Развитию искусства с 1900 по 1950 годы в России и Германии была посвящена грандиозная выставка, показанная сначала в Берлине, а потом в Москве. Она призвана была стать кульминацией европейских торжеств по случаю окончания второй мировой войны и отметить завершение XX века. Произведения для выставки отбирались из музеев и собраний всего мира. Для показа в Берлине акцент был сделан на русском искусстве, в Москве — на немецком. Поле взаимного притяжения и отталкивания двух культур стало объектом пристального внимания создателей этой экспозиции, давшей пищу для размышлений любителям и исследователям искусства. Публикуемая сегодня статья посвящена раздумьям об истории взаимоотношений двух культур.Выставка «Москва — Берлин» привлекла внимание европейской общественности к важной проблеме, а что, собственно, значили друг для друга две мало похожие страны, тем не менее всегда интересующиеся судьбою друг друга, иначе говоря, Россия и Германия, Германия и Россия... Некогда Берлин был славянским городом; потом Москву хотели сделать германским. История посмеялась над этим, унося в инобытие миллионы людей, так и не понявших, о чем порой идет речь. Конфликты двух наций решались на фронте, но никогда в культуре. В области эстетической Россия понимала Германию. Германия с интересом смотрела на восточного соседа. Иначе говоря, древние культуры могли и хотели идти навстречу друг другу. Об этом наша речь.
В ярославских фресках наблюдаются мотивы, позаимствованные из немецких гравюр; бояре пили иностранные вина из германских стеклянных и серебряных бокалов. Из нищей и разрозненной Германии, состоявшей из княжеств-земель, деловые люди устремились в «колоссальную», как было принято говорить, страну: делать деньги, жить и творить. Петр I дал им такую возможность, московское Лефортово стало образцом новой «иностранной» культуры. Там пили пиво, танцевали и пели; там люди были без боярских бород. Итак, принципиальное сближение двух культур началось; никто, правда, не знал, что сулит им это в будущем. Эпоха Просвещения вновь согласно философским лозунгам, что «все равны», заставила эти страны смотреться в свои национальные зеркала характеров. Есть определенные переклички в воззрениях Екатерины II и Фридриха II. Наконец, не стоит забывать о том, что династические браки всегда объединяли Россию с Германией. Студенты ездили в Лейпциг, заражаясь германским любомудрием, ибо Германия, больная местными раздорами, стала активно осмыслять сложные исторические процессы: наследница она Древнего Рима или нет. Россия уже давно объявила себя «третьим» Римом.
Эти поездки сделали немало. Канти Гегель зазвучали у всех на устах, хотя чуть позже. Вначале было влияние масонства. Мысль о Высшем Храме объединяла многих. «Свет Разума» масонских лож, привезенных в Россию из Дании и Германии, беспокоил императрицу; внутри этих обществ зрел заговор, что сказалось позже в восстании 1825 года. Екатерина II боролась с германским масонством, но слабо и вяло, понимая их супер идеализм. Павел I был масоном, молодой Александр I Благословенный — мистик России — также.
На территории нашей страны началась борьба многих культур. На это стоит обратить внимание. Англичане и французы приняли в ней активное участие. Встал серьезный вопрос: «Кто?» Наполеон Первый, выражаясь новым русским языком, «наехал» на Россию; страна, бывшая одно время «профранцузской», стала на дыбы.
Страна восстала. Германия в тот момент оказалась ближе: антинаполеоновская политика вольно-невольно объединяла. Культ родных руин, порушенных храмов и монастырей сблизил русского поэта Василия Жуковского и немецкого художника К.Д.Фридриха. Их переписка сохранилась. Оба мечтали о новом воссоединении искусств, где каждое из них
(пространственное или временное) жило мирно в одном универсальном пространстве. По-немецки это называлось «Gesamtkunstwerk». Романтики из Йены дали подобное название, объяснили его. И здесь произошло нечто непонятное и любопытное.
Русские художники, будь то Иванов, Щедрин, Лебедев, Кипренский, покинули родину. На чужбине, в Риме, они встретились с германской диаспорой; там и подружились. Они давали друг другу советы. Считалось, что Франция — «страна форм», Россия и Германия, которые отдали своих художников Италии, образцы духовности. Русская философия и поэзия от Жуковского и Одоевского до Тютчева и Пастернака воспитывалась в германских университетах. Русские любомудры, споря с славянофилами, пользовались лексикой Фихте, Канта и Гегеля. И тот, кто не знал немецкого языка и случайно не учился в Германии, думал об эстетике в «немецком стиле». Французская концепция Дени Дидро была побеждена. «Их» революция напугала многих. Так что 1789 год должен был, словно эхо, откликнуться или мистикой и русским богословием, или диалектикой «мирского» и «возвышенного». Профранцузские настроения Екатерины II закончились. В ее время значительных взаимоотношений между культурами России и Германии не наблюдалось. Германия и Россия ждали своего часа, чтобы сказать друг другу — < в диалоге культур — «да» и только «да».
Выходцы из Германии влияли на создание русской экономики, торговли и армии. Однако и в самой Германии возникает «мода» на русских. По общему германскому мнению «они» — странные, непонятные, загадочные. Успехи русской культуры поражают мир. Переводятся на иностранные языки Жуковский, Пушкин, Батюшков. Русская культура жадно впитывает инородную; идея синтеза Востока и Запада рождается в те времена.
Кончается эпоха романтизма. Россия и Германия всегда были романтичны, что, бывало, ссорило и воссоединяло. «Их» романтизм продолжается до наших дней. Русский критик В.Стасов вновь открывает Германию для русских. Он воспитан на немецкой эстетике середины XIX столетия; сочувственно ее цитирует. Одним из первых он заметил некоторую «параллельность» русского и немецкого реализма: тягу к религиозности, духовности, историзму. Уже в 1860-е годы русские художники, забыв о Париже, ездят в германские земли. Берлин в то время казался им скучен. Имперский город. Очень «вещественный», очень «перпендикулярный», очень официальный... Русским приглянулся Мюнхен — столица Баварии. Начиная с 60-х годов русские художники и критики стали «изменять» Дюссельдорфу, его академии. В каждом доме русских интеллигентов, начиная от аристократии до учителей провинциальных губерний, имелась репродукция картины А.Беклина «Остров мертвых». Марина Цветаева писала: «Германия — безумие», однако же и «мания». В Мюнхене был создан в конце века так называемый Сецессион — общество независимых художников. Там выставлялись И.Репин, К.Сомов, И.Шишкин, А.Бенуа, Н.Рерих, И.Грабарь, К.Коровин и другие. Более того, почти все крупные мастера Москвы и Петербурга прошли через мюнхенские школы, а многие там стали и преподавать. Активность русских породила некое представление о «русскизме» — вкладе в мировую культуру. В Германии стали переводить русских писателей и поэтов, преимущественно Ф.Достоевского, Л.Толстого, А.Чехова и В.Брюсова. Весь мир был загипнотизирован таинственностью русской души.
В мюнхенской артистической среде сложилась культура экспрессионизма. Отдельные участники бывшего объединения «Мост» уехали в Берлин из Дрездена к 1910 году. Новое объединение возглавил русский художник Василий Кандинский. Вместе с Францем Марком (кстати, у него родня проживала в Москве) он образовывает группу «Синий всадник». К 1912 году группа получает международную признательность. Характерно, что половина участников этой немецкой группы состояла из выходцев из России; немецкие мастера в это время стали часто ездить в Россию; многие из них выставлялись на выставках «Бубновый валет». Так что вновь художественные культуры Германии и России осознали свое родство.
Война 1914 — 1918 годов прервала развитие художественных связей. Однако, пройдя окопные муки и жертвы миллионов, впадая в нищету и «большевея», страны начали вновь сближаться в области культуры. Сближение это было странным. Часть русской интеллигенции в 1922 году была выслана в Германию, часть покинула родину самостоятельно. В Берлине проживала, помимо Парижа и Харбина, крупнейшая колония русских эмигрантов. Среди них были художники, скульпторы, поэты и писатели. Новое московское правительство печатало в Берлине, пользуясь дешевизной бумаги и полиграфических услуг, свои журналы, книги и газеты. Например, там издавался журнал «Вещь», который редактировали В.Маяковский и О.Брик, журнал «Арарат» и другие. Отдел ИЗО Наркомпроса наладил отношения с «левыми» группами революционно настроенной немецкой интеллигенции, например, «Ноябрьской» и «Рабочей». Благодаря их сотрудничеству удалось организовать несколько выставок нового русского искусства в Берлине и, что не менее важно, современного немецкого искусства в Москве, Ленинграде и Саратове в 1924 году. Выставка имела сенсационный успех. Русское искусство, где были представлены произведения Э.Лисицкого, К.Малевича и Д.Штеренберга, произвело громадное впечатление на немецкую публику; многие же эксперименты позднего немецкого экспрессионизма и «Новой вещественности» нашли отклик в деятельности ОСТа и АХРРа.
Затем вновь начались политические конфликты. Но некая параллельность судеб сказывалась и в искусстве. И в Германии и в России стали стремиться к неоклассике, монументальности и пропагандности. Тем не менее стрелки часов истории не стоят на месте. Об одной Германии мы знали очень мало, о другой — социалистической — чуть больше. С последней шел интенсивный обмен выставками, что имело положительное значение для каждой из сторон. Они «учились» реализму, мы — их экспрессионизму.
Ныне все изменилось. Многие русские художники живут и работают в Германии; в московских и санкт-петербургских музеях устраиваются выставки крупнейших мастеров Германии XX века, будь то К.Гюнтер или Й.Бойс. Так что диалог культур продолжается.
— Жорж Руо (1871-1958)
— Союзы безбожников благополучно существуют
— Выступление вице-президента Индии Шанкера Даял Шармы
— О происхождении российского герба
— Гласность Джавахарлала Неру