Просторная мансарда на Чистых прудах похожа на кабинет ученого — стерильная чистота, аккуратные стеллажи с книгами, фарфоровые фигурки из разных проектов расставлены на полках. Нарушить этот порядок рука не поднимается, но приветливый хозяин Гриша Брускин подбадривает: «Смело берите и переставляйте все так, как вам нужно. Мы же не в мемориальной квартире».
Пока фотограф расставляет на черном фоне гипсовые скульптуры, я заглядываю в огромный развернутый к стене холст, который оказывается фрагментом знаменитой работы «Фундаментальный лексикон». Этой осенью впервые за почти тридцать лет ее покажут в Москве — на выставке «В поле зрения. Эпизоды художественной жизни 1986-1992» в фонде «Екатерина». Перед нами вновь предстанут многократно повторенные одиночные белые фигуры, стоящие на холме на фоне горного пейзажа. Все это, по мысли художника, — архетипы идеологического советского мифа: военный, пионер, врач, больной, спортсмен, космонавт, колхозница, мать с ребенком, человек с гитарой и так далее.
Картина легендарная: в 1988 году на первых и единственных торгах Sotheby's в Москве трехметровый фрагмент этой работы ушел с молотка за фантастические по тем временам четыреста шестнадцать тысяч долларов. Для сравнения: «Ответы экспериментальной группы» Ильи Кабакова тогда заработали скромные тридцать восемь тысяч — миллионные рекорды и слава самого дорогого из живущих русских художников придут к нему десятилетия спустя. Кстати, другой фрагмент картины Брускина за пару лет до этого купил в галерее «На Каширке» знаменитый режиссер Милош Форман.
«Запад вдруг обнаружил, что, кроме медведей и красных комиссаров, в СССР есть оригинальное искусство, отличное как от соцреализма, так и от современного европейского и американского», — вспоминает Брускин, уехавший в Америку через пару недель после того знаменитого аукциона. С тех пор он живет между Москвой и Нью-Йорком. Там занимается живописью, здесь — скульптурой. «Так мне удобно, — пожимает плечами Брускин. — К тому же при создании скульптуры нужны помощники: кто-то делает арматуру, другой отливает гипс, — и они у меня есть как раз в Москве».
Главный источник вдохновения Брускина — книги: «Мне близка древняя метафора «Мир как книга и книга как мир». В основе моего искусства лежит образ книги. Как правило мои произведения состоят из множества отдельных элементов — скульптуры или картины можно сравнить со страницами книги. Только просмотрев все элементы, можно понять замысел — прочесть книгу. Я люблю работать и не очень люблю отдыхать. Если же меня все же забросит на какие-нибудь Багамы, предпочту валяться под пальмой с «Войной и миром» в руках. Получаю большое удовольствие от перечитывания русской классики. На Венецианской биеннале мне понравилась работа краснодарской группы Recycle».
А куда, по мнению Брускина, движется искусство в целом? «В эпоху модернизма искусство занималось последовательным саморазрушением. Этот «смертельный» процесс породил целый ряд прекрасных писателей и художников, без которых мы не можем помыслить наше время. И каждый раз, когда казалось, что наступил конец, искусство возрождалось как птица феникс».
Он и сам увлечен руинами. Его инсталляция «Коллекция археолога», которую до декабря можно увидеть в венецианской церкви Святой Катерины в Дорсодуро, имитирует археологические раскопки якобы давно похороненной советской империи. При создании этой работы художник сначала отлил фигуры в бронзе, затем в Италии закопал их в землю и через три года откопал, чтобы представить скульптуры в состаренном, покрытом патиной виде — «руины поверженной империи», «скульптуры-фантазмы, ни одна из которых не могла быть поставлена на площади или в парке».
«Это своего рода «игра в бисер». Ведь искусство — это игра воображения, — рассуждает Брускин. — «Фундаментальный лексикон» тоже задумывался как некое письмо в будущее, которое обнаружат спустя тысячи лет, и какой-нибудь умный ученый, как Шампольон, расшифровавший египетские иероглифы, прочтет его и узнает о том, как мы жили. Но получилось так, что будущее наступило раньше, чем я думал: я сам оказался человеком будущего. Поэтому с «Коллекцией археолога» мне захотелось отправиться уже в следующее грядущее. Эта инсталляция о том, как мифы рождаются, бытуют, умирают и снова живут после смерти».
Другая работа — цикл гобеленов «Алефбет. Алфавит памяти» — выставлялась этим летом в Фонде Кверини Стампалия. Это тоже своего рода «лексикон», но уже посвященный исключительно персонажам иудейской мифологии. «Текст и текстиль — однокоренные слова, и идея, что мир соткан, заставила меня заняться искусством гобелена. Я поехал во Францию, нашел мануфактуры, которые занимаются этим столетия, там сделали пробу, потом такую же пробу сделали в Москве, и представьте себе — здесь результат оказался несопоставимо лучше. Девушки, которые ткали гобелены здесь, на Чистых прудах, так вживались в эти образы, что перенимали выражения лиц тех персонажей, которых ткали. Процесс занял два года, одна мастерица успела за это время родить ребенка», — рассказывает Брускин.
Две темы — иудаизм и советский миф — являются ключевыми в его творчестве. «Мои первые шаги в искусстве были связаны с мифом об иудаизме. Потом захотелось выстраивать мифологический мир советских скульптур, который меня окружал, сравнить его с мифом об иудаизме, — продолжает художник. — Кисть винограда — это и символ Земли обетованной, и достижения советского народа в сельском хозяйстве. В какой-то момент я отрефлексировал эту картину как бесконечную, где количество играет роль качества. Не может быть коллекции из пяти бабочек, а вот тысяча красиво расположенных, подписанных насекомых — это уже коллекция, которой вы можете не только наслаждаться, но и многое из нее узнать». Это и есть его фундаментальный лексикон.
— Древнерусское искусство
— Леонардо да Винчи история творчества
— Кливлендский музей искусства (Картины и художники)
— Начинающим художникам посвящается
— Том Уэллинг: Ни слова о личной жизни!