Когда Николай Иванович начинал гулять, все в доме Андреевых становилось вверх дном». Конечно, какое дело критикам до того, что «жена человека» умерла, – но мне больно. имел «одну только тему, один интерес», все же эта тема распадалась у него на десятки других: трагедия мысли (в рассказе «Мысль»), трагедия добра (в драме «К звездам»), трагедия жизни (в драме «Жизнь Человека») и т. д. Что же касается того, что я представил Андреева «равнодушным субъектом», здесь, очевидно, шла речь не о его субъективном отношении к изображаемым «ужасам», а о том, что эти «ужасы» в последнее время нисколько не ужасали читателей и казались им нарочито придуманными. Но это, в то же время, призывает читателя к борьбе, к действию204.
Но если Вы обидитесь, я буду очень рад. В гимназические и студенческие годы Л. Андреев много, но бессистемно читал. В драме «Савва» герой Савва Тропинин возжелал разрешить проблему порочного мира единым взрывом, очистительным огнем и низвержением прежних культурных ценностей. Однако в традиционном понимании христианства в Бога не верил, оставаясь на позициях поиска истины и неприятия окончательных ответов.
Произведения, написанные в это время, отличаются от его более ранних работ. Еще меньше отклика могла найти мысль, которая вслед за В. Соловьевым овладевает Д. Мережковским – соединить Православие с Католичеством, восточный образ «богочеловека» и западный «человекобога». Почему же он сам не поедет туда. «Бог – это, по словам секретаря Л. Андреева, было отброшено как нечто чуждое.
Можно только догадываться, насколько жадное насыщение второсортными, а иногда и бульварными текстами «перегревало» воображение мальчика и какие смутные ощущения и представление о том, что такое «взрослая жизнь», рождали эти истории в его голове. В коллекции Омского музея находится одно полотно кисти Репина – портрет Леонида Андреева.
«Дама Шура» сообщила мне, что она украинка и угостила варениками. Герой в попытке поиска погибает: «О. Как и в последующем произведении «Савва», продолжающем мотивы богоборческого бунта, Сам Л. Андреев не раз подчеркивал, что для него в главное не «призыв к анархии», а «еще раз и еще раз трагическое жизни, тоска о светлом, загадка смерти» 105.
Дети от второго брака – Савва (1909–1970), Вера (1911–1986) и Валентин (1913–1988) жили с отцом постоянно, вплоть до его смерти (Андреев Л. Н. Его душа словно оттаивает. Но в кругах, к которым принадлежал Л. Андреев, к марксизму было принято относиться «иронически» 13.
От прижизненных: например, книги «Леонид Андреев: Жизнь и творчество» литературного секретаря и доброго приятеля Андреева – Василия Брусянина до вышедшей пару лет назад «Жизни Леонида Андреева», сей фундаментальный труд Леонида Рогова и Людмилы Кен – первая попытка научной биографии Леонида Николаевича. Исключительный же случай ничего не объясняет. Лишь в 1926 г. выпускается сборник избранных произведений Л. Андреева со вступительным словом А. Луначарского, а в 1930 г. издается сборник памяти писателя «Реквием». Так оно и было, с «радостного покоя» начиналось житье-бытье будущего «властителя дум». От тех времен у меня сохранилось несколько его писем, которые мне тяжело перечитывать. Осознавая острый духовный голод в России Ф. М. Достоевский устами героев своих произведений восклицает: «Гибель народу без Слова Божьего»50. Леонид Николаевич, очень красивый, черноволосый и смуглый, еще не успевший привыкнуть к своей неожиданной славе, повел меня через всю Москву в Литературно-художественный кружок, на Большую Дмитровку, где сразу же его окружили друзья, причем со многими он целовался – по московской привычке, что, помню, очень удивило меня.
Повествование, написанное в форме «жития», выражает, прежде всего, опыт личных переживаний автора, его собственной трагедии духа. Он избран.
Портрет был исполнен летом 1905 года в Куоккале, где Репин жил постоянно с 1903 года в собственном имении, названном им «Пенаты». Андреевские пьесы найдут свое продолжение в интеллектуальном театре и театре абсурда. Рубеж веков или «Серебряный век», весь насыщен контрастами и полемикой между художественными литературными течениями.
Забылся и сладковатый вкус соски: вложенного в тряпицу хлебного мякиша, канули в Лету нехитрые песенки двадцатилетней полуграмотной мамы-поповны «и еще минуты радостного покоя, тихой уверенности, что жизнь пройдет хорошо» – именно так вспомнит младенчество один из будущих героев Андреева – Сашка Жегулев. Я и на это не мог согласиться. В ту пору Леонид Николаевич относился ко мне с величайшим сочувствием. Одно время Андрееву приходилось даже голодать. Но, увы именно таких книг в круге чтения Андреева-ребенка и не было. По мнению комментатора и исследователя А. В. Богданова, отец Василий именно «неимоверным усилием воли отбрасывает (как ему кажется) даже свою возмущенную гордость, когда не с вызовом, как в первый раз, а с восторгом беспредельной униженности изгоняя из речи своей самое слово я, говорит: Верую. Иными словами: я пишу хорошо, когда моя личная жизнь так мучительна, что мне страшно о себе думать и страшно думать вообще» 221, – дает свое заключение Л. Андреев в своем позднем дневнике «S. O. S». С. 68).
Но – конечно же – эта книга далека от бульварного жанра. Можно ли такую чрезмерную душу тратить на граммофоны. «Мир как воля и представление» долгие годы была для него настольной книгой. Так его и простили». Он не переставал пить, но потребность в стимулянтах выразилась главным образом в быстро сменяющихся увлечениях, которым он предавался: то он был моряком, то художником, – и все, что он делал, он делал «на выход»: он любил грандиозное и в жизни и в литературе. Зрительный зал взорвался аплодисментами.
Понятное дело, столь завышенный критерий выводил из круга чтения мальчика копеечные издания «Народной библиотеки» : «Детство» Толстого, «Капитанскую дочку» Пушкина, гоголевскую «Шинель», зато «часто, увлеченный необычной ценою книги, он выписывал какие-то научные труды, непосильные и взрослому», – с иронией вспоминал младший брат писателя. И его огромный кабинет казался в тот вечер очень маленьким и его речь захолустной. Огромное впечатление произвело на него "В чем моя вера" Толстого. Почему же вы живы, когда он мертв.
Бунт чаще бросает вызов, чем отрицает. Соловьев первый пробивал пантеистическое одеяние моей юности и давал толчок к вере»114.
Но истина не может быть понятной для большинства. Присутствие душевной «трещины», впрочем, думаю, так никогда и неосознанной, действительно имело место у Андреева-старшего и это подтверждается многочисленными свидетельствами о его тяжелом запойном пьянстве.
«Некоторые темы раннего Андреева (прежде всего, тема одиночества человека), а также жанровые особенности рассказа, – как подчеркивает литературовед А. Г. Соколов, – (рассказ-аллегория, рассказ-исповедь) связаны с традицией Гаршина. Д Философов, например, считал, что атеизм помешал писателю понять правду символизма, отчего «соединение» символического метода с атеизмом, какое критик увидел в его произведениях, приводило к появлению «картонного символизма».
Его сразу приветствуют как надежду нового реализма и достойного младшего брата Горького. Такие маленькие»62. Богданов А. В. Между стеной и бездной // Собрание сочинений: В 6 т. Т. 1. Начнем с последних: «И случилось это на седьмой год его благополучия, в знойный июльский полдень», – читаем мы на первых страницах повести116. Ранее он хранился в галерее известного коллекционера И. Е. Кто этот некто, я в ту пору не знал.
Иногда, зло как иррациональное начало воплощается в эмоции – смех идиота в повести «Жизнь Василия Фивейского»137. Более того: в рассказе «Кусака» героем является собака ибо все живое имеет одну и ту же душу, все живое страдает одними страданиями и в великом безличии и равенстве сливается воедино перед грозными силами жизни. Да и откуда было взяться зерну. В революционно-освободительном движении ведущее место начинал занимать пролетариат.
После ужасного пожара, уничтожившего дом и погубившего ее мать, Настя уезжает «без радости и горя она была довольна, что мать умерла и жалела только, что не пришлось сгореть идиоту» 129. Терпишь. Так зачем же всю жизнь мою ты держал меня в плену, в рабстве, в оковах. Он и сам становился на время евреем.
Подобное сопоставление не всегда корректно и не позволяет достоверно судить о многом. А в саду, вероятно, уже работают – эх, черт бы подрал этот Рим».
Козловский видит проблему фатализма, рока Л. А. И поразительно: когда он создавал своего Лейзера, еврея из пьесы «Анатэма», он даже в частных разговорах, за чаем, невольно сбивался на библейскую мелодию речи.
Доброву, мужу родной сестры не было случайным. Первые произведения Л. Андреева были продолжением традиций демократического реализма.
Исследования и материалы. Проблема состоит именно в том, что в попытке «совладать» с судьбой герои произведений терпят поражение. Вот, что пишет К. Чуковский: «Я был болен и утратил способность работать. Апофеозом семейной разобщенности являются отношения дочери и родителей в рассказе «Молчание» (1902). Рассказы 1898–1903 гг.
Независимый и неукротимый нрав Андреева-старшего в пьянстве проявлял себя в полной мере: «хозяин любил пошутить: то заснувшего гостя пришьет к тюфяку, свяжет ему руки и, внезапно разбудив, заставит бегать по комнатам, то, взобравшись на крышу изо всех сил примется барабанить по железу изображая грозу». В заключение, можно сказать, что Л. Андреев несомненно обладал религиозностью мышления, своеобразно отражая в эстетико-философских взглядах и творчестве свои поиски и метания. И, наконец, для воплощения своих субъективных «впечатлений» от реальной действительности Л. Андреев использует уже известные, традиционные образы – преимущественно библейские, евангельские – рассказы «Елизар», 1906, «Иуда Искариот», 1907 и другие. – Знаю о чем ты думаешь.
Не стану судить. Про Креженцева хорошо бы мог сказать А. Камю: «для него существует ответственность, но не существует вины»245. «Анатэме» (1909), – свидетельствуя как о состоянии эпохи, остро нуждающейся в переменах и новых ценностных ориентирах как в духовной так и в светской жизни, но также свидетельствуют и о внутреннем философско-мировоззренческом настроении самого автора. Но бывает скверно.
Иногда это казалось особенно странным. Но еще раньше на этот путь стал сам автор повести. Но еще более щемящую жалость вызывал он во мне в годы войны. Владимир Короленко также остро откликается на это произведение, отмечая доминирование фатализма, пессимизма, неверия в разум и всеобщее благо как личностные характеристики Леонида Андреева, выразившего себя в символических образах повести. Последние работы Арабова – «Фауст» Александра Сокурова, «Юрьев день» Кирилла Серебренникова, «Полторы комнаты» Андрея Хржановского, «Чудо» Александра Прошкина, «Орда» Андрея Прошкина. Не знаю, Корней Иванович, как Вы отнесетесь к этому письму.
Розановым и публицистом Д. В. Философовым добиваются разрешения у Синода учредить в Петербурге «Религиозно-философские собрания». В рассказе «Мысль» доктор Керженцев, убивая писателя Савелова, несомненно, повторяет «опыт» Раскольникова из романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». Туда не смела заглянуть его человеческая, все еще слишком человеческая мысль. Но как часто письма, факты, многое другое убеждают меня, что я прав в своей догадке»238. Избиение беременной жены пьяным чудовищем-мужем возникнет еще не раз: «выкинула» первенца после побоев пьяного мужа и мать Сашки Жегулева. Поиск правды истины о мире, смысла существования и смерти, последнего критерия для оценки добра и зла своеобразно отразился в повести «Жизнь Василия Фивейского». Характерными чертами распада духовного менталитета стали отставки и «бунты» священников Православной церкви.
Но, по всей целости, герой Л. Андреева интегрирован как из мировоззрения писателя, так и из его душевных настроений. Рассказы «Он», «Призраки», «Мысль» и, наконец, повесть «Жизнь Василия Фивейского». Во всяком случае для автора, не желающего принимать на себя ответственность за глупость героев, – самый удобный исход – сводить их с ума»229. С первых же дней выхода в свет повести Л. Андреева «Жизнь Василия Фивейского» она вызвала живейший интерес и отклики как среди современников автора, так и более поздних критиков и исследователей творчества писателя. А черт меня знает, куда.
Как впоследствии вспоминал А. Блок, «что везде неблагополучие, что катастрофа при дверях, – это я знал давно, знал еще перед первой русской революцией и вот на это мое знание сразу ответила мне Жизнь Василия Фивейского» 34. Эти скрытые начала заметны и в поведении денщика Кукушкина и в складе характера гимназиста Сашки («Ангелочек») и в настроениях мальчиков из «Петьки на даче» и в переживаниях машиниста Алексея Степановича («На реке»). Периоды, диктуемые им, были подчинены музыкальному ритму, который нес его на себе, как волна. Тут не литература, а приоткрытие нового в философии и религии.
С церковными публицистами был солидарен Н. Я. 154 Этот мотив подчеркивается литературным отзывом одного из современников: «читая ее (пьесу «Анатэма». Когда же он писал Сашку Жигулева, в его голосе слышались волжские залихватские ноты. Особый интерес представляют статьи рецензентов, среди которых были священнослужители Православной Церкви (сборник «Знание», 1904 г. ). Она сказывалась буквально на каждом шагу.
2) Д-р мед. 192 Подобным доказательством в пользу рассудочного поиска истины героями андреевских произведений может служить образ Анатэмы из одноименной пьесы: «Не потому, будто бы, Анатэма – заклятый, что он жаждет Истины, а потому, что он не имеет в себе иного органа для приобщения к царству Истины, кроме ума Итак, жаждущий высшей правды, снедаемый, подобно демону Пушкина и Лермонтова, тоскою о святых добра, Анатэма оказывается теперь уже олицетворением рассудочного начала в человеке» (Гуревич Л. Литература и эстетика: критические опыты и этюды. Именно это бессилие помочь чем-либо себе и другим усугубляет драму Василия Фивейского, заставляя его гневно подымать кулак в «бесстрастное небо»198.
– И, грозя пальцем кому-то, крепко потирая висок, улыбался. «Шарманщик, перемени же валик. » – писал я, обращаясь к нему. И тем не менее, сжившись за эти годы со своим героем, отчасти почувствовав, что представлял собой его характер и более того – получив от него некий знак – сон про «адмиральских белок», – я делаю попытку интерпретировать эту странную, полную загадок и приключений – жизнь, такую яркую и блестящую и такую болезненную и хмурую – душу. Как вспоминают дети, был и он увлеченным книгочеем, частенько выросшему Ленуше приходилось часами томиться, выжидая, пока отец отложит очередную «серию» «Новых приключений Рокамболя» И порой возможность «вцепиться» в книжку самому представлялась лишь глубокой ночью. Но и в этом «мистическом» настрое сам Л. Андреев обнаруживает свое непостоянство и противоречивость: «Каждую свою вещь, – утверждает писатель, – я хотел бы писать под новым именем.
Там сейчас плотники и пейзаж, стало быть, не лишен оживления. У Иова дети гибнут, но эта потеря восполняется под конец повествования. Персонажи и события почти не домысливались. По словам Андреева, рассказ был подражанием Диккенсу, однако молодого автора заметил Максим Горький, который и пригласил Андреева в книгоиздательное товарищество «Знание», объединяющее многих молодых писателей.
М. : Русская мысль, 1912. Конечно, не за себя я опечалился – сказанное Вами об «Океане» и обо мне абсолютно не касается ни меня, ни «Океана», а говорит о ком-то и о чем-то другом опечалился я за Вас, так как в течение долгого времени я упорно сопротивлялся всем жестоким нападкам на Вас, верил в Ваш ум, честность, талант и писательскую судьбу. В старших классах гимназии начались любовные увлечения Андреева. Вскоре, во время своей первой поездки в Москву (1903), я посетил Леонида Николаевича в его квартире на Большой Грузинской, познакомился с ним, с его милой женой, «Дамой Шурой» (как прозвал ее Горький), видел в детской колясочке его первенца Вадима, которому было тогда месяцев пять или шесть. Человек.
Русская литература развивалась в сложных условиях надрывных настроений «конца века», атмосферы реакции, политического и психологического гнета. Выбирая героя, тонкую впечатлительную натуру, сочетающую в себе вкус к искусству наряду с острым чувством справедливости, нетерпимостью ко злу, автор придает всему сюжету особую выразительность и социальную остроту, передающую боль и чаяния целого поколения, страдающего муками кризиса буржуазной эпохи (например, рассказ «Художники» 1879) 17. Доктор Прибытков диагностировал у писателя тяжелую неврастению, подчеркнув, что болезнь следует «считать неизлечимой () всякие психические и нервные потрясения для него, безусловно, не только вредны, но и опасны». Андреев жил в Куоккале в Финляндии, где построил претенциозный дом в стиле «модерн». Доктор Креженцев не раскаивается в своих поступках, но и не отказывается от них.
– Т. А. ), улавливаешь что-то знакомое и вдруг вспоминаешь другое его произведение: «Жизнь Василия Фивейского». Сама фигура, не говоря уже о творчестве Леонида Николаевича, располагает к «сильным» решениям, взаимоисключающим идеям именно вот таким образом Леонид Андреев – сегодня одна из самых «диссертационных» персон в русской литературе. Разве это порядок, чтобы у духовного лица жена запоем пила, без стыда, без совести.
Вообще, что касается символистов кружка Д. Мережковского, то все они как бы повторяют слова своего идейного вдохновителя: «О Боге Андреев не первый задумался в русской литературе, которая эти думы, можно сказать, всосала с молоком матери. Апофеозом этого и стала повесть «Жизнь Василия Фивейского». Главным действующим лицом рассказа «В темную даль» писатель сделал молодого человека, психологически и социально родственного тем литературным героям рубежа XIX — XX вв., через биографию которых многие писатели раскрывали процесс «выламывания» личности из породившей ее сословно-классовой среды, разрыва с нею и ухода в противоположный стан. Андрееву довелось жить и творить в одно время с Львом Толстым, А. Чеховым, А. Блоком, когда в литературу уже вошли А. Серафимович, В. Вересаев, Скиталец, Ю. Бунин, А. Куприн, когда на литературном небосводе засверкала звезда молодого Максима Горького – и его голос, его авторское «я» отнюдь не затерялось в этом блистательном созвездии великих имен. Карьера Николая Андреева двигалась бойко.
Однако ключевым моментом становится принципиальное различие двух сюжетов: на тягостные вопрошания Иова (главы с 3-ей по 37) о смысле постигших его несчастий, Бог дает ему ответ «из бури» (главы 38–42). «При внешнем таланте изображать события и душевные состояния, – писал В. Брюсов в связи с появлением «Жизни Василия Фивейского», – Л. Андреев лишен мистического чувства, лишен прозрения за кору вещества. Левый глаз у нее был выбит каблуком». Не помню, что ответил я на это письмо помню только, что оно не помешало нам очень дружелюбно встречаться в Москве и потом в Петербурге. Трифон, один из героев повести «Жизнь Василия Фивейского» рассказывая на исповеди детали абсолютного им надругательства над ребенком просто-таки смакует подробности и наслаждается содеянным127.
В ту пору он углубленно постигал сочинения Д. И. Писарева, потом философский трактат Л. Н. Толстого «В чем моя вера. ». В Москве, по словам самого Андреева: «материально жилось лучше: помогали товарищи и комитет»2. Его «Я обвиняю. », страстно направленное против уклонений и ослабления позиций православия было типичным для статистики всех «Собраний» общества.
Иначе к чему нам Бог. Л. Андреев не искал правды в Библии, он искал ее в обществе, но обнаруживал в нем лишь кризис духовенства и неспособность интеллигенции утвердить жизненные ориентиры. Упреки Елифаза, Вилдада и Софара, усматривавших причину бедствий, постигших Иова в каком-то тайном грехе: «Верно злоба твоя велика и беззакониям твоим нет конца» (22:5)118 перекликаются с осуждением о. Василия: «Нестоящий он человек. В одном из писем он отмечает: «Как раньше, так и теперь, стою в убеждении, что главный камень его творчества (который отброшен за ненадобностью) – мистический опыт Человека. Символом зла выступает и туман: «Он словно давится желтым, отвратительным туманом, который угрюмо и властно ползет в комнату, как бесформенная желтобрюхая гадина» 134 и грозовые облака: «впереди тяжелая и черная, как мрак, принявший формы, надвигалась грозовая туча. Общее настроение богоборчества, картины отчаяния, пессимизма, душевного и физического страдания объединяют героя библейской истории и образ приходского священника.
Как человек, часто меняющий адреса, повзрослевший Андреев приобрел придирчивость по отношению к месту обитания, оставляя иронический, саркастический или же восторженно-романтический его «портрет» в письмах и дневниках как художник сделал пространство своим непременным союзником. Ситуации бреда и зрительных галлюцинаций были знакомы Л. Андрееву из собственной жизни. Оценивая тьму своей души, Л. Андреев признается: «я неизбежно должен был бы в скором времени лишиться рассудка Я поймал Дьявола, проглотив его, но он жив во мне»222. Тем более, что «первым моментом» его сознательного отношения к книге стало, как он напишет в автобиографии, чтение Д. И. Писарева.
Поиски многообразия форм и новых средств выражения авторского миропонимания привели его к экспрессионистическим приемам письма. Склонности к политической активности Андреев не проявлял отношения же с орловским землячеством поддерживал (за что попал под надзор полиции): вместе с другими "стариками", приходившими на общие конспиративные собрания, высмеивал "реформистов" изучавших и пропагандировавших Маркса. Однажды в беседе с Л. П. Гроссманом Л. Андреев скажет о Ф. М. Достоевском: «Я считаю себя его прямым учеником и последователем» 36. Это ощущается в таких произведениях как «Стена», где люди бьются о неприступность и неумолимость безгласной и равнодушной к их судьбам стене, это стук в «запертые двери» в рассказе «Призраки» 88. Это брат я хорошо напишу. Герой более поздней пьесы «Океан» (1910), крайний индивидуалист с претензиями на сверхчеловека Ницше, хочет освободиться от законов и норм общества, что выливается в поиски нового Бога и новой морали.
происходит знакомство советского читателя с литературным наследием Л. Андреева. Один ты. Он принял приглашение, простодушно уверенный, что все слухи о «темных деньгах» – клевета.
Самым, пожалуй, значительным произведением этого периода стал «Иуда Искариот», в котором Андреев переосмысливает известный библейский сюжет. «Одно окно выходит в стеклянный коридор идущий вдоль всего дома и кончающийся парадным крыльцом другие четыре окна выходят на улицу – немощеную, тихую улицу, с большими садами и маленькими мещанскими домишками», оно выводило мальчика на просторы сада, где «в осенние темные ночи их ровный гул наполнял всю землю и давал чувство такой шири, словно стен не было совсем и от самой постели, в темноте, начиналась огромная Россия». С. 136). — М., 1985).
Такое противоречие во мнениях можно объяснить следующим образом. Как художник-психолог исследующий «души» своих «униженных и оскорбленных» героев, он глубоко изучал писательский опыт автора «Преступления и наказания». Что такое сама правда в устах предателей. Когда вышел альманах «Знания» с повестью Андреева, я привез эту повесть моему отцу, близко в течение многих лет знавшему двойника о. Василия.
Этот человек удивлял меня плодовитостью фантазии, цепкостью воображения. Такой реализм безвозвратно умер в русской литературе. Это были счастливейшие годы в жизни Андреева. Поселившись в Пушкарной слободе, родная бабушка и приемный дедушка будущего писателя вырастили Николая Андреева и даже выучили его, что называется, «на медные деньги» в городском трехклассном училище и, более того, отдали затем в землемерно-таксаторские классы при Орловской губернской гимназии, которые он и окончил в 1867 году.
(Как известно, Л. Андреев изберет для своей повести «Жизнь Василия Фивейского» историю из жизни восставшего против бессмысленной обрядовости и церковного чина одного такого священника – отца А. И Аполлова. ) Архимандрит Михаил, ректор Казанской Духовной Академии, являясь яростным противником всяческой «свободной» мысли, вел отчаянную борьбу с интеллигенцией за чистоту веры.
Даже внешние черты и события его жизни повторяли судьбу Василия Фивейского, начиная с семейной жизни. 123 В одной из своих масштабных и глубоких последних пьес – «Собачий вальс», оконченной в 1916 г., писатель вновь, с обостренной полнотой раскрывает тему смысла жизни человека и его одиночества в этом мире. В это же время появляется течение писателей, призывающих к уходу от выражения общественных интересов, призывающих к поклонению красоте, «чистому искусству». События 1900–1905 гг. К концу 80-х – началу 90-х гг.
Вполне объяснимо, что именно в это время стали привлекать к себе внимание идея ницшеанского культа «сверхчеловека» и права сильного на попирание слабых. Что ж, к счастью, семейные предания Андреевых не оставили столь безобразных картин пьянства в семье самого Ленуши и хочется надеяться, что рассказ «Весенние обещания» не имеет отношения к жизни его отца, однако подобное частенько происходило за окном и – как пожар – всегда могло перекинуться и на андреевский – такой надежный с виду – дом. Я был болен и утратил способность работать. В ранних произведениях фельетонах и рассказах, посвященных главным образом религиозным, пасхальным темам – «Праздник», «Когда мы, мертвые, пробуждаемся», возникают настроения «глубокого блаженного чувства единения между собой и Богом»61. Теоретические корни символизма как общеевропейского движения восходят к немецкой идеалистической философии – к сочинениям А. Шопенгауэра («Мир как воля и представление») и Э. Гартмана («Философия бессознательного» 1865), к художественному творчеству Э. По и Р. Вагнера они также восприняли идеи Ницше.
Во многих произведениях этот образ приобретает функциональный характер – олицетворяет те подспудные силы, которые выталкивают героя из общего миропорядка: например война в рассказе «Красный смех» нарушение социальных связей в произведении «Вор», трагизм личных взаимоотношений рассказ «Смех», – и, наконец, злой рок, болезнь и смерть в повести «Жизнь Василия Фивейского»: бессмысленно-жуткий смех идиота и мистический «хохот» в ответ на попытку воскресить мертвого138. Вместе с тем, символисты (Философов, З. Гиппиус, В. Брюсов)7 удивлялись не мистическому, а какому-то грубо-материалистическому изображению сюжетов Андреева. Они тогда только-только выбрались из нищеты: землемер-таксатор Андреев получил место в банке, приобрел дом и начал обзаводиться хозяйством. Этим и воспользовались прожженные жулики, которыми в то время буквально кишел Петроград. Самое большое, самое важное предстояло перед ним и называлось оно – чудо.
Но сам героизм попыток бунта обоснован и призван вызвать сочувственное отношение210. Он разбогател. Слово «смерть» он произносил особенно – очень выпукло и чувственно: смерть, как некоторые сластолюбцы – слово женщина.
Ему нужно было постоянное возбуждение. Но каждый из них видел этот путь по-своему. По словам Горького, он «изображал жизнь людей как процесс, страшный отсутствием в нем смысла и видел человека существом, которое занято главным образом раздумьями о своем ничтожестве перед лицом Космоса». Какую помощь мог получить.
Зачем. По мнению символистов, устами поэта говорит глубокая истина самой жизни.
«Дама Шура» умерла, он мучительно страдал от одиночества, мы много бродили по взморью и тем же летом я познакомил его со своей давней приятельницей Толей Денисович, которую знал чуть не с детства (в нее был когда-то влюблен, десятилетним гимназистом, Борис Житков), она познакомила Андреева со своей старшей сестрой, на которой он как-то внезапно, чуть ли не через неделю, женился. Сам Л. Андреев подтверждал откровенное присутствие своего «я» в творимых им образах героев: «Никогда не пишу я нарочно о том, чего сам не пережил и не перестрадал и если вещи мои нравятся, то так как они искренни – то есть правдиво выражают меня»236. Учился в Орловской классической гимназии (1882-91) и, по собственному указанию в небольшой автобиографии, "учился скверно, в седьмом классе целый год носил звание последнего ученика и за поведение имел не свыше четырех, а иногда три". Он его прочел еще в юности и шопенгауэровский пессимизм пришелся ему по душе» 81.
«Жизнь – страшная и непонятая вещь», – в этом тяжком признании молодого Андреева (недаром он трижды пытался покончить жизнь самоубийством) обнажены затаенные корни его глубоко трагического мироощущения, которое сформировалось в значительной мере под воздействием пессимистических идей А. Шопенгауэра и Э. Гартмана. Отчетливо это видно в рассказе «Губернатор». Постигая и по-своему понимая подоплеку «Жизни», Горький воспринимал художественный образ, созданный Андреевым, критически. Черты экспрессионизма можно ясно увидеть уже в таком относительно раннем произведении Андреева, как повесть «Жизнь Василия Фивейского». Но именно такого «чувствования» Бога и у Василия Фивейского и у его создателя определенно нет.
Ведь по выводам известного религиозного мыслителя Льва Шестова, «единственный выход там, где для человеческого ума нет выхода. Лишь после его смерти мне стало известно, что деньги были посланы им. Для возможного и людей достаточно»249. Здесь чувствуется некое сомнение Л. Андреева в благости Бога: «Но глубокой фальшью звучит это сочетание идей у Л. Андреева, прошедшего через все бездны духовного нигилизма, не имеющего в душе никаких пережитков правоверной догматики, но не сумевшего при этом освободиться от гипноза великого художественного образца, который в философском отношении, должен был утратить для него всякий смысл»155.
Четырьмя окнами дом смотрел на 2-ю Пушкарную улицу, куда, кстати, смотрит и по сей день. Но, как отмечал М. Горький, несмотря на то, что «читать Л. Н. не любил и, сам являясь делателем книги – творцом чуда, – относился к старым книгам недоверчиво и враждебно равнодушный к фактам действительности», тем не менее, «был талантлив по природе своей, органически талантлив, его интуиция была изумительно чутка. » 122. Писатель с восторгом приветствует первую русскую революцию, пытается активно содействовать ей: работает в большевистской газете «Борьба», участвует в секретном совещании финской Красной Гвардии. Что ж, весьма возможно, что образование Николай получил именно благодаря своему «греховному» зачатию и частично – на средства помещика Карпова.
Отец не только купил эту землю – как сказали бы теперь, в престижном районе – практически рядом с берегом маловодного, но красивого Орлика, – но тут же и снес корявый солдатский домишко, возведя взамен «Андреевские хоромы» – на каменном фундаменте, десяти комнат с широченным коридором, одноэтажный, крашенный в зелень и украшенный резьбою просторный дом. Конечно и красиво и гордо и внушительно, но конец где. Но с каждым новым потрясением, внутреннее напряжение героя усиливается, как видно из повествования: «И горьким оно стало ибо впитало в себя всю печаль несбывшихся надежд, всю горечь обманутой веры, всю пламенную тоску беспредельного одиночества» 172. Он отказывается от экзальтированных скачков в Бога. Это, скорее, метафизический бунт автора против абсурдности существования. Перебивают друг друга противоположные идеи, рвутся мысли, путаются характеристики» (Гуревич Л. Литература и эстетика: критические опыты и этюды.
Она не могла не заметить в рассказе В тумане влияния своего мужа. Дерзая протянуть к ней руку, он обречен всю жизнь мучиться тоской по окончательной уверенности, по поиску абсолюта и запредельного знания, познания «запретного плода». Но вот как быть со столом – я не знаю. Стародум, подчеркивая, что «Жизнь Василия Фивейского» – это «надругательство над священником, над его саном, над его семейной жизнью, над его горем, над его сомнениями, над его горячею верою и над Верою вообще»5.
Но, просматривая круг чтения Андреева, невольно приходишь к мысли, что книги эти, возможно, расшатав неокрепшую душу ребенка, весьма существенно и своеобразно повлияли на становление художественного «я» будущего автора «Голода» и «Красного смеха». рисованием. В ранних произведениях Л. Андреева проявляется много тенденций модернизма. Изображаемый писателем «средний» и «маленький» человек нигде так не одинок, как в большом, многолюдном капиталистическом городе.
Мне не важно, кто «он» — герой моих рассказов: поп, чиновник, добряк или скотина. В это же время Л. Андреев начал писать стихи. Рассказ «Смех» (1901) вскрывает с острым выражением противоречивую сущность человека, обреченного таким образом на непонимание и внутреннее одиночество.
— «Современная психиатрия», 1915, 5, с. 223–250 Д-ра Янишевского А. Е. Герой рассказа Леонида Андреева «Мысль» с точки зрения врача-психиатра. «Стена» может олицетворять всевозможные несчастья, подстерегающие человека: бедность, болезни, войны, страдания, пороки, стихийные бедствия.
Как-то в Райволе, отъехав вместе со мною от берега на баркасе «Хамо-идол», он рассказал мне сюжет своей пьесы «Океан», которую собирался в то время писать. Ни мысли свободной. Символ есть выражение «безграничной стороны мысли», – утверждал Д. Мережковский.
С 2001 года до последних дней Мстислав Ростропович был почетным президентом оркестра I Solisti di Pavia. Важнейшим шагом в идейно-творческом развитии Л Андреева как художника было создание незадолго до революции крупнейшего в идейном и художественном плане произведения – «Жизнь Василия Фивейского».
Именно поздний Л. Андреев пишет такие глубоко психологические рассказы, как «Цветок под ногою» (1911), «Герман и Марта» (1914), «Два письма» (1916). К Богу обращаются за невозможным. По убеждениям другого религиозного писателя Вернера И. И., подлинная вера – это «чувство общения с Божеством, приближения к Нему, слияния с ним», «живое чувство Божества», «живое общение с Богом», а «сущность христианства в мистической близости с Богом»250. Драма героя происходит в самом рассудке, в рамках его же собственной мысли.
Мировоззренческие ценности и установки Леонида Андреева художнически воплотились в «Жизни Василия Фивейского», где с особой остротой представлено трагическое несоответствие между взыскующем смысла духовным началом человека и бессмысленностью враждебного ему злого мира. Его проси. Но продолжение этого состояния отнюдь не порождает героические усилия в реальном преодолении и «подвиге» героя, а оборачивается попыткой «чудесного» решить проблемы, к тому же не изменить состояние плохой и страдальческой жизни ибо это невозможно, а придать тот смысл, который может уберечь и помочь устоять людям в бедах207.
И первый рассказ «Баргамот и Гараська» Л. Андреева, который открывает его собственно творческую биографию и вводит его в большую литературу, не обманывает таких ожиданий. Как указывает на это исследователь В. Воровский: «Редкий писатель, особенно из современников, способен в такой мере подчинять чисто художественные задачи задачам публицистическим». Он сочувственно относился к тем, кто посвятил свою жизнь революционной деятельности и к тем, кто стал жертвой утилитарного и меркантильного строя эпохи. Отдельными изданиями она вышла также в Мюнхене, в 1904 г. и в Петербурге, в 1908 г. 95 Ранние редакции сохранились под названиями «Жизнь отца Василия Чагина»96, «Три жизни (повесть о горделивом попе)», «Жизнь Василия Предтеченского». Но они едины еще и в другом, в своем порыве бунта.
В 1906 г. умерла первая жена Андреева, он женился во второй раз, но никогда больше не обрел прежнего счастья мрак и пустота воцарились теперь в его жизни, как и в творчестве. Это было ему к лицу, он словно рожден был для этого. Мне важно только одно – что он человек и как таковой несет одни и те же тяготы жизни. Именно по окончании этого, раннего периода творчества, по словам В. В. Воровского, «начинается тенденциозное творчество когда художественный талант автора становится рабом его публицистической мысли»83.
Анастасия Николаевна, урожденная Пацковская, хотя и происходила, как полагают из обрусевшего и обедневшего польского дворянского рода, была женщиной простой и малообразованной. Александра Михайловна всеми силами стремилась освободить мужа из заключения, аргументируя опасность пребывания под стражей медицинскими показаниями. Так первенец обеспечил бессмертие дому, который построил его отец. Очерчивая фигуру Всеволода Михайловича Гаршина (1855–1888), влияние которого значительно скажется на творческих исканиях Л. Андреева, следует отметить, что это был один из самых гуманных писателей России, мотивы произведений которого утверждали непреходящие ценности человечности и сострадания.
Примириться же с удручающей мыслью, что, осуждая его «Океан», критика принципиально права, было для него невозможно. СПб., 1910. Писатель подвергался всевозможной критике и упрекам за «демонизм» и «мракобесие», уклонение в символизм и модернизм.
Лейбовича Герзони (1872). В дальнейшем этот пессимизм был усугублен в период наступления реакции, в 1906–1910 гг. Тут у Андреева был великий талант: он умел бояться смерти, как никто. Соглашаясь с моей ранней догадкой, что любимые его герои – обще-люди, лишенные каких бы то ни было конкретных особенностей, он тем самым признал неизбежность таких произведений (в то время еще не написанных), как «Жизнь Человека», «Черные маски», «Царь-Голод», где типичность отдельных людей пренебрежена и отвергнута, так как ее заменяет типичность их общей судьбы.
В Петербурге пробовал писать свои первые рассказы, однако из редакции, как Андреев вспоминает в своих мемуарах их вернули со смехом. Несомненно и «Зверобой или Первая тропа войны» и «Оцеола» Майн Рида, как и научно-фантастические романы Жюля Верна – качественное приключенческое чтение именно для подростков и, кстати, всякий читатель может почерпнуть там исторические или даже научные знания, однако воспитательная составляющая этих книг сведена к минимуму, во всяком случае – бледновата по сравнению с волнующей фабулой. Как подчеркивает известный австрийский психолог и психиатр Виктор Франкл, человеку важно знать, что страдания его не бессмысленны: «У кого есть Зачем жить, может вынести почти любое Как», другими словами: «Если у человека есть основание для жизни, он вынесет почти любые ее условия» 159. Он почему-то был твердо уверен, что я буду сотрудничать с ним в «Русской воле», когда же оказалось, что это не так, он обратился ко мне с просьбой оказать ему техническую помощь в организации одного из отделов газеты.
– грозно крикнул поп и, сорвавшись с места, быстро заходил по комнате. Не знаю почему, всякий раз, как я уезжал от него, я испытывал не восхищение, а жалость. Показательной реакцией на повесть в этом плане будет отзыв церковного публициста Ф. Белявского в статье «Вера или неверие. », где автор осуждал героя повести за «гордое настроение ума», которое противоречит христианскому принципу смирения верою. С. 81).
Иногда его появление прекращало бой когда же это не оказывало должного впечатления, он врезывался в толпу и своим личным вмешательством прекращал драку». Сегодня книги его снова интересуют читателей. Каждое утверждение веры у главного героя произносится с надрывом: «И точно кому-то возрожая, кого-то страстно убеждая и предостерегая, он снова повторил: Я – верю»183, «И далеко за селом, за много верст от жилья, прозвучал во тьме невидимый голос, он был надломленный, придушенный и глухой, как стон самой великой бесприютности. Когда же он писал «Сашку Жегулева», в его голосе слышались волжские залихватские ноты. 5 декабря 2013 года в Йоханнесбурге в возрасте 95 лет скончался Нельсон Мандела.
Наряду с этим он обличал высших иерархов за разного рода «попустительства» и «смягчения» к мысли в церкви. Вот таким образом здесь будет уместно сказать лишь о внешней стороне его творчества. Помню, однажды вечером он удивил меня бесшабашной веселостью.
Так как Скиталец наравне с Леонидом Андреевым сотрудничал в сборниках «Знание», Андреев счел своим долгом вступиться за товарища по общей работе, хотя впоследствии и сам признавался, что считает стихотворение Скитальца плохим. Талант Леонида Андреева достиг расцвета в эпоху первой русской революции. М. : Сов.
Житель Пушкарной улицы во время пасхального обеда начинает вдруг плакать. Можно конечно же подойти к своему делу умственно: холодно и научно препарировать душу и судьбу своего героя или же воспользоваться чьей-то концепцией, тем более что в случае с Леонидом Андреевым таковых предостаточно: Андреев – романтик, Андреев – первый экспрессионист, Андреев – символист, которого вовремя не разглядели, Андреев – реалист, который «сам себя высек», Андреев – эсер, Андреев – экзистенциалист, Андреев – носитель масок, Андреев – умалишенный, Андреев – бульварный автор, Андреев – «Достоевский Серебряного века» и т. п. Сестра Андреева Римма, вспоминая «милые» привычки жителей слободы, рассказывала: «В драке принимали участие человек до 100, а то и более. Я ведь пишу не критический очерк о Леониде Андрееве, а всего лишь воспоминания о нем. Г. И. Богданов и А. И.
Она понятна для «избранных», а «избранные» говорят на особом языке, который не может быть понятен всем. Сказал, что белые близко и надо их окружить и напасть врасплох». После 1908 г. популярность Леонида Андреева пошла на убыль. Вы на себя взяли весь грех. В рассказе Б. Зайцева отца Кронида, в отличие от отца Василия «мужики уважают и зовут Кроном»108.
Интересно заметить, что при всем при этом сам Леонид Андреев имел двое сыновей от первого брака – Вадима (1902–1976) и Даниила (1906–1959), – от А. М. Велигорской. Читал очень много, главным образом, беллетристику. Богоборческие образы также присутствуют в таких произведениях, как «Сын человеческий», 1909, «Христиане», «Жизнь человека», 1906, «Океан», 1910, «Самсон в оковах», 1915, «Дневник Сатаны», 1919. И, далее, оценивая художественный стиль автора, подчеркивал: «путем подбора взаимно усиливающих одно другое выражений в сгущенные предложения, где образ нагроможден на образ, он достигает особого эффекта вколачивания своих мыслей в голову читателя»241.
Перед концертом нам удалось немного поговорить. И, казалось, справедливым звучал бы вывод о тенденциозности писателя в построении его образа героя. Сделав отца одним из главных героев автобиографической пьесы «Младость», Андреев пробует осмыслить свое детское и юношеское видение этой конечно же немаловажной для него фигуры.
И даже сделал бы каждому за тысячу баксов генетический анализ. Ваш сегодняшний фельетон «Устрицы и океан» очень опечалил меня. Во множестве – письма.
В андреевских рассказах видели надругательство над добрыми мотивами в человеке. Гневная и страстная толстовская критика официальной церкви оказала несомненное влияние на духовное развитие молодого Андреева, будущего автора «Жизни Василия Фивейского», «Христиан», «Саввы», «Анатэмы». Войтоловский) и писателями-символистами (В.
Он то и решил судьбу Андреева, так как на него обратил внимание Горький. Вот великая разгадка. Леонид Николаевич на первых порах страшно вспылил и разгневался, но уже через два-три дня, узнав случайно местопребывание каторжника, прислал мне для него (тайком от домашних) сколько-то денег, финскую шапку и ватник. Но есть у меня опасение, что Вы, создавая для себя обстановочку «гонимого», для облегчения совести и самолюбия свалите меня в одну кучу с другими, заподозрите меня в личном раздражении и т. п., – тогда, конечно, мое письмо будет только лишним лавром в Ваш своеобразный критический венок. Вот таким образом он предпочел объяснить ее резкие отзывы нравственной неустойчивостью ее представителей, тем более что его нетвердая память внушила ему, будто я чуть не за год до этого горячо расхваливал его «Океан».
Но, что касается веры самого Леонида Андреева в Бога и влияние на образ о. Василия, то тут у героя трагедия (курсив мой – Т. А. ) неподлинной веры, в то время как у писателя, несмотря на отсутствие живой веры, есть интуиция разума, мысли, которая позволяет ему утверждать определенные принципы и отвергать все ложные. Этот случай отражен в статье «Встречи» журнала «Былое» за 1924 г. : «Такой же, замкнутый в себе, он так же загадочно молчал, как о. Василий и странные мысли шевелились в его мозгу и над всей его жизнью висел суровый рок.
В своей Финляндии Андреев жил, как в пустыне. Кто этот некто, я в ту пору не знал. За свои смелые сочинения, независимую проповедь и открытую политическую пропаганду был лишен духовного сана известный церковный деятель, священник, член II Государственной Думы, автор книги «Евангелие как основа жизни» (1989), Г. С. Петров. Эта тема присутствовала и в предыдущих произведениях автора: «Стена», «Вор», «В подвале», «Молчание», а также получила развитие в последующем творчестве: «Жизнь человека», «Анатэма», «Собачий вальс». Прежде всего, они сознательно писали «непонятные» стихи. С. 75).
Отчисленный за неуплату, он поступил на юридический факультет Московского университета. Как нам представляется, Л. Андреев, в повести «Жизнь Василия Фивейского» показывает недоступность познания высшей справедливости, а в пьесе «Савва» показана невозможность жизни вообще без каких либо духовных ценностей. Если Л. Андреев, как мы уже отмечали выше, на раннем этапе был духовно «воспитан» Максимом Горьким, который, по его же характеристике, говорил «как атеист»113 и Львом Толстым («В чем моя вера. »), то, «в творческих исканиях Бориса Зайцева, – как отмечает исследователь Т. Ф. Прокопов, – едва ли не основное место всегда занимало художественное и философское постижение духовности, его идейно-нравственного смысла и истоков. Отчего же он стал вдруг таким чувствительным.
Половина — после пятидесяти, по восьмой части стариков и детей. Рассматривая опыты чтения маленького Андреева, важно учесть еще вот что. Леонид Андреев признан ярким писателем Серебряного века русской литературы. Горький и символисты. Что ж, можно согласиться, что беспорядочное, «запойное» чтение заставило этого красивого, задумчивого, впечатлительного мальчика возмужать «раньше времени умственно».
В ее оценке мы склонны придерживаться определения, сформулированного профессором экзистенциональной психологии В. Франклом: «Необходимость и свобода локализованы не на одном уровне свобода возвышается, надстроена над любой необходимостью»107. М. : Худож. Высших вопросов бытия писатель касался в большинстве своих ранних рассказов «Ангелочек», «Большой шлем», «Город», «Молчание», «Жили-были», социально-бытовых по жанровой природе. Очевидной иллюстрацией также служат вопросы Анатэмы к «некоему охраняющему входы», за которыми скрыто «начало всякого бытия» из пьесы «Анатэма»89. Внутренний перелом в душе измученного личными горестями отца Василия начинается с того момента, когда он понял, что существуют «тысячи маленьких разрозненных правд» и почувствовал себя «на огне непознаваемой правды»174 для всех. Достаточно лишь вспомнить одну из повестей, которые написал Леонид Андреев.
Конец XIX века один из самых парадоксальных в культурном и религиозно-духовном плане периодов, которые переживала Россия. Анализируя жизнь и творчество Л. Андреева, мы приходим к выводу, что симпатии писателя к революционным преобразованиям, страстная ненависть к самодержавию и мещанской интеллигенции были искренними и закономерными. Свободно любить, плакать, смеяться – вот. "Он был написан хорошим литературным языком, очень живо. Читая рассказ Л. Андреева «Тьма» (1907), его повесть «Мои записки» (1908) и некоторые другие произведения мы вновь отмечаем в них мотивы Ф. М. Достоевского.
В эпоху застоя советского периода интерес к творчеству Л. Андреева почти полностью угасает. Искусство – средство созерцания интуитивного прозрения извечных «идей-форм» сквозь реальность. соч. : В 3 т. — М., 1956 Избранные произведения. Курск, 1975.
И даже его отмена с дальнейшими реформами Александра II (1855–1881) не смогли преодолеть кризис самодержавия. Впоследствии М. Горький писал о нем в воспоминаниях, что «запас его знаний был странно беден», «читать Л. Н. не любил», относился «к знанию и книге беззаботно, небрежно, а иногда враждебно», мало интересовался действительностью, но с успехом это компенсировал «силой своей интуиции, плодовитостью фантазии, цепкостью воображения» 26. Так, Ф. Белявский в статья «Вера или неверие. » осуждал героя рассказа за «гордое настроение ума», несовместимое с христианским «смирением верою» причину его несчастья Ф. Белявский усматривал не в социальной и общественной одинокости В. Фивейского, а в «отсутствии духовной жизнеспособности». 2 Православный миссионер Л. Боголюбов критиковал Андреева за «декадентство», а Василия Фивейского объявил душевнобольным. Начиная от мотивов революционного бунта в рассказах «В темную даль» (1900), «Царь-голод» (1907), «Сашка Жигулев» (1911) и кончая духовным, богоборческим бунтом: «Жизнь Василия Фивейского» (1903), «Жизнь человека» (1906), «Иуда Искариот» (1907), общие мотивы бунта в «Савве» (1906)193.
Работы этих философов-идеалистов вызывали глубокий интерес еще в гимназические годы. Гадамера нет необходимости специально доказывать, что беспредпосылочного (чистого) понимания попросту не существует. Достоевского. Такое тяготение к огромному, великолепному, пышному сказывалось у него на каждом шагу. Он вообразил, будто и вправду ему предоставлена будет возможность повлиять на художественную жизнь страны, утвердить свои идейные позиции и вкусы, очистить русскую литературу от плевел и звал к себе в соратники множество разнообразных писателей. Именно в этот период в своем дневнике от 1 августа 1891 г. молодой Л. Андреев записал вызывающее «программное заявление»: «Я хочу на основании тысячелетнего опыта человечества, на основании самосознания, на основании науки показать человеку, что ни он сам, ни жизнь его – ничего не стоят. Но и теперь они вызывают противоречивые споры.
Хватов видят в отце Василии убедительный образ богоборца, «заряженного» бунтом. В том же году начинает свою журналистскую деятельность в газетах «Московский вестник» и «Курьер». «Рода я не царского и не королевского, я рода христианского, сын пономаря, а мать моя прачка», – скрываясь от преследования, врал любимый герой Ленуши Бова-королевич и эта ложь не раз спасала принца во время скитаний. Не знаю.
Л. Андреев четко отделял свои собственные философские рассуждения от тех философско-мировоззренческих тем и вопросов, которые поднимаются в его произведениях: «Насколько я верю в свой художественный смысл, в ту мою философию, какая проявляется в моей беллетристике, настолько же не верю я в свои рассуждения и не люблю их и меняются они у меня постоянно»80. Описания, бытовые сцены, объективные характеры приобретают в символизме «дополнительный», многозначно-иносказательный смысл (особенно в художественной прозе Д. Мережковского, А. Белого, А. М. Ремизова и др. ) «Для высокого искусства образ предметного мира – только окно в бесконечность», – писал Ф. Сологуб. Уже в ранних произведениях он обобщает и типизирует в реалистических образах сами «факты» социальной действительности.
Сколь условным образом ни строилось бы, например, действие его пьес, автор всегда погружал героев в подробно описанное и насыщенное смыслом сценическое пространство: будь то «внутренность завода», «великолепная, чрезвычайно богатая зала», «мещанское жилище» или же «подобие большой, правильно четырехугольной, абсолютно пустой комнаты, не имеющей ни двери, ни окон». Ему нужно было хоть чем-нибудь загородиться от тошнотворных приливов отчаяния. Всеволоду – старшему сыну Манцева и протагонисту «Младости», в котором конечно же Андреев вывел себя самого, кажется, что душу отца не знает никто и что есть у того какая-то глубокая тайна, грусть на сердце, которую, впрочем и уносит он с собою в могилу. Натуру я не обожаю, – это правда я люблю выдумку. Л. Андреев же, в традиционном смысле, не верит изначально и чувствует подвох во всяком уповании на Бога и вот таким образом провозглашает человеческие ценности, которые можно достичь только одним способом – человеческим созидательным трудом. Ты– Попадья остановилась и со страхом отодвинулась от мужа. – Ты в Бога не веришь.
Но, если история Иова начинается с описания благополучия и внезапно постигших бедствий (из 42 глав этим событиям посвящены только 1-я и 2-я главы), то в «Жизни Василия Фивейского» страшные бедствия сопровождают главного героя, фактически, до самого конца. Быть жертвою логики я не хочу. Почему он барахтается в Финском заливе, если ему по плечу океан.
Отец Ленуши, увы, не оценил ни богатой фантазии, ни организационных способностей первенца и – поскольку одной из женщин после атаки «апачей» стало-таки нехорошо – решил – с жестокостью белого человека – выпороть «вождя краснокожих». Недаром Репин называл его «герцог Лоренцо». Таким образом, трагедия о. Василия заключалась в «отсутствии духовной жизнеспособности»186. Очень ценным штрихом к духовному портрету писателя, служит оценка Леонида Аркадьевича Андреева (Алексеевского 1903–1974), двоюродного брата Л. Андреева, который знал духовную личность писателя как никто другой. Ведь это тот же мотив.
От большинства литераторов он получал либо уклончивый, либо резкий отказ. Теперь против него было не только старшее поколение, но и более опасный враг – молодые литературные школы, чье влияние быстро росло: эти просто считали его (и не без оснований) мыльным пузырем в литературе. Что уж говорить о литературных «сериалах» Террайля, будь то «Приключения Рокамболя» или же любовные происки «Короля-сердцееда», равно как и «Тайны мадридского двора» забытого ныне Георга Борна. По воспоминаниям М. Горького, повесть «Жизнь Василия Фивейского» возникла именно таким образом: «Рассказывал о моих личных наблюдениях над людьми догмата, – они часто являются добровольными пленниками слепой, жесткой веры и тем более фанатически защищают истинность ее, чем мучительнее сомневаются в ней.
Они провозгласили новый путь в искусстве и обозначили поиск новых форм. Но однозначно примкнуть к символистам Л. Андреев не мог.
Такие произведения как «Стена», «Тот», «Жизнь Василия Фивейского» «Анатэма», «Призраки», «Собачий вальс» – показывают, что по Л. Андрееву, мир, в своей основе – тот, непознаваем86. Он сам не знает правды о своих героях. Другие темы не волновали его. Следует однако подчеркнуть, что такая система убеждений сложилась под влиянием религиозно-философского учения Владимира Соловьева (1853–1900), критиковавшего позитивизм. Разве он запретил вам умирать.
Это – вызов, предупреждение о темной сущности человека. Но не получается» Сегодня на пляж высыпало много людей. Еще одним показательным произведением будет рассказ «В темную даль» (1900), в котором Л. Андреев не ставил перед собой задачи реалистической и всесторонней обрисовки характера политического деятеля эпохи – бунтарской фигуры Николая Барсукова, не претендовал на создание типического образа русского революционера, подобного, скажем, горьковским героям.
Примером для этого может служить тот факт, что церковная критика времен Л. Андреева немедленно отреагировала на издание «Жизни Василия Фивейского». Одевался он не менее претенциозно. Важным событием – не только литературным, но и общественным – стала антивоенная повесть Андреева «Красный смех». О таких героях Л. Андреева можно говорить как о покорных бунтарях.
Все, что происходило ранее, очевидно, не отпечаталось в душе Леонида Андреева. В соседней губернии, за сотни верст, кто-то уже заговорил о новой вере. Он, например, верил в освободительные, возвышенные, гуманные цели происходившей тогда империалистической бойни и слово «союзники» произносил с какою-то сентиментальною нежностью. Заметки, что герой Л. Андреева «происходит» из его характера234 и философских предпосылок, поздней критикой отмечались также: «Он творит своего Анатэму из собственной души, – из современной, бесхарактерной, бессильно мечущейся души, наглухо замкнутой от жизни, отрезанной от нее привычкою непрерывного самонаблюдения, потерявшей дар что-либо ощущать и чувствовать, кроме себя, взрастившей все свои эгоистические инстинкты и пороки, запутавшейся и изнемогшей в неисчислимых психологических противоречиях»235. Научившись читать в шесть лет, Ленуша Андреев стал постоянной «головной болью» орловской городской библиотеки. Иванов, А. Блок, А. Белый, С. Соловьев, З. Гиппиус, Ф. Сологуб23.
Василий Фивейский теряет веру, но так и не обретает новую. Впечатления от революционной обстановки в России, свойственное той эпохе брожение умов, разрушение идеалов, нигилизм находят отражение «по ту сторону» реальности – в творчестве писателя – возвышаясь до уровня общефилософских проблем. Вчера он всю ночь говорил о войне, восемь часов подряд шагал по своему кабинету и декламировал великолепный монолог о цеппелинах, десантах, -кровавых австрийских полях. «Право же, настало время нужды в героическом, все хотят возбуждающего, яркого» (XXVII, 113) (Горький М. Собр. Однако критика прошла мимо этих настоящих шедевров реалистической прозы, видимо из-за «однозначности» их метода. В Вашей обиде я почувствую возможность для Вас новых дней. Прошло всего-то три года с тех пор, как у частного оценщика-землемера Николая Иванова Андреева и его жены, дочери разорившегося польского помещика, Анастасии Николаевой, в девичестве Пацковской, родился сын Леонид (1871 года, 9 августа, а крещён был 11-го числа по старому стилю), как семья, окончив скитания по чужим углам, приобрела – от солдатки Прасковьи Корлевской – деревянный дом со строениями и обширным куском земли.
Лишь после его смерти мне стало известно, что деньги были посланы им. В целом же изображение русского люмпен пролетариата было характерно и для творчества А. И. Эртеля, основной темой творчества которого стала проблема взаимоотношений интеллигенции и народа («Бабий бунт», 1884 «Карьера Струкова», 1895). 20 Наиболее яркие фигуры отщепенцев и бродяг встречаются у Короленко («Соколинец», «В дурном обществе», «Федор Бесприютный»), у Чехова («Агафья», «Мечты», «Воры»). То же должен был чувствовать и Леонид: формально мещанское происхождение – «отец мой – сын крепостного, а мать моя – поповна» на поверку оказывается не то чтобы полнейшей неправдой, однако нуждается в уточнении.
Вы скоро будете целовать крест, на котором вы распяли Христа. На становление Андреева как писателя существенное влияние оказали сочинения Шопенгауэра. В графе «о происхождении» его отец Николай Иванович Андреев неизменно писал «из мещан». В повести есть эпизод, как однажды попадья увидела что ее дочь Настя стоит у зеркала и кривляется изображая своего несчастного брата, «с дико искривленным ртом и перекосившимися глазами, загнув пальцы как у идиота»128 А на вопрос отца, зачем она это делает, девочка решительно отвечает: «Нравится». Предпочтение отдается главным образом произведениям реально-бытового плана.
«Младшие» символисты: А. Белый, Вячеслав Иванов, С. М. Соловьев, проявляя интерес к русской истории интерпретировали ее в религиозно-мистическом духе философии В. С. Соловьева28. Когда же я кончил, он сказал: – А говорят и поп такой, какой не бывает.
Одновременно Л. Андреев создавал произведения на очень характерную для эпохи тему — тему сознательного бунта, мятежа и целенаправленной борьбы имевшей политический смысл (рассказы «В темную даль», 1900 «Иностранец», 1901). Блок, в свою очередь, так отзывается об Андрееве: «В нем находят нечто общее с Эдгаром По. Выберите любую комнату, которая отапливается и устраивайтесь.
За долгую многострадальную жизнь подобным образом к нему никто не обращался. Именно с этого рубежа 50-х–60-х гг. Я чувствовал себя на седьмом небе и не только от этих похвал (которые, как убедится читатель, были аннулированы более поздними письмами). Безумный Лоренцо прозревает грядущего Бога.
Как отмечал В. Вересаев: «Для меня всегда было загадкой, почему Андреев примкнул к «Среде», а не к зародившемуся в то время кружку модернистов – В. Брюсову, К. Бальмонту, Ф. Сологубу, Д. Мережковскому, З. Гиппиус и пр. Герои Л. Андреева остаются в застывшем состоянии бунта. Брюсов, А. Блок, Ф. Сологуб), которые по преимуществу отмечали художественное мастерство. Как величаво он являлся гостям на широкой, торжественной лестнице, ведущей из кабинета в столовую. В библейской книге Иова 1 глава, стих 13: «И был день, когда сыновья его и дочери его»117 И далее можно проследить картину представленных тематических аллюзий.
Когда он переехал на житье в Петербург, я часто бывал у него на Каменноостровском проспекте (ныне проспект Кирова), сблизился со всей его семьей. Он и сам становился на время евреем. И завитушки мелкие и слова маленькие, маленькое какое-то вырождение слов. Только если у Креженцева («Мысль») закономерным этапом деградации его личности становится стадия духовного омертвения, находящаяся в соотнесении с новой, зародившейся в его мозгу идеей всеобщего, тотального уничтожения, то в душе отца Василия, при невыносимых страданиях, зреет надежда на чудесное воскрешение мертвого для прилюдного свидетельства в промысле Божием. Следует отметить, что это адекватное состояние человека, находящегося, как сказали бы психологи-экзистенционалисты, в «пограничной ситуации».
Принципиально иным было восприятие «Жизни Василия Фивейского» либеральной и демократической критикой (Н. Геккер, И. Н. Игнатов, С. Миргородский, Л. Н. Они были связаны с общим ходом развития искусства рубежа XIX – XX века. Вера Василия Фивейского тоже мистична по своему оттенку. Вся его жизнь была попыткой заполнить чем-нибудь душевную пустоту.
Мне казалось, что кто-то обижает его. Т. 28. Возможно, что и самому Вознесенскому не понравится мое предисловие, но это уж его дело.
Они чуяли в нем своего. Вот и яхта. Чем ярче фонарь, тем глубже пропасть и ужасно было мое одиночество перед ярким солнцем. Есть автобиографии, написанные в 1903, 1908 и 1910 годах. После чего его заключают в одиночную камеру.
Леонид Андреев потом объяснял твердость своего характера (как и тягу к алкоголю) наследственностью со стороны отца, тогда как свои творческие способности целиком относил к материнской линии. С. 31). Как художник, затрагивающий «больные» вопросы общественной нравственности и этики, Леонид Андреев был ближе к Л. Н. Толстому, оставшемуся для него всегда воплощением «совести и правды» в жизни и искусстве. Образ героя у Андреева, в частности, в повести «Жизнь Василия Фивейского», с одной стороны, тоже несет, выражаясь словами Горького, «всю боль мира и все страдание людей»206. Эта полемика была развернута между такими течениями как «реализм» и «декадентство».
Эти мотивы громогласно звучат в таких крупных произведениях как «Братья Карамазовы», «Преступление и наказание». Но я верю, что ему и в самом деле в ту минуту казалось, будто это письмо внушено ему одним лишь бескорыстным желанием облагородить тогдашнюю русскую критику, внушить ей высокие принципы нелицеприятия и чести. Все чаще, с сдержанным гневом он говорил И отворачивался» 196.
«Явственно была начертана глубокая дума на всех его движениях», дума «о Боге и о людях и о таинственных судьбах человеческой жизни»173. Нужно было высокое «настройство души», чтобы встать выше личных обид и оказать такую великодушную помощь тому, кого считаешь своим врагом и хулителем. В России «церковь как бы в параличе и это уже давно», в семействах лишь растление», – такова мрачная оценка Достоевским итогов царствования Александра II. Верно ли это. Естественно, обнаруживается несостоятельность такой надежды.
Вечное нет – сменится ли оно хоть каким-нибудь да. Андреев охарактеризовал это произведение как «нечто по психологии, этике и практике предательства». Очень, очень крупная вещь». 10 А Короленко в своей рецензии на сборники товарищества «Знание» за 1904 г., где и появился один из первых рассказов Л. Андреева, назвал его «самым выдающимся произведением обоих сборников». Есть что проблематизировать, есть с кем поспорить, есть за что постоять. – Завтра еду домой и начинаю.
Рядом с произведениями, в которых Л. Андреев улавливал характерные и существенные черты социальной жизни, запечатлевал и обличал конкретные, уродливые противоречия буржуазного общества и его типы, рядом с произведениями, проникнутыми протестом против угнетения, сердечным сочувствием к судьбе бедняков и стремлением выступить в их защиту имеются тексты, в которых писатель намечает попытки поставить общие, вневременные и философско-религиозные вопросы, разрешить те проблемы, которые представлялись ему «вечными» загадками бытия. Статья вызвала гневную отповедь со стороны Леонида Андреева. Но Мировая война пробудила его к новой жизни. Отмечая повесть «Жизнь Василия Фивейского» и ряд других своих произведений, Л. Андреев говорил о себе, что он «никогда не мог вполне выразить свое отношение к миру в плане реалистического письма»47. лит., 1990. Он должен быть сломан, но не побежден»205.
В советские годы был забыт Леонид Андреев. Оказалось, что он только что написал Цыганка, удалого орловца из «Повести о семи повешенных». Подобное «молчание небес» суровым облаком окружает о. Василия до самой погибели.
М., 1963, С. 156–158). Отец его, Николай Иванович, сын по крови предводителя дворянства и крепостной девушки мать, Анастасия Николаевна – из семьи разорившегося польского помещика. А я стою и апельцыны кушаю». Николай Иванович старался не зря.
В середине XX века это обусловлено результатом внешних причин (Великой Отечественной войной, обустройством государства нового социалистического строя), а во второй половине – политико-идеологическими причинами. Как художник-сюрреалист не давал связного изображения объективной действительности, а пытался воспроизвести на полотне содержание сознания субъекта, так и Л. Андреев, стремясь «одушевить» предметы и явления видимого мира, приходил в итоге к воссозданию своего рода «потока сознания», свободно сменяющих и наплывающих друг на друга ощущений но при этом, сохраняя верность конкретным реалиям окружающего мира, он видел в них отражение «души», отблеск иной реальности, скрытой в подсознании. Возможно, у него как часто бывало – два имени. И это очень больно обижает меня, не как автора (самолюбия у меня нету), а как «Человека». Буржуазный город — «большой и жадный» — обычно выступает у Л. Андреева в образе одушевленного существа, которое не только чуждо, но и органически враждебно человеку, который, в свою очередь, ненавидит и страшится этого чудовища. Но не тут-то было. Быть может, в ущерб художественности, которая непременно требует строгой и живой индивидуализации, я иногда умышленно уклоняюсь от обрисовки характеров.
И все же далеко не всегда удавалось ему скрыть эту «слабость». Как мы уже отметили ранее, отражение личных впечатлений и поиски ответов на «проклятые вопросы» жизни были свойственны Л. Андрееву уже с самого начала его творческого пути, в особенности, его произведениям до 1905 г. Философский подтекст «Жизни Василия Фивейского» выражен со всей очевидностью и особенно заметен в гротескных приемах изложения, которые мы рассмотрим ниже. М. : Политиздат, 1990. Андреев, Леонид Николаевич родился 9 (21) августа в Орле в 1871 году на 2-й Пушкарной улице.
Даже несколько таких «почему» тянут на яркую обложку бульварного романа «Тайна Леонида Андреева». Относительно других произведений, как, например, «Анатэма», критика отзывалась однозначно. Политика. Само это желание – приподнять зановесь – Л. Андреев сознает как некоторую крамолу. – но ответом был пламень, озарявший его душу, как новое солнце.
Крайний субъективизм также сближал «панпсихизм» (термин В. Гартмана)изображения образов Л. Андреева с сюрреалистическим искусством. «Меня удивила просто неумность некоторых Ваших положений Неумным мне показалось следующее: меня, человека, который всю жизнь страдал и страдает одною болезнью имеет, к сожалению, одну только тему, один интерес, один смысл, одну задачу, Вы представили в виде какого-то равнодушнейшего субъекта, которому безразлично, что писать, какие темы ни разрабатывать. Так, он отчаянно сочувствует своей плачущей жене и восклицает: «И ты терпишь это. В этой связи необходимо особо отметить сборник трудов «Леонид Андреев: материалы и исследования»9, вышедший в 2000 г., где представлены работы целого ряда исследователей. Он сам как бы стыдился своей слабости, усиленно скрывал ее от всех, чувствуя, что она не идет к той демонической роли ниспровергателя «заветных святынь», ницшеанца, которая смолоду привлекала его. XIX века в русской литературе, отражавшей неустойчивость и кризис социальных и идеологических процессов, обозначились соответствующие упадку культуры и катастрофичности политического положения тенденции развития и художественные идеи14. Но слова, сказанные им, были ярки, как небесный огонь.
А также о том, что нужно, чтобы возродить российскую среднюю школу. И именно здесь заключается ключевой аспект расхождения Л. Андреева и Ф. Достоевского. С. 113).
Иногда эти «сущностные» для писателя образы заключены в оболочку реалистического правдоподобия (роман «Сашка Жигулев», 1911) иногда они настолько абстрагированы от конкретной реальности, что превращаются в символы (позднее, драмы «Жизнь человека», 1906, «Анатэма», 1909 и другие). В определенном смысле она скорее сливается с современной историей религиозного чувства. А. В. А ответа нет, всякий ответ – ложь. Уличные бои – обычное дело для захолустного российского городка.
И пылала в страшных муках душа Василия Фивейского. Провести какую-либо четкую грань между реалистическими и «нереалистическими», «сущностными» образами у Л. Андреева затруднительно, поскольку они взаимосвязаны и даже могут сосуществовать в одном произведении39. Всеми жизненными вопросами, что задается о. Василий, задается и Л. Андреев.
«Сердечная доброта и задушевноcть Андреева, – писал Кипен в своих воспоминаниях о нем, – граничила с самоотвержением». Но чаще всего вспоминали американского романтика начала XIX века Эдгара По. «Это уже не беспорядок, это отчаянье беспорядка». Любовь, как и смерть, он чувствовал тонко и остро, до болезненности. Ведь довольно противоречивые чувства у современников вызывал Леонид Андреев.
В его изложении «Океан» мне понравился, но, когда пьеса появилась в печати, оказалось, что это сплошная риторика и притом чрезвычайно шаблонная. Герои у Л. Андреева, как мы видим, в основном, безрелигиозны. На этом фоне становится понятной этимология веры отца Василия.
В таком вигваме он ждал обычно Купера.
– И никакие уговоры не могли заставить его сойти. Мне важно только одно — что он человек и как таковой несет одни и те же тяготы жизни. Как писал Г. Чулков в своих воспоминаниях «Леонид Андреев огорчался, скорбел и плакал: ему было жаль человека. Андреев-гимназист в особенности любил романтическую прозу Эдгара По, рассказы и романы Чарльза Диккенса, которого «перечитывал десятки раз».
Как проницательно было замечено Волжским, что «не положительными, конечными выводами своими ценен» нам Л. Андреев, а «напряженной работой около тех же вопросов, около которых стоит и религиозный идеализм»247. Диагональная крестообразная композиция, сочетание контрастных и дополнительных цветов (красный и чёрный, красный и зелёный), поворот головы модели в три четверти создают внутреннюю динамику, эмоциональную напряжённость и глубокий психологизм в передаче образа портретируемого. Когда приходят на исповедь к о. Василию: «Все чаще, с сдержанным гневом, он говорил»180, «и с тоскою, с гневом, с отчаянием он твердил»181 Подавленная внутренняя боль и переживания становятся очевидными: «Холодным и странно-спокойным жестом, не двигаясь с места, о. Василий поднял руки и взял себя за голову, как за полчаса перед тем попадья и так же неторопливо и спокойно опустил руки и между пальцами их дрожали длинные исчерна-седые нити волос»182. Один – конкретно-исторический, а другой – отвлеченный, сущностный.
Но если «правда» Л. Толстого по нравственным вопросам очевидна в его произведениях, то у Л. Андреева эта очевидность несколько размыта. «Дорогой Корней Иванович, – писал он. Ярким контрастом «Фивейскому» может служить рассказ Бориса Зайцева «Священник Кронид», главный герой которого, такой же служитель церкви, как и Василий Фивейский, резко отличается от последнего своим положительным настроем к жизни и неколебимой верой. Но очевидно, впечатления от прочитанной книги буквально переполняли чересчур эмоционального ребенка и буквально с младых ногтей его тянуло к тому, что позднее Корней Чуковский назовет «масками» Леонида Андреева. Анализируя «Фивейского», можно проследить очевидные тематические параллели с книгой Иова.
После Рассказа о семи повешенных (1908) он не написал ничего значительного. И я старался понять значение и смысл таинственных звуков и мое ребячье сердце видело в них ответ на что-то такое, что еще не ясно было мне самому, что еще только зарождалось в глубинах души», – картины и звуки детства настолько прочно застряли в памяти, что и через 30 лет с легкостью были оттуда извлечены и легли на страницы «Писем о театре». Ни вздоха. Митрофанов В. П. Леонид Андреев и семья Добровых // Андреевский сборник. Но «глуп», – и с этим можно согласится, только если наполнить этот термин смыслом отсутствия у отца Василия внутренней мистической интуиции, «разума сердца», принимающего и осмысливающего свои страдания. Писатель работает редактором в альманахе «Шиповник» и сборнике «Знание». Дело в том, что жена Бергамота назвала его по имени и отчеству.
Это нельзя рассматривать как просто художественный каприз. Верно то, что я философ, хотя большею частью абсолютно бессознательный (это бывает) верно и остроумно подмечено и то, что «типичность людей я заменил типичностью положений».
Так имеются свидетельства, что после выхода одного из первых рассказов «Он, она и водка», где была отображена его несчастная любовь к одной орловской гимназистке, Н. А. Антонова, прочитав рассказ, легко узнала свой образ в героине. О радость, радость, радость. » И далее, когда отец Василий смотрел на вдову и детей погибшего, «он точно наслаждался ее безмерною мукою – так весел, так ликующ, так дерзко-радостен был его стремительный взор» (Андреев Л. Н. Жизнь Василия Фивейского // Избранное.
Потом остановился посреди ее и взопил: – Верую, господи. 5 декабрь 1897 и январь 1898 – угол Садовой-Кудринской улицы и Малой Никитской улицы, 136/41 (бельэтаж над складским помещением). Они либо утрачивают веру, как в повести «Жизнь Василия Фивейского», либо не имеют ее вовсе: доктор Креженцев, «Мысль». Л. С. Но далее Д. Мережковский все же оговаривается: «Итак, согласимся с Андреевым, что Василий Фивейский не просто глуп, а только недостаточно мудр, кое-чего не знает, что знает за него автор и, вместе с тем, беспредельно несчастен, обижен судьбой, людьми и Богом»190. А З. Гиппиус удивлялась «какой-то не мистической» мистике Леонида Андреева»76.
Он чувствует себя капитаном какого-то океанского судна. Отказ во многом был обусловлен влиянием учения Л. Н. Толстого. Начинаясь в уютных, чистых, провинциально обставленных комнатах: венские стулья, комод, стол, еще один – обеденный большой, оклад с иконами «у окон много зимних цветов, среди коих фуксия и уже зацветшая герань», пространство не было замкнуто. Пьяный отец и пьяный муж не раз встречаются у Леонида Андреева, писатель рисует подчас дикие и страшные картины бытования своих земляков: пьяница, сапожник Тараска из рассказа «Весенние обещания», раз – беременную – ударил свою жену Марью в живот так, что «она скинула», а другой раз – выбил ей глаз и когда та за спасением и заступничеством прибежала к своему отцу – кузнецу Василию Меркулову – тоже пьянице: «перед испуганными глазами встало окровавленное и страшное лицо Марьи.
Он думал: Боже, хватит ли слабых сил моих. Еще в гимназии, в середине 80-х, когда Л. Андрееву было 14 лет, он прочел трактат Л. Н. Толстого «В чем моя вера. », который для него стал своеобразным руководством великих исканий и сомнений. «Василий Фивейский», «Доктор Керженцев», наконец, «Красный смех» Когда он писал этот «Красный смех», то по ночам его самого трепала лихорадка, он приходил в такое нервное состояние, что боялся быть один в комнате.
Однажды в одном из писем к Г. Чулкову Л. Андреев делает такое признание: «Куда я иду. Вещь эта очень мне дорога а уже теперь я вижу, что ее не поймут. Искусство. Драку (сражались улица на улицу. Однако не следует ставить в прямую преемственность проблематику произведений Ф. М. Достоевского в произведениях Л. Андреева.
Еще не касаясь психологического образа Л. Андреева, уже можно заметить, что писатель отличался нестабильностью как в своих внутренних настроениях215, так и в отражаемых им сюжетах произведений, построении образов, философско-эстетических взглядах. Посылаю Вам для просмотра и утверждения предисловие к стихам Вознесенского.
И почти со всеми, кого он встречал, он был, как это ни странно, на «ты». Без этого ритма, почти стихотворного, он не писал даже писем. Нужно было высокое «настройство души», чтобы встать выше личных обид и оказать такую великодушную помощь тому, кого считаешь своим врагом и хулителем».
1) с посвящением Федору Ивановичу Шаляпину (в последующих изданиях посвящение снято). Так пьянство «врастает» в душу человека с ранних лет: в замысле «Ангелочка» есть строчка: посланный за водкой отцом Сашка на обратной дороге отпивает из бутылки и понимает: «Здорово. ». «Если Бога нет, – значит все позволено», – вот всесокрушающий тезис Ф. Достоевского. Вот и садовник Абрам, он же Степаныч, загримированный боцманом. Все в биографии Леонида Андреева, казалось бы, предвещало появление писателя, который продолжит традицию русской литературы, обличающей порядки самодержавного государства, срывающей «маски» с лицемерной мещанской морали, выступающей в защиту униженных и оскорбленных.
Хотя у нее были темные волосы, он почему-то называл ее «Рыжей», уверяя – тут же, за чайным столом, -будто она влюблена в одного итальянца и очень смеялся над тем, что она говорит «калидор», «карасин», «апельцыны». Казалось бы, подлинность веры о. Василия очевидна именно эта «крепкая вера»167 приводит его к кульминационному событию: вдохновляет на воскрешение трупа: «Со светлой и благостной улыбкой сожаления к их неверию и страху, весь блистая мощью безграничной веры, о. Василий возгласил вторично, с торжественной и царственной простотою: Тебе говорю, встань. »168 Вся восторженность веры неизменно поддерживается убежденностью, что он, священник Василий Фивейский избран. «А то накупит два-три воза игрушек – привезет в слободу, кажется, на Немецкую улицу и раздает всем детям», – рассказывала Анастасия Николаевна. Не напечатав очередной рассказ молодого писателя «Чудак», «Орловский вестник» тактично отказался от последующих рукописей Л. Андреева. Все простые житейские случаи».
С иного плана подходит к проблеме сумасшествия героя Д. Мережковский. Вчерашние поклонники шестидесятников и народовольцев шли на службу капитализму. По свидетельствам современников, Л. Андреев всегда в своих книгах «касался извечных вопросов, метафизических трансцендентных тем. Талант его тоже пошел на спад.
Заголовок книги непременно должен был быть пылким и по всей вероятности, «Клуб червонных валетов», «Живой мертвец», «Морская волшебница или Бороздящий океаны» или «Красный корсар» вполне удовлетворяли вкус взыскательного читателя. – Н. С. ) обычно начинали мальчишки, а заканчивали взрослые. Говорю это серьезно и искренне. Повесть «Жизнь Василия Фивейского» впервые была напечатана в сборнике «Знание» и помечена датой «19 ноября 1903 г» («Знание», Спб., 1904, кн.
Это могут быть сомнительные заключения доктора Креженцева, логическая мысль которого дерзнула оправдать и обосновать совершенно все положения как нравственного, так и безнравственного характера, тем самым очутившись «по ту сторону» добра и зла. Это и пасхальная игрушка – ангелочек, которая вселяет в портного Сазонку душевный покой и радость, это и пасхальный благовест из произведения «На реке» 224, пасхальное яичко из «Баргамота и Гараськи» 225, церковная свеча из рассказа «Праздник» 226, свет и солнце из рассказов «Жили-были»227 и «Весенние обещания» 228. С. 33). Там была граница мысли. Потеря сына так и не была восполнена, тогда как «благословил Бог последние дни Иова более, нежели прежние И было у него семь сыновей и три дочери» (глава 42, стихи 12, 13) 121.
В 1997 году он стал победителем конкурса Ростроповича в Париже, маэстро сказал тогда о нем: «Диндо – виолончелист исключительных качеств, настоящий артист и сформировавшийся музыкант с экстраординарным звуком, льющимся, как великолепный итальянский голос». Роман М. Н. Альбова «Ряса» в какой-то мере также вдохновил Л. Андреева на создание повести. Однако основу мировосприятия Л. Андреева, которое точнее всего назвать трагическим, составлял не столько сам по себе «космический пессимизм», с таким, например, как в «Жизни человека», автор отрицал всякий смысл человеческого существования, сколько вызревавший на этой почве бунтарский, протестующий пафос. Он избран. Эти тексты все же вкладывают в формирующиеся души понимание добра и зла, ценности жизни и ее смысла, эти хорошие, вовремя прочитанные книжки исподволь внушают ребенку основы знания о добре и зле, мечте и реальности, времени, Боге, свободе, необходимости, о настоящем и прошлом.
А. Блок в статье «Безвременье» (1900) отметил поразительное сходство между рассказом «Ангелочек» (1899) Л. Андреева и «Мальчиком у Христа на елке» Ф. Достоевского37. Глава большого семейства Николай Андреевич Манцев (под этим именем выведен в «Младости» старший Андреев) не лишен юмора, полон чувства собственного достоинства: «взгляд орлиный, всегда немного исподлобья, гордый: ко мне не подходи, я сам все вижу, спуску никому не дам», он – хозяин слова, хозяин дома и единственная опора и стержень семьи: главный плотник, механик и садовод, его сокровенная мечта – стать помещиком: «на будущий год я решил: бросаю банк – и в деревню. В это время он работал над пьесой «Жизнь человека», о которой впоследствии написал Вере Фигнер: «за Ваш отзыв о «Жизни человека» спасибо. Один за другим глотал ребенок и бульварные выпуски авантюрного «романа с продолжениями» – «Похождения Рокамболя» Понсона дю Террайля, читал и другие модные штучки, причем по собственному свободному выбору.
Кризис и разложение церковной системы был явно проиллюстрирован в романе Ф. М. Достоевского «Воскресение». Он умел отдаваться лишь той, которая еще не написана. В любом случае речь идет о враче-гинекологе. В том же рассказе «У окна» есть и более жуткий образ – пушкарские дети, подражая взрослым играют «в пьяных», берутся за руки и идут по улице, распевая, – «и вместо гармоник, держали в руках чурки, они изображали этот мотив Ган-на-нидар, ган-на-нидар-ган-на-нидар, най-на». С заключением Д. Мережковского, что «у Андреева никакой надежды нет», – согласиться можно, но было бы поспешно делать вывод, следуя в логике Д Мережковского, об отсутствии трагедии.
Все мои метрдотели и повара распущены. К 1914 г. он превратился в собственную литературную тень.
Но каторжник был уголовный и, мало того что ограбил его, наговорил ему чудовищных грубостей и, уходя, пригрозил, что не сегодня-завтра пристрелит его. (Эта интертекстуальная связь с прецедентным текстом Священного Писания устанавливается при выявлении библейских аллюзий, функционирующих в тексте Л. Андреева).
В 1914 году Леонид Николаевич лечился в клинике под патронажем Иосифа. Земля становилась парной гущей, ползла под ногой. Из зарубежных писателей Л. Андреева сопоставляли с бельгийским символистом М. Метерлинком.
О Чехове поспорим. На годы литературной деятельности Андреева приходятся такие исторические события как русско-японская война (1904–1905) и революция 1905 (9 января) – 1906 гг., период реакции, леннский расстрел и новый подъем рабочего движения, первая мировая война 1914 – 1918 гг. и, наконец, революция 1917 г., когда не только рушились прежние понятия и многовековые устои, но и рушилось устоявшееся общеевропейское сознание. (здесь и далее, курсив мой)». Таким образом, как можно заключить (учитывая традицию символизма), что «Жизнь Василия Фивейского» написана уже не на предпосылках реалистического письма, а отражает образную судьбу человечества, мятущегося между верой и неверием, поклонением и бунтом. Пытаюсь взрастить в себе материалиста. Андреев защиту в суде совмещал с анонимной публикацией в журнале. В повести «Жизнь Василия Фивейского» изображается быт обычного провинциального священника, которого преследуют всяческие беды и злосчастья. По-моему, он был полон желания жизни, а не самой жизни.
Как жить нужно. », в которой последний объяснял причины своего отказа от священства. Не есть ли, наоборот, это стремление голос духа человеческого, высшая из потребностей человека, который смутно ощущает связь свою с тем, чего не может уяснить себе ум. »153 Желание человека преступить за границу дозволенного, заставившее его утратить меру возможного, проявляется как в «Жизни Василия Фивейского», так и в поздних произведениях, например, в «Анатэме»154. С приходом к власти императора Александра III (1881–1894) проводится ряд контрреформ. Как отмечал Александр Блок: «Ближе ему были некоторые символисты, в частности, Андрей Белый и я, о чем он говорил мне не раз и, несмотря на такую близость, ничего не вышло и из нее»43.
Прибыткову (1854—1940) с просьбой дать медицинское заключение о состоянии здоровья, находящегося в тюрьме мужа. Прибытков, ассистент клиники нервных болезней, по просьбе Ф. А. Это и «серое огромное тело, бесформенное и страшное»130, в видениях спившегося Хижнякова: «он видел черную змею, которая выползала из-под двери с легким шуршанием, похожим на смех»131. Лишенный серьезной умственной дисциплины, он бессилен сосредоточить и свое воображение.
Встревоженная Александра Михайловна, обратилась к докторам Ф. А. Доброву (1869 – 1941) и Г. И. На этот путь стал и герой повести «Жизнь Василия Фивейского» – приходской священник, отец Василий. Мы воспользовались этим для того, чтобы побеседовать о судьбе российского образования с научным редактором журнала «Эксперт» Александром Николаевичем Приваловым. Это был новый стимулянт. Сия тайна велика есть.
Предельная экзальтация, неуемность пера, подчас – явное отсутствие элементарного литературного вкуса, фантастические картины, которые то и дело заваливались – как бы сказали сегодня – в китч, жажда и умение писать интересно, воздействовать на читателя непосредственно, немедленно, сильно, потребность осмысливать опасные, «вечные», общечеловеческие темы и составят в будущем писательскую индивидуальность Андреева. Его «провинциальность» особенно сильно бросалась в глаза, когда ему случалось встречаться с такими людьми, как, например, Серов, Александр Бенуа или Блок, перед которыми он странно робел: слишком уж различны были их «культурные уровни». «Дорогой Корней Иванович.
Вот уж этого, согласимся, впечатлительному мальчишке можно было бы и вовсе не читать. И этот суд толпы в общих чертах совпадает с судом критики» 27. Экономическая жизнь страны, капиталистически ориентированная, тоже непредсказуема и может обернутся роковыми последствиями: «Теперь, – отмечает с тревогой писатель, – еще валят леса, но скоро все и вся обратиться в мошенника, зуд, аппетит капитана Копейкина», – к этим безрадостным выводам приводят писателя размышления над начальной фазой российского капитализма. Как он набивает трубку, как он сплевывает, как он взглядывает на игрушечный компас. Что ж Попробуем вглядеться попристальнее в родителей Ленуши Андреева.
Как герой пьесы «Черные маски» герцог Лоренцо, Л. Андреев «хотел в своей пьесе вырваться из кошмара неверия и недоверия. И хотя Андреев «отдал» Сашке эпизод из собственной биографии – восьмилетний Ленуша действительно влюбился в восковую фигурку, висящую на самой верхушке елки, устроенной его тетей, – автор «Ангелочка» тут же подчеркивает, что Ангел – не простая игрушка: его личико одухотворено «рукой неведомого художника». Применительно к герою повести – образ Василия Фивейского оказывается фиктивным, ложным. С. 74, 75).
с. 37 наст. Якова. Именно: меньше слез и больше бунта. Частично опубликованы дневники. Так называемые «старшие» символисты: Н. Минский, Д. С. Мережковский, З. Гиппиус и другие, с их лозунгом «самообожествления», обозначавшим крайнюю степень индивидуализма, с их поисками «мистического содержания» испытали сильное воздействие западного декадентства.
Абсолютно иначе дело обстоит с книгами. Наконец, он не выдерживал и выходил на крыльцо.
Мы не знаем, в каком колебании настроения и духовном состоянии «застыл» Л. Андреев под конец своей жизни, но, по свидетельству некоторых современников, он окончил жизнь призывом к вере в Бога, в Россию. Гиппиус, В. Брюсова и других. Он работает с очень разными по мировоззрению и стилистике режиссёрами. Примечателен и тот факт, что сын о. Василия тоже носит имя отца. 234 Неоднократно Л. Андреева и литературные критики упрекали в «запутанности в недодуманных мыслях и недоношенных образах», где «прибой писательского темперамента вылился в набор горячечно-кричащих, противоречивых, зачастую бессмысленных или мутных слов и фраз» (Гуревич Л. Литература и эстетика: критические опыты и этюды. Самой лучшей иллюстрацией к тому, что повесть «Жизнь Василия Фивейского» является порождением и отзывом эпохи предреволюционного смятения, неуверенности в будущем и пессимизма в жизни будет тот факт, что опубликованная в 1904 г. в сборнике «Знание», она произвела на современников впечатление предвестия революции и перемен.
Например, организованная еще в 1883 г. в Женеве группа «Освобождение труда» во главе с Г. В. Плехановым активизировала свою деятельность по распространению в России марксизма. М. : Русская мысль, 1912. Александр Блок, один из поэтов, которого признавал и к которому был близок Л. Андреев, написал рецензию на повесть «Жизнь Василия Фивейского», которая была высоко оценена писателем «так как в ней я перекликнулся с ним – вернее, не с ним, а с тем хаосом, который он носил на себе не носил, а таскал, как-то волочил с собой, дразнился им, способен был иногда демонстрировать этот подлинный хаос, как попугая или комнатную собачку»216 Как вспоминает М. Горький, «меня всегда тяжко тревожили резкие и быстрые колебания настроений Леонида»217. Читая не только все художественные произведения своего героя, но и вообще все доступные тексты, что вышли из-под андреевского пера: публицистические очерки, статьи, письма, дневники, пометки на рисунках и т. п., – я долго «собирала» фигуру – как сказал бы Умберто Эко – «идеального автора», что разбрасывал – там и тут – свои черты: улыбку, походку, неестественно согнутую кисть, рассыпанные по плечам кудри, лучистые черные глаза, частые головные боли, любовь к Ницше, бессонницу и прочие свойства.
А вот для впечатлительного Ленуши грань между «так было» и «так придумали» была неочевидна, недаром сам «акт чтения» происходил у него отнюдь не в гостиной, а в «более подходящем» для содержания книжки пространстве: на крыше дома, на чердаке, в выстроенном собственноручно вигваме. В «Мысли» (1902) Л. Андреев как бы смеется над своим героем, который спешит с поспешными выводами о «смерти Бога» отвергнуть моральные абсолюты. Ну, явись же – я жду»200. Но самое главное, что эти идеалы не расходились с жизнью и деятельностью писателя. А это будет очень жаль: повторяю, что я только тем и обижен, только тем опечален, что Вы походя разбиваете мою мечту о хорошем русском критике. Говорил: скорее умру с голоду, чем сдамся.
У Л. Андреева герои, в частности, доктор Креженцев из «Мысли» тоже, провозглашая «смерть Бога», в конце концов, запутывается в собственной «всесильной» мысли и как расплата за нравственное преступление – стоит на грани помешательства. Семья священника благополучна – «пять сыновей – семинаристы, все здоровые, хорошие дубы Есть на кого опереться, когда станет тяжко от годов»109. Он избран. Худых — больше, чем толстых. В первые годы революции некоторые пьесы Л. Андреева еще ставились на сцене. Как-то он приютил у себя беглого каторжника, свято веруя, что тот политический.
Утверждалось, что он подражает М. Горькому и, напротив, заявляли, что автор «Рассказов» находится под влиянием чеховских настроений. Известны статьи Аменицкого Д. А. Анализ героя «Мысли» Л. Андреева (К вопросу о параноидной психопатии). Пусть под ногами его разверзнется земля и ад взглянет на него своими красными, лукавыми очами, он не поверит самому аду. Андреев так и не выработал цельного мировоззрения. Потеря ценностей и ориентиров перед лицом вечно молчащей сущностью бытия, то, как выразился бы А. Камю, вовсе не должно означать полную жизненную дезориентацию, «но раз уж так получилось, то сходить с ума – и вовсе напрасно»230.
Но ответа нет. Следствием богоотсутствия в мире для Андреева была «пустота»»87. Потом, помолчав, добавил: – Да, я догадался. Цена же должна была быть не меньше рубля. Гиперболическому стилю его книг соответствовал гиперболический стиль его жизни. Он как будто видел себя уже в будущем – скандально известным писателем, автором «Бездны». Но, пожалуй, основной доминантой стилистики творчества писателя был символизм.
В 1895 в Москву перебралась и его овдовевшая мать с 5 младшими братьями и сёстрами Андреева, начался период нищеты и скитания по квартирам: август 1895 – Пречистенский бульвар, 25 (дом не сохранился) с января 1896 – Малая Никитская улица, 2 весна 1896 – Спиридоньевская улица, 2 (дом не сохранился) осень 1896 – Малая Никитская улица, полуподвальный этаж д. 20 январь 1897 – Гранатный переулок, 20, кв. Художник достигает в это время зенита своей литературной славы. Впрочем, эта детская страсть и сделала Ленушу – Леонидом Андреевым. Писатель с интересом следил за проходящими «Религиозно-философскими собраниями», организованными Д. Мережковским, но присоединяться не торопился, так как с подозрением относился к подобным собраниям, состоящим по своему преимуществу из поэтов-символистов, к которым Л. Андреев относился очень осторожно: они казались ему слишком рассудочными, слишком искусственными и холодными: «От последних Северных Цветов (Ассирийских), которые я увидел только теперь, пахнет потом невыносимо.
В страшные послереволюционные годы (1907-1910), когда в России свирепствовала эпидемия самоубийств, Андреев против воли стал вождем и апостолом уходящих из жизни. Однако выработать цельное мировоззрение писателю так и не удалось. В то же время к 90-м гг. К «декадентам» тогда причисляли символистов: А. Блока, А. Белого, Д. Мережковского, 3. Было мучительно видеть, что такой искренний, сильный, самобытный талант истощает себя трафаретной и бесплодной тематикой. И под нею расстилалось поле ржи и оттого, что оно было такое белое среди тьмы, когда ниоткуда не падало света, рождался непонятный и мистический страх»135 и ночь: «Пришла ночь и в страхе застыли одинокие ветви деревьев сильная и злая, она опоясывала одинокие огни безысходным кругом и мраком наполняла человеческие сердца» 136.
Это скорее похоже на настойчивое самовнушение, чем на тихую внутреннюю убежденность. Вчера и сегодня пьеса ставится в Спб. и мне тошно об этом подумать». Внешняя стоическая атараксия, с которой мы встречаемся, на первый взгляд, обнаруживает свою неподлинность в эпизодах, когда речь идет непосредственно об обращении к Богу. Да и кто мог бы стать духовным наставником будущего «властителя умов».
Проза писателя издавалась все реже и реже. Одним из ярких таких произведений и является повесть «Жизнь Василия Фивейского». – Ну всё, пошли кланяться, – пошутила я и дружески хлопнула Андреева по плечу. Особенно ярко природные стихии, такие как вьюга, метель, предстают в повести «Жизнь Василия Фивейского»: «Она бесновалась у дверей, мертвыми руками ощупывала стены с гневом поднимала мириады сухих, злобных снежинок и бросала их с размаху в стекла»133. Любопытно, что в России уже многие, несомненно, верят в футуризм, хотя никто не знает, в чем он заключается: пока что верят в желтую блузу Бурлюка и тайно исповедуют раскрашенную физиономию Ларионова. Писатель остро и бескомпромиссно изображал пороки мещанского строя, обращал внимание на внутренний психологизм людей, живущих в «эпоху смуты и социального разложения», отражал пессимизм начала века в особых и своеобразных художественных формах.
Это не реализм в духе Чехова и МХАТа. Смысл, смысл жизни, где он.
Мне не важно, кто «он» – герой моих рассказов: поп, чиновник, добряк или скотина. Нередко посещала семья и городской драматический театр. Последнее особенно характерно. Все худшие стороны стиля Леонида Андреева были доведены здесь до крайних пределов.
Бог не ответил ему, как это было в истории с Иовом. Только в 1956 г. вновь выходит в свет книга его рассказов. Сначала он не устраняет Бога, а только разговаривает с Ним на равных Речь идет о полемике, воодушевляемой желанием взять верх Бунт против удела человеческого сочетается с безоглядным штурмом неба»203 Герой Леонида Андреева погибает как настоящий «мученик веры» (но не как «мученик за веру»), в его непримиримости к судьбе, в его бунте против небесного молчания.
Бытие безмолвно в своей вечной тайне и загадке жизни. Не знаю. Все одним тобою, все для тебя. Перед Фивейским открываются всеобщее трагическое положение и великое ожидание. соч. : В 30 т. М., 1954.
Я рассказывал все это, а Леонид Николаевич слушал. Важно заметить, что мотив смеха очень характерен для раннего творчества писателя. Так вот оно что. Подобные мотивы звучали и в пьесе «Савва» (1906). В 1898 году в «Курьере» был напечатан его первый рассказ: «Баргамот и Гараська». Как видно из анализируемых событий, осознание себя «мессией», чувство избранности, а также смутные помыслы о смысле, выражающиеся в ожидании чуда, – свидетельствуют о том, что герой боле тяготеет к рассудочному восприятию и пониманию окружающих событий, нежели к рефлексии живой веры сердца, у которой «свой разум», как говорил Б. Паскаль188.
Также и Сашка, увидев чудесную игрушку, неожиданно смягчается, перестает грубить. Казань, 1913 (приложение к журналу «Неврологический вестник», 1903, ч. XI, вып. И далее, на протяжении всего рассказа мы встречаем подобные выражения: «острая тоска», «жгучее воспоминание», «огромное бездонное молчание», «молчаливо-загадочные поля», «неведомая тоска», «роковая неизбежность», «безвыходное одиночество», «необъятный всевластный мрак», «холодное отчаяние», «дикое упоение злобою», «безмерная печаль нежной женской души», «огненная влага в кубке страданий»112. Четверть — молодежь.
Он воображал себя предводителем краснокожих и всякое малодушие считал для себя позором. В этом и заключается конечный определяющий фактор взаимосвязи писателя и созданного им героя. Орловский дом не раз появится на страницах андреевских рассказов и пьес. Эта вновь открытая и утвержденная истина меняет главного героя рассказа. Попробуй моя запить, я б ей прописал. » – возмущается церковный староста Иван Порфирыч119. Существует и множество его биографий.
А в повести Л. Андреева мы только сталкиваемся с «молчанием в комнате, свистом и злым шипением метели», где «нет никого» и тишина стоит «немая и тяжелая, как будто задумался безысходно кто-то большой, опустил глаза и молчит»120. Внезапно он видит множество людей, которые страдают так же, как и он, но сам он бессилен помочь им: «Каждый страдающий человек был палачом для него, бессильного служителя всемогущего бога, – и было палачей столько, сколько людей и было кнутов столько, сколько доверчивых и ожидающих взоров» 197. Шайкевич М. О. Психопатология и литература.
После этих двух изданий творчество художника было почти забыто. Создается впечатление, что на злую преднамеренность судьбы отец Василий отвечает преднамеренностью своей погибели в движении: «И в своей позе сохранил он стремительность бега как будто и мертвый он продолжал бежать»202. За шесть лет до своей смерти Л. Андреев напишет сказку «Земля», где и будет утверждать взгляд на осуществление правды и справедливости руками людей. Он бунтовал как декадент, но бунт его был какой-то женский истеричный и сентиментальный.
Однако никак более его «настоящий» отец о себе не заявлял, не имел понятия о «дедушке-дворянине» и Ленуша. Граница, отделяющая одно от другого, проходит достаточно условно. Но, подобно тому, как З. Гиппиус удивлялась «какой-то не мистической» 248 мистике Леонида Андреева, так мы можем не удивляться парадоксу веры о. Василия. «Леонид убежал и залез на дерево, – с гордостью вспоминала сестра. Свои фельетоны он подписывал псевдонимом James Lynch.
Ужасы сомнений и пытующей мысли, страстный гнев и смелые крики возмущенной гордости человека – все было повергнуто во прах вместе с поверженным телом и один дух, разорвавший тесные оковы своего я, жил таинственной жизнью созерцания» 165. С годами это «чувство пространства», принципиальность окружающей среды обнаруживались все более явно, подчас – доходили до мании. «Но почему же именно Дьявол сделан у Л. Андреева выразителем этой великой тоски. Когда он болел, Ив Фэрбенкс написала эту статью о его жизни и наследииДостижения Нельсона Ролилахлы Манделы, первого избранного демократическим путем президента Южной Африки, поставили его в один ряд с такими людьми, как Джордж Вашингтон и Авраам Линкольн и ввели в пантеон редких личностей, которые своей глубокой проницательностью и четким видением будущего преобразовывали целые страны. Приглашает в «Знание» Александра Блока, которого высоко ценит.
В собраниях этих участвуют видные богословы, философы, представители духовенства – В. Тернавцев, А. Карташов, В. Успенский, епископ Сергий, ставший через много лет, в 1943 г., патриархом Московским и всея Руси и другие. Трудно поверить, что эти сюжеты придуманы и написаны одним человеком. Его память не сохранила, к примеру, тревогу зародыша, что передавалась через кровь от носящей своего первенца матери, тревогу, что возникала от полуголодного полубездомного быта, от блужданий семьи по чужим углам.
Он стремился найти то, что могло бы ему и окружающему обществу указать выход из социального тупика и духовного распада искал и не находил В письме к В. Вересаеву Л. Андреев признавался: «ответа нет, всякий ответ – ложь»156. Исследователь творчества Л. Н. Андреева Ф. Левин абсолютно справедливо называл писателя «чутким барометром», а литературный критик О. Михайлов отмечал его «сейсмографическую чуткость», выдвигая художника в первый ряд свидетелей столь противоречивого и сложного времени11. Андрееву нравилось играть ужасами, позже его любимым чтением были рассказы Эдгара По. Ни чувства.
Какова цель госпитализации. Не могу умолчать о той помощи, которую оказал он и мне. Тему повести можно определить словами В. Короленко: «одна из важнейших, к каким обращается человеческая мысль в поисках за общим смыслом человеческого существования» 104. Слегка затушеванная, есть эта черта и в «Младости» : герои пьесы вспоминают, что положительный ныне Николай Андреевич Манцев много пил в прошлом. Писателя относили и к реалистам и к декадентам, которые спасаются от реального мира, погружаясь в мир «фантастики». Идеи о «религиозной общественности», своеобразного экуменического социализма, к которым приходили Д. Мережковский, Д. Философов и З. Гиппиус, очевидно, никак не вмещались в рамки официального Православия.
Извинение и примирение со всеми мыслями Европы. Так, упреки в недостоверности психологических образов и характеров героев были относительно произведений, «Сашка Жигулев», «Анатэма»: «Двоится идейный замысел писателя, – как скользкий хамелеон, переливается всеми цветами радуги представший перед ним призрак современного Князя тьмы. Несмотря на патетический настрой произведений, литературный язык Андреева, напористый и экспрессивный, с подчёркнутым символизмом, встречал широкий отклик в художественной и интеллигентской среде дореволюционной России. Л. Андреев возвышается над обычной констатацией событий. Когда он диктовал, то слова его извергались монотонным потоком ритмической прозы с такой скоростью, что машинистки еле за ним поспевали. О высокой художественной интуиции писателя свидетельствовал и литератор Л. Клейнборот101. Летом он поселился по соседству со мною, в Куоккале.
В дальнейшей прозе 90-х проявятся отзвуки творчества Ф. Достоевского. Но в гимназические годы Андреев о писательстве не помышлял и всерьез занимался только.
Во всяком случае, ничего другого специально о стихах Вознесенского я сказать не могу: если мне и нравится ихняя содержательность, а порою и форма, то есть целый ряд всяких «но», при которых я не могу закусить удила и понестись. То была его любимая тема. Василий упал в трех верстах от села. Он вовсе не был мрачным и одиноким: у него было множество друзей, он был общителен и весел.
Не принимали символисты и более поздних произведений Леонида Андреева. Но избирательность в подаче произведений все же была очевидной. В основе лежало то же ощущение надвигающегося кризиса, социального катаклизма. Символичность повести подчеркивается и известным публицистом Вячеславом Ивановым1 в специальной статье, посвященной «Жизни Василия Фивейского», где утверждается, что Андреев отходит от полюса Л. Н. Толстого и тяготеет к полюсу Ф. М. Орловский исследователь Леонид Афонин так реконструирует загулы пьяного Николая Андреева: «в доме собирались гости из погреба вытаскивались вина и наливки, ведра пива и начинались пьяные ночи».
Зеленый и красный цвета заставляют друг друга звучать сильнее. П. Боборыкин, один из немногих русских писателей, который сознательно стал на позицию натурализма и, в попытке его обосновать, утверждал, что писатель должен изображать «серую массу» людей. Герой, не получая на них ответ, теряет веру, основанную на ложных предпосылках. И это недаром именно «одухотворенной красотой» завоевала эта восковая кукла душу и сердце Сашки – угрюмого и упрямого мальчишки-волчонка: «он увидел то, чего не хватало в картине его жизни и без чего кругом было так пусто, точно окружающие люди неживые». по кн. : Андреев В. Детство.
Но уже и в этот период творчества Л. Андреев начинает создавать вторичные по своей природе образы, в которых социальный «факт» подменяется его авторским, субъективным восприятием – рассказы «Ложь» (1900), «Смех», «Стена», «Набат» (все – в 1900). А про Василия Фивейского: «Бунт чаще бросает вызов, чем отрицает»246. Это трагедия веры человека измученного «проклятыми» вопросами человеческого разума перед лицом абсурда.
И далее: «Андреев не знает того Бога, пришествие которого он возвестил устами своего герояТак ужасна эта трагедия его сознания, оторвавшаяся от всякой живой правды, так чувствуется в его вещи, что муки этой оторванности, этой духовной слепоты, этого головокружения на краю черной бездны до конца пережиты им, а спасение все-таки ниоткуда не придет»91. Трудно понять, почему к нему обратился писатель. Блондинок мало. «Землевладение крякнуло, труда нет» «Всеобщая бедность. Только благодаря залогу, внесенному Саввой Морозовым, ему удается выйти из тюрьмы.
С. 123, 136, 137). Ничего не покупают»51. В начале XX века, когда неотвратимость заката старой исторической эпохи впрямую сопрягалась в сознании многих людей с ожиданием стремительного «великолепного возрождения», Л. Андреев начал свой творческий путь. Тема продолжения жизни в детях очень волновала писателя123.
Радость. Разве не ложью становится она. ». Другие темы не волновали его»78.
Так что же заставляет о. Василия преодолевать все трудности и испытания в жизни. Противоречия Л. Андреева как мыслителя и художника обнаружились не только в его мировоззрении, в его мучительных блужданиях и сомнениях, но и в том, что он одновременно создавал вещи, в которых действуют фантастические образы, переплетаясь с реальной действительностью, как и в «Жизни Василия Фивейского», а также в рассказах и пьесах отвлеченного аллегорического и символического характера вроде «Черных масок» (1907) или «Океана» (1911). Исследователь В. И. «Тем не менее рассказы его становились все мрачней и мрачней.
По А. Шопенгауэру, первореален не внешний мир – материя, пространство, время, причинно-следственные связи), а «мировая воля», которая образует вечные формы вещей их «идеи». Священник Н. Колосов в Московском епархиальном доме выступил с лекцией «Мнимое крушение веры в рассказе Л. Андреева Жизнь Василия Фивейского» (15 декабря 1904 г. )3. В начале века. Представляется, что Л. Андреев сознательно или бессознательно оправдывает человека «в глазах» Бога за это постоянное стремление «к запретному» знанию, которое, самим писателем отнюдь не определено как «запретное».
Рассказ «Бездна» – это рассказ-упрек человеческой природе, управляемой низшим, звериным началом. И разве не тверда земля под его ногою. »161 И далее: «Он чистым хотел быть для великого подвига и еще неведомой и великой жертвы – и все дни и ночи его стали одною непрерывною молитвою, одним безглагольным излитием»162. Но погибает в движении, в бунтующем состоянии. М. : Русская мысль, 1912. Сыпались упреки за проповедь мистицизма и анархизма, примирения с социальным злом. Герой же рационалист раз за разом терпит у Андреева поражение»192.
Все эти попытки терпят крах. Так зачем же ты дал мне любовь к людям и жалость – чтобы посмеяться надо мною. 20 ноября в Большом зале Московской консерватории в рамках IХ Международного фестиваля Vivacello выступил Камерный оркестр «Солисты Павии» во главе с виолончелистом-виртуозом Энрико Диндо. Но, пожалуй, наиболее ярким произведением, в котором поднимаются вопросы бытия в аспекте поиска Бога, веры и неверия, несомненно, является повесть «Жизнь Василия Фивейского» (1903).
А молодому беллетристу А. А. Кипену он сделал так много добра, что тот (по собственному выражению Кипена) буквально «пропал бы», если бы не Леонид Николаевич. Киев: Наукова Думка, 1978. По логике писателя, несчастья о. Василия Фивейского — это рок, который преследует уже не одного человека, а все человечество. Чтобы обозначить свою позицию как художника, которая могла кому-то показаться родственной символистам, Л. Андреев писал по поводу рассказа «Мысль» М. Горькому следующее: «Думаю, что почвы для Розановых и Мережковских не даю».
Но все просчеты в обучении он восполнял активным самообразованием. И правда ли, что бунтом жить нельзя. После этого мы долго не виделись ибо я уехал за границу. Религиозный писатель и публицист Д. Мережковский откровенно заявляет, что страдания сельского священника объясняются ничем иным, как недалекостью рассудка героя: «слишком большая воля, при малом уме, приводит к глупости или сумасшествию ибо и глупцы, так же как умные, может быть даже чаще умных, сходят с ума»6. Например, образ «стены» может служить символом того, что мешает человечеству на пути к осмысленной жизни и счастью. Обусловленность творчества личностными мировоззренческими предпосылками подчеркивает литературовед И. А. Есаулов: «После работ М. Хайдеггера и Х. -Г.
(Э. В таких произведениях как «Молчание», «Герман и Марта», «Два письма», «Большой шлем», «У окна», «Жили-были», «Город», «Ангелочек», «Смех» и других, – сквозит фатальный мотив жизни человека, раздавленного невыносимым беспристрастным Роком. «О чем я думаю. «Моя изумительная страсть к чтению, благодаря которой я восьми лет стоил пятнадцатилетнего, удовлетворялась самым беспорядочным и вредным образом», – спустя годы, обретя склонность к постоянной рефлексии, Андреев не раз возвращался к своим детским привычкам любопытно, что не зная Фрейда, он тем не менее искал причину несчастных черт собственного характера в детской, безжалостно критикуя собственных воспитателей.
В 1908 г. в Петербурге он выпустил книгу «От бурсы до снятия сана»55. Мало того что за увлекательными сюжетами книг частенько стояла моральная, этическая и философская пустота, очевидно и то, что вокруг Леонида не было никого, кто мог бы расставить точки над «i», ответить на зарождающие в голове ребенка вопросы. Почти всегда дети в прозе и пьесах Андреева существуют в неразрывной и принципиальной связи со своими – плохими или хорошими – родителями: «Но были над ним и вокруг него и в нем самом два абсолютно особенных человека, одновременно больших и маленьких, умных и глупых, своих и чужих: это были отец и мама». Писал он почти всегда ночью – я не помню ни одной его вещи, которая была бы написана днем. Вот как эту мысль формулирует сам писатель применительно к повести «Жизнь Василия Фивейского»: «Я убежден, – писал он в письме к критику М. Неведомскому, – что не философствующий, не богословствующий, а искренне, горячо верующий человек не может представить себе Бога иначе, как бога-любовь, бога-справедливость, мудрость и чудо. «Иуда Искариот» – история о самом страшном негодяе в истории христианства – предоставлена столь неожиданно, что, при всем таланте автора, не может вызвать исключительно положительные отзывы. Репин этого периода интересен как художник, в чьем творчестве отразились художественные искания времени, поскольку по натуре своей художник был преобразователем, реформатором, остро чувствующим дух перемен. И если Василий Фивейский воплощает в себе трагедию веры, то его сын, дегенерат от рождения, олицетворяет собой мрак сознания, не оплодотворенного мыслью, а потому лишенного интеллекта», – утверждает исследователь В. Чуваков151.
«Лучше этого – глубже, яснее и серьезнее, – сообщал Горький Пятницкому, – он еще не писал. Цветкова. И богатырская внешность Николая Ивановича: «грудь широченная, как площадь мощеная» и характер отца – честный, смелый и прямой – не раз восхищали первенца. Критика текущей действительности органично совмещалась у Л. Андреева с глубоко сочувственным изображением представителей социальных низов, народных масс.
Так, в повести «Жизнь Василия Фивейского» герой бунтует против бессмыслицы в жизни, вся сила веры, с невозмутимостью которой он преодолевал все обрушивающиеся на него несчастья, оборачивается с той же силой в бунт – прорыв, отчаянную попытку придать смысл происходящим событиям, найти какой-то выход, но, к сожалению, прыжок веры в поиски разумного именно разумного ответа, оборачивается прыжком в безумие и смерть – в неудачу. Первая книга его рассказов имела огромный успех. Доброва12 февраля 1905 года так же осмотрел Леонида Николаевича.
Если бы в ту пору где-нибудь грянула музыка, это не показалось бы странным. Но, «все дозволено не означает, что ничто не запрещено»244, – таков тезис Альбера Камю, с которым определенно бы согласился Леонид Андреев. У Л. Андреева, как отмечено Д. Мережковским, запах накаления обстановки в сочетании с угнетающим чувством страха и тоски, проявляется уже с первых строк: «Над всею жизнью Василия Фивейского тяготел суровый и загадочный рок. З. Гиппиус, В. Брюсов и критик-публицист Д. Философов отчасти были единодушны с Д. Мережковским и разделяли его взгляды. В автобиографии Андреев представлял отца «человеком ясного ума, сильной воли и огромного бесстрашия».
К таким произведениям следует отнести рассказы и повести писателя: «Баргамот и Гараська», «Защита», «Алеша-дурачек», «Из жизни штабс-капитана Каблукова», «Случай», «Молодежь», «Памятник», «В Сабурове», «Петька на даче» (1899), «Большой шлем» (1899), «Ангелочек» (1899), «У окна» (1899), «Жили-были» (1901), «На реке» (1900), «Гостинец» (1901), «Молчание» (1900), «В поезде» (1900), «Смех» (1901), «Бездна», «В тумане» (1902), «Мысль» (1902), «Стена» (1901), «Набат» (1901), «Иностранец» (1901), «Город» (1902). Эти мысли и ощущения наиболее остро и выпукло выражены в рассказе «Город» (1902). Более того: в рассказе «Кусака» героем является собака ибо все живое имеет одну и ту же душу, все живое страдает одними страданиями и в великом безличии и равенстве сливается воедино перед грозными силами жизни. А в остальном Вы доставите только радость мне и Анне, если поселитесь и оживите дом.
На первый взгляд здесь нет ничего особенного: диковатая, звериная жестокость и теперь отличает множество сказок, которые читают дети, но редко кто из них принимает эту, «вторую реальность» за настоящую жизнь. Художественная мысль Л. Андреева очень часто, подолгу и упорно задерживалась на «вековечных» вопросах и проблемах общефилософского характера — о жизни и смерти, о загадках человеческого бытия, о предназначении человека и его месте в бесконечном круговороте жизни. «Белые» – гости Николая Андреевича – чинно пили чай в одной из беседок роскошного андреевского сада, все они конечно же реально испугались, когда «краснокожие» с гиканьем выскочили из кустов. Россия, 1988. Ни себя содержать он не умеет, ни жену. Высоких было больше, чем низких. Это до известной степени верно, но огромная разница в том, что в рассказах г. Андреева нет ничего «необыкновенного», «странного», «фантастического», «таинственного».