Зловещая Голова
Итальянские фильмы ужасов, которые получили в прокате заголовки «зловещие мертвецы», хотя никак не связаны с оригинальными фильмами.
Бёрн-Джонс Эдуард – Зловещая голова Медузы Горгоны
Можно вспомнить, что нежить не отражается в зеркале – т. е. После этого остается лишь сесть в погребальную ладью и спеть прощальную песню. «Птицы падают мертвыми к его ногам и плоды земные чернеют и гниют вода источников, в которых он утолял свою жажду, становится отравленной», – так отмахивается от василиска Борхес в своей «Книге вымышленных существ». Так, в портрете дочери (1885 – 1886) плечи и голова сидящей фигуры отражаются в выпуклом зеркале, что дополняет впечатление отчужденности, рождаемое взглядом модели, устремленным в никуда. Сюжет «Леди Шалотт» был, к сожалению, обойден вниманием Берн-Джонса, а это значит, что адекватного воплощения средствами живописи он так и не получил.
Во многом Берн-Джонс предвосхитил сюрреалистов XX века: так, городские здания на заднем плане «Скалы судьбы» ( The Rock of Doom, 1884 – 1885) напоминают пустынные ведуты Джорджо Де Кирико, а конь с картины «Ланселот, спящий у часовни Святого Грааля» ( The Dream of Launcelot at the Chapel of San Graal, 1895 – 1896) – нечто из Сальвадора Дали. И сказка о Спящей Красавице и миф о спасении Андромеды, прежде всего, посвящены времени. Не обращают внимания и на то, что именно он в своих мифологических композициях воскресил забытый со времен ученичества Рафаэля символический «мировой пейзаж», составляющий фон живописных полотен художников раннего Ренессанса (а не только Северного Возрождения, как считал Отто Бенеш). Кроме того, отражение в фонтане (o er a fount he held it) ясно показывает, что девушка смотрит вовсе не на смертоносную, хоть и мертвую голову, а на своего спасителя. Реальность и изображение меняются местами в пространстве – как если бы актеры в театре вдруг оказались среди зрителей (и не случайно актер барочного театра обращается в зрительный зал, а не к партнеру по сцене).
В классическом анализе «Менин» Веласкеса Мишель Фуко подчеркивает парадоксальность композиции, помещающей зрителя на место королевской четы, портрет которой пишет художник. не принадлежит к миру живых.
Любопытно было бы узнать, каким предстает мир его взгляду, если этот взгляд убивает. А если наоборот. Существо, видящее вокруг себя одну лишь смерть, пока не встречает другого василиска Пока тебя не было, не было и смерти. Уильям Хольман Хант, оставивший лучшее графическое изображение Леди Шалотт (1857), которое затем долго (целых двадцать лет) переделывал в не слишком удачное живописное полотно, задним числом трактует этот персонаж как аллегорию души, погруженной в аскезу и незамедлительно наказанной, стоило только ей проявить влечение к так называемым простым радостям жизни.
Зловещая голова: 2012 (,,,,, порно, секс)
То же самое происходит в «Портрете четы Арнольфини» Ван Эйка: выпуклое зеркало воспроизводит (с естественными искажениями) интерьер изображенной художником комнаты, демонстрируя обе стоящие фигуры со спины. Портреты жены и дочери воспринимаются как вариации на одну тему. Вместо картины-окна появляется зеркало-окно, разрушающее живописную плоскость, словно трехмерный предмет, наклеенный на холст в позднейших опусах футуристов (с той только разницей, что зеркало и объемный коллаж разнонаправлены относительно плоскости изображения). В результате этого получилась «Зловещая голова» ( The Baleful Head, 1887), находящаяся в Штуттгартской галерее – одна из самых очаровательных картин Берн-Джонса, как бы смешно и неуместно ни звучал подобный эпитет применительно к композиции, где присутствует мертвая голова Горгоны.
Некоторое время спустя можно обнаружить, что печальная и кажущаяся спящей Горгона оказывается двойником Андромеды, в лице которой читается крайняя степень простодушия и непонимание происходящего, будто бы она только что проснулась от летаргического сна, как спящая красавица с картины Берн-Джонса «Шиповник» (The Briar Rose, 1884 – 1890). Примерно то же самое полувеком позднее сделает Магритт в «Портрете Эдварда Джеймса» (1937), где обращенные к зрителю спина и затылок портретируемого дублируются в зеркале, – но насколько грубее выглядит Магритт рядом с Берн-Джонсом. Перевернув этот трюизм, мы получаем смертоносного василиска. Медуза в зеркале не только не опасна (в чем художник пока еще следует мифу), но и показывает свой истинный лик.
