В России же эти родственные отношения гораздо сложнее. Впрочем, о лидерстве какого рода можно говорить в эпоху поставангардов. Почему те, а не другие.
«бульдозерная» выставка 74-го. Эпоха, когда современное искусство переходило «из класса в класс» и отмечались «медалисты», благополучно закончилась. Однако не будем приписывать излишнюю субъективность исследованию Катрин Милле.
Книга Катрин Милле – не совсем история современного искусства. Если же еще учесть то, что в том же 1960-м были подписаны манифесты «Нового реализма» (аналог американского поп-арта) и группы кинетистов GRAV, то вроде бы современному искусству во Франции выдано почти нотариально точное свидетельство о рождении. Под «рождением» современного искусства понимается появление не столько новых пластических форм, сколько новых форм функционирования в обществе. – претензия, высказанная некоторыми критиками по отношению к книге Катрин Милле, в свое время и в более жесткой форме, была обращена и к Жану-Луи Фроману, когда тот, будучи комиссаром Французского павильона на Венецианской биеннале, экспонировал не художников, а архитектурные проекты (половина артистической Франции тогда встала на дыбы). В основном она придерживается концепции, которую так или иначе разделяют многие французские критики: от последних попыток реализовать техно-социальные утопии (кинетисты и не только они) и опытов новой изобразительности (нарративная ангажированная живопись разного толка «около 1968 года») до ревизии живописи и вообще станковизма в 70-х («Основа-поверхность») и возвращению к живописи в 80-х («Новая фигуративность»). Однако если вернуться к книге Катрин Милле.
И если в 50-е годы Мишель Рагон еще приводил в своей «Истории живого искусства» персоналии лидеров («Портреты "абстрактных лириков"», «Портреты иновых фигуративистов"». ) и рейтинговые списки художников, то с середины 60-х, а тем более с 70-х и далее это стало считаться не очень корректным. Другое дело, как уживались эти «соседи» : одни провоцировали, устраивали скандалы, другие «принимали меры» или шли на уступки, судились и, наконец, примирились. «Искусство наконец-то включилось в мир, в общество», – некогда сказал один из художников 60-х. Впрочем, у нас все и всегда было сложно. Интрига этих взаимоотношений – современное искусство и, конкретнее, современные художники, с одной стороны и государство, публика и коммерция (последняя в меньшей степени), с другой, – и составляет один из главных сюжетов исследования Катрин Милле. Не без пафоса, хотя по сути верно.
По крайней мере в том смысле, какой придавали ей, например, Жан Кассу в «Панораме современных пластических искусств» (1960) или Рене Юйг в «Искусстве и современном мире» (1970), когда методично в хронологическом порядке рассматривались «изм» за «измом», «школа» за «школой» и один мэтр за другим. Таким образом во Франции современное искусство и современная критика – погодки.