Произошла Преудивительная История

Значение слова «преудивительный»

Открытие Схольте оставалось остроумной догадкой, но не служило безупречным доказательством. Новая цепочка романов, то занимательных, то водянистых историй о приключениях разных бродяг, отставных солдат, шутов и проходимцев, наполненных то описаниями военных действий, то шутовских проделок, как например «Симплицианский Таращи-глаз-на-весь-мир или Похождения Яна Ребху в четырех частях» (1677 – 1679), «Предиковинное жизнеописание французского вояки Симплициссимуса» (1682), вдобавок выпущенный издателем Филлионом, чье имя стоит на первых изданиях «Симплициссимуса», «Венгерский или Дацианский Симплициссимус» (1683) и, наконец, «Весьма потешный и затейливый Малькольмо фон Либандус Для редкостного увеселения сочинен Симплицием Симплициссимусом» (1686). Присмотревшись к географии «Симплициссимуса», Пассов обнаружил, что таинственный автор прекрасно знает область Верхнего Рейна и его приток Некар. Находки Пассова, казалось, лишь подтверждали достоверность Комментария. 7). Женщина под маской «на горе Венеры» соблазнительница в тан-гейзеровском духе – персонифицированная «Luxuria». Уже в «Сатирическом Пильграме» он говорит о редком вдохновении поэта, «которое, по словам Оригена, не что иное, как очищение сердца и просветление души».

Следующая попытка была предпринята Эдуардом фон Бюловым (1803 – 1853), который в 1834 г. включил в составленную им антологию европейской новеллы переработанную им симплицианскую брошюру «Первый лежебок». Испытав мир, он сам решает стать отшельником, заканчивая книгу пламенной тирадой из Гевары. Он полон живой конкретности, хотя все вещи в нем ненадежны и непрочны.

Мама 80-го уровня ювенальная юстиция: история Светланы Дель

Биография Оливье – устрашающий пример жизни и гибели нераскаянного грешника и злодея. Симплициссимус – не конкретная личность с определенным характером, а «фигура из календаря», «носитель» готовых литературных форм и мотивов. Он не закоснелый злодей и не самоотверженный подвижник. Издание 1671 г. отвечало последней воле автора.

«Сущность всего сущего – борющаяся сила», – возвещал Яков Бёме. По этому принципу схоластической диалектики составлена его первая книга – «Сатирический Пильграм», где каждая глава разделялась на три отдела: «За», «Против» и «Заключения». Гарцони лишь мимоходом делает выпад против «подлых и ничтожных людей», которые «силятся стать рыцарственными господами и покупают себе дворянские дипломы и повсюду чванятся таким благородством, что заставляют долго говорить о себе и указывать на них пальцами, что все служит не к их чести, а к стыду и посмеянию» ибо «ни о чем другом нельзя порассказать о них, кроме того, что их деды, а то и отцы были поденщики и носильщики их двоюродные братья – медведчики, братья – палачи, сестры – шлюхи, матери – сводни и, одним словом, весь их род столь загажен и обесчещен, да и они сами так черны, как если бы сбежали из закопченной кузницы хромого Вулкана, как доподлинные братья Бронта и Стеропа». Последнюю часть этого издания составляла «Книга планет» – краткий самоучитель по астрологии, физиогномике и хиромантии. Третья книга – апогей.

На сей раз рецензент «Всеобщей литературной газеты» даже отметил, что внесенные изменения вовсе не столь предосудительны, как это можно было заключить по заглавию, тогда как критик «Всеобщей немецкой библиотеки» заметил, что «многое опущено без нужды», как например стихи в третьей главе первой книги, но оставлены «грязные места», которые могли быть удалены путем легких вычерков. «Случайности» не просто перемещают героя в новую обстановку. Бренность бытия не означает его тщетности. Дальнейшие эпизоды романа позволяют заключить, что в его художественную ткань вошел личный опыт автора.

Только Гриммельсгаузен в «Симплициссимусе» сумел создать художественное обобщение эпохи использовав все средства и все возможности, которые она ему открывала. Особенность издания Келлера – привлечение трехтомного издания Фельсекера. На крутых бедрах видны птичьи крылья, вероятно гусиные.

е. грубые) слова, «когда поведет рассказ о каких-либо бездельнических проделках» (VI, 23). Однажды, когда ему «опостылели все бабы», он размышляет, а не пойти ли ему в капуцины. Симплициссимусу претит подобная подлость и бесчеловечность. Путем сложного анализа документов и событий в романе Кённеке установил, что Гриммельсгаузен не был в крепости Липпштадт, где на долю Симплициссимуса выпало немало приключений, не совершал, как он, путешествия в Кёльн, а оттуда в Париж, не был в Филиппсбурге, когда его занимали имперские войска, не принимал участие в осаде крепости Брейзах веймарцами и т. д. При оценке биографического значения «Симплициссимуса» приходилось все более и более считаться с художественным замыслом произведения, его композицией, внутренним развитием действия и психологией героя.

В конце XIX в. трехтомное (фельсекеровское) издание Гриммельсгаузена почти утратило значение биографического источника, но сохранилось убеждение, что по крайней мере все сочинения, вошедшие в него, принадлежат одному автору. Труд издается посмертно, хотя первые пять частей автор успел сдать в печать. Позднее голландский филолог Я. Схольте обозначил издание «А» как «издание школьного учителя» («Schulmeister-Ausgabe»), так как оно было «заботливо переработано по грамматике Кристина Квенца», чтобы сделать его «более доступным для посредственного читателя». Все же удается наметить некоторую связь повествования с биографией Гриммельсгаузена, в особенности с историей его детства и юности. В 1670 г. Филипп Цезен выпустил роман «Ассенат», разрабатывающий ту же тему, что и «Целомудренный Иосиф». Автор, благочестивый протестант, отмежевывается от черной магии, некромантии и других ужасов, «от каковых злых дел да хранит нас всемилостивый бог. ». Был ли знаком Гриммельсгаузен с «Дон Кихотом» вообще, а если и был, то в немецком издании 1648 г. или в голландском переводе (1657), до сих пор не ясно.

Удивительные истории (телесериал)

Да и не псевдоним ли и это новое имя. Сам Гриммельсгаузен воспринимал своего героя как аллегорическую фигуру. Он становится извергом, потерявшим какие бы то ни было моральные устои. Слышатся тирады Люцифера, вполне уместные на подмостках школьной драмы. Но и это не решало вопроса о первом издателе «Симплициссимуса».

Раз в месяц он собирал население острова, поучал из Библии и устанавливал новые браки. Он перерабатывает и переосмысляет «чужой» материал, переводит нейтральный, безличный текст в сказовую форму, придает ему пластичность. Композиция первых пяти книг «Симплициссимуса» не является такой стройной, как это представлялось Схольте.

Интересно, что и сам Преториус ссылается на сочинение Самуеля Хиршфельда «Сатирический Пильграм» и упоминает о нем в другой своей книжке «Волшебный прут» (о рудоискательной «вилке»), вышедшей в следующем году. Эго не портрет маслом, а фигура с витража или мозаики. Елены, где задержались, так как на кораблях появились больные. Неоднократно использована в «Симплициссимусе» «Натуральная магия, сиречь Книга искусств и чудес, в коей содержатся диковинные секреты, тайны и кунштюки» Вольфганга Хильдебранда.

15). Но в них Симплициссимус проще, бесцеремонней, лишен особых раздумий. Было разыскано и установлено и несколько произведений Гриммельсгаузена, не включенных в «Собрание сочинений» Фельсекеров. Носатое, улыбающееся, умное лицо с выпяченным подбородком, с подозрительными рожками и длинными остроконечными ушами. Возможно, его привлекала «исправность» этого издания, нормализация языка и правописания по сравнению с другим изданием 1669 г., отличавшимся резкими диалектальными чертами. Он посещает мир утопий, созданный «сильфами» на дне Океана, а затем на земле «перекрещенцами», пытающимися осуществить лучшее устройство мира на земле. Но уцелевшие экземпляры удивительно отличались друг от друга, даже когда на них был выставлен один и тот же год и одно и то же место издания.

Самые удивительные совпадения в истории человечества

Первым плутовским романом, появившимся в Германии, был «Бродяга Гусман из Альфараче» (1599), вышедший в 1615 г. в Мюнхене. Все три лица, которым посвящал свои книги Гриммельсгаузен: Филипп Ганнибал фон унд цу Шауенбург из Некара (роман «Дитвальд и Амелинда»), жена вюртембергского советника юстиции Мария Доротея фон Флекенштейн (роман «Проксимус и Лим-пида») или советник Крафт фон Карлсхейм из Нейхауза – так или иначе связаны с этими местами. Но рецензент «Всеобщей литературной газеты» решительно высказался против произвола по отношению к тексту, включения стихов Виланда и парафраз из «Музариона», что порождает ублюдочный «смешанный стиль». Что же касается «Летучего странника», то перевод его Венатором Фолькманн считал маловероятным, а «Прибавление» ему уже вовсе нельзя было приписать, так как оно появилось после его смерти. В 1822 г. поэт и сатирик Фридрих Вайссер (1761 – 1836) выпустил в двух частях свою переработку романа: «Плутовство и простота или Симплициссимус XVII столетия в одеянии XIX». Даже из одной и той же типографии в одном и том же году вышло несколько изданий или «заводов».

Он разрешил себе лишь исправить некоторые «погоешности стиля» и устранить слишком грубые выражения. Его пристрастный, отзывчивый интерес к людям не угасает. Картины студенческой жизни в Галле анахронистичны. Капитан, купец и другие пассажиры соскочили в большой бот, другие попрыгали через борт, спасаясь вплавь, но все потонули. Но долго там не мог оставаться «»Кошка» на ходу слегка повернулась в бок и Бен понял, что сейчас она броситься в атаку. Они играют важную роль в структуре и композиции произведения, а не приданы ему извне. Среди его источников была «Сокровищница сверхъестественных, чудесных и достопримечательных историй», женевского пастора Симона Гулара (1543 – 1628), вышедшая в немецком переводе в 1613 г., но ему была известна и «Демономания», переведенная еще в 1581 г. Иоганном Фишартом, воинствующая книга католического философа и юриста Жана Бодена, потратившего всю свою ученость на оправдание процессов ведьм и сочинение Николая Ремигиуса «Demonolatria, сиречь о нечисти и волшебствующих духах».

Его настольной книгой была составленная итальянским полигистором Томазо Гарцони (1549 – 1589) «Piazza universale, сиречь всеобщее Позорище или Торжище и Сходбище всех профессий искусств, занятий, промыслов и ремесел». Она перекликается и с эпизодом, в котором безумец Юпитер предвещает появление «немецкого Героя», как бы еще раз подчеркивая несбыточность и неосуществимость этого идеала, невозможность вернуться к прошлому или удержать быстротечное настоящее. Здесь же реализуется и мотив «сбывшегося предсказания» старика Херцбрудера о смерти Оливье и о том, что Симплициссимус отомстит за него (II, 24). Ландскнехты увязывают в большие узлы неизвестно откуда взявшиеся сукна, платья, оловянную и медную посуду, а крестьянин из Шпессерта после пытки объявляет, где сокрыто сокровище, «где золота, жемчуга, драгоценных каменьев было больше, чем того можно было надеяться сыскать у мужика» (I, 4). Его привязывает к Симплициссимусу только злобное и суеверное убеждение, что тот хорошо отомстит за его смерть. Автор принужден скрашивать «горькие пойла, чтоб легче было их глотать». Эстетизм и утонченный индивидуализм романтического юноши, который предается ироническим самонаблюдениям и по собственному признанию «играет комедию с самим собой», не имеют ничего общего с раздумьями Симплициссимуса о себе и окружающем его мире.

В сущности он не рожден для великих подвигов, хотя и стремится к ним. Его полигисторство приобретает фольклорные черты, обрастает мотивами народной фантастики. Новое издание, переработанное по вышедшему в 1685 году оригиналу в шести книгах».

Симплициссимус воспитан крестьянской средой, хотя и не принадлежит ей целиком. Это было время кунсткамер и раритетов, монстров и диковин, обильных, но не достоверных цитат. А. Келлер (1811 – 1883), осуществивший в 1854 – 1862 гг. Подчеркивалась художественная организация материала и подчинение его проблеме личности. Схольте предположил, что это имя и послужило анаграммой для обозначения мнимого издателя.

Местечко так запустело, что было оценено судом в Гайсбахе всего в 15 флоринов. Он даже честно признается, что не совсем ее понимает и удивлен его целомудрием. Он основывался на наблюдениях Г. Кённеке, который «твердо» установил, что весь типографский материал «Симплициссимуса» «В», начиная от шрифтов и кончая книжными украшениями, близок к тому, который употребляли в типографии франкфуртского издателя Вильгельма Зерлина, выпускавшего в 1668 – 1669 гг. А. Келлер полагал, что автор «Симплициссимуса», как и его герой, вырос без всякой школы, да и впоследствии был не слишком учен.

Его окружают крестьяне, ландскнехты, маркитантки, канцеляристы, даже ведьмы. То и другое не под силу Симплициссимусу. Он становится Симплициусом Симплициссимусом. Пастушеский роман претерпевает у него удивительные превращения. Не сделали это и его наследники (издания 1693 и 1713 гг. ).

Казус семьи Дель: самые важные вопросы в истории с изъятием детей

Читала она и «Кураже». Наибольшим успехом «Симплициссимус» пользовался в бюргерской и грамотной простонародной среде. «Ба. В шестой книге Симплициссимус, подымаясь в гору, осматривает необитаемый остров, куда его забросило кораблекрушение.

Еще в 1912 г. Схольте выяснил, что у нюрнбергского издателя Вольфа Эберхардта Фельсекера (1626 – 1680) был сын Иоганн Ионатан, которому в год издания «Симплициссимуса» было примерно одиннадцать лет от роду. Так шаг за шагом устанавливался состав литературного наследия Гриммельсгаузена от «Симплициссимуса» до связанных с ним мелких трактатов и календарных поделок, которые в свою очередь многое объясняют в этом романе. Плотины и водоотливные канавы разрушены и приведены в полную негодность. Положения, выставленные К. Луговским и Домагаллой, оказали влияние на дальнейшую интерпретацию «Симплициссимуса». Их понимали и толковали как «искусные придворные речи», «находчивые ответы» чаще всего в ситуациях, связанных с именами исторических лиц (наиболее традиционная форма жанра). Жизнь – не сон и не фантасмагория. Отзыв Гёте о нем В. Гримм обещал пересказать изустно и он до нас не дошел.

Отношение Гриммельсгаузена к галантному роману напоминает позицию Сореля. Точно так же из других произведений Гриммельсгаузена, в особенности из составленного им «Симплицианского вечного календаря», (1670), были извлечены некоторые автобиографические признания, достоверность которых подтверждалась рядом веских соображений. «Симплициссимуса» читали в различных кругах немецкого общества. На критику источников он и вовсе не отваживается и если однажды заметил, что Плиний «завирается», то последовал в этом Гарцони, представлявшему для него еще больший авторитет.

Триста лет истории приписаны к календарю умышлено

«Он слишком много или слишком мало внес изменений, – иронически писал Германи Курц, – и в результате его работа не удовлетворила ни ученых филологов, ни читающую публику». Лапы странного существа попирают разбросанные театральные маски.

Она охватывает детство, пребывание у отшельника и наречение Симплицием. Введенные в него шванки, готовые «остроумные ответы» отражают движение мысли Симплициссимуса, соотнесены с его личностью и характером. Ежели у тебя глупое лицо, то напяль очки а шрамы на лице прикрой швейцарской бородою. Комментатор этого издания сообщал, что Симплициус хорошо знал «промысел живущих в Шпессерте поселян», занимавшихся разведением скота и в отличие от других людей «низкого происхождения», которые, если их вознесет Фортуна, «не хотят о нем помнить, оказывал благодарную любовь к своей родине Гельнгаузену».

Жуткие истории, произошедшие в университетских городках

Таково аллегорическое «сонное видение», которое зрит Симплициссимус перед тем, как решает вступить на новую стезю и оставить праздную жизнь на Моховой горе (VI, 3 – 8). «Тут помыслил я про себя: справедлива пословица – когда кто захочет в конец разорить крестьянина, должен употребить для того никого иного, как только крестьянина». Риторические средства становились достоянием народного красноречия. Появление шестой книги романа, а затем целой серии «календарных историй» казалось посторонним добавлением, нарушающим первоначальную стройность и цельность произведения.

На них наслаиваются исторические и литературные реминисценции. Колыбель аугсбургской работы, в которой Ева качала своих детей 23. Эти слова представляют собой слегка видоизмененную (для сближения с сюжетом романа) цитату из моралистического сочинения Антонио Ге-вары (1490 – 1545) «Тяготы придворной и блаженство сельской жизни». В примечаниях были приведены разночтения по другим изданиям, также получившим буквенные обозначения: «Немецкий Симплициссимус» («Simplicissimus Teutsch»), 1669 г. («В»), «Симплициссимус» по изданию 1670 («С») и 1671 г. («D»). И только впоследствии Симплициссимус, вспоминая и размышляя о былых приключениях извлекает из них назидательные «выводы». Романтиков коробило от натуралистических сцен «Симплициссимуса» и «Филандера».

Когда Гриммельсгаузен описывает исторические события независимо от того, был ли он их непосредственным участником или нет, он пользуется литературными и риторическими средствами. Первый раз после долгой разлуки Херцбрудер встречает Симплициссимуса и выручает его из беды (IV, 12). Вслед за ним Лео Домагалла объявил, что «Симплициссимус» – не «роман развития». Необычайная живучесть роднит его с пикаро их приключения часто одного пошиба. «Пастушеские игры», в которых приняли участие патрицианские слои бюргерства, воспринимались в разных аспектах: от философских раздумий об утраченной близости человека к природе до притворно утонченной тоски пресыщенных придворных по простой жизни. И что самое главное – меняет его социальный смысл и направленность.

Что означает слово «преудивительный»

противопоставлял «Симплициссимуса» «опицевской школе» и ставил ему в заслугу, что он не имел ничего общего со «школьной ученостью», «а брал свои наблюдения из истории и нравов своего времени», Близкий к романтикам Людвиг Вахлер (1867 – 1838) в «Лекциях по истории немецкой национальной литературы» в 1819 г. утверждал, что «Симплициссимус» «в отношении здоровья, грубоватой крепости и правдивости своей внутренней жизни самый содержательный роман среди всех современных и многих позднейших». Г. Кённеке, скрупулезно сверявший роман со всеми доступными ему источниками и свидетельствами, привел много примеров неточного, поспешного и поверхностного использования даже такого общеизвестного в то время издания, как «Theatrum Europaeum». Это объясняется в первую очередь свойствами главного героя. Автор сам себя именует Невеждой и даже Идиотом. Каждый эпизод не только «новая ситуация», но и новая «станция» на пути героя, который в водовороте бурных и тревожных событий не теряет свою личность, а приобретает ее. Это нагота жизни, а не жеманная обнаженность.

Заимствовав эту цитату, Гриммельсгаузен разрывает ее на две части. Германи Курц (1813 – 1873), поэт и историк и был тем человеком, который положил начало раскрытию подлинного имени автора «Симплициссимуса». Он удивляется сам со всем простодушием и восторгом народного рассказчика. Это был шаг вперед по сравнению с наивными суждениями о книге как бесхитростном рассказе или «картине» из эпохи Тридцатилетней войны. То, что они туда не попали, вызывало недоумение.

В шестой книге «Симплициссимуса» эта идея выражена в двух внешне абсолютно самостоятельных и не связанных между собой аллегориях. С какой стати пристроился он к имени героя простонародной книги. В «Симплициссимусе», герой также пользуется «першпективной трубкой» (III, I и VI, 1). Реализм плутовского романа – реализм момента.

Морфологический разбор (часть речи) слова преудивительная

Автора не должны останавливать низменные предметы и подробности – «без них история была бы неполной». Один прикалывает мужчину. появился в немецком переводе в 24 томах.

И его собственные галантные романы – это отчаянная попытка самоучки из народа прорваться в «высокую литературу», доказать всему свету и самому себе, что и он не лыком шит и способен писать такие же произведения, как знаменитые и ученые писатели. По мнению Домагаллы, следует говорить не о личности Симплициссимуса, а лишь о некоем «общезначимом» симплицианском поведении, симплицианском отношении к жизни, запечатленном в романе. В 1812 г. Арним в повести «Изабелла из Египта» превращает симплициссимусовского ландскнехта в услужливого, добродушного и плутоватого странствующего мертвеца, который, возвращаясь в могилу, озабоченно пересчитывает полученные днем чаевые.

Гриммельсгаузен не просто «дозволил» издателю воспользоваться трудами корректора 1669 г. («А»), а принял их, так как это обеспечивало более широкое распространение книги по всей Германии. Нареченные «восточными» именами, разодетые в маскарадные экзотические наряды герои ведут себя подобно дамам и кавалерам версальского двора. Он не служит ни развязкой произведения, ни страшным разрушительным открытием для героя, как «тайна рождения» для Эдипа. «И хотя они частенько столь пусты и неосновательны, что их может поднять на смех и поправить самый темный крестьянин, однако ж мнят они, что Отечество еще и обязано им благодарностью за такие дурацкие выдумки».

Склонение прилагательного преудивительный

В 1811 г. Юстинус Кернер пишет комедию для театра теней «Медвежья шкура в Зальцбаде», где зло и метко высмеивает рационализм, ставший к тому времени старомодным. Оба противостоят прециозной литературе и пародируют ее. В качестве примера может служить эпизод с похищением сала у священника Симплициссимусом, выдавшим себя за черта (II, 31). Так было установлено, что, за исключением «Прибавления» к «Летучему страннику», которое с большой вероятностью можно приписать Гриммельсгаузену, все три его ранних произведения в действительности ему не принадлежат. И, наконец, – пятая книга – катастрофа и отречение от мира.

В повести использован и мотив «висельного человечка», получивший новую трактовку. Изменчивость вещей не делает их призрачными. Здесь, по его мнению, «правит сама жизнь».

Это понимал сам Гриммельсгаузен. Это нечаянный, непредвиденный, но долгожданный случай. Ситуация – не мыслимая в галантном романе. Дискурсивный метод изложения, только в бо-более сложной форме, находит применение и в «Симплициссимусе». Он появился в немецком переводе лишь в 1648 г. и заключал только первые 23 главы первого тома.

В начале шестой книги перед взором Симплициссимуса открывается ландшафт, который он созерцает с высоты одной из гор Шварцвальда. Здесь можно было узнать и по каким признакам выбирать себе лошадь и как с помощью «чихательного порошка» определить, не согрешила ли до замужества невеста, а заодно и получить средство, как скрыть такой грех, если он был. Гриммельсгаузен питал пристрастие к сценическим эффектам. По-видимому, Гриммельсгаузен почувствовал себя уязвленным. Симплициссимус сознает изменчивость своей натуры: «Быть может, Бальдандерс потому и явился тебе собственною персоною, чтобы ты заблаговременно сие предвидел и применился к Непостоянству мира сего», – рассуждает он сам с собой (VI, 10).

Исследование немецкого ученого по фальсификации истории

Труднее судить о происхождении новеллистических мотивов в «Симплициссимусе», так как они восходят к общему репертуару бродячих сюжетов в фольклоре и мировой литературе. Необходимо указать на связь «Симплициссимуса» с дидактико-сатирическим обозрением Ганса Мошероша «Диковинные и истинные видения Филандера фон Зиттенвальда» (1640 – 1643), являющимся переработкой испанского источника «Сновидения» Франсиска Кеведо (1580 – 1645), воспользовавшегося восходящей еще к средневековой традиции формой аллегорических картин для создания сатиры на современную Испанию. М. Кошлиг отметил в «Прибавлении» ряд совпадений индивидуальных языковых форм с различными другими произведениями Гриммельсгаузена. Поверхностным кажется и сходство между рыцарем печального образа и скупым драгуном в «Симплициссимусе» (11, 29), чтобы можно было видеть здесь проекцию образа Дон Кихота. В его повести фигурирует не классический альраун, а «Spiritus familiaris», которым завладела Кураже.

Гриммельсгаузен вводит в роман аллегорию, нередко мотивируя ее как «сновидение», – прием имевший давнюю литературную традицию и получивший распространение в сатирико-дидактической литературе XVII в. Аллегорические элементы в «Симплициссимусе» в отличие от Альбер-тинуса и Мошероша тесно связаны с сюжетом романа и личностью героя. Хотя Гриммельсгаузен был самоучкой и ориентировался на народную литературу, но он прошел такую «ренессансную выучку», что «самостоятельно избрал для своего почерпнутого из личных переживаний романа классическую структуру». Он доверчив и вместе с тем хитер, плутоват и сердечен. Находили новые, неизвестные ранее экземпляры, но они ставили новые загадки. В романе намечается поступательное развитие.

Пункт 51 «описи»: «Стеклянные витые рюмочки, которые выделывал мастер Бартель в Шпессерте из коих Ной впервые напился допьяна», – указывает на родину Симплициссимуса. Этот «перелет» не только изменяет топографию романа, но и «скрадывает» два года времени, ускользающих от сопоставления с биографией автора. Писать надо просто и правдиво, причем правда понимается как полнота рассказа. Генрих Курц уже знал, что «Летучий странник» является переводом французской книжки, выпущенной в 1648 г. Ф. Бодуэном и в свою очередь переведенной не с испанского, как на ней обозначено, а с английского повести Френсиса Годвина (1592 – 1633).

Его и откупил себе в «наследственное владение» Гриммельсгаузен в 1653 г. и затем, как пишет его сын, «обработал, засадил деревьями и, наконец, построил там два дома и владел тем местом, покуда не помер». Однако, кажется, еще никому не приходило в голову объявить Дон Кихота и Санчо Панса только «фигурами» выполняющими определенную конструктивную функцию и не увидеть в них ни личности, ни характера, ни художественного обобщения. Гарцони объявляет, что подобным «нобилистам» можно прямо в лицо сказать, что «деревенская хижина была их дворцом, в котором они рождены и воспитаны их поместья – простое поле, на котором они выискивали свое жалкое пропитание их убранные коврами покои и залы – грязная и закопченная дыра, где по-настоящему не увидишь ни солнца, ни месяца их слуги и лакеи – овцы, козы и свиньи, которых они пасли, плуг – их рыцарское оружие, с которым они упражнение имели, доение коров – их дворянская потеха, рытье канав – их disciplina militaris, погонять ослов или таскать на носилках и возить на тележках навоз – их капитанство и тому подобные вещи, коих они должны стыдиться, когда это будет брошено им в упрек, дабы осадить их высокомерие». Входит Симплициссимус, называет себя автором «Иосифа» и жестоко укоряет Цезена за то, что он украшает себя перьями, вырванными из чужих сочинений. Эта существенная черта личности Симплициссимуса уже не свойственна пикаро.

Историк литературы и романист Франц Горн (1781 – 1837) в 1805 г. в книге «Поэзия и Красноречие немцев» (1822) «реконструировал» портрет Самуеля Грейфензона фон Хиршфельда, который служил во время Тридцатилетней войны мушкетером: «Сомнительно, чтобы он продвинулся по службе дальше обыкновенного солдата, хотя во всяком случае оказал бы честь и более высокому посту. Биографическая основа романа превращается в литературную фикцию. «Симплициссимус» – последний этап этого процесса, как бы задержавшийся на оптимальном уровне, когда жизненное содержание и его сатирико-аллегорическая интерпретация взаимно уравновешивали друг друга, создавая два аспекта художественного восприятия.

Первая часть «Гусмана» – перевод одноименного испанского романа Матео Алемана с морализующими вставками и примерами из немецкой жизни (о комедиантах, невоздержанности и пьянстве и т. д. ). «Случай» не только связывает отдельные мотивы, но и намечает, а то и надолго определяет развитие сюжета. Они низки и жестоки изначально: месть школяру, расплатившемуся за чужую шалость (IV, 18), бессмысленное мучение животных (IV, 22).

Доказательства того, что история увеличена на триста лет

Вся обстановка далека от «Симплициссимуса». Гриммельсгаузен противопоставляет их современным «фантастам», которые подмешивают в свои поэмы столько «поэтических бредней», что «иной ученый и опытный малый, не говоря уже о простых людях, почитай, ничего из того не смыслит». Отождествление Гриммельсгаузена с личностью главного героя стало невозможно. При этом чаще всего в качестве «сторон» и свидетелей выступают и ведут между собой дискурс старое Я умудренного опытом Симплициссимуса и «несведущего» Симплиция, выступающего в конкретном эпизоде романа. И хотя складывалось сомнение, что перевод «Летучего странника» принадлежал Гриммельсгаузену, можно было думать, что он был автором «Прибавлений», близких по духу «Симплициссимусу».

Что же касается молодого Херцбрудера, то мотив узнавания здесь также удвоен. Гриммельсгаузен также заимствует некоторые детали из дидактической книжки Викрама «Детское зерцало» из книги Харсдёрфера, смешивает с элементами народных сказаний («чудесный меч» Оливье). Было установлено, что многие эпизоды «Симплициссимуса» отвечают исторической действительности, но это все же не означало, что автор был свидетелем или участником описываемых им событий.

Они и их кони не могут жить воздухом. Антиномичность романа отражает трагические коллизии сознания, столкнувшегося с неразрешимыми противоречиями жизни. Он смел, предприимчив, удачлив, скор на выдумку и всяческие проделки. Дожив до восьмидесяти лет, он благословил всех, вручив бразды правления старшему сыну (от дочери хозяина).

Совпадение мотивов само по себе еще не служит доказательством прямого заимствования. А ведь сам Симплицис-симус называет себя в романе еще автором по крайней мере двух книг – «Сатирический Пильграм или Белое и черное» и «Целомудренный Иосиф» (1667), за которым последовал небольшой роман о слуге Иосифа продувном Музаи. Автор всегда может нарушить равновесие и пустить пикаро на новую стезю приключений. Вейдт рассматривает эпизод с Юпитером как своеобразную проекцию «Дон Кихота», даже пытается найти общность в их политических суждениях (например, о турецкой войне). Акула «кошка» почувствовала кровь, мигом рванулась к Бену. Но сила его художественного дарования такова, что Гриммельсгаузен не перегружает «Симплициссимуса» заимствованным материалом и не вносит его механически, как поступало большинство его современников.

Понадобились новые усилия и аргументы. «Высокая» литература немецкого барокко была вне живых реальных отношений. И хотя вряд ли «Симплициссимус» в такой степени «накладывается» на роман Сореля, параллельное рассмотрение их может быть плодотворно. Он не отличается ложной скромностью. Осталось нераскрытым только значение «Hybspinthal».

Он не лишен не только лукавства, но и своеобразного жизнерадостного озорства. А может быть, этой проблемы для него не существовало вовсе. Деревенский мальчишка из Шпессерта, с оскаленными от голода зубами, осмысляется как персонифицированная «tabula rasa» (I, 9), оказывается предпосылкой для последующего раскрытия общих этических проблем, зла и несправедливости мира, несоответствия провозглашенных и исповедуемых людьми принципов и реальной действительности и т. д. Герой не только ставится во множество типических обстоятельств, но и проводится через них для доказательства и демонстрации общих положений. В соответствующих эпизодах «Симплициссимуса» угадывается непосредственная жизненная ситуация.

Пустынножитель, пишущий свои воспоминания на пальмовых листьях, сокрушающийся о зле и нестроении мира, вспоминает о своих похождениях с нескрываемым удовольствием: и как он был «егерем» в Зусте и как украл сало у священника, представившись чертом и какие испытал греховные приключения в Париже. Все новые находки то ставили в тупик, то указывали пути для дальнейших разысканий. Шведским комендантом и губернатором города и крепости Ганау был генерал-майор Рамзай.

С различными оговорками эта точка зрения удерживается до настоящего времени. 45). Жизнь Херцбрудера – агиографическая легенда, житие праведника. При всей насыщенности аллегорикой «Симплициссимус» не становится отвлеченным метафизическим романом, оторванным от живой реальности или противостоящим ей. 3.

«Неустанными трудами и удивительным предначертанием счастья» Симплициссимус достиг «обоих благородств»: «рыцарского дворянства» и «благородства свободных людей» (под чем надо разуметь ученость). В том же году от имени того же автора был издан роман «Диковинный Шпрингинсфельд, сиречь исполненное балагурства, смехотворное и весьма потешное Жизнеописание некогда бодрого испытанного и храброго солдата, ныне же изнуренного, дряхлого, однако же весьма продувного бродяги и нищего Напечатано в Пафлагонии у Феликса Стратиота». Он подвергает сомнению источники Цезена: апокрифическое «Завещание двенадцати патриархов» (вышедшее на немецком языке в 1569 г. ) и позднее раввинское сочинение «История Ассената» (использованное в «Историческом зерцале» Бове). В «Симплициссимусе» использовано по меньшей мере 16 дискурсов Гарцони и его предисловие.

2 Триста лет истории приписаны к календарю умышлено

Это был своего рода каталог мотивов, а расцвечивать и разрабатывать их как бы предоставлялось светскому рассказчику, который воспроизводил «по памяти» недавно прочитанную или лучше всего услышанную занимательную историю, а то и был ее очевидцем.

В течение XIX в. сложился взгляд на «Симплициссимуса» как на «роман развития» («Entwicklungsroman») или «воспитательный роман» («Bildungsroman»), раскрывающий и показывающий внутреннее совершенствование героя, его «просветление» по мере познания добра и зла, как в «Парцифале» или его душевное развитие и достижение им внутренней зрелости, отражающей «воспитательный идеал» века, как в «Вильгельме Мейстере» Гёте. «Уж коли хотите знать, откуда я взял имя жены Потифара Се-лиха, то раскройте знаменитое Описание персидского путешествия» Олеария, так увидите, что ее имя мною не из пальца высосано» (гл. Аллегорика «Симплициссимуса», даже когда она на первый взгляд тесно связана с теологической интерпретацией действительности, пропитана живыми реалистическими элементами, отражает народное понимание жизни. В 1756 г. появилась книга «Перемена Счастья и Несчастья во время войны или Диковинные происшествия в жизни господина Мельхиора Штернфельса фон Фуксхейма, прирожденного дворянина, который спервоначалу был воспитан в глухом лесу крестьянином, а после того отшельником, бывшим, хотя и незнаемым образом, его собственным отцом и т. д».

В романе юный Симплиций, не знающий еще о мире, встречает подобного щеголя у ворот Ганау и почтительно обращается к нему: «Ах, любезный мой гермафродит, оставь мне мой молитвенник». Местная легенда прикрепила эту сцену к колоколенке церкви св. Второй раз Симплициссимус находит обнищавшего и искалеченного Херцбрудера (IV, 25). Как будто бы по крайней мере эти продолжения надо приписать одному автору. Достоверных портретов Гриммельсгаузена нет.

Прежде чем назвать вещь, он описывает ее с помощью отвлеченных метафор. Выпуская новые издания «Симплициссимуса»,, он не ввел в сложившийся текст романа ни одного нового шванка, хотя и вносил различные изменения. Согласно теологизированной психологии схоластов, «пороки» не только коренятся в «греховной природе» человека, но и порождаются внешними обстоятельствами, соблазнами мира и происками демонических сил. Эрудиция Гриммельсгаузена простонародна.

1. Спешите, о басня, где возможно, значение приставки укажите корни имеющие в своём составе часть ПРЕ
2. Его Императорского Величества Пречудесных и Преудивительных Кунштов Камера с острогом и двумя банями
3. Пророчество провидца Авеля о мессии
4. Философские трактатыО дивинацииКнига
5. Пророчества Авеля Тайновидца о грядущих судьбах России и Богопомазанников из Дома Романовых
6. Пророчество монаха Авеля о царе Николае и о грядущем царе

В «Вечном календаре» Гриммельсгаузен как бы беседует с книгой, перебивает ее нетерпеливыми репликами и замечаниями, которые вкладывает как в уста Симплициссимуса, так и поучающего его Цонагри. Натурализм Гриммельсгаузена иной природы, чем галантного романа.

На них «нанизаны» привычные новеллистические мотивы. Правда, еще в 80-х годах XIX в. Ф. Бобертаг указал на некоторую близость «Симплициссимуса» к «Франсиону» Сореля, но тогда был известен лишь один немецкий перевод этого романа (1668), что делало маловероятным использование его в том же году. Но ему свойствен барочный динамизм и пристрастие к разящей обнаженной детали. Он пытается обрести надежный моральный компас. Это особенно наглядно выступает в аллегорических образах, воплощающих общую идею «vanitas»: бренность, суетность и преходящность земного бытия. Так наконец была раскрыта загадочная буква «Р» (претор) в подписи под «Заключением» в конце шестой книги «Симплициссимуса», теперь уже безусловно вышедшей при жизни автора.

В этом и заключается его позиция по отношению к иллюзионизму барокко. Как явствует из подзаголовка, брошюрка предназначалась для «всех скоморохов, ярмарочных крикунов (торговцев) игроков, одним словом, для всех тех, кому нужда и польза на публичных рынках ловить удобный случай или увеселять собравшееся общество». Что для одного молодечество, то для другого беда. Рассуждения пастушонка, а затем шута в Ганау и его неожиданная эрудиция не отвечают ни возрасту, ни какой-либо «ступени развития». Имя Симплициссимуса. Действие романа иссякает и теряется в море описательного материала.

• Жизнеописание монаха Авеля Вещего
• ПРЕУДИВИТЕЛЬНЫЙ, что такое ПРЕУДИВИТЕЛЬНЫЙ, ПРЕУДИВИТЕЛЬНЫЙ это, значение ПРЕУДИВИТЕЛЬНЫЙ
• Адам иЕва сточки зрения генетика
• Описанные в Библии события оказались вымышленными

А. Диффенбахер даже советовал не придавать значение книжным источникам и в тех случаях, когда на них ссылается сам автор. Job Стало быть, Вольф Фельсекер принял участие в затейливой мистификации автора. Филандер видел, как один из ландскнехтов, напомнив своему прежнему хозяину, захваченному в плен, что он его «нагого частенько стегал плетью до крови», потребовал, чтобы он «теперь ему в утеху пообещал лошадь и 50 рейхсталеров». Впоследствии он его не перепечатывал, так как в 1806 г. Арним и Брентано включили его в свою антологию «Чудесный рог мальчика», а Брентано привел эту песню еще и в своей «Сказке о школьном учителе Клопфштоке и его пяти сыновьях» (1814). «Бен прижался спиной к рифу и вдруг почувствовал, как острый выступ коралла впился ему в руку». Издан он от имени Эриха Штайнфельса фон Груфенсхольма. Оливье идет на сделку с самим чертом.

«Это была здоровая, не особенно глубокая, сангвинически легкая натура он обладал фантазией – я назвал бы ее фантазией поверхностной, – быстротой ума, гибкостью, талантом описания». Ф. Бобертаг утверждал, что автор «Симплициссимуса» почти не знал латыни ибо допускал элементарные ошибки в цитатах. Героико-галантные романы изобилующие сложными линиями с неизбежными мотивами «тайны», «неожиданных встреч» и «узнавания», познакомили его с композиционными приемами «большой формы». Его литературный наряд сшит из лоскутов, как и подобает шутовскому наряду.

Это вечная сущность материального мира, а не его отрицание. Мужчин подвергли пыткам, а женщин изнасиловали. В 1683 – 1684 гг. Рецензент издевается над гравюрой, приложенной к книге, где юный Симплициус изображен в модном фраке и высоких ботфортах: «Жаль, что не выпущены также две цепочки от часов».

• Поиск значения / толкования слов
• В тихом омуте чего только не водится
• Ямс из пальцев, кукуруза иззубов
• Африканское происхождение человека

Однажды рано поутру они завидели «высокий скалистый остров», отчего страх их умножился ибо буря не утихала и они потеряли всякую надежду «на спасение корабля и самой жизни». Он податлив, но в то же время удивительно устойчив. В 1808 г. в издававшейся Арнимом и Гёрресом «Газете для отшельников» Брентано напечатал повесть «История и происхождение первой Медвежьей шкуры, в коей изложено народное сказание, снятое с бумажного календарного неба и сладостной толстой Гусиной лапки, согласно рассказу старой няньки, записанному Херцбрудером». Приходилось искать косвенные свидетельства. Еще сложнее обстоит дело с «Дон Кихотом». Но он не только безвольно плывет по бурному морю жизни, без руля и ветрил. Цинк-греф обращался к немецким хроникам и историческим сочинениям и заботился о том, чтобы прикрепить апофегмы к определенным личностям, тогда как в предисловии к «Апофегматическому искусству» прямо говорится, что это необязательно, так как читатель не столь уж придает этому значение.

Впрочем, это вовсе не значит, что психология Иосифа разработана в самом романе Гриммельсгаузена. В «Симплициссимусе» не только уживаются, но и сливаются в сложное и противоречивое единство абстрагирующее и натуралистическое начало, конкретное и метафизическое, аскеза и чувственность, цинизм и благочестие ирония и простодушие искренность и лукавство. Испанские носильщики и погонщики мулов превратились в «силезцев» и «богемских мужиков».

• Обсудим статью в социальных сетях
• Поиск: введите слово или словосочетание
• Витте и Плеве: либералы против консерваторов
• Научный подход с Юрием Медведевым
• Царская невеста и горе-заговорщица
• Получайте самые главные и обсуждаемые статьи дня на свой электронный адрес

Переводчиком был Эгидиус Альбертинус (1560 – 1620) – немецкий католический писатель. Как показал Тёрнвалл, многие разночтения из этого издания перешли в последнее прижизненное издание 1671 г. («D»), что уже трудно было приписать неправомочному издателю. Симплициссимус – прямой потомок Тиля Эйленшпигеля. Эхтермайер указывает, что на книгах изданных под именем Гриммельсгаузена, помечено, что он «гельнгаузенец» и ссылается на комментатора фельсекеровского издания, который сообщал, что автор «Симплициссимуса» «был преисполнен благородной любви к своей родине Гельнгаузену». Замыкается и тематический круг – мотив отшельничества. Плутовской роман показал жизнь в формах, лишенных внутреннего единства.

Решающее значение имели разыскания филолога Вильгельма Артура Пассова (1814 – 1864), который независимо от Эхтермайера в 1843 г. пришел к тем же выводам, хотя и шел другими путями. По мнению Схольте, все эти «новшества» были порождены издательской борьбой с конкурентами, хотя и «не без сопричастности автора». Натуралистические сцены «Симплициссимуса» вступают в сложное взаимоотношение с действительностью. Памятью кичились и восхищались, ее берегли и воспитывали. Идейная линия развития проведена с большой последовательностью – от первоначального «неведения» к познанию мира и, наконец, отречению от него. Если Бальдандерс олицетворяет непостоянство земных вещей, то Сим-плициссимус – непостоянство человеческой натуры.

Случайная находка клада в подвале заброшенного дома (III, 12) приводит к тому, что «егерь из Зуста» помещает свое богатство на хранение в Кельн (III, 13), на обратном пути попадает в Липпштадт (III, 14), где почти нечаянно женится (III, 21), а возвратившись в Кельн за деньгами (III, 23), становится жертвой случайных обстоятельств, которые заводят его в Париж, где его ожидают все новые и новые приключения. Его интрига не запутана. В 1949 г. с ним, наконец, согласился Схольте. Они выросли на одной почве. Эта связь с «мужиком» и в романе Гриммельсгаузена несколько условна, но именно своему батьке обязан Симплициссимус первыми представлениями о жизни, которые накладывают отпечаток на его последующее отношение к ней.

Они существуют сами по себе как картины живой жизни и в то же время соотнесены со всей художественной тканью романа. Длинное рассуждение об ауспициях (со ссылкой на Филострата и Аполлония Тианского) завершается рассказом о мудрости змей и языке птиц. Эта поэзия – а к ней и принадлежит «Симплицисси-мус» – находится в оппозиции к рыцарству и формализму. В 1921 г. Г. Борхердт включил оба произведения в «Собрание сочинений», Гриммельсгаузена.

Идиллия лесной жизни дана в сложной иронико-риторической оправе на фоне страшной действительности, повторяется в новом преломлении, сочетаясь с идеей отшельничества и пантеистической лирикой песни «Приди, друг ночи, соловей». Подтверждалось это и заметкой, составленной в 1725 г. Георгом Иоаннисом, сообщавшим, что Венатор опубликовал сатиру под названием «Сонное и ночное видение» («Traum– und Nacht-Gesicht»), в которой под вымышленными именами вывел различных лиц, близких к герцогскому двору Пфальц-Цвейбрюкен, где он сам долго служил, а также что «некоторые» приписывают Венатору перевод «Летучего странника», вышедший в 1660 г. Изучая биографию Венатора, Э. Фолькманн сопоставил собранные им факты с содержанием «Сонного видения». Оно то замедляется, то летит слишком быстро. «Случается» как раз то, что нужно для дальнейшего движения романа. Где в действительности напечатан «Симплициссимус», так как место издания, по-видимому, выставлено фиктивно.

В одном углу трое солдат угрожают мужчине оружием, видимо требуя выдачи спрятанного сокровища. Сталкиваются между собой различные степени «зрелости», жизненного опыта и сознания, восприятия мира и отношения к нему. В глубине кровать с балдахином, на которой двое вооруженных солдат насилуют женщину. А может быть, он все же существовал.

И тут уже не до красивых слов. В апреле 1688 г. Лейбниц писал герцогине Софии Шарлотте Ганноверской, что в Мюнхене в соборе ему довелось слышать, как иезуитский проповедник вставил в проповедь «смеха ради» «пасхальную сказочку» из «Симплициссимуса», произведения в духе «Франсиона» (Сореля). Немаловажное значение имел и произведенный Кённеке анализ «Шпрингинсфельда» изобиловавшего описаниями военных событий. Вызывает недоумение и роман о Яне Перусе, вышедший в 1672 г. без указания места издания, но, по-видимому, во Франкфурте, названный «симплицианским». Грех приходит извне как соблазн и совращение, происки и козни демонических сил. Участие Гриммельсгаузена в календаре 1675 г. и в «Астрологическом ежегоднике» 1673 и 1675 гг. Одним из важнейших структурных элементов «Симплициссимуса» выступает новеллистическая случайность.

Вместе с тем мотивы пасторалей пародируются Гриммельсгаузеном в сцене, когда бывалый солдат Фортуны слушает в лесном уединении пение соловьев и встречается со своей «пастушкой» (V, 7 – 8). Г. Вейдт построил сложную гипотезу, по которой до Гриммельсгаузена дошла вставная новелла второго тома «Дон Кихота» – рассказ цирюльника о двух безумцах, возомнивших себя Юпитером и Нептуном.

Написанная со всей легкостью банального романтизма фантастическая повесть Фуке «Висельный человечек» (1810) изобиловала театральными эффектами. А чуть раньше замысловатый трактат на социально-политические темы «Судейская Плутона или Искусство стать богатым», где выступает Симплициссимус и вся его родня, собравшаяся на модном курорте, чтобы потолковать о том и о еем. Бюлов жестоко сократил роман, так что первая, по-видимому самая «грубая», книга сжалась до 26 глав (вместо 31).

Штреллер, утверждавший, что во всех симплици-анских романах все, начиная от заглавия, числа не только глав, но и абзацев, подчинено «композиции чисел», восходящей к средневековым представлениям об их символическом значении. 7). Смертность в некоторых местностях в несколько раз превышала рождаемость.

Гриммельсгаузен не остался чужд театральности барокко. Оживление интереса к «Симплициссимусу» в период романтизма вызвало несколько новых изданий. Уже в первых двух книгах он перепрыгивает через события, концентрирует их. Новые подымающиеся социальные слои только нащупывали для этого средства. Каждое приключение раскрывает перед ним новый аспект бытия, загадку которого он силится разгадать.

Спрос на календари был велик. Даже забираясь в аллегорическую картину (как, например, при изображении «солдатской жизни»), эти понятия не теряют конкретного смысла ибо поддерживаются всей действительностью, раскрывающейся в романе и воспринимаются на ее фоне. Домагалле удалось показать несостоятельность внеисторического понимания «Симплициссимуса» как «романа развития», что не только отрывало его от ближайшей литературной традиции, но и от всего остального творчества Гриммельсгаузена. Почувствовав невозможность переубедить мир, он начинает, «смеясь, говорить правду». «Франсион» более расплывчат, лишен большого напряжения, страсти и порыва. Так поступали и в католических имперских и в протестантских войсках.

По словам Схольте, книга Гарцони заменяла Гриммельсгаузену целую библиотеку. Литературная работа его пресеклась. Потребность в научном издании «Симплициссимуса» была несомненна, однако филологи натолкнулись на неожиданные и трудно преодолимые препятствия. Именно так использовано им затерянное в огромной книге Гарцони рассуждение о знати (дискурс XIX).

Как жить в этом мире. Только героем выступает теперь уже Филандер. И он, сочиняя шестую книгу, а затем одно за другим «продолжения» для календарей, не помышлял о том, нарушает ли это стройность композиции или нет. Заметка была подписана загадочными инициалами: «Н.

Барон привлек для дальнейшего изучения историка Ф. Рупперта, а затем Густава Кённеке (1845 – 1920), который придал этим разысканиям невиданный размах. От решения этих вопросов зависел выбор текста для научного издания. Он апеллирует к «старонемецким» (altfr. 47) или являются общим достоянием времени, как например мысль о пагубном воздействии изобретения пороха на душевные качества людей (111, 13 Дон Кихот, I, 38), о мудрости животных, у которых люди научились многому (11, 12 Дон Кихот, 11, 12). Шестая книга «Симплициссимуса», в подлинности которой не раз сомневались, далеко не случайное явление, которое можно было бы объяснить только чисто внешними причинами, вроде схватки с конкурентами издателя.

Он говорит о двух персонажах, которые сами выступают как часть большой аллегории, что их не оставлял «внутренний страж, свет разума, неумолчный свидетель, а именно совесть» (VI, 12). И он осознает себя как личность. Он возвращается, когда уже кончилась война и заключен «немецкий мир». Тем более что сам автор «Симплициссимуса» предостерегал против злостных «перепечатчиков» и грозился «пообрубать им когти».

Он учится всему, чему только можно, охотится за знаниями и в конце жизни на необитаемом острове говорит, что «человек должен трудиться, как птица летать». Усиливающееся под влиянием естественнонаучных воззрений и философии позитивизма стремление объяснить творчество писателя только воздействием внешней среды, его биологическими и социальными особенностями, но не подкрепленное реальными документами приводило к наивным представлениям о «типичном» мушкетере эпохи Тридцатилетней войны, вышедшем из самых низов крестьянского сословия и «бесхитростно» поведавшем историю своей жизни, разукрасив ее «во вкусе своего времени» некоторыми вымышленными эпизодами и подробностями. Оба главных героя скорее варианты персонажей из повести Эйхендорфа «Из жизни одного шалопая», чем ландскнехт и маркитантка времен Тридцатилетней войны. Результаты превзошли все ожидания. 17 августа 1676 г. он умер, а в 1879 г. в тот же день в Ренхене был открыт памятник.

Кроме того, в этих календарях были напечатаны «Шутливые речи» и анекдоты, прикрепленные к имени Симплициссимуса. Дискурсивность захватывает изложение романа, где отдельные эпизоды и случаи из многотрудной жизни героя становятся предметом рассмотрения как своего рода этический и даже юридический «казус», который разбирает строгий и нелицеприятный судья, выслушивающий все за и против. Композиция подчас шита белыми нитками, «стежки» и «швы» проступают наружу. Из Севильи действие было перенесено в Прагу. Да это комендантов Теля из Ганау», – сразу признали его в Магдебурге (II, 19).

Название ближайшего городка (Эндинген) и замка Лихтенек, откуда прибыл позднее отряд мушкетеров, убивших Оливье, все как будто указывало на определенную местность. В декабре того же года В. Гримм посетил в Веймаре Гёте, когда тот «как раз читал Симплициссимуса». Разноязычный и разноплеменный сброд людей, утративших отечество, свободно менявших религиозные и политические убеждения, а вернее, вовсе их не имевших, служивших тому, кто платит и дает безнаказанную возможность грабить и насильничать. Композиция «Симплициссимуса» резко отличается от плутовского и са-тирико-дидактического романа, немецкого «Гусмана» или «Филандера», аморфных и тяжеловесных, рассыпающихся на отдельные, почти не связанные друг с другом полигисторские пассажи и аллегорические картины.

Его сентенции либо книжного, либо фольклорного происхождения. В результате, Дэви взял себя в руки и направил все свои силы на спасение отца. Лишь после его смерти они были изданы в 1926 – 1928 гг. Автору «Симплициссимуса» приписаны книги, к которым он не причастен и упущены важнейшие, являющиеся его продолжением: «Кураже» и «Шпрингинсфельд». И когда в 1864 г. издатель словаря немецких псевдонимов Эмиль Веллер высказал мнение, что Гриммельсгаузен все же не был автором ни «Летучего странника», ни «Сонного видения о Тебе и обо Мне», то этому не придали значения. Некоторые идеи пастушеского романа иронически осмыслены в утопии Муммельзее при описании сильфов, живущих в полном слиянии с природой (V, 12 – 17).

Ключом для раскрытия загадки он избрал шестую книгу «Симплициссимуса». Его имя удваивается. Двустишия излагающие содержание глав, проведены через все издание.

В конце пятой книги «Симплициссимуса» сделана попытка свести воедино все сюжетные линии романа. Оба рецензента отметили, что, судя по языку, автор должен быть родом из Австрии. Он испорчен до мозга костей и не желает исправиться. Используя гротескный аллегоризм Себастьяна Брандта и изощренную словесную технику Фишарта, Мошерош все дальше уходил от своего образца и. наконец, в «Видении», названном им «Солдатская жизнь», окунулся в страшную действительность Тридцатилетней войны, бушевавшей в Германии. Оливье – типичное порождение нескончаемой войны и деморализации общества. Их шванковая природа несомненна.

В процесс вступает «народная поэзия юга» с ее «неосознанной наивной традицией», восходящей к средневековью. Отсутствие индивидуально-психологической разработки, условность персонажей и ложившаяся на них сатирико-дидак-тическая «нагрузка», некоторая изолированность и прерывистость эпизодов не лишают роман цельности и внутреннего единства. Симплициссимус перерос их, так же как впитанный им материал шванков и плутовского романа. Мотив «сбывшегося предсказания» усилен тем, что он уже сбылся на самом старике Херцбрудере, предсказавшем свою собственную смерть (II, 24). Апофегмам придавали не только назидательное значение. Четвертая книга – перипетия, «падающее действие».

«Никто внезапно или, так сказать, во мгновение ока не превращается из благонравного в плута, а исподволь, помаленьку да полегоньку, со ступеньки да на ступеньку, каковые все суть ступени погибели», – резонерствует Симплициссимус, поведывая историю Юлия и Авара (VI, 5). Этот аргумент нельзя считать особо надежным ибо как раз «Прибавление» и отсутствует во всех трех изданиях этого собрания. А когда (около 1673 г. ) вышла последняя (вторая) часть того же романа, то сочинитель ее обозначен целой шеренгой букв из которых предлагалось составить его имя. «Даже божественный образ побродяжки Кураже мы не должны упускать из виду ибо она подобно смоляному факелу, горящему кровавым светом, все же освещает нам исторические моменты, ради чего мы должны сносить и отвратительный чад идущий от этого факела».

Все решительно географические имена, религиозные, политические и литературные отношения и взгляды указывали на Венатора и не подходили к Гриммельсгаузену. Бальтазар Венатор (1594 – 1664) – скромный писатель, проведший жизнь при мелких немецких дворах, ученый и дипломат, близкий к кругу Опица и Мошероша, был несомненно автором первых двух книг. Он, правда, прикреплял шванки и готовые «находчивые ответы» к имени Симплициссимуса в «симплицианских календарях». А ежели у зараженного сим прилипчивым недугом столь крепкая натура, что сказанные средства на него не подействуют, то самое лучшее сунуть его в печь и всего наново перепечь, id est отнять его от материнской груди и посадить на чужие хлеба, да в такое место, где заведен добрый порядок, а начальником, чего доброго, скупердяй.

«Мудрые решения», которые выносит Санчо-губернатор, такого же свойства, как «остроумные ответы» Симплициссимуса. Обычное осуждение «силезской школы» как чего-то уродливого – это «аномалия не развития, а понимания». Все, что противно человеческой натуре, он так или иначе отвергает. Орфография была обновлена, а некоторые стихи заменены другими, в том числе и «Песня» отшельника (I, гл. «Симплицианские романы властвуют над всей средой Авантюристов, – писал К. Вейхбер-гер. – Кларинет – переряженный ландскнехт, выдававший себя за странствующего музыканта, – это сам Симплициссимус, безрассудная Зинка соответствует Кураже, да и действие происходит во время Тридцатилетней войны». Книжная речь в «Симплициссимусе» сложнейшим образом соотносится с реальной действительностью, которую Гриммельсгаузен пропускает через риторическую призму. Филологическая наука того времени склонялась к «edi-tio princeps», т. е. первому изданию, а оно-то и не было надежно установлено.

А не существовал ли еще таинственный третий издатель, который и осуществил «editio princeps». Он прогоняет его сквозь строй жизни, заставляет все увидеть и все испытать. А сохранившиеся в военном архиве в Вене приказы Пиколломини и донесения к нему полковника Корпеса (упоминаемого под тем же именем в романе) говорят о том, что отряды кроатов производили в январе 1635 г. разведку неподалеку от Ганау, а в феврале несколько кроатов попало в плен к гессенцам.

Шут берет верх над кавалером. Главы «Симплициссимуса» коротки и стремительны, подавляющее большинство их вводится с достаточной степенью последовательности. Домагалла возвращал Симплициссимуса к уровню плутовского романа.

Гриммельсгаузен обращался к книгам, вышедшим как из протестантских, так и из католических кругов. Он верен своему слову, надежный товарищ, прямодушен с друзьями и откровенен с врагами. Одним словом, нельзя измыслить такого бесчинства, которого бы они не натворили». Не он ли автор «Симплициссимуса». В реляции, прославляющей «искусные и рыцарские деяния» Эрнста Мансфельда (1622), с полнейшей откровенностью говорится: «Неоспоримо, что когда тем солдатам не идет жалованье их нельзя удержать в надлежащей военной дисциплине. Какое же из них самое первое.

Сопоставление их с эпизодами «Симплициссимуса» помогло раскрыть технику введения Гриммельсгаузеном исторических деталей и установить некоторые его источники. Но даже в кругах, близких к Гот-шеду, «Симплициссимус» привлекал к себе внимание. Каждая вещь умирая дает жизнь другой.

Случайно попадает он и в лапы кроатов, когда беспечно играет на крепостном валу. Еще Генрих Курц, Р. Кегель и Ф. Бобертаг предполагали, что известные экземпляры «Симплициссимуса» могли быть позднейшими перепечатками и существовало еще одно, не дошедшее до нас издание «X». Он не способен примкнуть к извергу Оливье и жить против своей совести. А «приговор» выносит сама жизнь, что придает моралистическому «выводу» предметный и ненавязчивый характер. Адское воинство приходит к мысли, что во всяком случае «немецкий мир», положивший конец Тридцатилетней войне, не принесет избавления человечеству.

Герцогиня хорошо знала этот роман и 5 июля 1670 г. писала о нем своему брату. У Гриммельсгаузена были два издателя: Фельсекер в Нюрнберге и Георг Мюллер во Франкфурте, осуществивший издание «А». И это вновь приводит его к мыслям о тщетности и превратности бытия, т. е. возвращает к барочному кругу представлений. Сам Дэви так же боялся Бена. Он простодушен и не лишен здравого смысла и некоторого лукавства. Сохранив и даже усилив условный характер «Сновидений», Мошерош внес мотивы, близкие к немецкой бюргерской сатире XVI в. и разбавил их колоссальной ученостью. Реальная картина метафоризуется, а метафора закрепляется в конкретном жизненном образе.

отражение в «Симплициссимусе», хотя и не непосредственно. Он характеризует «Дон Кихота» как «дурацкое произведение» («Narrenwerck») и тем самым сближает его с такими книгами, как «Смех и дело» И. Паули и «Корабль дураков» Себастьяна Брандта (1494), т. е. соотносит со старой немецкой традицией XVI в., на фоне которой он отчасти и воспринимался. В 1809 г. Арним издал сборник «Зимний сад», где поместил повесть «Филандер среди бродячих солдат и цыган во время Тридцатилетней войны», скомпанованную на основании главы «Солдатская жизнь» в книге «Филандер» Мошероша. Того ради я в течение долговременного моего путешествия, побывав в Ост-Индии у яванцев, кои в здравом уме, с хорошей осанкою и сильным телосложением доживают до трех-, четырех– и даже пятисотлетнего возраста (понеже один из них был еще во времена графа Морица в Голландии), подсмотрел их карты и научился у них кое-каким кунштам и так как я привез в Европу сие искусство на пользу и утешение страждущим, то публично о сем здесь объявлено, дабы подать совет равно как в случае недостатка, так и излишества чего-либо для их телесного и душевного здравия.

Он шел иными путями и, осуждая языковые нелепости, чуждался ученого педантизма. Перекладина лестницы, которую Иаков видел во сне и т. д. Что же касается «Сонного видения» и «Путешествия Бильграма», то сомнений в их авторской принадлежности уже не возникало. Но это нарастание греховности или, напротив, праведности человека не является ступенями его «внутреннего развития». Находка отдельных изданий лишь «уточняла» хронологию произведений, но не ставила под сомнение их авторство. Однако Симплициссимус не просто немецкий вариант пикаро. Его герой не переживает «зла мира» и не ставит перед собой никаких этических проблем.

В «Сатирическом Пильграме» помещено известие, что в Московии запрещено «пить табак», а у ослушников отрезают носы, о каковых строгостях сообщал и Олеарий. Другой тащит за волосы женщину. Целомудренный Иосиф также в двух частях нюрнбергского издания предшествующего.

В 1670 г. вышла забавная брошюрка «Первый лежебок», являющаяся переработкой народной легенды с добавлением «Карманной книжки фокусов Симплициссимуса» – серии гравюр с изображением веселящихся шутов, горожан, ландскнехтов, мифологических существ изображениями палаточного города, оружия, медалей, карт и таинственных надписей. Это «время» условно и лишь приблизительно отвечает общей исторической хронологии, которую Гриммельсгаузен то и дело нарушает.

Благодатный климат и образ жизни способствовали свободе отношений. Любек утратил большинство торговой флотилии. Он заимствует латинские цитаты вместе с опечатками. Ландскнехты расхищают сундуки и лари, снимают навешенные под потолком окорока и колбасы.

«Симплициссимус» потому и сложился как большая форма, что назрела проблема личности, ее положения и развития в условиях нарастающего кризиса феодального общества. Симплициссимус не только последний раз встречает Юпитера, но и узнает об участи своей семьи, оставшейся в Липпштадте, видит своего сына (V, 5), хоронит Херцбрудера (V, 7), встречает своего батьку, от которого узнает «тайну» своего рождения (V, 81). Оно обращалось к художественному наследию готики и эллинизма. Интерес романтиков к «Симплициссимусу» способствовал его изучению. В 1809 г. Людвиг Хакен (1767 – 1835) выпустил анонимно курьезную брошюру «Герой девятнадцатого столетия.

Следует упомянуть и о находке М. Кошлига, обнаружившего (в 1940 г. ) экземпляр ранее неизвестной исследователям брошюры «Война бород или Отбрех неправоназванной Рыжей бороды от всемирно прославленной Черной бороды Симплициссимуса» изданной в качестве «утешительной безделицы» на 1673 г. По мнению Кошлига, при издании «Собрания сочинений» Иоанн Ионатан и его помощники ошибочно поместили в нем «Манифест», так как смутно помнили, что автор «Симплициссимуса» был рыжебородым и им была написана шуточная книжка в защиту рыжих. «Симплициссимус» лишен аморфности и композиционной расплывчатости, которой отличался плутовской роман, особенно в его немецком варианте. В «Симплициссимусе» Гриммельсгаузен иронически упоминает и о рыцарском романе «Амадисе Гальском», который был любимым чтением Дон Кихота. Но это и не исторический роман. Возможно, Гриммельсгаузен сам принимал участие в подавлении этого мятежа.

Позднее стала выясняться связь «Симплициссимуса» с другими литературными произведениями. Гриммельсгаузен вводит своего героя в такие «готовые ситуации», которые отвечают типическим обстоятельствам, порожденным Тридцатилетней войной. Составитель черпает свой материал из общеевропейского литературного репертуара. В 1847 г. в церковных книгах Ренхена он обнаружил латинскую запись, сделанную священником Каспаром Бейером: «В лето 1676, 17августа почил в бозе достопочтенный муж великого ума и учености Иоанн Христофор фон Гриммельсгаузен, претор здешнего места и хотя он по случаю военной смуты вступил в военную службу и его дети были разбросаны повсюду, однако же случайно все собрались здесь и он, благочестиво причастившись святых тайн, умер и похоронен, какового душа да упокоится с миром». Меж тем Оливье поведывает свою «историю», представляющую цепь вставных новелл и шванков, которые служат для его характеристики, как например эпизод с кошкой, отданной на растерзание псам, но с неожиданными для него самого последствиями (IV, 22). Сатирический Пильграм (Из рукописного наследия Лессинга)».

Этот же принцип приложен не только к малому «назидательному примеру», вставленному в аллегорическую картину, но и ко всему роману. С крутой горы Филандер с горестью взирает, как четверо крестьян впряглись в плуг на место лошадей, перепахивая дно спущенного пруда, «так что у меня от сожаления сердце и глаза зашлись ибо видел я, как тяжко было беднягам снискивать себе пропитание и подвергаться еще более ужасным мучениям денег ради», . Напечатано в Утопии у Феликса Стратиота».

В XVII в. риторика воспринималась как общее достояние культуры. Но вскоре последовали неожиданные открытия. Но с кем из них он раньше вступил в деловые отношения. В барочной учено-риторической форме прославляется труд крестьянина, «ратоборствующего со всей землей» и кормящего все остальные сословия. Первым, кто предпринял такую попытку, был Вильгельм Людвиг Хол-ланд (1822 – 1891). И Санчо Панса и Дон Кихот движутся в сфере «готовых форм» и ситуаций. Я. Схольте, составив два обширных тома.

Однако обещанная Кённеке публикация собранных документов и материалов надолго задержалась. В таком случае издание «В» тоже осуществлено Фельсекером. Попервоначалу она рядится в шутовское платье.

Опустошение и обезлюдение были безграничны. И подобно тому как для сего надобно время, точно так же принуждены и те, что от природы или по несчастному случаю приобрели зоб, килу, горб, заячью губу и прочее в избытке или, напротив, недостает им роста, силы, здоровья, красоты и мало чего еще доброго, то лишь в любезной старости сносят все сие и вспоминают, что теперешний хитроумный свет, дабы они могли оставаться в чести и почтении измыслил для них изрядные преимущества, как-то, например: ежели французы увезли все сено с твоего чердака (о прирожденной парше я умалчиваю), так что у тебя плешь во всю голову, то нахлобучь парик и уверяй, что такова теперь мода. И не случайно во второй книге «Симплициссимуса» ей уделено столько внимания. Это находит подтверждение в протоколах военного совета крепости. По этому роману побродяжка Кураже учится галантному искусству комплиментов.

И если возможно нарастить новый нос из чужого мяса, то отчего бы не отшлифовать по любому фасону свой собственный. Роман изобилует множеством фактов и подробностей, поддающихся исторической проверке, находящих подтверждение в документах, в том числе и заведомо недоступных Гриммельсгаузену. Вторая подана как история «Исаака Винкельфельдера и Иобста фон дер Шнейда» и так препарирована, что долгое время считалась оригинальным произведением немецкой литературы. При всей своей энергии и изворотливости Симплициссимус удивительно пассивен и выручает его из беды чаще всего другой случай (IV, 12). Он «все принимал не с легкостью, но и не слишком близко к сердцу».

А переработка была вовсе не такой уж безобидной. В «Дневнике» Тик говорит о Мошероше: «Его время, Тридцатилетней войны, воспитало его и все писатели той эпохи несут на себе отпечаток терпкой грубости, которая особенно великолепна в их языке», но у него нет и в помине «грациозной правды» и «парящей поэзии». Аллегорические элементы «Симплициссимуса» сродни формам средневековой аллегории в народном преломлении ярмарочных зрелищ и лубочных картинок. Симплициссимус обзаводится «першпективной трубкой», соединив ее с изобретенным им слуховым прибором. Перед его очами развертывается ад, обставленный со всем великолепием театрального барокко. Но даже и это ему не удается. К истории «Медвежьей шкуры» (дословно «облаченного в медвежью шкуру») – лентяя и лежебоки – обращались и другие романтики.

И только руины церквей еще напоминали о том, что здесь некогда кипела жизнь. Его цель – обеспечить себе благополучие и обрести вожделенный покой. Гриммельсгаузен раскрывает действительность без кокетливого притворства. Основанное в 1617 г. по итальянскому образцу учено-литературное «Плодоносное общество» к 1662 г. насчитывало в своих рядах одного короля, трех курфюрстов, 49 герцогов, 60 графов и десятка полтора признанных писателей. И когда дело доходит до грабежа на большой дороге, убийства женщины и детей, он восстает против Оливье ибо это противно «закону природы».

Гриммельсгаузен не только стремится удивить и поразить воображение читателя. Место действия эпизода должно быть очерчено более широко, а его хорошее знание объясняется тем, что Гриммельсгаузен летом 1638 г. побывал на Верхнем Рейне с армией Гёца. Все шире и шире раздвигаются кулисы, освещенные лунным и солнечным сиянием, пропущенным через толщу прозрачной воды, открывая ландшафты на дне океана, усеянного гигантскими драгоценными камнями, раковинами и причудливыми растениями. В 1817 г. ее переделал в феерию для венской сцены Фердинанд Розенау («Вицлипуцли»).

Гриммельсгаузен заостряет ситуации плутовского романа, придает им гротескно-юмористический характер. «Сатирический Пильграм» почти целиком построен на материале, заимствованном у Гарцони. Только в 1939 г. М. Кошлиг после скрупулезного изучения типографских особенностей издания 1669 г. «В» сумел доказать, что уже «Simplicissimus Teutsch» («editio princeps») был напечатан в Нюрнберге в типографии Фельсекера. Но это – опыт пикаро. Рудники и шахты были повсюду заброшены.

Некоторые мотивы из «Симплициссимуса» попали в роман Эйхендорфа «Предчувствие и действительность» (1812), а также обработаны в его новелле «Авантюристы» (1841). После смерти Альбертинуса была выпущена под псевдонимом Мартин Фрейденхольд и третья часть «Гусмана» (1632), где герой, выполняя обет, отправляется в Александрию, терпит кораблекрушение, попадает в рабство, бежит в Триполи, промышляет торговлей целебными снадобьями, пробирается в Венецию, сводит знакомство с алхимиками, разоряется, бежит в Амстердам, нанимается в солдаты Вест-Индской компании, посещает различные страны, в том числе Японию. Принадлежит ли она автору первых пяти книг.

Издания «Симплициссимуса», обращавшиеся преимущественно в народной среде, сохранились в весьма малом числе. «Неправдоподобные», причудливые картины, вроде полета ведьм на шабаш, натуралистические сцены, старомодная ученость, запутанные книжные периоды, пересыпанные простонародными словечками – все это казалось «грубым» и «нелепым» читателям, приобщавшимся к литературе по готшедовским прописям и ценившим прежде всего простоту и ясность стиля. Немецкая проза XVII в. за немногими исключениями оказалась беспомощной перед лицом страшной действительности, взорванной войной и глубокими социальными потрясениями. И вот в его новом романе «Чудесное птичье гнездо» скучающий трактирщик читает вперемешку «Ассената» и «Целомудренного Иосифа». Valeat, любезный мой пациент, подумай о своем начале и конце. Окружая аллегорические образы, они не дают им оторваться от земли, а, создавая чувственно-конкретный аспект восприятия, своей «наглядностью», усиливают дидактику.

Существенное значение имела находка, которую сделала Герта фон Цигезар. Важнее другие соображения Фолькманна, который заметил, что и содержание «Прибавления» говорит в пользу этой гипотезы. В 1673 г. некий сеньор Мессмаль выпустил серьезное рассуждение о чистоте немецкого языка под веселым названием «Всемирно прославленного Симплициссимуса Хвастовство и Похвальба своим Немецким Михе-лем, с дозволением всякому, кто только сможет, читать без смеху». Местом издания названа страна, где изобретен печатный станок (Нюрнберг), а год издания нехитро засекречен с помощью выделения отдельных букв (как и в издании некоторых других книг с именем Симплициссимуса).

Симплициссимус сродни и Санчо Пансе. Первая была пересказом испанского плутовского романа «Ласарильо из Тормес» (1554), на что указывалось и в заглавии. После узнавания мотив приобретает привкус еще большего сарказма.

Титульный лист этого издания начинался словами: «Вновь расположенный и значительно улучшенный Затейливый Симплициссимус». Схольте дал изданию 1671 г. опознавательную кличку «Барочный Симплициссимус» ибо переработка текста «показывает применение нового стилевого принципа, который должен был придать народному роману модный характер барокко». Об авторе «Симплициссимуса» все еще было мало известно, а Бобертаг даже предрекал, что ничего важного и не будет найдено. Сложилось мнение, что Бюлов бережно отнесся к роману, а его книга положила начало изучению Гриммельсгаузена ибо «тут впервые была сделана попытка соединить с изданием текста его критическую оценку». Мнение это неверно. Биография Гриммельсгаузена несколько потускнела и стала выглядеть прозаично.

И, по-видимому, для многих это не составляло особой тайны. Гриммельсгаузен противостоял эстетике прециозной литературы. В руках большая книга с множеством изображений. Генрихом Курцем по изданию 1671 г. («D»), где, помимо шестой книги, были помещены три «Continuatio», взятые из симплицианских календарей и «летучий лист» – объявление от имени врача Симплициссимуса.

Израель Фромшмидт отождествлен с малозначительным писателем Иоганном Людвигом Гартманном (1640 – 1684). «О, сколь блаженна ты, сельская жизнь, где дома в приятном отдалении, люди прямодушны, воздух чист, солнце светит ярче, земля чище, рынок малолюден, виселицы не переполнены, чернь менее озлоблена, провизия дешевле и здоровее, занятия плодотворней, общество не столь вероломно, забот меньше, а отдохновительных забав больше». Да и в «Сатирическом Пильграме» Гарцони назван по имени. Он говорит о «бедных дурнях», которые «ни о чем другом не помышляют, не говорят и не пишут, как только один о своей Philis, другой о своей Chloris, третий о своей Galataeae, а четвертый о своей Amarilis, для которых составляют различные вирши, девизы и искусные хотя усладительные, однако ж вздорные побасенки, где уподобляют волосы их не токмо что шелку или золоту, а лучам солнца, глаза звездам, брови черному деревцу, щеки распускающимся розам, уста кораллам, зубы жемчугам, лоб слоновой кости, кожу рук снегу, шеи алебастру, а груди двум кускам сахару». Но Симплициссимус не был бы Симплициссимусом, если бы даже свои угрызения совести не подцвечивал юмористическими огоньками (VI, 13).

Он плохо знал мальчика, вот таким образом очень переживал из-за этого. Законченность романа оказалась мнимой. Сам Гриммельсгаузен, по мнению Курца, владел латинским и французским языками и, вероятно, еще греческим и испанским, знал античных писателей и сочинения «отцов церкви». Он проходит через пестроту идей, мнений, вероисповеданий, как через пестроту самого мира.

Новеллистическая случайность играет значительную роль во всей композиции романа. Этим, вероятно, объясняются ошибки в наименовании книг даже на немецком языке, которые он иногда допускает, как например в названии книжки Томаса Томен, которую Симплициссимус читает еще мушкетером (III, 18). «Когда Дэви о чем-нибудь спрашивал отца, голос у него сразу становился угрюмым, он заранее ожидал резкого ответы». Она ценна сама по себе, а не является лишь приуготовлением к смерти. Развитие характера и. этическая позиция героя выдвигались как главное отличие «Симплициссимуса» от «плутовского романа» и его «аморального реализма».

На это указывают и названия различных местностей и ландшафты в пятой книге романа. Театральность описания сочетается с экзотизмом барокко. На него обратили внимание братья Гримм. В Хемнице из 6000 ткачей едва сохранилось 500 и больше 2000 домов пустовало. Даже Я. Схольте, убежденный в том, что «Симплициссимус» является последовательным «романом развития», не удержался от замечания, что Гриммельсгаузен смотрел на свое произведение, как «на выросшую до исполинских размеров историю для календарей».

Обо Мне и Тебе». Все залито лунным светом и исполнено неопределенной мечтательности. В основу издания Холланд положил текст 1669 г. (по экземпляру, принадлежавшему поэту Людвигу Уланду). Дальнейшее изучение упиралось в биографическую проблему. Не стал ли Фельсекер издателем «Симплициссимуса» только после того, как возникла мысль об издании симплициссимусовского календаря. Особенного успеха она не имела.

В «Вечный календарь» перенесены два дискурса: «О писании календарей» и «О ворожбе и гадании», причем мудрец, беседующий с Симплицием, анаграмматически обозначен Цонагри. Целых десять глав романа, после встречи Симплициссимуса и Оливье, тормозят развитие сюжета и вместе с тем создают напряжение повествования, так как читатель ожидает подготовленной и предсказанной развязки (IV, 21). Способен рискнуть головой, но не лезет на рожон (III, 14). Высшая точка его преуспевания является низшей точкой его морального уровня. Но Гриммельсгаузен лишен театральной праздничности придворного быта.

Симплициссимус на протяжении всего романа видит изнанку жизни. Рассуждение о поэзии, например, было включено в дискурс о «людях, пишущих книги». В 1924 и 1951 гг. Однако это была перелицованная на немецкие и чешские нравы новелла Сервантеса «Ринконете и Кортадильо» (1613).

В этих словах слышится уже требование адекватности стиля изображению, а не только «полноты» изображения, без которой не может быть подлинной правды. Но он подавлял своим авторитетом, а необычайное упорство, с каким он отстаивал «editio princeps», надолго задержало правильную оценку места и значения последнего прижизненного издания (1671 г. ). Это как будто снова указывало на Самуеля Хиршфельда, будущего автора «Симплициссимуса».

В первой половине XVII в. роман Сервантеса большого интереса в Германии не возбуждал. Согласившись наложить на себя епитимью, чтобы расколдовать Дульцинею, Санчо, вместо того чтобы принять пять тысяч ударов плетью, не пошел дальше пяти шлепков. На титульном листе означено, что это «Жизнеописание диковинного ваганта по имени Мельхиор Штернфельс фон Фуксхейм», а издано оно в свет неким Германом Шлейф-хеймом фон Зульсфортом. Первая книга – экспозиция. Но если она подлинная, то ее автор не думал умирать в 1669 г. Заметив, что в Сим-плицианском вечном календаре (1670) сообщается, что Симплициссимус в отрочестве был захвачен гессенцами примерно в 1635 г. и, сопоставив это с утверждением в предисловии к Сатирическому Пильграму, что герой стал под мушкет в десятилетнем возрасте, Пассов устанавливает приблизительную дату рождения Гриммельсгаузена – 1625 год. Таким образом, «в одном и том же человеке абсолютно внешне и неорганично сочетались формальная пустота школьной (схоластической) поэзии и эта народная поэзия, которая для него столь же внешняя, как и искусственная».

Коллективная «История немецкой литературы», выходящая в ГДР, также называет основной формой этого романа «рассказы для календарей». Это были как бы светские «притчи», подобные «примерам» барочной католической проповеди. 87 «Антиквитетов» описи (из 89 номеров) относится к Библии, а из них в свою очередь 75 к Ветхому завету, а как раз в эго время Гриммельсгаузен закончил свой роман на библейскую тему «Целомудренный Иосиф» изданный в том же году Фельсекером.

Каждое событие в истории Симплициссимуса не только «казус», который выносится на моральное судилище, но и некое испытание, «искус», которому подвергается герой на его пути к моральному оправданию бытия. Эхтермайер, сопоставив имена всех «авторов» симплицианских сочинений в трехтомном издании 1713 г., раскрыл их как анаграммы, восходящие к основной форме – Гриммельсгаузен. Появляется несколько «Симплицианскцх» народных календарей, наполненных хозяйственными советами и астрологическими предсказаниями, забавными анекдотами о Симплициссимусе и даже целыми повестями, служащими продолжением романа, приложенными к более позднему его изданию (1671 г. ). Он взывает о спасении и дает обеты исправиться и начать праведную жизнь. Возможно, что это было сделано с ведома и согласия автора. Она обманывает его и не только в юности, но и когда он повзрослел и уразумел многое.

Эти поддельные «продолжения» дали Гриммельсгаузену такое обилие мотивов и характерных выражений, что А. Бехтольд даже высказал предположение, что автор «Симплициссимуса» имел дело только с поздней пиратской перепечаткой и никогда не держал в руках оригинала Мошероша. Он стал составлять заметку о его авторе для «Дополнений» к словарю Йохера, где она и была помещена Аделунгом в незаконченном виде: «Грейфензон (Самуель) из Хиршфельда жил в прошлом столетии и в молодости был мушкетером. Сорель декларирует моралистическую пользу своего сочинения ибо только глупцы «вообразят, что я писал это только для их развлечения, а не для того чтобы исправить их дурные нравы». В учебнике для V класса указывается только одно значение приставки пре-.

И не случайно даже книжный анекдот о кальвинистах, включенный в «Чудесное птичье гнездо», рассказывает крестьянин в трактире. Герои повести – два плута – пользуются пражским воровским арго. Как только он его достигает, он перестает существовать как пикаро. В этом сказывалось общее давление средневекового мировоззрения, еще владевшего народными массами.

А что касается крошечных карликов, коих обычно прозывают запечными тараканами, то я не знаю для них иного средства, не считая высокой шляпы, как только заново их перелить, будто оконничный свинец и затем расплющить и раскатать, что можно видеть на изображении моей мастерской. В «Сатирическом Пильграме» Гриммельсгаузен говорит о «героях языка», которые не только щеголяют «новенькими с иголочки словами в своих писаниях, но и употребляют их в обыденных речах». Остров изобиловал плодами, на нем водились крупные беспомощные птицы (дронты) и кроткие животные, похожие на коз. И, хотя он не лишен родства с ними. nkischen) нравам, обычаю, укладу жизни, «доподлинным историям» и народным книгам. Руководствуясь здравым смыслом, он утверждает, что Иосиф не мог «с толикой легкостью запятнать себя и сочетаться браком с той, чей отец покушался сделать из него содомита, а мачеха совершить с ним прелюбодеяние, особливо же в то время, когда он был господином в Египте, обладая богатством и почестями и мог избрать себе невесту из всех девушек царства». Стоило его пошевелить, как он заговорил, поведал свою историю и после многих превращений обратился в птицу и улетел прочь (VI, 9). Также пользительно доброе рвотное или отворить кровь, особливо же когда пациент уже вообразит, что малость перерос, чтоб подвергать его вышереченному лечению и мудрый лекарь прописывает ему на спину прут от вербы (а вовсе не вербену), а ежели будет нужда, то и пятипальцевую мазь для щек и ослиных ушей, а то и на все свиное рыло.

Еще в «Сатирическом Пильграме» Гриммельсгаузен писал: «Впрочем, маски или машкары куда обыкновеннее в мире, который не только хочет быть им по имени, равно как у людей, так и самих чертей, коим надобен маскарад, когда они соблазняют бедных людей и присовокупляют их к жалкой конгрегации своих ведьм и всякой нечисти» (II, гл. В симплицианском «Вечном календаре» мальчик, приметив, что, когда батька курил трубку, у него из ноздрей пошел дым, принес воду и вылил отцу на голову, решив, что он загорелся. Смущало, что книга под именем Иоганна Филлиона была выпущена двумя различными издателями в 1669 г. Озадачивало и то, что в 1682 г. был выпущен в свет «Французский Симплициссимус» издателем которого также обозначен Иоганн Филлион. Эпизоды «Симплициссимуса» лишь соотнесены с исторической действительностью, но не прикреплены к ней наглухо. «Симплициссимусом» заинтересовался Лессинг и даже собирался переработать его для нового издания. Особенно полюбились им две народные книжки: «Первый лежебок» (1670) и «Симплициссимусовский Висельный человечек» (1673). Новая биографическая подробность разрешила филологическую загадку. И здесь намечается его расхождение с «Франсионом».

Лейбниц напрасно пояснял своей корреспондентке, что такое «Симплициссимус». После выхода книги Бюлова Курц изложил в рецензии свои соображения. Johann Jon. Это пересказ первых пяти книг «Симплициссимуса», причем опущена не только затруднительная ученость, но и крупные эпизоды романа, а также все стихи.

Комизм ситуации усугубляется еще тем, что болван-щеголь отвечает: «Какого черта ты взял, что я зовусь Германом» (I, 19). 16) разрослось до двадцати строк. Но и этого мало. Еще в 1835 г. в письме к Адальберту Келлеру он обронил догадку, что «под множеством псевдонимов Грейфензона скрывается истинное имя Кристоффеля Гриммельсгаузена».

Они приобрели свои «черты времени», отделявшие их от других афористических жанров, простых сентенций изречений или наставительных пословиц. Появившиеся в конце второй книги «Симплициссимуса» Херцбрудер и Оливье надолго исчезают из поля зрения рассказчика. То же можно сказать и о «Симплициссимусе». Характеры их еще меньше подвержены изменчивости и колебаниям.

вышедшая в 1612 г. и затем неоднократно переиздававшаяся под все более пышными заглавиями. Но «Симплициссимус» не является «бесхитростным рассказом» современника обо всем, что он видел и знал, как думали вплоть до начала ХХ в. Это не собрание «сцен» лагерной, походной, городской и деревенской жизни, написанных «с натуры».

К этой роли он подготовлен и внешне и внутренне – и своим «неразумением» и отношением к нему мира. В 1912 г. А. Бехтольд даже предположил, что Гриммельсгаузен должен был «обладать незаурядной библиотекой», даже если вычесть книги, которые он, вероятно, не читал, а цитирует по современным компиляциям. Вместе с тем весь этот эпизод соотносится с общей концепцией романа как одна из первых коллизий – взращенного отшельником «простака» с суетным миром. Вагензейль даже упомянул последнюю литературную новинку – сочинение И. Г. Циммермана «Об уединении», вышедшее в 1784 г. В отличие от издателей 1683 – 1713 гг., лишь сопровождавших комментариями основной текст, Вагензейль ввел дополнения прямо в роман.

Симплициссимус – егерь в Зусте. Эта общая мысль иллюстрируется на частном примере «притчей в лицах» о постепенном развращении и падении, греховной жизни и гибели расточительного английского дворянина и его слуги стяжателя Авара, повестью, разработанной с большим числом бытовых подробностей, переносящих в финансовый мир Парижа и Лондона, что придает ей живое ощущение реальности. Он сталкивается с внешним миром, а не скользит по его поверхности. Жанр «плутовского романа» по своему композиционному принципу не имеет конца.

А это невозможно без общего художественного замысла и продуманности построения. Последние годы его жизни совпали с французско-нидерландско-немецкой войной. Симплициссимус узнает, что коварным и злобным «лжеегерем», с которым он с помощью Шпрингин-сфельда здорово разделался, был все тот же Оливье (IV, 21). Почерк его, как отметили первые же архивисты, которые с ним столкнулись, был отменно разборчив, ясен, чист, «почти красив, так что даже трудно предположить, чтоб эта рука, кроме пера, когда-либо держала мушкет». Кругом лежат убитые козы, овцы, гуси, даже кошки.

Он лишь намекает на пастушескую жизнь невинного и не ведающего о мире Симплиция, но не описывает ее на основе реальных наблюдений. Голод и жажда, зной и холод, боль и наслаждение – далеко не отвлеченные понятия.

И в то же время эпизод раскрывается как жизненная задача, «ловушка», в которую попадает герой и из которой ему приходится выбираться, полагаясь только на свою сметливость и сноровку. Он опустил большинство стихов, выбросил последнюю главу пятой книги («Прощай, мир. »), нейтрализовал и пригладил стиль, согласно представлениям и вкусам романтиков. Форма повествования от первого лица сохранена. Еще раньше, в 1912 г., Схольте, занимавшийся изучением «собрания сочинений» изданного Фельсекерами, доказал, что включенный в него трактат «Объявление Симплициусом причин, по коим он не мог бы стать католиком», напечатанный от имени некоего Бонамико, не принадлежит Гриммельсгаузену. При всей пестроте и разнообразии эпизодов, обилии полигисторских вставок и аллегорических картин «Симплициссимус» сохраняет не только внутреннее единство, но и внешнюю стройность.

Отсюда разочарование и неверие в силу науки, попытки переосмыслить ее выводы в мистико-теософском или ортодоксально-теологическом духе, чему способствовало и ограниченно механистическое понимание природы, мелочный эмпиризм XVII в. Самые искушенные умы подпадали под двусмысленное очарование каббалы, магии, астрологии, увлекались сбивчивым сочинением Гораполлона, якобы дававшего ключ к чтению египетских иероглифов и сокрытых под ними «сокровенных истин», или мечтали вместе с великим Кеплером о музыке «небесных сфер». «Continuatio Diarii Europaei».

Его знания «языческих поэтов» отрывочны, естественнонаучный кругозор узок. Аллегорическое осмысление действительности проходит через весь роман о Симплициссимусе, то обращаясь к старинным формам средневековой аллегории, то принимая сказочно-фантастические формы, как в «блике Бальдандерса (VI, 9), знакомом еще Гансу Саксу, то контаминируя различные книжные источники и создавая такие гротескные фигуры, как Юпитер (III, 3 – 6), то сливаясь с сатирической утопией, как в эпизодах, связанных с посещением Симпли-циссимусом таинственного озера Муммельзее (V, 12 – 17), то развертываясь в сложные композиции, где традиционные аллегорические образы чередуются с дискурсами и оживляются множеством реалистических подробностей, а то и содержат целые вставные новеллы. Но это «военная хитрость» ибо он был в неравных условиях с заносчивым и беспощадным противником, который не задумываясь уложил бы его на месте. Этот мотив встречается в фольклоре и представлен в сборнике шванков, например в книге Ганса Кирхгофа «Отврати печаль» (1563), в шуточных песнях и народных представлениях. Но и в дальнейшем, даже в разгар своего успеха, он не ищет приключений, а попадает в них. рот», выпущенная неким Симоном Ленгфишем фон Хартенфельсом.

Тирада включается в общую символику эпизода, выражает не идею «развития», а дидактическую проповедь воздержания от соблазна. «Просветление», которое приходит к Дон Кихоту перед смертью, – результат не развития и даже не постепенного познания, а внезапного озарения.

Торговля, в особенности заморская, захирела, промышленность и ремесла пришли в упадок. «Филандер» Мошероша разошелся в нескольких изданиях, пополняясь все новыми «видениями» и вызвал подражания, а вернее сказать, подделки. В «Continuatio» к роману (в издании 1671 г. ) Симплициссимус выступает как составитель календарей. Симплициус Симплициссимус – такая же личность и такой же характер, как Дон Кихот, Санчо Панса и другие герои литературы XVI – XVII вв., ставшие «вечными спутниками» человечества.

Все течет, все изменяется, сверкает, переливается, претворяется одно в другое. Юпитер, встреченный на опушке леса Симплициссимусом, после того как поведал ему свои утопические мечтания, остается при нем в качестве шута (III, 8), а затем сопровождает его в Кельн (III, 13), где еще раз встречается с ним и дает ему уже разумные советы (III, 23), а в конце книги беседует с ним снова как безумец, однако высказывает горькие истины о войне и мире (V, 5). В этом курьезном реестре были такие «раритеты»: 1.

Выписки из «Симплициссимуса» и «Филандера» Мошероша воспринимаются на фоне журналистики в период наполеоновских войн и приобретают публицистическое звучание. Внешне занимательная фабула служит лишь предлогом для рассуждений о разнообразных предметах – алхимии изготовлении зеркал, действии планет и т. д. Текстуальные совпадения, в том числе зачина «Симплициссимуса» с «Гусманом» Фрейденхольда, долгое время заставляли видеть в нем источник «Симплициссимуса». Гриммельсгаузен также обращается к читателю, мотивируя внесение щекотливых или натуралистических деталей тем, что «поведал сию историю не затем, чтобы ты вдосталь над ней посмеялся, но для того чтобы рассказ мой был отменно полон» (II, 1). Он совершает путешествие в Московию, переплывает моря и посещает разные страны.

Принцип их поэзии – «остроумие». Симплициссимус перебивает его: «И я читал в одной старой монастырской книге, что ежели взять язык коршуна и продержать его три дня в меду, а затем положить себе под язык, то начнешь понимать всевозможных птиц». Автор переработки также ссылается на Лессинга и не отказывается от мысли сделать роман «более приятным» и вот таким образом некоторые «притянутые издалека политические и моралистические рассуждения» либо сокращены, либо опущены «наряду с бесполезными образцами его начитанности». Оно наиболее зрелое в художественном отношении. Эти наблюдения позволили Пассову, наконец, открыть, что «Renichen», «Rheinnec», «Hercinen», «Cernhein» – это либо различные старинные наименования маленького городка Ренхен (Renchen) в Оберкирхене, неподалеку от Страсбурга, либо анаграммы того же названия. Схольте также вывел из состава сочинений Гриммельсгаузена «Манифест против тех, кто но странному неблаговолению и злобе глумится над красными и червонными бородами».

Историческое существование писателя было доказано. Недобровольное существование в роли пикаро имеет глубокий социальный смысл.

По-видимому, Гриммельсгаузен, который как раз в это время завязал отношения с Фельсекером, действительно написал это «Прибавление», когда его предприимчивый издатель решил перепечатать «Летучего странника». Одна из книг, выпущенных им от имени Филандера, называлась «Новые видения и дискурсы о диковинных вещах на свете» (1648): она содержала «беседы» некоего «Expertus Rupertus» со своими спутниками yа время двенадцатидневного путешествия по Испании. Эти недоумения легко продолжить. Р. Невальд со своей стороны полагал, что стройность композиции «Симплициссимуса» «едва ли можно рассматривать, как сознательный принцип упорядочивания». Симплициссимуса нельзя рассматривать только как «носителя» готовых мотивов и сентенций, «фигуру», механически передвигающуюся из одной ситуации в другую, причем меняются только кулисы, а сам он остается неизменной сценической маской, с постоянно определившимся поведением, подобно персонажам «Commedia del arte» или народных ярмарочных представлений.

Вторая часть немецкого «Гусмана» целиком сочинена Альбертинусом. В первой книге рассказывается о тяжелой участи беженцев, укрывшихся в занятой шведами крепости Ганау, куда попал и юный Симплициус (I, 23). Многие деревни, в особенности в Тюрингии и Гессене, вымерли или были брошены исчезли с лица земли. Горький смех подменен легкой иронией.

Он не способен до конца отрешиться от мира и умертвить его в себе. Маски актеров, вернее даже мимов, лежат у лап загадочного существа изображенного на фронтисписе «Симплициссимуса». В заключении первой книги «Чудесного птичьего гнезда» Гриммельсгаузен выражает надежду, что его повесть позволит скоротать время с большей пользой, нежели чтение «Амадиса».

Эти вставные новеллы существуют как бы сами по себе и в то же время соотнесены с общим аллегорическим содержанием эпизода, являются его частным аллегоризированным «примером». т. е. рыцарскому роману и прежде всего «Амадису».

Слова о «могиле забвения» следует считать издательской уловкой, рассчитанной на то, что о «Симплициссимусе» еще хорошо помнили, но достать его было уже трудно. Одно время Схольте так и думал. Гриммельсгаузен превосходно знал местности, в которых развертывается действие романа. Личность Симплициссимуса не лишена условности, что позволяет ему принимать на себя дидактическую и сатирическую «нагрузку» и служить риторической цели. В «Филандере» Мошероша герой является условной фигурой, с помощью которой демонстрируется цепь картин, приправленных необозримой ученостью.

Личное определяется у него отношением с внешним миром, а потом уже с самим собой. Хакен приводит в своей переделке, «согласно требованиям современного вкуса», эпизод с Юпитером и комментирует его в свете современных событий, вплоть до мельчайших, вроде упоминания о подаренных Александром I Наполеону ваз и колонн из сибирского малахита (со ссылкой на «Vosische Zeitung», 1808, 108). За последнее время стремление отвергнуть «тривиальное» толкование «Симплициссимуса» как «романа развития» особенно сильно в среде литературоведов Западной Германии и США, увлеченных формально-структуралистическими изысканиями. Таким образом, Гриммельсгаузен и не думал скрывать свой основной источник.

В этом отречении от мира видели последний этап «развития личности» Симплициссимуса или последнюю «станцию» на его жизненном пути. На фронтисписе изображено странное существо. Его «внутренней формой» является «народный календарь». Многотомный роман герцога Антона Ульриха Брауншвейгского «Светлейшая сириянка Арамена» (1669) лишен кон-жретно-исторического содержания и лишь формально прикреплен ко временам библейского Авраама. Люцифер ведет дискурс с Белиалом о войне и мире в феодальном обществе. Даже исторические лица появляются в «Симплициссимусе» не как плоские проекции реальных людей известных автору или связанных с его биографией, а прежде всего как персонажи романа, наделенные определенной сюжетной ролью. Художественное мышление Гриммельсгаузена было в значительной мере дедуктивно.

В «Симплициссимусе» мальчик, увидав в книге, которую читал отшельник изображение горящего дома, хотел бежать за водой, чтобы залить огонь (I, 10). Большинство мотивов, на которые указывают исследователи или далеки от «Симплициссимуса», как например рассказ о «кошке, расцарапавшей лицо» (IV, 22 Дон Кихот, т. 11, гл. У Гриммельсгаузена нет мотива обреченности. От его внимания не ускользнул появившийся в 1652 г. на немецком языке составленный испанским католическим писателем Антонио Торквемада «Гексамерон или Шесть дней или, точнее, Шестидневные беседы о некоторых трудных вопросах различных наук наряду с достопримечательными и доселе неслыханными историями», где одновременно с описанием мифологических кентавров, фавнов и сатиров немало места уделялось бродячим россказням о привидениях. 2. Эти изображения расположены на плоскости, как в букЕаре или народном календаре. Личная перспектива Симплициссимуса дополняется и раздвигается аллегоризованным миром идей, что с особой силой проявляет себя в последней (шестой) книге романа.

Венатор. Это и позволяет ему выходить за рамки своей личности, поражать слушателей учеными речами, не соответствующими его возрасту и уровню «развития», поведовать аллегорические сновидения и наконец самому претвориться в условную аллегоризированную фигуру, некий «назидательный пример», частный случай иллюстрирующий в конкретном воплощении общую отвлеченную идею. В этом нет художественного противоречия. Обогащение оказалось мнимым.

В то же время тщательная проверка частностей показала, что Гриммельсгаузен довольно свободно обращался с несомненно известными ему фактами, а сопоставление «хронологии» романа и действительной хронологии событий раскрыло ее условность. И Дон Кихот и Санчо Панса не разработаны в индивидуально-психологическом плане и не «развиваются» на протяжении всего романа. Таково, например, типичное для бравого пикаро – появление «бастардов». «Симплициссимус» вышел в свет в 1669 г. в обстановке таинственности и мистификации. Однако ни о каком «развитии» личности Санчо Пансы говорить не приходится даже в том смысле, что он «созрел» до поста губернатора фантастического острова. Вместо злого корешка, обладающего демонической силой, от которой и предостерегал симплицианский трактат, появляется выпестованный доброй цыганкой кобольд, наделенный смешными недостатками и слабостями, кичливый ч ревнивый, но в сущности еще безобидный предтеча «Крошки Цахеса» Э. Т. А.

И вот в генеральном архиве в Карлсруэ, куда были переданы акты из Оберкирхена, Схольте обнаружил письмо сына Гриммельсгаузена Франца Кристофа от 12 апреля 1711 г. В этом письме упоминалось местечко «Шпитальбюне» («Spitalb. Поведение Симплициссимуса исходит из «готового опыта». Жестокости чинили и католики и протестанты. Иногда он словно подменял свой жизненный опыт книжным материалом. Также выяснилось, что титульный лист издания «А» представляет собой плохую перегравюровку титульного листа «В», что заметил уже А. Келлер, тогда как сравнение титульных листов изданий «В», «С», «Д» и даже подсчет штрихов на гравюре указывали на одного и того же издателя.

С этим караваном из четырех судов отправился купец, намеревавшийся обосноваться в Индии. (Шестой том был переведен Фишартом, снабдившим его стихотворным предисловием). Его поведение определяется не развитием личности, а местом, отведенным ему в романе.

Злодей Оливье не только тип озверевшего и потерявшего человеческий облик ландскнехта. Рядом через открытую дверь виден винный погреб, где бесчинствуют ландскнехты. Ренхен был маленьким городишком, вдобавок разоренным Тридцатилетней войной и обезлюдевшим. Оба мотива представлены в компилятивных сборниках Харсдёрфера: «Женские беседы для игры и забавы» («Шалый пастух») и в «Позорище отдохновительных и назидательных историй» («История двух безумцев»). Холланд обозначил его буквой «А». XXXIII – XXXIV История пленника, т. 1, гл. первое критическое издание «Симплициссимуса», сохранил буквенные обозначения Холланда, но в основу своего издания положил «Немецкого Симплициссимуса» 1669 г. («В», ).

Кроме того, были обнаружены два экземпляра отдельно изданной шестой книги «Симплициссимуса», столь же отличных друг от друга. Сказка порывала с народной традицией. Санчо, связав свою судьбу с Дон Кихотом, тоже становится недобровольным пикаро. Он разделил всех на четыре фамилии (по материнской линии), запретив браки внутри одной фамилии. А. В. Шлегель в 1803 – 1804 гг. Дальше писать не о чем.

Книга была отпечатана крупным шрифтом на дешевой бумаге и явно предназначалась для невзыскательного читателя. Все три произведения вошли в собрание сочинений изданное Фельсекерами в 1683 – 1713 гг. Однако, как мы еще увидим, это не так. Словом, он солдат Фортуны. Его можно найти и у Ганса Сакса, в литературных сборниках «Веселое общество» Петра Мемеля и «Веселое позорище различных куриозных вещей Эразма Франсиска». (Боже, упаси нас от каторжной тюрьмы. ) Когда пойдет он своею стезею, подобно блудному сыну, то соскочат с него все паразиты, что точили и губили его и не хотели раньше убраться.

Так, например, в «Вечном календаре» помещена близкая к анекдоту апофегма следующего содержания: «Когда он (Симплициссимус) в некоем знатном городе увидел множество знатных щеголей с индийскими бородками, длинными локонами, в широких штанах, полных складок, как на женских юбках, то сказал: Это дело означает нечто особенное, а именно, что на свете развелось много гермафродитов». Ничто так не чуждо Симплициссимусу, как презрение к плоти и отрицание земных радостей. На этом фоне и надо воспринимать причудливую «ученость» народного писателя Гриммельсгаузена.

Оливье собирает черты из содержавшихся там историй о разбойниках Кароне, Карвусе и «маленьком Якобе». Неоспоримой заслугой Схольте было филологически точное издание основных произведений Гриммельсгаузена симплицианского круга, осуществленное им с 1923 по 1943 г. Исследователи также получили сводку всех разночтений «Симплициссимуса» по изданиям 1669 – 1671 гг. Все это говорит о раннем знакомстве Гриммельсгаузена с «Путешествием» Олеария, давшим ему материал для трех глав «Симплициссимуса», посвященных пребыванию героя в Московии (V, 20 – 22), дополненных некоторыми сведениями из «Theatrum Europaeum» и из книги Мартини «История татарской войны» (1654). Не такова ли судьба, уготованная всем людям. Гриммельсгаузен охотно заставляет своего героя смотреть с высоты. К. Луговский писал: «Форма компонируемого романа всего плотнее в том месте, где Симплиций узнает от своего батьки, кто были его родители».

Потребность в последовательном развитии отвечала риторико-дидактической цели. Повсюду встречались обезлюдевшие города и выжженные деревни. Многое, что вызывало раньше порицание, стало предметом похвалы.

Излюбленным литературным жанром XVII в. были апофегмы. «Кулисы» его «театра» чаще всего подсвечены ироническими или даже зловещими огоньками. Мерки «образовательного романа» к ним еще меньше применимы, чем к «Симплициссимусу». Начало литературной деятельности Гриммельсгаузена стали относить к 1659 – 1660 гг., когда вышли книги «Летучий странник на луне или весьма затейливое и предиковинное описание Нового света луны» (1659) и «Диковинное сонное видение о Тебе и обо Мне»,, напечатанное вместе с еще одним сочинением – «Краткое и забавное описание неслыханного доселе путешествия, которое недавно совершил господин Бильграм фон Хоевандерн в Новый высокий мир луны» (1660). И, конечно, не случайно в главе, следующей за описанием битвы при Виттштоке, Гриммельсгаузен пародирует его сценой «кровопролитной битвы» Симплициссимуса с одолевавшими его насекомыми, причем использована военная терминология. Этот экзотический материал наполняет полигисторские вставки «Симплициссимуса».

Сюжетная жизнь Симплициссимуса исчерпана. Четверостишие в аллегорическом «сне» (I, гл. В следующем году В. Гримм в рецензии на роман Арнима «Графиня Долорес» не только попутно отметил «великую жизненность» «Симплициссимуса», но и поставил его в один ряд с «Вильгельмом Мейстером» и сочинениями Жан Поля. То и другое можно было совершить на месте», – недоумевал немецкий историк Роберт Хенигер, сомневавшийся в исторической достоверности «Симплициссимуса». Долгое время к числу волнующих загадок принадлежало обозначение «Hybspinthal», выставленное при датировке «Сатирического Пильграма» и романа «Дитвальд и Амелинда», вдобавок, как мы знаем, подписанного полным именем Гриммельсгаузена. Весь этот разнородный материал и переплавлен в законченный слитный образ. Но тогда пикаро приобретает внутреннюю и внешнюю обусловленность.

Взяв самолет под свой контроль, он с ужасом посадил его на ближайшее суши. Процесс над колдуном с тем же именем и фамилией был историческим фактом. Гофмана. Гравюры, как нередко поступали лубочные издатели, были «заимствованы» из знаменитой серии «Новая карточная игра» Иоста Аммана, перетасованы и снабжены довольно нескладными стихами.

Знание ее было достоинством. Гриммельсгаузена, как и других писателей его времени, привлекало все необычайное, загадочное, редкое, причудливое – неведомые земли, плавающие острова, таинственные озера, подземные реки, диковинные звери и птицы, люди с глазами на груди, засыпающие на полгода, о которых повествовали античные географы. Не став «романом развития», «Симплициссимус» не раздробился в индивидуально-психологическом анализе.

Он сознает нестойкость своего характера. Существенно не само описание, а отношение к нему героя. В 1930 г. Р. Алевин усомнился в этой «традиционной схеме», указав, что в «Симплициссимусе» много неорганичных вставных эпизодов, которые не находятся ни в каком отношении с внутренним миром героя. Написанный во второй половине XV в. «Амадис» разрастался за счет нескончаемых продолжений и в 1559 – 1594 гг. Превращения Бальдандерса жизнерадостны, хотя и не лишены насмешливости. Он остался чужд холодной извращенности аристократического барокко, его изысканности и аффектации.

Народный вариант барочного романа пережил своих литературных современников. Большие новеллы и целые повести съеживались до одной-двух страничек. Ее отрицание – «низвержение формализма» – было неизбежно. Дата эта оказалась неверной, но первый шаг был сделан. Как раз пятая, «завершающая» книга романа наиболее сбивчива по композиции, а в самом конце ее изложение скомкано.

hne»), принадлежавшее некоему «господину Эльтцу, постоянно жившему в Эйс-фельдте»,, где он был амтманом. Но это пестроцветное платье плотно пристало к нему и слилось с его обликом.

Тут все важно. Проецируясь на личность Симплициссимуса, они получили неожиданное преломление. Этот мотив использован Брентано в драме «Основание Праги» (1814).

В середине XIX в. интерес к «Симплициссимусу», переместился. Но не успела она возрасти и дать плоды, оправдать свое жизненное назначение, как внешние силы и обстоятельства, от которых она не могла никуда уйти, вторглись в ее жизнь, мяли, трепали и терзали ее извлекали из нее многоразличную прибыль – и все для того только, чтобы пойти в конце концов на подтирку бродяге и быть спущенной в нужник (VI, 11 – 12). Эта «двойственность» придает роману стереоскопичность, глубину, ассоциативное богатство, одновременно спасает его от иссушающей схоластики и натуралистической ограниченности. Их поведение определяется их ролью в развитии действия. Когда дело доходит до выбора, Симплициссимус делает его в пользу жизни.

Многие связи в романе возникают внезапно, почти без предварительной подготовки. В конце третьей – начале четвертой книги за время от святок до масленицы Симплициссимус успевает жениться и переменить множество мест. В первой книге «Симплициссимуса» аллегорическое «видение» предстает перед внутренним взором юного Симплиция, когда он еще ничего не ведает о мире, в который ему еще предстоит вступить. 3 октября 1809 г. Вильгельм Гримм написал Якобу, что приобрел экземпляр романа, а вскоре и Якоб сообщил, что «Симплициссимус» вышел в новой переработке, «вероятно скверной».

Гриммельсгаузен иногда не считается с бегом реального времени. Автор высмеивает склонность к политическим предсказаниям и пророчествам, основанным на чтении Апокалипсиса и других древних книг ибо они лишены какой-нибудь определенности, так что из них можно вычитать «все и ничего, с одинаковым успехом отнести к французской революции и тысячелетнему царству в новом Иерусалиме, к появлению Антихриста и недавнему падежу скота и кур». Поля поросли кустарником или превратились в болота. Подобная «медиевизация» «Симплициссимуса» безусловно ошибочна.

Пассов изучил все, доступные ему издания «Симплициссимуса» и другие сочинения, приписываемые Гриммельсгаузену, чтобы установить их авторское единство. Здесь, как заметил Г. Вейдт, чаще всего происходит «эпическая интеграция мотивов» и содержания апофегм, которые, теряя свою жанровую определенность, становятся зародышем повествования. Ему необходимо не только видеть, но и слышать людей вокруг себя.

Переводчик Иоахим Цезарь в предисловии противопоставляет его «книжкам о сражениях» («Schlachtb. Он щедр, незлопамятен, отзывчив искренен и непосредствен. По сравнению с галантно-героическими романами «Симплициссимус» имеет преимущество обозримости. Из ящиков и обломков корабля построили хижину и покрыли ее парусиной. И это требование вступало в свои права, как только они обращались к «Симплициссимусу».

Его полигисторство наивно. Раннее немецкое просвещение ослабило интерес к этому роману. Картины тягот и бедствий войны встречаются во многих литературных памятниках того времени.

Он не знал что делать, но отец доверился сыну. Повсюду налагались контрибуции, совершались грабежи, поджоги, насилия и убийства. Важно удержаться вовремя. Но и здесь он далек от аскетического идеала. В 1810 г. Хакен издал свой пересказ «Симплициссимуса».

Схольте полагал, что мотив узнавания в «Симплициссимусе» аналогичен его функции в античной трагедии, является предпосылкой действия – «анагноризисом», как например рассказ батьки, открывающий герою его происхождение. Удалось отыскать и деревеньку Grymaltshusen в герцогстве Саксен-Майнинген и установить, что она была продана еще в 1327 г. ее владельцем, причем купчая была скреплена печатью графа Хеннен-берга, так как собственная печать у скромного «оруженосца» («armiger») дворянина Гриммельсгаузена отсутствовала. Его благочестие напускное, его раскаяние – чистейшая фикция. В предисловии к «Ирландским сказкам об эльфах» В. Гримм указал на сходство отдельных мотивов «Симплициссимуса» с народными сказаниями (эпизод с Муммельзее).

Фрейденхольд пытается соединить тенденции первой и второй книг «Гусмана», но побеждает вторая. В том, что «Заключение» в конце шестой книги было мистификацией, он не сомневался. Он не увидел качественного различия между ним и персонажами шванков и «календарных историй». Кусочек фигового листа, которым прикрывалась Ева. «Симплициссимус» свободен от мелочной опеки над действительностью. Это существо, конечно, не Симплициссимус, но его аллегорический эквивалент.

Достоверность их описания говорила лишь о том, что он пользовался надежными источниками. Так, например, начиненное ученостью рассуждение Симплициуса о памяти (II, 8) непосредственно следует за эпизодами, описывающими, как именно его и пытались лишить памяти (II, 5 – 6). В 1796 г. в альманахе Николаи «Strau. Многие эпизоды романа происходят не в определенное время, а «однажды». «Симплициссимус» воспринимается на грозном фоне Тридцатилетней войны, опустошившей Германию, подорвавшей социальные силы бюргерства и крестьянства, вызвавшей упадок экономики и культуры. В романе «Чудесное птичье гнездо» он ссылается на «Путешествие Адама Олеария в Московию и Персию» как на один из источников «Иосифа». Он зародился из шванкового брожения и страсти к фабулированию.

Они также служат целям создания рефлектирующего фона, долженствующего раскрыть состояние души героя, показать его размышляющим, как например использование часто встречающейся в сборниках апофегмат мысли о «глупых поступках» (III, 17). Само понимание стиля, «манеры», предложенное в предисловии к «Франсиону» Сорелем, отвечает эстетическим взглядам Гриммельсгаузена, насколько можно судить о них по «Сатирическому Пильграму» и отрывочным замечаниям, рассыпанным в симплицианских сочинениях. Симплициссимус лишь уравнял силы и даже товарищи убитого сочли, что он поступил «по правилам» (III, 9). Но медлить с изданием «Симплициссимуса» уже было невозможно. В том же году появилась Continuatio или шестая книга «Симплициссимуса», где сообщалось, что это сочинение Самуеля Грейфензона фон Хиршфельда, который по неизвестным причинам поместил на титульном листе другое имя, для чего «переставил буквы» своего подлинного.

Первая составляет зачин «Симплициссимуса» и сатирически заострена против «новой знати», вторая служит противоположной цели – новоявленным «нобилистам» противопоставляется древнее благородство мужицкого рода, «от самого Адама ведущегося». И точно так же он оглядывает окружающую местность с заброшенной колокольни, подстерегая добычу вместе с разбойником Оливье (IV, 17). А через год после нее появилось сочинение, полное суеверных россказней и легенд о волшебном корешке «Альрауне» (мандрагоре), якобы вырастающем под виселицей, – «Симплициссимусовский висельный человечек» изданный неким Израелем Фромшмидтом фон Гугенфельсом. В 1881 г. библиотекарь в Касселе Альберт Дункер обнаружил черновую купчую 1571 г., которую заключил «сотник» («Zentgrafe») в Рейнхен-бахе Йорг Кристов фон Гриммельсгаузен и его жена на приобретение дома в городе Гельнгаузене за 135 гульденов с обязательством нести все городские подати. Он хочет знать их дела и помыслы.

Они скоро исчерпали себя в пустой риторике и формальных ухищрениях. Совсем иначе в романе. Но в то время как апофегмы, выписанные из подобных сборников, включаются в календари почти дословно и лишь оживляются темпераментом прирожденного рассказчика, каким был автор «Симплициссимуса», то в самом романе функция их значительно усложняется. Но «того, что мы в высоком смысле называем идеями, вряд ли следует нам искать у него». Тот, увидев акулу, перебрался на безопасное место.

Включив в «Дневник» эпизод с Юпитером, Тик перенес его в абсолютно другую интеллектуальную и художественную атмосферу. В самой композиции «Симплициссимуса» можно усмотреть много общего с процессом циклизации шванков вокруг излюбленного героя, как например шут Гонелла в Италии, Эйленшпигель в Германии и Нидерландах, Балакирев в России XVIII в. и др. Она «глупо аффектирована». Наиболее известными сборниками произведений этого рода были: «Немецкие апофегмы» Цинкгрефа (1626) и приписываемая Харсдёрферу антология «Апофегматическое искусство» (1646). И, следовательно, он приобрел свое «благородство» не личными заслугами, как утверждал Комментатор.

Не познакомился ли он с Фельсекером, только когда порвал с Мюллером. Юноша, который ведет эти записи, с восторгом отзывается о «Симплициссимусе», где «весьма наглядно изображена целая жизнь» и переписывает в «Дневник» эпизод с Юпитером, оборвав его в конце пятой главы. Ну, а как быть с выпускавшимся в Нюрнберге от имени Симплициссимуса «Большим астрологическим ежегодником», содержащим забавный «дискурс», в котором принимают участие Симплициссимус, шут Гонелла (персонаж из фацеций Поджо Браччолини), Гусман, некий Ян Перус и др. В аналогичных ситуациях сам Симплициссимус дает однотипные ответы (II, 29 III, 14). В качестве «немецкого героя», описанного Юпитером, выступает Наполеон Бонапарт, что на первый взгляд странно, но, как уверяет сочинитель, все дело в «чистом патриотизме» автора «Симплициссимуса», не сумевшего «подняться до высот космополитизма» и оказавшегося «слепым орудием в руках суфлирующего ему демона». Это уже не повесть о приключениях пикаро, а трактат морально-аскетического содержания, в котором резко усилена религиозно-схоластическая тенденция, намечавшаяся и в испанском «Гусмане».

В «Сатирическом Пильграме» сочинитель сообщает, что он «ничего не изучал, ничему не учился и ничего не знал» ибо уже «с десяти лет стал возгривым мушкетером» и потому «вырос неотесанным грубияном, невежественным ослом игнорантом и идиотом». В начале романа риторическая тирада (вдобавок заимствованная) как будто отодвигает на задний план реальную жизнь пастушонка с его овцами и волынкой. Но кто мистифицировал, автор всех шести книг или только последней, ловкий подражатель и фальсификатор, «дописавший Симплициссимуса». Это имя Гриммельсгаузен мог найти и в романе Сореля «Франсион», который был ему известен по немецкому переводу 1662 г. А отдельные детали повествования Оливье несомненно восходят к литературным источником, прежде всего к «Филандеру» Псевдо-Мошероша.

В календаре за 1672 г. было обнаружено «Третье прибавление или Continuatio» к «Симплициссимусу». Не такова ли судьба всего земного бытия. В другом подвешивают мужчину за ноги над очагом. В книге были два «Прибавления», отсутствующие во всех других изданиях: «Некоторые диковинные антиквитеты, кои летучий странник во время своего продолжающегося путешествия укрыл в отдаленной крепости на море, обитаемой турками, узрел и описал» и «Экстракт знатному трактаменту и прочим проторям, что господин фон Хиршау в прошлую масленицу издержал и по заведенному обычаю торжественно исхарчил». Вымышленные персонажи «Симплициссимуса» не лишены исторической подосновы.

Какое же из них считать подлинным. Схольте установил подлинного автора трактата – им был Ангелус Силезиус. С неразрешимыми задачами встретились библиографы и книговеды. I. С. V. Другое дело «Симплициссимус», где события начала XIX в. предвещаются безумцем и тем самым «поясняют нам, чго мир, в котором могут происходить подобные вещи», также «созрел для сумасшедшего дома». Когда же тот сказался неимущим, он учинил ему жестокую пытку. Никто на этот вопрос в то время ответить не мог.

На одном стояло «Monpelgart» вместо «Mompelgart», а на другом искажено имя мнимого автора «Ssyleifheim». Отличался хорошей памятью и любознательностью. И идет себе, как в пуховых туфлях. Он взыскует правды, а его превращают в шута. После смерти отшельника он случайно находит «письмецо», которое побуждает его пойти в Ганау. Из книги Ремигиуса в «Симплициссимус» и перенесен рассказ о некой колдунье Катарине Превота имеющий столетнюю давность, однако прикрепленный Гриммельсгаузеном к «недавнему времени» (II, 18). Харсдёрфер, кроме серии книг «Женские беседы для игры и забавы» (с картинками, песенками играми, пословицами и т. д. ), выпустил сборники «Великое позорище отдохновительных и поучительных историй» (1650 – 1651) и «Великое позорище прежалостных и смертоубийственных историй» (1650), содержавшие множество анекдотических и новеллистических мотивов, заимствованных более чем у семисот авторов, в том числе Боккаччо, Банделло, Сервантеса, Бельфоре, Жана Камю (де Белле), Буато, Гулара и др.

окончательно не доказано. Он не пропустил ни одной местности, так или иначе указывавшей на Гриммельсгаузена, чтобы не побывать там и не обследовать сохранившиеся архивы. Когда они были уже на виду острова Св. Третьего пытают, подпаливая у огня подошвы (как и батьку Симплициуса).

Автор этой переработки не установлен. XXXIX – XLI), пасторали, шванки, различный книжный материал. А. Оверманн разыскал документы, раскрывающие обстоятельства, при которых Гриммельсгаузен получил должность претора в Ренхене. Об авторе загадочного романа по-прежнему ничего не было известно.

Фавн, выступавший еще в ренессансной пастушеской комедии как олицетворение сил природы, подает руку пастушонку Симплицию, охраняющему овец от волков игрой на волынке. Он оступается, падает, на него сыплются тяжелые удары судьбы. Вторая книга – «возрастающее действие», соприкосновение с миром и неизбежное противоречие с ним. Имя путешественника Бильграм наводило нa мысль о «Сатирическом Пильграме», принадлежавшем Гриммельсгаузену (на что он сам указывал в предисловии к «Симплициссимусу» в издании 1671 г. и в 1-й главе II книги романа).

Сюда входит жизнь в Париже и эпизод с Оливье. «Низменные» (комические) предметы «доставляют нередко больше удовольствия, нежели самые возвышенные». «Шабаш ведьм», описанный в «Симплициссимусе» (II, 17), был для Гриммельсгаузена исторической реальностью. Блуждая по лесу, Симплициссимус натолкнулся на «каменного болвана», который оказался забытой всеми статуей «древнего немецкого героя». В доме бедного «кнана», который только что один на один «ратоборствовал» со всей землей, оказывается несколько работников и прочей челяди.

Вот два экземпляра «Симплициссимуса» – оба изданы в 1669 г. неведомым издателем Иоганном Филлионом в малоизвестном городе Момпельгарте. Он запечатлел «необычайно верную картину ужасов и постыдных деяний войны», следуя «реально ощутимым событиям грубой действительности». Бен с ужасом выбрался на суши, где его ожидал сын. Живая струя народных представлений, действенные черты старинной литературы и театра более отвечали народному вкусу и здравому смыслу, нежели прециозные произведения «высокого барокко».

Следующее научное издание «Симплициссимуса» было выпущено в 1863 – 1864 гг. Из земли ты родилась и в землю отойдешь. Бюлов свысока отзывается о своих предшественниках и подчеркивает, что в отличие от них он рассматривает свою работу как труд «реставратора доброго старого портрета, который тот лишь очищает от грязи и возможных записей или исправляет поврежденные места, а сам не берется за кисть, чтобы по нему малевать». Частью источников Гриммельсгаузен пользовался по памяти. Но времена переменились и вместо ожидаемых похвал Бюлов встретил уничтожающую критику. Ужасающим было положение деревни, где люди разучились читать, дошли до полного отупения.

Формирование личности у Гриммельсгаузена показано не средствами анализа «приватных чувств», как у Гёте, а путем накопления эмпирического знания о мире, в столкновении с ним. И в свете этого оптимистического в своей сущности понимания вещей осмысляется и последующая аллегория – дискурс Симплициссимуса с Подтиркой. Но, как мы уже знаем, рассказ батьки не отражается на судьбе героя. Овтроумие Симплициссимуса – не проявление личности в неповторимой обстановке, а готовые «находчивые ответы» шутов и персонажей из анекдотов, пригодные для любых сходных ситуаций. Но как далека и чужда она подлинному миру Симплициссимуса.

Его аллегории театрализованы, как например «шествие грехов» в шестой книге «Симплициссимуса». Пассов предположил, что это сын автора «Симплициссимуса».

Гриммельсгаузен наскоро перечисляет приключения Симплициссимуса в разных странах, оговаривая, что для их описания понадобилось бы написать целую книгу (V, 22). Живо описаны улочки Праги, Град-чан и гетто. Условное построение реальности, представление разновременного в одновременном роднит сцены «Симплициссимуса» с принципами старинной народной гравюры. И наконец символизирует себя в обобщенном уподоблении: «Я – мяч преходящего счастья, образ изменчивости и зерцало непостоянства жизни человеческой» (VI, 15). Гриммельсгаузен и на сей раз прибег к анаграмме. Аллегория воспринимается в различных аспектах. И только во второй половине четвертой книги Симплициссимус сталкивается в лесу с напавшим на него разбойником и после жестокой схватки с ним не на жизнь, а на смерть, узнает в нем Оливье (IV, 14 – 15).

Бальдандерс – немецкий вариант Протея, как его определяет сам Гриммельсгаузен в конце эпизода, связывая его с античной традицией (он вспоминает и «Метаморфозы» Овидия). Фантастика «Мелюзины» и народных поверий для него более правдива, чем утонченная ложь галантных романов. Метафизическое и «идеальное» почти всегда отступают перед живым и конкретным. Одновременно вели поиски и другие ученые.

8. Его понимание вещей чаще всего выражено через пословичную мудрость. Приключения пикаро не порождают особого отклика в его душе.

Менее аристократическое «Честное общество под елью», с которым Гриммельсгаузен познакомился в Страсбурге, также внушило ему неприязнь. Протоколы ратуши Ганау свидетельствуют, что зимой 1634/35 г. стояла небывалая стужа и крепостные рвы действительно замерзали так, что их приходилось разбивать кирками. Если предприятие не состоялось и Гриммельсгаузен просто приложил к изданию «Симплициссимуса» написанные ранее истории, то почему их оказалось три. Побуждаемый издателем Гриммельсгаузен якобы поступился цельностью своего произведения исказил первоначальный замысел, подлинным воплощением которого был лишь «Немецкий Симплициссимус» 1669 г., точнее его первые пять книг. Солдат Фортуны, Симплициссимус часто говорит о переменчивости судьбы и превратности бытия.

В 1617 г. в Аугсбурге вышла книжечка «Две забавные, веселые и смехотворные истории», описанные неким Николаем Уленхартом. Ах, гляньте только, какой красивый, гладкий у нее лоб разве не выступает он нежнее, чем самая жирная задница и не белее ли он мертвого черепа, много лет под дождем провисевшего. » (II, 9). Другие мотивы симплицианских сочинений рассматриваются и в «Немецкой мифологии», «Немецких сказаниях» и других работах братьев Гримм. Несмотря на наличие народных сказочных черт, вся обстановка, речи персонажей, даже их движения принадлежат театру барокко. Возможно, ему была известна и переведенная с французского языка книга Франсиска Россета «Theatrum Tragicum», содержащая тридцать назидательных и устрашающих новелл, дополненных учеными рассуждениями и «примерами, согласующимися с рассказанным», с обширным библиографическим указателем источников.

В 1799 г. Тик включил в первое издание пьесы «Принц Цербино» песню отшельника из «Симплициссимуса», так как задумал переиздать этот роман и «хотел предпослать ему как пробу это стихотворение». Из этой книжечки, пройдя мимо Ласарильо, Гриммельсгаузен и позаимствовал упоминание о цехе воров и мошенников – «сахароваров» в Праге, понадобившееся ему для заострения первого абзаца «Симплициссимуса» (взятого им у Гарцони и совпадающего с заимствованием у Фрейденхольда). Портрет дан в перечислении красок, которыми запасся художник, чтобы запечатлеть его «куриозный» образ: «суриком и киноварью для моих век, лаком индиго и лазурью для моих караллово-красных уст, аврипигментом, сандараком, свинцовой желтью для моих зубов, оскаленных от голода, сосновой сажею, углем и умбрией для белокурых моих волос, белилами для страшных моих глаз и множеством еще иных красок для пестроцветного моего кафтана», т. е. изодранной и заплатанной его одежды (I, 21). Запуганные одичавшие крестьяне укрывались в лесах, питались травой и падалью. Они проходят через цепи эпизодов, число которых можно было бы умножить.

Конрад Визель был казнен 1 августа 1633 г. Можно с уверенностью предположить, что Гриммельсгаузен и в «Симплициссимусе» пользовался не только книжными источниками, но и устными рассказами. Удачно подменена и бытовая обстановка, костюмы, кухня, прозвища. Некоторые картины и отдельные сцены романа даже «неправдоподобны» с точки зрения наивно-документального историзма. При всей откровенности некоторых сцен «Симплициссимуса» у него нет прециозной игры с натурализмом и он по существу не эротичен.

Но уже Генрих Курц заметил, что это «признание» относится не к автору, а к литературному герою, явившемуся прообразом Симплициссимуса. Это собрание дискурсов энциклопедического содержания: «о высоте Пиренейских гор», «о книгопечатании», «о ночных танцах» (сходбищах ведьм), «об искусных ворах» (с включением древнеегипетской новеллы о Рампсените) и пр Среди географических сведений сообщается, что в Москве свирепствуют такие морозы, что «слюна на лету смерзается в бисер, прежде чем упадет на землю». Этическая каузальность связывается с мотивом раскаяния (III, 9 IV, 7 V, 11 и др. ). Его толкают на приключения грозные события войны, добравшиеся до затерянной в глухом лесу «усадьбы» его батьки, а потом и хижины отшельника. Даже в галантные приключения в Париже он втягивается не по своей инициативе.

Простое нанизывание мотивов уступило место сложным сюжетным связям. Эти упоминания создают «время романа», поддерживают иллюзию автобиографического рассказа. А ведь из этого издания Гриммельсгаузен и почерпнул материал для «робинзонады» в шестой книге «Симплициссимуса». Он не умерщвляет свою плоть, а возделывает землю. Во втором издании своего «Атласа картин по истории немецкой национальной литературы», вышедшем в 1895 г., Кённеке воспроизвел факсимиле некоторых найденных документов и кратко изложил биографию Гриммельсгаузена со множеством новых дат и сведений. Книгу он частично написал, когда еще был мушкетером.

В нем прежде всего раскрывается не поступательное «развитие» героя, а его стремление обрести индивидуальность. В 1851 г. он выпустил «Симплициссимус». federn» Тик поместил новеллу «Дневник». Особенно привлекали Гриммельсгаузена описания путешествий в далекие и малоизвестные страны, во множестве появившиеся после великих географических открытий XVI в. Подлинные и вымышленные, ученые и баснословные, приукрашенные фантастическими подробностями, они являлись своеобразным литературным жанром. Реальные сцены запечатлены в «Фи-ландере» Мошероша.

«Симплициссимус» неизмеримо сложнее по композиции и многообразию охваченного материала. Последнее решающее открытие сделал все тот же Пассов. Но еще раньше В. Шухардт утверждал, что в «Симплициссимусе» нет ощущения, будто бы «достигнута новая, высшая ступень жизни», как в «Парцифале» и его «переживания и судьбы» движутся «в слое типического и жанрового», а не индивидуального развития личности. В письме к Брентано Людвиг Тик перечислял писателей XVII в., привлекших его внимание: «Пауль Флеминг, Опитц, Лоэнштейн, Логау, Андреас Грифиус и его сын Иоганн, Андреас Черинг». К этим замечаниям Фолькманна следует еще добавить, что в «Прибавлении» дважды упоминается «першпективная трубка» – одна, которой (вместе с морским компасом) «пользовался Иона во чреве кита» и вторая – царя Давида, служившая ему для наблюдения за Вирсавией. А в заключение высказывает ядовитое пожелание, чтобы еще через 116 лет (а ровно столько уже протекло со времени первого издания «Симплициссимуса»), т. е. в 1901 г., если кто-нибудь вздумает обработать собственные сочинения Вагензейля, то они попали бы в луч«шие руки.

В «Симплициссимусе» прямо упоминается «Аркадия» Сиднея, долгое время пользовавшаяся успехом в Германии (III, 18). С середины третьей книги эта связь почти обрывается. В 1751 г. «Всеобщий лексикон ученых» Йохера сообщал под рубрикой «Симплициус», что это «фальшивое имя одного сатирика, под коим в 1669 г. вышел Затейливый Симпл. Недаром в то время сложилась пословица, что «волки жили в домах, а люди в лесах». Его приключения воспринимаются уже не как «похождения», а как превратности в его судьбе. На корабле, где находился Пинес, утратили счет дням, со страхом ожидая, что в любое время «натолкнутся на скалы или подводные камни». Но мир так близок от него и манит его к себе. И в том же году вышла анонимно книжечка – шуточный новогодний подарок – «Война бород или Отбрех неправоназванной Красной бороды от всемирно прославленной Черной бороды Симплициссимуса», также обличавшая галломанию и воздающая хвалы рыжебородым. Их характеры даны готовыми.

По опечаткам и притом на титульных листах, были установлены два параллельных издания «В». В 1827 г. Фуке написал об альрауне еще повесть «Мандрагора». Заимствованное из трактата Гевары «Прощание с миром» занимает почти всю двадцать четвертую главу пятой книги «Симплициссимуса» и эффектно завершает роман в его первоначальном варианте.

Составитель заметки, по-видимому, не видал ни одного экземпляра «Симплициссимуса» ибо опустил фамилию «Зульсфорт», выставленную на всех изданиях этой книги и не знал, что она была раскрыта как псевдоним Самуеля Грейфензона фон Хиршфельда. Но он не усомнился в принадлежности перевода Гриммельсгаузену ибо усматривал достаточное доказательство в словах Симплициссимуса в первом «Continuatio», где сказано, что он «скитался повсюду подобно летучему страннику». Упадок культуры был всеобщим. Мир, еще не познанный в чувственной конкретности, запечатлен в обобщающей аллегорической картине, за которой следует дискурс старого фельдфебеля с «дворянским прихвостнем», где дополнительно объясняются отношения в армии между «солдатами Фортуны» и «дворянчиками» (I, 15 – 17). Офорт Калло из цикла «Большие бедствия войны» представляет собой как бы параллель к четвертой главе первой книги «Симплициссимуса». Он упоен своей находчивостью и сметливостью, уменьем провести за нос кого угодно. Но вместе с тем «Плодоносное общество» восставало против простонародной «грубости» и ставило своей задачей «сохранение и распространение рыцарских добродетелей».

Отдельные эпизоды связаны между собой. fil., т. е. filius (лаг. ) – сын, превратилось в Fillion fil. Но как только минует опасность, он сразу же забывает о своих намерениях и зароках. «Опыт издания по четырем старейшим тиснениям», где перепечатал 21-ю главу первой книги романа. Но у Симплициссимуса три потомка появляются на свет одновременно, причем рожденный в законном браке оказывается не его собственным (V, 9).

А различные продолжения и прибавления появились в нем далеко не случайно. Гриммельегаузен чужд фатализма и чувства безысходности. Он не только личность, но и точка зрения на мир. Среди злостных зачинщиков был нидерландец Антони Оливер, которому удалось бежать.

«Возбуждающий момент» наступает в Ганау. Гуманистические идеи подверглись ожесточенному натиску со стороны представителей еще цепкого и живучего схоластического мировоззрения. «Симплициссимус» стал известен ему еще раньше. Приемы эти иногда наивны. Университеты влачили жалкое существование. Они как бы вклеены в роман и могли бы с таким же успехом найти место в народном календаре как самостоятельные шванки, получив особое название, например «Кунсткамера» (I, 24), «Искусство ворожить» (I, 28), «Украденный заяц» (III, 24) и многие другие.

Словно старинную ксилографию с ее резкими и прямыми линиями перерисовал иронический рисовальщик, лишенный внутренней глубины и силы. Потому-то Симплициссимус и чувствует себя «щепкой» на волнах житейского моря и «мячом» переменчивого счастья. Лоренца, поднялась буря, рассеявшая флотилию. Большой дискурс об астрологии и составлении гороскопов в «Вечном календаре» Гриммельсгаузен составляет на основе материала, заимствованного из сочинения франкфуртского астролога Иоганна фон Хагена, приверженца реформации, выступавшего под псевдонимом Индагине. Он просит не прогневаться на него, если употребит наиболее подходящие (т.

Не таков ли конечный результат всех их страданий и усилий. На присутствие в «Симплициссимусе» готовых «твердых форм» указывал Клеменс Луговский. Нескончаемая война разоряет его. Отважен но и расчетлив. Между вымышленным героем и подлинными историческими лицами не делается никакого различия. Она «набита» жизненным материалом, содержит дотошное описание технических процедур выращивания, обработки конопли, торговых операций с ней, выработки полотна, бумаги, бытовые подробности и целую вставную новеллу с описанием жизни горничной и приключений ее рубашки, своего рода фламандскую «жанровую картинку».

«Не будь я истый Симплициссимус. » – восклицает он, указывая на своеобразие своей натуры. Как ни ломала его жизнь, в нем сохранилась искорка наивности. Казалось бы, роман завершен. В трактате «Висельный человечек» Гриммельсгаузен сообщает, что когда был еще «школяром», то слышал историю о колдуне Конраде Визеле, который бывал на «сборищах» ведьм, где его однажды даже подняли на смех, так как он явился в будничном платье.

Опустить что-либо – значит впасть в красивую ложь, которой хочет избежать автор. Более сложны его связи с жанром пастушеского романа, с которым он также был хорошо знаком. Автором его назван уже Михаель Рехулин фон Земсдорф. А ежели какой беспутный юнец занедужит, то ему пособит весьма сносное (проносное, хотел я сказать) лекарство, приготовленное из затвердевшего березового сока, дабы еще не закосневший дуралей с младых лет избавился от запора невежества, когда у пациента неисправный стул и он бывает принужден лечь животом на лавку.

По своей природе Симплициссимус чужд аскетического идеала. G. Р. zu Cernhein». Унаследовав дело отца, Иоганн Ионатан предпринял издание трехтомного собрания «симплициан-ских сочинений», вышедшее в 1683 г. с его предисловием.

Преодоление узкого рационализма Готшеда, обращение Гердера к истории и фольклору, переоценка эстетических ценностей и возрождение на немецкой почве Шекспира – все это не могло не вызвать нового отношения к «Симплициссимусу», Романтиков волновало средневековье, которое они идеализировали. Переписав эпизод с Юпитером, автор «Дневника», за которым скрывается сам Тик, говорит, что «тут больше сатиры, нежели это замечает большая часть людей, да и во всей книге больше поэзии и куда лучше стиль, нежели можно было тому поверить. Отвергнуть или принять его. В представлении романтиков действительность является в искусстве грациозно и поэтично. Главное достоинство романа – «картины происшествий, которые автор пережил сам».

К нему обращались за справками и назидательным чтением стар и млад. Фуке контаминиро-вал мотивы симплицианских книг. На переднем плане солдаты учиняют всяческие насилия над обитателями дома. cher»). Но идея «vanitas», хотя и проходит через весь роман как лейтмотив, не подчиняет себе героя и не надламывает его волю к жизни.

Гриммельсгаузен подвергает роман Цезена психологической критике. Близкий к придворной жизни Гевара умел порицать ее, противопоставляя ей сельское горацианское уединение, открывающее все радости созерцательного покоя. Главным его аргументом был сонет, предпосланный роману «Дитвальд и Амелинда», где Гриммельсгаузен прямо назван автором «Симплициссимуса». Подтвердить его могут лишь дословные заимствования и мельчайшие конкретные детали. Попутно с помощью дополнительного мотива узнавания получает завершение ранняя вставная новелла о егере из Зуста (III, 2).

«Иные дома столь долго простояли необитаемыми, – писал хронист из Нидернгаузена, – что на очагах повыросли вишневые деревья, проросли через трубу и разметали над крышами свои сучья и ветви». Автора «Симплициссимуса» продолжали именовать Самуелем Грейфензоном фон Хирш-фельдом, который «в молодости был мушкетером». В 1804 г. Тик разработал мотив «висельного человечка» в новелле «Руненберг», нагнетая мрачно-демонические картины и подчеркивая душевное смятение героя, что уводило от простодушной и наивной серьезности народной легенды. Он очерчен резкими контурами, подан крупным планом. Сведения эти фантастичны.

Более о нем ничего неизвестно, хотя он написал различные произведения, а именно: Симплициссимус – любимый в его время роман, который он поначалу издал под подставным именем Германи Шлейфхейм фон Зельсфорт (Selsfort) и который в 1684 г. был снова издан в Нюрнберге в двух частях в 8-ю долю листа вместе с другими чужими произведениями. нюрнбергский издатель Иоганн Ионатан Фельсекер выпустил собрание симплицианских сочинений в трех томах с обильными комментариями неизвестного автора. В городах свирепствовали голод и повальные болезни. Но вот в 1672 г. появляется первая часть романа «Чудесное птичье гнездо», связанного по содержанию с предыдущими. В 1836 г. Бюлов выпустил «Симплициссимуса», сославшись в предисловии на Л. Тика, который «так полюбил эту книгу, что собирался ее обработать». Сведения, помещенные в шестой книге «Симплициссимуса», что автор умер, едва успев сдать в печать первые пять частей, являются мистификацией, так как большинство его произведений вышло после 1669 г. Эхтермайер не противопоставляет «Симплициссимуса» «искусственной поэзии» силезцев, а считает их двумя сторонами одного и того же процесса.

Но скоро одумывается: «Ты завтра будешь не тот, что сегодня Нынче ты одержим целомудрием, а назавтра воспламенишься похотью» (V, 19). Что больше развращает человечество – нескончаемая война, несущая бедствия и разорение или мир в порочном мире, полном коррупции, социального неустройства и несправедливости. Гриммельсгаузен, конечно, знал и «Гусмана» Альбертинуса – Фрейденхольда, заимствовал оттуда некоторые мотивы. Скоро эти соображения вступили в противоречие с другими догадками. Жизнь на каждом шагу побеждает аллегорическую схему.

Ю. Тит-ман, напротив, полагал/ что Гриммельсгаузен усвоил лишь начатки латыни, а свои знания почерпнул «из энциклопедических трудов, которые идут навстречу склонности к многостороннему, хотя и поверхностному образованию». Идея «ряженья», обманчивого маскарада жизни, составляет один из лейтмотивов романа. В трудную минуту его посещает сознание собственной греховности. Назидательность плутовского романа житейская.

В 1914 г. было найдено издание «Летучего странника», 1667 г., выпущенное Вольфом Эбергардтом Фельсекером без указания места издания, но несомненно в Нюрнберге. Гриммельсгаузен стремится связать с сюжетным развитием «Симпли-циссимуса» даже аллегоризованные гротескно-сатирические образы и фигуры, которые становятся персонажами романа. Маскам аркадских пастушков он придает сатирический смысл. Но при этом наказал Дэви сидеть под крылом самолета и ждать его. Он «пользовался расположением при княжеских дворах» и занимал «почетное место старшины в Ренхене в Шварцвальде – древнем городе, разоренном гуннским тираном Атиллой, ныне же торговом местечке». Нечаянно обретенное дворянство не изменило социального положения Симплициссимуса.

Предисловие к первому тому возвещало: «Высокочтимому читателю да будет угодно ведать, что сей восставший из могилы забвения Немецкий Симплициссимус весьма улучшен, приумножен и украшен дополнением превосходных примечаний и благозвучных стихов, а равно многими важнейшими отдохновительными и поучительными вещами, чем когда-либо ранее». Век разума не мог оценить апофеоза «дурачества». А недоуменные реплики обоих собеседников – «речи» и «противоречия» (I, 8).

Симплициссимус сталкивается со множеством людей всякого звания и профессий. Недоумения отчасти рассеялись в 1924 г., когда была обнаружена сперва библиографическая запись о выходившем с 1670 г. «Симплиция Симплициссимуса европейском календаре Диковинных историй», а потом и само издание за годы 1671 – 1673 и 1675. Симплициссимус, ставший пажом и шутом губернатора, однажды зимой вышел за крепостной вал, чтобы поиграть на льду и был захвачен разъездом кроатов (II, 14 – 15), а затем вскоре попал в плен к гессенцам. По-видимому, он немного знал латынь, умел разбираться в географических картах, был начитан и обладал жизненным опытом. Социальные позиции Гриммельсгаузена определили его отношение к внутреннему содержанию, мироощущению и художественным средствам галантного историко-героического и библейского романов. На небольшом пространстве, представляющем одновременно кухню, кладовую, спальню, словом весь дом, размещены тридцать две тщательно детализированные и мастерски расположенные в группы фигуры, строго подчиненные композиционному заданию, связывающему их между собой. В 1734 г. Фредерика Каролина Нейбер, боровшаяся за реформу немецкого театра вместе с Готшедом, преподнесла основанному им «Немецкому обществу» первый том фельсекеровского издания в качестве новогоднего подарка «от немецкои комедиантки». «И чтобы увенчать все это бесчинство, – пишет он в другом месте, – у конкурента-издателя был похищен нормализованный язык Так был опущен в могилу язык гриммельегаузеновского Симплициссимуса до того, как сам сочинитель покинул земную юдоль».

Началось преодоление «догматической оцепенелости». В конце романа «Шпрингинсфельд» и «Чудесное птичье гнездо» также помещены морализирующие стихи, отсутствующие в первых изданиях. Включенные в роман шванки и бродячие мотивы не так-то просто поменять местами. Гриммельсгаузен слишком близко стоял к народу, чтобы поддаться буколической лжи.

Их можно менять местами. Но ты, о бедная душа, что обрела ты в еем странствии. » (V, 23). Важно содержание – эффектность самого изречения или связанного с ним действия. Густав Фрейтаг в «Картинах из немецкого прошлого» писал: «Народ достиг последней грани несчастья. В романе показано не столько развитие, сколько рождение личности. Посредствующим звеном был роман Сореля «Экстравагантный пастух», где молодой человек, начитавшийся уже не рыцарских, а «пастушеских» романов, вытворяет различные чудачества.

Симплиций Симплициссимус – обыкновенный смертный. Сражение при Виттштоке описано им риторическими средствами, хотя, вероятно, он сам в нем участвовал и вдобавок пользовался подробным описанием в «Theatrum Europaeum» – многотомном своде современных политических и военных событий в Европе. Сзади толстый чешуйчатый рыбий хвост с плавниками. Эти сборники были наполнены не только рассуждениями, но и потрясающими воображение рассказами о «подлинных происшествиях». У Гриммельсгаузена реальные исторические события и детали так или иначе связаны с их сюжетной ролью.

Эти три рождения завершают побочные сюжетные линии развития, а в одном случае оставляют нить для связи с другими романами симплицианского цикла («Дамой», подбросившей в этом эпизоде ребенка Симплициссимусу, оказывается Кураже). Эта метафора эквивалентна предшествующей реальной картине: бурный поток подхватил и понес Симплициссимуса, увлекая на середину Рейна и, «как мяч, то подбрасывал вверх, то тащил в бездну» (IV, 10). Топография романа так же обусловлена сюжетом, как и его хронология. «Для чего понадобилось привести на крестьянский двор мужчин и женщин. Людв. Через плечо на голое тело с толстым животом надета тонкая шпага на перевязи.

Было почти несомненно, что и эти истории предназначались для них. Он всюду ищет добро и правду, только удивляется, что так редко ему удается их повстречать. Эту эстетику выворачивает наизнанку юный Симплициссимус, когда господин предлагает ему «воздать достойную хвалу даме и описать ее красоту, как то ей подобает».

Те же принципы «оптического реализма» мы находим и у Жака Калло, отразившего бедствия и страдания Тридцатилетней войны.

---