Цикл рисунков Александра Бенуа, посвященный прогулкам короля Людовика-Солнца, его старости, а также осени и зиме в Версальском парке, пожалуй, один из самых запоминающихся — и грустных и красивых — в творчестве художника. В картине Прогулка короля Александр Бенуа переносит зрителя в блистательный версальский парк времен Людовика XIV.
"Как хорошо. У меня и отношение к прошлому более нежное, более любовное, нежели к настоящему. «Версальское» наследие Бенуа насчитывает более шестисот рисунков, акварелей, пастелей, гуашей, гравюр и полотен, свидетельствуя, что «божественный Версаль»7, по крайней мере до 1926 года, оставался постоянным источником его вдохновения8. Такова, например, его версальская серия 1897-1898 годов. Вопросы героя из «Мушки» Мюссе, попавшего в Версаль: «Что, если за этими тяжелыми занавесями в глубине бесконечной сияющей галереи спит вот уже сто лет принцесса.
Переживания, возникающие при созерцании созданных им образов Версаля (и, возможно, вдохновлявшие самого Бенуа), пожалуй, ближе всего к переживаниям Шарлотты Моберли и Элеоноры Йордан, «столкнувшихся с самым необычайным на свете явлением» 23. Творчество Бенуа-художника посвящено, главным образом, двум темам: «Франция эпохи короля-Солнца» и «Петербург XVIII – начала XIX века», которые воплотились в определенном виде исторической живописи, создающем особый «ретроспективный» взгляд на прошлое.
Более того, по собственному признанию художника, это потрясение сделало его балетоманом впоследствии он станет одним из инициаторов и создателей «Русских балетов» 36. у меня не было. Г-н Бенуа облюбовал Версальский парк.
Восстановленный Нолаком Версаль был для Бенуа идеальным примером – наглядной иллюстрацией идеи «дворцов-музеев», которой он посвятил множество статей в 1917-1923 годах. "Источником вдохновения для художника становится не королевская пышность замка и парков, а именно «зыбкие, печальные воспоминания о королях, которые всё ещё бродят здесь». Король в «Прогулках» Бенуа – одинокий старик, оставленный придворными и цепляющийся за духовника в предчувствии близкой смерти. Самому Бенуа, пожалуй, ближе ли- бертинаж XVIII столетия, чем декадентство конца XIX века: от праздника Монтескью, «короля» декадентов, он увлекает нас в прошлое – фантастическое иллюзорное, театральное. Александр Бенуа и "Павильон Армиды"Версаль и Louis-Ren Boquet (1717-1814) Франция, ее История и Искусство, Версаль и великолепные Дворцы пленяли воображение Александра Бенуа и не раз становились вдохновением для его Искусства.
«Тени», скользящие по версальскому парку, для Бенуа скорее сродни воспоминаниям, чем фантазиям 22. «Прогулка короля» – очень эффектная работа.
Несколько лет спустя Бенуа нарисует столь же непочтительный словесный портрет Людовика XIV: «скрюченный старик с отвислыми щеками, с плохими зубами и лицом изъеденным оспой» 31. Вторым «спасителем» Версаля оказался Робер де Монтескью. Образы «Последних прогулок Людовика XIV», безусловно, вдохновлены, а иной раз и позаимствованы из текстов и гравюр времени «короля-солнца». Именно из «Записок» Бенуа узнал о ритуалах прогулок Людовика, о кормлении рыб, о созерцании королем величественных скульптур в парке («Прогулка в кресле», 1897 «У бассейна Цереры», 1897 «Кормление рыб», 1897 «У Курция», 1897— все в Русском музее, Санкт-Петербург).
Но старческая усталость эпохи. Как и для них, для Бенуа «иллюзия становится хозяйкой в жилище царственной тоски» 20, но странная осязаемость этих иллюзий («я доходил подчас до чего-то близкого к галлюцинации» 21), пожалуй, отличает его работы от картин французских художников, зачастую сближающихся с условностью театральных постановок. Так же, как и им, художнику близки «печальные и зыбкие воспоминанья о короле, что бродит по дворцу и по аллеям» 19.
По словам мадам де Ментенон, он сделался «самым неутешным человеком во всей Франции». Темы художника – течение времени, «романтическое» вторжение природы в классицистический парк Ленотра его занимает – и забавляет – контраст между изысканностью парковых декораций, в которых «каждая линия, любая статуя, малейшая ваза» напоминают «о божественности монархической власти, о величии короля-солнца, о незыблемости устоев» 30 – и гротескной фигурой самого короля: сгорбленного старика в каталке, которую толкает ливрейный лакей. В 1956 году, в возрасте восьмидесяти шести лет, тридцать из которых Бенуа провел во Франции, он жалуется на пошатнувшееся здоровье, которое мешает ему гулять по «парадизу», где он некогда жил6. Но выступает он скорее не в роли трагического героя, а в роли стаффажного персонажа, статиста, чье почти эфемерное, призрачное присутствие подчеркивает незыблемость декораций и сцены, с которой уходит некогда великий актер, «безропотно вынесший бремя этой чудовищной комедии»32.
Равнодушный к столь дорогим сердцу Монтескью «жалобам камней, мечтающих истлеть в забвеньи» 29, Бенуа не запечатлел ни обветшания дворца, ни запустения парка, которые еще, безусловно, застал. После успеха 37 «Последних прогулок Людовика XIV» Бенуа пишет либретто «Павильон Армиды» – варицию на темы «Освобожденного Иерусалима» Тассо и «Омфалы» Теофиля Готье – и рисует костюмы «по мотивам» рисунков Луи-Рене Боке (1717-1814). Прелестная маркиза (возможно, госпожа Помпадур. ), жеманясь, смотрит на зрителя из зеленой аллеи выглядывает черная лукавая мордашка то ли негритенка, то ли человечка в маске. Шествие торжественной процессии превращено в плоскостной гротескный орнамент.
Сюжеты для большинства картин этих циклов навеяны мемуарами Сен-Симона. Его знакомство с парком и дворцом состоялось не в 1896 году, а в 1890 и не во Франции, а в Санкт-Петербурге, в Мариинском театре на балете «Спящая красавица». Эти английские леди, прогуливаясь 10 августа 1901 года по Трианону, «встретились» с Марией Антуанеттой сродни этим удивительным «встречам» и упоминания Бенуа о «странных наваждениях» 24 Версаля: перед ним, пишет Бенуа, проходят «образы того, что происходило здесь когда-то (или что могло происходить) среди этой грандиозной и поэтичной обстановки» 25, что он увидел «создателя всего этого мира, самого короля Людовика и его окружение» 26. Описывая прогулки короля, автор ничто не обходил вниманием: ни парковые виды с садовой архитектурой (они написаны с натуры), ни театральные представления, весьма модные в стародавние времена, ни бытовые сценки, рисовавшиеся после тщательного изучения исторического материала. Описание старости Людовика XIV отсюда:"Король стал печальным и угрюмым. Возможно именно впечатления от этой постановки предопределили «театральную» интерпретацию версальской темы в искусстве Бенуа, «задали» ракурс взгляда. Первым был Пьер де Нолак, поэт и хранитель версальского замка с 1892 по 1920 год.
Впрочем и самого Бенуа Версаль вдохновлял на эксперименты в области театра. День его первой встречи с Версалем, напишет он потом в Петрограде, «остался в моей памяти, как один из самых полных и счастливых дней всей моей жизни» 9, «я приехал из Версаля одурманенный, почти больной от впечатлений» 10. К своим персонажам (Людовику и придворным) Бенуа относится с долей иронии. Это похоже на некую почти мистическую иллюзию («я подчас дохожу до состояния, близкого к галлюцинациям»). Для Бенуа те тени, что безмолвно скользят по версальскому парку сродни, скорее, воспоминаниям, чем фантазии. " — говорит публика и широко, широко зевает. Любопытно, что впервые Бенуа увидел Версаль в виде театральной декорации.
Самым «блестящим и значительным» 1 гостем Версаля стал Николай II: его визит 8 октября 1896 года был своего рода символической акцией, утверждающей неразрывность исторических связей французского и русского двора. Ему удается передать «щемящую тоску по чему-то виденному, промелькнувшему, неуловимому» 38, так растрогавшую Жана Кокто. С именем А. Н. Бенуа связано возникновение в 1898 объединения «Мир искусства», одним из основателей и идейным руководителем которого он являлся.
В своих «фантазиях на тему Версаля» Бенуа остается «человеком театра» 45, бережно хранящим впечатления от петербургского спектакля – и в этом, возможно, прав Сергей Маковский: «русская призма», сквозь которую Бенуа увидел поэзию Версаля, – это прежде всего «волшебный фонарь» 46 русского театра, блестящих петербургских театральных постановок. Фигурки амуров написаны бронзовой краской, они объемны и рельефны. Вода спокойна. Размышляя о времени Людовика XIV, Бенуа писал: «Особого культа личности Луи Каторза.
Людовик XVI был лишь одним из «внуков великого актера», попавшим на сцену, – и потому очень естественно, что он был прогнан зрителями, причем провалилась и пьеса, недавно еще имевшая громадный успех»33. "Образы «Последних прогулок Людовика XIV», безусловно, вдохновлены, а иной раз и позаимствованы из текстов и гравюр времени «короля-солнца». Однако подобный взгляд – подход эрудита и знатока – отнюдь не чреват ни сухостью, ни педантизмом и не вынуждает художника заниматься безжизненными историческими реконструкциями. Осенью 1896 года Александр Бенуа, приложивший немало усилий для воскрешения Петербурга, открывает «скучный версальский парк» Мюссе, ставший благодаря Барресу, Монтескыо, Анри де Ренье, Эле, Нолаку, Лобру, Болдини – приютом поэтов и мудрецов»2. Зритель встречается с Людовиком XIV, прогуливающимся по своему детищу.
Людовик XVI был лишь одним из «внуков великого актера», попавшим на сцену, – и потому очень естественно, что он был прогнан зрителями, причем провалилась и пьеса, недавно еще имевшая громадный успех» ". В 1893 Бенуа выступил как пейзажист, создав акварели окрестностей Петербурга. При этом Бенуа как будто забывает, что Людовик XIV был главным заказчиком версальского спектакля и вовсе не заблуждался относительно роли, которую сам себе назначил сыграть. Весной 1894 года Монтескью снял особняк на Парижской улице и стал устраивать вечера иногда принимая гостей прямо в дворцовом парке – Нолак доверил ему ключ от «святая святых» версальской жизни.
Александр Николаевич вспоминал, что его впечатления «приобретали небывалую, почти до физического страдания дошедшую остроту» 14. Как и художников Поля Эле, Мориса Л обра или Анри Ле Сиданера, как и поэтов Анну де Ноай, Анри де Ренье или Альбера Самена, Бенуа вдохновляет в Версале не пышность королевского двора, но осенняя тишина, когда «молчащий парк» 17 одевается «печальным и прекрасным убором» 18. Обратившись к версальской теме, Бенуа, возможно, стремился воссоздать (при помощи памяти истории и собственного воображения) то эстетическое потрясение, которое он пережил в двадцать лет. Причём, видит его уже страшно старым и больным, что удивительно точно отражает былую действительность".
В 1905 году, живя в Версале, Бенуа признается своему племяннику: «Я упоен Версалем, это какая-то болезнь, влюбленность, преступная страсть» 11. Он «видит» самого создателя сего великолепия, короля Людовика XIV в окружении свиты. Приезжая в Версаль, Бенуа встречается с теми, кому Версаль был обязан новым расцветом – Пьером Нолаком, его преемником Андре Ператом3, Анри де Ренье, поэтом и, пожалуй, самым известным прозаиком этого времени4, с Полем Эле, тончайшим гравером, «таким же поклонником Версаля», как сам Бенуа 5 и, наконец, с Робером де Монтескью, которому он посвятит не одну страницу своих воспоминаний.
Отчасти благодаря ему Версаль стал и излюбленной темой французской поэзии символизма. Собираясь поставить сказку Перро «в стиле Людовика XIV», директор императорского театра Всеволожский заказал музыку П. И. Чайковскому. Бенуа, «искусный русский художник» 27, трактует версальскую тему не столько как погружение в прошлое, что было свойственно его французским коллегам, сколько как своеобразную «инкрустацию» 28 версальских пейзажей персонажами в старинных костюмах, порой едва обозначенными – некими силуэтами, выделяемыми контражуром. Тысяча и один этюд Версальского парка и все более или менее хорошо сделаны.
В зеркальной глади водоема отражается их фантастически-грандиозная тень. В сюжетных композициях циклов «Последние прогулки ЛюдовикаXIV» и «Версальская серия», равно как и в пейзажах, для художника важны не люди с их переживаниями и деяниями, а величественная красота искусства и природы. Людовик начал нарушать законы этикета, установленные им самим. В последние годы жизни он обрёл все привычки, подобающие старику: поздно вставал, ел в постели, полулёжа принимал министров и государственных секретарей (делами королевства Людовик XIV занимался до последних дней своей жизни), а потом часами сидел в большом кресле, подложив под спину бархатную подушку. В 1918 году Бенуа был назначен хранителем художественной коллекции Эрмитажа: тогда, возможно, ему и пригодились «уроки» дру- зей-«версальцев», разумеется, не Монтескью, противника самой идеи восстановления и реставрации, а Пьера де Нолака, восстановившего Версаль после четырех революций. Искусство -- «отраженный» мир представляется более одушевленным, чем исторически достоверные образы минувших эпох. По примеру своего французского коллеги, который, приехав в Версаль, не последовал совету художника Гослена: «Не усердствуйте, пишите о Версале книги, но оставьте в покое музей, который никого не интересует», – Бенуа стал активно защищать от вандализма и произведения искусства и сам императорский дворец47. Темы художника – течение времени, «романтическое» вторжение природы в классицистический парк Ленотра его занимает – и забавляет – контраст между изысканностью парковых декораций, в которых «каждая линия, любая статуя, малейшая ваза» напоминают «о божественности монархической власти, о величии короля-солнца, о незыблемости устоев» – и гротескной фигурой самого короля: сгорбленного старика в каталке, которую толкает ливрейный лакей". И все-таки хочется сказать: "Ударь раз, ударь два, но нельзя же до бесчувствия".
«Правда Версаля оказалась более изумительной и чудесной, нежели все вымыслы» 12, – пишет он далее, но при этом, «в сущности, эти настроения (в Версале) были в известной степени возобновлением или продолжением тех, что овладевали мной в Петергофе, в Ораниенбауме, в Царском Селе» 13, «маленьких Версалях» под Петербургом, где работал отец художника, архитектор Николай Леонтьевич Бенуа. Критик Сергей Эрнст приводит слова художника: «Маленькая финальная вариация Гердта в «Спящей красавице» открыла мне весь XVIII век, Версаль, Людовика XIV, открыла мне больше, чем все фолианты и музеи» 35.