Время пощадило и лучшие творения Челлини-скульптора: бронзового «Персея» и две замечательные модели к нему (Флоренция), мраморное «Распятие» (Эскуриал), бюсты Бандо Альтовити (Бостон), Козимо I (Флоренция), а также «Нимфу Фонтенбло» (Лувр), «Борзую» (Флоренция) и некоторые другие работы. Когда подошло время обедать и я, усталый, словно прошагал много миль, захотел принять пищу, у меня вдруг началась сильная головная боль, со множеством прыщей по левой руке, а на левой кисти, с наружной стороны, вскочил нарыв. Едва ли малообразованный Челлини читал философские трактаты. Свой длинный кинжал, с которым Челлини не расстается, он пускает в ход весьма «решительно». Так решили, такое имя дало мне святое крещение и так я и живу с помощью божьей. Уже наступила ночь и тьма, а римские ворота не запирались. Но это стремление руководило им больше в молодости. Но только предупреждаю тебя об одном: что, если ты имел соитие, ты не жилец».
А мой отец ему: «Век буду благодарить Бога, что он его вызволил». Я его попрекнул, говоря ему: «Раз уж вы меня сюда привели, необходимо сделать что-нибудь по-мужски» и, направив свою аркебузу туда, где я видел более густую и более тесную кучу боя, я прицелился в середину, прямо в одного, которого я видел возвышавшимся над остальными так как туман мешал мне разобрать, на коне он или пеший.
Герцог не давал ему денег, необходимых для работы. Если — принимая во внимание склонность автора мемуаров к хвастовству — можно и усомниться в совершенной точности передачи подобных дерзких выходок, то в общем свидетельства современников показывают, что он действительно «не умел изображать льстеца». На эти слова он мне сказал: «Что вы, мой Бенвенуто или вы считаете меня сумасшедшим. » На что я сказал: «Не сумасшедшим, а молодым» и я ему поклялся Богом, что ее я и в мыслях не имею, а вас мне будет очень жаль, если из-за нее вы сломаете себе шею. Он действует прямо и открыто.
Но самым сильным ударом судьбы был арест.
И так как некий Джованбатиста, по прозвищу Тассо, резчик по дереву, юноша как раз моих лет, начал мне говорить, что если я хочу отправиться в Рим, то и он охотно пошел бы со мной этот разговор, который у нас с ним был, происходил как раз после обеда и так как я по причинам все той же музыки поссорился со своим отцом, то я сказал Тассо: «Ты мастер на слова, а не на дела». Но это, видимо, напраслины, возводимые на художника личными врагами.
«Насколько больше заслуги построить дом, чем обитать в нем Благородство — атрибут доблести», — учил гуманист Поджо Браччолини. Отсюда и господство в мемуарах чисто повествовательного начала. С другой стороны, дождь хлестал с такой силой, был такой ветер, что горн остывал. Еще Петрарка писал, что «кровь всегда одного цвета. Когда настала ночь и враги вступили в Рим, мы, которые были в замке, особенно я, который всегда любил видеть новое, стоял и смотрел на эту неописуемую новизну и пожар те, кто был в любом другом месте, кроме замка, не могли этого ни видеть, ни вообразить. Но из замечательных творений Челлини почти ничего не сохранилось.
По этой причине я играл много больше, нежели то делал прежде. Врач на это сказал: «С каким созданием и сколько. » Я ему сказал: «Этой ночью и с премолоденькой девочкой». Мемуары Челлини в этом смысле — удивительно характерный исторический документ.
Так он ушел из его дома и оба они бурчали друг другу неистовые слова. Однажды в воскресенье, около 22 часов, он был между воротами Сан Галло и воротами Пинти и здесь он повздорил с некоим юнцом лет двадцати, со шпагами в руках он так ретиво на него наступал, что, люто его ранив, продолжал теснить. Гордость за Флоренцию, которая «поистине всегда была школой величайших дарований» и даже известное высокомерие по отношению к другим городам (отзвуки традиционных распрей) нередко чувствуются в «Жизнеописании». К XVI столетию изменилось само отношение художников к жизни.
Но самой любимой его скульптурой, над которой он работал каждый день, был «Персей с головой Медузы». Так каждый из нас с великой охотой приступил к этому богатому ужину, каковой был изобилен удивительно. Почти о каждой вещи, вышедшей из его рук, он пишет, что мир не видал ничего подобного или же утверждает, что на свете нет человека, способного довести до конца такое дело: «Такой, как я, может быть только один во всем мире, а таких, как вы, по десятку у каждой двери».
Через три месяца я закончил сказанную работу, с такими красивыми зверьками, листьями и машкерами, какие только можно вообразить, Я тотчас же послал ее с этим моим Паулино, учеником, показать этому искуснику Луканьоло, сказанному выше каковой Паулино, с этой своей бесконечной прелестью и красотой, сказал так: «Мессер Луканьоло, Бенвенуто говорит, что посылает вам показать свое обещание и ваш хлам, ожидая увидеть от вас свою дрянь».
Сложив престарелые ладони, он поднял вместе с ними очи к Богу и сказал: «Господи, благодарю тебя от всего сердца этот мне очень дорог и да будет он Желанным». Когда я кончил рисунок, подошла другая весьма красивая благородная римская дама, которая была наверху и, спустившись вниз, спросила у сказанной мадонны Порции, что она тут делает та, улыбаясь, сказал а: «Я любуюсь на то, как рисует этот достойный молодой человек, который и мил и красив». Начав работать в этой мастерской, я взялся сделать некои подсвечники для епископа. К этому нужно добавить, что, при всем неистовстве и «ярости» в труде, работы, которые он стремится довести до совершенства, подвигаются медленно. На фоне блестяще образованных современников, мастеров пышного, закругленного, «правильного» стиля, автор «Жизнеописания» был человеком малограмотным.
На это папа сказал: «Так это сын маэстро Джованни. » Тот сказал, что это я и есть. Флорентийцы были настолько поражены огромной творческой энергией, проявленной Челлини, что говорили о нем: «Это не человек, а сущий дьявол, так как он сделал то, что искусство не могло сделать». Это был отличнейший работник и честнейший человек, гордый и открытый во всех своих делах.
Факт, что горожане восторженно восприняли новый символ Флоренции, а мрачный тиран герцог Козимо I Медичи даже выплатил автору 3000 скудо (против запрошенных 10 тыс. ). Мессер Бенвеньято, видя, что зал наполняется таким множеством людей, сказал: «Мы просим вас о мире и ни о чем другом». Наконец, отчаявшись в предприятии, он поклялся, что приведет столько испанцев, что они меня изрубят на куски и убежал бегом, а я тем временем, отчасти веря этому их смертоубийству, решил мужественно защищаться и привел в порядок одну свою чудесную пищаль, каковая мне служила, чтобы ходить на охоту, говоря про себя: «Если у меня отнимают мое имущество заодно с трудами, то еще уступать им и жизнь. » Во время этого прения, которое я вел сам с собой, появилось множество испанцев вместе с их домоправителем, каковой, на их заносчивый лад, сказал им всем, чтобы они входили и забирали вазу, а меня отколотили палками. Я их оценил в восемьсот скудо. Но Веласкеса сия незавидная участь миновала. А некоторые инструменты по виду отличаются от настоящих.
В 13 лет у будущего скульптора появился интерес к ювелирному делу. Превесело передал мне это извещение этот милый и чудесный мальчуган. Бенвенуто убедил родителей отправить его на обучение к золотых дел мастеру Бандини. Через жизнь он проходит «с открытыми глазами и с доброй охраной и отлично вооруженный, в кольчуге и наручах». Челлини покинул темницу только в декабре 1539 года. Составление общей работы из трех отдельных частей, находящихся между собой в неярко выраженном подчинении (скульптура, постамент, рельеф)— пример работы мастера, который мыслит своё произведение не единым объёмом, но объединением значимых частей.
Этот искусный человек, среди прочих своих врачеваний, брался за некои безнадежные случаи французских болезней. С этой медалью приключился такой же случай, как и с вазой Саламанки. Сражаясь, таким образом, с этими превратными обстоятельствами несколько часов, пересиливаемый трудом намного больше, нежели крепкое здоровье моего сложения могло выдержать, я схватил скоротечную лихорадку, величайшую, какую только можно себе представить, ввиду чего я был принужден пойти броситься на постель».
Все эти различные художества я с превеликим усердием принялся изучать. А вообще, с «музыкальным адом Босха» связаны десятки вопросов, на которые никто не может ответить. Ее спросила та женщина, которую привел с собой Юлио, не нездоровится ли ей. На цоколе он сделал барельеф изображающий освобождение Андромеды Персеем.
Также и среди многих бронзовых медалей мне попалась одна, на которой была голова Юпитера. Весь Рим узнал его имя. Этот точно так же женился и имел четырех детей мужеского пола. Он несколько раз впадал в отчаяние и готов был бросить работу и уехать, но затем вновь обретал мужество, чтобы «сразиться со своей судьбой».
Флоренция, признание у прославленных мастеров ее «чудесной школы», влечет его к себе и он часто приезжает в родной город, но не задерживается в нем подолгу. Если имя Челлини стало нарицательным для всего золотого века художественного ремесла, который мы охотно называем «челлиниевским», хотя от самого Челлини-ювелира, как мы видели, мало что сохранилось, то известную роль здесь сыграли вдохновенные страницы его автобиографии. Музыковеды из Оксфорда попробовали воссоздать их по изображениям и сыграли на них.
Даже если отбросить присущие Бенвенуто опереточные страсти и тягу к преувеличению, процесс создания 5–ти метровой статуи впечатляет: тут и муки творчества и видения свыше и бестолковые помощники и затаившиеся вредители и внезапно подкравшаяся коварная болезнь и чудесное исцеление и революционная метода отлива и две сотни оловянных домашних мисок и сосудов, своевременно спасших технологический процесс. В те времена один из их сыновей, младший, которого звали Кристофано, затеял великую распрю с некоими их соседями и приятелями и так как с той и с другой стороны за это взялись главы семейств и они увидели, что огонь зажегся настолько изрядный, что грозит опасностью обеим семьям разрушиться вконец, то, рассудив это, те, что постарше, по уговору, мои убрали прочь Кристофано и так же и другая сторона убрала прочь другого юношу, причину распри. С детства у мальчика стали проявляться способности к музыке. Но убежище оказалось ненадежным. Его воодушевление передалось окружающим и каждый из них работал за троих.
Прекрасным примером флорентийского маньеризма является бронзовая статуя «Персей с головой Медузы», выполненная дляКозимо I. Это творение помогло Челлини добитьсявсеобщего признания по всей Италии. Кстати, золотая солонка ФранцискаI — единственный дошедший до нас шедевр Челлини-ювелира. И когда он беседовал со мной об этой музыке, держа в руке мой пульс, так как он имел некоторые познания в медицине и в латинской науке, то он чувствовал в этом самом пульсе, как только он принимался говорить о музыке, такие великие перебои, что часто перепуганный и в слезах уходил от меня так что, видя это его великое огорчение, я сказал одной из этих моих сестер, чтобы мне принесли флейту и хотя у меня все еще была лихорадка, но, так как инструмент этот очень неутомительный, то у меня не случилось перебоев, когда я играл с такой прекрасной постановкой рук и языка, что отец мой, вдруг войдя, благословил меня тысячу раз, говоря мне, что за то время, что я был вдали от него, ему кажется, что я сделал великие усвоения и просил меня, чтобы я продолжал и впредь и что я не должен терять такой прекрасный талант. Они услаждались своей молодостью и своей святой любовью восемнадцать лет, с великим, однако, желанием иметь детей затем, после восемнадцати лет, сказанная его жена выкинула двух младенцев мужеского пола, по причине малого разумения врачей затем снова забеременела и родила девочку и ей дали имя Коза, по матери моего отца. Характер Челлини был далеко не спокойный, а скорее даже буйным, что и не позволяло оставаться ему долго на одном месте, резко менять свой образ жизни и вновь пускаться вплавь по бурным волнам «этого бешеного времени» (как называет свою эпоху сам Челлини), не заботясь о том, к какому берегу они его прибьют. Мы можем заметить подобное явление и в солонке Челлини— изобилие сложных прихотливых форм не образует (особенно, если мы будем рассматривать вещь чуть сверху) единого целостного объёма.
И было бы странно ожидать от него ниспровержения всяких моральных норм. Оба они свалились наземь, а Бакьякка, со спущенными штанами, вопил и убегал. Не имея дамы сердца, скульптор погряз в беспорядочных половых связях.
Сказанный Джанъякомо в точности сказал ему мое имя. Когда мы подошли к сказанным воротам, часть врагов уже вступила в Рим и наседала на нас. У Рабле, современника Челлини, любимый герой Панург утверждает, что «человек стоит столько, во сколько он сам себя ценит».
Последняя работа привлекает внимание папы Климента VII. Девиз поддерживающего небесный свод Атланта на одной из его медалей: «Summa tulisse juvat» — «Высшее сладко нести» — мог бы стать творческим девизом самого Челлини.
Припомнили ему и прежние убийства на дуэлях. Мой бедный отец, однако же, смело ответил, говоря им: «То, что Бог судит, то вы и сделаете и не больше». «Таких, как я, ходит, может быть, один на свете, а таких, как ты, ходит по десять в каждую дверь», — бросает он в лицо майордому Козимо I ибо нет, кроме него, человека, который смог бы создать его «Персея». Потомство охотно приписывало Челлини все шедевры ювелирного искусства.
И когда я уходил, она сказала, что на этот раз она не хочет оказать ему такую милость. И вот Богу было угодно, чтобы Джованни приметил одну из сказанных девушек, по имени Элизабетта и так она ему понравилась, что он к ней посватался а так как отцы, по близкому соседству, отлично были знакомы, то учинить этот брак было легко и каждому из них казалось, что он очень хорошо устроил свои дела. Моих денег было вдвое больше, чем его так что все эти глаза, которые было уставились на меня с некоторой усмешкой, тотчас же, повернувшись к нему, сказали: «Луканьоло, эти деньги Бенвенуто, которые золотые и которых вдвое больше имеют гораздо лучший вид, чем твои». Разумеется — как и у других итальянских художников и ученых, как у Микеланджело, его учителя, — поэтические опыты (образчиком его стихов служит написанная в тюрьме поэма в терцинах).
Наконец, его наивное благочестие для XVI века уже достаточно старомодно. Боясь новых напастей, мастер отправился во Францию. Когда я вернулся в мастерскую, у Луканьоло были в свертке деньги, полученные за вазу и, когда я вошел, он сказал: «Дай-ка сюда для сравнения плату за твою вещицу рядом с платой за мою вазу».
Теперь оставалось искусно соединить обе фигуры. Он тотчас же сказал: «Я тот самый».
Совет Восьми осудил Бенвенуто за серьёзную драку. Впрочем и девизом всей его жизни. Здесь ему иностранцу, все кажется просто поразительным. После всяких разговоров и диковинок, о каковых я не хочу распространяться, так как я здесь не для этого: только одно словцо мне надлежит сказать, так как его сказал этот удивительный Юлио, художник, каковой, многозначительно обведя глазами всех, кто там был вокруг, но больше глядя на женщин, чем на остальных, обратясь к Микеланьоло, сказал так: «Микеланьоло мой дорогой, это ваше прозвище «галки» сегодня им идет, хоть они и похуже галок рядом с одним из великолепнейших павлинов, каких только можно себе представить». Сам «Персей» был ему заказан Козимо I как символ победы над обезглавленной республиканской вольницей.
Но автор «Персея» живет уже в период заката этой культуры. Эту эпиграмму прочла вся Флоренция. Это явно не его сфера. Имя ему было Франческо, сын Филиппо и внук Фра Филиппо, превосходнейшего живописца. Едва Принцивалле делла Стуфа, каковой был в числе Восьми, дал мне договорить «пощечина», как он сказал: «Ты ему не пощечину дал, а ударил кулаком».
Малое время спустя ему было возвращено место флейтщика. Виной тому материал, с которым работал мастер — золото. Поистине — Терминатор. И вот я с превеликим рвением принялся заканчивать вазу, которую начал для Саламанки.
Выяснилось, что необычные инструменты звучат просто отвратительно. Этот Луканьоло поднял меня на смех, говоря: «Вот увидишь, Бенвенуто, к тому времени, когда ты кончишь эту работу, я потороплюсь кончить эту вазу, которую я начал, когда и ты свою вещицу и тебе на опыте станет ясно, какую пользу я извлеку из своей вазы и какую ты извлечешь из своей вещицы». С начала XIX века картина хранилась в британском музее Рокебай-парка.
Да и как ему с ними ладить, если ему предлагают быть всего лишь только «исполнителем» замыслов заказчика или его советников, а это явная «придворная чепуха». Когда все было готово, Бенвенуто ночью открыл дверь и выбрался на крышу. Собрав все свои силы, Бенвенуто на четвереньках пополз к воротам стены, окружавшей Рим. Отсюда видно, что Бог ведет счет добрым и злым и каждому воздает по заслугам.
Горе тем, кто хочет поживиться приданым своей жены. Эти работы были гораздо красивее и гораздо прочнее турецких по многоразличным причинам. В то время никто не рисовал просто стоящих в центре комнаты людей. В Италии на «эти самые дела» смотрели часто сквозь пальцы и наказание обычно сводилось к изгнанию из города буйство ему легко сходило с рук.
— в общем благоволил к земляку (отчасти в силу традиционных связей родов Челлини и Медичи) и отпускал ему грехи не только убийства, но и недозволенной гордыни, то отношения Челлини с новым папой Павлом III довольно скоро испортились непоправимо. Плавку продолжали его работники. Я сказал графу тот поднял тревогу фусты виднелись в море.
По своему происхождению и жизненной школе он ближе стоял к простому народу. В те времена эти игрецы были всё именитейшие мастера и среди них были такие, которые принадлежали к старшим цехам, шелковому и шерстяному по этой причине отец мой не гнушался заниматься этим художеством и величайшим на свете желанием, какое у него имелось на мой счет, это было, чтобы я сделался великим игрецом а величайшим на свете огорчением, какое я мог иметь, это было, когда он со мной об этом рассуждал, говоря мне, что если бы я захотел, он видит меня таким способным к этому делу, что я стал бы первым человеком в мире. Это был первейший и превосходнейший золотых дел мастер в Риме и он был учителем этого Фиренцуолы. На этот великий шум высыпали наружу все соседи да кроме того, мимо проходило несколько знатных римлян, которые сказали: «Убей этих нехристей, мы тебе поможем». Когда я кончил эти слова, Фиренцуола, который был человек очень горячий и смелый, обернулся к сказанному Джаннотто и сказал ему: «О жалкий негодяй и тебе не стыдно применять такие вот способы и приемы к человеку, который тебе был таким близким товарищем. » И с той же горячностью обращаясь ко мне, сказал: «Поступай ко мне и сделай, как ты говорил, чтобы твои руки сказали, кто ты такой».
Джованни, который стал моим отцом, больше, чем который-либо из остальных, занимался им. Все эти сказанные художества весьма и очень различны друг от друга так что если кто исполняет хорошо одно из них и хочет взяться за другие, то почти никому они не удаются так, как то, которое он исполняет хорошо тогда как я изо всех моих сил старался одинаково орудовать во всех этих художествах и в своем месте я покажу, что я добился того, о чем я говорю. И я, чтобы не лишать их такой славы, молчал и восхищенно ими любовался.
Девиз своего современника Аретино «жить решительно» (vivere risolutamente) разделяет и автор «Жизнеописания». Титан Позднего Ренессанса, предтеча надвигающейся эпохи Барокко. У него начали выпадать зубы и волосы. Когда об этом услышал папа Климент, каковой уже видел эту вазу раньше, но она не была ему показана как моей руки, он пришел в превеликое удовольствие и надавал мне много похвал и говорил на людях, что превесьма меня любит так что монсиньор Саламанка очень раскаивался, что учинил мне эти свои стращания и чтобы замирить меня, послал мне с тем же самым живописцем сказать, что хочет заказать мне много больших работ, на что я сказал, что охотно их выполню, но хочу за них плату раньше, чем их начну. Вот таким образом этот дворецкий не давал мне вымолвить ни слова, говоря: «Живо, живо, неси вазу».
Был он весьма учен: удивительно говорил о медицине. И, подав мне шпагу и доспех, собственными своими руками помог мне их надеть. Челлини не историк своего времени.
Став для них в одночасье Бенвенуто (желанным). Свою автобиографию «Жизнь Бенвенуто», скульптор писал, пребывая в глубокой депрессии.
Наконец, восковая модель Персея была готова, оставалось отлить фигуру из бронзы. Законы грамматические, как и законы юридические, явно его стесняют. По сути, правы и те и другие и третьи. Герцог так до конца и не расплатился за сделанную для него статую «Персей». Свидетельств других очевидцев немного.
Но Бенвенуто был так силен духом и телом, что перенесенные испытания не сломили его. Одну, среди прочих, примечательную: это была большая золотая медаль, чтобы носить на шляпе на медали этой была изваяна Леда со своим лебедем и, будучи весьма удовлетворен моими трудами, он сказал, что велит ее оценить, чтобы заплатить мне за нее справедливую цену. Эти слова до того их устрашили, что ни один не двинулся на помощь двоюродному брату.
С моим вельможей было свыше тридцати смелых людей, всё хорошо вооруженных, чего сказанный мессер Бенвеньято не ожидал. Образ Челлини, как и воплощенная в нем ренессансная этика «доблести», представляют своими достоинствами, как и своими пороками определенную ступень общественного сознания переходной эпохи: его завоевания и достижения и его примитивность сравнительно с позднейшим развитием.
Хотя сам Челлини воспринимал свою работу как апогей ренессансного искусства. Как я теперь могу явиться к кардиналу. » На что сын сказал: «Куда больше, отец, стоит этот мой учитель, чем сколько есть кардиналов в Риме». Мой добрый отец, придя от этого в отчаяние, отдал меня в мастерскую к отцу кавалера Бандинелло, каковой звался Микеланьоло, золотых дел мастер из Пинии ди Монте и был весьма искусен в этом художестве.
Этот искусный человек знал большой толк в рисунке. А так как он имел некоторые познания в латинском языке, то вокруг сказанного зеркала он сделал латинский стих, который гласил: «В какую бы сторону ни вращалось колесо Фортуны, Добродетель стоит твердо».
Каковому синьору я сказал: «Я берусь попасть в самое это солнце» но только что вот бочка, полная камней, которая была тут же рядом с жерлом сказанной пушки, так сила огня и этого ветра, который подымает пушка, сбросит ее вниз. На что сказанный синьор мне ответил: «Не теряй времени, Бенвенуто во-первых, не может быть, чтобы так, как она стоит, ветер от пушки ее свалил но если бы даже она свалилась, а там внизу стоял сам папа, беда была бы не так велика, как тебе кажется стреляй же, стреляй. » Я, не раздумывая больше, выпалил в самое солнце, как и обещал, точь-в-точь. В других случаях этого было достаточно для конфискации работы художника и отлучения его от церкви (вкупе с наложением серьёзного штрафа). Порой у Челлини пытаются отнять незаконченную вещь, а он отказывается ее отдать, ведет себя дерзко и тогда даже папе приходится унижаться и упрашивать его завершить работу. Это, скорее, подход не скульптора, но мастера небольших форм и декоративно-прикладного искусства, который легко разрабатывает изначально заданный объём (вазу, кубок, плакетку), но при построении многосоставной формы теряет общее единство. Я ему напомнил про мои деньги. Эти самые, копая землю, всегда находили старинные медали, агаты, праземы, сердолики, камеи находили также и драгоценные камни, как-то: изумруды, сапфиры, алмазы и рубины.
И дал мне делать прекраснейшую серебряную работу для одного кардинала. И вот мы привязали фартуки за спиной и почти втихомолку дошли до Сиены. Если мы рассмотрим постамент, то можем прийти к выводу, что роскошные украшающие его элементы (подробнее рассмотренные выше)— наложенный декор, за которым скрывается простой куб с четырьмя врезными нишами и профилированными углами. Вдруг мне показалось, что он в ужасном обличии меня устрашает и говорит: «Если ты этого не сделаешь, тебя постигнет отцовское проклятие, а если сделаешь, то будь благословен от меня навеки».
Жизнеописание ювелира и скульптора Бенвенуто Челлини (1500–1571)— одно из самых замечательных произведений литературы XVI века, в полной мере отражающее дух итальянского Возрождения. Не проходило дня, чтобы я не убил кого-нибудь из врагов с воли. Мастер делал её в течение восьми лет. Этот его мессер Джованни купил ему отличнейшего вороного коня, на какового истратил полтораста скудо.
Чем же это объясняется. Противоречие между натурой Челлини и его местом в жизни движет его биографию и определяет его «превратную и кусачую судьбу».
Спустя пару лет он расстригся. Италия XVI века представляла собой арену разнообразных и острых политических столкновений. Когда Франциск I советует Челлини беречь свое здоровье и не утруждать себя чрезмерно, тот заявляет в ответ, что «сразу же заболел бы, если бы не стал работать». Независимо от оценки критика — осуждает ли он такую позицию «по ту сторону добра и зла» или восхищается ею, — это чудовищная модернизация, это искажение реального образа автора мемуаров. Челлини снова попал в крепость. Страницы мемуаров Челлини — это преимущественно рассказ о его делах, его «Труды и дни».
Он тихонько окликнул меня: «Кум. » — так мы называли друг друга в шутку и умолял меня Господом Богом, говоря такие слова, чуть не плача: «Кум мой, я вас умоляю, чтобы вы не делали зла этой бедняжке, так как она ровно ни в чем не виновата». В глазах Челлини талант и гений выше всякого герцогского титула или кардинальского сана. Все те лица, которые были при этом, радостно его спрашивали, какое ему дать имя. Повитуха, которая знала, что они ждут его девочкой, обмыв создание, завернув в прекраснейшие белые пелены, подошла тихонечко к Джованни, моему отцу и сказала: «Я несу вам чудесный подарок, какого вы и не ждали».
На что я сказал: «Сегодня обождите, а завтра я вам отвечу». Но чтобы эти дела не отнимали у меня места для рассказа о делах большей важности, я коснусь их вкратце. И так мессер Бенвеньято обещал, что суд римского губернатора не будет меня беспокоить.
Невероятно, но даже крошечные медальоны внутри зеркальной рамы тщательно выписаны. Когда мы вошли в зал, первым сказанный вельможа, а я за ним, он сказал такие слова: «Да хранит вас Бог, синьоры мы к вам явились, Бенвенуто и я, каковой люблю его, как родного брата и мы готовы сделать все то, на что будет ваша воля». Вывеской этой гостинице служило солнце, красного цвета, намалеванное между двух окон.
Когда я ему показал немножко эту модель этой пряжки, которую я сделал во Флоренции у Салимбене, она ему изумительно понравилась и он сказал такие слова, обращаясь к одному подмастерью, которого он держал, каковой был флорентинец и звался Джаннотто Джаннотти и жил у него уже несколько лет он сказал так: «Этот из тех флорентинцев, которые умеют, а ты из тех, которые не умеют». Неудивительно, что при таком «очень странном» для придворной среды характере Челлини не удается ужиться и при французском дворе, где вскоре он создал себе непримиримого врага в лице фаворита короля. Тотчас же обернувшись и видя, что он этому смеется, я так хватил его кулаком в висок, что он упал без чувств, как мертвый затем, повернувшись к его двоюродным братьям, я сказал: «Вот как поступают с такими ворами и трусами, как вы». Тотчас же он пришпорил конька, на котором сидел и во весь опор поскакал прочь. Вещица эта служила пряжкой к мужскому поясу, которые тогда носились такой величины.
Не слава Челлини-художника поддерживает интерес потомства к его «Жизнеописанию». Это был отличнейший работник и честнейший человек, гордый и открытый во всех своих делах. Когда я вошел, рядом со мной был мой Паулино с серебряной вазой. Отдельную главу мастер посвятил жадности Медичи. Современники восторгались его ювелирным искусством.
Попало это письмо в руки этому моему учителю Уливьери и он тайно от меня его прочел потом он мне открылся, что прочел его и сказал мне такие слова: «Значит, мой Бенвенуто, меня не обманул твой славный вид, как это мне подтверждает одно письмо, которое попало мне в руки, от твоего отца по каковому это должен быть очень добрый и честный человек считай же, что ты у себя в доме и как бы у своего отца». Джанъякомо ответил: «Всеблаженный отче, за это я вам не поручусь, что вы его залучите, так как его художество, которым он постоянно занят, это — золотых дел мастерство и в нем он работает изумительно и извлекает из него много лучшую прибыль, чем мог бы извлечь играя». Челлини, обладавший многосторонним дарованием и способностью легко и успешно усваивать новые, ранее незнакомые ему области изобразительного искусства, работал ревностно и находил удовольствие в преодолении встречавшихся трудностей: «сказанные великие трудности мне казались как бы отдыхом», — пишет он. «Персей» был отлит на редкость удачно. Колотушек им, видно, при вспыльчивом нраве маэстро достается во время работы немало (а рука у него тяжелая. ), но это тоже в духе обычая.
Это темперамент неукротимый, неуемный и буйный. Если недостаток заказов побуждает его покинуть Флоренцию и перебраться в Рим или Париж, то все же непонятно, почему флорентийский мастер не остается в Париже, где он завален работой и получает огромное содержание на службе у двора. Делался он для одного, которого звали Раффаэлло Лапаччини. Значение слова «вирту» для Возрождения (как и всякое богатое в своей исторической конкретности понятие) может быть только приблизительно передано современным русским словом «доблесть».
Получив «да», он с превеликими криками поднял меня на руках, говоря: «Да здравствует синьор. Он лежал на тюфяке, брошенном на пол и пропитанном водой. На них изображены библейские сцены. Так, к своему неудовольствию, я продолжал играть до пятнадцатилетнего возраста. И это показательно для наметившегося в Италии упадка общественного самосознания в век, который Микеланджело с негодованием назвал «блестящим и постыдным».
Тогда мадонна Порция сказанная обернулась к этой благородной римской даме и сказала: «Вы видите, что эти таланты, которые мы в нем угадали, сопровождаются вот чем, а не пороками. » И та и другая были восхищены и мадонна Порция сказала: «Мой Бенвенуто, слышал ли ты когда-нибудь, что когда бедный дает богатому, то дьявол смеется. » На что я сказал:. Эти гротески получили это название от современных, так как они были найдены изучателями в некоих земных пещерах в Риме, каковые пещеры в древности были комнатами, банями, кабинетами, залами и тому подобное.
Болонья, Пиза, Рим, Париж, Флоренция. Спустя некоторое время после ареста, Челлини стал готовиться к побегу из крепости. На что я сказал: «Я имел его нынче ночью».
Согласно древнегреческому мифу, Персей убил Медузу, существо с ужасным лицом, от одного взгляда на которое люди превращались в камень. В его характере и стиле жизни много добродушия. Как мы дальше увидим, это в значительной мере определило биографию Челлини, его непоседливый образ жизни, его судьбу, в которой он наивно усматривает влияние «зловредных звезд». Мой отец очень обрадовался и ему не терпелось встретить опять того из Восьми, который его оскорбил и, встретив его, он сказал так: «Вы видите, Антонио, что это Бог знал, что станется с моим сыном, а не вы. » На что тот ответил: «Пусть только попадется нам еще раз». В последующие годы юный Челлини много путешествовал по Италии, обучаясь у лучших ювелиров.
И, ранее бойкий, дерзкий и самоуверенный, он до конца жизни будет ждать выплаты гонорара за Персея (хотя окончательно с ним так и не расплатятся).
Фортификация и зодчество. Невозможные для предыдущего времени, неклассические выразительные средства применяет Челлини: вынос проекции скульптуры за пределы постамента, отсутствие тектоники в соподчинении постамента и фигуры, усложненная изощренная проработка (в которой сказывается влияние ювелирного опыта) форм и поверхности. Услышав это, я остался крайне недоволен, проклиная всю Испанию и всех, кому она мила.
Этот юноша начал их читать и прочел их все это настолько умножило его бесконечную красоту, что невозможно было бы и сказать. Он уже на службе при дворе кардиналов и пап, герцогов и королей. И больше всего ему льстит изумление окружающих перед этим «удивительным человеком», который «должно быть, никогда не отдыхает». В его повествовании нет полутонов: вокруг или друзья или враги и сам герой, настолько талантлив и крут, что окружающим остаётся лишь восхищенно внимать, оплакивая собственное несовершенство.
Несмотря на то что все подозрения были сняты, ювелир провёл в тюрьме целых три года. Пантасилея бросилась бегом в церковь по соседству. Две сохранившиеся модели «Персея» — бронзовая и восковая, — в особенности последняя, производят благодаря малому размеру и простоте позы лучшее впечатление, чем сама статуя. На это Пьеро ответил и сказал правду: «Гораздо больше пользы и чести извлечет ваш Бенвенуто, если он займется золотых дел мастерством, вместо этого дуденья». Несомненно, что о своих драках автор мемуаров рассказывает с удовольствием, не без гордости сообщая, как он один ворвался в дом к оскорбителю, где, орудуя кинжалом направо и налево, нагнал страху, как «в судный день» и вышел победителем против дюжины противников. Они «.
«Даже войны тогда были не больше как крупными дуэлями» (например, нескончаемые распри между Карлом V и Франциском I). При этом у меня тотчас же пропадала охота когда-либо возвращаться туда, где он, до того я ненавидел эту проклятую музыку и мне поистине казалось, что я был в раю целый год, когда я жил в Пизе, где я никогда не играл. Уже весь мир был под оружием. Кочевая жизнь Челлини отчасти обусловлена характерной для эпохи страстью к путешествиям, желанием «увидеть свет»: «Мне всегда нравилось видеть свет и, никогда еще не бывав в Мантуе, я охотно отправился». Его изобретательный и пытливый ум постоянно ищет все новых сфер деятельности.
К этому я добавил, что раз я знаю, что никоим образом не причиняю ему ущерба и раз я кончил начатые мои работы, то я хочу принадлежать себе, а не другим и кто меня желает, пусть у меня меня и просит. В своих записках Челлини неоднократно предупреждает, что он не историк, что пишет «только свою жизнь» и «то, что к ней относится». Если приглядеться, можно рассмотреть и собаку. На это мой отец ответил: «Худое дерево никогда не приносило доброго плода, а наоборот и еще я тебе скажу, что ты худой человек и дети твои будут безумные и бедные и придут за подаянием к моим дельным и богатым детям».
На каковые слова я поднял руку, ударив его по лицу и сказал: «А я вот этот». Это был ларец, копия с порфирового, который перед дверьми Ротонды. Тело «Персея», наполненное жизненной мощью, противостоит статике распластанной, безжизненной Медузы. Каковой Тассо мне сказал: «Я тоже поссорился со своею матерью и будь у меня столько денег, чтобы они довели меня до Рима, то я бы даже не стал возвращаться, чтобы запереть свою жалкую лавчонку». Герои того времени. «Не в богатстве, не в занимаемой должности, а единственно только в доблести духа заключается благородство (Кристофоро Ландино).
В отношениях с помощниками и слугами он верен традиции «доброго старого времени»: с Феличе (в Риме), с Асканио (в Париже) он обращается как с родными детьми. В рассрочку.
Его бросили в подземелье, «где было много воды, полно тарантулов и множество ядовитых червей». И так как они хотели что-то предпринять, так как их было много, то я, вспылив, взялся за ножик, который у меня был при себе, говоря так: «Если кто из вас выйдет из лавки, то другой пусть бежит за духовником, так как врачу тут нечего будет делать». Кое-кто из его учеников оказывается впоследствии неблагодарным, но большей частью они ему преданы за заботу и щедрость.
Но в целом, однозначно, — шедевр. Люди эпохи Возрождения жили полнокровной, многогранной жизнью и нередко достигали высокой степени совершенства одновременно в разных областях знания и искусства. Вот уж где полный какус. Пока же начну о том, как Богу было угодно, чтобы я родился. «Он же (Челлини. — Прим. К примеру, большая роль в триптихе отведена фигурам музыкантов.
«Ему так невесело, что на этот раз мне хочется, чтобы он посмеялся». Герцогу Козимо, в ответ на его сомнения, он прямо дает понять, что «его светлость» «не разбирается в искусстве». Чем объясняются этот непоседливый образ жизни и скитания Челлини.
В 1906 году её переместили в лондонскую Национальную галерею.
Когда он пополз дальше, на него набросились собаки и сильно искусали Челлини. Я же, собираясь не спешить и ее не отдавать, сказал, что торопиться не желаю.
Маньеризм — что тут скажешь. Но еще незадолго до рождения Челлини идеал этот красноречиво формулирует Пико делла Мирандола в речи «О достоинстве человека»: человек «по собственному произволу чертит границы своей природы», «по собственному желанию избирает место, дело и цель» своих занятий. Я только попросил его, чтобы он согласился взять некоторое изрядное количество скудо, которые лежали в ларчике тут же рядом с моей кроватью и чтобы, раз уж Господь взял меня от мира, он послал их отдать моему бедному отцу, написав ему ласково, как я сам это делал, насколько позволял обиход этого бешеного времени.
Человеческая жизнь стоила дешево, ей постоянно грозили всевозможные опасности. И так как в это место я их пригласил запросто, то все смеялись и шутили, как бывает, когда соберется вместе много людей, радующихся столь удивительному празднику. Сказанный Лессандро испугавшись, сказал: «Дал бы Бог, чтобы мы сюда не приходили. » — и с превеликой поспешностью повернулся, чтобы идти. Так каждый из нас, немножко с презрительным смешком, свирепо нагнув голову, желая и тот и другой, привести к концу начатые работы так что дней приблизительно через десять каждый из нас с великим тщанием и искусством закончил свою работу. Когда мы пришли в Сиену, Тассо сказал, что натрудил себе ноги, что дальше идти не хочет и просил меня ссудить его деньгами, чтобы вернуться на что я сказал: «Мне тогда не хватит, чтобы идти дальше а тебе следовало подумать об этом, трогаясь из Флоренции но если это ты из-за ног решаешь не идти, то мы найдем обратную лошадь в Рим и тогда у тебя не будет повода не идти».
Творческая работа Бенвенуто перемежалась со ссорами, драками и скандалами. В это время проходил по улице отец этого моего ученика, каковой был врачом кардинала Якоаччи и жил у него на жалованье и ученик этот и сказал отцу: «Зайдите, отец, посмотреть Бенвенуто, которому нездоровится немного и, он лежит».
Но художественный такт удержал гуманиста Варки от «подскабливания» и «подправки» неправильного, но сильного языка Челлини, что неизбежно повлекло бы за собой обеднение стиля автобиографии. Выходить на улицу без шпаги и кинжала было небезопасно даже днем. На это Луканьоло, думая, что я убедился, сказал: «Не хуже кажется и мне твоя работа, но скоро мы увидим разницу между той и другой». В руке у меня был нож, каковым я услужал себе за столом. В этих словах, проникнутых гордостью плебея и чувством человеческого достоинства, звучит общий для всех гуманистов мотив учения о «доблести» и истинном благородстве. За ним уже установилась прочная слава, что он «всегда хочет делать наоборот», а не то, что угодно заказчику.
А мой отец ему сказал: «Я утешаюсь тем, что наверняка вы этого не знаете». Двигаться он не мог, так как нога еще не зажила. Челлини чрезвычайно высокого мнения о себе. Здесь познается, как звезды не только направляют нас, но и принуждают. Мы оба весело посмеялись и она мне заказала еще несколько красивых и хороших работ.
Здесь он с отчаянием заметил, что замок окружен с этой стороны еще двумя высокими стенами. Как бы то ни было — он великолепен.
Думал ли мастер, что через 10 лет за эти самые камни он сядет в замок Святого Ангела уже в качестве арестанта. Эта рана и была причиной, почему больше, чем все остальные, этот мессер Бенвеньято ругался на этот их перуджийский лад, говоря: «Клянусь господним, я хочу, чтобы Бенвеньято научил Бенвенуто, как жить». Его «Жизнеописание» изобилует стычками с сановными советниками двора и в уста папы Климента VII он вкладывает собственную презрительную оценку придворных: «Больше стоят сапоги Бенвенуто, чем глаза всех этих прочих тупиц».
Подобные заявления чередуются с обычными проклятиями власти денег и заключают в себе существенный оттенок: у этих «наемных» художников, «кондотьеров искусства», каким является и Челлини, нет внутреннего уважения к тем, кому они создают памятники своими творениями, кого они славословят в литературных посвящениях. Его заказчики и их консультанты должны безусловно в него верить. Своим резцом в мастерской он действует так же, как на площади кинжалом, — «смело и с некоторой долей ярости». «Нельзя давать законов тому, — иронично замечает он, — кто их хозяин». На русский язык «Жизнеописание» Челлини переводилось дважды, но не с оригинала, а с французского перевода, где язык книги сглажен в соответствии с нормами литературной речи.
Вследствие чего мастера обвинили в воровстве и приговорили к пожизненному заключению. Разные виды многогранного ювелирного мастерства, резьба печатей и медалей, чеканка монет. Бывал у меня часто также синьор Орацио Бальони, каковой весьма меня любил. Скорее наоборот. Таким образом и случилось знакомство между Луиджи Пульчи и мной. На это он мне говорил: «Так, значит, ты не любишь играть. » На что я говорил, что нет, так как это казалось мне искусством гораздо более низким, чем то, которое у меня было в душе.
Челлини Бенвенуто появился на свет в 1500 году во Флоренции. И первое из них такое: что, так как сказанный мессер Антонио Санта Кроче велел мне спуститься из-под Ангела, чтобы пострелять в некои соседние с замком дома, куда видно было, как вошли некои враги с воли, то, пока я стрелял, в меня грянул орудийный выстрел, каковой угодил в край зубца и отхватил столько, что по этой причине не сделал мне вреда: так как это большое количество все целиком ударило меня в грудь у меня остановилось дыхание и я лежал на земле, простертый, как мертвец и слышал Все, что говорили окружающие, среди каковых очень сетовал этот мессер Антонио Санта Кроче, говоря: «Увы, мы лишились лучшей помощи, какая у нас была. » Подоспел на этот шум некий мой товарищ, которого звали Джанфранческо флейтщик, — этот человек был более склонен к медицине, чем к флейте, — и тотчас же, плача, побежал за графинчиком отличнейшего греческого вина накалив черепицу, он положил на нее добрую пригоршню полыни затем попрыскал сверху этим добрым греческим вином когда оказанная полынь хорошо пропиталась, он тотчас же положил мне ее на грудь, где ясно была видна ушибина. Уже само начало мемуаров знаменательно: «Все люди всяческого рода, которые сделали что-либо доблестное (virtuosa) или похожее на доблесть (virtu), должны бы описать свою жизнь».
Республиканские городские вольности сменяются деспотией мелких князей (во Флоренции устанавливается власть Медичи). Когда воск вытек, Бенвенуто в течение двух суток обжигал полученную таким образом глиняную форму. Благородная римская дама тогда сказала: «Будь я на месте этого юноши, я бы ушла себе с Богом». Выпутавшись, однако же из этого, я вернулся к орудийным громам, продолжая их со всем искусством и наилучшим рвением, какие я только мог измыслить.
И, уходя во гневе, сказал ему, что скоро он это увидит. Малое время спустя неблагодарный Пьеро от этого увечья умер.
Рассуждения, медитации играют здесь небольшую и скорее орнаментальную роль. Тогда он рассмеялся и, снова порумянев лицом, наиприветливейше мне сказал: «Мой Бенвенуто, я тебя люблю как только могу и, когда настанет время, чтобы Богу было угодно, я тебе это докажу дал бы Бог, чтобы ты их убил, обоих этих мошенников, так как один причина этих великих бед, а другой, быть может, будет причиной и худшего».
Помимо этого, Бенвенуто освоил изготовление печатей и искусство эмали. А большинство его собственных ювелирных шедевров повторит судьбу папских тиар. Но там уже давно поселился прево (верховный судья), который отказывается подчиниться приказанию короля. Гиперболический стиль Челлини страстный и восторженный: его фантастика неотделима от его чувства жизни, от эстетики «фантастического реализма» его эпохи, питавшей повышенный интерес к идеализированным сказочным приключениям (рыцарские поэмы Боярдо и Ариосто в Италии, роман Рабле о великанах во Франции). В 1537 году во время поездки во Флоренцию его мучила ужасная лихорадка. Этот синьор, который был прегорд, постоял немного и гневно мне сказал: «Мне охота больше не приходить сюда и сделать как раз обратное тому, что я думал сделать для тебя».
Истекающий кровью, со сломанной ногой, Бенвенуто продолжал двигаться вперед. Но Бенвенуто любил рисование и лепку больше, чем музыку. Настал день и Челлини перенёс «Персея» в Лоджию де Ланци. В результате вся скульптурная группа обретает динамику, пластическую убедительность.
В ночь на 3 ноября 1500 года в семье флорентийского мастера по изготовлению музыкальных инструментов Джованни Челлини родился мальчик, которого назвали «желанным», по-итальянски — Бенвенуто. И вот, учинив мне здоровый разнос, они послали нас к секретарю я же, бурча, все время говорил: «Это была пощечина, а не кулак», так что Совет продолжал смеяться. Заболев в Мантуе лихорадкой, он в раздражении громко «проклинал Мантую и того, кто ей хозяин» и вызвал гнев герцога («но в гневе, — замечает Челлини, — мы были равны»). Герцог заказывает мастеру статую «Персей», которая должна ассоциироваться с победой власти Медичи над флорентийской республикой.
Но и здесь он меньше всего ниспровергатель норм: он просто их еще не усвоил. Необычайно интересна и колоритна в этом смысле глава 27-я книги 2-й его мемуаров. Так кончился этот превеселый ужин и этот день и каждый из нас вернулся по своим домам. Эта цельность Челлини — характерная историческая черта человеческого типа его эпохи. Мы боялись, как бы на нас не упала крыша.
Теперь вернемся к Пьеро Торриджани, который, с этим моим рисунком в руке, сказал так: «Этот Буонарроти и я ходили мальчишками учиться в церковь дель Кармине, в капеллу Мазаччо а так как у Буонарроти была привычка издеваться над всеми, кто рисовал, то как-то раз среди прочих, когда он мне надоел, я рассердился гораздо больше обычного и, стиснув руку, так сильно хватил его кулаком по носу, что почувствовал, как у меня хрустнули под кулаком эти кость и хрящ носовые, как если бы это была трубочка с битыми сливками и с этой моей метиной он останется, пока жив».
И — как венец его творческого развития — высокое искусство ваятеля. Сначала Челлини создал восковую, а потом гипсовую модель скульптуры в полный рост. Проспер Мериме писал в предисловии к Хронике царствования Карла IX. Во всех этих суждениях мы узнаем традицию флорентийской культуры, ее антифеодальные идеи.
Это предельное насыщение стало привычным качеством, оно должно было заставить человека прочувствовать самые нереальные события или явления и оно стало основой «тенденции к натурализму, к вещественности, ошеломляюще осязательному восприятию реального мира», которая (как писал виппер), одновременно со «стремлением человека уйти от реальной жизни в мир чудес» породили феномен маньеристического искусства. Тогда, поняв, что он употребил глупые слова, он тут же мне сказал: «Так как они настолько свежие, что еще не смердят и так как помощь поспела вовремя, то ты не так уж пугайся, так как я надеюсь во всяком случае тебя вылечить». Появлению бронзового гиганта предшествовала очередная смена власти в непокорной республике. Челлини превзошёл самого себя. И нагота в искусстве относилась к «неприличным» темам. Вот таким образом во Франции у Челлини сразу возникает ряд процессов с соседями, с натурщицей и т. д.
и т. п. Услышав великий шум, который происходил на этом дворе внизу, добрый синьор Орацио с великой поспешностью побежал вниз а я, высунувшись наружу, там, где упала бочка, услышал некоторых, которые говорили: «Хорошо бы убить этих пушкарей». Таких работ я сделал много и делать их было очень трудно.
Это меня ничуть не испугало и я велел ему передать, что сейчас же пойду рассказать обо всем папе. Он так рассердился на те слова, которые ему сказал его учитель, что сказал, что со мной незнаком и не знает, кто я такой тогда я, возмущенный такими речами, сказал ему: «О Джаннотто, когда-то мой близкий друг, с которым мы бывали там-то и там-то и рисовали и ели и пили и ночевали на твоей даче, мне нет нужды, чтобы ты свидетельствовал обо мне этому честному человеку, твоему учителю, так как я надеюсь, что руки у меня таковы, что и без твоей помощи скажут, кто я такой».
Оказывается, что он уже успел «для своей зашиты учинить много этих самых дел». Челлини испустил отчаянный крик и, забыв о своей болезни, бросился в мастерскую. Мадонна Порция добавила, что таланты редко уживаются с пороками и что, если бы я это сделал, я бы сильно обманул ту славную внешность честного человека, какую я показываю и, повернувшись, взяв за руку благородную римскую даму, с приветливейшей улыбкой сказала мне: «До свидания, Бенвенуто». Как-никак, я нечаянно задал ему большого страха. Начинало светать и ему грозила опасность быть замеченным.
На что я сказал: «Если по этому первому слову вы отсюда не уберетесь, я вас хвачу этой шпагой по голове». Я начал его сажать писать и, пока я работал, сказывал ему мою жизнь и так как я находил в этом некоторое удовольствие, то я трудился много усерднее и делал гораздо больше работы так я и оставил ему это бремя, каковое надеюсь продолжать настолько и впредь, насколько буду помнить. Флорентийский золотых дел мастер и скульптур Бенвенуто Челлини (1500–1571) был несомненно высокоодаренным художником, но имя его не стоит в первом ряду великих мастеров итальянского Возрождения. Не только «из края в край из града в град», но и от одной области искусства — к другой.
Я, который случайно находился тут же и без друзей и без оружия, кричал брату, как только мог, чтобы он уходил, что того, что он сделал, хватит покамест не случилось, что он, таким вот образом, упал, как мертвый. Благородным человек себя делает своими великолепными делами». Среди этих экспонатов много изделий мастеров позднейших эпох или иных стран. Наконец он приходит к выводу, что перед ним настоящая картина ада, а судья, «этот удивительный человек — истинный облик Плутона».
Челлини саркастически берется даже прокомментировать одно темное место из песни VII «Ада» Данте, который, как известно, одно время жил в Париже и перенес, дескать, в свою поэму восклицание судьи, призывающего публику к порядку. Мой отец очень рассердился и считал, что они учинили ему великую обиду. Почти 500 лет великого флорентийца пытаются уличить в излишнем бахвальстве, подтасовке фактами и нестыковках. «Рвением и усердием» в работе он всегда достигает высшего совершенства и заставит всех признать, что он не только сравнялся с античными художниками, но и превзошел их ибо и античное искусство — перед которым он вместе с другими мастерами Возрождения преклоняется.
Челлини часто торопят заказчики, но он с этим не считается, наверное памятуя, что «удивительный» и «великий» Леонардо да Винчи почти четыре года готовил картон для фрески «Битва при Ангиари» и столько же лет писал портрет «Джиоконды», что «Тайная вечеря» создавалась целых десять лет, а макет колоссального памятника Франческо Сфорца — целых шестнадцать, да и то остался незавершенным. Решив по тому, как, входит рука и трещит одежда, что я натворил превеликую беду и так как он от страха упал наземь, я сказал: «О предатели, сегодня тот день, когда я вас всех убью». Однако командование имперцами перешло к принцу Оранскому, Рим был взят, защитники жестоко наказаны, город разграблен и залит кровью гражданского населения. При лепке и отливке скульптуры Челлини натолкнулся на многочисленные трудности.
Нет в «Жизнеописании» и интереса к психологическому анализу. Вещицу эту я сделал в мастерской у одного, которого звали Франческо Салимбене. Я продолжал весь этот день когда настал вечер, в то время как войско вступало в Рим через Трастевере, папа Климент, поставив начальником над всеми пушкарями Некоего римского вельможу, какового звали мессер Антонио Санта Кроче, этот вельможа первым делом подошел ко мне, учиняя мне ласки он поместил меня с пятью чудесными орудиями на самом возвышенном месте замка, которое и называется «у Ангела» и это место обходит весь замок кругом и смотрит и в сторону Прати и в сторону Рима он дал мне под начало сколько нужно людей, которыми я бы мог командовать, чтобы помогать мне ворочать мои орудия и, велев выдать мне плату вперед, отпустил мне хлеба и немного вина и затем попросил меня, чтобы я как начал, так и продолжал. Изображали они, как Пиза была взята флорентинцами и удивительный Леонардо да Винчи взял для выбора изобразить конный бой со взятием знамен, столь божественно сделанные, как только можно вообразить.
И так они мне устроили небольшую пеню в четыре меры муки, каковые должны были быть пожертвованы в пользу монастыря Заточниц. Жить для него значит действовать. Потом сказал: «О добрый сын мой, с этим в руке ты живи или умри». Такое представление о назначении человека и вся этика «доблести» связаны с безграничной верой в себя, в свои творческие силы. И вот, взяв лошадь, видя, что он мне не отвечает, я направился к римским воротам.
Нигде в его произведениях не видно следов особой начитанности. На что этот же самый ответил, что Бог наверняка так и судил. Эти слова возымели такую силу, что, весьма устрашенные, они от меня удалились так что, по необходимости, принуждены были поведать весь случай монсиньору, каковой был прегорд и всех этих слуг и подчиненных изругал как потому, что они учинили такое бесчинство, так и потому, что, раз начав его, не довели до конца. После «покушения» на полотне осталось 7 длинных рубцов. Слово «вирту» вызывает у итальянца XV–XVI веков целый комплекс представлений.
Эти слова — «служу тому, кто мне платит» — первым из художников Возрождения сказал, кажется, Леонардо да Винчи. Часть драгоценных камней, золота и серебра, предназначавшихся для этой работы таинственно исчезают. Эти самые искатели от этих самых крестьян получали иной раз эти сказанные вещи за сущие гроши за каковые иной раз и очень даже часто, повстречав искателей, я им давал во много раз больше золотых скудо, чем за сколько джулио они только что купили. Игра на флейте и корнете, которой он впервые обратил на себя внимание папы Климента VII. Буйство Челлини не казалось современникам преступным.
С какой теплотой он рассказывает о сестре и ее семье, которой он помогает всю жизнь. В этом — прогрессивная, демократическая сторона идеала «доблести». «Жизнь Бенвенуто, сына маэстро Джованни Челлини, флорентинца, написанная им самим во Флоренции» открывается горделивой генеалогией потомственного горожанина, род которого восходит к полулегендарным временам, когда зачинался город.
Я сказал этому другу, чтобы он ко мне не подходил, так как я кончен. Имя его было Джованни и был он из Фиренцуолы в Ломбардии и был искуснейшим человеком по выделке утвари и крупных вещей. Тотчас же обернувшись к сыну, он сказал ему: «О сын предатель, ты меня разорил.
Исследователи «Жизнеописания» Челлини исходя из этого, часто говорят об «аморальности» флорентийского художника, «не признающего никаких нравственных авторитетов, кроме своей индивидуальной воли». И так как он «по природе немного вспыльчив» — замечание это не может не вызвать улыбки у читателя, — а «распалясь», он «становится как аспид» или «как бешеный бык», то дело часто кончается худо и на его совести есть несколько убийств, хотя не видно, чтобы это его особенно тревожило. Наступил самый ответственный и напряженный момент. Пересказывать его чудесную (в полном смысле этого слова) историю — дело неблагодарное: всё, что говорится о Бенвенуто Челлини, бледнеет в сравнении с тем, что Бенвенуто Челлини написал о себе сам.
Знаменитый, ставший уже хрестоматийным, рассказ об отливке «Персея» дает достаточно яркое представление о творческой ярости, творческом раже художника, преодолевающего упорное сопротивление материала, укрощающего своим словом даже неистовство стихий — огня и воды.
По этой причине молодому человеку пришлось бежать из города, переодевшись монахом. Таким образом, «сделав из необходимости добродетель» — употребляя любимое выражение автора, — Челлини оказывается не на высоте положения как придворный художник. Такова была сила этой полыни, что она сразу вернула мне потерянные силы. Дом на Виа Кьяра вместе с кое-каким другим имуществом достался одному из сказанных сыновей, по имени Андреа.
Отсюда та полнота и сила характера, которые делают их цельными людьми». Заполнив горн кусками бронзы, Челлини с помощниками разжег под ним огонь. По приезде Челлини в Париж король дарит ему свой замок Мель для мастерской. Он — хороший, почтительный сын, горячо любящий брат и вообще образцовый семьянин.
Он мне сказал, что пришел один и так как, когда он взошел, он был изменившись в лице больше, чем следовало, то я приложил руку к шпаге и смотрел на него по-собачьи. Видя это, я отошел от них и относился к ним как к мошенникам и ворам. Множество колец, ожерелий, камей, медальонов, фермуаров, а также маятников, подсвечников и ваз, хранящихся в европейских музеях, приписывается Челлини без достаточных оснований. Шум был превеликий и дело тянулось немалое время. Так вот я вам заявляю, что эта женщина — моя, а приданое пусть будет вашим». Восковая модель будущего «Персея» вышла великолепно. Встретив водоноса, он уговорил последнего отнести его во дворец одного из кардиналов.
Ростом он был мал, но хорошо сложен. Авторство остального, приписываемого ему творческого багажа, сомнительна.
Почему он не остается во Франции и не обретает здесь второй родины, как, например, его соперник болонец Приматиччо, декоратор дворца Фонтенбло или художник Джованбатиста Россо, не менее известный под офранцуженным именем «мэтр Ру». Приехал в Рим превеликий хирург, какового звали маэстро Якомо да Карпи. Мастер заканчивал статую на воздухе. «Он сам себе творец и сам выковывает окончательно свой образ» ибо «данное» и возвышенное назначение человека в том, что «ему дано достигнуть того, к чему он стремится и быть тем, чем он хочет».
Мой удрученный и бедный добрый отец, явясь в Совет, упал на колени, прося помилования бедному молодому сыну тогда один из этих бешеных, потрясая гребнем замотанного куколя, встал с места и с некоими оскорбительными словами сказал бедному моему отцу: «Убирайся отсюда и сейчас же выйди вон, так как завтра мы его отправим на дачу с копейщиками». Так он попадает в папскую тюрьму в замке Святого Ангела. К счастью, время пощадило лучшие творения Челлини-скульптора: «Нимфу Фонтенбло», «Персея», «Распятие», бюсты Биндо Альтовити, КозимоI. Причиной тому была служба этой проклятой музыке.
Мой отец сказал: «О дорогой сын мой, я тоже был хорошим рисовальщиком но для прохлаждения от этих столь удивительных трудов и из любви ко мне, который тебе отец, который тебя родил и вскормил и положил начало стольким достойным дарованиям, на отдыхе от них, неужели ты мне не обещаешь взять иной раз эту самую флейту и этот нежнейший корнет и, к некоторому усладительному своему удовольствию, услаждая себя, поиграть. » Я сказал, что да и весьма охотно из любви к нему. Мой отец послал ему свои пророческие четыре стиха. Но принятых мер оказывается недостаточно и тогда король советует Челлини: «Поступите по вашему обычаю» Исход этой распри решает уже упомянутый длинный кинжал Челлини Таковы нравы.
Они очень гордились, когда видели, как юноши вроде меня приходят учиться в их дом. На другой за тем день, здоровый и веселый, я вернулся в Рим.
Подойдя к нему, я его спросил, он ли тот наглец, который дурно отзывается о флорентинцах. Так как окна были заперты, сказанный синьор Орацио решил, что прямо внутри этого солнца, промеж этих двух окон, расположились за столом солдаты и кутят вот таким образом он сказал мне: «Бенвенуто, если ты возьмешься попасть на локоть от этого солнца из этой твоей полупушки, я полагаю, ты сделаешь благое дело, так как там слышен великий шум, так что там, должно быть, очень важные люди». Но так как этот колючий терновник делал мне больно и я бесился, как бык, то уже было решился выскочить и бежать в это время Луиджи обнимал сказанную Пантасилею за шею, говоря: «Я тебя еще раз поцелую, назло этому предателю Бенвенуто». В своей большой работе Челлини использовал прежний опыт.
Окно было настолько близко от стола, что, приподнявшись немного, я увидел на улице этого сказанного Луиджи Пульчи вместе со сказанной Пантасилеей и услышал, как из них Луиджи сказал: «О, если этот дьявол Бенвенуто нас увидит, горе нам. » А она сказала: «Не бойтесь, слышите, как они шумят: они заняты всем, чем угодно, но только не нами». Когда тот сказал эти слова, Луканьоло взял в руки вазу и долго ее осматривал затем сказал Паулино: «Красивый мальчик, скажи своему хозяину, что он великий искусник и что я его прошу считать меня своим другом, а в остальное не входить». Я сказал, что родился свободным и таким же свободным хочу и жить и что на него жаловаться нельзя а на меня и того меньше, так как мне по условию причитается еще несколько скудо и, как вольный работник, я хочу идти, куда мне нравится, раз я знаю, что никому не причиняю ущерба. Приходится исполнительным органам применить силу — против самого блюстителя законности. Кардинал деМедичи отправился в Рим и, вопреки ожиданию всех, был избран папой и это был папа Лев X, щедрый и великодушный.
Тем временем я домогался, через посредство одного ученика Раффаэлло да Урбино, живописца, чтобы епископ Саламанка заказал мне большую вазу для воды, так называемую «аккуеречча», которые служат для буфетов и ставятся на них для украшения. Как мы узнаем в начале «Жизнеописания» от самого автора, Челлини приступил к автобиографии в возрасте пятидесяти восьми лет, то есть в 1558 году. Этот человек выделывал исключительно чеканные медальки из пластин и многое другое: он сделал несколько «паче» исполненных полурельефом и несколько Христов в пядень, сделанных из тончайших золотых пластин, так хорошо исполненных, что я считал его величайшим мастером, которого я когда-либо в этом роде видел и ему я завидовал больше, Чем кому-либо другому. С отвращением он сообщает об этой страсти французов к тяжбам: тяжбы даже продают и «дают в приданое», а кто не умеет судиться — пропащий человек.
Узнав об этом, мой отец, вооружившись, отправился к нему и, в присутствии его отца, которого звали Никколайо да Вольтерра, трубач Синьории, сказал: «О Пьеро, мой дорогой ученик, очень меня печалит твоя беда но, если ты помнишь, я еще недавно тебя предупреждал и все-таки случится между твоими детьми и моими то, что я тебе сказал». Она пронесла в Национальную галерею и напала на картину «Венера с зеркалом». Сцены, посвященные беседам художника с духовными и светскими князьями (например, та, где приводится суждение папы Павла III, что мастера, «единственные в своем художестве, не могут быть подчинены закону», цитируемое историками и критиками), незабываемы и полны исторического колорита. Это в высокой мере пристрастный и эмоциональный стиль человека, который прошел жизненный путь в борьбе с врагами и завистниками, в борьбе с самой судьбой, как бы руководствуясь надписью на одной из своих медалей: «Fortunam virtute devicit» — «Доблестью судьбу победил». Рассвирепел епископ и угрозы и препирательства были великие.
Персея можно назвать прекрасным примером скульптуры Италии середины XVI века, замечательным образцом техники литья и выдающимся примером обработки металла (и камня) и причислить его к лучшим работам маньеризма. Затем она меня спросила, возьмусь ли я хорошо их оправить я сказал, что очень охотно и в ее присутствии сделал небольшой рисунок и сделал его тем лучше, что находил удовольствие беседовать с этой такой красивой и приветливой благородной дамой.
Италия раздиралась на части иноземными завоевателями — французами и испанцами. Подсвечники эти были богато отделаны, насколько требуется для такого рода работы. У этого юноши была под накидкой чудесная шпага и отличнейшая кольчуга и когда они пришли ко мне, мой отважный отец рассказал мне, как обстоит дело и что ему сказали господа Совет затем он поцеловал меня в лоб и в оба глаза сердечно меня благословил, говоря так: «Сила божья тебе да поможет». Когда он полечил меня и ушел, тотчас же явился один мой дражайший друг, по имени Джованни Ригольи, каковой, огорчась и моей великой болезнью и тем, что меня покинул так одного мой товарищ, сказал: «Будь покоен, мой Бенвенуто, я от тебя не отлучусь, пока не увижу, что ты поправился».
Бенвенуто создавал золотые и серебряные подсвечники, вазы, шкатулки, пряжки для поясов, бляхи, которые по тогдашней моде носили на шляпе, кольца, оправы для драгоценных камней. В конце концов, кардинал выдал Челлини папе, получив за это выгодную церковную должность.
Немного дней спустя умер папа Юлий II. Работы мои в эту пору были не особенно значительны вот таким образом рассказывать о них не стоит. Юлио Романо, художник сказанный, уехал служить маркизу мантуанскому. Этот синьор не без страха остановился немного и сказал мне: «Бенвенуто, твой друг».
Бенвенуто не имел возможности нанять достаточное количество подмастерьев. Артиллерийское искусство, к которому он, по его признанию, даже «более склонен», чем к ювелирному. «Ужасающее величие» (terribilita) и «ярость» (furore), характерные для итальянского искусства XVI века и для этики «доблести», пронизывают и образ Челлини в этом эпизоде. И вдобавок меня постигло еще и то, что начался пожар в мастерской.
Этот кардинал дал ему убежище и начал его лечить. И вот, когда эти разговоры этих глупых женщин надоели моему созданию, которому мы дали имя Помоны, то сказанная Помона, желая отделаться от этих их дурацких разговоров, стала ворочаться то в одну сторону, то в другую. Не говоря уже о побеге из замка Святого Ангела или о рукопашных схватках с врагами, где Челлини неизменно оказывается победителем ибо «никогда не знал, какого цвета бывает страх», он еще в детстве совершает подвиги, напоминающие Геркулесовы и впоследствии, ни много ни мало, вступает в прямые сношения с силами ада и неба: некромантические заклинания в Колизее и лицезрение Христа в тюрьме — «вещь величайшая, какая случалась с другими людьми» (после чего над его головой, как он сообщает, засиял нимб, как у святого). О ранней карьереЧеллини в Риме известно немного. Так мы находим и так полагаем, что происходим от доблестного человека. В итоге он подцепил «французскую болезнь», которая едва не лишила мастера зрения.
Этот был из деревни и еще малым мальчишкой пришел работать к маэстро Санти. Лоренцо деМедичи и Пьеро, его сын, которые его очень любили, увидели потом, что он весь отдался флейте и забросил свой прекрасный талант и свое прекрасное искусство они лишили его этого места. «Гораздо больше горжусь тем, что, родясь простым, положил своему дому некоторое почтенное начало, чем если бы я был рожден от высокого рода». Отец всячески пытался развивать их у Бенвенуто, надеясь, что его сын в совершенстве освоит эту профессию.
Так и сделали. Сказанный Микеланьоло, сиенский ваятель, делал в это время гробницу умершего папы Адриана. А так как в Риме эти болезни весьма дружат с духовенством, особенно с более богатым, то, став известен, этот искусный человек, при помощи некоих курений, являл, что чудодейственно лечит эти самые недуги, но требовал заключить условие, прежде чем начать лечить а условия эти были в сотнях, а не в десятках. Отметим, что Веласкес закончил её писать в 1651 году.
Я же, набравшись чуточку смелости, хоть и смешанной с чуточкой застенчивости, покраснел и сказал: «Каков бы я ни был, я всегда, мадонна, буду всецело готов вам служить». Это был вьюк кирпичей. Немало драматических страниц посвятил Персею Челлини. В том месте стен, куда мы подошли, много молодежи было побито теми, что снаружи здесь дрались что было мочи стоял такой густой туман, какой только можно себе представить я обернулся к Алессандро и сказал ему: «Вернемся домой как можно скорее, так как здесь ничем нельзя помочь вы видите, те лезут, а эти бегут».
Но я не подымал головы, чтобы на него взглянуть и не отвечал ему ни слова. В различных мастерских он практиковал свое ремесло.
Бенвенуто было настолько плохо, что он стал готовиться к смерти. Челлини вручают повестки — и вот он в зале суда.
Его родина там, где есть заказы. В эту пору я много развлекался музыкой и такими удовольствиями, подобными ей. Движения ног героя, попирающих Медузу Горгону, так выразительны, словно «Персей», объятый страстью боя, ещё и пританцовывает над поверженным врагом. Во Флоренции Челлини продолжает свою карьеру ювелира, но при этом он занимается и созданием крупномасштабных скульптур, став конкурентом известного мастераБаччо Бандинелли (1493–1560). На что я ей сказал, что величайшая награда, желаемая за мои труды, это угодить ее милости.
Что это было так, отлично видно и отрицать этого нельзя но сказанные здания много меньше римских. На протяжении нескольких веков Италия становится поставщиком даровитых художников и государственных деятелей для соседей и тип странствующего художника или артиста, как и тип крупного авантюриста (Казанова, Калиостро), связан с европейской культурой XVI–XVIII веков именно с Италией (вспомним «Египетские ночи» Пушкина). Джованни некоторое время слушал, скрытый от них и, подойдя внезапно, сказал: «О мой отец, я пожелал и полюбил эту девушку, а не их деньги.
Его этика сближается с «моральным индифферентизмом» Макиавелли и Челлини тогда оказывается неким «хищником в джунглях». Взяв сказанную вазу, Саламанка, чисто по-испански, сказал: «Клянусь Богом, что я так же буду медлить с платежом, как и он тянул с работой».
Творческие сомнения в своих силах ему неведомы. Он сам по крайней мере уверяет в этом читателя, хотя все же должен был бежать в Рим, спасаясь от герцогского гнева. Было мне тогда ровно девятнадцать лет, так же, как и столетию. Так как войско Бурбона уже подступило к стенам Рима, сказанный Алессандро дель Бене попросил меня, чтобы я пошел вместе с ним сопроводить его и вот мы пошли, один из наилучших этих товарищей и я, а по дороге с ним к нам присоединился некий молодой юноша, по имени Чеккино делла Каза.
С другой стороны, отчасти основываясь на указаниях из «Жизнеописания», такие исследователи, как Плон и другие, могли установить в целом ряде случаев его авторство. Эти тяжбы приводят его в отчаяние. Также и эти слова дошли до ушей папы Климента, каковые подвигли его на великий смех. Брат Алессо одел меня монахом и дал мне в спутники послушника.
Эта публикация, сделанная еще на основе искаженного списка, вызвала, однако, всеобщий интерес и в 1771 году появился первый английский перевод мемуаров, а в 1803 году — немецкий (Гёте). Дважды он перебирается во Францию, часто пробует обосноваться в Риме. Челлини Бенвенуто в очень короткие сроки обрёл много заказчиков. Оттуда мальчик мочился на врага, в итоге потерпевшего поражения.
Папа сказал, что хочет меня к себе на службу среди прочих музыкантов. Над «Персеем», например, он работал девять лет, давая при этом пищу злословию соперников и завистников, утверждавших, что он, золотых дел мастер, не справится с таким большим скульптурным замыслом. Лишь в 1931 году «Academia» выпустила образцовое издание «Жизнеописания». Через 8 лет шедевр снова попал в заголовки английских газет. Из чего проистекало, что множество раз я возвращался нагруженный прежирными голубями. Он накопил много простынь, разрезал их на длинные полосы и спрятал в своем тюфяке.
Проходя как-то случайно мимо моей лавки, он увидел ненароком кое-какие рисунки, которые у меня там лежали, среди каковых было несколько затейливых вазочек, которые я нарисовал для собственного удовольствия. По существу, Челлини уже достаточно аполитичен.
Бурная политическая жизнь итальянских городов-синьорий, как известно, послужила прологом к истории буржуазного прогресса в Европе и среди итальянских городов — за Флоренцией наибольшие заслуги как за мастерской передовых идей Возрождения, недаром ее иногда называют «яйцом нового времени». И если папа Климент VII, более тонкий знаток искусства — как-никак из рода Медичи.
Пока они были целы, они были школой всему свету. По другой версии — родственник барона Мюнхаузена.
Мой отец, который был истинный философ, расхаживал и сказал: «То, что Бог мне посылает, всегда мне дорого» и, развернув пелены, увидел воочию нежданного младенца мужеского пола. Она им конгениальна.
Благородная дама, тоже слегка покраснев, сказала: «Ты сам знаешь, что мне хочется, чтобы ты мне служил» и, передавая мне лилию, сказала, чтобы я взял ее с собой и, кроме того, дала мне двадцать золотых скудо, которые были у нее в кошельке и сказала: «Оправь мне ее так, как ты мне нарисовал и сохрани мне это старое золото, в которое она оправлена сейчас». Прав был Гёте, когда писал, что «Челлини обязан своей славой едва ли не больше своему слову, чем творениям» ибо «своим пером, едва ли не вернее, чем резцом, он оставил прочный памятник себе и своему искусству». Если верить другой легенде, на статуе изображён двухлетний герцог Готфрида II (граф Лувен). Скажу при этом только о некоторых примечательных и более редких вещах.
Должно быть, эти слуги кардинала Фарнезе имели поручение от кардинала прийти мне досадить вот таким образом я выступил вперед и держал фитиль в руке. Этот факт дал историкам основания утверждать, что в «Портрет четы Арнольфини» был вложен более глубокий смысл. Он развел такой сильный огонь, что металл снова начал светлеть. На это Фиренцуола сказал: «Я у тебя просить тебя не желаю и ты ни за чем больше ко мне не показывайся».
Гордым, смелым, неистовым, режущим правду–матку в лицо. Меньше всего это человек книжной культуры. Я завел большую дружбу с синьором Габбриелло Чезерино, каковой был гонфалоньером Рима для этого синьора я исполнил много работ. Ему нельзя отказать в большой храбрости, он сам пишет о себе, что «не знал, какого цвета бывает страх».
9 лет отделяют восковую модель от конечного результата. Это имя не первого ранга. Когда я поднялся на башню, в это самое время по коридорам вошел в замок папа Климент так как он сперва не хотел уходить из дворца Сан Пьеро, не в силах поверить, чтобы те могли войти. Стояли эти два картона — один во дворце Медичи, другой в папском зале.
И все же это еще не объясняет биографии Челлини. И было бы странно, если бы мемуары того времени (например, «Жизнеописания великих полководцев и знаменитых дам» выдающегося французского мемуариста XVI века Брантома) отличались трезвой мерой и авторской скромностью. Тем временем у него прошел гнев, а у меня страх и вот имея слово некоих знатных римских вельмож, что он меня не обидит и с твердой уверенностью в уплате за мои труды, снарядившись большим кинжалом и своей доброй кольчугой, я явился в дом к сказанному монсиньору, каковой велел снарядиться всей своей челяди. Со всех сторон Персей видится одинаково сильным и неукротимым. Я сказал брату: «Иди со мной» и так мы расстались с бедным отцом и, вместо того чтобы дать нам сколько-нибудь денег, потому, что у него их не было, он дал нам свое благословение.
Настолько, что он даже собирается поскорее закончить начатые работы и вернуться в Италию, «не в силах будучи ужиться со злодействами этих французов» (в устах Челлини эта жалоба звучит весьма забавно). Сделал я в ту пору серебряный «кьявакуоре», так их в те времена называли. Служитель этот пришел в такую ярость, что, показывая вид, что одной рукой он берется за шпагу, а другой намеревался и силился вломиться в мастерскую, в чем я ему немедленно воспрепятствовал оружием, сопровождаемым многими резкими словами, говоря ему: «Я не желаю ее тебе отдавать и ступай сказать монсиньору, твоему хозяину, что я желаю деньги за свои труды, прежде чем она выйдет из этой мастерской». Тут подвернулся тот художник, который ко всему этому имел касательство каковому монсиньор сказал, чтобы он сходил ко мне передать от его имени, что если я сейчас же не принесу ему вазу, то от меня самым большим куском останутся уши а если я ее принесу, то он мне тотчас же выдаст за нее плату. Челлини заключают в тюрьму, где его долго держат как человека опасного. Его помощники признают, что он себя показал «не человеком, а сушим великим дьяволом» и «сделал то, чего искусство не могло сделать и столько великих дел, каковых было бы слишком даже для дьявола».
Как только эта бесстыдная блудница увидела красивого юношу, она сразу же возымела на него виды вот таким образом, когда кончился веселый ужин, я отозвал в сторону сказанного Луиджи Пульчи, говоря ему, что, поскольку сам он заявлял, что так мне обязан, пусть он никоим образом не ищет сближения с этой блудницей. Жизнь Бенвенуто Челлини вел беспокойную и кочевую. На что я сказал: «Синьор, взойдите, но только один, а там приходите как вам будет угодно». Архитектурное, скульптурное и ювелирное мастерство художника достигло в работе над «Персеем» своей вершины. Здесь скульптор создаёт одно из своих знаменитых произведений — «Нимфу Фонтебло»: «В полукружии я сделал женщину в красивом лежачем положении: она держала левую руку вокруг шеи оленя, каковой был одной из эмблем короля с одного края я сделал полурельефом козуль и некоих кабанов и другую дичину, более низким рельефом.
К счастью, реставраторы смогли полностью восстановить шедевр. Однако по наговору врагов Бенвенуто обвиняют в краже драгоценных камней из папской казны. Не в этом ли универсальный секрет успеха. Эти слова ничуть не поколебали меня в моем решении, продолжая говорить ему то же самое.
«Жизнеописание» Челлини принадлежит к той разновидности мемуарной литературы, где личность автора, вынесенная на первый план, господствует над всем повествованием и больше всего приковывает к себе внимание. Сам папа Климент VII заказал у Челлини несколько вещей.
У меня была гладкая пищаль собственной работы и внутри и снаружи ни одного такого зеркала не найти. Наконец, я сперва подучил деньги, затем расписался и, веселый и довольный, пошел домой. Ему чужды тайные интриги или вероломство, пустившие такие глубокие корни в обществе века Цезаря Борджиа. Папу Павла III он, как утверждал кое-кто, назвал «разодетым снопом соломы» и тот ему в свое время это припомнил. И, протянув руку, передал ему в платке сто золотых камеральных скудо и сказал: «Подели их так, чтобы и он получил свою долю». Эротизм «Венеры с зеркалом» зашёл так далеко, что эту картину считали самой откровенной работой того времени.
На этом маленьком дельце я много приобрел. Вот таким образом он тотчас же весело мне сказал: «Мой Бенвенуто, если бы тебе пришлось иметь дело с самим Mapсом, я уверен, что ты бы вышел с честью, так как за все те годы, что я тебя знаю, я ни разу не видел, чтобы ты затеял неправую ссору».
Тогда Микеланьоло, встав, сказал, что папе целуют ноги, а ангелам целуют щеки и когда он это сделал, юноша весьма покраснел и по этой причине преисполнился превеликой красоты. Как бы оно там ни было, мне сейчас о нем говорить нечего. В эту пору я сделал серебряную вещицу барельефом, величиной с руку маленького ребенка.
Стоит ли говорить, что большая часть тех добрых католиков не чуралась насилия, на фоне всеобщего падения нравов. Сам Макиавелли в восторге от хватки Чезаре Борджиа, практически опереточного злодея. На эти слова Пьерино возразил и сказал: «Маэстро Джованни, большинство людей, когда состарятся, вместе с этой самой старостью дуреют, как сделали и вы и я этому не удивляюсь, так как вы наищедрейше роздали все свое имущество, не подумав о том, что вашим детям оно может понадобиться, тогда как я думаю сделать как раз наоборот, оставить своим детям столько, чтобы они могли помочь и вашим». Но самой спорной частью картины является вовсе не зеркало, а сама семейная пара. Хотя искушённому зрителю видны подражания Микеланджело, которого Челлини боготворил, некая несоразмерность туловища и конечностей, вымученность неудобной позы и совсем уж незначительная голова внезапно симпатичной Горгоны.
Что поделаешь: золото и камни — вечные ценности. почти все живут в самой гуще интересов своего времени. Лишь в 1518 году он вернулся во Флоренцию. Узнав некоторых из них, я сказал: «О дармоеды, если вы не уберетесь отсюда и если хоть один осмелится ступить на эту лестницу, то у меня здесь два заряженных фалконета, каковыми я из вас сделаю порошок и подите сказать кардиналу, что я сделал то, что мне было приказано моими начальниками и это было сделано и делается в их же, духовенства, защиту, а не в обиду им». В последующие годы Бенвенуто занимался обработкой мрамора («Венера и Амур», «Нарцисс», «Аполлон с Гиацинтом», «Ганимед») и изготовлением различных предметов роскоши.
Чем труднее задача, тем больше она его воодушевляет. А во Франции несколько другие порядки, чем в итальянских городах.
При этом присутствовало великое множество людей, среди которых было немало его родичей и, видя, что дело идет по скверному пути, они схватили множество пращей и одна из них попала в голову бедному мальчику, моему брату он тотчас упал наземь, без чувств, как мертвый. «Этот дьявол Бенвенуто не выносит никаких замечаний Нельзя же быть таким гордым с папой». В это время приехал во Флоренцию один ваятель, которого звали Пьеро Торриджани, каковой прибыл из Англии, где он прожил много лет и так как он был очень дружен с этим моим учителем, то каждый день приходил к нему и, увидев мои рисунки и мои работы, сказал: «Я приехал во Флоренцию, чтобы набрать как можно больше молодых людей так как имея исполнить большую работу для моего короля, я хочу себе в помощь своих же флорентинцев а так как твой способ работать и твои рисунки скорее ваятеля, нежели золотых дел мастера, то, благо мне предстоят большие работы из бронзы, я в одно и тоже время сделаю тебя и искусным и богатым». На ней я отправился к живописцу Россо, каковой жил за Римом в сторону Чивитавеккьи, в одном местечке графа делльАнгвиллара, называемом Черветера и, отыскав своего Россо, каковой чрезвычайно обрадовался, я ему вот таким образом сказал: «Я приехал делать с вами то же самое, что вы делали со мной столько-то месяцев тому назад». Но спокойно работать ювелиру мешали некоторые события его беспокойной жизни.
Саламанки испанца. Как-то раз среди прочих, после дождика, он гарцевал на коне перед самой дверью Пантасилеи, поскользнулся и упал, а конь на него сломав себе правую ногу в бедре, в доме сказанной Пантасилеи он, несколько дней спустя, умер и исполнил клятву, которую от чистого сердца дал Богу. Он якобы помочился на зажжённый фитиль, когда враги пытались взорвать городские стены. Ему легко прощают убийства, но не строптивость и дерзкую независимость. Как настоящий человек эпохи Ренессанса, питая большое уважение к «учености», к «культуре», к развернутому, богатому, но соразмерному слогу, Челлини, особенно в рассуждениях, пробует свои силы в сложном цицероновском периоде, однако, запутавшись в нем, вырывается на волю, так и оставив словесное здание недостроенным. Тогда Бенвенуто приказал собрать все имевшиеся в доме оловянные блюда, чашки и тарелки.
Тогда врач ко мне обернулся и сказал: «Раз уж я здесь, я хочу тебя лечить. Родился 3 ноября 1500 во Флоренции в семье плотника. Живя при дворе пап и владетельных особ, он прежде всего достаточно несдержан в речах и поступках. Будучи в Сиене, я подождал нарочного в Рим и к нему присоединился. Трудно представить, сколько труда ушло у Ван Эйка, чтобы учесть искажение выпуклого зеркала и перенести его на картину.
Челлини жил и работал в замке Малый Нель. Челлини охватил настоящий творческий экстаз. С происхождением «Писающего мальчика» связано множество легенд.
Этот почтенный человек был большим моим приятелем и познакомился со мной благодаря моему искусству, а также посредничал в некоторых ужасных распрях между мной и другими. Тридцать лет скитаний по разным городам Италии. Огонь разгорелся так сильно, что работать стало крайне тяжело. Так, лишь в XIX веке доказано, что эскуриальское мраморное «Распятие» принадлежит резцу Челлини и установлено, что «венская солонка» является той самой знаменитой солонкой, которую сделал Челлини для Франциска I. Своей славой мемуары Бенвенуто Челлини не обязаны также какому-то исключительному богатству исторических свидетельств или точности в их передаче. И, наведя дуло этой пищали на их домоправителя и делая вид, будто я готовлюсь выстрелить, сказал: «А ты, разбойник, который их науськиваешь, я хочу, чтобы ты умер первым». Правосудие бездействовало или служило тому, кто больше платил судьям.
Последний день — так как потом я туда больше не ездил — на меня напало множество людей, каковые, перерядившись, сошли с мавританской фусты и когда они уже думали, что как бы загнали меня в некое ущелье, каковое казалось невозможным, чтобы я ушел из их рук, я вдруг вскочил на свою лошадку, решившись на опасный шаг или тут же спечься или свариться, так как видел мало надежды избежать одного из этих двух способов и, божьей волей, лошадка, та самая, о которой я сказал выше, скакнула так, что невозможно поверить так что я, спасшись, возблагодарил Бога. Тогда она сказала, что я очень верно их оценил. Джованни ничего другого им не ответил, как только: «Да будет он Желанным (Бенвенуто)». — не может быть непревзойденным. На что я сказал: «Мой Тассо, вот ворота, которых ни ты, ни я не заметили и раз уж я здесь, то мне кажется, что я сделал полдороги». Сказанную вазу отнесли к Саламанке, каковой пожелал, чтобы ее оценили. А толкователи Данте этого не поняли Вся эта глава мемуаров достойна занять место рядом с эпизодами о сутягах из «Гаргантюа и Пантагрюэля».
Этот идеал великих дел предполагает натуры цельные и решительные. Было среди них несколько замотанных куколей, которые, подвигнутые просьбами и наветами моих противников, будучи из этой партии Фра Джироламо, хотели бы посадить меня в тюрьму и наказать меня поверх головы всему этому делу добрый Принцивалле помог. Тогда истерзанный сказанными колючками и вынужденный сказанными словами этого юноши, выскочив вон, я поднял шпагу громким голосом я сказал: «Всем вам конец». Когда же пришла пора отливки «Персея» из бронзы, мастера свалила лихорадка.
Хвастун, мистификатор и плут. Разве в этих строках не запечатлен идеал «многосторонности» целой эпохи. Расплавленный в горне металл должен был стечь и заполнить форму.
Папа прислал ему сказать, чтобы он ехал туда и благо ему будет.