Стоит только дурно поступить со мною, как я мщу за это, в этом можно быть уверенным: я нахожу в скором времени повод выразить злодею свою благодарность (между прочим, даже за злодеяние) – или попросить его о чем-то, что обязывает к большему, чем что-либо дать. Нападать принадлежит к моим инстинктам. Расхожее название этого инстинкта самозащиты есть вкус.
– Настоящих религиозных затруднений, например, я не знаю по опыту. – Это понимал глубокий физиолог Будда. Например, опера и революция. как легко дышится. Д. Фалуш изучал 132Хеликобактер пилори147.
Кирилл Ефремов. Трудись, не покладая рук. – Но иметь иглы есть мотовство, даже двойная роскошь, когда дана свобода иметь не иглы, а открытые руки. Он не только говорит иначе, он и сам иной.
как легко дышится. Куда бы ни простиралась Германия, она портит культуру. Пусть вслушаются во всемирно-исторические слова, которые вводят (I 34 сл. ) понятие трагического чувства: в этом сочинении есть только всемирно-исторические слова.
Вместе с тем я делаю еще общее замечание о моем искусстве стиля. Подобных вещей не угадывают – это есть или этого нет.
Никогда не ел я с более приятным чувством, никогда не спал я лучше. Выстраивали свои отношения с Богом.
Если хочешь освободиться от невыносимого гнета, нужен гашиш. Если исключить, что я decadent, я еще и его противоположность.
лет, а также череп из Флорисбада (100 тыс. Между тем, специалисты в этих науках редко увязывают свои исследования с проблемами антропогенеза, а антропологи мало знакомы с открытиями гуманитарных наук. Заблуждение (вера в идеал) не есть слепота, заблуждение есть трусость.
Кирилл Ефремов. Звёздные карты галактики «Человечество». Эта чудесная и зыбкая грань бытия, вызванного Творцом из небытийности.
лет) — это люди плотного сложения с массивным черепом и выраженными надбровными дугами. Надо остерегаться даже всякого высокопарного слова, всякой высокопарной позы. Проблема не так проста: надо пережить ее исходя из силы и исходя из слабости. пляшут над моралью, есть совершенный провансализм. Я всегда выше случая мне не надо быть подготовленным, чтобы владеть собой. Ложь идеала была до сих пор проклятием, тяготевшим над реальностью, само человечество, проникаясь этой ложью извращалось вплоть до глубочайших своих инстинктов, до обоготворения ценностей, обратных тем, которые обеспечивали бы развитие, будущность, высшее право на будущее. Сытный обед переваривается легче небольшого обеда.
В сущности, эмансипированные женщины суть анархистки в мире Вечно-Женственного, неудачницы, у которых скрытым инстинктом является мщение. Если взвесить все, то я не перенес бы своей юности без вагнеровской музыки. Лёд вблизи, чудовищное одиночество – но как безмятежно покоятся все вещи в свете дня. Мой брат лишь трамплин, необходимая опора для роста в небо.
Слабые не вольны познавать: decadents нуждаются во лжи – она составляет одно из условий их существования. Из европейских материалов к этой группе относят гейдельбергскую челюсть (Германия, Мауэр), датируемую 0. 5 млн. Ибо я был приговорен к немцам. А то к немцам.
Это сплошные опасности, препятствующие слишком раннему самоуразумению инстинкта. Надо быть до такой степени философом. Вагнер есть противоядие против всего немецкого par exellence – яда, я не оспариваю этого.
Находки из Китая частично совпадают с европейским морфологическим типом, частично несут монголоидные черты — плоское лицо, плоские носовые кости (Чжоукоутянь, Цзиянь, Дуньдяньянь). Немец добродушен Вагнер был отнюдь не добродушен. Чего искали христиане, кормившие египетских новобранцев.
В Южной Азии (остров Калимантан, пещера Ниах, возраст 38 тысяч лет) формируется антропологический тип со смешанными чертами негритосов и папуасов. Шум им вызванный, был во всех отношениях великолепен. Последующее влияние этого сочинения абсолютно неоценимо в моей жизни. По строению костяка эти люди практически ничем не отличались от нас с вами.
И этим я касаюсь главного пункта в искусстве самосохранения – эгоизма. Глубокое враждебное умолчание христианства на протяжении всей книги.
см) — несколько больше, чем у современного человека (хотя с точки зрения теории эволюции, вероятно, должно было быть наоборот). В противоположность этому кроманьонские стоянки характеризуются высокой насыщенностью культурного слоя (что указывает на длительное проживание в одном месте) и четко сгруппированы на западе Европы и Северной Африки.
– Мы знаем все, некоторые даже из опыта, что такое длинноухое животное. Жест Пилата, указующий на Христа— иллюстрирует слова. Атеизм был тем, что привело меня к Шопенгауэру. Ну что ж, я есмь противоположность decadent: ибо я только что описал себя. – И как он владел немецким языком. Ближний, — как чужая планета, на которой я должен обнаружить жизнь. – я был вагнерианцем.
Рядом лёд, одиночество чудовищно — но как безмятежно покоятся на свету все вещи. Но ведь это и значит думать. Не звучало ли это так, как если бы скрестились две шпаги. Ну что ж, я есмь противоположность decadent: ибо я только что описал себя.
Тщетно перебирал я свои воспоминания. О, что это за опасное, скользящее, подземное маленькое хищное животное. Этому и посвящены самые последние работы. Его высший надзор проявлялся до такой степени сильно, что я ни в коем случае и не подозревал, что созревает во мне, – что все мои способности в один день распустились внезапно, зрелые в их последнем совершенстве.
– Сила нападающего имеет в противнике, который ему нужен, своего рода меру, всякое возрастание проявляется в искании более сильного противника – или проблемы: ибо философ, который воинствен, вызывает и проблемы на поединок. Кто в этом пункте не заодно со мною, того считаю я инфицированным.
Климатическое влияние на обмен веществ, его замедление и ускорение, заходит так далеко, что ошибка в месте и климате может не только сделать человека чуждым его задаче, но даже вовсе скрыть от него эту задачу: он никогда не увидит ее. Как высоко поднялся я в этом отношении над жалкой, плоской болтовней на тему: оптимизм contra пессимизм.
От Шекспира и Пастернака нас отделяет время, от иных ныне живущих гениев (да не будут названы их имена) — пространство и возможности. Мне не удается стать торжественным, самое большее – я прихожу в смущение. С Утренней зарёй предпринял я впервые борьбу против морали самоотречения. Мы все боимся истины.
Третий вариант — негроидный или бушменоидный, описан для женского черепа из Грота Детей близ Ментоны (Италия) и черепа из Костенок XIV. Как легко дышится. Может быть, я и сам завидую Стендалю.
И, должно быть, ещё и третье. Почему Слово Божье Господа Иисуса называет человеком. А что достойно любви.
Тем не менее я попытаюсь дать объяснение. Этот отличный человек, погрязший со всей стремительной наивностью прусского юнкера в вагнеровском болоте (и кроме того, еще и в дюринговском. ), был за эти три дня словно перерожден бурным ветром свободы, подобно тому, кто вдруг поднимается на свою высоту и получает крылья. оно является единственным достойным философа. Этой книгой начинается мой поход против морали.
Едва ли кто другой на сорок пятом году жизни может сказать, что он никогда не заботился о почестях, о женщинах, о деньгах. Чай только утром полезен. Одно заблуждение за другим выносится на лед идеал не опровергается – он замерзает.
В число восточных типов входят «человек из Брно-Пржедмостья» (Чехия), «человек из Комб-Капелль» (Франция) и т. д. Так фактически представляется мне теперь этот долгий период болезни: я как бы вновь открыл жизнь, включил себя в нее, я находил вкус во всех хороших и даже незначительных вещах, тогда как другие не легко могут находить в них вкус, – я сделал из моей воли к здоровью, к жизни, мою философию. Зато слишком много чистого безумия. Было или не было.
Высшее понятие о лирическом поэте дал мне Генрих Гейне. Никита Максимов. Как погибли неандертальцы. Рафаил Нудельман. Как человек сам себя сотворил. Именно здесь надо начать переучиваться. Здесь, в этой точке сходятся все корни единой человеческой сущности, здесь бьётся сердце Всего Человека, единого по природе и многочисленного по ипостасям. И, должно быть, еще и третье Уже мое происхождение позволяет мне проникать взором по ту сторону всех обусловленных только местностью, только национальностью перспектив мне не стоит никакого труда быть добрым европейцем.
От меня абсолютно ускользнуло, как я мог бы быть склонным ко греху. Кто знает серьезность, с какой моя философия предприняла борьбу с мстительными последышами чувства вплоть до учения о свободной воле – моя борьба с христианством есть только частный случай ее, – тот поймет, почему именно здесь я выясняю свое личное поведение, свой инстинкт-уверенность на практике. Мои друзья, мои издатели знают об этом и никогда не говорят мне ни о чем подобном. Это и есть мой средний опыт и, если угодно, оригинальность моего опыта.
Мой рай покоится под сенью моего меча. – Если рассматривать мою жизнь с этой стороны, она представится положительно чудесной. Аминь.
Никто с тех пор не спорил со мною. Отстранение, недопущение приблизиться к себе есть издержка – пусть в этом не заблуждаются, – растраченная на отрицательные цели сила. И эта реплика — не просто красивый оборот, удачно применённый для раскрытия драматургии свои слова он начинает клятвой: истину говорю во Христе, не лгу, свидетельствует мне совесть моя в Духе Святом (Рим 9:1). Я должен был еще некоторое время оставаться ученым. Немного, но крепкий чай очень вреден и делает больным на целый день, если он на один градус слабее нужного.
– послужить секирой, которая будет положена у корней метафизической потребности человечества, – на благо или проклятие человечеству, кто мог бы это сказать. С вопросом о питании тесно связан вопрос о месте и климате.
Ей делают ребёнка. к чему. Для физиолога такое противопоставление ценностей не оставляет никакого сомнения. Так как не мог предать – их, свои взгляды и ту Истину, которой служил. Это сплошные опасности, препятствующие слишком раннему самоуразумению инстинкта.
Я ничего не узнавал, я едва узнавал Вагнера. – Это понимал глубокий физиолог Будда. Никому никогда не удавалось обнаружить у меня жар. И этим я касаюсь главного пункта в искусстве самосохранения – эгоизма.
Как бы нам ни нравилось торжественно-печальное погружение в глубины персонализма, как бы ни манили нас изящные и остроумные определения личности, — ecce homo, вот — человек (12) — мой видимый или даже ненавидимый ближний, который родился в этом городе на два года раньше меня с врождённым вывихом в семье рабочих, учился в моей школе и играл в хоккей — эту историю можно продолжать, в ней важно всё, так как она — часть его имени, его личности, неповторимой в силу неповторимости никем, никогда и нигде его истории, того исключительно его пути, который гранился на краях схождения точек пространства и времени. У каждого здесь своя мера, часто в самых узких и деликатных границах.
– Не то, чтобы у меня их не было. Мой инстинкт бывает здесь безошибочен. Ну что ж, я есмь противоположность dcadent: ибо я только что описал себя. Именно здесь надо начать переучиваться. Болезненное состояние само есть своего рода ressentiment. Еще несколько указаний из моей морали.
Где народ моей мамы, рождённой под Лугой. – Мой праксис войны выражается в четырёх положениях. Рафаил Нудельман. Первооткрыватели Евразии.
Так ключевые человеческие адаптации 151 прямохождение и 132разнорукость147 (преимущественно праворукость) 151 наряду с увеличивающимся мозгом возникали неоднократно. Или положение: человек стремится к счастью. Как видно из названия, эта спирохета — палочка спиральной формы — живет у нас в пилоре желудка (той части, после которой начинается 12-перстная кишка). И какого я выбрал себе противника.
Иное дело война. – К тому времени появились первые Байрейтские листки: я понял, чему настала пора. Управление даёт сбой за сбоем, что уж выдёргиваться. Низвергать идолов (так называю я «идеалы») — скорее уж в этом моё ремесло.
Григорий Зеленко. У начала начал. – Будут ли это немецкие книги. Если это ко мне не относится, если у меня нет любви к ближнему, разве я христианин.
– И как он владел немецким языком. Даже если этот возраст еще покорен любовью к науке.
7:13-14). Майерс даже называет кроманьонскую культуру «региональной культурой Атлантического побережья». Когда я ищу другого слова для музыки, я всегда нахожу только слово Венеция. Так Платон пользовался Сократом, как семиотикой для Платона.
— Кто умеет дышать воздухом моих сочинений, знает, что это воздух высот, резкий воздух. Очаровательная русская женщина ни на одну минуту не ошибется в моем происхождении. Тем не менее не соблазнитель ли Заратустра. Высшее понятие о лирическом поэте дал мне Генрих Гейне.
И чтобы непременно был пони, хорошенький такой, ласковый. Суп перед обедом (еще в венецианских поваренных книгах XVI века это называлось alla tedesca) вареное мясо, жирно и мучнисто приготовленные овощи извращение мучных блюд в пресс-папье. В одни сутки я могу даже лучшего человека возненавидеть: одного за то, что он долго ест за обедом, другого за то, что у него насморк и он беспрерывно сморкается. Один врач, долго лечивший меня как нервнобольного, сказал наконец: Нет.
Почему же мне не быть благодарным всей своей жизни. Помоги мне, Боже.
И я должен признаться, что меня больше радуют те, кто меня не читает, кто никогда не слышал ни моего имени, ни слова философия но куда бы я ни пришел, например, здесь, в Турине, лицо каждого при взгляде на меня проясняется и добреет. Михаил Вартбург. И всё-таки — Африка. 2:5).
Это домашнее животное не приносит в большинстве случаев никакой практической пользы. Нас не было бы рядом с Ним на Голгофе – так как это было смертельно опасно.
Правда и две тысячи лет назад там не было учеников. Ценность, смысл истинность реальности были отняты у неё в той мере, в какой измыслили идеальный мир. Многого не видеть, не слышать, не допускать к себе – первое благоразумие, первое доказательство того, что человек не есть случайность, а необходимость. И когда я говорю: по ту сторону Альп, я собственно говорю только о Венеции.
Я лучше знаю человека. и глубокой, как октябрьский день после полудня.
Возможно, что их мать, моя прабабка, фигурирует под именем Мутген в дневнике юного Гёте. Загадки проясняются. Всё новое, чистое, мягкое, — ворочайся сколько хочешь — ниоткуда не упадёшь. Кроманьонцы известны как непревзойденные мастера наскальной живописи.
Из этих четырех покушений первое имело исключительный успех. призрак праздника, который я еще переживу. Все молчальники страдают дурным пищеварением. Сейчас его возраст установлен как 61 2 тыс.
– Вагнера перевели на немецкий язык. И, должно быть, еще и третье. Однако, эта группа неоднородна искусственна и вызывает много сомнений и разногласий. Тогда, если Бог любит творение само по себе, это тоже страсть. Счастье моего существования, его уникальность лежит, быть может, в его судьбе: выражаясь в форме загадки, я умер уже в качестве моего отца, но в качестве моей матери я еще живу и старею. 41-44.
Чтение есть для меня отдых именно от моей серьезности. Немцы неспособны к пониманию величия: доказательство – Шуман. Другое только следовало из него.
Где презирают, там нельзя вести войну где повелевают, где видят нечто ниже себя, там не должно быть войны. Никому никогда не удавалось обнаружить у меня жар. Лев Животовский, Эльза Хуснутдинова. Гены брата. Я никогда не допущу, чтобы немец мог знать, что такое музыка.
Это был мой минимум: Странник и его тень возник тем временем. Бог. Я и сам ещё не своевременен иные люди рождаются посмертно.
Энергия к совершенному одиночеству, отказ от привычных условий жизни, усилие над собою, чтобы больше не заботиться о себе, не служить себе и не позволять себе лечиться (4) – все это обнаруживает безусловный инстинкт-уверенность в понимании, что было тогда прежде всего необходимо. — Сколько истины выносит дух, на сколько истины он отваживается. В общем случае, восточные типы более низкорослы и более грацильны (изящны), чем кроманьонцы и обладают меньшим объемом черепной коробки (в среднем 1525 см куб. ). Если для какого-нибудь переживания нет доступа, для него нет уже и уха.
Д. Фалуш изучал Хеликобактер пилори. Я всегда выше случая мне не надо быть подготовленным, чтобы владеть собой. Люди и вещи подходят назойливо близко, переживания поражают слишком глубоко, воспоминание предстает гноящейся раной.
Что я думал тогда (1876) о себе, с какой чудовищной уверенностью я держал в руках свою задачу и то, что было в ней всемирно-исторического, – об этом свидетельствует вся книга и прежде всего одно очень выразительное в ней место: с инстинктивной во мне хитростью я и здесь вновь обошел словечко Я но на сей раз не Шопенгауэра или Вагнера, а одного из моих друзей, превосходного доктора Пауля Рэ я озарил всемирно-исторической славой – к счастью, он оказался слишком тонким животным, чтобы.
– Сидячая жизнь – я уже говорил однажды – есть истинный грех против духа святого. Выполняли непонятный, но грозный завет своего Бога.
Болезнь медленно высвобождала меня: она избавила меня от всякого разрыва, всякого насильственного и неприличного шага.
Будут ли это немецкие книги. – Нужно быть достойным того, чтобы испытывать его. Я ученик философа Диониса, я предпочёл бы скорее быть сатиром, чем святым.
Разве не пришлось бы мне обратиться в ежа. Прежде всего мой обет. Мне открылась скрытая история философов, психология их великих имен. Я и сам сказал где-то: что было до сих пор самым большим возражением против существования.
Тот же тип из местности Табон, остров Палаван, возраст 30 тысяч лет. Говоря притчей: я посылаю горшок с вареньем, чтобы отделаться от кислой истории Стоит только дурно поступить со мною, как я мщу за это, в этом можно быть уверенным: я нахожу в скором времени повод выразить злодею свою благодарность (между прочим, даже за злодеяние) – или попросить его о чем-то, что обязывает к большему, чем что-либо дать Также кажется мне, что самое грубое слово, самое грубое письмо все-таки вежливее, все-таки честнее молчания. Мое ремесло скорее – низвергать идолов – так называю я идеалы. Вся загадочность Леонардо да Винчи утрачивает свое очарование при первом звуке Тристана. Нужно ли после этого говорить, что я испытан в вопросах decadence. Этому и посвящены самые последние работы.
Я ученик философа Диониса, я предпочёл бы скорее быть сатиром, чем святым. Оставленные ими памятники до сих пор поражают воображение. Пытались создать хорошее впечатление о Церкви.
Точно так же фактом признания decadent в Сократе дано было вполне недвусмысленное доказательство того, сколь мало угрожает уверенности моей психологической хватки опасность со стороны какой-нибудь моральной идиосинкразии, – сама мораль, как симптом декаданса, есть новшество, есть единственная и первостепенная вещь в истории познания. Как говорил великий христианский платоник блаженный Августин, должно любить одно достойное любви (5). Но весь мир не заодно со мною.
Подлинного. (более 60 тыс.
Еще несколько шагов дальше в этой логике – и приходишь к факиру, неделями спящему в гробу. Наши большие издержки суть самые частые малые издержки. Ведь корысть у христиан одна: забота о ближних способствует единению с Богом. В конце концов, меня никто не спрашивал, хочу я рождаться или не хочу.
У изголовья — лампа — читай книжки хоть до утра. есть и все мы русские. Вас эта идея сего дня не напрягает.
Решающее значение при выборе вот таким образом приобретает то обстоятельство, что если для первых двух версий — творения и пришествия (они могут и сочетаться между собой) — нет «железных» доказательств не только contra (против), но и pro (за), то в последнем случае дело обстоит иначе. Зарабатывали на этих солдатах копеечку в другом мире. Никита Максимов. Потомки африканской Евы. – Не то, чтобы у меня их не было.
На стр. Нужно ли после этого говорить, что я испытан в вопросах decadence. Между тем, человек тогда человек, когда ему есть за что умирать. – Я впервые узрел истинную противоположность – вырождающийся инстинкт, обращённый с подземной мстительностью против жизни (христианство, философия Шопенгауэра, в известном смысле уже философия Платона, весь идеализм, как его типичные формы) и рождённая из избытка из преизбытка формула высшего утверждения, утверждения без ограничений, утверждения даже к страданию, даже к вине, даже ко всему загадочному и странному в существовании.
Почему же мне не быть благодарным всей своей жизни. Никто не волен жить где угодно а кому суждено решать великие задачи, требующие всей его силы, тот даже весьма ограничен в выборе. Говоря притчей: я посылаю горшок с вареньем, чтобы отделаться от кислой истории.
Женщине нужен ребёнок, мужчина всегда лишь средство: так говорил Заратустра. Как summa summarum, я был здоров как частность, как специальный случай, я был dcadent. – Кто достаточно богат, для того является даже счастьем нести на себе несправедливость. «Мир истинный» и «мир кажущийся» — в переводе: измышленный мир и реальность.
Но у них была Надежда. Вместе с тем я делаю ещё общее замечание о моём искусстве стиля. В тот совершенный день, когда все достигает зрелости и не одни только виноградные грозди краснеют, упал луч солнца и на мою жизнь: я оглянулся назад, я посмотрел вперед и никогда не видел я сразу столько хороших вещей.
Но людей так много и они такие разные. Достаточно воды.
Кейт Вонг. Творчество человека разумного архаичного. лет назад. – А это и называлось бы читать. в конце концов даже и liberum veto.
Я прошел его во всех направлениях, взад и вперед. Это немало интересует бабенок – мне кажется, они чувствуют, что я их лучше понимаю.
– В конце концов не Германия, а Швейцария дала мне два таких примера. Чтобы быть справедливым к Рождению трагедии (1872), надо забыть о некоторых вещах. Если следует что-нибудь вообще возразить против состояния болезни, против состояния слабости, так это то, что в нем слабеет действительный инстинкт исцеления, а это и есть инстинкт обороны и нападения в человеке. По-немецки думать, по-немецки чувствовать – я могу всё, но это свыше моих сил.
Е. Клещенко. Победа ценой поражения. Научиться переживать его настолько же живым и уникальным, каков я сам. Эта модель больше соответствует эволюционной действительности. То, что человечество до сих пор серьезно оценивало, были даже не реальности, а простые химеры, говоря строже, ложь, рожденная из дурных инстинктов больных, в самом глубоком смысле вредных натур – все эти понятия Бог, душа, добродетель, грех, потусторонний мир истина, вечная жизнь. Толпа размахивает кулаками, требуя распятия.
Впервые война освободила дух во Франции. Человеческое, слишком человеческое есть памятник кризиса. Страдать от безлюдья есть также возражение – я всегда страдал только от многолюдья. Разве не пришлось бы мне обратиться в ежа. Это и выделяет человека из среды других живых существ: у него есть (должно быть. ) то, что выше, важнее, ценнее факта физического бытия.
Того, что он снизошел к немцам – что он сделался имперсконемецким. — вот что всё больше становилось для меня настоящим мерилом ценности.
Мои друзья, мои издатели знают об этом и никогда не говорят мне ни о чем подобном. Пользование ближним не приносит пользы. и глубокой, как октябрьский день после полудня. лет, считавшуюся раньше принадлежащей архантропу, затылочную кость из Вертешселлош (Венгрия), возрастом 0. 4 млн лет.
Я пользуюсь ближним, ближний пользуется мною, мы все друг друга любим с пользой, более того именно так нас и любит Бог: Бог не услаждается нами, а пользуется, то есть употребляет нас как средство (9). Это и есть мой средний опыт и, если угодно, оригинальность моего опыта. 3) Люди — результат естественного развития земной природы (эволюция).
Я не отвергаю идеалов, я только надеваю в их присутствии перчатки. Лишь бы жить. Положение в антропологии таково, что опережение в одной отрасли знания (в частности, понимание биологической эволюции рода Homo) не может решить все проблемы, если те же проблемы не решаются в другой отрасли (например, в психофизиологии, лингвистике или культурологии). Болезненное состояние само есть своего рода ressentiment.
Возможно, что их мать, моя прабабка, фигурирует под именем Мутген в дневнике юного Гете (6). Стендаль, одна из самых прекрасных случайностей моей жизни – ибо все, что в ней составляет эпоху, принес мне случай и никогда рекомендация, – абсолютно неоценим с его предвосхищающим глазом психолога, с его схватыванием фактов, которое напоминает о близости величайшего реалиста (ex ungue Napoleonem) наконец и это немалая заслуга, как честный атеист – редкая и почти с трудом отыскиваемая во Франции species – надо воздать должное Просперу Мериме. Та новая партия жизни, которая возьмёт в свои руки величайшую из всех задач, более высокое воспитание человечества и в том числе беспощадное уничтожение всего вырождающегося и паразитического, сделает возможным на земле преизбыток жизни из которого должно снова вырасти дионисическое состояние. Я предпочитаю это поколение, между нами говоря, даже их великим учителям, которые все были испорчены немецкой философией (господин Тэн, например, Гегелем, которому он обязан непониманием великих людей и эпох).
немецкое пиво. Между нами, как мне кажется именно это составляет предмет моей гордости. С другой стороны наука на сегодняшний день не располагает ни одним бесспорным фактом, позволяющим утверждать, что человек произошел от обезьяны (возможно, есть какие-то тайные свидетельства, но в этом случае о них знают только посвященные). Расхожее название этого инстинкта самозащиты есть вкус.
«Улучшить» человечество — было бы последним, что я мог бы обещать. – Никаких ужинов, никакого кофе: кофе омрачает. Я не умею делать разницы между слезами и музыкой – я знаю счастье думать о Юге не иначе как с дрожью ужаса.
Как summa summarum, я был здоров как частность, как специальный случай, я был decadent. Тем не менее не соблазнитель ли Заратустра. Я не отвергаю идеалов, я только надеваю в их присутствии перчатки.
Но ни от чего не сгорают быстрее, чем от аффектов ressentiment. Подобных вещей не угадывают – это есть или этого нет. Писание в некоторых местах называет Господа Иисуса человеком: «един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус» (1 Тим.
Первое нападение (1873) было на немецкую культуру, на которую я уже тогда смотрел сверху вниз с беспощадным презрением. Величину своего желудка надо знать. В то же время единственная форма искусства известная восточным типам верхнепалеолитических людей — это маленькие глиняные или костяные фигурки так называемых палеолитических Венер изображающих женщин с подчеркнутыми символами плодородия (большая грудь, очень широкие бедра).
Я никогда не думал над вопросами, которые не являются таковыми, – я себя не расточал. Я составляю противоположность героической натуры. Трибшен – далекий остров блаженных: нет ни тени сходства.
И столь сладкое при этом. Человек с озера Мунго датировался вначале возрастом 28-32 тыс. Надо быть до такой степени философом.
А на месте Христа Да мы бы и не оказались на месте Христа. Или отреклись от своих взглядов. Я предпочитаю местности, где есть возможность черпать из текущих родников (Ницца, Турин, Сильс) маленький стакан следует всюду за мною, как собака. – Мой праксис войны выражается в четырех положениях. Но что же говорит он сам, когда в первый раз снова возвращается в своё одиночество.
Я первый имморалист. Шопенгауэр ошибся здесь, как он ошибался во всем. Моё ремесло скорее – низвергать идолов – так называю я идеалы. Господь Иисус тоже называл себя сыном человеческим.
Марина Маркова. Чьи же мы потомки, в конце-то концов. Почему великий Сократ, не признав себя виновным, предпочел умереть исполнив приговор суда и отказался от побега, который предлагали ему ученики.
Прежде всего то, что я вовсе не нуждаюсь в намерении, а лишь в простом выжидании, чтобы невольно вступить в мир высоких и хрупких вещей: я там дома, моя сокровеннейшая страсть становится там впервые свободной. Кроме того, «человек из Комб-Капелль» был явно склонен к кочевой жизни — его стоянки имеют малую насыщенность культурного слоя и более или менее равномерно рассеяны почти по всей Европе и Ближнему Востоку. Даже в Париже изумлялись по поводу toutes mes audaces et finesses – выражение господина Тэна я боюсь, что вплоть до высших форм дифирамба можно найти у меня примесь той соли, которая никогда не бывает глупой – немецкой: esprit.
Кирилл Ефремов. Гены и история. Помоги мне, Боже.
– ах, целый ряд, целый мир новых дней. В этом месте нельзя уклониться от истинного ответа на вопрос, как становятся сами собою. Надо быть созданным для него иначе рискуешь как простудиться. В Вене, в Санкт-Петербурге, в Стокгольме, в Копенгагене, в Париже и Нью-Йорке – везде открыли меня: меня не открыли только в плоскомании Европы, в Германии.
Мы обречены на любовь и здесь у нас на самом деле нет выбора, в этом мы не свободны. Доказательство тому – настолько сильное, насколько доказательство может быть сильным, – есть мое сочинение Вагнер в Байрейте: во всех психологически-решающих местах речь идет только обо мне – можно без всяких предосторожностей поставить мое имя или слово Заратустра там, где текст дает слово: Вагнер. Расчетный объем мозга этого человека составляет 1400 см3, череп из окрестностей Лондона объемом 1500 см3 и череп из Штейнгейма (Германия), датируемый 0. 3 млн. Я по-своему воинствен. Неестественно не любить ближнего ибо это — самоубийство.
Во всяком случае мы оба так именно и восприняли это: ибо мы оба молчали.
Между нами, как мне кажется именно это составляет предмет моей гордости.
Хорошая аристократическая семья, уютный замок, горный воздух, цельные натуры, во дворе — башня библиотеки восьмигранником. Почему я о некоторых вещах знаю больше. Человек сотворён, чтобы жить и получать от этого радость. Но что же это была за книга. Господь завещал нам любить ближнего, как самого себя (Мф 22:39), если же я переживаю себя самого живым и исключительным, значит, это совпадение любви и жизни и являет мне, что точно так же я должен научиться переживать жизнь и уникальность другого.
Европейские сапиенсы образуют три краниологических варианта. Говоря притчей: я посылаю горшок с вареньем, чтобы отделаться от кислой истории. Улучшить человечество – было бы последним, что я мог бы обещать.
Но ни от чего не сгорают быстрее, чем от аффектов ressentiment. Чтение есть для меня отдых именно от моей серьезности. Еще этим летом, когда я своей веской, слишком тяжеловесной литературой мог бы вывести из равновесия всю остальную литературу, один профессор Берлинского университета дал мне благосклонно понять, что мне следует пользоваться другой формой: таких вещей никто не читает. Так, набор каменных орудий, которыми пользовался «человек из Комб-Капелль», фактически является развитием орудий более раннего мустьерского типа, которыми пользовались неандертальцы. Но еще и нравственность.
может, я первый психолог Вечно-Женственного. На месте Сократа мы, наверное, просто сбежали бы от приговора суда. Основные критерии принадлежности к этой группе — объем мозга, приближающийся к объему мозга современного человека, грацилизация костей черепа и отсутствие резко выраженных не-андерталоидных черт.
Дар жизни, радость быть — есть цель и смысл жизни человека. в конце концов даже и liberum veto. Я должен отсчитать полгода назад, чтобы поймать себя с книгой в руке. Заметили ли вы, что в том глубоком напряжении, на какое беременность обрекает дух и в сущности весь организм, всякая случайность, всякий род раздражения извне влияют слишком болезненно, поражают слишком глубоко. Эти люди не имели черт общих с современными австралийцами.
Или положение: радость и страдание противоположны. Это человек грацильного сложения, захоронение его ритуальное (останки посыпаны охрой). – Глубоко скрытое Само, как бы погребенное, как бы умолкшее перед постоянной высшей необходимостью слушать другие Само (- а ведь это и значит читать. ), просыпалось медленно, робко, колеблясь, – но наконец оно заговорило.
Страдать от безлюдья есть также возражение – я всегда страдал только от многолюдья. В этом месте нельзя уклониться от истинного ответа на вопрос, как становятся сами собою. Может быть, я и сам завидую Стендалю.
Арсен Фараджев. Долгий «обезьяний процесс». – Прежде всего два века психологической и артистической дисциплины, господа германцы. Трагедия и есть доказательство, что греки не были пессимистами.
Это отмечено напоследок с особой тревожной прозорливостью на стр. Но что же говорит он сам, когда в первый раз опять возвращается к своему одиночеству. Это танзанийский человек, Летоли, возраст 120 тыс. первого немецкого вольнодумца.
– Это место гласит: каково же то главное положение, к которому пришел один из самых сильных и холодных мыслителей, автор книги О происхождении моральных чувств (lisez: Ницше, первый имморалист), с помощью своего острого и проницательного анализа человеческого поведения. – Мы знаем все, некоторые даже из опыта, что такое длинноухое животное. Надо быть созданным для него иначе рискуешь простудиться.
Кроме того, эта любовь естественна человеку. Ответы приходили со всех сторон и отнюдь не только от старых друзей Давида Штрауса, которого я сделал посмешищем как тип филистера немецкой культуры и satisfait, короче, как автора его распивочного евангелия о старой и новой вере (- слово филистер культуры перешло из моей книги в разговорную речь). Найден предок человека133 Кирилл Ефремов. Неандерталец с Кавказа. Здесь говорит не фанатик, здесь не «проповедуют», здесь не требуют веры: из бесконечной полноты света и глубины счастья падает капля за каплей, слово за словом нежная медлительность — темп этих речей. Если для какого-нибудь переживания нет доступа, для него нет уже и уха. Этим было, несомненно, близкое общение с Рихардом Вагнером.
Он не только говорит по-иному, он и есть иной. Я говорю об этом со всей подобающей небрежностью ибо это отнюдь не своевременный вопрос. Без сомнения, я знал тогда толк в тенях В следующую зиму, мою первую зиму в Генуе, то смягчение и одухотворение, которые почти обусловлены крайним оскудением в крови и мускулах, создали утреннюю зарю. Я прошел его во всех направлениях, взад и вперед. Позволю ли я чужой мысли тайно перелезть через стену.
лет. Надо быть созданным для него иначе велика опасность простудиться. У самого Вагнера было об этом понятие он не признал себя в моем сочинении. Мое ремесло скорее – низвергать идолов – так называю я идеалы.
Улучшить человечество – было бы последним, что я мог бы обещать. Мир истинный и мир кажущийся – по-немецки: мир изолганный и реальность. Мой отец, родившийся в 1813 году, умер в 1849. Я говорю об этом со всей подобающей небрежностью ибо это отнюдь не своевременный вопрос. Но так жил я всегда. Игорь Лалаянц. СЕНСАЦИЯ.
Й. Л. Тщетно ищу я во всех царствах тысячелетий столь сладкой и страстной музыки. Я никогда не знал искусства восстанавливать против себя – этим я также обязан моему несравненному отцу, – в тех даже случаях, когда это казалось мне крайне важным. Мне не свойственно также много и многое любить. Господь дал нам кошек, чтобы мы им радовались и удивлялись. Эллинство и пессимизм: это было бы более недвусмысленным заглавием – именно, как первый урок того, каким образом греки отделывались от пессимизма, – чем они преодолевали его.
В последние десятилетия почти каждый год приносит антропологические открытия — ископаемые останки все новых приматов, в том числе и гоминид. И его смерть стала рождением человека. – Но и английская диета, которая по сравнению с немецкой и даже французской кухней есть нечто вроде возвращения к природе именно к каннибализму, глубоко противна моему собственному инстинкту мне кажется, что она дает духу тяжелые ноги – ноги англичанок. Мы все боимся истины.
Куда бы ни проникала Германия, она портит культуру.
– Итак, я рассказываю себе свою жизнь. Могу ли я при этом высказать предположение, что я знаю бабёнок. Не сомнение, а несомненность есть то, что сводит с ума. Но для этого надо быть глубоким, надо быть бездною, философом, чтобы так чувствовать. Однако современному человеку не за что умирать. Недаром поляков зовут французами среди славян. Только болезнь привела меня к разуму.
В сущности я применил правило Стендаля: он советует ознаменовать свое вступление в общество дуэлью. И в данное мгновение я смотрю на своё будущее – широкое будущее. Я по-своему воинствен. Ступень пройдена, — и от прежней подготовительной любви не остаётся ничего, она должна быть преодолена и забыта, выполнив свою педагогическую миссию.
Разумность против инстинкта. До меня не знали, что можно сделать из немецкого языка, что можно сделать из языка вообще. Позволю ли я чужой мысли тайно перелезть через стену. Конечно. – Понимают ли Гамлета.
11:49-52).
Такого же типа детский череп из Сибири (Афонтова гора). В Германии не имеют никакого понятия о чудовищном честолюбии, живущем в душе парижского артиста. Надглазничный рельеф слабый или отсутствует, средний объем мозга — 1400см1. – Если бы он попал еще к свиньям. А это и называю я читать.
Недаром поляков зовут французами среди славян. – Кто достаточно богат, для того является даже счастьем нести на себе несправедливость. Пафос позы не есть принадлежность величия кому нужны вообще позы, тот лжив. Но что же говорит он сам, когда в первый раз опять возвращается к своему одиночеству. Совершенная ясность, прозрачность, даже чрезмерность духа, отразившиеся в названном произведении, уживались во мне не только с самой глубокой физиологической слабостью, но и с эксцессом чувства боли.
Тем более что подобное неоднократно происходило вообще в эволюции. Мне не удается стать торжественным, самое большее – я прихожу в смущение. И для того, чтобы не оставалось никакого сомнения в моём столь же честном, сколь суровом взгляде на этот вопрос, я приведу ещё одно положение из своего морального кодекса против порока: под словом порок я борюсь со всякого рода противоестественностью или, если любят красивые слова, с идеализмом. У меня не было ни одного желания.
Так ключевые человеческие адаптации — прямохождение и разнорукость (преимущественно праворукость) — наряду с увеличивающимся мозгом возникали неоднократно. Ни от чего не можешь отделаться, ни с чем не можешь справиться, ничего не можешь оттолкнуть – все оскорбляет. Нельзя иметь нервов.
Это положение означает: проповедь целомудрия есть публичное подстрекательство к противоестественности. Приведение в действие желудка, как целого, есть первое условие хорошего пищеварения. он будет еще долго искать их. Такой вариант Ecce homo часто смыкается с подтипом, называемым Муж скорбей (Vir dolorum), где Христос также изображается в венце и крови, в одиночестве (или же поддерживаемый ангелами), также может фигурировать гроб или распятие.
Между нами: как мне кажется именно это составляет предмет моей гордости. И когда я говорю: по ту сторону Альп, я собственно говорю только о Венеции. Мне открылась скрытая история философов, психология их великих имён. К черту, господа критики.
Есть ли уши для моего определения любви. Я одно, мои сочинения другое. Установить принадлежность к сословию учеников помогает простая качественная реакция: по тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою (Ин 13:35).
Борьба за равные права есть даже симптом болезни: всякий врач знает это. Наука и нрав. Если допустить, что задача, определение, судьба задачи значительно превосходит среднюю меру, то нет большей опасности, как увидеть себя самого одновременно с этой задачей. Если даже предположить, что я несколько поздно понял это, все-таки я переживал это с самого раннего детства. Полцарства за одно осмысленное слово. «Люди из Брно-Пржедмостья», кажется, вообще не отличались склонностью к искусству, зато имели большой навык в изготовлении оружия.
Я не создаю новых идолов пусть научатся у древних, во что обходятся глиняные ноги. Как видно из названия, эта спирохета 151 палочка спиральной формы 151 живёт у нас в пилоре желудка (той части, после которой начинается 12-перстная кишка). Я отнюдь не вижу, в каком столетии истории можно было бы собрать столь интересных и вместе с тем столь деликатных психологов, как в нынешнем Париже: называю наугад – ибо их число совсем не мало – господа Поль Бурже, Пьер Лоти, Жип, Мельяк, Анатоль Франс, Жюль Леметр или, чтобы назвать одного из сильной расы истого латинянина, которому я особенно предан, – Ги де Мопассан.
Из этого сочинения говорит чудовищная надежда.
Цирцея человечества, мораль извратила – обморалила – все psychologica до глубочайших основ, до той ужасной бессмыслицы, будто любовь есть нечто неэгоистическое. Мое превосходство прямо обратно превосходству Шопенгауэра я говорю: non legor, non legar. По-немецки думать, по-немецки чувствовать – я могу все, но это свыше моих сил. Ноль, Поль, Коль – грациозные in infinitum. Это немало интересует бабенок – мне кажется, они чувствуют, что я их лучше понимаю.
Мне бы родиться в веке этак тринадцатом, в Шотландии, в замке с драконами.
(Иконография «Муж скорбей» является символическим изображением Христа, а не каким-либо моментом его Страстей: в отличие от Ecce homo он имеет раны от гвоздей на руках и от копья в подреберье (то есть де факто он уже скончался), но изображается в то же время живым). Зато слишком много чистого безумия. Или положение: счастье есть награда добродетели. Куда он попал. Ну что ж, мне был нужен Вагнер. Немецкое искусство.
Еще мальчиком вкладывал я в это свою смелость. Возможно, что их мать, моя прабабка, фигурирует под именем Мутген в дневнике юного Гёте. Надо быть созданным для него иначе рискуешь простудиться. Но в них искали величия человеческой натуры, ее божественность. Это находки с территории Франции (Кро-Маньон, Шанселад, Истуриц, Ле-Рош, Гаргас и другие), Чехии и Словакии (Младеч, Пржедмости), Болгарии (Бачо-Киро), России (Сунгирь, Ко-стенки).
Заблуждение (вера в идеал) не есть слепота, заблуждение есть трусость. Он не только говорит иначе, он и сам иной. Ничего больше не принимать, не допускать к себе, не воспринимать в себя – вообще не реагировать больше. Но в них искали величия человеческой натуры, её божественность. Во времена dcadence я запрещал их себе как вредные как только жизнь становилась вновь достаточно богатой и гордой, я запрещал их себе как нечто, что ниже меня.
сколь многое чувствуешь ниже себя. Нельзя иметь нервов.
Мне не свойственно также много и многое любить. Тот русский фатализм, о котором я говорил, проявлялся у меня в том, что годами я упорно держался за почти невыносимые положения, местности, жилища, общества, раз они были даны мне случаем, – это было лучше, чем изменять их, чем чувствовать их изменчивыми, – чем восставать против них. Вот ключ для понимания этого возгласа: «Первый человек – из земли, перстный второй человек – Господь с неба» (1 Кор.
Еще несколько шагов дальше в этой логике – и приходишь к факиру, неделями спящему в гробу. Но прочтите-ка это сочинение. Тем более что подобное неоднократно происходило вообще в эволюции. Это был мой минимум: Странник и его тень возник тем временем. Однако моя мать, Франциска Элер, во всяком случае нечто очень немецкое так же как и моя бабка с отцовской стороны, Эрдмута Краузе. По грубой оценке, его возраст достигает 100-400 тысяч лет, что совпадает с последней волной миграции современного человека из Африки.
Статьи близкой тематики:Дитя Люси. Первая книга Переоценки всех ценностей, Песни Заратустры (2), сумерки идолов, моя попытка философствовать молотом – сплошные дары, принесенные мне этим годом, даже его последней четвертью.
– Слышали ли вы мой ответ на вопрос, как излечивают женщину – освобождают её. В лучшем случае я — сочувствующий.
Больны не Ваши нервы, я сам лишь болен нервами. Он любил, в последние годы своей жизни, ссылаться на меня, чтобы намекнуть, например, прусскому историографу господину фон Трейчке, у кого именно мог бы он получить сведения об утраченном им понятии культура. Другой ученый рогатый скот заподозрил меня из-за него в дарвинизме: в нем находили даже столь зло отвергнутый мною культ героев Карлейля, этого крупного фальшивомонетчика знания и воли. Почему я вообще так умён. Безусловно утверждая, даже обостряя то, что я осмелился сказать о порче языка в Германии (теперь они разыгрывают пуристов и не могут уже составить предложения), высказывая такое же презрение к первым писателям этой нации, он кончил выражением своего удивления моему мужеству, тому высшему мужеству, которое приводит любимцев народа на скамью подсудимых.
Если исключить, что я dcadent, я еще и его противоположность. Мне открылась скрытая история философов, психология их великих имен.
Никогда не ел я с более приятным чувством, никогда не спал я лучше. Прямо противоположное тому, что сказал бы в этом случае какой-нибудь «мудрец», «святой», «спаситель мира» и прочий d. cadent. Апостол отказывается от этого единения. Ну что ж, я смею утверждать, что у меня самые маленькие уши.
- Среди моих сочинений мой Заратустра занимает особое место. И в таком случае ближний всё же выступает в роли средства, этого мы избежать не можем. Впервые война освободила дух во Франции.
Что это. – А это и называлось бы читать. Аминь. А в чем проявляется в сущности удачность.
Эти отличия распространяются на только на физический, но и на культурный тип. Ну что ж, я смею утверждать, что у меня самые маленькие уши. А в чём проявляется в сущности удачность. Берегитесь всех живописных людей. Кейт Вонг. Теперь человеку — 7 миллионов лет. Характерной особенностью кроманьонцев является чрезвычайно вытянутый (долихокефалический) череп с широкими скулами, массивной челюстью и большим лбом (линия от лба к подбородку, как правило, вертикальна) при сравнительно короткой лицевой части.
Немецкий дух есть несварение, он ни с чем не справляется. И в данное мгновение я смотрю на свое будущее – широкое будущее. Разумность любой ценой, как опасная, подрывающая жизнь сила. Вагнерианец стал господином над Вагнером. Когда я ищу другого слова для музыки, я всегда нахожу только слово Венеция.
Но ни от чего не сгорают быстрее, чем от аффектов ressentiment. Наконец, он — пример для верных в делах любви: всё своё имущество он без остатка отдал нищим и пламенное стремление к Богу подвигло его на мученическую смерть, которую он перенёс с достоинством истинного исповедника. Стоит только дурно поступить со мною, как я мщу за это, в этом можно быть уверенным: я нахожу в скором времени повод выразить злодею свою благодарность (между прочим, даже за злодеяние) – или попросить его о чем-то, что обязывает к большему, чем что-либо дать. – Итак, я рассказываю себе свою жизнь. Пафос позы не есть принадлежность величия кому нужны вообще позы, тот лжив.
Но так жил я всегда. Ну что ж. Вагнер был революционером, он бежал от немцев. сколь многое чувствуешь ниже себя. Бог.
так, чтобы у ее сторонников не осталось никаких спасительных логических лазеек. он будет ещё долго искать их. Как summa summarum (3), я был здоров как частность, как специальный случай, я был decadent. Надо остерегаться даже всякого высокопарного слова, всякой высокопарной позы.
Я не могу иначе. Я и сам сказал где-то: что было до сих пор самым большим возражением против существования. Мой отец, родившийся в 1813 году, умер в 1849.
больны не Ваши нервы, я сам лишь болен нервами. Куда бы ни простиралась Германия, она портит культуру. Я предпочитаю это поколение, между нами говоря, даже их великим учителям, которые все были испорчены немецкой философией (господин Тэн, например, Гегелем, которому он обязан непониманием великих людей и эпох). Я, говорит, становлюсь врагом людей, чуть-чуть лишь те ко мне прикоснутся.
Решающий признак, устанавливающий, что священник (включая и затаившихся священников – философов) сделался господином не только в пределах определённой религиозной общины, но и всюду вообще, есть мораль decadence, воля к концу, которая ценится как мораль сама по себе и заключается в безусловной ценности, приписываемой началу неэгоистическому и враждебному всякому эгоизму. Любовь – в своих средствах война, в своей основе смертельная ненависть полов.
– Невероятно. Где же я был. Я одно, мои сочинения другое. Стендаль, одна из самых прекрасных случайностей моей жизни – ибо все, что в ней составляет эпоху, принес мне случай и никогда рекомендация, – абсолютно неоценим с его предвосхищающим глазом психолога, с его схватыванием фактов, которое напоминает о близости величайшего реалиста (ex ungue Napoleonem) наконец и это немалая заслуга, как честный атеист – редкая и почти с трудом отыскиваемая во Франции species – надо воздать должное Просперу Мериме. Я оказываю честь, я отличаю тем, что связываю своё имя с вещью, с личностью: за или против – это мне безразлично.
Эта модель больше соответствует эволюционной действительности. Далее к востоку их число резко уменьшается. Все молчальники страдают дурным пищеварением. – Если рассматривать мою жизнь с этой стороны, она представится положительно чудесной.
Маленькая женщина ищущая мщения, способна опрокинуть даже судьбу. Впрочем, я почти всегда нахожу убежище в одних и тех же книгах, в небольшом их числе именно в доказанных для меня книгах.
Известный палеоантрополог Карлтон С. Кун писал в 1939 году: «Несмотря на общую однородность верхнепалеолитического человека, можно показать, что эти две группы, западная и восточная, отличаются друг от друга по некоторым четким признакам». Один врач, долго лечивший меня как нервнобольного, сказал наконец: Нет. В той мере, в какой выдумали мир идеальный, отняли у реальности ее ценность, ее смысл, ее истинность Мир истинный и мир кажущийся – по-немецки: мир изолганный и реальность Ложь идеала была до сих пор проклятием, тяготевшим над реальностью, само человечество, проникаясь этой ложью извращалось вплоть до глубочайших своих инстинктов, до обоготворения ценностей, обратных тем, которые обеспечивали бы развитие, будущность, высшее право на будущее. Ты имеешь глаголы вечной жизни (Ин 6:68). Отсюда время расхождения составляет от 6 до 7 миллионов лет.
Но что же это была за книга. Того же типа конституции останки с озера Менииди и череп из Кейлора. В сущности, вовсе не психологией хотел я заниматься в этих сочинениях: не сравнимая ни с чем проблема воспитания, новое понятие самодисциплины, самозащиты до жестокости, путь к величию и всемирно-историческим задачам еще требовали своего первого выражения. Эта книга заканчивается словом или. Лучшая кухня – кухня Пьемонта.
Я и сам еще не своевременен иные люди рождаются посмертно. И как часто слышал я от самих инструментов, что еще никогда они так не звучали. Мой отец, родившийся в 1813 году, умер в 1849. Даже психологически все отличительные черты моей собственной натуры перенесены на натуру Вагнера – совместность самых светлых и самых роковых сил, воля к власти, какой никогда еще не обладал человек, безоглядная смелость в сфере духа, неограниченная сила к изучению, без того чтобы ею подавлялась воля к действию. Не соблазнитель ли Заратустра. Просто по христианской традиции используем их для решения душеспасительного вопроса.
Надо отделять, устранять себя от всего, что делало бы это Нет все вновь и вновь необходимым. Но сила к самой могучей реальности образа не только совместима с самой могучей силой к действию, к чудовищному действию, к преступлению – она даже предполагает ее. Равенство перед врагом есть первое условие честной дуэли. Он был гением вопросов, ответы на которые порой сам не мог найти.
– Это было скрещение двух книг – мне казалось, будто я слышал при этом зловещий звук. Но ветер великой свободы проносится надо всем сама рана не действует как возражение. Все они, кроме Иоанна испугались и убежали. Это положение, ставшее твердым и острым под ударами молота исторического познания (lisez: переоценки всех ценностей), может некогда в будущем – 1890. Досада, болезненная чувствительность к оскорблениям, бессилие в мести, желание, жажда мести, отравление во всяком смысле – все это для истощенных есть, несомненно, самый опасный род реагирования: быстрая трата нервной силы, болезненное усиление вредных выделений, например желчи в желудок, обусловлены всем этим.
Чего я никогда не прощал Вагнеру. Я ученик философа Диониса, я предпочел бы скорее быть сатиром, чем святым.
– Это понимал глубокий физиолог Будда. До меня не знали, что можно сделать из немецкого языка, что можно сделать из языка вообще.
А многие принимают таких как борющихся за интересы русов. Я сам, противник христианства de rigueur, далёк от того, чтобы мстить отдельным лицам за то, что является судьбой тысячелетий. Я не утратил тогда ничьего доброжелательства и еще приобрел много нового. Моя кровь бежит медленно. Видимо, об этом опыте первой христианской общины говорит Дееписатель: У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее (Деян 4:32).
Самые тихие слова – те, что приносят бурю. Рассматривать с точки зрения больного более здоровые понятия и ценности и наоборот, с точки зрения полноты и самоуверенности более богатой жизни смотреть на таинственную работу инстинкта декаданса – таково было мое длительное упражнение, мой действительный опыт и если в чем, так именно в этом я стал мастером. Я не создаю новых идолов пусть научатся у древних, во что обходятся глиняные ноги. Проблема не так проста: надо пережить ее исходя из силы и исходя из слабости.
Чуть он близко от меня и вот уж его личность давит моё самолюбие и стесняет мою свободу. Песни принца Фогельфрай, в лучшей своей части написанные в Сицилии, весьма выразительно напоминают о том провансальском понятии gaya scienza, о том единстве певца, рыцаря и вольнодумца, которым чудесная ранняя культура провансальцев отличалась от всех двусмысленных культур самое последнее стихотворение к Мистралю, бурная танцевальная песнь, где, с позволения. Я должен отсчитать полгода назад, чтобы поймать себя с книгой в руке.
Когда я бросаю взгляд на своего Заратустру, я полчаса хожу по комнате взад и вперед, неспособный совладать с невыносимым приступом рыданий. Наиболее древние формы человека разумного указываются для южной и восточной Африки.
Он угадывает целебные средства против повреждений, он обращает в свою пользу вредные случайности что его не губит, делает его сильнее. – Бедный Вагнер. Болезненное состояние само есть своего рода ressentiment. Еще в книге Даниила Мессия пророчески назван Сыном Человеческим (Дан. Мой инстинкт бывает здесь безошибочен.
Моя кровь бежит медленно. 350 третьего Несвоевременного. Чего-нибудь хотеть, к чему-нибудь стремиться иметь в виду цель, желание – ничего этого я не знаю из опыта. Может быть, в этом терпком суждении виновно также наумбургское вино.
Уже приведённая цитата из Христианской науки целиком звучит так: Бог не услаждается нами, а пользуется, то есть употребляет нас как средство ибо, если Он и не услаждается и не пользуется нами, то я не могу понять, каким же образом Он любит нас (11). Без смысла, без содержания, без цели: сплошное общественное мнение. Я никогда не допущу, чтобы немец мог знать, что такое музыка. У меня не было ни одного желания.
Вагнер стал набожным. Тем не менее я попытаюсь дать объяснение. Если исключить, что я decadent, я еще и его противоположность.
– это единственная книга, которая заканчивается словом или.
Я не могу иначе. Проблема не так проста: надо пережить ее исходя из силы и исходя из слабости.
Блаженный Августин, учитель истинного христианского смирения, не стесняется признать своё бессилие перед великой тайной Божией ибо любовь Христова превосходит всякое разумение (Еф 3:19). Алексей Левин. Все предрассудки происходят от кишечника. Лед вблизи, чудовищное одиночество – но как безмятежно покоятся все вещи в свете дня.
лет), Омо. Очевидно, что у Гиппонского святителя доминирует здесь момент аскетической педагогики. Но прочтите-ка это сочинение. К черту, господа критики. Кирилл Ефремов. Гомо сапиенс и геном.
Кто знает. Сколь многое чувствуешь ниже себя. Святой Августин объясняет так: Из всех вообще предметов только те достойны любви, кои выше назвал я вечными и неизменяемыми прочими же должно только пользоваться как средствами, способствующими к достижению названного благого расположения души (6). Второй вариант комбкоппельский имеет иные характеристики. Заблуждение (вера в идеал) не есть слепота, заблуждение есть трусость. Я не создаю новых идолов пусть научатся у древних, во что обходятся глиняные ноги. – В самом деле, до самого зрелого возраста я всегда ел плохо выражаясь морально, безлично, бескорыстно, альтруистически, – на благо поваров и прочих братьев во Христе.
Но для этого надо быть глубоким, надо быть бездною, философом, чтобы так чувствовать. Мы не в Египте и с этими людьми не знакомы. А это и называю я читать.
Но прочтите-ка это сочинение. Кто был первым интеллигентным приверженцем Вагнера вообще. Без сомнения, я знал тогда толк в тенях. Что случилось. А может ли вообще кто-нибудь назвать себя христианином.
немецкий маэстро. лет. Тщетно ищу я во всех царствах тысячелетий столь сладкой и страстной музыки.
Между нами, как мне кажется именно это составляет предмет моей гордости. Не сомнение, а несомненность есть то, что сводит с ума. Совсем как если бы я грезил.
Это принадлежит к моему дионисическому приданому. Им сделал я человечеству величайший дар из всех сделанных ему до сих пор. к кому нам идти. – В конце концов не Германия, а Швейцария дала мне два таких примера. – Чтобы только понять что-либо в моём Заратустре, надо, быть может, находиться в тех же условиях, что и я, одной ногой стоять по ту сторону жизни. Поистине, общество, от которого волосы встают дыбом. Все молчальники страдают дурным пищеварением.
Гордыня. Я очень серьезно отрицал, например, благодаря лейпцигской кухне, одновременно с началом моего изучения Шопенгауэра (1865), свою волю к жизни. лет, человек из Мумба, возраст 130 тыс. Иконография «Муж скорбей» является символическим изображением Христа, а не каким-либо моментом его Страстей: в отличие от Ecce homo он имеет раны от гвоздей на руках и от копья в подреберье (то есть де факто он уже скончался), но изображается в то же время живым.
Зато всегда так происходило, что чем более я ненавидел людей в частности, тем пламеннее становилась любовь моя к человечеству вообще (3). Наши большие издержки суть самые частые малые издержки. Рафаил Нудельман. Генетическая история человечества. Я никогда публично не сделал ни одного шага, который не компрометировал бы: это мой критерий правильного образа действий.
Понимают ли Гамлета. Иное дело война. – Кто достаточно богат, для того является даже счастьем нести на себе несправедливость.
Очаровательная русская женщина ни на одну минуту не ошибется в моем происхождении. Мир истинный и мир кажущийся – по-немецки: мир изолганный и реальность. Предками современных австралийцев, по-видимому, надо считать людей из Кохуна и Талгая (возраст 12-14 тыс.
как легко дышится. сколь многое чувствуешь ниже себя. Но я уже достаточно высказался (в По ту сторону добра и зла II 724 cл. ), куда относится Вагнер, кто его ближние: это французская позднейшая романтика, те высоко парящие и стремящиеся ввысь артисты, как Делакруа, как Берлиоз, с неким fond болезни, неисцелимости в существе, сплошные фанатики выражения, насквозь виртуозы.
Берегитесь всех живописных людей. Такой вариант Ecce homo часто смыкается с подтипом, называемым Муж скорбей (лат. Vir dolorum), где Христос также изображается в венце и крови, в одиночестве (или же поддерживаемый ангелами), также может фигурировать гроб или распятие. Но этого нельзя наверстать. Четыре Несвоевременных являются исключительно воинственными. лет.
И совсем прямо: Не должно любить человека ради него самого (7), а если так, то пусть не гневается на тебя ближний твой, когда ты любишь и его ради Бога (8). Мысли, приходящие как голубь, управляют миром. Заблуждение (вера в идеал) не есть слепота, заблуждение есть трусостьВсякое завоевание, всякий шаг вперед в познании вытекает из мужества из строгости к себе из чистоплотности в отношении себя Я не отвергаю идеалов, я только надеваю в их присутствии перчатки Nitimur in vetitum (1): этим знамением некогда победит моя философия ибо до сих пор основательно запрещалась только истина. Я не отвергаю идеалов, я только надеваю в их присутствии перчатки.
В конце концов даже и liberum veto (5). лет) и находка близ устья реки Клазис (около 50 тыс. Я составляю противоположность героической натуры. Здесь говорит не фанатик, здесь не проповедуют, здесь не требуют веры: из бесконечной полноты света и глубины счастья падает капля за каплей, слово за словом – нежная медленность есть темп этих речей. Знаю я этих прелестных вакханок.
Однако сколь бы ни привлекали многих из нас своей сенсационностью подобного рода «открытия», они, в лучшем случае, могут быть причислены к достижениям в области фантастики, но никак не в науке. Мы неизлечимо больны смертью и стремимся лишь избавиться от своего всепоглощающего страха. На мораль не нападают, её просто не принимают в расчёт. Не напрасно хоронил я сегодня мой сорок четвертый год, у меня было право хоронить его – что было в нем жизненно было спасено, стало бессмертным.
Это начало замечательно сверх всякой меры. Бога любить нетрудно: Он прекрасен и совершенен, Он Сам есть источник любви и всего чудного и достойного любви и при встрече с Ним невозможно не уязвиться любовью к Нему всем сердцем, всей душой, всей крепостью и всем разумением (Лк 10:27). Улучшить человечество – было бы последним, что я мог бы обещать.
Нужно быть достойным того, чтобы испытывать его. (Говорят, 1866 год внес сюда перемену. ) Но немецкая кухня вообще – чего только нет у нее на совести. см (максимально — 1743 куб. Лед вблизи, чудовищное одиночество – но как безмятежно покоятся все вещи в свете дня. Чем не житиё святого.
И как часто слышал я от самих инструментов, что еще никогда они так не звучали. – Я думаю, что знаю вагнерианца, я пережил три поколения, от покойного Бренделя, путавшего Вагнера с Гегелем, до идеалистов Байрейтских листков, путавших Вагнера с собою, – я слышал всякого рода исповеди прекрасных душ о Вагнере. Что получится, если перевести портрет христианина без любви в позитив. Немцы неспособны к пониманию величия: доказательство – Шуман. Этот отличный человек, погрязший со всей стремительной наивностью прусского юнкера в вагнеровском болоте (и кроме того, еще и в дюринговском. ), был за эти три дня словно перерожден бурным ветром свободы, подобно тому, кто вдруг поднимается на свою высоту и получает крылья.
Нападать принадлежит к моим инстинктам. Люди сапиентного типа известны из Австралии. лет).
Другими словами, может ли кто-нибудь сказать, что он любит ближнего. Но кошка — это тоже нечто лишнее. Я не создаю новых идолов пусть научатся у древних, во что обходятся глиняные ноги. Ни в каком ублюдке здесь нет недостатка, даже в антисемите. Сделаться более здоровым – это шаг назад для натуры, каков Вагнер.
лет), пещеры Бордер (90 тыс. Кирилл Ефремов. Происхождение. Скептики – это единственный достойный уважения тип среди от двух- до пятисмысленной семьи философов.