Дамье

На дороге встречались шаткие «кукушки» — высокие открытые двуколки, связывающие столицу с близлежащими городами. «милый Домье, — писал ему однажды Милле, — мадам Руссо, Руссо и я пригласили самих себя отобедать у тебя в эту пятницу, ни мало не беспокоясь, насколько тебе это понравится. Под грудами кирпича гибли десятки ни в чем не повинных женщин и детей. «мой старый друг, у меня был в Вальмондуа, близ Иль Адам, маленький и совершенно ненужный мне домик.

И вот, обретя полную уверенность в своих силах, Ратапуаль, спрятав за спиной палку, предлагает руку французской республике: «Прекрасная дама, позвольте предложить вам руку». — «Ваша страсть слишком поспешна, чтобы я могла ей поверить», — отвечает республика. Тут надо признаться, что письмо это не было написано рукой мадам Домье. Тем временем, в ожидании счастливых вестей из Парижа, мадам Домье старалась хоть как-то сводить концы с концами.

Однажды на пороге «Бюро кормилиц» появилась дородная розовощекая дама средних лет и осведомилась, здесь ли живут «молодые люди, которые рисуют картины». По баррикадам велся непрерывный артиллерийский огонь. Мадам Домье, так много выстрадавшая из-за любви мужа к литературе, с грустью замечала, что и сын не проявляет должной положительности. Буржуа, наконец, обрели долгожданный покой: никто не грозит их доходам и домам, бунтовщики больше не смеют посягать на священные права собственности. В конце февраля Домье изобразил буржуа — он сидел за столом, уставленном блюдами, на его жирном, лоснящемся лице сияло блаженство.

Но уже стали казаться обычными и мерное колыхание кареты и остановки в неуютных гостиницах и сиплый крик простуженного кондуктора: «В карету, дамы и господа. ». Итак, появляется новое поколение, со своими спорами, надеждами и поисками. Впрочем, мало кто из сотрудников газеты мог похвастаться хорошими доходами: «Карикатюр» платила больше штрафов, чем гонораров. — воскликнула мадам Домье, для которой уже самое имя Ленуара было совершенно исчерпывающим доводом. Снова вздыбились баррикадами мостовые.

Лишь гулкий звон колоколов Нотр-Дам время от времени нарушал безмолвие острова Сен-Луи. Мадам Руссо собирается приехать пораньше, чтобы помочь со всеми приготовлениями и заставить тебя побеспокоиться ее приемом». Уходя, Домье оглянулся и увидел, как Курбе вновь встал на пороге своего павильона, скрестив руки на груди, — один под взглядами торопящихся на выставку разодетых обывателей.

Франциск I, проиграв битву при Павии, написал своей матери ставшие пословицей слова: «Все потеряно, мадам, кроме чести».

Напряженная работа оставляла мало досуга. Отныне Домье навсегда связал свою судьбу с политической прессой, подписываясь псевдонимом, затем «H. D» и, наконец, полным именем и фамилией. Что бы то ни было, человек остается человеком — он любит, трудится, дышит. Дело заключалось в чем-то другом. На самом деле в лице его было много мальчишеского, несмотря на окаймлявшую щеки бородку, которую он отпустил в Сент-Пелажи. Домье не любил многие новшества.

– Зачем. Он живет в этом же доме. всем его глубочайшем значении. Вся жизнь ее берегов до мелочей была знакома Домье.

• Оноре Домье: жизнь и творчество художника
• Оноре Домье: сын стекольщика, которого боялись короли, биография и картины
• Художественная культура запада (Тугендхольд)/Предвестник: Оноре Домье
• Оноре Домье — великий французский художник-график

А между тем подходили все новые арестанты. – Не помню, кажется, его фамилия Ренуар. И, наконец, приморские набережные, над которыми нависали бушприты иноземных кораблей. Оказывается, многие помнили карикатуру, хотя с 15 декабря прошло более полугода.

Впрочем и без того там образцовый порядок. В литографии «Скачки» Домье изобразил смерть жокея и любопытные лица буржуа, возбужденных и напуганных страшным зрелищем. Оноре огорчало, что спешка мешала ему работать с должной тщательностью. Еще совсем недавно он будил надежды и воскрешал в памяти славные дни Конвента.

1. Оноре Домье картины // Великие иностранные художники
2. Художник революции: 7 интересных историй из жизни Оноре Домье
3. «Арабский мир находится в таком состоянии, что нельзя исключать ничего»
4. Картины Оноре Домье: от графики к живописи
5. Все Картины Оноре Домье по алфавиту
6. Художник Оноре Домье картины и карикатуры
7. Интересные факты из жизни художника

В рисунках и литографиях Домье судейские не стали примитивными носителями лицемерия. «Домье» сидит за рабочим столом, склонившись над литографским камнем, а перед ним сам Робер Макэр, созданный его воображением и теперь воплотившийся в живую реальность. Домье абсолютно не дорожил своими работами: сделав рисунок, он отбрасывал его прочь и не интересовался больше судьбой этого листа бумаги. Художнику нравилось с ним болтать, но он хотел отплатить за доброту чем-то еще.

За плечом Макэра другое лицо — круглое, с крошечными напомаженными усиками: франтоватый приказчик из галантерейной лавки исправный посетитель трехфранковых балов в «Клозери де Лила». Он содействовал открытию салона без жюри и заново перестроил всю экспозицию Лувра. Изобретение фотографии привело к поискам художественной формы в этой области. С того дня, как Курбе побывал в мастерской Домье, минуло восемь лет. А в скульптуре не может быть невыразительных и «глухих» мест, там все должно быть строго и определенно.

Вас еще не наградили орденом Почетного легиона. Домье (Daumier) Оноре Викторьен (26. 2. 1808, Марсель, — 11. 2. 1879, Вальмондуа, близ Парижа), французский график, художник и скульптор. Круглое смеющееся лицо со вздернутым носом, статная высокая фигура жены оставляли ощутимый отпечаток чуть ли не на всех женских образах, которые рисовал Домье.

Дым жаровен, которыми за неимением печей отапливалась галерея, наполнял воздух тяжелым смрадом. Вновь появились нарядные коляски: считалось модным «ездить смотреть» места боев, разбитые дома. Это сама стихия борьбы и жажды свободы, душа и страсть восстания. Скоро Макэр сбросил лохмотья.

Каждый раз он был новым и каждый раз наделял свои роли частью своего собственного «я». Домье продолжал внимательно следить за работами молодого художника. А каждый писец был рад показать свою власть хотя бы над мальчишкой-рассыльным.

Прежние годы пролетали стремительно. Занятия скульптурой отточили, как резец, карандаш Домье.

1. Словари и энциклопедии на Академике
2. АнархияОбсужденияПросмотр темы4
3. Просмотры статьи за последние 30 дней
4. О знаменитости:Французский график, художник и скульптор
5. Домье Оноре Викторьен, французский график
6. Художественно-исторический музей Арт-Рисунок

Как всегда, спрятался в воротник Вьенне. Молодой человек производил отличное впечатление: невысокий изящный, с чуть рыжеватой, тщательно подстриженной бородой, очень корректный, он никак не походил на бунтаря. Русскому царю Александру I Жан Батист тоже посвятил стихи. – И как его зовут.

В сериях литографий «Парижские типы» (1839—40), «Супружеские нравы» (1839—1842), «Лучшие дни жизни» (1843—1846), «Люди юстиции» (1845—48), «Добрые буржуа» (1846—49) Д. едко осмеивал и клеймил лживость и эгоизм мещанской жизни, духовное и физическое убожество буржуа, раскрывал характер буржуазной социальной среды, формирующей личность обывателя. Домье писал изгнанников, беглецов. Кроме этих вещей, в салоне побывал только маленький эскиз «Дон-Кихот». Сострадая простым людям, он разоблачал пресытившееся буржуазно-дворянское общество. Поездка в театр на бульвары становилась событием, прогулка в Сен-Жермен — праздником.

Здесь, на Гревской мосту, погиб под пулями неизвестный мальчишка. Идут женщины, мужчины, бредут, спотыкаясь измученные, усталые лошади. Вскоре он получает известность как мастер хлесткой сатирической графики. Объемы и формы даны крупными монолитными массами, придавая образу монументальность, недаром Бальзак сказал о Домье: «В этом молодце сидит Микеланджело».

1. Значение слова Домье Оноре Викторьен

Он часто возвращался к одной и той же книге — то, что Домье любил, он знал почти наизусть. А между тем на фоне развлекательных картинок, наводнявших в ту пору парижские журналы, сатира Домье звучала горько и тревожно, как некогда «Июльский герой». Теперь у него был свой дом, согретый присутствием веселой и ласковой Александрин. Кое-кто удивлялся размерам картины: «не более двух открытых ладоней». Следуя за тюремщиком в свое новое жилище, Оноре с любопытством оглядывался.

Как и прежде, Домье искал и находил великое в малом. Это тоже премии, полученные сыном. Никаких предвзятых схем композиции, все полно жизни, в каждом мазке страсть художника. Трупы лежали грудами на мостовых, во дворах, в подъездах домов.

Домье никогда не верил снобам, утверждавшим, что времена великих мастеров миновали навсегда. ) и, наконец, Статую Франции без рук, намекающую на желание правых обезоружить Республику (Республика Милосская или идеал правых). В 1873 из-за почти полной потери зрения Домье лишился и этого средства к существованию. Многое казалось смешным. Как ни устал он от карикатуры, он сроднился с ней за тридцать лет журнальной работы.

– удивился Домье, – я сделал то, что должен был сделать. Все это было порождением государственной системы. Типический образ, концентрирующий пороки буржуазии как класса, Д. создал в 100 листах серии «Карикатюрана» (1836—38), рассказывающей о похождениях авантюриста Робера Макера.

Все та же старая история, давно переставшая удивлять Домье. Судебные процессы были великолепными и впечатляющими спектаклями. В Бесплатном спектакле (1840-е, частное собрание) зрители галерки захвачены зрелищем, но каждый реагирует по-своему: от вдохновенного волнения до спокойного созерцания.

Но мысли упорно возвращались к минувшей ночи. В своем кругу Домье терял обычную застенчивость. Такими ли были мальчишки в июльские дни. На углах стояли щеголеватые жандармы в высоких треуголках и белых портупеях. Только один пассажир не отходил от окна. С этого времени Д. всё больше отдавался живописи маслом и акварелью. Он работал в Карикатуре с 1831 по 1843 г. (за вычетом 6-месячного тюремного заключения) и в Шаривари с 1835 по 1874 г., выпустив карандаш из рук лишь за пять лет до смерти, когда слепота уже заволакивала его переутомленные глаза.

Казалось, жизнь начиналась заново. Под рисунком Домье поместил слова своего героя, обращенные к смертоносному снаряду: «Проходи своей дорогой, свинья. » Рисунки Шарле все еще не давали Оноре покоя, в литографии это бросалось в глаза: тот же персонаж, та же мягкость серебристых тонов. Оба отказались.

Измученные полуголодные люди под обжигающим солнцем. 5. Она упоительно пахла медом, свежестью, полевыми цветами. За три года, свободные от заказов «Шаривари», он успел написать очень много: кроме «Вагонов», он сделал несколько эскизов «Дон-Кихота», много портретов по памяти, бесчисленные варианты старых тем — адвокатов, прачек, любителей гравюр.

Таков лейт-мотив 27 вариаций, в которых Домье углубляет тему о Дон-Кихоте. Он еще с порога кивает Домье. Поэзия вперемежку с опиумом и гашишем, бесконечные поиски острых ощущений. Нельзя сказать, чтобы это известие принесло Домье ничем не омраченную радость.

Дела семьи шли все хуже. Знать, чтобы мочь, — такова моя мысль. Домье едва разыскал пейзажи Добиньи, стиснутые со всех сторон большими яркими картинами. Когда из дверей дома 9 по набережной Анжу выходил плотный коренастый человек е добродушным лицом, опушенным светлой бородкой, прохожие обычно принимали его за рантье среднего достатка. В последних рисунках серии Домье подводил итог.

Вольно или невольно Домье отдавал «Карикатюране» весь запас наблюдений, все, что оседало в памяти во время прогулок, разговоров, случайных встреч. Такой же мускулистый и крепкий. Да еще на одной из стен висела литография с барельефа Прео «Парии», в свое время отвергнутого салоном. Мои акции, господа, я не продаю, я отдаю их за жалкие двести пятьдесят франков. На первый взгляд задача была такой же, как в годы создания «Знаменитостей Золотой середины». Все совершалось само собой, по раз заведенному порядку.

Для Домье думать — значило писать. Там, сидя на палубе качающейся на спокойных волнах посудины, писал он свои пейзажи.

Его «Похороны в Орнане» — убийственный портрет провинциальной буржуазии. Жоффруа Дешом иногда делал гипсовые отливки со статуэток Домье, но случалось и так, что глиняные фигурки рассыхались и разваливались, забытые своим создателем. Домье в этом рисунке достиг небывалой высоты.

Оноре и понятия не имел, что за легкостью рисунка профессиональных художников стоит знание анатомии, перспективы, упорная и длительная работа с натуры. Вернемся, жена, мне страшно». Теперь Оноре приносил домой немало серебряных монет. Таким образом достигается эффект скульптурности масс. Нетрудно было предугадать, кто получит первые награды. Это возмутительно. ». Жизнь не сделалась менее любопытной.

Злободневные события, современные политические деятели оживают в его литографиях (всего – около 4 тысяч), поражающих глубиной социальных оценок, гражданским бесстрашием: «Маски» (1831), «Опустите занавес, фарс окончен» (карикатура на Луи Филиппа), «Улица Транснонен 15 апреля 1834 года», «Свобода печати», «Законодательное чрево» (все – 1834). Каждое лье пути неизменно открывало что-то новое. Но здесь он был полон сил, стоял со спокойной непринужденностью античного Геркулеса. «Король-гражданин» ухитрился подыскать место для своей собственной статуи на одном из пилонов арки.

Особенно увлекала Д. тема искусства: его роль и положение в обществе, психология творчества и восприятия излюбленные мотивы живописи Д. — театр, цирк, лавки эстампов, зрители, актёры, бродячие комедианты, художники, коллекционеры («Мелодрама», около 1856—60, Новая пинакотека, Мюнхен «Криспен и Скапен», около 1860, Лувр «Совет молодому художнику», 1860-е гг., Национальная галерея искусства, Вашингтон). Он упал со знаменем в руках и, умирая, назвал себя Арколем. «Тащить тачку» становилось год от году труднее. Ее называли «Борьбой Филипона против Филиппа».

Но ни в чем он не добился подлинного совершенства. Там было сравнительно безлюдно, после ярких красок глаза отдыхали на потускневшем мраморе древних статуй. Звучная, яркая живопись подчеркивает затерянность темной худощавой фигуры. Ее строили тридцать шесть лет и кончили только этим августом. В картине неожиданно и резко сочеталось спокойствие с острым гротеском. С 1814 жил в Париже, где в 20-х гг. Подсудимых под любым предлогом лишали слова, журналистов и публику выгоняли из зала.

Всю жизнь художник терпел лишения. Н. Н. «Да благословит вас бог, сударь.

Это Шарль Бодлер, начинающий поэт, уже снискавший известность в узком кругу знатоков. Присяжные были скандализованы, зрители восхищенно аплодировали. В открытый рот великана вели мостки. Около 4 тысяч литографий Домье выходили сериями: например, серия Древняя история (1841–1843) высмеивала ставший уже банальным классицизм в духе Давида, а в серии Карикатюрана главный герой популярной мелодрамы Робер Макер выставлялся типичным шарлатаном. В числе этих жертв находились свободы печати и рисунка, равенство перед законом, свобода мнений, устойчивый бюджет и многие другие несбывшиеся мечтания «лучшей из республик».

Они символичны, но символ идейно насыщен и убедителен. При жизни Домье его живопись была мало известна и лишь посмертная выставка 1901 года заново открыла её, так же как и скульптуру («Ратапуаль», около 1851 года, музей Орсе). Из жизни Домье навсегда ушло одиночество, приносившее ему немало горьких минут. Так было с «Гаргантюа», с «Законодательным чревом», с «Улицей Транснонен».

Главными героинями картины стали три крестьянские девушки. «Подайте что-нибудь на хлеб, добрые господа, я был с императором под Аустерлицем. » — сказал он и вытащил из-за пазухи наполеоновский крест Почетного легиона.

«Шаривари» постепенно теряла свое лицо и сейчас окончательно превратилась в развлекательный листок, весьма лояльный по отношению к правительству. А вы. Это был гонорар, деньги, полученные за то, что прежде служило только развлечением. Домье жил не один. Так, например, произошло с литографией «Кошмар». Из знаменитого кабачка «Мулен де ла Галет», устроенного в старой мельнице, до поздней ночи доносилась музыка.

«Домье, Оноре Викторен, возраст 24 года, профессия художник, срок заключения — шесть месяцев», — прочитал надзиратель сопроводительный документ и поднял глаза на своего нового узника. Многое в судьбе этого художника напоминало Домье события его собственной жизни. В конце проспекта высилась одетая лесами громада недостроенной Триумфальной арки. В других литографиях Домье разоблачает продажность суда («Деятели правосудия», 1845–1849), буржуазную благотворительность («Современная филантропия», 1844–1846). Один из пассажиров сунул нищему монету. За годы, прошедшие с того памятного дня, когда Оноре впервые вступил на парижскую землю, он успел познакомиться с нуждой.

Его собственный карандаш отвратительно пачкал бумагу. Они соглашались покинуть Париж лишь после того, как будет принята конституция, «которая, — как было сказано в письме Центрального бюро бригадиров национальных мастерских, — обеспечит неприкосновенность священной для нас республики после того как это будет сделано, мы подчинимся законам Да здравствует демократическая и социальная республика. ». Так могло продолжаться несколько ночей подряд. Коро, восхищавшийся его гением, спас старого мастера от конфискации имущества по суду.

В 1841–1843 годах он создает серию «Древняя история», в которой смело пародирует сюжеты и образы античной мифологии, ставя в положение древних героев и богов современных буржуа. Который раз путешествовал Домье вместе с «рыцарем Печального образа» по истертым страницам романа. «Карикатюр» не довольствовалась случайными заметками и карикатурами, а вела последовательную и тяжелую борьбу против короля.

Серые глаза его лихорадочно странно блестят, речь обрывиста. Февральской революцией внезапно опрокинуло монархию Луи Филиппа. Мальчишка, в чужой треуголке, с большим патронташем, стоит на посту, вглядываясь в конец улицы. Затевались гигантские спекуляции.

4. Это рождало четкие сильные линии, мощные силуэты, спокойные, звучные краски. Мир гравюр кажется драгоценным благодаря серебристому свету, мягким рефлексам.

Домье умер в полной нищете в пригороде Парижа Вальмондуа 10 февраля 1879. Итак, лучшее, что о нем сказано, — это сравнение его живописи с рисунками Гаварни. Данные клетки на уровне зала соответствуют единообразным фигурам заседателей. Он мало писал, литографии поглощали почти все время, а прежняя энергия исчезала. В «Шаривари» Домье давно уже считали признанным мастером.

За плечами руководителей бойни был большой опыт: солдатам раздавали водку. Времени осталось не слишком много.

В том же доме жил Шарль Добиньи — товарищ Диаза по Барбизону. Бойня на улице Трансноиен останется несмываемым пятном на ее виновниках. Работы Домье (а он был не только талантливым живописцем, но и графиком-карикатуристом и скульптором) – это полотна, запечатлевшие эпоху. Там топили печи, стряпали, нянчили детей, не сходя на сушу.

Домье не раз уже случалось делать карикатуры на Луи Филиппа. Он заметил, что неожиданный облом литографского карандаша иногда придает особенную выразительность линии и со временем полюбил рисовать обломками старых карандашей. От имени «всех обвиняемых Парижа» он настаивал на праве свободного выбора адвокатов. Он даже сумел поставить свою трагедию «Филипп II» в маленьком любительском театре.

Но в глубине души он переживал нелегкое время. Но все было тщетно. Первое время, пока ему не доверяли делать рисунки, Оноре совсем выбивался из сил.

Эти враги — Луи Филипп и его министры. Он мечтал о революции, но не потому, что она восстановит справедливость, а потому, что он хотел взрыва, потрясения, которое разрушило бы унылую и пресную действительность. У одной из картин шумела толпа молодежи. Процесс становился опасным для правительства. Рисункам часто предшествовало изображение фигур в глине (первые гротескные бюсты исполнены в 1832 после смерти Домье многие работы переведены в бронзу) – этим, в частности, объясняется умение Домье компоновать массы и добиваться объёмности изображения в графике.

Графика Домье «рождает идею цвета» (по выражению Ш. Бодлера), вот таким образом закономерным представляется его обращение к живописи с середины 1830-х годов в 1848 он участвовал в объявленном правительством конкурсе на тему «Республика» («Аллегория Республики», 1848, музей Орсе, Париж). Есть определенное сходство у персонажа клоуна и частного персонажа карикатур Домье – Луи-Филиппа (например: «Гаргантюа»), Это подчеркнуто не только сходством черт и толстой фигурой, но и тем, что этот персонаж здесь представлен своего рода хозяином этого шоу, управляющим, смеющимся злорадно, выявляя суть происходящего, как бы издеваясь над теми, кто искренне верит в справедливость власти и тех законов, которые она производит. Таков, например, лист «Все же очень лестно видеть свой портрет на выставке» (из серии «Салон 1857 года»).

Он писал уличные сценки, бродячих акробатов, простых людей («Любитель эстампов», музей Пти-Пале, Париж «Вагон третьего класса», около 1862-64, Метрополитен-музей, Нью-Йорк и другие собрания серия «Прачки», около 1860-63, музей Орсе и др. ) иногда обращается к мифологическим сюжетам излюбленными образами Домье надолго остаются Дон Кихот и Санчо Панса (серия картин – музей Орсе, Новая пинакотека, Мюнхен, Метрополитен-музей, музей Крёллер-Мюллер, Оттерло). За ней кончался Париж. Видимо, это ремесленник, рабочий, он с трепетом и усилием входит в мир книги. Это поэт, человек весьма гуманных, но неопределенных взглядов.

Оноре и сам не знал — скорее были любимые картины, да и они постоянно менялись. Как всякий ребенок, Оноре хотел, чтобы его рисунки были похожи не столько на жизнь, сколько на «картинки настоящих художников». Его приглашали в ослепительные особняки Сен-Жерменского предместья.

Для «Шаривари» он сделал литографию «Последний совет экс-министров». Поводом для процесса, возбужденного правительством против Филипона, явилось напечатанное в «Карикатюр» изображение груши. Они, можно сказать, окружали его с детских лет. 7.

Домье мог делать для «Шаривари» лишь самые безобидные литографии. Диаз был хром, вместо одной ноги у него была, как он сам говорил, «деревяшка». Нет ни дебатов, ни горячих речей, лишь некоторые депутаты переговариваются между собою. «На эту литографию страшно смотреть, она поражает так же, как само событие, которое воспроизводит, — писал Филипон в «Карикатюр». — Этот убитый старик, мертвая женщина, этот покрытый ранами человек, упавший на труп бедного малютки с разбитой головой Это не карикатура, не шарж, это кровавая страница современной истории, страница, созданная гневной рукой и продиктованная благородным негодованием.

Впрочем, на первых порах Домье и сам искренне смеялся над модными новинками. По этой причине в 1832 году за карикатуру на короля «Гаргантюа» Домье был арестован и полгода просидел в тюрьме. В сериях «Древняя история» (1841—43), «Трагико-классические физиономии» (1841) Д. зло пародировал буржуазное академическое искусство с его лицемерным культом классических героев. Домье жил теперь на Гревской набережной и путь его к дому лежал вдоль реки.

И красота лунной ночи так и остается чужой и бесконечно далекой от сытой жизни буржуа. Черная железная печка согревала мастерскую в зимние дни. Лафонтеновский сюжет был только предлогом. Домье с улыбкой смотрел на жертв новой страсти.

Молчаливые нахохлившиеся рыболовы дремали над неподвижными удочками. Его речи неизменно собирают зевак. Творчество наследие художника включает в себя около 4000 литографий, более 900 гравюр, свыше 700 живописных произведений (масло, акварель) и рисунков, более 60 скульптур. Как и Ратапуалю, Тьеру постоянно доставалось от Домье.

Филипон делал все, чтобы любыми средствами продолжать политическую борьбу. При жизни Домье его живопись была мало известна и лишь посмертная выставка 1901 года заново открыла её, так же как и скульптуру («Ратапуаль», около 1851, музей Орсе).

Не дремало, однако и правительство. В каждом лице с беспощадной точностью передано портретное сходство. Он хорошо знал внешность короля. Оноре прилип к окну, ожидая всяческих чудес. Не имея солидной подготовки, он брел ощупью там, где другие шли быстро и уверенно.

Другие арестанты бродили взад и вперед, разговаривали двое или трое играли в карты. Экспозицию в Лувре надо решительным образом изменить, развесить картины по странам и эпохам избавиться, наконец, от вековой путаницы В Лувре все в полной сохранности. Здесь было спокойно, тихо, тепло.

Их работы не принимались в салон, но передовая критика утверждала: «Пейзаж Руссо — лучшая декларация против старой системы живописи». Один из приятелей Домье похвалил любителей фотографии за терпение и выдержку.

Работа в «Карикатюр» была для него честью и радостью. Буржуа чувствуют себя хозяевами Парижа. (к 1822 относится первая литография – «Воскресенье»). Высокий, широкоплечий, он говорил с заметным акцентом уроженца юго-восточных провинций.

Но живопись превосходная: сочная, широкая. Почти на ту же тему Жанрон теперь писал картину. Когда-то и Жанрон сделал литографию «Он умирает от истощения, так как слишком долго жил надеждами». Он умоляет Домье сделать конкурсный эскиз.

Подена то ли спит, то ли собирается заснуть. Он был художником-барбизонцем и одно время был очень знаменит. Но вот и незнакомая работа: большой холст, непринятый в салон. Домье обрадовался. Домье нарисовал одного такого поклонника дагерротипии, снабдив литографию малопочтительной надписью: «Терпение — добродетель ослов».

Но здесь слова о революции звучали иначе. Несколько раз он и сам встречался с Манэ. Новые имена владели вниманием парижских зрителей. Франко-прусской войне 1870—71 посвящён последний шедевр Д. — альбом «Осада» аллегорические образы альбома полны потрясающего трагизма и глубокой горечи, язык литографии поражает силой обобщения и лаконичностью точных, упругих линий («Империя — это мир», 1870 «Потрясённая наследством», 1871).

Лишь иногда, во время недолгих прогулок, Оноре мог отвлечься от повседневных дел. Старые идеалы искусства уходили, уступая место новым исканиям. С 1814 жил в Париже, где в 1820-х гг. Героем времени становился буржуа — банкир, делец, промышленник. Оноре попросили показать рисунок.

1830-31, Карикатюр, 1830-35, Шаривари, 1833-60 и 1863-72). Об искусстве и жизни он мог рассуждать часами, любил высокопарные сентенции. При этом действительно присутствуют портретные характеристики героев: представлены политические деятели Июльской монархии: Тьер, Гизо, Аргу и др. И только легким намеком Домье подсказывал зрителям, каково настоящее лицо юристов, давая понять, что это всего лишь актеры, которым хорошо заплатили. Это великий карикатурист. Из них и создавалась та «питательная среда», в которой вольно резвился Робер Макэр.

Это одно из самых совершенных и значительных произведений французского мастера. Обреченность и одиночество наполняли крохотную картину. И при этом Курбе не мелкий бытописатель. Это был старый враг, еще с начала тридцатых годов. Но внешне жизнь Домье текла размеренно и спокойно.

В десятилетнюю годовщину июльской революции «Шаривари» была напечатана белыми буквами на черном фоне, текст окаймляли изображения черепов и бомб. Он им и не был. Крупная буржуазия, заинтересованная в сильной власти, знала, что основная масса французского населения — крестьяне — поддержит их ставленника: ведь Луи Бонапарт был племянником «великого императора», при котором аристократы-землевладельцы не смели покушаться на крестьянские наделы. Они произносили пылкие речи, усыпанные витиеватыми терминами и в меру сдобренные чувством. «Человеческая комедия» Бальзака, состоит из 98 романов и новелл и является грандиозной историей нравов Франции изображающей французское общество в период Реставрации Бурбонов и Июльской монархии (1815-1848).

Но образ в чем-то трагичен — своим одиночеством, отрешенностью от жизни. Став дельцом, бандит обрел самого себя. Большие события рождали большие чувства. Но разве только эти люди были достойны осмеяния. Как обычно, по вечерам здесь было многолюдно.

Не оставлял Домье и скульптуры — старого своего увлечения. Аккуратный, высоко застегнутый сюртук и солидная трость дополняли сходство. В литографии «Империя – это мир» изображено поле с крестами и надгробными памятниками. Но парижане называли ее «Марсельезой».

Связанная женщина. Домье по-прежнему сомневался в себе. Несколько картин, выставленных в последних салонах, не принесли ему большой славы. Домье безрадостно смотрел на рисунки, заполнявшие сейчас страницы «Шаривари», — ни глубокой мысли, ни даже внешнего блеска — плоский юмор, грубый штрих. Почти на каждой остановке карету окружали нищие.

Слепки с античных скульптур и среди них рельефы с колонны Траяна были единственными украшениями мастерской. Он организует «Общество борьбы с ворами», обладающее солидным капиталом, он помышляет о выгодной женитьбе.

На сцене появился преображенный Робер Макэр. Старик Арле весь надулся, собираясь чихнуть. Политика его не занимала. За ним, животами вперед, с выражением немой и всепоглощающей гордости на лицах идут родители и каждый несет связку книг, перетянутую лентой.

Здесь и разыскал Домье Этьен Карья. Свет широким потоком струился за ней в комнату, министры бежали от него, как летучие мыши. – С радостью, – ответил художник. Приветствуя революцию, Д. разоблачал её врагов олицетворением бонапартизма стал образ-тип политического проходимца Ратапуаля, созданный сперва в гротескной динамичной статуэтке (1850, бронзовый экземпляр в Лувре, Париж), а затем использованный в ряде литографий. Он был богат, еще довольно молод и наделен разнообразными талантами.

Филипон запомнил «Июльского героя». классицизма (Серии Lhistoire Ancienne (Древняя история), Physionomies tragiques (Трагические лица). В ходе политической борьбы буржуазия стремилась вытеснить старые аристократические правила и нормы и укрепить свою социально- культурную позицию во французском обществе, что в конечном итоге увенчалось успехом. Начиная с карикатуры, он в конце концов создавал тип. В 1848 Д. выполнил для конкурса живописный эскиз «Республика 1848 года» (вариант в Лувре). Это — пролетарий с изможденным и грубым лицом, лишь переодевшийся в веселый карнавальный балахон. Его работы охотно печатали — они нравились заказчикам.

Перед нами также прачка с ребенком, но в ее облике меньше спокойной уверенности, величия. Домье Оноре Викторьен (Daumier) (1808-1879), французский график, художник и скульптор. Огромное наследие Д. (около 4 тыс.

Домье. Домье сидит в мягком кресле, отдыхая после работы. Временами ему казалось, что он начинает походить на тех «добрых буржуа», над которыми он всегда смеялся. При взгляде на нее испытываешь скорее чувство тревоги, беспокойства. Недаром писал он «Восстание», недаром на его мольберте стоял портрет безыменного инсургента — воспоминание о лице, мелькнувшем где-нибудь на баррикадах.

Конечно, они не душили революцию и не разворовывали казну. Брови были гневно сдвинуты, рот открыт, создавалось полное впечатление рвущейся с губ песни. Чтобы разобраться в произведениях живописи, понадобились терпение и время. Случалось, что темы и даже композиции своих картин он переносил на литографский камень. Оноре упорствовал.

Были ли у него тогда любимые художники. Уже решено: выставка салона организуется без жюри, государство будет давать художникам заказы. Среди сотен листов неопытный взгляд Оноре еще не мог отобрать действительно лучшие. Листы Домье трагично выразительны.

Наверное, не меньше трех десятков фигур заполняют просторное ателье, в центре которого восседает за мольбертом сам хозяин Гюстав Курбе и пишет пейзаж. Тогда Анатоль сказал, что у него нет фрака и Оноре с радостью отдал ему свой. Домье, конечно, будет в нем участвовать. Таких картин оказалось больше тридцати.

Вершиной светского успеха Домье было приглашение на прием к графу дАртуа — будущему королю Карлу X. Поэт почтительно преподнес свою книжку апатичному длиннолицему человеку с большой звездой на мундире и был награжден любезной улыбкой. На первом памятнике надпись: «Погибшие на бульваре Монмартра 2 декабря 1851 года», на последнем – «Погибшие у Седана 1870 года», то есть Домье утверждает, что империя Наполеона III с начала до конца приносила французам смерть. Филипон давно приглядывался к Домье. Прео хвалил скульптурные работы Домье, хотя и находил, что они сделаны без всяких правил. В этом аллегорическом изображении запечатлена только что пережитая трагедия Франции.

Уже утихли горячие споры романтиков с классиками. Он долго ходил вокруг художника, пытаясь вызнать, за что же того посадили. Не случайно в литографиях Домье, посвященных Роберу Макэру, был легкий отзвук буффонады. Ее страницы, намеченные одним широким мазком, сосредоточили в себе весь свет картины.

– Терпение – добродетель ослов, – отрезал Домье. именно в творчестве Оноре де Бальзака чаще всего, в сравнении с творчеством всех других литературных деятелей той эпохи, критики находят ассоциации с работами Оноре Домье. Безумные глаза старухи, сидящей на песке у трупа дочери. Потом путешествия по дальним экзотическим странам, огромные деньги, юность, «растраченная в пороках», как пишут в романах.

Теперь надо было ждать, когда начнет работать жюри будущего салона. Современники (О. По ним бесконечной чередой поднимались к огромной пасти люди с корзинами золота на плечах.

Того самого Делакруа, который шесть лет назад поразил Домье своей «Резней на Хиосе». Он весил пятьсот тысяч фунтов и стоил два миллиона. Перед вечером кучер с кондуктором зажигали большие фонари и вешали их по сторонам кузова. На холсте нет почти ничего, кроме этого света и темных глухих фигур.

Они просто не могли этого сделать: не хватало ни власти, ни смелости. Лафайет спал на диване, задыхаясь под тяжестью огромной груши. Странный человек, странная судьба. Домье должен был мириться со скороспелыми рисунками, это его раздражало и мучило. На обороте — каталог картин, большинство которых Домье уже знал по предыдущим выставкам. Домье приветствовал Революцию 1848-49, разоблачал её врагов олицетворением бонапартизма стал обобщённый образ политического проходимца Ратапуаля, созданный сначала в гротескной динамичной статуэтке (1850, бронзовый экземпляр в Лувре), а затем использованный в ряде литографий.

Обвиняемые сами превращались в обвинителей. Каждый характер требовал расшифровки, терпеливых наблюдений. Они бежали вперед, оглядываясь на понурую фигуру мельника и весело смеялись. Домье перелистывал его снова и снова, каждый раз открывая для себя что-то новое.

После «Мельника» Домье показал еще две работы, тоже навеянные Рубенсом: картину «Нимфа, преследуемая сатиром» и большой рисунок углем, карандашом и гуашью «Пьяный Силен». Это — психология комнатного филистера, оторванного от природы и боящегося снега, ветра, сквозняка, ручья, солнца, лягушки, каждого вороньего пугала, — психология, дающая Домье повод к веселому и здоровому смеху над неудачливыми приключениями горожанина на лоне природы (таковы серии: Пасторали, Охота, Рыбная ловля и т. д. ) Его физическая природа. Недавно он написал автопортрет, благо модель была терпелива и не стойла ни сантима. Видел Домье и то, что отнюдь не Учредительное собрание решает судьбу Франции. Прео рассказывал длинные, наполовину выдуманные истории. Этот нескладный человек, с большим костистым носом и длинными, на пробор расчесанными волосами говорил с блеском. Графика Домье «рождает идею цвета» (по выражению Ш. Бодлера), вот таким образом закономерным представляется его обращение к живописи с середины 1830-х годов в 1848 году он участвовал в объявленном правительством конкурсе на тему «Республика» («Аллегория Республики», 1848 год, музей Орсе, Париж).

Домье хотел переосмыслить классический мотив, увидеть его глазами живописца XIX столетия. Парижане были возмущены. Первый раз в жизни его работа вызвала столько шума. Милле мучило сознание никчемности своей работы: до переезда в Барбизон он писал в Париже заказные картины — нимф и богинь, которых охотно покупали падкие на легкомысленные и «изящные» сюжеты буржуа. Но романтизм, когда-то опаливший и душу Домье, уже отживал своей век.

Оноре знал, что романтиками называют Делакруа и его последователей. Как она ни тяжела, как ни скудна плата, хлеб заработан своими руками. Тусклый его свет падает на узкую извилистую дорогу. Его работы, сначала открытая сатира на политических деятелей, затем карикатурные изображения французских типажей и, наконец, сатирический комментарий французской жизни (серии Croquis Parisiens (Парижские наброски) и Les Plaisirs de la champagne (Наслаждение шампанским), показывают, как меняется отношение художника к объекту его творчества и само творчество меняется со временем.

Его фигуры великолепно поставлены и всегда изображены в естественном движении. Обычно в первых листах серии герой был только смешон. Со сказочной быстротой возникали и исчезали состояния. – Радуйтесь. В свободные минуты мальчик разглядывал эстампы — ими наряду с книгами торговал Делоне. Домье не мог уже вкладывать столько энергии и изобретательности в заказные, неинтересные для него работы.

Дома Оноре не чувствовал себя уютно. Он стал литографом, не успев стать художником.

— Терпение — добродетель ослов, — отрезал Домье. Шарле воспевал в своих произведениях доблесть наполеоновских солдат. Палата депутатов, в которой, по мнению короля, оппозиция имела слишком большой вес, была распущена. Его силой заставили замолчать. Он так и не начал учиться рисовать людей.

Но ни одна не могла сравниться со «Свободой на баррикадах» Делакруа. Он писал детей на июльских баррикадах. Но порой Домье прибегает к другому эффекту: полутьма заднего плана как бы рассеивается к переднему и интенсивно начинают звучать белые, голубые, желтые цвета (Выход из школы, около 1853–1855 один из вариантов Вагона третьего класса, около 1862). Да и при мысли о железных решетках настроение никак не поднималось. В таких палках удобно прячутся шпаги и кинжалы. Товарищи почти никогда не видели, чтобы он сердился.

Но на лице арестанта была не ожидаемая робость, а искреннее удовольствие. Тема картины «У продавца эстампов» (ок. Каждый раз, бывая в Париже, Домье видел, как бурно и пышно растет город.

В этом плане Домье создал и другие серии: «День холостяка» (1839), «Супружеские нравы» (1839–1842), «Пасторали» (1845–1846), «Лучшие дни жизни» (1843–1846). Медлительный тучный человек в тяжелом шелковом цилиндре, с зонтиком под мышкой часто прогуливался по Парижу в полном одиночестве, стремясь оправдать придуманное им для себя прозвище «короля-гражданина». Художники не стали менять вывеску, только немного её раскрасили и подправили. Из множества наблюдений складывался единый образ. Слишком необычен, резок, нов был язык его живописи.

Но только на первый взгляд. Художественные журналы захлебывались от негодования: «Пестрятина, смесь красного, синего, желтого и черного, не цвет, а карикатура на цвет». Пятьсот франков. Продолжается все тот же разговор о судьбах современного искусства. Оноре Домье уже в отрочестве стал свидетелем абсолютно бесстыдных разговоров, которые вели между собой адвокаты. В литографиях 1834 года Домье обличал бездарность и своекорыстие власть имущих их лицемерие и жестокость (коллективный портрет палаты депутатов – Законодательное чрево Все мы честные люди, обнимемся, Этого можно отпустить на свободу), создал проникнутое глубоким трагизмом изображение расправы с рабочими (Улица Транснонен 15 апреля 1834 года), героический образ рабочего-революционера (Свобода печати, Современный Галилей). Все эти люди, подсмотренные в жизни, оставляли свои портреты в литографиях Домье.

Острая карикатура на короля Луи Филиппа «Гаргантюа» (1831), повлекшая за собой 6 месяцев тюрьмы и штраф, принесла Домье широкую известность. Как еще можно было завершить серию. Оноре поднял воротник и ускорил шаги. Розовые, золотистые и почти черные листья беззвучно падали на сухую землю.

Он рисовал, а вокруг него крутились какие-то наглецы и издевались над ним. Он пишет жестокую правду о жизни: никто еще не осмелился изобразить с такой горечью и искренностью тяжкую работу каменотесов, как это сделал Курбе в большой картине «Каменщики». У меня есть все основания заявить судьям, что они в конце концов заставят нас видеть сходство там, где его нет ибо «Гаргантюа» совсем не похож на Луи Филиппа. Скоро он перевезет сюда свои холсты и мольберты и заживет безмятежной деревенской жизнью. Все здесь крепко, просто, значительно.

Он приносил Домье множество книг. Было отчего прийти в уныние. В газетах велись длинные дискуссии. Иногда он подкрашивал акварелью карандашные рисунки иногда писал маслом. Над Оноре он часто подсмеивался и говорил, что «молчание — добродетель слабых».

Он немного поправил дела и уверял, что скоро украсит свою «деревяшку» брильянтом. «И, наконец, Домье высоко поднял свое искусство, он превратил его в искусство серьезное. 22 июля 1830 года газета «Силуэт» напечатала новую литографию Домье. Такое же спокойствие на скамье министров. Во времена Домье создание как художественных, так и литературных произведений претерпели значительные изменения. Она представляет собой своеобразную социальную эпопею жизни французского общества.

Свою роскошную квартиру в «Отель Пимодан» он превратил в клуб, где вечерами собиралось большое и пестрое общество. Так или иначе, на выставке оказалась лишь одна работа Домье. Его квартира под самой крышей «Отеля Пимодан» была целиком выдержана в траурных черно-красных тонах. Барбизон стоял на самом краю леса Фонтенбло. Но это уже чересчур, это слишком.

На стене красовалась груша. В молодости он потерял юную, нежно любимую жену и, видимо, до сих пор не оправился от этого удара. Его имя ставили иногда рядом с именем Энгра. «Плебейка свобода» действительно «восторжествовала над врагами».

У него осталась лишь одна ветка, которая сопротивляется буре. При кажущейся простоте композиция строго продумана. Медлительная, задумчивая живопись еще только вглядывалась в смутное лицо века. Ему уже за тридцать. Изобразительным искусством стал увлекаться с раннего детства. Золоченые буквы вывесок сливались в слова и уносились назад. Он – мечтатель. Линия контура мягко обтекает формы, объединяя обе фигуры в единое целое.

Нажатие кнопки «Отправить» означает, что вы принимаете эти условия и обязуетесь их выполнять. Бальзак часто характеризует героя через его манеру одеваться или в мельчайших подробностях описывает обстановку комнаты, чтобы нарисовать социальный портрет изображаемого героя. Ныне он утверждал правду и героику — что могло быть более достойной задачей для живописца. И это грозное предостережение печатника Домье сбылось. Художник даст целый ряд антимилитаристских сатир, как, например, «Мир проглатывает шпагу». К протравленным кислотой участкам краска не приставала.

Интерес к эффектам освещения, усиливающим драматизм действия, заставляет Домье обращаться к изображению театра Он показывает психологию зрителей, возбужденных представлением (Мелодрама, 1856–1860) или актеров с ярко выраженной мимикой (Криспен и Скапен, 1858–1860). За свои двадцать восемь лет Домье пережил три восстания, тюрьму. Здесь еще недавно громоздилась баррикада. Кошелек его был открыт для всех, беречь Деньги он не умел. Ведь шумная, блестящая жизнь французского искусства проходила мимо него.

И, конечно, не его ждут почести. Создал порядка 4000 литографий и ещё порядка 900 иллюстраций карандашом. Кто мог им подражать.

Несмотря на это, картина удалась. Даже работая у себя наверху в мастерской, в полном уединении, он не чувствовал вокруг себя пустоты. Слева — старичок с пергаментным лицом, он увлеченно говорит, почти неслушая Макэра. Домье увлекал лишь самый процесс работы, то, что он открывал для себя.

Французский критик и поэт, Шарль Бодлер, который был другом и почитателем Домье и его творчества, одним из первых обратил внимание на стилистические сходства работ Бальзака и Домье: «Гравюры Гаварни и Домье по справедливости были названы дополнениями к «Человеческой комедии». Дома становились выше. Во всем этом превосходном плане имелась лишь одна деталь, огорчавшая Домье.

Можно было раздуть целую бурю из этого. Нет. Мало кто из его современников и друзей остался в живых. Таким образом достигается эффект скульптурности масс. Он ценил «Карикатюрану» как политический памфлет, но свою роль в ней не ставил высоко.

Его рисунок— это рисунок крупного мастера, он щедр и свободен, это своего рода непрерывная импровизация, но при этом в нём нет ничего от механических навыков художника, успевшего набить себе руку». Иногда Домье упрекал себя в недостатке самолюбия и предприимчивости. Краски скупы и тревожны: серые, оливковые, коричневато-желтые тона неожиданно разрывались вспышками красных мазков.

Строились дороги во все концы страны. Дилижанс трясся по плохо вымощенной улице предместья. Дым от трубки поднимался прямо вверх — день был безветренный и тихий. Напротив, многие из арестантов громко спорили, шутили и даже смеялись. Новый король поклялся быть верным республиканским законам, да и вообще очень хотелось верить, что все теперь пойдет хорошо.

На холме Монмартр еще росла редиска и зеленел салат, а Отейль был деревней. Он написал человека с книгой. Он мерно колыхался над крышей палаты депутатов — трехцветный флаг Франции. Настольной книгой его был «Дон-Кихот» во французском переводе. Оноре нередко засиживался за работой до глубокой ночи. Пьяные от спирта и крови, они стреляли в окна домов, врывались в лавки и кафе.

Подлинным венцом этих портретных исканий Домье явился его знаменитый лист Законодательное чрево (1834) изображающий скамьи министров и депутатов центра. Мальчик узнал неуютное запустение гостиничных номеров, скудные обеды, когда нельзя было попросить «еще», беспокойство о завтрашнем дне, невольно передававшееся ему от взрослых, неприятное ощущение затерянности в огромном чужом городе. Многие из адвокатов были способны исторгнуть слезы у слушателей и привести зал в волнение. Александрин жила в уединенной деревушке Лонгрюн, около модного курорта Этрета. Здесь Оноре нередко вытаскивал свой альбом и делал наброски. Тот же Делакруа, без всякого сомнения, был могучим талантом и не один он. Но и здесь блистательный Гаварни добивался едва ли меньшего успеха, чем он.

Яворская. – Его любимый эффект – это контражур, когда первый план затемнен, а фон светлый. Все же над многими рисунками он работал с увлечением.

Но каждый умел спокойно и твердо смотреть в будущее. Тогда это можно сказать и о следующем, он напоминает первый. Оноре порой готов был поверить, что вокруг говорят на чужом языке. Все в движении. На лоне природы он чувствовал себя непривычно, как его герои «добрые буржуа» и сам удивлялся мальчишеской радости, с какой вглядывался в небо и деревья.

Для нас Домье не только классик и старый мастер, каким его ощущает современный Запад, — более чем кто-либо чувствуем мы величие его человеческого сердца, горечь его социального юмора, который он мог бы объяснить словами Бомарше: я тороплюсь смеяться из опасения, как бы не заплакать. То, что запоминалось острее всего, Домье воспроизводил в цвете. Уже в стихах отца этого было слишком много. В картине возник образ, отмеченный усталостью века. Все, кто знал Домье, любили его: доброта и терпимость «кровожадного карикатуриста» почти не имели границ. Накопленное и наворованное золото переплавлялось в особняки и дворцы. Каков нос, таков лоб, таковы глаза, такова нога, такова рука.

Его разбойничьи таланты ныне действуют в высоких сферах финансовой политики. Домье создал ряд портретов, картин на литературные, религиозные, мифические сюжеты серия картин посвящена Дон Кихоту, чья комическая внешность лишь подчёркивает духовное величие и трагичность судьбы искателя правды (Дон Кихот, около 1868, Новая пинакотека, Мюнхен). Депутат Дуайе-Колар наблюдает за ним с живым интересом. Он продолжал писать город, выбирая подчас неожиданные сюжеты. Он даже прибирался у него бесплатно.

В литографиях он мыслил теперь как художник. Монмартр в ту пору еще оставался довольно спокойным, малолюдным районом. События, в которых он раньше принимал деятельное участие, совершались сейчас помимо него. Побежденный настойчивостью четырнадцатилетнего юнца, Домье-отец уступил. Карикатуры Домье распространялись в виде отдельных листов или публиковались в иллюстрированных изданиях (Силуэт. «Серебряные рудники, золотые и алмазные россыпи — все это мыльные пузыри по сравнению с каменноугольными конями. Но тогда, скажете вы, тогда он продает свои акции за миллионы.

Отзывы критики были мало обнадеживающими. В ту пору весь Париж был заставлен трёхногими фотоаппаратами. Но Оноре надеялся, что рано или поздно научится как следует рисовать.

Их обгоняли легкие лакированные экипажи с гербами на дверцах. Невиданная нищета шла по Франции, давно уже разоренной войнами и поборами. В ряде литографий 1870–1872 годов Домье разоблачает виновников бедствий Франции. Мечты Жана Батиста Домье как будто сбывались. Министр Гизо выбрасывает лозунг «Обогащайтесь. » На это Домье откликается, создавая образ Робера Макэра – афериста, проходимца, спекулянта, умирающего и вновь воскресающего (серия «Карикатюрана», 1836–1838). На этот раз народ может не сомневаться, что они к нему вернутся».

Милле и Домье быстро подружились. В живописи Домье важную роль играют светотень, которая усиливает эмоциональное звучание образа и динамичный мазок колорит – сдержанный, лишь иногда вспышки ярких тонов подчёркивают драматизм и напряжение сюжета («Криспен и Скапен», около 1860, музей Орсе «Восстание», 1840-е годы, Национальная галерея, Прага).

Он прежде всего — мыслитель, какой бы труд ни выпал ему на долю. Домье жил на набережной острова Сен-Луи и каждый день мог наблюдать женщин с тяжелыми узлами мокрого белья, поднимающихся на набережную. Он ожидал найти художника мрачным и подавленным. Во втором классе пассажиром нередко овладевает одиночество. Он не создавал, конечно, сейчас таких отдельных значительных листов, как «Законодательное чрево», но зато рисунок за рисунком воспроизводил портрет целого класса, целой эпохи, портрет, составленный, как мозаика из сотен блестящих частиц. Здесь впервые за многие годы, наряду с гримасой насмешки, просияла радостная улыбка художника.

Он не любил вещей, предпочитая им простор и солнечные блики на полу. Глядя на залатанные башмаки Домье, Филипон догадывался, как нелегко ему, наверное, сохранять почти щегольской вид. Домье-художника отличает прежде всего уверенность. Необходимость приспосабливаться к их необычным граням давала толчок фантазии. Рикур издатель журнала «Артист», когда Оноре принес свои рисунки к нему в редакцию на улицу Кок, воскликнул: «О, вы умеете схватывать движение. » — и с тех пор неизменно давал Оноре заказы. «Купальщицы» вызвали настоящий скандал — вместо нимф в ручье Курбе написал грузных крестьянок и буржуа сходили с ума от негодования.

И бесконечные поиски правды, правды во что бы то ни стало. Выбритые до блеска щеки слегка припудрены. Современники (О. Несмотря на грозящую нищету, Жан Батист не оставлял своих литературных занятий. Тогда по Парижу и расползлись слухи, что Оноре Домье – алкоголик. Мастер в совершенстве владеет жестом, позой, увиденными в жизни и с их помощью передает характер персонажа, различные оттенки чувств.

Странная вещь. На голове мятый, продавленный цилиндр-. Для Домье литография была на первых порах тяжелым и утомительным ремеслом. Чтобы его оценить по достоинству, на него следует взглянуть с точки зрения искусства и с точки зрения морали. Филипон ввел в моду этот рисунок, напоминавший очертаниями голову Луи Филиппа.

Все тело женщины полно огромного напряжения – с усилием несет она тяжелую корзину». Все свое существование Бодлер облек в пышную и необычайную раму. Он сбросил свои лохмотья и нарядился в отличную черную пару. В красно-белом мраморном камине пылают дрова. Заседание пришлось прервать на четыре с лишним часа.

Он продолжал ездить к друзьям в Барбизон, к Коро — в Билль дАвре и, разумеется, в Париж. Его рука приобрела ремесленную ловкость. Народу мало, соседи чопорны и неразговорчивы.

Жизнь Домье текла с внешней невозмутимостью, так отличной от бурных событий минувших лет. В последнем номере ее Домье успел еще раз послать свое проклятье господствовавшему режиму. Не решившись прямо дать Лафайету отставку, король просто упразднил его должность. Макэр сообщает Бертрану, что обожает промышленность и собирается всерьез заняться ею. Я работаю в четыре раза больше, чем когда жил у отца.

Домье вылепил острохарактерные скульптурные эскизы-бюсты буржуазных политических деятелей (раскрашенная глина, около 1830-32, сохранилось 36 бюстов), которые послужили основой для серии литографических портретов-шаржей (Знаменитости золотой середины, 1832-33). Он мог радоваться или возмущаться, но как художник оставался немым. И где-то в глубине души шевелилась искорка радости от возвращения к старому делу.

Это приносит успех – фигуры на его листах тридцатых годов предельно объемны, пластичны. Кроме «Детей на баррикадах», Жанрон собирался выставить еще две картины на тему июльских дней. Лишь постепенно, в жестах, в интонациях начинали раскрываться для Домье его будущие герои. Он слышал шепот: «Это тот самый, автор «Утра весны». » Он кланялся изо всех сил старался чувствовать себя знаменитостью и не обращать внимания на жмущий под мышками новый фрак. Художника скоро узнали по манере рисования (он делал наброски углем).

Зрелище литографской кухни произвело на Оноре сильное впечатление. Уже несколько месяцев в городе было неспокойно, Глава правительства Карла X Жюль Полиньяк прямой дорогой шел к восстановлению самовластной монархии и отмене конституции. Груша намекала своей формой и смыслом слова на скудный ум и непомерный аппетит монарха. Газета, давно сошедшая со своего боевого пути, побаивалась злой сатиры Домье. Афиши уговаривали недоверчивых парижан пользоваться новым, невиданным транспортом.

Одиссей и Пенелопа Марс и Венера, пойманные на месте преступления Леандр, переплывающий с помощью пузырей пролив, — чуть ли не все герои мифов и гомеровских поэм вновь ожили под карандашом Домье. Это угнетало Домье. Домье знал, как часто искренность художника принимается за опасное оригинальничанье. Но масштабы его предприятий изменились. Многие из них были осуждены на долгие годы тюрьмы. На протяжении всей своей творческой деятельности Домье чутко реагировал на изменения в политике, требованиях и вкусах издателей и публики.

Но особенно отличался Жанрон. Прочно вошел в славу и становился признанным метром великий бунтарь Делакруа. Вслед за этим Оноре впервые получил деньги за свою работу — не за службу, а за рисование и был очень горд. Диаз тоже начинал пользоваться известностью. Курбе заявил, что, во-первых, он хочет «засвидетельствовать свое глубокое восхищение талантом гражданина Домье» во-вторых, он слышал, что Домье еще не решил, примет ли он участие в конкурсе.

Волнение рождается с трудом. Домье одним из первых художников стал использовать литографию в качестве приоритетной техники. Не видно цели, к которой они стремятся, не видно их врагов. Надо подчинить его себе, заселить людьми, найти расположение фигур, предметов Домье рисовал быстро, широким штрихом, стараясь сразу определить общее.

Но больше всего занимали Оноре сами парижане. Зато она стала ему верным товарищем, умела не падать духом в трудные минуты. О той природе, которую видел лишь раз в неделю. В его составе и либералы и монархисты и даже двое рабочих.

Вскоре после этого два художника столкнулись на улице. Часы, которые он проводил у моря, приносили ему спокойствие и отдых. и, наконец, полным именем и фамилией. Нетрудно было убедить крестьян, что Бонапарт сумеет «обуздать бунтовщиков рабочих» из-за которых, как узеряли правительственные газеты, происходят все смуты в государстве.

Домье понимал, что воспоминание о «трех славных днях» — одно из тех, что остаются на всю жизнь. Сотни, тысячи жестов, фигур, впечатлений соединились в этой картине. Цвет в его вещах поражал благородной сдержанностью и точным чувством колорита. У бедняги не хватает денег на краски и от этого он злоупотребляет жженой костью.

Все это вместе взятое мешало Домье работать с увлечением. Там собирались биржевые игроки, маклеры, коммерсанты, темные дельцы со всего Парижа. На долю учеников, среди которых был Оноре, доставалась самая скучная часть дела.

Большое место в картине занимал пейзаж. Особенно трагична одна из последних композиций изображающая одинокого Дон Кихота среди мрачной пустыни под темным небом (1868—1870, Мюнхен, Новая пинакотека). Мало-помалу Оноре овладел собой и принялся за работу. К тому же фигура поразительно напоминала и самого Луи Бонапарта.

Скоро будет объявлен конкурс на аллегорическую фигуру республики. Город переполняли войска: улицы загромождали пушки, палатки, коновязи дымились костры. Рисуя своего гренадера, Оноре не грешил против совести. Здесь он чувствовал себя хозяином, рука легко и молниеносно покорялась мысли. Пестрая толпа модисток, разносчиков, рабочих, ремесленников, приказчиков, студентов и обычных фланеров текла по улицам и бульварам.

Для «Бюро кормилиц» он служил живой газетой. 28 июня Кавеньяк был назначен главой исполнительной власти французской республики. Его языка побаивались. Картина была искрения, как Жанрон и, как Жанрон, простодушна.

Домье стали расспрашивать, кто он такой и за что он попал в Сент-Пелажи. С юных лет Оноре любил в искусстве простоту и строгость, а Жанрон, влюбленный в своих героев, хотел сделать их как можно более привлекательными. Раньше Домье не писал природу, если не считать той печальной равнины, по которой брели его «Эмигранты». Природа все больше притягивала к себе утомленные городской суетой глаза Домье.

Домье недаром сделал посетителей выставок героями очередных литографских серий. Д. создавал и рисунки для гравюр на дереве (главным образом книжные иллюстрации). Оноре с Жанроном ходили по Парижу растерянные и счастливые.

Домье возвращался домой в отличном настроении. Он постоянно жил близ Сены. Толпы обезумевших от ужаса людей метались по тротуарам, пытаясь спастись от смерти. Его товарищи и сверстники давно уже выставляли свои произведения в салонах. Главное место в литографии занял сам Гаргантюа — жирный великан с грушеподобной головой и тонкими ногами старого подагрика.

Конечно, среди журнальных рисунков попадалось много случайного, просто неудачного. Это — способность бесконечно шокироваться всем, что нарушает представление о комильфотности и в то же время испытывать праздное любопытство к сплетням, скандалам, происшествиям, наравне с полным недоверием к науке, к прогрессу и панической боязнью всего нового (как, например, езды по железной дороге). Один из приятелей Домье похвалил любителей фотографии за терпение и выдержку.

Как и Домье, Бодлер ненавидел пошлость и мещанское благополучие. Из жизни Домье навсегда ушло одиночество, приносившее ему немало горьких минут. Оноре тщательно готовился к этой работе.

Официально она именовалась: «Выступление добровольцев в 1792 году». Медленно двигались громоздкие, запряженные мохнатыми тяжеловозами телеги. Но так ли бедна жизнь. Но эти и многочисленные другие новшества входили в жизнь с трудом и далеко не сразу. Но Домье знал, что вскоре ему и Александрин нечего будет есть.

Я не хотел копировать или подражать» Последний абзац был особенно примечателен «У меня не было в мыслях достигнуть праздной цели «искусства для искусства». Все было кончено. Небольшой и устойчивый доход избавлял их не только от нужды и труда но и от жизни. К этим мыслям он не уставал возвращаться.

В картинах старых мастеров была удивительная искренность — свое глубоко личное видение и понимание мира они щедро отдавали картине, безошибочно находя для этого единственно возможные цвета, мазки и линии. Он радовался путешествию и не понимал, почему у мамы все время заплаканные глаза. Его холсты будто светились изнутри.

Черные волосы острижены коротко под гребенку, как у каторжника. Каково мироощущение этого буржуа. После капитуляции королевских войск рабочие отряды стали расходиться.

Стрижка его, странно противоречащая модному костюму, тоже вызов общепринятому вкусу. Теплые в это время года волны неожиданно воскрешали смутные воспоминания, перед глазами Домье возникало другое море — синее, прогретое южным солнцем, ни с чем не сравнимое море детских лет. Поза «бонапартиста» была непередаваемо наглой, он озирался вокруг с вызывающим и самодовольным видом уличного громилы.

Маляр над бездонным провалом солнечной улицы. Под арками мостов ютились целые колонии нищих. 6. Запрещено публиковать комментарии, содержащие оскорбления личного, религиозного, национального, политического характера или нарушающие иные требования законодательства РФ. К тому же Домье до сих пор не рассчитался со старыми долгами. Разглядеть их истинную физиономию было нелегко.

Она, как и многие другие его вещи, свидетельствовала о любовном и внимательном изучении Рубенса: горячий колорит, умение выразить чувство цветом, движение — энергичным мазком сочетание классической красоты с бурными порывами чувства. Рыцарь печального образа по-прежнему крепко держит в руках свое боевое копье, но верный Росинант уже превратился почти в скелет, вызывая в воображении образ смерти. Он рисует, как великие мастера.

И вместе с тем в десятки листов «Карикатюраны» Домье вкладывал столько живых наблюдений над дельцами июльской монархии, а деятельность Робера Макэра была так разнообразна, что в образе его концентрировался портрет огромной массы люден. Он увлекался романтиками, был влюблен в Делакруа. В сумерках он возвращался домой. Он с презрением отмахивался от пролетающего мимо ядра.

«Старое знамя» Домье, появившееся в витринах почти сразу же после восстания, казалось было сделано специально к июльским дням. В (редкие свободные дни Оноре устраивал себе праздник: чистил башмаки, брал маленький альбом, карандаш и отправлялся в Лувр. То ли надзирателям уже надоело стирать груши со стен и они делали вид, что не замечают рисунков, то ли они сами втихомолку смеялись над крамольными изображениями, но так или иначе груши продолжали созревать на стенах Сент-Пелажи. Эти слова в полной мере относятся к картине «Вагон третьего класса». Едва начав набрасывать фигуру председателя собрания Марраста, Домье убедился, что работать ему очень трудно.

За щитом были перекрещены палка и костыль. Роберы Макэры неизменно занимали его воображение. Суровое время требовало нового языка. Кое-кто утверждал, что дагерротипия заменит живопись. Это была унылая пора для Оноре.

Но больше всего Домье восхищался скульптурной группой правого пилона, работы Рюда. Вокруг спорили о романтизме. Традиционный костюм уже не был так заметен, часто Макэр обходился без повязки на глазу. Под рисунком подпись: «Бедная Франция, ствол сломлен, но корни еще крепки».

К тому же он стал старше. «Свобода, Санчо, есть одна из самых драгоценных щедрот, которые небо изливает на людей И, напротив того, неволя есть величайшее из всех несчастий, которое только может случиться с человеком», — говорил старый и смешной идальго.

Время стоянки проходило быстро, мать звала мальчика обратно в карету. Национальные мастерские окончательно ликвидировались. Абсолютно непонятно, чего следует ждать от нового правительства. Признайтесь, господа, это единственная в своем роде свобода печати. ». Сын стекольщика, перебравшегося с семьёй в Париж в 1814 года.

Лиц их не видно, они словно боятся оглянуться, боятся замедлить свой неуклонный шаг. Домье начал публиковать свои литографии в этом журнале под псевдонимом Рожлен. Высокой степени художественного обобщения, мощной скульптурности форм, эмоциональной выразительности контура и светотени Д. добился в литографиях 1834 в них обличаются бездарность и своекорыстие власть имущих их лицемерие и жестокость (коллективный портрет Палаты депутатов — «Законодательное чрево» «Все мы честные люди, обнимемся», «Этого можно отпустить на свободу») глубоким трагизмом проникнуто изображение расправы с рабочими («Улица Транснонен 15 апреля 1834 года») в литографиях «Свобода печати» и «Современный Галилей» Д. создал героический образ рабочего-революционера. Открывающий серию лист, где Домье впервые изобразил своих персонажей, заставил его вспомнить свои юношеские литографии. Именно эта волна литографской лихорадки вынесла Домье на поверхность.

Зал бушевал. Он сумел поднять карикатуру до уровня острого, художественно абсолютного гротеска, создав знаменитые серии, ставшие своего рода панорамой современной ему французской общественной жизни («Робер Макер», 1839 год «Олимпийские боги», 1841 год «Физиологии», 1841-1842 годы «Служители правосудия», 1845-1849 годы «Добрые буржуа», 1846-1849 годы и другие).

Их произносили люди, недавно шедшие на смерть с оружием в руках. Веселые оборванцы жгли костры из обломков старых лодок. Еще больше, чем живопись, увлекала Жана Батиста изящная словесность. Домье казалось, что картина слегка сентиментальна, дети напоминают безмятежных ангелочков. Добрые буржуа навсегда привязали к себе карандаш Домье. Калитина. – Она выполнена, по всей вероятности, позднее и производит, по сравнению с Парижской прачкой, несколько иное впечатление. Заставки, заглавные буквы, которые изготовлял Рамле, были довольно жалкими поделками.

4. Видимо, репутация карикатуриста заставляла ждать от его картин только смешного. А в произведениях Домье начинали видеть искусство будущего.

Он с удовольствием думал о предстоящих встречах.

Название необычное и на редкость длинное: «Мастерская художника. Это — телесная неповоротливость и уродство, вызванные сидячим образом жизни, нелепой вредной одеждой и галантереей, — уродство городской наготы, над которой Домье с беспощадной иронией смеется в сериях своих Купальщиков и Купальщиц изображая последних в чепчиках и под зонтами, как пародию на резвящихся в море античных богов и героев Каков культурный уровень этого общества. Кроме живописи да еще музыки, он не интересовался решительно ничем. Он продолжал, как в молодости издеваться над самодовольной пошлостью сытых людей. Эта работа напоминала Домье молодые годы, веселые времена «Бюро кормилиц». Словом, на одном холсте — все люди идеи и мысли, проходившие через искусство Курбе. 1863, Париж, Музей Орсэ).

Новый недолгий подъём французской политической карикатуры связан с Революцией 1848—49. Однако в большинстве случаев Домье не удавалось осуществить продажу. Художник хотел просто и по-своему увидеть сегодняшний мир. Передовая статья называлась «Погребальная процессия свободы», а на третьей странице был помещен «Символический проект дрог и пятидесяти гробов, где заключены останки жертв 9 августа 1830 года». Вместо воздушных теней получались серые пятна, вместо красивого контура — бессмысленные жирные линии.

Рабочие понимали, что правительство угрожает политическим переворотом. Леруа был высок, худ, носил маленькую мохнатую бородку. Раньше картины в Луврских залах висели как попало. Париж стремительно рос. Налоги непрерывно росли. Утомленный мозг требовал отдыха и Домье с радостью отдавался немудреному веселью.

Ей ли ценить истинно больших художников. Он был куда более знаменит, чем Домье или Филипон. Сколько ненаписанных картин будоражат воображение.

Я считаю, нужно ему помочь. Правда, то, что сейчас делал Оноре, не слишком походило на искусство.

Неоконченная работа Вагон третьего класса (Нью-Йорк, музей Метрополитен) дает прекрасную возможность для изучения живописной манеры Домье. Ребячье воображение отказывалось мириться с его очевидной бесконечностью. Филипон недаром поместил над заголовком газеты рисунок Гранвиля изображающий «Карикатюр» в образе отважного человечка с плетью, попиравшего ногами цензорские ножницы.

Он писал о природе. И круговая система, заложенная в фигуре персонажа на переднем плане, переходит в круговую систему зала, обнаруживая их связь, единство.

Он любил неожиданно открывающееся за домами море и веселую тесноту порта. Домье всегда казалось, "что множество талантов Буассара не принесло ему счастья: он был всем понемножку — живописцем батальных сцен, приятным неглубоким литератором, недурным музыкантом. Некоторые из этих художников отказались работать для прессы и стали иллюстрировать книги. У него были дела в «Шаривари» и время от времени он появлялся на улице Круассан. В течение добрых двадцати дней эти деньги выручали семью.

Разобраться в школах и эпохах был в состоянии только знаток. И тогда мальчик засыпал, положив на плечо матери пушистую русую голову. Весь облик Домье мог показаться вполне заурядным. На полотне зрители видят зверски убитую семью. Во вновь избранной палате оппозиция, естественно, оказалась еще сильнее. Разговор заканчивается блестящей фразой Макэра, сказанной в ответ на сомнение и страхи Бертрана, опасающегося полиции: «Разве арестовывают миллионеров. ».

На площади Согласия 23 октября торжественно установили огромный египетский обелиск. Борьбе парижан посвящена «Семья на баррикадах» (ок. Литография доказывает, что художник верил в силу Франции, в ее мужественный народ. Вот таким образом, зарабатывая по пятьсот-шестьсот франков в месяц, он часто оказывался на мели. Но она пуста и приходится ежесекундно макать перо, что меня ужасно бесит. Жанрон был убежденным республиканцем, то, к чему Оноре.

Потом пели хором — как обычно поют французы, не слишком стройно, но с увлечением. Вперед, бей в барабан. ».

Взглянув туда, куда смотрел Домье, надзиратель улыбнулся краешком губ. Впрочем, дирекция искусства занималась полезными делами. Последний гость входит через боковую дверь. Бурлак, напрягшись своим могучим телом, тянет за собою тяжелую лодку. Домье с радостью взялся за политическую карикатуру, к нему словно вернулся молодой задор.

Оноре испытывал противоречивые чувства. Вот уж кто действительно колеблет все устои академического искусства, вызывает на себя неисчислимые нападки критики и, надо признаться, с честью выдерживает бои. Наведя громоздкий трехногий аппарат на какой-нибудь красивый вид, любители стояли с часами в руках, подолгу ожидая, пока пейзаж запечатлеется на малочувствительной пластинке. Но, как Дон-Кихот, он продолжает мечтать. Итак, я в Пелажи, очаровательном местечке, где никто не станет развлекаться, но я развлекаюсь, хотя бы из духа противоречия.

Чаще всего Домье изображал рабочих в борьбе с королем. Прежде взлохмаченные волосы легли напомаженными волнами. Длиннополый «наполеоновский» сюртук старые панталоны туго натянуты штрипками. Светлые солнечные тона странно сочетались здесь с каким-то обнаженным страданием. Солнце садилось рано.

По цвету это одна из самых ярких картин Домье, построенная на сочетании звучных пятен красного, желтого, черного. Работая в технике литографии (реже ксилографии), Домье великолепно использует её живописные возможности, передавая тончайшие переходы от бархатисто-чёрного к серебристо-серому, воссоздаёт световоздушную среду и освещение. Курс государственных бумаг повышался. Очень спокойный, бесконечно добродушный Коро всегда приветливо встречал Домье. Остальное казалось мелким, не заслуживающим внимания. В живописи Домье надолго поселился любитель гравюр — он переходил из картины в картину.

Красноватое осеннее солнце легко согревало лицо и руки. Но как редко оно приходило, чувство счастливого удовлетворения. Я убежден, что сам Бальзак поддержал бы это мнение, тем более обоснованное, что талант художника-бытописателя является талантом смешанным, поскольку в него вливается значительная литературная струя. — со смертью римского папы и, пройдя мало замеченной, даже не окупила себя. А рисовать Оноре все еще не умел. Годы мало изменили Домье. Каждая его фраза была остра и язвительна.

Исторические события и политическая ситуация середины девятнадцатого века во Франции в одинаковой степени влияли и на живопись и на литературу. «Лимузенские крестьяне», «Двое нищих» и портреты Жанрона вызвали лестные замечания влиятельных рецензентов: «Жанрон занимает первое место среди художников человеческой фигуры Жанрон не далек от великих мастеров», — писал журнал «Артист». Его рисунок щедр, легок — это непрерывная импровизация. Домье не показал ничего.

Монархические стихи отца казались ему по меньшей мере смешными. Его герои жили в кварталах, где копошилась тихая патриархальная жизнь. Оноре привык наблюдать жизнь, но не писать с натуры. Рядом с ним обнаженная натурщица.

По ней идут люди. Домье же свой отказ никак не пояснил. Из забвения был вытащен на свет оскорбительный для всех здравомыслящих людей закон о смертной казни за святотатство. Изведав все профессии, Робер Макэр завершал свою деятельную жизнь на страницах «Шаривари».

Домье встал и хотел было искать другое место для работы, но поневоле остановился. Эти вечера чем-то напоминали Домье политические дебаты в «Карикатюр». Картины Манэ его заинтересовали. Он осмеивал духовное и физическое убожество буржуа, раскрывал характер буржуазной социальной среды, формирующей личность обывателя (Парижские типы, 1839-40 Лучшие в жизни, 1843-46 Добрые буржуа, 1846-49 серия Карикатюрана, в которой выведен собирательный образ авантюриста Робера Макера, 1836-38). На литографии был изображен наполеоновский гренадер в мохнатой шапке.

Юристы, врачи и политики тоже часто становились жертвами колкого остроумия художника. Для разных людей Сена была разной: для влюбленных пар она становилась романтической декорацией их прогулок, для мечтателей и поэтов — «источником вдохновения», для художников — сокровищницей пленительных пейзажей, для рыболовов — трепетной надеждой на сказочный улов, для лодочников — океаном. По соседству обитали несколько художников, тоже вскоре ставших приятелями Домье. Этот холодный экстравагантный человек относился к Домье с мальчишеской влюбленностью и восхищался его рисунками.

Скорее вернуться к работе — писать, чувствовать в руке упругую податливость кисти, ощущать, как под ее нажимом ложится на шершавый холст густой маслянистый мазок. Домье не любил многие новшества. То и дело проходили большие, по нескольку сот человек, группы арестованных. Луи Бонапарт стал той фигурой, на которую можно было сделать большие ставки в политической игре. Он, Курбе, сам хотел в нем участвовать, но в последний момент отказался. Уродливая голова склонялась вниз, словно придавленная тяжестью парика. Дрожащей рукой он отдал честь, повернулся и медленно зашагал прочь. Домье много бродил по городу, работа валилась из рук.

«Не везут ли господа путешественники запрещенных товаров. » — задал он обязательный вопрос и, не дожидаясь ответа, махнул рукой кучеру. Художник не уточняет время и место действия — лица, костюмы обобщены, ему важно передать дух, восстания, его стремительность, несокрушимость. Перебирая листы «Карикатюраны», Домье думал, что по-настоящему удачными можно назвать едва ли два десятка литографий, что в остальных рисунках Макэр повторяет самого себя. Раньше, в тридцатых годах, серии портретов-шаржей политических деятелей были новым, острым и потому сильным оружием. Он торгует акциями. Оба были сдержанны, скупы на слова и чувствовали себя легко друг с другом.

То же и третий — он похож на второй. В литературном мире удешевление бумаги, появление быстрых печатных станков, а также улучшение типографских и переплетных работ позволили печатать большие тиражи книг, что послужило массовому распространению грамотности в период с 1820 по 1850 год. Нет, нет, никаких отговорок. Любители книг, облокотясь на прилавки, перелистывали новинки, тут же обмениваясь мнениями. Эта палата не созывалась вовсе. Казалось, художник переступил обычные границы искусства.

Ведь в течение двух лет читатели «Шаривари» и все те, кто проходил мимо витрин магазина Обера, еженедельно встречались с Робером Макэром. Ныне же его творчество оставалось в стороне от настоящей борьбы. И жизнь идет, растут дети, течет река, сменяют друг друга заботы и радости. Маленький остроносый Тьер потихоньку совещается с Гизо и Персилем.

Какой бесподобный мастер. С 1822 посещал мастерскую А. Ленуара и академию Сюиса изучал старых мастеров в Лувре. Бывший журналист, он сейчас всячески старался уничтожить свободу печати. Рабочие старше двадцати пяти лет отправлялись в провинцию.

Он — городской человек, умеющий мастерски передавать движение толпы, ее настроение. Отчасти этот результат объясняется тем, что Домье долгое время использовал небольшие глиняные модели для своих картин. Кто-то сунул в руку Оноре хорошую сигару, его хлопали по плечу, пожимали ему руки. В некоторых живописных работах ощутимо влияние мастеров фламандского барокко – П. П. Рубенса, Я. Йорданса («Мельник, его сын и осёл», около 1849 года, Художественная галерея, Глазго «Триумф Силена», 1850 год, Музей изобразительного искусства и кружев, Кале). Домье родился в Марселе, в семье стекольщика. Это было превосходное место для дальнейшего изучения парижских нравов.

Блан по мере возможности добивался ассигнований для художников. Известность пришла к нему недавно. В своих карикатурах Домье приходилось изображать лишь забавные грани событий. Надо торопиться. Друзья пытались помочь, направляя к нему некоторых покупателей. Чтобы писать, как они, надо было прожить их жизнь. Работа Жанрона была не единственным полотном, посвященным июльским дням. За все это расплачивался народ.

Домье оставался в стороне, оставался только газетным рисовальщиком. За плечами депутатов были многие годы политических интриг, напряженной борьбы за власть. Но зато он на практике постиг все премудрости литографского дела: научился с первого взгляда определять качество типографского камня, узнал все секреты его обработки, стал отлично разбираться в сортах карандашей и красок. Революция не имела организованного руководства. Он имел неосторожность обнять Луи Филиппа на балконе ратуши и сказать ему роковые слова: «Вы — лучшая из республик. ». Иногда взгляд художника останавливается на отдельном человеке, отдельной судьбе.

Качества эти не были абстрактными пороками, они раскрывались в неповторимо «макэровских» жестах и ужимках. «Живопись — дочь любви и света», — изрек он как-то раз на удивление всем присутствующим. После Июльской революции 1830, когда в условиях относительной свободы слова во Франции начался расцвет политической сатиры, Домье начал сотрудничать с журналом «La Caricature» и «Le Charivari». В свободные минуты мальчик смертельно скучал, чувствуя себя совершенно чужим этому неуютному миру. Картины его уже начинали покупать.

В те годы, особенно в провинции, еще не угасло преклонение перед «великим Жан Жаком». Даже известие о воцарении Луи Филиппа сначала не произвело на них впечатления. Домье давно убедился, что насмешка над одним человеком не решает дела, — недаром он перешел от портретов «Знаменитостей Золотой середины» к «Законодательному чреву». Минувшей весной тридцать его картин было выставлено в магазине Луи Мартине, там, где несколько лет назад побывала «Прачка» Домье.

Не так давно здесь был принят новый избирательный закон. Оноре не хватало друга, ему хотелось что-то делать, как-то участвовать в событиях, на фоне которых его искусство казалось пустячным развлечением. Сколько еще осталось сделать. Он и в самом деле мечтал о революции. Г. К».

И вместе с тем ничего показного. ДОМЬЕ (Daumier) Оноре (Оноре Викторьен) (26. 2. 1808, Марсель – 10. 2. 1879, Вальмондуа, близ Парижа), французский график, художник, скульптор. Оноре не увидел здесь уныния и подавленности, как ожидал.

В отсутствии аристократической поддержки искусства и литературы художники и писатели всё больше обращаются к широкой публике и особенно к буржуазии, являющейся господствующим классом, чтобы среди её представителей найти почитателей своих работ. Недавно его литографии стал покупать художественный магазин Обера. Запрещение политической карикатуры в 1835 вынудило Домье ограничиться бытовой сатирой. Ему казалось, что он видит занимательный фокус.

Сейчас он понимал, что борьба лишь начинается и не питал особых иллюзий. Все присутствующие были возмущены. А Робер Макэр уже жил самостоятельной жизнью, независимой от своих создателей. Несколько лиц изображенных на картине, знакомы Домье: в углу склонился над книгой Бодлер — одно время он дружил с Курбе. Но именно на них опиралось правительство июльской монархии. Прачка и ребенок с трудом идут по пустынной набережной навстречу ветру.

Таков цикл «Прачки» (1850—1860). Без этого я думаю все б меня устроило. Это действительно нравы идеи и облик эпохи изображенные талантливой и темпераментной рукой. И хотя до сих пор академики побаивались Делакруа, считая его дерзким крушителем основ, творчество «великого романтика» уже казалось чем-то вроде живописи старых мастеров — величественным, но отходящим в прошлое искусством.

Теперь он видел и воспринимал мир глазами живописца. Что жалкие убийства на постоялом дворе из-за нескольких тысяч франков. Прежние законы, сохранявшие относительную демократию, отменялись один за другим. Никогда еще Домье не рисовал так много, как сейчас. Искусство оторвало людей от суетливого потока обыденности.

Домье нарисовал себя почти без всякого сходства и в придачу с длинным унылым носом. Они как могли защищали свой сонный и обеспеченный мир от посягательств «бунтовщиков-республиканцев» и были гораздо ближе к героям «Законодательного чрева», чем казалось на первый взгляд. Домье показал Ратапуаля двояко. Теперь многое переменилось. О Домье говорили у принцессы де Роган и даже в Тюильри. брал уроки живописи и рисунка, овладевал искусством литографии. Но было в Бодлере что-то настораживающее Домье: внутренняя изломанность, претенциозность, поразительная способность видеть низменное и грязное во всех явлениях жизни. В сущности, это была довольно наивная и неумелая работа.

Шел восьмой час ноябрьского вечера, холод ощутимо проникал под тонкий сюртук. Получив в редакции текст, Домье по пути к дому уже думал над будущим рисунком. На серьезное раздумье, тщательную работу постоянно не хватало времени. И снова желтеющие сжатые поля изумрудные пятнышки лугов и бесконечная дорога.

В некоторых живописных работах ощутимо влияние мастеров фламандского барокко – П. П. Рубенса, Я. Йорданса («Мельник, его сын и осёл», около 1849, Художественная галерея, Глазго «Триумф Силена», 1850, Музей изобразительного искусства и кружев, Кале). Добиньи рекомендовал Домье одному богатому американцу, скупавшему в Европе картины. Как только с лязгом падала вниз откидная ступенька, маленький пассажир спрыгивал на землю. Биржа бурлила, как никогда. Рядом с ним короли казались картонными паяцами, будто ожившие карикатуры пытались напасть на человека из плоти и крови. В живописи Домье важную роль играют светотень, которая усиливает эмоциональное звучание образа и динамичный мазок колорит – сдержанный, лишь иногда вспышки ярких тонов подчёркивают драматизм и напряжение сюжета («Криспен и Скапен», около 1860 года, музей Орсе «Восстание», 1840-е годы Национальная галерея, Прага). Должно быть, кисть охладила этот остроумный талант».

Это был еще сравнительно мягкий рисунок. Слишком красноречив был ликующий Париж с улыбающимися людьми, разорванными бурбонскими флагами и пеньем «Марсельезы». Сияние светлых тонов воссоздает чувства человека, всецело захваченного искусством. этими людьми законов и чревоугодие как плотский грех собравшихся, думающих не о законе, а о собственном насыщении. Быт здесь был сонным и неподвижным, как вода в заглохшем пруду.

Второе замужество матери навсегда искалечило детство. Это муза страстная, но молчаливая и скрытная». За рисованием Домье обычно пел — те бессмысленно повторяющиеся куплеты, которые чаще всего поет человек, оставаясь наедине с самим собою, пел громко и фальшиво, благо стесняться было некого.

Д. создал ряд портретов, картин на литературные, религиозные, мифологические сюжеты серия картин посвящена Дон Кихоту, чья комическая внешность лишь подчёркивает духовное величие и трагичность судьбы искателя правды («Дон Кихот», около 1868, Новая пинакотека, Мюнхен). У него была большая семья и очень мало денег. Штрихи ложились на камень, как на хорошую зернистую бумагу. Он сумел поднять карикатуру до уровня острого, художественно абсолютного гротеска, создав знаменитые серии, ставшие своего рода панорамой современной ему французской общественной жизни («Робер Макер», 1839 «Олимпийские боги», 1841 «Физиологии», 1841-42 «Служители правосудия», 1845-49 «Добрые буржуа», 1846-49 и др. ).

Каждый день Оноре старался урвать хоть полчаса на серьезную живопись. Три часа не прекращалась стрельба. В литографии «Это убило то» он показывает, что избрание Наполеона III было началом всех бедствий. Страшно было поверить, что это произошло здесь, рядом, в двух шагах от «Бюро кормилиц», в самом сердце веселого города Парижа. Он сам был живым участником борьбы.

Их просто подбирали друг к Другу по размеру. Подрабатывая в журналах, Оноре с 1830 года начинает сотрудничать в сатирическом издании Шарля Филипона «Карикатюр», где работали лучшие рисовальщики той поры: Монье, Гранвиль, Травье, Шарле, Декам. На втором заседании потребовал слова Годфруа Кавеньяк — один из обвиняемых, член «Комитета защиты» избранного подсудимыми. Родители торжествуют: «Двенадцать с половиной лет и уже три первые премии. ».

В пылу работы он хватал то один осколок карандаша, то другой, потом возвращался к первому. Первый взгляд на картину привел Домье в изумление. Он становился совсем не похожим на Париж его юности. Смело и точно вылепленные скульптурные эскизы-бюсты буржуазных политических деятелей (раскрашенная глина, около 1830—32, сохранились 36 бюстов в частном собрании) послужили основой для серии литографических портретов-шаржей («Знаменитости золотой середины», 1832—33). Со временем то, чего достиг Домье в живописи, начало проникать и в литографии.

Иногда он вновь надевает традиционные лохмотья иногда на нем элегантный костюм. Свобода. Это была картина Эжена Делакруа «Резня на Хиосе» изображавшая расправу турок над восставшими греками.

Два скульптора — Жоффруа Дешом и Мишель Паскаль — жили через дом от него. Таковы, например, картины Перед купанием (около 1852), Любопытствующие у витрины (около 1860). И лишь довольная усмешка, растягивающая губы Луи Филиппа, выдает истинные чувства короля: глубокое удовлетворение тем, что, наконец, ушел с его пути Лафайет — человек, которому он был стольким обязан и которого он не переставал опасаться. Цвет и спокоен и богат. Вместо того он бродил по окрестностям, разыскивая красивые виды или сидел в жидкой тени олив с книжкой в руках.

Даже разговаривая, он не поднимал от стола свою темноволосую растрепанную голову. Критика возмущалась холстами Эдуарда Манэ. Толпа властителей страны представлялась безлико элегантной. В этом доме известном под названием «Отель Лозан» или «Отель Пимодан», лучшее помещение снимал Жозеф Фердинанд Буассар де Буаденье — художник, литератор и музыкант. Прео, знавший все на свете, рассказывал Домье, что Рюд «заставлял позировавшую ему свояченицу громко кричать», чтобы схватить движение рта. Милле буквально бежал из столицы, боясь легкого успеха.

С давних лет знакомые набережные и улицы Ситэ приводили Домье к кованым воротам Дворца правосудия. Он стал приходить к Ленуару регулярно. Ты можешь быть счастлив имея такого друга и повторить вместе со мною слова доброго Лафонтена: «Сколь сладостно иметь настоящего друга. ». Тогда Домье еще не мог догадываться о будущем расцвете фотографии и говорил о новом «искусстве», что оно «все изображает, но ничего не выражает».

Чаша его переживаний переполнилась до краев. всё напряжённее и стремительнее становится динамичная композиция, объём лаконично лепится цветовым пятном и энергичным, сочным мазком. В «Отеле Кольбер» его встречали как последнего представителя старой гвардии сороковых годов. Карикатуры Д. распространялись в виде отдельных листов или публиковались в иллюстрированных изданиях, где сотрудничал Д. (в «Силуэт», «Silhouette», 1830—31 в основанных издателем Ш. Филипоном «Карикатюр», «Caricature», 1831—35 и «Шаривари», «Charivari», 1833—60 и 1863—72). На почве этого протеста против июльской монархии и объединилась целая группа лучших рисовальщиков той эпохи: Монье, Гранвиль, Травье, Шарле, Декам. Был здесь и сам Филипон.

Несколько раз Оноре видел его совсем близко. Надежды на уединение в мирной тиши деревенского домика, конечно, не оправдались. В картине ощущалась напряженная работа человеческой мысли. Он обладает чудесной, почти божественной памятью, которая заменяет ему модель.

Повинуясь его движению, сливаясь с ним воедино, следуют за юношей его товарищи. Петиции о Салоне независимых больше не нужны. «К циклу Прачек относится и картина известная под названием Ноша, – пишет Н. Н. Теперь у него был свой дом, согретый присутствием веселой и ласковой Александрии.

Художник же считал, что фотография изображает всё, но не выражает ничего. Почти все собравшиеся были знакомы Оноре: редактор газеты «Карикатюр» Денуайе другой ведущий редактор — Бальзак, не по годам тучный человек, в осыпанном пеплом сюртуке, с вечной усмешкой в углах изогнутых, как у фавна, губ известный карикатурист и иллюстратор Гранвиль. Домье писал бедный люд рабочих кварталов Парижа. У него было мало досуга и возможности творить вообще, вне утилитарного назначения. Вот только так, на улице, случайно, встречается с искусством бедный человек. Диаз тоже продавал свои работы. Домье еще долго смотрел на затихший, безжизненный дом, потом повернулся и зашагал прочь.

Длинная остроконечная бородка, усы закручены кверху. С самых юных лет Домье панически боялся всякой высокопарности и напыщенности. В рисунке можно допустить неопределенность штриха, расплывчатость пятна. – спросил Домье. Замечал Филипон и трогательную заботливость, с которой Оноре следил за своей одеждой.

Фигура стоящего мальчугана выделялась силуэтом на фоне дымного неба. Они умели скрывать свои чувства. 1848, Прага, Национальная галерея). Да и как могло быть иначе.

Сперва он удивился, потом вспомнил, что ему уже не двадцать лет. Он идет, стараясь держаться прямо, «как следует юноше из хорошей семьи» и держит в обеих руках по веночку — награды за бесконечные часы усердных занятий. Эта маленькая газета не шла ни на какие компромиссы. Наверно, он опять курил гашиш, чтобы подстегнуть утомленный мозг.

Не было больше Филипона, Гранвиля, Травьеса. 3. Престарелый художник устал. Оноре, едва научившийся читать, не успевал разбирать, что на них написано.

Он никогда ее не знал, но всегда мечтал о ней и посвятил ей свое искусство. Ветер свистит за окном и, проникая в купе, заставляет кутать шею в теплый шарф. Нет заказов, нет денег, нет элементарной возможности работать, не умирая с голоду.

Мир обывателя ограничивался пределами своего квартала. Глина оживала от малейшего движения пальцев, в ней хорошо восстанавливалось виденное. Гигантский железнодорожный тоннель протянулся под площадью Эроп и холмом Батиньоль. Люди пробирались между ними с поразительной отвагой, чудом не попадая под колеса.

Я буквально терроризирован людьми, заставляющими меня делать их портреты. Как ядовитые грибы после дождя, появлялись сотни темных дельцов. Рисунки и литографии успевали схватывать быстротечные моменты стремительной жизни. Росла популярность выставок и критики формировали художественный вкус.

В глазах рябило от мантий, золотых перевязей, страусовых перьев, рыцарских доспехов. Худой жилистый человек стоит, опираясь на тяжелую толстую трость. Такова литография «Законодательное чрево» (1834), где перед зрителем на скамьях, расположенных амфитеатром, можно видеть министров и членов парламента Июльской монархии.

Человек в цилиндре смотрит на гравюру с восторгом знатока. Изредка Домье приезжал проведать жену. Ораторствующего Робера Макэра окружает толпа. В воздухе словно носился густой запах золота. Герои «Карикатюраны» только начинали обрисовываться им не хватало живых характеров, они походили на кукол. Последние годы она была перед его глазами непрерывно. Прокладывались новые улицы и бульвары.

Он входил в душистые комнаты, его имя громко объявляли лакеи в шелковых чулках. И, конечно, рисуя Макэра, он не раз вспоминал Фредерика Леметра. Его неистощимая фантазия помогала находить остроумные способы обойти цензуру.

Домье тогда ответил полушутя-полусерьезно: «Я слушаю, что говорят мои простаки, — Домье имел в виду своих героев, — и записываю то, что слышу». Чужим он казался сдержанным, даже высокомерным. Зачем еще кому-то об этом знать. Они неудержимо притягивали к себе глаза читающего.

Оноре написал своего приятеля, гравера-офортиста Луи Леруа. Карикатура появилась вовремя. Художник же считал, что фотография изображает всё, но не выражает ничего. Ногу Диаз потерял в раннем детстве из-за укуса ядовитой мухи.

Сейчас он занят крупными делами. Занимательность уступает место цельному яркому впечатлению. О, эта буржуазная публика, на все глазеющая и ко всему равнодушная. Он писал уличные сценки, бродячих акробатов, простых людей («Любитель эстампов», музей Пти-Пале, Париж «Вагон третьего класса», около 1862-1864 годы, Метрополитен-музей, Нью-Йорк и другие собрания серия «Прачки», около 1860-1863 годы, музей Орсе и другие) иногда обращается к мифологическим сюжетам излюбленными образами Домье надолго остаются Дон Кихот и Санчо Панса (серия картин – музей Орсе, Новая пинакотека, Мюнхен, Метрополитен-музей, музей Крёллер-Мюллер, Оттерло). Если не хватало стульев, гости рассаживались по-турецки прямо на полу, если не хватало стаканов, пили прямо из бутылок. Искусство раскрылось зрителям в своей логической последовательности. 1860-х, Прага, Национальная галерея) убежденный республиканец Домье участвовал в конкурсе 1848 года на тему Республика, которую он представляет в виде могучей фигуры Матери всей нации, заботящейся о своих детях (Париж, Музей Орсэ).

Привратнику мастерской Домье Анатолю по-человечески нравился художник. За эти 40 с лишком трудовых лет художник развил исключительную производительность, оставив после себя 4000 литографий и 900 гравюр на дереве, к которым надо присоединить еще около 400 картин маслом, акварелей и набросков. О Манэ Домье много слышал от Бодлера.

Правда, его рука стала куда искуснее, чем прежде. В зеркале лицо упрямо приобретало унылое, натянутое выражение. Домье не довольствуется первыми достижениями. Пожалуй, ни одно сословие не изучал Домье так долго и так глубоко, как сословие юристов.

В 1832 за карикатуру на короля (литография Гаргантюа, 1831) был на полгода заключён в тюрьму. Унылая равнина, заросшая бурой травой. Когда-то он учился с Жанроном.

Чрезвычайно нравились ему идиллические поэмы аббата Делиля и его переводы из Вергилия. Домье долго с ним бился. Город кажется веселым, безмятежным и похорошевшим. Мягкие диваны, стены обиты полосатым штофом, пропитавшимся запахом угля и застарелой пыли.

Американца вполне удовлетворила требуемая сумма и он пожелал посмотреть другие работы. Низкое солнце с трудом пробивается сквозь сизо-желтые клубящиеся облака. Именно вот таким образом социально-битовая карикатура занимает в творчестве художника ведущее место. Мальчик заглядывает в папку эстампов с несмелым любопытством, совсем как много лет назад Оноре Домье.

Имена Жанрона, Диаза, Прео мелькали в критических статьях солидных художественных газет. Цвет в этих картинах, как музыка, вызывает волнение, радость, неожиданное смятение. Блеск стали. Но теперь он был зрелым человеком, настоящим художником и начинающие рисовальщики, появлявшиеся в редакции, с трепетом показывали ему свои работы, как когда-то он — Филипону. Сын мастера-стекольщика.

Помещение окружили несколько батальонов солдат. Особенно тонко он чувствовал те мгновения в жизни природы, когда образ ее изменчив, «подвижен». Видел ли Домье Бодлера. Высеченная из серого камня крылатая женщина в фригийском колпаке Напоминала и «Свободу на баррикадах. » Делакруа и греческую статую богини победы Ники, стоящую на площадке луврской лестницы.

Рисункам часто предшествовало изображение фигур в глине (первые гротескные бюсты исполнены в 1832 году после смерти Домье многие работы переведены в бронзу) – этим, в частности, объясняется умение Домье компоновать массы и добиваться объёмности изображения в графике. Реальная аллегория, определяющая семилетний период моей художественной жизни». В конце 60-х гг. В тесноте крохотной квартиры трудно было работать.

Рисунки зависели от текста Филипона, должны были иллюстрировать его. Печатник казался родным братом рабочего, погибшего на улице Транснонен. После этого Курбе однажды огорченно заметил: – Ничего из Домье не выйдет. В 1832 Д. за карикатуру на короля (литография «Гаргантюа», 1831) был заключён на полгода в тюрьму, где общение с арестованными республиканцами укрепило его революционные убеждения.

Говорить они умели. Домье слишком хорошо знал цену такой критике, чтобы ей верить. Он делал то, что хотел и как хотел и не его вина, если пока он не умел сделать лучше. Один завинчивал Луи Филиппа в типографский станок: «А, ты вздумал покушаться на свободу печати. » Другой, тоже олицетворявший свободу прессы, расправившись с Карлом X, спокойно ожидал размахивавшего зонтиком Луи Филиппа. Оноре, вспомнив свое детское увлечение лепкой, решил использовать для предварительных набросков глину.

Чем-то оно напоминало «Июльского героя» Домье. Сам, раз навсегда отдав себя своей эпохе, Домье оставался ей верным. То, что отличает Домье как художника, это уверенность. Его сыну все это было чуждо. Зато она стала ему верным товарищем, умела не падать духом в трудные минуты. В ту пору весь Париж был заставлен трёхногими фотоаппаратами.

Только несколько жестких стульев да старая кушетка приютились по углам. Каждая деталь значила безмерно много там, где деталей почти не было. Оноре успел заметить, что монета была золотая.

Но Бурбонская династия, по сути дела, осталась. Угрюмый человек, освещенный призрачным светом вечернего города, ничем не напоминал своих «предков» — веселых и полнокровных фламандских бюргеров. Чтобы сохранить свои доходы, свою ренту и капиталы, буржуа поддерживали реакционные министерства, вступали в Национальную гвардию. На рисунках Домье буржуа пытались приобщиться к искусству, как некогда к природе. Несколько художников сделали на паркете Большой галереи надпись: «Уважение к национальной собственности и достоянию художников». И здесь мы снова приходим к тому выводу, к которому пришли, обозрев рисунки Домье: классовые симпатии Домье и его любовь художника лежали на стороне пролетариата.

В ней сочетались ясная строгость классики с горячим порывом. Но в начале марта, вскоре после официального объявления конкурса, к нему в мастерскую явился молодой художник Курбе: красивый человек в мундире Национальной гвардии, с ленивыми томными глазами и холеной бородой. Холст был большой, почти квадратный, слегка вытянутый в высоту. Он нагнулся над ней, весь отдавшись радости созерцания. Он был представителен, почти элегантен.

Домье ничего не замечал и продолжал рисовать, по временам что-то напевая себе под нос. Все они легко подружились с Домье. Параллели эти при знании того, что следующую работу на эту тему Домье назвал «Законодательное чрево», можно связать с фигурой непомерно толстого клоуна, раздутого именно в области «чрева», плоть его доминирует. Он особенно любил после ночи, проведенной в редакции, пройтись по просыпающемуся городу. С изумительной силой выразительности, как проникновенный физиономист, увековечил Домье прислужников монархии, орлеанистов (Гизо, Тьера, Сульта и др. ) и самого короля с грушевидной головой. Домье надолго задумывался, роняя пепел из трубки на раскрытую книгу.

Он видит мир широко и изображает его мощной кистью прирожденного живописца. «Шаривари» сильно переменилась. Он любил бродить среди деревянных балаганов, каруселей и тиров на Елисейских полях.

С Жанроном он часто спорил. В конце концов приходилось рисовать несколько камней в одну ночь. Он не делал законченных картин, но шаг за шагом вспоминал, создавал заново мир «людей юстиции», очищенный от сумятицы случайных впечатлений. Но о настоящем искусстве еще и сейчас не приходилось думать.

2. Когда в 1835 «Карикатюр» был запрещен, Филипон основал другой юмористический журнал – «Шаривари» и Домье постоянно публиковал в нем свои литографии в течение почти сорока лет. Домье словно говорил подписчикам: «Взгляните на себя. » Могло ли это нравиться обывателям. Процветал роман, как литературная форма, наиболее способствующая экспериментам. В качестве девиза Домье использовал все те же слова Ламета об эмиграции.

Их близость особенно ощутима при взгляде на безликий городской пейзаж второго плана. Это понимали академики — недаром они не хотели принять Делакруа в число своих коллег. Ему пятьдесят лет, это уже почти старость. Домье лепил только главное, он выделял лишь те черты, которые раскрывали глубоко запрятанные пороки. Домье смеялся со всеми, слушая рассказ Филипона.

Без всяких сомнений, он обладал могучим талантом. В мастерской Домье было светло и пусто. К своему увечью он относился спокойно, ухитрялся со своей «деревяшкой» не только много ходить, но даже танцевать и плавать. «Отель Кольбер» шумел до поздней ночи.

В одной из статей он прочел: «Богатство мысли, умение использовать контрасты — это заставляет вспомнить известные образы Гаварни». Запрещение политической карикатуры и закрытие «Карикатюр» (1835) вынудили Д. ограничиться бытовой сатирой. Устроенная за год до смерти Домье ретроспективная выставка его произведений (под председательством Виктора Гюго) совпала — о ирония судьбы. В числе других карикатур на Тьера Домье сделал рисунок «Матереубийца»: Тьер замахивался дубиной с надписью «Законы против печати» на аллегорическую фигуру прессы.

Рядом с ними Домье стыдно было бы проявить малодушие. Аристократы получали доходные должности, пенсии и субсидии. Так писали Веласкес, Рембрандт, Тициан.

Леруа много работал — целые дни просиживал он за столом, согнувшись над доской.

---