кхе. Берлиоз же хотел доказать поэту, что главное не в том, каков был Иисус, плох ли, хорош ли, а в том, что Иисуса-то этого, как личности, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о нем простые выдумки, самый обыкновенный миф. Словом – иностранец. У КОТОВ, шнырявших возлеверанды, был утренний вид.
саркома легкого. Как первое и второе, так и третье – абсолютно бессмысленно, вы сами понимаете. Речь эта, как впоследствии узнали, шла об Иисусе Христе.
Выбрит гладко. Брови черные, но одна выше другой.
Словом иностранец. кхе. – и здесь незнакомец рассмеялся странным смешком. Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой.
Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Неужели вы скажете, что это он сам собою управил так. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Рот какой-то кривой.
Речь эта, как впоследствии узнали, шла об Иисусе Христе. Выбрит гладко. Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует. Брюнет. Тут приключилась вторая СТРАННОСТЬ, касающаяся одного Берлиоза.
Брюнет. По виду лет сорока с лишним. По виду – лет сорока с лишним. Воланд сидел на складном табурете, одетый в черную свою сутану. Неужели вы скажете, что это он сам собою управил, так. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях.
Выбрит гладко. Рот какой-то кривой. Эта ТЬМА, пришедшая с запада, накрыла громадный город. Как первое и второе, так и третье – абсолютно бессмысленно, вы сами понимаете.
Брови черные, но одна выше другой. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой завтрашний день. Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях.
Трудно сказать, что именно подвело Ивана Николаевича – изобразительная ли сила его таланта или полное незнакомство с вопросом, по которому он собирался писать, – но Иисус в его изображении получился ну абсолютно как живой, хотя и не привлекающий к себе персонаж.
И вот теперь редактор читал поэту нечто вроде лекции об Иисусе, с тем чтобы подчеркнуть основную ошибку поэта. ОНИвошли к Иванушке, невидимые и незамеченные во время грохота и воя грозы. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брюнет. Брови черные, но одна выше другой, словом – иностранец.
Рот какой-то кривой. – и здесь незнакомец рассмеялся странным смешком. По виду – лет сорока с лишним. Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует.