Произошла Преудивительная История

Значение слова «преудивительный»

Запуганные одичавшие крестьяне укрывались в лесах, питались травой и падалью. Отождествление Гриммельсгаузена с личностью главного героя стало невозможно. Он запечатлел «необычайно верную картину ужасов и постыдных деяний войны», следуя «реально ощутимым событиям грубой действительности». Не такова ли судьба всего земного бытия. В Хемнице из 6000 ткачей едва сохранилось 500 и больше 2000 домов пустовало. Он перерабатывает и переосмысляет «чужой» материал, переводит нейтральный, безличный текст в сказовую форму, придает ему пластичность. Он всюду ищет добро и правду, только удивляется, что так редко ему удается их повстречать.

4. В этих словах слышится уже требование адекватности стиля изображению, а не только «полноты» изображения, без которой не может быть подлинной правды. В 1836 г. Бюлов выпустил «Симплициссимуса», сославшись в предисловии на Л. Тика, который «так полюбил эту книгу, что собирался ее обработать». В 1673 г. некий сеньор Мессмаль выпустил серьезное рассуждение о чистоте немецкого языка под веселым названием «Всемирно прославленного Симплициссимуса Хвастовство и Похвальба своим Немецким Михе-лем, с дозволением всякому, кто только сможет, читать без смеху». Местом издания названа страна, где изобретен печатный станок (Нюрнберг), а год издания нехитро засекречен с помощью выделения отдельных букв (как и в издании некоторых других книг с именем Симплициссимуса).

Филистимляне (В развитие темы «Палестинцы или филистимляне: история вопроса и вопросы)

16) разрослось до двадцати строк. Пастушеский роман претерпевает у него удивительные превращения. Экс-премьер Великобритании, видный деятель-консерватор Джон Мейджор: "Даже как бывший кнут Палаты общин, я не могу помешать людям спать друг с другом, хотя это против правил". (Шестой том был переведен Фишартом, снабдившим его стихотворным предисловием).

«Симплициссимус» – последний этап этого процесса, как бы задержавшийся на оптимальном уровне, когда жизненное содержание и его сатирико-аллегорическая интерпретация взаимно уравновешивали друг друга, создавая два аспекта художественного восприятия. Более сложны его связи с жанром пастушеского романа, с которым он также был хорошо знаком. В 1810 г. Хакен издал свой пересказ «Симплициссимуса». Университеты влачили жалкое существование. А тем временем, я дочитал Духлесс.

Местная легенда прикрепила эту сцену к колоколенке церкви св. Он «пользовался расположением при княжеских дворах» и занимал «почетное место старшины в Ренхене в Шварцвальде – древнем городе, разоренном гуннским тираном Атиллой, ныне же торговом местечке». Гриммельсгаузен не остался чужд театральности барокко. Например, «Препод завалил на зачёте пол курса», — это многозначная двусмысленная фраза. Апофегмам придавали не только назидательное значение.

Он хочет знать их дела и помыслы. Точно так же из других произведений Гриммельсгаузена, в особенности из составленного им «Симплицианского вечного календаря», (1670), были извлечены некоторые автобиографические признания, достоверность которых подтверждалась рядом веских соображений. Сатирический Пильграм (Из рукописного наследия Лессинга)». А может быть, он все же существовал. Гарцони объявляет, что подобным «нобилистам» можно прямо в лицо сказать, что «деревенская хижина была их дворцом, в котором они рождены и воспитаны их поместья – простое поле, на котором они выискивали свое жалкое пропитание их убранные коврами покои и залы – грязная и закопченная дыра, где по-настоящему не увидишь ни солнца, ни месяца их слуги и лакеи – овцы, козы и свиньи, которых они пасли, плуг – их рыцарское оружие, с которым они упражнение имели, доение коров – их дворянская потеха, рытье канав – их disciplina militaris, погонять ослов или таскать на носилках и возить на тележках навоз – их капитанство и тому подобные вещи, коих они должны стыдиться, когда это будет брошено им в упрек, дабы осадить их высокомерие». «Даже божественный образ побродяжки Кураже мы не должны упускать из виду ибо она подобно смоляному факелу, горящему кровавым светом, все же освещает нам исторические моменты, ради чего мы должны сносить и отвратительный чад идущий от этого факела».

Гриммельсгаузен слишком близко стоял к народу, чтобы поддаться буколической лжи. Это как будто снова указывало на Самуеля Хиршфельда, будущего автора «Симплициссимуса». Вторая часть немецкого «Гусмана» целиком сочинена Альбертинусом. Иногда он словно подменял свой жизненный опыт книжным материалом.

Он говорит о двух персонажах, которые сами выступают как часть большой аллегории, что их не оставлял «внутренний страж, свет разума, неумолчный свидетель, а именно совесть» (VI, 12). Третьего пытают, подпаливая у огня подошвы (как и батьку Симплициуса). И хотя вряд ли «Симплициссимус» в такой степени «накладывается» на роман Сореля, параллельное рассмотрение их может быть плодотворно.

Но уже Генрих Курц заметил, что это «признание» относится не к автору, а к литературному герою, явившемуся прообразом Симплициссимуса. Это «время» условно и лишь приблизительно отвечает общей исторической хронологии, которую Гриммельсгаузен то и дело нарушает. Достоверных портретов Гриммельсгаузена нет. Каждая вещь умирая дает жизнь другой. Положения, выставленные К. Луговским и Домагаллой, оказали влияние на дальнейшую интерпретацию «Симплициссимуса».

Лубочные картинки (русский лубок): значение слова история происхождения, примеры

Биография Гриммельсгаузена несколько потускнела и стала выглядеть прозаично. Историческое существование писателя было доказано. Введенные в него шванки, готовые «остроумные ответы» отражают движение мысли Симплициссимуса, соотнесены с его личностью и характером.

Гриммельсгаузен вводит в роман аллегорию, нередко мотивируя ее как «сновидение», – прием имевший давнюю литературную традицию и получивший распространение в сатирико-дидактической литературе XVII в. Аллегорические элементы в «Симплициссимусе» в отличие от Альбер-тинуса и Мошероша тесно связаны с сюжетом романа и личностью героя. Его и откупил себе в «наследственное владение» Гриммельсгаузен в 1653 г. и затем, как пишет его сын, «обработал, засадил деревьями и, наконец, построил там два дома и владел тем местом, покуда не помер». Совсем иначе в романе. «Ба. Эта связь с «мужиком» и в романе Гриммельсгаузена несколько условна, но именно своему батьке обязан Симплициссимус первыми представлениями о жизни, которые накладывают отпечаток на его последующее отношение к ней.

Было почти несомненно, что и эти истории предназначались для них. Скоро эти соображения вступили в противоречие с другими догадками. 7).

5 удивительных и невероятных историй рождения детей

Эхтермайер указывает, что на книгах изданных под именем Гриммельсгаузена, помечено, что он «гельнгаузенец» и ссылается на комментатора фельсекеровского издания, который сообщал, что автор «Симплициссимуса» «был преисполнен благородной любви к своей родине Гельнгаузену». В 1812 г. Арним в повести «Изабелла из Египта» превращает симплициссимусовского ландскнехта в услужливого, добродушного и плутоватого странствующего мертвеца, который, возвращаясь в могилу, озабоченно пересчитывает полученные днем чаевые. Написанная со всей легкостью банального романтизма фантастическая повесть Фуке «Висельный человечек» (1810) изобиловала театральными эффектами. Но вместе с тем «Плодоносное общество» восставало против простонародной «грубости» и ставило своей задачей «сохранение и распространение рыцарских добродетелей». И, конечно, не случайно в главе, следующей за описанием битвы при Виттштоке, Гриммельсгаузен пародирует его сценой «кровопролитной битвы» Симплициссимуса с одолевавшими его насекомыми, причем использована военная терминология. Четверостишие в аллегорическом «сне» (I, гл. В 1670 г. Филипп Цезен выпустил роман «Ассенат», разрабатывающий ту же тему, что и «Целомудренный Иосиф».

Весь этот разнородный материал и переплавлен в законченный слитный образ. Он зародился из шванкового брожения и страсти к фабулированию. Менее аристократическое «Честное общество под елью», с которым Гриммельсгаузен познакомился в Страсбурге, также внушило ему неприязнь. Последние годы его жизни совпали с французско-нидерландско-немецкой войной. Формирование личности у Гриммельсгаузена показано не средствами анализа «приватных чувств», как у Гёте, а путем накопления эмпирического знания о мире, в столкновении с ним.

Оба рецензента отметили, что, судя по языку, автор должен быть родом из Австрии. Но это – опыт пикаро. Но это и не исторический роман. Немаловажное значение имел и произведенный Кённеке анализ «Шпрингинсфельда» изобиловавшего описаниями военных событий.

А ведь из этого издания Гриммельсгаузен и почерпнул материал для «робинзонады» в шестой книге «Симплициссимуса». Симплициссимус сталкивается со множеством людей всякого звания и профессий. Народный календарь» в XVI Ib., да и позднее, нередко был единственной настольной книгой для целой семьи зажиточного крестьянина, ремесленника или мелкого торговца. Находили новые, неизвестные ранее экземпляры, но они ставили новые загадки.

«Симплициссимус» потому и сложился как большая форма, что назрела проблема личности, ее положения и развития в условиях нарастающего кризиса феодального общества. Оливье идет на сделку с самим чертом. Фрейденхольд пытается соединить тенденции первой и второй книг «Гусмана», но побеждает вторая.

Раннее немецкое просвещение ослабило интерес к этому роману. Эстетизм и утонченный индивидуализм романтического юноши, который предается ироническим самонаблюдениям и по собственному признанию «играет комедию с самим собой», не имеют ничего общего с раздумьями Симплициссимуса о себе и окружающем его мире. Попутно с помощью дополнительного мотива узнавания получает завершение ранняя вставная новелла о егере из Зуста (III, 2). На титульном листе означено, что это «Жизнеописание диковинного ваганта по имени Мельхиор Штернфельс фон Фуксхейм», а издано оно в свет неким Германом Шлейф-хеймом фон Зульсфортом.

Как только он его достигает, он перестает существовать как пикаро. Когда дело доходит до выбора, Симплициссимус делает его в пользу жизни. В 1809 г. Людвиг Хакен (1767 – 1835) выпустил анонимно курьезную брошюру «Герой девятнадцатого столетия. Находки Пассова, казалось, лишь подтверждали достоверность Комментария. Все течет, все изменяется, сверкает, переливается, претворяется одно в другое.

Интересно, что и сам Преториус ссылается на сочинение Самуеля Хиршфельда «Сатирический Пильграм» и упоминает о нем в другой своей книжке «Волшебный прут» (о рудоискательной «вилке»), вышедшей в следующем году. Эго не портрет маслом, а фигура с витража или мозаики. В 1822 г. поэт и сатирик Фридрих Вайссер (1761 – 1836) выпустил в двух частях свою переработку романа: «Плутовство и простота или Симплициссимус XVII столетия в одеянии XIX».

Местечко так запустело, что было оценено судом в Гайсбахе всего в 15 флоринов. С крутой горы Филандер с горестью взирает, как четверо крестьян впряглись в плуг на место лошадей, перепахивая дно спущенного пруда, «так что у меня от сожаления сердце и глаза зашлись ибо видел я, как тяжко было беднягам снискивать себе пропитание и подвергаться еще более ужасным мучениям денег ради», . В 1881 г. библиотекарь в Касселе Альберт Дункер обнаружил черновую купчую 1571 г., которую заключил «сотник» («Zentgrafe») в Рейнхен-бахе Йорг Кристов фон Гриммельсгаузен и его жена на приобретение дома в городе Гельнгаузене за 135 гульденов с обязательством нести все городские подати. Большой дискурс об астрологии и составлении гороскопов в «Вечном календаре» Гриммельсгаузен составляет на основе материала, заимствованного из сочинения франкфуртского астролога Иоганна фон Хагена, приверженца реформации, выступавшего под псевдонимом Индагине. Он оступается, падает, на него сыплются тяжелые удары судьбы.

Что означает слово «преудивительный»

Он прогоняет его сквозь строй жизни, заставляет все увидеть и все испытать. Как только неизвестное явление обретает ясность, конкретные признаки, либо возникает осознание объекта, люди присваивают ему название (звуко-буквенную оболочку), а точнее, лексическое значение. Целомудренный Иосиф также в двух частях нюрнбергского издания предшествующего. Многие эпизоды романа происходят не в определенное время, а «однажды».

Театральность описания сочетается с экзотизмом барокко. Ландскнехты расхищают сундуки и лари, снимают навешенные под потолком окорока и колбасы. Как показал Тёрнвалл, многие разночтения из этого издания перешли в последнее прижизненное издание 1671 г. («D»), что уже трудно было приписать неправомочному издателю. Но эта связь, как и некоторые реальные исторические подробности, подчинена общему художественному замыслу и ведению сюжета. Как жить в этом мире.

Он характеризует «Дон Кихота» как «дурацкое произведение» («Narrenwerck») и тем самым сближает его с такими книгами, как «Смех и дело» И. Паули и «Корабль дураков» Себастьяна Брандта (1494), т. е. соотносит со старой немецкой традицией XVI в., на фоне которой он отчасти и воспринимался. Сам Дэви так же боялся Бена. Принцип их поэзии – «остроумие». Блуждая по лесу, Симплициссимус натолкнулся на «каменного болвана», который оказался забытой всеми статуей «древнего немецкого героя».

Но «того, что мы в высоком смысле называем идеями, вряд ли следует нам искать у него». Люцифер ведет дискурс с Белиалом о войне и мире в феодальном обществе. Это был шаг вперед по сравнению с наивными суждениями о книге как бесхитростном рассказе или «картине» из эпохи Тридцатилетней войны. У Гриммельсгаузена были два издателя: Фельсекер в Нюрнберге и Георг Мюллер во Франкфурте, осуществивший издание «А». Где в действительности напечатан «Симплициссимус», так как место издания, по-видимому, выставлено фиктивно.

Морфологический разбор (часть речи) слова преудивительная

Одна из книг, выпущенных им от имени Филандера, называлась «Новые видения и дискурсы о диковинных вещах на свете» (1648): она содержала «беседы» некоего «Expertus Rupertus» со своими спутниками yа время двенадцатидневного путешествия по Испании. Новые подымающиеся социальные слои только нащупывали для этого средства. В «Вечный календарь» перенесены два дискурса: «О писании календарей» и «О ворожбе и гадании», причем мудрец, беседующий с Симплицием, анаграмматически обозначен Цонагри. Если предприятие не состоялось и Гриммельсгаузен просто приложил к изданию «Симплициссимуса» написанные ранее истории, то почему их оказалось три. Даже в галантные приключения в Париже он втягивается не по своей инициативе.

Недаром в то время сложилась пословица, что «волки жили в домах, а люди в лесах». Присмотревшись к географии «Симплициссимуса», Пассов обнаружил, что таинственный автор прекрасно знает область Верхнего Рейна и его приток Некар. В повести использован и мотив «висельного человечка», получивший новую трактовку. Многое, что вызывало раньше порицание, стало предметом похвалы. Меж тем Оливье поведывает свою «историю», представляющую цепь вставных новелл и шванков, которые служат для его характеристики, как например эпизод с кошкой, отданной на растерзание псам, но с неожиданными для него самого последствиями (IV, 22).

Этим, вероятно, объясняются ошибки в наименовании книг даже на немецком языке, которые он иногда допускает, как например в названии книжки Томаса Томен, которую Симплициссимус читает еще мушкетером (III, 18). Портрет дан в перечислении красок, которыми запасся художник, чтобы запечатлеть его «куриозный» образ: «суриком и киноварью для моих век, лаком индиго и лазурью для моих караллово-красных уст, аврипигментом, сандараком, свинцовой желтью для моих зубов, оскаленных от голода, сосновой сажею, углем и умбрией для белокурых моих волос, белилами для страшных моих глаз и множеством еще иных красок для пестроцветного моего кафтана», т. е. изодранной и заплатанной его одежды (I, 21). Симплициссимус узнает, что коварным и злобным «лжеегерем», с которым он с помощью Шпрингин-сфельда здорово разделался, был все тот же Оливье (IV, 21). Издан он от имени Эриха Штайнфельса фон Груфенсхольма. Новая биографическая подробность разрешила филологическую загадку. Но «Симплициссимус» не является «бесхитростным рассказом» современника обо всем, что он видел и знал, как думали вплоть до начала ХХ в. Это не собрание «сцен» лагерной, походной, городской и деревенской жизни, написанных «с натуры». Бюлов свысока отзывается о своих предшественниках и подчеркивает, что в отличие от них он рассматривает свою работу как труд «реставратора доброго старого портрета, который тот лишь очищает от грязи и возможных записей или исправляет поврежденные места, а сам не берется за кисть, чтобы по нему малевать». Не он ли автор «Симплициссимуса».

Склонение прилагательного преудивительный

Биографическая основа романа превращается в литературную фикцию. В романе «Чудесное птичье гнездо» он ссылается на «Путешествие Адама Олеария в Московию и Персию» как на один из источников «Иосифа». Однажды рано поутру они завидели «высокий скалистый остров», отчего страх их умножился ибо буря не утихала и они потеряли всякую надежду «на спасение корабля и самой жизни».

Некоторые картины и отдельные сцены романа даже «неправдоподобны» с точки зрения наивно-документального историзма. Более о нем ничего неизвестно, хотя он написал различные произведения, а именно: Симплициссимус – любимый в его время роман, который он поначалу издал под подставным именем Германи Шлейфхейм фон Зельсфорт (Selsfort) и который в 1684 г. был снова издан в Нюрнберге в двух частях в 8-ю долю листа вместе с другими чужими произведениями. Особенно полюбились им две народные книжки: «Первый лежебок» (1670) и «Симплициссимусовский Висельный человечек» (1673). Главное достоинство романа – «картины происшествий, которые автор пережил сам».

• Его Императорского Величества Пречудесных и Преудивительных Кунштов Камера с острогом и двумя банями
• «Побои были привычны»: новые подробности изъятия детей из семьи Дель
• Пророчество провидца Авеля о мессии
• Пророчества Авеля Тайновидца о грядущих судьбах России и Богопомазанников из Дома Романовых

В календаре за 1672 г. было обнаружено «Третье прибавление или Continuatio» к «Симплициссимусу». Тот, увидев акулу, перебрался на безопасное место. «Не будь я истый Симплициссимус. » – восклицает он, указывая на своеобразие своей натуры. Удалось отыскать и деревеньку Grymaltshusen в герцогстве Саксен-Майнинген и установить, что она была продана еще в 1327 г. ее владельцем, причем купчая была скреплена печатью графа Хеннен-берга, так как собственная печать у скромного «оруженосца» («armiger») дворянина Гриммельсгаузена отсутствовала. 15). Эта «двойственность» придает роману стереоскопичность, глубину, ассоциативное богатство, одновременно спасает его от иссушающей схоластики и натуралистической ограниченности.

Санчо, связав свою судьбу с Дон Кихотом, тоже становится недобровольным пикаро. Гриммельсгаузен не просто «дозволил» издателю воспользоваться трудами корректора 1669 г. («А»), а принял их, так как это обеспечивало более широкое распространение книги по всей Германии. Поведение Симплициссимуса исходит из «готового опыта». Его литературный наряд сшит из лоскутов, как и подобает шутовскому наряду. Женщина под маской «на горе Венеры» соблазнительница в тан-гейзеровском духе – персонифицированная «Luxuria». Одновременно вели поиски и другие ученые.

Обогащение оказалось мнимым. Злодей Оливье не только тип озверевшего и потерявшего человеческий облик ландскнехта. В процесс вступает «народная поэзия юга» с ее «неосознанной наивной традицией», восходящей к средневековью. Johann Jon. В конце XIX в. трехтомное (фельсекеровское) издание Гриммельсгаузена почти утратило значение биографического источника, но сохранилось убеждение, что по крайней мере все сочинения, вошедшие в него, принадлежат одному автору. Эта существенная черта личности Симплициссимуса уже не свойственна пикаро. «Мудрые решения», которые выносит Санчо-губернатор, такого же свойства, как «остроумные ответы» Симплициссимуса.

Литературная работа его пресеклась. Да и не псевдоним ли и это новое имя. В романе показано не столько развитие, сколько рождение личности. В течение XIX в. сложился взгляд на «Симплициссимуса» как на «роман развития» («Entwicklungsroman») или «воспитательный роман» («Bildungsroman»), раскрывающий и показывающий внутреннее совершенствование героя, его «просветление» по мере познания добра и зла, как в «Парцифале» или его душевное развитие и достижение им внутренней зрелости, отражающей «воспитательный идеал» века, как в «Вильгельме Мейстере» Гёте.

Последнее научное издание сочинений Гриммельсгаузена в XIX в. было осуществлено Ф. Бобертагом. В представлении романтиков действительность является в искусстве грациозно и поэтично. XXXIX – XLI), пасторали, шванки, различный книжный материал. Нескончаемая война разоряет его. Роман изобилует множеством фактов и подробностей, поддающихся исторической проверке, находящих подтверждение в документах, в том числе и заведомо недоступных Гриммельсгаузену. Убеленный сединами пройдоха вспоминает былые приключения, поучая и предостерегая неопытную младость. В таком случае издание «В» тоже осуществлено Фельсекером.

• Пророчество монаха Авеля о царе Николае и о грядущем царе
• Жизнеописание монаха Авеля Вещего
• Льюис Кэрролл – математик и писатель
• Философские трактатыО дивинацииКнига
• История развития семьи, ее происхождение и функционирование в различных обществах
• Поиск значения / толкования слов

Фигура Оливье играет важную роль в ведении сюжета романа, связывая хронологически отдаленные эпизоды второй и четвертой книг. В письме к Брентано Людвиг Тик перечислял писателей XVII в., привлекших его внимание: «Пауль Флеминг, Опитц, Лоэнштейн, Логау, Андреас Грифиус и его сын Иоганн, Андреас Черинг». В книжных источниках Гриммельсгаузен часто заимствовал не самый острый, а нужный ему материал, который он пытался связать с сюжетным развитием и личностью Симплициссимуса, причем не только чисто ассоциативно. Вся обстановка далека от «Симплициссимуса».

Назидательность плутовского романа житейская. Какое же из них самое первое. Плутовской роман показал жизнь в формах, лишенных внутреннего единства. Тут все важно. На этом фоне и надо воспринимать причудливую «ученость» народного писателя Гриммельсгаузена.

Таким образом, «в одном и том же человеке абсолютно внешне и неорганично сочетались формальная пустота школьной (схоластической) поэзии и эта народная поэзия, которая для него столь же внешняя, как и искусственная». Результаты превзошли все ожидания. Кусочек фигового листа, которым прикрывалась Ева.

Только героем выступает теперь уже Филандер. Однако, кажется, еще никому не приходило в голову объявить Дон Кихота и Санчо Панса только «фигурами» выполняющими определенную конструктивную функцию и не увидеть в них ни личности, ни характера, ни художественного обобщения. Коллективная «История немецкой литературы», выходящая в ГДР, также называет основной формой этого романа «рассказы для календарей». Большие новеллы и целые повести съеживались до одной-двух страничек. Не став «романом развития», «Симплициссимус» не раздробился в индивидуально-психологическом анализе. У Гриммельсгаузена нет мотива обреченности. Правда, еще в 80-х годах XIX в. Ф. Бобертаг указал на некоторую близость «Симплициссимуса» к «Франсиону» Сореля, но тогда был известен лишь один немецкий перевод этого романа (1668), что делало маловероятным использование его в том же году.

• История одного билетика или подрыв экономики страны))
• Ностальгический клуб любителей кино
• Словари и энциклопедии на Академике
• Словарь-справочник по пунктуации
• Опровергнута главная теория происхождения человека
• В тихом омуте чего только не водится

К. Луговский писал: «Форма компонируемого романа всего плотнее в том месте, где Симплиций узнает от своего батьки, кто были его родители». Так, например, начиненное ученостью рассуждение Симплициуса о памяти (II, 8) непосредственно следует за эпизодами, описывающими, как именно его и пытались лишить памяти (II, 5 – 6). Некоторые идеи пастушеского романа иронически осмыслены в утопии Муммельзее при описании сильфов, живущих в полном слиянии с природой (V, 12 – 17).

Особенного успеха она не имела. Гриммельсгаузен и на сей раз прибег к анаграмме. Неоднократно использована в «Симплициссимусе» «Натуральная магия, сиречь Книга искусств и чудес, в коей содержатся диковинные секреты, тайны и кунштюки» Вольфганга Хильдебранда. Особенность издания Келлера – привлечение трехтомного издания Фельсекера. Но как далека и чужда она подлинному миру Симплициссимуса. Жизнь – не сон и не фантасмагория. В трудную минуту его посещает сознание собственной греховности.

Он доверчив и вместе с тем хитер, плутоват и сердечен. По этому принципу схоластической диалектики составлена его первая книга – «Сатирический Пильграм», где каждая глава разделялась на три отдела: «За», «Против» и «Заключения». Личность Симплициссимуса не лишена условности, что позволяет ему принимать на себя дидактическую и сатирическую «нагрузку» и служить риторической цели. Бальдандерс олицетворяет вечную изменчивость вещей, но вовсе не возвещает, что они ничтожны или недостойны даже скоропреходящего бытия.

Мужчин подвергли пыткам, а женщин изнасиловали. Потребность в научном издании «Симплициссимуса» была несомненна, однако филологи натолкнулись на неожиданные и трудно преодолимые препятствия. Из ящиков и обломков корабля построили хижину и покрыли ее парусиной. Вейдт рассматривает эпизод с Юпитером как своеобразную проекцию «Дон Кихота», даже пытается найти общность в их политических суждениях (например, о турецкой войне).

Труд издается посмертно, хотя первые пять частей автор успел сдать в печать. «Симплициссимус» стал известен ему еще раньше. То и другое можно было совершить на месте», – недоумевал немецкий историк Роберт Хенигер, сомневавшийся в исторической достоверности «Симплициссимуса».

Этот мотив использован Брентано в драме «Основание Праги» (1814). Рядом через открытую дверь виден винный погреб, где бесчинствуют ландскнехты. «Continuatio Diarii Europaei». «Просветление», которое приходит к Дон Кихоту перед смертью, – результат не развития и даже не постепенного познания, а внезапного озарения.

В руках большая книга с множеством изображений. А. В. Шлегель в 1803 – 1804 гг. Здесь, как заметил Г. Вейдт, чаще всего происходит «эпическая интеграция мотивов» и содержания апофегм, которые, теряя свою жанровую определенность, становятся зародышем повествования. Это уже не повесть о приключениях пикаро, а трактат морально-аскетического содержания, в котором резко усилена религиозно-схоластическая тенденция, намечавшаяся и в испанском «Гусмане».

Если в придворно-галантном романе узнавание разрешает все запутанные сюжетные связи и приводит повествование к счастливому финалу, то в Симплициссимусе герой, неожиданно встретив своего батьку и узнав от него тайну своего рождения, от этого ровно ничего не выигрывает. Оба главных героя скорее варианты персонажей из повести Эйхендорфа «Из жизни одного шалопая», чем ландскнехт и маркитантка времен Тридцатилетней войны. Развитие характера и. этическая позиция героя выдвигались как главное отличие «Симплициссимуса» от «плутовского романа» и его «аморального реализма». Valeat, любезный мой пациент, подумай о своем начале и конце.

В «Симплициссимусе», герой также пользуется «першпективной трубкой» (III, I и VI, 1). И только во второй половине четвертой книги Симплициссимус сталкивается в лесу с напавшим на него разбойником и после жестокой схватки с ним не на жизнь, а на смерть, узнает в нем Оливье (IV, 14 – 15). В 1672 г. вышла не менее примечательная книга, полная причудливой выдумки и острой сатиры, – «Затейливого Симплициссимуса Мир навыво. Их понимали и толковали как «искусные придворные речи», «находчивые ответы» чаще всего в ситуациях, связанных с именами исторических лиц (наиболее традиционная форма жанра).

Мир, еще не познанный в чувственной конкретности, запечатлен в обобщающей аллегорической картине, за которой следует дискурс старого фельдфебеля с «дворянским прихвостнем», где дополнительно объясняются отношения в армии между «солдатами Фортуны» и «дворянчиками» (I, 15 – 17). Но он не только безвольно плывет по бурному морю жизни, без руля и ветрил. Включенные в роман шванки и бродячие мотивы не так-то просто поменять местами. Выписки из «Симплициссимуса» и «Филандера» Мошероша воспринимаются на фоне журналистики в период наполеоновских войн и приобретают публицистическое звучание.

Отважен но и расчетлив. Пассов предположил, что это сын автора «Симплициссимуса». Он борется за свое бытие, за свой разум, за свое этическое оправдание и свои представления о добре и справедливости. Следует упомянуть и о находке М. Кошлига, обнаружившего (в 1940 г. ) экземпляр ранее неизвестной исследователям брошюры «Война бород или Отбрех неправоназванной Рыжей бороды от всемирно прославленной Черной бороды Симплициссимуса» изданной в качестве «утешительной безделицы» на 1673 г. По мнению Кошлига, при издании «Собрания сочинений» Иоанн Ионатан и его помощники ошибочно поместили в нем «Манифест», так как смутно помнили, что автор «Симплициссимуса» был рыжебородым и им была написана шуточная книжка в защиту рыжих. Форма повествования от первого лица сохранена.

Напечатано в Утопии у Феликса Стратиота». Его толкают на приключения грозные события войны, добравшиеся до затерянной в глухом лесу «усадьбы» его батьки, а потом и хижины отшельника. Удачно подменена и бытовая обстановка, костюмы, кухня, прозвища. Он просит не прогневаться на него, если употребит наиболее подходящие (т. «Шабаш ведьм», описанный в «Симплициссимусе» (II, 17), был для Гриммельсгаузена исторической реальностью. Автором его назван уже Михаель Рехулин фон Земсдорф. Важно удержаться вовремя.

Необычайная живучесть роднит его с пикаро их приключения часто одного пошиба. Но как только минует опасность, он сразу же забывает о своих намерениях и зароках. И когда в 1864 г. издатель словаря немецких псевдонимов Эмиль Веллер высказал мнение, что Гриммельсгаузен все же не был автором ни «Летучего странника», ни «Сонного видения о Тебе и обо Мне», то этому не придали значения. Однако обещанная Кённеке публикация собранных документов и материалов надолго задержалась.

Оба противостоят прециозной литературе и пародируют ее. Деревенский мальчишка из Шпессерта, с оскаленными от голода зубами, осмысляется как персонифицированная «tabula rasa» (I, 9), оказывается предпосылкой для последующего раскрытия общих этических проблем, зла и несправедливости мира, несоответствия провозглашенных и исповедуемых людьми принципов и реальной действительности и т. д. Герой не только ставится во множество типических обстоятельств, но и проводится через них для доказательства и демонстрации общих положений. Проецируясь на личность Симплициссимуса, они получили неожиданное преломление. Симплициссимус – прямой потомок Тиля Эйленшпигеля. Решив воссоздать живую картину эпохи, Арним вплел в повесть рассказ Шпрингинсфельда о проделках над ним Кураже. Колыбель аугсбургской работы, в которой Ева качала своих детей 23.

Важно содержание – эффектность самого изречения или связанного с ним действия. Понадобились новые усилия и аргументы. И это требование вступало в свои права, как только они обращались к «Симплициссимусу». Все три лица, которым посвящал свои книги Гриммельсгаузен: Филипп Ганнибал фон унд цу Шауенбург из Некара (роман «Дитвальд и Амелинда»), жена вюртембергского советника юстиции Мария Доротея фон Флекенштейн (роман «Проксимус и Лим-пида») или советник Крафт фон Карлсхейм из Нейхауза – так или иначе связаны с этими местами. Автор принужден скрашивать «горькие пойла, чтоб легче было их глотать».

Тогда же Мейджор назвал ряд членов кабинета "ублюдками", которых следовало бы распять. Эхтермайер, сопоставив имена всех «авторов» симплицианских сочинений в трехтомном издании 1713 г., раскрыл их как анаграммы, восходящие к основной форме – Гриммельсгаузен. Этическая каузальность связывается с мотивом раскаяния (III, 9 IV, 7 V, 11 и др. ). В качестве примера может служить эпизод с похищением сала у священника Симплициссимусом, выдавшим себя за черта (II, 31). Их поведение определяется их ролью в развитии действия.

Он пытается обрести надежный моральный компас. После узнавания мотив приобретает привкус еще большего сарказма. Важнее другие соображения Фолькманна, который заметил, что и содержание «Прибавления» говорит в пользу этой гипотезы. Сопоставление их с эпизодами «Симплициссимуса» помогло раскрыть технику введения Гриммельсгаузеном исторических деталей и установить некоторые его источники. Книгу он частично написал, когда еще был мушкетером. Одно время Схольте так и думал.

Другое дело «Симплициссимус», где события начала XIX в. предвещаются безумцем и тем самым «поясняют нам, чго мир, в котором могут происходить подобные вещи», также «созрел для сумасшедшего дома». В примечаниях были приведены разночтения по другим изданиям, также получившим буквенные обозначения: «Немецкий Симплициссимус» («Simplicissimus Teutsch»), 1669 г. («В»), «Симплициссимус» по изданию 1670 («С») и 1671 г. («D»). Только в 1939 г. М. Кошлиг после скрупулезного изучения типографских особенностей издания 1669 г. «В» сумел доказать, что уже «Simplicissimus Teutsch» («editio princeps») был напечатан в Нюрнберге в типографии Фельсекера. Они как бы вклеены в роман и могли бы с таким же успехом найти место в народном календаре как самостоятельные шванки, получив особое название, например «Кунсткамера» (I, 24), «Искусство ворожить» (I, 28), «Украденный заяц» (III, 24) и многие другие. Гриммельсгаузен питал пристрастие к сценическим эффектам. В следующем году В. Гримм в рецензии на роман Арнима «Графиня Долорес» не только попутно отметил «великую жизненность» «Симплициссимуса», но и поставил его в один ряд с «Вильгельмом Мейстером» и сочинениями Жан Поля. Издания «Симплициссимуса», обращавшиеся преимущественно в народной среде, сохранились в весьма малом числе.

Реализм плутовского романа – реализм момента. Домагалла возвращал Симплициссимуса к уровню плутовского романа. Он не возносится в высший свет, как следовало бы по логике и традициям прециозного романа и даже не устремляется к этому, а пытается повести жизнь зажиточного мужика. «Случай» не только связывает отдельные мотивы, но и намечает, а то и надолго определяет развитие сюжета. Когда же тот сказался неимущим, он учинил ему жестокую пытку.

Первая составляет зачин «Симплициссимуса» и сатирически заострена против «новой знати», вторая служит противоположной цели – новоявленным «нобилистам» противопоставляется древнее благородство мужицкого рода, «от самого Адама ведущегося». Ренхен был маленьким городишком, вдобавок разоренным Тридцатилетней войной и обезлюдевшим. Она «набита» жизненным материалом, содержит дотошное описание технических процедур выращивания, обработки конопли, торговых операций с ней, выработки полотна, бумаги, бытовые подробности и целую вставную новеллу с описанием жизни горничной и приключений ее рубашки, своего рода фламандскую «жанровую картинку».

Однако Симплициссимус не просто немецкий вариант пикаро. Г. Кённеке, скрупулезно сверявший роман со всеми доступными ему источниками и свидетельствами, привел много примеров неточного, поспешного и поверхностного использования даже такого общеизвестного в то время издания, как «Theatrum Europaeum». Но у Симплициссимуса три потомка появляются на свет одновременно, причем рожденный в законном браке оказывается не его собственным (V, 9).

Маски актеров, вернее даже мимов, лежат у лап загадочного существа изображенного на фронтисписе «Симплициссимуса». То, что они туда не попали, вызывало недоумение. На фронтисписе изображено странное существо. Опустить что-либо – значит впасть в красивую ложь, которой хочет избежать автор. «О, сколь блаженна ты, сельская жизнь, где дома в приятном отдалении, люди прямодушны, воздух чист, солнце светит ярче, земля чище, рынок малолюден, виселицы не переполнены, чернь менее озлоблена, провизия дешевле и здоровее, занятия плодотворней, общество не столь вероломно, забот меньше, а отдохновительных забав больше». Каждое событие в истории Симплициссимуса не только «казус», который выносится на моральное судилище, но и некое испытание, «искус», которому подвергается герой на его пути к моральному оправданию бытия.

Он взыскует правды, а его превращают в шута. Хотя уже во времена славного Ганса Сакса жил некий лекарь, что иссекал из чрева глистов, хотя уже лет тридцать назад объявился доктор Глистогон и в ту же пору изобретен шлифовальный камень для чрезмерно длинных носов и ветряная мельница-моложейка, что перемалывала старух на молодух, а совсем недавно устроен верстак для обтесывания молодых лоботрясов по самоновейшей моде однако ж на деле все хитрости инструменты и махины не принесли почитай что никакой пользы.

Однако ни о каком «развитии» личности Санчо Пансы говорить не приходится даже в том смысле, что он «созрел» до поста губернатора фантастического острова. Он разделил всех на четыре фамилии (по материнской линии), запретив браки внутри одной фамилии. Он подвергает сомнению источники Цезена: апокрифическое «Завещание двенадцати патриархов» (вышедшее на немецком языке в 1569 г. ) и позднее раввинское сочинение «История Ассената» (использованное в «Историческом зерцале» Бове). В 1921 г. Г. Борхердт включил оба произведения в «Собрание сочинений», Гриммельсгаузена. Автора не должны останавливать низменные предметы и подробности – «без них история была бы неполной».

Способен рискнуть головой, но не лезет на рожон (III, 14). Начало литературной деятельности Гриммельсгаузена стали относить к 1659 – 1660 гг., когда вышли книги «Летучий странник на луне или весьма затейливое и предиковинное описание Нового света луны» (1659) и «Диковинное сонное видение о Тебе и обо Мне»,, напечатанное вместе с еще одним сочинением – «Краткое и забавное описание неслыханного доселе путешествия, которое недавно совершил господин Бильграм фон Хоевандерн в Новый высокий мир луны» (1660). Он учится всему, чему только можно, охотится за знаниями и в конце жизни на необитаемом острове говорит, что «человек должен трудиться, как птица летать». Пассов изучил все, доступные ему издания «Симплициссимуса» и другие сочинения, приписываемые Гриммельсгаузену, чтобы установить их авторское единство. появился в немецком переводе в 24 томах. первое критическое издание «Симплициссимуса», сохранил буквенные обозначения Холланда, но в основу своего издания положил «Немецкого Симплициссимуса» 1669 г. («В», ). Это был своего рода каталог мотивов, а расцвечивать и разрабатывать их как бы предоставлялось светскому рассказчику, который воспроизводил «по памяти» недавно прочитанную или лучше всего услышанную занимательную историю, а то и был ее очевидцем.

От его внимания не ускользнул появившийся в 1652 г. на немецком языке составленный испанским католическим писателем Антонио Торквемада «Гексамерон или Шесть дней или, точнее, Шестидневные беседы о некоторых трудных вопросах различных наук наряду с достопримечательными и доселе неслыханными историями», где одновременно с описанием мифологических кентавров, фавнов и сатиров немало места уделялось бродячим россказням о привидениях. И тут уже не до красивых слов. По словам Схольте, книга Гарцони заменяла Гриммельсгаузену целую библиотеку. Мне интересно, но я этого уже не узнаю. Случайно пастушонок Симплиций встречает ландскнехтов, которые разоряют дом его батьки и понуждают бежать в лес, где он неожиданно встречается с отшельником. Эта поэзия – а к ней и принадлежит «Симплицисси-мус» – находится в оппозиции к рыцарству и формализму.

В 1827 г. Фуке написал об альрауне еще повесть «Мандрагора». В XVII в. даже образованные люди, ученые и писатели, охотно пользовались известиями, кочующими из одной книги в другую, не утруждая себя их критической проверкой.

Гриммельсгаузен не только стремится удивить и поразить воображение читателя. Эту эстетику выворачивает наизнанку юный Симплициссимус, когда господин предлагает ему «воздать достойную хвалу даме и описать ее красоту, как то ей подобает». Аллегорические элементы «Симплициссимуса» сродни формам средневековой аллегории в народном преломлении ярмарочных зрелищ и лубочных картинок.

И его собственные галантные романы – это отчаянная попытка самоучки из народа прорваться в «высокую литературу», доказать всему свету и самому себе, что и он не лыком шит и способен писать такие же произведения, как знаменитые и ученые писатели. После смерти отшельника он случайно находит «письмецо», которое побуждает его пойти в Ганау. «Сатирический Пильграм» почти целиком построен на материале, заимствованном у Гарцони. Гриммельсгаузен иногда не считается с бегом реального времени. «Симплициссимус» лишен аморфности и композиционной расплывчатости, которой отличался плутовской роман, особенно в его немецком варианте.

Живо описаны улочки Праги, Град-чан и гетто. Но это пестроцветное платье плотно пристало к нему и слилось с его обликом. Спрос на календари был велик. вышедшая в 1612 г. и затем неоднократно переиздававшаяся под все более пышными заглавиями.

Гриммельсгаузен подвергает роман Цезена психологической критике. В 1756 г. появилась книга «Перемена Счастья и Несчастья во время войны или Диковинные происшествия в жизни господина Мельхиора Штернфельса фон Фуксхейма, прирожденного дворянина, который спервоначалу был воспитан в глухом лесу крестьянином, а после того отшельником, бывшим, хотя и незнаемым образом, его собственным отцом и т. д». Lexikos) — это комплекс всех основных смысловых единиц одного языка. Бен с ужасом выбрался на суши, где его ожидал сын. Это вечная сущность материального мира, а не его отрицание. Имя путешественника Бильграм наводило нa мысль о «Сатирическом Пильграме», принадлежавшем Гриммельсгаузену (на что он сам указывал в предисловии к «Симплициссимусу» в издании 1671 г. и в 1-й главе II книги романа).

Само понимание стиля, «манеры», предложенное в предисловии к «Франсиону» Сорелем, отвечает эстетическим взглядам Гриммельсгаузена, насколько можно судить о них по «Сатирическому Пильграму» и отрывочным замечаниям, рассыпанным в симплицианских сочинениях. А когда (около 1673 г. ) вышла последняя (вторая) часть того же романа, то сочинитель ее обозначен целой шеренгой букв из которых предлагалось составить его имя. Но он подавлял своим авторитетом, а необычайное упорство, с каким он отстаивал «editio princeps», надолго задержало правильную оценку места и значения последнего прижизненного издания (1671 г. ). Израель Фромшмидт отождествлен с малозначительным писателем Иоганном Людвигом Гартманном (1640 – 1684). Job Стало быть, Вольф Фельсекер принял участие в затейливой мистификации автора.

Кроме того, были обнаружены два экземпляра отдельно изданной шестой книги «Симплициссимуса», столь же отличных друг от друга. В 1734 г. Фредерика Каролина Нейбер, боровшаяся за реформу немецкого театра вместе с Готшедом, преподнесла основанному им «Немецкому обществу» первый том фельсекеровского издания в качестве новогоднего подарка «от немецкои комедиантки». Он удивляется сам со всем простодушием и восторгом народного рассказчика. Однако, как мы еще увидим, это не так.

Первым плутовским романом, появившимся в Германии, был «Бродяга Гусман из Альфараче» (1599), вышедший в 1615 г. в Мюнхене. Он проходит через пестроту идей, мнений, вероисповеданий, как через пестроту самого мира. Германи Курц (1813 – 1873), поэт и историк и был тем человеком, который положил начало раскрытию подлинного имени автора «Симплициссимуса». И здесь намечается его расхождение с «Франсионом». Ах, гляньте только, какой красивый, гладкий у нее лоб разве не выступает он нежнее, чем самая жирная задница и не белее ли он мертвого черепа, много лет под дождем провисевшего. » (II, 9). Симплициссимуса нельзя рассматривать только как «носителя» готовых мотивов и сентенций, «фигуру», механически передвигающуюся из одной ситуации в другую, причем меняются только кулисы, а сам он остается неизменной сценической маской, с постоянно определившимся поведением, подобно персонажам «Commedia del arte» или народных ярмарочных представлений.

В доме бедного «кнана», который только что один на один «ратоборствовал» со всей землей, оказывается несколько работников и прочей челяди. Новеллистическая случайность играет значительную роль во всей композиции романа. Этот аргумент нельзя считать особо надежным ибо как раз «Прибавление» и отсутствует во всех трех изданиях этого собрания. Переписав эпизод с Юпитером, автор «Дневника», за которым скрывается сам Тик, говорит, что «тут больше сатиры, нежели это замечает большая часть людей, да и во всей книге больше поэзии и куда лучше стиль, нежели можно было тому поверить. Целых десять глав романа, после встречи Симплициссимуса и Оливье, тормозят развитие сюжета и вместе с тем создают напряжение повествования, так как читатель ожидает подготовленной и предсказанной развязки (IV, 21). Многотомный роман герцога Антона Ульриха Брауншвейгского «Светлейшая сириянка Арамена» (1669) лишен кон-жретно-исторического содержания и лишь формально прикреплен ко временам библейского Авраама.

Еще в «Сатирическом Пильграме» Гриммельсгаузен писал: «Впрочем, маски или машкары куда обыкновеннее в мире, который не только хочет быть им по имени, равно как у людей, так и самих чертей, коим надобен маскарад, когда они соблазняют бедных людей и присовокупляют их к жалкой конгрегации своих ведьм и всякой нечисти» (II, гл. Действие романа иссякает и теряется в море описательного материала. Гриммельегаузен чужд фатализма и чувства безысходности. В романе намечается поступательное развитие. и 1713 г. В издание Фель-секеров включены стихотворные обращения к читателю и пояснения гра-вюрованных титульных листов.

Жизнь Херцбрудера – агиографическая легенда, житие праведника. Но и в дальнейшем, даже в разгар своего успеха, он не ищет приключений, а попадает в них. Его пристрастный, отзывчивый интерес к людям не угасает. Еще в 1835 г. в письме к Адальберту Келлеру он обронил догадку, что «под множеством псевдонимов Грейфензона скрывается истинное имя Кристоффеля Гриммельсгаузена».

А сохранившиеся в военном архиве в Вене приказы Пиколломини и донесения к нему полковника Корпеса (упоминаемого под тем же именем в романе) говорят о том, что отряды кроатов производили в январе 1635 г. разведку неподалеку от Ганау, а в феврале несколько кроатов попало в плен к гессенцам. В 1949 г. с ним, наконец, согласился Схольте. Симплициссимус на протяжении всего романа видит изнанку жизни. Сражение при Виттштоке описано им риторическими средствами, хотя, вероятно, он сам в нем участвовал и вдобавок пользовался подробным описанием в «Theatrum Europaeum» – многотомном своде современных политических и военных событий в Европе. Или, к примеру, американские феминистки: им действительно удалось добиться того, чтобы границы половых ролей стали более размытыми. Так наконец была раскрыта загадочная буква «Р» (претор) в подписи под «Заключением» в конце шестой книги «Симплициссимуса», теперь уже безусловно вышедшей при жизни автора.

I. С. V. В «Симплициссимусе» прямо упоминается «Аркадия» Сиднея, долгое время пользовавшаяся успехом в Германии (III, 18). Появляется несколько «Симплицианскцх» народных календарей, наполненных хозяйственными советами и астрологическими предсказаниями, забавными анекдотами о Симплициссимусе и даже целыми повестями, служащими продолжением романа, приложенными к более позднему его изданию (1671 г. ). Боковые резцы акулы с размаху схватили правую руку Бена, чуть было не задели грудь и прошли сквозь другую руку, как бритва».

И идет себе, как в пуховых туфлях. В 1817 г. ее переделал в феерию для венской сцены Фердинанд Розенау («Вицлипуцли»). Гриммельсгаузен противостоял эстетике прециозной литературы. Рудники и шахты были повсюду заброшены. Как же сделать образовательную среду интерактивной. Людв.

Они играют важную роль в структуре и композиции произведения, а не приданы ему извне. 45). 2. В первой книге рассказывается о тяжелой участи беженцев, укрывшихся в занятой шведами крепости Ганау, куда попал и юный Симплициус (I, 23). Ю. Тит-ман, напротив, полагал/ что Гриммельсгаузен усвоил лишь начатки латыни, а свои знания почерпнул «из энциклопедических трудов, которые идут навстречу склонности к многостороннему, хотя и поверхностному образованию». Появившиеся в конце второй книги «Симплициссимуса» Херцбрудер и Оливье надолго исчезают из поля зрения рассказчика. Их характеры даны готовыми.

Естественноисторические сведения были в ней перемешаны со множеством практических советов и рецептов имеющих отношение к народной медицине и ветеринарии. Вместе с тем весь этот эпизод соотносится с общей концепцией романа как одна из первых коллизий – взращенного отшельником «простака» с суетным миром. Вторая подана как история «Исаака Винкельфельдера и Иобста фон дер Шнейда» и так препарирована, что долгое время считалась оригинальным произведением немецкой литературы.

Это были как бы светские «притчи», подобные «примерам» барочной католической проповеди. Участие Гриммельсгаузена в календаре 1675 г. и в «Астрологическом ежегоднике» 1673 и 1675 гг.

Кругом лежат убитые козы, овцы, гуси, даже кошки. В «Филандере» Мошероша герой является условной фигурой, с помощью которой демонстрируется цепь картин, приправленных необозримой ученостью.

В XVII в. риторика воспринималась как общее достояние культуры. Риторические средства становились достоянием народного красноречия. Барон привлек для дальнейшего изучения историка Ф. Рупперта, а затем Густава Кённеке (1845 – 1920), который придал этим разысканиям невиданный размах. В том же году появилась Continuatio или шестая книга «Симплициссимуса», где сообщалось, что это сочинение Самуеля Грейфензона фон Хиршфельда, который по неизвестным причинам поместил на титульном листе другое имя, для чего «переставил буквы» своего подлинного.

В первой книге «Симплициссимуса» аллегорическое «видение» предстает перед внутренним взором юного Симплиция, когда он еще ничего не ведает о мире, в который ему еще предстоит вступить. Еще в 1912 г. Схольте выяснил, что у нюрнбергского издателя Вольфа Эберхардта Фельсекера (1626 – 1680) был сын Иоганн Ионатан, которому в год издания «Симплициссимуса» было примерно одиннадцать лет от роду. И только руины церквей еще напоминали о том, что здесь некогда кипела жизнь. Он не лишен не только лукавства, но и своеобразного жизнерадостного озорства. И в то же время эпизод раскрывается как жизненная задача, «ловушка», в которую попадает герой и из которой ему приходится выбираться, полагаясь только на свою сметливость и сноровку.

Она обманывает его и не только в юности, но и когда он повзрослел и уразумел многое. Это существо, конечно, не Симплициссимус, но его аллегорический эквивалент. Его настольной книгой была составленная итальянским полигистором Томазо Гарцони (1549 – 1589) «Piazza universale, сиречь всеобщее Позорище или Торжище и Сходбище всех профессий искусств, занятий, промыслов и ремесел». Но он не усомнился в принадлежности перевода Гриммельсгаузену ибо усматривал достаточное доказательство в словах Симплициссимуса в первом «Continuatio», где сказано, что он «скитался повсюду подобно летучему страннику». Он не отличается ложной скромностью. Симплициус Симплициссимус – такая же личность и такой же характер, как Дон Кихот, Санчо Панса и другие герои литературы XVI – XVII вв., ставшие «вечными спутниками» человечества.

Жизнь на каждом шагу побеждает аллегорическую схему. Торговля, в особенности заморская, захирела, промышленность и ремесла пришли в упадок. Он упоен своей находчивостью и сметливостью, уменьем провести за нос кого угодно. Герцогиня хорошо знала этот роман и 5 июля 1670 г. писала о нем своему брату.

Ежели у тебя глупое лицо, то напяль очки а шрамы на лице прикрой швейцарской бородою. Проще изъясняться, конкретно и более ёмко выражать мысли, оживить свою речь, — все это осуществимо с расширенным словарным запасом. Долгое время к числу волнующих загадок принадлежало обозначение «Hybspinthal», выставленное при датировке «Сатирического Пильграма» и романа «Дитвальд и Амелинда», вдобавок, как мы знаем, подписанного полным именем Гриммельсгаузена.

Симплициссимус сродни и Санчо Пансе. В 1670 г. вышла забавная брошюрка «Первый лежебок», являющаяся переработкой народной легенды с добавлением «Карманной книжки фокусов Симплициссимуса» – серии гравюр с изображением веселящихся шутов, горожан, ландскнехтов, мифологических существ изображениями палаточного города, оружия, медалей, карт и таинственных надписей. На критику источников он и вовсе не отваживается и если однажды заметил, что Плиний «завирается», то последовал в этом Гарцони, представлявшему для него еще больший авторитет.

Обо Мне и Тебе». Из земли ты родилась и в землю отойдешь. Но Гриммельсгаузен лишен театральной праздничности придворного быта. Появление шестой книги романа, а затем целой серии «календарных историй» казалось посторонним добавлением, нарушающим первоначальную стройность и цельность произведения. Он говорит о «бедных дурнях», которые «ни о чем другом не помышляют, не говорят и не пишут, как только один о своей Philis, другой о своей Chloris, третий о своей Galataeae, а четвертый о своей Amarilis, для которых составляют различные вирши, девизы и искусные хотя усладительные, однако ж вздорные побасенки, где уподобляют волосы их не токмо что шелку или золоту, а лучам солнца, глаза звездам, брови черному деревцу, щеки распускающимся розам, уста кораллам, зубы жемчугам, лоб слоновой кости, кожу рук снегу, шеи алебастру, а груди двум кускам сахару». Что же касается «Летучего странника», то перевод его Венатором Фолькманн считал маловероятным, а «Прибавление» ему уже вовсе нельзя было приписать, так как оно появилось после его смерти.

Дожив до восьмидесяти лет, он благословил всех, вручив бразды правления старшему сыну (от дочери хозяина). Это особенно наглядно выступает в аллегорических образах, воплощающих общую идею «vanitas»: бренность, суетность и преходящность земного бытия. И, хотя он не лишен родства с ними. В 1799 г. Тик включил в первое издание пьесы «Принц Цербино» песню отшельника из «Симплициссимуса», так как задумал переиздать этот роман и «хотел предпослать ему как пробу это стихотворение». Нечаянно обретенное дворянство не изменило социального положения Симплициссимуса. 8. Аллегория воспринимается в различных аспектах.

«Уж коли хотите знать, откуда я взял имя жены Потифара Се-лиха, то раскройте знаменитое Описание персидского путешествия» Олеария, так увидите, что ее имя мною не из пальца высосано» (гл. Все залито лунным светом и исполнено неопределенной мечтательности. Тем более что сам автор «Симплициссимуса» предостерегал против злостных «перепечатчиков» и грозился «пообрубать им когти». Некоторые мотивы из «Симплициссимуса» попали в роман Эйхендорфа «Предчувствие и действительность» (1812), а также обработаны в его новелле «Авантюристы» (1841).

Но скоро одумывается: «Ты завтра будешь не тот, что сегодня Нынче ты одержим целомудрием, а назавтра воспламенишься похотью» (V, 19). Был ли знаком Гриммельсгаузен с «Дон Кихотом» вообще, а если и был, то в немецком издании 1648 г. или в голландском переводе (1657), до сих пор не ясно. «Для чего понадобилось привести на крестьянский двор мужчин и женщин. Его поведение определяется не развитием личности, а местом, отведенным ему в романе. Название ближайшего городка (Эндинген) и замка Лихтенек, откуда прибыл позднее отряд мушкетеров, убивших Оливье, все как будто указывало на определенную местность. Симплициссимус перебивает его: «И я читал в одной старой монастырской книге, что ежели взять язык коршуна и продержать его три дня в меду, а затем положить себе под язык, то начнешь понимать всевозможных птиц».

Потому-то Симплициссимус и чувствует себя «щепкой» на волнах житейского моря и «мячом» переменчивого счастья. Симплициссимус обзаводится «першпективной трубкой», соединив ее с изобретенным им слуховым прибором. На переднем плане солдаты учиняют всяческие насилия над обитателями дома. Приключения пикаро не порождают особого отклика в его душе. Картины студенческой жизни в Галле анахронистичны.

Повсюду встречались обезлюдевшие города и выжженные деревни. Тирада включается в общую символику эпизода, выражает не идею «развития», а дидактическую проповедь воздержания от соблазна. А в заключение высказывает ядовитое пожелание, чтобы еще через 116 лет (а ровно столько уже протекло со времени первого издания «Симплициссимуса»), т. е. в 1901 г., если кто-нибудь вздумает обработать собственные сочинения Вагензейля, то они попали бы в луч«шие руки. Здесь же реализуется и мотив «сбывшегося предсказания» старика Херцбрудера о смерти Оливье и о том, что Симплициссимус отомстит за него (II, 24). На них наслаиваются исторические и литературные реминисценции.

противопоставлял «Симплициссимуса» «опицевской школе» и ставил ему в заслугу, что он не имел ничего общего со «школьной ученостью», «а брал свои наблюдения из истории и нравов своего времени», Близкий к романтикам Людвиг Вахлер (1867 – 1838) в «Лекциях по истории немецкой национальной литературы» в 1819 г. утверждал, что «Симплициссимус» «в отношении здоровья, грубоватой крепости и правдивости своей внутренней жизни самый содержательный роман среди всех современных и многих позднейших». Простое нанизывание мотивов уступило место сложным сюжетным связям. Превращения Бальдандерса жизнерадостны, хотя и не лишены насмешливости.

Таким образом, Гриммельсгаузен и не думал скрывать свой основной источник. В другом подвешивают мужчину за ноги над очагом. Топография романа так же обусловлена сюжетом, как и его хронология.

Он полон живой конкретности, хотя все вещи в нем ненадежны и непрочны. Адское воинство приходит к мысли, что во всяком случае «немецкий мир», положивший конец Тридцатилетней войне, не принесет избавления человечеству. Филандер видел, как один из ландскнехтов, напомнив своему прежнему хозяину, захваченному в плен, что он его «нагого частенько стегал плетью до крови», потребовал, чтобы он «теперь ему в утеху пообещал лошадь и 50 рейхсталеров». «Симплициссимус» неизмеримо сложнее по композиции и многообразию охваченного материала. Они приобрели свои «черты времени», отделявшие их от других афористических жанров, простых сентенций изречений или наставительных пословиц.

Цинк-греф обращался к немецким хроникам и историческим сочинениям и заботился о том, чтобы прикрепить апофегмы к определенным личностям, тогда как в предисловии к «Апофегматическому искусству» прямо говорится, что это необязательно, так как читатель не столь уж придает этому значение. Картины тягот и бедствий войны встречаются во многих литературных памятниках того времени. На них «нанизаны» привычные новеллистические мотивы. А ежели у зараженного сим прилипчивым недугом столь крепкая натура, что сказанные средства на него не подействуют, то самое лучшее сунуть его в печь и всего наново перепечь, id est отнять его от материнской груди и посадить на чужие хлеба, да в такое место, где заведен добрый порядок, а начальником, чего доброго, скупердяй. Его знания «языческих поэтов» отрывочны, естественнонаучный кругозор узок.

Елены, где задержались, так как на кораблях появились больные. Их можно менять местами. «Симплициссимуса» читали в различных кругах немецкого общества. То же можно сказать и о «Симплициссимусе».

А чуть раньше замысловатый трактат на социально-политические темы «Судейская Плутона или Искусство стать богатым», где выступает Симплициссимус и вся его родня, собравшаяся на модном курорте, чтобы потолковать о том и о еем. На сей раз рецензент «Всеобщей литературной газеты» даже отметил, что внесенные изменения вовсе не столь предосудительны, как это можно было заключить по заглавию, тогда как критик «Всеобщей немецкой библиотеки» заметил, что «многое опущено без нужды», как например стихи в третьей главе первой книги, но оставлены «грязные места», которые могли быть удалены путем легких вычерков. При всей шаткости своих моральных правил Симплициссимус не теряет ни человеческого достоинства, ни душевной чистоты.

Новое издание, переработанное по вышедшему в 1685 году оригиналу в шести книгах». Возможно, что это было сделано с ведома и согласия автора. Симплициссимус сознает изменчивость своей натуры: «Быть может, Бальдандерс потому и явился тебе собственною персоною, чтобы ты заблаговременно сие предвидел и применился к Непостоянству мира сего», – рассуждает он сам с собой (VI, 10). Сам Гриммельсгаузен воспринимал своего героя как аллегорическую фигуру.

Смертность в некоторых местностях в несколько раз превышала рождаемость. В «Continuatio» к роману (в издании 1671 г. ) Симплициссимус выступает как составитель календарей. Включив в «Дневник» эпизод с Юпитером, Тик перенес его в абсолютно другую интеллектуальную и художественную атмосферу. Ее отрицание – «низвержение формализма» – было неизбежно. Сорель декларирует моралистическую пользу своего сочинения ибо только глупцы «вообразят, что я писал это только для их развлечения, а не для того чтобы исправить их дурные нравы».

В 1796 г. в альманахе Николаи «Strau. Основной книги – я понял каким образом ворует деньги топ менеджмент компании (откаты, годовые премии, маркетинговые бюджеты, взятки проверяющим внутри компании). Это нагота жизни, а не жеманная обнаженность. Аллегорика «Симплициссимуса», даже когда она на первый взгляд тесно связана с теологической интерпретацией действительности, пропитана живыми реалистическими элементами, отражает народное понимание жизни. Рассуждение о поэзии, например, было включено в дискурс о «людях, пишущих книги».

Шут берет верх над кавалером. Но при этом наказал Дэви сидеть под крылом самолета и ждать его. Именно так использовано им затерянное в огромной книге Гарцони рассуждение о знати (дискурс XIX).

В том же году от имени того же автора был издан роман «Диковинный Шпрингинсфельд, сиречь исполненное балагурства, смехотворное и весьма потешное Жизнеописание некогда бодрого испытанного и храброго солдата, ныне же изнуренного, дряхлого, однако же весьма продувного бродяги и нищего Напечатано в Пафлагонии у Феликса Стратиота». «Высокая» литература немецкого барокко была вне живых реальных отношений. Одним из важнейших структурных элементов «Симплициссимуса» выступает новеллистическая случайность.

«Тут помыслил я про себя: справедлива пословица – когда кто захочет в конец разорить крестьянина, должен употребить для того никого иного, как только крестьянина». Он, правда, прикреплял шванки и готовые «находчивые ответы» к имени Симплициссимуса в «симплицианских календарях». После этого оно попадает в словарь определений с трактовкой содержания. Еще раньше, в 1912 г., Схольте, занимавшийся изучением «собрания сочинений» изданного Фельсекерами, доказал, что включенный в него трактат «Объявление Симплициусом причин, по коим он не мог бы стать католиком», напечатанный от имени некоего Бонамико, не принадлежит Гриммельсгаузену. Автор этой переработки не установлен. Смущало, что книга под именем Иоганна Филлиона была выпущена двумя различными издателями в 1669 г. Озадачивало и то, что в 1682 г. был выпущен в свет «Французский Симплициссимус» издателем которого также обозначен Иоганн Филлион.

В 1914 г. было найдено издание «Летучего странника», 1667 г., выпущенное Вольфом Эбергардтом Фельсекером без указания места издания, но несомненно в Нюрнберге. Этот период успело застать поколение ваших родителей. Случайно попадает он и в лапы кроатов, когда беспечно играет на крепостном валу. Большинство мотивов, на которые указывают исследователи или далеки от «Симплициссимуса», как например рассказ о «кошке, расцарапавшей лицо» (IV, 22 Дон Кихот, т. 11, гл. На присутствие в «Симплициссимусе» готовых «твердых форм» указывал Клеменс Луговский. Все решительно географические имена, религиозные, политические и литературные отношения и взгляды указывали на Венатора и не подходили к Гриммельсгаузену. Бальтазар Венатор (1594 – 1664) – скромный писатель, проведший жизнь при мелких немецких дворах, ученый и дипломат, близкий к кругу Опица и Мошероша, был несомненно автором первых двух книг.

Ужасающим было положение деревни, где люди разучились читать, дошли до полного отупения. Но рецензент «Всеобщей литературной газеты» решительно высказался против произвола по отношению к тексту, включения стихов Виланда и парафраз из «Музариона», что порождает ублюдочный «смешанный стиль». А различные продолжения и прибавления появились в нем далеко не случайно. (Боже, упаси нас от каторжной тюрьмы. ) Когда пойдет он своею стезею, подобно блудному сыну, то соскочат с него все паразиты, что точили и губили его и не хотели раньше убраться.

В «Симплициссимусе» использовано по меньшей мере 16 дискурсов Гарцони и его предисловие. Первым, кто предпринял такую попытку, был Вильгельм Людвиг Хол-ланд (1822 – 1891). В трактате «Висельный человечек» Гриммельсгаузен сообщает, что когда был еще «школяром», то слышал историю о колдуне Конраде Визеле, который бывал на «сборищах» ведьм, где его однажды даже подняли на смех, так как он явился в будничном платье. Гриммельсгаузен противопоставляет их современным «фантастам», которые подмешивают в свои поэмы столько «поэтических бредней», что «иной ученый и опытный малый, не говоря уже о простых людях, почитай, ничего из того не смыслит». Эта общая мысль иллюстрируется на частном примере «притчей в лицах» о постепенном развращении и падении, греховной жизни и гибели расточительного английского дворянина и его слуги стяжателя Авара, повестью, разработанной с большим числом бытовых подробностей, переносящих в финансовый мир Парижа и Лондона, что придает ей живое ощущение реальности.

Но и здесь он далек от аскетического идеала. Гофмана. К этой роли он подготовлен и внешне и внутренне – и своим «неразумением» и отношением к нему мира. Слова о «могиле забвения» следует считать издательской уловкой, рассчитанной на то, что о «Симплициссимусе» еще хорошо помнили, но достать его было уже трудно. Те же принципы «оптического реализма» мы находим и у Жака Калло, отразившего бедствия и страдания Тридцатилетней войны.

Еще вариант: «Флагманский смартфон Samsung стал лидером продаж в России». Лишь после его смерти они были изданы в 1926 – 1928 гг. Усиливающееся под влиянием естественнонаучных воззрений и философии позитивизма стремление объяснить творчество писателя только воздействием внешней среды, его биологическими и социальными особенностями, но не подкрепленное реальными документами приводило к наивным представлениям о «типичном» мушкетере эпохи Тридцатилетней войны, вышедшем из самых низов крестьянского сословия и «бесхитростно» поведавшем историю своей жизни, разукрасив ее «во вкусе своего времени» некоторыми вымышленными эпизодами и подробностями. И не случайно во второй книге «Симплициссимуса» ей уделено столько внимания. Его полигисторство приобретает фольклорные черты, обрастает мотивами народной фантастики.

Отсюда разочарование и неверие в силу науки, попытки переосмыслить ее выводы в мистико-теософском или ортодоксально-теологическом духе, чему способствовало и ограниченно механистическое понимание природы, мелочный эмпиризм XVII в. Самые искушенные умы подпадали под двусмысленное очарование каббалы, магии, астрологии, увлекались сбивчивым сочинением Гораполлона, якобы дававшего ключ к чтению египетских иероглифов и сокрытых под ними «сокровенных истин», или мечтали вместе с великим Кеплером о музыке «небесных сфер». Решающее значение имели разыскания филолога Вильгельма Артура Пассова (1814 – 1864), который независимо от Эхтермайера в 1843 г. пришел к тем же выводам, хотя и шел другими путями. В основу издания Холланд положил текст 1669 г. (по экземпляру, принадлежавшему поэту Людвигу Уланду). В самой композиции «Симплициссимуса» можно усмотреть много общего с процессом циклизации шванков вокруг излюбленного героя, как например шут Гонелла в Италии, Эйленшпигель в Германии и Нидерландах, Балакирев в России XVIII в. и др. В заключении первой книги «Чудесного птичьего гнезда» Гриммельсгаузен выражает надежду, что его повесть позволит скоротать время с большей пользой, нежели чтение «Амадиса».

В «Сатирическом Пильграме» помещено известие, что в Московии запрещено «пить табак», а у ослушников отрезают носы, о каковых строгостях сообщал и Олеарий. Также выяснилось, что титульный лист издания «А» представляет собой плохую перегравюровку титульного листа «В», что заметил уже А. Келлер, тогда как сравнение титульных листов изданий «В», «С», «Д» и даже подсчет штрихов на гравюре указывали на одного и того же издателя. Но ты, о бедная душа, что обрела ты в еем странствии. » (V, 23). Дискурсивность захватывает изложение романа, где отдельные эпизоды и случаи из многотрудной жизни героя становятся предметом рассмотрения как своего рода этический и даже юридический «казус», который разбирает строгий и нелицеприятный судья, выслушивающий все за и против. В книге были два «Прибавления», отсутствующие во всех других изданиях: «Некоторые диковинные антиквитеты, кои летучий странник во время своего продолжающегося путешествия укрыл в отдаленной крепости на море, обитаемой турками, узрел и описал» и «Экстракт знатному трактаменту и прочим проторям, что господин фон Хиршау в прошлую масленицу издержал и по заведенному обычаю торжественно исхарчил». Каждый эпизод не только «новая ситуация», но и новая «станция» на пути героя, который в водовороте бурных и тревожных событий не теряет свою личность, а приобретает ее.

Жанр «плутовского романа» по своему композиционному принципу не имеет конца. На одном стояло «Monpelgart» вместо «Mompelgart», а на другом искажено имя мнимого автора «Ssyleifheim». Даже Я. Схольте, убежденный в том, что «Симплициссимус» является последовательным «романом развития», не удержался от замечания, что Гриммельсгаузен смотрел на свое произведение, как «на выросшую до исполинских размеров историю для календарей».

А через год после нее появилось сочинение, полное суеверных россказней и легенд о волшебном корешке «Альрауне» (мандрагоре), якобы вырастающем под виселицей, – «Симплициссимусовский висельный человечек» изданный неким Израелем Фромшмидтом фон Гугенфельсом. Второй раз Симплициссимус находит обнищавшего и искалеченного Херцбрудера (IV, 25). Еще Генрих Курц, Р. Кегель и Ф. Бобертаг предполагали, что известные экземпляры «Симплициссимуса» могли быть позднейшими перепечатками и существовало еще одно, не дошедшее до нас издание «X». Отношение Гриммельсгаузена к галантному роману напоминает позицию Сореля. Но медлить с изданием «Симплициссимуса» уже было невозможно. Но Симплициссимус не был бы Симплициссимусом, если бы даже свои угрызения совести не подцвечивал юмористическими огоньками (VI, 13).

Замыкается и тематический круг – мотив отшельничества. Сказка порывала с народной традицией. Кроме того, в этих календарях были напечатаны «Шутливые речи» и анекдоты, прикрепленные к имени Симплициссимуса. Он не способен до конца отрешиться от мира и умертвить его в себе. На корабле, где находился Пинес, утратили счет дням, со страхом ожидая, что в любое время «натолкнутся на скалы или подводные камни». Слышатся тирады Люцифера, вполне уместные на подмостках школьной драмы.

Позднее стала выясняться связь «Симплициссимуса» с другими литературными произведениями. Поверхностным кажется и сходство между рыцарем печального образа и скупым драгуном в «Симплициссимусе» (11, 29), чтобы можно было видеть здесь проекцию образа Дон Кихота. В 1851 г. он выпустил «Симплициссимус». Имя Симплициссимуса.

Находка отдельных изданий лишь «уточняла» хронологию произведений, но не ставила под сомнение их авторство. Также пользительно доброе рвотное или отворить кровь, особливо же когда пациент уже вообразит, что малость перерос, чтоб подвергать его вышереченному лечению и мудрый лекарь прописывает ему на спину прут от вербы (а вовсе не вербену), а ежели будет нужда, то и пятипальцевую мазь для щек и ослиных ушей, а то и на все свиное рыло. В образах и размышлениях Симплициссимуса заключено не столько трагическое сознание бренности и непрочности бытия, сколько ощущение собственной детерминированности, зависимости от неумолимого и неотвратимого стечения обстоятельств, понимание невозможности повлиять на ход событий, происходящих в мире. Знание ее было достоинством.

Автор всегда может нарушить равновесие и пустить пикаро на новую стезю приключений.

Недоумения отчасти рассеялись в 1924 г., когда была обнаружена сперва библиографическая запись о выходившем с 1670 г. «Симплиция Симплициссимуса европейском календаре Диковинных историй», а потом и само издание за годы 1671 – 1673 и 1675. Какое же из них считать подлинным. Солдат Фортуны, Симплициссимус часто говорит о переменчивости судьбы и превратности бытия. Эти наблюдения позволили Пассову, наконец, открыть, что «Renichen», «Rheinnec», «Hercinen», «Cernhein» – это либо различные старинные наименования маленького городка Ренхен (Renchen) в Оберкирхене, неподалеку от Страсбурга, либо анаграммы того же названия.

Длинное рассуждение об ауспициях (со ссылкой на Филострата и Аполлония Тианского) завершается рассказом о мудрости змей и языке птиц. Заимствовав эту цитату, Гриммельсгаузен разрывает ее на две части. Симплициссимус перерос их, так же как впитанный им материал шванков и плутовского романа.

Эти слова представляют собой слегка видоизмененную (для сближения с сюжетом романа) цитату из моралистического сочинения Антонио Ге-вары (1490 – 1545) «Тяготы придворной и блаженство сельской жизни». В этом отречении от мира видели последний этап «развития личности» Симплициссимуса или последнюю «станцию» на его жизненном пути. Случайная находка клада в подвале заброшенного дома (III, 12) приводит к тому, что «егерь из Зуста» помещает свое богатство на хранение в Кельн (III, 13), на обратном пути попадает в Липпштадт (III, 14), где почти нечаянно женится (III, 21), а возвратившись в Кельн за деньгами (III, 23), становится жертвой случайных обстоятельств, которые заводят его в Париж, где его ожидают все новые и новые приключения. Изменчивость вещей не делает их призрачными.

Он не знал что делать, но отец доверился сыну. Даже исторические лица появляются в «Симплициссимусе» не как плоские проекции реальных людей известных автору или связанных с его биографией, а прежде всего как персонажи романа, наделенные определенной сюжетной ролью. Эти вставные новеллы существуют как бы сами по себе и в то же время соотнесены с общим аллегорическим содержанием эпизода, являются его частным аллегоризированным «примером».

Выпуская новые издания «Симплициссимуса»,, он не ввел в сложившийся текст романа ни одного нового шванка, хотя и вносил различные изменения. Домагалле удалось показать несостоятельность внеисторического понимания «Симплициссимуса» как «романа развития», что не только отрывало его от ближайшей литературной традиции, но и от всего остального творчества Гриммельсгаузена. Он не способен примкнуть к извергу Оливье и жить против своей совести. Он взывает о спасении и дает обеты исправиться и начать праведную жизнь. «Неправдоподобные», причудливые картины, вроде полета ведьм на шабаш, натуралистические сцены, старомодная ученость, запутанные книжные периоды, пересыпанные простонародными словечками – все это казалось «грубым» и «нелепым» читателям, приобщавшимся к литературе по готшедовским прописям и ценившим прежде всего простоту и ясность стиля. Одинаковы по своей структуре и содержанию истории, приведенные и в романе и в симплицианских календарях. Эти упоминания создают «время романа», поддерживают иллюзию автобиографического рассказа.

Как ни ломала его жизнь, в нем сохранилась искорка наивности. Но это «военная хитрость» ибо он был в неравных условиях с заносчивым и беспощадным противником, который не задумываясь уложил бы его на месте. 47) или являются общим достоянием времени, как например мысль о пагубном воздействии изобретения пороха на душевные качества людей (111, 13 Дон Кихот, I, 38), о мудрости животных, у которых люди научились многому (11, 12 Дон Кихот, 11, 12). Между вымышленным героем и подлинными историческими лицами не делается никакого различия. Необходимо указать на связь «Симплициссимуса» с дидактико-сатирическим обозрением Ганса Мошероша «Диковинные и истинные видения Филандера фон Зиттенвальда» (1640 – 1643), являющимся переработкой испанского источника «Сновидения» Франсиска Кеведо (1580 – 1645), воспользовавшегося восходящей еще к средневековой традиции формой аллегорических картин для создания сатиры на современную Испанию. Когда они были уже на виду острова Св.

Двустишия излагающие содержание глав, проведены через все издание. По мнению Домагаллы, следует говорить не о личности Симплициссимуса, а лишь о некоем «общезначимом» симплицианском поведении, симплицианском отношении к жизни, запечатленном в романе. Все смеются над женской логикой. «Низменные» (комические) предметы «доставляют нередко больше удовольствия, нежели самые возвышенные». Эти поддельные «продолжения» дали Гриммельсгаузену такое обилие мотивов и характерных выражений, что А. Бехтольд даже высказал предположение, что автор «Симплициссимуса» имел дело только с поздней пиратской перепечаткой и никогда не держал в руках оригинала Мошероша. Я. Схольте, составив два обширных тома. После смерти Альбертинуса была выпущена под псевдонимом Мартин Фрейденхольд и третья часть «Гусмана» (1632), где герой, выполняя обет, отправляется в Александрию, терпит кораблекрушение, попадает в рабство, бежит в Триполи, промышляет торговлей целебными снадобьями, пробирается в Венецию, сводит знакомство с алхимиками, разоряется, бежит в Амстердам, нанимается в солдаты Вест-Индской компании, посещает различные страны, в том числе Японию. Следующее научное издание «Симплициссимуса» было выпущено в 1863 – 1864 гг.

Первая была пересказом испанского плутовского романа «Ласарильо из Тормес» (1554), на что указывалось и в заглавии. Гриммельсгаузен превосходно знал местности, в которых развертывается действие романа. Неоспоримой заслугой Схольте было филологически точное издание основных произведений Гриммельсгаузена симплицианского круга, осуществленное им с 1923 по 1943 г. Исследователи также получили сводку всех разночтений «Симплициссимуса» по изданиям 1669 – 1671 гг. Он не умерщвляет свою плоть, а возделывает землю. Гравюры, как нередко поступали лубочные издатели, были «заимствованы» из знаменитой серии «Новая карточная игра» Иоста Аммана, перетасованы и снабжены довольно нескладными стихами. Так было установлено, что, за исключением «Прибавления» к «Летучему страннику», которое с большой вероятностью можно приписать Гриммельсгаузену, все три его ранних произведения в действительности ему не принадлежат.

Но даже в кругах, близких к Гот-шеду, «Симплициссимус» привлекал к себе внимание. Не стал ли Фельсекер издателем «Симплициссимуса» только после того, как возникла мысль об издании симплициссимусовского календаря. Холланд обозначил его буквой «А». И вот в его новом романе «Чудесное птичье гнездо» скучающий трактирщик читает вперемешку «Ассената» и «Целомудренного Иосифа».

В качестве «немецкого героя», описанного Юпитером, выступает Наполеон Бонапарт, что на первый взгляд странно, но, как уверяет сочинитель, все дело в «чистом патриотизме» автора «Симплициссимуса», не сумевшего «подняться до высот космополитизма» и оказавшегося «слепым орудием в руках суфлирующего ему демона». С неразрешимыми задачами встретились библиографы и книговеды. Харсдёрфер сопровождал каждую новеллу назидательным вступлением и заключением, нередко притянутым без внутренней связи с содержанием. Гриммельсгаузен также заимствует некоторые детали из дидактической книжки Викрама «Детское зерцало» из книги Харсдёрфера, смешивает с элементами народных сказаний («чудесный меч» Оливье).

Совпадение мотивов само по себе еще не служит доказательством прямого заимствования. В «Сатирическом Пильграме» сочинитель сообщает, что он «ничего не изучал, ничему не учился и ничего не знал» ибо уже «с десяти лет стал возгривым мушкетером» и потому «вырос неотесанным грубияном, невежественным ослом игнорантом и идиотом». Об авторе загадочного романа по-прежнему ничего не было известно.

Эти сборники были наполнены не только рассуждениями, но и потрясающими воображение рассказами о «подлинных происшествиях». Фуке контаминиро-вал мотивы симплицианских книг. «Симплициссимус» воспринимается на грозном фоне Тридцатилетней войны, опустошившей Германию, подорвавшей социальные силы бюргерства и крестьянства, вызвавшей упадок экономики и культуры. В 1809 г. Арним издал сборник «Зимний сад», где поместил повесть «Филандер среди бродячих солдат и цыган во время Тридцатилетней войны», скомпанованную на основании главы «Солдатская жизнь» в книге «Филандер» Мошероша. Только Гриммельсгаузен в «Симплициссимусе» сумел создать художественное обобщение эпохи использовав все средства и все возможности, которые она ему открывала.

Возможно, ему была известна и переведенная с французского языка книга Франсиска Россета «Theatrum Tragicum», содержащая тридцать назидательных и устрашающих новелл, дополненных учеными рассуждениями и «примерами, согласующимися с рассказанным», с обширным библиографическим указателем источников. Они и их кони не могут жить воздухом. То, что было хорошо известно ему самому, он излагал не только книжными словами, но и с помощью заимствованных цитат. В романе юный Симплиций, не знающий еще о мире, встречает подобного щеголя у ворот Ганау и почтительно обращается к нему: «Ах, любезный мой гермафродит, оставь мне мой молитвенник». Впрочем, это вовсе не значит, что психология Иосифа разработана в самом романе Гриммельсгаузена. Жизнь стремительно меняется.

Юноша, который ведет эти записи, с восторгом отзывается о «Симплициссимусе», где «весьма наглядно изображена целая жизнь» и переписывает в «Дневник» эпизод с Юпитером, оборвав его в конце пятой главы. Казалось несомненным, что роман был выпущен параллельно по крайней мере двумя различными издательствами.

В глубине кровать с балдахином, на которой двое вооруженных солдат насилуют женщину. И, следовательно, он приобрел свое «благородство» не личными заслугами, как утверждал Комментатор. Иначе говоря, определяет, что обозначает данное понятие в массовом сознании.

Автор, благочестивый протестант, отмежевывается от черной магии, некромантии и других ужасов, «от каковых злых дел да хранит нас всемилостивый бог. ». Он заимствует латинские цитаты вместе с опечатками. Благодатный климат и образ жизни способствовали свободе отношений.

Это и позволяет ему выходить за рамки своей личности, поражать слушателей учеными речами, не соответствующими его возрасту и уровню «развития», поведовать аллегорические сновидения и наконец самому претвориться в условную аллегоризированную фигуру, некий «назидательный пример», частный случай иллюстрирующий в конкретном воплощении общую отвлеченную идею. Симплиций Симплициссимус – обыкновенный смертный. Оба мотива представлены в компилятивных сборниках Харсдёрфера: «Женские беседы для игры и забавы» («Шалый пастух») и в «Позорище отдохновительных и назидательных историй» («История двух безумцев»). В учебнике для V класса указывается только одно значение приставки пре-. Симплициссимус воспитан крестьянской средой, хотя и не принадлежит ей целиком.

Художественное мышление Гриммельсгаузена было в значительной мере дедуктивно. Наиболее известными сборниками произведений этого рода были: «Немецкие апофегмы» Цинкгрефа (1626) и приписываемая Харсдёрферу антология «Апофегматическое искусство» (1646). cher»). Схольте установил подлинного автора трактата – им был Ангелус Силезиус. Руководствуясь здравым смыслом, он утверждает, что Иосиф не мог «с толикой легкостью запятнать себя и сочетаться браком с той, чей отец покушался сделать из него содомита, а мачеха совершить с ним прелюбодеяние, особливо же в то время, когда он был господином в Египте, обладая богатством и почестями и мог избрать себе невесту из всех девушек царства». «Бен прижался спиной к рифу и вдруг почувствовал, как острый выступ коралла впился ему в руку».

Иначе не вышли бы вскоре еще два собрания сочинений, выпущенных наследниками И. Фельсекера в 1685 – 1699 гг. Да и в «Сатирическом Пильграме» Гарцони назван по имени. К нему обращались за справками и назидательным чтением стар и млад.

Они проходят через цепи эпизодов, число которых можно было бы умножить. В предисловии к «Ирландским сказкам об эльфах» В. Гримм указал на сходство отдельных мотивов «Симплициссимуса» с народными сказаниями (эпизод с Муммельзее). Читала она и «Кураже». Что для одного молодечество, то для другого беда. В 1804 г. Тик разработал мотив «висельного человечка» в новелле «Руненберг», нагнетая мрачно-демонические картины и подчеркивая душевное смятение героя, что уводило от простодушной и наивной серьезности народной легенды. е. грубые) слова, «когда поведет рассказ о каких-либо бездельнических проделках» (VI, 23).

87 «Антиквитетов» описи (из 89 номеров) относится к Библии, а из них в свою очередь 75 к Ветхому завету, а как раз в эго время Гриммельсгаузен закончил свой роман на библейскую тему «Целомудренный Иосиф» изданный в том же году Фельсекером. Не сделали это и его наследники (издания 1693 и 1713 гг. ). Он даже честно признается, что не совсем ее понимает и удивлен его целомудрием. nkischen) нравам, обычаю, укладу жизни, «доподлинным историям» и народным книгам. Герои повести – два плута – пользуются пражским воровским арго. Но сила его художественного дарования такова, что Гриммельсгаузен не перегружает «Симплициссимуса» заимствованным материалом и не вносит его механически, как поступало большинство его современников. Вот два экземпляра «Симплициссимуса» – оба изданы в 1669 г. неведомым издателем Иоганном Филлионом в малоизвестном городе Момпельгарте.

В конце романа «Шпрингинсфельд» и «Чудесное птичье гнездо» также помещены морализирующие стихи, отсутствующие в первых изданиях. «Иные дома столь долго простояли необитаемыми, – писал хронист из Нидернгаузена, – что на очагах повыросли вишневые деревья, проросли через трубу и разметали над крышами свои сучья и ветви». По опечаткам и притом на титульных листах, были установлены два параллельных издания «В». Горький смех подменен легкой иронией. Симплициссимус лишь уравнял силы и даже товарищи убитого сочли, что он поступил «по правилам» (III, 9). Принадлежит ли она автору первых пяти книг. К истории «Медвежьей шкуры» (дословно «облаченного в медвежью шкуру») – лентяя и лежебоки – обращались и другие романтики.

Это пересказ первых пяти книг «Симплициссимуса», причем опущена не только затруднительная ученость, но и крупные эпизоды романа, а также все стихи. И что самое главное – меняет его социальный смысл и направленность. Сведения, помещенные в шестой книге «Симплициссимуса», что автор умер, едва успев сдать в печать первые пять частей, являются мистификацией, так как большинство его произведений вышло после 1669 г. Эхтермайер не противопоставляет «Симплициссимуса» «искусственной поэзии» силезцев, а считает их двумя сторонами одного и того же процесса. Не таков ли конечный результат всех их страданий и усилий. Но идея «vanitas», хотя и проходит через весь роман как лейтмотив, не подчиняет себе героя и не надламывает его волю к жизни.

Он основывался на наблюдениях Г. Кённеке, который «твердо» установил, что весь типографский материал «Симплициссимуса» «В», начиная от шрифтов и кончая книжными украшениями, близок к тому, который употребляли в типографии франкфуртского издателя Вильгельма Зерлина, выпускавшего в 1668 – 1669 гг. Ничто так не чуждо Симплициссимусу, как презрение к плоти и отрицание земных радостей. Труднее судить о происхождении новеллистических мотивов в «Симплициссимусе», так как они восходят к общему репертуару бродячих сюжетов в фольклоре и мировой литературе. Следующая попытка была предпринята Эдуардом фон Бюловым (1803 – 1853), который в 1834 г. включил в составленную им антологию европейской новеллы переработанную им симплицианскую брошюру «Первый лежебок».

Так шаг за шагом устанавливался состав литературного наследия Гриммельсгаузена от «Симплициссимуса» до связанных с ним мелких трактатов и календарных поделок, которые в свою очередь многое объясняют в этом романе. Он очерчен резкими контурами, подан крупным планом. Но и это не решало вопроса о первом издателе «Симплициссимуса». При этом чаще всего в качестве «сторон» и свидетелей выступают и ведут между собой дискурс старое Я умудренного опытом Симплициссимуса и «несведущего» Симплиция, выступающего в конкретном эпизоде романа. Входит Симплициссимус, называет себя автором «Иосифа» и жестоко укоряет Цезена за то, что он украшает себя перьями, вырванными из чужих сочинений. Нареченные «восточными» именами, разодетые в маскарадные экзотические наряды герои ведут себя подобно дамам и кавалерам версальского двора. Мотив узнавания связывает отдельных персонажей с главным героем обеспечивает развитие сюжетных линий романа, не дает им распасться.

У девочек с дедукцией. Это имя Гриммельсгаузен мог найти и в романе Сореля «Франсион», который был ему известен по немецкому переводу 1662 г. А отдельные детали повествования Оливье несомненно восходят к литературным источником, прежде всего к «Филандеру» Псевдо-Мошероша. Таково, например, типичное для бравого пикаро – появление «бастардов». Было разыскано и установлено и несколько произведений Гриммельсгаузена, не включенных в «Собрание сочинений» Фельсекеров.

Частью источников Гриммельсгаузен пользовался по памяти. При всей откровенности некоторых сцен «Симплициссимуса» у него нет прециозной игры с натурализмом и он по существу не эротичен. Этот мотив встречается в фольклоре и представлен в сборнике шванков, например в книге Ганса Кирхгофа «Отврати печаль» (1563), в шуточных песнях и народных представлениях. С этим караваном из четырех судов отправился купец, намеревавшийся обосноваться в Индии.

И в том же году вышла анонимно книжечка – шуточный новогодний подарок – «Война бород или Отбрех неправоназванной Красной бороды от всемирно прославленной Черной бороды Симплициссимуса», также обличавшая галломанию и воздающая хвалы рыжебородым. Оно обращалось к художественному наследию готики и эллинизма. Биография Оливье – устрашающий пример жизни и гибели нераскаянного грешника и злодея. 8. Он становится извергом, потерявшим какие бы то ни было моральные устои. Комизм ситуации усугубляется еще тем, что болван-щеголь отвечает: «Какого черта ты взял, что я зовусь Германом» (I, 19).

Комментатор этого издания сообщал, что Симплициус хорошо знал «промысел живущих в Шпессерте поселян», занимавшихся разведением скота и в отличие от других людей «низкого происхождения», которые, если их вознесет Фортуна, «не хотят о нем помнить, оказывал благодарную любовь к своей родине Гельнгаузену». «Симплициссимус» свободен от мелочной опеки над действительностью. «Симплициссимусом» заинтересовался Лессинг и даже собирался переработать его для нового издания.

У мальчиков проблемы с индукцией. Он разрешил себе лишь исправить некоторые «погоешности стиля» и устранить слишком грубые выражения. Вместе с тем мотивы пасторалей пародируются Гриммельсгаузеном в сцене, когда бывалый солдат Фортуны слушает в лесном уединении пение соловьев и встречается со своей «пастушкой» (V, 7 – 8). Гриммельсгаузен раскрывает действительность без кокетливого притворства. Ключом для раскрытия загадки он избрал шестую книгу «Симплициссимуса». Гриммельсгаузен охотно заставляет своего героя смотреть с высоты.

Мотив «сбывшегося предсказания» усилен тем, что он уже сбылся на самом старике Херцбрудере, предсказавшем свою собственную смерть (II, 24). На крутых бедрах видны птичьи крылья, вероятно гусиные. Генрих Курц уже знал, что «Летучий странник» является переводом французской книжки, выпущенной в 1648 г. Ф. Бодуэном и в свою очередь переведенной не с испанского, как на ней обозначено, а с английского повести Френсиса Годвина (1592 – 1633).

Из семантических связей в тексте становится ясно, что речь о требовательном преподавателе. В «Симплициссимусе» не только уживаются, но и сливаются в сложное и противоречивое единство абстрагирующее и натуралистическое начало, конкретное и метафизическое, аскеза и чувственность, цинизм и благочестие ирония и простодушие искренность и лукавство. Переводчиком был Эгидиус Альбертинус (1560 – 1620) – немецкий католический писатель. В 1847 г. в церковных книгах Ренхена он обнаружил латинскую запись, сделанную священником Каспаром Бейером: «В лето 1676, 17августа почил в бозе достопочтенный муж великого ума и учености Иоанн Христофор фон Гриммельсгаузен, претор здешнего места и хотя он по случаю военной смуты вступил в военную службу и его дети были разбросаны повсюду, однако же случайно все собрались здесь и он, благочестиво причастившись святых тайн, умер и похоронен, какового душа да упокоится с миром». Книжная речь в «Симплициссимусе» сложнейшим образом соотносится с реальной действительностью, которую Гриммельсгаузен пропускает через риторическую призму. Он щедр, незлопамятен, отзывчив искренен и непосредствен. От решения этих вопросов зависел выбор текста для научного издания.

Оливье собирает черты из содержавшихся там историй о разбойниках Кароне, Карвусе и «маленьком Якобе». Автор переработки также ссылается на Лессинга и не отказывается от мысли сделать роман «более приятным» и вот таким образом некоторые «притянутые издалека политические и моралистические рассуждения» либо сокращены, либо опущены «наряду с бесполезными образцами его начитанности». Условное построение реальности, представление разновременного в одновременном роднит сцены «Симплициссимуса» с принципами старинной народной гравюры. Он «все принимал не с легкостью, но и не слишком близко к сердцу». Его полигисторство наивно. Возможно, Гриммельсгаузен сам принимал участие в подавлении этого мятежа. Гарцони лишь мимоходом делает выпад против «подлых и ничтожных людей», которые «силятся стать рыцарственными господами и покупают себе дворянские дипломы и повсюду чванятся таким благородством, что заставляют долго говорить о себе и указывать на них пальцами, что все служит не к их чести, а к стыду и посмеянию» ибо «ни о чем другом нельзя порассказать о них, кроме того, что их деды, а то и отцы были поденщики и носильщики их двоюродные братья – медведчики, братья – палачи, сестры – шлюхи, матери – сводни и, одним словом, весь их род столь загажен и обесчещен, да и они сами так черны, как если бы сбежали из закопченной кузницы хромого Вулкана, как доподлинные братья Бронта и Стеропа».

Даже забираясь в аллегорическую картину (как, например, при изображении «солдатской жизни»), эти понятия не теряют конкретного смысла ибо поддерживаются всей действительностью, раскрывающейся в романе и воспринимаются на ее фоне. Первый раз после долгой разлуки Херцбрудер встречает Симплициссимуса и выручает его из беды (IV, 12). Недобровольное существование в роли пикаро имеет глубокий социальный смысл. Лоренца, поднялась буря, рассеявшая флотилию. В этом курьезном реестре были такие «раритеты»: 1.

«Неустанными трудами и удивительным предначертанием счастья» Симплициссимус достиг «обоих благородств»: «рыцарского дворянства» и «благородства свободных людей» (под чем надо разуметь ученость). Однако у Гриммельсгаузена готовые Мотивы и традиционные сюжетные ходы резко меняют свою смысловую функцию и даже сюжетную роль. Подтверждалось это и заметкой, составленной в 1725 г. Георгом Иоаннисом, сообщавшим, что Венатор опубликовал сатиру под названием «Сонное и ночное видение» («Traum– und Nacht-Gesicht»), в которой под вымышленными именами вывел различных лиц, близких к герцогскому двору Пфальц-Цвейбрюкен, где он сам долго служил, а также что «некоторые» приписывают Венатору перевод «Летучего странника», вышедший в 1660 г. Изучая биографию Венатора, Э. Фолькманн сопоставил собранные им факты с содержанием «Сонного видения». Поля поросли кустарником или превратились в болота. Подтвердить его могут лишь дословные заимствования и мельчайшие конкретные детали. Ну, а как быть с выпускавшимся в Нюрнберге от имени Симплициссимуса «Большим астрологическим ежегодником», содержащим забавный «дискурс», в котором принимают участие Симплициссимус, шут Гонелла (персонаж из фацеций Поджо Браччолини), Гусман, некий Ян Перус и др.

Конрад Визель был казнен 1 августа 1633 г. Можно с уверенностью предположить, что Гриммельсгаузен и в «Симплициссимусе» пользовался не только книжными источниками, но и устными рассказами. Последний пункт легко восполнить чтением художественной литературы. Дальнейшее изучение упиралось в биографическую проблему. В середине XIX в. интерес к «Симплициссимусу», переместился. И наконец символизирует себя в обобщенном уподоблении: «Я – мяч преходящего счастья, образ изменчивости и зерцало непостоянства жизни человеческой» (VI, 15).

Но вот в 1672 г. появляется первая часть романа «Чудесное птичье гнездо», связанного по содержанию с предыдущими. Ему необходимо не только видеть, но и слышать людей вокруг себя. Он не закоснелый злодей и не самоотверженный подвижник. Заимствованное из трактата Гевары «Прощание с миром» занимает почти всю двадцать четвертую главу пятой книги «Симплициссимуса» и эффектно завершает роман в его первоначальном варианте. И когда дело доходит до грабежа на большой дороге, убийства женщины и детей, он восстает против Оливье ибо это противно «закону природы».

Это понимал сам Гриммельсгаузен. В 1751 г. «Всеобщий лексикон ученых» Йохера сообщал под рубрикой «Симплициус», что это «фальшивое имя одного сатирика, под коим в 1669 г. вышел Затейливый Симпл. И Дон Кихот и Санчо Панса не разработаны в индивидуально-психологическом плане и не «развиваются» на протяжении всего романа.

В 1930 г. Р. Алевин усомнился в этой «традиционной схеме», указав, что в «Симплициссимусе» много неорганичных вставных эпизодов, которые не находятся ни в каком отношении с внутренним миром героя. Человек из народа, вкусивший грамоты и несколько почерпнувший от образованности, он опирается на книгу, даже когда описывает то, что видел собственными очами.

Он сознает нестойкость своего характера. Они стали непременным украшением устной и письменной речи, признаком образованности и вместе с тем галантности. Бюлов жестоко сократил роман, так что первая, по-видимому самая «грубая», книга сжалась до 26 глав (вместо 31). Уже в первых двух книгах он перепрыгивает через события, концентрирует их.

На него обратили внимание братья Гримм. Это собрание дискурсов энциклопедического содержания: «о высоте Пиренейских гор», «о книгопечатании», «о ночных танцах» (сходбищах ведьм), «об искусных ворах» (с включением древнеегипетской новеллы о Рампсените) и пр Среди географических сведений сообщается, что в Москве свирепствуют такие морозы, что «слюна на лету смерзается в бисер, прежде чем упадет на землю». Сохранив и даже усилив условный характер «Сновидений», Мошерош внес мотивы, близкие к немецкой бюргерской сатире XVI в. и разбавил их колоссальной ученостью. Используя гротескный аллегоризм Себастьяна Брандта и изощренную словесную технику Фишарта, Мошерош все дальше уходил от своего образца и. наконец, в «Видении», названном им «Солдатская жизнь», окунулся в страшную действительность Тридцатилетней войны, бушевавшей в Германии. По своей природе Симплициссимус чужд аскетического идеала.

Упадок культуры был всеобщим. Эрудиция Гриммельсгаузена простонародна. Автор высмеивает склонность к политическим предсказаниям и пророчествам, основанным на чтении Апокалипсиса и других древних книг ибо они лишены какой-нибудь определенности, так что из них можно вычитать «все и ничего, с одинаковым успехом отнести к французской революции и тысячелетнему царству в новом Иерусалиме, к появлению Антихриста и недавнему падежу скота и кур». Реальная картина метафоризуется, а метафора закрепляется в конкретном жизненном образе. Преодоление узкого рационализма Готшеда, обращение Гердера к истории и фольклору, переоценка эстетических ценностей и возрождение на немецкой почве Шекспира – все это не могло не вызвать нового отношения к «Симплициссимусу», Романтиков волновало средневековье, которое они идеализировали. В то же время тщательная проверка частностей показала, что Гриммельсгаузен довольно свободно обращался с несомненно известными ему фактами, а сопоставление «хронологии» романа и действительной хронологии событий раскрыло ее условность. Все, что противно человеческой натуре, он так или иначе отвергает.

Гриммельсгаузен не только пользуется этим методом, но и пародирует его, создавая юмористический аспект восприятия. Овтроумие Симплициссимуса – не проявление личности в неповторимой обстановке, а готовые «находчивые ответы» шутов и персонажей из анекдотов, пригодные для любых сходных ситуаций. В 1924 и 1951 гг. В церковных книгах, протоколах ратуш и судов, в епископских канцеляриях и военных архивах было обнаружено множество документов и записей, важных не только для установления биографии Гриммельсгаузена, но и для истолкования его произведения. Оно то замедляется, то летит слишком быстро. В «Симплициссимусе» Гриммельсгаузен иронически упоминает и о рыцарском романе «Амадисе Гальском», который был любимым чтением Дон Кихота.

Лексика и языковой стиль изменяются в соответствии с духом времени. И, по-видимому, для многих это не составляло особой тайны. В результате, Дэви взял себя в руки и направил все свои силы на спасение отца.

Эти три рождения завершают побочные сюжетные линии развития, а в одном случае оставляют нить для связи с другими романами симплицианского цикла («Дамой», подбросившей в этом эпизоде ребенка Симплициссимусу, оказывается Кураже). Они выросли на одной почве. Памятью кичились и восхищались, ее берегли и воспитывали.

Путем сложного анализа документов и событий в романе Кённеке установил, что Гриммельсгаузен не был в крепости Липпштадт, где на долю Симплициссимуса выпало немало приключений, не совершал, как он, путешествия в Кёльн, а оттуда в Париж, не был в Филиппсбурге, когда его занимали имперские войска, не принимал участие в осаде крепости Брейзах веймарцами и т. д. При оценке биографического значения «Симплициссимуса» приходилось все более и более считаться с художественным замыслом произведения, его композицией, внутренним развитием действия и психологией героя. Почерк его, как отметили первые же архивисты, которые с ним столкнулись, был отменно разборчив, ясен, чист, «почти красив, так что даже трудно предположить, чтоб эта рука, кроме пера, когда-либо держала мушкет». Излюбленным литературным жанром XVII в. были апофегмы.

Личная перспектива Симплициссимуса дополняется и раздвигается аллегоризованным миром идей, что с особой силой проявляет себя в последней (шестой) книге романа. Главным его аргументом был сонет, предпосланный роману «Дитвальд и Амелинда», где Гриммельсгаузен прямо назван автором «Симплициссимуса». Подчеркивалась художественная организация материала и подчинение его проблеме личности. Бальдандерс – немецкий вариант Протея, как его определяет сам Гриммельсгаузен в конце эпизода, связывая его с античной традицией (он вспоминает и «Метаморфозы» Овидия).

Эти недоумения легко продолжить. Эпизоды «Симплициссимуса» лишь соотнесены с исторической действительностью, но не прикреплены к ней наглухо. Здесь можно было узнать и по каким признакам выбирать себе лошадь и как с помощью «чихательного порошка» определить, не согрешила ли до замужества невеста, а заодно и получить средство, как скрыть такой грех, если он был. «Филандер» Мошероша разошелся в нескольких изданиях, пополняясь все новыми «видениями» и вызвал подражания, а вернее сказать, подделки. Гриммельсгаузен, конечно, знал и «Гусмана» Альбертинуса – Фрейденхольда, заимствовал оттуда некоторые мотивы.

Началось преодоление «догматической оцепенелости». А «приговор» выносит сама жизнь, что придает моралистическому «выводу» предметный и ненавязчивый характер. Но мир так близок от него и манит его к себе. Реальные сцены запечатлены в «Фи-ландере» Мошероша. Существенно не само описание, а отношение к нему героя. Другой тащит за волосы женщину.

Гриммельсгаузен также обращается к читателю, мотивируя внесение щекотливых или натуралистических деталей тем, что «поведал сию историю не затем, чтобы ты вдосталь над ней посмеялся, но для того чтобы рассказ мой был отменно полон» (II, 1). Симплициссимус, ставший пажом и шутом губернатора, однажды зимой вышел за крепостной вал, чтобы поиграть на льду и был захвачен разъездом кроатов (II, 14 – 15), а затем вскоре попал в плен к гессенцам. Густав Фрейтаг в «Картинах из немецкого прошлого» писал: «Народ достиг последней грани несчастья. Она «глупо аффектирована». И точно так же он оглядывает окружающую местность с заброшенной колокольни, подстерегая добычу вместе с разбойником Оливье (IV, 17).

В реляции, прославляющей «искусные и рыцарские деяния» Эрнста Мансфельда (1622), с полнейшей откровенностью говорится: «Неоспоримо, что когда тем солдатам не идет жалованье их нельзя удержать в надлежащей военной дисциплине. Голод и жажда, зной и холод, боль и наслаждение – далеко не отвлеченные понятия.

Остров изобиловал плодами, на нем водились крупные беспомощные птицы (дронты) и кроткие животные, похожие на коз. В пламени пожарищ гибли великолепные дворцы и церкви, библиотеки, собрания картин и редкостей. Было установлено, что многие эпизоды «Симплициссимуса» отвечают исторической действительности, но это все же не означало, что автор был свидетелем или участником описываемых им событий.

Эта метафора эквивалентна предшествующей реальной картине: бурный поток подхватил и понес Симплициссимуса, увлекая на середину Рейна и, «как мяч, то подбрасывал вверх, то тащил в бездну» (IV, 10). И хотя складывалось сомнение, что перевод «Летучего странника» принадлежал Гриммельсгаузену, можно было думать, что он был автором «Прибавлений», близких по духу «Симплициссимусу». В барочной учено-риторической форме прославляется труд крестьянина, «ратоборствующего со всей землей» и кормящего все остальные сословия. Это находит подтверждение в протоколах военного совета крепости. В апреле 1688 г. Лейбниц писал герцогине Софии Шарлотте Ганноверской, что в Мюнхене в соборе ему довелось слышать, как иезуитский проповедник вставил в проповедь «смеха ради» «пасхальную сказочку» из «Симплициссимуса», произведения в духе «Франсиона» (Сореля). 7).

Как будто бы по крайней мере эти продолжения надо приписать одному автору. «И хотя они частенько столь пусты и неосновательны, что их может поднять на смех и поправить самый темный крестьянин, однако ж мнят они, что Отечество еще и обязано им благодарностью за такие дурацкие выдумки». Ландскнехты увязывают в большие узлы неизвестно откуда взявшиеся сукна, платья, оловянную и медную посуду, а крестьянин из Шпессерта после пытки объявляет, где сокрыто сокровище, «где золота, жемчуга, драгоценных каменьев было больше, чем того можно было надеяться сыскать у мужика» (I, 4). Позднее голландский филолог Я. Схольте обозначил издание «А» как «издание школьного учителя» («Schulmeister-Ausgabe»), так как оно было «заботливо переработано по грамматике Кристина Квенца», чтобы сделать его «более доступным для посредственного читателя». В сущности он не рожден для великих подвигов, хотя и стремится к ним.

XXXIII – XXXIV История пленника, т. 1, гл. Он испорчен до мозга костей и не желает исправиться. С различными оговорками эта точка зрения удерживается до настоящего времени.

Личное определяется у него отношением с внешним миром, а потом уже с самим собой. В соответствующих эпизодах «Симплициссимуса» угадывается непосредственная жизненная ситуация. Орфография была обновлена, а некоторые стихи заменены другими, в том числе и «Песня» отшельника (I, гл. Повсюду налагались контрибуции, совершались грабежи, поджоги, насилия и убийства. В этом нет художественного противоречия.

Отличался хорошей памятью и любознательностью. Г. Вейдт построил сложную гипотезу, по которой до Гриммельсгаузена дошла вставная новелла второго тома «Дон Кихота» – рассказ цирюльника о двух безумцах, возомнивших себя Юпитером и Нептуном. Он податлив, но в то же время удивительно устойчив. Романтиков коробило от натуралистических сцен «Симплициссимуса» и «Филандера». 11.

Заметка была подписана загадочными инициалами: «Н. Но в то время как апофегмы, выписанные из подобных сборников, включаются в календари почти дословно и лишь оживляются темпераментом прирожденного рассказчика, каким был автор «Симплициссимуса», то в самом романе функция их значительно усложняется. В городах свирепствовали голод и повальные болезни. Они низки и жестоки изначально: месть школяру, расплатившемуся за чужую шалость (IV, 18), бессмысленное мучение животных (IV, 22). А недоуменные реплики обоих собеседников – «речи» и «противоречия» (I, 8). Так поступали и в католических имперских и в протестантских войсках.

Один прикалывает мужчину. «Симплицианские романы властвуют над всей средой Авантюристов, – писал К. Вейхбер-гер. – Кларинет – переряженный ландскнехт, выдававший себя за странствующего музыканта, – это сам Симплициссимус, безрассудная Зинка соответствует Кураже, да и действие происходит во время Тридцатилетней войны». Опустошение и обезлюдение были безграничны. Отвергнуть или принять его. Пустынножитель, пишущий свои воспоминания на пальмовых листьях, сокрушающийся о зле и нестроении мира, вспоминает о своих похождениях с нескрываемым удовольствием: и как он был «егерем» в Зусте и как украл сало у священника, представившись чертом и какие испытал греховные приключения в Париже. Таково аллегорическое «сонное видение», которое зрит Симплициссимус перед тем, как решает вступить на новую стезю и оставить праздную жизнь на Моховой горе (VI, 3 – 8).

В 1808 г. в издававшейся Арнимом и Гёрресом «Газете для отшельников» Брентано напечатал повесть «История и происхождение первой Медвежьей шкуры, в коей изложено народное сказание, снятое с бумажного календарного неба и сладостной толстой Гусиной лапки, согласно рассказу старой няньки, записанному Херцбрудером». Он простодушен и не лишен здравого смысла и некоторого лукавства. Его понимание вещей чаще всего выражено через пословичную мудрость. Однако это была перелицованная на немецкие и чешские нравы новелла Сервантеса «Ринконете и Кортадильо» (1613). Через плечо на голое тело с толстым животом надета тонкая шпага на перевязи.

Сложилось мнение, что Бюлов бережно отнесся к роману, а его книга положила начало изучению Гриммельсгаузена ибо «тут впервые была сделана попытка соединить с изданием текста его критическую оценку». Мнение это неверно. Лапы странного существа попирают разбросанные театральные маски. Идиллия лесной жизни дана в сложной иронико-риторической оправе на фоне страшной действительности, повторяется в новом преломлении, сочетаясь с идеей отшельничества и пантеистической лирикой песни «Приди, друг ночи, соловей».

Его герой не переживает «зла мира» и не ставит перед собой никаких этических проблем. Составитель заметки, по-видимому, не видал ни одного экземпляра «Симплициссимуса» ибо опустил фамилию «Зульсфорт», выставленную на всех изданиях этой книги и не знал, что она была раскрыта как псевдоним Самуеля Грейфензона фон Хиршфельда. Как явствует из подзаголовка, брошюрка предназначалась для «всех скоморохов, ярмарочных крикунов (торговцев) игроков, одним словом, для всех тех, кому нужда и польза на публичных рынках ловить удобный случай или увеселять собравшееся общество». Никто на этот вопрос в то время ответить не мог. В «Вечном календаре» Гриммельсгаузен как бы беседует с книгой, перебивает ее нетерпеливыми репликами и замечаниями, которые вкладывает как в уста Симплициссимуса, так и поучающего его Цонагри.

Любек утратил большинство торговой флотилии. Однажды, когда ему «опостылели все бабы», он размышляет, а не пойти ли ему в капуцины. «Симплициссимус» вышел в свет в 1669 г. в обстановке таинственности и мистификации. Но времена переменились и вместо ожидаемых похвал Бюлов встретил уничтожающую критику. Более обеспеченные семьи покупали словарные энциклопедии в печатном виде. А ежели какой беспутный юнец занедужит, то ему пособит весьма сносное (проносное, хотел я сказать) лекарство, приготовленное из затвердевшего березового сока, дабы еще не закосневший дуралей с младых лет избавился от запора невежества, когда у пациента неисправный стул и он бывает принужден лечь животом на лавку.

По этому роману побродяжка Кураже учится галантному искусству комплиментов. А. Келлер (1811 – 1883), осуществивший в 1854 – 1862 гг. В аналогичных ситуациях сам Симплициссимус дает однотипные ответы (II, 29 III, 14). Занимаясь свыше пятидесяти лет изучением текстов и биографических материалов Гриммельсгаузена, маститый голландский ученый сделал большое число ценных открытий. Во втором издании своего «Атласа картин по истории немецкой национальной литературы», вышедшем в 1895 г., Кённеке воспроизвел факсимиле некоторых найденных документов и кратко изложил биографию Гриммельсгаузена со множеством новых дат и сведений. Его цель – обеспечить себе благополучие и обрести вожделенный покой.

Симплициссимусу претит подобная подлость и бесчеловечность. А так как он считает, что девочки думать не умеют, так что можно и ему не напрягаться. Попервоначалу она рядится в шутовское платье. Новая цепочка романов, то занимательных, то водянистых историй о приключениях разных бродяг, отставных солдат, шутов и проходимцев, наполненных то описаниями военных действий, то шутовских проделок, как например «Симплицианский Таращи-глаз-на-весь-мир или Похождения Яна Ребху в четырех частях» (1677 – 1679), «Предиковинное жизнеописание французского вояки Симплициссимуса» (1682), вдобавок выпущенный издателем Филлионом, чье имя стоит на первых изданиях «Симплициссимуса», «Венгерский или Дацианский Симплициссимус» (1683) и, наконец, «Весьма потешный и затейливый Малькольмо фон Либандус Для редкостного увеселения сочинен Симплицием Симплициссимусом» (1686). Словом, он солдат Фортуны.

Процесс над колдуном с тем же именем и фамилией был историческим фактом. В 1683 – 1684 гг. G. Р. zu Cernhein». отражение в «Симплициссимусе», хотя и не непосредственно. При всей своей энергии и изворотливости Симплициссимус удивительно пассивен и выручает его из беды чаще всего другой случай (IV, 12).

В симплицианском «Вечном календаре» мальчик, приметив, что, когда батька курил трубку, у него из ноздрей пошел дым, принес воду и вылил отцу на голову, решив, что он загорелся. Испанские носильщики и погонщики мулов превратились в «силезцев» и «богемских мужиков». 3 октября 1809 г. Вильгельм Гримм написал Якобу, что приобрел экземпляр романа, а вскоре и Якоб сообщил, что «Симплициссимус» вышел в новой переработке, «вероятно скверной». Рассуждения пастушонка, а затем шута в Ганау и его неожиданная эрудиция не отвечают ни возрасту, ни какой-либо «ступени развития».

Филологическая точность приходила в противоречие с произвольными домыслами, от которых не отказался даже Генрих Курц, не говоря уже о Рудольфе Кёгеле, заставившем Гриммельсгаузена совершить путешествие по Франции, Нидерландам и другим странам. А ведь сам Симплицис-симус называет себя в романе еще автором по крайней мере двух книг – «Сатирический Пильграм или Белое и черное» и «Целомудренный Иосиф» (1667), за которым последовал небольшой роман о слуге Иосифа продувном Музаи. Симплициссимус – не конкретная личность с определенным характером, а «фигура из календаря», «носитель» готовых литературных форм и мотивов. Оба романа довольно далеки друг от друга как в социальном отношении, так и по своим художественным средствам. Историк литературы и романист Франц Горн (1781 – 1837) в 1805 г. в книге «Поэзия и Красноречие немцев» (1822) «реконструировал» портрет Самуеля Грейфензона фон Хиршфельда, который служил во время Тридцатилетней войны мушкетером: «Сомнительно, чтобы он продвинулся по службе дальше обыкновенного солдата, хотя во всяком случае оказал бы честь и более высокому посту.

Они скоро исчерпали себя в пустой риторике и формальных ухищрениях. Внешне занимательная фабула служит лишь предлогом для рассуждений о разнообразных предметах – алхимии изготовлении зеркал, действии планет и т. д. Текстуальные совпадения, в том числе зачина «Симплициссимуса» с «Гусманом» Фрейденхольда, долгое время заставляли видеть в нем источник «Симплициссимуса». М. Кошлиг отметил в «Прибавлении» ряд совпадений индивидуальных языковых форм с различными другими произведениями Гриммельсгаузена. Плотины и водоотливные канавы разрушены и приведены в полную негодность. Но ему свойствен барочный динамизм и пристрастие к разящей обнаженной детали. «Пастушеские игры», в которых приняли участие патрицианские слои бюргерства, воспринимались в разных аспектах: от философских раздумий об утраченной близости человека к природе до притворно утонченной тоски пресыщенных придворных по простой жизни.

Симплициссимус стремится сохранить этические принципы, хотя по слабости натуры и в силу обстоятельств ему это не всегда удается. И подобно тому как для сего надобно время, точно так же принуждены и те, что от природы или по несчастному случаю приобрели зоб, килу, горб, заячью губу и прочее в избытке или, напротив, недостает им роста, силы, здоровья, красоты и мало чего еще доброго, то лишь в любезной старости сносят все сие и вспоминают, что теперешний хитроумный свет, дабы они могли оставаться в чести и почтении измыслил для них изрядные преимущества, как-то, например: ежели французы увезли все сено с твоего чердака (о прирожденной парше я умалчиваю), так что у тебя плешь во всю голову, то нахлобучь парик и уверяй, что такова теперь мода. т. е. рыцарскому роману и прежде всего «Амадису».

На это указывают и названия различных местностей и ландшафты в пятой книге романа. Сзади толстый чешуйчатый рыбий хвост с плавниками. С середины третьей книги эта связь почти обрывается. Интерес романтиков к «Симплициссимусу» способствовал его изучению. Его благочестие напускное, его раскаяние – чистейшая фикция. Гриммельсгаузен вводит своего героя в такие «готовые ситуации», которые отвечают типическим обстоятельствам, порожденным Тридцатилетней войной. Достоверность их описания говорила лишь о том, что он пользовался надежными источниками.

В его повести фигурирует не классический альраун, а «Spiritus familiaris», которым завладела Кураже. Офорт Калло из цикла «Большие бедствия войны» представляет собой как бы параллель к четвертой главе первой книги «Симплициссимуса». Хакен приводит в своей переделке, «согласно требованиям современного вкуса», эпизод с Юпитером и комментирует его в свете современных событий, вплоть до мельчайших, вроде упоминания о подаренных Александром I Наполеону ваз и колонн из сибирского малахита (со ссылкой на «Vosische Zeitung», 1808, 108).

Но долго там не мог оставаться «»Кошка» на ходу слегка повернулась в бок и Бен понял, что сейчас она броситься в атаку. Характеры их еще меньше подвержены изменчивости и колебаниям. Шведским комендантом и губернатором города и крепости Ганау был генерал-майор Рамзай.

Но даже и это ему не удается. При этом они действовали исключительно социальными средствами, так что слабая и беззащитная женщина и сильный мужчина-победитель – не более чем культурные штампы, нельзя обойти вниманием распространенное (в основном среди мужчин) убеждение, что мужчины умнее женщин. Мерки «образовательного романа» к ним еще меньше применимы, чем к «Симплициссимусу». «Франсион» более расплывчат, лишен большого напряжения, страсти и порыва.

«Кулисы» его «театра» чаще всего подсвечены ироническими или даже зловещими огоньками. Но кто мистифицировал, автор всех шести книг или только последней, ловкий подражатель и фальсификатор, «дописавший Симплициссимуса». Живая струя народных представлений, действенные черты старинной литературы и театра более отвечали народному вкусу и здравому смыслу, нежели прециозные произведения «высокого барокко». Издатели сочинений Гриммельсгаузена расцвечивали эти скудные сведения деталями, вычитанными из романа, хотя еще престарелый А. Келлер настойчиво призывал к осторожности. Схольте дал изданию 1671 г. опознавательную кличку «Барочный Симплициссимус» ибо переработка текста «показывает применение нового стилевого принципа, который должен был придать народному роману модный характер барокко». Посредствующим звеном был роман Сореля «Экстравагантный пастух», где молодой человек, начитавшийся уже не рыцарских, а «пастушеских» романов, вытворяет различные чудачества.

Она перекликается и с эпизодом, в котором безумец Юпитер предвещает появление «немецкого Героя», как бы еще раз подчеркивая несбыточность и неосуществимость этого идеала, невозможность вернуться к прошлому или удержать быстротечное настоящее. По-видимому, Гриммельсгаузен почувствовал себя уязвленным. По-видимому, Гриммельсгаузен, который как раз в это время завязал отношения с Фельсекером, действительно написал это «Прибавление», когда его предприимчивый издатель решил перепечатать «Летучего странника». Перед его очами развертывается ад, обставленный со всем великолепием театрального барокко.

Его окружают крестьяне, ландскнехты, маркитантки, канцеляристы, даже ведьмы. Прежде чем назвать вещь, он описывает ее с помощью отвлеченных метафор. Из этой книжечки, пройдя мимо Ласарильо, Гриммельсгаузен и позаимствовал упоминание о цехе воров и мошенников – «сахароваров» в Праге, понадобившееся ему для заострения первого абзаца «Симплициссимуса» (взятого им у Гарцони и совпадающего с заимствованием у Фрейденхольда).

Возможно, его привлекала «исправность» этого издания, нормализация языка и правописания по сравнению с другим изданием 1669 г., отличавшимся резкими диалектальными чертами. Он шел иными путями и, осуждая языковые нелепости, чуждался ученого педантизма. Порой, чтобы быть в теме, приходится искать что означает слово или значение выражений. Последнее решающее открытие сделал все тот же Пассов. К этим замечаниям Фолькманна следует еще добавить, что в «Прибавлении» дважды упоминается «першпективная трубка» – одна, которой (вместе с морским компасом) «пользовался Иона во чреве кита» и вторая – царя Давида, служившая ему для наблюдения за Вирсавией. Филологическая наука того времени склонялась к «edi-tio princeps», т. е. первому изданию, а оно-то и не было надежно установлено.

Обычное осуждение «силезской школы» как чего-то уродливого – это «аномалия не развития, а понимания». Но с кем из них он раньше вступил в деловые отношения. Писать надо просто и правдиво, причем правда понимается как полнота рассказа. Оливье – типичное порождение нескончаемой войны и деморализации общества. Дальше писать не о чем. «Опыт издания по четырем старейшим тиснениям», где перепечатал 21-ю главу первой книги романа. Сведения эти фантастичны.

Сталкиваются между собой различные степени «зрелости», жизненного опыта и сознания, восприятия мира и отношения к нему. Многие связи в романе возникают внезапно, почти без предварительной подготовки. Он смел, предприимчив, удачлив, скор на выдумку и всяческие проделки. Натуралистические сцены «Симплициссимуса» вступают в сложное взаимоотношение с действительностью. Переводчик Иоахим Цезарь в предисловии противопоставляет его «книжкам о сражениях» («Schlachtb.

Метафизическое и «идеальное» почти всегда отступают перед живым и конкретным. Он опустил большинство стихов, выбросил последнюю главу пятой книги («Прощай, мир. »), нейтрализовал и пригладил стиль, согласно представлениям и вкусам романтиков. Его можно найти и у Ганса Сакса, в литературных сборниках «Веселое общество» Петра Мемеля и «Веселое позорище различных куриозных вещей Эразма Франсиска». Среди его источников была «Сокровищница сверхъестественных, чудесных и достопримечательных историй», женевского пастора Симона Гулара (1543 – 1628), вышедшая в немецком переводе в 1613 г., но ему была известна и «Демономания», переведенная еще в 1581 г. Иоганном Фишартом, воинствующая книга католического философа и юриста Жана Бодена, потратившего всю свою ученость на оправдание процессов ведьм и сочинение Николая Ремигиуса «Demonolatria, сиречь о нечисти и волшебствующих духах».

Не познакомился ли он с Фельсекером, только когда порвал с Мюллером. Венатор. С какой стати пристроился он к имени героя простонародной книги. Гриммельсгаузен пользуется формой учено-схоластического дискурса, в котором предмет рассматривается со всех сторон. При всей насыщенности аллегорикой «Симплициссимус» не становится отвлеченным метафизическим романом, оторванным от живой реальности или противостоящим ей.

Жестокости чинили и католики и протестанты. Но если она подлинная, то ее автор не думал умирать в 1669 г. Заметив, что в Сим-плицианском вечном календаре (1670) сообщается, что Симплициссимус в отрочестве был захвачен гессенцами примерно в 1635 г. и, сопоставив это с утверждением в предисловии к Сатирическому Пильграму, что герой стал под мушкет в десятилетнем возрасте, Пассов устанавливает приблизительную дату рождения Гриммельсгаузена – 1625 год. О голоде и дороговизне в городе сообщает Б. Хемниц в книге, посвященной участию шведов в немецкой войне. В 1811 г. Юстинус Кернер пишет комедию для театра теней «Медвежья шкура в Зальцбаде», где зло и метко высмеивает рационализм, ставший к тому времени старомодным.

Основанное в 1617 г. по итальянскому образцу учено-литературное «Плодоносное общество» к 1662 г. насчитывало в своих рядах одного короля, трех курфюрстов, 49 герцогов, 60 графов и десятка полтора признанных писателей. Автору «Симплициссимуса» приписаны книги, к которым он не причастен и упущены важнейшие, являющиеся его продолжением: «Кураже» и «Шпрингинсфельд». Все три произведения вошли в собрание сочинений изданное Фельсекерами в 1683 – 1713 гг.

Согласно теологизированной психологии схоластов, «пороки» не только коренятся в «греховной природе» человека, но и порождаются внешними обстоятельствами, соблазнами мира и происками демонических сил. Ситуация – не мыслимая в галантном романе. Оживление интереса к «Симплициссимусу» в период романтизма вызвало несколько новых изданий. Но не успела она возрасти и дать плоды, оправдать свое жизненное назначение, как внешние силы и обстоятельства, от которых она не могла никуда уйти, вторглись в ее жизнь, мяли, трепали и терзали ее извлекали из нее многоразличную прибыль – и все для того только, чтобы пойти в конце концов на подтирку бродяге и быть спущенной в нужник (VI, 11 – 12).

рот», выпущенная неким Симоном Ленгфишем фон Хартенфельсом. Проповеди, веками раздававшиеся с церковных кафедр, до известной степени риторизировали народное мышление. После выхода книги Бюлова Курц изложил в рецензии свои соображения. Все новые находки то ставили в тупик, то указывали пути для дальнейших разысканий. Об авторе «Симплициссимуса» все еще было мало известно, а Бобертаг даже предрекал, что ничего важного и не будет найдено. Рецензент издевается над гравюрой, приложенной к книге, где юный Симплициус изображен в модном фраке и высоких ботфортах: «Жаль, что не выпущены также две цепочки от часов».

Этот «перелет» не только изменяет топографию романа, но и «скрадывает» два года времени, ускользающих от сопоставления с биографией автора. Того ради я в течение долговременного моего путешествия, побывав в Ост-Индии у яванцев, кои в здравом уме, с хорошей осанкою и сильным телосложением доживают до трех-, четырех– и даже пятисотлетнего возраста (понеже один из них был еще во времена графа Морица в Голландии), подсмотрел их карты и научился у них кое-каким кунштам и так как я привез в Европу сие искусство на пользу и утешение страждущим, то публично о сем здесь объявлено, дабы подать совет равно как в случае недостатка, так и излишества чего-либо для их телесного и душевного здравия. Схольте также вывел из состава сочинений Гриммельсгаузена «Манифест против тех, кто но странному неблаговолению и злобе глумится над красными и червонными бородами». Этот же принцип приложен не только к малому «назидательному примеру», вставленному в аллегорическую картину, но и ко всему роману. Общий запас лексики (от греч.

Век разума не мог оценить апофеоза «дурачества». federn» Тик поместил новеллу «Дневник». Окружая аллегорические образы, они не дают им оторваться от земли, а, создавая чувственно-конкретный аспект восприятия, своей «наглядностью», усиливают дидактику. Она ценна сама по себе, а не является лишь приуготовлением к смерти. И вот в генеральном архиве в Карлсруэ, куда были переданы акты из Оберкирхена, Схольте обнаружил письмо сына Гриммельсгаузена Франца Кристофа от 12 апреля 1711 г. В этом письме упоминалось местечко «Шпитальбюне» («Spitalb. Но эти стратегии часто не срабатывают.

«Сущность всего сущего – борющаяся сила», – возвещал Яков Бёме. Акула «кошка» почувствовала кровь, мигом рванулась к Бену. Приходилось искать косвенные свидетельства.

Да это комендантов Теля из Ганау», – сразу признали его в Магдебурге (II, 19). Генрихом Курцем по изданию 1671 г. («D»), где, помимо шестой книги, были помещены три «Continuatio», взятые из симплицианских календарей и «летучий лист» – объявление от имени врача Симплициссимуса. Вагензейль даже упомянул последнюю литературную новинку – сочинение И. Г. Циммермана «Об уединении», вышедшее в 1784 г. В отличие от издателей 1683 – 1713 гг., лишь сопровождавших комментариями основной текст, Вагензейль ввел дополнения прямо в роман. В первой половине XVII в. роман Сервантеса большого интереса в Германии не возбуждал.

3. Вместо злого корешка, обладающего демонической силой, от которой и предостерегал симплицианский трактат, появляется выпестованный доброй цыганкой кобольд, наделенный смешными недостатками и слабостями, кичливый ч ревнивый, но в сущности еще безобидный предтеча «Крошки Цахеса» Э. Т. А. Он плохо знал мальчика, вот таким образом очень переживал из-за этого. В этом и заключается его позиция по отношению к иллюзионизму барокко. В «Симплициссимусе» мальчик, увидав в книге, которую читал отшельник изображение горящего дома, хотел бежать за водой, чтобы залить огонь (I, 10).

Он не только личность, но и точка зрения на мир. Первая часть «Гусмана» – перевод одноименного испанского романа Матео Алемана с морализующими вставками и примерами из немецкой жизни (о комедиантах, невоздержанности и пьянстве и т. д. ). А не существовал ли еще таинственный третий издатель, который и осуществил «editio princeps». fil., т. е. filius (лаг. ) – сын, превратилось в Fillion fil. hne»), принадлежавшее некоему «господину Эльтцу, постоянно жившему в Эйс-фельдте»,, где он был амтманом. Но это нарастание греховности или, напротив, праведности человека не является ступенями его «внутреннего развития».

Он верен своему слову, надежный товарищ, прямодушен с друзьями и откровенен с врагами. За последнее время стремление отвергнуть «тривиальное» толкование «Симплициссимуса» как «романа развития» особенно сильно в среде литературоведов Западной Германии и США, увлеченных формально-структуралистическими изысканиями. В «Дневнике» Тик говорит о Мошероше: «Его время, Тридцатилетней войны, воспитало его и все писатели той эпохи несут на себе отпечаток терпкой грубости, которая особенно великолепна в их языке», но у него нет и в помине «грациозной правды» и «парящей поэзии».

Народный вариант барочного романа пережил своих литературных современников. «Это была здоровая, не особенно глубокая, сангвинически легкая натура он обладал фантазией – я назвал бы ее фантазией поверхностной, – быстротой ума, гибкостью, талантом описания». Почувствовав невозможность переубедить мир, он начинает, «смеясь, говорить правду». В декабре того же года В. Гримм посетил в Веймаре Гёте, когда тот «как раз читал Симплициссимуса». Что же касается молодого Херцбрудера, то мотив узнавания здесь также удвоен. «И чтобы увенчать все это бесчинство, – пишет он в другом месте, – у конкурента-издателя был похищен нормализованный язык Так был опущен в могилу язык гриммельегаузеновского Симплициссимуса до того, как сам сочинитель покинул земную юдоль».

Так, например, в «Вечном календаре» помещена близкая к анекдоту апофегма следующего содержания: «Когда он (Симплициссимус) в некоем знатном городе увидел множество знатных щеголей с индийскими бородками, длинными локонами, в широких штанах, полных складок, как на женских юбках, то сказал: Это дело означает нечто особенное, а именно, что на свете развелось много гермафродитов». Идея «ряженья», обманчивого маскарада жизни, составляет один из лейтмотивов романа. Но и этого мало. Титульный лист этого издания начинался словами: «Вновь расположенный и значительно улучшенный Затейливый Симплициссимус». Он апеллирует к «старонемецким» (altfr.

А. Келлер полагал, что автор «Симплициссимуса», как и его герой, вырос без всякой школы, да и впоследствии был не слишком учен. Сам Гриммельсгаузен, по мнению Курца, владел латинским и французским языками и, вероятно, еще греческим и испанским, знал античных писателей и сочинения «отцов церкви». Одним словом, нельзя измыслить такого бесчинства, которого бы они не натворили». «Когда Дэви о чем-нибудь спрашивал отца, голос у него сразу становился угрюмым, он заранее ожидал резкого ответы». «Он слишком много или слишком мало внес изменений, – иронически писал Германи Курц, – и в результате его работа не удовлетворила ни ученых филологов, ни читающую публику».

Маскам аркадских пастушков он придает сатирический смысл. Аллегорическое осмысление действительности проходит через весь роман о Симплициссимусе, то обращаясь к старинным формам средневековой аллегории, то принимая сказочно-фантастические формы, как в «блике Бальдандерса (VI, 9), знакомом еще Гансу Саксу, то контаминируя различные книжные источники и создавая такие гротескные фигуры, как Юпитер (III, 3 – 6), то сливаясь с сатирической утопией, как в эпизодах, связанных с посещением Симпли-циссимусом таинственного озера Муммельзее (V, 12 – 17), то развертываясь в сложные композиции, где традиционные аллегорические образы чередуются с дискурсами и оживляются множеством реалистических подробностей, а то и содержат целые вставные новеллы. Харсдёрфер, кроме серии книг «Женские беседы для игры и забавы» (с картинками, песенками играми, пословицами и т. д. ), выпустил сборники «Великое позорище отдохновительных и поучительных историй» (1650 – 1651) и «Великое позорище прежалостных и смертоубийственных историй» (1650), содержавшие множество анекдотических и новеллистических мотивов, заимствованных более чем у семисот авторов, в том числе Боккаччо, Банделло, Сервантеса, Бельфоре, Жана Камю (де Белле), Буато, Гулара и др.

Он не увидел качественного различия между ним и персонажами шванков и «календарных историй». Раз в месяц он собирал население острова, поучал из Библии и устанавливал новые браки. Их шванковая природа несомненна. Написанный во второй половине XV в. «Амадис» разрастался за счет нескончаемых продолжений и в 1559 – 1594 гг.

Грех приходит извне как соблазн и совращение, происки и козни демонических сил. Бренность бытия не означает его тщетности. Впоследствии он его не перепечатывал, так как в 1806 г. Арним и Брентано включили его в свою антологию «Чудесный рог мальчика», а Брентано привел эту песню еще и в своей «Сказке о школьном учителе Клопфштоке и его пяти сыновьях» (1814). Наибольшим успехом «Симплициссимус» пользовался в бюргерской и грамотной простонародной среде. По мнению Схольте, все эти «новшества» были порождены издательской борьбой с конкурентами, хотя и «не без сопричастности автора».

В нем прежде всего раскрывается не поступательное «развитие» героя, а его стремление обрести индивидуальность. Они также служат целям создания рефлектирующего фона, долженствующего раскрыть состояние души героя, показать его размышляющим, как например использование часто встречающейся в сборниках апофегмат мысли о «глупых поступках» (III, 17). В начале романа риторическая тирада (вдобавок заимствованная) как будто отодвигает на задний план реальную жизнь пастушонка с его овцами и волынкой. В 1912 г. А. Бехтольд даже предположил, что Гриммельсгаузен должен был «обладать незаурядной библиотекой», даже если вычесть книги, которые он, вероятно, не читал, а цитирует по современным компиляциям. В 1617 г. в Аугсбурге вышла книжечка «Две забавные, веселые и смехотворные истории», описанные неким Николаем Уленхартом.

Схольте предположил, что это имя и послужило анаграммой для обозначения мнимого издателя. И он осознает себя как личность.

Ф. Бобертаг утверждал, что автор «Симплициссимуса» почти не знал латыни ибо допускал элементарные ошибки в цитатах. Ну а – это депрессия автора, его московское презрение к провинции. Прчитал и 1 книжку Бегбедера – что то конечно есть общее с минаевым, но не до такой степени, стиль совсем другой нет никакой депрессии и чувствуется многовековая культура европы (по цитатам сужу). Потребность в последовательном развитии отвечала риторико-дидактической цели.

«Никто внезапно или, так сказать, во мгновение ока не превращается из благонравного в плута, а исподволь, помаленьку да полегоньку, со ступеньки да на ступеньку, каковые все суть ступени погибели», – резонерствует Симплициссимус, поведывая историю Юлия и Авара (VI, 5). Пункт 51 «описи»: «Стеклянные витые рюмочки, которые выделывал мастер Бартель в Шпессерте из коих Ной впервые напился допьяна», – указывает на родину Симплициссимуса. Его приключения воспринимаются уже не как «похождения», а как превратности в его судьбе. Натурализм Гриммельсгаузена иной природы, чем галантного романа. И только впоследствии Симплициссимус, вспоминая и размышляя о былых приключениях извлекает из них назидательные «выводы». Все это говорит о раннем знакомстве Гриммельсгаузена с «Путешествием» Олеария, давшим ему материал для трех глав «Симплициссимуса», посвященных пребыванию героя в Московии (V, 20 – 22), дополненных некоторыми сведениями из «Theatrum Europaeum» и из книги Мартини «История татарской войны» (1654). Еще сложнее обстоит дело с «Дон Кихотом». Но в них Симплициссимус проще, бесцеремонней, лишен особых раздумий.

Но тогда пикаро приобретает внутреннюю и внешнюю обусловленность. Дискурсивный метод изложения, только в бо-более сложной форме, находит применение и в «Симплициссимусе». Взяв самолет под свой контроль, он с ужасом посадил его на ближайшее суши.

Автора «Симплициссимуса» продолжали именовать Самуелем Грейфензоном фон Хирш-фельдом, который «в молодости был мушкетером». Отзыв Гёте о нем В. Гримм обещал пересказать изустно и он до нас не дошел. Лейбниц напрасно пояснял своей корреспондентке, что такое «Симплициссимус».

В шестой книге «Симплициссимуса» эта идея выражена в двух внешне абсолютно самостоятельных и не связанных между собой аллегориях. В «Сатирическом Пильграме» Гриммельсгаузен говорит о «героях языка», которые не только щеголяют «новенькими с иголочки словами в своих писаниях, но и употребляют их в обыденных речах». Осталось нераскрытым только значение «Hybspinthal».

Предисловие к первому тому возвещало: «Высокочтимому читателю да будет угодно ведать, что сей восставший из могилы забвения Немецкий Симплициссимус весьма улучшен, приумножен и украшен дополнением превосходных примечаний и благозвучных стихов, а равно многими важнейшими отдохновительными и поучительными вещами, чем когда-либо ранее». Эти изображения расположены на плоскости, как в букЕаре или народном календаре. И Санчо Панса и Дон Кихот движутся в сфере «готовых форм» и ситуаций.

Издание 1671 г. отвечало последней воле автора. Дата эта оказалась неверной, но первый шаг был сделан. Его сентенции либо книжного, либо фольклорного происхождения. Он сталкивается с внешним миром, а не скользит по его поверхности. окончательно не доказано. Он стал составлять заметку о его авторе для «Дополнений» к словарю Йохера, где она и была помещена Аделунгом в незаконченном виде: «Грейфензон (Самуель) из Хиршфельда жил в прошлом столетии и в молодости был мушкетером.

Вызывает недоумение и роман о Яне Перусе, вышедший в 1672 г. без указания места издания, но, по-видимому, во Франкфурте, названный «симплицианским». Не такова ли судьба, уготованная всем людям. Унаследовав дело отца, Иоганн Ионатан предпринял издание трехтомного собрания «симплициан-ских сочинений», вышедшее в 1683 г. с его предисловием. 17 августа 1676 г. он умер, а в 1879 г. в тот же день в Ренхене был открыт памятник. Автор сам себя именует Невеждой и даже Идиотом.

Героико-галантные романы изобилующие сложными линиями с неизбежными мотивами «тайны», «неожиданных встреч» и «узнавания», познакомили его с композиционными приемами «большой формы». Последнюю часть этого издания составляла «Книга планет» – краткий самоучитель по астрологии, физиогномике и хиромантии. Его аллегории театрализованы, как например «шествие грехов» в шестой книге «Симплициссимуса». Фраза была сказана в 1993 году, как раз в эпоху его премьерства.

То и другое не под силу Симплициссимусу. Составитель черпает свой материал из общеевропейского литературного репертуара. Оно наиболее зрелое в художественном отношении. А переработка была вовсе не такой уж безобидной.

Лексический запас регулярно пополняют новые определения. Вымышленные персонажи «Симплициссимуса» не лишены исторической подосновы. Перекладина лестницы, которую Иаков видел во сне и т. д. Что же касается «Сонного видения» и «Путешествия Бильграма», то сомнений в их авторской принадлежности уже не возникало. Из книги Ремигиуса в «Симплициссимус» и перенесен рассказ о некой колдунье Катарине Превота имеющий столетнюю давность, однако прикрепленный Гриммельсгаузеном к «недавнему времени» (II, 18).

Вслед за ним Лео Домагалла объявил, что «Симплициссимус» – не «роман развития». Стоило его пошевелить, как он заговорил, поведал свою историю и после многих превращений обратился в птицу и улетел прочь (VI, 9). И не случайно даже книжный анекдот о кальвинистах, включенный в «Чудесное птичье гнездо», рассказывает крестьянин в трактире.

Фантастика «Мелюзины» и народных поверий для него более правдива, чем утонченная ложь галантных романов. Его «внутренней формой» является «народный календарь». Этот экзотический материал наполняет полигисторские вставки «Симплициссимуса». Даже из одной и той же типографии в одном и том же году вышло несколько изданий или «заводов».

Но еще раньше В. Шухардт утверждал, что в «Симплициссимусе» нет ощущения, будто бы «достигнута новая, высшая ступень жизни», как в «Парцифале» и его «переживания и судьбы» движутся «в слое типического и жанрового», а не индивидуального развития личности. Уже в «Сатирическом Пильграме» он говорит о редком вдохновении поэта, «которое, по словам Оригена, не что иное, как очищение сердца и просветление души». Но вскоре последовали неожиданные открытия. Записки какого-то там юнца – это бесспорно талант так растянуть текст на 180 страниц. Среди злостных зачинщиков был нидерландец Антони Оливер, которому удалось бежать. В том, что «Заключение» в конце шестой книги было мистификацией, он не сомневался.

Из Севильи действие было перенесено в Прагу. Существенное значение имела находка, которую сделала Герта фон Цигезар. Другие мотивы симплицианских сочинений рассматриваются и в «Немецкой мифологии», «Немецких сказаниях» и других работах братьев Гримм.

---