Pity William Blake
«Бракосочетание Рая и Ада» — предельное усилие Блейка в его борьбе как с утилитарным Разумом, так и с поработившей людей Церковью-Блудницей. Омерзительная книга». «Пророческие книги» в своей совокупности образуют самый ранний романтический эпос, в основании которого лежит миф, охватывающий всю историю человечества. коммент.
И этот своеобразный «корректив реальности» — едва ли не самая примечательная особенность всего видения Блейка. Весенним днем молодой художник Данте Габриэль Россетти (Dante Gabriel Rossetti, 1828-1882), роясь в богатейшей коллекции гравюр, собранной в Британском музее, обнаруживает на столе хранителя пачку сшитых листов, которые покрыты рисунками и стихами «несчастного визионера», этого «жалкого безумца», как отзывались о Блейке его немногочисленные знакомые по артистическому миру. В природе он обнаруживает ту же пассивность и механистичность, что и в социальной жизни.
Брак Блейка и Кэтрин был крепким и счастливым до самой смерти художника. Блейк был хорошо знаком с этим выдающимся деятелем молодой Америки по лондонскому кружку деистов, который в юности не раз посещал в 1792 году он даже помог Пейну ускользнуть от охотившейся за ним британской полиции. Так, Кольридж (Samuel Taylor Coleridge, 1772-1834), прочитав «Песни Неведения», выразился в том духе, что автор плохо представляет себе психологию ребенка, — свидетельство явного непонимания блейковского замысла. И Блейк это понимал.
В «Америке» эта мысль выражена всего отчетливее: мир стремительно движется, догнивает долгая Ночь человечества и уже видны первые лучи Утра. он действовал разумом и мистицизм окрылял его разум». Суинберн также прослеживает эхо этих мотивов в «Бракосочетании Рая и Ада», где порицается лицемерие «религиозного разврата» защитников традиций. Блейк говорил не о подражании, а о преображении мира творческой фантазией.
Для Блейка эта истинность — дар жизни по законам воображения. И тем удивительнее кажется резкость его нападок на свойственный романтикам культ индивидуального в ущерб всеобщему и на их стремление ставить в пример современникам нетронутого цивилизацией «естественного» человека. Когда Кэтрин отвечает утвердительно, он признаётся: «Тогда я люблю Вас». Сборник отпечатан в 1783 г. на средства, предоставленные Дж.
На протяжении всей его жизни она будет оставаться для него главным источником вдохновения. Первооткрыватели Блейка — прерафаэлиты — воспринимали «Песни Неведения и Познания» как беспримесно романтическое произведение. 4 августа 1772 года Блейк поступил на 7-летнее обучение искусству гравировки к гравёру Джеймсу Бесайеру с Грейт Куин cтрит (англ. ). Издатели не брали его книг. The Fearful Symmetry, 1947). В день своей смерти Блейк неустанно работал над иллюстрациями к Данте. После смерти мужа Кэтрин переехала в дом Тейтэма, где жила и работала в качестве экономки.
на с. 590). См. Написанные в 1793 году «Видения дщерей Альбиона» посвящены как будто другой теме только отдельные стихи, — например, о тиране Тео-тормоне, у чьих ног, «как волны на пустынном берегу, вскипают голоса рабов», — непосредственно ввели в поэму явление, смущавшее совесть лучших людей эпохи.
Церковь на языке Блейка звалась Блудницей, а на полях брошюры берклианца Р. Уотсона (Richard Watson, 1737-1816) он написал: «Господь сотворил человека счастливым и богатым и лишь хитроумие распорядилось так, что необразованные бедны. Уже были написаны «Песни Неведения и Познания». Однако найдены и экземпляры с дарственными надписями Дж. Frye. Существует версия, согласно которой Блейк, недовольный вмешательством Мэтью, забрал из типографии весь тираж, намереваясь его уничтожить и сохранились лишь 22 экземпляра из числа подаренных автором своим знакомым. Эти и другие персонажи обладают в мире Блейка своими Эманациями (см.
Среди многочисленных образов блейковской мифологии важнейшее значение имеют: Уризен (Urizen) — символ механического Разума, неприемлемого для Блейка, воплощение тиранического начала, насилия и несвободы Лос (Los, анаграмма латинского sol — «солнце») — «Вечный пророк», олицетворяющий Творческий Гений Орк (Ore, анаграмма латинского сог — «сердце») — символ вольности и революции. Разочарование Блейка своим патроном Хейли так повлияло на первого, что в поэме «Мильтон» он написал, что «Друзья в материальном мире— духовные враги». Сассекская городская газета сообщает: «Сфабрикованность произошедшего была настолько очевидна, что обвиняемый был незамедлительно оправдан». «Пророческие книги» — начиная с «Бракосочетания Рая и Ада» до «Иерусалима» — были всерьез прочитаны лишь во второй половине XX века. Содержит первоначальные варианты ряда стихотворений из «Песен Неведения и Познания», а также стихи, не включенные в этот цикл, рисунки, прозаические заметки и пр.
Причина в том, что со своими противниками Блейк спорил не только как мыслитель. Результатом явилась серия «Головы призраков», состоящая из более сотни карандашных портретов, включающих образы исторических и мифологических личностей, таких как Давид, Соломон, Вирсавия, Навуходоносор, а также Дьявол, Сатана, «Рак», «Человек, который построил пирамиды» и многие другие.
Блейк оказал большое влияние на поэтов-битников 1950-х годов и на субкультуру 1960-х. Это убеждение предопределило и творческие принципы Блейка. Актуальным сюжетом была в те дни и борьба за запрещение работорговли в 1787 году было основано аболиционистское общество, шли парламентские прения, на которые в «Песнях Неведения» Блейк откликнулся стихотворением «Черный мальчик». В России первое упоминание о Блейке появилось в 1834 г., когда в журнале «Телескоп» была перепечатана из какого-то английского журнала заметка, характеризовавшая поэта в духе тогдашних представлений как «безумца».
Через шестнадцать лет этот Каталог попал в руки Вордсворта (William Wordsworth, 1770-1850). Это — редкие у него «стихи на случай» их антирасистский пафос очевиден. Ко времени выхода в свет «Лирических баллад» (Lyrical Ballads, 1798) Вордсворта и Кольриджа, возвестивших приход новой школы, он был уже сложившимся мастером, тесно связанным с кругом идей XVIII столетия, но осознавшим и воплотившим их кри-зисность. Преследовавшиеся еще более жестоко, чем неверие, эти учения — антиномианцев, фамилистов, «бешеных» иоахимитов — выдерживали самые беспощадные гонения официальной церкви и государства, а таившееся в них пламя на протяжении истории не раз вырывалось наружу, требования высказывались открыто — вспомнить хотя бы о Томасе Мюнцере, анабаптисте, вожде Крестьянской войны в Германии, казненном, как и большинство его сторонников. В «Странствии» содержится призыв к радикальному освобождению Поэтического Гения, таящегося в человеке и единственно способного открыть человечеству такие пути духовной жизни, которые сделают возможным истинный ее прогресс, а не механическое кружение на месте. В поэме «Мильтон» читаем: «Дух Отрицания есть Спектр или же Рациональные Способности Человека и это Позолота, скрывающая Бессмертный мой Дух и это Себялюбие, которое необходимо отринуть и уничтожить навеки».
«Америка» — это гимн Свободе и вызов царству Ночи, царству Уризена, которое у Блейка символизирует порядок вещей в современном мире и еще одно подтверждение верности поэта своему идеалу богоравной личности, наделенной творческим, созидающим Воображением. А единственная рецензия, напечатанная в «Экземине-ре» изобиловала колкостями по адресу художника и увенчивалась утверждением, что его следовало бы «упрятать в желтый дом, не будь он столь безобиден в быту». В возрасте 8—10 лет в Пекхем Рай, в Лондоне, Блейк, как он сам утверждал, видел «дерево, буквально облепленное ангелами, яркие ангельские крылья осыпали ветви дерева, словно звёзды». И потрясения двух пронесшихся над миром революций. Только тогда «истинная душа» будет действительно найдена — и человеком и человечеством.
Запечатлеть слом эпох, рождение новых противоречий и нового самосознания человека в мире «сатанинских мельниц», дымящихся день и ночь напролет. Большинство современных комментаторов в большей или меньшей степени разделяют интерпретацию, предложенную С. Ф. Дэмоном (S. Ни Байрон, ни Шелли (Percy Bysshe Shelley, 1792-1822), ни Ките (John Keats, 1795-1821) ни разу не упомянули о Блейке, — вероятно, для них это было незнакомое имя. На третьем году обучения Бэсайер направил Блейка в Лондон срисовывать живописные фрески готических церквей (вполне возможно, что это задание было дано Блейку для того, чтобы обострить конфликт между ним и Джеймсом Паркером, другим учеником Бэсайера).
На протяжении всей жизни он будет понимать, насколько бесценна для него помощь и поддержка этой женщины. также коммент. Через 5 дней после смерти— в канун 45-й годовщины их с Кэтрин свадьбы, Блейк был предан земле на кладбище для диссентеров (англ. Dissenters burial ground) в местечке Банхилл Филдс (англ. Bunhill Fields), где были похоронены и его родители. Годом раньше была написана «Французская революция», набранная в типографии руководителя кружка Дж.
Каждому из этих состояний присуща своя доминирующая «эмоция»: Раю — страсть, Порождению — интеллект, Беуле — милосердие и любовь, Ульро — желание и инстинкт. В возрасте 65 лет Блейк занялся иллюстрациями к «Книге Иова». Последние годы Блейк прожил на Фаунтан Коурт недалеко от Стрэнда (дом, где он жил, был разрушен при постройке гостиницы «Савой» (англ. ).
Именно в этом доме Блейк некогда работал над книгой «Мильтон»: Стихотворение (оформление предисловия к книге датировано 1804 годом, но Блейк продолжал работу вплоть до 1808 года). Возможно, о ней Блейк пишет в Книге Тель. Некоторые из ранних картин Блейка украшали стены её комнаты. Долгие вечера Блейк проводил за зарисовками аббатства. Требовалось время, чтобы ясно проступили масштабы и сущность сделанного им в искусстве. И каждая деталь подобного «сюжета» становилась компонентом блейковского мифа о человеке, взыскующем целостности и истинной духовности бытия в мире, уже подчиненном утилитаристскому жизнепониманию со всеми неисчислимыми бедствиями, которые оно за собой влечет.
А ни один типограф не рискнул бы выпустить книжку безвестного автора за свой счет. Многочисленные толкования «Тигра» отражают сложность центрального образа-символа. Блейка тревожит пассивность «обитателя темницы» — душевной темницы, в которой обретается рядовой человек, не пробужденный к подлинной, высокой жизни ни 4 июля 1776 года, ни штурмом Бастилии.
Ведь жизнь — это Движение, а оно «возникает из Противоположностей. Завершив портрет (ныне утерянный и до нас не дошедший), Блейк отложил все свои кисти и принадлежности и стал петь гимны и стихи. Он словно заблудившаяся «истинная душа» человечества. И более того.
Но и в царстве Неведения подобная жизнь не может быть полноценно осуществлена. Безумие у Блейка не аномалия и не восславленное впоследствии романтиками средство возвыситься над прозаизмом жизни, а «нормальное» бытие приверженца общепринятых моральных представлений, неспособного совладать с диалектической сложностью и «взрывчатостью» истинной, не иллюзорной действительности. Помимо евангельских мотивов, в стихотворении обнаруживаются отголоски мифа о Прометее и созданного Блейком мифа о Лосе (см. Уотсон нападал в своем памфлете на Томаса Пейна. Книга начинается со строк: «На этот горный склон крутой Ступала ль ангела нога. », увековеченных позже в гимне «Иерусалим».
Были, конечно исключения, но уж очень редкие. Он открыл независимую выставку в магазине галантереи своего брата на Броуд Стрит 27 в Лондонском районе Сохо. Именно из той первоматерии, которой наполнена его сегодняшняя жизнь (это важная особенность блейковского мышления, резко его отличающая от утопистов, рисовавших некий труднодостижимый идеал далекого будущего). Содержание, которое раскрылось в стихах и «пророческих книгах» Блейка и в самом деле не имеет аналогий ни в предшествующей, ни в современной Блейку английской литературе. Больше он никогда не обращался за помощью к такого рода благодетелям. Он устроил ее на втором этаже дома, где помещалась лавка его брата-галантерейщика.
И хотя романтикам это осталось неизвестно история литературы именно от этого произведения прослеживает важнейшую романтическую тему перелома эпох и открывшегося на таком историческом стыке нового видения душевной жизни: не разделен-ность, а совмещенность, слияние, единство «противоположных состояний человеческой души». Да и многие другие мотивы и художественные открытия романтиков были предвосхищены Блейком. Всего последовательнее оно воплотилось в лучшем его лирическом цикле «Песни Неведения и Познания», а наиболее открыто диалектический принцип мировосприятия был сформулирован в программной для него поэме «Бракосочетание Рая и Ада».
Поэты романтического поколения опирались на некие устойчивые, обладавшие большой художественной историей мифологические «сюжеты» (Каин, Прометей), а Блейк даже полнее, чем они, осуществил принцип, который в шеллинговой «Философии искусства» — этой эстетической библии романтизма — выделен как определяющий для истинного искусства: «Всякий великий поэт призван превратить в нечто целое открывшуюся ему часть мира и из его материала создать собственную мифологию мир этот (мифологический мир) находится в становлении и современная поэту эпоха может открыть ему лишь часть этого мира так будет вплоть до той лежащей в неопределенной дали точки, когда мировой дух сам закончит им самим задуманную великую поэму и превратит в одновременность последовательную смену явлений нового мира». Параллель к стихотворению «Ягненок» из «Песен Неведения». Скорее это некое духовное качество, подспудно хранящаяся память о том, каким является в мир — «взрослый» мир, неизбежный для него, как и для всех, мир Познания, движущийся, полный противоречий, притягивающий и отталкивающий мир, — каждый человек, каким он создан по законам веры и любви.
Духовные корни Блейка уходят в ту же почву. Осознав 1789 год как великий рубеж в истории человечества, он не менее остро переживал затем и крушение идей, начертанных на знамени Французской революции, не принимая ни той эпохи, которой она положила конец, ни той, что родилась вместе с нею. Особенно существенную роль сыграла школа Якоба Бёме (1575—1624), проштудированного в годы, решающие для формирования Блейка.
По другим толкованиям, «Странствие» — стихи о конечной бессмысленности жизни, пока она не достигает стадии Рая. Кэтрин заплатила за похороны мужа деньгами, одолженными у Линнелла. Эти два издания отразили и работу других поэтов-переводчиков, обратившихся к Блейку в последние годы (даты первых публикаций переводов нами в дальнейшем не отмечаются специально отмечены только переводы, публикуемые в данном издании впервые). Рай (Eden) — высшее единство Творца и его творения Порождение (Generation) — распад органической связи между человеком и Богом, человеком и другими людьми Беула (Beulah) — христианский идеал восстановления этой связи, который для Блейка и при условии его осуществления не означает обретенного Рая ибо Беула рассматривается им только как Лимб Ульро (Ulro) — мир современной Блейку действительности, Ад. Работы Рафаэля, Микеланджело, Мартена ван Хемскера и Альбрехта Дюрера привили ему любовь к классическим формам. коммент.
Позже это восстание, будучи реакцией на парламентский Акт о папистах (англ. ), отменявший санкции против Римского католицизма, получило название Гордонских мятежей. Выставка была задумана так, чтобы вместе с другими работами продать и свою версию иллюстраций к «Кентерберийским рассказам» (под общим названием «Кентерберийские паломники»). Каждая подробность наполняется значением символа историческая реальность становится мифологической, а победа революции в колониях осознается Блейком прежде всего как торжество свободного Гения над плоским, утилитарным Разумом, оборачивающимся политической тиранией и «своекорыстной святостью», которая очень далека от истинной человечности. И с этой рукописи именуемой теперь в каталогах «Манускриптом Россетти», начинается возрождение Блейка.
Она продолжала распродавать его иллюстрации и картины, но не бралась за ведение его дел без того, чтобы сперва «обсудить это с мистером Блейком». Он был и первооткрывателем того закона романтического мифологизма, который впоследствии так ярко проступил у Байрона и Шелли, а на языке теории был еще в самом начале XIX века сформулирован Шеллингом (1775—1854), в своих иенских чтениях говорившим о «мифологическом объяснении конкретного мира как смешения бесконечного и конечного начал в чувственных вещах». Даже «Французская революция» при всем ее восторженном пафосе содержит немало напоминаний о том, в каких муках рождаются и принимают характер закона гуманные нормы общественной жизни. к стихотворению «Спектр и Эманация»). Одно только замечание о Мильтоне, который «был прирожденным Поэтом и, сам не зная того, сторонником Дьявола», когда хотел восславить Бога, — это целая философия, афористически выраженное кредо всего романтического миропонимания.
Апогей его титанической борьбы за освобождение Поэтического Гения. Гилкрист говорил, что женщина, которая жила в этом же доме и присутствовала при смерти Блейка, сказала: «Я видела смерть не человека, но блаженного ангела». Да это едва ли и было бы возможно, так как смысл книги, ее существо — мысль о неразрывности духовного опыта человека, о его целостности, обнимающей и объединяющей в некоем высшем синтезе заложенную в личности от рождения «невинность», чистоту — и всю неизбежную умудренность каждого далеким от идеала бытием. Здесь наглядно проявилось духовное воспитание XVIII столетия и еще ощутимее сказались размышления над страницами Сведенборга и споры с ним. В «пророческих книгах» повсюду попадаются следы этого чтения. В типографии был напечатан только самый первый, еще почти ученический сборник «Поэтические наброски» (1783), где повсюду слышатся отголоски сентиментализма, в частности «Ночных мыслей» (The Complaint or Night Thoughts on the Life, Death, and Immortality, 1742-1745) Эдуарда Юнга (Edward Young, 1683-1765), которые Блейку впоследствии довелось иллюстрировать.
Один заказчик пожаловался, что фантазия увела Блейка слишком далеко. И в самом деле, может показаться, что основной мотив цикла — трагическое несовпадение идеального и реального, естественного состояния мира, каким мы его видим в «Песнях Неведения» и того бесчеловечного, духовно стерильного миропорядка, который открывается в «Песнях Познания». Ср. Стихов Блейка он не знал и не пожелал с ними познакомиться, а об его идеях тоже отозвался как о свидетельстве «безумия», но прибавил: «Оно для меня интереснее, чем здравый смысл Вальтера Скотта и лорда Байрона». В «пророческих книгах», поэтическими средствами мифа воссоздающих былое, настоящее и будущее Альбиона — символа человечества, фрагменты христианской индийской, античной мифологии дополняются специфически блейковскими мотивами и персонажами и возникает целостный образ эпохи с ее надеждами, заботами, противоречиями. F. Damon): олицетворяя ярость разрушения, Тигр символизирует и очистительную энергию, необходимую, чтобы сокрушить заблуждения и зло мира, порабощенного Уризеном и проложить путь к свету через темные заросли людских самообманов и жестокостей, составляющих сущность современного бытия. В таких противостояниях, в сквозном контрасте воздушных, легких тонов цикла о Неведении, где все на свете еще дышит радостью и счастьем, точно в дни творенья и лаконичной, жесткой по штриху графики «Песен Познания» изображающих полный горя макрокосм блей-ковского Сегодня, в самих резких переключениях эмоционального и образного ряда уловлена трагичность слома эпох и выражено чувство, которое оставалось неведомо XVIII веку. Влечение и Отвращение, Мысль и Действие, Любовь и Ненависть необходимы для бытия Человека» — это великое органическое единство и открылось Блейку «среди адских огней», в беседе с Исайей и Иезекиилем, в испытаниях, которым подверг духовный разум поэта сошедший к нему Ангел.
Он подробно излагает эту печальную историю Кэтрин и её родителям, после чего спрашивает девушку: «Вам меня жаль. ». В эпоху Юнга даже самый свободомыслящий критик не мог бы оправдать этой необычной композиции с ее причудливыми видениями, с ее афоризмами, фрагментами ритмизированной прозы, философским диспутом поэта и пророков, а затем Ангела и Дьявола. Характеристика, вполне уместная и для Блейка. Последние двадцать четыре года Блейк прожил в столице безвыездно.
А в «Европе», которая появилась всего три года спустя, постоянно слышится тревога и она внушена не только заговором монархий против революционной Франции, не только расправой над членами лондонского Корреспондентского общества, заставившей умолкнуть английских радикалов и республиканцев. В «немой стране скорбей и слез» прошла вся его жизнь — не просто десятилетия существования на грани нищеты, не признанным, не услышанным, «безумным», но духовная жизнь поэта и художника, открывавшего эту страну для общественного сознания, которое лишь очень нескоро оказалось готовым постигнуть пафос блейковских исканий и смысл созданного им художественного языка.
Моя жена и сестра чувствуют себя хорошо, ждут объятий Нептуна За мои работы меня почитают в раю за больше, чем я мог подумать. Эта конкретика входит уже в его «песни» раннего периода, сообщая многим из них острую злободневность, которую должны были хорошо чувствовать тогдашние читатели Блейка, сколь ни узок был их круг. Начиная с «Песен Неведения и Познания», все творчество Блейка — поиски надежных подступов к этой вершине, движение по этому тернистому пути, каждым новым своим поворотом заставляющему убедиться, что вершина недостижима.
Однажды его прервали ребята из Вестминстерской школы (англ. ), один из которых так замучил Блейка, что Джеймс с силой столкнул его со строительных лесов на землю, куда он с ужасным грохотом повалился. Однако, восторжествовав, Свобода отрицает самое себя (мотив, по всей вероятности, подсказанный событиями во Франции) Жизнь — вышедшая из огня дева — прогоняет такую Свободу (дряхлый старец ищущий подругу в жертвы), но Земля (девочка, которая оказывается в руках старца) по-прежнему жаждет Свободы и теперь уже Земля облагораживает старца — только для того, чтобы от этого союза родился Младенец, т. е. все тот же дух Свободы и «все, как сказано, опять». Некоторые исследователи считают что представление поэта о свободной любви претерпевало изменения. Вместе с тем она содержит детальное объяснение других картин Блейка. Первые стихотворные переводы из Блейка были сделаны в 1900 г. К. Бальмонтом (вошли в его книгу «Из мировой поэзии», Берлин, 1921).
Когда Блейк узнал, что его обманули, он прекратил все отношения со Стотердом. Блейк утверждал, что с ранних лет он видел видения. Особенно велики здесь заслуги видного канадского литературоведа Нортропа Фрая (Northrop Frye, b. 1910), чье исследование «Пугающая симметрия» (The Fearful Symmetry: A Study of William Blake, 1947) явилось подлинной вехой в блейкиане, как, впрочем и книга американского литературоведа Дэвида Эрдмана (David Erdman, b. 1904) «Пророк в битве с империей» (Blake: Prophet against Empire, 1954), развеявшая представление о Блейке как о визионере, которому не могли быть интересны страсти своего времени и кипевшая вокруг борьба идей.
Блейку остался абсолютно чужд сведенборговский плоский морализм, как и метафизичность картины мира, созданной в «Небе и Аде», где духовное прочно отделено от материального, а субъективное от сущего. В мире Блейка полярности Неведения и Познания, пересекаясь, не отрицают друг друга. Об этом немецком мистике, жившем за полтора века до Блейка, Герцен отозвался как о человеке «гениальной интуиции», который «поднялся до величайших истин», хотя и был заключен в мистическую терминологию: он «имел твердость не останавливаться на букве.
Он без ведома автора исправил несколько включенных в книгу стихотворений и это возмутило Блейка. Флаксмена и его жены это заставляет предположить, что тираж полностью поступил в распоряжение Флаксмена и Мэтью, оплативших расходы по изданию. Все его солдаты рабы».
Своего рода миф, сложившийся еще на заре творчества Блейка, сопутствовал ему до конца. Однако в «безумии» этого таланта не усомнился и Вордсворт. Это чувство оборвавшейся поступательности, единонаправленности человеческой истории, чувство дискретности и разорванности каждого существования, пришедшее на смену былому ощущению его полноты и органичности, столь близкое романтикам (и еще больше — поэтам XX столетия) чувство потерянности в мире разъединенных ложью церковных доктрин и потерпевшего банкротство обожествленного Разума, среди людей, которые подобны подсолнуху, день за днем тянущемуся к небосклону, но лишь утомленно провожающему светило в его движении к иным, озаренным краям.
S. Mathew), без ведома Блейка редактировавшим некоторые стихотворения. Чичестерская выездная сессия суда присяжных признаёт Блейка невиновным. Эта мысль о неожиданных, даже парадоксальных, порою трагических, но крепчайших связях, которыми скреплены мечта и действительность, детство и взрослый возраст человечества, его Неведение и Познание, составляющие два противоположных, однако, строго соразмерных и друг без друга одинаково незавершенных состояния Души. Вскоре Блейк вознегодовал на своего нового покровителя, поняв, что Хейли вовсе не интересует занятие искусством, он больше занят «тяжёлой работой по бизнесу». По первому впечатлению она кажется прелюдией к романтической «дьяволиаде» с характерным для нее прославлением Сатаны — вольного духа, бросающего вызов самому Небу. Эмоциональная тональность «Америки», переполняющее ее радостное чувство завоеванной вольности, лишний раз свидетельствует, что Блейк во многом оставался человеком XVIII столетия, которому ненавистен монархический деспотизм и которого пьянит само слово Республика.
Магнус Анкарсъё отмечает, что в то время как героиня «Видения Дочерей Альбиона» является активным сторонником свободной любви, в конце стихотворения она стала более осмотрительной, так как к ней пришло осознание темной стороны сексуальности и она плачет «Неужели то, что способно выпить другого до дна, подобно губке, поглощающей воду и есть любовь. »19 Анкарсъё также отмечает, что Уолстоункрафт, бывшая основным источником вдохновения Блейка, аналогично стала выражать более осторожные взгляды на сексуальную свободу в конце жизни. Внешне она монотонна, от начала и до конца заполнена тяжким повседневным трудом за гроши. Романтики доверяли природе, порываясь к бегству от цивилизации и искали панацею от зла действительности в подражании «естественному» добру, «естественной» красоте. Стихи, М., 1978).
Лондон в ту пору стремительно рос, торопясь застроить недавние окраины корпусами мануфактур, верфями, приземистыми грязноватыми домами, где обитало пролетарское население всемирной столицы. Это чисто романтический мотив. Открылся «безмерный мир восторга, недоступный вашим чувствам», — чувствам узников Уризена, персонажа, который в блейковской мифологии олицетворяет несвободное сознание современного Альбиона. Бесконечные поучения, которыми сопровождались его милости, докучали поэту настолько, что он предпочел вернуться в Лондон к своему полуголодному неустроенному житью. Он обратил внимание на подобные мотивы в стихах поэта, где тот воспевает «святую естественную любви», свободную от оков ревности, которую Блейк называт «ползущим скелетом».
По мнению Эдварда Ларисси, «Блейк— писатель-романтист, оказавший самое сильное влияние на двадцатый век»22. Однако ими не исчерпывается в блейковском творчестве сам «сюжет». И в ответ Блейк написал: «Этот Мир есть Мир Воображения и Видения. Прошло время и Блейк возненавидел отношение Рейнольдса к искусству вообще и в особенности к его поиску «единой истины» и «классического понимания красоты».
Академия его не признавала. Блейк использовал такой способ оттиска для иллюстрации большинства своих известных произведений включая «Песни невинности и опыта», «Книгу Тэль», «Бракосочетание рая и ада», «Иерусалим». Но она далеко переросла значение свидетельства об этом времени.
Здесь-то, в этой идее теснейшей соотнесенности «состояний» и воплотился блейковский диалектический взгляд на реальность, схваченную в ее подвижности, борьбе, в резких переходах от света к тени и от трагизма к высокой духовной радости, в ее динамике, в жизненосном Движении, сокрушающем любую схоластическую Мысль и любую претензию на совершенность нравственных квалификаций. Такого института не знает Альбион, но и его дочери «рыдают в рабстве», которое для Блейка — универсальное состояние людского рода: в Вавилоне идея равенства подменена отношениями раба и владельца, а принцип свободы — системой закабаления, социального и нравственного. На основе последней Блейк создал одну из наиболее известных своих картин «Призрак Блохи». Spectre. Не имеется никаких сведений о серьёзных размолвках или конфликте между ними, однако биограф Блейка Питер Акройд отмечает, что позже Блейк внесёт имя Бэсайера в список своих соперников в искусстве, но вскоре вычеркнет его. Да и построение поэмы, тридцатью годами предшествующей «Прометею» (Prometheus Unbound, 1820) Шелли и байроновским мистериям, уже полностью отвечает эстетике романтизма.
Скофилд заявил, что Блейк восклицал: «Будь проклят король. Другой его современник, также сторонник свободной любви, Эдвард Карпентер (1844—1929) тоже был вдохновлён тем особенным вниманием, которое Блейк в своём творчестве уделял жизненной энергии, свободной от предрассудков внешнего мира. Не раз пытались представить Блейка последовательным сторонником этого теолога, находя нечто знаменательное в том, что сведен-боргианская «Новая церковь» была основана в год рождения поэта (1757). Религиозный замысел— центральный в его творчестве. В 6 часов вечера того же дня, пообещав жене, что будет с ней вечно, Блейк скончался.
Как лирик Блейк получил признание еще у прерафаэлитов и долгое время историки литературы рассматривали его творчество так, словно бы оно целиком сводилось к «Песням Неведения и Познания» и стихам из рукописей. В издании Дж. Все это как будто давно отшумевшие споры, но поразительно, что аргументы Блейка — конечно, прежде всего те, которые заключает в себе его поэзия, его искусство, — наполняются новой и новой актуальностью. В 1800 году Блейк переезжает в небольшой дом в Фелфаме (англ. ), в Сассексе (теперь это Западный Сассекс), получив заказ на иллюстрацию работ молодого поэта Уильяма Хейли. Это было сложной и трудоёмкой работой для того чтобы перенести изображения на пластины, нужна была уйма времени, месяцы и даже годы, но, как заметил современник Блейка Джон Бойделл, такой способ гравировки делал её продукт «слабым звеном для коммерции», позволяя художникам более приблизиться к народу и сделав её важным видом искусства к концу XVIII века.
Как и многие другие блейков-ские поэмы, «Америка» названа «пророчеством» не оттого, что автор пытается предсказать будущее, — у Блейка пророк тот, кто в сиюминутном различает вечное и непреходящее. «Действие — Вечный Восторг». В это время он лихорадочно корпел над Адом Данте. В день собственной смерти, в октябре 1831 года, она была такой же спокойной, такой же радостной, как её муж и звала его так, «словно он находился в соседней комнате, чтобы сказать, что она уже идёт к нему и очень скоро они будут вместе».
В мире взрослых ребенок всегда одинок и несчастен. Блейк принадлежал этому миру. Плен любви в тогдашней поэзии — непременно сладкий плен, возвышение и очищение души, у Блейка же высокое счастье соседствует с рабством и «любви прекрасный князь» тешится беспомощностью жертв, опутанных его сетями (Song). Это побудило его критически отнестись к руссоистской доктрине «естественности», столь важной для романтизма.
В 1809 году состоялась единственная персональная выставка Блейка. Странный жребий. Пророческий анархист» (William Blake: Visionary Anarchist) Питер Маршалл, называет Блейка и его современника Уильяма Годвина предшественниками современного анархизма. 14 Британский марксистский историк Эдвард Палмер Томпсон в своем произведении «Свидетель против Зверя: Уильям Блейк и моральный закон», показывает, насколько сильно диссидентские религиозные идеи влияли на противников английской монархии.
Там, где усматривают лишь торжествующее «Добро», Блейк обнаруживает и ущербность в том, что именуют «Злом», — свою красоту. Здесь он бунтует против того, что называет «незавершённым стилем модных художников», таких как Рубенс, столь любимый первым президентом школы Джошуа Рейнольдсом. По свидетельствам очевидцев, Блейк находился в первых рядах толпы во время атаки. В фильме «Мертвец» Джима Джармуша индеец Никто принимает главного героя— тёзку Уильяма Блейка за давно умершего английского поэта и художника. В «Песнях Неведения и Познания» диалектическое видение Блейка приобретает глубину и всеобъемлющую значимость, доступную только великому искусству. Почтенный мэтр судил снисходительнее, чем газетный борзописец.
Здесь он и умер. Рай здесь открывается со всех сторон Голден Гейтс.
Воображение будущего главы «Прерафаэлитского братства» (Pre-Raphaelite Brotherhood) поражено, он с готовностью выплачивает требуемые хранителем десять шиллингов. Будучи неграмотной, Кэтрин вместо росписи поставила в свидетельстве о браке крестик «Х». Автор забрал тираж из типографии и уничтожил его почти полностью.
Флаксменом (John Flax-man) и священником Э. Мэтью (A. для человека, наделенного Воображением, сама Природа — тоже Воображение». В 1788 году был прочитан труд Э. Сведенборга (1688—1772) «Мудрость ангелов», а затем «Небо и Ад» — одно из основных сочинений шведского мистика. Неудачи, непризнание, неуют — вот его жизнь год за годом. Гуманный идеал оказывался все больше не в ладу с прозаизмом своекорыстной действительности и усилия Блейка преодолеть этот разрыв — его непоколебимая верность мечте об Иерусалиме, его патетические гимны бунтующему французскому Гению и сбросившей оковы американской Душе, его исканье подлинных рыцарей Воображения, пусть даже в эпохах неблизких, где были такие примеры, как Мильтон, Данте, Иов или блейковский еретический Христос «Вечносущего евангелия» (1810), — вся эта исступленная борьба с бездуховностью времени за истинно духовного человека в итоге завершилась поражением того, кто отважился ее завязать. Предчувствием блужданий по тупиковым путям Познания отравлена радость бытия в Неведении.
Вот таким образом почти каждому стихотворению из цикла о Неведении находится свое соответствие в цикле о Познании, причем отношения внутри этих пар — отношения контраста, принципиальной разнонаправленности, но также и органической взаимосвязи, которую необходимо понять и принять. Посмотрев на неё, он воскликнул: «О, Кейт, прошу, оставайся недвижима, я сейчас нарисую твой портрет ибо ты всегда была ангелом для меня». После того как были завершены «Песни Познания», Блейк никогда не гравировал отпечатанный им пятью годами раньше цикл о Неведении отдельно. Для Блейка с его радикальным демократизмом и глубоко укорененными чертами народно-утопического миросозерцания по-иному определялась и приводила к иным заключениям та необходимость выбора между находящимся в становлении и отошедшим, с которой в первые десятилетия начавшегося «железного века» столкнулось все романтическое поколение. Рельефный офорт изобретённый Блейком, позже стал важным коммерческим методом печати.
Да и посетителей тоже. Это плен духа, плен мысли но «Жизнь — это Действие», мысль же только служит Действию оболочкой. Та среда, где вырос Блейк продолжала хранить, передавая из поколения в поколение, сложившиеся еще в средневековье еретические и сектантские доктрины, в которых за ветхозаветными понятиями, категориями и образами полыхает едва сдерживаемое пламя плебейской революционности, а идея Рая крепится требованиями достойной жизни на земле.
Большинство главных идей фантазийной трилогии Филипа Пулмана «Тёмные начала» позаимствовано из «Бракосочетания Рая и Ада». также определения, которые даны этим понятиям у А. Острай-кер: до грехопадения Спектр и Эманация сосуществуют в одном существе, а в дальнейшем женское начало (Эманация) приобретает самостоятельное существование. У романтиков природа — зеркало души, у Блейка — скорее книга символов. А именно: они бросают вызов тексту, который сопровождают, оспаривая мнение автора: например, о сцене, где Гомер шествует с мечом и своими соратниками, Блейк пишет: «Всё в Божественной комедии говорит о том, что из-за своих тиранических идей Данте сделал Этот Мир из Сотворения и Богини Природы, но без участия Святого Духа». Познание — неизбежность для каждого и оно вторгается даже в светлый мир ребенка.
Гилкрист же рассказывает о «бурном времени» первых лет брака. к стихотворению «Странствие». На самом деле эта полемика была по-своему неизбежной.
В 1784году Блейк также сочинил, но оставил неоконченной свою рукопись «Остров на луне» (англ. An Island in the Moon). Средства для издания ссудил приятель Блейка художник Джон Флаксмен. По мнению большинства исследователей, «дитя» в этом стихотворении — дух Свободы, «старуха» — современное Блейку общество. Книга Блейка по праву занимает своё место в классической антологии критики на Чосера.
Актуальный для того времени «сюжет» всегда оказывался у Блейка отзвуком вечной драмы, в которой сталкиваются богоравный свободный человек и простертый ниц перед алтарем прихожанин, Поэтический Гений и утилитарный Разум, Воображение и Своекорыстие. И кажется не без причины. И «Америка» написана не для прославления успехов побеждающей демократии, хотя Блейк, несомненно, сочувствовал им всей душой. Актуальнейшим «сюжетом» тех лет была революция в колониях Нового Света и «Америка» (1793) доносит живые отголоски умонастроения тогдашних лондонских радикалов, веривших, что скоро заря новой истинно разумной и человечной цивилизации перекинется через океан. Многие переводы С. Маршака без изменений перепечатыва-лись в последующих изданиях: «Поэзия английского романтизма» («Библиотека всемирной литературы», М., 1975) и однотомник, подготовленный к 150-летию со дня смерти Блейка (Вильям Блейк.
По символике Блейка, человек, обращающий себя в Спектр, неполноценен даже физически — Эманация есть утраченное «женское» начало, та духовность, которая восстанавливает целостность личности и в физическом отношении, поскольку Рай — это преодоление не только разлада между рациональным и чувственным, но и разделения Человека на начала мужское и женское. В 1818 году сын Джона Камберленда представил Блейка молодому художнику по имени Джон Линнелл. Основным оппонентом Локка (John Locke, 1632-1704) был епископ Беркли (George Berkeley, 1685-1753), но его идеализм, оправдывавший положение вещей в обществе провиденциальной волей, у Блейка находил только одну характеристику — «кощунство». Проходит двадцать лет. Свобода облагораживает общество. Блейк учил Кэтрин письму, а она помогала ему раскрашивать печатаные книги его стихов.
И оно определило новизну, самобытность его поэтики. Борьба Воображения и Своекорыстия — мотив, главенствующий во всей блейковской космогонии, во всей сложнейшей образной символике «пророческих книг» и это борьба за целостного человека, признавшего, вопреки конкретным обстоятельствам своего существования, единственной и непререкаемой нормой Поэтический Гений и создающего царство справедливости из камней разрушенного им Вавилона. Но вместе с тем Блейк не изменил ни своим демократическим верованиям, ни важнейшей для «пророческих книг» мысли о неослабевающей борьбе полярных начал, придающей бытию динамизм и незавершенность.
Очерк важнейших понятий такого рода дается во вступительной статье. Позже в иллюстрации к «Иерусалиму» Скофилд станет символом «ограниченности разума, заключаемого в оковы рабства». Так как проекту не было суждено завершиться, замысел Блейка остался не совсем ясным.
Рейнольдс писал в своих Рассуждениях, что «склонность к абстрактному видению того или иного предмета, а также к обобщению и классификации— это триумф человеческого разума» Блейк же, в заметках на полях отмечал, что «всё обобщать, подгонять под одну гребёнку, значит быть идиотом заострение внимания— вот чего заслуживает каждая особенность». Его поэзия однозначно выражает бунтарское отношение к злоупотреблению властью правящим классов, как описано в большом исследовании Дэвида Эрдмана «Блейк: Пророк Против Империи». В этом смысле Блейк, конечно, принадлежит романтизму. Блейк не был членом какой-либо политической партии. Возможно, Блейк не разделял и восхищения Данте поэзией древних греков, а также той несомненной радости, с которой он назначал и раздавал обвинения и наказания в Аду (о чём свидетельствует мрачный юмор некоторых песен поэмы).
Публикацию первого сборника стихотворений Блейка, «Поэтические Наброски» (англ. Poetical Sketches), относят к 1783 году. В это время, как она утверждала, её часто посещал призрак мужа. Правда, в период этих занятий Блейк изучал только то, что было интересно ему. И сама драма наполняется содержанием тем более глубоким, что она развертывается в конкретном историческом контексте, осознается и переживается реально, ощутимо воссозданной исторической личностью, какой в «пророческих книгах» предстает повествующее «я». Бергер убежден в изменении отношения Блейка к «свободной любви» в поздний период творчества. Эрдман утверждает, что Блейк был ими разочарован, считая, что они просто заменили монархию безответственным меркантилизмом и отмечает, что Блейк был абсолютным противником рабства и полагает, что некоторые из его стихов которые обычно считаются воспевающими «свободную любовь» на самом деле были направлены против рабства. 13 В своем исследовании «Уильям Блейк.
Эти странности будут долго занимать исследователей Блейка, даже сегодняшних, не говоря уже о ранних (в их числе еще одного прерафаэлита Александра Гилкриста (Alexander Gilchrist, 1828-1861), отдавшего многие годы своей двухтомной работе о Блейке и Алджернона Суинберна (Algernon Swinburne, 1837-1909), в 1868 г. напечатавшего восторженную книгу о поэте). И был погребен на средства фонда общественного призрения — в безымянной яме для нищих. И в этом признании «противоположных состояний» необходимым условием бытия личности, в этом отказе от соблазнов бегства в гармоничный, бестревожный мир ибо отдельно от Познания его просто не существует, Блейк решительно расходится с романтической философией жизни, словно бы опережая ее и становясь прямым предшественником поэзии новейшего времени, впервые о себе заявившей уитменов-скими «Листьями травы» и лирикой Бодлера. Позже, кроме обучения Кэтрин чтению и письму, Блейк обучил её ещё и искусству гравюры. На протяжении всей своей жизни Блейк будет видеть видения.
Блейк вернулся в Лондон в 1804 году и начал работу над написанием и иллюстрацией Иерусалима (1804—1820), его самой амбициозной работы. И каким он должен и остаться, вобрав в себя многоликость, фрагментарность, контрастность действительной жизни и духовно претворив пронизывающую ее этику Своекорыстия в высокую свободу Воображения, ее жестокость — в мудрую доброту, ее аномалию — в завершенную гармонию, доступную ему до тех пор, пока свет его Неведения не погас и окружающая реальность не притупила в нем способности постигать диалектическую, неоднозначную природу вещей.
Хотя все факты говорят о том, что родители Блейка очень поддерживали сына, особенно мать. Его ранние работы показывают знакомство с творчеством Бена Джонсона и Эдмунда Спенсера. В 1965 г. вышел его итоговый сборник «Вильям Блейк в переводах С. Маршака». Рабство героини поэмы Утуны — рабство «безутешной души Америки», духовное рабство всех, порожденное институтом рабовладения. Первое из них случилось в самом детстве, когда ему было 4 и, согласно истории, молодой художник «видел Бога», когда Тот просунул голову в окно, заставив Блейка завопить от ужаса. Экспонировались главным образом иллюстрации к «Кентерберий-ским рассказам» (Canterbury Tales) Джефри Чосера (Geoffrey Chaucer, 13407-1400).
Они и стали зерном из которого выросло все «видение». Акройд отмечает, что «самые сильные впечатления создавались за счёт чередования ярких красок, то появляющихся, то словно исчезающих». Впрочем, начатки диалектического постижения реальности можно обнаружить уже в «Поэтических набросках».
Он также напишет «Описательный каталог» (1809), в котором будет представлено то, что Энтони Блант назовёт «выдающимся анализом» работы Чосера. Не могут удивить ни само это воздействие, ни последующая полемика. Развитие событий во Франции вскоре умерило его восторженные ожидания деизм, который исповедовали радикально настроенные друзья Блейка, остался ему чужд — он не принял обычного у деистов разделения божественного и человеческого начал, в «Бракосочетании Рая и Ада» объявив, что «все живое Священно» он не разделял с деистами представления о современном обществе как скоплении изолированных, фрагментарных существований, связанных чисто механическими отношениями причинности и зависимости, он, в отличие от них, не примирялся и никогда не мог бы примириться с таким порядком вещей. Он воспринял и символику, возникающую уже в самых ранних сектантских проповедях, — символику разрушения до камней Вавилона — порочного мира социальной иерархии и церковной лжи и построения Иерусалима — царства человеческого равенства и осуществленной христианской нормы, государстваутопии, того Иерусалима, который у Блейка «свободою зовется средь Альбиона сыновей». Она прослеживается и в его лирике и в «пророческих книгах». Главенствующая роль принадлежит в поэме впервые здесь появляющемуся Орку — блейковскому Прометею и Адонису, одному из центральных персонажей мифологии «пророческих книг». Новейшими исследованиями установлено, что книга была отпечатана в типографии известного издателя Джона Николса, специализировавшегося на перепечатках раритетов и первым предпринявшего издание средневековых рукописей и хроник.
Был приобретен в 1847 г. Данте Габриэлем Россетти. Здесь тоже выступает человеческая разделенность и несвобода от жестокого реального мира. Декларация окончательного разрыва с исповедуемыми его эпохой понятиями морального добра и зла, поскольку мир оказался на переломе, на пороге великого сдвига, перед лицом Апокалипсиса и лишь раскрепощенное Воображение, высший духовный импульс, таящийся в самом человеке, а не условное «добро» и «зло» обветшалых доктрин указывает верный путь в эти грозовые годы. Он спорил с ними еще и как художник, словно бы самой историей вызванный из среды людей, которым всего виднее была оборотная сторона «прогресса», для того, чтобы в гигантских космогонических символах и тяжелом семиударном белом стихе, в косноязычии неловко построенных фраз запечатлеть ее напряженный, задыхающийся ход на одном из самых крутых перевалов.
Однако художественное содержание «Песен» неизмеримо значительнее их конкретной полемической задачи. Мальчиком его уже посещали мистические видения.
Позже память поэта была увековечена стелой с надписью «Вблизи этого самого места покоятся останки поэта и художника Уильяма Блейка (1757—1827) и его супруги Кэтрин Софии (1762—1831)». Очевидное преувеличение, но тем не менее здесь есть доля истины.