Одновременно «натурализм» Пуль-цоне также был стопроцентной «манерой». Судить, полагаясь на вкус, значит судить, полагаясь на себя. – Сюжет он выбрал неслучайно. Но, как известно, Филиппу не понравилась ни одна из выполненных для Эль Эскориала картин – ни «Поклонение имени Иисуса», так называемый «Сон Филиппа II», ни «Мученичество Св.
– В 1587 году (а закончил в 1592-м). По преданию, за это его выгнали из Рима. Эль Греко – визионер. Обязанность следить за соблюдением требований возлагалась на епископов. Отныне ограниченное рамой или стеной живописное пространство призвано создавать иллюзию «окошка в стене». Петр держит ключи, Павел рукой опирается на книгу.
Но там он долго не задержался – не очень ему понравилась обстановка. Именно его кисти принадлежит знаменитая картина «Апостолы Петр и Павел», которую можно увидеть в Эрмитаже в Санкт-Петербурге. Первые, полученные Эль Греко в Толедо заказы преодолевают нормы классической традиции. Schroth S. Burial of the Count of Orgaz // Studies in the History of Art.
Фигуры апостолов объёмны и, вместе с тем, в высшей степени декоративны. Католическая церковь не могла найти лучшего распространителя своим идеям «в массах», чем Пульцоне ибо у него, как выразились бы идеологи соцреализма, «форма» была подчинена «содержанию». Больше заказов от короля он не получал. Он насытил портретное искусство Испании огромным психологическим богатством. Но все неузнаваемо преображено художником. Руки Петра находятся на том же уровне.
Однако его надежды не оправдались, он не получил признания при королевском дворе и навсегда поселился в древнем Толедо, городе старой испанской аристократии и интеллектуальной элиты. Свободно владел четырьмя языками – греческим, латынью итальянским, позднее и испанским. Нелишне напомнить, что официальным центром католицизма в Испании было как раз толедское архиепископство, религиозная столица страны, а совсем недавно (до 1561 г. ) просто столица. Искусство Испании XVI—XVII вв. Скажем, цветом одеяния – туники, далматики (длинного верхнего одеяния, которое носили поверх туники) или гиматия (плаща). Изображение мира в целом, т. е. так, как мы его не видим, но знаем, пиктографично, это своеобразное рисуночное письмо, оперирующее готовыми «буквами».
А если нет Что же, в этом случае Эль Греко через своих «Петра и Павла» задает каждому из нас высокую, но необходимую планку. Тема религиозного экстаза искажения и предельная спиритуализация образов, вихрь света и цвета отличают картины Пир у Симона-Фарисея (Чикаго, Институт искусств), Вознесение Марии (Толедо, церковь Санта Крус), Встреча Марии и Елизаветы (Думбартон-Окс) и самую смелую картину мастера Снятие пятой печати (Нью-Йорк, Музей Метрополитен). Возвратимся к временам Эль Греко и посмотрим, что отличало изобразительное искусство той эпохи и какие его образцы могли бы быть признаны ею безоговорочно «своими».
Иконопись широко пользуется возможностями, которые предоставляет ей обратная перспектива. Как и в случае с Ван Гогом, Эль Греко многие не понимали. Переведя с этого портрета взгляд на «Апостолов», мы сразу обнаруживаем, что это не совсем портрет и даже вовсе не портрет, хотя и портрет тоже. Контрастом ему выступает апостол Петр. В «Погребении графа Оргаса» не очень трудно разобраться именно потому, что мир верхний – наверху, а мир нижний – внизу.
Красное пятно хитона, составляющее центр композиции, символизирует тему мученичества. Картина примыкает к так называемому циклу «апосто-ладос», т. е. изображений Христа и двенадцати апостолов, создававшихся по заказам церковных иерархов и призванных украшать алтари интерьеры соборов, госпиталей и т. д. Один из циклов апостоладос (1602-1605), украшающий собор в Толедо, бесспорно, принадлежит кисти самого мастера, в некоторых поздних работах ему, возможно, помогала мастерская. Как и в случае с Ван Гогом, Эль Греко многие не понимали.
И вообще все великие трудились для идеи. Вкус не исходит из какой-либо существующей нормы он её устанавливает. У них и день церковной памяти совпадает – 12 июля по новому стилю. Непосредственно всеми делами, связанными с художественными заказами, ведал совет диоцеза, которому и принадлежало последнее слово в тяжбах между художниками и заказчиками. Хорошо представлено творчество старшего современника Веласкеса Хосе Риберы (1591—1652).
Наконец, Доминикос поселяется в испанском Толедо, где и получает прозвище «грек» (Эль Греко). Как и в случае с Ван Гогом, Эль Греко многие не понимали. Господь трижды спрашивает Петра: любишь ли ты Меня. Разумеется, многие приёмы использованные художником при изображении этого мира, заимствованы Эль Греко у так называемых маньеристов (сейчас мы не намерены касаться этой обширной темы) но маньерист пребывает таковым во всех картинах, а Эль Греко определенной манерой не скован и позволяет себе свободно мыслить в каждом случае по-особому. Апостолы прекрасно это понимают.
Было бы, однако, весьма наивным полагать, что частичный отказ от перспективности при письме «божественной» части картины представляет собой некое непосредственное возвращение к принципам средневековой изобразительности. Вероятно, этим и объясняется двойственное отношение публики к его творчеству, неприятие, особенно усугублявшееся с течением времени в конце XVII и в XVIII вв., по мере того как «религиозный сюжет всё более и более становится только предлогом для изображения тела и пейзажа» 17.
В месте их зрительного соприкосновения (его нет на самом деле, так как Петр стоит глубже) фигуры Апостолов сливаются в единую линию. Но картина Эль Греко — гораздо сложнее. Тонкие, длинные, причудливо изогнутые змеи — лишь своеобразные символы правосудия.
«Погребение графа Оргаса» произвело в Толедо ошеломляющее впечатление, стало гордостью города. К этому надо добавить «символическую» функцию цвета (локальный – чистый, беспримесный – цвет в отличие от тонального, учитывающего рефлексы, освещённость, удалённость предмета), также усиливающую декоративный эффект. Думаю, оно свойственно не только апостолам, но и каждому христианину. Вот таким образом ограничимся замечанием, что косвенным свидетельством радикального переосмысления «искусства», включившего это понятие в абсолютно новые – привычные для нас, но неожиданные для того времени – контексты, служит появление множества трактатов, в которых сами художники, скульпторы, архитекторы выступают уже не как члены цеха, корпорации, составляющие сборник рецептов своего ремесла, но как теоретики-созерцатели, задающиеся вопросом о смысле того, чем они занимаются и вообще, кто они такие. Известно, что Доменикос Теотокопулос (1541-1614), прозванный в Италии Греком, родился в городе Кандии на Крите и, прежде чем обосноваться в Толедо, довольно длительное время совершенствовал своё мастерство в Венеции и Риме2.
– Считается, что это Евангелие. Интересно сопоставление рук обоих апостолов — твердой сильной руки Павла и мягкой, просительной — Петра. «Раз ты, Петр, оставляешь народ Мой, Я иду в Рим на новое распятие», – отвечает Христос.
Оно избегает всех «несовершенств зрения» (Плотин) исключая передачу рефлексов, эффекта много-слойности воздуха, приглушающего цвет удалённых предметов, – всего того, что граничит с непосредственным зрением. Подозрительный тяжелый взгляд искоса преследует зрителя.
Он — весь в сомнениях и размышлениях. Если только заказчиком не был сам король.
Этот приём прежде всего нарушает линейную перспективу, создавая впечатление анатомических аномалий и «змеевидного» облика (figura serpentinata – термин Джованни Паоло Ломаццо, 1538-1600). Приземистый, с простым, но вдохновенным лицом, св. Маврикия». Эль Греко оставил после себя библиотеку из 130 книг на четырёх языках о литературе, живописи и архитектуре (для XVI века — целое богатство).
Разумеется, многие приёмы использованные художником при изображении этого мира, заимствованы Эль Греко у так называемых маньеристов (сейчас мы не намерены касаться этой обширной темы) но маньерист пребывает таковым во всех картинах, а Эль Греко определенной манерой не скован и позволяет себе свободно мыслить в каждом случае по-особому. Вероятно, этим и объясняется двойственное отношение публики к его творчеству, неприятие, особенно усугублявшееся с течением времени в конце XVII и в XVIII вв., по мере того как «религиозный сюжет всё более и более становится только предлогом для изображения тела и пейзажа». Духовная ситуация в Толедо была сложной, при этом не следует забывать и о том своеобразном факте, что самая благая ориентация художника на аутентичное религиозное возрождение приходила в противоречие с реальным положением дел и что именно при «Савонаролах» художников притесняли значительно больше, чем при своенравных и деспотичных папах. И это тоже передано, в том числе, через одежду.
Оно избегает всех «несовершенств зрения» (Плотин) исключая передачу рефлексов, эффекта многослойности воздуха, приглушающего цвет удалённых предметов, – всего того, что граничит с непосредственным зрением. Конечно, мы не найдём в «Апостолах» оптической обратной перспективы, тем не менее, эффект прямой тоже сильно ограничен.
Он вырос в среде римо-католиков и ему равно близки были и иконопись и западная живопись. О почтительном восхищении молодого художника творениями великих мастеров свидетельствует один из вариантов его картины итальянского периода «Изгнание торгующих из храма», в которой на первом плане изображены Тициан, Микеланджело, предположительно Рафаэль, а также покровитель Теотокопулоса миниатюрист Джулио Кловио. Тереса. Крит, Италия, Испания – это его «морады», остановки-ступени итинерария, жизненного пути, каждая из которых была снятием, т. е. «отрицающим сохранением» предыдуших, преодолением, сделавшим его искусство в высшей степени естественным.
Возвратившись к «верхнему» и «нижнему» (кстати, мы пользуемся терминологией очень популярного в Испании XVI в. философа-неоплатоника Леона Еврея) мирам «Погребения графа Оргаса», мы увидим не что иное, как пронизанное сознательностью рядоположение различных методов изображения соответственно сущности изображаемого объекта. При этом важно отметить, что речь шла о более радикальном неприятии, нежели противостояние классицистских и академических устремлений, с одной стороны и романтических тенденций в начале XIX в. – с другой. В итоге тематические ограничения на религиозные сюжеты больше относились к живописцам в протестантских странах, тогда как их коллеги-католики продолжали писать различные композиции на евангельские и ветхозаветные темы изображать святых, Деву Марию, Св. Разделения мира на град земной и град божий сохраняется до Страшного суда. Что это значит.
Умер он с долгами, в возрасте 73 лет. Город оказал на Эль Греко огромное воздействие. в 1633 г. ) в одном из сонетов, посвященных художнику, а всего их – четыре, определяет его живопись с помощью слова «extraneza», т. е. как необычную14. Положение их рук образует как бы золотое сечение, они почти в центре картины. Некоторые исследователи творчества Эль Греко придерживаются мысли, что он до конца жизни сохранял верность тем основам, которые были в него заложены на Крите. Иконопись широко пользуется возможностями, которые предоставляет ей обратная перспектива.
Нижний мир трактован в тёмно-золотистой венецианской гамме имеет один источник света (сверху), строго подчинён линейной перспективе.
Эрмитажный Портрет Оливареса (ок. Таким образом, в основе всех уровней текста «Апостолов Петра и Павла», уровней рисунка, композиции, цвета, персонажа лежит оппозиция «земное – небесное» и она-то, проявляясь на всех уровнях и рождает особую экспрессию этого завершённого в себе и внешне уравновешенного полотна. Тереса39. На «вкусе» надо остановиться чуть подробнее.
В результате живопись стала, собственно, живописью, т. е. картиной, значительно менее декоративной, но эта утрата в свою очередь компенсировалась иллюзией глубины изображения, обогатившей возможности передачи «естественного сходства», причём имеются в виду не только портретная живопись или натюрморт, которые отпочковались именно в итоге секуляризации изображения. Диего де Сильва Веласкес (1599—1660)—один из величайших живописцев прошлого — представлен в Эрмитаже двумя картинами. Духа», «Вид Толедо» и другие его произведения явно распадаются – каждое на несколько, не менее двух пространств, причём пространство духовной реальности определённо не смешивается с пространством реальности чувственной. Эль Греко (El Greco собственно Доменико Теотокопули, Theotocopuli), великий испанский художник, архитектор и скульптор.
Под именем Эль Греко он и вошел в историю мирового искусства. К 26 годам Эль Греко почувствовал необходимость внутренне и профессионально расти. Пылающий цвет темно-красного плаща способствует раскрытию его характера. «Шаг» Эль Греко был очень широким: он «шагнул» из одной эпохи прямо в другую и не исчез.
Обязанность следить за соблюдением требований возлагалась на епископов. Вот что справедливо, хотя и неодобрительно, писал по этому поводу П. А. Флоренский: «. Масштаб художника (возрожденческого и поствозрожденческого) измеряется «широтой шага», тем, насколько широко он «шагнул» – от себя к себе, насколько хватило его дарования на то, чтобы «найтись» в открывшемся разнообразии «манер» и, оставив позади их все, открыться «естественному свету». 10 Отметим, что «второсортность» этих художников есть результат сравнения их с великими – Рафаэлем, Микеланджело и др. Cada uno es hijo de sus obras («Каждый – сын своих дел») – гласил ренессансный принцип, сформулированный (и одновременно спародированный, карнавально «перевёрнутый») Сервантесом. P. 9. Эль Греко проявил себя как высочайший мастер религиозной живописи. Однако, скорее всего, художнику хотелось показать, сколь различны были ученики Христовы и как велика была сила Святого Духа, созидавшего Церковь из столь непростого человеческого материала.
И причина такого положения дел не только в религиозной тематике. Интересный исторический экскурс в традиции изображения двух миров можно найти в статье американского исследователя Сары Шрот, в которой она, в частности, пишет: «В тринадцатом веке в связи снеобходимостью иллюстрировать сочинение Святого Августина «О граде божием» возник новый стиль изображения святых. К его первым учителям относят иконописца Михаила Дамаскиноса, косвенное влияние оказал Феофан Критский.
Но поскольку требования носили достаточно общий характер: благочестие (церковь не одобряла крайностей маньеризма) и соответствие ортодоксии, а жёсткий канон отсутствовал, то оценка того или иного произведения была в значительной мере делом вкуса34. Апостол Павел обличил его: сказал, что Петр сделал это из лицемерия. Как писал Павел: помните, мы куплены дорогой ценой.
Как бы то ни было, с 1575 года и до конца своих дней – до 1614 – он прожил в Толедо. Ведь и романтики, за редким исключением, не признали Эль Греко «своим». Бывшая столица в ту пору представлялась как бы островком, откуда ещё не улетучилась атмосфера арабо-еврейских культурных традиций, город отличался особым повышенным «полиглотизмом» культуры (термин Ю. М. Лотмана) и как следствие такого полиглотизма напряжённостью духовной интеллектуальной и религиозной жизни и, кроме того, политическим нонконформизмом. И гость был поражен нестандартностью мышления Эль Греко, который сначала полностью раскритиковал Аристотеля, а затем вообще заявил, что Микеланджело, конечно, был хорошим человеком, но дурным живописцем.
К тому же неискушённого зрителя неизбежно поражала разница между тициановским по характеру письмом и острой портретностью Великого инквизитора Ниньо де Гевара (по последним предположениям на портрете изображён кардинал-инквизитор Сандоваль и Рохас) и деформированным обликом, например, святого Андрея в картине «Святой Андрей». Это было искусство, чуждое всяким «странностям», доступное «простому человеку», неискушённому зрителю, без ухищрений маньеризма и в то же время профессионально безупречное как с точки зрения рисунка, очень крепкого, так и колорита. Ведь он её использует при изображении «верхнего мира», августинова «небесного града», оставляя для «града земного» технику вполне неманьеристской ренессансной живописи38, конечно, тоже преображенную под его кистью. Взоры их сосредоточены, уста сомкнуты, они молятся.
В 1567 году он отправился в Италию учиться живописи у знаменитого Тициана. Центральное положение этого столба в картине Греко, конечно, неслучайно. Лица – несомненно, портретны, поскольку изображение Павла воспроизводит более ранний автопортрет (в облике апостола Павла) из собрания маркизы де Нарраес и рядом с ним Пётр, не имеющий реального прототипа, смотрится тоже вполне «портретно».
Именно мистическая традиция подсказала философу Декарту название этого состояния: «естественный свет». Речь идет о книгах, лежащих на столе. И в Западной и в Восточной традиции эти два человека считаются основателями Церкви. Взоры их сосредоточены, уста сомкнуты, они молятся. Относительно нижнего мира можно с полным правом сказать, что он писан блестящим мастером позднего Возрождения, учеником Тициана, автором толедских портретов и т. д. Что касается civitas dei, верхнего мира, то это нечто принципиально иное: верхний мир пребывает в состоянии полёта, границы между предметами неустойчивы, фигуры и вещи постоянно тяготеют к превращению во что- то другое, одного источника света нет – всё светоносно фона соответственно тоже нет он весь «включён» в действие холодный жемчужный колорит сочетается с более локальным (символическим) использованием цвета. Впрочем, некоторые приёмы использованные живописцем, продиктованы явно не той общеренессансной нормой, о которой шла речь выше, являя собой некоторое отступление от действующих «правил правописания» в сторону ушедшей в прошлое «орфографии», а именно, орфографии иконы.
Но это только на первый взгляд.
Композиционно единство Апостолов передается обращенностью их корпусов друг к другу. Это схождение обусловлено задачей пространственно свести два мира, «нижний» и «верхний», воплотить традиционную идея противостояния «земного» и «небесного».
Если убрать из картины Петра, Павел не шелохнётся, будет самодостаточен и даже станет в чём-то похож на Карла Маркса. Конечно, такое заявление выглядело, мягко говоря, смело, не всякий смог бы его понять.
Однако вряд ли это справедливо. Творчество позднего Эль Греко кажется абсолютно необычным для своего времени. Таково знаменитое полотно «Апостолы Петр и Павел» (Эрмитаж). Усвоив уроки фламандского «натурализма», Пульцоне через головы старших современников вернулся к Высокому Возрождению, ориентируясь на Рафаэля. 11. Эль Греко сумел подметить в его лице и мгновенных движениях едва уловимые мимолетные настроения.
Впрочем, некоторые приёмы использованные живописцем, продиктованы явно не той общеренессансной нормой, о которой шла речь выше, являя собой некоторое отступление от действующих «правил правописания» в сторону ушедшей в прошлое «орфографии», а именно, орфографии иконы. Здесь же в зале работы учеников Веласкеса — Хуана Масо Портрет Филиппа IV и Хуана Парехи Портрет командора ордена Сант-Яго де Ком-постела, а также работы его последователей Антонио Пуга (Точильщик) и Антонио Переда (Натюрморт). Претензии Эль Греко на высокую оплату изумляли церковных иерархов25, а тот факт, что художник снял для себя часть роскошного дворца маркиза де Вильены, да ещё нанял по венецианскому образцу музыкантов, чтобы они услаждали его и узкий круг избранных друзей во время обедов, вызвал повсеместное удивление в Толедо. Слева задумчивый Петр с тонкими изможденными чертами.
Справедливости ради надо сказать, что многие искусствоведы с вами согласились бы. Он ходил мимо благородных руин, описывал, срисовывал, как и положено, значимые античные объекты Но там он долго не задержался – не очень ему понравилась обстановка. Двенадцать произведений знакомят с творчеством Мурильо (1618—1682), младшего современника Веласкеса и Сурбарана. Отметим, что «второсортность» этих художников есть результат сравнения их с великими – Рафаэлем, Микеланджело и др.
А усталый Петр смотрит на происходящее с бесконечным разочарованием уже наступившего на все грабли, знает, что ничего нельзя изменить и понимает, что будет, возможно, даже поднимает руку, чтобы утешить (остановить) брата. Как писал Павел: помните, мы куплены дорогой ценой. Прямым же свидетельством состоявшихся перемен оказывается именно тот упомянутый выше факт, что последним критерием оценки произведения, которое только теперь из статуса изделия переходит в статус произведения в современном смысле, отныне и впредь будет вкус, та самая категория, которая займёт центральное место в эстетике Просвещения. Меж тем известно, симметричность иконописного изображения как раз и препятствовала созданию иллюзии реальности, «окошка в стене», одновременно упраздняя необходимость рамы. Эль Греко – визионер.
Ему противоположен светлый и чистый образ Фра Ортенсио Парависино (1609 Бостон, Музей изящных искусств). Картины Мурильо на религиозные сюжеты Благословление Иакова Исааком, Отдых на пути в Египет, Вознесение мадонны отличаются непринужденностью композиции, привлекательной миловидностью женских и детских образов, красотой цветовой гаммы. Что же касается самого способа отсылки к миру ушедшей «орфографии», то этот приём значащих реминисценций сделался приметой искусства XX в., признавшего великого мастера «своим». Внимание исследователей привлечено, главным образом, к анализу виртуозного технического мастерства великого художника. Отсюда их внимание ко Кресту. – В своем творчестве, как и в жизни, Эль Греко стремился к гармонии.
Не вызывает сомнения, что «Апостолы» в общих чертах принадлежат описанной выше норме. Если соотнести эти работы, то будет очевидно: Петр и Павел стоят там же, у Распятия. Это знаменитый испанский художник Эль Греко. В искусстве он пошел своим самобытным путем. Двухфигурная композиция обычно не подразумевает сложности прочтения.
Да, визионер, если угодно, но не грезящий наяву мечтатель, а творящий, так сказать, в свете «естественного света», как Св. Не случаен и выбор места жительства. Она в чем-то перекликается со «Страшным судом» Микеланджело в Сикстинской капелле. Он работал не ради «манеры» и не ради «идеи красоты», но ради идеи. Именно мистическая традиция подсказала философу Декарту название этого состояния: «естественный свет».
Отсюда их внимание ко Кресту. Художник доводит некоторые приемы до крайности их воплощения. Но «Апостолы Пётр и Павел» – одно из немногих полотен Эль Греко, где двоемирие «упрятано» глубже, поскольку связано не с непосредственным уровнем сюжета, а с персонажами произведения. Хотя живопись Эль Греко и существовала вне привычных жанров и даже ломала установившееся национальные традиции, в то же время она была самобытным их проявлением и рождалась из недр этой эпохи и этой страны.
Искусствоведы, анализировавшие картину, мало задумывались о том, что это может быть. В своем очерке Испанский портрет XVI века. Расстановка закладок в Апостоле также неслучайна.
Washington, 1982. Так полагал Мейстер Экхарт. Если соотнести эти работы, то будет очевидно:Петр и Павелстоят там же, у Распятия. Изображение мира в целом, т. е. так, как мы его не видим, но знаем, пиктографично, это своеобразное рисуночное письмо, оперирующее готовыми «буквами».
Повелительно-властный Павел строг и сдержан, но полон душевного горения. Она в чем-то перекликается со «Страшным судом» Микеланджело в Сикстинской капелле.
Ведь он её использует при изображении «верхнего мира», августинова «небесного града», оставляя для «града земного» технику вполне неманьеристской ренессансной живописи, конечно, тоже преображенную под его кистью. Апостол Павел обличил его: сказал, что Петр сделал это из лицемерия. «Духу» контрреформации и установкам Тридентского собора идеально соответствовала живопись отличного итальянского мастера Шипионе Пульцоне, прозванного Гаэтано (1544-1598), чье творчество могло бы считаться в указанном смысле образцовым. Ученики Эль Греко, как например, Хуан Баутисто дель Майно (1568—1649), в картине которого Поклонение пастухов явно чувствуется стремление запечатлеть простые жизненные наблюдения, пошли по пути реалистических исканий.
Масштаб художника (возрожденческого и поствозрожденческого) измеряется «широтой шага», тем, насколько широко он «шагнул» – от себя к себе, насколько хватило его дарования на то, чтобы «найтись» в открывшемся разнообразии «манер» и, оставив позади их все, открыться «естественному свету». После того как художник покинул Кандию, столицу Крита, он в 1567 году уехал в Венецию, где, возможно, был учеником Тициана, затем в 1570 году жил и работал в Риме (в 1572 году стал членом римской Академии Святого Луки) испытал влияние Микеланджело и поздних маньеристов. К нему, абсолютно для него неожиданно, обращается Христос и кротко спрашивает: Павел, зачем ты гонишь Меня. Бывшая столица в ту пору представлялась как бы островком, откуда ещё не улетучилась атмосфера арабо-еврейских культурных традиций, город отличался особым повышенным «полиглотизмом» культуры (термин Ю. М. Лотмана) и как следствие такого полиглотизма напряжённостью духовной интеллектуальной и религиозной жизни и, кроме того, политическим нонконформизмом. Не вызывает сомнения, что «Апостолы» в общих чертах принадлежат описанной выше норме. В этом историческом контексте предположение, что Эль Греко, как представитель испанского гуманизма – движения, направленного против церковного произвола – мог поставить главным героем своего полотна Апостола Павла, высоко ценившегося испанскими гуманистами и принизить Апостола Петра, считавшегося основателем папства, – имеет некоторое основание.
Вот таким образом-то «нормальны» все земные толедские портреты и страдает аномалиями Святой Андрей, да и все святые, коль скоро они принадлежат верхнему миру. Она изображает момент, когда перед казнью солдаты срывают с Христа одежды. одухотворения и оцепенелости. Апостолы прекрасно это понимают. Но многие приемы абсолютно необычны.
Для этого стоит вспомнить о том, что в 1577 г. в Испанию приехал не новичок, а 36-летний мастер с блестящей выучкой и обширными знаниями, входивший в кружок Фульвио Орсини известного эрудита, библиотекаря кардинала Алессандро Фарнезе приехал профессионал, настолько уверенный в себе, что молва приписывала ему утверждение, что он-де расписал бы Сикстинскую капеллу получше Микеланджело художник, впитавший атмосферу позднего итальянского Ренессанса и заявлявший, что живопись – вовсе не ремесло (скорее, наука) и написавший позже утраченный трактат о живописи, архитектуре и скульптуре мастер, убеждённый в своих правах на большие гонорары и на особый образ жизни, оправдываемый избранничеством. Освоив школу византийской иконописи, Доминикос едет в Венецию и учится там у Тициана, Тинторетто и других мастеров.
Для Толедского собора написана одна из лучших его картин — «Эсполио» (от лат. Или цветом волос – Петра и Павла рисуют то темноволосыми, то седыми, то лысоватыми. Об идее светоносности см. Здесь он знакомится с Иеронимой де лас Куэвас, у них рождается сын Хосе Мануэль.
Меж тем известно, симметричность иконописного изображения как раз и препятствовала созданию иллюзии реальности, «окошка в стене», одновременно упраздняя необходимость рамы. Относительно нижнего мира можно с полным правом сказать, что он писан блестящим мастером позднего Возрождения, учеником Тициана, автором толедских портретов и т. д. Что касается civitas dei, верхнего мира, то это нечто принципиально иное: верхний мир пребывает в состоянии полёта, границы между предметами неустойчивы, фигуры и вещи постоянно тяготеют к превращению во что-то другое20, одного источника света нет – всё светоносно фона соответственно тоже нет, он весь «включён» в действие холодный жемчужный колорит сочетается с более локальным (символическим) использованием цвета. Маврикия». Но «Апостолы Пётр и Павел» – одно из немногих полотен Эль Греко, где двоемирие «упрятано» глубже, поскольку связано не с непосредственным уровнем сюжета, а с персонажами произведения.
Произведением, в котором Эль Греко одновременно являет себя в обеих ипостасях, в котором «лицом к лицу» сходятся два явно различных живописных принципа, является уже упоминавшееся «Погребение графа Оргаса» (1586 г. ). Сравнительное описание преображения искусства увело бы нас слишком далеко от «Апостолов» Эль Греко. Петр трижды отвечает утвердительно. В эрмитажных Апостолах нет ничего общего с позднейшими деформированными фигурами святых, напоминающими взивающиеся к небу языки пламени. Необычна его жизненная судьба, необычно и его творчество.
И всё же это была Испания, страна, в которой живописные произведения всё ещё в основном предназначались для украшения алтарей, а культовая скульптура и резьба по дереву ценились выше живописи. Существует легенда, что Эль Греко искал для этой картины типажи в клинике для душевнобольных, которая была расположена недалеко от его дома. «Domine, quovadis. » («Господи, куда ты идешь. ») – обращается Петр к Спасителю. Икона самодостаточна и не нуждается в зрителе.
В общих чертах, да, но присмотримся повнимательнее к картине, чтобы попытаться понять, что удивляло современников в творчестве живописца, при том, что абсолютно очевидно, что «Апостолы» далеко не самое странное из его произведений. А на него Эль Греко поначалу и рассчитывал. Две «орфографии» картины, очевидные и не очень подготовленному взгляду, обретут ещё больший смысл, когда мы вспомним, что апостолы суть земные существа, люди, приобщённые к верхнему миру посредством особой благодати. Камень, Его же небрегоша зиждущие, Сей бысть во главу угла.
National Galery of Art. Ведь недаром век, ориентировавшийся в эстетическом плане на «идеалы благородной простоты и спокойного величия», а именно XVIII век, счёл его творчество патологическим казусом. Того, на чем строится совокупность приёмов прямопер-спективного изображения. Она в чем-то перекликается со «Страшным судом» Микеланджело в Сикстинской капелле.
Вкус нормативен, поскольку антинормативен: всякое произведение он судит, значит, разлагает, подвергает уничтожающей критике, чтобы затем «собрать» его на новой – только в ходе этого критического анализа и обнаружившейся – основе, – на основе суждения вкуса. В этом городе, где смешались гуманизм, мистицизм и контрреформация24, возможность сделаться «своим» казалась наиболее вероятной. Но несмотря на то, что Павел был призван позже всех, потрудился он, пожалуй, более всех. Заложено, по всей очевидности, Первое соборное послание Апостола Петра, а раскрыто Послание к Ефесянам Апостола Павла.
Всё конкретно-определённое в Ренессансе, – пишет Л. М. Баткин, – собственно не-ренессансно (христианство, платонизм, аверроизм и т. д. ) ибо «Ренессанс – это культура общения культур» 33. Кстати имя Эль Греко – всего лишь прозвище, в переводе означает «Грек». Согласно церковному преданию считается, что святые апостолы Петр и Павел погибли в один день – 29 июня (12 июля по новому стилю) в Риме, в 67 год от Рождества Христова, в 12-й год правления императора Нерона.
Во всех произведениях Эль Греко искренне и глубоко выражает свое чувство веры. Картина создает зыбкий, возникающий, как в тяжелом сновидении образ. А если нет Что же, в этом случае Эль Греко через своих«Петра и Павла»задает каждому из нас высокую, но необходимую планку. Экстатические образы похожи на бесплотные тени. Иеро-ним, внимающий звуку трубы, Св.
Не зря Николай Бердяев называет его религиозным гением. Различие бросается в глаза: портрет знаменитого миниатюриста, обладающий всеми приметами живописной манеры Эль Греко, «нормален» во всех отношениях. Изображение участников погребальной мессы — монахов, духовенства, дворян Толедо, где многие узнавали себя, — вносит в картину ощущение реальности. Петр же находится как бы в глубине и его лицо и правда кажется немного виноватым. Иконописное пространство «вбирает» созерцающего, отсюда и «обратность» перспективы.
Одним из крупнейших мастеров испанского искусства рубежа XVI—XVII вв. Произведением, в котором Эль Греко одновременно являет себя в обеих ипостасях, в котором «лицом к лицу» сходятся два явно различных живописных принципа, является уже упоминавшееся «Погребение графа Оргаса» (1586 г. ). О почтительном восхищении молодого художника творениями великих мастеров свидетельствует один из вариантов его картины итальянского периода «Изгнание торгующих из храма», в которой на первом плане изображены Тициан, Микеланджело, предположительно Рафаэль, а также покровитель Теотокопулоса миниатюрист Джулио Кловио. Отрешённость освобождает от «рабства себе», привычного полуавтоматического функционирования, впервые приводя таким образом «в себя», т. е. в сознание, если под «сознанием» понимать некоторое «трезвение ума», которое как раз и позволяет быть судьёй себе и своим поступкам. Некоторые искусствоведы даже полагают, что Эль Греко копировал Тициана. В Испании Доменико встретил прекрасный прием.
Что касается рук и голов апостолов их «слишком человеческая орфография» смотрелась бы абсолютно уместно в любом портрете Нового времени. Он работал не ради «манеры» и не ради «идеи красоты», но ради идеи. Взгляд обращен к другой точке или же внутрь себя.
Логичнее думать, что именно это и есть Евангелие. Да и как же иначе – ведь по ренессансным меркам художник имел право на странность, а избранность осознавалась ценностью не в сакральном или феодальном смыслах, но в качестве «природной заслуги», если воспользоваться парадоксальным словосочетанием Гёте. Эль Греко считал, что язык (или «орфография» в значении Флоренского) может и должен быть различным применительно к изображению столь различных сфер.
Новый для Эль Греко сюжет основан на средневековой легенде о христианском святом Мартине, который жил в IV веке и, по настоянию отца, служил в римской императорской кавалерии. «Духу» контрреформации и установкам Тридентского собора идеально соответствовала живопись отличного итальянского мастера Шипионе Пульцоне, прозванного Гаэтано (1544-1598), чье творчество могло бы считаться в указанном смысле образцовым. 21 Этот приём, прежде всего, нарушает линейную перспективу, создавая впечатление анатомических аномалий и «змеевидного» облика (figura serpentinata – термин Джованни Паоло Ломаццо, 1538-1600). Но этот стиль в полноте раскрылся именно в Испании. «Шаг» Эль Греко был очень широким: он «шагнул» из одной эпохи прямо в другую и не исчез. Мастера привлекал прежде всего общий замысел картины. Вполне справедливо будет сказать, что он действительно потрудился более других апостолов.
Вдали — написанный в зелено-коричневых тонах пейзаж Толедо. В общих чертах, да, но присмотримся повнимательнее к картине, чтобы попытаться понять, что удивляло современников в творчестве живописца, при том, что абсолютно очевидно, что «Апостолы» далеко не самое странное из его произведений. Если сосредоточиться на «странностях» или, лучше сказать, на особенностях зрелого и позднего творчества художника, то они в «Апостолах» налицо, хотя и в смягчённом виде.
Того, на чем строится совокупность приёмов прямоперспективного изображения. Христос, 1580 – 1585 гг. Соответственно, реформаты отвергали все, что касалось отправления культа, толкования таинств, почитания святых, значения исповеди и покаяния их форм. Этот фрагмент можно интерпретировать как гармонию и внутреннее единство в служении Церкви. К этому надо добавить «символическую» функцию цвета (локальный – чистый, беспримесный – цвет в отличие от тонального, учитывающего рефлексы, освещённость, удалённость предмета), также усиливающую декоративный эффект.
Кроме того, огромное влияние за время пребывания в Венеции на него оказал Тинторетто. Острая эмоциональность образного строя характерна и для портретов Эль Греко, отмеченных тонкой психологической проницательностью (Главный инквизитор Ниньо де Гевара, 1601, Метрополитен-музей) или проникновенным драматизмом (Портрет неизвестного рыцаря, 1578-1580, Музей Прадо, Мадрид). Это-то и придаёт картинам Эль Греко особую убедительность» 22.
В ту же ночь явившийся ему Христос сказал: «То, что ты сделал для бедняка, ты сделал для меня».
Сам Петр стоит несколько глубже. Один из биографов художника пишет: «Крит дал Эль Греко жизнь, а Толедо — кисть». Washington, 1982. Но чтобы мочь на себя положиться, надо в определенной мере возвыситься над собой.
Католическая церковь не могла найти лучшего распространителя своим идеям «в массах», чем Пульцоне ибо у него, как выразились бы идеологи соцреализма, «форма» была подчинена «содержанию». Ведь и романтики, за редким исключением, не признали Эль Греко «своим». Эта линия проходит не по центру полотна. Но сам Эль Греко был более склонен к более глубоким исследованиям человеческой натуры, творчество Тициана казалось ему слишком чувственным – более внешним, чем внутренним. Пребывание Эль Греко на своем родном острове не было продолжительным.
Он говорит: Симон, ты – Петр, то есть камень и на этом камне Я созижду Свою Церковь. К раннему периоду творчества художника относится Завтрак (ок. Петр в одной руке держит ключ – часть его видна зрителю, а вторая рука развернута к Павлу. Конечно, мы не найдём в «Апостолах» оптической обратной перспективы, тем не менее, эффект прямой тоже сильно ограничен. Последнее обусловило стойкое господство в испанском искусстве религиозных сюжетов.
Причина переезда в 1577 году в Испанию точно неизвестна. – и Павел вдруг видит Самого Бога. Вот почему он католик, хотя на Крите доминировали греческие культурные традиции. Как бы то ни было, с 1575 года и до конца своих дней – до 1614 – он прожил в Толедо.
Плюс, ко всему прочему, он был человеком Ренессанса. Фигуры Апостолов равноправны на полотне. Не случаен и выбор места жительства.
Мир предстает как одухотворенная, непрерывно меняющаяся стихия. Этот принцип лежал в основе всего его искусства, наиболее очевидным образом воплотившись в пространственно-нарративных категориях «Погребения графа Оргаса», где двое-мирие как раз и составляет сюжет картины, которая по этой причине является наиболее удобным иллюстративным материалом. Крит, Италия, Испания – это его «морады», остановки-ступени итинера-рия, жизненного пути37, каждая из которых была снятием, т. е. «отрицающим сохранением» предыдущих, преодолением, сделавшим его искусство в высшей степени естественным.
Церковное искусство – всегда и неизбежно искусство регламентированное. Петр смиренно принимает свой жребий и со словами: «Domine, tecumveniam» («Господи, позволь и мне с Тобой») – поворачивает назад в Рим, где его ждет арест и мученическая смерть на кресте. Но чтобы мочь на себя положиться, надо в определенной мере возвыситься над собой. ниже.
С портретной живописью, долгое время остававшейся в Испании единственным видом светского жанра, знакомят также два парадных репрезентативных портрета кисти Хуана Пантохи де ла Круса (1551—1609). Картина «Эсполио» (Срывание одежд с Христа, 1577—1579), предназначавшаяся для сакристии толедского собора, запечатлевает тот момент, когда перед казнью Христа палачи срывают с него одежду. Композиция произведения тщательно выверенная. Различие бросается в глаза: портрет знаменитого миниатюриста, обладающий всеми приметами живописной манеры Эль Греко, «нормален» во всех отношениях.
Возвратимся к временам Эль Греко и посмотрим, что отличало изобразительное искусство той эпохи и какие его образцы могли бы быть признаны ею безоговорочно «своими». Его герои — ученые монахи, князья церкви, благородные гранды, в одном из них исследователи видят портрет Сервантеса, автора знаменитого «рыцаря печального образа». Вот таким образом-то «нормальны» все земные толедские портреты и страдает аномалиями святой Андрей, да и все святые, коль скоро они принадлежат верхнему миру. Иногда («Погребение графа Оргаса», «Коронация Девы Марии») Эль Греко прибегает к созданию особого оптического эффекта – «закругления» линейной перспективы. Фигуры апостолов объёмны и, вместе с тем, в высшей степени декоративны. Апостолы Петр и Павел – одно из самых спокойных полотен религиозной живописи Эль Греко. На склоне лет Эль Греко подводит итог своим творческим исканиям, своему восприятию мира.
Переведя с этого портрета взгляд на «Апостолов», мы сразу обнаруживаем, что это не совсем портрет и даже вовсе не портрет, хотя и портрет тоже. Эта выступающая из сумрака толпа взволнованна и тревожна. Этот принцип лежал в основе всего его искусства, наиболее очевидным образом воплотившись в пространственно-нарративных категориях «Погребения графа Оргаса», где двоемирие как раз и составляет сюжет картины, которая по этой причине является наиболее удобным иллюстративным материалом. Учился у Бассано и Тинторетто. Сами по себе это первоклассные мастера, например, такая европейская знаменитость как Федерико Цуккаро (1542-1609), художник, архитектор, скульптор и теоретик искусства, расписывавший для папы Capilla Paolina, сбежавший в Лондон и написавший там портреты королевы Изабеллы и Марии Стюарт, вернувшийся через 6 лет в Италию (в Венецию, где работал во дворце Дожей), возвращённый папой в Рим для окончания росписей и отправившийся в 1586 г. по приглашению Филиппа II в Мадрид.
Известно, что Доменикос Теотокопулос (1541-1614), прозванный в Италии Греком, родился в городе Кандии на Крите и, прежде чем обосноваться в Толедо, довольно длительное время совершенствовал своё мастерство в Венеции и Риме. Но, скорее всего, он покинул Италию сам. Это было искусство, чуждое всяким «странностям», доступное «простому человеку», неискушённому зрителю, без ухищрений маньеризма и в то же время профессионально безупречное как с точки зрения рисунка, очень крепкого, так и колорита. Таким образом, в самом главном апостолы все же едины. Значащим становится само различие приёмов изображения разных миров: рисунка, композиции, точки зрения, цветовой интерпретации.
Если в части работ Эль Греко считал нужным придерживаться прекрасно им усвоенных перспективы и возрожденческих установок на «натуральность» изображения, то в другой части он ими абсолютно явно и сознательно пренебрегал. Кроткий, нерешительный взгляд говорит о колебаниях и внутреннем разладе.
Vol. Среди них так называемая теория византизма, само название которой говорит о том, что ее приверженцы определяющее место в творческом методе Эль Греко отводят иконописным традициям, усвоенным мастером в ранней юности из обучения у критских художников. Доменикос Теотокопулис (1541-1614) – настоящее имя Эль Греко – уроженец Крита, обучался в мастерских известных иконописцев своего времени – Михаила Дамаскиноса, Андреаса Рико испытал косвенное влияние Феофана Грека, в середине XVI века определявшего художественную жизнь критской школы, которая благодаря ему вышла за пределы Крита и получила свое дальнейшее развитие уже на Пелопонессе.
В Венеции он из иконописца сделался живописцем, в Риме продолжил «образование» (кавычки говорят не просто об усвоении навыков, но об образовании самого себя), в Толедо он стал подлинным Греком. Усвоив уроки фламандского «натурализма», Пульцоне через головы старших современников вернулся к Высокому Возрождению, ориентируясь на Рафаэля. Довольно большое по размеру (122 х 105 см), оно написано в 1587–1592 годы и считается одним из самых значительных произведений Эль Греко.
Они, оба люди эпохи Возрождения, беседовали об искусстве, философии, богословии. Трудно представить, что с такими глазами человек может обращаться к аудитории, тем более со страстью проповедника. Они у подножия Креста. Себастьян и св.
«Cada uno es hijo de sus obras» («Каждый – сын своих дел») – гласил ренессансный принцип, сформулированный (и одновременно спародированный, карнавально «перевёрнутый») Сервантесом. Страшные гонения на христиан в Риме. Однако на Крите он пробыл только часть жизни. Да, характеры и темперамент у всех различны, служение может быть разным. Слава Эль Греко в Толедо и за его пределами достигла вершины, когда в 1586—1588 годах он создал для скромной приходской церкви Сан Томе картину «Погребение графа Оргаса».
Они у подножия Креста. Со временем он внутренне разошелся с Тицианом. Шедевром эрмитажного собрания является картина Апостолы Петр и Павел исполненная в 1614 г. художником Доменико Теотокопули (1541—1614), прозванным за греческое происхождение Эль Греко. Апостол Павел здесь никого не обличает. Но это принципиально другие возможности.
Это черты, повторим, не очень явные, сводящиеся в данном случае к выразительному «смятению» тяжёлых одежд, ниспадающих контрастными складками, движению рук, типично грековским зелёному и красному Лица – несомненно, портретны, поскольку изображение Павла воспроизводит более ранний автопортрет (в облике апостола Павла) из собрания маркизы де Нарраес и рядом с ним Пётр, не имеющий реального прототипа, смотрится тоже вполне «портретно». Если сосредоточиться на «странностях» или, лучше сказать, на особенностях зрелого и позднего творчества художника, то они в «Апостолах» налицо, хотя и в смягчённом виде. Одну представлял апостол Петр, другую – апостол Павел. И причина такого положения дел не только в религиозной тематике. Среди картин XVI в. обращают на себя внимание две вещи Луиса де Моралеса (1509—1586) Скорбящая мадонна и Мадонна с младенцем. И Господь трижды говорит ему: паси овец Моих.
– В 1587 году (а закончил в 1592-м). Судить, полагаясь на вкус, значит судить, полагаясь на себя. На «вкусе» надо остановиться чуть подробнее.
Сам же он чудесным образом обращается ко Христу. И вскоре Доменико посчитал себя уже мастером, так что однажды заявил, что мог бы написать «Страшный суд» лучше Микеланджело.
Талант Эль Греко настолько самобытен, что если он когда-то кого и копировал, то только самого себя. Но поскольку требования носили достаточно общий характер: благочестие (церковь не одобряла крайностей маньеризма) и соответствие ортодоксии, а жёсткий канон отсутствовал, то оценка того или иного произведения была в значительной мере делом вкуса. И, наконец, отдельно мне хотелось бы упомянуть еще одного великого живописца. Vol. Церковное искусство – всегда и неизбежно искусство регламентированное.
Если только заказчиком не был сам король. У Бога ничего случайного не бывает.
Его последователи, понимая, что святого ждет смерть на кресте, умоляют его бежать. Те, кто эту совокупность приёмов вырабатывали интуитивно или осознанно постепенно отходили от иконописной орфографии, не забывая о ней. И всё бы хорошо с Павлом: красная тога, яркая лысина, великая Книга и мощные руки (вспомним Маяковского — «прибирала партия к рукам»). Однако, скажем, если в дюреровском «Прославлении Троицы» (1511 г. ) идея «двоемирия» воплощена по преимуществу на уровнях сюжета и композиции (положение в пространстве) и не нарушается единственность точки зрения, т. е. прямая перспектива, то у Эль Греко – абсолютно иное решение. Многие молодые критские художники ехали совершенствовать свое мастерство в Италию.
Больше заказов от короля он не получал. Не осталось у него и учеников. Schroth S. Burial of the Count of Orgaz // Studies in the History of Art.
– Его путь ко Христу был очень своеобразным. С Петром ситуация понятна: Сам Христос особо выделяет его из числа других апостолов. Кстати, Эль Греко позже вступил в соревнование с Микеланджело – когда писал свою знаменитую работу «Снятие пятой печати». Сам факт принципиально различного подхода к письму верхнего и нижнего миров предполагал не непосредственность явленного откровения, но глубоко продуманную и осознанную интеллектуальную акцию.
В «Погребении графа Оргаса» не очень трудно разобраться именно потому, что мир верхний – наверху, а мир нижний – внизу. К примеру, у него сохранилось то особое ощущение света и пространства, особый символизм, которые были в иконографическом искусстве того времени. Это случилось по дороге в Дамаск. Основное место там занимали труды деятелей Возрождения.
Ведь недаром век, ориентировавшийся в эстетическом плане на «идеалы благородной простоты и спокойного величия», а именно XVIII век, счёл его творчество патологическим казусом. 19 Интересный исторический экскурс в традиции изображения двух миров можно найти в статье американского исследователя Сары Шрот, в которой она, в частности, пишет: «В тринадцатом веке в связи с необходимостью иллюстрировать сочинение святого Августина «О граде Божьем» возник новый стиль изображения святых. Вкус нормативен, поскольку антинормативен: всякое произведение он судит, значит, разлагает, подвергает уничтожающей критике, чтобы затем «собрать» его на новой – только в ходе этого критического анализа и обнаружившейся – основе, – на основе суждения вкуса. Это черты, повторим, не очень явные, сводящиеся в данном случае к выразительному «смятению» тяжёлых одежд, ниспадающих контрастными складками, движению рук, типично грековским зелёному и красному. Арест святого Петра ожидается со дня на день.
Однако о Риме все же стоит сказать несколько слов. Важно то, что они сумели сделать. О жизни Эль Греко известно крайне мало, особенно о молодых годах. ispolias — «грабить»), 1577–1579 годы. Если в части работ Эль Греко считал нужным придерживаться прекрасно им усвоенных перспективы и возрожденческих установок на «натуральность» изображения, то в другой части он ими абсолютно явно и сознательно пренебрегал. В картине нет ни небесных апофеозов, ни ангелов, ни вспышек призрачного света. Работал в Венеции и Риме.
Показательно, что и уста его плотно сомкнуты, что исключает возможность говорения. XXI, 42) – читаем мы Евангельские слова, сказанные Господом о Самом Себе. Интеллектуальной и душевной тонкостью, трепетом жизни отмечен романтический образ ученого и поэта-мистика Парависино (1609, Бостон, Музей изящных искусств) с мужественным, но тонким, встревоженным лицом, с мечтательным взглядом портрет написан стремительным мазком. Здесь противопоставлены разные типы людей.
Икона самодостаточна и не нуждается в зрителе. В результате живопись стала, собственно, живописью, т. е. картиной, значительно менее декоративной, но эта утрата в свою очередь компенсировалась иллюзией глубины изображения, обогатившей возможности передачи «естественного сходства», причём имеются в виду не только портретная живопись или натюрморт, которые отпочковались именно в итоге секуляризации изображения. 1598—1664) Св. Или взять, к примеру, картину «Куда ты идешь, Господи. » Аннибале Карраччи 12-й год правления императора Нерона.
Однако, скажем, если в дюреровском «Прославлении Троицы» (1511 г. ) идея «двоемирия» воплощена по преимуществу на уровнях сюжета и композиции (положение в пространстве) и не нарушается единственность точки зрения, т. е. прямая перспектива, то у Эль Греко – абсолютно иное решение. Павел умен, категоричен и беспощаден, решителен и эмоционален. А на него Эль Греко поначалу и рассчитывал. Вглядимся в их глаза.
Вкус не исходит из какой-либо существующей нормы он её устанавливает. Он обнаруживает в образе поэта непосредственность, мятежность духа и внутреннюю свободу. В православной иконографии святых апостолов Петра и Павла чаще всего изображали вместе (хотя можно найти немало икон, на которых святые представлены по отдельности). Но это принципиально другие возможности. Думаю, оно свойственно не только апостолам, но и каждому христианину.
National Galery of Art. Отныне ограниченное рамой или стеной живописное пространство призвано создавать иллюзию «окошка в стене». К тому же неискушённого зрителя неизбежно поражала разница между тициановским по характеру письмом и острой портретностью Великого инквизитора Ниньо де Гевара (по последним предположениям на портрете изображён кардинал-инквизитор Сандоваль и Рохас) и деформированным обликом, например, Святого Андрея в картине «Святой Андрей». На тела жертв абсолютно нереального пепельно-сиреневого оттенка легла печать смерти. Большое место в творчестве Веласкеса занимал портрет.
Апостол Петр искренне раскаялся и осознал свою вину. Чтобы развиваться как художник, он в 1567 году переехал в Венецию. Это схождение обусловлено задачей пространственно свести два мира, «нижний» и «верхний», воплотить традиционную идея противостояния «земного» и «небесного» 19. Об этом пишет апостол Иоанн, в последней главе своего Евангелия. Вот что справедливо, хотя и неодобрительно, писал по этому поводу П. А. Флоренский: « когда разлагается религиозная устойчивость мировоззрения и священная метафизика общего народного сознания разъедается усмотрением отдельного лица с его отдельною точкою зрения в этот именно данный момент, – тогда появляется и характерная для отъединённого сознания перспективность».
Неизвестно, что сподвигло художника практически повторить свою раннюю работу. был Франсиско Рибальта (1551/55—1628), представленный самой ранней из датированных им картин Поднятие на крест и портретом великого испанского драматурга Лопе де Вега. Кстати, Эль Греко позже вступил в соревнование с Микеланджело – когда писал свою знаменитую работу «Снятие пятой печати». 1638 г. ) внешне лаконичен, но глубок по характеристике.
Один из самых ранних — так называемый «Портрет кавалера с рукой на груди» (1577—1579 Мадрид, Прадо), как бы возведенный в рамки канона образ дворянина своего времени. И это отразилось в его портретах. Черты ирреальности, мистического визионёрства нарастают в поздних картинах Эль Греко (Снятие Пятой печати, Метрополитен-музей Лаокоон, Национальная галерея искусства, Вашингтон, – обе 1610-1614), острым трагическим чувством пронизана его пейзажная композиция Вид Толедо (1610-1614, Метрополитен-музей). Так полагал Мей стер Экхарт. Одетые по испанской моде в черное, фигуры кажутся бесплотными. В Венеции он из иконописца сделался живописцем, в Риме продолжил «образование» (кавычки говорят не просто об усвоении навыков, но об образовании самого себя), в Толедо он стал подлинным Греком.
Чаще всего это погрудные или поясные портреты на нейтральном фоне. Художнику вменялось в обязанность владение анатомически правильным рисунком головы и фигуры, соблюдение законов линейной перспективы, цвет по преимуществу использовался тонально, одновременно рекомендовалось избегать строгой симметрии (в связи с этим художники постепенно отказываются от чисто профильных или фасных изображений), чтобы придать человеческой позе «естественность», т. е. оправданность конкретной ситуацией в отличие от исключительно символического жеста, обязательного для того или иного персонажа в средневековом искусстве, которая должна создать иллюзию «случайного взгляда». Образование он начал получать на Крите, продолжил в Венеции, позднее переехал в Рим. Живописцу чужды каноны идеального, господствующие в классическом искусстве. И вообще все великие трудились для идеи.
К этому циклу принадлежало, по-видимому, «Сошествие Святого Духа» (Мадрид, Прадо), одна из самых экстатических картин Эль Греко, с ее знаменитой динамической композицией. Эль Греко считал, что язык (или «орфография» в значении Флоренского) может и должен быть различным применительно к изображению столь различных сфер. Петр ни о чем не спрашивает Павла, а тот ничего ему не отвечает. Что касается рук и голов апостолов их «слишком человеческая орфография» смотрелась бы абсолютно уместно в любом портрете Нового времени. ниже.
Но, как известно, Филиппу не понравилась ни одна из выполненных для Эль Эскориала картин – ни «Поклонение имени Иисуса», так называемый «Сон Филиппа II», ни «Мученичество св. Семейство и т. д. В связи тем, что Собор подтвердил значение покаяния и исповеди изображения кающихся грешников, в частности, Марии Магдалины, считались особенно желательными.
Ключи и книга (Евангелие) — символы их призвания. P. Две «орфографии» картины, очевидные и не очень подготовленному взгляду, обретут ещё больший смысл, когда мы вспомним, что апостолы суть земные существа, люди, приобщённые к верхнему миру посредством особой благодати. Ориентация художника на выработанный итальянским Ренессансом стереотип поведения, при котором успеху способствовала индивидуальная эстетическая платформа (индивидуальная в узком смысле), провозглашение примата личных достоинств над родословной, – всё это на земле Испании обрекало и кружок и самого художника на известную замкнутость и нелёгкое существование. Эрмитажная картина не единственное двойное изображение апостолов Петра и Павла, существует стокгольмский вариант, картина на аналогичный сюжет есть в каталонском музее изобразительных искусств в Барселоне известен ряд реплик4. Сами по себе это первоклассные мастера, например, такая европейская знаменитость как Федерико Цуккаро (1542-1609), художник, архитектор, скульптор и теоретик искусства, расписывавший для папы Capilla Paolina, сбежавший в Лондон и написавший там портреты королевы Изабеллы и Марии Стюарт, вернувшийся через 6 лет в Италию (в Венецию, где работал во дворце Дожей), возвращённый папой в Рим для окончания росписей и отправившийся в 1586 г. по приглашению Филиппа II в Мадрид. Разделения мира на град земной и град божий сохраняется до Страшного суда.
XVI, 18). Так, фигуры апостолов расположены рядом, они изображены почти en face, светлая вертикальная полоса фона правой границей «разрезает надвое» изображение. Но это не так. Не осталось у него и учеников. В зрелом творчестве живописца Эль Греко, родственном поэзии испанских мистиков XVI века (Хуан де ла Крус и др. ), в иллюзорно-беспредельном пространстве стираются грани между землёй и небом, реальные образы получают утонченно-духовную интерпретацию (торжественно-величавая композиция Погребение графа Оргаса, 1586-1588, церковь Санто-Томе, Толедо Святое Семейство, около 1590-1595, Музей искусства, Кливленд).
Однако о Риме все же стоит сказать несколько слов. Отрешённость освобождает от «рабства себе», привычного полуавтоматического функционирования, впервые приводя таким образом «в себя», т. е. в сознание, если под «сознанием» понимать некоторое «трезвение ума», которое как раз и позволяет быть судьёй себе и своим поступкам.
Как уже говорилось, он всю жизнь учился. В парадном портрете инквизитора Ниньо де Гевара (1601, Нью-Йорк, Метрополитен-музей) дан исторически достоверный образ страшного судьи. Иконописное пространство «вбирает» созерцающего, отсюда и «обратность» перспективы.
Собственно, как и глаза апостола Петра. Конечно, такое заявление выглядело, мягко говоря, смело, не всякий смог бы его понять.
Но цель его одна – проповедь Христа, призвание людей в лоно Церкви. Да, визионер, если угодно, но не грезящий наяву мечтатель, а творящий, так сказать, в свете «естественного света», как св. Портрет словно согрет теплым и взволнованным чувством художника.
У каждого человека свой путь в жизни, свой порой очень нелегкий, выбор. Среди них чудесное «Благовещение» (1586—1588 Мадрид, Прадо). Не осталось у него и учеников. 9. Город оказал на Эль Греко огромное воздействие.
Нелишне напомнить, что официальным центром католицизма в Испании было как раз толедское архиепископство, религиозная столица страны, а совсем недавно (до 1561 г. ) просто столица. Возможно, это так. Столкнулись две точки зрения.
В самом углу полотна поместил Евангелие и Эль Греко. И здесь, на первый взгляд, композиционное решение картины также просто. Так, фигуры апостолов расположены рядом, они изображены почти en face, светлая вертикальная полоса фона правой границей «разрезает надвое» изображение. Да и как же иначе – ведь по ренессансным меркам художник имел право на странность, а избранность осознавалась ценностью не в сакральном или феодальном смыслах, но в качестве «природной заслуги», если воспользоваться парадоксальным словосочетанием Гёте. В нём скрупулёзно соблюдены все требования возрожденческой нормы (кстати, портрет горизонтален по композиции, эта горизонтальная композиция, создающая впечатление целостности и устойчивости, в общем, не характерна для Эль Греко, живописца, тяготевшего к неустойчивости и изменчивости сливающихся форм) и сходство с живописью Тициана дополняется поразительным сходством головы Кловио с тициановским же портретом папы Павла III в кресле. Для этого стоит вспомнить о том, что в 1577 г. в Испанию приехал не новичок, а 36-летний мастер с блестящей выучкой и обширными знаниями, входивший в кружок Фульвио Орсини известного эрудита, библиотекаря кардинала Алессандро Фарнезе приехал профессионал, настолько уверенный в себе, что молва приписывала ему утверждение, что он-де расписал бы Сикстинскую капеллу получше Микеланджело художник, впитавший атмосферу позднего итальянского Ренессанса и заявлявший, что живопись – вовсе не ремесло (скорее, наука) и написавший позже утраченный трактат о живописи, архитектуре и скульптуре мастер, убеждённый в своих правах на большие гонорары и на особый образ жизни, оправдываемый избранничеством.
Уже упоминавшийся нами П. А. Флоренский пишет по этому поводу: «Но и пользование двумя пространствами зараз, перспективным и неперспективным, встречается тоже. » и далее: «Этот приём составляет характерную особенность Доменико Теотоко-пуло, по прозванию El Greko, «Сон Филиппа II», «Погребение графа Оргазе», «Сошествие св. Вспомним, что один из близких друзей мастера, послуживший моделью для знаменитого портрета (около 1609 г. ), по справедливости считающегося едва ли не лучшим произведением данного жанра в мировой живописи, прелат и придворный проповедник Филиппа III, поэт Феликс Ортенсио Парависино (ум.
Парависино, сидящий в кресле изображен как бы в момент диалога с невидимым собеседником. Конечно, такое заявление выглядело, мягко говоря, смело, не всякий смог бы его понять. дети» 31.
В том же 1577 г., когда художник поселился в Толедо, в местной тюрьме из-за распрей в кармелитском ордене, вылившихся в спор между «разутыми» и «обутыми» (descal-zos у calzados), сидел один из выдающихся испанских мистиков, поэт Хуан де л а Крус. Требования этой нормы были обязательными для любого, кто желал тогда зарабатывать себе на жизнь кистью, так как это были очевидные правила правильного письма, правописания, набором которых для идентификации соответствующей деятельности располагает любая культура. Когда он написал картину для дворца Эскориал, консервативный Филипп II не оценил гения. Произведения, среди которых лишь немногие признаны достоверно принадлежащими кисти Эль Греко, отмечены разнохарактерностью исканий (Изгнание торгующих из храма, 1570, Национальная галерея, Вашингтон Исцеление слепого, 1567-1570, Картинная галерея, Дрезден портрет миниатюриста Джулио Кловио, 1570, Музей Каподимонте портрет рыцаря Мальтийского ордена Виченцо Анастаджи, 1576, собрание Фрик, Нью-Йорк). Гордый и независимый, но вместе с тем трудолюбивый и просвещённый.
Она включала 131 том только наиболее ценных книг на разных языках, не считая прочих книг. Произведением сложного эмоционального содержания и глубокого философского смысла предстает его знаменитый пейзаж «Вид Толедо» (1610—1614 Вашингтон, Национальная галерея искусства), построенный на контрастном сопоставлении движения и застылости.
Иногда («Погребение графа Оргаса», «Коронация Девы Марии») Эль Греко прибегает к созданию особого оптического эффекта – «закругления» линейной перспективы. Такие «совпадения» подчеркивают, как мне кажется, духовное единство двух апостолов.
11. Именно здесь он и получил прозвище Эль Греко. Он обладал острым и ироничным умом, глубокой проницательностью. Лаврентий напоминает героев испанских народных сказаний. В нём скрупулёзно соблюдены все требования возрожденческой нормы (кстати, портрет горизонтален по композиции, эта горизонтальная композиция, создающая впечатление целостности и устойчивости, в общем, не характерна для Эль Греко, живописца, тяготевшего к неустойчивости и изменчивости сливающихся форм) и сходство с живописью Тициана дополняется поразительным сходством головы Кловио с тициановским же портретом папы Павла III в кресле. Его картины Св.
Вот таким образом ограничимся замечанием, что косвенным свидетельством радикального переосмысления «искусства», включившего это понятие в абсолютно новые – привычные для нас, но неожиданные для того времени – контексты, служит появление множества трактатов, в которых сами художники, скульпторы, архитекторы выступают уже не как члены цеха, корпорации, составляющие сборник рецептов своего ремесла, но как теоретики-созерцатели, задающиеся вопросом о смысле того, чем они занимаются и вообще, кто они такие35. Одновременно «натурализм» Пульцоне также был стопроцентной «манерой». Возвратившись к «верхнему» и «нижнему» (кстати, мы пользуемся терминологией очень популярного в Испании XVI в. философа-неоплатоника Леона Еврея) мирам «Погребения графа Оргаса», мы увидим не что иное, как пронизанное сознательностью рядоположение различных методов изображения соответственно сущности изображаемого объекта.
Белоснежные гофрированные воротники оттеняют бледность тонких лиц. Надо сказать, что во времена Греко на Крите уже больше трех веков сосуществовали православие и католицизм, принесенный сюда венецианскими крестоносцами в 1204 году. Регламентация церковного искусства в католических странах распространялась не только на тематику, но и на исполнение. Относительно верхнего мира тоже можно с уверенностью сказать, что он писан блестящим мастером, прекрасно усвоившим все уроки ренессансной живописи и использовавшим этот багаж применительно к традициям византийской иконописи, в которой, в частности, трансцендентная светосреда противополагалась земному человеческому лицу и трансформации «золотое – жёлтое – земное – богатство – власть» противостояли холодной отчуждённости голубого цвета, символизирующего высшее начало. Монументальное полотно Франсиско Сурбарана (ок.
Апостол Петр искренне раскаялся и осознал свою вину. У Эль Греко это показано, например, через цвет одежды. Эволюция творчества Греко определяется этапами его жизненного пути. По-видимому, художника привлекала возможность работы в воздвигаемом Эскориале. Сравнительное описание преображения искусства увело бы нас слишком далеко от «Апостолов» Эль Греко.
Художнику вменялось в обязанность владение анатомически правильным рисунком головы и фигуры, соблюдение законов линейной перспективы, цвет по преимуществу использовался тонально, одновременно рекомендовалось избегать строгой симметрии (в связи с этим художники постепенно отказываются от чисто профильных или фасных изображений), чтобы придать человеческой позе «естественность», т. е. оправданность конкретной ситуацией в отличие от исключительно символического жеста, обязательного для того или иного персонажа в средневековом искусстве, которая должна создать иллюзию «случайного взгляда». Доменикос не был исключением. Кстати, Эль Греко позже вступил в соревнование с Микеланджело – когда писал свою знаменитую работу «Снятие пятой печати». Об идее светоносности см. Но, наверное, не это главное.
В этом городе, где смешались гуманизм, мистицизм и контрреформация, возможность сделаться «своим» казалась наиболее вероятной. Их тела бессильны, жесты вялы, позы, лишенные точек опоры, неестественны. Нижний мир трактован в тёмно-золотистой венецианской гамме имеет один источник света (сверху), строго подчинён линейной перспективе. Ориентация художника на выработанный итальянским Ренессансом стереотип поведения, при котором успеху способствовала индивидуальная эстетическая платформа (индивидуальная в узком смысле), провозглашение примата личных достоинств над родословной, – всё это на земле Испании обрекало и кружок и самого художника на известную замкнутость и нелёгкое существование. В своем произведении художник раскрывает два сложных характера, две противоречивые натуры.