Мне нравится, как говорит Джорджо де Кирико: Произведение искусства должно повествовать о чем-то таком, что не проявляется в видимой всем форме.
Они не только старались не держать в своих домах оружия, но и запрещали даже упоминать о нем, особенно в присутствии детей слова «пистолет», «револьвер», «карабин», «кинжал» для этих истеричных пуритан были словами табу. То, что прежде было пространством, превратилось в кучу рамок, угольников и «картинок в картинках». Вообще, многие работы художника на метафизические темы очень похожи друг на друга. Как и маяк, столь же часто фигурирующий в подобного рода работах, локомотив имеет самое прямое отношение к теме «странствий».
Светония. » Но это было всего лишь эхо воспоминаний. Хозяйка же дома (та, которую весь квартал считал настоящим кошмаром для юного Ахилла) была взволнована меньше других и первой разрушила чары созерцания. Гебдомерос – далеко не единственное литературное alter ego художника. Обещание Христа сделать рыбаков Петра и Андрея «ловцами человеков» (Матф. Это мнение по сути своей полностью совпадает с утверждением французского философа Г. Башляра интерпретирующего воображаемое падение как модификацию грезы о полете: «Чтобы воспринимать видение при каждом приглашении к путешествию, душа, как правило, должна быть подвижной она должна быть устремлена вниз, чтобы находить образы черной бездны, образы, которые обыденное и рациональное видение в высшей степени не способно внушить» (Башляр Г. Грезы о воздухе.
И на этот раз предметы кажутся абсолютно не связанными друг с другом. Мокрые от дождя осенние листья, кружась, падают на подгнившие балконы ваших особняков. Повсюду царили безмолвие и медитация.
Особый интерес вызывали у него воробьи. Какое бедствие в бездне звуков. Так, в частности, живописной аналогией геометрическому ангелу в известном смысле может служить композиция «Еврейский ангел» (1916.
угловатые планы накладываются друг на друга и сами на себя. Он устало брел, опираясь на длинную палку, спина его сгибалась под тяжестью вещевого мешка и свернутого пальто, перевязанного веревкой. P. 117). Это противостояние усиливает монументальность полотна.
Художника возмущает ажиотаж вокруг «исключительно уродливых пейзажей Сезанна, уродливых, манерных и ребяческих пейзажей, которые на самом деле любой мастер, считающий себя достойным этого звания, постеснялся бы писать даже в восьмилетнем возрасте» (Ibid. Выбор этих образов имеет сексуальную подоплеку, хотя может быть обусловлен также воспоминаниями о вечерних прогулках с Гийомом Аполлинером. Гиены, оставив падаль, устремлялись в горы. «Каждая эпоха, – пишет философ, – каждая ступень образования хоть раз пыталась с глубоким неудовольствием отделаться от этих греков ибо перед лицом их все самодельное, по-видимому вполне оригинальное и вызывающее абсолютно искреннее удивление, внезапно теряло, казалось, жизнь и краски и сморщивалось до неудачной копии, даже до карикатуры».
«Дорогие мои друзья, возможно, вам, как и мне, приходилось переживать Stimmung (атмосферу), то особое состояние, которое охватывает вас, когда ближе к закату, в конце жаркого летнего дня, после полуденного сна (вспомните, что говорил я вам неоднократно о полуденном сне), вы, выйдя на дорогу, ощущаете запах благоухающих свежестью улиц. Из распахнутых в ночь огромных окон видно небо с мириадами звезд, зовущих в бесконечность видны и город с белоснежными строгими храмами на священных холмах и обезображенная позолотой волчица, мучимая прожорливыми близнецами, припаянными своими круглыми ротиками к ее обвисшим сосцам.
«Я думал, – признается позже Кирико, – что этот человек может изобразить все, даже по памяти, даже в темноте, не глядя на объект что он может нарисовать плывущие облака и растения, ветви деревьев, колышущиеся на ветру и цветы самой причудливой формы людей и животных, фрукты и овощи, рептилий и насекомых, плавающих в воде рыб и парящих в воздухе птиц ядумал, что совершенно все может быть запечатлено волшебным карандашом этого исключительного человека». Да здравствует вернувшийся. Архитектоника композиции очень проста и выразительна. Кроме того, он имел обыкновение, выходя на прогулку, брать с собой тонкую железную палку с острым наконечником этой палкой, возвращаясь домой поздно ночью, он шарил по стоящим у подъездов мусорным бачкам.
«Мир полон демонов, – утверждает Кирико, – необходимо обнажить демонизм каждой вещи». Тут же сердце его забилось от радости и как забилось. Имя Гебдомерос («состоящий из семи частей»)– производное от латинского слова hebdomada, означающего цифру 7. Вокруг воздвигнутых на ней трех крестов расположились римские легионеры с надменными лицами, в латных ошейниках, плотно облегающих их двойные подбородки были здесь и растрепанные заплаканные женщины и устанавливающие лестницу мужчины в трико авнизу, у края дороги, был изображен Гебдомерос сидя на камне в позе Ренана из известной картины Андре Брюйе «Ренан перед Парфеноном», Андре Брюйе (1857–1914), ученик Жерома, дебютировал в Париже в Салоне 1879 года.
В работах «метафизического периода» у де Кирико довольно часто встречаются изображения бананов. Прежде, считает художник, творчество было уделом интеллектуалов и тружеников, «постоянно повышавших свою культуру и образование все свое время они проводили за рабочим столом, в отличие от лентяев и неучей, дни и ночи просиживающих в кафе (The Memoirs of Giorgio de Chirico P. 70). Жизнь улицы, по обе стороны которой расположились небольшие особняки, откуда доносились жалобы фортепиано (по утрам подростки мучили их своими ежедневными упражнениями), была размерена по часам она была скучна, но по большому счету логична и не лишена полной скрытых слез поэзии.
Осмелимся предположить, что голос таинственного монарха – это голос Ницше, хотя мы не можем с уверенностью утверждать, что Кирико был знаком с наброском письма П. Гасту, в котором философ, уже переживший к этому моменту первые признаки душевного расстройства именовал себя «princeps fourinorum» (монарх Турина). Сельские праздники под огромным синим небом. Milano, 1999.
Так рассказывал мой отец», – произнес Гебдомерос, выдержав паузу. «В искусстве священна любая вещь» – так иногда думают люди.
Этот массив противопоставляется стройной, насыщенного терракотового цвета башне. Это проделки местного фотографа, шушукались в кафе и на городских площадях. Ты зовешь это Избиением Младенцев.
La grande torre) является повторением большей по формату композиции «Ностальгия по вечности», написанной художником в 1913 году. Здесь охотно возвращаются к истокам, но испытывают отвращение к хаосу». P. 102). В воздухе, как безмолвный призыв, пронеслось свежее дыхание моря. Другой, который, несмотря на свой преклонный возраст, был еще более невежественным, чем первый, рассказывал, как он летней порой, когда город пустел (поскольку жители, спасаясь от жары, уезжали в деревню или на море), еженощно прогуливался вдоль аллеи апельсиновых деревьев в обнимку с двумя девицами легкого поведения.
И вновь героем романа станет сам автор. «Какой мир ты рушишь. » – прозвучал голос монарха. Этруски, – говорил мой отец, – которые знали в этом толк, всегда располагали свои статуи на очень низких постаментах. Мастер расставляет предметы в различных сочетаниях используя их просто как символы. Согласно Шопенгауэру, физическое тело – лишь видимость, не тождественная этой сущности.
Он идет на этот шаг не только для того, чтобы его не путали со старшим братом, но и следуя примеру Аполлинера (Вильгельма Аполлинария Костровицкого), чей авторитет к этому времени был уже столь велик, что вызывал у окружающих желание подражать. P. 102). Дата эта весьма условна, поскольку как и иконография, так и принципы художественно образной системы метафизики складываются несколько раньше, в начале 10-х годов, но первое время Кирико остается единственным представителем нового направления.
Гебдомерос должен был исчезнуть. Все необходимое они в избытке находили в подвалах. С «высоты» материалистического сознания трудно объяснить механизм магического воздействия духовной атмосферы Феррары на формирование художественного видения Кирико. Люди-узлы Кирико, безусловно, принадлежат к тому же племени, что и любители мумий и призраков Ницше, племени тех, кто обречен ощущать постоянную скованность и «всегда должен быть на страже» (там же).
Р. 214. ) Ван Гог и Гоген, как и Сезанн, в глазах Кирико – «псевдомастера», чей авторитет незаслуженно раздут дилерами и недобросовестными критиками. Кирико продолжал хранить верность традиционной изобразительности. Еще один очевидный ассонанс как с мыслью, так и с формой высказывания Заратустры: «Ибо в том мое учение: кто хочет научиться летать, должен сперва научиться стоять и ходить и бегать и лазить и танцевать, нельзя сразу научиться летать. » (Ницше Ф. Соч. : В 2т. «Но все это неважно», – говорил Гебдомерос, когда задумывался над тем, что представляет собой этот город в летние ночи.
Воображение Гебдомероса рисует сцену, воспроизведенную в картине Джованни Сегантини «Две матери» (1889. Художник словно заново открывает для себя мастеров итальянского Возрождения, что же касается античной пластики, то она, по его собственному признанию, предстает перед ним в некоем новом качестве, в том, «в каком она должна была выступать во мраке святилища во время свершения таинства». Куда направляешься, человек в пальто с каракулевым воротником. Пересекая окрестности, города и моря, она шла вниз и достигала страны киммерийцев, где благодаря холодным ветрам в горах долго не таял снег тени пастухов и ивовых прутьев простирались теперь до тех земель, обитатели которых круглый год носили пушистые меховые одежды и чья запутанная мифология насквозь была пронизана эротизмом. Приближалось время больших метеорологических работ стоял конец марта, а в начале апреля ему предстояло укрыться наверху, в башне замка. Самого хозяина, обычно подобно понтифику восседавшего во время этих вечеров в кресле за своим рабочим столом, он сравнит с широко известным в ту пору помпезным скульптурным изображением Бетховена работы Лионелло Балестриери и не преминет с иронией упомянуть о гостях – «художниках, поэтах, литераторах, тех, кого полагали молодыми интеллектуалами, несущими так называемые новые идеи».
В 1915 году Джорджо де Кирико вернулся в Италию, где вместе с К. Карра, А. Савинио, Дж. Моранди создает движение «Метафизическая живопись» и публикует свои теоретические статьи в журнале «Валори пластичи» («Пластические ценности»). Хуанита. Все они были здесь, эти кентавры с пятнистыми крупами среди них старые и пожилые кентавры выглядели истощенными, будто скелеты их иссушила тяжесть прожитых лет из-под густых седых бровей, контрастирующих с темной кожей лица, смотрели голубые и нежные, как у детей, рожденных на севере, глаза их взгляд был преисполнен бесконечной печали (печали полубогов) он был сосредоточен и неподвижен, как взгляд моряков или горцев, охотников на орлов и серн, как, собственно, взгляд всех тех, кто привык вглядываться в даль и различать людей, животных и прочие объекты. «Современность, – пишет он, – эта великая загадка обитает в Париже повсюду».
Укрывшиеся в строении между тем пользовались всеми удобствами жизни. «Большая башня» (итал. Однако очень скоро к элите сновидцев Церковь вынуждена была отнести и монархов.
Другие же, более молодые, развлекались тем, что награждали друг друга энергичными шлепками по крупам и пинали огородные изгороди. Пребывание в Мюнхене оказалось плодотворным, но недолгим.
И как не вспомнить в связи с появлением на последней странице романа «великолепных птиц девственной белизны», свободно, подобно творческой фантазии художника, парящих над зелеными островами, миф о рождении Аполлона и тех лебедей, что успели за время появления на свет солнечного Феба облететь остров Делос семь раз. Непросто понять, почему построенное (казалось бы. ) по законам классической перспективы пространство так тягостно и болезненно-странно в картине де Кирико («Красная башня», 1913). Теперь и лица, встречающиеся на улице, были другими. Песни без слов.
«Мысль художника трудна для понимания» – этими словами начиналась статья в одной из ведущих столичных газет, которую знаменитый критик Стефано Спартали посвятил негритянскому живописцу. Однако правомерность его подкрепляется примером из живописной практики Кирико. В снах и связанных с ними видениях Кирико видит (в этом вопросе он солидаризируется с сюрреалистами) результат творческого акта, сознательную деятельность духа. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к некоторым пассажам «Рождения трагедии». Весьма широк и мифологический репертуар Кирико.
На переднем плане изображены два человека, маленькие и ничтожные в сравнении с башней. Во Франции миндаль символизирует счастливый брак. Чтобы разрушить Stimmung, ту атмосферу, которая воцарилась с приходом сумерек, Гебдомерос предложил включить свет, но никто даже не пошевелился и он поднялся сам, чтобы сделать это.
Как самозабвенны песни людей, довольных тем, что они заняты делом. После кратковременного пребывания во Флоренции художник обосновывается в Ферраре. Вспомни поцелуй Эвники.
Использование новейших технических средств способствовало высокому уровню обслуживания. Казалось бы, следовало радоваться тому, что рыбак не был съеден огромными черными рыбами в глубине темных вод и спокойно приводил в порядок весла у дверей своей лачуги. Шествие сопровождалось выстрелами из винтовок и пистолетов, а также невероятным грохотом, создаваемым небольшими взрывными устройствами, которые толпа бросала об землю или в стены ближайших домов» (The Memoirs of Giorgio de Chirico P. 34).
Ночные бабочки, опалившие свои крылья об ацетиленовые фонари. Длинные праздничные поезда, освещенные, словно театры на колесах, увозили надежды вниз, туда, к зачарованному заливу, омываемому с одной стороны светом полной луны, с другой – зенитными фонарями сооруженных на морском берегу огромных гостиниц там, где царил лишь мягкий свет луны, очертания берега окутывало нежное облако серо-сиреневая пелена спускалась с неба на воду, по которой, как во сне, блуждали многочисленные лодки сидящие в них молодые, прекрасные, светловолосые крестьянки со стянутой жилеткой красного бархата грудью и обнаженными руками, гребли медленно и ритмично кносу каждой лодки наискось прикреплен был сноп спелых колосьев изящно перевязанных лентой это был рай, рай на земле. И еще.
«В своем фамильном доме в Ферраре, – вспоминает Кирико, – Пизис жил в странной комнате, заполненной разнообразными причудливыми вещами, чучелами, бутылками необычной конфигурации, графинами, разного рода глиняными горшками, старыми книгами, готовыми при первом же прикосновении превратиться в прах» (Ibid. Для зрителя остается загадкой, видит ли он самих муз, преображенных волей прихотливой фантазии создателя полотна или же музы, оставшись «за кадром», руководят разыгрываемым «призраками» спектаклем. Он полагал, что египтяне наделяли скульптурные и живописные изображения божеств и прочих существ птичьими головами с целью использовать их в качестве гомеопатического средства для излечения своих страхов и чрезмерной мнительности: зло излечивалось злом. Из чего Гебдомерос заключил, что они, вероятно, плохо поняли смысл его слов.
В подобного рода высказываниях не трудно заметить перекличку с идеями Шопенгауэра. Каждый раз случалось так, что, создавая нечто особенное, он должен был полностью уединяться и ставить себя по ту сторону добра и зла, причем в первую очередь добра. Ученые разговоры были для друзей своего рода ритуальной игрой, которая, по тонкому замечанию одного из итальянских исследователей, превращала их отношения в подобие lamicizia peripatetica неоплатоников, рассматривающих беседу как единственно жизненную форму существования философии. Он испытывал легкое возбуждение и почувствовал нечто вроде слабой желудочной колики. Весь первый этаж занимали огромные магазины. Национальная галерея современного искусства).
вих искусстве. Один из них признался, что имеет обыкновение ночью просыпаться от голода по этой причине он приучил горничную, когда та по вечерам готовит ему постель, ставить на комод полную кружку молока и, прежде чем улечься и уснуть, он брал эту кружку, словно ритуальное возлияние, подносил к губам и залпом выпивал. Ни упоминание конкретных специфических запахов улицы, ни обстоятельное описание лестницы дома с накрытой асбестовым абажуром лампой, ни поднимающиеся по ней герои, жизненная достоверность которых подчеркнута эпитетами «крепкие» и «спортивные», не способны убедить читателя в реальности происходящего.
Игра света и тени усиливает таинственность сцены. Предельная ясность формы и темнота смысла. С минуты на минуту он должен был приступить к ночному восхождению. Однако не все рисовалось в розовом цвете и в сельском краю, Гебдомерос понимал это и был всегда настороже сладостные картины, эти природные ландшафты, казалось созданные неким чарующим божеством в восторженном расположении духа, всегда вызывали у него относительное доверие.
«Кирико, – утверждает поэт, – проявляет глубокую сознательность во всем, что он делает. Гетероморфоз муз кажется одновременно и забавным и устрашающим. Спокойный сон праведника. Вот таким образом еще раз прошу вас от всего сердца (здесь он сильнее сжал плечо Гебдомероса, которое не отпускал на протяжении всего разговора): не зажигайте свет».
Художественная индивидуальность Джорджо де Кирико определилась очень рано. Время от времени, с хронометрической последовательностью, на небольшом расстоянии от берега рождалась длинная волна она росла, ускоряла свой бег и с глухим рокотом обрушивалась на островок. В начале столетия, когда классическая форма, вызревшая в подражании грекам, казалось, была полностью исчерпана, Кирико был одним из тех, у кого идеи Ницше, отстаивающие, но одновременно и мистифицирующие «самодовлеющее великолепие» древних, должны были найти самый живой отклик. Но кто в действительности вправе считать себя праведником.
Приношения. Да, было очевидно, что сейчас вся эта молодежь переживает момент вечного настоящего. Ко сну он относился как к чему-то священному и благостному. Рим.
Распустив бутоны испускали богатый аромат цветы в скверах. С. (будьте любезны перевернуть страницу). («Я сознательно, – пишет Кирико, – использую здесь это немецкое слово, которое можно перевести как расположение духа", понятое как моральное состояние), на Stimmung, я повторяю, характерном для осеннего полуденного часа, когда небо чистое, а тени длиннее, чем летом. Т. II. Такая жизнь была невыносима. Там виднеется «красный город» — родовой замок дЭсте в Ферраре, фабричные здания с высокими трубами, приземистая белая башня.
Кроме того, тот глава семейства, тот генерал стал жертвой своей любви к картам. В этом плане красноречиво ироничное замечание Савинио, признавшего, что «сатрапов западной культуры неизменно отличал синдром Колумба: взяв курс на юго-восток, они полагали, что откроют Грецию, мок тем как, сами того не подозревая, открывали нечто другое». P. 83). Ему открыто нечто большее, чем умение видеть и изображать».
В 1906 году после смерти отца семья переезжает в Мюнхен. Воспоминания. Клингер же открывает ему способ интерпретации греческого мифа, основанный на «соединении в одной картине сцен современной жизни и античных видений». по: Arte italiana prsente P. 633).
Итак, главная проблема теперь – уйти. Он нередко будет обращаться к работе с натуры, однако запечатленные в эскизах и набросках непосредственные впечатления будет рассматривать как подсобный, «строительный» материал, по-прежнему полагая, что концепция художественного образа рождается в результате преломления чувственных ощущений сквозь призму художественного опыта, который приходит с изучением классического искусства. Наиболее сильное впечатление производят на него живописные фантазии Беклина. Его система обладала несомненными и неоспоримыми преимуществами. Мраморные набережные города раскрывали свои объятия ласкающим их тихим волнам. Великий кубист Пабло Пикассо величал художника «певцом вокзалов».
Деревья нежно шелестели листвой. Это, синьор, говорю вам я, художник, который нередко по вечерам остается в своей мастерской и с наступлением темноты не зажигает свет. В те годы он создает шесть картин, составивших серию «Метафизические интерьеры», второе название которой «Открытие одиночки».
Говорят, что де Кирико впечатлился работой «Воскресный день на острове Гранд-Жатт» и перенёс маленькую девочку к себе на полотно – персонажи действительно очень похожи.
В остальном жизнь Гебдомероса протекала монотонно. Еще существует и другая картина – «Пьяцца дИталия с конной статуей». Прежде, считает художник, творчество было уделом интеллектуалов и тружеников, «постоянно повышавших свою культуру и образование все свое время они проводили за рабочим столом, в отличие от лентяев и неучей, дни и ночи просиживающих в кафе (The Memoirs of Giorgio de Chirico P. 70). P. 71). Бескрылые гении, таким образом, обнаруживают свое родство со спутницами Аполлона – музами. Их движения подобны движениям маневрирующих под водой ныряльщиков.
Посредством художественной интуиции познается не объективная вещь в ее практическом применении, а ее идея, вечная форма, то, что Кирико именует «демонизмом». Змея в обыденном сознании тоже ассоциируется с дорогой (горный серпантин) и вечным движением.
М., 1997. Если некто, назовем его, к примеру, мятежник, замыслил бы поджечь фитиль адской машины, все 50 килограммов содержимого ее сложного механизма горели бы медленно, тлея, как сырые поленья. Наступало время, когда, отгородившись от мира, он отказывался встречаться с кем бы то ни было втом же случае, если просители, журналисты, просто приставалы и любопытствующие стучали в его двери, слуга, задав ритуальный вопрос «что вам угодно. », затем неизменно отвечал: синьор ушел или синьора нет дома или же синьор ушел по делам некоторые настойчивые посетители, услышав последний ответ, твердили, что они дождутся, когда синьор закончит свои дела о нет, добавлял тогда слуга, нисколько не смущаясь, это невозможно, если синьор уходит по делам, он отсутствует по нескольку дней. Что, если она всего лишь ускользающий сон.
Да их два божества: Нептун белый и Нептун черный иначе говоря, бог Севера и бог Юга ис этими словами черный простирал к своему белому коллеге обвитые водорослями руки. В 1914 году де Кирико пригласил Аполлинера в мастерскую и преподнес ему его портрет, который поэт четыре года спустя назвал «предостерегающим». Бретон, Кокто и Дали именуются «мрачными феноменами унылого времени» (Ibid. Люди-узлы, как называл их Гебдомерос, были для него символами человеческой глупости.
Пронизанные духом символизма образы итальянских дивизионистов произвели на начинающего живописца сильное впечатление. Безмолвствовал дом отца и постепенно все вокруг погрузилось в немоту. Но вот и озеро, это огромное, как море, озеро, как и море, в гневе оно бывает опасным вот тогда будь осторожным, дабы не утонуть, а если моторная лодка придет тебе на помощь, тут ты и узнаешь, что это такое – родиться заново летним вечером, когда омытые дождем тротуары отражают огни витрин и тебе кажется, что ты находишься в Венеции, в этом спланированном амфитеатром вокруг озера пленительном городе. «Светония. Было прекрасно и волнующе. «Что их тревожит, так это воспоминания мифологического порядка, – подумал он и продолжил свои размышления: – Женское воображение одержимо такого рода реминисценциями оно всегда готово вообразить драму ему тут же представляется похищение, видится кентавр, пересекающий бурную реку и увлекающий за собой растрепанную и орущую, как пьяная вакханка, женщину им видится тяжело дышащий от напряжения Геракл, выпускающий из лука свои отравленные стрелы, а затем и окровавленная хламида, цвет которой, тускнея, приобретает оттенок молодого перебродившего вина, хламида, плотно облегающая и сжимающая тело кентавра».
Отнюдь, поскольку то, во что готовы были в моменты особо деликатные и ответственные поверить его противники, являлось правдой лишь наполовину. Ему всегда нравилось в отношениях с людьми проявлять особый такт полагая такт одной из основных человеческих добродетелей, он никак не мог позволить своим друзьям и знакомым предположить, что лишен ее. «Странно, – повторял про себя Гебдомерос, – мысль о том, что нечто ускользает от моего понимания, лишила бы меня сна, а между тем люди, как правило, могут смотреть на непонятные для них вещи, читать и слушать о них, не испытывая при этом беспокойства». И вопреки всему всегда находились и такие (и это огорчало его больше всего), кто изумляясь проявлениям его мастерства, его способностью преодолевать многочисленные трудности, ставили ему в упрек то, что он выходит за пределы своих собственных, предоставленных ему природой возможностей.
Во главе процессии шло подразделение пехотинцев, они торжественно вышагивали, держа в руках винтовки с опущенными к земле штыками. Его лейкофобия была искренней и глубокой.
«Очевидно, какая-нибудь бродячая собака сыграла со мной такую шутку», – решал он и вновь укладывался, предварительно вынув из ружья патроны и поставив его в угол комнаты. В. С. Р. Считал он также, что в Италии жест, обозначающий рога (дьявола), показывают по той же причине, то есть из суеверного страха. В литературе итальянский художник проявил себя как незаурядный последователь «отцов модернизма» Франца Кафки и Джеймса Джойса. Было отчего предаться отчаянию.
Город был обращен на юг, к морю террасы домов выходили на север. Поступив в мюнхенскую Академию художеств, Кирико продолжает изучать классическое наследие и одновременно проявляет интерес к творчеству мастеров немецкого мистического романтизма. В 1939 году им будет написан новый роман «Приключения М. Дудрона», который издадут в Париже лишь в 1945 году. «Великий метафизик» — это не только изображение личности, де формированной войной, — таково видение человека мастером. Город, где прошло его детство, был любимой темой воспоминаний он всегда говорил о нем с любовью и нежностью, а подчас и с экзальтацией вэтот момент его голубые глаза излучали необычайный мягкий свет он словно оказывался по ту сторону реального мира и погружался в созерцание высших материй.
И в пасмурную погоду, когда крупные капли теплого дождя барабанят по воде, огромные черные рыбы клюют на приманку и ты ловишь их сразу по две на одну леску. Художника возмущает ажиотаж вокруг «исключительно уродливых пейзажей Сезанна, уродливых, манерных и ребяческих пейзажей, которые на самом деле любой мастер, считающий себя достойным этого звания, постеснялся бы писать даже в восьмилетнем возрасте» (Ibid. Разве все мы не братья, не друзья и товарищи. Уже в раннем возрасте испытав «одержимость демоном искусства», Кирико начал свое художественное развитие с копирования старых гравюр и чужих рисунков, прибегнув таким образом к традиционному методу обучения, практиковавшемуся в ту пору почти во всех художественных заведениях. По вечерам единственным развлечением здесь было посещение кукольного театра.
О, незавершенная симфония этого вечного хочу любить тебя. Затем следовало появление медведя, медведя сердитого и упрямого, который, наклонив голову, с блуждающим взором преследует вас на лестницах и в коридорах ваш бег в растерянности по анфиладам комнат, прыжок из окна в пустоту (самоубийство во сне) и свободный полет, словно вы человек-кондор, подобный изображениям Леонардо, которые он, развлекаясь, помещал на одном листе рядом с чертежами катапульты и анатомическими набросками. Печальные грезы.
Человеческое присутствие обозначено еле узнаваемой головой манекена. Наделяя змею чертами Уробороса (существа имя которого по-гречески означает «пожирающий свой хвост»), Кирико отдает дань увлечению алхимической символикой, захватившему его во время пребывания в Ферраре в 1917 году. Примечательно, что с самого начала Аполлинер характеризует полотна Кирико с их загадочной иконографией и акцентированно фигуративной стилистикой как «странные метафизические картины», предпочитая введенным им ранее в обиход понятиям сюрреального и сверхнатурального термин метафизическое, которым сам художник определяет свою живопись с 1911 года. Эта «дерзкая», как охарактеризовал ее сам автор, книга не могла не привлечь внимания Кирико ибо задача проникнуть в «тайну» Греции, по-новому осветив феномен античной культуры, составляла смысл творчества самого живописца. (в собственные руки).
Бессмысленными теперь казались продвижения королевских кортежей по большим сельским дорогам издали, увы их вид не был столь величествен. Вот таким образом я утверждаю и уверен, что это неоспоримая истина: совершенное предпочтение следует отдавать кровати с металлической сеткой (с поверхностью абсолютно ровной), а не пружинным матрасам, выпуклым посредине, чья хваленая мягкость не более чем иллюзия иначе говоря, достоинство весьма сомнительное. Кирико же не тщится ни сменить возницу, ни рациональным путем постичь образ его действий.
Чувственный опыт и рациональное познание не способны открыть нам истинной сущности вещей. Но этим порождениям секуляризированной веры (К. «Лучше об этом не думать», – произнес Гебдомерос, повернувшись к своим друзьям и тогда все трое, словно в предчувствии опасности, взялись за руки и стали пристально, в полном молчании следить за этим необычным спектаклем они представляли себя гостями усовершенствованной субмарины, с изумлением наблюдающими через иллюминаторы корабля за таинственными превращениями океанической фауны и флоры. Имена Матисса и Брака иронически упоминаются в числе тех, кто фабрикует свои псевдошедевры в «святилищах» на Rue de La Botie» (Ibid.
New York, 1994. Это был сон, всегда предвещавший несчастья и в первую очередь болезни. «То, что слушаю, ничего не стоит, есть лишь то, что я вижу открытыми глазами, но еще лучше — закрытыми», — писал художник. Ср.
Он продолжал размышлять о том как трудно добиться понимания, если речь касается чего-то возвышенного или глубокого. Б. Л. П.
Это исключительное ощущение можно испытать в итальянских и средиземноморских городах, таких, как Генуя пли Ницца но где этот феномен проявляется с наибольшей очевидностью, так это в Турине» (The Memoirs of Giorgio de Chirico P. 55). С. 140).
В один из таких моментов Гебдомерос впервые услышал мольбу жены рыбака. Гебдомерос влюблен в Луиджу, служанку из дома напротив. Впрочем, здесь он отчасти лукавил. Однако пожилые прачки уверяли молодых, что бояться в таких ситуациях нечего ипосле паузы, во время которой они, казалось бы, полностью предавались воспоминаниям о том, как все происходило во время церковных процессий, добавляли: «В эти дни обедали обычно рано, еще до заката, вот таким образом, когда младшие дети, допив напитки и подъев все, что оставалось на столе, принимались вытряхивать в курятнике запачканные колбасным жиром и красным вином скатерти, умирающее солнце все еще продолжало озарять своим светом всю окрестность и отражаться в окнах невысоких домов. Смысл ее не совсем был ясен, но уравновешенная композиция работы послужила основанием для присуждения ей серебряной медали.
В воображаемом полете М. Ф. дель Арко видит проявление активности человеческого духа и «аллюзию на Путешествие и Неизвестное» (см. : Dell39arco Maurizio Fagiolo. Но такова уж человеческая натура: она жаждет драм и трагедий. И тогда, подумал Гебдомерос, остается лишь укрыться где-либо поблизости.
– большой зал или дом)– удлиненное прямоугольное строение. Имена Матисса и Брака иронически упоминаются в числе тех, кто фабрикует свои псевдошедевры в «святилищах» на Rue de La Botie» (Ibid.
С творчеством автора «Двух матерей» Кирико был хорошо знаком. Если при этом присутствовали дети, желание это становилось нестерпимым. Там присутствовали генералы, министры, художники, во всяком случае по меньшей мере один художник, тот, что нюхал табак, чтобы не курить (врачи запретили) он медленно умирал, а вместе с ним умирал и его дом. Мехико. Мой отец был человеком редким.
P. 170), а все прочие сюрреалисты – «дегенератами, хулиганами, бездельниками, онанистами и бесхребетными людьми» (Ibid. Очевидно, запах конопли оказывает особый эффект на человеческий организм». Сначала он отказался от той дуэли: «Сражаться, – воскликнул он удивленно, – сражаться на глазах у женщины. » Резким движением руки он указал на девочку-подростка с пышной грудью, сидящую посреди луга в позе Жанны дАрк, внимающей голосам тем не менее он вынужден был сразиться и то, чему суждено было случиться, случилось. Умение понять метафизическое содержание любого произведения искусства, повествующего о чем-либо «курьезном, странном и поразительном», пришло к нему значительно раньше, чем способность наслаждаться открытием «бесконечной тайны его живописной природы», тем не менее, будучи уже зрелым мастером, Кирико признается: «Когда я сравниваю эти два удовольствия, которые дает понимание поэзии и метафизики, с одной стороны и художественных достоинств – с другой, я чувствую, что второе удовольствие значительно глубже и полнее».
И тогда, высоко подняв голову, глядя прямо перед собой и не думая ни о чем, я двинулся вперед» Свою историю Гебдомерос закончил несколько высокопарно: «Возможно, в этот момент я вел себя как герой, переживающий свой звездный час, возможно, проявлял смирение, как павший ниц, жалкий и трусливый раб». «Ты здесь, а значит, ты мой брат и мой сообщник мы в одинаковой ситуации, мы можем спокойно, скрестив руки на груди и заложив ладони под мышки, прогуливаться вдоль берега моря, мимо дорогих гостиниц мы надежным образом защищены от тех многочисленных опасностей, о которых обычный человек – отец семейства, заросший щетиной, носящий очки, вечно заваленный работой трудяга, тот, кого все те прекрасные женщины, что пудрят носики, глядясь в ветровые стекла роскошных автомобилей, провожают презрительными взглядами, когда он, взлохмаченный и потный, в пыльных башмаках, с небольшой сумкой или портфелем из дерматина бежит на поезд по перрону, – не имеет ни малейшего понятия».
Официальное же христианство со времени своего возникновения с недоверием относилось к преувеличению значения сновидений (в первую очередь это касалось различного рода ересей) и признавало право толковать сны лишь за святыми. Рецептура магии туманна. Членский билет. Это символические знаки, собранные воедино для решения метафизических задач автора. Он выступает персонажем, рожденным то под знаком Аполлона (Гебдомерос), то под знаком Меркурия («Автопортрет с бюстом Меркурия», 1923, частное собрание), дважды изображает себя в образе Одиссея (обе работы, 1922 и 1924 годов, находятся ныне в частных собраниях) и до бесконечности варьирует тему Диоскуров.
Это ощущение возникает из-за того, что плоскость картины словно бы наклонена. Он был знаком с некоторыми негритянскими живописцами, один из них на очередной официальной выставке привлек его внимание картиной, которая называлась «Кавказ и Голгофа». Для Кирико античность представляется не простым образцом для подражания, не источником для цитирования и даже не мерилом значимости единичных художественных ценностей, а наследием, в интеллектуальном диалоге с которым только и возможно познание современной культуры. Но все же оставался вопрос: существуют ли все эти персонажи в реальности.
В зеркале метафизического воображения Кирико комнаты часто превращаются в мистическое пространство, являющееся и средой обитания призраков («демонов») и сценической площадкой, на39 которой они разыгрывают свою мистерию, а материальные атрибуты этого пространства (стены, окна, двери) не что иное, как олицетворенные понятия или ощущения. Кстати, эту же героиню мы видим на другом произведении – «Ариадна, молчаливая статуя». Постижение ее возможно только на иррациональном уровне. Вместе с тем Париж пробуждает у Кирико живейший интерес к современности.
В своих мемуарах художник резко критикует принцип работы с натуры, который утвердился в художественной практике благодаря «так называемой эволюции изобразительного языка» и «так называемому модернизму», в результате чего «нынешний студент академии даже не знает, как следует держать в руке карандаш, уголь или цветной мелок». Рим. А что, если жизнь – всего лишь безграничный вымысел. AION.
Где вы, друзья. Опыт воображения движения.
Время от времени наступали тишина и совершенное спокойствие. О руины. С. 130). Так рассуждал про себя Гебдомерос, а тем временем на большой город вновь опустилась ночь. В свою очередь уроженцы Греции, к тому же родившиеся в том самом городе из порта которого на «Арго» отправился за золотым руном Язон, эти вечные странники Кирико и Савинио с молодых лет мнили себя аргонавтами, за что в кругу парижских друзей именовались Диоскурами.
Удары крыльев. Различные академические классы живописи, музыки, скульптуры и библиотека располагались в одном квартале. Гебдомерос умолк и принялся разглядывать нежный узор купленного недавно восточного ковра. Самые осторожные заботились о своей безопасности, другие погибали в первых же атаках – именно те, кто не верил в пользу мятежа и говорил, что это ненасытные банкиры распространяют слухи о падении курса ценных бумаг, чтобы затем сыграть на повышение.
Светились чистотой, словно безмятежно и кокетливо улыбаясь, дома. Воздух был теплым, а небо голубым, как и море, сверкающее в глубине длинных улочек. Я люблю это время и остаюсь без света вплоть до окончательного наступления ночи. Но именно благодаря этому он занимал привилегированное место, откуда антагонисты тщетно пытались его вытеснить. Слава милости богов.
Он прибыл с саквояжем и, достав оттуда всевозможных размеров молотки и стамески, немедля приступил к работе один за другим огромные старики были разбиты, а их каменные останки разбросаны по пляжу, тут же приобретшему вид поля битвы после сражения анад черными скалами готических очертаний встала луна бледная и холодная, она поплыла над облаками. Правила общества. Сам Кирико позже напишет: «Германия размещается в центре Европы. Как всегда, находились и те, кто завершал свои оптимистические рассуждения неизменным заигрыванием: «Наш народ вполне здраво мыслит, чтобы» – и так далее и тому подобное. Описывая то впечатление, которое произвел на него старинный итальянский город, Кирико особо подчеркивает специфический библейский дух царящей в нем атмосферы. он в раздумье глядел вдаль, на заводской пейзаж с дымящимися трубами. О, опавшие листья.
Вот, например, полотно «Пьяцца дИталия: меланхолия». Дорога вытягивалась, она вытягивалась безмерно, диковинно, невероятно. Кто-то может разглядеть в этом подражание Пикассо, с которым художник был дружен. Один из самых ранних «Автопортретов» (1911, частное собрание) изображает художника в профиль, в глубокой задумчивости опирающимся щекой на руку, вне сомнений сознательно повторяющим жест Ницше с одного из наиболее известных изображений философа. Небо на востоке посветлело.
Скорее он склонен был признать, что недруги необходимы. Ничто не сравнится с ней — разве что мой «Заратустра». Так было с Сутином, Донгеном, Модильяни. Кое-что он создал.
Он считал голову птицы символом дурного, абстрактным предзнаменованием беды. С неприятным чувством юная домработница закрыла окно, поставила недочищенный чайник на кухонный стол и, усталая и разочарованная, плюхнулась на табуретку: «А я-то, – подумала она с грустью, – я-то решила, что по крайней мере он не такой, как все». Джорджо де Кирико говорил: «Не надо забывать, что картина должна быть отражением внутреннего ощущения, а внутреннее означает странное, странное же означает неизведанное или не совсем известное». Слушай неторопливую исповедь старой виолончели или сердце, которое всегда неизменно.
Размахивая прутом, он гнал перед собой в ночь сонм сновидений. Художник всегда замкнут в своем интимном бытии и зрителю вместо исповеди он предлагает своего рода curriculum vitae, что дает возможность судить лишь о его «официальном лице». У дочери Эммы каждый вечер случались нервные срывы. Даже кафе здесь превосходили все ожидания и походили скорее на рестораны. Его будут именовать «современным Цицероном» и «молодым Вергилием» (Ж. У. В. (условия выхода).
В признании Кирико, любителя неординарных пластических образов с таинственной семантической наполненностью, отчасти неожиданно, отчасти закономерно прозвучит мысль, созвучная творческому мышлению великого интерпретатора античной традиции Пуссена: «Новое в живописи заключается не в невиданном доселе сюжете, а в хорошей своеобразной композиции, в силе выражения: таким образом обычную и старую тему можно сделать единственной и своем роде и новой». Кирико на страницах своих мемуаров утверждает, рассуждая об упадке литературной культуры в Италии, что не только Кардуччи, Пасколи, д39Аннунцио, но и менее значительные фигуры прошлого предстают «истинными титанами в сравнении с теми безмозглыми моллюсками, которые наводняют литературу и поэзию сегодня». Частное собрание), где графически ясную, жесткую конструкцию из реек, рейсшин, угломеров (читай: «подобно дереву осенью лишенную покрова») венчает угольник, упирающийся острым углом в верхнюю планку рамы картины («подобно брошенному в пустоту острым углом пинцету»).
Обобщая, можно увидеть противопоставление минеральных, каменных и растительных элементов. В датируемой 1928 годом композиции Савинио «Гладиаторы» (частное собрание), лицо центрального персонажа скрывает решетчатая маска имеющая сходство одновременно и с рыцарским шлемом и с маской фехтовальщика. Художник располагает фигуры по диагонали, перпендикулярно к линии отбрасываемых ими теней.
Все превращается в чистую геометрию — за исключением поплавка и головы манекена. В соответствии с поставленной целью следует рассматривать и пути ее достижения. Интересно, что изображение девочки абсолютно нетипично для живописи де Кирико.
Многочисленным вертикальным линиям, формирующим и организующим композицию, противопоставляется линия горизонта, обозначенная краем помоста. Присущее же метафизическому искусству стремление раскрыть через мир предметных форм «тайный» смысл вещей, лежащий за пределами их физического существования, сделало его предтечей сюрреализма 1920-х годов. Внешний вид здания напоминал немецкое консульство в Мельбурне. Кто знает, как долго длилась бы беседа, но постепенно наступившие сумерки погрузили комнату во мрак и разговоры увязли в плотной темноте.
В «Неопределенности поэта» гроздь бананов как бы выходит из женского лона или, наоборот, приближается к нему. Увы, речь шла всего лишь о моменте ибо природа, в которой все устроено разумно (во всяком случае, так считается), обычно не позволяет счастью такого деликатного свойства и такому глубокому длиться слишком долго, поскольку как большое счастье, так и большое несчастье может навредить нравственному здоровью этих чувствительных и импульсивных юношей. На ней изображено всё то же самое, отличается лишь скульптура. И по воскресным, выходным дням ощущение счастья было уже не столь острым.
К двум влияниям – Греции и немецкой философии – здесь присоединится еще одно, пожалуй не столь мощное и несколько запоздалое, – это влияние парижского окружения. Рассекая воздух, длинной черной вереницей пронеслись ласточки. Жизненные теории выводятся на основании пережитого опыта.
Зеленели газоны. P. 148).
Так как в действительности эти предметы не совместимы. Их неприязненные взгляды, словно пушки укрепившегося на вражеском берегу подразделения, направлены были на Гебдомероса. Он слегка кивнул и, не проронив ни слова, жестом пригласил меня в кабинет.
Статую Ариадны окружают безлюдные галереи. Возьмем пример с разбитой вазой. Не походил он и на статую.
Что касается парфюмерных средств, то пользовался он только одеколоном марки Farina, уверяя, что это единственный запах, который можно переносить и который обладает настоящей колдовской силой». Если принять во внимание, что гермы в античности использовались в ритуале «священного бракосочетания» во время дионисийских мистерий, то без труда можно обнаружить в ряде образов, включающем скрывающиеся в зарослях лары, на первый взгляд кажущегося результатом произвольной игры фантазии Гебдомероса, внутреннюю логику и смысловую закономерность. Стоит одиноко, чужой в окружающем пейзаже — анахронизм, пришелец из другой эпохи. А художник искусно пользуется именно знанием перспективы, создавая лишь фантом ее: и мертвая, освещенная ледяным светом («безлюбовное солнце», по выражению самого художника) улица и башня вдали и пьедестал статуи неведомого кондотьера, словно въезжающего на пустую площадь, — все это имеет собственные точки схода, собственную пространственную ориентацию. Кирико на страницах своих мемуаров утверждает, рассуждая об упадке литературной культуры в Италии, что не только Кардуччи, Пасколи, дАннунцио, но и менее значительные фигуры прошлого предстают «истинными титанами в сравнении с теми безмозглыми моллюсками, которые наводняют литературу и поэзию сегодня». «Попытайся быть веселым и добрым. » Этими словами Гебдомерос имел привычку приветствовать своих близких, которые бросили его, предварительно злоупотребив его доверием и обобрав до нитки.
Да, все эти юные существа бессознательно переживали самые волнующие моменты своей жизни. Утренние песни жнецов. Логику и порядок он любил время с того момента, когда ему случалось взглянуть на часы и стрелка на циферблате стояла на отметке, соответствующей сентябрю, он считал наиболее благоприятным, чтобы в чем-либо добиться успеха и лучше было воспользоваться этим счастливым обстоятельством, а не ждать, как говорится, у моря погоды. Этот дух, поддерживаемый обитателями Феррары (по преимуществу еврейского происхождения), пронизывал все сферы жизни, как материальный, так и ментальный ее пласты.
Надпись, помещенная на изображенной в картине деревянной раме, «Et quid amabo nisi quod aenigma est. » («Что и любить, как не то, что есть тайна. »), позже, в автопортрете из мюнхенского собрания (1920, Национальная галерея современного искусства) трансформированная в девиз «Et quid amabo nisi quod rerum metaphysica est. » («Что и любить, как не то, что есть метафизика вещей. »), указывает на то, что художник как в одном, так и в другом случае изображает себя в статусе мыслителя-метафизика. В карьер. «Дай мне твои холодные моря, я согрею их в своих». Кроме того именно в Германии для художника, чье детство прошло «на берегу моря, видевшего отплытие аргонавтов, у подножия гор, бывших очевидцами мужания быстроногого Ахилла и мудрых наставлений воспитателя-кентавра», памятники Греции становятся предметом поэтического осмысления и аналитического исследования. Первый парижский период оказал решающее влияние на формирование мастера.
Но никто не двигался, никто ребенка не обвинял. Также интересно, что объекты в картине «Тайна и меланхолия улицы» изображены в разных проекциях: фургон в геометрической, а дома в перспективной. Соседи больше не узнавали друг друга. Подобное толкование трансформации муз в медведей на первый взгляд может показаться излишне произвольным.
Разглядывая и ту и другую группу, Гебдомерос размышлял о том, что если бы их изобразил какой-нибудь художник, то, видимо, работа его называлась бы две матери Воображение Гебдомероса рисует сцену, воспроизведенную в картине Джованни Сегантини «Две матери» (1889. У меня холодели ноги, сосало под ложечкой. Le peintre et son gnie chez lcrivain». В данном произведении отсутствуют традиционные элементы структуры классического романа, а вместо этого есть фрагментарность, совместимость несовместимого, перемещающаяся точка зрения, блуждающие исторические приметы и ряд великолепных видеоцитат от изобразительного искусства – все это даст возможность читателю и видеть и слышать происходящее в романс.
New York, 1994. С. 138). Вечер подходил к концу.
Извозчики, дремавшие на козлах и при любых толчках обычно лишь слегка приоткрывающие глаза, подскакивали и в панике начинали нахлестывать лошадей такое зрелище вполне сошло бы за апокалипсис. С. 173–174). То же возбуждение царило и в превратившихся в кубометры дыма кафе, где клиенты заняты были бессмысленной болтовней и требовалось огромное усилие, чтобы воспринимать с улыбкой ту безмерную, леденящую глупость, которую один посетитель адресовал другому.
Трупы в смокингах расположились в открытых гробах рядком вдоль пляжей южного побережья. Никто не хотел расходиться по домам. Причем событие это отмечено было весьма примечательным эпизодом. Он бы трудился не спеша, благоразумно избегая опасностей и риска.
Похоронный кортеж, мрачное видение.
Кирико откровенно пишет: «Шопенгауэр и Ницше первыми указали на глубокое значение нечувственного аспекта жизни и на то, каким образом этот нечувственный мир может быть передан художественными средствами и даже определить внутренний скелет искусства поистине нового, свободного и значительного». А была еще и работа постоянная, работа будничная, которая удерживала на краю бездны эти одержимые высокими метафизическими спекуляциями души. Если в парижский период контакты Диоскуров с Аполлинером-Орфеем развивались согласно клише античного мифа, то в феррарском «акте» Кирико и Савинио, сменив амплуа мифологических героев на роль мыслителей, превращающих свою повседневность в творческий акт, пытаются в подражании гуманистам реализовать в жизненном поведении ренессансные понятия и мифемы. Его первыми работами были городские пейзажи с четкой «безвоздушной» перспективой, пустынные и гулкие, словно увиденные в гипнотическом сне, где все как будто правдоподобно и одновременно ирреально. Эти люди, освободившись от черной каторги, где они долгие годы искупали вину за то, в чем повинны были лишь наполовину, едва увидев белый свет, отправляются по своим берлогам стирать пыль со своих ружей и приводить в готовность свои мечи и кинжалы, аккуратно разложив их под солнцем на отшлифованных речной водой камнях.
Ночь еще не спустилась. После скудной трапезы в обществе тренеров по прыжкам и боксу, этих благородных учтивых господ, каждый раз настойчиво приглашавших к завтраку или ужину с извинениями за непритязательную стряпню и отсутствие изобилия, в полдень, когда Гебдомерос отправлялся в этот сооруженный наподобие крепости город с его внутренними дворами и садами прямолинейной планировки имеющими вид суровых защитных сооружений, он всегда находил там одних и тех же людей, прекрасно сложенных, пребывающих в полном здравии как духом, так и телом, усердно занимающихся своим любимым делом: созданием «конструкций из трофеев». De Chirico e Savinio dalla Metafisica al Surrealismo // Arte Italiana prsente 1900–1945.
Пример достойного поведения военачальника, готового наряду с рядовыми воинами терпеть, любые трудности и противостоять опасностям, мы находим у Плутарха в жизнеописании Цезаря: «Любовь его к опасностям не вызывала удивления у тех, кто знал его честолюбие, но тех поражало, как он переносил лишения, которые, казалось, превосходили его физические силы Однако он не использовал свою болезненность как предлог для изнеженной жизни, но, сделав средством исцеления военную службу, старался беспрестанными переходами, скудным питанием, постоянным пребыванием под открытым небом и лишениями победить свою слабость и укреп свое тело, Спал он большей частью на повозке или па носилках, чтобы использовать для дела и часы отдыха» (Плутарх. Для Аполлинера год прибытия Кирико и Савинио в Париж ознаменовался выходом в свет его «Le Bestiaire, ou Cortege dOrphee».
Бессонными ночами, лежа в своей комнате на первом этаже, он рассматривал потолок, слабо освещаемый проникающим извне светом время от времени по потолку скользила тень она двигалась торопливо, но осмотрительно, напоминая то сдвигающиеся и раздвигающиеся ножки огромного циркуля, то катящийся по дорожке трипод. В их мускулистых телах угадывалась физическая сила, но они стояли задумчивые и кроткие, скрестив руки на груди и узкие рукава их непритязательных костюмов (они были бедны и не могли себе позволить пиджаки из чистой шерсти, красивые, элегантные и свободные, какие имеют удовольствие носить люди состоятельные, образованные, с хорошим вкусом) плотно обтягивали выпирающие бицепсы. Ибо их два. Раз ты здесь, ты в безопасности и можешь, приподнявшись на носки, наблюдать из окон за вражескими кораблями, бросившими якорь в море и за воинами, решительными ударами весел направляющими шлюпки к пустынному берегу». В картине «Молчаливая статуя Ариадны» активно используется игра света и тени Художник обращается к новым живописным методам.
Принципиальная непознаваемость мира не должна смущать настоящего художника хотя бы уже потому, что отражение конкретного (бытийного) содержания жизни не является задачей искусства и не призрачный фантом знания, a aenigma будит творческую фантазию и приводит в движение силы воображения и интуиции. P. 117). Высокопоставленный больной страдал весьма сложным заболеванием, вследствие чего требовалось, чтобы тело его в кресле всегда пребывало в определенном положении иначе он подвергался опасности в случае неожиданного толчка умереть от удара застоявшейся мочи, выделять которую его организму стоило большого труда (зачастую он не мочился целыми днями). Тем не менее он прекрасно понимал, каково происхождение этого беспокойства, этой внутренней борьбы.
Р. 214. ) Ван Гог и Гоген, как и Сезанн, в глазах Кирико – «псевдомастера», чей авторитет незаслуженно раздут дилерами и недобросовестными критиками. «Все-таки необходимо принимать меры предосторожности, поскольку никогда не знаешь, что может случиться», – разъяснял он всем, кто расспрашивал его об этом странном для спальни предмете. Эти создания зодчество кватроченто, даже еще более ранних веков, виделись де Кирико таинственными формами, знаками иного временного и пространственного мира, маркирующего область возвышенной и гнетущей мечты, напоминающей человеку о его физической малости и грандиозном воображении («Большая башня», 1913). Милан.
Что же. Впрочем, он уже издавна, еще со времен странствий в поисках новых, самых неожиданных зрелищ, питал надежду, что те, кто следовал за ним, не таили на него зла, когда, представляя им то, что скромно именовал своими «чудесами», он использовал особую манеру выражаться. Но попробуйте убедить подобного упрямца.
Причем хвалебные отзывы, провозгласившие «Гебдомероса» «бесконечно прекрасным» (Арагон) и «сияющим абсолютным величием» (Батай) шедевром сюрреализма, прозвучали из уст бывших сторонников даже несмотря на то, что их отношения с Кирико, уже давно утратившие дружеский характер, к этому моменту переросли в открытую конфронтацию. Эти кукольные спектакли проходили не так тихо и невинно, как можно предположить иной раз кукольник, человек в высшей степени истеричный и страдающий приступами эпилепсии, приводя в движение вырезанных из картона марионеток с критскими глазами издавал такие крики, что внезапно пробудившиеся сторожа вскакивали с постелей как по сирене и бежали к охраняемым ими объектам. Так было и с Кирико. Естественно, это был неподходящий момент, чтобы думать о работе.
Вместе с тем было бы преувеличением утверждать, что художественная жизнь Парижа, города, который он сравнивает с Афинами времен Перикла, врывается в его замкнутый мир. Для Гебдомероса единство противоположностей составляют интуиция и интеллект – две рыбы па одной леске. В другом тексте имеющем заголовок «Parcangelo affaticato» 1918 года, жилое помещение из среды обитания превращается в средство передвижения: «Моя комната – великолепным корабль, на котором я могу совершать фантастические путешествия, достойные упорного исследователя. Что касается «Кавказа и Голгофы», то здесь художник изобразил широкую пыльную дорогу идущую вдоль скалы, столь невысокой, что простой кирки было бы достаточно, чтобы снести ее всю скалу бороздили трещины, подобные морщинам, которыми Хронос покрывает лица старцев.
Через все повествование, представляющее собой своеобразный коллаж, проходят «видения» и «странствия» – излюбленные формы поэтической фантазии Данте. Слушай песню тайного убежища на цветущем берегу.
Особое место в его работах ранних лет занимают изображения манекенов. Комнаты же, в которых они хранились, были как острова, что лежат за пределами основных навигационных маршрутов, где обитатели иной раз годами ждут, чтобы какое-нибудь нефтеналивное или парусное судно по доброй воле подошло к берегу выбросить несколько ящиков с испорченными консервами.
Джорджо де Кирико, всегда проявлявший интерес к наиболее темным, загадочным сторонам учений Пифагора и Гераклита, безусловно, хорошо знал, что пифагорейцы не только полагали гептаду числом религии, служащим неким структурным принципом, посредством которого может быть организовано все многообразие мира, но и среди множества понятий, определяемых этой цифрой, называли «суждение», «сновидение», «голоса». Так рассуждал мой отец по поводу кроватей.
Так рассуждали те, кого Гебдомерос знал много лет, но сердечные отношения с этими людьми у него никогда не складывались, поскольку они не вызывали у него уважения. Те же мотивы и в известном полотне «Загадка дня» (1914), где мир еще более мертвеет, а башни оборачиваются зловещими трубами, растущими прямо из земли. С такого близкого расстояния воробьи имели поистине диковинный вид. Они — из разных снов, но близки безжизненностью, объединены пластическим языком и степенью условности, что так отличает картины де Кирико от картин «классических» сюрреалистов. Его живописные композиции «Ренан перед афинским Акрополем» и «Мишле и Кине, приветствуемые студентами» (1901) украсили один из залов Сорбонны.
Кокто), «ангелом нового времени» (А. Савинио) и «чародеем» (Л. Арагон). Обстановка располагала к беседе. Вспомни прощание роз. Наконец одни.
На фоне темного, полного драматизма неба встает величественная фигура Метафизика. Другую его особенность составляла лейкофобия, то есть боязнь белого цвета.
Живописные панно, выполненные для «Зала гладиаторов» в доме Л. Розенберга, оформление которого завершено было в 1929 году, самое убедительное свидетельство интереса Кирико к данной проблематике. P. 52). Продолжая традицию «живописной биографии», столь блестяще представленную Рембрандтом и Ван Гогом, Кирико создает серию автопортретов (всего их более шестидесяти), но в отличие от своих великих предшественников, работы которых носили поистине исповедальный характер, он меньше всего стремится вскрыть психологическую сторону человеческой природы, передать эмоциональное состояние своей души. Т. II. К этой теме художник неоднократно обращается как в 20-е, так и в 30-е годы.
Пленительные интерлюдии. «Бессонница. » – внезапно подумал Гебдомерос и по спине его пробежал легкий холодок ибо он знал, что это такое ему хорошо известны были последствия белых ночей, полных видениями знаменитых антиков, последствия этих летних ночей, в мареве которых на фоне темных горных хребтов возникали призрачные и совершенные очертания исчезнувших со временем знаменитых храмов он хорошо представлял себе и те жаркие дни, что следуют за величественными видениями и неумолимое солнце и настойчивый стрекот невидимых священных цикад, как и знал о невозможности найти в полдень прохладу на илистом берегу реки. Полотна его обогащаются новыми пластическими элементами. Все почувствовали себя ночными бродягами.
Возможно, фантастическая картина передвижения войск, в роли участников (или всего лишь наблюдателей. ) которого предстают и языческие цари и кондотьеры – предводители наемных отрядов в Италии эпохи Возрождения, – одна из тех, что возникали в его воображении во время чтения Плутарха. Что же касается творческих контактов с французскими живописцами, то они не приносят практических результатов. В полуденные часы межсезонья, весной и осенью, небо напоминало натянутый лист бумаги ровного синего цвета сплошь синее, без обычной, более светлой полосы у горизонта, оно выглядело как потолок, нависший над юродом. Уже на первых страницах романа возникает загадочная атмосфера. Но вернемся к делу.
«Что за шум доносится с темных улиц. » – спросил философ Лифонцио, подняв голову к окну комнаты, где работал за заваленным книгами и бумагами столом. Все это было просто возмутительно. Полуденный час знаменовал собой кульминацию деятельности, развития, торопливого продвижения вперед (ибо, чтобы довести до конца почти завершенную работу, все утро, вплоть до полудня, в зное преждевременного лета длилась лихорадка последних доделок). Об этом рассказывал мне мой отец, вспоминая город, где прошло его детство. Твоя жизнь – это твоя жизнь.
Волны Роданы, волны Рейна. Вряд ли эти восторженные слова соответствуют дарованию Мавридиса. Всех охватило подлое малодушие, неистовое желание покоя и комфорта и тогда медленно, без резких движений все погрузились в стойкую атмосферу банальности гостиных с зеркалами, занавешенных некогда, пока ее не засидели мухи, фиолетового цвета кисеей. Друзья, у кого тяжело на сердце, раскройте решетчатые калитки ваших садов. «Увидишь, Марциобарболо, – говорила она своему мужу, – увидишь, этот спасательный круг, так напоминающий похоронный венок, рано или поздно принесет тебе несчастье».
Сокровища. Храмы Нептуна, поглощенные морем. Т. II.
Из парка во дворец вела великолепная лестница. Внизу же находились пещеры, знаменитые тем, что в них обитали герои.
Да здравствует блудный сын. Пути ее воздействия непостижимы. Мы видим пустынную площадь, статуя Ариадны, арки. С началом Первой мировой войны Кирико покидает Францию. Болезнь меня не гложет и все же я приближаюсь к смерти».
В марте того же года в галерее «LEpoque» в Брюсселе открывается персональная выставка художника, а уже в октябре он экспонирует свои работы в Лондоне в выставочном зале «Arthur Tooth and Sons». Его появление предварит публикация отрывков на итальянском языке в журнале «Prospettive».
Кирико утверждал, что подобные миры и фигуры являются ему в видениях. Для уроженца Фессалии, мифической родины кентавров, это композитное существо становится символом двойственности человеческой натуры, сочетающей в себе звериное и божественное начала. Между собой перекликаются «Счастье возвращения», «Меланхолия», «Загадка дня» и «Красная башня», а также вышеописанные картины итальянской площади. «Hebdomeros» – роман-автобиография, но автобиография, не имеющая ничего общего с жизнеописанием, рисующим разворачивающиеся во временной последовательности обстоятельства жизни рассказчика.
Заостренные углы, некоторая схематичность статуи позволяют предположить влияние Пикассо. «Нет, синьор, – сказал он мягко, но решительно, – подождите, не зажигайте лампы, пусть сумерки продлятся. Ф. де Пизис сравнит его с Апеллесом, а критики назовут «современным Зевксидом».
Вот и апельсиновые деревья с их непристойными, постыдного символического значения цветами. Витание в небесах. Тогда нельзя ли вернуться. Чтобы отвлечься, я принялся внимательно рассматривать висящую на противоположной стене олеографию изображающую краснокожих всадников, которые гнали по заросшей кустарником равнине стадо диких буйволов. Разумеется, любая попытка воспроизведения мифологической ситуации в условиях царящей в культуре атмосферы скепсиса, отрицания и иронии неизбежно превращалась в розыгрыш, а подчас и в откровенный фарс.
Окажутся среди них и те, кто займется торговлей и, заключив контракты с жителями соседних населенных пунктов, будет покупать и продавать различные товары, завернутые в упаковки, похожие друг на друга как родные сестры. Но зима прошла без чрезвычайных событий. Для Кирико отнюдь не выбором, а неизбежностью было изучение трудов философа, определивших духовный климат целой эпохи и решительным образом отразившихся на судьбах европейской культуры XX века. P. 71).
Теперь часы тянулись медленно, но неизбежно, как им и положено. Написанный на французском языке, которым Кирико владел свободно, роман был опубликован парижским издательством du Carrefour под названием «Hebdomeros. Их трансформацию в воображении «исследователя» в полярных медведей можно истолковать, лишь следуя склонной к мифотворчеству фантазии Кирико. Частное собрание), «Сражение кентавров» (1909.
Люди, за исключением, естественно, Гебдомероса, в этом сомневались, поскольку, с другой стороны, это был праздник simun, разгул театров и ресторанов под открытым небом кацетиленовым фонарям роями слетались, рискуя подпалить свои крылышки, ночные бабочки. Камиль Коро любил повторять: натура – лучший учитель. Бестиарий.
А вода все поет и поет в цветущих особнячках супружеских пар поляков. деревянный подиум резко обрывается на заднем плане. Общая картина была безмятежной и умиротворяющей. Находилось оно на углу улицы, выходящей на главную площадь города. Увы, желаниям этим не суждено было осуществиться. М., 1994.
Идея его создания пришла в голову одному скульптору с внешностью ассирийского царя он гордился тем, что был учеником модного мастера и снискал уважение в своем обществе игрой на флейте, впрочем, довольно скверной. «Не следует подстегивать воображение, – говорил он, – нужно лишь обнажать, поскольку, обнажая жизнь, делаешь ее сносной в том смысле, что примеряешь ее с матерью Вечностью обнажая, платишь дань тому минотавру, что люди именуют Временем и изображают в образе огромного изможденного старца, с задумчивым видом сидящего между косой и клепсидрой». Сравнительные жизнеописания. Записанный в римской мэрии под фамилией Дульчини, как ребенок неназвавшихся родителей, поэт впоследствии «примерит» не одно имя и не раз к получившему широкую известность псевдониму Гийом Аполлинер современники приложат, на сей раз уже как почетные титулы, другие чужие имена (как имена собственные, так и собственно Имена). Вот таким образом определяющую роль в творческом процессе художник отводит интуиции и интеллекту, в то время как достоверность первичных элементов человеческого знания – чувств и ощущений, ставится под сомнение.
A cura di Maurizio Fagiolo dell39Arco. Кирико в 1929 году завершает роспись «Зала гладиаторов» в доме Розенберга и оформляет для труппы Дягилева поставленный Кохно на музыку Риетти балет «Бал». Хуанита.
Полы короткой рубашки едва достигали паха, не прикрывая пениса повсюду на инкрустированных перламутром скамеечках восточной работы, напоминавших о том мрачном Востоке, где несчастных зашивали в мешки и глубокой ночью выбрасывали в темные воды залива, валялись кусочки марли и ватные тампоны, которые он прикладывал к опухоли на ноге. Вентиляторы поддерживали в залах постоянную атмосферу, насыщая воздух влагой и озоном. Летящей Нике приходилось уступать место воспетому футуристами стремительно мчащемуся автомобилю, пьедестал богини памяти Мнемозины, благодаря которой только и возможно наследование традиционных ценностей, шатался под натиском Абсурда и Бессознательного шокирующая образность авиньонских девушек Пикассо «затмевала» красоту античных Граций, а аполлонический принцип воплощения ясности и гармонии мира уступал приоритет холодному структурному анализу его единичных материальных форм.
С. 169).
Все становится образом образа и возникает ощущение неотвратимого отрыва от реальности. «Вот в такие моменты, юные подруги, – говорили пожилые прачки, – абсолютно бессмысленно было питать надежду на то, что сторожа по рассеянности закроют вас в пустом храме и сон в окружении божественных образов принесет ответы на волнующие ваши сердца вопросы, приоткроет дверь в неизвестное, а то и приподнимет занавес над тайной комнаты, что долгие годы была заперта». Строение окружала зубчатая стена с бойницами. Начинается вторая мировая война и художник возвращается в Италию, обосновывается в Риме.
Вот он. » А затем громче: «Да здравствует тот, кто возвращается. Не похож он был ни на одного из раненых или умирающих гладиаторов. М., 1992.
Впрочем, это не помешало поэту годом позже пренебречь разногласиями и восторженно встретить появление романа (см. : Fauchereau S. Gli artisti italiani a Parigi // Arte italiana prsente P. 100). В прозрачной атмосфере этого прекрасного осеннего дня несчастные пинии обречены были на чистилище вечной непогоды за деревьями (в северной, прямо противоположной морю стороне) сиял своей швейцарской чистотой горизонт. На парижских улочках часто можно было встретить лотки продавцов бананов. P. 170), а все прочие сюрреалисты – «дегенератами, хулиганами, бездельниками, онанистами и бесхребетными людьми» (Ibid.
Справа расположена голова манекена, напоминающая теннисную ракетку. М., 1999. Урок, преподанный опасностью, не приносит плодов.
При этом каждое известие он предварял громким барабанным боем. Да, я люблю это время, я всегда его любил. С одной стороны, как смелый реформатор, он взял на Себя роль лидера авангарда, с другой – как прекрасный знаток и ценитель античного и средневекового наследия, поэт олицетворял собой плодотворность взаимодействия культурных новообразований с традиционными художественными ценностями. Он был бесстрашным пловцом, но однажды не смог справиться с течением реки и погиб в пучине, несмотря на все свои усилия и усилия тех, кто поспешил прийти к нему на помощь.
Но сам он вскоре отходит от этого направления в сторону традиционного реализма. В Микенах и Тиринфе в таких помещениях принимали послов и устраивали пиры. Бретон, Кокто и Дали именуются «мрачными феноменами унылого времени» (Ibid.
Гептада имела сакральное значение не только для мифологии, но и для античной философии. Годом раньше этот же негритянский художник снискал уважительные отзывы картиной под названием «На месте преступления». Идущий вдоль горизонта локомотив – постоянный компонент метафизических пейзажей Кирико. Новаторский, экспериментальный дух авангарда провоцировал желание перекроить заимствованные мифемы, вывернуть наизнанку их содержание, открыть новый смысл. Сердца земли – большого и горячего, осмелюсь даже сказать – слишком горячего сердца, бьющегося слишком сильно, чтобы не испытывать потребности сдерживать себя. Ночи, омытые нежным сиянием луны, прощайте.
Так что же, это скептицизм. В соседнюю же комнату никто не входил. С творчеством автора «Двух матерей» Кирико был хорошо знаком. Этот эпизод отозвался в душе Гебдомероса смутной печалью, смешанной с разочарованием.
Решение организаторов салона было в высшей степени знаменательно. Уже в начале 1910-х годов он создает собственный, глубоко своеобразный и островыразительный язык живописи, которая впоследствии получила название «метафизической». Всё из-за того, что на его картинах слишком часто встречаются поезда и вокзалы. сотрывком – из очерка «Zeusi l39esploratore»: «На потолке, когда я следил за тем, как необратимо он устремляется в глубь комнаты, чтобы умереть там в прямоугольнике распахнутого п тайну улицы окна, я различал новые знаки зодиака.
Помимо автора «Божественной комедии» в ряду тех, кто оказал существенное влияние на поэтику Кирико, критики называют и Фридриха Ницше, философской афористике которого столь созвучны характер и образ мысли Гебдомероса. Появление получеловека-полулошади самых молодых из них приводило в смятение.
В тексте романа Кирико не уточняет, что за маски скрывают лица его героев, однако именно такого рода образ рисуется в воображении читателя. На пустынных площадях мастер часто изображает статую Ариадны — символ грусти и меланхолии (этот образ использовал Ницше для символической передачи некоторых постулатов своего учения). Осень – выздоровление, предшествующее жизни (зиме). Вид кафе во всем обнаруживал особый художественный вкус, простоту и элегантность.
P. 52). Хозяева гостиниц, обливаясь потом, в спешке устанавливали на тротуарах столики. Метафизическая мифология Кирико инспирирована была самой биографией «всеевропейца», постоянно меняющего место жительства.
Он не доверял оригинальности, равно как и воображению.
л, 19) позволяет пилен и рыбной ловле прообраз обращения, а в более широком смысле – аллегорию поиска и обретения духовных соратников (желание Гебдомероса видеть в своих друзьях единомышленников). На альтернативной экспозиции представлена была метафизическая живопись итальянского мастера, в витрине же устроители разместили композиции, составленные ими из приобретенных в магазинах детских игрушек, пародирующие его последние полотна изображающие предметы мебели и коней на берегу моря, те самые, что Л. Арагон в предисловии к каталогу выставки охарактеризовал как «шутки придурковатого». Однако библейским духом определялся, но отнюдь не исчерпывался духовный климат Феррары.
О, пасторали. Recuerdosl О, звездная ночь. В композиции «Тревожные музы» (1917. Немало имен примерит к себе и Джорджо де Кирико.
«Это время суток, – подумал Гебдомерос, – из двенадцати месяцев года соответствует сентябрю». Посещая Академию художеств в Мюнхене, де Кирико испытал сильное увлечение живописью немецких символистов, открыв для себя творчество Ф. фон Штука, М. Клингера, А. Беклина. Милан. Наконец. Но в конце концов, это кое-что собой представляло. «Человек нового века, чуть припудренный серебряной пылью древних дорог» (А. Луначарский), Гийом Аполлинер в сложившейся в начале 10-х годов художественной ситуации существовал одновременно в двух ипостасях.
И даже ночью радостный шум работы эхом отдавался в аркадах зданий, спящих под усыпанным звездами городским небом. Для де Кирико ценнейшими качествами картины было соприкосновение со сном или детской мечтой Странное соединение мистических идей, тревожных мечтаний, устремленность к ценностям прежде всего внутренней жизни, постоянные ассоциации с античностью (в римской, «цезарианском» ее ощущении), но омертвелой, неподвижной — такой мир становится средой обитания персонажей Джороджо де Кирико. На переднем плане появляется гиперреалистичный красочный пробковый поплавок. Мифические персонажи – боги, герои, кентавры – оживают на страницах романа «Гебдомерос», а именами мыслителей и художников древности – Пифагора, Гераклита, Зевксида – пестрят теоретические очерки художника.
Плач. Ведение светского образа жизни. Весна, весна. Куда вернуться.
Художника-самоучку отличало добросовестное отношение к ремеслу рисования. А там между тем было заключено перемирие. Задача, в конце концов, не из легких. Verona, 1998, P. 61). Война, долгие месяцы, проведенные с солдатами в госпитале на Вилла де ль Семинарио неподалеку от Феррары, — все это не могло не повлиять на творчество де Кирико. Умение жить.
Он любил также Евреев. Гладкое море великолепно отражало закатное небо. При этом обсуждалось, как склеить черепки и каждый предлагал свое.
Находиться среди Евреев было для него все равно что грезить, странствуя по глубине ночи Времени и Истории. Думайте также о тех благословенных городах, над которыми круглый год простирают свои благодатные покровы туман и влажность, где светловолосые дети могут целый день наблюдать диск солнца, где у людей светлая кожа и голубые глаза, где художники долго трудятся над портретами и морскими пейзажами и однажды, когда работы будут наконец завершены, потребуется лупа, чтобы рассмотреть их».
В живописи Кирико образ кентавра появляется уже в ранних работах: «Умирающий кентавр» (1909. Милан. Джорджо де Кирико, создатель «метафизической школы живописи» –, принадлежит к числу тех представителей новой культуры, кто, встав на этот путь, одним из первых доказал его плодотворность и обогатил духовный ареал современного человека мифологемами, заимствованными в культурных образованиях классических эпох.
У них разный коэффициент искажения, за счет чего усиливается эффект странности.