Оформить репродукцию Брюллова Ивана «Вечерня» можно на подрамнике или в багетной раме или без оформления. В 1925 году Карл Брюллов пишет плотно «Вечерня».
Ах, странная эта жизнь: сочиняют музыку, пишут стихи, картины рисуют, на досуге размышляют о вопросах важных, а уж если накатит повеселиться, то веселятся напропалую, от всей души, все они при деле, в почете и даже в славе, дни, конечно, уходят, но редко о каком можно пожалеть, что пропал впустую, — а все кажется, что настоящая жизнь еще не началась (да и начнется ли когда), все кажется, что мчится эта настоящая жизнь стороною, как с шумом и грохотом мчится мимо поезд первой в России железной дороги, соединившей Петербург с Царским Селом, кажется, что нет им места в могучем чудище, что не захватит, не понесет их эта грохочущая лавина движения, что судьба их стоять на обочине со своею музыкой, стихами, картинами и чувствовать, как перегорает в них великая сила, заложенная природой, сила творческая и сила жизненная, которой отпущено им во сто крат больше, нежели пошло на то, что ими создано и прожито, — так в могучем нутре паровоза жарко пылает огонь, бурля, кипит вода, но лишь три сотых части полученного пара толкают колеса, девяносто семь исчезают в никуда. Его монументальное историческое полотно «Последний день Помпеи», находящееся в Русском музее Санкт-Петербурга, по-прежнему потрясает все новые поколения зрителей своей масштабностью, мастерством исполнения и драматичностью сюжета. И тут встрепенулись все, поглядели друг другу в глаза — как же мы этак-то, куда забрели. Выбросил вперед-вверх руку, как бы приглашая войска следовать за собой, но тут же спохватился, почесал затылок и прибавил уже буднично: «Присылай мне, пожалуйста, по две чашки кофе в день, по два яйца и по тарелке супу». Ранним летним утром Карл Павлович Брюллов в просторной зеленой куртке важно шествовал по прошитому ветром коридору Академии художеств следом тащился тихий «сынишка» Липин, нагруженный разного рода живописными принадлежностями.
А я домой пойду», — и невиданно вялой походкой вышел из зала совета. Опера «Руслан и Людмила» поначалу была принята холодно она завоевывала слушателей с бою, ломая их косную привычку, пробуждая в них новое понимание музыки, помогая им протягивать руку будущему. Через его картины, как через машину времени, мы можем взглянуть на быт минувшего прошлого. Теперь нужно было освободиться от напряжения, от горячки, его будоражившей, обрести ровное дыхание, заново «поставить глаз» (как говорится между художниками). Выбросил вперед-вверх руку, как бы приглашая войска следовать за собой, но тут же спохватился, почесал затылок и прибавил уже буднично: «Присылай мне, пожалуйста, по две чашки кофе в день, по два яйца и по тарелке супу». Маленького Карла заставляли ежедневно рисовать определенное число рисунков.
Нажатие кнопки «Отправить» означает, что вы принимаете эти условия и обязуетесь их выполнять. Вместе с Щедриным и Басиным, в сопровождении Гальберга и брата Александра, он совершил путешествие по албанским и тускуланским горам, где его привела в восхищение красота озер «Лаго ди Гастелли» и «Неми», прозванного в древности «Зеркалом Дианы». Обширнейшее творческое наследие гениального мастера кисти входит в «золотой фонд» во многих музеях и частных коллекциях мира. Уже в ранних произведениях Брюллов стремился отойти от условности академического художественного языка, добиться естественности в изображении обнаженного тела и эффектов освещения изученных на натуре (Итальянский полдень, 1827, ГРМ).
Узрев Брюллова, бодрствующего в столь ранний час, поразился ужасно. Отпер мастерскую, прошел вперед и растворился где-то в углу, откуда тотчас забренчал хор из «Гугенотов» Тарас с порога увидел изнанку темного, натянутого на раму холста, обошел его, отступил несколько, уперся взглядом в бледного монаха с исступленным лицом — монах в черной рясе, верхом на гнедой неоседланной крестьянской лошади, вздымая крест, возвышался посреди полотна — и замер: чудо абсолютное.
У Карла перехватило горло, руки похолодели. Каммучини родился в 1773 году, он старше Брюллова почти на целое поколение.
Портрет был коньком Карла Павловича, кажется, что никто не переплюнет его на этом поприще. Амацилия стоит на самом краю балкона. Однако на родине далеко не все по достоинству оценили творчество живописца. Даже в заказных вещах (вроде портрета Графини Юлии Самойловой, удаляющейся с бала с приемной дочерью Паччини, около 1842, Русский музей) феерическая пышность колорита и мизансцен выглядит в первую очередь как триумф искусства. От усиленного напора свежих Баториевых колонн снова начали ослабевать защитники Пскова.
Струговщиков приносил Карлу журналы со статьями Белинского. Именно в его мастерскую отправлялись русские пенсионеры. Мы будем благодарны вам, если вы оставите свой отзыв или комментарий в Гостевой книге. Художнику удалось отобразить весь тот ужас и панику города и его людей, застигнутых врасплох проснувшимся Везувием. После распада «братии», после того, как он разошелся с Глинкой и Кукольником, после трагической истории со скоропалительной женитьбой и почти тотчас последовавшим разводом с Эмилией Тимм он убедился, что любовь и дружба не принесли ему ничего, кроме боли. Эти годы становятся этапом становления оригинального художника.
Открыть душу оригинала есть первый способ передать красоту его и добиться сходства. Художник говорил, что он хотел показать маскарад жизни. Кажется, что герою не терпится поскорее оставить это неприятное занятие. Участие Брюллова в этой борьбе было косвенным. И пусть среди господ офицеров мелькала шуточка, пущенная великим князем Михаилом Павловичем: «Смотри не попадись в чем-нибудь, а то пошлют Руслана слушать» (великий князь впрямь посылал своих гвардейцев слушать «Руслана» в наказание взамен гауптвахты), пусть и доброжелатели не враз умели открыть, понять и принять все, что было заложено в опере, снова и снова спешили в театр и опять покидали его убежденные, что главные открытия ждут их впереди, пусть Глинка говорил про себя: «Поймут Мишу, когда его не будет, а Руслана через сто лет», — творение его (и в том отличие подлинно великих творений), едва появившись, зажило собственной жизнью, вне чьих-либо требований, симпатий, вкусов, стало миром в мире, для всех открытым, распространяющим вокруг свои лучи и силу своего притяжения и вместе цельным, неколебимым, навсегда завоевавшим место в пространстве.
Он печатался в журналах, альманахах и отдельными изданиями. А счастья не было. Его интересовало все – масло и акварель, сепия и рисунок. «Идем в большую мастерскую, на осаду Пскова, — торжественно объявил Карл. — Недели на две».
Глинка говорил, что Карл по привычке любит итальянскую музыку: каждое слово, Глинкой произнесенное, всегда имело мотив и инструментовку — «итальянская музыка» звучало пренебрежительно, «привычка» — с сожалением и обидно. Карл почувствовал испуг, на мгновение всего лишь, горячка уже прошла, он стоял, широко расставив ноги и ноги у него не дрожали, зрачки были крошечны и голова холодная и ясная. Еще мгновение и быстрый конь оказывается прямо у ее ног. Старик, ослабевший от ран, передает свой меч едва достигшему зрелости юноше. Умер Карл Брюллов 23 июня 1852 года в местечке Мандзиана, близ Рима. Снова важно расправил плечи, грудь вперед, царственным жестом руки попрощался с приятелем, кивнул Липину, чтобы следовал дальше и, неспешно ступая исчез в конце коридора.
Вскоре после пышной встречи волна славословий схлынула и начались трудности. Все остальные фигуры, группы, нужно потеснить в сторону, первый взгляд при подходе к холсту должен схватывать монаха, «путеводителя» и последний взгляд при расставании с картиной должен задержаться на монахе. И неудивительно. Симфориона» Энгра, получает Большую золотую медаль. В стремлении познавать новое Карл Брюллов освоил самые различные изобразительные техники.
Однако в образе Юлия Цезаря нет и намека на трагическое предощущение гибели. Наконец все было размещено на холсте — и осаждавшие и защитники, воины, горожане, женщины, дети, старики, монахи, духовенство в белых одеждах, теперь нужно было освободиться от напряжения, от горячки, его будоражившей, обрести ровное дыхание, заново «поставить глаз» (как говорится между художниками) Карл отложил кисти, вытер потные ладони о полы зеленой куртки, вышел во двор, выкурил сигарку, сидя на холодных каменных ступенях крыльца, — он вдруг вспомнил, как мальчики-академисты играли здесь в свайку или в мяч и только теперь заметил, до чего же выросли, раздались вширь деревья в саду. Брюллов слушал оперу, которая на его глазах, а вернее будет сказать — «на его ушах», родилась, пленялся красотой и живописностью каждого номера, каждой мелодии, ощущал величие общего — смелого, как поворот головы Микеланджелова Моисея, — однако же не мог схватить, как прекрасные частности сцепляются в могучее общее, какого-то привкуса ему недоставало, как в неперебродившем пиве. Брюллов стоял по правую сторону картины, чуть склонив голову, покорно слушал.
Часть фона занимает вечерний пейзаж. Группы насильственно вписапы в треугольники. Он тотчас понял, что на холсте не то что одного монаха довольно, а непременно должен быть только один монах и непременно в центре, все остальные фигуры, группы, нужно потеснить в сторону, первый взгляд при подходе к холсту должен схватывать монаха, «путеводителя» и последний взгляд при расставании с картиной должен задержаться на монахе.
В 1834 году картина, показанная в парижском Салоне вместе с «Алжирскими женщинами» Делакруа и с «Мученичеством св. С выставления картины в Петербургской Академии художеств началось настоящее паломничество. В центре Шуйский, зовущий народ к бою, сзади – приближающийся крестный ход и три монаха – «путеводители», как отметил для себя Брюллов: высокий дух, приложенный к высокой земной заботе, под черной рясой – мускулистые тела бойцов, в каждом пастырь и воин, вдохновение свыше сливается с бойцовским порывом как, смешавшись, колышутся на фоне неба хоругви и копья, так летящие по холсту монахи соединяют крестный ход с боевыми порядками. Еще более непринужденны, психологически-задушевны по краскам и светотени образы людей искусства (поэта Н. В. Кукольника, 1836 скульптора И. П. Витали, 1837 баснописца И. А. Крылова, 1839 писателя и критика А. Н. Струговщикова, 1840 все работы в Третьяковской галерее), в том числе известный меланхолический автопортрет (1848, там же).
Член многих академий Европы, он числился вольным общинном и Академии петербургской. Даже выбор фона вносит определенный смысл в понимание его характера. Выстрелы пищалей сливались в единый гул. Одна из значительных исторических картин Камуччини «Смерть Юлия Цезаря», созданная в 1807 году, уже спустя неполных два десятилетия должна была показаться молодым русским художникам безнадежно устаревшей. Это подсказывает романтическую натуру молодого человека.
Внезапное появление царевны вызвало на лицах пастухов неподдельное изумление. Государь явился, картиной остался доволен, дал, однако, несколько советов, как привести полотно к наилучшему завершению. Нет, не безразличных солдатиков, увиденных словно с высоты птичьего полета, не баталическую сцену, похожую на парад или заранее на всяком квадратике поля разученные маневры, готовится писать Брюллов в «Осаде Пскова» – героизм народный. Горожане с топорами и вилами спешат на помощь воинам.
Италия была конечной целью большого путешествия. Итальянские картины Брюллова проникнуты чувственной эротичностью (Итальянский полдень, 1827, Русский музей, Санкт-Петербург Вирсавия, 1832, Третьяковская галерея) в этот период окончательно формируется и его дар рисовальщика. Судьба К. П. Брюллова была предопределена фактом рождения в семье художника. Но подлинная жизнь ускользала из этих портретов: лица прекрасные, но бездушные, красивы, как красивы шелка, меха, бархат, жемчуг, каменья, штофная ткань на стенах, узоры ковра на полу, хрусталь вазы, цветы в ней Как далеко ушли брюлловские петербуржцы с их мечтой и тревогой, с их печалью, усталостью и все же с надеждой в этих неподвижно высматривающих что-то в дальней дали глазах, — как далеко ушли они от погруженных в «золотой век» оригиналов итальянской поры.
В портретной живописи Брюллов создал отдельное направление, названное впоследствии «романтическим портретом», в котором весьма существенную роль играл цвет, помогавший выразительнее и ярче передать настроение и характер персонажей. Да убрать (чтоб не напугали. ) гипсовые слепки конских голов и ног, сделанные для него Клодтом в натуральную величину. «Идем в большую мастерскую, на осаду Пскова, – торжественно объявил Карл. Тарас писал картину на сюжет «гадающая цыганка» — рисунок был весьма точен, хотя своеобразен, лица, пожалуй, несколько идеализированы и не вполне выразительны, краски ярки и сочны: Карл Павлович подумал, что работа кое-где отдает Брюлловым, но смолчал, быстро сделал несколько технических замечаний, присовокупив, что серьезно говорить о целом пока рано и нетерпеливо позвал: «Теперь пойдем смотреть мою программу».
Картина Последний день Помпеи Брюллова (завершенная в 1833 и хранящаяся в Русском музее) производит сенсацию как в России (где о ней восторженно пишут А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, А. И. Герцен и другие писатели), так и за рубежом, где это произведение живописца приветствуют как первый большой международный успех русской живописной школы. Монах на коне – вот ключ картины и поразительный эффект ее. Полным хозяином своих образов Брюллов выступает в портретах.
Позволяет ли достоинство назвать своего учителя негодным профессором. Он не видел прежде злополучных образов, да они ничуть и не занимали его, он желал лишь поскорее покончить с неприятным делом ибо ответ на все заданные в царской бумаге вопросы и его собственный и господ профессоров, был ему известен заранее: нет, нет и нет. До семи лет Карл часто болел и практически лежал в постели.
Он позирует без всякого желания и удовольствия. Карл Павлович Брюллов — русский художник, представитель академизма. Слева — войско, схватившееся с неприятелем, справа — горожане с топорами да рогатинами идущие на подмогу, в центре Шуйский, зовущий народ к бою, сзади — приближающийся крестный ход и три монаха — «путеводители», как отметил для себя Брюллов: высокий дух, приложенный к высокой земной заботе, под черной рясой — мускулистые тела бойцов, в каждом пастырь и воин, вдохновение свыше сливается с бойцовским порывом как, смешавшись, колышутся на фоне неба хоругви и копья, так летящие по холсту монахи соединяют крестный ход с боевыми порядками.
Мать благословляет отрока, бросающегося с копьем на супостата. Именно в этот период Брюллов и начал этот портрет. А перед нами просто женщина, в королевском наряде, но без маски. Одним из таких талантливейших живописцев был Карл Павлович Брюллов. Бурлящая вокруг жизнь все сильнее притягивала живописца своим многообразием и яркостью.
Заказ императора на написание исторической картины «Осада Пскова польским королем Стефаном Баторием в 1581 году» остался невыполненным. Автор изображает кульминационный момент: Цезарь, касаясь рукою одежд Брута, словно произносит знаменитую фразу: «И ты, Брут»Тот прячет лицо, отводит взгляд, но рука с кинжалом уже занесена. Мастерство живописца заметно росло.
Его пристальный серьезный взгляд полон грусти и ожидания.
Он приказал немедленно отправить образа в Академию художеств, дабы совет заключил, «хорошо ли сии образа написаны как в отношении рисовки и пропорций, так и колорита» и «заслуживает ли писавший те образа звания профессора». Собака, высунув голову на улицу, взволнованно и ревниво смотрит на свою маленькую хозяйку. Еще мгновение — и смертельный удар будет нанесен. «Осада Пскова» государыне понравилась, она только просила Брюллова объяснить сюжет объяснения ей тоже понравились, она протянула Брюллову руку, он не понял, внимательно посмотрел на протянутую руку, государыня быстро опустила ее приехавший с императрицей Михаил Юрьевич Виельгорский в сенях тихо отругал Карла — следовало стать на колено и поцеловать руку. Безукоризненпо точный рисунок ограничивает плоскости локального, условного цвета. Красавица в праздничном платье принимает последнее дыхание поверженного героя.
Пьесы его игрались на сцене казенных театров. Обратившись по предложению императора Николая I к русской истории, Брюллов пишет Осаду Пскова Стефаном Баторием (1836–1843, Третьяковская галерея), не сумев, однако же, добиться (несмотря на ряд ярких живописных находок в эскизах) эпической цельности своего итальянского шедевра. Его манит мысль противопоставить «Псков» – «Помпее» : в «Помпее» красота человеческой природы перед лицом стихии, а здесь мысль и чувство народа, противостоящего врагам отечества.
– Недели на две». После смерти Кановы единственным «живым классиком», пользовавшимся широкой известностью, остался Випченцо Камуччини. Тусклыми бледными вспышками всплескивали в дыму лезвия мечей, бердышей и сабель. И чем явственнее чувствовал он падение славы, тем больше охладевало его сердце к знаменитым друзьям «братство», «братия» оказывались не нужны, как плащ, цилиндр и прочие приметы, отличавшие Нестора Васильевича в общей толпе. Основные «сражения» шли в Париже (атака Давида и его ученика Энгра молодыми живописцами под руководством Делакруа).
Карл сказал Липину, что решил начинать сначала и просил срочно доставить от торговца Довициелли новый холст в размер старого, – впрочем (он быстро прикинул в уме), на два аршина шире. На эту работу ушло шесть лет. Изучая поэму итальянского поэта, Брюллов почти дословно передал сцену, воспетую в седьмой песне. В этот вечер предстояло профессорам российской Академии художеств не только отнять у Алексея Егоровича титул «знаменитый», казалось навеки ему присвоенный, но и объявить старика непригодным к делу, которому он отдал жизнь. Глаза девочки горят от восторга и радости.
«К его меню я прибавлял всякий раз жареного цыпленка, который ни разу не оставался лишним», — шутил после Струговщиков. Ему, Брюллову Карлу, не позволяет. Прекрасная всадница возвращается с прогулки в преддверии приближающейся грозы. За невыполнение задания сына оставляли без еды. Сжатые пальцы руки отражают внутренние сомнения героя. У Карла перехватило горло, руки похолодели.
Молодая псковитянка протягивает уставшим бойцам ковш с водою. Но главным достижением живописца современники признали его поистине монументальное историческое полотно «Последний день Помпеи».
Жизнь души не менее отличает человека, чем красота его лица. Триумф и слава обрушились на мастера. На родину в 1835 художник возвращается уже как живой классик.
Его отец старательно развивал в детях умение рисовать и ценить прекрасное. Он, как и все его четверо братьев, учился в Академии художеств, где преподавал отец. «К его меню я прибавлял всякий раз жареного цыпленка, который ни разу не оставался лишним», – шутил после Струговщиков. Уверенный и спокойный, он возвратился в мастерскую, откинув голову и слегка прищурясь – со зрачками, сузившимися в крошечную точку, – взглянул на холст и сразу резануло по глазам, по сердцу: не задалось. Число пылких поклонников сильно поубавилось (почему-то долее других задержались подле него офицеры), оставался, правда, у Нестора добротный читатель в среднем сословии, здесь любили его исторические романы с продолжениями о дальних странах и дальних эпохах, переползавшие из одной книжки журнала в другую, но этот читатель сидел себе дома, за каменными стенами, шевелил губами под уютной лампой, покрытой зеленым абажуром, а Нестору толпа была нужна, нужно было пророчить и витийствовать, — но наступило время — слушать особенно-то и некому. Карл просил оправдать его перед ее величеством незнанием придворного этикета.
Карл сказал Липину, что решил начинать сначала и просил срочно доставить от торговца Довициелли новый холст в размер старого, — впрочем (он быстро прикинул в уме), на два аршина шире. В Риме Брюллов проводит больше 12 лет. Слегка наклоненная вперед поза писателя в какой-то степени временная. Он и впрямь две недели не выходил из сырой, давно не топленной мастерской. Монах на коне — вот ключ картины и поразительный эффект ее. В наиболее живописных местах, как Тиволи, Субьяки, они задерживались на несколько дней, чтобы сделать Этюды с натуры.
Нестор все более чувствовал, что слава его позади, что все более становится он (да и стал, пожалуй) рядовым читаемым литератором, что не нужны более ни черный плащ, ни шарф, ни цилиндр, ни трость, на него перестали показывать пальцем, его перестали узнавать в толпе имя «Кукольник» превращалось лишь в слово на обложке или на журнальной полосе, теряло приметы живой личности и покажись он, Кукольник, на Невском не в черном романтическом платье, а в мундире военного ведомства, по которому служит, никто не удивится, не обратит внимания. Ранним летним утром Карл Павлович Брюллов в просторной зеленой куртке важно шествовал по прошитому ветром коридору Академии художеств следом тащился тихий «сынишка» Липин, нагруженный разного рода живописными принадлежностями. Одновременно с Щедриным и Басиным у Брюллова появился интерес к свету, воздушной перспективе, к высветлению палитры. Веселая игра солнечных пятен вносила оживление и радость в жанровые сцены художника. И слава с каждым годом развеивалась, как дым.