Женщина с завязанными глазами и весами в руке стала общепринятой аллегорией правосудия. Говорим "правосудие", представляем образ Фемиды с весами, хитрость-лиса, коварство-змея и т. д. А вот литературе не всегда могу отличить метафору от аллегории. Аллегория правосудия: описание, биография художника, отзывы покупателей, другие работы автора.
Аллегория правосудия художника Тициана на натуральном холсте в высоком разрешении, оформленную в стильную багетную раму, по ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОЙ цене. Аллегория Правосудия была создана и фламандским живописцем, рисовальщиком и гравером Бартоломеусом Шпрангером, типичным представителем интернационального стиля маньеризма, который он активно разрабатывал и распространял в Европе. Аллегория правосудия известна: это женщина с завязанными глазами, держащая на вытянутой левой руке весы, а в правой меч. В искусстве — воплощение явления, а также умозрительной идеи в наглядном образе (например, фигура с голубем в руке — аллегория Мира женщина с повязкой на глазах и весами в руке — аллегория Правосудия).
Начиная с конца 1430-х годов, с легкой руки Пизанелло (Антонио ди Пуччо Пизанского) (11), такие аллегории становятся обычным украшением реверса портретных медалей, дополняя внешний облик портретируемого условным взглядом в его внутренний мир – взглядом двояко субъективным, отражающим догадку и измышление художника по поводу этого внутреннего мира. Одним из них является аллегория. Единственным условием перепечатки и ретрансляции является ссылка на первоисточник.
Мифологические герои в средневековых переделках античных произведений осмыслялись как аллегория библейских персонажей (Эвридика – аллегория Евы, Орфей – Христа во французской поэме «Морализованный Овидий», 14 век). Одним из наиболее научных и влиятельных справочников была «Иконология» Чезаре Рипы, опубликованная в 1593 году и написанная не только по-латыни, но также и по-итальянски. Вот таким образом в русском языке так много средств художественного выражения. Здесь не обошлось без привычного аллегоризма, но он был использован для придания изысканного облика самым разным смыслам, в том числе и ориентированным на иной, нежели вероучение, общий контекст (например, на рецепцию мотивов античной мифологии или на события сугубо местного значения). Может показаться, что сама суть аллегории – обобщающей, построенной на нарицательности – связана с «реализмом», с идеей первичности общих понятий по отношению к их частным проявлениям в мире. Хотя интересно, что в восточноитальянской традиции игрального Таро Справедливость иногда помещалась между «Ангелом» (ныне – «Страшный суд») и «Миром», символизируя как раз Правосудие. Так— у большинства трубадуров, у Вольфрама фон Эшенбаха, у Данте.
Отсюда выражение Соломоново решение. На основании фигурки обычно наносили священные символы и изречения, связанные с таинством возрождения.
Среди признаков презренных и оплакиваемых бренности и суеты одно из первых мест занимают музыкальные инструменты. Здесь актуализируется тема власти высшей судебной божественной инстанции над человеком: «Это божественный судия, которому дано сокращать, урезать, корректировать и устранять, приводя к равновесию безудержное изобилие жизни» (Таро А. Э. Добродетели в эпоху Возрождения, уже христианскую, были аллегоризированы наравне с небесными сферами (Луной, Солнцем и Звездами). У Мориса Этьена Фальконе абсолютно другая Зима. В Олимпии вблизи алтаря Геи с её оракулом и алтаря Зевса находился жертвенник Фемиды. При этом, однако, типичный гротеск ничуть не «спонтанен»: его прихотливые формы требуют тщательной артистической проработки и отражают аккуратное следование образцам (17).
Они символизируют основу права: юридические (правовые) конструкции, первоэлементами которых являются дозволение, запрет и позитивное обязывание. На выставке Виталия Комара первое, что бросается в глаза – образ медведя.
В разных видах и при разного рода занятиях. Каждая утверждала, что оставшийся в живых — ее сын. Еще св. В Египте изображения и фигурки скарабея встречались практически везде.
Прилагаемые этим живым существам качества и наружность заимствуются от поступков и следствий того, что соответствует заключённому в этих понятиях обособлению, например, обособление боя и войны обозначается посредством военных орудий, времён года — посредством соответствующих им цветов, плодов или же занятий, справедливость — посредством весов и повязки на глазах, смерть — посредством клепсидры и косы. Аллегория постоянно встречается в геральдике, распространена в декоративном творчестве. Сам Толкин, однако, отдал большую дань чистой сказке, гомилетической игре в мифотворчество, нежели более прямолинейному аллегоризму.
Особенно сильно это заметно в долгосрочных исследованиях судьбы не только человека, его семьи, но и рода. Немецкий искусствовед И. И. Винкельман установил понятие «аллегорической формы» в качестве условия, способствующего созданию идеального художественного произведения.
Бенъяна, 1678-84 годы) судебное разбирательство («Жалоба искусства» Конрада Вюрцбургского, середина 13 века) охота, состязание-турнир, осада замка и тому подобное. И Справедливость предстает как связь наличия или недостатка этой добродетели у реальных людей (мачеха неприязненно относилась к пасынку) их благих и неблаговидных поступков (она убила пасынка и дала съесть его мясо отцу, а ее дочь оплакала его и не стала есть) вследствие этого и в результате ужасных и сверхъестественных последствий (мачеха была убита мельничным жерновом, свалившимся с неба, а сводная сестра получила красивые башмачки). В том же прошлом веке она служила не только прагматической пропаганде (идеологической или партийной), но и религиозной проповеди, причем тут был в полной мере оценен внутренний драматизм аллегорических построений. Но сильнее всего она властвовала в поэзии и искусстве Средних веков с конца XIII века, в то время брожения, когда наивная жизнь фантазии и результаты схоластического мышления взаимно соприкасаются и, насколько возможно, стараются проникнуть друг в друга.
Герцог де Серракаприола описывает печать Петрарки с нагим человеком – это был условный портрет самого владельца печати – в сени лавра (имеется в виду имя возлюбленной – Лаура), в сопровождении стиха «In questo stato son Donna per voi» (8). Vanitas. Оруэлла, 1945 год). Льюиса.
Эта концепция была формально принята западной Церковью, закреплена в знаменитом четверостишии (Litera gesta docet, quid credas allegoria, moralis quid agas, quo tendas anagogia) (5), получила вполне аллегорическое прозвище «четверка» (quadriga) и спустя тысячу лет после изобретения все еще воспринималась и развивалась учеными умами – например, Николаем Лирским или Данте (6) – как свежая и актуальная. по: Толкин Дж. Р. Р. Одна из женщин согласилась: Пусть же не будет ни мне, ни тебе, рубите. В эпоху Возрождения и барокко аллегория сочетала античную и христианскую образность. Однажды к нему на суд привели двух женщин.
Однако в Таро повязка на глазах у Справедливости – абсолютно невозможная вещь. Правосудие, по мнению авторов, является частью Права. В Летнем саду установлена копия скульптуры. Слово "аллегория" произошло от греческого языка и дословно переводится как "иносказание". Скарабей также был символом ученика и его пути к мудрости. В этот период изобразительным иносказаниям посвящались специальные пособия («Иконология» Чезаре Рипа, 1593 год), они собирались и систематизировались в сборниках эмблем.
Они служат развлечению (подобно изображенным здесь же табаку и мыльному пузырю) и в то же время, будучи орудиями утонченного искусства, питают гордыню и тщетные умения (как и науки, представленные книгами и глобусом). Многие великолепные интеллектуалы отразили этот стереотип в своих трудах. «Справедливость» в колоде Уэйта относится скорее к божественному персонифицированному Правосудию. Авторы нового образа считают необходимым различать богиню Права Православу и других известных богинь: древнегреческих Фемиду (богиня правосудия) и Диос (богиня справедливости), древнеримскую богиню правосудия Юстицию и древнеегипетскую богиню Маат, а также понятия Права и Правосудия. Излюбленной разновидностью аллегории была персонификация изображавшая отвлечённые понятия в виде человекоподобных существ в качестве аллегории могли фигурировать также различные растения, животные, драгоценные камни, сооружения («грот любви» в романе «Тристан» Готфрида Страсбургского, начало 13 века) и тому подобное.
Изображения этой эмблемы, дошедшие до нас, преимущественно выдержаны в готическом стиле. Общеизвестно пристрастие алхимиков к аллегориям сама идея алхимии, прозревающей духовные трансмутации в вещественных и наоборот, наделена явными аллегорическими чертами. И в холодных сугробах видишь край её белой накидки, спасающей от стужи. Аллегорическому толкованию, помимо Библии, подвергались античные тексты, особенно «Энеида» Вергилия (комментарии Бернарда Сильвестра, 12 век, трактуют первые 6 песен поэмы как описание исхода души из тела и её возвращения к Богу). Литература средних веков, Возрождения и барокко широко использовала аллегорию для выражения как куртуазнолюбовных представлений (рыцарские романы, французский «Роман о Розе», 13 век), так и морально-религиозных, мистических истин.
Но здесь символ всё-таки получает аллегорическое измерение (в современном смысле слова), вовлекается в некий ход событий благодаря принадлежности к обширному – и в идеале неизменному – контексту священных явлений. Уэйта, с. 74). Что такое аллегория можно понять на конкретных примерах. Впрочем, время от времени кассианова аллегория выступает едва ли не в виде голого символа. Медведь, управляющий бульдозером (явный отсыл к исторической «бульдозерной выставке») с Лениным на крыше кабины водителя, стоящим в той же позе, в какой и на броневике у Финляндского вокзала в Питере.
Полтора века тому назад под пером Якоба Буркхардта склонность Средневековья к аллегориям предстала одновременно парадигмой и рискованной слабостью (1). Ведь мы из Библии узнали, что Иуда предал Христа и навеки стал образом коварства и измены из сказок почерпнули сведения о том, что лиса – это хитрость, заяц – трусость и так далее. Напротив, она чужда грекам при чудной идеальности их богов, понимаемых и воображаемых в виде живых личностей. Что здесь означала нагота, в которой повинна Лаура.
Да и во всем мире. У него это сама Фемида, сидящая между колонной Милосердия и колонной Суровости, – карта отчасти повторяет интерьер в «Жрице». Если использовать в стихах только четкие определения, вряд ли они чем-то зацепят читателя. Властелин колец. Европейская аллегория есть прежде всего явление христианской культуры, она в конечном счете восходит к тому исходному христианскому импульсу благовествования, который не допускает эзотерики и по сути ей противоположен.
Это когда нечто абстрактное и отвлеченное передается в виде конкретного образа, художественного или литературного. Причем, управление условно делится на два основных типа – стратегическое и оперативное (оперативно-тактическое). С. 204 : «Аллегория — это символ, спроецированный на поверхность воображения, намеренное выражение — и тем самым исчерпание — символа, перенесение страстного вопля в структуру грамматически правильного предложения» «Итак, аллегория уже сама по себе носит характер школьной нормализации и одновременно поглощения исчезновения мысли в образе То, каким образом она вошла в средневековое мышление – как литературное ответвление поздней античности — увеличило ее школярский и сенильный характер. Это никоим образом не значит, что аллегории не использовались в репрезентации эзотерики. Однако в свое время Мазерс, руководитель магического ордена Золотой Зари, предложил поменять местами Силу и Справедливость, вот таким образом в колоде Уэйта и ее потомках «Справедливость» имеет XI номер. Царь славился мудростью и рассудительностью.
Знаменитая медаль Пизанелло, посвященная Чечилии Гонзага, несет на реверсе абсолютно прямолинейную аллегорию, воспевающую стойкость Чечилии в намерении избежать брака по расчету и добиться права уйти в монастырь. Раннехристианское искусство использовало аллегорию как тайный шифр, воссоздававший для посвящённых основные религиозные понятия (например, сцены купания и плавания знаменовали таинство Крещения, пастушеские мотивы – религиозную общину). dike — удел, справедливость, наказание). Затем один ребенок умер. «Сказочное Таро» Карен Махони и Алекса Уколова построено по системе Уэйта, однако благодаря ориентации каждой карты на свою отдельную сказку получилась уникальная колода, предполагающая достаточно причудливую систему с ней работы. 1650-е или 1660-е гг.
Труд Рипы определил характер религиозной и светской аллегории в XVII—XVIII веках. В художественной практике академизма аллегория стала основой исторической картины.
Мы едва ли оценим значение аллегории для ренессанса, если не сопоставим ее с другим детищем этой эпохи, также вдохновленным античными образцами – с гротеском. Функцию же Правосудия, причем более жесткую, в Старших арканах Таро исполняет аркан XX – «Страшный суд». В литературе 18-20 веков аллегория, вытесняемая различными видами символа, встречалась всё реже (элементы аллегории во 2-й части «Фауста» И. В. Гёте, 1831 год в романе «Скотный двор» Дж.
Она детально описывает (часто с иллюстрациями) атрибуты, принадлежащие каждой персонификации— не только добродетелей и пороков, но также четырех элементов, времен года, частей света, свободных искусств и так далее. По Кроче, аллегория лучше всего прочитывается на артистически убогом материале и вполне «безвредна» (non designa il brutto) лишь тогда, когда служит внешним придатком произведения (3). (Немножко из смежной области. Но аллегорическим обобщениям искусство придавало уникальные образы, неся не менее мощный заряд «номинализма».
Так написаны «космическая трилогия» и нарнийский цикл К. С. И только расколовшаяся чаша у её ног (замерзшей воде стало в ней тесно) и сосульки вокруг подножия, на котором начертаны зимние знаки Зодиака, напоминают, что перед нами Зима. Собственно, аллегория, какой мы ее знаем, является детищем поздней готики и ренессанса. То, что имеется в виду не голубь, а голубка, явствует из устойчивого прозвания этой эмблемы – то есть, по сути из еще одного текста. Заметнее её господство в Риме.
– это начало смирения, которое происходит от реального видения вещей. Напротив, эзотерика с наибольшей готовностью раскрывала себя и в этом смысле «преодолевалась» именно через аллегории. Связь между изображением и его аллегорическим смыслом нередко предполагала знание литературной основы произведения («Любовь Земная и Любовь Небесная» Тициана, около 1515-16 годов). Прочитал интересную заметку о том, что в рамках проекта «Символ Права» в Екатеринбурге был разработан образ богини Права – Православа. Зодиакальный знак Девы находится между созвездиями Весов и Льва. Всем стало ясно, что именно она настоящая мать.
Другая аллегория, сочиненная Петраркой для более широкого круга зрителей, а именно в качестве персональной эмблемы Джан Галеаццо Висконти Миланского – это голубка в сиянии, несущая ленту с девизом «A bon droict» (9). изображаются и представляются как живые существа. Почти все, кому мне довелось задать этот вопрос, не могли согласиться с хозяином виноградника и даже были возмущены его «несправедливостью». Голубка в лучах, подобно прочим официальным символам Висконти, пережила первого владельца и была унаследована его преемниками (и преемницами – для Бьянки Марии, наследницы герцогства, эмблема с нежной голубкой стала особенно уместна).
Он интонационно подразумевает, что за некой дверью, открытой не для всех, есть некое обширное, качественно иное пространство (а не не банальный чулан или обычная комната, как оно обычно оказывается на поверку). Это уже «медведев», которому не только море по колено, но и – раззудись плечо. Иногда в одной руке Справедливости показывают весы, а в другой меч или фасцию — ликторскую связку (символ древнеримского правосудия). Скульптор изваял из белого мрамора прекрасную девушку.
Здесь мы видим связь реальной добродетели с безличным правосудием фатума. Эта карта обозначает Справедливость как человеческую добродетель, моральное качество, а вовсе не подразумевает некий внешний акт оценки действий и вынужденной расплаты (или вознаграждения), каким представляется Правосудие. СПб, 1994). Оглянулся назад – одни спицы лежат. ». Весами она отмеривает заслуги, деяния и проступки человека, а мечом способна покарать. Средневековая аллегорическая традиция была продолжена представителями искусства барокко и классицизма.
Ренессансное вольнодумство и реформация придали аллегориям особое значение. Толкин: «Конечно, аллегория и повествование (story) имеют между собой много общего и где-то там, в царстве истины, встречаются вот таким образом единственной по-настоящему последовательной аллегорией является реальная жизнь. Композиция на перстне была недолговечной. Фигуру Справедливости изображали в образе античных богинь Афины, Немесиды с весами в руках и с завязанными глазами (символ справедливого суда), Фортуны с колесом Фортуны. Она не дрожит от холода, не кутается в тёплую шубку.
Иногда скарабей имел человеческое лицо или голову. (2) Хёйзинга Й. Осень Средневековья. Они жили в одном доме и родили сыновей почти одновременно. Заметнее её господство в Риме. К этой карте в колоде привязана немецкая сказка «Можжевеловое дерево» (записанная братьями Гримм). Стоит заметить, что в высокой словесности судьба аллегории была куда более сложной. Это – характерная черта ренессансной аллегории в ее наиболее «чистом» виде. Иногда встречаются изображения скарабеев с расправленными крыльями.
Здесь уже «медведев» совсем сюрреалистический, как отмеченный Иосифом Бродским медведь-молотобоец в платоновском «Котловане». На ней изображена сидящая или стоящая женщина с весами в левой руке и мечом – в правой. В изобразительном искусстве аллегория отделилась от религиозно-мифологических образов в античной культуре, где возникли фигурные композиции изображающие уже не столько самих богов, сколько олицетворённые в их облике натурфилософские и этические представления (так, Кронос-Сатурн воплощает Время Фортуна – Судьбу Афродита-Венера – Любовь Гея-Теллус, Посейдон-Нептун и Гефест-Вулкан – природные первостихии Земли, Воды и Огня). Христианские экзегеты включили аллегорическую интерпретацию в систему многосмысленного толкования Священного Писания: аллегорический смысл – один из четырёх возможных смыслов текста (наряду с буквальным, моральным и анагогическим). В средневековой иконографии аллегорические изображения (грехов и добродетелей, месяцев и др. ) дидактически дополняли основной образ.
Сам по себе термин «эзотерика» является в известной мере фикцией. В начале минувшего столетия Йохан Хёйзинга, вдохновляясь Буркхардтом и споря с ним, в поисках живых образов средневекового наследия обращался, минуя аллегорические построения, к символам, а аллегорическую традицию именовал, хоть и с оговорками, школярски упрощенной и дряхлой (2), – тогда как у Бенедетто Кроче аллегорические приемы определялись как огрехи умничанья, как попытки искусства собезъянничать (scimiottare) приемы науки – так что в итоге получается «ни рыба, ни мясо». Королевский музей изящных искусств, Антверпен.
Она издавалась множество раз и была широко переведена на другие языки. Полагают, что это – архангел Михаил (глава ангелов, стоящий на страже божественного закона). Образ старика тоже не случаен. С аллегорией непосредственно связана эстетическая концепция ученого «прекрасное искусство», основанная по его словам не на рациональных «правилах», а на созерцании – «чувствах, наученных умом». Собственно, нынешняя российская идея «русского мира», которой в подметки не годится какой-нибудь геополитический «потемкинский проект» времен Екатерины или создание соцлагеря после Второй мировой и есть вселенский замысел, сиквел коммунистической идеи покорения мира, только с национально-патриотической доминантой. Эту же тенденцию десятилетием позже комментировал Дж. Р. Р.
Потому «Справедливость» старых колод обычно интерпретируют как человеческую добродетель, а не божественную – то есть достаточно приближенную к античному представлению о справедливости как об этическом правиле социальных взаимоотношений. Прямой смысл выражения при этом не теряется, но может приобретать переносное значение. 435) определил «аллегорическое» (т. е. А белая борода, знак опыта и мудрости, почему-то так напоминает новогоднего старика — Деда Мороза или Санту. Изящное эссе Карло Гинзбурга по материалам сборников XVI-XVII веков показывает, как на примере переосмысления мотивов, переходящих из одной композиции в другую, можно проследить настроения и споры, повороты и потрясения культурной истории того времени (15). Следующим решающим шагом становится превращение аллегорий в предмет всеохватной моды.
Меч, опущенный остриём вниз, символизирует победу воина над противником. В Марсельском Таро эта карта имеет VIII номер. Иконографически карта «Справедливость» почти неизменна. В XVI веке в свет выходят фундаментальные труды, посвященные этой теме и ложащиеся в основу особых жанров – Паоло Джовио, епископ Ночерский, резюмировал в своем трактате правила создания простейших аллегорических форм (12), а Андреа Альчиато, вдохновленный иероглифами египтян (13), опубликовал сборник наставительных и иносказательных изображений с поясняющими текстами (14), за которым последовало множество переизданий, переделок и подражаний. «Ну ты и Плюшкин. » – говорим мы скряге, который занимается сбором всевозможных ненужных вещей просто ради накопительства.
Внизу: Ф. Гисбрехтс. «Feuerdank», греческая поэма XVI века, в которой описывается жизнь императора Максимилиана, может служить примером аллегорическо-эпической поэзии. Из добрых, отзывчивых медведей, приютивших девочку Машу из славного семейства медведей в лесу на полотне одного из русских передвижников из милого олимпийского Мишки-80, Потап Потапыч преобразовался в растиражированное, карикатурное клише и пугающий символ: разъяренный медведь с красной звездой на животе, с серпом и молотом в лапах – с картины тех же Комара и Меламида «Медведь» 1982 года. Поэзия, живопись, скульптура – это не просто набор слов и информации. Но очевидна и разница.
В хорошей vanitas есть место и злорадству и жалости. – вся Вселенная. При этом готовность тайного знания к аллегорическому самообозначению с головой выдает открытость этого знания профанской герменевтике.
Романтики осуждали абстрактность и повествовательность аллегории, предпочитая сложную игру символов поэтика аллегории была воспринята и развита течениями рубежа 19-20 веков (символизм, метафизическая живопись, сюрреализм). Обратим внимание, с одной стороны, на персонификацию, даже антропоморфизацию высшего судьи, достаточно характерную для «бытового христианства», с другой стороны – вынесение его за пределы «жизненного пространства» и, наконец, на преимущественно «карательную» фиксацию его функций. При этом мы снова видим и игру смыслов (включая очевидную аллюзию к образу Святого Духа – ведь права даны от Бога но аллюзия ослаблена женским полом голубки – последняя всё-таки намекала на Изабеллу Французскую, супругу Джан Галеаццо и на приобретенные с этим браком преимущества) и важную роль текста – на этот раз выбор языка играет роль не меньшую, чем облик.
Или: «Вот осел», – о человеке глупом и упрямом. Страну, которая, по выражению Медведева (Дмитрия Анатольевича, в 2008-м – президента России), «принуждает к миру» страну-соседа. Однако не следует думать, что в средневековых аллегориях и персонификациях отсутствовали неподдельность и жизненность». Примечательно, что у данной статуи отсутствуют два атрибута правосудия — весы и повязка на глазах (символ беспристрастия).
«Когда же дело касается справедливости и прочих гражданских добродетелей, тут даже если человек известный своей несправедливостью, вдруг станет сам о себе говорить всенародно правду, то такую правдивость, которую в другом случае признавали рассудительностью, все сочтут безумием: ведь считается, что каждый, каков бы он ни был на самом деле, должен провозглашать себя справедливым, а кто не прикидывается справедливым, тот не в своем уме. Многие аллегории такого рода воплощались в весьма посредственных артистических формах но важнее был подразумеваемый (и, к слову, тоже не всегда очевидный для нас) артистизм мысли, дарившей миру то или иное иносказание. Помимо этого, Льюис как филолог-медиевист был тонким теоретиком аллегорической традиции похоже именно ему принадлежит наблюдение о том, что аллегория воплощает инвертированный анализ явления и является метафорой, данной в особой перспективе, как бы в динамике (19). Иоанн Кассиан (ум.
Приметой тех же иррационалистических поветрий стало некоторое стилистическое понижение дидактической аллегории – ее прибежищем стали прежде всего карикатура и приближенные к ней формы пропагандистского и рекламного искусства (18). Так— у большинства трубадуров, у Вольфрама фон Эшенбаха, у Данте. Сложились устойчивые сюжетно-тематические схемы, характерные для аллегорического повествования: воображаемое странствие-поиск (многочисленные средневековые видения любовный роман «Гипнеротомахия Полифила» Ф. Колонны, 1499 год «Путь паломника» Дж.
Тогда одна из женщин подменила мертвого ребенка, взяв себе живого. Вторая умоляла отдать ребенка другой, лишь бы он остался жив. И хотя тема «высшего правосудия» проявляется здесь достаточно отчетливо, благодаря фольклорному источнику она оказывается в очень сильной степени продуктом коллективного бессознательного. Скульптура «Аллегория правосудия» (аллегория – условное изображение абстрактных идей или понятий при помощи конкретного художественного образа изображается как живые существа) представлена в виде молодой женщины, держащей правой рукой меч — символ возмездия. «Feuerdank», греческая поэма XVI века, в которой описывается жизнь императора Максимилиана, может служить примером аллегорическо-эпической поэзии. Соломон приказал принести меч и рассечь живого ребенка надвое, чтобы отдать по половинке каждой женщине. В древнегреческой мифологии Правосудию соответствует богиня Фемида, в римской — Юстиция (Ivstitia).
В символике Таро она символизировала бы духовную слепоту и беспомощность. Т. 1. В своей основе аллегория представляет собой инвертированный анализ изображаемого явления. Возможно, частью смысла была сама игра смыслами.
Так— у большинства трубадуров, у Вольфрама фон Эшенбах, у Данте. М., 1988. Медведь с маленькой птичкой – оба балансируют на чашах весов. Заметнее её господство в Риме.
Этот метод, распространённый в эпоху поздней античности и Средневековья, был впервые использован стоиками при толковании поэм Гомера (с целью обнаружить в его поэтических образах философские истины) и затем перенесён Филоном Александрийским (1 век) на толкование Ветхого Завета. «Feuerdank», греческая поэма XVI века, в которой описывается жизнь императора Максимилиана, может служить примером аллегорическо-эпической поэзии.