А прогнать меня ты уже не сумеешь. Он уперся подбородком в грудь, он не глядел на луну, он не интересовался землею под собою, он думал о чем-то своем, летя рядом с Воландом. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Оставьте их вдвоем, – говорил Воланд, склоняясь со своего седла к седлу мастера и указывая вслед ушедшему прокуратору, – не будем им мешать. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Она мучает не только его, но его верного сторожа, собаку.
Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Единственно, чего боялся храбрый пес, это грозы. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. Нельзя было разобрать, плачет ли он или смеется и что он кричит.
Ни скал, ни площадки, ни лунной дороги, ни Ершалаима не стало вокруг. Он начинался тут же, непосредственно после полуночной луны. Если верно, что трусость – самый тяжкий порок, то, пожалуй, собака в нем не виновата.
Но, увы, на эту дорогу ему выйти почему-то не удается и к нему никто не приходит. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Нельзя не поверить в то, что вы старались выдумать для мастера наилучшее будущее, но, право, то, что я предлагаю вам и то, о чем просил Иешуа за вас же, за вас – еще лучше. Осталась только площадка с каменным креслом.
Тогда, что же поделаешь, приходится разговаривать ему с самим собою. Неужели ж вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером.
– Маргарита Николаевна. – одним криком ответили Воланду Маргарита и мастер. Он пересек его.
Вот твой дом, вот твой вечный дом. – Тут потухло сломанное солнце в стекле. По этой дороге, мастер, по этой. Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Туда, туда. Прощайте. – Зачем.
Беречь твой сон буду я. Горы превратили голос мастера в гром и этот же гром их разрушил. Нельзя было разобрать, плачет ли он или смеется и что он кричит. Мне пора.
Ручей остался позади верных любовников и они шли по песчаной дороге. Горы превратили голос мастера в гром и этот же гром их разрушил. Мастер и Маргарита увидели обещанный рассвет.
Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. – И там тоже, – Воланд указал в тыл, – что делать вам в подвальчике. – Тут Воланд повернулся к Маргарите. – Прощайте.
Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Вот твой дом, вот твой вечный дом. На месте того, кто в драной цирковой одежде покинул Воробьевы горы под именем Коровьева-Фагота, теперь скакал, тихо звеня золотою цепью повода, темно-фиолетовый рыцарь с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Проклятые скалистые стены упали.
Осталась только площадка с каменным креслом. Ну что ж, тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит. Проклятые скалистые стены упали. Пропали и черные кони. Так вот, мне хотелось показать вам вашего героя.