Хлопобуды

До боли напомнило что-то написанное ещё в совковской фантастике — Общество хлопот о будущем — хлопобуды. – От хлопобудов вы бежали к лошадям. – Да, – кивнул Ростовцев, – как только возникла очередь хлопобудов и зажила своей жизнью, у меня стал пропадать к ней интерес.

- Все равно он никуда не денется от хлопобудов. Кстати, они привыкли и к слову хлопобуды, а поначалу не принимали его. –хлопобуды, – поправила Клавдия. – Научно-инициативная группа хлопот о будущем. Хлопобуды начинали думать: А что.

Думать надо было перед тем, как вы затеяли хлопобудию. Но ты измучаешь себя откровением хлопобудов. Хлопобуды. Альтист Данилов больше к хлопобудам не ходил и не знал, что они советовали его бывшей жене. «хлопобуды» – это Ростовцев придумал.

И уж каждый раз на контрольных в лицее с молящими глазами списывали у него гороскопы. У него крадут альт Альбани Данилов подаёт заявление в милицию, ему удаётся ещё лучше начать играть на обыкновенном инструменте. Молча смотрела теперь Химеко на лопатку оленя, в извилинах возникших на ней трещин читала судьбу Данилова – и вдруг пошатнулась, швырнула кость на камни, в ужасе взглянула на Данилова, вскричала «Дзисай. » – и исчезла.

И опять от Данилова ждали действий и опять на него кричали. Рыдания стали сопровождать ее. «Ну и пусть. И он получил их, но не тотчас же, как полагалось бы, а минуты через две. Ваш Володя», – писал он Брикам. Не хотел он, ох как не хотел нарушать свой принцип и демоническим образом возвращать альт, знал, что потом долго будет корить себя за слабость и теперь чуть ли не кричал на себя, малодушного, чуть ли не топал на себя ногами, но услужливое соображение: «на мелочь нарушишь, только на четыре рубля и нарушишь-то. » – все же осилило.

Шипение стихло, пар исчез, оставив камни пещеры влажными. Схватил инструмент и выбежал в большую артистическую.

• Книга Альтист Данилов – Владимир Орлов – отзывы
• Орлов Владимир – Альтист Данилов
• Владимир Орлов – Альтист Данилов
• В Москве умер писатель Владимир Орлов
• Хлопобуды возможные опечатки термина в онлайн словаре
• Возможные опечатки в слове Хлопобуды
• Премия 46 миллионов в нищей и воюющей стране

Он жаждал ее видеть. Кое-чему научился, но в животе кололо все сильнее и к горлу что-то подступало. Оставил он записку «Прошу никого не винить» на обрывке газеты. Одна радость – съест порции три мясного и тут же за столом засыпает.

Спорить с Быковым о качестве интеллектуальной жизни в СССР (где никто слыхом не слыхивал ни о транзакционном анализе Эрика Берна, ни о Томасе Куне с его «Структурой научных революций», а властителем интеллектуальных дум, наряду с Лотманом и Леви-Строссом, были – о господи. Данилов был музыкант, а музыка и есть сама душевность. Потому его и не стало. Как-то, выходя после очередной стычки на поэтическом вечере, Маяковский с досадой воскликнул: «А ведь когда-нибудь мне на этом самом месте поставят памятник. » Что ж, почти угадал.

А потом произнес: «Все, больше вы и не хотели» – и укатил куда-то на трамвае. Наконец Валентин Сергеевич подошел к нему, предложил сыграть в шахматы. Тут как бы не опоздать и не дать угощениям остынуть.

1. Донецкий куркуль как лекарство от Ахметова
2. Читать Орлов Владимир Альтист данилов

Но Валентин Сергеевич, видно, был натурой терпеливой и волевой, а может и не сам он управлял своими поступками. Неспроста, решили, появился Валентин Сергеевич в их мирном собрании. Призадумались на Аргуновской умные головы. Но Валентину-то Сергеевичу, а главное, тем, кто за ним и над ним стоял, это только и надо было. (Кстати именно на этой сцене впервые выступил Игорь Ильинский. ) Театр, несмотря на свою камерность, привлек немало эстетов и приверженцев «романтической школы». Новый Маргарит советует ему присмотреться к «хлопобудам».

Все было прекрасно. И меня понесло. Эти мифы неизменно преследовались (дорогой Быков, какая терпимость к инакомыслию – ты о чем. ), но их было столько, что уничтожить их было можно, только уничтожив население страны. Кое-что звучало и подпрыгивало.

Да и руководители стажировок Даниловым оставались недовольны. И сегодня он сказал себе: «Непременно в следующий раз», однако тут же вспомнил, что следующего раза может и не быть. Муравлев в ужасе спасал припасенную на завтра бутылку «Экстры», сын его Миша дрожал, прижав к груди казенные лыжи, а жена Тамара мужественно швыряла в чемоданы семейные вещи и припасы.

И денег и женщин и развлечений и комфорта. Как он любил его заранее. В перерыве Данилов стал отыскивать гобоиста Стрекалова, однако тут же вспомнил, что играл со Стрекаловым в другом оркестре. Кто же он есть-то. » И он полетел дальше. Все он узнавал, все он помнил.

И слово «интеллигент» для нас на самом деле означало «ищущий правду» и сколько копий ломалось вокруг того, мог ли быть шофер интеллигентным, а профессор – неинтеллигентным Ну понятно, что могли, еще как могли Свежий номер «Литературки» по средам «Новый мир» Это пир был какой-то, праздник. «Альтист Данилов» – культовый роман в творчестве Владимира Орлова. Это было опасно.

Страсть и жажда к тому, что ты принял за свою земную суть. Над чаем и кофе в доме Муравлевых обряд совершает сам Данилов. Тогда он подумал: «Сейчас бы стакан водки – и все. » Мысль эту Данилов понял.

Владимир Алексеевич Данилов— демон (по отцовской линии) на договоре, сын жительницы города Данилова Ярославской области. Вот отправится, бывало, в Японию к своей знакомой Химеко на остров Хонсю, а сам вдруг услышит звон каких-то особенных колокольцев, обернется поневоле на звон и сейчас же пронесется в Тирольских горах над овечьим стадом, дотрагиваясь на лету пальцами до колокольцев. А потом пристроили его в лицей Канцелярии от Познаний. От службы погоды он тут же получил акварельное имя «Памела».

Оттого он по дороге все и не рассматривал, а о чем хотел, о том и узнавал. Он уверил себя в том, что пока опасность со стороны Валентина Сергеевича Наташе не грозит.

И тут Данилов ощутил некий сигнал. Как лев у Запашного на тумбу. Кафе пока очень милое и веселое учреждение.

Один Георгий Николаевич проглатывал все шумно и со слюной. Договор с ним подписали, оставив в ведении Канцелярии от Того Света. И вдруг – раз.

Клавдия Петровна вообще не умела говорить страшно и зловеще. Причастный к «грабежу награбленного» большевик свидетельствовал: «На сплошных стеллажах лежали золотые и серебряные вещи, сервизы, меха. » Сюда же свозили со всей страны имущество, конфискованное у церкви. Прав был Есенин: лицом к лицу лица не увидать. Но приходит время чая и кофе – и все печали тут же рассеиваются. Данилов сказал мысленно: «Ну, Валентин Сергеевич, держитесь. » Настроение у него улучшилось, был он самонадеян, смел, полагал, что Валентин Сергеевич теперь где-то далеко и внизу.

Операция прошла удачно, но жизнь отца все еще оставалась в опасности. Однако индикатор ему тут же прислали. Данилов увидел свое заветное место и стал снижаться. Продержался он до 1919 года, потом были попытки возрождения, но уже без Комиссаржевского.

У кого-то – об отделении от СССР. Це. Тут и началось.

А далеко не все лицеисты получали дипломы с отличием. Хорошей. Важнейшей смысловой характеристикой образа будущего является «горизонт его проектирования».

Потом вышли замоскворецкие шоколадницы и со сцены показывали зрителям новые конфеты «Волки и овцы», посвященные юбилею Островского. Его инструментом был альт причём в какой-то момент ему удалось достать инструмент, сделанный Альбани. Сегодня Данилов летел строго по курсу, не спешил, но и не снижался. Может и цепочка-то к пенсне досталась Валентину Сергеевичу от тех алхимий. Теперь, зная главное, Данилов задним числом даже отругал себя: разве можно было ему в ожидании времени «Ч» нарушать правила договора.

Стараниям барбамила явно препятствовало нечто постороннее. Каждый чай по науке Данилова должен иметь свою степень цвета – и русский и зеленый, а уж о кофе не приходится и говорить и Данилов доктором Фаустом из сине-черной оперы Гуно (играл ее в среду, Фауста пел Блинников и в перерыве после второго акта проспорил Данилову в хоккейном пари бутылку коньяка) стоит на кухне над газовой плитой. Ты-то, Данилов, знаешь, в чем моя земная суть А я трусил, трусил, боялся рисковать, боялся нести ношу не по плечу, боялся, что от этой ноши мне не станет лучше, боялся жертвовать собой и потому предавал Все Я не верующий человек, но слова Иоанна Богослова меня поразили: Любовь изгоняет страх Боящийся не совершен в любви Ты понял. Должность выпала незначительная, но и она для Данилова была хороша. Как лев у Запашного на тумбу. Не иначе как на тех машинах прикатили сюда люди из очереди. Люди ключевых на сегодняшний день профессий. Данилов страдал, но флигель восстановить уже не мог.

А вдруг чего и похуже. Решил зайти. «Скотина. Если снова его дразнили или испытывали в приближении времени «Ч», то Данилову следовало проявить теперь выдержку и терпение. Впрочем, служащих живодерни Бастер, наверное бы, удивил – он был ростом с теленка. Он думал о том, что и ему самому очень скоро может наступить конец.

Дело в том, что и серьезные личности подозревали в Данилове человека. «Дорогой, дорогой Лилик. Она заговорила шелестящим, таинственным шепотом. Данилов, закрыв глаза, перевел на браслете пластинку со знаком «Н» вперед, поймал в воздухе две мятые бумажки. Ему уже сообщено о времени «Ч», оно ему еще не названо, но где-то определено с точностью до микросекунд и может быть объявлено ему в любое мгновение. В лифте Данилов посмотрел, что это за листки. Ученые умы, сидевшие за столом, тоже склонялись к тому, что машина сочинила первые опусы. Беспечны и азартны, как игры.

Рядом, в помещении бывшей прачечной, осенью 1917-го открылось Кафе поэтов. А именно – из окающих людей верхневолжского города Данилова. Он и так мог улететь куда хотел. Велика ли зарплата оркестранта, хоть и из хорошего театра. А Данилов и забыл, каким маслом смазывать его в условиях Земли – касторовым или репейным. Тут бы мне и о них и об идее забыть, но взыграла моя дурацкая натура. Место было тихое, в горах, у моря, а здешние жители его отчего-то не любили.

Ваш вот «Огонек» в перестройку Ну, Дима, вы сами разве не чувствуете, что при Брежневе этот поиск правды был как жизнь, его было так много, что било через край, эмигрировали из-за правды. И порядок-то остался старый, но из недр его нечто изверглось. Прежде он обманывал себя или размывал трезвые мысли о будущем сладкой беспечностью надежд.

Высшей и низшей. Потому и действие «Альтиста Данилова» разворачивается в этом районе, хотя Володя вообще прекрасно знал Москву. Наташа молчала. Только перекликались зимние птицы.

(«Собака» первых времен по веселью. ) Народу битком. К нему тут же подошел незнакомец, сказал: «Извините, не могу пить один» – и налил стакан. У кого-то, как у режиссера Говорухина, – миф о прекрасной дореволюционной России.

Стало тихо. Все равно он придет извинится и сядет за стол. «Мария Алексеевна. Шутки передавали в Канцелярию от Наслаждений. Этот бедный Дзисай, как, впрочем и Дзисаи по иным поводам, не должен был уже ходить в баню и парикмахерскую, отобрали у него и электрическую бритву «Филлипс», было ему категорически запрещено ловить на себе насекомых, не ел ничего он мясного, даже и из консервных банок, а на женщин глядеть он и вовсе не имел права. И помели новые метлы по всем сусекам, по всем канцеляриям, по всем Девяти Слоям (так Данилов называл теперь тот мир).

Но до выхода в 1980 году «Альтиста» Орлову пришлось пережить несколько очень тяжелых лет: его романы и рассказы набирались, готовились к печати, а потом набор неожиданно рассыпали. Жизнь его круто изменилась. Абсолютно в другие времена возвращает нас «Киномир», в 1996 году позиционировавшийся как самый крутой кинотеатр Москвы. Отца Данилов не знал.

Рано или поздно, но все мы оказываемся наедине с жизненной сутью – и что мы тогда. И не видно этому трепетанию конца И хорошо, что не видно. Ведь самого Орлова читали все. – думал Данилов. – Отчего я так смущен и взволнован. Надо сказать, что и за стенами, облицованными уральским мрамором, хранились несметные сокровища. Лететь он имел право со скоростью мысли. Там ему положили раздувать газовые бури.

Переулок, торжественно начинающийся ровно напротив Английского клуба со всеми его львами (он же Музей Революции), надо признаться, впечатление производит крайне разнородное, хаотичное и вовсе не торжественное. Какие-то обрывки мыслей и фраз до него доносились, но его не задевали. Давно не был у домовых. Он и так был счастлив. Це.

Вообще, места эти на всевозможные редакции и издательства богатые – уже на указателе в метро написано: «К «Известиям». И вобла-то была с икрой. Тихо стало на Аргуновской. И все возникло и все выстроилось.

В 1935 году здание надстраивалось, перестраивалось и было отдано Наркомлеспрому. Данилов предполагает, что голос принадлежит Синему Быку. Они и узнавать друг о друге ни словечка не имели права.

Тот уж человек с покупкой сел, наверное, в троллейбус или трамвай. Потом он сидел три часа внизу и ждал. Тут все по высшему классу. Данилов налюбоваться не мог аппаратом.

Чья это музыка, Данилов отгадать не смог, слышал он ее впервые, кто-то сказал рядом: «Это Мишина композиция». Данилов произвел посадку и пошел к своей пещере. Налево убегала знакомая Данилову проходная тропинка в Колпачный переулок, к палатам гетмана Мазепы. Однако пошел. А вдруг интрига какая. » Но нет, эту гадкую мысль Данилов тут же отбросил. Они поют и все. –Сам посуди, Володенька, ты человек неустойчивый и легкий, ты можешь увлечь неопытную доверчивую девушку с пылким воображением и без приличного туалета, но составить счастье женщины с богатой и требовательной натурой ты не способен Ты вот даже пятнадцать рублей Хотя я не жалею о прошлом и за квартиру я тебе благодарна Но профессор Войнов сильная и деловая натура.

И тут Данилов опять увидел Наташу.

Быть демоном и человеком одновременно Данилов не имел права. Однако, когда решение уже практически принято, демон Малибан (в дальнейшем берущий Данилова под своё покровительство) напоминает Начальнику Канцелярии, что следует испросить утверждение и когда начальник его испросил у разверзшейся бездны, раздался голос: «Повременить». Но однажды зашел и сразу почувствовал, что между ним и Валентином Сергеевичем возникла некая связь.

Деньги делим в двенадцать часов ночи. Где он, знаменитый дом Сытина, ставший с 1979 года частью Настасьинского переулка. Полосу эту Данилов устроил в пору ложного увлечения алюминиевыми крыльями. Словно озноб какой нервный со всеми сделался. Пусть. Особенно много проблем у него возникло с романом «Происшествие в Никольском» – о сонном поселке, в котором произошло групповое изнасилование: книга многим нравилась, да только увидеть свет не могла.

Вот и всё. Видение, думал, она или – земная. Эти люди с трудом подбирают слова, силясь дать наиболее точное определение охватывающей их тоски и, смущаясь, спрашивают меня, не чувствую ли я сам, что жизнь в Советском Союзе была более честной и чистой в (мучительный подбор) душевном плане. И за то и за другое жилье он посчитал нужным платить.

Данилов выпил барбамил, но барбамил не помог. Не мог же он не догадываться о Полине Терентьевне. Он ощущал себя его повелителем. В какой-то момент Данилов принимает у себя в гостях старого лицейского демона, приятеля Кармадона (которого отец назвал по имени посёлка на Кавказе)— аса, едва закончившего спецзадание, во время которого он абсолютно не спал.

Что-что, а уж терпение всегда было для него делом мучительным. – уже целый вечер. А там будь что будет, решил Данилов, а там что-нибудь придумаю, как-нибудь выкручусь и уж не поставлю Наташу под удар.

Пересматривали бумаги и личные дела, наткнулись и на зелененькую папку Данилова. Как бы и от Валентина Сергеевича не пришлось увидеть странностей. «Э, нет, – подумал Данилов, – что же я так, на ходу, потом будет время, потом и посмотрю». Словом, личности в футуристическом кафе собирались разнообразные. Данилов завернул инструмент в платок, уложил его в футляр.

«А-а. Потом старинные оклады икон, всякую драгоценную утварь отправляли на переплавку. Это приехавший из Парижа Илья Эренбург. Это было унизительно. Данилов сыграл и небольшую пьесу Дариуса Мийо и она вышла, тогда Данилов положил смычок.

Он слишком ясно знал это и сидел в пещере печальный. Георгию Николаевичу бы после всего голову в плечи вжать и где-нибудь у себя в доме отсиживаться в телефонной трубке между углем и мембраной или сухим листиком съежиться на зиму в гербарии третьеклассника, а он по-прежнему ходил в собрание домовых и держал себя чуть ли не героем. Опять я не прав. Четыре года шла переписка о молоке и четыре года Данилов ничего не делал. «А вот, Володя, – сказала Николева, – план шефских концертов.

Все равно он придет извинится и сядет за стол. А ведь весь был в долгах. Словом, через сорок минут Данилов вышел из комнатки веселый и даже в некоем азарте. А Данилов воблой его угощал. Стало быть, есть и «Жигули» и квартира и две девочки с женой одеты.

Ничто. Эдак его могли дисквалифицировать в херувимы. Устный журнал уже начинали. Нажатие кнопки «Отправить» означает, что вы принимаете эти условия и обязуетесь их выполнять. Уже позже, в двухтысячные, злопыхатели говорили о том, что фантасмагорический Альтист – это произведение, писанное по образу и подобию Мастера и Маргариты (далее). Не всякая живодерня согласилась бы принять такого кота. А теперь все ворочался. Он жил в Останкине, где образовалась так называемая «комсомольская деревня»: газета время от времени получала там квартиры для своих сотрудников.

И с голубыми искрами ухнул, врезался в стальную иглу громоотвода Останкинского дворца. Но вот привык к купаниям в молниях. С ним это случалось. Но и публика, состоявшая не только из интеллигенции, но и по-боевому настроенного пролетариата, анархистов, да и просто бандитов кротостью не отличалась. А с прототипом героя – альтистом Владимиром Гротом – в жизни вдруг начали происходить те же события, что с героем (Орлов в результате даже изменил финал – по персоначальной задумке, он был драматическим). Я и салон заведу.

Неужели это – наваждение. Сформулируем это так: о предвосхищении желаний и потребностей людей в далеком будущем. «Пойдем, пойдем, – сказал Санин. – Тебе звонят, звонят, а я должен бегать за тобой по всему театру». Словосочетание «образ будущего» нельзя отнести к общепринятому понятийному аппарату устойчивого развития и проектирования будущего, хотя оно достаточно часто встречается в литературных, философских исторических, футурологических исследованиях и произведениях.

У кого-то – об Израиле как земле обетованной. И место-то какое ровное под тополями и березами. В этом Данилов убедил себя с большим трудом. Зябко даже. Ни один бы нерв в нем не зазвенел.

«А то меня почему-то все стали побаиваться» – сказал он, как бы смущаясь. Из шалопаев же, пусть и отчаянных, выходили потом самые примерные демоны. Стало быть, об успехах в учебе Данилову нечего было беспокоиться. Купил он его четыре года назад.

Они были легки. «Что же, они и в самом деле, что ли, не знают о времени Ч. » – удивился Данилов. «Образ будущего», как позитивную модель ожидаемого будущего, одним из первых стал использовать в качестве самостоятельной категории, нидерландский социолог Фред Полак в своей работе «The Image of the Future» (1961 г. ). Был между ними разговор, удививший Данилова, но тут же им и забытый. Ни Данилову, ни в особенности Муравлевым Кудасов не нужен, однако они его терпят. Как, впрочем и от многих иных слабостей. Но тогда выходило, что Валентин Сергеевич вхож в атмосферу.

Да, он многое нарушал, решили чины. Однако Данилов заволновался, посмотрел вниз и определил, что сигнал исходит от тридцатишестилетнего мужчины в нутриевой шапке, стоявшего у входа в Останкинский парк подле палатки «Пончики». – радовалась она и добавляла: – Но зачем она тебе, скажи мне, Данилов. » Данилов сто раз собирался гнать в шею эту абсолютно чужую ему женщину, но по причине застенчивости не гнал, а ограничивался тем, что дарил понравившиеся ей вещи. На эстраде мы. Доверия к нему у них не было, а значит, не могло быть у Данилова и особого продвижения. Туда-сюда их повернуть считалось невозможным. Сейчас он уже нигде не служил, а находился на заслуженном отдыхе.

Обычно после «Лебединого» Данилов, успокоенный, просветленный, засыпал быстро. Данилов сел с ним за стол и скоро понял, что игрок Валентин Сергеевич – сильный.

Оставалось – альт выкупать. Одна радость – съест порции три мясного и тут же за столом засыпает. Так как залов десять штук и то ли на «Китайскую бабушку», то ли на «Девушку с татуировкой дракона» и сотни подростков – короче, прикинь. Впрочем, он часто ругал себя задним числом Данилов вздохнул: что теперь жалеть-то. Слезы были на глазах Данилова. У кого-то – о православной соборности. Дальше по четной стороне наглухо упакованное бывшее здание «Труда», леса, деревянные мостки, заборы, палатки.

Начальник канцелярии поставил свою подпись желтыми несгораемыми чернилами, Данилов по закону расписался кровью из вертикальной голубой вены. Весь репертуар Данилова ему известен. Опустилась еще метров на пять. Но это были идеальные требования. Движение пластинки с буквой «З» возвращало Данилова в состояние человеческое.

Вот Данилов и прикинулся простаком с малым количеством чувствительных линий. А само-то существование – где. Еще и скатерть не достали из платяного шкафа, а Кудасов уже едет на запах трамваем. Обязательно Кудасов звонит и в театр: «Не отменен ли нынче спектакль. » Кудасов знает, что Данилова будут кормить у Муравлевых и в связи с отменой спектакля. Впрочем и сам Данилов давал поводы для подозрений. И тут пластинка с буквой «Н» на его браслете сама собой сдвинулась вперед, подтолкнув Данилова в демоническое состояние. Теперь он уже знал, что нарушит правило договора, хоть это и будет мгновенно учтено.

Звук у альта Альбани был волшебный. Это не конфликт убеждений, поскольку большая часть идеологий для того и создана, чтобы дурные люди могли ими прикрываться. Подходили поодиночке к Данилову, говорили шепотом: «Спасибо вам Вам-то можно было его оконфузить» Шалопаи из блочных домов на электрогитарах заиграли композиции Маккартни и Леннона. – Владимир Леви и Дэйл Карнеги, про Фонд же Карнеги (учрежденный Эндрю Карнеги) никто и не знал.

Ринулся выступать Кудасов, хоть и был приглашен по другому поводу. Он знал, что и сегодня столкновение стихий произойдет над Останкином. Или будто грустный удавленник начал к ним ходить.

Переводим взгляд на ту сторону улицы и. ах. Лаборанта стали срамить, обозвали дураком, технократом, козлом нечесаным, хотели запретить ему смотреть «Серенаду солнечной долины». Как нес он его домой. Во всем была гармония, как в музыке. Они, враги его, видно, не слишком верят в серьезность его чувств к Наташе (не то что к альту), держа его за ветреника, а если и верят, то ждут, чтобы он вовсе увяз в этих чувствах и себе на горе наделал дел. Люди посмелее выкрикивали с места, что первые три, а больше машина ничего и не писала. Да еще не в шаровых и не в ленточных, а именно в линейных.

«Хватит, хватит, хватит. Да и как же не платить-то. На обеды, выпивки и чаепития у Кудасова особый нюх. Разговор поначалу шел тихий и вечный, какие случаются между московскими знакомыми, долго не видевшими друг друга: как живешь, где и кем работаешь, сколько получаешь, есть ли дети (о женах вопросов не возникает, да и к чему они. ), какая квартира, как с машиной. Начинал Орлов как газетчик и, казалось бы, логично было вернуться в журналистику, но он, «отравленный» литературой, уже не мог на это пойти.

Данилов с усилием воли развернул поданные Мелехиным бумаги и обомлел. На складе под расписку Данилову выдали серебряный браслет системы «Небо – Земля», часы Данилову были не нужны, вместо часов Данилов и носил теперь браслет, никогда и нигде, даже и в парной в Сандунах, его не снимал, а если бы какой грабитель в темном переулке, хоть и с пистолетом, пожелал получить от Данилова браслет, то вряд ли бы это его желание осуществилось. Потом была консерватория, потом – оркестр на радио, потом – театр. Да и ходить босым Данилов не любил.

Инструмент обошелся ему в три тысячи, собранные у приятелей и у знакомых приятелей. Взойдя на эстраду, он не читает стихи, а выкрикивает, кликушествует. Да что там хозяином. Вызывают.

Как он все ненавидел. Не было ни у кого аппетита. Вступивший в соперничество с главным кинотеатром города (ужасная дерзость. ), расположенным в двух шагах, на Пушкинской площади, он, первый в России, во всем соответствовал западным стандартам – начиная от звука в формате Dolby Digital и кончая попкорном в зрительном зале.

Неужели это Валентин Сергеевич постарался. Домик хоть и небольшой, но историей богатый. Но Данилову все это не было сказано.

У гроба стояла женщина лет тридцати в черном и две испуганные девочки. Он перевел себя в демоническое состояние, настроился на Наташину душевную волну. В развитие этого подхода, мы хотели бы подчеркнуть значимость понимания и формирования «образа будущего» для изучения социально-экономического и духовно-нравственного настоящего, вне зависимости от того, насколько удачным, позитивным или наоборот оказался его прогноз, результат коллективного обобщения субъективных образов. Хуже обстояло у Данилова дело с необходимостью все презирать и ненавидеть. Не исключалась при этом и возможность зимней грозы.

Что же делать. » – судорожно думал Данилов. – думал Данилов. – Разве прежде так складывались мои отношения с женщинами. Да что там говорить.

Но худшее его ждало впереди. Но в Девяти Слоях о нем сложилось мнение не как о злостном нарушителе, а как о шалопае. Народу было много, все больше молодые. Пунктом «б» семнадцатой статьи договора Данилову было установлено пролетать мимо Юпитера, лишь закрыв глаза и заткнув уши ватой. Последнее соображение на бумагу, естественно, не легло.

Теперь он уже считал, что Георгию Николаевичу указал на дверь не зря. Однако Данилову повезло и, как он выяснил позже, вот почему. В кассе было душно, неграмотные старушки именно Данилова просили заполнить вместо них бланки и квитанции – такое доверие он рождал в их душах.

Между ним и Канцелярией от Порядка был заключен договор. Да и всех взволновала гибель музыканта. Данилов сразу же застраховал его. У кого-то был миф о западной жизни. Ни Данилову, ни в особенности Муравлевым Кудасов не нужен, однако они его терпят.

И вот вернулся с ташкентских гастролей Данилов. Но лучше не выходило. Ничто бы он тогда не принял близко к сердцу. Данилов вспомнил, что на подходе к дому – в переулке и на улице Чехова – он видел много личных машин, все больше «Волг», а то и каких-нибудь там изумительных «опелей» и «пежо» с московскими номерами.

А вот пришел. Но если раньше, в юношескую пору, Данилов сам устраивал грозы и, блаженствуя в их буйствах, ощущал себя неким Бонапартом, командовавшим сражением стихий, то нынешнему Данилову быть причиной жертв и бедствий натура не позволяла. Теперь открылось, что Коренев дружил с Наташей, при условии, что Наташа существовала.

Он сказал, что говорить ему трудно, что его дело не говорить, а стрелять. Данилов почувствовал, что рисковать хватит и испустил из себя положительный заряд. Но радость радостью искусство искусством, а инструмент был еще и материальной ценностью. Да так ловко, что ни один ум, ни один аппарат его не раскусил.

Когда приходит суд, разбирается почти вся жизнь Данилова. Ну а что касается внутреннего устройства, тут слово Владимиру Гиляровскому, в выпускаемой Иваном Сытиным газете «Русское слово» сотрудничавшему: «Дом для редакции был выстроен на манер большой парижской газеты: всюду коридорная система, у каждого из «крупных» сотрудников – свой кабинет, в вестибюле и приемной торчат мальчуганы для посылок и служащие для докладов. » Позже (до 1979 года) здесь помещалась редакция газеты «Труд», затем переехавшая неподалеку – в Настасьинский переулок, 4. Одной из главных фигур в кафе, разумеется, был Маяковский.

И тут Данилову повезло. (Ведь именно тогда под здание, стоявшее на углу Тверской и Пушкинской площади, подвели рельсы и «откатили» его на 34 метра в сторону Садового кольца. ) Так вот, потрогать уникальное здание в стиле модерн, в 1904 году впервые в России выстроенное под редакционные нужды, можно, а увидеть нельзя – для этого надо как минимум перейти на противоположную сторону Тверской. Данилов с охотой давал заверения, выглядел благоразумным и понятливым.

Чащарин ошалело уставился на тарелку, вскинул винтовку, выстрелил. Как-то в непростой момент жизни он стоял на трамвайной остановке и думал: «Сейчас бы выпить стакан водки». Но насчет обедов для Данилова, да и ужинов и завтраков, тоже у него никаких сомнений нет. В Москве было тепло, мальчишки липкими снежками выводили из себя барышень-ровесниц, переросших их на голову, колеса трамваев выбрызгивали из стальных желобов бурую воду, крики протеста звучали вослед нахалам таксистам, обдававшим мокрой грязью публику из очередей за галстуками и зеленым горошком. А уж открывать для себя ее будущее он и вовсе боялся.

На титульном было написано: Переслегин. А там был дом Брюса. Фильм был хороший, как любое доброе воспоминание детства. Во время своего «заключения» в Девяти Слоях он отлучается увидеть своего отца в какую-то отдалённую звёздную систему. Но началась дискуссия.

Высветить демоническое в человеке и человеческое в демоне. Его выделяли от лицея на соревнования и олимпиады внеземных талантов. Но жалко было Муравлевым шубу.

Вскоре явились на плато ученые и с шумом открыли работы инков. Да ведь и в ста направлениях можно было уйти от Марьинских бань. Рассказали Данилову, в чем дело. Вспомнили еще, что отец Данилова был вольтерьянец. При этом Дмитрий Быков ничуть не похож на страдальца по военно-имперскому СССР (как Александр Проханов) и являет собой тот вид империалиста, что любит империю главным образом за то, что в ее складках легко затеряться и уютно жить.

Что ж это за терем такой под 3. А ему и за это учиняли разносы. Что Данилову было дорого – по тому и били.

Из канцелярии поступил запрос, какую вредность он имеет в виду. От Данилова потребовали и объяснительную записку. А Мише и кивка не надо было. Милый, милый Осик. Особенно по части искусства. Благо, что вечернего спектакля у него не было. Под ним была Европа. Он боялся спугнуть и первую музыку инструмента.

Делали Данилову и анализы. А что, говорят, плодотворная идея, надо, говорят, попробовать.

Все печали Данилова, по мысли Химеко, обязаны были теперь стекать в него. А что уж хуже и позорнее этого. 1913–1916», – гласит надпись на фасаде, а попросту говоря – ломбард. Тут и опомнился.

«Как играл-то я хорошо. На полу опилки. Женщина, что ли, слабое существо, обязана была тратиться на условия существования. Человек действует не «так как», а «с целью того чтобы» и это «с целью того чтобы» является определяющим для выбора стратегии действия, которую необходимо корректировать в зависимости от постоянно изменяющейся социально-экономической обстановки. Мы здесь уже новую библиотеку собрали, но она вся прочитана-перепрочитана. Это слева. Ниспровергая традиции, пытались создать новую поэзию футуристы, новый театр – Федор Комиссаржевский, да и инвестор, вложивший деньги в строительство вон того дома, наверное, предполагал, что у людей возникнет желание жить в нем.

У кого-то – об истинном ленинизме. Однако скоро шуба стала трещать, греметь, словно жестяная и как бы взрываться мездрой. Что с Кореневым стряслось – об этом только гадали. По материнской же он происходил из людей. Они и появились.

Моральную поддержку в этом ему оказывает Переслегин. Да и мать Данилова тогда же и сгинула.

И далее, помимо основного здания, на табличку «Известия» натыкаешься в самых неожиданных местах. «Ба. Жизнь есть страсть. Банное явление все вернуло на свои места. Тут своему нюху и вещему голосу Кудасов не доверяет, мало ли какие с теми могут случиться оплошности. Но это ладно, это его жизнь. Но деньги здесь выдавали только под заклад золота, платины, серебра и драгоценных камней. Он жалел Мишу, жалел его жену и двух испуганных девочек, жалел Наташу, жалел жизнь.

На обеды, выпивки и чаепития у Кудасова особый нюх. Данилов платил за два кооператива и за инструмент. Тем временем пятеро молодых людей со скрипками подошли к Кореневу и вскинули смычки.

Но ходов через десять Данилов понял, что Валентин Сергеевич может выступать и лигой выше. Тут следует сказать, что Данилов был демоном лишь по отцовской линии. Словом, ничего интересного. И с ним пили виски, молчали, а пили. Его бывшая жена Клавдия Петровна втягивает его в хлопоты вокруг странной организации «хлопобудов», кроме того, Данилов влюбляется в лаборантку и швею Наташу. Теперь, над гробом Миши Коренева, обманы рассеивались.

Одна из них посвящается другу Данилова, «жертве тишизма». Некоторые домовые были ему приятны. Все же старый знакомый, да и нахальству Кудасова никакие препоны, никакие дипломатические хитроумия, никакие танковые ежи не помеха. О чем же хлопотали хлопобуды.

А только бы голова разболелась. Минут через двадцать они уже были над Останкином. Тут как бы не опоздать и не дать угощениям остынуть.

Иван Афанасьевич не имел права любить земную женщину. Тут все по высшему классу. «Что происходит-то со мной. Свет горел и Данилов мог заметить, что публика собралась в прихожей отменная. Жизнь проиграна, Данилов.

Он плясать был готов от радости. Тогда Данилов осмелел, написал о жалких условиях, в каких он отмачивает шутки и попросил изготовить ему специальный аппарат – рисунок его тут же приложил. А может быть, уже и сказали. Ты, Данилов, оркестрант. После депеши о Кармадоне Данилов опять стал беспечным и гулял, как с воздушными шарами в майский день, с надеждами на то, что его дружба с Кармадоном и вовсе отменит время «Ч».

И музыка была интересная и платили на радио сносно. А вскоре в районе Карибского моря, несмотря на все предосторожности Данилова, возник не предсказанный учеными ураган, он стремительно пронесся над Флоридой и двинулся на запад, срывая на ходу железные крыши, катя изящных форм автофургоны по хлопковым полям Луизианы. Обычно же он позволял себе от мыслей отставать. В договоре было сто три статьи и все без шарниров. Он работал играл на лютне и в ус не дул. Это все шелуха, целлофан. «.

Це. Он сорвался с места и полетел из теплых струй навстречу туче. Данилов долго не ходил в собрание домовых, ему хватало людских забот.

Именно здесь, по версии писателя Владимира Орлова, в квартире 3, обитали таинственные хлопобуды (или будохлопы), к которым как-то поутру бывшая жена Клавдия Петровна отправила альтиста Данилова. Как если бы русалка во всей своей красе вдруг из канализационного люка вылезла. Он остался дома у телефонного столика и возбудил аппарат познания. Некий таинственный, но мелодичный звук возник в пещере. Данилова эти слова взволновали и он стал стараться. Что ж, все мы в той или иной мере этим занимаемся.

Публику шлем к чертовой матери. Выдвигая на первый план представление о стратегиях активной, созидательной деятельности человека, его сообществ, сегодняшняя ситуация в обществе обязывает не просто предугадывать промыслительное будущее, но и создавать желаемое будущее, конструировать, проектировать его, направлять развитие социальных систем и организаций в русло предпочитаемой нами и осуществимой (с точки зрения внутренних свойств социальных систем) тенденции развития. Над чаем и кофе в доме Муравлевых обряд совершает сам Данилов. На одной из пластинок браслета была художественно выгравирована буква «Н», на соседней – буква «З».

Данилов выпачкал пальцы чернилами, а подымая от бланков глаза, упирался взглядом в грудастую даму на плакате с жэковскими книжками в руках – над дамой медными тарелками били слова: «Красна изба не кутежами, а коммунальными платежами. » Данилов сам платил, укоряя себя: уж больно много он нажег за месяц электричества. Для распродажи невыкупленных сокровищ имелось два роскошных аукционных зала. Да и то с особого разрешения. Тот в судьбе Ивана Афанасьевича сыграл мерзкую роль.

И жена его, деликатная женщина, делает вид, что и она дремлет с открытыми глазами. Данилов вернулся в комнату, ему отведенную, развернул ноты и подумал: «А что, неужели мне действительно слабо сыграть за скрипку. » Тут же он упрекнул себя в малодушии, нечего и вообще было подымать шум – и инструмент его хорош, да и собственные его мечты о музыке возносили альт на такую высоту, на какую и скрипка, пусть даже из Страдивариевых рук, взлететь не могла. Просуществовала эта «революционная бабушка теперешних кафепоэтных салончиков», как позже называл заведение Маяковский, всего полтора года, но шуму было на всю Москву. Сейчас и назначат уточненное время Ч. » – подумал Данилов, хотя и знал, что время «Ч» объявляется иным способом.

«Фу-ты. Теперь, пожалуй, Данилов был сердит и не то чтобы азарт, а некое будоражащее душу ожидание приключения поселилось в нем. Это все периоды предсказуемости предпринимаемых действий.

Стоило Данилову рукой или волевым усилием сдвинуть пластинку с буквой «Н» чуть вперед, как он сейчас же переходил в демоническое состояние. Сейчас он был почти уверен, что – земная.

«Хорошо-то как. Теперь он был спокойнее и даже стал насвистывать мелодию из «Хорошо темперированного клавира» Баха. - В 1960-е мы с ним вместе работали в «Комсомольской правде», там и познакомились. «Примите депешу. » – ощутил Данилов деликатный сигнал. Точно такой же эпизод и такая реплика уже были у писателя в «Альтисте».

Больше он в тот вечер не хотел играть. Советская интеллигенция вообще прошла мимо всей западной интеллектуальной мысли, начиная с послевоенной), – так вот, спорить об этом на фактах с Дмитрием Быковым решительно невозможно. Валентин Сергеевич оказался егозой.

Посадочная полоса была его хороша, не хуже иных бетонированных, камень пока не искрошился. Да что там скорняк. Вот только летать в Девять Слоев Данилов имел право лишь изредка и ненадолго.

Его направили в Группу Борьбы за Женские Души. Он не подходил к Валентину Сергеевичу, полагая, что тот сам не выдержит и обнаружит себя.

И рисковать будущим Наташи, а то и жизнью ее, он не имеет права. Ба. То есть Данилов не знал вовсе, кто он. «Вот, смотри. Кармадон превращается в синего быка, с которым происходят всяческие происшествия (в большинстве своём— во время дремоты демона), напоследок устраивает пир с путешествием по железным дорогам всей страны, после которого у одного из спутников начинает идти изо рта паровозный дым и пытается соблазнить Наташу. Вот и теперь он не ждал добра. Нежно-лимонный Volkswagen-Polo примостился у розового особнячка под 5.

А то пришли бы, стали б теперь подкидывать тарелки и он показал бы класс. Данилов теперь и был в ведении Канцелярии от Того Света.

Каждый чай по науке Данилова должен иметь свою степень цвета – и русский и зеленый, а уж о кофе не приходится и говорить и Данилов доктором Фаустом из сине-черной оперы Гуно (играл ее в среду, Фауста пел Блинников и в перерыве после второго акта проспорил Данилову в хоккейном пари бутылку коньяку) стоит на кухне над газовой плитой. Вокруг стояла тьма египетская, но и в той тьме стараниями Бастера кое-что делалось.

– говорил Миша. – Хватит мне всего. Он сказал, что он ничего не думает. Не так давно Муравлевы отправились на выходные дни в Планерскую, в хороший дом отдыха.

Симфония номер один. Стыдил иногда себя, упрекал в непростительном пижонстве, но вот не мог, да и не хотел отказаться от давней своей слабости. Пока Данилов ждёт вызова в высшие слои, он продолжает заниматься музыкой.

Тут всем все равно. «Ах, какая вещь, какая вещь. Тут она оглянулась и заговорила страшным шепотом. Сам же Данилов был опечален оттого, что взволновался и не смог сдержать себя.

И теперь я не то что не люблю, я просто ненавижу себя, жизнь, музыку. Боящийся не совершен в любви. » И исчез. Но давно уж пора было появиться Андам.

Будто грудное дитя, появление которого ни один доктор, ни одна ворожея уже и не обещали. Перекличка проводилась со всей серьезностью – даже взнос в 15 рублей требовалось внести.

Полный, мягкий, грустный, добрый, как голос близкого Данилову человека. Назавтра на панихиду он не поехал, а идти ли на кладбище – колебался. Как только канал для молнии был пробит, туча совсем задрожала. Худой остроносый человек читал над Мишей чьи-то стихи. – подумал он. – Да тебе эдак против Фишера играть А я вот против твоих световых фокусов включу контрсистему» Он включил контрсистему и двинул белопольного слона вперед. А Данилов их не слушал.

«Ну ладно, – сказал Миша, – мне надо идти» – и он быстро, с неким жужжанием, словно изображая полет шмеля, покинул пивной буфет Марьинских бань. Данилову ответили, что он не прав, но что его вопрос будет рассмотрен.

А вот Давид Бурлюк (тоже из организаторов): голова похожа на кегельбановый шар, один глаз полузакрыт, в руках лорнет, длинный сюртук, жилетка, расцвеченная, как цветочная клумба. До того мне захотелось, чтобы на самом деле возникла инициативная группа хлопот о будущем и выстроилась очередь (я уже чернильные номерки на ладонях предчувствовал, сам рос после войны), что расстарался.

Долго гадали, чем теперь занять Данилова. Роман, напечатанный в «Новом мире» в 1980 году, стал без преувеличения культовым – интеллигенты им зачитывались, как за несколько лет до того «Мастером и Маргаритой» и все обитатели района Останкино с тех пор в курсе, что во время грозы над телебашней летают демоны, а в домике с башенкой где-то на Аргуновской улице собираются домовые. А где же обходятся без своих шалопаев. Тем не менее поначалу, как говорил Каменский, все было «изумительно, восхитительно, песниянно и весниянно». Данилов бросился к Кармадону, они обнялись.

Жизнь есть жажда. Спросили Данилова, что он думает. Все так и замерли. Как одинокий жиздринский пенсионер к блестящему столичному племяннику.

Да и с брюками тоже, к ним ведь еще и пуговицы следовало пришивать. Индикатор походил на шариковую ручку системы «Рейнольдс», на самом верху его при наличии вблизи демонических сил должна была высветляться изнутри голая рубенсовская женщина в красных сапогах. Это были великие мгновения. Попросил Данилов и несколько баночек горчицы – для особой крепости раствора (он ждал Муравлевых на пельмени). Демон Данилов в последние годы, посчитали теоретики, жил и трудился как в тумане. Еще в лицее на него стали указывать со словами: «Наша гордость».

Но не мог. Жалел себя. Еще и скатерть не достали из платяного шкафа, а Кудасов уже едет на запах трамваем. Данилов открыл глаза и увидел перед собой кота Бастера.

Но насчет обедов для Данилова, да и ужинов и завтраков, тоже у него никаких сомнений нет. Да еще с раскатистым громом. Что есть жизнь. – сказал Миша. – У Паганини руки и пальцы были длиннее, но я теперь компенсирую это тем, что у меня» Однако Миша не докончил, а взглянул на Данилова с подозрением, как на лазутчика, в глазах его появилось трезвое выражение испуга, будто он выдавал теперь государственную тайну.

И постепенно кафе, по свидетельству художницы Валентины Ходасевич, превратилось в «развлекательное место со скандалами». Очередь, как и помыслы хлопобудов и их клиентов, простиралась в далекое будущее. Подойти к Наташе теперь он посчитал неприличным, так и стоял к ней спиной.

Дамы присутствовали пышные, цветущие, в дорогих нарядах и Данилов представил, что и его бывшая жена Клавдия Петровна выглядела здесь бы неплохо. «Что же делать. Он сразу же стал говорить о том, что ходит теперь к тренеру-культуристу. Данилов остановился в отчаянии.

Но все бы и обошлось, если бы не Георгий Николаевич. – подумал Данилов.

Сахарную лихорадку переживаем ежегодно. Ядро составили социологи, футурологи, юристы, психологи, философы, два частных фрейдиста, специалисты по экономическим и международным вопросам, даже один писатель, но его взяли вычитывать протоколы и ведомости и, если надо, простыми словами описывать удачные дела хлопобудов. «Для удобства сопровождения Кармадона в пространстве, – объяснил Данилов. – Ща-а-а как мне да-а-адут. » – думал он, зажмурившись.

А под ним уже плескалась атлантическая вода. Данилов растерялся. При этом люди за столом опять показались Данилову такими значительными и большими, что Данилов сразу же почувствовал расстояние между ними и собой, он даже заробел на мгновение, будто он стоял теперь у подножия пирамиды Хеопса (по новой науке – Хуфу), а эти люди глядели на него с последних великаньих камней пирамиды. Через день Данилов явился в собрание прямо со спектакля «Корсар» в утюженом фраке с бабочкой и с черным чемоданчиком. Владимир Орлов написал десяток романов, несколько пьес, рассказов и повестей, но в памяти он останется прежде всего как автор «Альтиста Данилова», фантасмагорического романа о музыканте, который по отцовской линии был демоном, а по материнской – человеком. Весь репертуар Данилова ему известен.

Правда, «Председатель земного шара» Велимир Хлебников, в противовес немалому росту имевший абсолютно невинный, детский взгляд огромных голубых глаз, свои стихи почти что лепетал. Он, Данилов, человек, но он еще и демон на договоре. Но сейчас-то из-за него, Данилова, мог погибнуть его Дзисай или несущий печаль. Ну, ладно, гусь и старушка. Я после бури вывожу песок из дома и одновременно слушаю он-лайн. Когда по дому копошусь, книги слушаю, тем самым, во-первых, экономя время (не хватает мне его для чтения), а во-вторых, восполняя отсутствие книг.

Конфеты эти были розданы на пробу участникам журнала, сидевшим за столом. «Вот оно. Суд резко меняет своё мнение, принимает решение отправить Данилова обратно, на Землю, расположив над его головой Люстру и заставив его чувствовать тоньше, если он добивается успехов в музыке (то есть теперь, если Данилов чего-то добивается, ему становится плохо от землетрясений, студенческих волнений и прочих бед, происходящих где-то). «Что это со мной. Флейтист Бочаров сказал, что он сам толком ничего не знает, его дело обзвонить теперь знакомых известно ему лишь только то, что Миша Коренев выбросился из окна своей квартиры, а она на пятом этаже кооперативного дома возле метро «Щербаковская». Потом, будучи повелителем инструмента, он уже без прежней робости, хотя и с волнением, рассмотрел все пленительные мелочи чудесного альта, ощупал его черные колки, нежно, словно лаская их, провел пальцами по всем четырем струнам, тайные пылинки пытался выискать в морщинах завитка, убедился в том, что и верхний и нижний порожек и гриф и подставка из клена крепятся ладно, а после – сухой ладонью прикоснулся к декам из горной ели, покрытым в Больцано нежно-коричневым лаком, ощутил безукоризненную ровность обегающего верхнюю деку уса, сладкие выпуклости обечайки и крепкие изгибы боковых вырезов.

Если ж случалось мне робеть, так это – в первые мгновения. – махнул рукой Данилов. – Была не была. » Иных возможностей он не имел. Мелехин был тут и исчезнуть не имел возможности. Он сидел усталый, опустошенный Сила, тонкая и серебряная из него изошла. Это онтологический конфликт сложности и простоты.

Однако теперь денежное положение Данилова стало острее – и надо было действительно с шубой что-то решать. У тех, кто вошел в квартиру первыми, создалось впечатление, что Миша играл, а потом отшвырнул скрипку и бросился прямо к окну. Данилов поднял голову и посмотрел на соперника внимательно. Лицей был с техническим уклоном. Да все никак не выходило.

Все системы работали в нем нормально, ничто не барахлило. «Все, – говорил он себе, – все. » Теперь он уже ощущал себя истинным хозяином альта Альбани. Это все средства существования. Зал затих пристыженный.

Данилов опять сыграл пьесу Мийо, а потом достал из шкафа большой кашмирский платок. Остроносый человек кончил читать стихи. Жизнь он вел рассеянную и блестящую. Вернее, перебивать мысль главную мыслями и интересами случайными, а порой и бестолковыми, которые, однако, доставляли Данилову удовольствие. Сигнал был слабый, вялый какой-то, не было в нем ни просьбы, ни вызова неземных сил.

Домовой Велизарий Аркадьевич, смешной старик из особняка в стиле модерн, считающий, что он целиком состоит из высокой духовности, питал к Данилову слабость. К важным делам он был признан неспособным. У кого-то – о Серебряном веке поэзии. Внушительные колонны обрамляют огромные окна, в углу одного из них приветом из современности примостился жизнерадостный «Япоша». Обязательно Кудасов звонит и в театр: «Не отменен ли нынче спектакль. » Кудасов знает, что Данилова будут кормить у Муравлевых и в связи с отменой спектакля.

Вести же инвалида в милицию, в пятьдесят восьмое отделение, что возле магазина «Диета», тоже было предприятием неверным – инвалид с альтом мог утечь по дороге. Он и всегда был красив, а тут выглядел прямо как молодой Билибин с картины Кустодиева. Разве только фискалов. «Российская ссудная казна. Да и созорничать никогда не лишне.

С отцом Данилов в переписке не состоял и никогда не встречался. То ли демон, то ли человек, то ли неведома зверушка, то ли вообще черт знает кто. Неожиданно для Данилова, он становится первым слушателем и пропагандистом нового композитора Переслегина. И Данилов, добрая душа, ему не отказывал. Что же теперь робеть. Номера писались на ладошке.

Но приходит время чая и кофе – и все печали тут же рассеиваются. Впрочем, здесь этим никого не удивишь. Позже именно в кашмирском платке он и держал инструмент. И жена его, деликатная женщина, делает вид, что и она дремлет с открытыми глазами.

Це. Этот роман был опубликован сравнительно легко – по мнению самого писателя из-за того, что тогда в журнале печатались произведения Брежнева и редакция хотела как-то уравновесить «Малую землю» и «Целину» хорошей литературой. В инициативную группу хлопот о будущем, понял Данилов, сошлись замечательные умы. А чтобы никого не раздражать, Данилов с усердием занялся фигурными полетами и музыкой. Но в Планерской Муравлеву не понравилось, он ругал жену, заманившую его за город редкими путевками, ругал местную кухню, а ночью, почувствовав сердечным боком пружину матраца, пробормотал в полудреме: «Чтоб он сгорел, этот дом отдыха. » Данилов находился далеко, но он был вольный сын эфира и принимал любую звуковую и душевную волну. Данилов сейчас выпил бы кофе с коньяком или хотя бы две кружки пива.

«Ах вот ты как. Но вскоре его разбудило хриплое знакомое мурлыканье. Где оно. «Какие же статьи договора они мне припомнят. » – думал Данилов.

А он не знал, что ему делать. Но, не дожидаясь благодарности потомков, в апреле 1918 года футуристы кафе закрыли. То есть не то чтобы страшным, а скорее зловещим. Как будто бы и не Наташа его беспокоила, с Наташей дело было решено. Оказалось, что мужчина этот, только что выпивший стакан кофе и съевший горячий, мнущийся пончик, приехал сюда троллейбусом из больницы и должен был теперь пересесть на трамвай.

А справа. А сейчас все во мне трепещет – эвон. И вдруг Мишу прорвало.

Наверное. «Экий гусь. » – думал Данилов. Хлопобуды не прорицают будущее, а просчитывают его. В теории-то он жутко стал все презирать. Она текла к нему своим ходом. Кот был старый, полуслепой и облезший – и хороший скорняк вряд ли бы взялся пошить из него кроличьи шапки. В химчистку за брюками он не успел забежать, решив, что уж ладно с ней, с химчисткой.

Репетировали балет Словенского «Хроника пикирующего бомбардировщика», дважды Данилову приходилось играть поперек мелодии, а то и прямо против нее, но и сам он собой и дирижер им остались довольны. И вот он опять и опять падал с молнией на землю, кувыркаясь и расплескивая искры. «А ведь он имеет что-то ко мне», – сказал себе Данилов.

Он не любил похорон. Значит, время у них с Наташей пока было – и следовало им воспользоваться.

---