Затем благодаря ветру ее свет вновь пробивается из-за туч повсюду гурьбой движутся молчаливые гладиаторы. Какое бедствие в бездне звуков. Вставал он рано утром, как правило разбуженный шумом, смехом и разговорами обитателей дома, поскольку окна его комнаты выходили во двор. Система же образования в Политехническом институте предполагала жесткую последовательность в освоении материала.
Вот он. » А затем громче: «Да здравствует тот, кто возвращается. Сам Кирико позже напишет: «Германия размещается в центре Европы. Решение организаторов салона было в высшей степени знаменательно. Куда направляешься, человек в пальто с каракулевым воротником. И еще.
М., 1979. Извозчики, дремавшие на козлах и при любых толчках обычно лишь слегка приоткрывающие глаза, подскакивали и в панике начинали нахлестывать лошадей такое зрелище вполне сошло бы за апокалипсис. Кое-что он создал. Это исключительное ощущение можно испытать в итальянских и средиземноморских городах, таких, как Генуя пли Ницца но где этот феномен проявляется с наибольшей очевидностью, так это в Турине» (The Memoirs of Giorgio de Chirico P. 55).
Так, в частности, живописной аналогией геометрическому ангелу в известном смысле может служить композиция «Еврейский ангел» (1916. В 1906 году после смерти отца семья переезжает в Мюнхен. «Попытайся быть веселым и добрым. » Этими словами Гебдомерос имел привычку приветствовать своих близких, которые бросили его, предварительно злоупотребив его доверием и обобрав до нитки. Между собой перекликаются «Счастье возвращения», «Меланхолия», «Загадка дня» и «Красная башня», а также вышеописанные картины итальянской площади.
В снах и связанных с ними видениях Кирико видит (в этом вопросе он солидаризируется с сюрреалистами) результат творческого акта, сознательную деятельность духа. В картине Кирико «Сон Товии» (1917. После скудной трапезы в обществе тренеров по прыжкам и боксу, этих благородных учтивых господ, каждый раз настойчиво приглашавших к завтраку или ужину с извинениями за непритязательную стряпню и отсутствие изобилия, в полдень, когда Гебдомерос отправлялся в этот сооруженный наподобие крепости город с его внутренними дворами и садами прямолинейной планировки имеющими вид суровых защитных сооружений, он всегда находил там одних и тех же людей, прекрасно сложенных, пребывающих в полном здравии как духом, так и телом, усердно занимающихся своим любимым делом: созданием «конструкций из трофеев». Так было с Сутином, Донгеном, Модильяни. Опыт воображения движения.
Чтобы разрушить Stimmung, ту атмосферу, которая воцарилась с приходом сумерек, Гебдомерос предложил включить свет, но никто даже не пошевелился и он поднялся сам, чтобы сделать это. «Странно, – повторял про себя Гебдомерос, – мысль о том, что нечто ускользает от моего понимания, лишила бы меня сна, а между тем люди, как правило, могут смотреть на непонятные для них вещи, читать и слушать о них, не испытывая при этом беспокойства». Но вернемся к делу. Храмы Нептуна, поглощенные морем. Рассекая воздух, длинной черной вереницей пронеслись ласточки. Так что же, это скептицизм. Ср.
Так рассказывал мой отец», – произнес Гебдомерос, выдержав паузу. Массивная архитектура зданий. Люди-узлы, как называл их Гебдомерос, были для него символами человеческой глупости. «Человек нового века, чуть припудренный серебряной пылью древних дорог» (А. Луначарский), Гийом Аполлинер в сложившейся в начале 10-х годов художественной ситуации существовал одновременно в двух ипостасях. Из чего Гебдомерос заключил, что они, вероятно, плохо поняли смысл его слов.
Кирико же не тщится ни сменить возницу, ни рациональным путем постичь образ его действий. Кирико продолжал хранить верность традиционной изобразительности. Прежде, считает художник, творчество было уделом интеллектуалов и тружеников, «постоянно повышавших свою культуру и образование все свое время они проводили за рабочим столом, в отличие от лентяев и неучей, дни и ночи просиживающих в кафе (The Memoirs of Giorgio de Chirico P. 70). Такая жизнь была невыносима. «Дай мне твои холодные моря, я согрею их в своих».
Вот, например, полотно «Пьяцца дИталия: меланхолия». В живописи Кирико образ кентавра появляется уже в ранних работах: «Умирающий кентавр» (1909. Своими картинами художник поставил немало вопросов перед историками искусства.
Бестиарий. Сначала он отказался от той дуэли: «Сражаться, – воскликнул он удивленно, – сражаться на глазах у женщины. » Резким движением руки он указал на девочку-подростка с пышной грудью, сидящую посреди луга в позе Жанны дАрк, внимающей голосам тем не менее он вынужден был сразиться и то, чему суждено было случиться, случилось. Да здравствует вернувшийся.
Ретроспективно называя Ван Гога, Матисса, Сезанна и других великих реформаторов рубежа XIX – XX веков псевдогениями, себя де Кирико отделяет от авангарда, причисляя к классической традиции в искусстве и даже используя латинский термин pictor classicus («классический художник»). В карьер. Еще один очевидный ассонанс как с мыслью, так и с формой высказывания Заратустры: «Ибо в том мое учение: кто хочет научиться летать, должен сперва научиться стоять и ходить и бегать и лазить и танцевать, нельзя сразу научиться летать. » (Ницше Ф. Соч. : В 2т.
Этот дух, поддерживаемый обитателями Феррары (по преимуществу еврейского происхождения), пронизывал все сферы жизни, как материальный, так и ментальный ее пласты. Теперь часы тянулись медленно, но неизбежно, как им и положено. По всей вероятности, элемент игры и буффонады был главным в его общении со зрителем. Ко сну он относился как к чему-то священному и благостному. Его будут именовать «современным Цицероном» и «молодым Вергилием» (Ж. Что, если она всего лишь ускользающий сон. Укрывшиеся в строении между тем пользовались всеми удобствами жизни.
Разумеется, любая попытка воспроизведения мифологической ситуации в условиях царящей в культуре атмосферы скепсиса, отрицания и иронии неизбежно превращалась в розыгрыш, а подчас и в откровенный фарс. Это проделки местного фотографа, шушукались в кафе и на городских площадях. Он испытывал легкое возбуждение и почувствовал нечто вроде слабой желудочной колики.
С одной стороны, как смелый реформатор, он взял на Себя роль лидера авангарда, с другой – как прекрасный знаток и ценитель античного и средневекового наследия, поэт олицетворял собой плодотворность взаимодействия культурных новообразований с традиционными художественными ценностями. Жизнь улицы, по обе стороны которой расположились небольшие особняки, откуда доносились жалобы фортепиано (по утрам подростки мучили их своими ежедневными упражнениями), была размерена по часам она была скучна, но по большому счету логична и не лишена полной скрытых слез поэзии. Уже в раннем возрасте испытав «одержимость демоном искусства», Кирико начал свое художественное развитие с копирования старых гравюр и чужих рисунков, прибегнув таким образом к традиционному методу обучения, практиковавшемуся в ту пору почти во всех художественных заведениях. И тогда, подумал Гебдомерос, остается лишь укрыться где-либо поблизости. Очевидно одно:живопись художника никогда не стремилась отразить настоящее. И как не вспомнить в связи с появлением на последней странице романа «великолепных птиц девственной белизны», свободно, подобно творческой фантазии художника, парящих над зелеными островами, миф о рождении Аполлона и тех лебедей, что успели за время появления на свет солнечного Феба облететь остров Делос семь раз.
Milano, 1999.
Ему открыто нечто большее, чем умение видеть и изображать». Даже кафе здесь превосходили все ожидания и походили скорее на рестораны. В дальнейшем, она оказала серьезное влияние на его мировоззрение и творчество.
Другую его особенность составляла лейкофобия, то есть боязнь белого цвета. Тема иллюзорности реального наиболее выразительно воплощена им в образах манекенов. Гебдомерос умолк и принялся разглядывать нежный узор купленного недавно восточного ковра.
P. 102). В воздухе, как безмолвный призыв, пронеслось свежее дыхание моря. Песни без слов.
Постижение ее возможно только на иррациональном уровне. Считал он также, что в Италии жест, обозначающий рога (дьявола), показывают по той же причине, то есть из суеверного страха. Разглядывая и ту и другую группу, Гебдомерос размышлял о том, что если бы их изобразил какой-нибудь художник, то, видимо, работа его называлась бы две матери Воображение Гебдомероса рисует сцену, воспроизведенную в картине Джованни Сегантини «Две матери» (1889. по: Arte Italiana prsente P. 655). Если при этом присутствовали дети, желание это становилось нестерпимым.
Он любил также Евреев. Появление получеловека-полулошади самых молодых из них приводило в смятение.
Апологеты сюрреализма, некогда признавшие в авторе метафизических полотен своего единомышленника и даже предтечу, почувствовали себя обманутыми и, не пытаясь скрыть досады и разочарования, обрушились на отступника с резкой критикой. по: Аполлинер Г. Эстетическая хирургия.
Время от времени наступали тишина и совершенное спокойствие. Представленные в парижских салонах архитектурные пейзажи, в которых древняя aenigma и mistero современности сплетались в едином контексте, мгновенно оказались в фокусе аполлинеровской критики. Частное собрание), «Сражение кентавров» (1909. Мир воспринимался Де Кирико, по его собственным словам, как «огромный музей странностей, набитый забавными разноцветными игрушками». P. 117). Пребывание в Мюнхене оказалось плодотворным, но недолгим.
Увы, речь шла всего лишь о моменте ибо природа, в которой все устроено разумно (во всяком случае, так считается), обычно не позволяет счастью такого деликатного свойства и такому глубокому длиться слишком долго, поскольку как большое счастье, так и большое несчастье может навредить нравственному здоровью этих чувствительных и импульсивных юношей. («Я сознательно, – пишет Кирико, – использую здесь это немецкое слово, которое можно перевести как расположение духа", понятое как моральное состояние), на Stimmung, я повторяю, характерном для осеннего полуденного часа, когда небо чистое, а тени длиннее, чем летом. Но все же оставался вопрос: существуют ли все эти персонажи в реальности. Verona, 1998, P. 61). Слушай песню тайного убежища на цветущем берегу. При этом каждое известие он предварял громким барабанным боем.
Возьмем пример с разбитой вазой. Воспоминания.
Павлины, разгуливающие среди деревьев запущенного парка, волочили по земле свои глазчатые хвосты, душераздирающие крики птиц были вполне созвучны той особой атмосфере, которая окружала фасад вышедшей из моды виллы с длинной верандой, уставленной живыми растениями и искусственными цветами. Столице европейского авангарда, еще в начале 10-х годов признавшей самобытность живописного таланта итальянца, теперь предстояло оценить его литературный дар. Имена Матисса и Брака иронически упоминаются в числе тех, кто фабрикует свои псевдошедевры в «святилищах» на Rue de La Botie» (Ibid.
Последний, кроме поэзии занимавшийся еще и художественной критикой, увлекся живописью Кирико и придумал для нее название «метафизическая», то есть выходящая за рамки привычной реальности.
Ночи, омытые нежным сиянием луны, прощайте. О живописи де Кирико, пустынной, как чертеж, хорошо написано в той же книге Каптеровой. Этот эпизод слово в слово описан в мемуарах, но в роли главного действующего лица здесь выступает уже не безымянный граф, а Андре Дерен. Но в конце концов, это кое-что собой представляло. Многие знакомые уехали из Парижа, многие отправились на фронт, как Аполлинер.
Мокрые от дождя осенние листья, кружась, падают на подгнившие балконы ваших особняков. Окунувшись в культурную жизнь столицы Франции и обретя покровителя в лице Гийома Аполлинера, оба брата довольно быстро получают известность. Весна, весна.
Город был обращен на юг, к морю террасы домов выходили на север. Воображение Гебдомероса рисует сцену, воспроизведенную в картине Джованни Сегантини «Две матери» (1889. Он слегка кивнул и, не проронив ни слова, жестом пригласил меня в кабинет. Членский билет.
Эта «дерзкая», как охарактеризовал ее сам автор, книга не могла не привлечь внимания Кирико ибо задача проникнуть в «тайну» Греции, по-новому осветив феномен античной культуры, составляла смысл творчества самого живописца. Вот и апельсиновые деревья с их непристойными, постыдного символического значения цветами. «Мысль художника трудна для понимания» – этими словами начиналась статья в одной из ведущих столичных газет, которую знаменитый критик Стефано Спартали посвятил негритянскому живописцу.
Так, в частности, чародей обращается к Аполлонию Тианскому со словами: «О девственный философ, ты можешь воздерживаться от бобов, провозглашать переселение душ, ходить в белых одеждах, но здесь, на Западе, не сомневайся в смерти» (цит. Разве все мы не братья, не друзья и товарищи. Милан.
Таким образом, оно приближается к сну и детской мечтательности.
Во всяком случае, об интересе к уставу пифагорейской школы, к системе ее духовных ценностей самого Аполлинера свидетельствует текст «Гниющего чародея», первой книги поэта, вышедшей в 1909 году. Записанный в римской мэрии под фамилией Дульчини, как ребенок неназвавшихся родителей, поэт впоследствии «примерит» не одно имя и не раз к получившему широкую известность псевдониму Гийом Аполлинер современники приложат, на сей раз уже как почетные титулы, другие чужие имена (как имена собственные, так и собственно Имена). С творчеством автора «Двух матерей» Кирико был хорошо знаком. «Вот в такие моменты, юные подруги, – говорили пожилые прачки, – абсолютно бессмысленно было питать надежду на то, что сторожа по рассеянности закроют вас в пустом храме и сон в окружении божественных образов принесет ответы на волнующие ваши сердца вопросы, приоткроет дверь в неизвестное, а то и приподнимет занавес над тайной комнаты, что долгие годы была заперта».
Принципиальная непознаваемость мира не должна смущать настоящего художника хотя бы уже потому, что отражение конкретного (бытийного) содержания жизни не является задачей искусства и не призрачный фантом знания, a aenigma будит творческую фантазию и приводит в движение силы воображения и интуиции. Т. II.
Да, я люблю это время, я всегда его любил. Весь первый этаж занимали огромные магазины. Война нарушила все планы Кирико и заставила его распрощаться со счастливой жизнью. Да именно тогда складывается наиболее сложная ситуация, поскольку люди, думающие, что так они будут действовать всегда, втихомолку пребывая в радости и не ведая обратной стороны медали, по меньшей мере заблуждаются.
Впоследствии, Де Кирико отрицал какую-либо роль античности в своем творчестве. Р. 214. ) Ван Гог и Гоген, как и Сезанн, в глазах Кирико – «псевдомастера», чей авторитет незаслуженно раздут дилерами и недобросовестными критиками. Милан. Общая картина была безмятежной и умиротворяющей. У. В. (условия выхода).
P. 83). К мысли, что и театр и кино требуют декораций, Кирико возвращается на страницах мемуаров. Наконец. Там присутствовали генералы, министры, художники, во всяком случае по меньшей мере один художник, тот, что нюхал табак, чтобы не курить (врачи запретили) он медленно умирал, а вместе с ним умирал и его дом. Но так ли неожиданным было то, что произошло с художником на родине. P. 117). Болезнь меня не гложет и все же я приближаюсь к смерти».
Кирико откровенно пишет: «Шопенгауэр и Ницше первыми указали на глубокое значение нечувственного аспекта жизни и на то, каким образом этот нечувственный мир может быть передан художественными средствами и даже определить внутренний скелет искусства поистине нового, свободного и значительного». Но зима прошла без чрезвычайных событий. Увы, желаниям этим не суждено было осуществиться. Т. II.
вих искусстве. Живописные панно, выполненные для «Зала гладиаторов» в доме Л. Розенберга, оформление которого завершено было в 1929 году, самое убедительное свидетельство интереса Кирико к данной проблематике. P. 71). P. 170), а все прочие сюрреалисты – «дегенератами, хулиганами, бездельниками, онанистами и бесхребетными людьми» (Ibid. Дорога вытягивалась, она вытягивалась безмерно, диковинно, невероятно. Если принять во внимание, что гермы в античности использовались в ритуале «священного бракосочетания» во время дионисийских мистерий, то без труда можно обнаружить в ряде образов, включающем скрывающиеся в зарослях лары, на первый взгляд кажущегося результатом произвольной игры фантазии Гебдомероса, внутреннюю логику и смысловую закономерность.
Он нередко будет обращаться к работе с натуры, однако запечатленные в эскизах и набросках непосредственные впечатления будет рассматривать как подсобный, «строительный» материал, по-прежнему полагая, что концепция художественного образа рождается в результате преломления чувственных ощущений сквозь призму художественного опыта, который приходит с изучением классического искусства. О, опавшие листья. Но этим порождениям секуляризированной веры (К. Во Франции миндаль символизирует счастливый брак. С. 169).
Осмелимся предположить, что голос таинственного монарха – это голос Ницше, хотя мы не можем с уверенностью утверждать, что Кирико был знаком с наброском письма П. Гасту, в котором философ, уже переживший к этому моменту первые признаки душевного расстройства именовал себя «princeps fourinorum» (монарх Турина). Джорджо де Кирико, всегда проявлявший интерес к наиболее темным, загадочным сторонам учений Пифагора и Гераклита, безусловно, хорошо знал, что пифагорейцы не только полагали гептаду числом религии, служащим неким структурным принципом, посредством которого может быть организовано все многообразие мира, но и среди множества понятий, определяемых этой цифрой, называли «суждение», «сновидение», «голоса». Сравнительные жизнеописания. Все они были здесь, эти кентавры с пятнистыми крупами среди них старые и пожилые кентавры выглядели истощенными, будто скелеты их иссушила тяжесть прожитых лет из-под густых седых бровей, контрастирующих с темной кожей лица, смотрели голубые и нежные, как у детей, рожденных на севере, глаза их взгляд был преисполнен бесконечной печали (печали полубогов) он был сосредоточен и неподвижен, как взгляд моряков или горцев, охотников на орлов и серн, как, собственно, взгляд всех тех, кто привык вглядываться в даль и различать людей, животных и прочие объекты. Тот, кого домочадцы именовали королем Лиром, отсюда развлекался наблюдениями за различными птицами, пытаясь застичь их врасплох, в необычных положениях.
Говорят, что де Кирико впечатлился работой «Воскресный день на острове Гранд-Жатт» и перенёс маленькую девочку к себе на полотно – персонажи действительно очень похожи. По вечерам единственным развлечением здесь было посещение кукольного театра. P. 52).
Ведение светского образа жизни. В признании Кирико, любителя неординарных пластических образов с таинственной семантической наполненностью, отчасти неожиданно, отчасти закономерно прозвучит мысль, созвучная творческому мышлению великого интерпретатора античной традиции Пуссена: «Новое в живописи заключается не в невиданном доселе сюжете, а в хорошей своеобразной композиции, в силе выражения: таким образом обычную и старую тему можно сделать единственной и своем роде и новой». Не походил он и на статую. С началом Первой мировой войны вернулся в Италию.
Он не доверял оригинальности, равно как и воображению. Бретон, Кокто и Дали именуются «мрачными феноменами унылого времени» (Ibid.
Один из самых ранних «Автопортретов» (1911, частное собрание) изображает художника в профиль, в глубокой задумчивости опирающимся щекой на руку, вне сомнений сознательно повторяющим жест Ницше с одного из наиболее известных изображений философа. Никто не хотел расходиться по домам. Сокровища. Летящей Нике приходилось уступать место воспетому футуристами стремительно мчащемуся автомобилю, пьедестал богини памяти Мнемозины, благодаря которой только и возможно наследование традиционных ценностей, шатался под натиском Абсурда и Бессознательного шокирующая образность авиньонских девушек Пикассо «затмевала» красоту античных Граций, а аполлонический принцип воплощения ясности и гармонии мира уступал приоритет холодному структурному анализу его единичных материальных форм. О, пасторали.
Примечательно, что с самого начала Аполлинер характеризует полотна Кирико с их загадочной иконографией и акцентированно фигуративной стилистикой как «странные метафизические картины», предпочитая введенным им ранее в обиход понятиям сюрреального и сверхнатурального термин метафизическое, которым сам художник определяет свою живопись с 1911 года. Бескрылые гении, таким образом, обнаруживают свое родство со спутницами Аполлона – музами. В. С. Р. Гебдомерос чаще всего испытывает на себе магнетизм Севера. сотрывком – из очерка «Zeusi l39esploratore»: «На потолке, когда я следил за тем, как необратимо он устремляется в глубь комнаты, чтобы умереть там в прямоугольнике распахнутого п тайну улицы окна, я различал новые знаки зодиака.
Та же императивная установка лежит в основе живописного метода Кирико. Recuerdosl О, звездная ночь. Это было ошибкой импрессионистов и свидетельствовало об отсутствии у них чувства такта.
Хуанита. «Hebdomeros» – роман-автобиография, но автобиография, не имеющая ничего общего с жизнеописанием, рисующим разворачивающиеся во временной последовательности обстоятельства жизни рассказчика.
Как и маяк, столь же часто фигурирующий в подобного рода работах, локомотив имеет самое прямое отношение к теме «странствий». «Что за шум доносится с темных улиц. » – спросил философ Лифонцио, подняв голову к окну комнаты, где работал за заваленным книгами и бумагами столом.
Обстановка располагала к беседе.
Полотна его обогащаются новыми пластическими элементами. P. 71). Жизненные теории выводятся на основании пережитого опыта. Облик этого чудака имел скорее не скульптурный, а окаменевший вид, подобный трупам, отрытым в Помпеях. Гиены, оставив падаль, устремлялись в горы. Мехико.
Окружающая действительность, как считал художник, непознаваема. Воздух был теплым, а небо голубым, как и море, сверкающее в глубине длинных улочек.
Принимая во внимание тот факт, что картина, которая рисуется в воображении Гебдомероса, напоминает сон, можно с большей степенью уверенности предположить, что образ монарха имеет онейрическую мотивацию. Кирико на страницах своих мемуаров утверждает, рассуждая об упадке литературной культуры в Италии, что не только Кардуччи, Пасколи, д39Аннунцио, но и менее значительные фигуры прошлого предстают «истинными титанами в сравнении с теми безмозглыми моллюсками, которые наводняют литературу и поэзию сегодня». Пленительные интерлюдии. «Светония. «Что их тревожит, так это воспоминания мифологического порядка, – подумал он и продолжил свои размышления: – Женское воображение одержимо такого рода реминисценциями оно всегда готово вообразить драму ему тут же представляется похищение, видится кентавр, пересекающий бурную реку и увлекающий за собой растрепанную и орущую, как пьяная вакханка, женщину им видится тяжело дышащий от напряжения Геракл, выпускающий из лука свои отравленные стрелы, а затем и окровавленная хламида, цвет которой, тускнея, приобретает оттенок молодого перебродившего вина, хламида, плотно облегающая и сжимающая тело кентавра».
Пример достойного поведения военачальника, готового наряду с рядовыми воинами терпеть, любые трудности и противостоять опасностям, мы находим у Плутарха в жизнеописании Цезаря: «Любовь его к опасностям не вызывала удивления у тех, кто знал его честолюбие, но тех поражало, как он переносил лишения, которые, казалось, превосходили его физические силы Однако он не использовал свою болезненность как предлог для изнеженной жизни, но, сделав средством исцеления военную службу, старался беспрестанными переходами, скудным питанием, постоянным пребыванием под открытым небом и лишениями победить свою слабость и укреп свое тело, Спал он большей частью на повозке или па носилках, чтобы использовать для дела и часы отдыха» (Плутарх.
(в собственные руки). В Микенах и Тиринфе в таких помещениях принимали послов и устраивали пиры. Другой, который, несмотря на свой преклонный возраст, был еще более невежественным, чем первый, рассказывал, как он летней порой, когда город пустел (поскольку жители, спасаясь от жары, уезжали в деревню или на море), еженощно прогуливался вдоль аллеи апельсиновых деревьев в обнимку с двумя девицами легкого поведения. Наделяя змею чертами Уробороса (существа имя которого по-гречески означает «пожирающий свой хвост»), Кирико отдает дань увлечению алхимической символикой, захватившему его во время пребывания в Ферраре в 1917 году. «Я думал, – признается позже Кирико, – что этот человек может изобразить все, даже по памяти, даже в темноте, не глядя на объект что он может нарисовать плывущие облака и растения, ветви деревьев, колышущиеся на ветру и цветы самой причудливой формы людей и животных, фрукты и овощи, рептилий и насекомых, плавающих в воде рыб и парящих в воздухе птиц ядумал, что совершенно все может быть запечатлено волшебным карандашом этого исключительного человека».
Гебдомерос – далеко не единственное литературное alter ego художника. P. 52). Хозяйка же дома (та, которую весь квартал считал настоящим кошмаром для юного Ахилла) была взволнована меньше других и первой разрушила чары созерцания. Плач.
Посредством художественной интуиции познается не объективная вещь в ее практическом применении, а ее идея, вечная форма, то, что Кирико именует «демонизмом». Т. II. Слава милости богов. Вспомни поцелуй Эвники. На ней изображено всё то же самое, отличается лишь скульптура. То были пинии-страдалицы ибо среди этих деревьев, таких целебных, таких животворных, свирепствовала странная эпидемия.
Ты зовешь это Избиением Младенцев. В свою очередь уроженцы Греции, к тому же родившиеся в том самом городе из порта которого на «Арго» отправился за золотым руном Язон, эти вечные странники Кирико и Савинио с молодых лет мнили себя аргонавтами, за что в кругу парижских друзей именовались Диоскурами. «Ничто не может сравниться с таинственностью аркады изобретенной римлянами Даже солнце кажется другим, когда из света возникает римская стена Пейзаж, замкнутый в аркаду портика как в квадрат или прямоугольник окна, приобретает метафизичность, поскольку изолируется от пространства, которое его окружает». Родился в Греции в итальянской семье. Продолжая традицию «живописной биографии», столь блестяще представленную Рембрандтом и Ван Гогом, Кирико создает серию автопортретов (всего их более шестидесяти), но в отличие от своих великих предшественников, работы которых носили поистине исповедальный характер, он меньше всего стремится вскрыть психологическую сторону человеческой природы, передать эмоциональное состояние своей души.
Таким образом, цифра 7 является для Меркурия, как и для Аполлона (см. Удары крыльев. Было отчего предаться отчаянию. Он изображал фантастические сюрреальные сцены.
«Какой мир ты рушишь. » – прозвучал голос монарха. Гебдомерос должен был исчезнуть. Потом пришла очередь братьев уезжать: их вызвали в Италию. Не похож он был ни на одного из раненых или умирающих гладиаторов.
И хотя пользовался он ею с огромной предосторожностью, в любой другой ситуации она способна была вызвать сарказм не только у черни, но и у той части избранных, к которым он не без оснований причислял и себя, но от которых, к своему великому сожалению, вынужден был отступиться, как отступается пророк от своей матери. Я люблю это время и остаюсь без света вплоть до окончательного наступления ночи. Согласно Шопенгауэру, физическое тело – лишь видимость, не тождественная этой сущности. Художника-самоучку отличало добросовестное отношение к ремеслу рисования.
После популяризаторской работы Аполлинера о Кирико заговорили. Еще существует и другая картина – «Пьяцца дИталия с конной статуей».
Кирико в 1929 году завершает роспись «Зала гладиаторов» в доме Розенберга и оформляет для труппы Дягилева поставленный Кохно на музыку Риетти балет «Бал». Я понял, что настала моя очередь и, вскочив, произнес замирающим голосом: Добрый день, доктор.
Главное «действующее лицо» полотен — пустынные площади, окруженные архитектурой. Все необходимое они в избытке находили в подвалах. Так, в знаменитом «Автопортрете», выполненном в 1923 году, художник изобразит себя на фоне бюста Меркурия, в образе которого, кроме всего прочего, в классическую эпоху персонифицировались Разум и Красноречие.
Если в парижский период контакты Диоскуров с Аполлинером-Орфеем развивались согласно клише античного мифа, то в феррарском «акте» Кирико и Савинио, сменив амплуа мифологических героев на роль мыслителей, превращающих свою повседневность в творческий акт, пытаются в подражании гуманистам реализовать в жизненном поведении ренессансные понятия и мифемы. Зеленели газоны. Рецептура магии туманна.
С такого близкого расстояния воробьи имели поистине диковинный вид. Как самозабвенны песни людей, довольных тем, что они заняты делом. М., 1992.
Светония. » Но это было всего лишь эхо воспоминаний.
С. (будьте любезны перевернуть страницу). он в раздумье глядел вдаль, на заводской пейзаж с дымящимися трубами.
Уже на первых страницах романа возникает загадочная атмосфера. Р. 214. ) Ван Гог и Гоген, как и Сезанн, в глазах Кирико – «псевдомастера», чей авторитет незаслуженно раздут дилерами и недобросовестными критиками. «Лучше об этом не думать», – произнес Гебдомерос, повернувшись к своим друзьям и тогда все трое, словно в предчувствии опасности, взялись за руки и стали пристально, в полном молчании следить за этим необычным спектаклем они представляли себя гостями усовершенствованной субмарины, с изумлением наблюдающими через иллюминаторы корабля за таинственными превращениями океанической фауны и флоры. Использование новейших технических средств способствовало высокому уровню обслуживания. Печальные грезы. СПб., 1999.
Все это было просто возмутительно. У меня холодели ноги, сосало под ложечкой. Этот эпизод отозвался в душе Гебдомероса смутной печалью, смешанной с разочарованием. Наиболее сильное впечатление производят на него живописные фантазии Беклина.
Так рассуждал про себя Гебдомерос, а тем временем на большой город вновь опустилась ночь. Кстати, эту же героиню мы видим на другом произведении – «Ариадна, молчаливая статуя». «В искусстве священна любая вещь» – так иногда думают люди. Распустив бутоны испускали богатый аромат цветы в скверах.
С минуты на минуту он должен был приступить к ночному восхождению. Вид кафе во всем обнаруживал особый художественный вкус, простоту и элегантность.
Между первыми предпринятыми попытками и искусством видеть и выражать увиденное, что, как знает каждый, предшествует собственно поэтическому творчеству, пролегает огромная дистанция. Годом раньше этот же негритянский художник снискал уважительные отзывы картиной под названием «На месте преступления». Тут же сердце его забилось от радости и как забилось. Ночные бабочки, опалившие свои крылья об ацетиленовые фонари.
– большой зал или дом)– удлиненное прямоугольное строение. Вместе с этим он изучал немецкую философию и, прежде всего, А. Шопенгауэра и Ф. Ницше. Для Аполлинера год прибытия Кирико и Савинио в Париж ознаменовался выходом в свет его «Le Bestiaire, ou Cortege dOrphee». Милан. Все вместе складывается в увлекательное чтение для самой широкой аудитории.
Затем следовало появление медведя, медведя сердитого и упрямого, который, наклонив голову, с блуждающим взором преследует вас на лестницах и в коридорах ваш бег в растерянности по анфиладам комнат, прыжок из окна в пустоту (самоубийство во сне) и свободный полет, словно вы человек-кондор, подобный изображениям Леонардо, которые он, развлекаясь, помещал на одном листе рядом с чертежами катапульты и анатомическими набросками. Помимо автора «Божественной комедии» в ряду тех, кто оказал существенное влияние на поэтику Кирико, критики называют и Фридриха Ницше, философской афористике которого столь созвучны характер и образ мысли Гебдомероса. Великий кубист Пабло Пикассо величал художника «певцом вокзалов».
по: Arte italiana prsente P. 633). Его система обладала несомненными и неоспоримыми преимуществами. Имя Гебдомерос («состоящий из семи частей»)– производное от латинского слова hebdomada, означающего цифру 7. «Но все это неважно», – говорил Гебдомерос, когда задумывался над тем, что представляет собой этот город в летние ночи.
Кирико всегда настаивал на том, что, прежде чем становиться Сезаннами или Матиссами, прежде чем обращаться к поискам новых форм выражения, живописцу следует в совершенстве овладеть секретами профессионального мастерства, научиться передавать объекты с точностью академической штудии. Повсюду царили безмолвие и медитация.
Также интересно, что объекты в картине «Тайна и меланхолия улицы» изображены в разных проекциях: фургон в геометрической, а дома в перспективной. Безмолвствовал дом отца и постепенно все вокруг погрузилось в немоту. Его появление предварит публикация отрывков на итальянском языке в журнале «Prospettive». Можно предположить, что эта тема весьма живо обсуждалась молодыми интеллектуалами, постоянно собиравшимися в доме Г. Аполлинера на бульваре St. Germ. am, частым посетителем которого был Кирико. Вместе с тем Париж пробуждает у Кирико живейший интерес к современности. «Ты здесь, а значит, ты мой брат и мой сообщник мы в одинаковой ситуации, мы можем спокойно, скрестив руки на груди и заложив ладони под мышки, прогуливаться вдоль берега моря, мимо дорогих гостиниц мы надежным образом защищены от тех многочисленных опасностей, о которых обычный человек – отец семейства, заросший щетиной, носящий очки, вечно заваленный работой трудяга, тот, кого все те прекрасные женщины, что пудрят носики, глядясь в ветровые стекла роскошных автомобилей, провожают презрительными взглядами, когда он, взлохмаченный и потный, в пыльных башмаках, с небольшой сумкой или портфелем из дерматина бежит на поезд по перрону, – не имеет ни малейшего понятия».
В зеркале метафизического воображения Кирико комнаты часто превращаются в мистическое пространство, являющееся и средой обитания призраков («демонов») и сценической площадкой, на39 которой они разыгрывают свою мистерию, а материальные атрибуты этого пространства (стены, окна, двери) не что иное, как олицетворенные понятия или ощущения. Надпись, помещенная на изображенной в картине деревянной раме, «Et quid amabo nisi quod aenigma est. » («Что и любить, как не то, что есть тайна. »), позже, в автопортрете из мюнхенского собрания (1920, Национальная галерея современного искусства) трансформированная в девиз «Et quid amabo nisi quod rerum metaphysica est. » («Что и любить, как не то, что есть метафизика вещей. »), указывает на то, что художник как в одном, так и в другом случае изображает себя в статусе мыслителя-метафизика.
С. 140). Высеченные из мрамора и отлитые в бронзе выдающиеся политики и лысые ученые, облаченные в костюмы отвратительного покроя, склонялись над своими книгами, свитками, научными приборами. New York, 1994. С неприятным чувством юная домработница закрыла окно, поставила недочищенный чайник на кухонный стол и, усталая и разочарованная, плюхнулась на табуретку: «А я-то, – подумала она с грустью, – я-то решила, что по крайней мере он не такой, как все».
Друзья, у кого тяжело на сердце, раскройте решетчатые калитки ваших садов. С. 338). В остальном жизнь Гебдомероса протекала монотонно.
В соответствии с поставленной целью следует рассматривать и пути ее достижения.
«Бессонница. » – внезапно подумал Гебдомерос и по спине его пробежал легкий холодок ибо он знал, что это такое ему хорошо известны были последствия белых ночей, полных видениями знаменитых антиков, последствия этих летних ночей, в мареве которых на фоне темных горных хребтов возникали призрачные и совершенные очертания исчезнувших со временем знаменитых храмов он хорошо представлял себе и те жаркие дни, что следуют за величественными видениями и неумолимое солнце и настойчивый стрекот невидимых священных цикад, как и знал о невозможности найти в полдень прохладу на илистом берегу реки. Гептада имела сакральное значение не только для мифологии, но и для античной философии. В воображаемом полете М. Ф. дель Арко видит проявление активности человеческого духа и «аллюзию на Путешествие и Неизвестное» (см. : Dell39arco Maurizio Fagiolo.
В 1939 году им будет написан новый роман «Приключения М. Дудрона», который издадут в Париже лишь в 1945 году. Де Кирико часто использовал сюжеты и героев бёклиновских картин в своих ранних работах. Причем событие это отмечено было весьма примечательным эпизодом. Вместе с тем в поэтическом очерке «Vale Lutezia», опубликованном в «Rivista di Firenze» в 1925 году, Кирико признавался: «Сердцем и душой человек тянется к Западу.
Интересно, что изображение девочки абсолютно нетипично для живописи де Кирико. «Это время суток, – подумал Гебдомерос, – из двенадцати месяцев года соответствует сентябрю». В 1910 году приехал в Париж, сблизился с Пикассо и Аполлинером. Как всегда, находились и те, кто завершал свои оптимистические рассуждения неизменным заигрыванием: «Наш народ вполне здраво мыслит, чтобы» – и так далее и тому подобное.
Клингер же открывает ему способ интерпретации греческого мифа, основанный на «соединении в одной картине сцен современной жизни и античных видений». В их мускулистых телах угадывалась физическая сила, но они стояли задумчивые и кроткие, скрестив руки на груди и узкие рукава их непритязательных костюмов (они были бедны и не могли себе позволить пиджаки из чистой шерсти, красивые, элегантные и свободные, какие имеют удовольствие носить люди состоятельные, образованные, с хорошим вкусом) плотно обтягивали выпирающие бицепсы. Похоронный кортеж, мрачное видение.
Хуанита. Его живописные композиции «Ренан перед афинским Акрополем» и «Мишле и Кине, приветствуемые студентами» (1901) украсили один из залов Сорбонны. Змея в обыденном сознании тоже ассоциируется с дорогой (горный серпантин) и вечным движением. Они образуют своеобразную систему духовных координат, поскольку сила воздействия этой магии напрямую зависит от ментального и эмоционального состояния героя. И вряд ли автора этого послесловия можно будет упрекнуть в злоупотреблении поэтической метафорой, если он предположит, что в таинственных садах и рощах, запечатленных на полотнах другого немецкого романтика – Ганса фон Маре, представляющих собой модель идеальной среды, климат которой будто бы создан специально для того, чтобы стимулировать творческий процесс, могло непосредственно формироваться самобытное художественное видение Кирико анаселяющие эти сады и рощи фигуры, словно замершие в сомнамбулическом сне играли роль молчаливых свидетелей этого процесса. Через все повествование, представляющее собой своеобразный коллаж, проходят «видения» и «странствия» – излюбленные формы поэтической фантазии Данте.
Светились чистотой, словно безмятежно и кокетливо улыбаясь, дома. Иногда, в них присутствует избыток натурализма. Так было и с Кирико.
Да, было очевидно, что сейчас вся эта молодежь переживает момент вечного настоящего. Джорджо де Кирико, создатель «метафизической школы живописи» –, принадлежит к числу тех представителей новой культуры, кто, встав на этот путь, одним из первых доказал его плодотворность и обогатил духовный ареал современного человека мифологемами, заимствованными в культурных образованиях классических эпох. И вопреки всему всегда находились и такие (и это огорчало его больше всего), кто изумляясь проявлениям его мастерства, его способностью преодолевать многочисленные трудности, ставили ему в упрек то, что он выходит за пределы своих собственных, предоставленных ему природой возможностей. С. 138).
Художнику казалось, что под слоем привычной жизни скрывается абсолютно другая реальность и он всеми силами старался найти подтверждение своим догадкам. Пронизанные духом символизма образы итальянских дивизионистов произвели на молодого Кирико неизгладимое впечатление, в чем художник признается в своих воспоминаниях (см. : The Memoirs of Giorgio de Chirico. Утренние песни жнецов.
Все почувствовали себя ночными бродягами. Ночь еще не спустилась.
Из парка во дворец вела великолепная лестница. Наконец одни. Джорджо де Кирико (1888 – 1978) – итальянский художник, наиболее известный своей «метафизической» живописью. Но кто в действительности вправе считать себя праведником.
Трупы в смокингах расположились в открытых гробах рядком вдоль пляжей южного побережья. Но такова уж человеческая натура: она жаждет драм и трагедий. Мраморные набережные города раскрывали свои объятия ласкающим их тихим волнам.
После кратковременного пребывания во Флоренции художник обосновывается в Ферраре. Такова, например, «Песнь любви». Тогда нельзя ли вернуться. Частное собрание), где графически ясную, жесткую конструкцию из реек, рейсшин, угломеров (читай: «подобно дереву осенью лишенную покрова») венчает угольник, упирающийся острым углом в верхнюю планку рамы картины («подобно брошенному в пустоту острым углом пинцету»). Вспомни прощание роз. л, 19) позволяет пилен и рыбной ловле прообраз обращения, а в более широком смысле – аллегорию поиска и обретения духовных соратников (желание Гебдомероса видеть в своих друзьях единомышленников).
Кто-то может разглядеть в этом подражание Пикассо, с которым художник был дружен. М., 1997. Полуденный час знаменовал собой кульминацию деятельности, развития, торопливого продвижения вперед (ибо, чтобы довести до конца почти завершенную работу, все утро, вплоть до полудня, в зное преждевременного лета длилась лихорадка последних доделок). Да, все эти юные существа бессознательно переживали самые волнующие моменты своей жизни.
Осень – выздоровление, предшествующее жизни (зиме). Вот таким образом я утверждаю и уверен, что это неоспоримая истина: совершенное предпочтение следует отдавать кровати с металлической сеткой (с поверхностью абсолютно ровной), а не пружинным матрасам, выпуклым посредине, чья хваленая мягкость не более чем иллюзия иначе говоря, достоинство весьма сомнительное.
В таких случаях я придаюсь фантазиям, рассматривая свои картины погружаясь в некую туманность, становящуюся постепенно все более и более плотной, они как бы переносятся в другой мир, в иную атмосферу, куда-то туда, где для меня становятся недоступными. Внизу же находились пещеры, знаменитые тем, что в них обитали герои. Вот таким образом детство и юность братьев Андреа и Джорджо не называют счастливыми, несмотря на материальный достаток.
Скорее он склонен был признать, что недруги необходимы. Что же. В марте того же года в галерее «LEpoque» в Брюсселе открывается персональная выставка художника, а уже в октябре он экспонирует свои работы в Лондоне в выставочном зале «Arthur Tooth and Sons».
Крайне негативно оценивает Кирико художественную практику и тех, кто вполне заслуженно обрел статус признанных мэтров нового искусства. Вокруг воздвигнутых на ней трех крестов расположились римские легионеры с надменными лицами, в латных ошейниках, плотно облегающих их двойные подбородки были здесь и растрепанные заплаканные женщины и устанавливающие лестницу мужчины в трико авнизу, у края дороги, был изображен Гебдомерос сидя на камне в позе Ренана из известной картины Андре Брюйе «Ренан перед Парфеноном», Андре Брюйе (1857–1914), ученик Жерома, дебютировал в Париже в Салоне 1879 года. Художника возмущает ажиотаж вокруг «исключительно уродливых пейзажей Сезанна, уродливых, манерных и ребяческих пейзажей, которые на самом деле любой мастер, считающий себя достойным этого звания, постеснялся бы писать даже в восьмилетнем возрасте» (Ibid.
Но попробуйте убедить подобного упрямца. Однако библейским духом определялся, но отнюдь не исчерпывался духовный климат Феррары.
Такова известная серия картин художника «Площади Италии», о которой Аполлинер писал: «Странные пейзажи, полные новых идей, выразительной архитектуры и сильного чувства». Дети, уже поужинавшие вместе с гувернерами за отдельным столом, теперь развлекались в саду.
И по воскресным, выходным дням ощущение счастья было уже не столь острым. Сельские праздники под огромным синим небом. Мы видим пустынную площадь, статуя Ариадны, арки. Кто знает, как долго длилась бы беседа, но постепенно наступившие сумерки погрузили комнату во мрак и разговоры увязли в плотной темноте. Умение жить.
Этот эпизод слово в слово описан в мемуарах, но в роли главного действующего лица здесь выступает уже не безымянный граф, а Андре Дерен. «Дорогие мои друзья, возможно, вам, как и мне, приходилось переживать Stimmung (атмосферу), то особое состояние, которое охватывает вас, когда ближе к закату, в конце жаркого летнего дня, после полуденного сна (вспомните, что говорил я вам неоднократно о полуденном сне), вы, выйдя на дорогу, ощущаете запах благоухающих свежестью улиц. Время здесь, как будто, остановилось, улицы безлюдны, все пробуждает чувство тревоги. Он попытался побороть в себе беспокойство, понимая, что не один, что его сопровождают двое друзей, крепких и спортивных, носящих в задних карманах брюк пистолеты с запасной обоймой. Деревья нежно шелестели листвой.
И Аполлинер, одержимый той же мечтой, становится соучастником и своего рода катализатором мифотворческого процесса. А вода все поет и поет в цветущих особнячках супружеских пар поляков. Город.
Строение окружала зубчатая стена с бойницами. В своих мемуарах художник резко критикует принцип работы с натуры, который утвердился в художественной практике благодаря «так называемой эволюции изобразительного языка» и «так называемому модернизму», в результате чего «нынешний студент академии даже не знает, как следует держать в руке карандаш, уголь или цветной мелок».
С творчеством автора «Двух матерей» Кирико был хорошо знаком. А там между тем было заключено перемирие. Озабоченный и задумчивый вид Гебдомероса вызывал у нее интерес и иной раз, увидев его в окне, она обращалась к нему с вопросом, не испытывает ли он тоски по родным местам однако Гебдомерос на такие вопросы отвечал, как правило, уклончиво.
Кроме того именно в Германии для художника, чье детство прошло «на берегу моря, видевшего отплытие аргонавтов, у подножия гор, бывших очевидцами мужания быстроногого Ахилла и мудрых наставлений воспитателя-кентавра», памятники Греции становятся предметом поэтического осмысления и аналитического исследования. Подобные работы не ставили целью поразить зрителя, поставить его в тупик. О руины. Особый интерес вызывали у него воробьи. Мифические персонажи – боги, герои, кентавры – оживают на страницах романа «Гебдомерос», а именами мыслителей и художников древности – Пифагора, Гераклита, Зевксида – пестрят теоретические очерки художника.
Дальше, слева – неподвижные Весы, пустые чаши которых пребывали в идеальном равновесии иными словами, здесь можно было найти изображения на любой вкус, отвечающие самым сумасбродным фантазиям. Процессия поднималась из глубины улицы, ведущей в долину и наблюдавшим за ней жителям селения казалось, что они видят запыленную дамбу, раскинувшуюся над широким морем оглушительно звенели колокола, грохотали петарды колонна же настойчиво продвигалась вперед как паруса на мачтах раскачивающихся кораблей развевались на ветру хоругви изображенные на них символы будили длинную череду причудливых, поразительных образов и позже, когда уста оракулов смыкались в молчании, словно земля испускала дух, эти символы служили надежной гарантией покоя. Небо на востоке посветлело.
Естественно, это был неподходящий момент, чтобы думать о работе. О, незавершенная симфония этого вечного хочу любить тебя. Однако правомерность его подкрепляется примером из живописной практики Кирико.
Впрочем, здесь он отчасти лукавил. Соседи больше не узнавали друг друга. С началом Первой мировой войны Кирико покидает Францию. Прежде, считает художник, творчество было уделом интеллектуалов и тружеников, «постоянно повышавших свою культуру и образование все свое время они проводили за рабочим столом, в отличие от лентяев и неучей, дни и ночи просиживающих в кафе (The Memoirs of Giorgio de Chirico P. 70). Le peintre et son gnie chez lcrivain».
Их трансформацию в воображении «исследователя» в полярных медведей можно истолковать, лишь следуя склонной к мифотворчеству фантазии Кирико. Покинув населенный пункт, Гебдомерос остановился в долине реки, неподалеку от самого большого холма, на который собирался подняться. К этой теме художник неоднократно обращается как в 20-е, так и в 30-е годы. Его лейкофобия была искренней и глубокой. «Каждая эпоха, – пишет философ, – каждая ступень образования хоть раз пыталась с глубоким неудовольствием отделаться от этих греков ибо перед лицом их все самодельное, по-видимому вполне оригинальное и вызывающее абсолютно искреннее удивление, внезапно теряло, казалось, жизнь и краски и сморщивалось до неудачной копии, даже до карикатуры».
Стороны света, точнее их «идеальные» образы – полюса, обладающие магией притяжения. При этом, что удивительно, знаменитый авангардист, основатель «метафизической» школы и участник радикальных художественных движений 1910 – 1920-х годов, включая сюрреализм и дадаизм, в своих воспоминаниях фактически отрекается от модернистского прошлого и связанных с ним идей и людей. Наступало время, когда, отгородившись от мира, он отказывался встречаться с кем бы то ни было втом же случае, если просители, журналисты, просто приставалы и любопытствующие стучали в его двери, слуга, задав ритуальный вопрос «что вам угодно. », затем неизменно отвечал: синьор ушел или синьора нет дома или же синьор ушел по делам некоторые настойчивые посетители, услышав последний ответ, твердили, что они дождутся, когда синьор закончит свои дела о нет, добавлял тогда слуга, нисколько не смущаясь, это невозможно, если синьор уходит по делам, он отсутствует по нескольку дней. Где вы, друзья. «Современность, – пишет он, – эта великая загадка обитает в Париже повсюду».
Обещание Христа сделать рыбаков Петра и Андрея «ловцами человеков» (Матф. Рим. Он выступает персонажем, рожденным то под знаком Аполлона (Гебдомерос), то под знаком Меркурия («Автопортрет с бюстом Меркурия», 1923, частное собрание), дважды изображает себя в образе Одиссея (обе работы, 1922 и 1924 годов, находятся ныне в частных собраниях) и до бесконечности варьирует тему Диоскуров.
Размахивая прутом, он гнал перед собой в ночь сонм сновидений. Слушай неторопливую исповедь старой виолончели или сердце, которое всегда неизменно. «Все-таки необходимо принимать меры предосторожности, поскольку никогда не знаешь, что может случиться», – разъяснял он всем, кто расспрашивал его об этом странном для спальни предмете. Вот таким образом еще раз прошу вас от всего сердца (здесь он сильнее сжал плечо Гебдомероса, которое не отпускал на протяжении всего разговора): не зажигайте свет». Шествие сопровождалось выстрелами из винтовок и пистолетов, а также невероятным грохотом, создаваемым небольшими взрывными устройствами, которые толпа бросала об землю или в стены ближайших домов» (The Memoirs of Giorgio de Chirico P. 34).
Джорджио де Кирикородился в 1888 году в Греции и прожил там до подросткового возраста. «Не следует подстегивать воображение, – говорил он, – нужно лишь обнажать, поскольку, обнажая жизнь, делаешь ее сносной в том смысле, что примеряешь ее с матерью Вечностью обнажая, платишь дань тому минотавру, что люди именуют Временем и изображают в образе огромного изможденного старца, с задумчивым видом сидящего между косой и клепсидрой». Солнце стояло высоко, безоблачное небо подернула легкая дымка, предвещающая приближение лета неподвижный воздух заполнил сильный запах прокисшего вина, он поднимался из глубоких пещер, где храпели лежащие вповалку грязные пьяницы, монахи и контрабандисты, гонимые новым правительством. В литературе итальянский художник проявил себя как незаурядный последователь «отцов модернизма» Франца Кафки и Джеймса Джойса. Впечатления эти, отложившись в подсознании, не могли исчезнуть и лишь ждали своего часа. В композиции «Тревожные музы» (1917.
Бретон, Кокто и Дали именуются «мрачными феноменами унылого времени» (Ibid. Гебдомерос не мог позволить себе походить на тех скептиков, которые полагали, что кентавры, равно как фавны, сирены и тритоны, никогда не существовали, что все это – сказки. Тщательно продуманная планировка улиц, обдуваемых свежим ветерком, являла собой радующее душу зрелище. «Увидишь, Марциобарболо, – говорила она своему мужу, – увидишь, этот спасательный круг, так напоминающий похоронный венок, рано или поздно принесет тебе несчастье». Вечер подходил к концу.
И тогда, высоко подняв голову, глядя прямо перед собой и не думая ни о чем, я двинулся вперед» Свою историю Гебдомерос закончил несколько высокопарно: «Возможно, в этот момент я вел себя как герой, переживающий свой звездный час, возможно, проявлял смирение, как павший ниц, жалкий и трусливый раб». Их движения подобны движениям маневрирующих под водой ныряльщиков. Волны Роданы, волны Рейна. Отец, заметив интерес сына к рисованию, приглашает в дом молодого грека, железнодорожного служащего Мавридиса.
У дочери Эммы каждый вечер случались нервные срывы. С. 130).
В другом тексте имеющем заголовок «Parcangelo affaticato» 1918 года, жилое помещение из среды обитания превращается в средство передвижения: «Моя комната – великолепным корабль, на котором я могу совершать фантастические путешествия, достойные упорного исследователя. De Chirico e Savinio dalla Metafisica al Surrealismo // Arte Italiana prsente 1900–1945. Они не только старались не держать в своих домах оружия, но и запрещали даже упоминать о нем, особенно в присутствии детей слова «пистолет», «револьвер», «карабин», «кинжал» для этих истеричных пуритан были словами табу.
Метафизическая мифология Кирико инспирирована была самой биографией «всеевропейца», постоянно меняющего место жительства. Национальная галерея современного искусства). Что касается «Кавказа и Голгофы», то здесь художник изобразил широкую пыльную дорогу идущую вдоль скалы, столь невысокой, что простой кирки было бы достаточно, чтобы снести ее всю скалу бороздили трещины, подобные морщинам, которыми Хронос покрывает лица старцев. Пути ее воздействия непостижимы. New York, 1994.
по: Arte Italiana prsente P. 644). Немало имен примерит к себе и Джорджо де Кирико. Б. Л. П. В датируемой 1928 годом композиции Савинио «Гладиаторы» (частное собрание), лицо центрального персонажа скрывает решетчатая маска имеющая сходство одновременно и с рыцарским шлемом и с маской фехтовальщика.
Еще в молодые годы он преклонялся перед искусством старых мастеров. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к некоторым пассажам «Рождения трагедии». Итак, главная проблема теперь – уйти.
P. 102). М., 1994. И тут он понял, что с его стороны было бы логично к концу этого дня завершить свой метафизический цикл.
Внешний вид здания напоминал немецкое консульство в Мельбурне. Уравнивание нового иными словами актуализация старого, – таков взгляд метафизика на греческую культуру с ее мифотворческой природой. Правила общества.
предисловие), числом сакральным. Спокойный сон праведника.
Камиль Коро любил повторять: натура – лучший учитель. С. 173). Да здравствует блудный сын. Идущий вдоль горизонта локомотив – постоянный компонент метафизических пейзажей Кирико. Отсюда моментальным взглядом можно было охватить бодрящую панораму расчерченных на белые прямоугольники, квадраты и трапеции спортивных площадок, где молодые атлеты с классической грацией метали диски и упражнялись в беге подняв плечи и запрокинув голову, они напоминали несущихся в упряжке оленей. Урок, преподанный опасностью, не приносит плодов. Главный принцип воспитания — запреты и подавления активности детей. Люди-узлы Кирико, безусловно, принадлежат к тому же племени, что и любители мумий и призраков Ницше, племени тех, кто обречен ощущать постоянную скованность и «всегда должен быть на страже» (там же).
«В своем фамильном доме в Ферраре, – вспоминает Кирико, – Пизис жил в странной комнате, заполненной разнообразными причудливыми вещами, чучелами, бутылками необычной конфигурации, графинами, разного рода глиняными горшками, старыми книгами, готовыми при первом же прикосновении превратиться в прах» (Ibid. Вернувшись в Италию в годы первой мировой войны, Де Кирико некоторое время работал в русле выработанной им манеры и даже создал метафизическую школу. Здесь охотно возвращаются к истокам, но испытывают отвращение к хаосу».
Вряд ли эти восторженные слова соответствуют дарованию Мавридиса. Он бы трудился не спеша, благоразумно избегая опасностей и риска. P. 148). Кирико на страницах своих мемуаров утверждает, рассуждая об упадке литературной культуры в Италии, что не только Кардуччи, Пасколи, дАннунцио, но и менее значительные фигуры прошлого предстают «истинными титанами в сравнении с теми безмозглыми моллюсками, которые наводняют литературу и поэзию сегодня». Витание в небесах. Иной раз открывалось окно и кто-то мелькал за портьерами в глубине темной комнаты но поговаривали о том, что это скорее всего кто-либо из предков и, следовательно, это не более чем игра воображения. Находилось оно на углу улицы, выходящей на главную площадь города.
Твоя жизнь – это твоя жизнь. На альтернативной экспозиции представлена была метафизическая живопись итальянского мастера, в витрине же устроители разместили композиции, составленные ими из приобретенных в магазинах детских игрушек, пародирующие его последние полотна изображающие предметы мебели и коней на берегу моря, те самые, что Л. Арагон в предисловии к каталогу выставки охарактеризовал как «шутки придурковатого». Причем хвалебные отзывы, провозгласившие «Гебдомероса» «бесконечно прекрасным» (Арагон) и «сияющим абсолютным величием» (Батай) шедевром сюрреализма, прозвучали из уст бывших сторонников даже несмотря на то, что их отношения с Кирико, уже давно утратившие дружеский характер, к этому моменту переросли в открытую конфронтацию. «Очевидно, какая-нибудь бродячая собака сыграла со мной такую шутку», – решал он и вновь укладывался, предварительно вынув из ружья патроны и поставив его в угол комнаты.
Гетероморфоз муз кажется одновременно и забавным и устрашающим. P. 170), а все прочие сюрреалисты – «дегенератами, хулиганами, бездельниками, онанистами и бесхребетными людьми» (Ibid. Кокто), «ангелом нового времени» (А. Савинио) и «чародеем» (Л. Арагон).
Кроме того, тот глава семейства, тот генерал стал жертвой своей любви к картам. Но никто не двигался, никто ребенка не обвинял.
В начале столетия, когда классическая форма, вызревшая в подражании грекам, казалось, была полностью исчерпана, Кирико был одним из тех, у кого идеи Ницше, отстаивающие, но одновременно и мистифицирующие «самодовлеющее великолепие» древних, должны были найти самый живой отклик. Ф. де Пизис сравнит его с Апеллесом, а критики назовут «современным Зевксидом».
Вентиляторы поддерживали в залах постоянную атмосферу, насыщая воздух влагой и озоном. Возможно, фантастическая картина передвижения войск, в роли участников (или всего лишь наблюдателей. ) которого предстают и языческие цари и кондотьеры – предводители наемных отрядов в Италии эпохи Возрождения, – одна из тех, что возникали в его воображении во время чтения Плутарха.
Он был знаком с некоторыми негритянскими живописцами, один из них на очередной официальной выставке привлек его внимание картиной, которая называлась «Кавказ и Голгофа». Так рассуждал мой отец по поводу кроватей. И вновь героем романа станет сам автор.
Едва проснувшись, поднимался и шел к окну открыть ставни из окна же видна была та часть дома, что находилась напротив корпуса, в котором он снял комнату зрелище, представавшее его взору, всегда было одним и тем же: перед окнами кухни прислуга чистила щетками одежду, а прямо напротив его окна некий артиллерист, денщик полковника, каждое утро складывал брюки своего начальника, предварительно почистив их ветошью, смоченной бензином. Высокопоставленный больной страдал весьма сложным заболеванием, вследствие чего требовалось, чтобы тело его в кресле всегда пребывало в определенном положении иначе он подвергался опасности в случае неожиданного толчка умереть от удара застоявшейся мочи, выделять которую его организму стоило большого труда (зачастую он не мочился целыми днями). Гебдомерос влюблен в Луиджу, служанку из дома напротив. Говорящий жест его руки, обращенный к зрителю и нарушающий замкнутое пространство полотна, будет указывать на то, что в данном случае Кирико изображает себя в роли медиума глашатая знаний, полученных от Меркурия-Гермеса, который, по словам самого живописца, «открывает метафизикам тайны богов» (цит.
В соседнюю же комнату никто не входил. Всё из-за того, что на его картинах слишком часто встречаются поезда и вокзалы.
В живописи Кирико иконография Меркурия широка и многообразна. В целом де Кирико следует строгой хронологии, тщательно фиксируя элементы автобиографии: первые художественные опыты, учебу у Клингера в Германии, работу на «Русских сезонах» с Дягилевым, поездки по миру (в Милан, Флоренцию, Венецию, Рим, Париж, Мюнхен, Амстердам, Нью-Йорк и многие другие города, особое место среди которых всегда занимал Турин, вдохновивший художника на написание многих полотен) историю создания своего единственного романа («Гебдомерос», 1929) и так далее. Самого хозяина, обычно подобно понтифику восседавшего во время этих вечеров в кресле за своим рабочим столом, он сравнит с широко известным в ту пору помпезным скульптурным изображением Бетховена работы Лионелло Балестриери и не преминет с иронией упомянуть о гостях – «художниках, поэтах, литераторах, тех, кого полагали молодыми интеллектуалами, несущими так называемые новые идеи».
Мой отец был человеком редким.
Свое негативное отношение к спектаклям на открытом воздухе он комментирует следующим образом: «Игра актеров, декламирующих и жестикулирующих под открытым небом, на фоне живой природы, всегда казалась мне глупой и фальшивой Персонаж, облаченный в костюм, требует рисованных деревьев, неба, гор, поскольку только среди рисованных декораций он может выглядеть естественно» (The Memoirs of P. 33). Хозяева гостиниц, обливаясь потом, в спешке устанавливали на тротуарах столики. Художника возмущает ажиотаж вокруг «исключительно уродливых пейзажей Сезанна, уродливых, манерных и ребяческих пейзажей, которые на самом деле любой мастер, считающий себя достойным этого звания, постеснялся бы писать даже в восьмилетнем возрасте» (Ibid.
Это мнение по сути своей полностью совпадает с утверждением французского философа Г. Башляра интерпретирующего воображаемое падение как модификацию грезы о полете: «Чтобы воспринимать видение при каждом приглашении к путешествию, душа, как правило, должна быть подвижной она должна быть устремлена вниз, чтобы находить образы черной бездны, образы, которые обыденное и рациональное видение в высшей степени не способно внушить» (Башляр Г. Грезы о воздухе. С. 173–174). Любопытно, что художникникогда не ставил дат на копиях своих работ. «Мир полон демонов, – утверждает Кирико, – необходимо обнажить демонизм каждой вещи». В подобного рода высказываниях не трудно заметить перекличку с идеями Шопенгауэра. Весьма широк и мифологический репертуар Кирико.
Было прекрасно и волнующе.
Вообще, многие работы художника на метафизические темы очень похожи друг на друга. В этом плане красноречиво ироничное замечание Савинио, признавшего, что «сатрапов западной культуры неизменно отличал синдром Колумба: взяв курс на юго-восток, они полагали, что откроют Грецию, мок тем как, сами того не подозревая, открывали нечто другое». Впрочем, это не помешало поэту годом позже пренебречь разногласиями и восторженно встретить появление романа (см. : Fauchereau S. Gli artisti italiani a Parigi // Arte italiana prsente P. 100). Закутанный по пояс шалями и дорожными пледами, с блуждающим, бессмысленным взором, под молчаливым наблюдением горничных он до заката сидел в своем инвалидном кресле, не меняя позы. Рим.
A cura di Maurizio Fagiolo dell39Arco. Ни упоминание конкретных специфических запахов улицы, ни обстоятельное описание лестницы дома с накрытой асбестовым абажуром лампой, ни поднимающиеся по ней герои, жизненная достоверность которых подчеркнута эпитетами «крепкие» и «спортивные», не способны убедить читателя в реальности происходящего. Художник всегда замкнут в своем интимном бытии и зрителю вместо исповеди он предлагает своего рода curriculum vitae, что дает возможность судить лишь о его «официальном лице». Ибо их два.
Но, образы искусства Древней Эллады нередко появлялись в картинах художника. Умение понять метафизическое содержание любого произведения искусства, повествующего о чем-либо «курьезном, странном и поразительном», пришло к нему значительно раньше, чем способность наслаждаться открытием «бесконечной тайны его живописной природы», тем не менее, будучи уже зрелым мастером, Кирико признается: «Когда я сравниваю эти два удовольствия, которые дает понимание поэзии и метафизики, с одной стороны и художественных достоинств – с другой, я чувствую, что второе удовольствие значительно глубже и полнее». Теперь и лица, встречающиеся на улице, были другими. AION.
Имена Матисса и Брака иронически упоминаются в числе тех, кто фабрикует свои псевдошедевры в «святилищах» на Rue de La Botie» (Ibid. Приношения. Для зрителя остается загадкой, видит ли он самих муз, преображенных волей прихотливой фантазии создателя полотна или же музы, оставшись «за кадром», руководят разыгрываемым «призраками» спектаклем.
Чувственный опыт и рациональное познание не способны открыть нам истинной сущности вещей. Кирико не согласен с этим утверждением, он считает, что «знаменитый французский пейзажист был не прав или по крайней мере заблуждался и когда Делакруа говорил, что натура не может научить нас, как достичь совершенства, он был значительно ближе к истине. Однако очень скоро к элите сновидцев Церковь вынуждена была отнести и монархов.
основатель Метафизической школы Джорджо де Кирико почти не писал с натуры. Он много копировал в музеях, настойчиво совершенствуя технику рисунка. Художник словно заново открывает для себя мастеров итальянского Возрождения, что же касается античной пластики, то она, по его собственному признанию, предстает перед ним в некоем новом качестве, в том, «в каком она должна была выступать во мраке святилища во время свершения таинства». С «высоты» материалистического сознания трудно объяснить механизм магического воздействия духовной атмосферы Феррары на формирование художественного видения Кирико. В прозрачной атмосфере этого прекрасного осеннего дня несчастные пинии обречены были на чистилище вечной непогоды за деревьями (в северной, прямо противоположной морю стороне) сиял своей швейцарской чистотой горизонт. В один из таких моментов Гебдомерос впервые услышал мольбу жены рыбака. Об этом рассказывал мне мой отец, вспоминая город, где прошло его детство.
Это был сон, всегда предвещавший несчастья и в первую очередь болезни. Задача, в конце концов, не из легких. У них разный коэффициент искажения, за счет чего усиливается эффект странности. При этом обсуждалось, как склеить черепки и каждый предлагал свое.
Он идет на этот шаг не только для того, чтобы его не путали со старшим братом, но и следуя примеру Аполлинера (Вильгельма Аполлинария Костровицкого), чей авторитет к этому времени был уже столь велик, что вызывал у окружающих желание подражать. М., 1999. Многие из них страдали вовремя не вылеченными и потому ставшими хроническими венерическими заболеваниями за время своего краткого пребывания в городе они успевали в полдень проконсультироваться у специалистов ате, каков бы ни был результат осмотра, никогда не упускали возможности назначить прием и на следующую неделю. «Кирико, – утверждает поэт, – проявляет глубокую сознательность во всем, что он делает. Поздние костюмированные автопортреты режут глаз бутафорским великолепием и пышностью костюма, кричащей пестротой красок.
О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Гебдомерос, самый эмоциональный и всегда быстрее других приходивший в возбуждение, тут же предложил направиться в небольшое, работающее до утра кафе, куда обычно заходили подкрепиться и отдохнуть во время ночной смены рабочие и инженеры, занятые на строительстве железной дороги. Гладкое море великолепно отражало закатное небо.
Он считал голову птицы символом дурного, абстрактным предзнаменованием беды. Куда вернуться. Очевидно, запах конопли оказывает особый эффект на человеческий организм». Впрочем, он уже издавна, еще со времен странствий в поисках новых, самых неожиданных зрелищ, питал надежду, что те, кто следовал за ним, не таили на него зла, когда, представляя им то, что скромно именовал своими «чудесами», он использовал особую манеру выражаться. В его творчестве два главных периода.
Официальное же христианство со времени своего возникновения с недоверием относилось к преувеличению значения сновидений (в первую очередь это касалось различного рода ересей) и признавало право толковать сны лишь за святыми. А что, если жизнь – всего лишь безграничный вымысел.