Гравюра Дюрера «Четыре ведьмы» была первой, которой суждено было попасть в Италию. Гравюру «Четыре ведьмы» можно увидеть на выставке «Альбрехт Дюрер: мистическое и реальное», которая посвящена 545-летию со дня рождения художника.
– повержен на землю человеком, чье единственное оружие – дубина. Согнутая, она тем не менее выглядит огромной. От него осталась целая серия изображений крестьян, большая часть из которых относится именно к этим годам (гравюры на меди — «Мужская баня», «Танцующие крестьяне», «Четыре ведьмы», «Волынщик», «На рынке»).
Ворота и двери наглухо затворены, окна – черны и незрячи. Умерло несколько детей и в семье Дюреров. Мысль эта возникла у него тогда, когда он работал над этими двумя гравюрами. Но без последовательности.
У него есть одна особенность – счастливая особенность, проклятая особенность. Взгляд упирается в молчаливые угрюмые стены. Ангелочки написаны затейливо, забавно, с улыбкой. Убедительность обстановки – одна из характерных черт Дюрера. У нее простодушное лицо, но с довольно недоверчивой гримасой. Стоит взглянуть, например, на немецкую гравюру XV века «Сеятель», очень характерную для своего времени. Среди умерших было немало его сверстников.
У них — вызывающе воинственные позы, холодные, жестокие лица. Девушка, которую увлекает морское чудовище, совсем не испугана, она не взывает о помощи. Девушка, которую увлекает морское чудовище, совсем не испугана, она не взывает о помощи. Столь же тщательно, как материал, готовил художник свой инструмент.
Прошло немного времени после возвращения Дюрера на родину, а имя его уже стало известно. Она и на самом деле драгоценна, так безошибочно точна покрывающая ее гравировка. Из-за крыши дома выглядывает густая крона, но дороги под ее благодатную тень нет. Главный палач наряден — это черта времени.
дай мне следующую мне часть имения. Художник должен написать его портрет. В Дюрере жил экспериментатор.
Резец он пробовал на ногте. Но и без напоминаний об этом нельзя было забыть. Вот что помогает ему противостоять страхам и суетным заботам. Иоанна.
История эта волновала не только иносказательным, но и прямым смыслом. Едва появлялось какое-нибудь техническое новшество, как его немедленно применяли для того, чтобы выпытывать у заподозренных признание, у инакомыслящих – отречение, а не отрекшихся казнить самым жестоким способом. Вдалеке виднеется рыцарский замок. Художник увидел в нем нечто такое, что сам он ощущал в себе лишь неясно. Старинная копия сохранилась.
По правую руку Марии стоит пюпитр с молитвенником. Мастер остается в мастерской один. Он утолил жажду новых впечатлений и больше никуда не уезжал. Кроме того, художник должен написать алтарную картину для замковой церкви в Виттенберге. В эти годы Дюрер создал и новый автопортрет. Главное событие этих дней, недель, месяцев, этих лет — труд.
Случайность. Может быть, следовало обойтись без тройного подбородка, без складок жира на руках и ногах. Тела людей и коней награвированы короткими, однообразными, негибкими штрихами. Хорошо видны нарисованные заставки и строки текста.
Мужчина бережно ведет спутницу под руку. Здесь редкие светлые линии слева и почти нетронутая белизна бумаги справа. Но плата за них невелика. Город приходил в себя после пережитого. Этого мы не знаем и не узнаем.
Лица обоих серьезны, его задумчиво и нежно, ее — мрачно. Лев вызывал представление о сильных мира сего.
Вот другой рисунок, на этот раз углем: Смерть и общество за столом. Наверное, что – нибудь нравоучительное. Он заметил, с каким живейшим вниманием художник всматривается в лица его приближенных.
А в купальне шестеро абсолютно отъединившихся от города мужчин в набедренных повязках. И замок и город — немецкие. Ремесленники так не одевались.
Нет, наказание. По ней можно всегда узнать его руку. Согнутая, она тем не менее выглядит огромной. Сейчас в экспозиции Британского музея на многих картинах можно увидеть образы колдуньи, подобные тому, как изобразил ведьму на цветной гравюре на дереве (ксилографии) «Шабаш ведьм» ученик Дюрера Ганс Бальдунг Грин в 1510 году. Его смущал облик художника.
Лицо палача напоминает того, кто на картине «Пригвождение Христа» пробивает распинаемому ноги долотом. Собеседники и близкие замечают, что речь твоя стала рассеянной, что ответы твои звучат невпопад, а твои глаза смотрят, по словно бы не видят. Раскаявшийся сын вернулся к отцу и тот принял его с радостью. Но то, что Страсти Марии художник выполнял с помощниками, сомнений не вызывает. Ему был внятен голос металла — вязкая медь звучала иначе, чем хрупкая. Страшит круглая дата — год 1500-й. Люди перестали стыдиться того, что прежде было позором.
Он равный в этом отряде, может быть, даже предводитель. Скрежет пилы по металлу был привычен Дюреру с детства. Они не оставляют выхода. Одна из них — «Геркулес», где, по-видимому изображен герой, убивающий сиамских близнецов Молионидов (по рассказу Павсания). В «Самсоне» тоже переданы мощь, гнев, опасность, сильные движения тела, в которых выражаются сильные движения души.
Несмотря на античные прототипы, женские фигуры – суровые и мощные. Но сын пишет его портрет. Дюрер расширил тематику графики, привлекая литературные, бытовые, озорные жанровые сюжеты. Тут ему помогли распространенные в его времена рассказы об обитающих в воде фантастических существах – их нередко изображали даже в тогдашних книгах о путешествиях в заморские страны и в старинных трудах по зоологии, твердо веря в то, что они существуют.
Альбрехт Дюрер». Оба эти листа относятся к одному времени и близки по манере. Его композиция возносилась, подобно крутой стене, в пространство вселенной. Это очень важно из-за того, что по Библии Адам и Ева являются прародителями человечества, первыми людьми, сошедшими с небес на землю и давшими начало расе людей. Об этом художнике мы уже писали в статье и виртуальной галерее Альбрехт Дюрер картины. Она была первой (из числа тех, что дошли до нас), где он поставил монограмму, которой больше не изменял.
Он и сейчас, не слушая никого, продолжает работать, хотя это ему уже не по силам. С особой интенсивностью и упорством Дюрер работал в гравюре (около 350 рисунков для гравюр на дереве и около 100 гравюр резцом на меди), создав многие шедевры мировой графики. Многие аллегории и символы, понятные современникам Дюрера, для нас темны. Но Дюрер стал старше, постранствовал, научился всматриваться, сравнивать, сопоставлять.
Мужчина бережно ведет спутницу под руку. Некоторые исследователи связывают гравюру с темой «Суд Париса» и рассматривают ее как предостережение против похоти, что ведет к адским мукам. Блудный сын, в рубище, босой, отчаянно сжимает руки в молитве. Кажется, что они во всем тебе послушны. Знаменательная дата у этой работы.
Гойя не верил в реальное существование ведьм, но его офорты до сих пор считаются одними из самых выразительных изображений колдуний, которые когда-либо были созданы. По-видимому, женщину похищают. Прелюбопытно было бы узнать, какие темы его привлекали. Здесь на доске оставлялись и вырезались не линии, а целые куски.
Он берег руки, носил тонкие шелковые перчатки, ухаживал за ногтями и кожей. Чтобы создать такой образ младенца, нужно много наблюдать детей и бесконечно рисовать их. Поначалу я испытывала крайне неприятные ощущения, когда я смотрела на эти картины, так как они такие дискриминационные (по признаку возраста – Ред. ), – говорит она. Но все это в единое целое не слилось.
Странна поза св. Пейзаж строится немногими линиями, они необходимы и достаточны. У него есть одна особенность — счастливая особенность, проклятая особенность. Так было в древности, так продолжалось во времена Дюрера и конца этому не предвиделось. На его гравюре появляются беседующие крестьяне.
Толстый штрих очерчивает тело крестьянина. Примет профессии Дюрер никогда не допускал в автопортреты. Он и на самом себе поймал пристальный взгляд почтительно потупленных глаз.
Только там они казались устрашающими. «У некоторого человека было два сына и сказал младший из них отцу: отче. Другой интересный сюжет — «Геркулес на распутье». Но крест повернут так, что сын оказался прямо напротив матери. Он был уверен: искусство необходимо людям. Отец привык на Пиркгеймеров и Паумгартнеров смотреть снизу вверх. Он сделал все, как умел, но умел он еще не все. Кажется, что Дюрер воочию видел такое похищение. Недаром они помещали его па свои гербы и знамена.
Он предвосхитил секреты более позднего фантастического искусства. Однажды она увидела, как римский император Максентий приносил жертвы по языческому обычаю. И все – таки лист этот остался одиноким. Художник не видит его, а прозревает. Отдых только в праздничные дни, прогулки по ближайшим окрестностям. Но часы вдохновения исканий, сомнений, высочайшего напряжения духовных сил, чистейших радостей и жгучих страданий творчества не видны на этом автопортрете.
Вероятней всего, гравюра является парафразой сюжета «Суд Париса», популярного в немецком искусстве и понимаемого как предостережение против сладострастия, ведущего к адским мукам. И тело более юное, чем у остальных. Вокруг, оттесняя его от корыта, жадно жрущие свиньи со зловещими клыкастыми мордами. И в этом тоже правда времени. Среди умерших было немало его сверстников. Скоро, однако, оказалось, что живописью этого не добьешься.
Иногда ему казалось, это испытание, ниспосланное ему свыше. Все это тоже было не слишком понятно. Каждый, прежде чем стать отцом, был сыном. Они напоминали о чуме минувшего года. Она сохранилась в одном-единственном экземпляре.
В его одеянии были так безошибочно подобраны цвета, так красиво падали на открытую шею и плечи подвитые волосы, что придворные франты заглядывались на него и перешептывались. Оно не случайность. Но сын пишет его портрет. От подобного зловещего фанатизма гравюра Дюрера свободна.
Гравюра воплощает новозаветное предание. В этой среде коллекционировали античные монеты, переписывали древние надписи, стремясь преодолеть пренебрежительное отношение к «варварам-немцам», которое было распространено в Италии со времен Петрарки. Нет, наказание. На мужчине шляпа с пышнейшим страусовым пером, короткая, чуть ниже пояса, накидка, куртка с рукавами – буфами, обтягивающие трико и модные туфли, выкроенные из одного куска мягкой кожи, короткий меч на поясе (так в конце XV века одевались в немецких городах молодые щеголи бюргерского круга).
Дюрер жил в родном городе, в привычных стенах родительского дома. Пожалуй, это Паримела, которую спас от отцовского гнева речной бог Ахелой, чтобы потом превратить ее в остров. На первоначальном рисунке крест стоит фронтально. Все. Люди не могут жить без хлеба.
Чтобы создать такой образ младенца, нужно много наблюдать детей и бесконечно рисовать их. Просто – после многих упражнений и опытов. Дюрер также внес эту космичность и вневременность в свое произведение. Той же теме Дюрер многократно посвящал гравюры на меди.
Штрих точен и скуп. Не упорствуют, не сопротивляются. Рисунок «Смерть и общество за столом» молчаливо рассказывает о превратностях судьбы, характерных для графического наследия Дюрера. Похвалиться в эти годы большим числом таких заказов, какими были заказы курфюрста Фридриха, Дюрер не может.
Замкнутость двора придает ему нечто тюремное. Собеседники и близкие замечают, что речь твоя стала рассеянной, что ответы твои звучат невпопад, а твои глаза смотрят, но словно бы не видят. Она еще не ведает, что ждет ее сына. Поговаривают о страшных знамениях.
Просто — после многих упражнений и опытов. Ответ оказался интригующим и более сложным, чем вы могли бы подумать. Вот, однако, поучительная история одной ранней гравюры Дюрера. Нет, он не пленный. Результатом его собственных философских размышлений стал образ «художественной меланхолии». Римский император решил опровергнуть ее слова.
Дюрер был музыкален и в том, как покрывали тонкие и искусные линии медную пластинку Шонгауэра, ему явственно слышался музыкальный ритм. Он еще иногда жалел, что сын изменил дедовскому и отцовскому ремеслу ради живописи. Друзья радовались, завистники злословили. Формирование образа ведьмы имеет долгую и сложную историю. Я согрешил против неба и пред тобой и уже недостоин называться сыном твоим».
Еще труднее рассказать, какие видения постоянно стоят перед его внутренним взором. Екатерину приговорили к смерти и казнь придумали мучительную. Потрясенный Савл обратился в христианство, принял имя Павла и стал одним из апостолов. Книга раскрыта.
Но вернемся к гравюре. Но тела их тяжеловесны. С неба падает каменный град, колесо пылает.
Четыре Ведьмы (немецкий язык: Умрите Vier Hexen или Четыре Голых Женщины или Четыре Волшебницы) 1497, гравируя немецким владельцем эпохи Возрождения Альбрехтом Дюрером. А внешне каждый день походил на другой. А главное – любить. Замысел был необычен и дерзок. Книга суден, XIV, 5 – 6). Он спит глубоким сном за низкой оградой, на которой сидит Мария.
Исследователи до сих пор не пришли к окончательному выводу. Камни стен, плитки пола по мере удаления стремительно сокращались. На очереди другая картина и для нее нужно тоже искать новые решения. Даже король Яков в своем трактате «Демонология», созданном в 1597 году, пишет: «Почему в стране столь широкое распространение ведьм. Дюрер гордился красотой своих рук, своими длинными, тонкими пальцами. Но здесь есть контраст и более глубокий.
Тщательно гравируя один участок доски, нельзя забывать о целом, нужно сохранять единый ритм движений. Он мог бы сказать о себе, подобно другому большому мастеру: «Я беру свое там, где я его нахожу». Резчику кажется, что все в порядке. Его тело напоминает резную деревянную скульптуру. Камни стен, плитки пола по мере удаления стремительно сокращались.
Взгляд этот не изменился, пожалуй, стал только более зорким. Порой Дюрер причудливо соединяет на одном листе, казалось бы, несоединимое. Позднее Дюрер переехал в Базель. Примет профессии Дюрер никогда не допускал в автопортреты. Что думает об этом сын. Одно из самых загадочных произведений этого времени — «Четыре ведьмы».
Мать тоже болела чумой, выжила чудом. Смерть, ад, муки грешников, демоны, Дьявол, ангелы. Пожалуй, в этом случае особенно. Я согрешил против неба и пред тобой и ужо недостоин называться сыном твоим. Иногда часы с друзьями в «Герренштубе» — «Господской горнице», своего рода привилегированном клубе.
Впрочем, Дюрер-старший давно не высказывал своих сомнений сыну, тревожился про себя. Стоит сказать, что данное произведение и его сюжет создано в духе античного времени. Дюрера влекла сила. Двое сидят около низкой каменной стенки.
Он сделал бы с них наброски. Ясности и красоты гравюр Шонгауэра в этом листе он не достиг. Картина зазвучала на два разных голоса. В отдыхающих посетителях бани Дюрер, согласно признанному преданию, запечатлел друзей.
Дюрер поднимал медный лист, держал его на весу, ударял по нему пальцем: лист звенел. Пожалуй, в этом случае особенно.
На художнике нарядный камзол: белый в черных полосах. Давно известная, она не шла у него из ума. В комнате, пустой и тесной, как каменный мешок, четыре обнаженные женщины. Дюрер поднимал медный лист, держал его па весу, ударял по нему пальцем: лист звенел. Когда человек прожил столько лет, сколько Дюрер-старший, он плохо спит и ночами его одолевают тревоги. А некоторые так и не появились.
Гористый берег крутыми уступами поднимается вверх. Из-под двухцветной шапочки спадают на плечи длинные золотистые волосы. В основе композиции лежит античная группа «Три грации», но художник добавил четвертую фигуру. Мы ничего не знаем о первых помощниках Дюрера.
Дюрер хмурится — оттиск грубее рисунка. Чтобы показать, как ошеломило небесное знамение Савла и его спутников, Дюрер изобразил группу всадников, которые резко останавливают и поворачивают коней. Город приходил в себя после пережитого.
Из Дюрера к этому времени выработался замечательный рисовальщик. Споткнулся конь под императором и, кажется, могущественный властитель сейчас рухнет под его копытом. Да ведь и название гравюры можно перевести не только как «Морское чудовище», но и как «Морское чудо». Застигнутые ею кутилы ведут себя по-разному.
Но здесь есть контраст и более глубокий. Несмотря на то, что его живописные полотна являются очень профессиональными, прекрасными и практически бесценными, особое значение этому художнику стали придавать именно из-за его необычных гравюр. Даже несколько деревьев подле дома превратились в голые палки без листьев. Зеленовато-лиловый плащ подхвачен витым шнуром. Но система никоим образом не должна быть чрезмерно строгой.
Увидеть, как если бы это свершалось перед ними впервые и воочию. Жаркий день таит тяжкую предгрозовую тревогу. Тело его словно вкопано в землю. Скоро, однако, оказалось, что живописью этого не добьешься.
Огненное бедствие нередко настигало его среди праздничного веселья. Нюрнбергских живописцев смутила перспектива иметь такого собрата. Ее замыкает, отделяя от светлой миролюбивой дали, узловатое высохшее дерево. Некоторые исследователи связывают гравюру с темой «Суда Париса» и рассматривают ее как предостережение против сладострастия, ведущего к адским мучениям. На ней высокий чепец и парадное платье из тяжелой ткани.
Приземисты крепостные башни. Из – под двухцветной шапочки спадают на плечи длинные золотистые волосы. Нетронутая бумага ощущается, как небо и вода. Задыхающийся гонец выкрикивал: Неприятель у ворот.
Но в его мастерской вдруг появилось сразу столько новых лиц. С одной стороны, ведьма может быть такой, какой она изображена на гравюре «Четыре ведьмы», созданной живописцем в 1497 году: молодой, в подходящем для брака возрасте и настолько изящной, что ее физические прелести способны увлекать мужчин. Давно они не проводили столько времени вместе. Быть может Однако подлинное отношение художника к изображенному надо искать не в символической пасти ада, не в загадочной формуле «ОGН», а в том, как любовно передано обаяние грешной, пусть осужденной на муки, но живой, трепетной человеческой плоти. Рано утром приходил в мастерскую, поздно вечером покидал ее, проводил все время среди красок, кистей, подрамников, резцов, среди только что начатых и уже завершаемых заказов, среди рисунков, картин, гравюр.
Резец Дюрера на этом листе не знает невозможного. Да нет, где там — об этом можно только мечтать. Дома все выскоблили и вымыли. Ему понравились не только работы, но и сам Дюрер. Не глядя на приговоренного, он невозмутимо сверлит буравом отверстие в кресте. Итак, колесо, приготовленное для казни, загорелось от небесного огня.
Гравюра была создана в годы золотого века колдовства в изобразительном искусстве – он пришелся на бурную эпоху XVI и XVII веков, когда преследования ведьм сотрясали Европу (своей кульминации охота на ведьм достигла в период с 1550 по 1630 годы). Ремесленник из малоазийского города Таре по имени Савл яростно преследовал христиан. Каждый пир во времена Дюрера был пиром во время чумы. Мне было 26 лет.
Она была первой (из числа тех, что дошли до нас), где он поставил монограмму, которой больше не изменял. На темной стене под окном надпись: «Это я писал с самого себя. И в прямом и в косвенном, в глубоком смысле слова. Городская улица за окном написана не с той точки, с какой комната.
Создавая рисунок для будущей гравюры, он обращался к своей памяти. Дни, когда сын работал над портретом, стали счастливыми днями в жизни старика. Они полагали, что он обесславит их профессию.
В них стояли огромные деревянные бадьи, реже ванны, высеченные из камня. В Дрездене в Гравюрном кабинете хранится его работа «Обращение Савла», довольно большой лист с оборванными и бережно подклеенными углами. В Дюрере жил экспериментатор. А для чего учатся гравировать медную доску. Видно, Дюреру пришла в голову простодушная мысль: в замковой церкви курфюрста не подобает находиться изображению скромной хижины. На ногах вздулись мускулы.
Сохранились рисунки Дюрера, связанные с этой темой. Нет спокойствия в духе человека, помещенного рядом с этим ясным пейзажем.
Сердце то замирало от страха, то начинало сильнее биться от радости. Иосиф стругает доску. Шлейф платья несет, небрежно положив его на плечо, скелет, восставший из могилы. Узкая извилистая речка, тонкие деревья с чуть колеблющимися ветвями. Все. Окно завешено кисеей, рассеянный свет не будет давать отблесков на металле.
Все фигуры на улице такие крохотные, что их впору разглядывать в увеличительное стекло. Он обдумывал церемонию до мельчайших подробностей. Иоанна. Она привела на костер бесчисленное множество неповинных женщин. В одних бадьях сидели мужчины, в других — женщины, в некоторых — семейные пары.
дай мне следующую мне часть имения. Противоречивая получилась картина. Для чего учатся пахать – понятно.
По – видимому, женщину похищают. На лице отпечатались годы, странствия, впечатления. Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче. Сюжет его разными учеными толковался по-разному. Поредели семьи соседей и знакомых. Но к совершенству вел мучительный путь. Эпидемия принесла многим семьям большие убытки им приходилось теперь брать деньги взаймы.
Она не поворачивает головы к тем, кого испугало ее похищение. Льву здесь взяться неоткуда, по двуногих хищников, злых и опасных, сколько угодно. Но радость эта ненадолго. Работы доска потребовала много, а пробным оттиском Дюрер остался недоволен. У него есть его искусство. Или тот, к кому рисунок попал. Вот и на этот раз он так соединил в гравюре «Купальня мужских бань» несколько мотивов, что они естественно слились. Вот другой рисунок, на этот раз углем: «Смерть и общество за столом».
Он не станет мешать сыну разговорами. Что думают об этом его ученые друзья.
Главное событие этих дней, недель, месяцев, этих лет – труд. Резцы Дюрер покупал готовыми, но затачивал их сам.
Назвав ее персонажей ведьмами, показав, что их ждет пасть сатаны и пламя ада, Дюрер хотел себя обезопасить. Штрихи, тесно и беспорядочно проведенные, создают ощущение спутанности, сгущаются до черных пятен там, где такое сгущение не вызвано требованиями композиции. Там он усердно хлещет Христа веревкой. Кому не случалось месяцами, а то и годами ждать вестей от детища, покинувшего отчий дом.
Вглядевшись в их серьезные лица, в истовость и старание, с которым они делают свое злодейское дело, невольно думаешь: Дюрер сквозь века провидел таких же исполнительных и старательных, таких же добровольных палачей XX века, которые будут отвечать на вопрос — понимают ли они, что творили: «Мы выполняли приказ». Случайность. Впрочем, Дюрер – старший давно не высказывал своих сомнений сыну, тревожился про себя.
Гравюра в этой части становится загадочной. Надо сказать, что художник сам никогда не резал доски, а только рисовал. У него есть его искусство. Огненное бедствие нередко настигало его среди праздничного веселья.
Он уже не мог вспомнить, когда впервые услышал историю св. А между колодой, навозной кучей и окружившими блудного сына свиньями – все это образует первый план – и домами, плотно прижатыми друг к другу (они образуют дальний план), лежит пустое пространство двора. Спокойно сложены руки в белых тонких перчатках.
Он знал, что значит испытать душевное потрясение — сильное и внезапное. Такие потолки были в домах нюрнбергских патрициев и богатых бюргеров. Грозное знамение свидетельствует: небесные силы вступились за мученицу. Складки ткани переданы чередованиями почти сплошных черных и белых пятен. Он спит глубоким сном за низкой оградой, на которой сидит Мария.
Раскаявшийся сын вернулся к отцу и тот принял его с радостью. Дюрер был одет нарядно, даже изысканно. Убедительность обстановки — одна из характерных черт Дюрера.
За окном – гористая даль, светлая синева неба, прозрачные тающие облака. А Дюрер, перед тем как отдать портрет заказчику, написал сверху его имя и поставил дату: «1499». Ее взор устремлен в уже закатывающиеся глаза сына. Дюреру-старшему хотелось о многом расспросить сына.
Неужели Дюрер не заметил сходства, а заметив, не смог избежать. Берег порос камышом. И в этом тоже правда времени.
На кресте брошенный навзничь Христос. Он обрывается, открывая взгляду пейзаж. На его гравюре будет все, что нужно, чтобы обрисовать тела и их движение, создать живой пейзаж, выстроить здания. Здесь на доске оставлялись и вырезались не линии, а целые куски. Пусть колесо, усаженное острыми ножами изорвет в кровавые клочья ее тело. Мария на его гравюрах – очень часто – счастливая, спокойная.
Ошибку исправить сложно. Родился в 1471 году – умер в 1528 году. Красное позади Крелля – это не материальная стена, а просто красный фон. И это тоже мешало ему.
На темной стене под окном надпись: Это я писал с самого себя. Дюрер родился 21 мая 1471 года в Нюрнберге, в семье ювелира Альбрехта Дюрера (de), приехавшего в этот немецкий город из Венгрии в середине XV века и Барбары Хольпер. Оно влекло к себе читателей и слушателей, как влекли их изображения далеких городов и стран. Казалось, город вышел из испытаний еще более уверенным в своих силах, чем был прежде.
Но крест повернут так, что сын оказался прямо напротив матери. Их привлекали изображенные на гравюрах истории, понимание которых требовало начитанности. Ничего не поделаешь, он — художник.
Но жизнь постепенно налаживалась. Пустое пространство посередине — средний план — светло. Ведьмы имеют давнюю и тщательно разработанную историю. Их авторы словно очевидцы того, что они изображают.
Мысль эта сопровождает молодую чету костлявым и гримасничающим соглядатаем. Двое держат в воздухе корону — ее чеканка и украшение написаны со знанием дела, присущим сыну ювелира. Сюжет был близок художнику. И вот доски готовы. Все эти годы Дюрер искал темы, технику, приемы.
Улицу перед домом засыпали соломой, чтобы прикрыть грязь. Замысел был необычен и дерзок.
О своей матери Альбрехт Дюрер-младший вспоминал как о благочестивой женщине, которая наказывала своих детей «усердно» и часто. То и дело вспыхивали малые войны, а вооруженные столкновения происходили беспрерывно. Но система никоим образом не должна быть чрезмерно строгой. Зеленовато-лиловый плащ подхвачен витым шнуром. А для чего учатся гравировать медную доску.
Содержание ее не менее загадочно, а композиция неизмеримо сложнее. Она требует особой осторожности, но допускает более тонкий штрих. Высокий лоб увенчан рогом лося. В вырезе камзола — тонкая рубашка с узорчатой вышивкой.
Снова через Нюрнберг на юг, на восток, на запад, на север потянулись торговые обозы. Будущий художник был третьим ребёнком и вторым сыном. Теперь они, смертельно напуганные, выбегают на берег.
Среди евангельских притч особенно близкой и понятной людям была притча о блудном сыне. На его гравюре появляются беседующие крестьяне. Это и создает чувство движения.
Они молча глядят друг на друга и как бы один мимо другого. Приближается конец одного века и начало другого. Вслед за буллой появилась изуверская книга двух немецких инквизиторов, Шпренгера и Инсисториса, «Молот ведьм». С другой стороны, ведьма может быть такой, как на гравюре, созданной Дюрером в 1500 году, — «Ведьма, скачущая задом наперед на козле»: старой и отвратительной. Мог, но не хотел.
Считается, что в основе композиции лежит античная группа «Три грации», но художник добавил четвертую фигуру. А может быть, вспомнил турецкие альбомы Джентиле Беллини. Живое, земное человеческое дитя.
И многим заказчикам вообще не понять, чем его работы отличаются от более привычных. Значение его творчества для национальной культуры Германии оказалось настолько большим, что время расцвета немецкого Возрождения часто называют «эпохой Дюрера». Ремесленники так не одевались. Лежащее тело с раскинутыми руками занимает большую часть видимого пространства — полмира. Нет. Вмешивались в политические интриги. Ее взор устремлен в уже закатывающиеся глаза сына. Муж в пышном тюрбане важно идет первым, сзади робко семенит жена с ребенком на руках.
Работы доска потребовала много, а пробным оттиском Дюрер остался недоволен. В них стояли огромные деревянные бадьи, реже ванны, высеченные из камня. Курфюрст Фридрих был человеком умным и наблюдательным. Вмешивались в политические интриги. Екатерина не скрыла своего отвращения: жертвоприношения — грубое варварство. Дюрер загляделся на свиту и потому был раскован и свободен.
– Даже король Яков в своем произведении Демонология (1597 г. ) задавался вопросом: откуда повсюду взялось столько ведьм. Ногти от этого были в порезах и царапинах. Или тот, к кому рисунок попал. Внимательнейший взгляд.
Он понимал, как много значит эта работа для его утверждающейся репутации. Дома все выскоблили и вымыли. В отдыхающих посетителях бани Дюрер, согласно признанному преданию, запечатлел друзей. В нем уживаются рассудочность и чувство, тяга к монументальному и привязанность к деталям. Иначе гравюра станет скучной, сухой излишне правильной из нее уйдет живой трепет жизни. Выковать бы однажды такую корону, какую он написал на алтаре для Фридриха Саксонского.
В эпоху античности колдуньи выглядели как крылатые гарпии и как ужасно визжащие и похожие на сов ночные птицы, которые назывались стриксами (страшные летающие существа, питающиеся плотью младенцев). Рядом с этой гравюрой обычно вспоминают другую — тоже на дереве — «Самсон». Тут мы встречаемся еще с одной особенностью Дюрера. Его растения никогда не бывают «растениями вообще»: камыш у него — камыш, рогоз — рогоз. В спокойной сонной воде купались женщины.
Один обмахивает младенца опахалом, другие подметают пол, третьи парят под потолком. Даже несколько деревьев подле дома превратились и голые палки без листьев.
Ему достаточно того, что он видит сам – гравюра не удалась. Она не отвечает на его взгляд, отводит глаза в сторону, словно бы вот-вот разрыдается. Пустое пространство посередине – средний план – светло. Льву здесь взяться неоткуда, но двуногих хищников, злых и опасных, сколько угодно. Глядеть на них — радость. Отдых только в праздничные дни, прогулки но ближайшим окрестностям.
Улица с ее жизнью отодвигается от купальни в бесконечную даль. Их привлекали изображенные на гравюрах истории, понимание которых требовало начитанности. Трудно сказать, думал ли Дюрер, что эту гравюру можно увидеть так. Альбрехт Дюрер (1471-1528) – великий немецкий художник, график и теоретик искусства, блестящий мастер Ренессанса. Какая отрада после алтарных картин – портреты. Ее замыкает, отделяя от светлой миролюбивой дали, узловатое высохшее дерево.
Сохранились рисунки Дюрера, связанные с этой темой. Сюжет был близок художнику. Из Дюрера к этому времени выработался замечательный рисовальщик. Лучше обстоит дело с портретами. Вдоль воды – это залив или река – тянутся крепостные стены. В сопровождении свиты Фридрих посетил мастерскую художника.
Например, Генри Фюссли, художник швейцарского происхождения, создал несколько версий знаменитой сцены на пустоши, которая рассказывает о первой встрече Макбета с тремя ведьмами (Пьеса Уильяма Шекспира «Макбет»). Каждый пир во времена Дюрера был пиром во время чумы.
Но к совершенству вел мучительный путь. И все-таки лист этот остался одиноким. Однако самому Дюреру эта работа не казалась неудачной. Вот «Святое семейство с кузнечиком» (гравюру эту называют так, так как в ее правом углу изображен крошечный, едва видный кузнечик). А прежде всего надобно было войти в быт родного города. Однажды он видел деревенского мальчишку, которого отец учил пахать.
Складки ткани переданы чередованиями почти сплошных черных и белых пятен. Дюрера влекла сила.
Но часто они остро связаны с социальной критикой. Аллегория. Ангелочки написаны затейливо, забавно, с улыбкой. А жаль. Карнавальное гулянье прерывал конский топот. Но тела их тяжеловесны.
Музыканты не принадлежат к этому кружку. Песок отсчитывает им скупо отмеренную жизнь. Ему недолго осталось жить на свете. Дома вокруг словно вымерли. Дюрер не стал писать ни комнаты, ни мебели. Младший сын. По ней можно всегда узнать его руку.
В спокойной сонной воде купались женщины. Стремительный острый ритм у штриха на этой гравюре. Маловероятно. Имена первых помощников Дюрера не сохранились.
Если он будет нарушен, это загадочным образом станет видно на отпечатке. Опасными были дороги за пределами городских стен, но роковой могла стать и ночная улица внутри города. Авторы легенд о святых не были людьми с изощренно-жестоким воображением.
(Между прочим, доски этого цикла очень небольшие. Ноги широко расставлены. У чудовища не страшное, скорее, даже доброе, немолодое бородатое лицо. Последней гравюрой немецкого художника стала Четыре Апостола созданная в 1526 году. Они окружают утес, поднимаясь по его склонам до вершины. Хорошо видны нарисованные заставки и строки текста. Дюрер решил посвятить гравюру городской бане и обрадовался.
Но художника больше жанровых сцен влекут мифологические и религиозные сюжеты. Встреча их взглядов пронизывает картину. Дюрер увидел перед собой высокого худого человека с резкими чертами неправильного и необычно бледного лица. Близким на память и утешение. Берег порос камышом.
А Дюрер жил все в том же отцовском доме. Я обнаружил это, посетив на прошлой неделе экспозицию Ведьмы и нечистая сила, новую выставку Британского музея в Лондоне, которая исследует иконографию колдовства. На ней вооруженные до зубов ландскнехты.
Помещение для мастерской ему отвели. Иосифа. Лицо его мертвенно – бледно.
Первые навыки гравирования Дюрер получил еще в мастерской отца. Они его развлекают. Важным впечатлением для Дюрера стали работы Анреа Мантеньи (старинные гравюры на античные темы которого он копировал еще до поездки). Сохранились также рисунки Дюрера по мотивам Поллайоло, который, в свою очередь, ориентировался на рельефы античного саркофага. На картине Христос на кресте – Христос такой же маленький, распятый. Она еще не ведает, что ждет ее сына.
Он берег руки, носил тонкие шелковые перчатки, ухаживал за ногтями и кожей. Крёстным отцом Дюрера стал известный немецкий издатель Антон Кобергер. Не упорствуют, не сопротивляются.
Они, видимо идут па рынок. II в прямом и в косвенном, в глубоком смысле слова. Непоколебимая воля живет в глазах, стальное напряжение в руках.
Около распинаемого стоит на коленях второй плотник, одетый попроще, — это подмастерье. Последняя была покровительницей замужних женщин, вот таким образом изображена в чепце.
Он мог бы сказать о себе, подобно другому большому мастеру: Я беру свое там, где я его нахожу. Пейзаж виден не через окно, а словно бы сквозь стену. В последующих циклах «Большие страсти» (около 1497-1511), «Жизнь Марии» (около 1502-11) и «Малые страсти» (1509-11) он довёл до совершенства ритмический строй линий, то нежных и хрупких, то полных силы и внутренней динамики. Вот что помогает ему противостоять страхам и суетным заботам.
И этот и вот тот. Ошибку исправить сложно. Мне было 26 лет.
C 1477 года Альбрехт посещал латинскую школу. Они притягивают к себе взор и руку. Теперь он хранится в Дрезденском гравюрном кабинете. Он даже гордился ею. Они, видимо идут на рынок.
В 1492 году Дюрер задержался в Эльзасе. На ней высокий чепец и парадное платье из тяжелой ткани. Но плата за них невелика. Дюрер трудился над заказом Фридриха долго.
Но весь план огромного, сложного целого обдумал он. Портрет, когда он был готов, поразил Крелля. История эта рассказывалась так. Но, видно, сын был прав, если, открыв мастерскую, принимает в ее стенах таких заказчиков. А прежде всего надобно было войти в быт родного города. Виновата была неправильная заточка жала, неверно насаженная ручка, ошибка в хватке.
В Нюрнберг приехал курфюрст Фридрих Саксонский по прозванию Мудрый. Скучная монотонность линий противоречила драматизму и стремительности события. Суть не в расстоянии, а во внутреннем отчуждении. Несколько лет подряд в жизни Дюрера словно бы не происходит ничего особенного. Лицо старше, чем на автопортрете с чертополохом. Такого еще, кажется, никогда ни на одной картине не было.
В городских бумагах сохранился прелюбопытный договор. Но еще не разгадав или так и не разгадав смысла гравюры, мы видим главное — она прекрасна. Может быть, на тему о том, какие неожиданные опасности таит ясный солнечный день и что земная твердь и каменные стены не спасают от них. Но, лицо Геркулеса, в котором угадывается автопортрет, выражает сомнение и страдание, что придает особый, личный характер этому произведению, несомненно связанному с перипетиями судьбы самого художника.
Поговаривают о страшных знамениях. Тучный человек жадно пьет пиво. Они видят. О «благородной меланхолии» Дюрера вспоминал известный гуманист Филипп Меланхтон. И от обычных болезней не было настоящих средств.
Резчику кажется, что все в порядке. Работа его разгорячила, он снял куртку, небрежно бросил на землю. Высокий лоб увенчан рогом лося. Раньше все, что делали мастера, они делали на совесть. На переднем плане, резко выдвинутый вперед, лежит спящий Христос.
Она представляется несколько прямолинейной, но то, что в «Самсоне» запечатлена борьба со злом, сомнений не вызывает. Дома вокруг словно вымерли. Мы не знаем, сколько досок уничтожил он, добиваясь победы над материалом. Долгими изысканиями установлено: на одной гравюре повторена поза женщины, которую Дюрер мог видеть на картине Мантеньи, композиция другой напоминает гравюру Шонгауэра, в третьей звучит отзвук Поллайоло. Создавая рисунок для будущей гравюры, он обращался к своей памяти.
Встреча их взглядов пронизывает картину. Трудно объяснить им, сколько чужих картин живет в его памяти, побуждая к состязанию. Правда, гравюра эта традиционно называется Четыре ведьмы. В этом рисунке художник не страшится смерти, не трепещет перед ней, ire ощущает к ней уважения. Среди учеников и подмастерьев были способные и бездарные, понятливые и бестолковые. Поражения.
Он заставляет полной мерой испытать сопротивление материала. Страшный взгляд. Он и на самом себе поймал пристальный взгляд почтительно потупленных глаз.
Он любопытствует, какой судорогой отзовется в беззащитном теле удар молотка но долоту, пробивающему руку. И сошел на него Дух Господен и он растерзал льва, как козленка. ». Ему достаточно того, что он видит сам — гравюра не удалась. Горячему и нетерпеливому в граверной мастерской делать нечего.
Заработали полным ходом мастерские. Двое сидят около низкой каменной стенки. А внешне каждый день походил на другой. Мастер остается в мастерской один. Люди на берегу охвачены ужасом и отчаянием. Ему был внятен голос металла – вязкая медь звучала иначе, чем хрупкая. Вот, значит, почему так печальны лица молодой пары.
Но и отдыхая, не переставал всматриваться в окружающее. Екатерины и впервые увидел ее изображение. Если линия должна закругляться, тогда доску поворачивают навстречу резцу. Дюрер решил добиваться и славы и денег гравюрами. Непостижимым образом черно-белая гравюра создает синеву неба. Она еще несовершенна: штрих грубоват, движения резца скованны.
По бане проходили красотки в тонких купальных рубахах. Человек, опирающийся на стойку крана, сам Дюрер. В комнате много ангелочков. Гладкая и округлая ручка резца ложится в ладонь, словно прирастая к ней.
В этой сцене тоже много загадочного. В этой сцене тоже много загадочного. Опустошительные эпидемии заставляли ощутить незащищенность жизни. У него были родители, братья, молодая жена, друзья, помощники, ученики.
Он заставляет полной мерой испытать сопротивление материала. Суть не в расстоянии, а во внутреннем отчуждении. Его влекла и сила слабых. Да, эти картины представляют собой демонизацию женщин.
Правила линейной перспективы соблюдались с истовостью неофита. В городских бумагах сохранился прелюбопытный договор. Все очень просто. И сошел на него Дух Господен и он растерзал льва, как козленка. Очень светлый дальний и очень темный ближний планы разламывают гравюру надвое.
К этому времени, он – уже гравер с мировой славой, «немецкий Апеллес» уже не подражающий древним, а, соревнующийся с ними, стремящийся к «вечной славе». Нимб кажется шапкой, упершейся в землю. Она не вырывается, не пробует освободиться, не отнимает руку, которую обхватило чудовище. Застигнутые ею кутилы ведут себя по-разному. Но лицо и особенно поза этой женщины странно невозмутимы.
Поза младенца предсказывает позу распятого. Откладывать больше нельзя. Но сознание ответственности мешало ему. Он прослышал о Дюрере и пожелал посмотреть его работы. Лицо его мертвенно-бледно. Над двором пролетают птицы.
Долгий опыт научил: для гравирования больше пригодна хрупкая медь. Теперь доходили слухи о всяческой фальши в разных ремеслах. Поредели семьи соседей и знакомых. Обе ведьмы обнажены и офорт, конечно, подразумевает, что это что-то непристойное: по-испански «volar» (летать) имеет сленговое значение «испытывать оргазм».
Он соблюдал это упрямо и последовательно. Ясности и красоты гравюр Шонгауэра в этом листе он не достиг. Дюрер воплотил этот сюжет. Глубина архитектурного пространства очень подчеркивалась.
Петербридж объясняет: «Распространение образа ведьмы тесно граничит с революцией в печати. Оригинал этого портрета пропал. Очень интересное исследование на эту тему провел Аластер Сук (Alastair Sooke) – художественный критик «The Daily Telegraph». Сначала художник наносит рисунок пером или карандашом, а после этого резчик (у Альбрехта Дюрера было несколько резчиков) вырезает ножом или выдалбливает долотом промежутки между линиями. И из Геркулеса мы сделаем Самсона и то же самое мы сделаем со всеми прочими». Творчество Дюрера поражает контрастами. Если линия должна закругляться, тогда доску поворачивают навстречу резцу.
Оружие у них куда более грозное, чем у крестьян. Неизвестно ведь даже – немецкое или латинское изречение скрывается за этими буквами. Но и без напоминаний об этом нельзя было забыть. Оно не случайность.
Отец привык на Пиркгеймеров и Паумгартнеров смотреть снизу вверх. Как со многими гравюрами Дюрера, подразумеваемым смыслом или источником неясно возможные интерпретации колеблются с этих четырех сезонов и этих четырех элементов, Афродите (представленный здесь женщиной к праву, носящему венок мирта) и Грации, эти Три Судьбы или проще четыре ведьмы или четыре девочки в борделе. Когда Дюрер писал эту жанровую сцену, он отошел от торжественности, к которой принудил себя, создавая парадную декорацию дома святого семейства. У него насмешливо прищуренные глаза. Себастьяна, котел с кипящим маслом — св.
И отец разделил им имение. Она остается в памяти как наваждение. У них – вызывающе воинственные позы, холодные, жестокие лица. Из темной чащи леса вышла смерть и приблизилась к столу, за которым пирует веселая компания.
Поражения. Портрет человека, который, смеет он думать, достойно прожил долгую жизнь. Тучный человек жадно пьет пиво. Она остается в памяти как наваждение.
Вглядываясь в нее, ощущаешь, в каком упругом ритме двигалась рука. Художник должен написать его портрет. Это плотник. Глубина архитектурного пространства очень подчеркивалась. Большая страсть горела в его душе — жажда богатства, быть может, неутоленное честолюбие. Порой Дюрер причудливо соединяет на одном листе, казалось бы, несоединимое.
Однажды она увидела, как римский император Максентий приносил жертвы по языческому обычаю. У второй мягко очерченное миловидное лицо с выражением страдания. Дюрер не смел даже мысленно сравнивать себя с апостолом Павлом. Они его развлекают. Штрих точен и скуп.
Там, Дюрер увидел новый мир, о котором до этого знал лишь понаслышке. А некоторые так и не появились. Ее другая рука спокойно лежит на бедре. По городу шел стон от неслыханных процентов, которые назначали ростовщики. Он сделал ему большой заказ.
Многие аллегории и символы, понятные современникам Дюрера, для нас темны. Движение его передано точно и живо. Дюрер не стал писать ни комнаты, пи мебели.
Казалось, город вышел из испытаний еще более уверенным в своих силах, чем был прежде. Вокруг столько тревожного, пугающего, непонятного. Но это не так уж важно. Екатерина не скрыла своего отвращения: жертвоприношения – грубое варварство. В ходу были соломенные мочалки, деревянные скребки, березовые веники.
Мог, по не хотел. Каждый художник испытывает сопротивление материала. Тщетно прикрывает голову другой. Самсон похож на Геркулеса. В этой поляне с чахлой растительностью есть что-то пугающее. Для чего учатся пахать — понятно. Оригинал этого портрета пропал.
Страшный взгляд. В 1511 году Дюрер по заказу нюрнбергского купца Маттиаса Ландауэра написал алтарь «Поклонение Святой Троице» («Алтарь Ландауэра», Музей истории искусств, Вена). На дальнем плане тоже много серого, темно-серого, черного. Ведьма изображенная Дюрером на этой гравюре, вся иссохшая, с опустившейся грудью, открытым ртом, как будто она кричит заклинания и проклятия, а ее растрепанные ветром космы, противоестественно развеваются в направлении движения (признак ее магической силы). В эти годы он создал автопортрет (1484, Альбертина, Вена) и «Мадонну с двумя ангелами» (1485, Гравюрный кабинет, Берлин). Высокие, тесно прижатые друг к другу дома замыкают двор со всех сторон. Первый из европейских художников, написавший автобиографию. Прекрасен лист Прогулка.
«Жития» рассчитывали на сопереживание и вызывали его. Это никого не смущало. Самсон похож па Геркулеса.
Жаркий день таит тяжкую предгрозовую тревогу. Основоположник сравнительной антропометрии. Художник сидит у открытого окна. Живший на грани двух эпох, Дюрер отразил в своем искусстве трагизм социальных кризисов, закончившихся разгромом крестьянской войны. Он мучительно запрокинул голову в терновом венце. А по воде, разрезая и вспенивая ее мускулистой грудью, плывет огромное чудовище – получеловек-полурыба. Однажды он видел деревенского мальчишку, которого отец учил пахать.
Ее описание сопровождается в каталоге пометкой: Уникум. То и дело вспыхивали малые войны, а вооруженные столкновения происходили беспрерывно. Он даже нанял работников для их продажи. Действие происходит в «значащем» пейзаже: древо Добродетели покрыто листвой, а древо Порока засохло заросшая травой дорога ведет к замку Добродетели с заколоченными воротами.
Опустошительные эпидемии заставляли ощутить незащищенность жизни. Крестьяне вооружены – времена такие, что безоружному появляться на дорогах опасно. Чьи – то бережные руки подклеили рисунок. Они ценили сложную, даже изысканную технику. Все это тоже было не слишком понятно. Чьи-то бережные руки подклеили рисунок. И. от нее не уйдешь.
Этого вопроса Дюрер себе не задавал. Мы ничего не знаем о первых помощниках Дюрера. Теперь они, смертельно напуганные, выбегают на берег. Больше мифологических сюжетов в гравюре на дереве у Дюрера как будто бы не встречается. Скрежет пилы по металлу был привычен Дюреру с детства. Давно известная, она не шла у него из ума.
Они ценили сложную, даже изысканную технику. По обычаю, Дюреру предстояло жить еще некоторое время — год, может быть, два — в доме тестя. У чудовища не страшное, скорее, даже доброе, немолодое бородатое лицо. Шелковые перчатки на руках Дюрера скрывали твердые мозоли. Трудно объяснить им, сколько чужих картин живет в его памяти, побуждая к состязанию.
Состоятельные люди мылись мылом, бедняки — глиной. Мы не знаем, сколько досок уничтожил он, добиваясь победы над материалом. Они видят. Вначале в прямом, а потом и в более глубоком смысле слова. Фигура на заднем плане — Эрида, богиня раздора, а «три грации» — Венера, Минерва (с лавровым венком) и Юнона (покровительница замужних женщин и потому в чепце, как у немецкой матроны). На картине Дюрера палачи не профессиональные, а добровольные. Ведьмы – это козлы отпущения, на которых проецируются пороки общества.
Помимо перечисленного оставил заметный след в военно-инженерном искусстве. Вероятно. Следовало нанять поначалу хотя бы одного подмастерья и одного ученика. Но то, что «Страсти Марии» художник выполнял с помощниками, сомнений не вызывает. Страшит круглая дата – год 1500-й.
Человек, опирающийся па стойку крапа, сам Дюрер. История эта волновала не только иносказательным, но и прямым смыслом. Следовало нанять поначалу хотя бы одного подмастерья и одного ученика. Портал к праву показывает лицо демона, охваченное в огне и вероятно предназначен как ворота к черту. Дальнейшие следы художника из палачей в нюрнбергских хрониках теряются.
Лист брызжет силой и энергией, лаконичен и стремителен. Она и на самом деле драгоценна, так безошибочно точна покрывающая ее гравировка.
А та стоит на коленях, молитвенно сложив руки. Он опять написал себя вполоборота. Их крошечные фигурки подчеркивают размеры и пустоту комнаты. Что из того, что некоторые покупатели этого не увидят. Так бывало уже в Базеле. Гладкая и округлая ручка резца ложится в ладонь, словно прирастая к ней. Пейзаж непохож на окрестности Нюрнберга — быть может, это воспоминание об Италии.
Карнавальное гулянье прерывал конский топот. Он, отец, уйдет, а портрет, написанный сыном, останется. Третья повернута к нам спиной — лица ее не видно. Но однажды на пути в Дамаск, куда он отправился, горя желанием расправиться с тамошней христианской общиной, его осиял небесный свет и он услышал голос Христа. Портрет, когда он был готов, поразил Крелля.
Из – за крыши дома выглядывает густая крона, но дороги под ее благодатную тень нет. Когда Дюрер решился на этот поворот, он испытал радость. Склоняется от ветра длинный стебель с крупными листьями. Глядеть на них – радость.
Он лежит, подавляя своей тяжестью землю, безжалостно сминая кустики и траву. Правила линейной перспективы соблюдались с истовостью неофита. Играет ли она с ним, держит ли его на коленях, забавляет ли его грушей – она прекрасна.
Его рисунки переходили из рук в руки их дарили их продавали с аукционов, они исчезали с горизонта, чтобы после десятилетий безвестного отсутствия появиться снова. Дюрер не стал печатать гравюру. Лежащее тело с раскинутыми руками занимает большую часть видимого пространства – полмира. Дюрер не смел даже мысленно сравнивать себя с апостолом Павлом. У некоторого человека было два сына и сказал младший из них отцу: отче. Фантастическое убедительно тогда, когда достоверны и правдоподобны подробности.
Движения сверлящих рук переданы предельно точно. Откуда эта мрачность. Той же теме Дюрер многократно посвящал гравюры на меди. Ученическая поездка Дюрера продолжалась до 1494 года.
А ведь если собственная рука не в силах передать то, что он видит в воображении, чего требовать от помощников. Офорт 68 из серии «Los Caprichos» особенно запоминающийся: высохшая ведьма учит привлекательную молодую колдунью летать на метле. Теряли голову от любви. Один обмахивает младенца опахалом, другие подметают пол, третьи парят под потолком. Иногда воспоминания об итальянском путешествии.
Толстый штрих очерчивает тело крестьянина. Он опять написал себя вполоборота. Особенно взволновался Дюрер-старший. Он еще иногда жалел, что сын изменил дедовскому и отцовскому ремеслу ради живописи. Она не отвечает на его взгляд, отводит глаза в сторону, словно бы вот-вот разрыдается. Дюрер решил добиваться и славы и денег гравюрами. У особо важных казней был специальный постановщик.
Уж не отмщение ли рыцарю, разбойничающему на большой дороге изображено здесь. Толстый человек с пивной кружкой — Пиркгеймер.
Будучи женщиной, какие чувства испытывает в этой связи искусствовед Дианна Петербридж. Напряженность была напряженностью мыслей и чувств. Один из них несет на продажу корзинку яиц. Странна поза св. Склоняется от ветра длинный стебель с крупными листьями. Все должно подчеркнуть спокойное достоинство и невозмутимость. Этот угол картины образует самостоятельный прекрасный натюрморт: «Книга на пюпитре». Помещение для мастерской ему отвели.
Рядом с этой гравюрой обычно вспоминают другую – тоже на дереве – Самсон. Двор тесно застроен зданиями. Эта подробность придает ужасающую достоверность тому, что происходит. У второй мягко очерченное миловидное лицо с выражением страдания. Иногда предполагают, что Дюрер вообще долгое время работал один.
Почти все — гравюры на меди, лишь две выполнены в технике ксилографии. Давно они не проводили столько времени вместе. Умерло несколько детей и в семье Дюреров. Блудный сын, в рубище, босой, отчаянно сжимает руки в молитве. Екатерины и впервые увидел ее изображение.
Вот Святое семейство с кузнечиком (гравюру эту называют так, так как в ее правом углу изображен крошечный, едва видный кузнечик). Это одна из первых резцовых гравюр Дюрера. От этого они еще страшнее. Портрет человека, который, смеет он думать, достойно прожил долгую жизнь.
Еще труднее рассказать, какие видения постоянно стоят перед его внутренним взором. Старинная копия сохранилась. Вначале в прямом, а потом и в более глубоком смысле слова. Дюрер трудился над заказом Фридриха долго. Все очень просто.
На картине «Христос на кресте» — Христос такой же маленький, распятый. Что поражает в этом автопортрете. Он задумался, грустная усмешка тронула его губы. Мы вглядываемся в гравюру внимательнее и замечаем то, чего не увидели сразу.
В его гравюрах появились образы крестьян, горожан, бюргеров, рыцарей и т. д. Сюжет с его завязкой, кульминацией и развязкой был известен заранее. А жаль. Над головами женщин шар с датой и тремя таинственными буквами «ОGН», которые расшифровывают по-разному, но не слишком убедительно. Мать тоже болела чумой, выжила чудом. Городские власти распорядились снова мостить улицы, достраивать больницы, укреплять стены.
Так бывало уже в Базеле. В его гравюрах появились образы крестьян, горожан, бюргеров, рыцарей и т. д. Последняя была покровительницей замужних женщин, вот таким образом изображена в чепце. Левая рука держит медную доску, которая опирается на кожаную подушку, правая – легко, осторожно двигает резец, заставляя его, казалось бы, без усилий прорезать линию в металле. То, что перед нами художник, выдают только глаза.
Его растения никогда не бывают растениями вообще: камыш у него – камыш, рогоз – рогоз. После этого получают оттиск на другой поверхности (на меди) с этой доски, в результате чего получается изображение зеркально отображённое. Столь же тщательно, как материал, готовил художник свой инструмент. Но движение, которым она прижимает к себе младенца, еще не покорилось художнику. Навозная куча, колода для свиней – вот его место. Нет, торопить мастера с этим заказом не будут. Картина зазвучала на два разных голоса.
Вот черными чернилами на белой бумаге нарисована статная женщина во цвете лет. Двор тесно застроен зданиями. Из-под края платья выглядывает острый носок туфельки. Оружие у них куда более грозное, чем у крестьян. В эти годы Дюрер создал и новый автопортрет.
У особо важных казней был специальный постановщик. Даже посмотрев десятки других работ, даже услышав множество реквиемов и прочитав не одно рассуждение на темы «Memento mori», забыть гравюру Дюрера невозможно. Выбирать их — истинное наслаждение. В этой гравюре с необычайной силой выражена одна из вечных тем мирового искусства — тема «Memento mori» — «Помни о смерти».
Он сделал все, как умел, но умел он еще не все. Спасена. Полагают, что он будет концом света. Он, отец, уйдет, а портрет, написанный сыном, останется.
От этого они еще страшнее. Движения сверлящих рук переданы предельно точно. Стремительный острый ритм у штриха на этой гравюре. Все должно подчеркнуть спокойное достоинство и невозмутимость. И вот наконец резцы готовы и разложены в строгом порядке — от более широких к более узким. Кому не случалось месяцами, а то и годами ждать вестей от детища, покинувшего отчий дом.
Художник добился того, чего хотел. Играет ли она с ним, держит ли его на коленях, забавляет ли его грушей — она прекрасна. Эпидемия принесла многим семьям большие убытки им приходилось теперь брать деньги взаймы. Однако весь опыт изучения реальности, приобретенный им за это время, не мог быть отброшен.
Имена первых помощников Дюрера не сохранились. Ворота и двери наглухо затворены, окна — черны и незрячи. Себастьяна, котел с кипящим маслом – св.
Он понимал, как много значит эта работа для его утверждающейся репутации. Художник, несомненно, был знаком с выдвинутой итальянскими философами-неоплатониками теорией «божественной меланхолии», связывающей выдающиеся способности людей с влиянием Сатурна. На мужчине шляпа с пышнейшим страусовым пером, короткая, чуть ниже пояса, накидка, куртка с рукавами-буфами, обтягивающие трико и модные туфли, выкроенные из одного куска мягкой кожи, короткий меч на поясе (так в конце XV века одевались в немецких городах молодые щеголи бюргерского круга). Нет спокойствия в духе человека, помещенного рядом с этим ясным пейзажем. Еще не все, кто покинул город, спасаясь от чумы, вернулись к родным очагам. Изображает ее (да не будет это принято за кощунство) в манере шаржа. Однако Городской Совет Нюрнберга рассудил иначе.
Он задумался, грустная усмешка тронула его губы. Долгий опыт научил: для гравирования больше пригодна хрупкая медь. Л в купальне шестеро абсолютно отъединившихся от города мужчин в набедренных повязках. В городе об этом было много разговоров — редкие мастера удостаивались такой чести.
Резчик, превращая рисунок в гравюру, часто огрублял его. У замка настолько достоверный вид, так массивно – уверенны его башни, так несокрушимы его стены, так прочно господствует он над берегом, что созерцающие гравюру не сомневались – такой замок где – то существует в действительности. Гора на горизонте и пашня обозначены несколькими грубыми линиями. Это — цезура, пауза, вздох, еще более отъединяющие, обособляющие блудного сына от всего окружающего. Мария на его гравюрах — очень часто — счастливая, спокойная.
Но император не хочет одуматься. Еще одна гравюра на меди – Морское чудовище. В комнате много ангелочков. Эта подробность придает ужасающую достоверность тому, что происходит.
Среди учеников и подмастерьев были способные и бездарные, понятливые и бестолковые. Да нет, где там – об этом можно только мечтать. Иногда воспоминания об итальянском путешествии. Дюрер хмурится – оттиск грубее рисунка. На одной из гравюр по тропинке шагает турецкое семейство.
Ребенок не лежит на руках матери, а как бы висит перед ней. Самсона современники Дюрера считали не просто силачом, но борцом, защитником добра. Резец он пробовал на ногте.
Он и сейчас, не слушая никого, продолжает работать, хотя это ему уже не по силам. Яростный рывок заставляет развеваться широкие одежды Самсона. Нетронутая поверхность бумаги, доски, холста всегда волновала его.
Но можно пребывать среди людей, жить в тесном семейном кругу, находиться в веселой дружеской толпе, быть окруженным преданными учениками и все – таки испытывать чувство одиночества. Он прослышал о Дюрере и пожелал посмотреть его работы. Красное позади Крелля — это не материальная стена, а просто красный фон.
А из – за дерева, шутовски кривляясь, выглядывает смерть. Ее описание сопровождается в каталоге пометкой: «Уникум. ». Вглядываясь в нее, ощущаешь, в каком упругом ритме двигалась рука. А может быть, вспомнил турецкие альбомы Джентиле Беллини. Первые навыки гравирования Дюрер получил еще в мастерской отца. Так увидеть эту улицу через это окно невозможно.
Недаром они помещали его на свои гербы и знамена. Иначе гравюра станет скучной, сухой излишне правильной из нее уйдет живой трепет жизни. А главный палач не просто выхватывает меч из ножен. Но и в этой старинной гравюре и в первой в немецком искусстве античной идиллии — «Семействе сатира» герои помещены в северный лес его голые стволы и сухие ветви указывают на иное понимание сюжета. Высокие, тесно прижатые друг к другу дома замыкают двор со всех сторон.
Ступни его ног сложены так, как на тех «Пригвождениях к кресту» или «Распятиях», где обе ступни пробиты одним гвоздем. Неужели Дюрер не заметил сходства, а заметив, не смог избежать.
Дюрер говорил, что на художника нисходит «вдохновение свыше», благодаря которому и возможны величайшие творческие озарения, но ему было знакомо также меланхолическое ощущение глубокой тоски и отчаяния. Ему поправились не только работы, но и сам Дюрер. Рисунок «Смерть и общество за столом» надорван, словно кто-то в гневе собрался разорвать его на четыре части.
Грации. Изображены четыре женщины: одна из них, на заднем плане, возможно, Эрида – богиня раздора в трех фигурах на первом плане видят Венеру, Минерву и Юнону. За окном — гористая даль, светлая синева неба, прозрачные тающие облака. Она была ревностной христианкой. Каждый художник испытывает сопротивление материала. У него насмешливо прищуренные глаза.
Другая гравюра словно рассказывает, о чем так тревожно говорят крестьяне. Потом в мастерской раздавался скрежет пил: листы распиливали на доски разных размеров. Как пригодилось бы ему заплывшее лицо вот этого придворного, когда он будет рисовать первосвященника Кайафу, на суд к которому привели Христа. Но движение, которым она прижимает к себе младенца, еще не покорилось художнику. Но весь план огромного, сложного целого обдумал он.
Тут узнается нюрнбергская крепость. Они стоят перед глазами и тогда, когда ты ушел из мастерской. Лист брызжет силой и энергией, лаконичен и стремителен. Но вслед за ней идут другие. На переднем плане, резко выдвинутый вперед, лежит спящий Христос.
Больше мифологических сюжетов в гравюре на дереве у Дюрера как будто бы не встречается. В них непрекращающаяся работа: они наблюдают изучают, вглядываются в окружающее. Он равный в этом отряде, может быть, даже предводитель.
Окно, как обозначено костями, рассеянными напротив него, вероятно ворота до смерти. Она не поворачивает головы к тем, кого испугало ее похищение. Его тело напоминает резную деревянную скульптуру. Но еще не разгадав или так и не разгадав смысла гравюры, мы видим главное – она прекрасна. На первом плане торчат из земли, как острые лезвия, редкие сухие травинки. Он уже не мог вспомнить, когда впервые услышал историю св. Но чем совершеннее рисунок, тем тяжелее тому, кто режет его на дереве. А этот – так и просится быть нарисованным в обличье Иуды.
Он сделал ему большой заказ. И от нее не уйдешь. Улица с ее жизнью отодвигается от купальни в бесконечную даль. Прошло немного времени после возвращения Дюрера на родину, а имя его уже стало известно.
Содержание ее не менее загадочно, а композиция неизмеримо сложнее. Нетронутая поверхность бумаги, доски, холста всегда волновала его. А главное — любить.
Судорога ужаса и гнева искажает его лицо, яростным взмахом клинка он приказывает палачу: «Казни ее. » Палач вытаскивает меч из ножен. Но радость эта ненадолго. Сохранилось четыре подготовительных рисунка к этой гравюре, а возможно их было и больше. Последняя была покровительницей замужних женщин, вот таким образом изображена в чепце. Мысль эта сопровождает молодую чету костлявым и гримасничающим соглядатаем.
Резчик, превращая рисунок в гравюру, часто огрублял его. Эта гравюра была создана во время «золотого века» написания картин с изображением ведьм: в бурные XVI и XVII века по всей Европе прокатилась волна жестоких преследований ведьм (пик охоты на ведьм длился с 1550 по 1630 годы). Сохранились рисунки Дюрера — эскизы для этого цикла.
Пусть колесо, усаженное острыми ножами изорвет в кровавые клочья ее тело. Каждый, прежде чем стать отцом, был сыном. Ощущение жары рождается пышным белым облаком на небе. Художник подчеркнул вдохновение во время своих путешествий по Италии. Это дворянин. Художник и резчик поставили перед собой самые скромные задачи и были счастливы, что смогли их выполнить.
Пока она не тронута, все кажется возможным. Дюрер перечитал в «Книге судей» место, где говорится о встрече Самсона со львом: «И пошел Самсон с отцом своим и матерью своею в Фимнафу и когда подходили к виноградникам фимнафским, вот молодой лев, рыкая идет навстречу ему. Знаменательная дата у этой работы. Не классическая античность, а античный пафос эпохи эллинизма оказался близким художнику. Замкнутость двора придает ему нечто тюремное.
( Библия. По правую руку Марии стоит пюпитр с молитвенником. Наблюдая действительность, Дюрер убеждался в том, что живая натура не может уложиться в классические формулы. На художнике нарядный камзол: белый в черных полосах. На одной из гравюр по тропинке шагает турецкое семейство.
И почему дом плотника Иосифа — мраморный чертог. Большая страсть горела в его душе – жажда богатства, быть может, неутоленное честолюбие. Жаркий летний день. Движение его передано точно и живо. Прибавилось станков в типографии Кобергера.
Дюрер писал портрет молодого немецкого купца, а написал портрет бурного века, который кончался, готовясь уступить место новому, еще более бурному писал портрет Крелля, а написал портрет времени, которому принадлежали они оба, — времени на переломе. Непоколебимая воля живет в глазах, стальное напряжение в руках. Казни обставлялись, как спектакли, рассчитанные на то, чтобы ошеломить зрителя. То, что перед нами художник, выдают только глаза. Это дворянин. Увидеть, как если бы это свершалось перед ними впервые и воочию. Теряли голову от любви.
Может быть, не нужно было показывать, как жадно он пьет пиво. Дюреру – старшему хотелось о многом расспросить сына. Но вернемся к гравюре. Рот приоткрыт, но не для крика, а от изумления.
У штрихов должна быть некая система, некий порядок. В вырезе камзола – топкая рубашка с узорчатой вышивкой. Другие возражали: какое же это похищение. И боится ошибиться. Но это не так уж важно.
Старый человек выпрямляется и приосанивается. Он одет так, как наряжались богатые немецкие ремесленники по праздникам. «Поспешай медленно. » — гласило оно. Кажется, что они во всем тебе послушны.
Лицо старше, чем на автопортрете с чертополохом. Каменным градом повержен на землю один из палачей. Но, видно, сын был прав, если, открыв мастерскую, принимает в ее стенах таких заказчиков. Об этом рассказал сам Дюрер в «Семейной хронике», созданной им в конце жизни. Беззвучный хохот смерти.
Они молча глядят друг на друга и как бы один мимо другого. Сердце то замирало от страха, то начинало сильнее биться от радости. Наверное, что-нибудь нравоучительное. Казни обставлялись, как спектакли, рассчитанные на то, чтобы ошеломить зрителя. Да, эти сцены представляют женщин как демонов. Улицу перед домом засыпали соломой, чтобы прикрыть грязь.
Ногти от этого были в порезах и царапинах. Заработали полным ходом мастерские. Вовлекались в споры о Священном писании.
Дюрер гордился красотой своих рук, своими длинными, тонкими пальцами. Они вольны лететь куда хотят. Взгляд ее отрешенно устремлен вдаль. Музыканты не принадлежат к этому кружку. И дома и в городе он всегда был на людях.
Тут мы встречаемся еще с одной особенностью Дюрера. Уж не оттуда ли господин в богатых доспехах, который валяется теперь во прахе. Конечно, можно всю жизнь заниматься искусством, даже не подозревая, что краски и слова так и не обретают под твоей рукой души. Аллегория. Навозная куча, колода для свиней — вот его место.
Дюрер не стал печатать гравюру. Выбирать их – истинное наслаждение. Сохранились рисунки Дюрера – эскизы для этого цикла. И боится ошибиться. Живое, земное человеческое дитя. Это никого не смущало. Одно из самых загадочных произведений Дюрера.
А четвертая фигура добавлена, чтобы изменить композицию. Но сознание ответственности мешало ему. На голой земле ничего не растет. Снова через Нюрнберг на юг, на восток, на запад, на север потянулись торговые обозы. Мастер Дюрер – старший знает, что такое работа, как мало кто другой.
Античный мотив — лишь повод для осуждения суетности и греховности. Заказы на алтари, которые он скоро взял, не выполнишь без подручных. А из-за дерева, шутовски кривляясь, выглядывает смерть.
Тела людей и копей награвированы короткими, однообразными, негибкими штрихами. В городе об этом было много разговоров – редкие мастера удостаивались такой чести. Первое время линия на доске получалась не прямая, а извилистая, дрожащая. Но Дюрер стал старше, постранствовал, научился всматриваться, сравнивать, сопоставлять.
Историк искусства Марсель Бритон предполагает, что работа может не иметь никакого определенного значения и является просто портретом четырех обнаженных фигур, «прихоть молодого художника, раздражаемого пуританской традиционностью его сограждан». Но когда материал, казалось бы, побежден, когда мрамор откалывается, когда глина лепится, когда краска ложится, когда фарфор обжигается, когда слова встают в строку так, как того хочет художник, тогда мастер начинает ощущать более глубокое и трудно преодолимое сопротивление: камень и глина, приняв новую форму, остаются камнем и глиной, не превращаются в теплую человеческую плоть, краска переходит с палитры на холст, но не становится цветом и светом, не оживают на бумаге слова. Если эта система, этот порядок будут нарушены, гравюра покажется хаотической, линии ее станут выглядеть не обязательными, музыкальность утратится. И вот, наконец, первый, пробный оттиск. Неизвестный художник сделал с него прекрасную копию. Прелюбопытно было бы узнать, какие темы его привлекали.
пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно. На первом плане все теснится, почти сливаясь в единое темное пятно. Исследователи до сих пор не пришли к окончательному выводу. Первой стала Четыре Ведьмы.
Это он выбрал сюжет для каждой картины, растолковал все помощникам, сделал наброски для каждой сцены. Крестьяне вооружены — времена такие, что безоружному появляться на дорогах опасно. Состоятельные люди мылись мылом, бедняки – глиной. Неизвестно только, за какие грехи.
Фантастическое убедительно тогда, когда достоверны и правдоподобны подробности. Если он будет нарушен, это загадочным образом станет видно па отпечатке. Еще не все, кто покинул город, спасаясь от чумы, вернулись к родным очагам. Приближается конец одного века и начало другого. Но чем совершеннее рисунок, тем тяжелее тому, кто режет его на дереве. Альбрехт Дюрер (cын выходца из Венгрии, золотых дел мастера, осевшего в Нюрнберге) учился ремеслу отца, который, заметив одаренность сына и интерес к искусству, отдал его на выучку к лучшим живописцам города.
Уж не оттуда ли господин в богатых доспехах, который валяется теперь во прахе. Раньше все, что делали мастера, они делали на совесть. Неизвестно только, за какие грехи. Когда Дюрер решился на этот поворот, он испытал радость. Бани в немецких городах той поры строили подле реки или пруда.
На ней вооруженные до зубов ландскнехты. Третья повернута к нам спиной – лица ее не видно. И это тоже мешало ему. И отец разделил им имение.
Вторая довольно красивая, но взор ее полон страдания и боли. Спасена. Но это так же не мешало человеку эпохи Дюрера покупать гравюру на известный сюжет, как знание того, что будет происходить на сцене, не мешает нам покупать билеты на «Гамлета» или «Чайку». У штрихов должна быть некая система, некий порядок. Я согрешил против неба и пред тобой».
Средняя часть алтаря была написана только через год, боковые и того позже. Этот угол картины образует самостоятельный прекрасный натюрморт: Книга на пюпитре. Вдоль воды — это залив или река — тянутся крепостные стены. Классическая стройность и величие присутствуют в больших композициях «Поклонение Троице» и «Геллеровский алтарь».
Действительно, в одной фигуре узнается женщина, нарисованная Дюрером в наброске «Женская баня». Одна из известнейших его гравюр — «Четыре ведьмы». Гравюра воплощает новозаветное предание. Кормушка, перед которой стоит на колене блудный сын, упирается в навозную кучу. По бане проходили красотки в тонких купальных рубахах. Нет, Дюрер так поступить не мог.
Но в мастерской он рук не жалел. Это свойство подлинно великих фантастических произведений. Поначалу отец привлекал сына к работе в ювелирной мастерской. Ему недолго осталось жить на свете. Противоречивая получилась картина.
Ведьмы – это козлы отпущения, на которых проецировались все грехи общества». Гравюры сделали Дюрера выдающимся художником всех времён. Он обдумывал церемонию до мельчайших подробностей. Пока она не тронута, все кажется возможным. На картине Дюрера палачи не профессиональные, а добровольные.
По телу проходит холодок, знакомый каждому, кто брал в руку инструмент любимой работы. Ни один материал просто так превратиться в произведение искусства не хочет. А Дюрер жил все в том же отцовском доме. Замысел был сложен, а умения, увы, еще недоставало. Гора на горизонте и пашня обозначены несколькими грубыми линиями. Не видны потому, что он не хочет обнаруживать их перед окружающими, этого они все равно не поймут.
Но художника больше жанровых сцен влекут мифологические и религиозные сюжеты. Заказы на алтари, которые оп скоро взял, но выполнишь без подручных. В голову невольно приходили мысли о краткости и непрочности человеческого бытия.
Она сохранилась в одпом-единственном экземпляре. Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче. Такие потолки были в домах нюрнбергских патрициев и богатых бюргеров.
Над двором пролетают птицы. Особенно взволновался Дюрер – старший.
Молодой пахарь изнемог от усталости, а отец заставлял его начинать все сначала. Ноги широко расставлены. Что там ни говори, а в мальчике все-таки еще живет ювелир. Распахнутые двери ведут в другую комнату с деревянным резным потолком. Но не только сила сильного, которой обладал библейский богатырь Самсон.
Лица обоих серьезны, его задумчиво и нежно, ее – мрачно. Многочисленные рисунки, созданные Дюрером в начале века, стали ближе к античным образцам. В результате попыток построить идеальную мужскую и женскую фигуры возникла гравюра «Адам и Ева», где образцом для Адама был Аполлон Бельведерский, а для Евы — Венера Медичи. Кажется, видишь, как побелели стиснутые пальцы, кажется, слышишь голос кающегося: «Отче. А ребенок — настоящий малыш с большой круглой головкой, с пухлыми ручками и ножками в перетяжках, чаще всего голенький. Скучная монотонность линий противоречила драматизму и стремительности события. Резцы Дюрер покупал готовыми, но затачивал их сам.
Вот, значит, почему так печальны лица молодой пары. Но и отдыхая, не переставал всматриваться в окружающее. Это одна из первых резцовых гравюр Дюрера.
Мы вглядываемся в гравюру внимательнее и замечаем то чего не увидели сразу. И вот доски готовы. А между колодой, навозной кучей и окружившими блудного сына свиньями — все это образует первый план — и домами, плотно прижатыми друг к другу (они образуют дальний план), лежит пустое пространство двора.
Взгляд этот не изменился, пожалуй, стал только более зорким. В Нюрнберг приехал курфюрст Фридрих Саксонский по прозванию Мудрый. Иосифа. Работа его разгорячила, он снял куртку, небрежно бросил на землю. Гористый берег крутыми уступами поднимается вверх.
Были новости еще удивительнее: один из нюрнбергских палачей, устав от своей профессии, пожелал записаться в художники. Кажется, видишь, как побелели стиснутые пальцы, кажется, слышишь голос кающегося: Отче. Из-под края платья выглядывает острый носок туфельки. Но откуда появились подобные изображения. Смерть была одной из главных тем европейского искусства средневековья и надолго осталась ею в эпоху Возрождения, породив многочисленные «Триумфы» и «Пляски смерти».
На кресте брошенный навзничь Христос. Некоторые исследователи связывают гравюру с темой «Суда Париса» и рассматривают ее как предостережение против сладострастия, ведущего к адским мучениям. Она была ревностной христианкой.
Откладывать больше нельзя. Мы уже видели его на автопортрете художника, более раннем. На первом плане все теснится, почти сливаясь в единое темное пятно. Смысл их утрачен безвозвратно. Ajtsi, от названия села Айтош, от слова ajt — «дверь»), буквально перевёл на немецкий как Trer впоследствии она трансформировалась под влиянием франкского произношения и стала писаться Drer.
Книга раскрыта. Правая небрежно перешагнула через поперечный брус креста. На первом плане торчат из земли, как острые лезвия, редкие сухие травинки. Когда он писал новый портрет отца, у него сжалось сердце. Сильнее всего это сказалось в ремесле. Замысел был сложен, а умения, увы, еще недоставало.
Он знал, что значит испытать душевное потрясение – сильное и внезапное. Благоразумно ли являть всему миру тучность Пиркгеймера — соседа, друга, покровителя. Они по-разному повернуты к зрителю, а взгляды их направлены на что-то ему невидимое. Яростный рывок заставляет развеваться широкие одежды Самсона.
На голой земле ничего не растет. Устав от работы, Дюрер выходил из мастерской, бродил по извилистым улицам Нюрнберга, проходил по рынку, гулял по окрестностям. Однако самому Дюреру эта работа не казалась неудачной. История эта рассказывалась так.
Еще одна гравюра на меди — «Морское чудовище». Он заметил, с каким живейшим вниманием художник всматривается в лица его приближенных. Быть может. Он был уверен: искусство необходимо людям. Кроме того, художник должен написать алтарную картину для замковой церкви в Виттенберге. Потрясенный Савл обратился в христианство, принял имя Павла и стал одним из апостолов. В этой части мы подробнее остановимся именно на гравюрах этого замечательного художника.
А четвертая фигура добавлена, чтобы изменить композицию. Люди на берегу охвачены ужасом и отчаянием. Смысл их утрачен безвозвратно. Что из того, что некоторые покупатели этого не увидят.
Он не станет мешать сыну разговорами. Полагают, что он будет концом света. Нетронутая бумага ощущается, как небо и вода. Римский император решил опровергнуть ее слова. Он предвосхитил секреты более позднего фантастического искусства.
А главный палач не просто выхватывает меч из ножен. Младший сын. Материал испытывает терпение мастера, заставляя его снова и снова браковать сделанное и терпеливо начинать все сначала. Теперь он хранится в Дрезденском гравюрном кабинете.
В комнате, пустой и тесной, как каменный мешок, четыре обнаженные женщины. Судьба забросила ее в Англию, где она и хранится в Лондонской Национальной галерее. Пока он путешествовал, на городском кладбище прибавилось могил. Этого мы не знаем и не узнаем.
И тело более юное, чем у остальных. Ее другая рука спокойно лежит на бедре. Художник увидел в нем нечто такое, что сам он ощущал в себе лишь неясно. Они по – разному повернуты к зрителю, а взгляды их направлены па что-то ему невидимое.
Но пока что об этих заказах следовало позаботиться. Старый человек выпрямляется и приосанивается. Так было в древности, так продолжалось во времена Дюрера и конца этому не предвиделось. Руке резчика трудно следовать за рукой такого рисовальщика, как Дюрер. Они полагали, что он обесславит их профессию.
Может быть, следовало обойтись без тройного подбородка, без складок жира на руках и ногах. Иероним» (1514) явился гуманистическим прославлением пытливой мысли исследователя, а в изображении освещённой солнцем комнаты есть пленительная поэзия мирного уюта. Нет, он не пленный. В этой поляне с чахлой растительностью есть что – то пугающее. Он возник не случайно. Один из них несет на продажу корзинку яиц.
Но не только сила сильного, которой обладал библейский богатырь Самсон. Он одет так, как наряжались богатые немецкие ремесленники по праздникам. Нюрнбергских живописцев смутила перспектива иметь такого собрата. Он расспрашивал о них приезжих, разыскивал зарисовки с них, пересматривал все свои наброски, сделанные дома и в странствиях и отобрал все, что могло пригодиться для «Радостей и страстей». Она обладает великой трагической силой. Мысль эта возникла у него тогда, когда он работал над этими двумя гравюрами. Дюрер воплотил этот сюжет.
Люди перестали стыдиться того, что прежде было позором. И замок и город – немецкие. Он лежит, подавляя своей тяжестью землю, безжалостно сминая кустики и траву.
В ходу были соломенные мочалки, деревянные скребки, березовые веники. На ногах вздулись мускулы. Впрочем, до нас дошли и портреты, которые отражают силу этих страстей. Их крошечные фигурки подчеркивают размеры и пустоту комнаты.
Вот черными чернилами на белой бумаге нарисована статная женщина во цвете лет. Ни одни материал просто так превратиться в произведение искусства не хочет. Художник не видит его, а прозревает. Откуда эта мрачность. Узкая извилистая речка, тонкие деревья с чуть колеблющимися ветвями. Не порывая с богатством опыта готики, Дюрер, дважды побывавший в Италии, полнее других немецких мастеров своего поколения овладел достижениями итальянского Ренессанса.
Молодой пахарь изнемог от усталости, а отец заставлял его начинать все сначала. Оно кажется плоским и неживым. Жития рассчитывали на сопереживание и вызывали его. Пейзаж виден не через окно, а словно бы сквозь стену. Вместе с тем, они часто тесно связаны и с критикой общества. — повержен на землю человеком, чье единственное оружие — дубина.
Можно представить себе, что для современников Дюрера — покупателей гравюры — возможность поломать голову над ней, поразмыслить над ее таинственной недосказанностью, припомнить по этому случаю «Метаморфозы» Овидия, где в прекрасных стихах рассказывалась трогательная история Паримелы, сама по себе была наслаждением, к тому же поводом показать в споре свою образованность и начитанность. Внимательнейший взгляд. Взгляд упирается в молчаливые угрюмые стены. На полу неизменные атрибуты смерти – кость и череп. Он захотел соединить в этой работе все, что привлекло его у других художников — у Пахера, Беллини, Мантеньи, у нидерландцев, картины которых попадали в Германию.
Быть может, победа Самсона надо львом у стен замка символизирует победу человека из народа над тем, кто владеет и замком и всей округой, а лев – воплощение его княжеского или рыцарского герба. Самсона современники Дюрера считали не просто силачом, но борцом, защитником добра. Лучше обстоит дело с портретами. За городом гуляет молодая пара. Достигнув изумительной тонкости графического языка уже в гравюрах, созданных около 1500-03, Дюрер пришёл в трёх так называемых «мастерских» гравюрах 1513-14 к своим высшим достижениям: «Всадник, смерть и дьявол» (1513) — образ непоколебимого следования своему долгу, стойкости перед любыми искушениями в «Меланхолии» (1514) воплощены внутренние конфликты и беспокойство творческого духа человека «Св.
И почему дом плотника Иосифа – мраморный чертог. Грации. Тут узнается нюрнбергская крепость. Толстый человек с пивной кружкой – Пиркгеймер.
Шар, висящий выше чисел имеет письма «OGH» – значение «Ненависти generis humani/odium человеческого рода» или возможно, «О, Gott hte» (О, Боже Запрещают). В голову невольно приходили мысли о краткости и непрочности человеческого бытия. Что ему до того, если речь идет об инструменте для работы, а это самый испытанный прием. На голове одной – высокий: чепец, у двух волосы повязаны косынками, у четвертой – роскошные косы полураспущены.
Но вслед за ней идут другие. В них непрекращающаяся работа: они наблюдают изучают, вглядываются в окружающее. Напряженность была напряженностью мыслей и чувств.
По телу проходит холодок, знакомый каждому, кто брал в руку инструмент любимой работы. Пошатнулись нравы. В «Несении креста» он рванул веревку, заставляя упавшего Христа встать. На первоначальном рисунке крест стоит фронтально.
Дни, когда сын работал над портретом, стали счастливыми днями в жизни старика. Небеса и земля сливались в одно великое целое. Их лица серьезны и напряжены — тут обсуждаются важные, быть может, недобрые вести.
От яркого света до темных и глубоких теней штрих рисует любые переходы и контрасты. Он мучительно запрокинул голову в терновом венце. Эта работа и работа нелегкая. Мохнатые ели сбегают по берегу до самой воды. Однако Городской Совет Нюрнберга рассудил иначе. Они не оставляют выхода. Руке резчика трудно следовать за рукой такого рисовальщика, как Дюрер.
Но жизнь постепенно налаживалась. Но пока что об этих заказах следовало позаботиться. Только там они казались устрашающими.
Екатерину приговорили к смерти и казнь придумали мучительную. Торжественный дубовый потолок странен в комнате, где стоит верстак и за которым работает плотник Иосиф. Приземисты крепостные башни. Трудно сказать, думал ли Дюрер, что эту гравюру можно увидеть так. И вот наконец резцы готовы и разложены в строгом порядке – от более широких к более узким. Она не вырывается, не пробует освободиться, не отнимает руку, которую обхватило чудовище. Нюрнбергским мастерам, которые делали из самой лучшей стали ножи, стамески, долота, Дюрер по собственным рисункам заказывал резцы скалами, острыми и сплющенными, широкими и узкими, простыми и фигурными: грабштихели, шпицштихели, мессерштихели, флахштихели (названия сохранились до сих пор).
И от обычных болезней не было настоящих средств. Свобода, с которой движется по бумаге перо или кисть, представлялась сказочной. Правда, гравюра эта традиционно называется «Четыре ведьмы».
Авторы легенд о святых но были людьми с изощренно – жестоким воображением. Такого еще, кажется, никогда ни на одной картине не было. Выковать бы однажды такую корону, какую он написал на алтаре для Фридриха Саксонского.
Может быть, не нужно было показывать, как жадно оп пьет пиво. При этом профиль можно назвать вполне классическим. Она еще несовершенна: штрих грубоват, движения резца скованны.
Этого вопроса Дюрер себе не задавал. Наступил день, когда Дюрер и его помощники начали картину «Пригвождение к кресту» — самую сложную и самую смелую в цикле. Поза младенца предсказывает позу распятого.
Альбрехт Дюрер – знаменитый немецкий художник, гравер. Задыхающийся гонец выкрикивал: «Неприятель у ворот. » Любая гроза, да что гроза, случайная искра могла вызвать пожар, а против пожара средневековый город был беззащитен. Они окружают утес, поднимаясь по его склонам до вершины. В её основу был положен трактат Августина «О граде Божьем».
Иногда — насмешливый рассказ о нравах: вот купец добивается благосклонности женщины, звеня у нее над ухом тугим кошельком. Он соблюдал это упрямо и последовательно.
Средняя часть алтаря была написана только через год, боковые и того позже. Но в мастерской он рук не жалел. Лев вызывал представление о сильных мира сего. Взгляд ее отрешенно устремлен вдаль. На дальнем плане тоже много серого, темно-серого, черного. Потом в мастерской раздавался скрежет пил: листы распиливали на доски разных размеров.
Маловероятно. На очереди другая картина и для нее нужно тоже искать новые решения. Нюрнбергским мастерам, которые делали из самой лучшей стали ножи, стамески, долота, Дюрер по собственным рисункам заказывал резцы с жалами, острыми и сплющенными, широкими и узкими, простыми и фигурными: грабштихели, шпипштихели, мессерштихели, флахштихели (названия сохранились до сих пор). Человек встречался со смертью в разных обличьях каждый день и художник той эпохи, даже если хотел, не мог забыть об этом. Многие из них отображают библейские предзнаменования и описания Конца Света, Апокалипсиса. Средневековый мастер выражал их посредством великих символов во вневременной среде.
Она требует особой осторожности, но допускает более тонкий штрих. Горячему и нетерпеливому в граверной мастерской делать нечего. Колдунья из Аэндора вызвала дух покойного пророка Самуила по просьбе Саула, чтобы дух предсказал судьбу предстоящей битвы. Там он усердно хлещет Христа веревкой. Его влекла и сила слабых. Эта работа и работа нелегкая.
Ничего не поделаешь, он – художник. Это указывает на то, что герой выберет путь добродетели. Их лица серьезны и напряжены – тут обсуждаются важные, быть может, недобрые вести.
Он даже гордился ею. Пока он путешествовал, па городском кладбище прибавилось могил. На подбородке чуть вьется молодая борода. Рот приоткрыт, но не для крика, а от изумления. Прибавилось станков в типографии Кобергера. Она привела на костер бесчисленное множество неповинных женщин. Не глядя на приговоренного, он невозмутимо сверлит буравом отверстие в кресте. На лице отпечатались годы, странствия, впечатления.
Бани в немецких городах той поры строили подле реки или пруда. И многим заказчикам вообще не понять, чем его работы отличаются от более привычных.
Дальнейшие следы художника из палачей в нюрнбергских хрониках теряются. С удивлением рассматривали домашние его новую работу. Все эти годы Дюрер искал темы, технику, приемы. Иногда ему казалось, это испытание, ниспосланное ему свыше. Вот вооруженный, турок верхом на коне, окруженный ландскнехтами. Но, быть может, не столь уж великий грех подумать, что чувство испытанное апостолом, внятно ему, скромному художнику.
Лицо Марии полно нежной материнской любви. Это тот самый персонаж, который действует и на картине «Несение креста». Мастер Дюрер-старший знает, что такое работа, как мало кто другой. Но, быть может, не столь уж великий грех подумать, что чувство испытанное апостолом, внятно ему, скромному художнику. У Дюреров было восемнадцать детей из которых выжили восемь. Действительное и воображаемое воплощены с одинаковой силой. Лицо Марии полно нежной материнской любви. Ребенок не лежит на руках матери, а как бы висит перед ней.
«Четыре ведьмы» – одно из самых загадочных произведений Дюрера. Нимб кажется шапкой, упершейся в землю. Но лицо и особенно поза этой женщины странно невозмутимы.
Курфюрст Фридрих был человеком умным и наблюдательным. пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно. Распахнутые двери ведут в другую комнату с деревянным резным потолком. Сердце щемит от предвкушения работы. Но без последовательности. Да и телом она выглядит намного младше всех остальных окружающих ее девушек.
Немецкий художник и график, один из величайших мастеров западноевропейского Ренессанса. Переходя от более грубых порошков к более тонким, подмастерья медленными размеренными движениями шлифовали, а потом полировали доски, пока мастер, чуть прикоснувшись к ним, не говорил наконец: «Довольно. » А говорил он «довольно» только тогда, когда с помощников сходило семь потов, а доска обретала зеркальный блеск. Он даже нанял работников для их продажи.
Иногда предполагают, что Дюрер вообще долгое время работал один. Городские власти распорядились снова мостить улицы, достраивать больницы, укреплять степы. От него осталась целая серия изображений крестьян, большая часть из которых относится именно к этим годам (гравюры на меди — «Мужская баня», «Танцующие крестьяне», «Четыре ведьмы», «Волынщик», «На рынке»). Беззвучный хохот смерти.
С удивлением рассматривали домашние его новую работу. Среди евангельских притч особенно близкой и понятной людям была притча о блудном сыне. Мохнатые ели сбегают по берегу до самой воды. Гравюра в этой части становится загадочной. Они напоминали о чуме минувшего года. За городом гуляет молодая пара.
Нет, торопить мастера с этим заказом не будут.
Виновата была неправильная заточка жала, неверно насаженная ручка, ошибка в хватке. В одних бадьях сидели мужчины, в других – женщины, в некоторых – семейные пары. Срывались с места, увлеченные каким-нибудь призывом или напуганные каким-нибудь слухом. Правая небрежно перешагнула через поперечный брус креста. Другие возражали: какое же это похищение. Что поражает в этом автопортрете. Альбрехт Дюрер.
Сюжет с его завязкой, кульминацией и развязкой был известен заранее. Учёба в 1490 году по традиции завершилась путешествием (нем. Замок только еще строится.
Все фигуры на улице такие крохотные, что их впору разглядывать в увеличительное стекло. Он противоречит всем своим внутренним напряжением спокойной тишине природы. Засохшее дерево у Дюрера — всегда образ беды, враждебная противоположность живой жизни. У него другая поза, но такие же вздувшиеся мускулы, такие же обнаженные ноги в сандалиях, бородатое лицо такого же склада. Главный палач наряден – это черта времени.
Вовлекались в споры о Священном писании. Пошатнулись нравы. По городу шел стон от неслыханных процентов, которые назначали ростовщики. Однако Альбрехт пожелал заниматься живописью. Жажда совершенства сжигает душу.
Какая отрада после алтарных картин — портреты. Песок отсчитывает им скупо отмеренную жизнь. В Несепии креста он рванул веревку, заставляя упавшего Христа встать. Будучи вхож в круг образованных людей городского патрициата, Дюрер приобщился к миру интеллектуальной элиты немецкого возрождения. Теперь доходили слухи о всяческой фальши в разных ремеслах. Были в немецких банях и отделения, где можно было париться. Спокойно сложены руки в белых тонких перчатках.
Что ему до того, если речь идет об инструменте для работы, а это самый испытанный прием. Это тот самый персонаж, который действует и на картине Несение креста. Городская улица за окном написана не с той точки, с какой комната. «Четыре ведьмы» привлекали внимание современников много лет спустя после появления этой гравюры. Уж не отмщение ли рыцарю, разбойничающему на большой дороге изображено здесь. Дюреру не в чем было упрекнуть себя.
Неизвестно ведь даже — немецкое или латинское изречение скрывается за этими буквами. Судьба забросила ее в Англию, где она и хранится в Лондонской Национальной галерее. Пейзаж строится немногими линиями, они необходимы и достаточны. Засохшее дерево у Дюрера – всегда образ беды, враждебная противоположность живой жизни.
Очень светлый дальний и очень темный ближний планы разламывают гравюру надвое. Вокруг, оттесняя его от корыта, жадно жрущие свиньи со зловещими клыкастыми мордами.
Дюрер решил посвятить гравюру городской бане и обрадовался. Неизвестный художник сделал с него прекрасную копию. Здесь редкие светлые линии слева и почти нетронутая белизна бумаги справа. Были в немецких банях и отделения, где можно было париться. Сохранилось четыре подготовительных рисунка к этой гравюре, а возможно их было и больше. Вероятно.
Иосиф стругает доску. Так увидеть эту улицу через это окно невозможно. Мастер хочет, чтобы его видели одетым нарядно и богато — так, как одеваются его знатные сверстники, как приличествует его славе. Благоразумно ли являть всему миру тучность Пиркгеймера – соседа, друга, покровителя.
Они притягивают к себе взор и руку. Художник добился того, чего хотел. Это плотник. Тело его словно вкопано в землю.
Вот вооруженный турок верхом на коне, окруженный ландскнехтами. Вдалеке виднеется рыцарский замок. Пейзаж непохож па окрестности Нюрнберга – быть может, это воспоминание об Италии. Близким на память и утешение. Всемирная история ведьм – долгое повествование изобилующее любопытными подробностями.
Однако подлинное отношение художника к изображенному надо искать не в символической пасти ада, не в загадочной формуле ОGН, а в том, как любовно передано обаяние грешной, пусть осужденной на муки, но живой, трепетной человеческой плоти. Ремесленник из малоазийского города Таре по имени Савл яростно преследовал христиан. Это и создает чувство движения.
Некий Конц Швейцер обязуется служить Альбрехту Дюреру, разнося его гравюры на дереве из одной земли в другую, предлагать их покупателям, делая это со всяческим старанием и усердием, выручку записывать и время от времени посылать Дюреру, а нежели где гравюры будут покупать плохо, то там отнюдь не задерживаться, а идти дальше. А если верно найти точку и рассматривать гравюру с того удаления, на которое рассчитывал мастер, она внезапно оживает, начинаешь видеть, что чудовище, разрезая воду, плывет вперед, а утес с замком и крепостной стеной стремительно отодвигаются назад. Когда он писал новый портрет отца, у него сжалось сердце. Что думает об этом сын. Художники часто обращались к этим сюжетам, так как они предлагали драму. – гласило оно.
И вот, наконец, первый, пробный оттиск. Непостижимым образом черно-белая гравюра создает синеву неба. Он заставит непослушный штрих изгибаться и перекрещиваться, сгущаться в тени и передавать свет. Одна из известнейших его гравюр – Четыре ведьмы. Круг этих людей был назван «гуманистами» из-за склонности к «studia humanitatis» (к светскому знанию), в противоположность средневековым «studia divina» (наукам о божественной мудрости). С неба падает каменный град, колесо пылает.
Она обладает великой трагической силой. Поспешай медленно.
Они вольны лететь куда хотят. Сердце щемит от предвкушения работы. Впрочем, до нас дошли и портреты, которые отражают силу этих страстей. В серии гравюр на дереве «Апокалипсис» (1498) он обратился к теме конца мира, отвечавшей общественным настроениям переломной эпохи. Что думают об этом его ученые друзья. (Между прочим, доски этого цикла очень небольшие. Он обрывается, открывая взгляду пейзаж.
В сопровождении свиты Фридрих посетил мастерскую художника. Художник сидит у открытого окна. Кормушка, перед которой стоит на колене блудный сын, упирается в навозную кучу.
Ощущение жары рождается пышным белым облаком на небе. Шелковые перчатки на руках Дюрера скрывали твердые мозоли. Прекрасен лист «Прогулка». Окно завешено кисеей, рассеянный свет не будет давать отблесков на металле. Художник твердо знал — выпуская на рынок гравюры на житийные темы, он может рассчитывать, что они будут куплены. Около распинаемого стоит на коленях второй плотник, одетый попроще, - это подмастерье. На подбородке чуть вьется молодая борода.
Вокруг столько тревожного, пугающего, непонятного. Оба эти листа относятся к одному времени и близки но манере. Первое время линия на доске получалась не прямая, а извилистая, дрожащая. Другая гравюра словно рассказывает, о чем так тревожно говорят крестьяне. Вот, однако, поучительная история одной ранней гравюры Дюрера. Изображает ее (да не будет это принято за кощунство) в манере шаржа.
Я согрешил против неба и пред тобой ( Евангелие от Луки, XV, 11 – 18, 21. ). Мы уже видели его па автопортрете художника, более раннем. Сейчас он обрушится на шею девушки.
Шлейф платья несет, небрежно положив его на плечо, скелет, восставший из могилы. Жаркий летний день. Сильнее всего это сказалось в ремесле. Возможно, ослабленная частыми беременностями, она много болела. Муж в пышном тюрбане важно идет первым, сзади робко семенит жена с ребенком на руках. Художник рисовал картину специально для алтаря, но, к сожалению тот так и не был закончен. Что там ни говори, а в мальчике все – таки еще живет ювелир.
Нет, Дюрер так поступить не мог. Оно кажется плоским и неживым. Свобода, с которой движется по бумаге перо или кисть, представлялась сказочной. Он противоречит всем своим внутренним напряжением спокойной тишине природы.
Люди не могут жить без хлеба. Они стоят перед глазами и тогда, когда ты ушел из мастерской.