Джорджо де Кирико (итал. Giorgio de Chirico, 10 июля 1888, Волос, Греция— 20 ноября 1978, Рим)— итальянский художник, близкий к сюрреализму. Кирико, ДЖОРДЖО ДЕ (Chirico, Giorgio de) (1888–1978) итальянский художник и теоретик искусства, считается одним из предвестников сюрреализма в современной живописи. В Третьяковской галерее проходит выставка картин итальянского художника Джорджо де Кирико под названием «Метафизические прозрения». Итальянский художник Джорджо де Кирико (Giorgio de Chirico) – явление в мире искусства по-своему уникальное. Хотя с Россией де Кирико связывают только его работы для балетов Дягилева, куратор Татьяна Горячева проводит параллели между итальянским художником и супрематистом Малевичем и мечтательным Дейнекой и кубистами Шевченко и Рождественским.
Жена де Кирико была переводчицей на этой встрече, ее спрашивали о том, где же находятся «те самые» картины Джороджо, но она упорно показывала пальцев на академическую скуку, говоря, что вот он и есть истинный художник.
Или, как говорит сам де Кирико, «покончить с логическим смыслом в искусстве». Политика его не интересовала, нормально работать ему никто не мешал. Главных впечатлений от показа, пожалуй, два — хорошее и вызывающее недоумение. Он хочет быть философом, тем, кто своим творчеством убьет и преодолеет философа. Разгадать тайну нельзя — да и не нужно, ее художники-метафизики добивались намеренно. Великий кубист Пабло Пикассо величал художника «певцом вокзалов». Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к некоторым пассажам «Рождения трагедии».
Летящей Нике приходилось уступать место воспетому футуристами стремительно мчащемуся автомобилю, пьедестал богини памяти Мнемозины, благодаря которой только и возможно наследование традиционных ценностей, шатался под натиском Абсурда и Бессознательного шокирующая образность авиньонских девушек Пикассо «затмевала» красоту античных Граций, а аполлонический принцип воплощения ясности и гармонии мира уступал приоритет холодному структурному анализу его единичных материальных форм. Первый его брак распался. «Каждая эпоха, – пишет философ, – каждая ступень образования хоть раз пыталась с глубоким неудовольствием отделаться от этих греков ибо перед лицом их все самодельное, по-видимому вполне оригинальное и вызывающее абсолютно искреннее удивление, внезапно теряло, казалось, жизнь и краски и сморщивалось до неудачной копии, даже до карикатуры». Его первыми работами были городские пейзажи с четкой «безвоздушной» перспективой, пустынные и гулкие, словно увиденные в гипнотическом сне, где все как будто правдоподобно и одновременно ирреально. Он любит приемы и почет. Карра помещает в своей книге и статьи де Кирико — «О метафизическом искусстве» и «Мы, метафизики», которые были опубликованы также в римских журналах «Cronache deattuaita» и «Valori plastici». Именно эти независимые элементы берет на вооружение в своем творчестве де Кирико.
Метафизика, понятая как предметоцентричность, движется параллельно логике ready-made. Но загадку он загадывает не для того, чтобы мы на нее ответили ибо ответа нет, а для того, чтобы мы себя поставили под вопрос.
Сам Кирико позже напишет: «Германия размещается в центре Европы. Любопытно, что художникникогда не ставил дат на копиях своих работ. Те же мотивы и в известном полотне «Загадка дня» (1914), где мир еще более мертвеет, а башни оборачиваются зловещими трубами, растущими прямо из земли.
Что означают знаменитые манекены де Кирико. Своими картинами художник поставил немало вопросов перед историками искусства. Де Кирико использовал многочисленные элементы художественной традиции, которая идет от «примитивов» к мастерам Возрождения и барокко, заканчивая великими пейзажистами, работавшими на рубеже XVII и XVIII веков.
Мы, говорит де Кирико исчезнем, манекен останется. Его будут именовать «современным Цицероном» и «молодым Вергилием» (Ж. Преодоление человека. Скорее, де Кирико использует слово «метафизика» в качестве синонима слова «философия», придавая интеллектуальный вес своей живописи. Артур Шопенгауэр, в свою очередь, заставляет художника задуматься над процессами, которые берут свое начало в предметном мире.
Встретив изображения с антропоморфными грудами вещей, со шлемоподобными лицами, мы с уверенностью скажем – это «метафизические манекены» де Кирико. Всякий предмет кроет в себе таинственное, некое состояние Х. «Великое безумие», говорит де Кирико, прячется за «ширмой материи» и его способен узреть художник или писатель. Военная служба расстроила его и без того хилое здоровье. С годами Кирико не изменит своей точки зрения на проблему профессионального мастерства, напротив, его суждения приобретут еще более категоричный характер. Ему открыто нечто большее, чем умение видеть и изображать». «В 1929-м художник принял предложение Дягилева стать сценографом балета «Бал» и поехал в Монте-Карло, где планировалась постановка. Плюс — скульптура (многочисленные вариации на тему героев-манекенов де Кирико) и графика.
Ренессансный, построенный из красного камня город покорил его. Сталли онмаразматиком или жуликом— мыникогда неузнаем, нокогда ему попадалась собственная картина, уже переставшая нравиться, онписал наней «Подделка»— воизбежание недоразумений итем самымсерьезно подрывая рынок. Рецептура магии туманна.
На парижских улочках часто можно было встретить лотки продавцов бананов. Чувственный опыт и рациональное познание не способны открыть нам истинной сущности вещей. Как можно художественными средствами поставить вопрос об основаниях вещи.
В какой-то момент кажется, что их уже слишком много. Статую Ариадны окружают безлюдные галереи. Вопреки злобной и завистливой истерии сюрреалистов и прочих сумасшедших rats (фр. Как выяснилось позже, суд ошибся. С «высоты» материалистического сознания трудно объяснить механизм магического воздействия духовной атмосферы Феррары на формирование художественного видения Кирико. Красная перчатка видится красной перчаткой, а разбросанные гроздья бананов – бананами.
Эти мотивы служат отсылками к профессии его жены Раисы Гуревич-Крат. Моранди ясно понимает разницу между материей и оптикой. «Современность, – пишет он, – эта великая загадка обитает в Париже повсюду».
Среди ставших для живописца традиционными мотивов – античных статуй, классических аркад, столь характерных для старинных итальянских городов, – все чаще мелькают кирпичные стены, дымящие паровозы, цилиндрические башни, прообразом которых послужила увиденная в районе Монпарнаса и поразившая воображение художника дымовая труба.
В 1917 году повторяющиеся элементы позволят де Кирико выработать теорию, опирающуюся на идею вечного возвращения: яснее всего ее выражает невозможное объятие, отсылающее к истории «Гектора и Андромахи» (1917)». Дизайнеры Сергей Чобан и Агния Стерлигова дополнили экспозицию характерной аркадой и павильонами для графики (для которой интенсивный свет вреден) в виде декириковских мотивов — обломка колонны и лежащей головы манекена.
Такова, например, «Песнь любви». Там открывается то же, что и извне. Де Кирико говорит также об «атмосфере в моральном сенсе», таким образом объясняя свое восхищение работами Клингера и Бёклина. Но иногда искусство выходит за свои пределы, переставая быть чистой эстетикой. Это попытка произвести у зрителя визуальный шок, сбить его с толку.
Таков, например, в России замысел Малевича. Не душа, не эмоция, но перегруженные вещами ящики. обучался рисунку и живописи в Афинах. То, что прежде было пространством, превратилось в кучу рамок, угольников и «картинок в картинках».
Из всего арсенала искусства де Кирико (в 1920-х он обратился к неоклассике, вызвав негодование сюрреалистов) на тот момент наиболее созвучной устремлениям Малевича становится метафизическая живопись, решающая пластические и образные проблемы предметности в рамках и в духе современного понимания задач искусства. Зато обожал Флоренцию иТурин— двух полнеющих синьор среднего возраста. Вряд ли эти восторженные слова соответствуют дарованию Мавридиса. Де Кирико выхватывает предметы из их обыденного пространства, однако он не концептуалист. Таким образом, сюрреалисты рассчитывали монополизировать мою метафизическую живопись, которую они, естественно, называли сюрреалистической, чтобы затем с помощью рекламы, печати и умело организованного обмана проделать то, что некогда торговцы проделывали с Сезанном, Ван Гогом, Гогеном, «Таможенником» Руссо и Модильяни именуемым всеми Моди, то есть продать мои полотна по самой высокой цене и изрядно на этом заработать. Эти создания зодчество кватроченто, даже еще более ранних веков, виделись де Кирико таинственными формами, знаками иного временного и пространственного мира, маркирующего область возвышенной и гнетущей мечты, напоминающей человеку о его физической малости и грандиозном воображении («Большая башня», 1913).
Предметы перестают быть тем, что игнорировало искусство. А в 1924-м появится манифест сюрреализма авторства Андре Бретона. Этот дух, поддерживаемый обитателями Феррары (по преимуществу еврейского происхождения), пронизывал все сферы жизни, как материальный, так и ментальный ее пласты. Как говорит Г. Иванов, порядок – это хаос в мозгу сумасшедшего. В работах «метафизического периода» у де Кирико довольно часто встречаются изображения бананов.
Статую Ариадны окружают безлюдные галереи. «То, что слушаю, ничего не стоит, есть лишь то, что я вижу открытыми глазами, но еще лучше — закрытыми», — писал художник. Принципиальная непознаваемость мира не должна смущать настоящего художника хотя бы уже потому, что отражение конкретного (бытийного) содержания жизни не является задачей искусства и не призрачный фантом знания, a aenigma будит творческую фантазию и приводит в движение силы воображения и интуиции. А также присутствие необъяснимого состояния Х по обе стороны мира. Друг отца Кирико, музыкальный критик Кальвокоресси, знакомит молодого живописца с французским художником Пьером Лапрадом, который помогает ему выставить свои работы в Salon dAutomne 1912 года. Главное «действующее лицо» полотен — пустынные площади, окруженные архитектурой. Сам художник заявил в 1913: «То, что я слышу, – ничего не значит существует только то, что я вижу своими глазами, – и даже более того, то, что я вижу с закрытыми глазами».
Де Кирико визуализирует реквием по человеку, впадая при этом в восторг: «Патетическая и лирическая сила манекенов де Кирико, – говорит он о себе в третьем лице, – особенно сидящих манекенов, например, в «Археологах», в том, что они далеки от людей». Постижение ее возможно только на иррациональном уровне. В признании Кирико, любителя неординарных пластических образов с таинственной семантической наполненностью, отчасти неожиданно, отчасти закономерно прозвучит мысль, созвучная творческому мышлению великого интерпретатора античной традиции Пуссена: «Новое в живописи заключается не в невиданном доселе сюжете, а в хорошей своеобразной композиции, в силе выражения: таким образом обычную и старую тему можно сделать единственной и своем роде и новой». Что это значит. Для Аполлинера год прибытия Кирико и Савинио в Париж ознаменовался выходом в свет его «Le Bestiaire, ou Cortege dOrphee».
В 1925-32 Де Кирико жил в Париже, где начал заниматься сценографией (балеты «Кувшин» А. Казеллы, 1924, Шведский балет «Бал» В. Риети, 1929, Русский балет Дягилева и др. ). В картине «Молчаливая статуя Ариадны» активно используется игра света и тени Художник обращается к новым живописным методам. Начинается вторая мировая война и художник возвращается в Италию, обосновывается в Риме.
Иногда, в них присутствует избыток натурализма. Согласно Шопенгауэру, физическое тело – лишь видимость, не тождественная этой сущности. Уже в начале 1910-х годов он создает собственный, глубоко своеобразный и островыразительный язык живописи, которая впоследствии получила название «метафизической». Человеческое присутствие обозначено еле узнаваемой головой манекена. «Ничто не может сравниться с таинственностью аркады изобретенной римлянами Даже солнце кажется другим, когда из света возникает римская стена Пейзаж, замкнутый в аркаду портика как в квадрат или прямоугольник окна, приобретает метафизичность, поскольку изолируется от пространства, которое его окружает». Наиболее сильное впечатление производят на него живописные фантазии Беклина.
В эти же годы он начинает работать над упомянутым журналом «Пластические ценности», возрождавшим на своих страницах идеалы классической живописи. Это совершенно данное настоящее, не знающее прошлого и будущего. В начале столетия, когда классическая форма, вызревшая в подражании грекам, казалось, была полностью исчерпана, Кирико был одним из тех, у кого идеи Ницше, отстаивающие, но одновременно и мистифицирующие «самодовлеющее великолепие» древних, должны были найти самый живой отклик. Что нужно для того, чтобы открыть таинственное в предметах.
Но де Кирико хочет быть более чем художником. И нить Ариадны, протянутая неверной рукой, только запутывает После необарочного зала, где со стен глядят переосмысленные образы Гойи, Веласкеса, Фрагонара. Не бессмыслица, но простота как тотальность смысла – вот основной мотив живописи Моранди.
Де Кирико не показывает нам скрытых сторон вещей. Всякая философия – концепт, у нее есть имя.
Здесь мы, безусловно, можем усмотреть влияние великого Сезанна, причем как в сопоставлении предметов натюрморта, так и в подходе к их формальному изображению и даже в экспериментах с перспективой. У предметов самих по себе ничего нет. Де Кирико — первый художник, пустившийся в этот путь еще в 1910 году. В то время, как де Кирико поет живописный панегирик шкафам и диванам, Дюшан создает свои известные «готовые вещи» – «Велосипедное колесо» (1913), «Сушилку для бутылок» (1914) и, наконец, «Фонтан» (1917). Сверхреальности нет нигде, а состояния есть везде, то есть в предметах.
С одной стороны, как смелый реформатор, он взял на Себя роль лидера авангарда, с другой – как прекрасный знаток и ценитель античного и средневекового наследия, поэт олицетворял собой плодотворность взаимодействия культурных новообразований с традиционными художественными ценностями. «Я думал, – признается позже Кирико, – что этот человек может изобразить все, даже по памяти, даже в темноте, не глядя на объект что он может нарисовать плывущие облака и растения, ветви деревьев, колышущиеся на ветру и цветы самой причудливой формы людей и животных, фрукты и овощи, рептилий и насекомых, плавающих в воде рыб и парящих в воздухе птиц ядумал, что совершенно все может быть запечатлено волшебным карандашом этого исключительного человека». Но что значит преодолеть бесконечность. Теперь его манера письма приблизилась к необарокко. Новаторский, экспериментальный дух авангарда провоцировал желание перекроить заимствованные мифемы, вывернуть наизнанку их содержание, открыть новый смысл.
В 1915 году Джорджо де Кирико вернулся в Италию, где вместе с К. Карра, А. Савинио, Дж. На «Площадях Италии» появляются одни и те же фигуры, например печальная Ариадна из Музеев Ватикана, манекены, чертежные инструменты. Особое место в его работах ранних лет занимают изображения манекенов. Между собой перекликаются «Счастье возвращения», «Меланхолия», «Загадка дня» и «Красная башня», а также вышеописанные картины итальянской площади.
То есть существует лишь хаос и сумасшедшие, которые мнят его порядком. Кирико откровенно пишет: «Шопенгауэр и Ницше первыми указали на глубокое значение нечувственного аспекта жизни и на то, каким образом этот нечувственный мир может быть передан художественными средствами и даже определить внутренний скелет искусства поистине нового, свободного и значительного». Моранди пишет лишь картины и за всю жизнь дает всего несколько интервью. Тема иллюзорности реального наиболее выразительно воплощена им в образах манекенов.
Но в чем состоит существо философии де Кирико. Это ощущение возникает из-за того, что плоскость картины словно бы наклонена.
Только видимое, сугубо видимое – вот живописный девиз де Кирико. Подобные работы не ставили целью поразить зрителя, поставить его в тупик. Де Кирико исполнял также иллюстрации к собственным литературным произведениям, к сочинениям Ж. Кокто, Г. Аполлинера и др., работал в области монументальной живописи и скульптуры (в том числе фонтан «Таинственные купальни» для парка Семпионе в Милане, камень, 1973). Это — одиночество, обезличенность и пустынность.
С ним всегда надо быть на чеку и сверять свои чувства с подписями под картинами. В соответствии с поставленной целью следует рассматривать и пути ее достижения. ДЕ КИРИКО (De Chirico) Джорджо (10. 7. 1888, Волос, Греция – 20. 11. 1978, Рим) итальянский художник, график, скульптор, сценограф и писатель. Для начала следует ответить на вопрос, в каком смысле де Кирико оперирует словом «метафизика» и каким образом реализует свое понимание этого слова на полотнах. Нутро исчезло.
Метафизическая живопись – это царство предмета в его открытости. В 1935-38 жил в США. Что для этого делает де Кирико. В дальнейшем, она оказала серьезное влияние на его мировоззрение и творчество. Но, после первой мировой войны, в его сознании что-то щёлкнуло, наступил затяжной кризис и какая-то тотальная депрессия.
В 1924 году Джорджо возвращается в Париж, где его живопись уже завоевала славу. С сюрреалистами он вскоре расстался. Заостренные углы, некоторая схематичность статуи позволяют предположить влияние Пикассо. К примеру, на картине «Меланхолия и тайна улицы» силуэт бегущей девушки намеренно искажен, а оттого напоминает больше какую-то уходящую и расплывающуюся тень. Непросто понять, почему построенное (казалось бы. ) по законам классической перспективы пространство так тягостно и болезненно-странно в картине де Кирико («Красная башня», 1913).
В 1919 году он публикует сборник текстов под названием «Метафизическая живопись». Моранди движется в противоположном направлении, нежели де Кирико. И внезапно с художником происходит тотальная перемена: он заявляет о необходимости возвращения к традиционной живописи.
Все становится образом образа и возникает ощущение неотвратимого отрыва от реальности. Он практически не выезжает за пределы родного города Болоньи и не стремится к успеху. Я же знаю, как это сделать.
Джорджо де Кирико, создатель «метафизической школы живописи» –, принадлежит к числу тех представителей новой культуры, кто, встав на этот путь, одним из первых доказал его плодотворность и обогатил духовный ареал современного человека мифологемами, заимствованными в культурных образованиях классических эпох. Все вывернуто, а там внутри ничего нет. Массивная архитектура зданий. В целом же правят бал на выставке поздние метафизические работы.
И Аполлинер, одержимый той же мечтой, становится соучастником и своего рода катализатором мифотворческого процесса. Ничто не сравнится с ней — разве что мой «Заратустра». Башни, арки и тени, быть может, создают необычное ощущение, сродни тому, что мы испытывали в детстве играя в прятки, но это просто предметы, вопрос об основаниях которых не был поставлен.
Он много копировал в музеях, настойчиво совершенствуя технику рисунка. Все чаще сюжеты для своих картин он заимствовал из классических мифов. Вместе с тем Париж пробуждает у Кирико живейший интерес к современности.
Умение понять метафизическое содержание любого произведения искусства, повествующего о чем-либо «курьезном, странном и поразительном», пришло к нему значительно раньше, чем способность наслаждаться открытием «бесконечной тайны его живописной природы», тем не менее, будучи уже зрелым мастером, Кирико признается: «Когда я сравниваю эти два удовольствия, которые дает понимание поэзии и метафизики, с одной стороны и художественных достоинств – с другой, я чувствую, что второе удовольствие значительно глубже и полнее». Не у предмета, но у человека есть скрытые состояния. На ней изображено всё то же самое, отличается лишь скульптура.
На этих цветных фотографиях используя протезы, маски и грим (все это не скрывается, а подчеркивается), Шерман воссоздает длинный ряд портретов и картин, написанных в прошлом, – одни из них существуют на самом деле (например, художница опирается на работы Караваджо, Фуке и проч. ), другие выдуманы.
Вскоре после прибытия в Париж я столкнулся с мощной оппозицией в лице той группы дегенератов, склонных к ребяческим выходкам хулиганов, онанистов, бесхребетных людей, которые многозначительно именовали себя сюрреалистами, говорили о «сюрреалистической революции» и «сюрреалистическом движении». Всё из-за того, что на его картинах слишком часто встречаются поезда и вокзалы. Об упадке современной живописи говорили и писали многие, но, осознавая в определенной степени эту болезнь, они не знали, как излечить ее. Стояла осень 1925 года.
С 1908 года де Кирико начинает изучать философские труды Фридриха Ницше. Главный принцип воспитания — запреты и подавления активности детей. Маурицио Кальвези историк искусства. Осталась загадка без загадывающего, мысль без мыслящего. Еще в молодые годы он преклонялся перед искусством старых мастеров. Ему хватает сил повторять произведения своей юности в «неометафизический», то есть поздний период своей творческой деятельности.
Учился в Высшей художественной школе в Афинах и в Академии художеств в Мюнхене. Эта выставка стала подлинным событием, более значительным, чем любой спектакль игравшийся в парижских театрах в апреле — мае. Де Кирико умер в Риме, в полном рaзумe и окружений толпой поклонников. Я прибыл в Париж. Там виднеется «красный город» — родовой замок дЭсте в Ферраре, фабричные здания с высокими трубами, приземистая белая башня.
Предельная ясность формы и темнота смысла. В1917 году художник заболел нервным расстройством и его поместили в военный госпиталь. Авангард не поддается рациональному анализу, описанию и пониманию вообще.
Очевидно одно:живопись художника никогда не стремилась отразить настоящее. Первый парижский период оказал решающее влияние на формирование мастера. Неясно тогда и направление этой тени ибо свет направлен в другую сторону. С началом Первой мировой войны Кирико покидает Францию. А художник искусно пользуется именно знанием перспективы, создавая лишь фантом ее: и мертвая, освещенная ледяным светом («безлюбовное солнце», по выражению самого художника) улица и башня вдали и пьедестал статуи неведомого кондотьера, словно въезжающего на пустую площадь, — все это имеет собственные точки схода, собственную пространственную ориентацию. P. 83). Если бы выставка заканчивалась до необарокко.
Самого хозяина, обычно подобно понтифику восседавшего во время этих вечеров в кресле за своим рабочим столом, он сравнит с широко известным в ту пору помпезным скульптурным изображением Бетховена работы Лионелло Балестриери и не преминет с иронией упомянуть о гостях – «художниках, поэтах, литераторах, тех, кого полагали молодыми интеллектуалами, несущими так называемые новые идеи». Он выступает персонажем, рожденным то под знаком Аполлона (Гебдомерос), то под знаком Меркурия («Автопортрет с бюстом Меркурия», 1923, частное собрание), дважды изображает себя в образе Одиссея (обе работы, 1922 и 1924 годов, находятся ныне в частных собраниях) и до бесконечности варьирует тему Диоскуров. вих искусстве.
Размещение же среди испанцев работ итальянского художника было по сути дела безоговорочным признанием их самобытности. Все заполнено предметами. Кураторы Джанни Меркурио, Татьяна Горячева и Виктория Ноэль-Джонсон структурировали выставку по разделам: «Путь метафизики» (преимущественно с 1920-ми годами), «История и миф», «Театр», «Вечное возвращение», «Великие мастера», «Неометафизика», «Автопортреты». Здесь художник увлекся немецкой философией (сочинениями Шопенгауэра и Ницше) и испытал сильное влияние искусства Бёклина и Клингера.
В это время он поддерживает переписку с Тристаном Тцарой, "отцом" дадаизма. Они черпали творческое вдохновение в сновидениях, в бессознательном. Но от 1910-х, да даже от 1920-х до 1970-х — большая дистанция и, кажется, что как художник де Кирико устал довольно быстро.
Но даже его враги не могли не выразить своего восхищения, прочитав наполненный фантастическими образами и загадками роман «Гёбдо-мерос» опубликованный Де Кирико в 1929 гаду. Кирико утверждал, что подобные миры и фигуры являются ему в видениях. Элементы этих композиций объединены с помощью чисто формалистических приемов. Де Кирико разглядывает одно из полотен Тициана и переживает шок. Кирико же не тщится ни сменить возницу, ни рациональным путем постичь образ его действий.
Впоследствии, Де Кирико отрицал какую-либо роль античности в своем творчестве. Это глупость: достаточно вспомнить, что в пространстве не существует расстояния и что необъяснимое состояние Х может существовать, если говорить об изображенном, описанном или воображаемом предмете, как по ту, так и по эту сторону и, главное, (именно это и происходит в моих произведениях) в самом предмете». Человек и вещь не отличимы. Здесь нет места человеку или природе. «Загадка осеннего дня» (1909) изображающая Флоренцию похожей наЧернобыль через год после аварии, — насамом деле нечто большее, чем просто картина, это скорее состояние души, воспоминание, переживание, меланхолия или что-то, напоминающее титульный лист поэтического сборника Леопарди.
Так было и с Кирико. В отличие от де Кирико, он не сталкивает предметы, а улаживает их. Отец сюрреализма Андре Бретон купил целый ряд «метафизических» картин, написанных художником еще до войны и отзывался о них восторженно.
К концу жизни на вопрос журналиста: «Кто является крупнейшим художником ХХ века. », – он с уверенностью скажет: «Я».
Хорошо известен трюк с фиктивной продажей картин в отеле Drouot. Сложно говорить о каких-то связях между красной трубой, гипсовой головой и двумя артишоками.
Художник располагает фигуры по диагонали, перпендикулярно к линии отбрасываемых ими теней. Стоит одиноко, чужой в окружающем пейзаже — анахронизм, пришелец из другой эпохи. Он нередко будет обращаться к работе с натуры, однако запечатленные в эскизах и набросках непосредственные впечатления будет рассматривать как подсобный, «строительный» материал, по-прежнему полагая, что концепция художественного образа рождается в результате преломления чувственных ощущений сквозь призму художественного опыта, который приходит с изучением классического искусства. В тени на втором плане виднеется женское изваяние — скорее всего это статуя Гестии, греческой богини — покровительницы домашнего очага. В этом заключается смысл его метафизического проекта. «Мир полон демонов, – утверждает Кирико, – необходимо обнажить демонизм каждой вещи». Для того, настаивает де Кирико, чтобы увидеть невидимое. Мастер расставляет предметы в различных сочетаниях используя их просто как символы.
Примерно тогда же брат Кирико взял псевдоним Альберто Савиньо и начал выступать в роли теоретика нового направления. Как говорит Флоренский, попытки такого видения преждевременны ибо по сути своей сопоставимы с тем, что в христианской традиции называется отверзением чувств, но такое зрение сопутствует лишь высшей ступени духовного развития. Вместе с этим он изучал немецкую философию и, прежде всего, А. Шопенгауэра и Ф. Ницше.
Художник обратился к работам старых мастеров, заинтересовался изображением человеческого тела, которое раньше абсолютно игнорировал (Де Кирико обычно рисовал фигуру человека с лицом без прорисовки черт -особенно выразителен в этом смысле «Портрет Гийома Аполлинера» 1914 года, где поэт изображен в виде бюста греческого бога в черных солнечных очках). Вообще, многие работы художника на метафизические темы очень похожи друг на друга. В том, что, по его словам, вслед за современными философами и поэтами он преодолел бесконечность и ему открылась бессмысленная красота материи.
Мир воспринимался Де Кирико, по его собственным словам, как «огромный музей странностей, набитый забавными разноцветными игрушками». Джанни Меркурио историк искусства. Они как истина мира становятся единственной музой художника. Я виню и буду ее винить, неся всю ответственность за свои обвинения. Записанный в римской мэрии под фамилией Дульчини, как ребенок неназвавшихся родителей, поэт впоследствии «примерит» не одно имя и не раз к получившему широкую известность псевдониму Гийом Аполлинер современники приложат, на сей раз уже как почетные титулы, другие чужие имена (как имена собственные, так и собственно Имена). На просторных диванах сидели сосредоточенные, погруженные в медитацию жена Бретона и приглашенные друзья.
В своих рассуждениях Вейнингер использует понятия художника-исследователя и художника-священнослужителя (кстати, к последнему он относит Арнольда Бёклина, чье творчество вдохновляло де Кирико в тот период). Пути ее воздействия непостижимы. Если в начале пути костюмы и декорации для Дягилева создавали преимущественно участники группы «Мир Искусства» —Лев Бакст, Валентин Серов и Александр Бенуа, то в Париже над этим работают Андре Дерен и Пабло Пикассо. Такова известная серия картин художника «Площади Италии», о которой Аполлинер писал: «Странные пейзажи, полные новых идей, выразительной архитектуры и сильного чувства». Футуристы хотели ухватить бегущее время, де Кирико стремился время остановить.
На фоне темного, полного драматизма неба встает величественная фигура Метафизика. Де Кирико художественно плодовит. Время здесь, как будто, остановилось, улицы безлюдны, все пробуждает чувство тревоги. Они, как скажет П. Флоренский, показали вещи в четырехмерном пространстве, то есть сразу со всех сторон извне и изнутри, как если бы их воспринимал не субъект имеющий единый центр восприятия, а тот, кто воспринимает вещи синтетически такими, какие они есть, «безлично». В этом плане красноречиво ироничное замечание Савинио, признавшего, что «сатрапов западной культуры неизменно отличал синдром Колумба: взяв курс на юго-восток, они полагали, что откроют Грецию, мок тем как, сами того не подозревая, открывали нечто другое».
Этот эпизод лег в основу и первой метафизической картины — «Загадка осеннего полдня» (1910). Вот таким образом живопись последних лет скорее ребус, чем загадка. Ф. де Пизис сравнит его с Апеллесом, а критики назовут «современным Зевксидом».
Примечательно, что с самого начала Аполлинер характеризует полотна Кирико с их загадочной иконографией и акцентированно фигуративной стилистикой как «странные метафизические картины», предпочитая введенным им ранее в обиход понятиям сюрреального и сверхнатурального термин метафизическое, которым сам художник определяет свою живопись с 1911 года. В подобного рода высказываниях не трудно заметить перекличку с идеями Шопенгауэра. Вот, как он пишет об этом: «Шопенгауэр и Ницше первыми указали на глубокое значение бессмысленности жизни, на то, как эту бессмысленность превратить в искусство, более того – в основу истинно нового, свободного и глубокого искусства. Мы можем только знать, что чашка – это чашка, а дерево – это дерево».
Он ныне царит во всем мире, но корни его следует искать в Париже. Де Кирико экстраверт. «Человек нового века, чуть припудренный серебряной пылью древних дорог» (А. Луначарский), Гийом Аполлинер в сложившейся в начале 10-х годов художественной ситуации существовал одновременно в двух ипостасях.
У Сергия Булгакова такие живописные эксперименты вызывали мистический ужас. Не помещает нас в ситуацию абсурда, но возвращает нам гармонию. В начале XX века в среде мюнхенских студентов особенной популярностью пользовался философ и психолог Вейнингер, автор известной книги «Пол и характер».
Он выезжает в Италию, а потом — в 1935 году — в Нью-Йорк. «Метафизика Джорджо де Кирико родилась во Флоренции в 1910 году, когда он написал полотно «Загадка осеннего полдня», в котором переработал в таинственном ключе образ памятника Данте на площади Санта-Кроче. Также интересно, что объекты в картине «Тайна и меланхолия улицы» изображены в разных проекциях: фургон в геометрической, а дома в перспективной. Военные годы Де Кирико провел в фашистской Италии.
В процессе художественного творчества, как и в области познания, первостепенное значение имеет интуиция. Нет никакой сверхреальности, противоположной реальности. «В своем фамильном доме в Ферраре, – вспоминает Кирико, – Пизис жил в странной комнате, заполненной разнообразными причудливыми вещами, чучелами, бутылками необычной конфигурации, графинами, разного рода глиняными горшками, старыми книгами, готовыми при первом же прикосновении превратиться в прах» (Ibid.
В «Неопределенности поэта» гроздь бананов как бы выходит из женского лона или, наоборот, приближается к нему. Последний, кроме поэзии занимавшийся еще и художественной критикой, увлекся живописью Кирико и придумал для нее название «метафизическая», то есть выходящая за рамки привычной реальности. Мы потрясены, это те картины, которые мы хотели видеть. неудачники) французской столицы, моя новая живопись вызвала огромный интерес.
Моранди пишет медленно. И если Пикассо выходил их суицидальных настроений торжественно и в «голубой период», то у де Кирико ничего путевого не вышло. Торговцы картинами установили подлинную диктатуру. Что это значит. Моранди занят собой.
Если в парижский период контакты Диоскуров с Аполлинером-Орфеем развивались согласно клише античного мифа, то в феррарском «акте» Кирико и Савинио, сменив амплуа мифологических героев на роль мыслителей, превращающих свою повседневность в творческий акт, пытаются в подражании гуманистам реализовать в жизненном поведении ренессансные понятия и мифемы. Весьма широк и мифологический репертуар Кирико. Он заразил экс-футуриста своими идеями и на протяжении нескольких следующих лет «метафизическая школа» являлась самым влиятельным художественным течением в Италии. Свои картины онназывает «загадками»— идействительно пустынные площади, свет заходящего солнца, длинные тени напоминают таинственную, замершую атмосферу середины августа вримском районеЭур. Уже в раннем возрасте испытав «одержимость демоном искусства», Кирико начал свое художественное развитие с копирования старых гравюр и чужих рисунков, прибегнув таким образом к традиционному методу обучения, практиковавшемуся в ту пору почти во всех художественных заведениях.
Все это вместе с судебным процессом породило слух о том, что хуцожник»выдохся. Род де Кирико происходит из Греции. Кроме того, он твердил о влиянии Ницше. Нет абстракции пространства.
«Искусство, – пишет де Кирико, – роковая сеть, которая, как огромных загадочных бабочек, ловит на лету эти странные мгновения, недоступные невинным и рассеянным обыкновенным людям». Этот массив противопоставляется стройной, насыщенного терракотового цвета башне. Однако художник показывает зрителю сразу конечную фазу, де лает окончательный вывод он не исследует ступени к истине шаг за шагом.
Но Моранди застыл на стадии освобождения предметов от их утилитарного назначения. Но сам он вскоре отходит от этого направления в сторону традиционного реализма. Де Кирико обвинили в том, что он выставляет под своим именем чужие картины и признали виновным в этом. После кратковременного пребывания во Флоренции художник обосновывается в Ферраре. После окончания Первой мировой войны господин Бретон и кое-кто из прочих сюрреалистов приобрели с аукциона за небольшие деньги несколько моих работ, которые я, уезжая в 1915 году в Италию, оставил в небольшой мастерской на Монпарнасе.
Кроме того, художник занимался костюмами для последнего проекта Дягилева «Бал» (1929), а также для «Протея», поставленного труппой Русского балета Монте-Карло в театре Ковент-Гарден. Джанни Меркурио историк искусства. Очевидно, запах конопли оказывает особый эффект на человеческий организм».
В 1906 году после смерти отца семья переезжает в Мюнхен. «Большая башня» (итал. В 1899—1905 гг. Но что невидимое становится явным в такой метафизической композиции. Многие знакомые уехали из Парижа, многие отправились на фронт, как Аполлинер.
Благодаря Аполлинеру братья де Кирико знакомятся с художниками Пикассо, Дереном, Бранкузи. И на этот раз предметы кажутся абсолютно не связанными друг с другом. Татьяна Горячева, куратор выставки Джорджо де Кирико в Третьяковской галерее. Эта «дерзкая», как охарактеризовал ее сам автор, книга не могла не привлечь внимания Кирико ибо задача проникнуть в «тайну» Греции, по-новому осветив феномен античной культуры, составляла смысл творчества самого живописца.
«Я говорю «мы», – уточняет де Кирико, - из деликатности». На полотнах де Кирико появляются такие исторические сюжеты, как Троянская война и битва при Фермопилах, а фрагменты акведуков, колонн и храмов складываются в единые фигуры «Археологов». Был большой успех под конец аплодирующая публика начала кричать: «Sciric. И вновь героем романа станет сам автор. Кокто), «ангелом нового времени» (А. Савинио) и «чародеем» (Л. Арагон). Джорджо де Кирико родился в греческом городе Волос 10 июля 1888.
С этого момента он изучает и копирует работы итальянского ренессанса. Количество написанных им полотен не так велико, если сопоставлять его с прожитыми годами жизни. Играет перемещениями предметов. Джорджио де Кирикородился в 1888 году в Греции и прожил там до подросткового возраста. В 1928 году конфликт доходит до окончательного разрыва отношений. Эта дата, 1913-й, оказалась между другими важными для модернизма вехами. Архитектоника композиции очень проста и выразительна.
Здесь охотно возвращаются к истокам, но испытывают отвращение к хаосу». На первом курсе учащимся предлагалось копирование черно-белых графических изображений, на втором курсе – скульптур, однако только голов и торсов, на третьем и четвертом годах обучения студенты штудировали целые скульптурные композиции и лишь на пятом курсе приступали к работе с живой моделью. Потом пришла очередь братьев уезжать: их вызвали в Италию.
Сюда же можно отнести, в терминологии Делёза, церебральное искусство Кандинского. Первым проявил интерес к де Кирико и откликнулся на его искусство Казимир Малевич. Или, например, Арто в Европе. В 1939 году им будет написан новый роман «Приключения М. Дудрона», который издадут в Париже лишь в 1945 году. В 1915 году Джорджо де Кирико вернулся в Италию, где вместе с К. Карра, А. Савинио, Дж. Моранди создает движение «Метафизическая живопись» и публикует свои теоретические статьи в журнале «Валори пластичи» («Пластические ценности»).
Манекены – это не люди, это то, что далеко от людей и близко метафизическому миру. Дюшан объяснял: «взяв обычный предмет обихода, я позиционировал его так, что значение пользы исчезает под давлением другого названия и иного подхода». Надпись, помещенная на изображенной в картине деревянной раме, «Et quid amabo nisi quod aenigma est. » («Что и любить, как не то, что есть тайна. »), позже, в автопортрете из мюнхенского собрания (1920, Национальная галерея современного искусства) трансформированная в девиз «Et quid amabo nisi quod rerum metaphysica est. » («Что и любить, как не то, что есть метафизика вещей. »), указывает на то, что художник как в одном, так и в другом случае изображает себя в статусе мыслителя-метафизика.
Моранди создает движение «Метафизическая живопись» и публикует свои теоретические статьи в журнале «Валори пластичи» («Пластические ценности»). Его старший товарищ, взяв на себя роль manager, обернулся к присутствующим и спросил, чей портрет они бы хотели видеть какая-то дама истерическим голосом прокричала: «Хотим портрет Пруста. » Тотчас молодой человек сел за стол, ему принесли бумагу, карандаш и ластик, его друг сделал знак присутствующим замолчать и отойти в сторону, чтобы не мешать художнику, все уважительно расступились и в atelier Бретона стало так тихо, что слышно было, как муха пролетит. Более того иногда художник получал даже официальные заказы. В общем, можно сказать, фирменный набор де Кирико.
На пустынных площадях мастер часто изображает статую Ариадны — символ грусти и меланхолии (этот образ использовал Ницше для символической передачи некоторых постулатов своего учения). Другими словами, кубисты претендуют на взгляд Бога. А от «метафизических» 1910-х годов — всего две работы, обе из Центра Помпиду: автопортрет с матерью, на котором вроде бы тень матери оживает в изображении сына и «Полуденная меланхолия» — как раз с красной башней на горизонте, с пустынностью, со стеной из которой будто в никуда идет какой-то проем и с двумя титанических размеров артишоками.
La grande torre) является повторением большей по формату композиции «Ностальгия по вечности», написанной художником в 1913 году. В 1931-м, после смерти Дягилева, эта постановка вернулась на сцену в декорациях де Кирико. ДеКирико нелюбил Милан, который напоминал ему развязную девчонку. Так, чтобы спародировать мои картины изображающие лошадей на морском берегу, они приобрели на рынке игрушечных резиновых лошадок и разместили их на кучках песка, окружив мелкими камешками, а в центр положили клочок синей бумаги, якобы имитирующий море а для пародии на картины, которым я дал название «Мебель на открытом воздухе», они использовали кукольную мебель, купленную ими в игрушечном магазине. К которому остается добавить и героев-манекенов, лишенных зрения провидцев, оживших скульптур, механических «человеков», — которых сам художник начал делать все в той же первой половине 1910-х, а на выставке за них отвечают более поздние образцы.
В свою очередь уроженцы Греции, к тому же родившиеся в том самом городе из порта которого на «Арго» отправился за золотым руном Язон, эти вечные странники Кирико и Савинио с молодых лет мнили себя аргонавтами, за что в кругу парижских друзей именовались Диоскурами. деревянный подиум резко обрывается на заднем плане. Но этим порождениям секуляризированной веры (К. Для чего. «Новое искусство, – манифестирует де Кирико, – радостно по своей сути.
Человек умер. Решение организаторов салона было в высшей степени знаменательно. Любопытно, что этот резкий поворот в его судьбе совпал с общей для всего авангарда тенденцией «возврата к порядку» Де Кирико не оставил совсем «метафизики» стилистически она по-прежнему играла ведущую роль в его живописи 20-х годов. Их идеи формируют его мировоззрение, которое он сам назовет «метафизикой» — по одному из главных разделов философии, который рассматривает вопросы первоначального бытия. Они — из разных снов, но близки безжизненностью, объединены пластическим языком и степенью условности, что так отличает картины де Кирико от картин «классических» сюрреалистов.
Мы видим пустынную площадь, статуя Ариадны, арки. В 1920-е годы художник обратился к созданию романтических вариаций на классические сюжеты. Его выставляют впрестижных музеях. Разумеется, любая попытка воспроизведения мифологической ситуации в условиях царящей в культуре атмосферы скепсиса, отрицания и иронии неизбежно превращалась в розыгрыш, а подчас и в откровенный фарс. Ретроспекциям Де Кирико порой присущи почти пародийный пафос и неожиданные сближения со стилистикой примитива и китча («Спящая Диана в лесу», 1933, Национальная галерея современного искусства, Рим и др. ). Он рисовал несколько минут, затем отложил карандаш и приятель его громко объявил: «Портрет готов. » Все бросились к рисунку, раздался вопль: «Это Пруст.
Курбе. Кураторы завершили выставку манекенной картиной 1970-го «Орфей — усталый трубадур»: улица смешивается с интерьером (за него отвечает занавес), на фоне неба возникает мираж в виде замка. В своих мемуарах художник резко критикует принцип работы с натуры, который утвердился в художественной практике благодаря «так называемой эволюции изобразительного языка» и «так называемому модернизму», в результате чего «нынешний студент академии даже не знает, как следует держать в руке карандаш, уголь или цветной мелок».
Безумие прячется не за ширмой материи, а в человеке. Атмосфера напоминала мне ту, что царила на субботних вечерах в доме Гийома Аполлинера, где я бывал лет десять тому назад, всё ту же атмосферу в духе «Бетховена» Балестриери из Музея Револьтелла в Триесте с той лишь разницей, что у Бретона на стенах висели не маска Бетховена и живопись в стиле модерн, а кубистические работы Пикассо, кое-что из моих метафизических полотен, негритянские маски и несколько картин и рисунков безвестного сюрреалиста, которому хозяин дома пытался сделать имя. Яростные нападки художника на современную живопись, получившую к тому времени всеобщее признание, лишь укрепляли это мнение. Кирико продолжал хранить верность традиционной изобразительности. На переднем плане появляется гиперреалистичный красочный пробковый поплавок.
Игра света и тени усиливает таинственность сцены. Художник обращается к новым живописным методам. Впечатления эти, отложившись в подсознании, не могли исчезнуть и лишь ждали своего часа. Тогда же он увлекся театром и балеринами. В картине «Молчаливая статуя Ариадны» активно используется игра света и тени.
Итак, собрания проходили в студии Бретона. Присущее же метафизическому искусству стремление раскрыть через мир предметных форм «тайный» смысл вещей, лежащий за пределами их физического существования, сделало его предтечей сюрреализма 1920-х годов. Посредством художественной интуиции познается не объективная вещь в ее практическом применении, а ее идея, вечная форма, то, что Кирико именует «демонизмом». Когда в 1910-х де Кирико создал первый метафизический опус — «Загадку осеннего полдня» — картина была навеяна видением, пришедшим ему на флорентийской площади Санта Кроче. Джорджо де Кирико говорил: «Не надо забывать, что картина должна быть отражением внутреннего ощущения, а внутреннее означает странное, странное же означает неизведанное или не совсем известное».
Вот мы и приблизились к метафизической стороне вещей.
Под впечатлением от архитектуры и живописи итальянского кватроченто в начале 1910-х годов появились первые «картины-таинства», которые Г. Аполлинер позднее назовёт «метафизическими». А у человека есть. Среди этих поздних опусов выделяется, во-первых, «Метафизический треугольник (с перчаткой)» 1958 года, где на треугольном же холсте наплывают друг на друга здания, арки, башни, разные пространства, — а поверх всего лежит огромная красная перчатка с ногтями. угловатые планы накладываются друг на друга и сами на себя.
Последний создает и сценографию балета «Пульчинелла» в 1920 году. Лишь однажды спокойная жизнь нарушилась шумным судебным разбирательством. В 1911—15 гг. Мифические персонажи – боги, герои, кентавры – оживают на страницах романа «Гебдомерос», а именами мыслителей и художников древности – Пифагора, Гераклита, Зевксида – пестрят теоретические очерки художника. Художник всегда замкнут в своем интимном бытии и зрителю вместо исповеди он предлагает своего рода curriculum vitae, что дает возможность судить лишь о его «официальном лице». Эти приспособления, встречающиеся в портняжных мастерских, наглядно являли собой символы одиночества, отчужденности человека в современном мире.
Куклы де Кирико нарочито лишены лица. Клингер же открывает ему способ интерпретации греческого мифа, основанный на «соединении в одной картине сцен современной жизни и античных видений». Кирико всегда настаивал на том, что, прежде чем становиться Сезаннами или Матиссами, прежде чем обращаться к поискам новых форм выражения, живописцу следует в совершенстве овладеть секретами профессионального мастерства, научиться передавать объекты с точностью академической штудии.
Любая живопись обращена к ощущениям. Однако библейским духом определялся, но отнюдь не исчерпывался духовный климат Феррары. Начинается вторая мировая война и художник возвращается в Италию, обосновывается в Риме. Не зря поначалу их так приветствовали будущие сюрреалисты — потом, впрочем, всячески порицавшие и отрекавшиеся от «предавшего» свое изобретение ради неоклассики де Кирико. Для де Кирико ценнейшими качествами картины было соприкосновение со сном или детской мечтой Странное соединение мистических идей, тревожных мечтаний, устремленность к ценностям прежде всего внутренней жизни, постоянные ассоциации с античностью (в римской, «цезарианском» ее ощущении), но омертвелой, неподвижной — такой мир становится средой обитания персонажей Джороджо де Кирико. Он также напишет портрет поэта изображая его в виде мишени для стрельбы с раной на месте, в которое несколькими годами позже, во время войны, Аполлинер действительно будет ранен. Всю свою творческую жизнь де Кирико будет использовать сочетание растительных элементов с античной скульптурой. Камиль Коро любил повторять: натура – лучший учитель. Заостренные углы, некоторая схематичность статуи позволяют предположить влияние Пикассо.
Резкие тени, зияющие провалы галерей, дверных и оконных проёмов, одинокие фигуры, поезда на горизонте создают особую сновиденческую атмосферу, проникнутую тревогой и меланхолией («Дар провидца», 1913, Музей искусств, Филадельфия «Красная башня», 1913, коллекция П. Гуггенхейм, Венеция серии «Площади Италии» и «Тревожащие музы»). С самого начала для художницы была важна тема переодевания. Правда, следует отметить, что открытия другого чаше были результатом сознательного творческою акта их случайность была запрограммирована новыми Колумбами и весьма последовательно реализовывалао. Sciric. ». Тем не менее проблема «подделок» актуальна в разговоре о творчестве Де Кирико. Де Кирико знакомится в то время с Изабеллой Пакшвер, которая станет его второй женой.
Новые добрые мастера – философы, преодолевшие философию». Художественная индивидуальность Джорджо де Кирико определилась очень рано. ДеКирико предпочитал изображению реального мира выдуманный. Супруга его была очень недовольна всей этой ситуацией. В те годы он создает шесть картин, составивших серию «Метафизические интерьеры», второе название которой «Открытие одиночки». «Мне вдруг показалось, будто все окружающее я вижу впервые», — писал он потом в мемуарах. «Великий метафизик» — это не только изображение личности, де формированной войной, — таково видение человека мастером.
Художник словно заново открывает для себя мастеров итальянского Возрождения, что же касается античной пластики, то она, по его собственному признанию, предстает перед ним в некоем новом качестве, в том, «в каком она должна была выступать во мраке святилища во время свершения таинства». Однако предмет, по мысли де Кирико, это не то, что есть, но то, что нужно открыть. " — объясняет де Кирико. Ему было 90 лет.
Бог и Смысл преодолены, взяты как преграды и это великая радость обретения непосредственности опыта. Был вынужден выйти на сцену раскланиваться вместе с Рьетти и главными танцорами».
Война нарушила все планы Кирико и заставила его распрощаться со счастливой жизнью. В 1906—10 гг. Де Кирико нарушает правила перспективы. Он меняет свой взгляд на живопись. Татьяна Горячева, куратор выставки Джорджо де Кирико в Третьяковской галерее. У них разный коэффициент искажения, за счет чего усиливается эффект странности. Артишок, паровоз и башня или же чердачный хлам и статуя – это не концепт («Метафизический интерьер со статуей в профиль», 1962).
«Классицизм» Де Кирико был заново оценён в 1970-е годы в свете концепций постмодернизма с его интересом к цитате, подделке интертекстуальным взаимодействиям и смысловым преобразованиям исторических стилей. Или Филонова. Тем временем художника все сильнее влекло классическое наследие. «Кирико, – утверждает поэт, – проявляет глубокую сознательность во всем, что он делает.
Пребывание в Мюнхене оказалось плодотворным, но недолгим. Это символические знаки, собранные воедино для решения метафизических задач автора. Насамом деле метафизика имеет мало общего сживописью. Метафизическая мифология Кирико инспирирована была самой биографией «всеевропейца», постоянно меняющего место жительства.
Но, образы искусства Древней Эллады нередко появлялись в картинах художника. В искусстве предмет обнаружил свои скрытые состояния в кубистической живописи. То есть здесь 13 произведений 1920-х, но в основном позже и вплоть до 1970-х годов (зрелый художник делал многочисленные повторы ранних своих вещей). Это противостояние усиливает монументальность полотна.
Этот нечеловеческий радостный взгляд на безлюдный мир де Кирико назвал прозрением, отличив его от вдохновения, которое является благодатью Бога. Джанни Меркурио историк искусства. Археологические раскопки де Кирико в поисках человека не увенчались успехом. При этом преследуется лишь одна-единственная цель: делать, опираясь на фальшивые художественные идеалы, деньги, делать деньги любой ценой, любым способом.
Вещи становятся объективацией комментария художника. Он идет на этот шаг не только для того, чтобы его не путали со старшим братом, но и следуя примеру Аполлинера (Вильгельма Аполлинария Костровицкого), чей авторитет к этому времени был уже столь велик, что вызывал у окружающих желание подражать. Не понятно в таком случаем, что же это—объект или тень от него отражаемая.
Что сделали кубисты. Словом, с нагнетанием ощущения таинственности. Один из самых ранних «Автопортретов» (1911, частное собрание) изображает художника в профиль, в глубокой задумчивости опирающимся щекой на руку, вне сомнений сознательно повторяющим жест Ницше с одного из наиболее известных изображений философа. Поскольку Кирико, представив на суд устроителей выставки свои работы, не оставил о себе никаких прочих данных, кроме имени, члены жюри поместили его картины в зале испанской живописи.
Еще существует и другая картина – «Пьяцца дИталия с конной статуей». Обучался в Политехникуме в Афинах (до 1905), затем в Академии Художеств в Мюнхене (1906-09), где увлёкся сочинениями А. Шопенгауэра, О. Вейнингера, Ф. Ницше и испытал сильное влияние искусства А. Бёклина и М. Клингера («Битва лапифов с кентаврами», 1909, Национальная галерея современного искусства, Рим). Он понял, о чем речь.
На его полотнах вещи теснят и поглощают всё, что претендует на изнанку. Моранди стремится к изображению предметов в их символическом исполнении. Де Кирико вместе со своим братом Андреа (писателем известным под псевдонимом Альберто Савиньо) жил в Париже, где в кругах литературного и художественного авангарда были высоко оценены его картины, показанные на выставках Осеннего салона и Салона независимых. Немало имен примерит к себе и Джорджо де Кирико.
Первый парижский период оказал решающее влияние на формирование мастера. А во-вторых, написанное десятилетием позже «Возвращение Улисса»: посреди комнаты в вечно плещущейся воде вечно плывет Улисс, которого окружают приметы живописи де Кирико — кресло с высокой круглой спинкой, массивный шкаф и, наконец, самоцитата художника в виде висящей на стене картины. Обобщая, можно увидеть противопоставление минеральных, каменных и растительных элементов. то она была бы непопноценной.
После популяризаторской работы Аполлинера о Кирико заговорили. Работы Вейнингера помогли художнику выработать собственную метафизическую теорию. Кстати, эту же героиню мы видим на другом произведении – «Ариадна, молчаливая статуя».
Но сам он вскоре отходит от этого направления в сторону традиционного реализма. Справа расположена голова манекена, напоминающая теннисную ракетку. Сначалом Второй мировой войны возвращается вЕвропу ипринимается писать автопортреты вкостюме кавалера XVII века, таким образом вступив всвой «барочный» период итем самым продемонстрировав толи незаурядное чувство юмора, толи ранние признаки слабоумия. Опишу один из вечеров, на котором я присутствовал. Де Кирико часто использовал сюжеты и героев бёклиновских картин в своих ранних работах.
Во французской столице вакханалия новой живописи была в разгаре. Она в разных образах (например, античной богини или амазонки) будет часто появляться на «реалистических» полотнах Де Кирико.
Окружающая действительность, как считал художник, непознаваема. Де Кирико обратился к метафизике, так как ощутил потребность вернуть живописи «сюжет», который она полностью утратила во время революции фовистов и кубистов – революции, сосредоточившейся на форме и открывшей дорогу абстрактному искусству. Тем не менее к «метафизике» можно отнести все работы де Кирико 1910-х годов — пустынные пейзажи, где на фоне городской архитектуры с выразительными тенями появляются одинокие персонажи или натюрморты с классическими бюстами, фруктами и мячами. Все превращается в чистую геометрию — за исключением поплавка и головы манекена. Яркий пример этому —«Внутренняя метафизика мастерской», где вроде бы знакомые полотна художника изображены внутри новой картины.
Термин «сюрреализм» придуман тем же Аполлинером — в 1917-м публика увидела его сюрреалистическую драму «Сосцы Тиресия». В этой части имеются и иллюстрации к его роману «Гебдомерос», в частности, замечательное своей комичностью олицетворение бессмертия с грузной теткой, парящей невысоко над землей, растопырив пальцы и на ногах и на руках, а еще — среди других рисунков, где тоже на все лады склоняются его манекены, — тоже манекенный рисунок «Муза, утешающая поэта». В 1914 году де Кирико пригласил Аполлинера в мастерскую и преподнес ему его портрет, который поэт четыре года спустя назвал «предостерегающим».
Так как в действительности эти предметы не совместимы. Стремясь к возрождению классической традиции, он прибегал к различным способам её освоения: подражанию живописной технике старых мастеров, прямому «пересказу» известных образов и фрагментов из картин имитации постановочных приёмов костюмных портретов и натюрмортов 17 века («Автопортрет в чёрном костюме», 1948, Национальная галерея современного искусства, Рим). Де Кирико не только смещал пространство и ощущение времени, но и эпохи. В произведениях де Кирико мы не видим вопрошаний о первоначалах бытия. Художник видит то, что видим мы все, но вскользь, мимоходом.
Картины де Кирико – апофеоз предметности. Де Кирико посетил Флоренцию, Милан и Турин. Печально, грустно и очень жестко, но такова жизнь. Кто-то может разглядеть в этом подражание Пикассо, с которым художник был дружен. Только в конце жизни художник вновь вернется к метафизической живописи. Художника-самоучку отличало добросовестное отношение к ремеслу рисования. Что значит глупость утверждения пустоты «мета». Полотна его обогащаются новыми пластическими элементами.
Гебдомерос – далеко не единственное литературное alter ego художника. «Понятие ненужного, – говорит де Кирико, – уничтожено, нынче царствуют предметы».
Джорджо де Кирико придумал метафизическую живопись в начале 1910-х, начав писать «молчаливые» картины с пустынными аркадами, обломками колонн, контрастными светотенями полуденного солнца, с красными башнями (навеянными башней в Турине), с отсутствием признаков сюжета и часто какого-либо действия. Сней онпереехал вРим, вквартиру наплощади Испании, где прожил досамой смерти. Его появление предварит публикация отрывков на итальянском языке в журнале «Prospettive». За этим стоял открыто аналитический подход.
Де Кирико уточняет: «Если разложить на составляющие слово «метафизика», может возникнуть еще одно «страшное» непонимание: слово «метафизика» (на греческом языке – после физики) может навести на мысль, что все, стоящее за физикой, составляет некую пустоту, нирвану. И нет привилегированных состояний у некоей сверхреальности, у некоего «по ту сторону». Соединенные волею художника на холсте, эти предметы остаются в разных, непересекающихся пространственных мирах. Так было с Сутином, Донгеном, Модильяни. Цикл из ста работ, представленных на выставке, завершается понятием «Неометафизика» —так называют поздний период творчества с 1968 по 1976 год.
Почему. Он копирует старых мастеров и начинает работать в стиле, близком к академизму. Сюжетом становится загадка». Интересно, что изображение девочки абсолютно нетипично для живописи де Кирико.
По всей вероятности, элемент игры и буффонады был главным в его общении со зрителем. Шедевром их комизма были сборища в доме Бретона. Как следует из воспоминаний самого художника, первое метафизическое прозрение возникло у него на площади Санта Кроче во Флоренции.
Оцепенелые статуи, лишённые лиц манекены, человекоподобные фигуры-ассамбляжи словно являют застывшие сцены из некой таинственной драмы («Пророк», 1915 «Великий метафизик», 1917 обе – Музей современного искусства, Нью-Йорк). На пустынных площадях мастер часто изображает статую Ариадны — символ грусти и меланхолии (этот образ использовал Ницше для символической передачи некоторых постулатов своего учения).
Под впечатлением от итальянской архитектуры появились первые «картины-таинства», которые Г. Аполлинер позднее назовет «метафизическими». «В конце 1980-х годов Синди Шерман работала над «Историческими портретами». Но так ли неожиданным было то, что произошло с художником на родине. Пример Мавридиса сыграл решающую роль в формировании взглядов будущего мастера на задачи искусства и характер творческого процесса.
А главное, трудиться они старались как можно меньше, если вообще не работать. Что касается нынешних «Метафизических прозрений» (парафраза слов де Кирико о том, что «У каждой вещи две стороны: обычная и метафизическая»), самая ранняя тут картина — «Битва кентавров» из римской Национальной галереи нового и современного искусства — датируется 1909 годом и это еще такая игра в символизм (поначалу де Кирико увлекался символистской живописью Арнольда Беклина). Город. Излюбленный мотив де Кирико — башня, мотив глубоко итальянский, как и аркады, к которым он обращается с почти таким же постоянством.
Даже названия этих работ, такие, как Радости и загадки странного часа (1913) и Меланхолия и тайна улицы (1914), указывают на стремление автора наполнить самые обыденные ситуации ощущением опасности и ирреальности. Один из них, тот, что был помоложе, заявил, что может создать портрет любого даже по памяти, даже в том случае, если никогда человека не видел, правда, портрет этот будет представлять собой изображение глаза, только одного глаза. С 1935-го по 1937 год художник жил в США, где eго творчество пользовалось популярностью. Вот, например, полотно «Пьяцца дИталия: меланхолия».
В 1910—11 гг. У них была дружба идеологического рода и мадам не хотела знать никакого авангардизма». Кроме того именно в Германии для художника, чье детство прошло «на берегу моря, видевшего отплытие аргонавтов, у подножия гор, бывших очевидцами мужания быстроногого Ахилла и мудрых наставлений воспитателя-кентавра», памятники Греции становятся предметом поэтического осмысления и аналитического исследования. Де Кирико пишет манифесты и общается с прессой. На переднем плане изображены два человека, маленькие и ничтожные в сравнении с башней.
Продолжая традицию «живописной биографии», столь блестяще представленную Рембрандтом и Ван Гогом, Кирико создает серию автопортретов (всего их более шестидесяти), но в отличие от своих великих предшественников, работы которых носили поистине исповедальный характер, он меньше всего стремится вскрыть психологическую сторону человеческой природы, передать эмоциональное состояние своей души. Причем событие это отмечено было весьма примечательным эпизодом.