Это схождение обусловлено задачей пространственно свести два мира, «нижний» и «верхний», воплотить традиционную идея противостояния «земного» и «небесного». Возвратившись к «верхнему» и «нижнему» (кстати, мы пользуемся терминологией очень популярного в Испании XVI в. философа-неоплатоника Леона Еврея) мирам «Погребения графа Оргаса», мы увидим не что иное, как пронизанное сознательностью рядоположение различных методов изображения соответственно сущности изображаемого объекта. Но чтобы мочь на себя положиться, надо в определенной мере возвыситься над собой.
Как уже говорилось, он всю жизнь учился. Апостолы Петр и Павел – одно из самых спокойных полотен религиозной живописи Эль Греко. Шедевром эрмитажного собрания является картина Апостолы Петр и Павел исполненная в 1614 г. художником Доменико Теотокопули (1541—1614), прозванным за греческое происхождение Эль Греко. Контрастом ему выступает апостол Петр.
Петр трижды отвечает утвердительно. Маврикия». Умер он с долгами, в возрасте 73 лет. Конечно, мы не найдём в «Апостолах» оптической обратной перспективы, тем не менее, эффект прямой тоже сильно ограничен. Эль Греко – визионер.
Эль Греко оставил после себя библиотеку из 130 книг на четырёх языках о литературе, живописи и архитектуре (для XVI века — целое богатство). Возвратимся к временам Эль Греко и посмотрим, что отличало изобразительное искусство той эпохи и какие его образцы могли бы быть признаны ею безоговорочно «своими». Для того чтобы соответственно иллюстрировать эту идею, художники в своих композициях делили пространство на две зоны. В этом городе, где смешались гуманизм, мистицизм и контрреформация, возможность сделаться «своим» казалась наиболее вероятной. Таким образом, в основе всех уровней текста «Апостолов Петра и Павла», уровней рисунка, композиции, цвета, персонажа лежит оппозиция «земное – небесное» и она-то, проявляясь на всех уровнях и рождает особую экспрессию этого завершённого в себе и внешне уравновешенного полотна.
Ведь он её использует при изображении «верхнего мира», августинова «небесного града», оставляя для «града земного» технику вполне неманьеристской ренессансной живописи38, конечно, тоже преображенную под его кистью. Это черты, повторим, не очень явные, сводящиеся в данном случае к выразительному «смятению» тяжёлых одежд, ниспадающих контрастными складками, движению рук, типично грековским зелёному и красному. Апостол Павел здесь никого не обличает. Однако на Крите он пробыл только часть жизни. И, наконец, отдельно мне хотелось бы упомянуть еще одного великого живописца. Это черты, повторим, не очень явные, сводящиеся в данном случае к выразительному «смятению» тяжёлых одежд, ниспадающих контрастными складками, движению рук, типично грековским зелёному и красному Лица – несомненно, портретны, поскольку изображение Павла воспроизводит более ранний автопортрет (в облике апостола Павла) из собрания маркизы де Нарраес и рядом с ним Пётр, не имеющий реального прототипа, смотрится тоже вполне «портретно». Vol.
Не случаен и выбор места жительства. В искусстве он пошел своим самобытным путем. Оно избегает всех «несовершенств зрения» (Плотин) исключая передачу рефлексов, эффекта много-слойности воздуха, приглушающего цвет удалённых предметов, – всего того, что граничит с непосредственным зрением. При этом он не выбирает одну из этих возможностей в качестве канонической, но, выражаясь по-гегелевски, снимает или преодолевает их все. Сравнительное описание преображения искусства увело бы нас слишком далеко от «Апостолов» Эль Греко.
«Шаг» Эль Греко был очень широким: он «шагнул» из одной эпохи прямо в другую и не исчез. Обязанность следить за соблюдением требований возлагалась на епископов.
С Петром ситуация понятна: Сам Христос особо выделяет его из числа других апостолов.
Для этого стоит вспомнить о том, что в 1577 г. в Испанию приехал не новичок, а 36-летний мастер с блестящей выучкой и обширными знаниями, входивший в кружок Фульвио Орсини известного эрудита, библиотекаря кардинала Алессандро Фарнезе приехал профессионал, настолько уверенный в себе, что молва приписывала ему утверждение, что он-де расписал бы Сикстинскую капеллу получше Микеланджело художник, впитавший атмосферу позднего итальянского Ренессанса и заявлявший, что живопись – вовсе не ремесло (скорее, наука) и написавший позже утраченный трактат о живописи, архитектуре и скульптуре мастер, убеждённый в своих правах на большие гонорары и на особый образ жизни, оправдываемый избранничеством. Крит, Италия, Испания – это его «морады», остановки-ступени итинера-рия, жизненного пути37, каждая из которых была снятием, т. е. «отрицающим сохранением» предыдущих, преодолением, сделавшим его искусство в высшей степени естественным. Взгляд обращен к другой точке или же внутрь себя.
– Оно исходит из того, что на последней работе Эль Греко – в цикле апостолов – все герои тоже смотрят в одну сторону и в центре их внимания – Христос. Сами по себе это первоклассные мастера, например, такая европейская знаменитость как Федерико Цуккаро (1542-1609), художник, архитектор, скульптор и теоретик искусства, расписывавший для папы Capilla Paolina, сбежавший в Лондон и написавший там портреты королевы Изабеллы и Марии Стюарт, вернувшийся через 6 лет в Италию (в Венецию, где работал во дворце Дожей), возвращённый папой в Рим для окончания росписей и отправившийся в 1586 г. по приглашению Филиппа II в Мадрид. Сравнительное описание преображения искусства увело бы нас слишком далеко от «Апостолов» Эль Греко. Эль Греко – визионер. И автор подчеркивает это через разные детали, что вполне характерно для художников Возрождения.
1598—1664) Св. National Galery of Art. Вполне справедливо будет сказать, что он действительно потрудился более других апостолов.
Здесь же в зале работы учеников Веласкеса — Хуана Масо Портрет Филиппа IV и Хуана Парехи Портрет командора ордена Сант-Яго де Ком-постела, а также работы его последователей Антонио Пуга (Точильщик) и Антонио Переда (Натюрморт). Переведя с этого портрета взгляд на «Апостолов», мы сразу обнаруживаем, что это не совсем портрет и даже вовсе не портрет, хотя и портрет тоже. Если сосредоточиться на «странностях» или, лучше сказать, на особенностях зрелого и позднего творчества художника, то они в «Апостолах» налицо, хотя и в смягчённом виде. Среди картин XVI в. обращают на себя внимание две вещи Луиса де Моралеса (1509—1586) Скорбящая мадонна и Мадонна с младенцем. Этот принцип лежал в основе всего его искусства, наиболее очевидным образом воплотившись в пространственно-нарративных категориях «Погребения графа Оргаса», где двое-мирие как раз и составляет сюжет картины, которая по этой причине является наиболее удобным иллюстративным материалом.
У Эль Греко это показано, например, через цвет одежды. Двухфигурная композиция обычно не подразумевает сложности прочтения. Как и в случае с Ван Гогом, Эль Греко многие не понимали.
Некоторые исследователи творчества Эль Греко придерживаются мысли, что он до конца жизни сохранял верность тем основам, которые были в него заложены на Крите. Отсюда их внимание ко Кресту. был Франсиско Рибальта (1551/55—1628), представленный самой ранней из датированных им картин Поднятие на крест и портретом великого испанского драматурга Лопе де Вега.
Она в чем-то перекликается со «Страшным судом» Микеланджело в Сикстинской капелле. Иногда («Погребение графа Оргаса», «Коронация Девы Марии») Эль Греко прибегает к созданию особого оптического эффекта – «закругления» линейной перспективы. Камень, Его же небрегоша зиждущие, Сей бысть во главу угла. Не осталось у него и учеников. Нижний мир трактован в тёмно-золотистой венецианской гамме имеет один источник света (сверху), строго подчинён линейной перспективе. Многие молодые критские художники ехали совершенствовать свое мастерство в Италию.
Образование он начал получать на Крите, продолжил в Венеции, позднее переехал в Рим. Vol. Всё конкретно-определённое в Ренессансе, – пишет Л. М. Баткин, – собственно не-ренессансно (христианство, платонизм, аверроизм и т. д. ) ибо «Ренессанс – это культура общения культур» 33. И это тоже передано, в том числе, через одежду. Вот почему он католик, хотя на Крите доминировали греческие культурные традиции.
Духа», «Вид Толедо» и другие его произведения явно распадаются – каждое на несколько, не менее двух пространств, причём пространство духовной реальности определённо не смешивается с пространством реальности чувственной. Отрешённость освобождает от «рабства себе», привычного полуавтоматического функционирования, впервые приводя таким образом «в себя», т. е. в сознание, если под «сознанием» понимать некоторое «трезвение ума», которое как раз и позволяет быть судьёй себе и своим поступкам.
– Сюжет он выбрал неслучайно. В том же 1577 г., когда художник поселился в Толедо, в местной тюрьме из-за распрей в кармелитском ордене, вылившихся в спор между «разутыми» и «обутыми» (descal-zos у calzados), сидел один из выдающихся испанских мистиков, поэт Хуан де л а Крус. В нём скрупулёзно соблюдены все требования возрожденческой нормы (кстати, портрет горизонтален по композиции, эта горизонтальная композиция, создающая впечатление целостности и устойчивости, в общем, не характерна для Эль Греко, живописца, тяготевшего к неустойчивости и изменчивости сливающихся форм) и сходство с живописью Тициана дополняется поразительным сходством головы Кловио с тициановским же портретом папы Павла III в кресле.
Одновременно «натурализм» Пульцоне также был стопроцентной «манерой». Меж тем известно, симметричность иконописного изображения как раз и препятствовала созданию иллюзии реальности, «окошка в стене», одновременно упраздняя необходимость рамы. Этот фрагмент можно интерпретировать как гармонию и внутреннее единство в служении Церкви.
Эрмитажный Портрет Оливареса (ок. Среди них так называемая теория византизма, само название которой говорит о том, что ее приверженцы определяющее место в творческом методе Эль Греко отводят иконописным традициям, усвоенным мастером в ранней юности из обучения у критских художников. Доменикос Теотокопулис (1541-1614) – настоящее имя Эль Греко – уроженец Крита, обучался в мастерских известных иконописцев своего времени – Михаила Дамаскиноса, Андреаса Рико испытал косвенное влияние Феофана Грека, в середине XVI века определявшего художественную жизнь критской школы, которая благодаря ему вышла за пределы Крита и получила свое дальнейшее развитие уже на Пелопонессе.
Иконописное пространство «вбирает» созерцающего, отсюда и «обратность» перспективы. Масштаб художника (возрожденческого и поствозрожденческого) измеряется «широтой шага», тем, насколько широко он «шагнул» – от себя к себе, насколько хватило его дарования на то, чтобы «найтись» в открывшемся разнообразии «манер» и, оставив позади их все, открыться «естественному свету». Две «орфографии» картины, очевидные и не очень подготовленному взгляду, обретут ещё больший смысл, когда мы вспомним, что апостолы суть земные существа, люди, приобщённые к верхнему миру посредством особой благодати.
Вот таким образом ограничимся замечанием, что косвенным свидетельством радикального переосмысления «искусства», включившего это понятие в абсолютно новые – привычные для нас, но неожиданные для того времени – контексты, служит появление множества трактатов, в которых сами художники, скульпторы, архитекторы выступают уже не как члены цеха, корпорации, составляющие сборник рецептов своего ремесла, но как теоретики-созерцатели, задающиеся вопросом о смысле того, чем они занимаются и вообще, кто они такие. – Его путь ко Христу был очень своеобразным. Как бы то ни было, с 1575 года и до конца своих дней – до 1614 – он прожил в Толедо. А если нет Что же, в этом случае Эль Греко через своих «Петра и Павла» задает каждому из нас высокую, но необходимую планку. Усвоив уроки фламандского «натурализма», Пульцоне через головы старших современников вернулся к Высокому Возрождению, ориентируясь на Рафаэля. Основное место там занимали труды деятелей Возрождения. Она в чем-то перекликается со «Страшным судом» Микеланджело в Сикстинской капелле. Как и в случае с Ван Гогом, Эль Греко многие не понимали.
Но это только на первый взгляд. Апостол Павел обличил его: сказал, что Петр сделал это из лицемерия. Они у подножия Креста. Тереса. Однако вряд ли это справедливо.
Творчество Моралеса, в известной мере, отразило религиозно-мистические настроения испанского общества, подогреваемые католической церковью, весьма могущественной в Испании тех времен. Было бы, однако, весьма наивным полагать, что частичный отказ от перспективности при письме «божественной» части картины представляет собой некое непосредственное возвращение к принципам средневековой изобразительности. Со временем он внутренне разошелся с Тицианом. Как писал Павел: помните, мы куплены дорогой ценой. На «вкусе» надо остановиться чуть подробнее. Но несмотря на то, что Павел был призван позже всех, потрудился он, пожалуй, более всех.
«Шаг» Эль Греко был очень широким: он «шагнул» из одной эпохи прямо в другую и не исчез. К тому же неискушённого зрителя неизбежно поражала разница между тициановским по характеру письмом и острой портретностью Великого инквизитора Ниньо де Гевара (по последним предположениям на портрете изображён кардинал-инквизитор Сандоваль и Рохас) и деформированным обликом, например, святого Андрея в картине «Святой Андрей». XVI, 18). Кстати, Эль Греко позже вступил в соревнование с Микеланджело – когда писал свою знаменитую работу «Снятие пятой печати».
Апостолы прекрасно это понимают. На «вкусе» надо остановиться чуть подробнее. Если принять мнение Каганэ, что такая форма общения между Апостолами у Эль Греко имеет место, то она действительно перекликается с Антиохийским эпизодом, когда Апостол Павел, доказывая Петру его неправоту, одновременно обращался к стоящей перед ним толпе христиан. Впрочем, некоторые приёмы использованные живописцем, продиктованы явно не той общеренессансной нормой, о которой шла речь выше, являя собой некоторое отступление от действующих «правил правописания» в сторону ушедшей в прошлое «орфографии», а именно, орфографии иконы. P. 9. Нелишне напомнить, что официальным центром католицизма в Испании было как раз толедское архиепископство, религиозная столица страны, а совсем недавно (до 1561 г. ) просто столица.
Большое место в творчестве Веласкеса занимал портрет. Ибо он не маньерист и не духовидец, неизменной манеры у него нет и она нимало не является для него живописной задачей.
В результате живопись стала, собственно, живописью, т. е. картиной, значительно менее декоративной, но эта утрата в свою очередь компенсировалась иллюзией глубины изображения, обогатившей возможности передачи «естественного сходства», причём имеются в виду не только портретная живопись или натюрморт, которые отпочковались именно в итоге секуляризации изображения. – В 1587 году (а закончил в 1592-м). Диего де Сильва Веласкес (1599—1660)—один из величайших живописцев прошлого — представлен в Эрмитаже двумя картинами. National Galery of Art. Произведением, в котором Эль Греко одновременно являет себя в обеих ипостасях, в котором «лицом к лицу» сходятся два явно различных живописных принципа, является уже упоминавшееся «Погребение графа Оргаса» (1586 г. ).
Двенадцать произведений знакомят с творчеством Мурильо (1618—1682), младшего современника Веласкеса и Сурбарана. 11. И гость был поражен нестандартностью мышления Эль Греко, который сначала полностью раскритиковал Аристотеля, а затем вообще заявил, что Микеланджело, конечно, был хорошим человеком, но дурным живописцем. «Духу» контрреформации и установкам Тридентского собора идеально соответствовала живопись отличного итальянского мастера Шипионе Пульцоне, прозванного Гаэтано (1544-1598), чье творчество могло бы считаться в указанном смысле образцовым.
Кстати, Эль Греко позже вступил в соревнование с Микеланджело – когда писал свою знаменитую работу «Снятие пятой печати». Ведь и романтики, за редким исключением, не признали Эль Греко «своим». Но «Апостолы Пётр и Павел» – одно из немногих полотен Эль Греко, где двоемирие «упрятано» глубже, поскольку связано не с непосредственным уровнем сюжета, а с персонажами произведения. Пребывание Эль Греко на своем родном острове не было продолжительным. Усвоив уроки фламандского «натурализма», Пульцоне через головы старших современников вернулся к Высокому Возрождению, ориентируясь на Рафаэля.
Она в чем-то перекликается со «Страшным судом» Микеланджело в Сикстинской капелле. Петр смиренно принимает свой жребий и со словами: «Domine, tecumveniam» («Господи, позволь и мне с Тобой») – поворачивает назад в Рим, где его ждет арест и мученическая смерть на кресте. Как и в случае с Ван Гогом, Эль Греко многие не понимали. Страшные гонения на христиан в Риме.
Даже несмотря на те ошибки, которые Петр допускает в отношении Христа, когда отрекается от Него в ночь Его ареста, к нему все же потом возвращается его старшинство. Но это принципиально другие возможности. Хорошо представлено творчество старшего современника Веласкеса Хосе Риберы (1591—1652). Обязанность следить за соблюдением требований возлагалась на епископов.
Они, оба люди эпохи Возрождения, беседовали об искусстве, философии, богословии И гость был поражен нестандартностью мышления Эль Греко, который сначала полностью раскритиковал Аристотеля, а затем вообще заявил, что Микеланджело, конечно, был хорошим человеком, но дурным живописцем. Важно то, что они сумели сделать. Разделения мира на град земной и град божий сохраняется до Страшного суда.
«Духу» контрреформации и установкам Тридентского собора идеально соответствовала живопись отличного итальянского мастера Шипионе Пульцоне, прозванного Гаэтано (1544-1598), чье творчество могло бы считаться в указанном смысле образцовым. У них и день церковной памяти совпадает – 12 июля по новому стилю. Вкус нормативен, поскольку антинормативен: всякое произведение он судит, значит, разлагает, подвергает уничтожающей критике, чтобы затем «собрать» его на новой – только в ходе этого критического анализа и обнаружившейся – основе, – на основе суждения вкуса. Разумеется, многие приёмы использованные художником при изображении этого мира, заимствованы Эль Греко у так называемых маньеристов (сейчас мы не намерены касаться этой обширной темы) но маньерист пребывает таковым во всех картинах, а Эль Греко определенной манерой не скован и позволяет себе свободно мыслить в каждом случае по-особому. Представление о двоемирии лежит в основе христианства и Эль Греко был не единственным глубоко религиозным художником, но он, возможно, был единственным художником, сознательно инструментально отнёсшимся к ушедшему в прошлое языку, к устаревшей орфографии.
Расстановка закладок в Апостоле также неслучайна. Ведь и романтики, за редким исключением, не признали Эль Греко «своим». Согласно церковному преданию считается, что святые апостолы Петр и Павел погибли в один день – 29 июня (12 июля по новому стилю) в Риме, в 67 год от Рождества Христова, в 12-й год правления императора Нерона. Washington, 1982.
Это было искусство, чуждое всяким «странностям», доступное «простому человеку», неискушённому зрителю, без ухищрений маньеризма и в то же время профессионально безупречное как с точки зрения рисунка, очень крепкого, так и колорита. Конечно, такое заявление выглядело, мягко говоря, смело, не всякий смог бы его понять. Ведь недаром век, ориентировавшийся в эстетическом плане на «идеалы благородной простоты и спокойного величия», а именно XVIII век, счёл его творчество патологическим казусом. Так полагал Мейстер Экхарт.
19 Интересный исторический экскурс в традиции изображения двух миров можно найти в статье американского исследователя Сары Шрот, в которой она, в частности, пишет: «В тринадцатом веке в связи с необходимостью иллюстрировать сочинение святого Августина «О граде Божьем» возник новый стиль изображения святых. Трудно представить, что с такими глазами человек может обращаться к аудитории, тем более со страстью проповедника. Фигуры апостолов объёмны и, вместе с тем, в высшей степени декоративны. Тереса39.
У каждого человека свой путь в жизни, свой порой очень нелегкий, выбор. К тому же неискушённого зрителя неизбежно поражала разница между тициановским по характеру письмом и острой портретностью Великого инквизитора Ниньо де Гевара (по последним предположениям на портрете изображён кардинал-инквизитор Сандоваль и Рохас) и деформированным обликом, например, Святого Андрея в картине «Святой Андрей». Возвратившись к «верхнему» и «нижнему» (кстати, мы пользуемся терминологией очень популярного в Испании XVI в. философа-неоплатоника Леона Еврея) мирам «Погребения графа Оргаса», мы увидим не что иное, как пронизанное сознательностью рядоположение различных методов изображения соответственно сущности изображаемого объекта. И на самом деле, такое положение рук может свидетельствовать о том, что Петр делится своим молитвенным, пастырским опытом с Павлом.
Относительно нижнего мира можно с полным правом сказать, что он писан блестящим мастером позднего Возрождения, учеником Тициана, автором толедских портретов и т. д. Что касается civitas dei, верхнего мира, то это нечто принципиально иное: верхний мир пребывает в состоянии полёта, границы между предметами неустойчивы, фигуры и вещи постоянно тяготеют к превращению во что- то другое, одного источника света нет – всё светоносно фона соответственно тоже нет он весь «включён» в действие холодный жемчужный колорит сочетается с более локальным (символическим) использованием цвета. Cada uno es hijo de sus obras («Каждый – сын своих дел») – гласил ренессансный принцип, сформулированный (и одновременно спародированный, карнавально «перевёрнутый») Сервантесом. Однако о Риме все же стоит сказать несколько слов. В результате живопись стала, собственно, живописью, т. е. картиной, значительно менее декоративной, но эта утрата в свою очередь компенсировалась иллюзией глубины изображения, обогатившей возможности передачи «естественного сходства», причём имеются в виду не только портретная живопись или натюрморт, которые отпочковались именно в итоге секуляризации изображения. Оно избегает всех «несовершенств зрения» (Плотин) исключая передачу рефлексов, эффекта многослойности воздуха, приглушающего цвет удалённых предметов, – всего того, что граничит с непосредственным зрением. Судить, полагаясь на вкус, значит судить, полагаясь на себя.
Но, как известно, Филиппу не понравилась ни одна из выполненных для Эль Эскориала картин – ни «Поклонение имени Иисуса», так называемый «Сон Филиппа II», ни «Мученичество св. Это знаменитый испанский художник Эль Греко. Ориентация художника на выработанный итальянским Ренессансом стереотип поведения, при котором успеху способствовала индивидуальная эстетическая платформа (индивидуальная в узком смысле), провозглашение примата личных достоинств над родословной, – всё это на земле Испании обрекало и кружок и самого художника на известную замкнутость и нелёгкое существование. Вот что справедливо, хотя и неодобрительно, писал по этому поводу П. А. Флоренский: « когда разлагается религиозная устойчивость мировоззрения и священная метафизика общего народного сознания разъедается усмотрением отдельного лица с его отдельною точкою зрения в этот именно данный момент, – тогда появляется и характерная для отъединённого сознания перспективность».
Бог был высшей ценностью равно для безымянного средневекового иконописца, для Джотто, для Микеланджело, для Эль Греко. Рыбак Симон, нареченный Христом после призвания на служение Петром, что значит камень, был вернейшим учеником Спасителя во время всей Его земной проповеди. Меж тем известно, симметричность иконописного изображения как раз и препятствовала созданию иллюзии реальности, «окошка в стене», одновременно упраздняя необходимость рамы. 1638 г. ) внешне лаконичен, но глубок по характеристике. Сам Петр стоит несколько глубже.
Мясистое, грубое лицо, колючий взгляд темных глаз, плотоядная улыбка выявляют черты властной, низменной натуры могущественного министра, фаворита короля Филиппа IV. Ориентация художника на выработанный итальянским Ренессансом стереотип поведения, при котором успеху способствовала индивидуальная эстетическая платформа (индивидуальная в узком смысле), провозглашение примата личных достоинств над родословной, – всё это на земле Испании обрекало и кружок и самого художника на известную замкнутость и нелёгкое существование. В православной иконографии святых апостолов Петра и Павла чаще всего изображали вместе (хотя можно найти немало икон, на которых святые представлены по отдельности).
Искусствоведы, анализировавшие картину, мало задумывались о том, что это может быть. Но это не так. Она включала 131 том только наиболее ценных книг на разных языках, не считая прочих книг.
«Domine, quovadis. » («Господи, куда ты идешь. ») – обращается Петр к Спасителю. Так, фигуры апостолов расположены рядом, они изображены почти en face, светлая вертикальная полоса фона правой границей «разрезает надвое» изображение. Эта линия проходит не по центру полотна. Арест святого Петра ожидается со дня на день. 9. дети» 31.
К примеру, у него сохранилось то особое ощущение света и пространства, особый символизм, которые были в иконографическом искусстве того времени. Но когда из Иерусалима приходят евреи, которые приняли Христа и продолжали соблюдать Закон Моисея, Петр начал есть и пить с обрезанными и чуждаться необрезанных. Да и как же иначе – ведь по ренессансным меркам художник имел право на странность, а избранность осознавалась ценностью не в сакральном или феодальном смыслах, но в качестве «природной заслуги», если воспользоваться парадоксальным словосочетанием Гёте.
Бывшая столица в ту пору представлялась как бы островком, откуда ещё не улетучилась атмосфера арабо-еврейских культурных традиций, город отличался особым повышенным «полиглотизмом» культуры (термин Ю. М. Лотмана) и как следствие такого полиглотизма напряжённостью духовной интеллектуальной и религиозной жизни и, кроме того, политическим нонконформизмом. Больше заказов от короля он не получал.
И вообще все великие трудились для идеи. Ведь он её использует при изображении «верхнего мира», августинова «небесного града», оставляя для «града земного» технику вполне неманьеристской ренессансной живописи, конечно, тоже преображенную под его кистью. Вкус нормативен, поскольку антинормативен: всякое произведение он судит, значит, разлагает, подвергает уничтожающей критике, чтобы затем «собрать» его на новой – только в ходе этого критического анализа и обнаружившейся – основе, – на основе суждения вкуса.
Центральное положение этого столба в картине Греко, конечно, неслучайно. Что это значит. Уже упоминавшийся нами П. А. Флоренский пишет по этому поводу: «Но и пользование двумя пространствами зараз, перспективным и неперспективным, встречается тоже. » и далее: «Этот приём составляет характерную особенность Доменико Теотоко-пуло, по прозванию El Greko, «Сон Филиппа II», «Погребение графа Оргазе», «Сошествие св. Что же касается самого способа отсылки к миру ушедшей «орфографии», то этот приём значащих реминисценций сделался приметой искусства XX в., признавшего великого мастера «своим».
Кстати, Эль Греко позже вступил в соревнование с Микеланджело – когда писал свою знаменитую работу «Снятие пятой печати». Если в части работ Эль Греко считал нужным придерживаться прекрасно им усвоенных перспективы и возрожденческих установок на «натуральность» изображения, то в другой части он ими абсолютно явно и сознательно пренебрегал. Такие «совпадения» подчеркивают, как мне кажется, духовное единство двух апостолов.
Конечно, такое заявление выглядело, мягко говоря, смело, не всякий смог бы его понять. Именно мистическая традиция подсказала философу Декарту название этого состояния: «естественный свет». Логичнее думать, что именно это и есть Евангелие. Сам же он чудесным образом обращается ко Христу.
Город оказал на Эль Греко огромное воздействие. И вообще все великие трудились для идеи.
Разумеется, многие приёмы использованные художником при изображении этого мира, заимствованы Эль Греко у так называемых маньеристов (сейчас мы не намерены касаться этой обширной темы) но маньерист пребывает таковым во всех картинах, а Эль Греко определенной манерой не скован и позволяет себе свободно мыслить в каждом случае по-особому. Показательно, что и уста его плотно сомкнуты, что исключает возможность говорения. Вкус не исходит из какой-либо существующей нормы он её устанавливает. Нижний мир трактован в тёмно-золотистой венецианской гамме имеет один источник света (сверху), строго подчинён линейной перспективе.
Павел умен, категоричен и беспощаден, решителен и эмоционален. Икона самодостаточна и не нуждается в зрителе. Одну представлял апостол Петр, другую – апостол Павел. Вероятно, этим и объясняется двойственное отношение публики к его творчеству, неприятие, особенно усугублявшееся с течением времени в конце XVII и в XVIII вв., по мере того как «религиозный сюжет всё более и более становится только предлогом для изображения тела и пейзажа». В своем произведении художник раскрывает два сложных характера, две противоречивые натуры.
Того, на чем строится совокупность приёмов прямопер-спективного изображения. Одним из крупнейших мастеров испанского искусства рубежа XVI—XVII вв. Задача не столь трудная, каковой она может показаться на первый взгляд, так как, отвлекшись от великого разнообразия вкусов, школ и направлений искусства того времени, мы укажем только на некую очень общую изобразительную норму, сложившуюся, разумеется, стихийно и лишь отчасти зафиксированную в разных теоретических сочинениях на темы искусства. Об идее светоносности см.
Художнику вменялось в обязанность владение анатомически правильным рисунком головы и фигуры, соблюдение законов линейной перспективы, цвет по преимуществу использовался тонально, одновременно рекомендовалось избегать строгой симметрии (в связи с этим художники постепенно отказываются от чисто профильных или фасных изображений), чтобы придать человеческой позе «естественность», т. е. оправданность конкретной ситуацией в отличие от исключительно символического жеста, обязательного для того или иного персонажа в средневековом искусстве, которая должна создать иллюзию «случайного взгляда». Того, на чем строится совокупность приёмов прямоперспективного изображения. Больше заказов от короля он не получал. В месте их зрительного соприкосновения (его нет на самом деле, так как Петр стоит глубже) фигуры Апостолов сливаются в единую линию. Духовная ситуация в Толедо была сложной, при этом не следует забывать и о том своеобразном факте, что самая благая ориентация художника на аутентичное религиозное возрождение приходила в противоречие с реальным положением дел и что именно при «Савонаролах» художников притесняли значительно больше, чем при своенравных и деспотичных папах. Петр в одной руке держит ключ – часть его видна зрителю, а вторая рука развернута к Павлу.
Так полагал Мей стер Экхарт. Однако, скажем, если в дюреровском «Прославлении Троицы» (1511 г. ) идея «двоемирия» воплощена по преимуществу на уровнях сюжета и композиции (положение в пространстве) и не нарушается единственность точки зрения, т. е. прямая перспектива, то у Эль Греко – абсолютно иное решение. Скажем, цветом одеяния – туники, далматики (длинного верхнего одеяния, которое носили поверх туники) или гиматия (плаща). Лаврентий напоминает героев испанских народных сказаний. Таким образом, в самом главном апостолы все же едины. И естественно, католическое искусство оставалось, в основном, церковным, в то время как искусство протестантское стремилось к светской самостоятельности.
К этому надо добавить «символическую» функцию цвета (локальный – чистый, беспримесный – цвет в отличие от тонального, учитывающего рефлексы, освещённость, удалённость предмета), также усиливающую декоративный эффект. Как и в случае с Ван Гогом, Эль Греко многие не понимали. Она в чем-то перекликается со «Страшным судом» Микеланджело в Сикстинской капелле. Отныне ограниченное рамой или стеной живописное пространство призвано создавать иллюзию «окошка в стене». С портретной живописью, долгое время остававшейся в Испании единственным видом светского жанра, знакомят также два парадных репрезентативных портрета кисти Хуана Пантохи де ла Круса (1551—1609). 21 Этот приём, прежде всего, нарушает линейную перспективу, создавая впечатление анатомических аномалий и «змеевидного» облика (figura serpentinata – термин Джованни Паоло Ломаццо, 1538-1600). И причина такого положения дел не только в религиозной тематике.
Художнику вменялось в обязанность владение анатомически правильным рисунком головы и фигуры, соблюдение законов линейной перспективы, цвет по преимуществу использовался тонально, одновременно рекомендовалось избегать строгой симметрии (в связи с этим художники постепенно отказываются от чисто профильных или фасных изображений), чтобы придать человеческой позе «естественность», т. е. оправданность конкретной ситуацией в отличие от исключительно символического жеста, обязательного для того или иного персонажа в средневековом искусстве, которая должна создать иллюзию «случайного взгляда». Икона самодостаточна и не нуждается в зрителе. 11. Вспомним, что один из близких друзей мастера, послуживший моделью для знаменитого портрета (около 1609 г. ), по справедливости считающегося едва ли не лучшим произведением данного жанра в мировой живописи, прелат и придворный проповедник Филиппа III, поэт Феликс Ортенсио Парависино (ум. Ибо Доменикос Теотокопулос, взявший себе такой псевдоним, был греком по происхождению, уроженцам острова Крит. В «Погребении графа Оргаса» не очень трудно разобраться именно потому, что мир верхний – наверху, а мир нижний – внизу.
Но картина Эль Греко — гораздо сложнее. В своем очерке Испанский портрет XVI века. Что касается рук и голов апостолов их «слишком человеческая орфография» смотрелась бы абсолютно уместно в любом портрете Нового времени. Однако о Риме все же стоит сказать несколько слов. Это случилось по дороге в Дамаск.
Речь идет о книгах, лежащих на столе. Не осталось у него и учеников.
Эволюция творчества Греко определяется этапами его жизненного пути. В нём скрупулёзно соблюдены все требования возрожденческой нормы (кстати, портрет горизонтален по композиции, эта горизонтальная композиция, создающая впечатление целостности и устойчивости, в общем, не характерна для Эль Греко, живописца, тяготевшего к неустойчивости и изменчивости сливающихся форм) и сходство с живописью Тициана дополняется поразительным сходством головы Кловио с тициановским же портретом папы Павла III в кресле. Об идее светоносности см. Маврикия».
Но поскольку требования носили достаточно общий характер: благочестие (церковь не одобряла крайностей маньеризма) и соответствие ортодоксии, а жёсткий канон отсутствовал, то оценка того или иного произведения была в значительной мере делом вкуса. Относительно нижнего мира можно с полным правом сказать, что он писан блестящим мастером позднего Возрождения, учеником Тициана, автором толедских портретов и т. д. Что касается civitas dei, верхнего мира, то это нечто принципиально иное: верхний мир пребывает в состоянии полёта, границы между предметами неустойчивы, фигуры и вещи постоянно тяготеют к превращению во что-то другое20, одного источника света нет – всё светоносно фона соответственно тоже нет, он весь «включён» в действие холодный жемчужный колорит сочетается с более локальным (символическим) использованием цвета. Искусство Испании XVI—XVII вв.
Но чтобы мочь на себя положиться, надо в определенной мере возвыситься над собой. Здесь он знакомится с Иеронимой де лас Куэвас, у них рождается сын Хосе Мануэль. Отметим, что «второсортность» этих художников есть результат сравнения их с великими – Рафаэлем, Микеланджело и др. Некоторые искусствоведы даже полагают, что Эль Греко копировал Тициана. Известно, что Доменикос Теотокопулос (1541-1614), прозванный в Италии Греком, родился в городе Кандии на Крите и, прежде чем обосноваться в Толедо, довольно длительное время совершенствовал своё мастерство в Венеции и Риме2. К раннему периоду творчества художника относится Завтрак (ок.
Если в части работ Эль Греко считал нужным придерживаться прекрасно им усвоенных перспективы и возрожденческих установок на «натуральность» изображения, то в другой части он ими абсолютно явно и сознательно пренебрегал. Не зря Николай Бердяев называет его религиозным гением. Думаю, оно свойственно не только апостолам, но и каждому христианину. Эти два Послания очень схожи по своему содержанию, подбору выражений и силе передачи мысли, что для внимательного зрителя служит еще одним доказательством замысла художника, вовсе не ставившего целью противопоставление своих персонажей, а напротив, всеми средствами подчеркивавшего их духовное родство. Крит, Италия, Испания – это его «морады», остановки-ступени итинерария, жизненного пути, каждая из которых была снятием, т. е. «отрицающим сохранением» предыдуших, преодолением, сделавшим его искусство в высшей степени естественным. Schroth S. Burial of the Count of Orgaz // Studies in the History of Art.
Подобная трактовка образов евангелистов была находкой Эль Греко, она значительно отступала от норм существовавшей церковной традиции в Испании. Он вырос в среде римо-католиков и ему равно близки были и иконопись и западная живопись. Он работал не ради «манеры» и не ради «идеи красоты», но ради идеи. А на него Эль Греко поначалу и рассчитывал.
– и Павел вдруг видит Самого Бога. Или цветом волос – Петра и Павла рисуют то темноволосыми, то седыми, то лысоватыми. Конечно, мы не найдём в «Апостолах» оптической обратной перспективы, тем не менее, эффект прямой тоже сильно ограничен. Об этом пишет апостол Иоанн, в последней главе своего Евангелия.
Именно мистическая традиция подсказала философу Декарту название этого состояния: «естественный свет». Что касается рук и голов апостолов их «слишком человеческая орфография» смотрелась бы абсолютно уместно в любом портрете Нового времени. Апостол Петр искренне раскаялся и осознал свою вину. Если соотнести эти работы, то будет очевидно: Петр и Павел стоят там же, у Распятия.
Они, оба люди эпохи Возрождения, беседовали об искусстве, философии, богословии. Известно, что Доменикос Теотокопулос (1541-1614), прозванный в Италии Греком, родился в городе Кандии на Крите и, прежде чем обосноваться в Толедо, довольно длительное время совершенствовал своё мастерство в Венеции и Риме. Он — весь в сомнениях и размышлениях.
Одновременно «натурализм» Пуль-цоне также был стопроцентной «манерой». P. Ибо он не маньерист и не духовидец, неизменной манеры у него нет и она нимало не является для него живописной задачей.
Католическая церковь не могла найти лучшего распространителя своим идеям «в массах», чем Пульцоне ибо у него, как выразились бы идеологи соцреализма, «форма» была подчинена «содержанию». Вот таким образом ограничимся замечанием, что косвенным свидетельством радикального переосмысления «искусства», включившего это понятие в абсолютно новые – привычные для нас, но неожиданные для того времени – контексты, служит появление множества трактатов, в которых сами художники, скульпторы, архитекторы выступают уже не как члены цеха, корпорации, составляющие сборник рецептов своего ремесла, но как теоретики-созерцатели, задающиеся вопросом о смысле того, чем они занимаются и вообще, кто они такие35. Вкус не исходит из какой-либо существующей нормы он её устанавливает. Но это принципиально другие возможности.
Себастьян и св. А на него Эль Греко поначалу и рассчитывал. Иногда («Погребение графа Оргаса», «Коронация Девы Марии») Эль Греко прибегает к созданию особого оптического эффекта – «закругления» линейной перспективы.
Церковное искусство – всегда и неизбежно искусство регламентированное. Кстати имя Эль Греко – всего лишь прозвище, в переводе означает «Грек». Лица – несомненно, портретны, поскольку изображение Павла воспроизводит более ранний автопортрет (в облике апостола Павла) из собрания маркизы де Нарраес и рядом с ним Пётр, не имеющий реального прототипа, смотрится тоже вполне «портретно».
Относительно верхнего мира тоже можно с уверенностью сказать, что он писан блестящим мастером, прекрасно усвоившим все уроки ренессансной живописи и использовавшим этот багаж применительно к традициям византийской иконописи, в которой, в частности, трансцендентная светосреда противополагалась земному человеческому лицу и трансформации «золотое – жёлтое – земное – богатство – власть» противостояли холодной отчуждённости голубого цвета, символизирующего высшее начало. Да, характеры и темперамент у всех различны, служение может быть разным. Если убрать из картины Петра, Павел не шелохнётся, будет самодостаточен и даже станет в чём-то похож на Карла Маркса. Но «Апостолы Пётр и Павел» – одно из немногих полотен Эль Греко, где двоемирие «упрятано» глубже, поскольку связано не с непосредственным уровнем сюжета, а с персонажами произведения. Кроме того, огромное влияние за время пребывания в Венеции на него оказал Тинторетто.
– В 1587 году (а закончил в 1592-м). Наконец, Доминикос поселяется в испанском Толедо, где и получает прозвище «грек» (Эль Греко). Нелишне напомнить, что официальным центром католицизма в Испании было как раз толедское архиепископство, религиозная столица страны, а совсем недавно (до 1561 г. ) просто столица. Впрочем, некоторые приёмы использованные живописцем, продиктованы явно не той общеренессансной нормой, о которой шла речь выше, являя собой некоторое отступление от действующих «правил правописания» в сторону ушедшей в прошлое «орфографии», а именно, орфографии иконы.
Да, визионер, если угодно, но не грезящий наяву мечтатель, а творящий, так сказать, в свете «естественного света», как Св. К 26 годам Эль Греко почувствовал необходимость внутренне и профессионально расти. Этот приём прежде всего нарушает линейную перспективу, создавая впечатление анатомических аномалий и «змеевидного» облика (figura serpentinata – термин Джованни Паоло Ломаццо, 1538-1600).
Причем он его обвинил публично и пояснил, что своими действиями Петр дискредитирует саму идею христианства, которое должно быть проповедано всему миру, а не только иудеям. Так, фигуры апостолов расположены рядом, они изображены почти en face, светлая вертикальная полоса фона правой границей «разрезает надвое» изображение. Иконопись широко пользуется возможностями, которые предоставляет ей обратная перспектива.
В этом городе, где смешались гуманизм, мистицизм и контрреформация24, возможность сделаться «своим» казалась наиболее вероятной. Ведь недаром век, ориентировавшийся в эстетическом плане на «идеалы благородной простоты и спокойного величия», а именно XVIII век, счёл его творчество патологическим казусом. Свободно владел четырьмя языками – греческим, латынью итальянским, позднее и испанским. Положение их рук образует как бы золотое сечение, они почти в центре картины. Он работал не ради «манеры» и не ради «идеи красоты», но ради идеи.
Переведя с этого портрета взгляд на «Апостолов», мы сразу обнаруживаем, что это не совсем портрет и даже вовсе не портрет, хотя и портрет тоже. Изображение мира в целом, т. е. так, как мы его не видим, но знаем, пиктографично, это своеобразное рисуночное письмо, оперирующее готовыми «буквами». Отрешённость освобождает от «рабства себе», привычного полуавтоматического функционирования, впервые приводя таким образом «в себя», т. е. в сознание, если под «сознанием» понимать некоторое «трезвение ума», которое как раз и позволяет быть судьёй себе и своим поступкам. Плюс, ко всему прочему, он был человеком Ренессанса. 10 Отметим, что «второсортность» этих художников есть результат сравнения их с великими – Рафаэлем, Микеланджело и др. И здесь, на первый взгляд, композиционное решение картины также просто.
Но поскольку требования носили достаточно общий характер: благочестие (церковь не одобряла крайностей маньеризма) и соответствие ортодоксии, а жёсткий канон отсутствовал, то оценка того или иного произведения была в значительной мере делом вкуса34. Не осталось у него и учеников. И Господь трижды говорит ему: паси овец Моих. Бывшая столица в ту пору представлялась как бы островком, откуда ещё не улетучилась атмосфера арабо-еврейских культурных традиций, город отличался особым повышенным «полиглотизмом» культуры (термин Ю. М. Лотмана) и как следствие такого полиглотизма напряжённостью духовной интеллектуальной и религиозной жизни и, кроме того, политическим нонконформизмом. Интересный исторический экскурс в традиции изображения двух миров можно найти в статье американского исследователя Сары Шрот, в которой она, в частности, пишет: «В тринадцатом веке в связи снеобходимостью иллюстрировать сочинение Святого Августина «О граде божием» возник новый стиль изображения святых. Кстати, Эль Греко позже вступил в соревнование с Микеланджело – когда писал свою знаменитую работу «Снятие пятой печати». Сами по себе это первоклассные мастера, например, такая европейская знаменитость как Федерико Цуккаро (1542-1609), художник, архитектор, скульптор и теоретик искусства, расписывавший для папы Capilla Paolina, сбежавший в Лондон и написавший там портреты королевы Изабеллы и Марии Стюарт, вернувшийся через 6 лет в Италию (в Венецию, где работал во дворце Дожей), возвращённый папой в Рим для окончания росписей и отправившийся в 1586 г. по приглашению Филиппа II в Мадрид. Справедливости ради надо сказать, что многие искусствоведы с вами согласились бы.
Судить, полагаясь на вкус, значит судить, полагаясь на себя. Как бы то ни было, с 1575 года и до конца своих дней – до 1614 – он прожил в Толедо. Но, наверное, не это главное. О почтительном восхищении молодого художника творениями великих мастеров свидетельствует один из вариантов его картины итальянского периода «Изгнание торгующих из храма», в которой на первом плане изображены Тициан, Микеланджело, предположительно Рафаэль, а также покровитель Теотокопулоса миниатюрист Джулио Кловио. 1617 г. ), где изображены за скудной трапезой сидящие в непринужденных позах, оживленно беседующие старик и двое юношей. – Обычно считается, что это Евангелие.
– В своем творчестве, как и в жизни, Эль Греко стремился к гармонии. Если только заказчиком не был сам король. Фигуры апостолов объёмны и, вместе с тем, в высшей степени декоративны.
Это было искусство, чуждое всяким «странностям», доступное «простому человеку», неискушённому зрителю, без ухищрений маньеризма и в то же время профессионально безупречное как с точки зрения рисунка, очень крепкого, так и колорита. Петр же находится как бы в глубине и его лицо и правда кажется немного виноватым. В Венеции он из иконописца сделался живописцем, в Риме продолжил «образование» (кавычки говорят не просто об усвоении навыков, но об образовании самого себя), в Толедо он стал подлинным Греком. Иконописное пространство «вбирает» созерцающего, отсюда и «обратность» перспективы.
Конечно, такое заявление выглядело, мягко говоря, смело, не всякий смог бы его понять. Картина примыкает к так называемому циклу «апосто-ладос», т. е. изображений Христа и двенадцати апостолов, создававшихся по заказам церковных иерархов и призванных украшать алтари интерьеры соборов, госпиталей и т. д. Один из циклов апостоладос (1602-1605), украшающий собор в Толедо, бесспорно, принадлежит кисти самого мастера, в некоторых поздних работах ему, возможно, помогала мастерская. Католическая церковь не могла найти лучшего распространителя своим идеям «в массах», чем Пульцоне ибо у него, как выразились бы идеологи соцреализма, «форма» была подчинена «содержанию». ниже. Собственно, как и глаза апостола Петра.
«Cada uno es hijo de sus obras» («Каждый – сын своих дел») – гласил ренессансный принцип, сформулированный (и одновременно спародированный, карнавально «перевёрнутый») Сервантесом. Различие бросается в глаза: портрет знаменитого миниатюриста, обладающий всеми приметами живописной манеры Эль Греко, «нормален» во всех отношениях. Конечно, такое заявление выглядело, мягко говоря, смело, не всякий смог бы его понять. в 1633 г. ) в одном из сонетов, посвященных художнику, а всего их – четыре, определяет его живопись с помощью слова «extraneza», т. е. как необычную14. Ученики Эль Греко, как например, Хуан Баутисто дель Майно (1568—1649), в картине которого Поклонение пастухов явно чувствуется стремление запечатлеть простые жизненные наблюдения, пошли по пути реалистических исканий. Руки Петра находятся на том же уровне. Церковное искусство – всегда и неизбежно искусство регламентированное.
В общих чертах, да, но присмотримся повнимательнее к картине, чтобы попытаться понять, что удивляло современников в творчестве живописца, при том, что абсолютно очевидно, что «Апостолы» далеко не самое странное из его произведений. Убеждение Хуана де л а Крус в том, что интеллект это помеха на пути к Богу, понятое буквально, не могло разделяться Эль Греко ибо для него, для художника итальянской выучки, усвоившего нормы ренессансного поведения, культура была дорогой к Богу, а интеллект – способом постижения высших ценностей культурной иерархии, во главе которой находился Бог. ниже. Его последователи, понимая, что святого ждет смерть на кресте, умоляют его бежать.
Или взять, к примеру, картину «Куда ты идешь, Господи. » Аннибале Карраччи 12-й год правления императора Нерона. Если сосредоточиться на «странностях» или, лучше сказать, на особенностях зрелого и позднего творчества художника, то они в «Апостолах» налицо, хотя и в смягчённом виде. О почтительном восхищении молодого художника творениями великих мастеров свидетельствует один из вариантов его картины итальянского периода «Изгнание торгующих из храма», в которой на первом плане изображены Тициан, Микеланджело, предположительно Рафаэль, а также покровитель Теотокопулоса миниатюрист Джулио Кловио. Петр ни о чем не спрашивает Павла, а тот ничего ему не отвечает. Но, как известно, Филиппу не понравилась ни одна из выполненных для Эль Эскориала картин – ни «Поклонение имени Иисуса», так называемый «Сон Филиппа II», ни «Мученичество Св. В «Погребении графа Оргаса» не очень трудно разобраться именно потому, что мир верхний – наверху, а мир нижний – внизу.
Например, в кружке друга и покровителя Микеланджело Виттории Колонна, близком к реформаторским настроениям даже в их протестантском варианте, обсуждались именно послания апостола Павла, апостол Павел был почитаем реформаторами и скомпрометирован похвалами Лютера6. Да и как же иначе – ведь по ренессансным меркам художник имел право на странность, а избранность осознавалась ценностью не в сакральном или феодальном смыслах, но в качестве «природной заслуги», если воспользоваться парадоксальным словосочетанием Гёте. Когда он написал картину для дворца Эскориал, консервативный Филипп II не оценил гения. Чтобы развиваться как художник, он в 1567 году переехал в Венецию.
Разделения мира на град земной и град божий сохраняется до Страшного суда. Отныне ограниченное рамой или стеной живописное пространство призвано создавать иллюзию «окошка в стене». Композиционно единство Апостолов передается обращенностью их корпусов друг к другу.
У Бога ничего случайного не бывает. Для этого стоит вспомнить о том, что в 1577 г. в Испанию приехал не новичок, а 36-летний мастер с блестящей выучкой и обширными знаниями, входивший в кружок Фульвио Орсини известного эрудита, библиотекаря кардинала Алессандро Фарнезе приехал профессионал, настолько уверенный в себе, что молва приписывала ему утверждение, что он-де расписал бы Сикстинскую капеллу получше Микеланджело художник, впитавший атмосферу позднего итальянского Ренессанса и заявлявший, что живопись – вовсе не ремесло (скорее, наука) и написавший позже утраченный трактат о живописи, архитектуре и скульптуре мастер, убеждённый в своих правах на большие гонорары и на особый образ жизни, оправдываемый избранничеством. Washington, 1982. Изображение мира в целом, т. е. так, как мы его не видим, но знаем, пиктографично, это своеобразное рисуночное письмо, оперирующее готовыми «буквами». Эль Греко считал, что язык (или «орфография» в значении Флоренского) может и должен быть различным применительно к изображению столь различных сфер.
Вот что справедливо, хотя и неодобрительно, писал по этому поводу П. А. Флоренский: «. Фигуры Апостолов равноправны на полотне. А усталый Петр смотрит на происходящее с бесконечным разочарованием уже наступившего на все грабли, знает, что ничего нельзя изменить и понимает, что будет, возможно, даже поднимает руку, чтобы утешить (остановить) брата.
В этом историческом контексте предположение, что Эль Греко, как представитель испанского гуманизма – движения, направленного против церковного произвола – мог поставить главным героем своего полотна Апостола Павла, высоко ценившегося испанскими гуманистами и принизить Апостола Петра, считавшегося основателем папства, – имеет некоторое основание. Монументальное полотно Франсиско Сурбарана (ок. Вероятно, этим и объясняется двойственное отношение публики к его творчеству, неприятие, особенно усугублявшееся с течением времени в конце XVII и в XVIII вв., по мере того как «религиозный сюжет всё более и более становится только предлогом для изображения тела и пейзажа» 17. Неизвестно, что сподвигло художника практически повторить свою раннюю работу.
Возвратимся к временам Эль Греко и посмотрим, что отличало изобразительное искусство той эпохи и какие его образцы могли бы быть признаны ею безоговорочно «своими». При этом он не выбирает одну из этих возможностей в качестве канонической, но, выражаясь по-гегелевски, снимает или преодолевает их все36. Две «орфографии» картины, очевидные и не очень подготовленному взгляду, обретут ещё больший смысл, когда мы вспомним, что апостолы суть земные существа, люди, приобщённые к верхнему миру посредством особой благодати.
Доменикос не был исключением. Если только заказчиком не был сам король. XXI, 42) – читаем мы Евангельские слова, сказанные Господом о Самом Себе.
И в Западной и в Восточной традиции эти два человека считаются основателями Церкви. Произведением, в котором Эль Греко одновременно являет себя в обеих ипостасях, в котором «лицом к лицу» сходятся два явно различных живописных принципа, является уже упоминавшееся «Погребение графа Оргаса» (1586 г. ). Он говорит: Симон, ты – Петр, то есть камень и на этом камне Я созижду Свою Церковь. Различие бросается в глаза: портрет знаменитого миниатюриста, обладающий всеми приметами живописной манеры Эль Греко, «нормален» во всех отношениях.
Апостол Павел обличил его: сказал, что Петр сделал это из лицемерия. В самом углу полотна поместил Евангелие и Эль Греко. В разделе, посвященном композиции, я надеюсь подробно опровергнуть это в корне ошибочное суждение исходя из анализа художественных средств – как чисто живописных, так и сугубо символических – использованных художником для передачи идей, которые он стремился выразить данным произведением.
К этому надо добавить «символическую» функцию цвета (локальный – чистый, беспримесный – цвет в отличие от тонального, учитывающего рефлексы, освещённость, удалённость предмета), также усиливающую декоративный эффект. Да, визионер, если угодно, но не грезящий наяву мечтатель, а творящий, так сказать, в свете «естественного света», как св. Его картины Св. Это схождение обусловлено задачей пространственно свести два мира, «нижний» и «верхний», воплотить традиционную идея противостояния «земного» и «небесного» 19. Гордый и независимый, но вместе с тем трудолюбивый и просвещённый. Вглядимся в их глаза.
Эль Греко считал, что язык (или «орфография» в значении Флоренского) может и должен быть различным применительно к изображению столь различных сфер.
Иеро-ним, внимающий звуку трубы, Св. Именно его кисти принадлежит знаменитая картина «Апостолы Петр и Павел», которую можно увидеть в Эрмитаже в Санкт-Петербурге. И причина такого положения дел не только в религиозной тематике. Композиция произведения тщательно выверенная.
Это-то и придаёт картинам Эль Греко особую убедительность» 22. Не вызывает сомнения, что «Апостолы» в общих чертах принадлежат описанной выше норме. Не случаен и выбор места жительства. Но там он долго не задержался – не очень ему понравилась обстановка.
Нижнюю зону, нижний город, населяли обыкновенные человеческие существа, а верхняя зона, небесный город, населялась святыми». Многие приемы – игру света и тени, мазки, тему и стиль позднего маньеризма он взял у этого итальянского художника. Вот таким образом-то «нормальны» все земные толедские портреты и страдает аномалиями святой Андрей, да и все святые, коль скоро они принадлежат верхнему миру.
Столкнулись две точки зрения. Приземистый, с простым, но вдохновенным лицом, св. Последующий путь развития испанской живописи определила теснейшая связь с народными традициями.
Апостол Петр искренне раскаялся и осознал свою вину. Однако, скажем, если в дюреровском «Прославлении Троицы» (1511 г. ) идея «двоемирия» воплощена по преимуществу на уровнях сюжета и композиции (положение в пространстве) и не нарушается единственность точки зрения, т. е. прямая перспектива, то у Эль Греко – абсолютно иное решение. Этот принцип лежал в основе всего его искусства, наиболее очевидным образом воплотившись в пространственно-нарративных категориях «Погребения графа Оргаса», где двоемирие как раз и составляет сюжет картины, которая по этой причине является наиболее удобным иллюстративным материалом. Причем он его обвинил публично и пояснил, что своими действиями Петр дискредитирует саму идею христианства, которое должно быть проповедано всему миру, а не только иудеям.
Масштаб художника (возрожденческого и поствозрожденческого) измеряется «широтой шага», тем, насколько широко он «шагнул» – от себя к себе, насколько хватило его дарования на то, чтобы «найтись» в открывшемся разнообразии «манер» и, оставив позади их все, открыться «естественному свету». Не осталось у него и учеников. Ренессансная норма не была совершенной для Эль Греко, но художник обращался с нею свободно, очевидно, всё-таки свободнее большинства, коль скоро современники говорили о странности его картин. Кроткий, нерешительный взгляд говорит о колебаниях и внутреннем разладе. «Раз ты, Петр, оставляешь народ Мой, Я иду в Рим на новое распятие», – отвечает Христос.
Иконопись широко пользуется возможностями, которые предоставляет ей обратная перспектива. Последнее обусловило стойкое господство в испанском искусстве религиозных сюжетов. Но цель его одна – проповедь Христа, призвание людей в лоно Церкви. Город оказал на Эль Греко огромное воздействие.
И всё бы хорошо с Павлом: красная тога, яркая лысина, великая Книга и мощные руки (вспомним Маяковского — «прибирала партия к рукам»). В общих чертах, да, но присмотримся повнимательнее к картине, чтобы попытаться понять, что удивляло современников в творчестве живописца, при том, что абсолютно очевидно, что «Апостолы» далеко не самое странное из его произведений. Господь трижды спрашивает Петра: любишь ли ты Меня. Вот таким образом-то «нормальны» все земные толедские портреты и страдает аномалиями Святой Андрей, да и все святые, коль скоро они принадлежат верхнему миру. Не вызывает сомнения, что «Апостолы» в общих чертах принадлежат описанной выше норме.
В Венеции он из иконописца сделался живописцем, в Риме продолжил «образование» (кавычки говорят не просто об усвоении навыков, но об образовании самого себя), в Толедо он стал подлинным Греком. То, каким мы видим апостола Павла, скорее говорит о его характере, а не о том, что он превышает по значимости своего брата во Христе. Schroth S. Burial of the Count of Orgaz // Studies in the History of Art.
Взоры их сосредоточены, уста сомкнуты, они молятся.