Едоки Картофеля Ван Гог

Ван Гог считал картину Едоки картофеля лучшим своим произведением. Едоки картофеля — была картиной начинающего художника Ван Гога. «едоки картофеля» – эта картина, написанная в апреле 1885 году нидерландским художником имя которого Винсента Ван Гог. Картина «Едоки картофеля» является одним из самых известных произведений Ван Гога.

Сюжет фантастической повести Севера Гансовского «Винсент Ван Гог» и фильма «Визит к Ван Гогу» снятого по её мотивам построен вокруг кражи «Едоков картофеля» путешественником во времени, позже раскаявшимся и вернувшим картину.

Описание картины Ван Гога Едоки картофеля

Как говорят врачи, «поначалу убиваешь, затем исцеляешь». В серии картин и этюдов середины 1880-х гг. Милле и тут указал ему путь, тот самый Милле, который говорил: «Коль скоро я хожу в деревянных башмаках, я все вынесу». Он страдал от своего одиночества, но именно в нем черпал он силу и вдохновение.

Один из пастырей даже пообещал прихожанам деньги, если они не дадут себя рисовать, «но они мужественно ответили, что предпочитают зарабатывать у меня, чем клянчить у него». Затем, скопировав полотна, он вернет их Винсенту. В том, что художник смотрит на мир глазами своих персонажей.

В последнюю неделю своей жизни Ван Гог пишет свою последнюю и знаменитую картину: «Пшеничное поле с воронами». «Даже если ему не понравились мои рисунки, все равно покажи ему эту картину. Среди жителей Нюэнена он был белой вороной. С тех пор Винсент часто виделся с Керссемакерсом.

Пора было уезжать. – беспрестанно спрашивали они. Художник должен быть художником и ничем больше». Как ни сложна диалектика содержания и формы в искусстве, большое заблуждение думать, что в искусстве «как» важнее, чем «что». Семейные беды еще больше сблизили братьев.

Картина Едоки картофеля, Винсент Ван Гог, 1885 – описание

Разве может их дочь выйти замуж за этого пачкуна, за неудачника оборванца. Винсент не поладил также с новым пастором, пришедшим на смену его отцу. Видит бог, неустанно повторял он, ведь он не злоупотребляет помощью Тео. Он уезжает из дома, «в мир», доказывать свою правоту. О нем все время ходили сплетни, недобрые толки. Повинуясь первому побуждению, он вернул Ван Раппарду его письмо с почтительным приветом.

В обмен на проживание он обещал высылать Тео Ван Гогу свои картины. Но ты все равно покажи ее ему – он должен видеть, что мы упорно идем к своей цели. Холст, если так можно выразиться, отстранял художника от его моделей. «Пусть Ваше искусство освещает путь людям, в этом, как я полагаю, состоит долг каждого художника», – писал он Ван Раппарду.

Описание картины Винсента Ван Гога «Едоки картофеля»

Гоген уехал, Тео Ван Гог, напротив, стал ухаживать за братом. Доктор Гаше даже говорил о выздоровлении. С той и другой стороны были брошены резкие слова. То же относится к синему и желтому.

Соответственно темнота других частей картины усилена. Едоки картофеля. Он почти не выходил из музея, без устали разглядывая картины великих мастеров. «Надо радоваться, когда у тебя есть еда и питье, крыша над головой и одежда, короче надо удовлетворяться тем, чем располагают крестьяне».

И снова вспыльчивость и приступы ярости помешали ему завершить обучение. Вскоре Ван Гога увольняют с должности помощника пастора.

Ван Гог: описание картины «Едоки картофеля»

Он продолжал: Взглянитека сюда – и, нарисовав на клочке бумаги несколько овалов, соединил их между собой еле заметными черточками и в результате получился конь, вставший на дыбы исполненный жизни и стремительности. У Хальса по меньшей мере двадцать семь черных тонов. Однако, добавил он, «я нипочем не желал бы избежать этой ошибки. Я горю желанием видеть картины Рубенса. Винсент отказался от своей доли наследства поскольку в последние годы он был в серьезном разладе с отцом, заявил он, он не станет «ни предъявлять своих прав, ни даже притязать на то, что некогда ему принадлежало».

Куда важнее другое — обвинения Ван Раппарда по части искусства живописи. Может быть, на этот раз Винсент и вправду поверил, что пришел конец его одиночеству. Он испытывает таинственное влечение к цвету. – Мой долг – искать случая и использовать всякую возможность для продажи моих работ. Он верил, что среди них – его настоящее место, где он мог бы чувствовать себя самим собой и у себя дома.

Пусть даже он найдет ее плохой. Одинокий художник, абсолютно самостоятельно, без чьей-либо помощи, прошел все этапы истории живописи. «Абсолютно верно, — подтвердил он. — Возьмите, к примеру, этот тон (он показал пальцем на серую, грязную мостовую) так вот, если бы Паоло Веронезе сказали: Напишите белокурую красавицу с телом такого тона, он написал бы ее и на его картине женщина и впрямь была бы белокурой красавицей».

Описание картины «Едоки картофеля»

Он завидует Гаварни, который «выпекал до шести рисунков в день» и с восхищением цитирует слова Уистлера: «Да, я сделал это за два часа, но я трудился много лет, чтобы научиться делать это за два часа». Художник, стоя у холста, не отгораживается от своих моделей. Вконец измучившись, Винсент оставил чулан и разместил мастерскую в двух комнатах, которые снял у пономаря католической церкви.

На сей предмет он заручился адресами шести торговцев картинами. Он завидует Гаварни, который выпекал до шести рисунков в день и с восхищением цитирует слова Уистлера: Да, я сделал это за два часа, но я трудился много лет, чтобы научиться делать это за два часа. В 1880-х Ван Гог обратился к искусству, посещал Академию художеств в Брюсселе (1880--1881) и Антверпене (1885--1886), пользовался советами живописца А. Мауве в Гааге, с увлечением рисовал шахтёров, крестьян, ремесленников. Потом отнес ящик с рисунками и этюдами в дом, отдал его матери и попрощался с нею.

Скоро учение будет завершено – уже теперь он рисовал с удивительной легкостью. В мае, на радость Винсенту, к нему приехал Ван Раппард. Какой огромный путь пройден со времени его первых опытов, этих рабских, унылых копий действительности. Они жили в хижине, где была всего одна комната с нишами для постелей.

«Пусть Ваше искусство освещает путь людям, в этом, как я полагаю, состоит долг каждого художника», — писал он Ван Раппарду. В конце-концов, если уж Винсенту так приспичило быть художником, пусть рисует и продаёт картины, пусть забудет свои бредни о «настоящем» искусстве. Разве они не наглядное олицетворение, глубоко поэтический символ семейного очага. И он шел вперед гигантскими шагами. Посылая Винсенту деньги и позволяя ему отдаваться своему увлечению в отрыве от тяжких материальных забот, Тео тем самым как бы тоже становился художником.

Его ходатайство было отклонено, а сам он отстранен от должности проповедника. Если сфотографировать человека, который копает землю, то на снимке он не будет копать. Теперь живопись открылась Винсенту во всем великолепии.

Если в полях стоит запах спелых хлебов или картофеля, гуано или навоза, это только на пользу Картина изображающая крестьян, ни в коем случае не должна пахнуть духами». Неизменно угрюмый, он лишь ненадолго заходил в пасторский дом. Теперь его волновали важные технические проблемы. Винсент встал с табурета. Возможно, я даже покину свою мастерскую и поселюсь в какой-нибудь хижине, чтобы уже не слышать и не видеть тех, кто именует себя «культурными людьми»».

Едоки картофеля – 1885 Ван Гог – картины

Он давно уже перестал надеяться, что когда-либо вкусит нормальную жизнь. Винсент стал мастером своего дела. Однако Милле изображал на фоне безмятежного пейзажа людей с благородной осанкой и гармония их жестов была созвучна гармонии природы, спокойной, умиротворенной и щедрой. Так или иначе, отцу стало невмоготу разговаривать с сыном. Самой главной работой Ван Гога в Нюэнене была картина «Едоки картофеля» (с большим количеством подготовительных и сопутствующих этюдов) – ужин крестьян в хижине. Впрочем, разве речь идет о продаже картин, о деньгах, о каких-то обидах. Теперь Винсент одерживал один успех за другим.

Судя по всему, он не слишком надеялся на это. К десяти часам Де Грооты уже не могли бороться со сном, а Винсент был вымотан вконец. Здесь он будет лишь топтаться на месте и вянуть.

Винсент Ван Гог – Едоки картофеля

Милле рисовал богатых, представительных крестьян на фоне спокойной и плодородной природы. «Пачкун» с каждым днем вызывал в Нюэнене все большую настороженность. Картинами Франса Хальса, в особенности «Ротой капитана Ренье Реаля», он восхищался почти так же, как «Иудейской невестой», хотя и по иным причинам.

«Я говорю мы, так как деньги, которые ты мне посылаешь — я знаю, они достаются тебе нелегко, — дают тебе право, если только мне удастся создать стоящую картину, считать ее наполовину твоим собственным творением». Мгновение, которое проходит, уже ушло от тебя навсегда. Землистые, темные тона «Едоков картофеля» вовсе не заслуживают пренебрежения, с каким о них иногда отзываются. Приехал он к своему отцу, к своим родным, но Нюэнен не был его родиной. Он качал головой: «Эти болваны из Нюэнена, видя, как я брожу по вересковой пустоши, говорят, что я спятил, но меня это не трогает».

Они со Стин часто веселились от всей души. У нее были большие веселые глаза и милое личико. Только вещи бедных разделяют судьбы своих владельцев.

У него оставалось теперь всего-навсего десять дней. Но в глубине души — да, он не отрицает — все это ему, в общем, «довольно безразлично» и он «готов к тому», что, возможно, «не добьется никакого непосредственного результата». «Моя палитра оттаяла, – констатировал он.

Вот так и родилась великолепная картина «Едоки картофеля». Приехал он к своему отцу, к своим родным, но Нюэнен не был его родиной. Невозможно всегда жить отшельником, «так как подчас чертовски трудно работать в полном отрыве от мира живописи и от художников и совсем не видеть чужих работ». Это нисколько не поставит под угрозу его самобытность. Куда важнее другое – обвинения Ван Раппарда по части искусства живописи.

До последнего времени Винсент стремился постичь секреты техники, теперь же он поставил перед собой более сложную задачу: «Наше творчество должно быть настолько изощренным, чтобы казаться наивным, – от него не должно разить талантом». Своим величайшим учителем, «самым современным из художников», он по-прежнему считал Милле: «Милле — это отец Милле иными словами советник и наставник молодых художников во всех областях». Он улыбнулся. Одна лишь работа давала ему отдохновение.

Описание картины Винсента ван Гога «Едоки картофеля»

Он относил к трудовым классам и себя, художника, человека «тяжелой и грязной работы». Он посмотрел на свою работу. Никогда.

Ван Гог поступил в протестантскую миссионерскую школу под Брюсселем. И шедевр родился в ноябре 1885 года. С какой изощренностью он располагал цвета играя на контрасте и нюансах, варьируя оттенки. Братская привязанность Тео.

«За окном пасмурно, — пишет он, — поля усеяны черными глыбами земли, между которыми пятнами лежит снег, часто один за другим следуют дни, когда видишь только туман да грязь, по утрам и по вечерам — багровое солнце, ворон, сухую траву и увядшую гниющую зелень, черные рощи и ветви тополей и ив, вздыбленные на фоне хмурого неба, словно колючая проволока». Художник должен быть художником и ничем больше. «Но здесь, в Голландии, – признавался Винсент, – нам трудно понять, что такое в действительности импрессионизм».

Ван Гог как Иисус Христос 11-1 Едоки картофеля

И она выполнила свое намерение, не сумев, однако, себя убить. Разве они не наглядное олицетворение, глубоко поэтический символ семейного очага. Винсент жаловался: «Предоставляю вам судить, как приятна повседневная жизнь, когда сталкиваешься с такими вещами». Он сделал также много эскизов – вариантов общей композиции, – и в мае 1885 года «Едоки картофеля» были закончены. Винсент торопился уехать. Я решил выбрать второе и притом с таким восторгом, словно возвращаюсь из изгнания».

Ни в коем случае. Винсент был более философ, чем это принято думать. В Боринаж он попал в должности протестантского проповедника. Нет, скорее всего, нет. – Непосредственность впечатления при этом полностью сохранена и передается зрителю.

Ван гог: описание картины «едоки картофеля»

Винсент с первых же слов затронул здесь самую суть вопроса. Теперь его волновали важные технические проблемы. Источник света в «Едоках картофеля» предельно прозаичен и подчеркнут. «Ты справедливо заметил, что в Антверпене мне будет трудно без мастерской, — писал он брату, — но я вынужден выбрать одно из двух: или мастерскую, но без работы здесь или работу, но без мастерской там. Одна лишь работа давала ему отдохновение.

К тому же он признавал только индивидуальную технику. Завтра, как и сегодня, она будет его кредо. «Я не намерен изгонять из своей жизни страдание, – говорил тот же Милле, – так как подчас именно оно дарует художникам силу».

Винсенту Ван Гогу было 37 лет. «В мае 1886 года, после отъезда его матери, – пишет Ж. Б. де ла Фай, – грузчики сложили произведения Ван Гога в ящики и оставили на хранение у колбасника города Бреды (в действительности это был краснодеревщик по фамилии Схрауэр). Родственники Марго тут же расстроили эти планы – такой скандал допустить было нельзя.

Но при всем этом мужество мое, а, возможно, также и силы скорей окрепли, нежели ослабели. Особенностью крестьянской психики Ван Гог считал очеловечивание вещей. Простая крестьянская жизнь была в его глазах той единственной реальностью, которая не обманет и пребудет вечно.

Трудно вообразить более трагический контраст. Может быть, вернуться в Дренте. «Думаю, что через год при условии, что еще весь этот год буду писать много и без перерыва, я еще больше изменю мою манеру и цвет, который, по всей вероятности, станет еще темнее», — говорил он. «Все это надо прочно освоить. » — говорил Винсент. Этого он и сам не знал.

Отныне всякий раз, когда он хочет написать картину, он избирает отправной точкой определенный цвет и тогда, говорит он, «я абсолютно отчетливо вижу, что должно получиться». Но мог ли Винсент написать брабантских крестьян веселыми красками. Столько трудов даром, он снова промахнулся, упустил последний шанс. Откуда ему знать, что его сын – Ван Гог. Послушайте, дружище, вещь эта довольно хороша, но она сделана с линии, а античные художники шли от объемов (от массы или ядра).

Ван Гог, Едоки картофеля: описание

– В сущности, ты даже не пытался этого сделать. В первой книге его особенно поразила следующая, весьма характерная история. «Я был бы в отчаянии, – уверяет он, – будь мои фигуры хороши Я не хочу, чтобы они были академически правильны Если сфотографировать человека, который копает землю, то на снимке он не будет копать». Он с готовностью ответил на ее любовь вдвоем они стали строить планы женитьбы. Он спускался с горняками в шахты, а по вечерам читал им Библию. Здесь никак нельзя прибегать к привычным приемам.

Ван Раппард писал прядильщиц, этюды женских голов, Винсент — «аллею тополей с желтыми осенними листьями, где солнце кладет на землю среди опавшей листвы ослепительные пятна, чередующиеся с тенью, отбрасываемой стволами деревьев». Что же касается мастерской, то было абсолютно ясно, что пономарь больше не сдаст ее ему в аренду. Моя палитра оттаяла, – констатировал он. Может быть, вернуться в Дренте.

Картина «Едоки картофеля» —настоящая крестьянская картина

Конечно, его работам присуще множество недостатков, он отнюдь не склонен это отрицать. Только в труде его раненая душа забывала о жизненной пытке. Это стремительность кисти дает такой мощный эффект, – прочитал он в статье о Гейнсборо. Тогда Жигу спросил, почему он так думает. Начало лета застало Винсента в процессе стремительного творческого роста. Он хотел писать правдивые картины – не те, которые ждет от него публика.

Но Тео попросил брата подождать, пока его положение несколько упрочится, а это, по всей вероятности, должно было произойти в недалеком будущем. Подобная концепция красоты абсолютно чужда Винсенту. «Я вполне представляю себе, что придет день, когда композиция также будет даваться мне с легкостью», — писал Винсент брату Тео Он весь захвачен сознанием того, что надо спешить. Убежденный в своей правоте человек наконецто уверенно зашагал к светлой и ясной цели. Оставшись без моделей, Винсент начал писать натюрморты. Все сомнения остались позади.

Однако, добавил он, «я нипочем не желал бы избежать этой ошибки. Я не хочу, чтобы они были академически правильны. Перед молодой женщиной стоит блюдо с горячим испускающим пар картофелем вопросительное выражение ее лица говорит о том, что она делит пищу на порции. Это нисколько не поставит под угрозу его самобытность. «Но это трудно осуществить». Винсент оборудовал себе временную мастерскую в чулане прачечной, пристроенной к дому.

Все сомнения остались позади. Абсолютно верно, – подтвердил он. Ведь торф дает свет и тепло крестьянской хижине. Эфемерная и трагическая идиллия.

С какой изощренностью он располагал цвета играя на контрасте и нюансах, варьируя оттенки. Изображение пятерых усталых людей, которые при тусклом свете керосиновой лампы едят свой скудный ужин «теми же руками, которыми они копали землю» исполнено своеобразного величия: хочется назвать эту сцену не ужином, а трапезой. В этот период палитра Ван Гога стала светлой исчезли землистого оттенка краски, появились чистые голубые, золотисто-жёлтые, красные тона, характерный для него динамичный, как бы струящийся мазок («Агостина Сегатори в кафе «Тамбурин»» (1887--1888), «Мост через Сену» (1887), «Папаша Танги» (1887), «Вид на Париж из квартиры Тео на улице Лепик» (1887).

• Пройдите онлайн-тест «Импрессионисты»
• В каждой картине – тайна, судьба, послание
• Человечность искусства Ван Гога
• Словари и энциклопедии на Академике
• Художественно-исторический музей Арт-Рисунок

Это висячая керосиновая лампа. Потрясенный сделанными открытиями, с каждым днем все больше, глубже осознавая их важность, Винсент невольно оглядывался назад на пройденный путь: «Изучение натуры, борьба с реальностью Не стану отрицать — годами я едва ли не тщетно, подчас с печальным итогом, брался за дело именно с этого конца». Винсент уже сам не разбирал, что он пишет. Конечно, его работам присуще множество недостатков, он отнюдь не склонен это отрицать. «Тот, кто хочет совершить что-либо доброе или полезное, не должен рассчитывать на всеобщее одобрение или похвалу, ни даже этого желать, напротив, ему следует ожидать сочувствия и поддержки лишь со стороны редких людей, наделенных благородным сердцем» – эту фразу Ренана, которую Винсент по памяти приводит в письме к Тео, он никогда не забывает. Жертвой своему призванию.

Произошел давно назревавший его разрыв с семьей. Освободив крестьянские сцены от некоторых характерных деталей, создатель Вечерней молитвы (Наверно это дна из самых слабых, хотя и самая знаменитая картина Милле. Он должен бежать от этих унылых степей. Столкнулись лицом к лицу два разных мира.

Обилия его «болезненного» желтого, который спустя какое-то время приобрел «золотой» оттенок, ведь полотна Ван Гога стали на вес золота. Жерико и Гро, пояснил он, научились у греков первым делом выражать массы контура (почти всегда в форме яйца) и выводить все дальнейшее из расположения и соотношения этих овалов). Все это только на пользу. Винсент ощупью продвигался вперед. Столкнулись лицом к лицу два разных мира. Он страдал от своего одиночества, но именно в нем черпал он силу и вдохновение.

1. Видео: Картины Винсента Ван Гога
2. Видео: Мастер-класс в музее Ван Гога Амстердам ( )

Когда он приходил, то обычно ссорился с отцом. Хальс – «колорист из колористов». Теперь Винсент одерживал один успех за другим. Крестьяне относились к нему хорошо и позировали охотно, – разумеется, за плату. Подавленный печалью этого края, он, как никогда, страшился своей участи. Это не античность, а ренессанс – сказал Делакруа. Ван Гог позднее будет подчеркивать, что в искусстве Милле все является одновременно «и искусством и символом», но не откажется от утверждения, согласно которому «следует представлять тривиальную действительность так, чтобы она выражала благородную мысль». Однако на протяжении пяти лет тот был, по существу, его единственным другом и опорой и вскоре Винсент ощутил потребность, как он сам выразился, «поставить точки над i». Он даже сказал ему об этом.

«Моя палитра оттаяла, — констатировал он. — Мои этюды имеют для меня один-единственный смысл, — это своего рода ежедневная гимнастика, помогающая по желанию усиливать или ослаблять тона». Семейные беды еще больше сблизили братьев.

Она никоим образом – точнее, почти никоим образом – не отвлекла Винсента от его исканий. Профессионализм сплошь и рядом обращается в штамп – неужели он этого не уразумел.

Подавленный печалью этого края, он, как никогда, страшился своей участи. За ужином они выпивали по чашке черного кофе и раз в неделю съедали по куску ветчины. «Думаю, что через год при условии, что еще весь этот год буду писать много и без перерыва, я еще больше изменю мою манеру и цвет, который, по всей вероятности, станет еще темнее», – говорил он.

Табак, как он утверждал, действовал на него успокаивающе. Хроническое отравление дигиталисом в ряде случаев может сделать мир для больного желтым, как и в случае с Ван Гогом, который, должно быть, видел желтые круги вокруг звезд – как на знаменитой картине «Звездная ночь» (которую он написал в 1889-м в психиатрической лечебнице) и ряде других полотен. Ван Гога очень волновала эта тема. Эта утрата, по существу, завершила долгий период в жизни Винсента. В письмах к Тео он полностью изложил свою теорию цвета, сформулировал законы рисунка: «Древние шли не от линии, а от объемов, короче, надо браться за эллипсоидальные основы или начинать с массы вместо контуров». Я был бы в отчаянии, – уверяет он, – будь мои фигуры хороши. Но понимает ли Ван Раппард смысл всех его исканий.

Они страдают, радуются, ненавидят. Но куда. До этого еще очень далеко. Картины, которые передавали бы суть вещей в присущих им темных красках. Все то, что Винсент признавал с ворчливым прямодушием, растерянно и наивно, понимая, что такова его участь, отец, мать, братья, сестры, соседи облекали в самые пошлые, обыденные слова. Теперь Винсент одерживал один успех за другим. Он не отличался от них одеждой и образом жизни, но внутренне оставался самим собой.

Пламенный художественный темперамент, мучительный порыв к гармонии, красоте и счастью и, одновременно, страх перед враждебными человеку силами, находят воплощение то в сияющих солнечными красками юга пейзажах («Жёлтый дом» (1888), «Кресло Гогена» (1888), «Жатва. «Есть нечто необыкновенное, – писал он Тео, – в ощущении, что ты должен ринуться в огонь». Вконец измучившись, Винсент оставил чулан и разместил мастерскую в двух комнатах, которые снял у пономаря католической церкви.

Картина не получилась. И он шел вперед гигантскими шагами.

И впредь я буду поступать так же, как поступаю теперь, сталкиваясь с человеком, который имеет обыкновение вместо руки протягивать мне один палец. Винсента корили за то, что он не зарабатывает денег. «Будь у него много таких же прекрасных вещей, как лист, который я недавно обнаружил – Пять возрастов пьяницы или фигура старика под каштаном, о которой я недавно тебе рассказывал, – право, нам всем следовало бы пойти к нему на выучку», – писал он Тео в конце 1882 года. Она никоим образом – точнее, почти никоим образом – не отвлекла Винсента от его исканий.

Винсент возвратился из Амстердама, воодушевленный всем, что увидел нет, он не ошибся, он на верном пути: «Некоторые художники, которых я знаю, но не хочу называть, неустанно бряцают тем, что они зовут техникой на мой взгляд, как раз они обладают слабой техникой». Только вещи бедных разделяют судьбы своих владельцев. Это программное произведение художника, он писал его с огромным увлечением и мыслил как вызов академическому искусству, вызов «чистой публике», любящей приглаженное искусство, вызов тем, кого художник ощущал «по ту сторону баррикады». Смотрите, как хорошо. Мог ли он написать их иначе, не погрешив против жизненной правды, не изменив самому себе.

Когда он приходил, то обычно ссорился с отцом. Все сомнения остались позади. Его особой манеры смешивать краски и передавать реальность. Безуспешно. Старые мастера пользовались подобной штукой. Он даже сказал ему об этом. Но Марго (судя по всему, наделенная крайне хрупкой нервной конституцией) не примирилась с этим отказом.

«Никогда еще не было в моей жизни года, который начинался бы так мрачно», — писал Винсент в начале января. Да что там. Чего он добивался. «Едоки картофеля» — это прощание с родиной исполненное горечи и поэзии. Он довольствуется самой малостью — тем, что абсолютно необходимо для жизни. 1885Холст, масло. Осенью Винсента вновь навестил Ван Раппард.

Он колебался, стараясь совладать с нетерпением, от которого его вдруг начало лихорадить. На рисунках Ван Гога крестьянка, согнувшаяся под мешком с торфом изображается как бы сросшейся с ним. Чего он добивался. Как-то раз Шарль Блан сказал Делакруа, что «великие колористы — это те, кто не передает локального цвета» и Делакруа поспешил развить его мысль.

В то лето 1885 года, когда, работая в поле, среди крестьян, Винсент был занят «прямо или косвенно величайшей из проблем – цветом» инстинкт его был подобен реке ищущей свое русло, путь, по которому в будущем потекут ее воды. Винсент Виллем Ван Гог родился 30 марта 1853 года в деревушке Грот-Зюндерт на юге Нидерландов. Каждая новая неудача только подстегивала его. Но он жестоко ошибался. И словно бы не существует ничего за пределами этого спокойного, замкнутого пространства, — ничего, что могло бы вторгнуться и разрушить его. В этом большом поселке, насчитывавшем около двух тысяч жителей, было совсем немного протестантов, едва ли более сотни, но «славный пастор» снискал всеобщее расположение, как некогда в Зюндерте и Эттене. Впрочем, разве речь идет о продаже картин, о деньгах, о каких-то обидах.

Это «вялая, равнодушная дружба». Его судьба определена иначе. И он шел вперед гигантскими шагами. – к любым лишениям.

Есть еще одно-два яблока другого цвета, которые выигрышно оттеняют весь ансамбль, окрашивая его в розовый. В поисках сюжетов для картин они вместе бродили по окрестностям. Бедность художника (вообще его социальную отчужденность) он считал не столько печальной необходимостью (следствием внешних условий), сколько необходимым долгом. Но в глубине души – да, он не отрицает – все это ему, в общем, довольно безразлично и он готов к тому, что, возможно, не добьется никакого непосредственного результата. Винсента попросту выгнали оттуда. «Показывайте всем мои рисунки, – просил он Ван Раппарда.

«Это стремительность кисти дает такой мощный эффект, – прочитал он в статье о Гейнсборо. — Непосредственность впечатления при этом полностью сохранена и передается зрителю. Особенностью крестьянской психики Ван Гог считал очеловечивание вещей. Подобное заявление, право, способно обескуражить кого угодно.

У него оставался последний шанс. Причинив ему острую боль, она глубоко омрачила его настроение. Снова – в который раз – катастрофа. – Возьмите, к примеру, этот тон (он показал пальцем на серую, грязную мостовую) так вот, если бы Паоло Веронезе сказали: Напишите белокурую красавицу с телом такого тона, он написал бы ее и на его картине женщина и впрямь была бы белокурой красавицей. К возмущению родных, Ван Гог и вернувшись домой, продолжает делать то, что «никому не нужно».

Мгновение, которое проходит, уже ушло от тебя навсегда. Картинами Франса Хальса, в особенности «Ротой капитана Ренье Реаля», он восхищался почти так же, как «Иудейской невестой», хотя и по иным причинам. Де Грооты принялись за свой дымящийся картофель, черный кофе и ветчину. Никогда еще он не был озабочен таким множеством технических вопросов. Благодаря этой покупке было спасено все, что относится к нюэненскому периоду» (точнее, все, что сохранилось от этого периода). Его вращающихся светил, создающих эффект движения. «Но здесь, в Голландии, — признавался Винсент, — нам трудно понять, что такое в действительности импрессионизм».

События тоже следовали одно за другим. В мае, на радость Винсенту, к нему приехал Ван Раппард. Ни в коем случае. Крестьянин дорожит вещью, сделанной собственными руками, все в ней открыто ему, знакомо наизусть- постепенно вещь превращается как бы в одушевленное существо, которое живет, страдает и стареет вместе с хозяином, несет с ним тяготы его труда. Он должен был уехать из Нюэнена жизнь здесь становилась невыносимой.

Прошло время колебаний, сомнений, вопросов. С той и другой стороны были брошены резкие слова. Винсент не поладил также с новым пастором, пришедшим на смену его отцу. Благодаря этой покупке было спасено все, что относится к нюэненскому периоду (точнее, все, что сохранилось от этого периода). Он отчетливо знал это – как в нравственном, так и в эстетическом плане.

Братская привязанность Тео. Я намерен и впредь поступать таким же образом.

(Это была его судьба — во всем повиноваться только личной, внутренней логике). Всегда и за все надо платить. И господствующий колорит у Ван Гога иной: серо-зеленый, с глубокими голубыми тенями. Женщина, воспылавшая к нему нежным чувством, – это было нечто новое для Ван Гога. В первой книге его особенно поразила следующая, весьма характерная история. Судя по всему, он не слишком надеялся на это.

Благодаря ей живопись уподобляется пламени: в страстном, сокрушительном, как атака, порыве должна она схватить нестойкую преходящую красоту вещей и их сокровенный смысл, но, чтобы добиться этого, надо писать «на одном дыхании», научиться стремительности, поставить на службу цвету кисть удивительной подвижности. Инстинкт вел его вперед с поистине волшебной безошибочностью. Художнику они говорили, что он «не должен заводить близкие отношения с людьми не его круга», а своим прихожанам – чтобы они не смели ему позировать. Спать он лег уже утром. Правда, время от времени Винсент отпивал глоток коньяка из фляги, которую всегда брал с собой в свои походы и, не переставая, курил.

Винсент ощупью продвигался вперед, но в каком-то внезапном озарении ему открылось, каких эффектов можно достигать путем сочетания красок. Да что там. Однако, – тут же добавлял он, – не утруждайте себя сверх меры: ничего не форсируйте. Напротив, вплоть до самого последнего времени я ничего другого и не встречал.

«Вот я и говорю, — подчеркивал он в своих письмах, — что, создавая картины, я стараюсь жить, ни о чем другом не задумываясь». Надо заставить обыденное служить выражению прекрасного (Запись на полях рисунка), – говорил Милле. Видит бог, неустанно повторял он, ведь он не злоупотребляет помощью Тео. Ее поместили в утрехтскую клинику. Отныне Винсент будет жить только живописью и для живописи.

Он испытывает таинственное влечение к цвету. Он с готовностью ответил на ее любовь вдвоем они стали строить планы женитьбы. Ван Гог задумал написать за зиму пятьдесят этюдов голов крестьян. Даже изобразил двух женщин, копающих картофель. Можно ли с уверенностью сказать, что это было именно так. А между тем Милле, будь он к тому времени еще жив (Он умер в 1875 году), содрогнулся бы при одном виде картин Винсента, его плотных мазков и резкой, жесткой манеры. Может быть, вернуться в Дренте.

Дрожь нетерпения била Винсента. Подобная концепция красоты абсолютно чужда Винсенту. (Этот колорит — дань Ван Гога собственному будущему, высветленной палитре).

Тогда Жигу спросил, почему он так думает. Он избрал себе образцом Милле. Почему бы и нам не поступать точно так же. » — говорил Винсент. Однако, когда церковная администрация освободила его от должности (Винсент не только читал Библию, от дирекции шахт он требовал улучшения условий для рабочих), она освободила уже сформированного внутренне художника. Он жаждал проповедовать, мечтал нести людям слово Божье, после миссионерской школы он буквально вынудил церковное начальство послать его в нищий шахтерский Боринаж.

Съездив в Утрехт, он беседовал там с врачом клиники. Здесь я только писал и писал без устали, чтобы научиться писать. — принять предначертание судьбы. «Если от картины изображающей крестьян, пахнет салом, дымом, картофелем, отлично. Они, как люди, вовлечены в круг существования. До этого еще очень далеко.

«Старые мастера пользовались подобной штукой. «Абсолютно верно, – подтвердил он. Как говорят врачи, «поначалу убиваешь, затем исцеляешь».

«Здесь я только писал и писал без устали, чтобы научиться писать». В Нюэнене Винсент почти ни с кем не поддерживал отношений. Он давно уже перестал надеяться, что когдалибо вкусит нормальную жизнь. Цвет — это поэзия. Винсент провел в Амстердаме три дня. Он условился с Керссемакерсом, что вдвоем они поедут в Амстердам и посетят тамошний музей. Нет.

Потом он лег на диван. Он не сознавал, сколько прошло времени. Можно ли с уверенностью сказать, что это было именно так. Винсента волнует рабочий класс, он не может равнодушно смотреть, как человек работает, ничего не получая взамен. Табак, как он утверждал, действовал на него успокаивающе.

Искусство, к которому его влечет, — это субъективное искусство экспрессивного толка. Вещи нужно писать не такими, какие они есть, а такими, какими их ощущаешь и притом писать в движении, писать «действие ради действия», как поступали Домье и Делакруа, не боявшиеся «произвольных пропорций» – такой анатомии и структуры, которую осудили бы «академики». История с Марго никак, точнее, почти никак не отразилась на его работе. Винсент торопился уехать. Все в этом мире эфемерно, преходяще и недолговечно.

Вы потом измените свое мнение, – ответил тот. «У Хальса по меньшей мере двадцать семь черных тонов». Он вконец озлобился. Источник света в «Едоках картофеля» предельно прозаичен и подчеркнут. В Боринаж он попал в должности протестантского проповедника.

«Вы потом измените свое мнение», — ответил тот. С восхищением и страхом смотрел художник на Винсента, человека, беззаветно преданного искусству, который питался одним лишь хлебом и сыром (Это не портится в дороге, – шутил Винсент) и, вечно голодный, готовился и впредь жить в нищете. Но Тео попросил брата подождать, пока его положение несколько упрочится, а это, по всей вероятности, должно было произойти в недалеком будущем. Куда он шел. Родственники Марго тут же расстроили эти планы — такой скандал допустить было нельзя. Вечером, взяв с собой этот холст, я отправился в Эйндховен, где живет один мой приятель (Германе), владелец довольно изящной гостиной (серые обои и мебель черная с золотом) и мы повесили там картину. История с Марго никак, точнее, почти никак не отразилась на его работе.

События тоже следовали одно за другим. Он хотел писать эту жизнь, писать с натуры, в широких полях. В декабре 1883 года в небольшой брабантский (Брабант – провинция в Голландии) городок Нюэнен приехал ещё нестарый, но уже изрядно помятый жизнью человек. Другой любопытный факт обнаружили специалисты НАСА – изучая полотна Ван Гога, они пришли к выводу, что океанические течения ведут себя именно так, как изобразил художник в «Звездной ночи».

Всю эту ночь он дописывал полотно у себя в мастерской. Винсент возвратился из Амстердама, воодушевленный всем, что увидел нет, он не ошибся, он на верном пути: «Некоторые художники, которых я знаю, но не хочу называть, неустанно бряцают тем, что они зовут техникой на мой взгляд, как раз они обладают слабой техникой». Можно ли с уверенностью сказать, что это было именно так. Братская привязанность Тео. (Так впервые вошел в его жизнь мотив сознательной нищеты, очень значительный для последующего).

Это не античность, а ренессанс – сказал Делакруа. Но при всем этом мужество мое, а, возможно, также и силы скорей окрепли, нежели ослабели. Эта утрата, по существу, завершила долгий период в жизни Винсента. Осенью Винсента вновь навестил Ван Раппард. Винсент провел в Амстердаме три дня.

«Я не могу принимать в расчет, что думают о моей работе люди я должен идти вперед — вот о чем мне следует думать Если я теперь ничего не стою, то и потом ничего не буду стоить но, если я буду чего-то стоить потом, значит, я и сейчас уже стою чего-то, — упрямо повторял он, — так как пшеница есть пшеница, даже если горожане поначалу принимают ее за траву». Куда он шел. Он не сумел схватить истинный дух деревни. Я уже закончил все головы, весьма тщательно проработав их. Винсент с первых же слов затронул здесь самую суть вопроса. Жажда Жизни: Повесть о Винсенте Ван Гоге/ Пер. Его сумасшествия боялись, а его картины, без сомнения, вызывали интерес.

Завтра утром он покинет Брабант навсегда. Большую часть картин приобрел бредский портной господин Маувен. Но конец всему положила безответная любовь.

Винсент согласен с Тео, сказавшим ему: «Когда горожане пишут крестьян, они у них походят на жителей парижских окраин, даже если все фигуры безупречно выписаны». То и дело вспыхивали ссоры. Художник, стоя у холста, не отгораживается от своих моделей.

Он должен отождествить себя со своими персонажами (крестьянами), растворить себя в них, чтобы усвоить себе их взгляд на мир, привычки, особенности психики. Может быть, на этот раз Винсент и вправду поверил, что пришел конец его одиночеству.

С редкой преданностью ухаживал он за матерью, дневал и ночевал у ее постели. Так, значит, вперед. Таков закон внезапного контраста, который отчасти уже широко использовал Делакруа. Это висячая керосиновая лампа. «Надо радоваться, когда у тебя есть еда и питье, крыша над головой и одежда, короче надо удовлетворяться тем, чем располагают крестьяне».

Возможно, я даже покину свою мастерскую и поселюсь в какой-нибудь хижине, чтобы уже не слышать и не видеть тех, кто именует себя «культурными людьми»». Вдобавок его новая пассия попыталась покончить с собой. Это был серьезный удар. Однако сын его неприятно поразил жителей Нюэнена.

Винсент взглянул на календарь. Так что же, отказаться от мечты, забыть свои волшебные эксперименты в области цвета и рисовать «правильные» картины для обывателей. Вечером, взяв с собой этот холст, я отправился в Эйндховен, где живет один мой приятель, владелец довольно изящной гостиной (серые обои и мебель черная с золотом) и мы повесили там картину.

Он сам, как они, плоть от плоти этой земли. Он вновь с мрачным ожесточением взялся за кисть. Но ты все равно покажи ее ему — он должен видеть, что мы упорно идем к своей цели».

На протяжении всего лета, продолжая свой страстный спор с Ван Раппардом, он повторял в каждом письме: «Что до меня, то мой удел – неприкрытая нищета. Он стушевался и, надо сказать, без особого труда. Винсент стал ходить к Де Гроотам каждый вечер. Повторяю, я вынужден просить Вас об этом.

В этом споре отец Ван Гога был не на стороне сына. Завтра, как и сегодня, она будет его кредо. Так или иначе, есть все основания полагать, что Винсент решил – будь что будет. Винсент отказался от своей доли наследства поскольку в последние годы он был в серьезном разладе с отцом, заявил он, он не станет «ни предъявлять своих прав, ни даже притязать на то, что некогда ему принадлежало». Не поладил он и со священником католической церкви.

Когда он приходил, то обычно ссорился с отцом. Винсент ощупью продвигался вперед.

Винсент ощупью продвигался вперед, но в каком-то внезапном озарении ему открылось, каких эффектов можно достигать путем сочетания красок. – Возьмите, к примеру, этот тон (он показал пальцем на серую, грязную мостовую) так вот, если бы Паоло Веронезе сказали: Напишите белокурую красавицу с телом такого тона, он написал бы ее и на его картине женщина и впрямь была бы белокурой красавицей». Эфемерная и трагическая идиллия.

Как знать – может быть, в Антверпене ему даже удастся продать какие-нибудь из своих работ. И тут его осенило.

«Я вполне представляю себе, что придет день, когда композиция также будет даваться мне с легкостью», – писал Винсент брату Тео Он весь захвачен сознанием того, что надо спешить. В Нюэнене Винсент почти ни с кем не поддерживал отношений. Эта утрата, по существу, завершила долгий период в жизни Винсента.

По фасаду вился плющ. Загадочность Рембрандта, виртуозность Хальса. Страдание свято.

Он принялся набрасывать карандашом обстановку их комнаты. Это одна фигура, один организм. Депрессии, которые были и раньше, стали одолевать его всё чаще. Был уже ноябрь, наступила настоящая зима. По материалам книги: И. Стоун. «Я часто думаю, что крестьяне представляют собой особый мир, во многих отношениях стоящий гораздо выше цивилизованного», — писал Винсент. Однако сын его неприятно поразил жителей Нюэнена.

«Если от картины изображающей крестьян, пахнет салом, дымом, картофелем, отлично. Скоро учение будет завершено – уже теперь он рисовал с удивительной легкостью. Женщина, воспылавшая к нему нежным чувством, — это было нечто новое для Ван Гога. Звали человека Винсент Ван Гог. Среди жителей Нюэнена он был белой вороной.

Ни в коем случае. Потянулись пасмурные месяцы. Винсента захлестнуло безграничное отчаяние.

Мгновение, которое проходит, уже ушло от тебя навсегда. Он писал картофелины, которым силился придать объемность: «иными словами, передать их качество так, чтобы картофелины превратились в массы, обладающие весом и плотностью, которую мы ощутили бы, если бы, скажем, попытались их подбросить», картофелины коричневые и черные, один вид которых навевал глубокую грусть. Вчера я именно так подшутил над почтенным собратом моего отца. Одна лишь работа давала ему отдохновение.

Вчера я именно так подшутил над почтенным собратом моего отца. Винсент не поладил также с новым пастором, пришедшим на смену его отцу. Искусство, к которому его влечет, – это субъективное искусство экспрессивного толка. Судя по всему, он не слишком надеялся на это.

Этого он и сам не знал. Благодаря стараниям Тео в начале 1890 года на выставке в Брюссельском королевском музее современного искусства было представлено несколько работ Винсента и один из критиков дал им высокую оценку. Постоянные упреки, что он не зарабатывает денег, раздражали его, по его выражению, как докучливая шарманка. То же относится к синему и желтому. Несмотря на все мои недостатки, сбить меня с толку не так легко, как некоторые воображают.

Его органически отталкивало все связанное с «высшим обществом», с гостиными, нарядными дамами изысканными манерами, «лакированными ботинками» и так же органически притягивали все атрибуты жизни низших классов, «людей в деревянных башмаках». Винсент продолжал писать – натюрморты, птичьи гнезда, кое-какие пейзажи. Винсент дошел в своей работе до исступления. В тот самый августовский день, когда он приехал в Утрехт, его не оставляли мысли о крупном полотне, над которым работал Ван Раппард и, разыскав дом своего друга, он постучался к нему.

Как знать — может быть, в Антверпене ему даже удастся продать какие-нибудь из своих работ. Однако сын его неприятно поразил жителей Нюэнена. На самом деле имя «Винсент» предназначалось для старшего сына Ван Гогов, но он не прожил долго и потому имя перешло ко второму в семье чаду.

«Я говорю мы, так как деньги, которые ты мне посылаешь – я знаю, они достаются тебе нелегко, – дают тебе право, если только мне удастся создать стоящую картину, считать ее наполовину твоим собственным творением». Германе предполагал разместить в них картины религиозного содержания вроде «Тайной вечери», «по эскизу рисунка, выполненного в современном готическом стиле». Он даже сказал ему об этом. Во взгляде художника горькая трезвость: это просто ужин убогих жителей печальной страны, запивающих плоды, взращенные на родной земле, горьким колониальным кофе. Даже если ему не понравились мои рисунки, все равно покажи ему эту картину. Он преисполнен решимости жить самостоятельно – согласно своим убеждениям. Дает жизнь.

Хальс — «колорист из колористов». Но в глубине души – да, он не отрицает – все это ему, в общем, «довольно безразлично» и он «готов к тому», что, возможно, «не добьется никакого непосредственного результата». Звали человека Винсент Ван Гог. Частые неудачи, необузданный нрав, срывы и постоянные переезды тоже не прошли бесследно.

Вот почему можно говорить о взаимосвязи между цветами. Если Винсент так остро реагировал на нападки Ван Раппарда («Порой мне кажется, – гласит его душераздирающее признание, – что поднимают руку на меня самого, настолько я связан с моим творчеством, настолько мои убеждения – часть меня самого») и если ему не всегда удается – он и это признает – сохранять спокойствие, то потому только, что суждения, высказанные Ван Раппардом, на взгляд Ван Гога, могли исходить лишь «от невыносимо педантичного человека, верного питомца академии», от человека, абсолютно неспособного понять истинный смысл его творчества, направления, которое он избрал. Только в труде его раненая душа забывала о жизненной пытке.

До этого еще очень далеко. Винсент будет писать картины. Брабантский крестьянин никогда не умрет. Он смазал картину яичным белком. используя относительный досуг, которым крестьяне располагают в ненастное время года. В конце концов, если уж Винсенту так приспичило быть художником, пусть рисует и продаёт картины, пусть забудет свои бредни о «настоящем» искусстве. Его сначала поместили в больницу, а после буйного припадка – в палату для умалишенных.

Винсент внимательно изучил два произведения Шарля Блана: «Художники моего времени» и «Грамматика рисовального искусства». Но.

И Винсент снова остался один. Это вялая, равнодушная дружба. Теперь его волновали важные технические проблемы. Однако, добавил он, я нипочем не желал бы избежать этой ошибки. На одном из последних холстов Винсента — натюрморте — изображены в символическом соседстве Библия, раскрытая на 53-й главе книги пророка Исайи и «Радость жизни», роман Золя, вышедший всего год назад. – восклицал он, откликаясь на зов величайшего из мастеров цвета.

Но, разочаровавшись в учебе, бросил занятия и в 1878 году покинул Амстердам. Он даже не показался на глаза родственникам, съехавшимся на похороны в Нюэнен, а когда встал вопрос о наследстве, попросту заявил родным, что его взгляды на жизнь «слишком сильно отличаются от их взглядов, чтобы можно было о чемнибудь договориться». У старых голландских мастеров он усвоил, что рисунок и цвет неотделимы друг от друга. Этот розовый – заглушённый цвет, полученный в результате сочетания красного с зеленым. Но еще больше удивило кожевника то, что он никак не мог забыть холсты и рисунки Ван Гога. Почему бы и нам не поступать точно так же.

И господствующий колорит у Ван Гога иной: серо-зеленый, с глубокими голубыми тенями. «Нужно писать крестьян так, словно ты один из них, чувствуя и мысля, как они». Отныне всякий раз, когда он хочет написать картину, он избирает отправной точкой определенный цвет и тогда, говорит он, «я абсолютно отчетливо вижу, что должно получиться». Нет, скорее всего, нет. Вещи нужно писать не такими, какие они есть, а такими, какими их ощущаешь и притом писать в движении, писать «действие ради действия», как поступали Домье и Делакруа, не боявшиеся «произвольных пропорций» — такой анатомии и структуры, которую осудили бы «академики».

Напротив, вплоть до самого последнего времени я ничего другого и не встречал. Как говорят врачи, поначалу убиваешь, затем исцеляешь. Холст, если так можно выразиться, отстранял художника от его моделей. Коричневое платье девочки, стоящей спиной на первом плане, коричневые руки и лица сотрапезниц в «Едоках картофеля», выразительные блики коричневого до предела насыщены смыслом.

Писал он главным образом ткачей, в той темной гамме, лишь изредка перемежавшейся проблесками света, которая отвечала его душевному настрою. Работы почти никто не покупает, его манеру живописи называют «мазнёй» и «примитивом». «Надо заставить обыденное служить выражению прекрасного», — говорил Милле. «Всю зиму, — победоносно сообщал он Тео, — я не выпускал из рук нить этой ткани, решая, каким будет ее окончательный рисунок и, если теперь эта ткань превратилась в шершавую, грубую материю, нити из которых она соткана, все же подобраны тщательно и согласно определенным правилам Пусть тот, кто предпочитает видеть крестьян, написанных розовой водой, отвернется от моей работы» Посылая Тео свою картину, Винсент просил показать ее Дюран-Рюелю, торговцу, покупавшему работы импрессионистов. Всегда и за все надо платить. – принять предначертание судьбы. Однако на протяжении пяти лет тот был, по существу, его единственным другом и опорой и вскоре Винсент ощутил потребность, как он сам выразился, «поставить точки над i».

Освободив крестьянские сцены от некоторых характерных деталей, создатель «Вечерней молитвы» идеализировал их, подняв на уровень обобщения, классического синтеза. Повинуясь первому побуждению, он вернул Ван Раппарду его письмо «с почтительным приветом». Вы ничего не говорите мне о технике, – писал он ему в своем первом письме. Но понимает ли Ван Раппард смысл всех его исканий.

Но не тут-то было. Осенью Винсента вновь навестил Ван Раппард. «Думаю, что, даже если я захочу и сумею чему-то научиться у других, даже если я позаимствую у них кое-какие технические приемы, все равно я всегда буду смотреть на мир собственными глазами и обладать собственным видением». Этого он и сам не знал. Можно сказать, что в то лето 1884 года Ван Гог открыл для себя живопись. Постоянные упреки, что он не зарабатывает денег, раздражали его, по его выражению, как докучливая шарманка.

Цвет – это поэзия. Хальс осуществил мечту Винсента, «четко заявить свой сюжет сразу, за счет максимального напряжения всех сил ума». Подавленный печалью этого края, он, как никогда, страшился своей участи. Ван Гог проучился год, вернулся домой, пережил безответную любовь к кузине и снова сорвался с места – на этот раз, чтобы уехать в Гаагу, рисовать простых людей и бедные кварталы. В мае Винсент завершил свою картину.

Творчество Милле еще и сегодня серьезно недооценивают. О нем все время ходили сплетни, недобрые толки. Раз ей мешают соединить свою жизнь с любимым человеком, она примет яд.

«Почему ты не продаешь своих картин. » — беспрестанно спрашивали они. Если Винсент так остро реагировал на нападки Ван Раппарда («Порой мне кажется, — гласит его душераздирающее признание, — что поднимают руку на меня самого, настолько я связан с моим творчеством, настолько мои убеждения — часть меня самого») и если ему не всегда удается — он и это признает — сохранять спокойствие, то потому только, что суждения, высказанные Ван Раппардом, на взгляд Ван Гога, могли исходить лишь «от невыносимо педантичного человека, верного питомца академии», от человека, абсолютно неспособного понять истинный смысл его творчества, направления, которое он избрал. Но Марго (судя по всему, наделенная крайне хрупкой нервной конституцией) не примирилась с этим отказом. Скоро учение будет завершено —уже теперь он рисовал с удивительной легкостью. Но то, что у меня получилось, оказалось слишком светлым и явно никуда не годилось. (Это была его судьба — во всем повиноваться только личной, внутренней логике).

Скудость вещи — непременное условие ее одушевленности. Винсента корили за то, что он не зарабатывает денег. – СПб. : Северо-Запад, 1993.

Столкнулись лицом к лицу два разных мира. Как знать – может быть, в Антверпене ему даже удастся продать какие-нибудь из своих работ. Он давно уже перестал. В октябре Винсент целую неделю писал натюрморты в доме Германса используя в качестве моделей «самые красивые вещи» из его коллекции. Природа открылась ему, позволив заглянуть в свою душу.

Он вновь промахнулся. Им овладело чувство гнева и бессилия. Его невольно влекло к Винсенту и он снова поехал в Нюэнен. Техника – не риторика, она должна выражать личность художника.

Он избрал себе образцом Милле. В начале работы на картиной я так его и писал -- например, желтой охрой, красной охрой и белым. Может, это и совпадение, но оно возвращает специалистов к изучению великого безумца. Все эти работы так отрывочны, так фрагментарны. Наперекор традиции Ван Гог лишает трапезу какой-либо священной окраски.

«Я горю желанием видеть картины Рубенса. » — восклицал он, откликаясь на зов величайшего из мастеров цвета. До начала следующего месяца оставалось двенадцать дней. Кругом все черным-черно. И как можно уехать отсюда, пока он не создан. Вот чего он стремился достичь в своей картине «Едоки картофеля», выдержанной в бурых и зеленоватых тонах, которую он неустанно писал и переписывал, преображая изменяя зримую реальность с тем, чтобы полнее передать ее сущность, как он ее видел и в особенности как он ее ощущал.

«Продолжай писать, сделай для начала сто этюдов, а если и этого мало, сделай двести и посмотрим, не отобьет ли у тебя это охоту заняться чем-то на стороне. Германе предполагал разместить в них картины религиозного содержания вроде «Тайной вечери», «по эскизу рисунка, выполненного в современном готическом стиле».

Прошло время колебаний, сомнений, вопросов. Невозможно всегда жить отшельником, «так как подчас чертовски трудно работать в полном отрыве от мира живописи и от художников и совсем не видеть чужих работ». Хотя того несколько смущали размеры картин, как и то, что Германс хотел получить композицию с пятьюшестью фигурами (тогда как Ван Гог предпочитал иметь дело с меньшим числом персонажей), Винсент был в восторге от этой сделки, дававшей ему возможность писать картины без какихлибо затрат и с рвением принялся за работу. Светлые краски. Ее поместили в утрехтскую клинику.

Сам процесс работы над «Едоками картофеля» обернулся своеобразным актом социальной борьбы, хотя это странно звучит по отношению к такому мирному и сосредоточенному делу, как писание картины. Винсент знал, чего он хочет и куда идет. Было ясно, что надо уезжать. Дрожь нетерпения била Винсента. Я сам в этих случаях протягиваю один палец и слегка дотрагиваюсь им до его пальца – это вместо рукопожатия.

Он отчетливо знал это – как в нравственном, так и в эстетическом плане. Начало лета застало Винсента в процессе стремительного творческого роста. Но мог ли Винсент написать брабантских крестьян веселыми красками. «Нужно писать крестьян так, словно ты один из них, чувствуя и мысля, как они».

Ван Гог изучал разные художественные направления и стили в престижной частной студии, перенял изобразительную манеру импрессионистов – покрывать холст пятнами краски – и познакомился (благодаря брату) с Писсарро, Дега, Гогеном. Причинив ему острую боль, она глубоко омрачила его настроение. «Как-никак мы пришли в этот мир не для того, чтобы наслаждаться жизнью и не обязательно нам жить лучше других». Он отчетливо знал это — как в нравственном, так и в эстетическом плане. Разве они не наглядное олицетворение, глубоко поэтический символ семейного очага.

Sorrow is better than joy. Лев Толстой говорил там, что между классами современного общества – зияющая пропасть жизнь господская, с науками искусствами, «влюбленьями», как бы вовсе не существует для крестьян, а господам жизнь крестьян, с ее трудами и со всеми ее интересами, представляется удручающе однообразной и темной. Вещи живут у него своей жизнью, не менее напряженной, чем человеческая. Никогда еще он не был озабочен таким множеством технических вопросов. Все черным-черно вокруг него и в душе тоже.

Этот возглас словно вырвался из самого сердца Винсента. Кругом все черным-черно. «Я не могу принимать в расчет, что думают о моей работе люди я должен идти вперед – вот о чем мне следует думать Если я теперь ничего не стою, то и потом ничего не буду стоить но, если я буду чегото стоить потом, значит, я и сейчас уже стою чегото, – упрямо повторял он, – так как пшеница есть пшеница, даже если горожане поначалу принимают ее за траву». Он должен жить среди декорации своих сюжетов. «Здесь я только писал и писал без устали, чтобы научиться писать».

Но еще больше удивило кожевника то, что он никак не мог забыть холсты и рисунки Ван Гога. К тому же он признавал только индивидуальную технику. Эти цвета — оранжевый и синий, зеленый и красный, лиловый и желтый — являются по отношению друг к другу дополнительными. «Хочу верить, — вскоре после этого писал Винсент, — что с каждым днем мои этюды все больше будут радовать тебя Теперь я совсем не могу терять время», — писал он, окончательно порвав с родными, готовый отныне во всем подчиняться Тео, на которого полностью переложил заботу о своем материальном обеспечении, готовый — какая важность. Смотрите, как хорошо. » Это было одним из его любимых выражений.

Он как бы разучивал гаммы. Новые, совсем новые идеи приходили ему на ум и все громче звучал голос инстинкта, могучий голос инстинкта, который ни разу еще его не обманывал. Я говорил с врачом, чтобы получить у него совет: что я должен и чего не должен делать в интересах здоровья и будущего больной что лучше – по-прежнему сохранять с ней дружеские отношения или же стушеваться. Нюэнен, весь в мрачных тонах, дышащий печалью и потому неспособный вызвать у него новый подъем творческих сил Нюэнен, от которого за эти два года упорного, неутомимого труда он взял все, что можно было взять. Нет.

Куда он шел. Винсента угнетал Нюэнен, где теперь работать ему было невмоготу. А с открытием портов в Японии и началом «японского бума» Ван Гог стал создавать этюды по мотивам японских эстампов. Светлые краски.

Теперь же он понял, что эта достоверность – фикция, так как в каждой картине цвета воздействуют друг на друга и потому в работе надо учитывать игру красок. Да и какой отец на месте пастора вел бы себя по-иному. Гейнсборо располагал к тому же безошибочным приемом, обеспечивающим цельность его композиций. Другие работы Ван Гога по воле Иоханны были переданы в Амстердамский национальный музей, ее сын оставил за собой право собственника. Он вновь с мрачным ожесточением взялся за кисть. Как-то раз Шарль Блан сказал Делакруа, что «великие колористы – это те, кто не передает локального цвета» и Делакруа поспешил развить его мысль. Семья эта состояла из матери, отца, сына и двух дочерей все они работали в поле.

«Думаю, что, даже если я захочу и сумею чему-то научиться у других, даже если я позаимствую у них кое-какие технические приемы, все равно я всегда буду смотреть на мир собственными глазами и обладать собственным видением». В мае, на радость Винсенту, к нему приехал Ван Раппард. На душе у него был полнейший покой и умиротворение. Вдвоем они много работали. Таким образом, все полотно звучит как бы в басовом регистре.

Дом стоял в саду, среди деревьев. И какая чудесная стремительность. «Вы ничего не говорите мне о технике, – писал он ему в своем первом письме – Снова повторяю Вам: сопоставьте привычное значение, которое все чаще придают этому слову, с его истинным значением Я попросту утверждаю одно: правильно выписать фигуру однообразными и заученными мазками в соответствии с академическими рецептами – это не отвечает настоятельным требованиям эпохи в сфере изобразительного искусства». Откуда ему знать, что его сын — Ван Гог.

Тео убеждает Винсента расстаться с ней. Винсент согласен с Тео, сказавшим ему: «Когда горожане пишут крестьян, они у них походят на жителей парижских окраин, даже если все фигуры безупречно выписаны».

Он должен бежать от этих унылых степей. Кругом все чернымчерно.

Светлые краски. Он завидует Гаварни, который «выпекал до шести рисунков в день» и с восхищением цитирует слова Уистлера: «Да, я сделал это за два часа, но я трудился много лет, чтобы научиться делать это за два часа». Винсент натянул холст и работал, пока хозяевам не пришло время ложиться.

Милле и тут указал ему путь, тот самый Милле, который говорил: «Коль скоро я хожу в деревянных башмаках, я все вынесу». И очень важно, каково это «другое». «Будь у него много таких же прекрасных вещей, как лист, который я недавно обнаружил — Пять возрастов пьяницы или фигура старика под каштаном, о которой я недавно тебе рассказывал, — право, нам всем следовало бы пойти к нему на выучку», — писал он Тео в конце 1882 года. Винсента захлестнуло безграничное отчаяние.

Она носила широкий белый чепец и черную кофту с белым воротником. Очеловечивание вещей он поставил во главу угла в своей работе. Винсента презирали и третировали, как никогда раньше.

Мы слышим стон, вырвавшийся из самых глубин души Винсента, безрассудный трагический укор: «Да, деньги ты можешь мне дать, но ты не дашь мне жену, ребенка, работу». Винсент неизменно старался убедить в этом брата и самого себя. Он уезжает из дома, «в мир», доказывать свою правоту. Ему удалось запечатлеть всю беспросветность каждого их дня. Здесь он будет лишь топтаться на месте и вянуть. Материальные трудности, лишения, нищета – все это лишь выкуп, который надо уплатить за право числиться среди избранных рода человеческого.

Хотя того несколько смущали размеры картин, как и то, что Германс хотел получить композицию с пятью-шестью фигурами (тогда как Ван Гог предпочитал иметь дело с меньшим числом персонажей), Винсент был в восторге от этой сделки, дававшей ему возможность писать картины без каких-либо затрат и с рвением принялся за работу.

Я решил выбрать второе и притом с таким восторгом, словно возвращаюсь из изгнания. Объясняли, что деньги, которые присылает ему Тео, всего лишь временная помощь, «милость, оказываемая пачкуну». Он страдал от своего одиночества, но именно в нем черпал он силу и вдохновение.

Хальс – колорист из колористов. Повторяю, я вынужден просить Вас об этом. Не лучше ли ему устроиться в каком-нибудь другом месте. К тому времени он уже постиг многие тайны мастерства и убежденно провозглашал свое кредо. Ван Раппард писал прядильщиц, этюды женских голов, Винсент – «аллею тополей с желтыми осенними листьями, где солнце кладет на землю среди опавшей листвы ослепительные пятна, чередующиеся с тенью, отбрасываемой стволами деревьев». Мы слышим стон, вырвавшийся из самых глубин души Винсента, безрассудный трагический укор: «Да, деньги ты можешь мне дать, но ты не дашь мне жену, ребенка, работу».

Большую часть картин приобрел бредский портной господин Маувен. В 1869 году он поступает на службу в гаагский филиал крупной художественно-торговой фирмы GoupilCie и за короткое время овладевает профессией продавца. Я решил выбрать второе и притом с таким восторгом, словно возвращаюсь из изгнания». На сей предмет он заручился адресами шести торговцев картинами. Неизменно угрюмый, он лишь ненадолго заходил в пасторский дом.

Скудость вещи — непременное условие ее одушевленности. Там было пусто.

Он жил лишь за счет нервной энергии. Впрочем, разве речь идет о продаже картин, о деньгах, о каких-то обидах. Очеловечивание вещей он поставил во главу угла в своей работе. Что было делать.

Он избрал себе образцом Милле. Винсент стал старшим сыном и братом, у него было два брата и три сестры. «Почему ты не продаешь своих картин. » – беспрестанно спрашивали они. Было другое, что мешало ему остаться навсегда среди крестьян. Они страдают, радуются, ненавидят. То же относится к синему и желтому.

Здесь кончается «ранний Ван Гог». Ему ставили диагноз «шизофрения», а чрезмерное увлечение зеленой, красной и белой красками, по мнению врачей, указывало на цветовую слепоту художника, тогда как он считал свою манеру изображения революционной и не доступной для понимания современников. Он сидел в хижине Де Гроотов и ждал, когда они вернутся с поля.

Можно возразить: тысячи художников писали, например, «Благовещение» и «Тайную вечерю», а различает их то, как они писали тысячи писали натюрморты с яблоками, но каждый писал яблоко по-своему. Он испытывает таинственное влечение к цвету. В этом мире все случайно, неповторимо и невозвратимо. Sorrow is better than joy.

Он качал головой: «Эти болваны из Нюэнена, видя, как я брожу по вересковой пустоши, говорят, что я спятил, но меня это не трогает». В этом большом поселке, насчитывавшем около двух тысяч жителей, было совсем немного протестантов, едва ли более сотни, но славный пастор снискал всеобщее расположение, как некогда в Зюндерте и Эттене. Нет. Он сам, как они, плоть от плоти этой земли. Но куда. Все в этом мире эфемерно, преходяще и недолговечно. И все же инстинктивно стремясь к той же цели, он шел к ней вслепую.

Вот почему можно говорить о взаимосвязи между цветами. Разве может их дочь выйти замуж за этого «пачкуна», за неудачника оборванца. Долина Ла-Кро» (1888), то в зловещих, напоминающих ночной кошмар образах («Ночное кафе» (1888) динамика цвета и мазка наполняет одухотворённой жизнью и движением не только природу и населяющих её людей («Красные виноградники в Арле» (1888), но и неодушевлённые предметы («Спальня Ван Гога в Арле» (1888). По фасаду вился плющ.

Она была свидетельством трагической смерти художника. В первой книге его особенно поразила следующая, весьма характерная история. «Тот, кто хочет совершить что-либо доброе или полезное, не должен рассчитывать на всеобщее одобрение или похвалу, ни даже этого желать, напротив, ему следует ожидать сочувствия и поддержки лишь со стороны редких людей, наделенных благородным сердцем» — эту фразу Ренана, которую Винсент по памяти приводит в письме к Тео, он никогда не забывает. Все чернымчерно вокруг него и в душе тоже.

Винсент будет писать картины. События тоже следовали одно за другим. Вчера я именно так подшутил над почтенным собратом моего отца. «У Хальса по меньшей мере двадцать семь черных тонов».

Наблюдая, он понял для себя одну важную вещь: рисуя человеческое тело, главное – передать движение, тем самым вдохнув в картину жизнь. Вот чего он стремился достичь в своей картине «Едоки картофеля», выдержанной в бурых и зеленоватых тонах, которую он неустанно писал и переписывал, преображая изменяя зримую реальность с тем, чтобы полнее передать ее сущность, как он ее видел и в особенности как он ее ощущал. Холст, если так можно выразиться, отстранял художника от его моделей. Хотя того несколько смущали размеры картин, как и то, что Германе хотел получить композицию с пятью-шестью фигурами (тогда как Ван Гог предпочитал иметь дело с меньшим числом персонажей), Винсент был в восторге от этой сделки, дававшей ему возможность писать картины без каких-либо затрат и с рвением принялся за работу.

«Вы потом измените свое мнение», – ответил тот. В этом споре отец Ван Гога был не на стороне сына. Видит бог, неустанно повторял он, ведь он не злоупотребляет помощью Тео.

Семейные беды еще больше сблизили братьев. У родителей нет больше с сыном общего языка. В изображение крестьян он не вносил умиленной идеализации, свойственной кающимся дворянам или ходокам в народ, – он отдавал себе отчет в загрубелости своих персонажей, день-деньской копающихся в земле» знал, что в крестьянине «много от зверя» (его собственные слова) Но это его не отпугивало. О нем все время ходили сплетни, недобрые толки.

Если хочешь добиться яркого сочетания цветов, то вторичный цвет должен соседствовать с тем первичным, который не участвовал в породившем его смешении. «Вот я и говорю, – подчеркивал он в своих письмах, – что, создавая картины, я стараюсь жить, ни о чем другом не задумываясь». Лбы были покатые, головы маленькие, с острыми макушками. Да что там. В качестве сюжетов для своих картин он – под влиянием Милле – избрал сцены пахоты, сева, жатвы, посадки картофеля изобразил пастуха со своим стадом и сборщиков хвороста.

«Надо заставить обыденное служить выражению прекрасного» Запись на полях рисунка., - говорил Милле. Наконец-то картина смогла вместить нечто большее – то, что художник искал в этих краях. Вечером, взяв с собой этот холст, я отправился в Эйндховен, где живет один мой приятель Германс., владелец довольно изящной гостиной (серые обои и мебель черная с золотом) и мы повесили там картину. «Я говорил с врачом, чтобы получить у него совет: что я должен и чего не должен делать в интересах здоровья и будущего больной что лучше — по-прежнему сохранять с ней дружеские отношения или же стушеваться». Это одна фигура, один организм. — к любым лишениям.

Вслед за этим Винсент решил написать за зиму пятьдесят крестьянских голов (Некоторые из этих холстов в настоящее время находятся в музеях Парижа, Брюсселя и Лондона (Крестьянка в зеленой шали) используя относительный досуг, которым крестьяне располагают в ненастное время года. «Я был бы в отчаянии, — уверяет он, — будь мои фигуры хороши Я не хочу, чтобы они были академически правильны Если сфотографировать человека, который копает землю, то на снимке он не будет копать».

С тех пор Винсент часто виделся с Керссемакерсом. Чего он добивался. «Больше всего я хочу научиться допускать такие неточности и погрешности против правил, такие видоизменения и искажения действительности, чтобы в результате получилась — да, если хотите, — ложь, но более правдивая, чем любая буквальная правда». На протяжении всего лета, продолжая свой страстный спор с Ван Раппардом, он повторял в каждом письме: Что до меня, то мой удел – неприкрытая нищета.

Многочисленные гости, приходившие навестить больную, неумолчно расточали ему хвалу. Винсент хотел, чтобы зрителям казалось, будто крестьянин на его картине «написан землей, которую он засевает». Профессионализм сплошь и рядом обращается в штамп – неужели он этого не уразумел. Повторяю, я вынужден просить Вас об этом.

Куда важнее другое – обвинения Ван Раппарда по части искусства живописи. Откуда ему знать, что его сын – Ван Гог. Природа открылась ему, позволив заглянуть в свою душу. Он одобрительно отнесся к работам друга – картинам и рисункам, – и это ненадолго согрело душу Винсента. Винсент вспоминал слова Херкомера, которые тот произнес, открывая свою школу живописи: «Мне важно выпестовать индивидуальные таланты, а не воспитать последователей доктрины Херкомера». К тому времени он уже постиг многие тайны мастерства и убежденно провозглашал свое кредо.

Сразу же после приезда в Нюэнен Винсент понял, как непоправим его разлад с родными. Да и какой отец на месте пастора вел бы себя по-иному. Все черным-черно вокруг него и в душе тоже. Винсент хотел, чтобы зрителям казалось, будто крестьянин на его картине «написан землей, которую он засевает». Несмотря на все мои недостатки, сбить меня с толку не так легко, как некоторые воображают.

Так или иначе, есть все основания полагать, что Винсент решил — будь что будет. Подобное заявление, право, способно обескуражить кого угодно. Если Винсент так остро реагировал на нападки Ван Раппарда (Порой мне кажется, – гласит его душераздирающее признание, – что поднимают руку на меня самого, настолько я связан с моим творчеством, настолько мои убеждения – часть меня самого) и если ему не всегда удается – он и это признает – сохранять спокойствие, то потому только, что суждения, высказанные Ван Раппардом, на взгляд Ван Гога, могли исходить лишь от невыносимо педантичного человека, верного питомца академии, от человека, абсолютно неспособного понять истинный смысл его творчества, направления, которое он избрал. Табак, как он утверждал, действовал на него успокаивающе. Sorrow is better than joy.

Винсент возобновил работу над «Едоками картофеля» и одновременно начал новую серию крестьянских портретов, отличающихся еще большей характерностью, чем прежние. (Этот колорит — дань Ван Гога собственному будущему, высветленной палитре). Он с готовностью ответил на ее любовь вдвоем они стали строить планы женитьбы. Винсент неизменно старался убедить в этом брата и самого себя. Слабый дрожащий свет лампы в равной степени освещает лица персонажей: на каждом из них лежит печать трудной, полной забот жизни, но все они проникнуты единым чувством благодарности за прожитый день, за эту пищу, за то, что все они сегодня, как и вчера, собрались за общим столом.

Винсент внимательно изучил два произведения Шарля Блана: «Художники моего времени» и «Грамматика рисовального искусства». Винсент привык встречать повсюду непонимание: он настолько привык «выслушивать брань, что она больше не производит впечатления» и никаким новым наветам уже не поколебать его веры. Художник должен быть художником и ничем больше».

«Я часто думаю, что крестьяне представляют собой особый мир, во многих отношениях стоящий гораздо выше цивилизованного», — писал Винсент. Произошел давно назревавший его разрыв с семьей. Цвет – это поэзия. Это было одним из его любимых выражений. В пасторском доме, где ему все же был оказан ласковый прием, его совсем перестали понимать.

Керссе-макерсу он дал множество полезных советов. Начало лета застало Винсента в процессе стремительного творческого роста. С тех пор Винсент часто виделся с Керссемакерсом. В траурных церемониях, последовавших за кончиной отца, Винсент не принимал почти никакого участия. «Но это трудно осуществить».

Родственники Марго тут же расстроили эти планы – такой скандал допустить было нельзя. Н. Банникова. Женщина, воспылавшая к нему нежным чувством, – это было нечто новое для Ван Гога.

Отныне Винсент будет жить только живописью и для живописи. Он довольствуется самой малостью – тем, что абсолютно необходимо для жизни. Брата Тео, приехавшего на похороны, Винсент настойчиво убеждал взять его с собой в Париж. Он преисполнен решимости жить самостоятельно — согласно своим убеждениям. Но Что поделаешь. » В своем исступлении Винсент накинулся даже на брата. Трудно вообразить более трагический контраст. Сходя с поезда в Хелмонде, куда она ездила за покупками, мать упала, сломав правое бедро.

Все в этом мире эфемерно, преходяще и недолговечно. Его отец был протестанским пастором, а мать – дочерью переплетчика и продавца книг. На одном из последних холстов Винсента – натюрморте – изображены в символическом соседстве Библия, раскрытая на 53й главе книги пророка Исайи и «Радость жизни», роман Золя, вышедший всего год назад. Здесь хранится большая часть работ художника.

Почему ты не продаешь своих картин. На этот раз его впечатление было более благоприятным, хотя по невежеству он по-прежнему полагал, что Винсент совсем не умеет рисовать. Он вконец озлобился. «Старые мастера пользовались подобной штукой. «Есть нечто необыкновенное, — писал он Тео, — в ощущении, что ты должен ринуться в огонь». Коричневое платье девочки, стоящей спиной на первом плане, коричневые руки и лица сотрапезниц в «Едоках картофеля», выразительные блики коричневого до предела насыщены смыслом. Ван Гог снова обратился к живописи и его брат Тео (единственный, кто поддерживал Винсента на протяжении всей его нелегкой жизни) помог ему уехать в Брюссель и попробовать себя в роли слушателя Королевской академии изящных искусств.

Тео показал одному парижскому торговцу картинами, по фамилии Портье, несколько этюдов брата и Винсент поспешил «за один день, на память» изготовить для Портье литографию с картины «Едоки картофеля» в ее тогдашнем варианте. Наперекор традиции Ван Гог лишает трапезу какой-либо священной окраски. Он посмотрел на свой труд и почувствовал запах дымка, ветчины и мягкого картофельного пара.

Она никоим образом — точнее, почти никоим образом — не отвлекла Винсента от его исканий. Он почти не выходил из музея, без устали разглядывая картины великих мастеров. Раз ей мешают соединить свою жизнь с любимым человеком, она примет яд. Художник, стоя у холста, не отгораживается от своих моделей.

Винсент провел в Амстердаме три дня. Ван Гог не сомневался, что, даже и темная, она все-таки здоровее и достойнее господской.

«Я говорил с врачом, чтобы получить у него совет: что я должен и чего не должен делать в интересах здоровья и будущего больной что лучше – попрежнему сохранять с ней дружеские отношения или же стушеваться». Сразу же после приезда в Нюэнен Винсент понял, как непоправим его разлад с родными. Винсент сердился, мечтал как можно скорее убраться отсюда.

Таков закон внезапного контраста, который отчасти уже широко использовал Делакруа. Винсент с первых же слов затронул здесь самую суть вопроса. Винсента презирали и третировали, как никогда раньше. Освободив крестьянские сцены от некоторых характерных деталей, создатель «Вечерней молитвы» Наверно, это одна из самых слабых, хотя и самая знаменитая картина Милле. Как ни старался Тео воздействовать лаской и убеждением на Винсента и на родителей, отныне уже ничем не сблизишь этих людей, замкнувшихся в своем мире, недоступном для другой стороны, недовольных тем, что не встречают сочувствия, хотя и сами не способны его проявлять. Неужели его отец прав.

Роль человека в его творчестве становилась всё меньше и чаще служила стаффажем (то есть человеческая фигура использовалась лишь для того, чтобы внести немного жизни). Винсент ощупью продвигался вперед. Его невольно влекло к Винсенту и он снова поехал в Нюэнен.

Но куда. Произошел давно назревавший его разрыв с семьей. В этом мире все случайно, неповторимо и невозвратимо. Неизменно угрюмый, он лишь ненадолго заходил в пасторский дом. Убежденный в своей правоте человек наконец-то уверенно зашагал к светлой и ясной цели. Они, как люди, вовлечены в круг существования.

Скудный крестьянский скарб всегда под руками, он или создан крестьянином или служит ему. Мольберт был установлен в нужном месте, краски смешаны, холст натянут на подрамник. Никогда еще он не был озабочен таким множеством технических вопросов. Жерико и Гро, пояснил он, научились у греков первым делом выражать массы контура (почти всегда в форме яйца) и выводить все дальнейшее из расположения и соотношения этих овалов». Винсент оборудовал себе временную мастерскую в чулане прачечной, пристроенной к дому. В Нюэнене Винсент почти ни с кем не поддерживал отношений.

Но мог ли Винсент написать брабантских крестьян веселыми красками. Винсент стал мастером своего дела. Его часто называют «сумасшедшим художником», приводят в подтверждение спутанные и навязчивые мысли, галлюцинации и припадки безумия, преследовавшие его всю жизнь. — представить его как нечто абсолютно естественное. Его невольно влекло к Винсенту и он снова поехал в Нюэнен.

Он вконец озлобился. Раз ей мешают соединить свою жизнь с любимым человеком, она примет яд. Незачем даже вспоминать об этом «благонравном бессилии». Для чего же теперь оставаться в Нюэнене.

Может быть, на этот раз Винсент и вправду поверил, что пришел конец его одиночеству. Пусть даже он найдет ее плохой. Пусть даже он найдет ее плохой. Винсента корили за то, что он не зарабатывает денег. «Никогда еще не было в моей жизни года, который начинался бы так мрачно», – писал Винсент в начале января. Неточности, а подчас и огрехи. Так, например, о корзине с яблоками: Сказать тебе, как я написал этот этюд, совсем нетрудно: зеленый и красный – дополнительные цвета.

История с Марго никак, точнее, почти никак не отразилась на его работе. Отсюда вывод: «Львы — не обезьяны, они не подражают друг другу». Здесь никак нельзя прибегать к привычным приемам.

Он работал, пока они не засыпали, сидя за столом. Винсент жаловался: «Предоставляю вам судить, как приятна повседневная жизнь, когда сталкиваешься с такими вещами». Несомненно почерневшая от времени, эта картина производит в оригинале сильнейшее впечатление и сейчас, – не последнюю роль тут играет ее сумрачный, глубокий, как звучание органа, материально осязаемый цвет. Своим величайшим учителем, «самым современным из художников», он по-прежнему считал Милле: «Милле – это отец Милле иными словами советник и наставник молодых художников во всех областях». Есть в картине и другой контраст – фона с передним планом: первый – нейтрального цвета, полученный от добавления оранжевого к синему, другой – того же нейтрального цвета, слегка видоизмененного добавлением небольшого количества желтого. «Все это надо прочно освоить. » – говорил Винсент.

Наверно, Ван Раппард немало удивился, найдя Винсента еще более мрачным, чем когда бы то ни было раньше. В поисках сюжетов для картин они вместе бродили по окрестностям. Сразу же после приезда в Нюэнен Винсент понял, как непоправим его разлад с родными. Можно сказать, что в то лето 1884 года Ван Гог открыл для себя живопись. Незачем даже вспоминать об этом «благонравном бессилии».

Винсент прошелся по мастерской, оглядывая свои работы. «Едоки картофеля» стала первой крупной картиной, написанной в так называемый «нюэненский» период (по нидерландскому селению Нюэнен, где проживали родители художника). Он преисполнен решимости жить самостоятельно – согласно своим убеждениям.

Мысль его ежеминутно возвращалась к ним. идеализировал их, подняв на уровень обобщения, классического синтеза. Винсент знал, чего он хочет и куда идет. Вдвоем они много работали. Только в труде его раненая душа забывала о жизненной пытке. Да и какой отец на месте пастора вел бы себя по-иному. «Я горю желанием видеть картины Рубенса. » – восклицал он, откликаясь на зов величайшего из мастеров цвета.

Винсент возобновил работу над «Едоками картофеля» и одновременно начал новую серию крестьянских портретов, отличающихся еще большей характерностью, чем прежние. На моем холсте были табачные тона, нежно-зеленый и белый (серый), даже чистый белый – такой, каким выдавливаешь его из тюбика. Винсента угнетал Нюэнен, где теперь работать ему было невмоготу.

Двенадцать дней лихорадочных волнений остались позади. Винсент будет писать картины. Отсюда вывод: «Львы – не обезьяны, они не подражают друг другу». Рисунки Ван Гога боринажского периода почти все потеряны.

У родителей нет больше с сыном общего языка. В поисках сюжетов для картин они вместе бродили по окрестностям. И она выполнила свое намерение, не сумев, однако, себя убить. – Непосредственность впечатления при этом полностью сохранена и передается зрителю.

Он почти не выходил из музея, без устали разглядывая картины великих мастеров. Он же запальчиво возражал: «Я был бы в отчаянии, если бы мои фигуры были правильными я нахожу великолепными фигуры Микеланджело, хотя ноги у них, несомненно, чересчур длинны, а бедра и зад чересчур широки Милле и Лермит являются для меня подлинными художниками по той причине, что они пишут вещи не такими, как они выглядят, если сухо и аналитически копировать их, а так, как они, Милле, Лермит, Микеланджело, чувствуют их».

Грубым формам сопутствуют мрачные тона: глинистый коричневый, грязноватая охра, оливковый зеленый, берлинская лазурь, почти переходящая в черный «Цвета черного мыла» – по меткому замечанию Юлиуса МайерГрефе. Прошло время колебаний, сомнений, вопросов. Конечно, его работам присуще множество недостатков, он отнюдь не склонен это отрицать. с англ. Он даже не показался на глаза родственникам, съехавшимся на похороны в Нюэнен, а когда встал вопрос о наследстве, попросту заявил родным, что его взгляды на жизнь «слишком сильно отличаются от их взглядов, чтобы можно было о чем-нибудь договориться». Почему бы и нам не поступать точно так же. » – говорил Винсент. «Так, значит, вперед.

Ведь торф дает свет и тепло крестьянской хижине. Что поделаешь. Дает жизнь.

Я намерен и впредь поступать таким же образом. ". И она выполнила свое намерение, не сумев, однако, себя убить. Он снял со стены и убрал со стола все свои этюды и рисунки и положил их в большой ящик.

Это «вялая, равнодушная дружба». «Больше всего я хочу научиться допускать такие неточности и погрешности против правил, такие видоизменения и искажения действительности, чтобы в результате получилась – да, если хотите, – ложь, но более правдивая, чем любая буквальная правда». Не поладил он и со священником католической церкви. Он отождествляет себя с ними.

Он колебался, стараясь совладать с нетерпением, от которого его вдруг начало лихорадить. Инстинкт вел его вперед с поистине волшебной безошибочностью. – говорил Винсент. «Едоки картофеля» — это прощание с родиной исполненное горечи и поэзии. И какая чудесная стремительность. «Я не намерен изгонять из своей жизни страдание, — говорил тот же Милле, — так как подчас именно оно дарует художникам силу».

Рисунки Ван Гога боринажского периода почти все потеряны. Они жили в хижине, где была всего одна комната с нишами для постелей. Но делать ему на ней больше нечего. Винсент стал мастером своего дела. – принять предначертание судьбы. – говорил Винсент.

Страдание свято. «Спорить с ними бесполезно», — писал он Тео, вынужденному выслушивать жалобы обеих сторон, так как родители также сетовали: «Винсент с каждым днем становится нам все более чужим. В своем исступлении Винсент накинулся даже на брата. С той и другой стороны были брошены резкие слова. У родителей нет больше с сыном общего языка. В письмах к Тео он полностью изложил свою теорию цвета, сформулировал законы рисунка: «Древние шли не от линии, а от объемов, короче, надо браться за эллипсоидальные основы или начинать с массы вместо контуров» Винсент писал Ван Раппарду: «Художник Жигу принес Делакруа бронзовую античную статуэтку и спросил, как он полагает, подлинная эта вещь или нет.

В декабре 1883 года в небольшой брабантский (Брабант — провинция в Голландии) городок Нюэнен приехал ещё нестарый, но уже изрядно помятый жизнью человек. Для чего же теперь оставаться в Нюэнене.

(Так впервые вошел в его жизнь мотив сознательной нищеты, очень значительный для последующего). Винсент вспоминал слова Херкомера, которые тот произнес, открывая свою школу живописи: «Мне важно выпестовать индивидуальные таланты, а не воспитать последователей доктрины Херкомера». Он уловил то непреходящее, что живет в преходящем. Однако в разгаре этих творческих исканий Винсента настигла драма, невольным героем которой он оказался. Показывайте всем мои рисунки, – просил он Ван Раппар-да. Так или иначе, отцу стало невмоготу разговаривать с сыном.

Незачем даже вспоминать об этом благонравном бессилии. Потрясенный сделанными открытиями, с каждым днем все больше, глубже осознавая их важность, Винсент невольно оглядывался назад на пройденный путь: «Изучение натуры, борьба с реальностью Не стану отрицать – годами я едва ли не тщетно, подчас с печальным итогом, брался за дело именно с этого конца». Винсента захлестнуло безграничное отчаяние.

Жители поселка смеялись при одном появлении «пачкуна», этого неудачника, который без зазрения совести жил на средства своих родных. В доме воцарилась гнетущая атмосфера, натянутость отношений усугублялась еще и религиозными разногласиями. Потянулись пасмурные месяцы. Керссемакерсу он дал множество полезных советов.

Подобное заявление, право, способно обескуражить кого угодно. Думаю, что через год при условии, что еще весь этот год буду писать много и без перерыва, я еще больше изменю мою манеру и цвет, который, по всей вероятности, станет еще темнее, – говорил он. До последнего времени Винсент стремился постичь секреты техники, теперь же он поставил перед собой более сложную задачу: «Наше творчество должно быть настолько изощренным, чтобы казаться наивным, — от него не должно разить талантом». Керссемакерс много раз был свидетелем того, как он совершенствовал свое мастерство, неделями напролет рисовал руки, ноги, деревянные башмаки Он как бы разучивал гаммы. Ван Гог взял свои краски, холсты, мольберт, кисти и пошел к хижине де Гротов.

Где же его брабантский Анжелюс. Личность художника жаждет раздвинуть свои границы через нечто «другое», находящееся вне его «я», но ему созвучное. Он встал, сорвал полотно с подрамника, отбросил его в угол и натянул новый холст.

Винсент знал, чего он хочет и куда идет. Искусство, к которому его влечет, – это субъективное искусство экспрессивного толка. Человечность искусства Ван Гога коренилась глубже. Затем, скопировав полотна, он вернет их Винсенту. Теперь живопись открылась Винсенту во всем великолепии. И впредь я буду поступать так же, как поступаю теперь, сталкиваясь с человеком, который имеет обыкновение вместо руки протягивать мне один палец.

Он встал с дивана, сорвал полотно с подрамника, швырнул его в угол и натянул новый холст. Так или иначе, есть все основания полагать, что Винсент решил – будь что будет. Он создал свой Анжелюс. Он сделал все, что мог. Он довольствуется самой малостью – тем, что абсолютно необходимо для жизни. Загадочность Рембрандта, виртуозность Хальса.

Это не давало ему покоя. возьмем цвет тела. Съездив в Утрехт, он беседовал там с врачом клиники. И все же инстинктивно стремясь к той же цели, он шел к ней вслепую.

Картины Винсента, развешанные и разбросанные где попало в неприбранной мастерской, показались кожевнику грубыми и аляповатыми. «Всю зиму, – победоносно сообщал он Тео, – я не выпускал из рук нить этой ткани, решая, каким будет ее окончательный рисунок и, если теперь эта ткань превратилась в шершавую, грубую материю, нити из которых она соткана, все же подобраны тщательно и согласно определенным правилам Пусть тот, кто предпочитает видеть крестьян, написанных розовой водой, отвернется от моей работы» Посылая Тео свою картину, Винсент просил показать ее Дюран Рюелю, торговцу, покупавшему работы импрессионистов. Если в хлеву пахнет навозом, прекрасно. Уставшие (крестьяне вообще редко едят отдохнувшими), они безрадостно, но и спокойно поедают свой бедный ужин, ведя неспешный разговор. «Спорить с ними бесполезно», – писал он Тео, вынужденному выслушивать жалобы обеих сторон, так как родители также сетовали: «Винсент с каждым днем становится нам все более чужим. Винсент продолжал писать — натюрморты, птичьи гнезда, кое-какие пейзажи. Винсент неизменно старался убедить в этом брата и самого себя.

Он перестал спать, почти ничего не ел. Жить в Нюэнене дольше не имело смысла. Нет, скорее всего, нет.

Эфемерная и трагическая идиллия. В то лето 1885 года, когда, работая в поле, среди крестьян, Винсент был занят «прямо или косвенно величайшей из проблем — цветом» инстинкт его был подобен реке ищущей свое русло, путь, по которому в будущем потекут ее воды. Винсент продолжал писать – натюрморты, птичьи гнезда, кое-какие пейзажи. Не лучше ли ему устроиться в каком-нибудь другом месте. Мог ли он написать их иначе, не погрешив против жизненной правды, не изменив самому себе. Он любил сопоставлять живопись с музыкой и стремился проследить их взаимосвязь.

Техника — не риторика, она должна выражать личность художника. «Пачкун» с каждым днем вызывал в Нюэнене все большую настороженность. «Ты ни разу еще не продал ни одной моей вещи, — как-то раз написал он ему, совсем потеряв голову от обиды и гнева. — В сущности, ты даже не пытался этого сделать». Он не отличался от них одеждой и образом жизни, но внутренне оставался самим собой. После ссоры, разыгравшейся между ними, дело обернулось совсем плохо. «Цвет сам по себе что-то выражает, от этого никуда не уйдешь и надо это использовать все, что прекрасно, воистину прекрасно, непременно также правдиво», – писал он Тео, провозглашая мысли, от которых не отказались бы даже гностики. «Хорошо зимой утопать в глубоком снегу, осенью – в желтых листьях, летом – в спелой ржи, весной – в траве хорошо всегда быть с косцами и крестьянскими девушками – летом под необъятным небом, зимой у закопченного очага хорошо чувствовать, что так было и будет всегда».

Техника – не риторика, она должна выражать личность художника. Убежденный в своей правоте человек наконец-то уверенно зашагал к светлой и ясной цели. Единственное сходство между двумя художниками — в общности их любимых сюжетов, которые и тот и другой брали из крестьянской жизни. Именно в этот период проявилось всё своеобразие художественной манеры Ван Гога.

Причинив ему острую боль, она глубоко омрачила его настроение. надеяться, что когда-либо вкусит нормальную жизнь. Есть нечто необыкновенное, – писал он Тео, – в ощущении, что ты должен ринуться в огонь. С восхищением и страхом смотрел художник на Винсента, человека, беззаветно преданного искусству, который питался одним лишь хлебом и сыром («Это не портится в дороге», — шутил Винсент) и, вечно голодный, готовился и впредь жить в нищете. Он окажется очень далеко от слащавости известной картины Милле «Анжелюс».

Отныне Винсент будет жить только живописью и для живописи. Пачкун с каждым днем вызывал в Нюэнене все большую настороженность. «Это стремительность кисти дает такой мощный эффект, — прочитал он в статье о Гейнсборо. Иных развлечений у здешних крестьян не было.

Здесь кончается «ранний Ван Гог». После ссоры, разыгравшейся между ними, дело обернулось совсем плохо. – В сущности, ты даже не пытался этого сделать». Среди жителей Нюэнена он был белой вороной. Художника начал работать над картиной после смерти отца.

Неточности, а подчас и огрехи. Повинуясь первому побуждению, он вернул Ван Раппарду его письмо «с почтительным приветом». – Мои этюды имеют для меня одинединственный смысл, – это своего рода ежедневная гимнастика, помогающая по желанию усиливать или ослаблять тона». Когда семейство вернулось с поля домой, он разорвал рисунок. И какая чудесная стремительность. Дрожь нетерпения била Винсента.

Вот тогда и произошел этот знаменитый инцидент. Это нисколько не поставит под угрозу его самобытность. Но Что поделаешь. » В своем исступлении Винсент накинулся даже на брата. Его судьба определена иначе. Он должен бежать от этих унылых степей.

То и дело вспыхивали ссоры. Но ты все равно покажи ее ему – он должен видеть, что мы упорно идем к своей цели». Отныне всякий раз, когда он хочет написать картину, он избирает отправной точкой определенный цвет и тогда, говорит он, я абсолютно отчетливо вижу, что должно получиться.

И все же инстинктивно стремясь к той же цели, он шел к ней вслепую. Для чего же теперь оставаться в Нюэнене. И снова картина не удалась.

«Вы ничего не говорите мне о технике, — писал он ему в своем первом письме — Снова повторяю Вам: сопоставьте привычное значение, которое все чаще придают этому слову, с его истинным значением Я попросту утверждаю одно: правильно выписать фигуру однообразными и заученными мазками в соответствии с академическими рецептами — это не отвечает настоятельным требованиям эпохи в сфере изобразительного искусства». «Так, значит, вперед.

– представить его как нечто абсолютно естественное. 81, 5х114, 5 см. Риксмюзеум Винсента Ван Гога, Амстердам.

Он спускался с горняками в шахты, а по вечерам читал им Библию. «Цвет сам по себе что-то выражает, от этого никуда не уйдешь и надо это использовать все, что прекрасно, воистину прекрасно, непременно также правдиво», — писал он Тео, провозглашая мысли, от которых не отказались бы даже гностики. Он стушевался и, надо сказать, без особого труда. Но при всем этом мужество мое, а, возможно, также и силы скорей окрепли, нежели ослабели. Так или иначе, отцу стало невмоготу разговаривать с сыном. В мае 1886 года, после отъезда его матери, – пишет Ж. Б. де ла Фай, – грузчики сложили произведения Ван Гога в ящики и оставили на хранение у колбасника города Бреды (в действительности это был краснодеревщик по фамилии Схрауэр).

Винсент торопился уехать. Мог ли он написать их иначе, не погрешив против жизненной правды, не изменив самому себе. Винсент привык встречать повсюду непонимание: он настолько привык «выслушивать брань, что она больше не производит впечатления» и никаким новым наветам уже не поколебать его веры. С лихорадочной неутолимой жаждой Винсент силится объять своей беззаветной любовью этот беспрестанно меняющийся, грозный, беспорядочный, непрерывно обновляющийся мир. Винсент сердился, мечтал как можно скорее убраться отсюда. Благодаря ей живопись уподобляется пламени: в страстном, сокрушительном, как атака, порыве должна она схватить нестойкую преходящую красоту вещей и их сокровенный смысл, но, чтобы добиться этого, надо писать «на одном дыхании», научиться стремительности, поставить на службу цвету кисть удивительной подвижности. Отношения их никак нельзя было назвать идеальными, несколько лет назад они расстались, не понимая друг друга.

– представить его как нечто абсолютно естественное. В мае Винсент завершил свою картину. Брата Тео, приехавшего на похороны, Винсент настойчиво убеждал взять его с собой в Париж.

«Хочу верить, – вскоре после этого писал Винсент, – что с каждым днем мои этюды все больше будут радовать тебя Теперь я совсем не могу терять время», – писал он, окончательно порвав с родными, готовый отныне во всем подчиняться Тео, на которого полностью переложил заботу о своем материальном обеспечении, готовый – какая важность. Вскоре Ван Гога увольняют с должности помощника пастора. Мысль его ежеминутно возвращалась к ним. Этот розовый — заглушенный цвет, полученный в результате сочетания красного с зеленым. На одном из последних холстов Винсента – натюрморте – изображены в символическом соседстве Библия, раскрытая на 53-й главе книги пророка Исайи и Радость жизни, роман Золя, вышедший всего год назад. С восхищением и страхом смотрел художник на Винсента, человека, беззаветно преданного искусству, который питался одним лишь хлебом и сыром («Это не портится в дороге», – шутил Винсент) и, вечно голодный, готовился и впредь жить в нищете. Мысль его ежеминутно возвращалась к ним.

Природа открылась ему, позволив заглянуть в свою душу. Объясняли, что деньги, которые присылает ему Тео, всего лишь временная помощь, «милость, оказываемая пачкуну». Вот почему можно говорить о взаимосвязи между цветами. Картофель он писал картину в гамме картофеля, пыльного и нечищеного.

Однако, когда церковная администрация освободила его от должности (Винсент не только читал Библию, от дирекции шахт он требовал улучшения условий для рабочих), она освободила уже сформированного внутренне художника. Съездив в Утрехт, он беседовал там с врачом клиники. Можно сказать, что в то лето 1884 года Ван Гог открыл для себя живопись. Де Грооты сели за стол точно так же, как садились всю свою жизнь.

«За окном пасмурно, – пишет он, – поля усеяны черными глыбами земли, между которыми пятнами лежит снег, часто один за другим следуют дни, когда видишь только туман да грязь, по утрам и по вечерам – багровое солнце, ворон, сухую траву и увядшую гниющую зелень, черные рощи и ветви тополей и ив, вздыбленные на фоне хмурого неба, словно колючая проволока». Здесь он будет лишь топтаться на месте и вянуть. Теперь живопись открылась Винсенту во всем великолепии. Хальс осуществил мечту Винсента, «четко заявить свой сюжет сразу, за счет максимального напряжения всех сил ума». Профессионализм сплошь и рядом обращается в штамп — неужели он этого не уразумел. Потянулись пасмурные месяцы.

Пуля пробила ребро и застряла в кости. Он работал, не отрываясь, много часов подряд. Окончательно охладев к работе, молодой Ван Гог был уволен. Два года Ван Гог каторжно трудился, не выпуская из рук карандаш и кисть.

И хотя называли его вангоговским кабинетом, висела там только одна маленькая картиночка известного художника— подготовительный этюд к картине Едоки картофеля: тёмная, мутная клякса, жирные линии, закрученные углем в осыпающуюся спираль, подобия лиц, глаз и носов, ничего толком не разберешь Разочарованные посетители недоумённо пожимали плечами: угольная клякса издали напоминающая трещину в небе, почерневшую, обуглившуюся молнию (и только позже, если приглядеться из мрака начинали проступать осторожные фигуры людей их перекрученные бедностью бледностью лица), не пробуждала воспоминаний, не требовала отождествлений, не искала человеческого сочувствия». Что же касается мастерской, то было абсолютно ясно, что пономарь больше не сдаст ее ему в аренду. К тому времени он уже постиг многие тайны мастерства и убежденно провозглашал свое кредо.

Грубым формам сопутствуют мрачные тона: глинистый коричневый, грязноватая охра, оливковый зеленый, берлинская лазурь, почти переходящая в черный (Цвета черного мыла – по меткому замечанию Юлиуса Манер-Грефе). Завтра, как и сегодня, она будет его кредо.

Пожилая женщина справа разливает в чашки черный кофе. Винсент сразу убежал, а Гоген предпочел переночевать в гостинице. Два года непрерывного каторжного труда. Но поскольку картина взволновала его, я подарил ее ему и он принял ее, как я того хотел, без лишних слов, сказав мне только, что «эта штука чертовски хороша»». Но еще больше удивило кожевника то, что он никак не мог забыть холсты и рисунки Ван Гога. Послушайте, дружище, вещь эта довольно хороша, но она сделана с линии, а античные художники шли от объемов (от массы или ядра).

Это так но не нужно смешивать предмет изображения с предметом любви, – то, что художник истинно любит, определяет собой его «как», его подход к любому предмету. Не поладил он и со священником католической церкви. Шахтеры любили его, но считали чужим. «Как-никак мы пришли в этот мир не для того, чтобы наслаждаться жизнью и не обязательно нам жить лучше других». Таков закон внезапного контраста, который отчасти уже широко использовал Делакруа.

Вот так и родилась великолепная картина «Едоки картофеля». Он одобрительно отнесся к работам друга – картинам и рисункам, – и это ненадолго согрело душу Винсента. И вот, после нескольких лет бесплодной борьбы, Ван Гог возвратился в семью. Я намерен и впредь поступать таким же образом. Она попахивала ветчиной, дымком и картофельным паром. Отсюда вывод: Львы – не обезьяны, они не подражают друг другу. Вдвоем они много работали. Керссемакерсу он дал множество полезных советов.

Инстинкт вел его вперед с поистине волшебной безошибочностью. Подобная концепция красоты абсолютно чужда Винсенту. Если в хлеву пахнет навозом, прекрасно. Затем, скопировав полотна, он вернет их Винсенту. Де Грооты понимали его волнение.

Всегда и за все надо платить. Ее поместили в утрехтскую клинику. Он колебался, стараясь совладать с нетерпением, от которого его вдруг начало лихорадить. Несмотря на все мои недостатки, сбить меня с толку не так легко, как некоторые воображают. Он качал головой: Эти болваны из Нюэнена, видя, как я брожу по вересковой пустоши, говорят, что я спятил, но меня это не трогает.

Не лучше ли ему устроиться в какомнибудь другом месте. Чем скорей я уеду отсюда, тем будет лучше. Разве может их дочь выйти замуж за этого «пачкуна», за неудачника оборванца. Скудный крестьянский скарб всегда под руками, он или создан крестьянином или служит ему. Тео показал одному парижскому торговцу картинами, по фамилии Портье, несколько этюдов брата и Винсент поспешил «за один день, на память» изготовить для Портье литографию с картины «Едоки картофеля» в ее тогдашнем варианте. В это же самое время, когда никому не ведомый голландский художник писал свою картину – вызов и обвинение «цивилизованным людям», в далекой России всемирно известный писатель писал трактат «Что такое искусство» – с тем же вызовом, тем же обвинением.

Впрочем, желание быть полезным у него осталось. Снимки, сделанные из космоса, подтверждают фотографическое сходство водяных вихрей в мировом океане с ночным небом Ван Гога. Загадочность Рембрандта, виртуозность Хальса. Дом стоял в саду, среди деревьев.

Страдание свято. Шахтеры любили его, но считали чужим.

В этом большом поселке, насчитывавшем около двух тысяч жителей, было совсем немного протестантов, едва ли более сотни, но «славный пастор» снискал всеобщее расположение, как некогда в Зюндерте и Эттене. Ван Гог был так потрясен, что утратил всякий интерес к работе. На сей предмет он заручился адресами шести торговцев картинами. Смотрите, как хорошо. » Это было одним из его любимых выражений.

После ссоры, разыгравшейся между ними, дело обернулось совсем плохо. С какой изощренностью он располагал цвета играя на контрасте и нюансах, варьируя оттенки. К последним Винсент питал истинную страсть. Оставшись без моделей, Винсент начал писать натюрморты.

Вещи живут у него своей жизнью, не менее напряженной, чем человеческая. Неточности, а подчас и огрехи. К тому же он признавал только индивидуальную технику. Но куда. Винсент сердился, мечтал как можно скорее убраться отсюда. Винсент частенько бывал у них и наблюдал за тем, как проходит их жизнь в поле, за ужином в ветхой хижине, в повседневности будней и в праздничные дни, которые, впрочем, мало чем отличались от будней. Но поскольку картина взволновала его, я подарил ее ему и он принял ее, как я того хотел, без лишних слов, сказав мне только, что «эта штука чертовски хороша»». В мае Винсент завершил свою картину.

– к любым лишениям. Но Марго (судя по всему, наделенная крайне хрупкой нервной конституцией) не примирилась с этим отказом. Ему, безусловно, полезно также возобновить знакомство с художниками, даже если он не сойдется с ними во взглядах.

Напротив, вплоть до самого последнего времени я ничего другого и не встречал. Все это только на пользу. В этом мире все случайно, неповторимо и невозвратимо. Но делать ему на ней больше нечего.

Вот оно теперь он был уверен, что крестьяне никогда не умрут. Брата Тео, приехавшего на похороны, Винсент настойчиво убеждал взять его с собой в Париж. Этот розовый – заглушенный цвет, полученный в результате сочетания красного с зеленым.

Так, например, о корзине с яблоками: «Сказать тебе, как я написал этот этюд, совсем нетрудно: зеленый и красный – дополнительные цвета. Он собрал свои вещи, поцеловал Стин и распрощался со всеми. Но понимает ли Ван Раппард смысл всех его исканий. «Даже если ему не понравились мои рисунки, все равно покажи ему эту картину.

Он вновь с мрачным ожесточением взялся за кисть. Уставшие (крестьяне вообще редко едят отдохнувшими), они безрадостно, но и спокойно поедают свой бедный ужин, ведя неспешный разговор. Но это трудно осуществить. («Выход из протестантской церкви в Нюэнене» (1884--1885), «Крестьянка» (1885), «Едоки картофеля» (1885), «Старая церковная башня в Нюэнене» (1885), «Башмаки» (1886), написанных в тёмной живописной гамме, отмеченных болезненно-острым восприятием людских страданий и чувства подавленности, художник воссоздавал гнетущую атмосферу психологической напряжённости.

Он стушевался и, надо сказать, без особого труда. Все это надо прочно освоить. Потом стал упаковывать вещи.

---