И сегодня мы поговорим окартинеПабло Пикассо «Портрет Гертруды Стайн». Портрет Гертруды Стайн – Пабло Пикассо.
Вспомним в этой связи о том, что Рильке видит в картинах Сезанна: присущее им особое равновесие, когда каждая точка картины «знает обо всех остальных». Нажатие кнопки «Отправить» означает, что вы принимаете эти условия и обязуетесь их выполнять. Можно сказать, что движение заключает себя в некоторое «вместилище», внутри которого продолжает, не изменяясь, существовать или так: что оно обретает внешний пространственный контур, в котором замыкается, но лишь затем, чтобы там себя продолжить. Композиция и ведает всеми этими отношениями, она является полым каркасом, пустым вместилищем для языковых событий, но при этом она сама определяется ими, ее «форма» зависит от их интенсивности и вот таким образом она то являет себя в виде абзаца, то пытается найти приют в отдельном предложении. Композиция Сезанна, как и Стайн, насквозь пронизана динамизмом подобных отношений – они на деле не застывают, не прекращаются ни на секунду, – как пронизана она и отголосками различных качеств.
Эта часть называлась «Уход великой расы или Становление и упадание американцев». А в одной из своих книг она даже написала: «По-моему это я и это единственное мое изображение, где я всегда я». Одежда должна выбираться по принципу удобства и прочности, только и всего. В конце концов она станет такой, какой я ее изобразил». Однако реляционность, дающая о себе знать в подборе слов, подкрепляется и более радикальным ее проявлением – тем, что можно назвать неуклонной транспозицией синтаксиса, усиливаемой частыми повторами. Именно вот таким образом, считает он, необходимо «беречь себя от соблазна писать о Сезанне» : все это для него слишком серьезно, к тому же он очень хорошо знает, как трудно подбирать для живописи подходящие слова. Три возраста, несколько друзей, одна или две квартиры.
Среди разношерстных гостей, всегда в центре горячей перепалки, Лео выглядел странно. «Сказитель» этот и есть акустический массив языка, его сонорные микростолкновения и разряды он не ведает логики субъективности – логики авторства, – распадаясь на множество мельчайших звуковых артикуляций-жестов. В то время как вся текучая жизнь языка может быть определена как грамматика, но не конвенциональная, устойчивая, не как грамматика языковой нормы и правильного словоупотребления, а как такая, которая по существу реляционна, которая возникает и «применяется» ad hoc. Если попросить кого-нибудь навскидку назвать имя знаменитой лесбиянки, он несомненно ответит: Гертруда Стайн. Они приехали в Париж вскоре после Нового года и сняли квартиру на Монпарнасе. Оно не давало ему покоя, несмотря на то, что Париж становился для него незаменимым. С 1907 по 1909 года наступает период, который называется «Африканский».
Заканчивается этот период у художника с началом Первой мировой войны. Воспоминания непредвзято обрисовывают сложную обстановку тех лет и отношения между оккупационными властями и художественным миром. В том числе и через установление отношений («relation») – последовательности или причины, добавим от себя.
По пути домой в тот вечер Хемингуэй размышлял о Гертруде и Андерсоне, «об эгоизме и о том, что лучше — духовная лень или дисциплина». Композиция – это неистребимые отношения грамматик, бытующих в стайновском письме. В итоге само изображение несет на себе печать всеобщей «эквивалентности» различимых в нем компонентов и средств: предметы на картине освобождены от своего утилитарного предназначения их невозможно потребить – употребить, – забыв об их предметных «сущностях», люди утрачивают время и память, в том числе и собственной жизни, они молчаливы и непроницаемы для любых попыток им что-либо вменить.
Среди них были, например, Фицджеральд, Шервуд Андерсен и Хемингуэй. Художник покупает для нее замок Буажелу и там пишет свои картины. Рассказ Гертруды об истории с «потерянным поколением» менее подробен, чем у Хемингуэя. Правда, он добавлял: Возможно, такое впечатление сложилось у меня по собственной вине.
Вообще, начало и конец в этой повести предельно стерты – начало несет в себе потенциал возобновления, следовательно, оно не совершенно точно так же реальная сюжетная концовка и завершение литературной формы явно рассогласованы между собой: сюжет исчерпывается тогда, когда основной персонаж себя окончательно «выговаривает», после чего, однако, еще некоторое время может длиться затухающий рассказ. (Позже она сказала то же самое Хемингуэю, но он отрицал злой умысел подобного рода. ) Хемингуэй, по ее словам, не мог вынести мысли о том, что Андерсон написал такие два рассказа, как Я дурак и Я хочу знать почему. Художник писал его в 1906 году непривычно для себя долго — больше недели.
К Гертруде он относился как к наставнице. А она движется дальше, равнодушными к нам путями воды. В этих словах слышатся и видятся их собственная связь их собственные прихоти и капризы, вовсе не имеющие отношения к каким бы то ни было внешним целям, которым эти слова обычно подчинены, – передаче конечного смысла, морали рассказа, наконец, ощущения правдоподобия и психологической глубины. Но вот посмотрим на абзац – внутри абзаца все же есть свобода и простор, внутри абзаца все переливается, колеблется, перетекает и когда идет к завершению абзац, то это уже самим им обусловленное завершение.
Один молодой механик показался ей особенно старательным. Но дело не в совпадениях. Еще одна странная вещь в отношении шедевров это, ничейность (nobody) когда он создается в том что мы называем человеческим разумом есть нечто заставляющее его держаться несмотря ни на что. Не в воде. Она пришла к ряду странных заключений относительно мужского пьянства.
По прошествии более чем тридцати лет в «Празднике, который всегда с тобой» он описывает идиллический Париж, рисуя себя исключительно чистым и цельным человеком. Картины стали более жизнерадостными, появилась пространственная глубина. Не на земле. А вскоре после знакомства Пабло предложил написать портрет Гертруды Стайн, восторгаясь её сильным характером и неординарной личностью. Потом происходит вспышка. Дальше начинаются импульсации внутренней речи, перебивки сказа, дальше следует полный, казалось бы, произвол, если бы не спасительные «отношения». Но Воллару все-таки нравилось иметь дело с Лео и его сестрой.
Детство в окружении семьи, квартира в Париже, спутница Алиса (по-американски Элис), брат, знакомые и почитатели, пудель Бэскет. Пародия Хемингуэя на Андерсона имела форму романа, называлась «Вешние воды», была написана на скорую руку, за десять дней и высмеивала все то, что Хемингуэй считал сентиментальным отношением американского писателя к американской жизни. Стайн умерла в 1946 году, оставив всю свою недвижимость Токлас. Студия была заполнена до отказа гостями, одетыми скверно, как и я. Ли начал беседу с Лео. А вот некоторые картины, вошедшие в эту эпоху творения: «Сидящая женщина» (1908 г), «Цветы в сером кувшине и бокал с ложкой» (1908 г), «Женщина с веером» (1908 г), «Две обнажённые фигуры» (1908 г), «Портрет Фернарды Оливье» (1909 г), «Обнаженная» (1909 г), «Натюрморт с плетеным стулом» (1911-1912 г), «Обнажённая, Я люблю Еву» (1912 г), «Ваза для фруктов и гроздь винограда» (1914 г), «Три музыканта или музыканты в масках» (1921 г) и многие другие.
Английский друг, Чинк Смит, был приглашен крестным отцом. Матисс тогда считался лидером группы, получившей позже название Les Fauves (дикие звери), а само направление — фовизмом. Ранний период жизни Стайн в Париже связан с увлечением живописью.
И только позже он ощутил прорывавшуюся порой горечь от отсутствия литературного признания. Вот некоторые последние его работы: «Жаклин Рок» (1954 г), «Палома Пикассо» (1956 г), «Голуби» (1957 г), «Сидящий мужчина (Автопортрет)» (1965 г), «Объятия» (1970 г), «Двое» (1973 г). В книгах, написанных о Гертруде Стайн, встречаются все эти снимки.
Контур не довлеет образной завершенности, он не наделен абсолютным знанием творимой им формы, напротив, – лишь каждая «точка картины», лишь мельчайший сгусток материи краски «знает обо всех остальных». Однако, же Гертруда лично приходила в студию художника и позировала ему. Он хорошо слушал, был восприимчив и обладал даром убедительно польстить при случае. И народ снова критикует художника за столь резкую смену манеру писать, на что Пикассо ответил: «Всякий раз, когда я хочу что-то сказать, я говорю в той манере, в которой по-моему ощущению это должно быть сказано». Мы пьем вино и мы творим, нет, мы это еще не завершили до конца. Более того, ей казалось, что Фицджеральд — «единственный из молодых, кто естественно обращается с предложениями». Он рассказал о самом начале их дружбы, когда Гертруда показала ему свое жилище.
Гертруда Стайн умерла в ту ночь во время операции. Эрнест Хемингуэй познакомился с Гертрудой Стайн в марте 1922-го. Я возвращаюсь к своим первым впечатлениям от чтения текстов Стайн. Тем не менее она признавалась, что вне атмосферы спора ей становилось душно.
Уже в ранней книге «Три жизни» Стайн немало потрудилась над тем, чтобы освободить слова от их романтических и литературных значений (канона прозы XIX века), наделяя их взамен тем «буквальным аксиоматическим значением» (Д. Сазерленд), которое вкладывалось в простые обыденные слова современниками Стайн в ситуациях их рутинного употребления. Он написал Хемингуэю озлобленное и жалобное письмо, побуждая его доказать свое превосходство. Стайн кивнула и спросила: В таком случае, каков же вопрос.
Заключили они брак в русской церкви в Париже 12 февраля 1918 года. Были, однако, случаи, когда комплименты Гертруды заставляли его обороняться. Любившая пояснять каждый свой шаг и рефлектировавшая над достигнутым, она скорее предпочла бы более нейтральное слово пьеса, которое одновременно переводится с английского и как игра (a play). «Он начинал с самого темного цветового пятна, а затем покрывал его глубину слоем краски, которую немного выводил за его пределы поступая так дальше, оттенок за оттенком, он постепенно приходил к иному, контрастирующему элементу кратины и тогда, заложив новый центр, опять начинал действовать так же».
Практически нищий Матисс, а точнее его жена, стояли на своем и Стайны уступили. Но всегда существует момент, когда мы не знаем, во что сложатся линии, увлекаемые затем механизмом сходства и подобия, как будут поняты оказавшиеся в странном соседстве слова. Скорее так: все, что можно сказать о Стайн, оказывается нарочито неверным. Нам вновь придется различать два типа равновесия. Сезанн-художник умеет просто сказать о вещи: «вот она», он умеет потратить свою любовь «в анонимной работе, рождающей.
Краски, как пишет Рильке, совершают что-то свое, по существу творят произвол, делая это помимо Сезанна и работы его кисти (а Рильке склонен представить художника неким адамическим существом, свободным от принуждений разума и не обремененным грузом познаний) то, что краски совершают «сами», лишь случайным образом рождая из себя фигуративные подобия вещей или же показывая, как они возможны, – те же самостоятельные действия у Стайн дублируются, повторяются, воспроизводятся, но только словами. Она находила французские ключи слишком громоздкими и обременительными.
Хемингуэй был вынужден ответить ему крайне осторожно: Гертруда, дескать, не имела в виду ничего такого и вообще сравнивать две разновидности выдуманного пламени — полная чепуха. Я позволю себе снова обратиться к метафоре пьющей воду собаки. В какой-то момент на стенах Монпарнаса даже появились надписи мелом (в авторстве подозревали Утрилло): «Матисс сводит людей с ума» или «Матисс хуже абсента». Она сравнивала его с художником Дереном: Кажется современным, а пахнет музеем. А также необходимости («necessity»), но все это вместе с неизбежностью привносит начало, середину и конец. Хемингуэй в своём романе «Праздник, который всегда с тобой» пишет, что Гертруда не любила Джойса и Паунда до того, что было нежелательно произносить их имена у неё в доме. В это время Стайн написала три книги.
Хемингуэй, по ее словам, решил, будто Андерсон залез на его территорию. Хотелось бы в заключение добавить еще одну вещь. Грамматика словно размыкается, распадается на ряд противоречащих друг другу предписаний, они не объединяются в единый свод, но все время попирают основания возможного единства грамматика плюрализуется, появляются многие грамматики взамен одной «большой» – разные наборы правил применительно к каждому конкретному усилию письма и соответственно чтения. В 1961 году коллекция была передана родственникам Гертруды Стайн.
Это он, приостановленный случайной точкой после одного какого-нибудь слова, поставлял персонажей (персонажи-слова), это он создавал между ними напряжение, но не психологического свойства, а такое, которое порождалось неожиданной стыковкой или даже функциональным пересмотром привычных грамматических основ. Память и самость уступают место длящемуся настоящему, не знающему ни начала, ни конца. В тот день Хемингуэй вел себя странно. Заботиться о них, сдувать пылинки — это она оставляла другим. Два американца, брат и сестра — Лео и Гертруда Стайн.
Здесь слишком много описаний, — сказала она, — и притом не лучших описаний. Примем к сведению лишь следующий факт: вместе с полотном Сезанна к Стайн приходит осознание композиции как проблемы, как того, что не менее «реально», а следовательно, значимо, чем тем или иным способом созданный (нарисованный или описанный, т. е. Но он все же не располагал большими средствами.
Он находился на гребне успеха, проснувшись знаменитым после выхода в свет первого же романа, «По эту сторону рая». Функции мужа-добытчика выполняла Стайн, а Токлас была как бы женой, занимаясь домашним хозяйством и решением финансовых проблем. Именно звучащий голос оживляет лицо, позволяет увидеть смену его выражений, привнося динамизм реального существования в статику заснятых поз, так как он является тремулой жизни. Мы знаем Стайн исключительно взрослым человеком: когда стал популярен ее парижский салон, американке было уже за 30, а на большинстве известных фотографий перед нами величественная старуха (Стайн стала физически монументализироваться довольно рано).
Он также показал ей несколько недавно оконченных рассказов. На этом Фицджеральд развернулся и отошел от них. Контакт приятный и обескураживающий: поскольку, с одной стороны, эти тексты нередко обращены к «вам» и даже лично к «тебе» (момент интимности достигается частым использованием английского «you», не знающего разницы между «тобой» одним и всеми «вами»), они взывают к читателю своими вопросами, на которые тут же и отвечают, – но при этом читатель как будто заведомо втянут в эту игру, он застает себя в роли ее заранее назначенного, непременного участника, он плавно переносится на волнах ответов и вопросов – из вопроса, который уже есть ответ, в ответ со скрытым знаком вопроса. Но, возможно, что это и не так или не совсем так. Картин он пишет мало, среди которых: «Портрет Гертруды Стайн» (1906 г), «Автопортрет» (1907 г), «Обнаженная женщина» (1907 г), «Танец с покрывалами» (1907 г), «Голова женщины» (1907 г), «Голова мужчины» (1907 г) и скандальная картина «Авиньонские девицы» (1907 г), которая стала переходом из африканского периода в период кубизма. Через месяц Хемингуэй написал Гертруде: Я очень к нему привязался.
Стоило дважды упомянуть Джойса и вас уже никогда больше не приглашали в этот дом. Кроме того, Гертруда считала Хемингуэя завистником. Она в то время путешествовала по Европе. Но для Воллара мнение улицы ничего не значило.
Не менее «стимулирующим» оказывается Сезанн в те же годы и для другого писателя. Он предложил свою книгу Ливерайту. Но проблема состоит здесь в том, что «композиция» – не оппозиционный термин в паре «композиция – баланс» и это так по той простой причине, что отдельное предложение, структура которого у Стайн все больше и больше усложняется, отнюдь не служит подчиненным элементом композиции, подобно части, входящей в заведомо большее целое, но представляет собой «целость» саму по себе.
Рассказ Гертруды об истории с потерянным поколением менее подробен, чем у Хемингуэя. Картина Девочка на шаре является центральным произведением этого периода. Так что существование ее юношеских изображений кажется даже немного ирреальным. Как часто нам нужны деревья и холмы.
Уилсон считал их творчество «ощутимым достижением американской прозы».
Этот персонаж во многом напоминает Джейка Барнса, героя его знаменитого романа «И восходит солнце». Гертруда Стайн сохраняла этот портрет у себя до конца жизни и в завещании передала его музею «Метрополитен» в Нью-Йорке. Гертруде принадлежит авторство термина «потерянное поколение» (использованного Э. Хемингуэем в качестве эпиграфа к своему роману «И восходит солнце»), которым она называла эмигрировавших за границу американских писателей, часто собиравшихся у неё в салоне на улице Флёрюс, 27. 33-летняя Стайн выглядела по описанию Мейбл так: Гертруда Стайн была громадной.
Ее голос, как, впрочем и вся внешность типично мужские. Но новизна предложения, как мы уже вскользь отмечали, определяется, по Стайн, его тяготением к абзацу или соединением внутри него двух видов равновесия – соответственно предложения и абзаца, поскольку, по мысли Стайн, предложения «неэмоциональны», а абзацы «эмоциональны». Самой популярной книгой Стайн стала ее автобиография, опубликованная в 1933 году.
Фицджеральд признался в своем дневнике, что это было лето «тысячи вечеринок и полного безделья». Кроме того, ему не нравился андерсоновский вкус. У нас в студии неожиданные посетители. Но именно того, чего от них могли ожидать, они, как мы знаем, не сделали, трудясь и дальше над самовольной «композицией», будь то живописное полотно как способ познания стихийных сил природы или внутренний строй по-иному зазвучавшего языка. Какое-то время он даже собирался назвать роман «Потерянное поколение».
Не часто. Как постичь «шедевр» – давнишний и совсем недавний, создаваемый уже в XX веке, – если, по мысли Стайн, он не имеет ни начала, ни конца. И, опять же, в жизни получалось не совсем как в кино.
Она абсолютно не была похожа на человека, который был столь мощной литературной фигурой, что ее нескольких слов было достаточно, чтобы уничтожить или, наоборот, укрепить чью-либо репутацию. Говоря о «реляционности» грамматики и подразумевая под этой последней имманентное обустройство стайновского письма, мы имеем в виду сразу несколько вещей. Я над этим очень много размышляла. В 30-е гг.
Гертруда сказала: Алиса, посмотрите на осенние клумбы. Вкус, — заявляла Гертруда, — не имеет ничего общего с предложениями. Памятник писательнице поставлен в Брайант-парке в Нью-Йорке.
Во всякое мгновение когда ты есть ты ты есть ты без памяти о самом себе так как если ты себя помнишь покуда ты есть ты ты не есть ради целей творимого ты. Единственным исключением стала «Автобиография Алисы Б. Токлас» (1933), живой и остроумный очерк Парижа в годы перед Первой мировой войной, написанный от лица подруги, — эта книга многократно переиздавалась, переведена на многие языки.
Горничная подаст ему что нужно, а он пусть располагается и ждет. Лео вспоминает, как однажды вся семья одноразово истратила 8 тысяч долларов, купив две работы Гогена, две фигурные композиции Сезанна, два полотна Ренуара и пр. Обстоятельства похожи на те, что описывает Хемингуэй в первой версии. О нем нам, повторяю, ничего неизвестно – кроме того, что он есть. Как только он становится соотнесенным он уже есть то что всем известно и любой это может почувствовать и распознать и это не шедевр. Когда Гертруде было 14 лет, ее мать умерла от рака.
До встречи с вами все было легко. Хозяин гаража прав: вы все — потерянное поколение. Текст, разворачивающийся как внутренняя речь, полон радости от игры с самим собою если это по-прежнему речь (хотя в данном случае мы говорим об особенностях письма), то освобожденная от своего носителя, не предполагающая никого, кто опознавал бы ее в качестве таковой, – речь для себя и внутри себя, беззаботная, поверхностная, зачастую невнятная. С другой стороны, несмотря на такую доверительность, которая отслеживается по многочисленным знакам и особенно заметна в лекциях (Стайн написала целый ряд лекций, которые она потом зачитывала – в различных американских университетах, в Кембридже и Оксфорде, – и всякий раз это был заблаговременно сочиненный текст), несмотря на это, читающий попадает на территорию, которую он должен осваивать сам. Весной 1917 года в жизни и творчестве Пикассо вновь происходят перемены. Все это лето я размышляла и писала на эту тему и в конце концов из этого вышло рассмотрение связи между человеческой природой и человеческим разумом (mind) и самостью (identity).
Все это звучит ужасно сложно но это не сложно, просто это то что происходит. Но стоит «нам» попасть в эти тонкие хитросплетения письменной речи, в эти самовольные ловушки языка, как «нас» уже больше не существует, как «мы» пропадаем, заодно утрачивая представление о времени, в котором якобы смертельно заключены.
Они — потерянное поколение. Нет, можно еще писать, находясь тем самым на пересечении с повседневной жизнью, а не внутри нее, не в тисках пресловутых «отношения и необходимости» из чего она и состоит. Ольга Хохлова лежит на переднем плане» (1919-1920 г), «Портрет Ольги Пикассо» (1922-1923 г), «Детский портрет Поля Пикассо» (1923 г), «Поль в костюме Арлекина» (1924 г), «Три грации» (1925 г). И «сказитель» этот является существом поверхности, организующим, оформляющим, увлекающим за собой стайновское письмо.
В результате на первый план выдвигается не значение слова, а его звучание, которое и определяет собой все возможные, не ограниченные одним лишь словарным перечнем, значения (это объясняется тем, что в звуковом очертании слова есть своя интонационно-музыкальная избыточность, что слоги, соседствуя друг с другом и образуя единое слово, которое мы спешим прочесть и понять, вступают в самостоятельную игру между собой, завораживая нас теми неявными значениями, которые могут нести в себе их звон, скрежетание, глухое столкновение, шелест, шорох, шепот). Так что для музея напомнить о них — отдельный долг. Серьезные писатели, полагал Андерсон, не считают своим долгом ставить друг другу шпильки. Он хотел, чтобы она написала письмо с требованием денег. комментарий У. Стайнер) постановкой крайне редкой запятой в абсолютно непредвиденном месте («Another curious thing about master-pieces is, nobody when it is created there is in the thing that we call the human mind something that makes it hold itself just the same») точечной разбивкой виртуального предложения на отдельные фразы-слова («They.
Одним из первых ее творений, написанных в 1909 году, был роман «Три жизни». (Слово «entity», фигурирующее в обоих контекстах, – только что приведенной цитаты и размышлений о «шедеврах», – настолько полисемично и емко, что трудно подобрать один-единственный эквивалент при его переводе на русский язык. ) «Целость», которую Стайн противопоставляет «самости», можно, наверное, понимать как литературу в чистом виде, письмо или текст (не вдаваясь здесь в различия между этими словами) в противовес тому, чем они обрастают при попадании в поле культурных значений, а именно: мотивами, генеалогией, достоинством, системой сложных иерархических отношений с другими произведениями, короче, различного рода детерминациями, если говорить об этом менее архаичным языком. Как часто нам нужен поцелуй.
Но счастье длилось недолго, в 1953 году Франсуаза уходит от Пикассо, забрав с собой детей. Гертруда была уверена, что в характере Хемингуэя — избавляться от соперников. Мы утешили его как смогли и отправили восвояси.
«Автобиография Алисы Б. Токлас» представляет собой фальшивую автобиографию, написанную Стайн от имени Алисы Токлас. А с ней и я. Любуясь синим морем, она испытывала тоску. Он решил спасти увядающее предприятие путем выпуска акций. И вот в этом положении, как нам кажется и содержится неявный переход от образа статичности к образу подвижности, к тому самому «moving», которое заключено внутри замкнутой вещи («a thing contained within»). Ей надоело терпеть постоянные измены любимого и его сложный характер. Где же он запропастился. Эффект такого «уплощения» достигается целым набором средств.
Гертруда повторяла свои собственные слова: Андерсон гениально использовал предложение для передачи прямой эмоции, в духе великой американской традиции и кроме Шервуда в Америке нет никого, кто мог бы писать такими четкими и страстными предложениями. Патрон сделал ему выговор, сказав: «Все вы — generation perdue. » Согласно этой версии Гертруда обвиняла все «потерянное поколение» — включая Хемингуэя — в том, что у них ни к чему нет уважения и все они неминуемо сопьются.
Тридцатишестилетний художник пребывал в бедственном положении. Иные говорили, что этот смех похож на огонь, дремлющий в железной печке студии. Must. Она фигурирует в игровом фильме Алана Рудольфа «Модернисты» (1987 год), в романе Уолтера Саттертуэйта «Маскарад» (1998 год, в рус.
У нее понимающий взгляд, она сообразительна и обладает ясным и здравым умом. А с ней и я. Любя меня, она всегда думает первой. Хозяин гаража ответил, что он сам его обучил парни такого возраста учатся с готовностью. Но купил ли он картины у Лозера, Лео не сообщает. Именно вот таким образом на его картинах они начинают «новую жизнь, без всяких воспоминаний о прошлом». И этот взгляд достается Сезанну.
Уже ранние его работы поражали своим профессионализмом – за картину Знание и милосердие (1897) он получил золотую медаль, а в 1898 году состоялась его первая выставка в Барселоне. Он спрашивает, согласитесь ли вы на 30 франков за страницу (его журнальную страницу) и я сказал, что, может быть, сумею вас уговорить. Подумаем о ней иначе. Он переходит в лучистую траекторию взгляда, постигая тайну самой видимости. Но мы этого никак «не видим», нас манит приветливая рука, нам кажется, что мы слышим голос (очень мелодичный, даже если мы никогда не слышали записи голоса Стайн), но, ступив туда, откуда доносились эти звуки, где эти жесты ощущались как дружеское прикосновение, как приглашение последовать за ними, вдруг проваливаешься в пустоту языка, которая одновременно оборачивается сверхплотностью его знаков, так как персона автора или рассказчика – всего лишь личина, маска, скрывающая под собой массивный и индифферентный языковый корпус.
Композиция, определяемая как «нечто реально существующее» и есть та «целость», образцом которой является «шедевр». В нем Хемингуэй объяснял, что его пародия — не следствие личной неприязни, просто Андерсон написал плохую книгу и он, Хемингуэй, счел своим долгом откликнуться на нее. Первая из них была написана в 1903 году, а впервые была опубликована только в 1950 году.
Они, повторяю, не сделали того, чего от них ожидали. Возможно, что это равновесие предшествует даже «действительности», по крайней мере, как замкнутый в себе порядок оно существует независимо от нее. Вот что образует школу. Зовут его не Яков, а Саша и господин Верни не является отцом Дины — пианистом Яковом Верным, а пребывает в статусе бывшего мужа Дины Верни (в девичестве носившей фамилию Айбиндер).
Возможно, воспоминания Хемингуэя о том времени — прямое опровержение версии Гертруды изложенной в «Автобиографии Алисы Б. Токлас». Пустяки. Наиболее теплые отношения Гертруда Стайн поддерживала с Пикассо. Какое-то время он даже собирался назвать роман Потерянное поколение. Осенью 1907 г. он ежедневно ходит в парижский Гран Пале, где была устроена первая – посмертная – ретроспектива работ Поля Сезанна. Они вообще не очень жаловали Форда.
Абзацы «эмоциональны», а предложения нет. После визита Шервуда Андерсона в 1926 году она реже виделась с Хемингуэем. Единственным исключением стала «Автобиография Алисы Б. Токлас» (1933), написанная Гертрудой Стайн уже в достаточно пожилом возрасте. Гертруда была тронута. Я не убеждал его в этом, но и не разубеждал.
Композиция, повторим, является системой отношений. В этом смысле «композиции» одновременно соответствует и противостоит «равновесие» как таковое – то, что постигается на уровне предложения и абзаца и их частных, казалось бы, взаимодействий. Хрупкая гимнастка пытается удержать равновесие, стоя на шаре. Можно было сразу почувствовать ее исключительное самообладание. Я чувствую, что это ставит меня в ложное положение.
В любом случае эти параллели, на мой взгляд интересны не сами по себе, но в следующем отношении: больные с афазией не в состоянии совладать с языком, они не могут сделать речь предметом своего осознания. Это — Портрет Гертруды Стайн Пабло Пикассо. Ничего нельзя поделать, если они всегда более или менее пьяны». К тому же они быстро платили. И никаких приятных воспоминаний у Стайн с этими краями связано не было. – Здесь, замечу мимоходом, мы прочитываем целых семь предложений и лишь потом осознаем, что по смыслу – но не графически, не грамматически – они образуют одно. ).
Стайн ценила пьесы, по-видимому, еще и потому, что несмотря на драматизм коллизии (сюжетной или чисто языковой как у нее самой), пьеса оставалась в высоком смысле необязательной, формально она начиналась и заканчивалась, но это не имело никакого отношения ко времени реального пребывания в ней. Он предложил свою книгу Ливерайту. Это так важно так как это так тесно граничит с вопросом о писателе к его аудитории.
Понять такое Гертруда не могла, портрет казался ей абсолютно естественным. Лео тут же приступил к изучению художественного рынка.
В один прекрасный день, конечно, это произошло. Слова же, обладающие принципиальной внутренней контекстуальностью (местоимения, местоименные наречия, связующие частицы и другие соотносящие части речи), не только сохраняются, но и, подкрепляя друг друга, часто попросту повторяясь, нагнетают и наращивают речевой поток.
О гениях принято говорить что они вечно молоды. Но по-настоящему восстановить присутствие в мире – тех, кто из него ушел, – мы не сможем, довольствуясь лишь набором фотографий из чужих архивов, одними и теми же снимками, воспроизводимыми вновь и вновь. Для Пабло Пикассо это было большим ударом и свое состояние он переносит на картины. Вернемся к тому чем шедевр располагает в качестве темы. Кульминацией этого периода является картина «Герника» (1937 г). Попытка сбить назначенную цену в 500 франков до 450 потерпела неудачу.
Хемингуэй советует ей обращаться с Фордом царственно. В Париже ее пригласили посмотреть коллекцию Гертруды Стайн. Вызываемые к зримой жизни предметы, лица, пейзажи «вещественно-правдивы» и «неистребимы в своем упрямом существовании». Но выставка — история скорее не модернистских течений, а именно коллекции. И если Мария говорила «Si signore, это и есть мадонна», он знал, что так оно есть и приобретал работу.
С начала 1937 года у Пикассо начинается период под названием «Герника» и заканчивается вместе со Второй мировой войной в 1945 году. Отсылки к отношениям с Токлас достаточно прозрачны и в поэзии Стайн и в экспериментальных вещах, таких, например, как «География и пьесы» и в позднем произведении «Автобиография Алисы Б. Токлас». Следующий этап творчества Пабло Пикассо связан тяжелым периодом в семейной жизни. Но можно усмотреть в этих очертаниях и совсем иной смысл.
По прошествии более чем тридцати лет в Празднике, который всегда с тобой он описывает идиллический Париж, рисуя себя исключительно чистым и цельным человеком. Эти абзацы тоже всецело поглощены «настоящим»: если это время (а чем иным это может быть как не временем в литературе. ), то они делают его видимым, даже осязаемым, предъявляя нам акустическую графику письма и языка. Каждое отдельное предложение – глоток, тихий всплеск воды, потребляемой живыми существами, – несет в себе забывчивость и даже невыразительно, оно пренебрегает всем остальным иначе говоря, своим ближайшим окружением само себя рождая, оно тут же себя исчерпывает и тем самым поглощает, однако в сочетании подобных предложений открывается нечто большее, чем простая (скажем, коммуникационная) необходимость. Стайновская речь-письмо разворачивает себя через ритмические кривые абзацев.
Ибо, как мне думается, этот язык очень подходит для разговора о творчестве Стайн. Во время работы Пикассо безостановочно экспериментировал. Остальными тремя были Джордж Вашингтон, Генри Джеймс и Уилбер Райт.
пер. — «Клоунада»), в произведении Э. Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой», а также в фильме Вуди Алена «Полночь в Париже» (2011 год). К нему была приколота большая круглая коралловая брошь когда она говорила — говорила она мало — или смеялась — а смеялась она много, — мне казалось, что ее голос исходит из этой броши. Стайн родилась 3 февраля 1874 года в городе Аллегения, штат Пенсильвания. Можно попытаться превратить предложение в абзац, растянув его до невероятных длиннот, как это имеет место в «Становлении американцев», но в любом, даже до неузнаваемости измененном, предложении остается след его строения, остается сопротивление первичной голой схемы наиболее простого из рассказов. Это случилось в то счастливое время, когда он еще был влюблен в Хэдли. Он не жалел усилий на то, чтобы в точности выяснить финансовое положение своих клиентов. К удару, нанесенному Андерсону, Хемингуэй добавил оскорбление.
Малый коллапс восприятия у нас, читающих, может возникнуть тогда, например, когда, казалось бы, все синтаксически корректно («It looks like a garden but he had hurt himself by accident»). Итак мы действительно знаем что такое шедевр и мы также знаем почему их так мало. Об этом намерении Форд объявил в своей обычной манере. Начните сначала и сосредоточьтесь.
Так что держитесь твердо. Во-первых, мы помним о роли соотносящих («реляционных» в терминологии Р. Якобсона) слов в этом письме имеющих сугубо грамматический, то есть внутренне референциальный характер. Гертруда Стайн рассказала о трех женских судьбах, трех характерах. Вторая версия происшествия, данная Хемингуэем тридцать лет спустя в «Празднике, который всегда с тобой», рассказана с иным настроением и само определение воспринимается весьма иронично. Такое «равновесие», однако интерпретируется им как относящееся к простому чувству «удовлетворения» и насыщения.
Нет, нельзя, — ответила Гертруда. Звук каждого глотка монотонен, почти одинаков, но вот наступает момент, когда собака перестает пить и тогда, каким-то «ретенционным» остаточным чувством, мы обнаруживаем, что было в этих звуках, – какое самобытное распределение акцентов, какое и вправду неповторимое звучание, полноту которого раскрывает лишь наступившая тишина.
Так как к чтению этих текстов (теперь уже как толкованию) можно подключиться, беря на вооружение гомосексуальный код, но точно так же и любой другой: например, код основной – нормативной – грамматики, с помощью которого в таких сочинениях будут усматриваться исключительно аномалии и аберрации по отношению к языковой, в том числе и письменной, практике. Мир образов реальности и их символических содержаний. Такого рода сказ или голос повествователя (в скобках заметим, что повествователь и автор совсем не одно и то же), отмечен системой мимико-артикуляционных жестов, это выразительная речь в противовес логической и связана она с тем, что можно назвать специфической жестикуляцией самого письма, которое словно подмигивает, смеется, гримасничает, постоянно меняя маски. Хозяин гаража ответил, что он сам его обучил парни такого возраста учатся с готовностью. Be. Wedded. Очень трудно говорить обо всех текстах сразу, хочется ввести хотя бы жанровые рамки (роман, автобиография, стихи, пьеса, портрет), но тут же понимаешь, что жанр для Стайн – весьма условная рубрикация формы, ее случайное инвентарное имя, понимаешь, что форму предстоит создать заново, что, к примеру, роман как жанр будет рождаться вместе с данным конкретным произведением Стайн, которое всего лишь для простоты и удобства читательского потребления называется романом.
У меня, как у Гэтсби, только одна надежда». Фицджеральд находился в угнетенном состоянии и был раздражителен. Стайн осмысливает себя в роли нового грамматика, понимая, что такая грамматика имеет отношение уже к «композиции».
Это и есть моя идея. Не часто. Форду вещь нравится, он собирается к вам наведаться, — сообщал Хемингуэй. Уилсон указывает на такую отличительную черту этой школы, как «наивность языка, характерную в том числе и для речи персонажей, которая призвана выражать глубокие эмоции и сложные состояния ума». Как бы то ни было, но там, где оба – и Сезанн и Стайн – давали волю своему материалу, там, где он начинал им диктовать свои законы (а эти законы предстояло распознать), там вставал вопрос об их творческой «вменяемости», об «авторстве», о странной неспособности обоих оставить в стороне имманентную жизнь красок и языка во имя человеческих установлений. Первым под патронаж Стайнов попал Анри Матисс.
Он также задавался вопросом, кто же из них «потерянное поколение». Памятник писательнице поставлен в Брайант-парке в Нью-Йорке. На тексты Стайн писали музыку американские композиторы Вирджил Томпсон (1934 год, 1947 год) и Джеймс Тинни (1970 год), немецкий композитор Ирис тер Шипхорст (Inside-outside II, 1989 год), музыкальную драму «To Be Sung» по «лирической опере» Стайн написал французский композитор Паскаль Дюсапен (1993 год). Позже она однажды написала: Отцы производят гнетущее впечатление. Я не уверена в том, что здесь действуют какие-либо органические законы, поскольку, как далее указывает сам же Сазерленд, стайновские тексты создают «континуум интенсивности», который отнюдь не является суммой отдельных частей. «О его пьянстве много говорили, — вспоминает Алиса, — но он всегда был трезв, когда приходил в дом».
Она считала, что Фицджеральд по-настоящему создал новое поколение в глазах публики. С годами писательница и правда все больше приближалась к портрету. Стайн когда-то написала, что свое «открытие» в отношении предложений и абзацев она сделала, слушая, как пьет ее собака Бэскет. Литературное творчество Стайн нередко отождествляют с живописью. Прекратив работу над портретом, он уехал в Испанию. Для художника бык символизирует войну, смерть и беду.
Появление этой картины вызвало бурю у негодующих посетителей. Тот год Лео назвал «Сезанновским разгулом». Чтобы понимать, нужно одновременно смотреть и слушать. Хемингуэй напал на человека, который был частью ее окружения.
Роман был опубликован в 1920 году, когда ему еще не исполнилось и двадцати четырех. (Р. Костеланец). Мейбл Додж Льбюхан хорошо запомнила их и позже описала, как они обе выглядели в то время. Это она может «войти» в человека или собаку и пока не исчерпает предписанной ей силы, будет с ними оставаться, а потом внезапно уйдет. Как она однажды написала: Дайте мне новые новые лица. Она была в дружеских отношениях и многие годы переписывалась с Матиссом, Пикассо, Максом Жакобом, Хемингуэем, Фицджеральдом, Уайлдером.
Фицджеральд долго размышлял над этим разговором и в конце концов пришел к выводу, что Гертруда хотела подчеркнуть превосходство «пламени» Хемингуэя над его собственным. На этом Фицджеральд развернулся и отошел от них. «Нежные кнопки», 1914 роман «Становление американцев», 1925 и др. ), ориентированные на европейский авангард, но при этом стремившиеся передать американский дух, колорит, склад мысли и устную речь, никогда не находили широкого читательского признания. Стайн коллекционировала и пропагандировала новейшее искусство (прежде всего, кубизм), собирала работы Пикассо (известен его портрет Стайн, 1906), Брака, Шагала, Модильяни, Гриса, Паскина, поддерживала художников Парижской школы. Хемингуэй еще находился с Гертрудой в дружеских отношениях, когда в 1925 году впервые привел на улицу Флерюс Ф. Скотта Фицджеральда.
Однако взгляд собаки – формула куда более радикальная, чем может показаться. Дос Пассос, Томас Элиот, Ф. С. Фицджеральд, Э. М. Ремарк и др. ). «Трезвость» или «смиренную объективность», сезанновского взгляда можно действительно уподобить лишь взгляду собаки, лишенному «высокомерия или умствования», то есть того, чем окрашивает взгляд природа человека.
Двумя другими гениями она считала Пабло Пикассо и А. Н. Уайтхеда. Мы видим, что в сезанновской картине отсутствует единый центр «la rйalisation» (слово самого Сезанна: осуществление вещи овладение предметом) идет «окольными путями». А с ней и я. Как чудно мы плаваем. У Мей была страстная натура и у нее вскоре появилась новая любовница.
В Париже она жила в доме своего брата Лео искусствоведа и критика. Гертруде принадлежит авторство термина «потерянное поколение» (взятого Э. Хемингуэем в качестве эпиграфа к своему роману «И восходит солнце»), которым она называла эмигрировавших за границу американских писателей, часто собиравшихся у неё в салоне на улице Флёрюс, 27. В пределах описанного «целого» ни один из цветов не является главным все они равноправны и равноценны, например в моделировке лица.
Таковы «Три жизни», книга, созданная под воздействием портрета госпожи Сезанн (таковы и последующие книги). Есть основания считать, что он осуждал лесбийские предпочтения Гертруды. Впрочем, в стайновском употреблении «простых» слов немало смысла, как мы сумеем в этом убедиться, если будем и дальше придерживаться намеченного пути. Экспериментальная, близкая к кубизму поэзия и проза Стайн (сб. «Забавно, — писала она, — что мужчины чаще всего выбирают в качестве главных оснований для гордости две вещи, на которые способен любой мужчина и которые любой мужчина делает одинаково: это пьянство и рождение сына Если подумать, становится ясно, насколько это удивительный выбор». Подробно описывая то посещение, Гертруда заметила, как публика «умирала со смеху от картины и пыталась отковыривать краску».
«Стоило дважды упомянуть Джойса и вас уже никогда больше не приглашали в этот дом». В гостинице «Пернолле» действительно был молодой автомеханик. Появление изображения – своеобразный прорыв из небытия в сферу видимого.
О только что упомянутом «движении» Стайн нередко говорит в терминах его ограниченности чем-то внешним, задаваемым изнутри него самого (это «то, что полностью в себе удерживается»). В конце концов он решил, что Гертруда «очень милая женщина», но «иногда она несет вздор». И это правда интересно. Думаю, что, желая совладать со временем, Стайн с настойчивостью живописца прибегает к помощи пространства: все, что для нее имеет отношение ко времени и прежде всего представление о «длящемся настоящем» написанного, оформляется в абзац, то есть в серийную последовательность по сути дела аритмичных предложений, стремящихся не столько сцепиться друг с другом, сколько друг от друга оттолкнуться, раздвинуться вширь, – в этом смысле абзац напоминает ветвящуюся структуру и выстроен он не по единой линии, а вдоль многих линий, будто растаскивающих, растягивающих его в разные стороны изнутри. Тогда как «шедевр», по Стайн, – явление совсем иного порядка, это не «самость», но некая «целость» («entity») и инстанция, к которой он причастен – «человеческое сознание (дух)» («human mind»), – не возобновляется и не вспоминается, но просто существует.
Итак, автореферентность выдерживается в текстах Стайн на двух основных уровнях: на микроуровне, когда дело идет об отдельных словах и их соединении в предложение, а предложений, в свою очередь, в абзац, но также и на макроуровне формы, когда под вопрос оказывается поставленным уже самый жанр. Чтобы услышать, нужно смотреть. Есть некая необходимость, заставляющая рано или поздно отказаться от воды.
Вот некоторые из них: «Герника» (1937 г), «Плачущая женщина» (1937 г), «Раненая птица и кот» (1938 г), «Ночная рыбалка на Антибах» (1939 г), «Натюрморт с бычьим черепом» (1942 г), «Склеп» (1944-1945 г. г) и «Натюрморт» (1945 г). Нетрудно представить: кто-то просит Стайн сесть в профиль, намереваясь сделать портрет, кто-то хочет запечатлеть «атмосферу» ее парижского дома-салона, кто-то продумывает планы, а кто-то снимает просто так. Уилсон отмечает, что Хемингуэй «единственный писатель, не считая Шервуда Андерсона, почувствовавший гениальность «Трех жизней» мисс Стайн и явно находящийся под ее влиянием. Не часто.
Отсюда ее интерес к композиции в малом и большом. Он все еще в числе ее преданных сторонников: Журнал выжил единственно благодаря вашему роману. Читатель (слушатель) реагирует прежде всего на ритм, на голос (в письме или когда-то в жизни) и из этих акустических, подчас досмысловых, телесных состояний выводит для себя свой окончательный (хотя, возможно, не единственный) смысл, который он и закрепляет за прочитанным (услышанным). Рассказ хорош, сказала она. Коллекционировать картины Лео начал в 1903 году.
В этих фотографиях сквозит одновременная доверчивость и нарочитость. «Я с самого начала знал, — писал Хемингуэй, — что они не смогут и не захотят опубликовать эту вещь, так как я выставил идиотом их драгоценного и популярного Андерсона Я, однако, совсем не имел такого намерения». Ей, как писателю, повезло, что человеческая комедия разыгрывалась прямо у нее в гостиной.
«Во французский бар, входит эсэсовский офицер художники, до этого весело болтающие и попивающие аперитив, встают и демонстративно покидают бар, не допив свои бокалы». Но к Стайнам Воллар испытывал симпатию и потому продавал им картины регулярно. А радости жизни равно как и необходимые потребности поддерживают необходимость самости. Абзацы суть утяжеленное дыхание такого сбивчивого, «говорливого» письма.
Но если отвлечься от присутствующего здесь оттенка психологии общения (такая метафора вполне очевидна), то появится возможность прочитать это и по-другому: между красками действительно устанавливаются некоторые отношения в физическом смысле «сил притяжения и отталкивания», как скажет об этом сам же Рильке, описывая портрет госпожи Сезанн. Это язык, освобожденный от господства нормы, от той «большой» грамматики, которая обеспечивает его коммуникативную роль. Стайн же присматривается к словам и пытается заставить их быть всецело в настоящем – не в прошлом культурных этимологий и жанровых конвенций, а в настоящем времени ее освобождающего письма. Умер Пабло Пикассо 8 апреля 1973 года во Франции городе Мужене. Стайны и сами считались достопримечательностью.
А с ней и я. Поедая рыбу и свинину, она растолстела. Но эту гипотезу мы будем еще обсуждать. Стайновские пьющие по-собачьи земную воду абзацы. Но Сезанн, в отличие от преуспевающих фотографов, «несостоятелен»: он стоит по ту сторону любой ценностной шкалы, как художник он поставил себя вне морали, по выражению Рильке – «выше даже любви». Из любопытства или расположения, руководствуясь неизменным чутьем, Гертруда неутомимо пестовала молодежь на протяжении нескольких поколений.
Близкими друзьями Гертруды и Лео стали Пикассо, Матисс, Брак и другие художники. В конце концов, Лео купил одну картину Сезанна (Пейзаж с весенним домиком). Даже коричневый цвет волос и такой же отблеск зрачков «реагируют на свое окружение». Наоборот изображенное Сезанном кресло настолько «сочнее и гуще» легкой фигуры, охваченной им со всех сторон, что создается «что-то вроде воскового слоя» и этот «слой» передает случайное присутствие в картине человека, который, будто уступая тяжести вещи, почти бесследно растворяется в ней. Нет ничего невозможного в том, что он подслушал ожесточенную ссору между Гертрудой и Алисой — ссору, которая без прикрас открыла для него лесбийскую природу их взаимоотношений, причем стальной характер Алисы проявился так, как это никогда не случалось на людях.
Значительно позже, в «Нежных пуговицах», целиком пройдя весь путь отказа от существительных и затем опять вернувшись к ним, Стайн настолько далеко заходит в своей всегдашней экспериментации с синтаксисом предложения и порядком слов в нем, что в словах – существительных – начинают проглядывать их «корневые значения», которые в своей основе пиктографичны (А. Стюарт). Эти тексты существуют. Что же удивляться – стайновское письмо играет с самой субъективностью: там, где остаются следы историй, там можем существовать «мы», доверяясь великой правде языка, который распоряжается нами (нам кажется, что это мы владеем им), но там, где истории терпят ущерб, где они весело растворяются в бессмысленной дымке, – возможно, в предчувствии других, – там начинается разреженный воздух, там нет органического выдоха и вдоха, как нет и помогающих этому запятых, там субъективность затухает, теряется изнемогает, когда «мы» более себе не тождественны, но и язык «нам» больше не указ. Особенно ее восхищали «его прекрасные итальянские глаза, большие и бархатные».
Но удивительно другое: современники были убеждены в том, что Сезанн страдает врожденным дефектом зрения (а иначе как объяснить все его не до конца оформившиеся картины, его пренебрежение к коммуникации со зрителем и проч. ). Хемингуэй предположил, что сам хозяин в одиннадцать утра был уже пьян. Ещё до этих событий у брата и сестры наметились расхождения художественных вкусов. Вскоре после этого Хемингуэй отправился в Испанию, чтобы увидеть настоящий бой быков, в сопровождении издателя Уильяма Берда и Роберта Макалмона, который великодушно оплатил Хемингуэю расходы на путешествие. Не спорьте со мной, Хемингуэй.
Опыт научил ее обращаться с ними так, «как если бы они были трезвы». иностранное происхождение. ). Таким образом, чтение текстов Стайн во многом предполагает разглядывание: ощущение ритма («голос») неотделимо от восприятия места слова, точно так же как и самого слова, по которому это место и распознается. С тех пор брат и сестра так и не сблизились. В своем предисловии Хемингуэй давал понять, что его поколение «потеряно» по-особому, не так, как «потерянные поколения» прошлых времен. Читатель текстов Стайн как раз и совершает это, озвучивая подобную «внутреннюю речь» (Л. Выготский) с характерными для нее семантикой и синтаксисом, а также уникальным фонетическим рисунком.
Слово своевременный показывает что шедевры не имеют никакого отношения ко времени. Он пишет, что у Сезанна синева, ведущая происхождение от помпейских фресок, «окончательно потеряла всякое иносказательное значение». Портрет так и остался временно незавершенным.
Мисс Стайн, Андерсон и Хемингуэй могут рассматриваться как отдельная литературная школа». Такие значения являются сугубо ситуативными – они не заданы лексическим составом языка, но рождаются – каждый раз заново – по мере чтения, воздействуя направленно и «одноразово» – так, как организована речь. В своих правах уравнено существование всего – одушевленного и неодушевленного, – и это «равновесие», этот вновь обретенный искусством баланс сполна возвращается миру.
Она была в страшном смятении: она осознала, что является лесбиянкой. Первый раздел — детство и юношеские годы писательницы. Эпизод, которым начинается «Меланкта», – негритянская девушка по имени Меланкта принимает роды у своей подруги, – повторится почти в тех же самых словах ста пятьюдесятью страницами позже, когда мы поймем наконец, к какому времени рассказа он действительно относится. Хемингуэю представилась возможность публичного разрыва с Андерсоном в 1925 году, когда тот напечатал «Темный смех».
Дело вот в чем, — начал объяснять Хемингуэй. Эта часть называлась Уход великой расы или Становление и упадание американцев. Как и у Сезанна, возникающее внутри них «равновесие» неустойчиво оно неустойчиво в том смысле, что складывается из системы отношений – в данном случае словесных – прямо перед нами, у нас на глазах. Утрата ими «языкового сознания» (А. Р. Лурия) приводит к тому, что язык ведет их за собой, демонстрируя при этом собственные «эксцессы», – гипертрофию синтаксиса в ущерб семантике и наоборот. Единственная инстанция, которая пытается удержать эту принципиальную разбросанность, это дробящееся множество возникающих и тут же гаснущих отношений, есть не что иное, как «композиция», которая озабочена лишь фактом существования такого плюрализма. Похоронили художника возле его же замка Вовенарг.
Гертруде мысль очень нравилась и она была разочарована, когда Андерсон передумал этим заниматься. В восприятии этих слов соединяются звук и образ. Стайны меньше были склонны торговаться, чем его более богатые клиенты.
Илья Басс в книге «Жизнь и время Гертруды Стайн» приводит фрагмент из письма Лео Стайна: «Появление Элис явилось божьей благодатью, поскольку оно способствовало происшедшему без апокалипсиса. Возможно, чтобы польстить самолюбию Фицджеральда, Гертруда сказала, что «пламя» Фицджеральда и Хемингуэя — не одно и то же. У нее была страсть знакомиться с людьми. Еще более поздняя версия в изложении Хемингуэя выглядит правдоподобнее.
Позднее же, после визита в Испанию и увлечения африканским искусством Пикассо всё-таки завершает «Портрет Гертруды Стайн» в своей обычной грубоватой манере, где лицо становится схематичным подобным маске, а глазницы пустыми. Впрочем, это чтение, наверное, было бы эмпирически невозможным, если бы не одно существенное обстоятельство: Стайн, похоже, никогда не расстается окончательно с «рассказом» («story»), хотя рассказов в принципе так много, что зачем, спрашивает она себя резонно, добавлять к ним еще один. Это ни к чему не приведет. вплетенный в ткань повествования) персонаж.
Я только что о чем угодно размышляла и размышляя о чем угодно я увидела нечто. Он также задавался вопросом, кто же из них потерянное поколение. А потом, видя мое недоумение, объяснил причину смеха. Но я забегаю вперед.
Ее письмо в этом смысле действительно нейтрально. Что такое это загадочное -nobody никто, а также запятая, стоящая сразу после сказуемого.
Форд пытался найти поддержку и в Париже. Той зимой мы все только это и обсуждали. К таковому нас побуждают опущенные знаки препинания, частые повторы, синтаксические сдвиги. Тем не менее, Пикассо, будучи доволен своим произведением заметил: «Ничего, когда-нибудь вы будете на него похожи, со временем». Особенно ее восхищали его прекрасные итальянские глаза, большие и бархатные.
Сообщение не считывается с сезанновских полотен, его попросту там нет, место сообщения заняла «безграничная, деловая точность, не желающая ни малейшего вмешательства в чуждую ей область», а «чуждая область» и есть область привносимых извне моральных суждений их всегдашний, приуроченный ко времени и месту, дидактизм. Льюис заметил, что вряд ли издатели «Ревью» примут произведение, высмеивающее человека, который убедил Джона Куинна вложить деньги в их журнал и который работал на них в Париже в качестве литературного редактора. Все картины этого периода художник пишет в серо-черно-белых тонах. На сэкономленные деньги можно будет покупать картины. Итак, грамматические стыки, задающие особенный ритм чтения имеют непосредственное отношение к представлению о «новом равновесии» предложения.
Вы заворожены этим потрясающим заклинанием, вы растворяетесь в звуках – произносимых или молчаливых, – и «Madame Rйcamier» продолжает вычерчивать свою фигуру, свой плотный узор поверх вашего превратившегося в ухо тела, поверх и помимо вашей способности что-либо понимать. А что такое чтение гранок, спросим мы себя. Тут есть около 40 работ Пикассо, еще больше — Матисса, включая некоторое количество знаменитых — вроде матиссовской Женщины в шляпе, с которой и началась коллекция Стайнов (по легенде именно реакция одного из разозлившихся критиков на дикость этой картины дала название всему фовизму). Сезанновские холсты, написанные так, как будто художник был псом, сидел и смотрел на мир, без всяких «побочных мыслей».
Но погода им не благоприятствовала и Хемингуэй, нередко испытывавший неприязнь к людям, которые делали ему добро, стал вести себя оскорбительно по отношению к Макалмону. Похоже, что само описание строится по принципу сезанновского «rйalisation», – по ходу аккуратного прохождения различных участков цвета рождаются предметы и их окружение – всё разом хотя это и портрет, внимание писателя (как и художника) сосредоточено не на лице: из обоев проступает «красное низкое кресло», оно постепенно завоевывает пространство своей настойчивой округлостью и цветом в это кресло, как оказывается, посажена женщина, чье платье, жакет, бант, всего лишь «намеченные», – это «зелено-желтые», «желто-зеленые», «серо-стальные» и синие тона, соседство которых использовано «для простой моделировки светлого лица». Экспериментальная, близкая к кубизму поэзия и проза Стайн (сб.
Те кто признает шедевры говорят вот причина но это не так. Посему посетителю дозволялось приходить и часами там рыться. Открытые, гостеприимные, оба любили и умели поговорить. Ее повествователь (повествовательница) как будто страдает врожденным нарушением речи: он забывает имена, нагнетая одни и те же абстрактные местоимения, либо, напротив, впадает в безостановочное именование. Я поймала взгляд прекрасной миссис. Она явилась на улицу Флерюс с получасовым опозданием.
Этот «континуум» движения в настоящем вызывается к жизни взаимодействием разрозненных элементов, прерывистых (можно даже сказать: постоянно прерываемых) «материалов и форм» и постигается чисто физически как столкновение сил, напряжений, движений, скоростей, притяжений и т. п. Ситуация предельной, я бы сказала живописной или скульптурной, активизации чтения достигается и другими способами: повторами, когда слова выстраиваются во фразе так, что они являются в одно и то же время и средствами и объектами выражения иначе говоря, когда означающее и означаемое приводятся в столкновение и начинают друг в друге отзываться («There can be no grammar without and and if if you are prevailed upon to be very well and thank you», см. Она прекрасно понимала, как строится карьера в современном мире. Герника это город, который находится на севере Испании.
Внезапная вспышка вдохновения могла раздуть гудящее пламя и полыхнуть жаром. Они становятся более понятные и светлые. Композиция регулирует эти скользящие отношения между словами и предложениями, но она не отвечает за то, каким образом мы присваиваем смысл или же его не присваиваем. А это значит что я собиралась говорить обращаясь к вам но в действительности невозможно говорить о шедеврах и о том что это такое так как говорение по существу не имеет никакого отношения к творимому (creation). 1 мая 1937 года немецкая авиация практически уничтожила этот город. Повторю, что такое внимание к языку, пусть и сопряженное с осуществлением конкретной задачи (записи «умственных» состояний героев и через эти состояния особенностей создаваемых характеров), приводит к подрыву оснований некоторой жанровой формы, закрепленной в системе правил, требующих своего неукоснительного соблюдения: полагаясь на язык, отдавая приоритет речи (Стайн уверена в том, что говорится всегда одно и то же, но говорится по-разному и в этом различии и состоит человеческая уникальность уникальность человека есть музыкальный ритм, особая партитура предъявленных в речи переменчивых состояний сознания) итак, отдавая приоритет речи в «описании» своих героев, Стайн тем самым нарушает равновесие формы, точнее, выводит эту форму из установленного для нее равновесия, на деле видоизменяя то, что впоследствии она часто будет называть «композицией». Консервированный арбуз.
Они — «une generation perdue», так сказал хозяин гаража. Итак, композиция – это не то, что существует для чего-то или по поводу чего-то, композиция, если воспользоваться еще одной формулировкой Стайн, – просто «нечто существующее». Кто его родители.
От этого заблуждения она не избавилась до конца жизни. Токлас была застенчивой и стройной Стайн была уже довольно полной (вес ее позже достиг 94 килограммов). При этом, когда сама Стайн увидела портрет, она была удивлена своим изображением и посчитала, что сходство с ней ушло.
Он начинает писать в стиле сюрреализма. Излюбленный композиционный образ – это «ландшафт», в нем летящая сорока и застывшее чучело уравнены в том смысле, что и то и другое вписано в некую фигуру, каковой и является ландшафт. Завсегдатаи парижских кафе считали Стайнов богатыми американскими чудаками. Поездка на родину летом 1906 года продолжалась несколько месяцев. Это яркое, желчное описание по всем подробностям очень правдоподобно. Та являлась хозяйкой ее богатой коллекции произведений искусства в течение 15 лет.
В беседах с Андерсоном Гертруда особенно строго судила Хемингуэя-писателя. Итак, если представить письмо Стайн как внутреннюю речь, то тем более понятным будет замечание о том, что его семантические основания замещаются «альтернативной лингвистической связностью», покоящейся на подборе слов (манере выражения), аллитерации, ритме, рифмовке и т. д. Такой взгляд вообще не есть взгляд в строгом смысле слова.
Я не ставлю под сомнение возможность писателя осмысливать свой собственный опыт, но при этом понимаю, что даже лекции, которые, казалось бы, достаточно сдержанны и информативны, даже они, ориентированные на слушателя, представляют собой очередной – синкопически устроенный – текст. Это и есть моя идея». На большинство вещей — на новую картину, на новое лицо — она реагировала бурно. Если картины Сезанна изображают существующее «без всяких воспоминаний о прошлом», причем так, что предметы незаметно утрачивают свое утилитарное предназначение и даже лицо, эта христоподобная книга и та превращается в вещь если картины Сезанна уплощают мир, лишая его сюжета, психологии, морали, поскольку то, что изображено, пишется с любовью, но при этом без любви как извне привносимого человеческого отношения иными словами, если живопись Сезанна возвращает нас к миру, где нет людей, одновременно делая зримым, как «мир прикасается к нам» (М. Мерло-Понти), – то и стайновские абзацы, эти своеобразные живописные этюды, представляют собой сугубо «внутренние» соотношения слов и предложений, сохраняющих открытость и подвижность во взаимодействии друг с другом и тем самым невероятно ослабляющих любую остаточную нарративность. Вторая версия хемингуэевского рассказа о «потерянном поколении», похоже, припоминалась не в спокойном состоянии духа, там явно чувствуются отголоски давней вражды. В небольшом помещении кучами были навалены картины, многие неоконченные. У нее есть глаза и желтые ботинки, у нее есть для выбора все, но она выбрала меня. — А нельзя снизить долю до восьмидесяти процентов.
Это приближает литературное усилие Стайн к усилию чисто живописному (она сама любила эту аналогию), когда при чтении письменных текстов переживается опыт их чувственного – зрительного и, возможно, осязательного – восприятия. Других восхищала легкость и нежность ее голоса, заразительный смех. Понимательное усилие концентрируется на явно провокативно подобранном союзе, этот союз помогает нам пробежать предложение от начала до конца, однако в силу возникающих смысловых затруднений он снова возвращает нас к самому себе, предъявляя неожиданным образом все свои до сих пор нами пренебрегавшиеся возможности (кто обращает внимание на союзы во время чтения. ).
Вот таким образом она вполне могла пожаловаться, что механик заставил ее ждать. Пьянство, наркотики, погоня за запретными «удовольствиями» — все идет во вред творческому процессу. Стало быть во всех отношениях это тревожно и вот таким образом ты пишешь всякий в самом деле пишет дабы подтвердить чем всякий и любой является и чем больше это делают тем больше выглядят какими были а являясь таковыми получается что самость проступает только еще сильней и эта самость не то чем могут быть но то чем могут слыть. Форму, повторяю, предстоит отвоевать заново – отвоевав ее у нее самой, – погрузить в забывчивость относительно собственных оснований, практикуя при этом и локальную – в масштабах возобновляемого писательского усилия – культурную «амнезию». Особая «вещественность» сезанновских изображений их свободная от комментариев предметность возникает, как это нам уже известно из определенных цветовых соотношений. Они все время меняют партнеров и не могут быть счастливы. Я ее делаю.
«Сказитель» этот как будто пропевает свои длинные пассажи и когда он делает очередной вдох, напрягая диафрагму, так, как это сделал бы степной певец, чья песня звучит прерывисто и в то же время нестерпимо долго, так вот, когда возникает потребность в новом вдохе для продолжения пения-речи, тогда графически обрушивается отступ и начинается абзац. Гертруда повторяла свои собственные слова: Андерсон «гениально использовал предложение для передачи прямой эмоции, в духе великой американской традиции» и «кроме Шервуда в Америке нет никого, кто мог бы писать такими четкими и страстными предложениями». В неопубликованном предисловии, написанном в сентябре 1925 года, когда он только кончил править рукопись, он довольно прямолинейно рассказывает об этом эпизоде.
Строительство перспективы – еще один линейный принцип – сменяется аранжировкой живописных «планов». Затем попросил разрешения посвятить ей свою новую книгу. Но в Сопротивлении он не участвовал иначе после «допросов с пристрастием» его скорее всего бы расстреляли или повесили. Хэдли Хемингуэй слушала с тревогой, поглядывая на мешковатые одеяния самой Гертруды.
Тем более в портретах, где Сезанн кажется им полностью «несостоятельным». С другой стороны, непроизвольной редукции подвергается затем художник. — «Клоунада»), в произведении Э. Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой», а также в фильме Вуди Алена «Полночь в Париже» (2011 год).
Первые пятьдесят страниц требовались Хемингуэю немедленно. (Еще одна странная вещь в отношении шедевров это, ничейность когда он создается в том что мы называем человеческим разумом есть нечто заставляющее его удерживаться несмотря ни на что). «Целость» или письмо («writing») и есть своеобразный сказ, ни к кому в сущности не обращенный, тогда как «самость» или говорение («talking»), это всегда двое: ты и твоя собачка (любимый образ Стайн), ты и твоя аудитория, ты и твой корреспондент. Хемингуэй, Дж.
Гертруда звала супругов в гости тем летом, но это не входило в их планы. Так и абзац. Гертруда оставалась в убеждении, что Фицджеральда, создавшего свою эпоху так же, как Теккерей создал эпоху «Ярмарки тщеславия», станут читать и тогда, «когда многие из его знаменитых сверстников будут забыты». Итак вы видите почему говорение не имеет никакого отношения к творимому, говорение это на самом деле человеческая природа как таковая а человеческая природа не имееет никакого отношения к шедеврам.
Это так нетрудно что любой и в самом деле это знает. Они — une generation perdue, так сказал хозяин гаража.
Шедевр, по Стайн, не имеет ничего обшего с самостью, которая есть память о самом себе. Однако «эмоция» – не выразительное средство и не психологическая данность это то, что может быть зафиксировано и отграничено (считает Стайн). Она фигурирует в игровом фильме Алана Рудольфа «Модернисты» (1987 год), в романе Уолтера Саттертуэйта «Маскарад» (1998 год, в рус. На тексты Стайн писали музыку американские композиторы Вирджил Томпсон (1934 год, 1947 год) и Джеймс Тинни (1970 год), немецкий композитор Ирис тер Шипхорст (Inside-outside II, 1989 год), музыкальную драму «To Be Sung» по «лирической опере» Стайн написал французский композитор Паскаль Дюсапен (1993 год).
Несмотря на все это, Гертруда продолжала утверждать, что к Хемингуэю она питает слабость. Он был недостаточно «сведущ» в своем деле и Гертруда пожаловалась на него хозяину гаража, может быть, предполагает Хемингуэй, так как механик просто не захотел обслужить ее вне очереди. Хемингуэй с подозрением спросил: «Ты к чему это, Скотти. » — «Расскажи ей», — настаивал Фицджеральд. Хемингуэй хотел печатать Становление американцев с продолжением в нескольких выпусках. Затем Пабло Пикассо знакомится с Марсель Умбер (Ева), которая становится его новой музой, а с Фернандой он расстается осенью 1911 года. Последовало личное знакомство с художником, его женой и как следствие новые покупки.
По сообщению одного из тех, кто навещал Гертруду в гостинице, писателя Бравига Эмбса, молодой слесарь был «косоглаз и чрезвычайно мил», так что Гертруда вела с ним «нескончаемые» разговоры, покуда Алиса ждала во дворе и исходила злобой. К Гертруде он относился как к наставнице. А, судя по рассказам немецкого офицера и по фотоархиву, выясняется, что художники таскали к нему свои работы, приглашали в свои мастерские и с удовольствием посещали выставки, устраиваемые немецкими властями в Париже и Берлине. Что продлевает жизнь этим произведениям.
«Madame Rйcamier» – повторите это несколько раз (Стайн придает этой звуковой кривой статус названия пьесы), повторите несколько раз это странное сочетание, здесь нет имен, здесь одни лишь звуки, детская считалка – считалка ничего не означает, она просто удерживает время, заговаривая его, – вот именно: заговор, заклинание – «Madame Rйcamier», повторите снова и вы поймете, что язык не прозрачен, что состоит он из мелодий, упругих и тугих и это и есть его «истории», которые он готов рассказывать без конца. Алиса знала его еще до войны, когда он звался Форд Мэдокс Хьюффер и его роман с писательницей Вайолет Хант вызвал светский скандал в Лондоне.
Этого нельзя было сказать об Алисе. Так и произошло. Хемингуэй с подозрением спросил: Ты к чему это, Скотти. Всё против них.
Она мимоходом спросила про Гарриет. Этот смех один из ее друзей сравнил с бифштексом — так он был сочен и основателен. Действие происходит в Америке, в Бриджпойнте.
To. Она пишет чистую возможность чтения, рассчитанную на того, на тех из «нас», кто не был или перестал быть «нами», ее письмо не знает «идентичности», зато позволяет выбрать «целостность», которой некто может стать внутри него. Впрочем, центральным героем тут все равно оказывается Гертруда. Из них одних он и состоит. Следует поддерживать в себе постоянную готовность к писательскому труду, к «ежедневному чуду». Гертруда пришла в волнение.
Безусловно ценной является для нас идея равновесия, хотя в приведенных словах речь идет о внешнем равновесии, точнее, о балансе между «внутренним» (изображением) и «внешним» (его объектом). Да, Стайн избегает сочинять одну большую «историю», даже если это повесть или роман, но вместо этого рассказы в ее текстах начинают множиться, дробиться, разбегаться в разные стороны, соперничать, друг другу помогать. У женщин все абсолютно по-другому. На ее скелете висели горы массивной тяжелой плоти. В поцесе работы Пикассо влюбляется в одну из танцовщиц балета Ольгу Хохлову.
Это были последние слова Стайн, обращенные к ее любимой. Сам факт, что Стайн чествуют в Сан-Франциско, — немного трогательный. «Автобиография каждого» – такое название получило произведение. Ввиду приближающегося счастливого события чета Хемингуэев решила вернуться в Америку, чтобы ребенок родился там.
Однако главным предметом споров между Гертрудой и Андерсоном в ту зиму был Хемингуэй. Это ни к чему не приведет. Коллекция была выставлена на аукционе и продана за 6 миллионов долларов.
Но шедевр является все же творением духа и когда Стайн говорит о человеческом разуме (духе), то, конечно, можно толковать его как некое творящее начало, как модернистскую дань идее трансцендентального главенства искусства (М. Декоувен). В своем новом романе, очень для него важном, Хемингуэй в качестве эпиграфа использовал недавнее высказывание Гертруды: «Вы все — потерянное поколение». Одно из первых наблюдений Рильке граничит с сезанновской палитрой. (Заносись, да не слишком. ) Я дал ему понять, какая это удача для его журнала и подчеркнул, что этой добычей он обязан исключительно моим способностям добытчика. Теперь попробуем сказать о тех же самых вещах используя другие понятия.
«Вкус, — заявляла Гертруда, — не имеет ничего общего с предложениями». «Нежные кнопки», 1914 роман «Становление американцев», 1925 и др. ), ориентированные на европейский авангард, но при этом стремившиеся передать американский дух, колорит, склад мысли и устную речь, никогда не находили широкого читательского признания. Чем занимается. Вот некоторые из тех картин: «Портрет Ольги в кресле» (1917 г), «Эскиз постановки для балета «Парад» (1917 г), «Натюрморт» (1918 г), «Три танцовщицы» (1919-1920 г), «Группа танцовщиц.
За несколько лет жизни во французской столице они собрали удивительную коллекцию того, что традиционный парижский бомонд считал дерзким, революционным, а часто и откровенно издевательским. Впервые она услышала это выражение от владельца гостиницы «Пернолле» в Белле, городе в департаменте Эн: «Он сказал, что каждый мужчина становится цивилизованным существом между восемнадцатью и двадцатью пятью годами. В конце концов есть всегда одна и та же тема есть вещи которые видишь и есть человеческие существа и животные существа и всякому можно сказать с начала времени все известно практически начиная с начала и продвигаясь вплоть до конца об этих вещах. Гертруда прочла «По эту сторону рая» сразу по выходе, тогда она еще не переключила свое внимание на молодых писателей. Журнал издавался в Париже Фордом Мэдоксом Фордом. Хемингуэй понимал, что Ливерайт, скорее всего, не станет печатать роман. Изображение не дается, но «случается» иными словами, оно обнаруживает себя лишь в процессе становления-изображением.
Форд не упустил возможности опубликовать в своем издании собственное произведение — одно из ранних, написанных совместно с Джозефом Конрадом, эссе О природе преступления. Гертруда Стайн изображена на известном полотне Павла Челищева «Феномены», на полотне Пабло Пикассо «портрет Гертруды Стайн». Фицджеральд обычно наносил визиты на улицу Флерюс в трезвом состоянии. Для них обеих это была любовь с первого взгляда. Известные книги Гертруды Стайн («Ида», «Три жизни») были написаны во многом под влиянием выдающихся классиков (Шекспира, Флобера), а также в них чувствуется взаимосвязь с писателями-современниками (Хемингуэй, Фицджеральд), с которыми она дружила, которых поддерживала.
«Когда я гляжу на вас, ваш образ ускользает от меня», — раздраженно сказал он. Хотя Хемингуэй и откликнулся письмом, где хвалил рецензию и отмечал, что Уилсон «единственный критик, чьи статьи я могу читать даже в том случае, если мне знакома обсуждаемая книга», однако едва ли он остался доволен тем фактом, что его так прочно связывают с двумя писателями, от которых он теперь пытается отмежеваться. Он берется за работу на фабрике «Мадура» в Валлорисе, где производит такие шедевры в виде статуэток как: «Кентавр» (1958 г), «Беременная женщина» (1950 г), «Коза» (1950 г), «Обезьяна с малышом» (1952 г) и многие другие.
Хемингуэй не соглашался ему нравились рассказы Андерсона, но романы его он находил «странно бесцветными». Уилсон считал их творчество ощутимым достижением американской прозы. — поинтересовался Хемингуэй. Они — «потерянное поколение». В другом месте Рильке выражает ту же мысль по-другому. Лишенные некоей инерции чтения инерции глазного пробегания слева направо от строки к строке, равно как и сюжетного подспорья (многие вещи Стайн просто ненарративны), мы замедляем время своего восприятия, вернее, начинаем догадываться о его существовании в момент переживаемого затруднения, скажем, в момент несущего смысловую неопределенность перехода.
Хемингуэй тоже искал поддержку. Токлэс готовила и вела хозяйство, а Стайн занималась литературой. Пример недавнего времени – попытка прочитать подобную литературу через «лесбийский код», попытка большая, окрашенная политическим пафосом так называемых гендерных исследований и при этом остающаяся весьма локальной, на мой взгляд. К сожалению, они все еще более далеки от нас, чем полотна Сезанна. Внешность Стайн была странной и даже комической.
Стайн пользуется языком, как Сезанн использует краски: он прислушивается к ним и им одним доверяет. Если это так, а нам кажется, что это очень верное наблюдение, то исчерпывает себя абзац не тогда, когда мы чувствуем, что с нас довольно, но когда внутри него установилось равновесие – независимо от нас. Ибо даже если нам будет достоверно известно, что «cow» у Стайн означает «оргазм» и мы сумеем «правильно» прочитать фразу: «My wife had a cow», то эта правильность перечеркнет и отменит все другие способы прочтения, существующие с ней на абсолютно равных правах. Стоит закрыть мощную фигуру атлета, как девочка потеряет равновесие. Важную роль в творческой судьбе Стайн сыграла ее незаурядная интуиция.
Очень интересно что написание писем сопровождается такой же трудностью, в письме пишется то что должен услышать другой человек и вот таким образом не существует целости (entity) вместо одного присутствуют двое и вот таким образом творение опять не удается. Ибо если можно постулировать наличие системы отношений, то этим все и ограничивается, поскольку далее начинается игра этих отношений, дальше, по Стайн, начинаются их «истории», а «истории», как мы знаем, невозможно по-настоящему остановить – короче, дальше начинается то, что живет постоянными переходами, что переливается, вспыхивает и затухает, оставляя живые мерцающие следы и для чего так трудно подобрать название. Чаще всего «композиция» – знак переосмысления жанра или формы (когда Стайн, например, рассуждает о пьесах и говорит об их «строении» («formation»), сравнивая его со «строением» ландшафта, – еще одно слово для обозначения «композиции»). В «Автобиографии Алисы Б. Токлас» она не раз называет Пабло Пикассо одним из своих ближайших друзей. Именно картины в первую очередь привлекали людей в дом Стайнов. У нее есть платочки и поцелуи.
Пикассо заявил: «Все считают, что на картине она совсем не похожа на себя. Через 4 года у нее началась первая в ее жизни любовная связь с лесбиянкой. Вот чем шедевр не является хотя это с легкостью может быть тем о чем в шедевре говорится. Однажды абсолютно неожиданно Пикассо полностью закрасил голову Гертруды. В ранние годы их дружбы неудовлетворенность Гертруды не была еще такой острой. Ее отец-тиран заставил ее заняться медициной.
В 1937 году вышла еще одна значимая книга. И, дабы окончательно убрать приметы органического, Стайн опускает запятые, эти паузы или знаки дыхания, как говорит она сама ведь каждому, кто дышит и так должно быть известно, когда следует остановиться, чтобы сделать очередной вдох. А в конце 1947 года художник увлекается керамикой. Позднее она лично познакомилась с художником, стала его покровительнице и другом. «Дело вот в чем, — начал объяснять Хемингуэй. Тексты Стайн, напоминающие внутреннюю речь и отчасти, наверное, структурированные по некоторым ее принципам (преобладающая предикативность синтаксиса и др. ), все же остаются текстами чтения, хотя условия и само понятие такого чтения нуждаются в серьезных оговорках. Стайновский шедевр (и не столько описываемый, сколько ею создаваемый) это в некотором смысле оголенное, неопосредованное восприятие, это некая аффективная запись, вызывающая в свою очередь ответный читательский аффект.
Соединив бюджеты, можно было позволить себе нечто большее. Сколько ему лет.
Это можно коротко определить как становление-письма-абзацем. А в таком случае шедевр (всегда нелинейный, неправильный, полный внутренних несоответствий и зияний) не является разновидностью неизменного платоновского эйдоса, но, напротив, он возникает постоянно, повторяясь в каждом новом акте чтения, в этой малой катастрофе, в которой рушится знакомый человеку способ через отстранение от мира, через бесконечный отбор и отсеивание впечатлений его, этот мир, воспринимать. Хемингуэй заявил: книга Андерсона «так ужасающе плоха, так глупа и нарочита», что он «не мог удержаться от пародии». Если подумать, становится ясно, насколько это удивительный выбор.
Итак почему же их так мало. Иначе говоря, «эмоция» является еще одним понятием, соотносимым с понятием композиции и означает некий конструктивный элемент. В конце моего повествования он — расхохотался.
пер. — Расскажи ей, — настаивал Фицджеральд.
Взяв за исходный тезис знакомое нам утверждение о том, что краски, оставляемые наедине, призваны «выяснить свои отношения», сместим в нем немного акцент, задавшись вопросом о характере, природе этих отношений. Вскоре Фрасуаза родила художнику двух детей, мальчика называют Клод, а девочку — Палома. Стайн была мужем, а Токлэс – женой. Это был поступок, который Гертруда всегда потом помнила.
Роман был опубликован в 1920 году, когда ему еще не исполнилось и двадцати четырех. Попробуем вместе, вы на том конце и я, находящаяся здесь. Хемингуэй предположил, что сам хозяин «в одиннадцать утра был уже пьян Потому-то он и изрекал такие чудесные афоризмы». Еще более поздняя версия в изложении Хемингуэя выглядит правдоподобнее.
Голос, прекрасно интонированный и мелодичный, тембром выше описанного современниками, как будто немного подгоняющий, поторапливающий рождаемые им слова (то ли по причине ограниченного времени вещания, то ли из-за технических искажений, связанных со скоростью записи, складывается впечатление, что Стайн чуть-чуть спешит), голос, на который наложились помехи вещания, все эти маленькие хрипы, потрескивания и шумы и в самом деле превосходит любые ожидания. Wife». На следующий день стало ясно, что Алиса может опоздать на встречу с Гертрудой. Наконец, мы уже отмечали повышенный, хотя и преходящий интерес Стайн к разнообразным соотносящим словам или шифтерам интерес, воплотившийся в ее самом большом романе «Становление американцев» и напрямую связанный с замыканием языка на самом себе, с исключением из фраз и даже целых абзацев всякой внешней референциальности, поскольку такое «местоименное» письмо концентрируется на самих отношениях между словами, то есть на грамматических условиях смыслопорождения и понимания. Можно немного задержаться на этой метафоре.
На стенах висели еще более яркие картины Матисса, чем те, что Алиса видела в Сан-Франциско. Форд довольно неуклюже делал вид, что проблема — по ту сторону Атлантики. Но этот «сказитель», несмотря на свою смысловую неловкость, подобно гоголевскому умело интонирует речь, выстраивая длинные пассажи (абзацы с новым «равновесием») или же ритмически чеканя фразы из нескольких коротких слов.
Много нелепого говорится по поводу темы чего-либо. Картинами этого периода его жизни стали: «Танец» (1925 г), «Купальщица, открывающая кабинку» (1928 г), «Обнажённая на пляже» (1929 г), «Обнажённая и натюрморт» (1931 г), «Женщина с цветком» (1932 г) и другие. Литературная репутация Стайн росла. Еще до встречи с ней он осознал ее значимость в качестве одной из «настоящих личностей» в литературе и даже попытался убедить редактора издательства «Скрибнер» Максвелла Перкинса напечатать ее «Становление американцев», хотя читал только отрывки в «Трансатлантик ревью».
Он работал над неизбежным первым романом. Опыт научил ее обращаться с ними так, как если бы они были трезвы. Стеллу часто приглашали на улицу Флерюс для милой дамской болтовни (выражение Стеллы).
Если учесть скудный доход молодой четы, вряд ли это был особенно ценный совет. Стайн сначала изучала психологию в одном из колледжей, а затем стала учиться медицине в колледже Джона Гопкинса. Аутические тексты Стайн речитативны. Очень часто и мы добавляем еще, когда нежность переполняет нас, мы быстро едим телятину. За время работы, утверждала она, Хемингуэй многому научился и он восхищался всем тем, чему учился.
Память это снова человеческая природа. Пристальное вглядывание корректирует латентный звук. Гертруда Стайн никогда не афишировала свою ориентацию в каком-либо эпатажном ключе, что можно было наблюдать у парижской богемы тех лет, однако её творчество пронизано эротическими и любовными мотивами. Это был откровенный рассказ о своей жизни, на который не сразу решилась Гертруда Стайн. Французские пейзажи не шли ни в какое сравнение с диким и суровым видом Каталонии.
Она была дружна, например, с Хэмингуэем, хотя и не разделяла его взглядов на жизнь. Анализируя текстуру «Становления американцев», Д. Сазерленд подмечает, что абзацы на каком-то этапе превращаются в «завершенное внутри себя событие» («a complete interior event») и это, по его мысли, граничит с равновесием отношений и ритмом переходов, устанавливаемых в любом из них. Однако Алиса все еще не опомнилась от устрашающего зрелища разъяренной Гертруды и не склонна была поддерживать легкую беседу. Есть и еще одна очень странная вещь в отношении детективов. Не часто.
Она изучала психологию в Рэдклиффском колледже под руководством философа Уильяма Джеймса. Мисс Стайн, Андерсон и Хемингуэй могут рассматриваться как отдельная литературная школа. — так же как человек 1901 года был бы счастлив, если бы Ницше считал его интеллектуалом. А как часто нам нужны птицы. Супруги попросили Гертруду и Алису быть крестными матерями Бамби.
Стайновская проза тоже в этом отношении «нейтральна»: ее лексикон устойчив и прост, возможно, несколько скупее, аскетичнее палитры Сезанна, это лексикон настоящего, как говорит Стайн – «длящегося» настоящего времени языка, письмо занято самим собой вплоть до полной утраты своей повествовательной сверхзадачи. В это время в его картинах преобладает изображения с быком (Минотавром). Фицджеральд обычно наносил визиты на улицу Флерюс в трезвом состоянии. «It looks like a garden but he had hurt himself by accident». Смерть Меланкты воспринимается не как кульминационный момент – так заканчивается каждая из трех описанных Стайн историй жизни женщин, – но скорее как «простая точка» в конце рассказа (М. Хофман).
И если такая диалогическая структура «самости» лежит в основе любого высказывания – его грамматику по сути дела определяет и корректирует реципиент, – то «целость» выступает вне грамматической нормы, она сохраняет письмо как внутренний монолог пишущего, подчиняющийся скорее структуре сновидения или мечты. Ничего нельзя поделать, если они всегда более или менее пьяны. Мы отмечали, что начало и конец в «Меланкте» теряют свою непреложную заданность если так, то создаются условия для нового представления об организации самой литературной формы. Все ее мелкобуржуазное воспитание восстало против такого проявления ее сексуальности. Другое дело, что в эту речь для себя ты можешь каким-то образом включаться.
Но творишь ли ты да если существуешь а вот времени и самости не существует. Все эти события отразились на манере писать картины. Она пришла к ряду странных заключений относительно мужского пьянства. Она заявила, что студия в его распоряжении, даже если ее нет дома.
Я думаю, что в письмах Рильке содержится все то, что опущено – как будто по умолчанию – в короткой фразе Стайн, констатирующей воздействие на нее Сезанна и развернутой в пояснение относительно «композиции» в одной из поздних устных бесед. Подойдя к Алисе, чью неприязнь к Хемингуэю он, видимо, чувствовал, он сказал ей: «Мисс Токлас, я уверен, вам будет интересно услышать, как к Хему приходят его великие замыслы».
«Rйalisation», таким образом, движется иными путями, чем того требуют центр и периферия, оно как воплощенная живописная стратегия подвергает сомнению даже такие устойчивые ориентиры, как начало и конец. В том, как это случилось нет времени и нет самости вот почему нет и испуга. Гертруда Стайн изображена на известной картине Павла Челищева «Феномены», на полотне Пабло Пикассо «Портрет Гертруды Стайн». Она была в теплом коричневом вельветовом костюме. Можно даже сказать, что это чистая энергия, требующая перераспределения влаги в границах живого: энергия самой воды. Наблюдение над человеческой натурой забавляло и поглощало ее.
Однако мы имеем некоторый образ Сезанна и не имеем образа Стайн. Стайн как будто повсюду расставляет такие ловушки (неважно, знает она об этом или нет), ее письмо изобилует системой хиатусов и тем требует от читателя включенности на всех возможных уровнях от дискурсивно-смыслового до чисто графического, включенности, которая предполагает вновь обретенную способность воспринимать. О 30-летней Токлас она написала так: Она была стройна и смугла.
В сравнении с поздними фотографиями Стайн он кажется вполне реалистическим. А теперь, в этой перспективе, постараемся вернуться к тому, что Рильке говорил о Сезанне: цвет, как мы помним, утрачивает свое «иносказательное значение», живопись совершается сама по себе, «среди красок», оставаясь равнодушной к сюжетам и суждениям. Потом он отмел «ее разговоры о «потерянном поколении» и все эти грязные, дешевые ярлыки» и помнил только о том, каким добрым и заботливым другом она была. Она с благодарностью приняла его, заявив, что он ей нравится. Один молодой механик показался ей особенно старательным.
В конце концов он решил, что Гертруда очень милая женщина, но иногда она несет вздор. Замечательно, что в этом эпизоде, в этих строках осуществлена как бы двойная редукция. Хемингуэй понимал, что Ливерайт, скорее всего, не станет печатать роман. И так каждый раз.
Использованием реляционных слов – в самом широком смысле «местоимений» – Стайн делает шаг в сторону уплощения языка, но при этом не посягает на его структурные основы. Уилсон указывает на такую отличительную черту этой школы, как наивность языка, характерную в том числе и для речи персонажей, которая призвана выражать глубокие эмоции и сложные состояния ума. А как часто нам нужны бокалы.
Они с Хэдли поклялись, что, если родится сын, они назовут его в честь последнего. Его первые письма были письмами восторженного протеже. Однако она была уверена, что Хемингуэй никогда этого не сделает. В лучшем случае проводник или попутчик. Изначально на улице Флёрюс собирались в основном художники. При этом он создавал множество набросков и вариаций. В 1946 году Стайн настояла, чтобы ей была сделана операция по удалению опухоли.
Это неправильно и глупо. Мы застываем в этом переходе до тех пор, пока не совершаем выбор, как читать. Он выглядит как профессор — лыс, в очках с позолоченной оправой, с длинной рыжекрасной бородой и с проницательным взглядом.
Вообще говоря, эти на первый взгляд вполне дискурсивные произведения разделяют участь всех остальных: дело не в том, что из них не извлекается некий посыл (он может быть вычитан из афористической фразы, метафоры, попытки самообъяснения и проч. ), а в том, что его передача, его организация подчинены тем самым правилам, которые лежат в основе прочих текстов. Прежде всего, Рильке призывает в свидетели человека, чье суждение должно быть живописно достоверным (у фрейлен Фолльмёллер, узнаём мы, «есть и прекрасная художественная школа и точный глаз»), но это не просто живописно достоверное суждение, а суждение идущее изнутри живописи. Нередко из-за беспечности или неловкости самые хрупкие разбивались и их выбрасывали. Хемингуэй в своём романе «Праздник, который всегда с тобой» пишет, что Гертруда не любила Джойса и Паунда до такой степени, что было нежелательно произносить их имена у неё в доме. Она переехала в Париж, где стала жить на деньги, которые посылали ей родственники. Они должны были выдерживать поток людей, проходивший через ее салон.
Интересно, что получится, как будто прикидывает она. И это непременно произойдет рано или поздно, все будет так, как вы хотите. И в числе приобретённых её работ, конечно же, оказались картины Пикассо. От этого заблуждения она не избавилась до конца жизни.
Токлас выросла в Сен-Франциско и получила хорошее образование. Журналу хронически не хватало денег.
Их обычно быстро обслуживают и находят места для парковки, даже когда все переполнено. Вот Стайн позирующая, помнящая о себе и о направленном на нее объективе, – в шляпе, без, в жилете и окруженная жилетами (одно из немногих пристрастий в одежде), одна или вместе с Элис. Незадолго до смерти отличавшийся пророческим даромхудожник сказал: «Моя смерть станет кораблекрушением. Когда погибает большое судно, все, что находится вокруг него, затягивается в воронку».
Это – язык, отпущенный на волю. Силач, погружённый в собственные мысли, смотрит в сторону. Рильке утверждает, что тот перелом, который наметился в его работе, совпадает с достигнутым Сезанном рубежом.
(Не от этого ли возникает ощущение, что есть некая «подлинная» Стайн, та, что запечатлена на фотографиях Ван Вектена, Ман Рея, Бито-на и некоторых других и что этот эталонный облик мы всегда сумеем отличить от всего случайного, недоосуществленного, одним словом, не сумевшего реализовать себя в исходный образец. ) У нас имеются еще два средства, которые исключают, но, возможно и дополняют в чем-то друг друга. Не указывая год, Хемингуэй описал случай, который произошел как-то утром, когда он, по просьбе Гертруды, зашел попрощаться: Гертруда и Алиса отправлялись на юг. Хемингуэй предложил помочь Алисе перепечатать отрывок и потом взял на себя вычитывание гранок — занятие, которое Гертруда находила весьма утомительным. Конечно, это то, о чем в шедевре может говориться, шедевр, как правило и повествует нам о времени и «самости» («identity») иными словами, о «человеческой природе» («human nature») с ее привычными способами удерживать, помнить, возобновлять.
Основные приемы воспроизводящего сказа у Гоголя – это каламбур, декламация и так называемая звуковая семантика, когда слова как знаки понятий практически не ощущаются и от целой законченной фразы остается всего лишь акустическое впечатление некоторого «звукоряда». Им тоже нет дела до «изображения» – они поглощены сами собой и «равновесные» системы, находимые ими для себя, суть отдельные разлаженные предложения, которым предстоит оформиться в нечто большее, а этим большим, этим новым равновесием является желанный, но никогда фактически не достижимый абзац.
Ведь если художник пишет не вещь, но свою к ней любовь, то от этого «вещь становится хуже: мы начинаем судить о ней вместо того, чтобы просто о ней сказать». Это такая старая американская игра: дождаться, пока долг так разрастется, что любую просьбу вернуть его можно будет встречать благородным негодованием. Мне представляется, что эти тексты в принципе открыты, что их отличает такая, скажем так, нейтральность, которая позволяет их читать – всем и никому (всякому и каждому, как сказала бы, наверное, Стайн): всем, так как каждый из них (из нас) привносит свои культурные привычки, свой телесный опыт, свой, если угодно, ген-дерный материал никому, так как эти тексты ни для кого конкретно не предназначены, так как у них есть свой «идеальный читатель» (термин В. Подороги), не тождественный ни одному из нас.
Позвольте мне предложить его вам. Кроме того, в двадцатые годы она действительно не одобряла поведение молодых американцев, собиравшихся в парижских кафе. Это равновесие катастроф. Такой цвет освобождается от всякой конечной причины он не существует для чего-то внешнего по отношению к себе, не существует в качестве знака, указывающего на запредельную «идею» цвета (очевидно, что каждый цвет что-то «означает»), но существует как вещь.
К удару, нанесенному Андерсону, Хемингуэй добавил оскорбление. чистые вещи». Не случайным в этой связи представляется стайновское противопоставление «целости» и «самости» («entity» и «identity»).
Почему они всегда читаются так, как если бы читались в первый раз. У меня, как у Гэтсби, только одна надежда. Вот почему абзац – единичное высказывание в пределах письма-речи – есть в то же время малое живописное полотно, лишенное какой-либо рамы. В письме Перкинсу, признавая свое заблуждение, Фицджеральд заметил, что только первые куски романа «вообще можно было понять». И все-таки он их находит.
От него до сих пор остался большой кусок. Эти четверо были практически первыми американскими собирателями европейского модернизма. Композиция – невидимый метроном, она отбивает такт сбившихся с ритма тактов, отбивает его, всякий раз приноравливаясь к новым ритмам, стремясь их уловить и сохранить.
Первым приобретением (не считая офортов и японской графики, купленных во время путешествия с двоюродным братом в 1900 году), стала картина маслом Вилсона Стира. Однако позже Хемингуэй дал несколько иную, более продуманную оценку творчества Стайн. Это биографическая экспозиция, рассказ о жизни в нескольких главах. Фицджеральд находился в угнетенном состоянии и был раздражителен. Очевидно, что возможности стайновского певца-»сказителя» значительно выше человеческих.
Совпадение. Будучи хозяйкой светского салона на протяжении большей части своей жизни, она могла видеть разнообразные и интересные драмы — связи, браки, размолвки, разводы, примирения — и наблюдала их не раз. Стайн помнит, что утратит свой смертный голо с – прекрасный и мелодичный, – но как будто взамен этого освобождает ритмы языка. Оно было такое грубое, такое претенциозное, такое высокомерное, что впору было смеяться — но я все равно недоумевал.
Последний этап своей жизни Пабло Пикассо прожил счастливо. Гертруда учила молодую пару не обращать внимания на моду. В гостинице Пернолле действительно был молодой автомеханик. Гертруда, казалось, расцветала от внимания молодого писателя. Такого рода общепринятой моралью насквозь пронизаны «воскресные фотоснимки семейств или помолвленных пар», прославляющие ценности буржуазного существования. А если удалить гимнастку, силач словно срастётся с кубом в монолитную глыбу.
Уехав в Париж в 1903 году, она не думала когда-либо возвращаться в Калифорнию. Оставим в стороне вопрос влияний. Но с Ольгой Хохловой он не стал разводится, а в 1955 году становится вдовцом.
Их обычно быстро обслуживают и находят места для парковки, даже когда все переполнено. Но каким же образом подойти к «шедеврам», противостоящим «делу проживания жизни», для обозначения которых в английском есть полноправное слово – «master-piece», – а в русском лишь прямое заимствование из французского языка. У нее не хватало терпения защищать их, следить за тем, чтобы им ничто не грозило. Кроме того, ему не нравился андерсоновский вкус. Лео не считал Лозера интеллектуалом.
Мы живем во времени и самости но пока мы есть мы не знаем времени и самости всякий без труда об этом знает. У нее были прекрасные серые глаза с длинными ресницами и длинный еврейский нос. Точка в конце абзаца является той единственной и настоящей точкой, которая одна существует в грамматике стайновского письма-речи, если учесть, что абзац – идеальный абзац – представляет собой его единичное «высказывание».
И когда Рильке замечает, что сезанновские фрукты «несъедобны», хочется добавить к этому, что портреты тоже пишутся как натюрморты и что нигде не найти у Сезанна главенства человечески одушевленного над вещным и неживым. Their. Хемингуэй «напал на человека, который был частью ее окружения». Андерсон решил, что это письмо — что-то вроде траурной речи над моей могилой. Гертруда и Алиса были добры к Стелле и очарованы Джулией.
Стайн осталась одна. Повествование довольно сдержанное, позже оно получило определение «эмоциональной анестезии». Токлас не ответила.
Спасти Паблито не удалось. Его похоронили в той же могиле на кладбище в Канне, где покоится прах Ольги. 6 июня 1975 года от цирроза печени умер 54-летний Поль Пикассо. Его двое детей – Марина и Бернар, последняя жена Пабло Пикассо Жаклини еще трое внебрачных детей – Майя (дочь Мари-Терез Вальтер), Клод и Палома (дети Франсуазы Жило) – были признаны наследниками художника. Начались долгие баталии за наследствоМарина Пикассо, унаследовавшая знаменитый особняк деда «Резиденция короля» в Канне, живет там со взрослыми дочерью и сыном и тремя усыновленными детьми-вьетнамцами. Она не делает между ними никакого различия и уже составила завещание, по которомувсе ее огромное состояние после кончины будет поделено на пять равных частей. Марина создала носящий ее имя фонд, который построил в пригороде Хошиминадеревушку из 24 домов для 360 вьетнамских сирот. Это уникальный синтез европейского авангарда и американского колорита. Полушутя, полусерьезно они даже поговаривали о совместном написании биографии Гранта.
Стайн родилась в США в достаточно хорошо обеспеченной семье. Голосом художницы говорит картина, тогда как голос (письмо) Рильке – это голос (письмо) литературы. Так он порой поступал с людьми, которые, как ему казалось, представляли угрозу для его имиджа.
А потом весной 1906 года даже заявил: «Смотрю на вас и больше ничего не вижу, я больше не в состоянии видеть вас». Реакция офицера секретной полиции Пьера Левержуа была неожиданной.
Здесь, на мой взгляд, напрашивается очередная параллель с живописью: чтение гранок в плане обретения понимания прочитанного похоже на тот временной разрыв, который существует, скажем, в восприятии кубистской живописи, – из разъятых частей в конце концов воссоздается форма, геометрическая подоснова изображения не исключает полностью подобий и никогда не расстается с ними до конца, но прежде чем удастся установить некое соответствие или сходство – пусть даже непоправимо нарушенное, – приходится останавливаться на отдельных элементах живописи как таковых, приходится переживать опыт неузнавания (в случае литературных текстов – опыт непонимания или недопонимания), до того как в том или ином виде проступит завершенная целостность, будь то предметность по преимуществу беспредметного изображения либо приостановленное лингвистическое значение слова. Стайновский сказ предельно автореферентен и один из основных его приемов это повтор. По этой более поздней версии, молодой механик — представитель «потерянного поколения», проведший год на фронте. В 1929-м он пришел на улицу Флерюс с Хемингуэем, который только что опубликовал «Прощай, оружие» — и эта книга хорошо распродавалась.
Вот такими воплощенными промежутками времени (spaces of time), наполненными изнутри безотносительным движением и являются, на мой взгляд, стайновские абзацы, образующие внешнюю рамку для ритмически построенных «высказываний», то есть для самих себя. Хозяин гаража прав: вы все — «потерянное поколение». Помогая желанному читателю («Я пишу для себя и посторонних»), Стайн, назвавшаяся Элис Токлас, в автобиографии, написанной от третьего лица, дает понять, что особое ощущение от ее текстов возникает тогда, когда их читают в гранках. То, что имеет отношение к целому, а вернее сказать «целости» (в стайновском понимании), объясняется в терминах «композиции». О том, что встреча с Сезанном стала «важным подтверждением» его «пути», сознаётся в своих письмах Р. М. Рильке.
Экспрессивный по натуре, он, как гончая, рванулся в охоту за картинами. В этом тесном жилище Гертруда сидела на кровати и читала рассказы и стихи, которые показывал ей Хемингуэй. Оно постигается не в сравнении с чем-то, но представляется абсолютным (указывает Стайн). Жена Форда не соглашалась дать развод. Вот таким образом работа продвигалась очень медленно. В 1954 году Пабло Пикассо женится на Жаклин Рок, которая вдохновит его на серию картин.
А уже 4 февраля 1921 года у Пабло Пикассо и Ольги Хохловой рождается сын Поль. На ранней стадии дружба Гертруды и Хемингуэя была безоблачной. Этот остаток можно назвать как угодно: это и «ритмический стык» и только что упоминавшаяся «композиция». Но, чтобы приблизиться к этой и другим вещам вплотную, нам придется не раз идти в обход. Чтение текстов Стайн это во многом разглядывание.
Литературный жанр у Стайн (не важно, повесть это, роман или стихи) также претерпевает изменения: он утрачивает обязательные контуры – начало и конец подвешены, – а чтение, вослед письму, располагается во времени, которое желает найти свой адекватный пространственный эквивалент: в построенном по-новому предложении, требующем по ходу чтения остановки и внимания к его структуре, в иначе скомпанованном абзаце, своей плотной сбитостью напоминающем вещь. Он пришел рано, около десяти утра, —писала Гертруда в Автобиографии, — и остался. Дос Пассос, Томас Элиот, Ф. С. Фицджеральд и др. ). На теорию чтения. И это не пустые слова. Так, знаменитая «Меланкта» (как и две другие повести) начинается эпизодом, знакомящим читателя с героиней в настоящем времени рассказа, после этого повествование обращается к событиям прошлого, потом, пройдя отрезок пути, связанный с историей жизни главных героев, мы снова попадаем в настоящее время, где происходят еще два-три события, разражается кризис, после чего повествование тихо сходит на нет.
Однажды Пикассо встретил Марию-Терезу Вальтер, которая стала его музой и любовницей. Можно писать, не помня о прошлом и не помня настолько, что даже памяти языка (а какая это память. ) придется потесниться, чтобы выкроить немного места – для нас. На страницах книги читатель не только знакомится с основными вехами, людьми и переживаниями в жизни автора, но и с ее самооценкой. Впрочем, в последующих размышлениях Рильке эта оппозиция уступает место представлению о равновесии в самом изображении, можно даже сказать – представлению о картине как внутренне равновесной, о чем с наибольшей убедительностью свидетельствует столь внимательное к деталям описание портрета госпожи Сезанн (мы все время имеем в виду одну и ту же картину).
Сонорно-ритмическая кривая письма – его время, но точно так же и его «движение» («moving») – прокладывает свой путь через абзацы. Она считала, что Фицджеральд «по-настоящему создал новое поколение в глазах публики». Она не разрешала публиковать этот роман при своей жизни. Он, по ее словам, был в точности похож на паромщиков Миссисипи, описанных Марком Твеном. Вовсе нет вовсе нет нет.
И ни один коллекционер ее не купит, поскольку ее нельзя повесить на стену. То, что, вслед за интерпретацией Рильке сезанновского творчества как бескомпромиссной и точной работы, можно назвать объективным, вернее даже «объектным», письмом, связано напрямую с отсутствием в картинах художника какого бы то ни было «идейного замысла»: уже в пейзажах, подмечает Рильке, обычным зрителям «недостает истолкования, суждения, чувства превосходства». В книге «Автобиография Алисы Б. Токлас» сама Стайн описывает отношения с Паундом в гораздо более спокойных и шутливых тонах. своим другом художником экспериментирует.
У них были классические отношения муж-жена. Он чувствовал, каким счастьем была для Гертруды ежедневная порция работы. В этом случае появляется чисто смысловое осложнение, вызванное взаимным положением или соотношением, обеих частей предложения: эти части никак не связаны между собой (подсказывает нам рассудок) и тем не менее это единое предложение, прочитываемое на единой скорости и без особого труда. Его ждали на улице Флерюс каждый вечер, после пяти. Патрон сделал ему выговор, сказав: Все вы — generation perdue.
А вот влияние фовиста Матисса чувствуется острее всего в характере Тихой Лены. Читают или смотрят.
Вы встречаетесь только с преступниками, больными и порочными людьми. Что такое шедевры и почему их в конечном счете так мало.
Третий роман Стайн Становление американцев был впервые опубликован лишь в 1925 году. Стайнов часто видели на улицах Парижа или в картинных галереях. Но он хотел издаваться у Скрибнера у него была готова новая книга «И восходит солнце» и Хемингуэй рассудил, что в случае отказа сможет разорвать контракт с Ливерайтом и предложить обе книги Скрибнеру. Цилиндрический американский замок врезали не для надежности.
Гертруда Стайн утверждала, что среди американских писателей по ёмкости слова Шервуд Андерсон не знал себе равных и что «никто в Америке, кроме Шервуда, не мог сочинить ясного и энергичного предложения». Как сказал ей сам Хемингуэй: Все дело в карьере, в карьере. Однако его обычная манера поведения вряд ли способствовала достижению цели. Обстоятельства похожи на те, что описывает Хемингуэй в первой версии.
Стало быть шедевр в своей основе должен не быть необходимым, он должен быть то есть он должен существовать но он не должен быть необходимым он не появляется в ответ на необходимость как появляется действие так как как только он становится необходимым он уже внутри себя не может продолжаться. Потом происходит вспышка. Но это не опишешь как какое-нибудь диалектическое примирение противоположностей. По её мнению из молодых писателей предложение получается естественным только у Фицджеральда, первый роман которого «По эту сторону рая» произвёл на неё большое впечатление (как и «Великий Гэтсби» впоследствии). «Не спорьте со мной, Хемингуэй. Итак, равновесие достигнуто и это – равновесие картины: оно состоялось благодаря соседству красок и их «отношениям» между собой, будь то взаимная поддержка, взаимопереход или контраст.
На улице Флерюс, по его словам, было не принято говорить о Джойсе. На улице Флерюс, по его словам, было не принято говорить о Джойсе. И никакой «психологии».
Отношения Гертруды с Фордом были вполне дружескими. Наррация строится как набор отдельных эпизодов и уже одним этим попирает требования последовательного изложения событий, типичного для любой «реалистической» прозы. И вообще в Америку приезжала всего один раз — в 1934 году с курсом лекций.
Чтение гранок это скольжение по поверхности знаков, когда стремишься в графике слова (предложения) выявить и устранить изъян – возможную опечатку, типографический дефект в этом случае, помимо смысловых значений, обращаешь внимание на рисунок слов, на слова как рисунки чтение гранок предполагает медлительную сосредоточенность на отдельных словах иначе говоря, пословное чтение (Д. Сазерленд) из которого – впоследствии, с почти неприметным запаздыванием – возникает, оформляется некоторый общий смысл. Вот таким образом она вполне могла пожаловаться, что механик заставил ее ждать. Это – запись голоса и корпус всего, что было написано или, коротко говоря, письмо. Но в любви. «Он, как пес, сидел у своего холста, без малейшей нервозности и без побочных мыслей», – таково впечатление художницы о Сезанне, «спокойное» и «свободное», как считает Рильке, «от литературных влияний».
А как часто нам нужны желания. Картины послевоенного периода: «Портрет Франсуазы» (1946 г), «Клод, сын Пикассо» (1948 г), «Палома и Клод, дети Пикассо» (1950 г), «Франсуаза Жило с Клодом и Паломой» (1951 г), «Портрет Сильветт» (1954 г) и другие. Гертруда, казалось, ничего не имела против шуток на свой счет, однако ее «очень рассердило» подобное отношение к Андерсону. Я, однако, совсем не имел такого намерения. Но через некоторое время из-за болезни Ева умирает. У Алисы, по его мнению, был приятный голос.
Как редактор Форд отличался непоследовательностью. Синтаксические связи словно выпадают из привычных («нормальных») грамматических гнезд и предстают во всей своей неясности: мы пытаемся определить, в чем же нарушение нормы, но при этом попадаем в такие поливалентные потоки (в том числе и смысловые, так как нарушение традиционных синтаксических связей порождает не один новый «смысл») из которых не можем выбраться, не утратив полностью своего прежнего грамматического чувства. Это была превосходная стратегия. Были, однако, случаи, когда комплименты Гертруды заставляли его обороняться. Я чувствую, что это ставит меня в ложное положение.
Кстати именно Гертруде Стайн и принадлежит создание термина «потерянное поколение». Мы ощущаем ее уход как пресыщение. Потому-то он и изрекал такие чудесные афоризмы. Эпоха кубизма делится на несколько этапов, которые сменяют друг друга один за другим, это «Сезанновский», «Аналитический» и «Синтетический» кубизм. Поездка же его с Хэдли в июле 1923 года имела странное объяснение: он считал, что зрелище окажет благотворное воздействие на будущего ребенка.
Следующие разделы посвящены довольно эксцентричному быту писательницы (устроителям удалось даже восстановить обои салона Стайн), ее знаменитым друзьям, литературной карьере — с первыми экземплярами всех опубликованных при жизни книг и последний — влиянию Стайн на современную культуру. Последние слова звучат двусмысленно: краски, выясняющие свои отношения, подобны людям – именно люди склонны обсуждать, обговаривать то, что между ними возникает, – «свои отношения». Гертруда вернулась в более мирном расположении духа. Коллекция картин пополнялась, одновременно расширялся и круг знакомых художников.
Форд искренне радовался посещениям Гертруды и спешил всем ее представить.
Я в высшей степени второсортный человек по сравнению с людьми первого сорта — во мне гнездится нетерпимость и другие пороки, — и я воистину трепещу, когда думаю, что писатель вроде вас приписывает такое значение моему искусственному роману «По эту сторону рая». В этот период художник возвращается к изобразительным приемам классического искусства. Для того чтобы пояснить этот тезис, я попытаюсь развить метафору грамматики ad hoc. Об этом так легко судить по затруднению с каким сегодня пишутся романы и поэзия.
Когда мы говорим о дыхании, то имеем в виду, что «дышит» все то же странное существо, которое мы назвали стайновским «сказителем». При этом Гертруде редко удавалось поддерживать с кем бы то ни было ровные отношения. Гертруда Стайн коллекционировала и пропагандировала новейшее искусство (прежде всего, кубизм), собирала работы Пикассо (известен его портрет Стайн, 1906), Брака, Шагала, Модильяни, Гриса, Паскина, поддерживала художников Парижской школы.