Араб На Верблюде Описание Картины
Описание картины «Араб на верблюде»
Кроме того, как художник-баталист он написал большое количество полотен на военную тематику, но однажды он воскликнул, что больше не будет писать такие сцены, так как слишком глубоко переживает всё, что пишет. Но вот смерть неожиданно настигла солдата. Несколько меняется – с появлением Жерома – и стиль живописи. Первые ряды припали к пролому в стене, держа наготове ружья, ожидая нападения.
Изображен двор самаркандской крепости. По всему бескрайнему заснеженному полю виднеются в самых неожиданных позах убитые. Главная и наиболее популярная часть дворцового цикла сюжетов – гаремные сцены. Заканчивал свое художественное образование Верещагин в Париже. Отличаются – тематически, по крайней мере – сюжеты продажи и покупки женщин, рынки рабов (например, сюжет с проверкой зубов у рабыни – с пальцами, засунутыми в рот) здесь общая идиллия ориентализма 60-70-х годов несколько нарушается. На этом строится вся жанровая система ориентализма 60-х годов.
Верещагин Василий Васильевич (1842 – 1904)
Таким образом, первый сюжет эпического стиля – шествие (неторопливое шествие каравана верблюдов через пустыню) – как бы задает характер остальных сюжетов и общий пафос эпического стиля. Сюжеты уличной жизни и домашнего быта столь же спокойны, хотя и чуть более разнообразны: торговцы у дверей своих лавок, уличные фокусники (заклинатели змей), нищие играющие в шахматы посетители кофеен. Подражательное академическое искусство было ему не по душе.
Пройдет еще минута – другая и он рухнет наземь рядом с другими бездыханными телами. Своеобразное величие, заключающееся в спокойствии и невозмутимости – в самой бездеятельности и бесцельности существования (с точки зрения вечно занятого и спешащего европейского человека) – и создает главный эпический эффект. Думаю всем знакома гора черепов, которую мы можем видеть на картине "Апофеоз войны".
Хмурое осеннее небо свинцовыми тучами нависло над безмолвным полем. У него исчезает ощущение пустыни, ощущение бесконечности пространства и времени, создающее – вместе с освещением, с солнцем, пробивающимся сквозь пыль – главный эффект у создателей эпического ориентализма. Солдаты затихли, молчит барабан, недвижимы легкие деревья с птичьими гнездами.
Художники рисуют верблюдов – Турамбар
Ужас навевает фантастическая пирамида выбеленных солнцем и ветрами черепов. Понятно, что гаремы Жерома с точки зрения «правды жизни» – чистая условность (несмотря на кажущуюся документальность интерьеров и предметов быта, которые могут быть взяты откуда угодно из любого другого помещения дворца) набор слухов и легенд скорее всего, Жером не видел ни одного из них, как и остальные художники-ориенталисты.
У Жерома одалиски – скорее традиционные ню в специальных «изящных», эстетских позах, отсылающих к неоклассицизму Энгра, а то и вообще к бессюжетным учебным постановкам Школы изящных искусств. В пейзаже тоже стоит отметить перенос интереса с исторической (малоазиатской) городской Турции на Египет, Сирию и Палестину, страны с другим типом природных ландшафтов на мир за пределами больших городов и городов вообще. Подобное впечатление дополняется характером освещения иногда довольно сложным – полуденным (с солнцем, пробивающимся сквозь пыль) или закатным. Однако Академию он не закончил.
Иногда эти фигуры довольно интересны – это, например, дворцовые стражи, позирующие в роскошных шелковых нарядах («Страж гарема», 1859), в сопровождении длинноногих собак («Араб с собаками», 1875) или экзотических птиц («Марабу», 1888). Акварелист Карл Хааг (немец, принявший британское подданство), путешествующий по Синайскому полуострову и Палестине, живущий в палатке среди пустыни – определенно новый тип художника-этнографа примеры его штудий – «Каир, араб на закате перед пирамидами» (1858) и «Ауватт, слуга в монастыре на Синае» (1858). Там, гле прежде процветала жизнь, возникла мертвая пустыня. Думаю всем знакома гора черепов, которую мы можем видеть на картине "Апофеоз войны". Караван движется не вдоль холста, как обычно в подобных сюжетах, а прямо на зрителя это нарушает эпическую дистанцию, но производит сильное впечатление, усиливаемое контражуром: зритель как бы на мгновение слепнет и от солнца и от движущейся на него массы тел подобных эффектов в альбомном ориентализме не было и не могло быть.
Крепость с арабами на верблюдах623297
Все эти страны находятся в Юго-Западной Азии. Жан-Леон Жером – не только центральная фигура ориентализма XIX века по влиянию, по количеству подражаний он – герой многих обличительных текстов и один из главных пунктов современной дискуссии об ориентализме: Линда Нохлин уделяет много внимания его «Заклинателю змей» именуемому «визуальным документом колонизаторской идеологии девятнадцатого века», Саид помещает эту картину на обложку своей книги. Эпический и одновременно подчеркнуто научный, документально-этнографический стиль 60-х годов (со степенью точности значительно большей, чем в искусстве предыдущей эпохи) отчасти формируется новой этнографией, полностью лишенной анекдотизма костюмных постановок 30-х годов.
Выжженная солнцем земля, безоблачное небо. Пусто и мертво там, где прошла война. Не то, как люди воюют, а то, как они ведут себя на войне, как проявляют себя в тяжелых испытаниях, какие стороны их души раскрываются. Душевное страдание и ужас обессилили его.
И жуткая пирамида черепов – с черными провалами мертвых глазниц, с жутким оскалом ртов – под безмятежным мирным небом выступает страшным символом войны, несущей гибель, запустение, смерть. Василий Васильевич Верещагин – великий русский художник. Грандиозность этой трагедии войны подчеркивается тем, что все это огромное по своим размерам полотно (179, 7 Х 300, 4) занято наполовину хмурым небом, наполовину равниной, покрытой мертвыми телами. отзываются на его приветствия солдаты, бросая вверх фуражки.
Русский художник, автор картин «Самарканд», «Араб на верблюде», «Бания» (9 букв)
Только черное воронье, мрачный гость смерти, кружит над черепами, выискиивая себе пищу. Точно так же – своего рода филиалами гаремов – выглядят публичные бани, еще одно пространство разрешенной женской наготы (у Жерома мавританские бани – один из главных сюжетов). Если поиграть практически с любой аудиторией в ассоциативное мышление и предложить слова, которые первыми приходят на ум при слове «пустыня», то, конечно, среди вариантов ответа возникнет и «караван». Если в альбомной этнографии 30-х годов преобладали пышные, богато украшенные турецкие наряды (главным образом женские), то в новой этнографии господствуют простые и суровые бурнусы бедуинов.
Даже опиумные курильни выглядят вполне идиллически – или, может быть, они особенно. Завершение жеромовской традиции поколением подражателей полностью выявляет и доводит до предела заложенные в ней тенденции: с одной стороны, необыкновенно тщательной, педантичной – уже не интерьерной, а скорее натюрмортной – разработке деталей предметов быта, одежды, украшений (Рудольф Свобода с его торговцами коврами, Уолтер Чарльз Хорсли, Дьюла Торнаи) с другой, уже не салонной, а кичевой миловидной округлости лиц и гладкости форм (Жан-Жюль Антуан «Белая рабыня»). По картине можно предположить, что именно на такой оазис и набрел наконец-то караван. Закинута назад его голова, помертвевшие губы полураскрыты, подгибаются слабеющие ноги. Но радость победы испытывают не все. За свою жизнь Верещагин объездил практически все страны мира. Родился будущий художник в 1842 году в городе Череповец.
Итальянец Альберто Пазини, в сущности, близок если не к Жерому, то к искусству 60-х годов в целом характером сюжетов – шествий, построений конной гвардии (Черкесские всадники, ждущие своего командира, несколько вариантов Эскорт паши) есть у него и караваны идущие через пустыню (Караван в пустыне, 1867). И везде, где бы он ни находился, он писал свои замечательные полотна. Уже упоминавшаяся в связи с Леоном Белли, с «бегством в Египет» (и отчасти с Орасом Верне), сюжетная новация привела к радикальным изменениям в интерпретации когда-то главного круга сюжетов: под влиянием ориентализма (и этнографического натурализма) сначала ветхозаветные, а затем и новозаветные темы стали трактоваться как жанровые сюжеты из современного ближневосточного быта.
Чехол для 6 глянцевый Араб на верблюде (Василий Верещагин)
Точно так же нет никакого героического или драматического пафоса в другой известной картине Жерома, посвященного Египетскому походу – Наполеон перед сфинксом в Гизе (1868) Наполеон здесь выступает скорее в роли туриста, разглядывающего местные достопримечательности. Дружным Ура. На переднем плане изображен высокий белобородый старик, привязанный к орудию. Предпочтение к пейзажным мотивам заставляет его даже гаремы выводить на прогулку в сад – разумеется, полностью одетыми (Угол сада в гареме, Прогулка гарема). «Пилигримы, направляющиеся в Мекку» (1861) Леона Белли считаются одной из первых вещей нового ориентализма 60-х годов, большого стиля (в том числе и по размеру).
Даже военный сюжет, вторжение и завоевание (очевидно, главный идеологический сюжет в контексте империализма и колониализма, столь любимом разоблачителями ориенталистской живописи) – например, «Наполеон и его генеральный штаб» Жерома (1863) на фоне пустыни – выглядят скорее паломничеством или этнографической экспедицией, то есть вполне мирной и даже идиллической процессией. Окончив морской корпус, он вышел в отставку, бесповоротно порвав с военно-морской службой. Это картина жестокой правды, это суровое обвинение преступного колониального режима.
Какие-то бугры и кочки, как легкая рябь по морю, взрыли землю. Но ощущения драмы не возникает все равно в таких случаях, очевидно, действует своеобразный эффект Верещагина, когда эпический, отстраненный, чисто описательный характер стиля устраняет предполагаемый драматизм и даже трагизм сюжета. Перед нами зловещая картина казни – расстрел из пушек.
Описание картины Сальвадора Дали «Араб»
Завершение этой эволюции можно наблюдать, например, в «Путешествии волхвов» (1894) Джеймса Тиссо: волхвы верхом на верблюдах выглядят у него как шейхи арабских племен. Жизнь идет своим чередом и никто из тех, кто охраняет цитадель, не знает, сразит ли его шальная пуля врага или минует. Интерьеры (с характерной облицовкой), посуда, мебель, костюмы, мелочи быта – вот что интересует Жерома. Офицер, тихонько направляясь к пролому, делает рукой знак молчать. Здесь можно согласиться с обличителями ориентализма: это всего лишь мир фантазий европейского человека мужского пола, для которого гарем является пространство совершенной сексуальной свободы, полной власти мужчины над женщиной (в духе маркиза де Сада) и да, разрешенная порнография времен Второй империи иногда сопровождаемая ханжеским моральным негодованием по поводу дикости восточных нравов.
Известен как художник-баталист, художник-путешественник. С одним добавлением: в этих фантазиях нет ничего специфически восточного примерно так же выглядят фантазии – в том числе и эротические – на античные сюжеты (в том числе и рынки рабов, а не только лупанары так, Рынок рабов Жерома просто существует в двух вариантах – античном, более раннем, называющемся «Покупка рабыни» и восточном то есть готовый, полностью – до деталей – разработанный античный сюжет просто перенесен в восточный контекст). В качестве поджанра можно упомянуть изображения башибузуков – не столь нарядных, как дворцовые стражи, но зато увешанных оружием (огромными пистолетами и кинжалами, засунутыми за пояс и производящими несколько комическое впечатление). Все свое свободное время Верещагин отдавал искусству. Большой отряд русских солдат замер у массивной зубчатой крепостной стены. Центральный сюжет ориентализма XIX века – эпоха 60-х годов, эпоха Второй империи в целом (поскольку речь главным образом о французском салонном ориентализме), эпоха Жерома.
Вместе со своими братьями он был определён в военно-учебное заведение. Все эти страны находятся в Юго-Западной Азии. Такого рода мотивов и сцен особенно много у Шарля-Теодора Фрера, работавшего сначала в Алжире, затем в Египте («Караван в пустыне», «Караван, пересекающий пустыню» – часто повторяющиеся названия, «Привал в оазисе»). Далее место шествия занимает сидение или стояние, участие в молчаливой церемонии, ожидание или просто бездействие (позирование исполнение некой роли). Преобладающий тип пейзажа – это панорама пустыни, эпическая сама по себе именно пустота, однообразие и суровость (иногда мрачность) пустынного ландшафта создает ощущение мира начала времен это впечатление немного похоже на то, которое производят акварели Дэвида Робертса (только там оно создается характером архитектуры, а не природы и создается слишком простыми средствами, главным образом контрастом масштаба), но радикально отличается от анекдотизма натуральной школы в духе Декана.
Кончилась война, кончились испытания, трудности, впереди родной дом, встреча с близкими. В знойном мареве виднеются фигуры солдат с винтовками, направленными на стену. Возникает тяжелый, гнтущий образ смерти, гибели, которую несет с собой война народу. Но его трактовки по стилю носят именно пейзажный, а не интерьерный характер – с эффектами пленера, с ярким солнечным светом, с сильными контрастами освещенных и затененных пространств (хотя и сохраняющих насыщенность локального цвета, как и у Жерома) его живописная техника совсем другая, намного более свободная.
В Париже его учителем был известный французский художник Жан-Леон Жером. Для этого старого человека, как и для всех других, стоящих в одном ряду с ним, страшна не физическая смерть, а надругательство над человеческим телом, которое будет разорвано пушечным снарядом.