В советском траурном автобусе ПАЗ – самые близкие. Сначала я выполняю техническую часть работы — выделяю фрагменты изображения. А негативов нет.
Наш же люд в большинстве безразличен к своей судьбе. У него короткая страсть. Зачинаясь в темной утробе фотоаппарата, негативы ждут рождения. Усидчивости не хватает». И ужаснуться, как давно ты живешь и как скоро.
Или кроткая. Такая демонстрация опасна для власти. Организационная. Нормально рожденный негатив – весел и здоров, какое бы печальное событие ни отражал.
Горестное событие стало известно сразу и всем. Излишне подробно все рассаживаются по машинам. Фотопленка – таинственная вещь.
В нем все звенит от гордости, что запомнил бывшее с бриллиантовой чистотой и честностью. Вторая – мистический побег всей многолетней съемки квартиры Пушкина. Похороны Высоцкого стали демонстрацией любви.
Вместо предложенного символа – выбранный. Это довольно нудно, но неизбежно. Угрозу представляет бесстрашная ненависть униженных. Так как объединяет людей по личной неконтролируемой привязанности. Альпинист был за рулем, документы при нем.
Самое сложное для меня — красить предметы, детали, здания и прочие неодушевленные объекты. Но угрозы режиму в ней нет. Высоцкий умирал в кругу друзей. Отпечатки, впрочем, остались (видимо, за проявленный такт) и даже послужили основой для выставки «Пушкина нет дома». Она живет своей жизнью. На этой же карточке видна деловая суета.
И среди них неповторимые (впрочем, каждый кадр неповторим) негативы, сделанные во время моего одинокого пребывания мартовской ночью на Мойке, 12. Но ведь я не заходил ни в кабинет, ни в детскую, коротая ночь при свечах в гостиной. Зато потом начинается самое интересное.