Но только вам решать то, что вам нужно. Герой рассказа Сержа Минскевича «Падарожжа пра. » Харитон Харингтон решает вполне философскую проблему о том, стоит ли вмешиваться в прошлое, даже с самыми благими намерениями. Незнакомец в шляпе и пальто, открытое окно (с идеей окна еще, безусловно, очень любил работать Сальвадор Дали), небо с плывущими облаками, черный котелок, яблоко, рама картины — все они стали фактически знаками сюрреализма.
Работам Линча созвучны фотографии, которые создает Лео Бугаев. Повторяющееся из раза в раз противопоставление мужского мозга и женского лона сегодня, вероятно, способно вызвать возмущение феминисток, но тогда, в 1960-е, это был ультрасовременный образ раскрепощенной женской сексуальности, вполне созвучный нанам, озорным бесстыдницам Ники де Сен-Фалль. Работу, сделанную в перестроечном 1987-м, наверное, можно было воспринимать как публицистическую – как размышление о мгновении советской истории, готовом отойти в небытие, уступая место чему-то неизвестному.
Центральная часть его представляет собой ассамбляж или даже энвайронмент в духе Эдварда Кинхольца или Джорджа Сигала: человек в вагоне метро, у самой двери, уткнувшийся в газету, в стареньком пальто, ушанке и штанах эпохи Москвошвея, с потертым портфелем у ног. Впрочем, художнику-философу Янкилевскому была чужда публицистика – каждый его триптих включал в себя прошлое, настоящее и будущее, связывая пространство и время, чтобы можно было в одном мгновенье видеть вечность. Легкая грусть, улыбка идиотизм будней и осознание ценности самой жизни.
У каждого художника, в какое бы время не жил он, есть написанные в этом стиле картины. Таким был, к примеру, британский фотограф Тони Рей-Джонс (Tony Ray-Jones), который со свойственным англичанам парадоксальным чувством юмора находил в жизни своих сограждан уйму смешного. Неизведанный и сумасшедший мир их заставляет часами любоваться произведениями художников. Так у испанского фотографа Чема Мадоз (Chema Madoz), чьи работы безудержно гуляют по социальным сетям (спичку с «пламенем» из рисунка годичных колец на древесине наверняка все уже видели), вызывая всеобщий восторг, мы встречаем котелок истыканный булавками и окно, куда уходит половина стремянки.
Во-вторых, метод Рене Магритта схож с принципами рекламы. Однако в левой и правой частях триптиха этот абсолютно советский человек вдруг превращается в магриттовский силуэт, распахивающийся антропоморфным окном в иные миры – миры тьмы и света, смерти и воскресения, прошлого и будущего. Они парят, растворяются, останавливают время и прочее. Зрителю остается понять, что хотел передать их автор. Фотограф обращается и к «темной» стороне тревоги.
Примечательно, что для создания эффектных снимков, открывающих неизвестные стороны реальности, фотографы использовали, к примеру, технику рентгенографии. Никто не помнит, как возникла традиция, но за нее цепляются. Иногда рассказы Мурзо напоминают пересказ кинофильмов. И приглашение на казнь в Манеж – умело подстроенная искусствоведами в штатском провокация.
Атомная станция (1962), колоссальный, размером полтора на шесть метров, складень, уже показывал всю серьезность намерений автора прорвать плоскость картины и выйти в многослойное пространство ассамбляжа, объекта и инсталляции – здесь Янкилевский и Кабаков двигались в одном направлении. Даже опытные экскурсоводы с задачей такой сложности не всегда справляются. плакат Volkswagen). Его мир — это проступающие из неоткуда силуэты: они находятся в непрерывном движении, которое подчеркивает статика объектов-атрибутов (телефонная трубка, табурет, зонт).
Пентаптих N1. Тем не менее, сюрреалистические картины нравятся многим своей необычностью. Любопытный факт. Я первый раз видел свои вещи на стенах большого зала.
Один из ее проектов посвящен героям сказки «Алиса в Стране чудес»: каждый персонаж «парит» на фоне бликов на стенках бассейна, все эти снимки очень яркие, практически «конфетные». На его фотографиях можно увидеть и застигнутых врасплох дам, застывших в раме точно живые картины и лошадей, заглядывающих в буфет или телефонную будку и комичного до ужаса джентльмена в костюме, заправившего белый платок за стекла очков на пляже и пойманные объективом фотографом поразительные планы: в одной части снимка — открытое окно поезда, в другой — глядящая в пустоту старушка. Где воображение могло править окружающим миром.
Как люди вообще придерживаются обычаев, не менее нелепых на сторонний взгляд. Автопортрет (Памяти отца) (1987), вышедший из ранней Двери (1972), что оказалась у Дины Верни и приведший к поздним Людям в ящиках (1990-е). Хотя понять чувства художника, в определенный момент охватившие его и «вылившиеся» на полотно, получается совсем не у каждого и далеко не всегда. Величие замысла требовало монументальной формы – выпускнику Полиграфического института было всего 24года, жильем и мастерской ему служила съемная комнатка в коммуналке, триптихи и пентаптихи в нее, естественно, не помещались, писались частями и в единое целое складывались лишь в уме. Наша цель — ваша улыбка.
Как и во всей книге. MyFeed развлекательный блог публикующий только позитивные стати. При этом исполнял он свои работы в весьма жизнеподобном ключе: его технике чуждо игривое заискивание с неверными тенями, нечеткие очертания (другое дело — силуэты, угадываемые в пустоте). Они переходят в фотографии современных фотографов, причисляющих себя к этому направлению, становятся их ориентирами в творческой самоидентификации. В них что-то личное находит каждый зритель.
И как же это соотносится с фотографией, спросите вы. Надо признать, что она делала и более драматические фотографии для серии «Черная вода»: соответственно модели здесь на черном фоне, призрачные и невесомые.
И хотя тут встречаются «мертвые невесты», эти снимки абсолютно не вызывают страха. Если это негатив, смерть и злость — то выход через болезни и неудачи.
В тоже время, знаменитый фотограф Ман Рэй (Man Ray), свидетель рождения сюрреализма, а по совместительству адепт дадаизма в Нью-Йорке, применил метод, названный им «рэйография» (rayographs). «Касмiчная кнiга» — еще один аргумент в такой дискуссии.
Подумайте, зачем вам это.
Зритель словно подглядывает через неплотно сомкнутые веки. Это Триптих N14. И знакомство с каталонской литературой. А эссе Янки Сипакова «Першы астраном» рассказывает о Мартине Почобут–Одляницком, основавшем в XVIII веке Виленскую астрономическую школу. Лично мне подход Магритта к структуре и эффект его воздействия напоминают сразу две вещи.
Знаменитый художник-сюрреалист Рене Магритт, как известно, работал с простыми формами и часто выстраивал целую «историю» на изображении одного единственного объекта (например, трубки). Если это позитив, юмор и полезные советы — то это всегда удача, счастье и любовь. Манежную историю он многократно пересказывал и в интервью и в повести И две фигуры. Фотограф Елена Калис (Elena Kalis) занимается подводной фотосъемкой, которая позволяет ей добиваться эффекта сновидения. Вот таким образом и сами образы, созданные Магриттом иной раз попадают как в область рекламы (аллюзия на «Сына человеческого», см. До сих пор ведутся дискуссии, насколько в отечественной нише заполнен жанр фантастики.
Два начала (1962) еще можно было воспринимать как одну большую, почти три метра в длину картину маслом на картоне и притом картину абстрактную. Триптих N2. Эти стратегические ходы неумолимо вызывают у зрителя отвращение (впечатление, на которое и рассчитывает автор). У разных авторов это свойство получает различное развитие. А в сказке Алены Масло ежик Колючик знакомится со звездочкой.
.