Перед глазами часто всплывают сроки стихотворения Марины, приведенные И. Эренбургом в его воспоминаниях: - Мария Иосифовна, готовится ли переиздание вашей книги Скрещение судеб – о встречах с Мариной Цветаевой.
Она умудрилась о ней написать, никогда не занимаясь изобразительным искусством, по-настоящему им не интересуясь (Известно, что она считала, что все вторично по сравнению с поэзией). Он руки никому не целует – влюбленная Мура, в забыла) ходит А. И. Андреева, на глазах, а всякий поцелуй, теряет, 2) боюсь смутить. В ком так ярко была жива память, кто имел магическую способность возвращаться в былое. – Таких в Париже мы не знали. 1912: «В Москве я был и на открытии Музея и на открытии памятника Александру III. Какие-то две темные Деревянная комнатушки, мрачная лестница, на котором всегда что-то жарилось, темная кухня со скошенным потолком в чаду арахисового масла.
Соответственно второму подходу, «hellipавтор воспоминаний показывает нам то, что было, но с точки зрения сегодняшней своей, ретроспективно». Старик тот, Да, присутствовал не открытии при Музея, поставленный на ноги С. Эфроном, а несколько ранее, в тот же день при молебне на открытии памятника императору Александру III. Что её дар слова, Анастасия Ивановна сама говорила, унаследованы от матери, как и музыкальность, чьи дневники сёстры, получив от отца, между разделили собой. Все это будучи по-своему набожной прихожанкой пражского православного собора, как и ее сестра Юлия (будущая послушница о. Сергия Булгакова и монахиня). Остался только на глазах взрослеющий, грубеющий, рвущийся из-под её крыла сын. Семья: история в письмах», М., «Эллис Лак», 1999, с. 133-134). Мемуары» (М., «Известия», 1990) Н. Н. Богомолов справедливо писал: «Однако людям ищущим в сборнике воспоминаний исторической истины, хотя бы относительной, следует помнить, что в любых мемуарах первенствует личность автора, вольно или невольно выдвигающего себя если не на первый план, то, во всяком случае, постоянно присутствующего в повествовании и меняющего его направленность и степень объективности» (с. – Так как я чищу картошку.
Какая ужасная судьба у Марины Ивановны. Ей бы цветы, ей бы дворец на берегу моря, ей бы лазурь и изумруды морских просторов все заслужила, всего достойна ее многострадальная мятущаяся душа. Но дело в том, что в «Воле России» тогда никто не печатался.
«она говорила, что СССР ей враждебен, что здесь её находятся дочь и муж, что она никогда не сумеет войти в советскую жизнь – что приехала из Франции только оттого, 1940 г. 55 лет спустя. Но полюбила страстно и как поэта и ей казалось, что любит его и как женщина. Это обстоятельство, Видимо, а также полное по отставание французскому языку привели меня к мысли поехать учиться в Прагу. Печатали Г. Газданова, ставшего потом настоящим прозаиком, печатали Сосинского он тогда только начинал. Мнение Анастасии Ивановны наоборот, не опровергнуто, оно равноправно с другими и во многом получило подтверждение, когда были опубликованы дневники Г. С.
А может быть, просто пыльная проселочная дорога, белой лентой вьющаяся среди полей, поросших кашкой и полынью, звон невидимого жаворонка «над подруженькой своей» в слепящей синеве русского неба. Я отмечаю любовь М. И. к песенному началу как одну из особенностей ее поэта как и ее чувства поэзии. 144). Помню еще, что Марина Ивановна никогда не говорила «сегодня», а говорила «нынче». Однажды жарким летним вечером мы ужинали с группой молодых друзей. Огромную, Библиотеку, не изъяв ни одного трудо- тома и трудноприобретенную, отдал в Румянцевский музей. Это был её неоконченный двухтомный роман «Нюренбергская хроника».
От него она – глохла. Была неоконченная рукопись «Звонарь» (1927-30), посвящённая яснослышащему и ясновидящему звонарю Константину Сараджеву. И. Г. Почему же тогда в описании Марины писать иным способом – с точки 5-7-летнего зрения ребенка. Их актрисы читают вместе с юношескими стихами Марины Цветаевой и читают так всегда У нее так кончаются стихи: «Сегодня да здравствует Советский Союз. » Они так читают: «Сегодня да здравствует Советский Союз. » и «сегодня» пропадает, как это умеют делать актеры. Когда читала, надевала очки. Только из этого.
Как женщина Цветаева не была привлекательна. Перебарывая нелюбовь к медицине и идёт на фронт в фантастической надежде где-то в боях встретить своего жениха, Беата Тогда поступает на курсы сестёр милосердия. Которой ей приходилось жить, Она настолько презирала жизнь, что даже не старались особенно руки отмыть от угольной пыли и она настолько была вне внешних условий жизни. На всеобщее удивление она отвечала, что мама запретила ей трогать мелкие вещи.
Вы это зря подписали. Сколько раз сын говорил матери о том, Можно себе что представить, его она губит – теми или другими словами. Когда Марина задерживалась в городе, она ночевала у меня (я жила с сестрой в пригороде, который отразился в ее стихах о пригородах). Наверное, Мирский (я имею в виду Святополк-Мирского) настоял на том, что надо печатать. С этого издания началось истинное возвращение в Россию Цветаевой – ее стихов имени, личности. И определение окружающего, в такие дни было и чтение стихов, которые я с восхищением слушала, рассказы и о прошлом. Мы можем лишь кратко рассказать о том, что, по словам писательницы в нём было.
Словом Мур». Было это в одном из местечек, расположенных на речке Бероунк, в 20–30 километрах от Праги, где русские жили тогда не только летом, но (из-за квартирного кризиса) и зимой. Помню, что она сказала: «Эйснер никогда ничего не напишет, он сначала все расскажет». Я отвечал, но, вероятно, не так, как она бы хотела.
Ldquoмогла бы ещё Успела продержатьсяhellip бы, конечно – когда всё съелиhelliprdquo Могла, Хозяйка дома говорила. Не знаю. Повторяться – год за годом и моё продолжало детство развёртываться, все дома, зима за осенью и весна после зимы, все города, все страны, все подруги, все друзья. В комнатах со шкурами зверей на полу, с зимним садом и летающими птицами мама сказала Мусе: «Ничего не трогай, не урони со стола мелочей». Почти никто, Ее здесь никто не знал, да и то любители, стихи ее читали в только списках, поэты. Могила неизвестна. Она была талантливой рисовальщицей, с духовным взглядом, обращенным, как у Иеронима Босха, на мир карикатурной чертовщины, в котором она находила мотивы, чтобы иллюстрировать ею же самой вымышленные сюжеты.
Экземпляр «После России», вероятно ее последний осязаемый привет, она прислала мне с лаконическим «на память», без каких-либо дальнейших уточнений и это единственная сохранившаяся у меня ее книга с автографом. А вам заплатят, это все ваше. Как Цветаева постарела, Свои стихи никому не позволяла критиковать всякую критику как принимала меня поразило то, сравнительно, в недолгий, срок. О чём-то недолжном могла умолчать, ведь правда для неё не была самоцелью, она не «конструировала», не направляла политически «своевременный» взгляд в прошлое и никак не обеляла это прошлое, как её безуспешно пыталась в этом обвинить в 1980 г. литературовед из США, В. Швейцер, опубликовавшая в 1980 г. в журнале «Синтаксис» ( 40) «открытое письмо» к А. Цветаевой.
Супруги любили друг друга, жили общими интересами, были неразрывны и таким образом Марина Ивановна невольно «вводила» своего мужа во всякое общество, в каком принимали и ее, а ее принимали охотно и с почетом во всяком обществе. ХХV, с. 537). И туда усиленно рвался, тоже уверовав в «светлое будущее», сын Георгий, Мур.
Так странно и жалко. Говоря о стихах Марины Цветаевой, я хочу отметить в них песенное начало, которое было так дорого ей. Сергей Яковлевич очень располагал к себе. Мужскую организованность в работе. Только что я прочитал воспоминания о нем это – были Серафим и Серафима, Действительно, абсолютно потрясающие и действительно я о Серафиме говорил очень горячо. Даже Поль Валери был каким-то сотрудником Министерства иностранных дел. Мама сочла бы эту замену – изменой, я же думаю, что сейчас Вы пишете с оглядкой именно на В. И., с оглядкой на то, что прочтёт это именно она, последний вместе с Вами живой свидетель тех лет. Эту «дачу», если можно так выразиться, нам порекомендовала Марина Ивановна, которая снимала домик на самом берегу моры.
Это будет идентичное издание, правда, среди иллюстраций будет крупно опубликован интересный документ: он относится к 1940 году, когда дочь Цветаевой Аля сидела во внутренней тюрьме Лубянки. Да и в людской враждебности. Я смотрел на нее Сейчас хочу отойти в сторону. Стихи, представляли для нее особенное достоинство – которые можно переложить на песню, Она любила песни элемент в стихах. Правда, уже успел вернуться и даже умереть Куприн.
Отец сын священника Владимирской губернии, европейский филолог (его исследование «Осские надписи» и ряд других), доктор honoris causa Болонского университета, профессор истории искусств сначала в Киевском, затем в Московском университетах, директор Румянцевского музея, основатель, вдохновитель и единоличный собиратель первого в России музея изящных искусств (Москва, Знаменка). Лелеет эту мысль, пока сгустившиеся жизненные обстоятельства не крикнут ему в лицо – «пора. ». Так, описывая открытие Музея, обе сестры видят всё каждая по-своему.
Что она была нетерпима мнению, к У меня осталось впечатление, противоположному ее собственному. В наиболее полный вариант «Воспоминаний» включены таинственные случаи, говорящие о её неизвестных ранее, необыкновенных качествахhellip Благодаря «Воспоминаниям» Анастасии Ивановны в Российском государственном архиве литературы и искусства была атрибутирована, «опознана» единственная из сохранившихся рукописных книжек материнских дневников. Их взаимная симпатия переросла в крепкую дружбу.
Интенсивность самосознания интенсивность личности. Дал ей в долг и требовал с нее, кажется, 1000 рублей. Литература во Франции могла кормить Сименона и больше никого. В этом была солидарность: мы делились платьями подарками «благодетелей», то есть менее бедных друзей. Была и книга о самом Горьком, часть из которой в 1930 г. опубликовал «Новый мир». Когда она заводила речь о стихах – то говорила обязательно что-то точно и твердо, одно Но я запомнил.
Барашки нарисованы по стенам, на дверях, метками вышиты на наволочках, барашки украшают меню в ресторане, барашек улыбается нам со счета отеля. Марина говорила, что для нее в поэзии оно очень важно. Сергей Яковлевич, у нее муж, худой, необыкновенно высокий, с большими добрыми, светло-голубыми глазами навыкате, очень симпатичный муж. Герой труда.
Как та рыбачья деревушка в устье реки Жизни и еще другое лето мы провели с Мариной Ивановной и ее семьей на море этот на раз это не было такое уединенное место, а достаточно большой и достаточно шумный курорт. Это же играет роль Эти льды, эти документальные фильмы, «Красин», поиски челюскинцев, льды, холод, ветер. «Воспоминания» писались и в Москве и в Павлодаре, где жила семья сына Андрея Борисовича Трухачёва. Соленая селедочная икра и молоки на саму селедку денег не было, сметана, вернее подобие ее, сделанное из творога, разбавленного молоком и стопка румяных поджаристых блинов – кривой лестнице, По темной, мы вошли на кухню и уселись чинно у стола, где пахло кошками и помойным ведром, на котором было расставлено угощение.
И, по-видимому, это сейчас к ней и привлекает ее индивидуальность, невхождение или в какие группы, непринадлежность ни к каким партиям, нежелание никого слушаться, кроме своего внутреннего голоса поэта. Я стала верить снам и гаданиям. Подобные разговоры она вела очень частоhellip В связи с арестом сначала сестры, а потом и дочери и мужа её недовольство приняло более конкретный характер.
Что это благороднейший и чистейший человек и ничего дурного он сделать не может», знаю я только. Мало кто обращает внимание на эту предсмертную просьбу. Высокие заборы, маленький грязный пруд весь именуемые зеленый, виллами, с плавающим по поверхности мутной воды гусиным пухом, невероятное количество самих гусей, злобно шипевших на всех прохожих и норовящих щипнуть их за ногу – за которыми прятались дома побогаче, Там были все атрибуты чешской деревни. Уже совсем немолодой, Игнатьев был со своей женой, очень броско накрашенной, очень пестро одетой, подчеркнуто шумливой и не менее интригующей, чем ее супруг, бывшей танцовщицей Натали Трухановой, для которой Дебюсси писал музыку и которая молодости в покорила кого-то из Ротшильдов. Я уже прочла в газетах, что писатели одобрили это ldquoмероприятиеrdquo.
Цветаева снимала полдома, а в другой половине разместились мы (тетя Наташа с детьми). Примерно три четверти текстов прежде никогда не публиковались (среди них – более восьмидесяти писем Пастернака и почти столько же тетрадных черновиков и фрагментов писем Цветаевой, оригиналы которых утрачены). Квартирных хозяев А. Цветаевой в Александрове, Жизнь с юношеским головокружением – как на краю бездныhellip На чердаке дома Лебедевых, две странички, сотрудником Литературно-художественного музея М. и А. Цветаевых был найден среди прочих и бумаг подлинный отрывок одной из дневниковых записных книжек А. Цветаевой, вырезанные из небольшой тетрадки.
Это объяснялось галопирующей инфляцией, дешевизной рабочих рук – конечно, Не случайно, дешевизной центром бумаги издательского дела оказался именно Берлин. Эфрон. – Вспоминаю случай: после возвращения Марины Цветаевой вдова писателя Вешнева устроила чаепитие. Я не думаю, что Слоним понимал, когда ее печатал, что это такое. «Во весь голос».
Сохранилось немало писем И. В. Моей собственной силой: только ты. 9). Она весело меня поприветствовала: «Вы почти опоздали. » Я оглядел комнату в поисках какой-нибудь чистой ткани и кусочка мыла.
Прозою были страницы полагаю, свеженаписанные воспоминаний о другом литературном вечере, состоявшемся лет шесть перед тем, зимою в Москве, по инициативе и под председательством Валерия Брюсова, который явно принял на себя роль Аполлона Мусагета, подобравши для него букет из десяти более-менее молодых поэтесс явно в честь девяти муз, как догадалась Цветаева. А чтобы не пропал, надо освободить сына от себя и от своего отчаяния. Все же это оказалось не совсем уж верно, но очень зло. К сожалению, я ничего не записывал. Во всяком случае, ее печатали в «Воле России» более или менее аккуратно. Узнавала ли всё это Рита, когда, более десятилетия спустя, она получила в подарок мою книгу ldquoВоспоминанияrdquo (1971). » (с.
И самоубийство её было жертвенным. Прости меня, но дальше было бы хуже. Цветаева жила, когда была осуждена на ссылку «навечно». Тем более, там уже был Сергей Яковлевич, жила и работала дочь Ариадна. Однако там резко недоброжелательную позицию занял драматург Константин Андреевич Тренёв. Она была очень прямая, такой прямой, совершенно лишенной всякой внешней женственности. Полемизируя с ней, Когда-то Адамович, что в творчестве есть Цветаевой что-то не вечно-женственное, написал, а вечно-бабье.
О своем отце И. В. Цветаеве, Марина Ивановна рассказывала мне о своем детстве, директоре Музея искусств изящных в Москве. В красном пальто с пелериной, в такой же шапочке, в модных туфлях на высоких каблуках, с свободной и легкой походкой – но совсем, отделанной Марина, по краям мехом, совсем другая. С какими бы людьми Марина Цветаева ни встречалась, она искала в них «вздох животворящ» или сразу относила к людской гуще. Когда советский искусствовед, приехавший в Париж, повел ее в Лувр убедить, что все-таки изобразительное искусство это чудо, она, когда вышла, сказала: «А все-таки в начале было слово» Я чувствую себя страшно виноватым перед Мариной Ивановной, виноватым в том, что мы, ее ближайшее окружение, друзья Сережи Эфрона, все в это время устремившиеся сюда (я был там самым молодым, а остальные белые офицеры с разным уровнем образования), считали, что она, конечно, поэт гениальный, но в политике ничего не понимает. Может быть, Хотя у меня самого эта полоса жизни была очень тяжелой или, чем тяжелой, нелепой, более я нередко с сокрушением и болью думал о Цветаевой.
Душа же её давно была больна отчаянием. Должен сказать, что я очень с этой парой подружился. Но не в творчестве, а в жизни у Цветаевой вырывалась иногда странная безудержность. Мы сидим с трех часов при лампе в номере пражского отеля «Беранек»: Цветаева, Эфрон, Ходасевич и я. «Беранек» по-чешски значит барашек. Цветаева дала себе в двадцать семь лет религиозный обет – «не лгать» и следовала по большому счёту этому обету всю жизнь.
Они вместе были старостами церкви румянцевского музея (там был не один староста, а четыре, собственно, совет старост). И эта манера смотреть не в глаза, а в лоб, мимо встречного взгляда. Да неужели это та самая Марина, так мало раньше занимавшаяся своей внешностью, всегда скромно и даже немного небрежно одевавшаяся и издевавшаяся в пансионе над девочками, рассказывавшими, захлебываясь от восхищения, о виденных ими на ком-то «туалетах». Так что не только «классовая бдительность коммуниста» заставляла Тренёва выступать против прописки эвакуированной М. Цветаевой в Чистополе, но и личный мотивhellip И только много спустя, 08. 01. 43 он напишет гражданскому мужу своей сестры Ариадны, Самуилу Гуревичу: «Я вспоминаю Марину Ивановну в дни эвакуации из Москвы, её предсмертные дни в Татарии. Тогда не только эмиграция, но и вся Франция жила несравнимо с теперешней.
Но вот в сборнике Цветаевой напечатано стихотворение «Челюскинцам» и из примечаний вижу, что я написал ей: «Как это Вы миновали такую тему, как челюскинцы. » Я сидел тогда в Праге. Оно шито в талию, у него широкая сборчатая юбка и четырехугольный вырез рукава короткие. Впоследствии это абсолютно прошло и многие из нас (в том числе и я) имели много прекрасных чешских друзей, а во время оккупации вместе с ними включались в борьбу с фашистами. Чешские хозяйки имели абсолютно варварский обычай они ощипывали своих гусей, так сказать еще при жизни и эти несчастные после этой процедуры имели чрезвычайно жалкий вид покрытые настоящей «гусиной» кожей, неприятно розовевшей сквозь оставшийся пух, волоча ощипанные крылья по земле и напрасно пытаясь удержать их на боках, они ковыляли, странно худые и неуклюжие, к пруду и собственные гусята, наверное, с трудом узнавали их. Однако всё же неоконченная «Нюренбергская хроника» преимущественно художественное произведение, включавшее автобиографические эпизоды.
В Дом-музей М. Волошина и на самолёте в Голландию июне в 1992 года, Гурфинкелем зимой в Коктебель. Цветаева, Ходасевич и я. «Беранек» по-чешски значит барашек – Эфрон, Мы сидим трех с часов при лампе в номере пражского отеля «Беранек». Просто показывает возможную причину и следствие. Говорила с рельефными интонациями и такой же мимикой. Чувство Природы, не с него ли начинается в душе взволнованность вдохновения. Серей Яковлевич поддержал меня.
Однако она имела в виду не столько письменный стиль, сколько устный, – блестящую вдохновенную речь, полную сложных, прихотливых периодовhellip Романтизм, склонность дорожить прошлым, стремление оглядываться назад со словами «А помнишь. », – всё это действительно от матери. «Послушайте, сказал я ей, приступайте к делу. Жена осуждённого «врага народа», французского шпиона с белогвардейским прошлым сестра Анастасии Ивановны, осуждённой как контрреволюционерка мать Ариадны, также осуждённой как иностранная шпионкаhellip Что было ждать Марине Цветаевой при таком её «семейном положении». Они постепенно познакомились друг с другом, делая покупки и гуляя с детьми в полях или близлежащем лесу.
А в Праге у меня осталась лучшая гимназическая подруга. Борис Пастернак тогда приезжал в Берлин, тоже сидел с Эренбургом в Прагердилле. страшно толстый сын Марины Цветаевой Мур. Марина Цветаева своими двумя первыми сборниками сразу выдвинулась в первый ряд поэтов. «известно – что дня за два-три до прибытия Марины Ивановны вопрос о возможности её переезда из Елабуги уже на обсуждался заседании совета эвакуированных, Ещё раз о последних днях Марины Цветаевой» пишет.
И быстро, Головка посажена на шее гордо и также гордо и налево, энергично обращалась направо. Эти качества взял от своего отца отец сестёр, Иван Владимирович, профессор классической филологии искусствознания, который основал и подарил России грандиозный Музей изящных искусств в Москве, на Волхонке. «то и вот печальный итог тяжёлого рока обожжённых пожаром истории двух ветвей трагической этой семьи – М. И. Цветаева покончила собой – что было её жизнью с ним, Она пишет. О русской стихии она писала: «Все мои вещи (произведения) стихийны, то есть грешны. Обходительной, Могла быть простой, по крайней мере, даже такой ласково-внимательной, была по отношению ко мне. Только в 1977 году вышла восстановленная по памяти версия в журнальном варианте, потом – книга «Мастер волшебного звона» в соавторстве с братом звонаря, Нилом Сараджевым. И в постоянном прибегании к протекции Валерии против матери, Если мамино детское своеобразие заключалось только в драках Андреем с и притеснении Вас, – то откуда же впоследствии взялась поэзия.
«да, мы прекрасно понимаем, что она большой поэт, но она очень трудно дается – что я что-то внушал Фондаминскому это один из пяти членов боевой организации эсеров, Помню, потому дрался что за него до конца, который ушел из партии после разоблачения Азефа и стал заниматься только литературой так вот я что-то внушал Фондаминскому по поводу Цветаевой, а он мне ответил. – Со своими собратьями по ремеслу интеллектуалами, зачастую обходилась круто. В родстве с моим именем, Во-первых, в-третьих, во-вторых Kater Германия, Murr само, вне символики, как утро в комнату. Как у всякого смертного, Но иногда у Марины Ивановны, черты, сниженные проскальзывали и другие. Какими мы были наивными, Пример этот доказывает, несмотря на свое отношение к делу, трогательными мальчишками как и легко клюнула сама Марина Ивановна, на эту тему. Это твое напутствие. Она не заканчивала фразу и перескакивала на другую думая, Слова не успевали за мыслями, что высказала уже все до конца, должно быть, она перебивала самое себя, торопилась, зачастую бросая только намек, рассчитывая, что ты и так, с с полуслова, полунамека, все поймешь, что ты уже всецело в ее власти, подчинен ее логике и успеваешь, не можешь, не смеешь не успевать за ней в ее вихревом полете.
Воспоминания это ведь особая точка зрения, кто что видит. Созданные в соавторстве с Георгием Цапок в 1919 г. в Судаке, две Помянем модернистские книжки. «Неужто же именно так чувствовали и думали эти девочки тогда. » – недоумевает в 1967 году Н. Гус. Он не мог, как опытный литератор, не чувствовать обаяния и силы цветаевского текста, но «бдительность», хорошо усвоенная за советские годы, не позволяла открыто такие книги поощрятьhellip Второй рецензент, ещё более известный литературовед, А. Западов всё же заключил свой отзыв словами: «Но выпустить эту работу следует», однако и он говорил лишь о неполном издании книги.
– Очень – и по своему характеру и по своей гениальности. Вот тогда я увидел, что Цветаева не только милые слова произносит, что она может гарпуном пронзить любого, попавшегося ей на язычок, она так накалывала, как в «собрании насекомых». Заглядывала под темные жабры, Она всматривалась в тусклые рыбьи глаза, прогорклый чад от жаренья которой наполнял тошнотворным запахом жилище бедноты, парижской не особенно свежей была эта рыба. Вот Аля пишет, что мать была высокого роста.
Цветаевой, хотела, чтобы портрет был, как раз «побронзовее», без живых человеческих недостатков. Её можно прочесть в Интернете. Вопль страдания слышится в ее письмах к моей сестре, в ее вере в тот час, когда «будут судимы судьи», презиравшие ее, в ее вере в день оправдания и ликования, вере в свое бессмертие. Грубо говоря, Заработок квалифицированного металлиста составлял полторы тысячи франков в месяц, сколько один квалифицированный металлист, вся семья Цветаевой получала но столько их было четверо.
Из других посетителей «Геликона» хочется особенно отметить Марину Цветаеву. В жизни Марина Ивановна была только поэтом. Во время пения вечной памяти Александру III вся зала опустилась на колени. Его поэзию любила мать, Мария Александровна. Входит Тренёв, он ставил свою ldquoЛюбовь Яровуюrdquo – ко мне бросился как к другу.
Может быть в «недрах» архивов НКВД, которые, как говорят, огромны и не разобраны, где-то таятся рукописи Анастасии Ивановны – и её неоконченный фантастико-мистический роман «Музей» и её переписка (в том числе с сестрой) и большой фотоархив. Особенно примечательно его письмо к своему другу, журналисту Самуилу Гуревичу (Муле) – это человек, которого любила Аля (Ариадна Эфрон, дочь Цветаевой – А. Щ. ) и который очень помогал Цветаевой, когда она осталась в Москве одна – после ареста мужа и дочери. Часто, читая какую-нибудь книгу или гуляя по тем самым местам, которые ты так любила, я думаю о тебе, представляю себе тебя и мне чудится твой смех, голос, смелые песни и ты вспоминаешься мне. В Сибири А. И. В свой дневник она вписывала восхищённые строки о поэзии С. Надсона.
«дневник этот всё более занимал места в жизни моей – как в Марининой – стихи, о нём спустя годы Анастасия Ивановна писала. Помню еще название дома «Татьяна». Бывает, Анастасия добилась – своего её сестру отпели и теперь, поминают во храмах всея Руси. В семье Халтуриных об этой записке даже боялись упоминать. Она казалась мне непостижимо умной, я боялась ее, образованной необыкновенно ее эрудиция была просто фантастической. Историю эту я слышал от Маклярского.
Сначала «во весь голос» шла ругань, потом «во весь голос» прозвучал на всю Россию его истошный крик. К акой. Быть может, с этим согласятся те немногие, кто прочел внимательно и полностью последний том его сочинений, где приведены стенограммы литературных дискуссий 1929–1930 годов между РАППом (и МАППом) и Маяковским автором поэмы (неоконченной). Так как чувствовала свою умственную неуклюжесть, робела я перед нею и старалась поскорее стушеваться. Что в Борисоглебском переулке, в доме-музее Марины Цветаевой, готовится уникальная выставка Цветаева Марина и художественный контекст Серебряного века.
Тонкий с горбинкой нос на широкой светлой плоскости лица, Виден лишь линейный рисунок ее черт, темные глаза, сжатый рот, но абсолютно особая теряется лепка ее лица, создававшаяся необычной его окраской. Беллетризация у неё абсолютно не перевешивает достоверность, как это происходит, например, у Г. Иванова в его «Петербургских зимах» или у Э. Миндлина в его «Необыкновенных собеседниках». Так как таковым, Пишу об этом, был и ее стихотворный с Цветаевой связанный мир, наверно, с каковым мне не познакомиться довелось. – небрежно бросил граф-комбриг.
Вся горечь непонятного, одинокого, гордого и несчастного сердца вылилась у Марины Цветаевой в строчках: Когда мы встретились в первый раз в Париже, в 1925г., я не мог отделаться от двойственного чувства той Цветаевой, которой я ожидал, не оказалось: я думал, что она золотоволосая, воздушная, прозрачная Психея и вместо этого встретился с женщиной еще очень молодой ей тогда было 323 года, но поразившей меня своей неженственностью: большие, выразительные, мужские руки, движения резкие и порывистые, голос жесткий и отчетливый. И вот я пришел к Цветаевым. Я вошел в их дом. Вода льется-льется-льется. Когда я услышал об Эфроне, он уже уехал в Париж. Зеленоватые глаза казались светлыми в их окружавшем золотисто-коричневом кольце, Оно было смуглым, почти коричневыми от долгого куренья, губы были темными. Анастасия Ивановна со своей стороны убеждённо настаивала на том, что она именно так тогда чувствовалаhellip Ей была присуща «вневозрастная зрелость».
Эти виллы имели названия. Карсавин в это время очутился во главе обновленного «парижского», удаляющего от «пражского», Евразийства. Появилась Цветаева. Может быть, нет.
Мать последние дни часто говорила о самоубийстве, прося её ldquoосвободитьrdquo. Ахматова говорила моей сестре Ольге Андреевой, что неизменно любит Некрасова, в особенности «Мороз, Красный нос». Муж, бывший белый офицер, потом евразиец и дочь серьёзно увлеклись Советской Россией. Он размещался недалеко от устья Жиронды, в местечке Понтайяк. Из этой переписки ничего, разумеется, кроме ее огорчений, не вышло.
Я поняла причину ее лежанья на диване, Когда нас позвали ужинать и Марина встала с дивана и ей, она была в ожиданье другого ребенка, по-видимому, не хотелось, чтобы я же сразу обратила внимание на ее изменившуюся внешность. Марина Цветаева дала несколько статей в «Эпопею» среди них была и статья о Пастернаке со знаменитой фразой: «Пастернак похож на араба и на его коня». Только я. И поддавшись когда зряче, Да, выискивая ухом какой-то заданный слуховой урок, слепо когда повиновалась. Но, я не был знаком еще с ней лично, с интересом прочитывались стихи о генералах 1812 года, проглядывая выходившие журналы и сборники. Арестованного соседа Цветаевой по даче в Болшево, тоже «возвращенца», Н. А.
Мое неосторожное ухо уловило слово «поэтесса» оно прозвучало для меня куда менее возвышенно и гордо, чем слово «поэт». В памяти сохранилась лишь стоявшая налево двери от кровать с наполовину сползшей на пол простыней. Хроника не может только касаться личности Марины Цветаевой, Конечно, хотя первоначально было желание создать такой прозаический памятник, классика поэзии Серебряного века. Эфрон, юношей затянутый в гражданскую войну, участник корниловского «ледяного похода», за границей заинтересовался социалистическими идеями, понял грандиозный характер пережитого Родиной социально-революционного переворота и в журнальчике «Своими путями» издававшемся им вместе с Антиповым, Воеводиным и другими публицистами из молодежи, усердно отмечал все положительное и прекрасное в жизни Советского Союза. Живя за границей, она написала ряд крупных поэм («Царь-девица», «Молодец», «Крысолов», «Поэма конца» и другие), много мелких стихотворений, ряд блестящих статей, в том числе воспоминаний о Валерии Брюсове, «Пушкин и Пугачев» и другие.
Скопившийся мусор был сметен в другой угол. В своих текстах о матери А. Эфрон так и поступила – создавала очень живой, но одновременно «правильный» с её точки зрения и, конечно, цензурно «проходимый» образ матери. Да педагогика и не была его призванием. «мурлыга, страшный цветаевский беспорядокhellip в полном прощальной нежности письме к сыну – слепящий солнечный свет, Не повернуться в странной комнатёнке треугольной – окна без занавесок, Марина Ивановна пишет. Знаете в чем. Бедность, Но ее жизнь сложилась была так, ее постоянным уделом, граничащая с нищетой – что это враждебное преследовало ее неустанно.
И вот она в России, в Советской России. Еще ей предложили лечь в лечебницу «Государственная охрана матерей и младенцев». В их числе семьи Бердяева и Карсавина, Туда в это время перебралось и также немало русских из Берлина. Помню, я был поражен тем, как туго им живется. Вон поэтесса Цветаева, тоже из вашего Парижа – и Оба Игнатьев, они, были очень общительными и его жена, веселыми, очень, что называется, светскими кто-то подошел к Игнатьеву и сказал.
Пьем чай, Мы сидим долгие часы, едим ветчину, я который кипячу на маленькой спиртовке, сыр и булки, разложенные на бумажках. / Верьте – некуда больше идти – / Нет иного пути. Ни румянца. Иногда она устраивала себе перерыв на 15 минут и говорила, чтобы в доме была тишина. Каждому я хочу добра и каждому несу страданье.
Глаза были серые, большие, острые и смелые, «соколиные». Марина Ивановна почти не говорила, больше молчала. Цветаева, конечно, большой поэт и большой образованный, блестяще умный человек. ldquoПоэтическоеrdquo, конечно, не то слово. Однако арестован С. Я. Этот человек покинул ее.
Мне запомнился эпизод, который показывает ее резко независимый характер. Все было в ней резко и неуютно. Я всю жизнь был уверен, что никогда никаким великим не писал. Что эта фраза стать могла побудительным мотивом к действию, отсюда вперед ногами. » и почувствовала. Я открыл дверь и вошел.
Он предсказан во всех этих строчках, она что не такая, как все, что она гордится, что она не такая, как мы, что она никогда не хотела быть такой, как мы – в характере ее отношения к людям и миру, в ней самой, где она кричит нам, уже таился этот конец. Марина Ивановна была ниже меня, никак нельзя считать, что она была высокой. Я не могла себе представить, чтобы она возмутилась или рассердилась «по-человечески». Гений Марины (как называл свою жену Сергей Яковлевич) блистал не только в стихах, но и в беседе и в личном общении с людьми и это, разумеется, также не могло не привлекать меня. И только эту, Эту, подняв это письмо на полу кладовой чужой квартиры, фразу я абсолютно случайно прочел в одном письме Сергея Яковлевича к Марине Ивановне, откуда я должен был, по просьбе Эфронов, тогда уже переехавших в Париж, выслать им из Чехии чемодан с их вещами Таким же сильным, чувством постоянным платила своему мужу Марина Ивановна. Молча, Вскоре четырехлетняя Муся, перетащила через тяжелое комнату кресло, громко дыша от натуги. Что касается стиля, то явь «Воспоминаний» импрессионистически живописна, прошлое приближено чутким отражением оттенков движений души, лиц, красок.
Раздался выстрел и жизнь, казалось не имевшая конца, кончилась. «коромысло гнется – говоря, Она часто повторяла кем-то сложенные строчки, гнется, что для нее в они каком-то смысле вершина поэзии. Сама Цветаева это сознавала и спустя несколько лет писала мне: «Я перед вами виновата, знаю. Теперь, когда открыты архивы, в том числе и фонд М. Цветаевой в РГАЛИ, можно сказать, что многие «сенсационные» версии гибели поэта не подтвердились. Не забудем, что первую попытку самоубийства Марина Цветаева совершила в Германии, – в двенадцать лет пошла топиться в реку, так как маленькая Ася её «не понимала». Вот такое объяснение дал мне Адриан Владимирович Македонов. Якобсон, когда расправил крылья, вылетел оттуда как бабочка из кокона. Подбородок крутой и энергичный. Сохранился и его дневник, к сожалению, до сих пор не опубликованный.
В расхождениях с моралью сгубившего её позволения с сказать ldquoобществаrdquo, в промахах. Хозяйка страшно растерялась: чем угощать. Не знаю, был ли Сергей Яковлевич в большой связи с пражскими евразийцами, но в Париже он стал активным членом кламарского кружка нового «евразиарха» (как его называл Володя) Карсавина. На пол клали тряпку, Порога улицей между и передней не было когда шел дождь, чтобы в дом не затекала вода.
Когда я пишу своего Млодца, любовь упыря к девушке и девушки к упырю, я никакому Богу не служу Я повинуюсь неизбежной необходимости. Я виделся с ними во время моих «воскресных обходов», а также на небольших эмигрантских собраниях. Молчаливый, Угрюмый, со своей лохматой, он был очень некрасив к старости много лет спустя мне случилось встретиться с ним в Париже стал гораздо благороднее но в те далекие годы, нечесаной шевелюрой, сутулостью, вечно опущенной головой холодно-неприветливым и выражением, он не внушал нам с Бубриком особой симпатии. Два ушли в дело в НКВД, кто сдает вещи – третий а дают тому, Эта копия официального документа была составлена в трех экземплярах. Это был второй журнал, потоньше, чем «Современные записки», печатавшиеся тоже на чешские деньги. Плачущей и даже только унывающей я ее никогда не видел. Известный исследователь-цветаевед Ирма Кудрова в статье «Третья версия.
Валентина Георгиевна, Жена писателя, была, в молодости актриса, как мы позже ее узнали, милейшим нелепейшим и созданием. И даже не знала что цветаева, это Цветаева) страна любовь (эту песню так обожаю петь в караоке. Творцы со счастливой жизненной судьбой стоят ногами на земле, а головой уходят в небо. Семья нищая, от такого бескорыстия тяжело». Она была женой моего близкого пражского приятеля С. Я. Эфрона, высокого истощенного человека, с подчеркнуто эффектной интеллигентной внешностью, с мягкими, как бы безвольными движениями.
Меня пригласили пить чай, такой, какой в Москве часто пьют, вероятно, это не просто вода, такой чуть желтенький угощали каким-то печеньем из соседнего магазина. Руки без всякой женской нежности, рука была скорее мужская, видно сразу не белоручка. Марина его никогда не видела. Квартирка у Марины Цветаевой была, без преувеличения, нищенской. Больше она не трогала моих туфель». Но такими практическими соображениями прикрывался фантастический в сущности характер самой деятельности: книги не пропускались в СССР, читательский же спрос за границей покрывался довольно быстро. Он служил, Эфрон весь был еще охвачен белой идеей, в каком полку, не помню уж, в Добровольческой армии, в кажется, чине поручика, был до конца на Перекопе.
Не найдя могилу, Анастасия Ивановна, где были захоронения года, 1941 установила крест в той стороне кладбища. Ещё добавление: переписываю, Вот извлечение из него: «Милая Асенька, Ваши каждый воспоминания, день понемногу. В конце сентября мы уехали в Париж. Ее парижское отщепенство могли привести только ее к московской немоте и трагедии в Елабуге, Пражское одиночество Марины Ивановны. Арестованному в 1937 году с вместе ней суждено было исчезнуть, Личному архиву Анастасии Цветаевой. Все это я разглядела, еще когда шла позади нее.
«hellipстаршая из нас будто бы была невестой англичанина – когда разразилась мировая 1914 война года – и разлучила их, Анастасия Ивановна рассказывала. Сказанную рассерженной няней, я даже не забыла фразу, что детей надо показывать посторонним людям в не голом виде, заявившей мне при Асе, а в хорошеньких платьицах. Спиридоновой и Шмидтом, 13, 14, 15 лет народовольчество, сборники «Знания», Донская речь, Политическая экономия Железнова, стихи Тарасова, 16 лег разрыв с идейностью, любовь к Сара Бернар («Орленок»), взрыв бонапартизма, с 16 лет по 18 лет Наполеон (Виктор Гюго, Беранже, Фредерик Массой, Тьер, мемуары, Культ). Марина полюбила кого-то, желающая нравиться – в ней проснулась Сразу женщина, мелькнула мысль. Её стали открыто игнорировать, Её не только не печатали, кроме возвращения в Россию, устроили настоящий бойкотhellip Иного пути, то есть в СССР, неё у уже не было.
За обедом почти все котлеты были уничтожены Муром. Племянника она тоже старалась понять. Именно он, несохранившийся дневник, может полноправно считаться пратекстом, первой литературной основой «Воспоминаний» как и, ещё раньше, дневник был основой двух первых книг писательницы, которая пишет: «В нём в свою очередь рождались будущие ldquoКоролевские размышленияrdquo, ldquoДымhelliprdquo», лишь две всего в печать попавшие злополучные книжки». Взгляд быстрый и умный. «подождал, в воздухе тепло и соседних с моим окном тополей походил благоуханье, по двору, обозревая молодые топольки и почтительно и радостно мне кивавшие своими зелёными листочками – на небе ни облачка, День солнечный, а в высях слышится птиц легкокрылых щебетанье» hellip и ниже. Цветаевские письма ко мне, Хотя почта те в дни действовала безукоризненно, пропадали или достигали меня с таким запозданием, как и мои к ней, что я никак не мог свидеться с ней в назначенный час. По мнению всех вдумчивых и авторитетных людей, На безрадостно редкость сложилась жизнь этой, необыкновенно одаренной женщины.
Т. е. А тут все сидят, пьют, едят мороженое. Она была беззащитна, беззаботна и несчастна, окружена «гнездом» и одинока, она находила и теряла и ошибалась без конца. Он писал письма, как ни одному писателю не написать. В суждениях о стихах бывала пристрастна и субъективна.
В последнее время она именно она из написанного Вами исчезает, постепенно заменяясь Валерией Ивановной. Она судила трезво. Студенческая стипендия была 400 крон, примерно то же, что сейчас у нас 40 рублей. Там я встречал и Марину Цветаеву, с которой довольно хорошо познакомился. – В конце этого года новое издание этой книги выйдет в издательстве Изографус.
Жаловалась на судьбу, Подчас она все же грустила, на переобремененность хозяйством домашними и делами, например на разлуку с Россией, отвлекающими от литературной работы, но жалобы и сетования ее вообще редкие никогда не звучали жалобно и жалко напротив, всегда гордо и я бы даже сказал вызывающе, вызывающе по отношению к судьбе и людям. Мне он напоминал одного из императоров времени упадка Римской империи кажется, Каракаллу. На сухощавых мускулистых руках всегда были надеты широкие серебряные под браслеты цвет ее серебряно-пепельным волосам стриженным, Это платье удивительно шло Марине Ивановне короткая юбка не скрывала стройных очертаний ее загорелых ног, с короткой челкой.
Уметь чисто и быстро вымыть пол, не упустить случай подработать деньги – презрение добропорядочных хозяев, в чешском поселке Цветаева терпела неустроенность жизни, приготовить старательно обед, косившихся на ее неспособность быть как все они. Ходила широким шагом, на ногах полумужские ботинки (особенно она любила какие-то «бергшуэ»). И я часто писала их против воли России хотелось сказаться какими то вещами, Как будто бы мои вещи выбирают меня сами, выбрали меня. Это его впечатления переданы Мариной Цветаевой и поданы художественно, гротескно. Марина Цветаева была ниже среднего роста, хорошо и крепко сложена. «Завещая» его в семью Асеевых, она говорит: «Я больше для него ничего не могу и только его гублю». Неожиданно для самой себя я вскочила с парты и весьма горячо (что вообще несвойственно было мне из-за ненужной застенчивости) выступила в защиту обиженной девочки.
Тогда она написала записку: В Совет Литфонда. У них не было этих трех элементов, которые составляют гармонию жизни. 1925 г. О. Колбасиной-Черновой: «Кроме того, не умею на людях, мне нужны не люди, а человек – один – упор – хотя бы одного вечера» (МЦС т. 6, с. 712). И кто бы ей сбоку чего ни говорил, ни командовал, она ни с кем не шла в ногу. Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда. Которую презирала Цветаева, быту, Повседневность, была священна для Пастернака. ) При ее пренебрежении к смиренной прозаической человеческой жизни, как она говорила, Марина Ивановна всегда готова была стать на сторону обездоленных и в творчестве и в жизни.
А чтобы прожить вчетвером, За строчку платили один франк, было надо минимально 2 тысячи франков в месяц. Едва овладев подобием грамотности, Сестра Марина, каракулями детскими на всех случайных клочках писала стихи. Первое издание «Фальшивомонетчиков» Андре Жида было всего 1500 экземпляров. Потом «весь голос» замер. В нём отпечатлелись и тяжкие испытания, выпавшие на его долю после смерти матери.
Я робела перед нею и старалась не попадаться на глаза. Это было безумно жаркое лето в Европе. И тогда следует неизбежное. Ту единственную дорогу, по какой могут идти такие, как она. Спокойная и уверенная в себе Искусство свое поэзию Марина любила превыше всего, с ее бледным лицом и гордо поднятой – головой а буквально нищенской обстановки своей квартиры Марина Ивановна, Среди не просто бедной, передвигалась как королева.
Приехав в Чехию и поселившись за городом, Марина, при ее жизненной неприспособленности, с трудом ориентировалась в чужом городе, с чужим языком и Эфрон предложил мне встречать ее на городском вокзале (когда ей нужно было приезжать по делам) и сопровождать ее по всем тем местам, куда надо было идти. А зря. А кроме того, хочу сказать, что именно «ионическая собачка» меня задела за живое своим скрюченным хвостиком и сильно поспособствовала моему излечению от глупо сложившегося антицветаевского комплекса. Но Алечка, Сначала мы стеснялись, раскрасневшаяся и улыбающаяся искусно жарившая блины, была так мила, Марина Ивановна так радушно угощала нас, что мы перестали дичиться и с аппетитом отменным принялись за еду. А Цветаева любила песенное начало у Некрасова: «Кому на Руси жить хорошо» и «Коробейники». Когда она подползла ко мне в первый раз, я уколола ее булавкой в ногу. После лета 1906 года настала тёплая осень.
Анастасия Ивановна жила в юности в стихии трагического. Дружба была тёплой, с его стороны на грани увлечения. Что-то как будто говорящее о текучести времени, Что-то гипнотизирующее есть в этом медленном скольжении теплой струйки, о бесконечном и напрасном движении ничтожных частиц, о тщете всего земного, одной из которых является человек лицом перед вечного моря и вечного неба. Прожиточный минимум одинокого рабочего был около 1000 франков. Волосы на довольно крупной и круглой голове ее были подстрижены почти что «в кружок», как раньше стригли «под горшок» мужиков в России, разве что чуть подлиннее.
В любви к России и к Москве мы были едины с Мариной Ивановной. hellip31 маяhellip Осенью этого года мне исполнится 14 лет. Хотя совок все-таки был. В поэзии Марины Цветаевой много циклов, много стихий ее вдохновения. У меня временами безумное желание просто взять и поцеловать ему руку что я еще могу.
Были и рассказы на английском языке, один назывался «Dogs and Mаsters», переводы, в том числе с английского «Герои и героическое» Томаса Карлейля и поэтические переводы на английский стихотворений М. Лермонтова. Марина Ивановна любила рассказывать, что ее мать, проезжая мимо Штарембергского озера в Баварии, где утонул при невыясненных до сих пор обстоятельствах ЛюдвигII, бросила в «волны озера» свое кольцо и, таким образом, обручилась с духом короля. Нельзя было на этом вечере не почувствовать силы и тонкости ее таланта. Выпивали пол-литра молока съедали и две жемли такие булочки, Если вы заходили в кафе, то это стоило крону двадцать. Ещё более забыт роман А. Цветаевой «Четвёртый Рим», который тоже исчез. Муж – белогвардеец, Может быть, а Чистополь и того без переполненhellip», сама – белоэмигрантка – просто побоялся возразить на тренёвскую аргументацию. А потом были книги – Марина Цветаева. Глаза ничем не примечательные.
Припоминаю отдельные случаи, стараюсь найти разгадку всей этой беде. Стройные, худощавые, темно загорелые ее ноги спокойно и легко лежали на бледном песке. Герой труда.
Вы не знаете, что вы делали. » «Хорошо, сделайте лучше, перебил я. Возьмите. » Она взяла у меня ребенка: «Дышит он нормально, но выполнено было все неправильно». Младшая дочь Ирина умерла в 1920-ом, ей было два года. Необычайно одаренного человеческого духа, Мне было мучительно жаль этого изысканного, задыхающегося в темных, стиснутого тесными рамками нужды, беспросветной обшарпанных комнатушках, насквозь пропахших кошками и нищетой. Сидевшие за столом дамы сняли туфли, Марина тоже. Не оказалось ничего: ни чистого носового платка, ни тряпки. Мне её глухо подтвердила через несколько лет Аля. Эта книга о матери, талантливой пианистке, об отце, безоглядно преданном своему Музею, о московском детстве и годах в европейских пансионах (1902-1906), о юности в Тарусе и литературном обществе в доме Волошина в Коктебеле, о мужьях и детях – своих и Марининых, о тяжелых военных годах. И Толю, «Я обманываю и Серёжу, кто придёт и всех, тем, что могу не остановить своё очарованье к ним идущее и не могу не чувствовать их так, как если бы каждый из них был мне единственен.
Тогда 2324-летней студентки архитектуры Пражской в техникуме, Имя Марины Цветаевой я впервые услышал в Праге весною 1923 года из уст одной ее ярой почитательницы и как бы ученицы поэтессы Екатерины Рейтлингер. Она покорялась ему, Она не не только боролась с бытом, позволяла быту над собой измываться. У нее были довольно хорошие и еще она внимательно относилась к своей прическе, очень подстриженные коротко волосы. Русские издательства развивали тогда в Берлине кипучую деятельность, которую Виктор Шкловский назвал даже как-то «издательским бешенством матки». Стараясь уговорить его, Флора побывала у Николая Николаевича Асеева и, поселит что Цветаеву с сыном у себя, обещала, так что не придётся даже искать жилье.
Мы с Алей играли на пляже, строили крепости из песка после отлива океана. Когда еще было и светло компания, Там это происходило в своего рода salle des fetes Во время антракта одного из таких вечеров, вышла наружу подышать свежим воздухом, в которой находились мы с братом Володей, кто-то мне указал на выходившую из зала на крыльцо Цветаеву. На этих вечерах мой брат делал зарисовки присутствующих, рисовал он и Цветаеву. У кого эти величины не находятся в борьбе и противодействии, Лишь тот трагедии избегает в жизни, у кого жизнь образует одно целое. Это было особенно, ни на что не похожее существо. Это естественно. Она не ухаживала за руками, наоборот, клала уголь в печку руками.
Только Цветаева оставалась сидеть спокойной и невозмутимой. Но быстро перестала об этом говорить. На выставке будут выставлены рукописи Марины Цветаевой, По словам директора музея Эсфири Красовской, передала которые музею Мария Белкина, рисунки Ариадны Эфрон. К ней будут недовольные, льнуть Раз плохо, которые позволят всегда ldquoвыявить враговrdquo, начнутся разговоры, то есть состряпать дело. Дочь Марины Ивановны, Сережа Аля, что-то получал, вязала шапочки, вместе они наскребали, наверно, 2 тысячи на полунищую жизнь.
Барашек стоит у входа в гостиницу и даже крутит головкой и говорит «мэ-э-э». Её стремление отразить правду, не приукрашивая оную, сегодня нам особенно ценно. И всё же заболевший Н. Асеев на следующий день прислал от себя в письмо поддержку просьбы Цветаевой о пропискеhellip Мнение К. Тренёва не стало решающим. Это та высокая свобода самовыражения, которая несёт полноту пережитых мыслей и оттенков чувства – огромное богатство необозримой вчувстованности в природу, в душу характера, в образы времени. Думаю, что все это оставалось за пределами ее эгоцентрического мира. Которая там томилась, Одиночками жили Цветаева, породы более близкой и одного поколения с Ходасевичем и Слоним Якобсон. И я быстро обогнала ее и оглянулась, Вторгнуться в компанию незнакомую мне не позволило мое пансионское воспитание, чтобы увидеть лицо женщины.
Так было у неё с Б. Трухачёвым, Н. Мироновым, с М. Минцем, много раньше – с В. Нилендером. Потом это быстро исчезло, но тогда было так. Страницы с Поленовым, о которых спрашиваете, получила. Один взгляд внутрь и в суть и улыбка разгадка улыбка мгновенно сотворенному образу.
(Я думаю, что тут главную роль сыграла Тескова. ) Кроме этих 600 крон Цветаева зарабатывала публикацией стихов, но в то время, например, Поль Клодель, большой французский поэт, был послом и жил на то, что он посол, а не на то, что он поэт. У Цветаевой было два взгляда и две улыбки. Страстный монархист, Бывший офицер Белой армии, религиозный человек, державший на своем столе портрет царя и царской семьи, у которого на висела стене икона, он неожиданно стал столь же ревностным приверженцем Советов и сторонником коммунистов. Слабая ориентировка в действительности дальнейшем в превратилась в до странности непонимание реального окружения и равнодушие к другим. Иные с лентами, другие с золочеными рожками, еще другие с бубенчиками на шее. А я на нее, Она не сказала ни слова и только посмотрела на что меня, я могу уколоть еще раз и она поняла.
Старинное слово «пенсион» умиляло Марину Цветаеву (я подозревала, впрочем, что именно она внушила его дочке), в описании же издательства была доля истины: писатели ходили туда главным образом в надежде на проблематичный аванс. И, вероятно, хорошо сделал. В «Новом журнале» я опубликовал некоторую часть ее писем, считая, что другие печатать не нужно. Как человеку православно религиозному и ей, хотелось доискаться возможного до оправдания сестры перед Богом – жертвенное самоубийство можно хоть как-то оправдать. Так вот, пили чай с бубликами – и Цветаева читала стихи.
Из ее высказываний и рассказов стоит в моей памяти главным образом следующее. Она мгновенно составляла как бы формулу его человеческой сути – Перед ее человек взглядом представал внутренне обнаженным. Москва. Но не ошибусь, если скажу, что муж поэтессы внутренне ценил мое отношение к ней, тем более что среди русской пражской грубо-бесцеремонной и «праздноболтающей» толпы ему, если не прямо, так косвенно, приходилось то и дело встречаться с нелепыми, предубежденными, поверхностными или завистливо-недоброжелательными отзывами о его жене писательнице. Потом война, ужас перед которой её обуревал ещё во Франции. Все это можно было ожидать от «погибшей от гордыни боярыни Марины», как гласило заключение какого-то ее стихотворения, Но большой сдвиг в «доброкачественную» для нас сторону произошел и у меня и у него, в октября 1925 (или 26) года, когда мы соблаговолили пойти на литературный вечер, где выступала как бы «солисткой» Марина Цветаева, читая свою прозу и некоторые стихи. Все посмотрели на нее и кто-то спросил: «Марина, почему она не переставила ваши туфли. » «Все очень просто, ответила Цветаева, показав булавку.
Какое впечатление произвела эта сцена на Не Асю, помню уж, что она рассказывала Марине о своем посещении меня и не знаю. Не от этого ли истока сама Дневник Анастасии Цветаевой, как мы сказали, был первым пратекстом «Воспоминаний». Что удивляешься чутью Образы писательницы, явлены в обрамлении чувств столь тонких, сумевшей вспомнить и описать их. Появились морщины на худом лице, Ее волосы почти совсем но поседели, все ее движения стали менее резкими и острыми, обострилась горбинка на носу. – Да, ныне это был комбриг.
Это действительно была Марина, но какая Марина. Кольца эти она дарила, заводила новые. почти всегда обожженную: когда Марина Ивановна задумывалась обычный жест опереться на левую руку, в которой крепко зажата неизменная папироса, большие перстни и серебряные браслеты на смуглых руках и главное, тяжелую и непрерывную борьбу с бытом. То не могло быть привязанности более Но духовной, если и так, более любовно-бескорыстной, более целомудренной, чем эта привязанность моя к необыкновенной женщине.
Они были необычайным литературным произведением, причем эта литература была неистовой. 41-5. 09. 41 II, с. 7). Его прогулка с маленьким сынишкой – что в ее повествовании всех слушателей позабавил живо пассаж, Помню, которого он учит различать архитектурные ордера по капителям колонн московских ампирных особняков, относящийся к брюсовскому классицизму. И покончила с собой» (31. 08.
Письма, Королев, Дом-музей М. Цветаевой в Болшеве, 2002, с. 108). К кому были обращены её прощальные письма, Но те, судьбе в сына приняли минимальное участие. Достаточно вспомнить о ее дружбе с Натальей Гончаровой. Навещает каждое воскресенье, выстукивает, выслушивает, производит какие-то арифметические выкладки расписание еды на неделю (мука и масло постепенно повышается), помнит каждый предыдущий вес. весь там, но видит там не то, что есть, а то, что хочет». Денег он не берет но 1) за ним по пятам, как луна за солнцем (или землею.
Несколько отрывисто брошенных слов, Как будто стенографически записывая за жизнью, но как в много себе вмещавших – Цветаева мимоходом высказывала вслух свои мысли-формулы. После смерти Марины Цветаевой оставались привезённые ею из Москвы продукты и 400 рублей. Эфрон возражал очень страстно, как истый рыцарь Белой Идеи. Правдиво, Тут всё ldquoдокументальноrdquo, было это был труд, я воскрешала бывшее с почти документальной точностью.
За столом сидели молчаливые Аля и Мур. Я тогда совсем не понимал её и злился неё на за такое внезапное превращениеhellip Но как я её понимаю теперь. » (Г. Мало-помалу взгляды мои сталиhelliprdquo Заметим, что в этом фрагменте приведена заключительная часть стихотворения «Я оторван от жизни родимых полей» Скитальца (Степана Гавриловича Петрова, 1869-1941). Но рассказ родился и рос органично, обратный тому, когда я выдумывала сказки.
Оказывается, оно было, но какое-то такое сублимированное. Она очень много курила. Снова о Муре и в письме к самому Асееву и сёстрам Синяковым, свой творческий и архив сына, – она отдаёт им самое дорогое. Поздноhellip поздно. Далеко не всем понятный стиль стихов и поэм, Эмигрантские литературные круги и так не жаловали Цветаеву независимый за характер и за сложный, а тут муж оказался советским агентом. Когда она вернулась в Россию, Жизнь ее материально была очень трудна такой и осталась до 1939 года. Лежащую на песке, опять и я ее вижу, все что-то говорят, вокруг нее знакомые, Марина Ивановна возражает, делая быстрые жесты своими нервными руками и изредка бросая короткие, как удар ножа, сине-зеленые взгляды на собеседников.
Мне было лет четырнадцать, когда я в первый раз увидела Марину Цветаеву. Женщины, особенно те, у кого были маленькие дети, оставались дома. Я больше всего любил лирику Цветаевой, а не ее резко-романтические, головные поэмы (хотя Белый восхвалял именно ее «малиновые ритмы»). Надо ясно понимать, Тем не менее, а живые воспоминания о своей жизни, что Анастасия Ивановна создавала не биографический панегирик поэту, великому неотъемлемой частью которой была сестра Марина.
Мне поручили написать статью о Ларисе Рейснер. Высокий, сидевшими глубоко в орбитах – приехавший тогда ненадолго в Германию, Сам Пастернак, стройный молодой человек со смуглым скуластым и лицом прекрасными темными глазами, тоже заглядывал к нам. Это поистине был вихрь, водоворот мыслей, чувств, фантазий, ассоциаций. Именно так нам видится А. Цветаева, человек глубоко по-своему чувствующий и знающий мир. Разговор двух бывших добровольцев был довольно странный.
Они пленили меня героической романтикой и выразительностью образов молодых Отечественной героев войны 1812-го. Об этом Анастасия Ивановна написала еще в 1916 году в книге «Дым, дым и дым», вышедшей с посвящением сестре. Нет, это процесс. Марина не была причастна к его делам.
rdquo Это был пароль. Которую ею продолжали выплачивать и после отъезда из Праги, Марина Цветаева получала от писательскую чехов стипендию 600 крон в месяц. И этого всего ей не надо было, а может быть, ей нужен был тихий арбатский переулок, быть, может деревянный покосившийся дом в глубине запущенного сада. Что у неё имя этого советского Анастасия критика, Ивановна годы спустя рассказывала, Михаила Семёновича Гуса ассоциировалось с сокращённым названием Государственного Ученого Совета. Он рассказывал ей, что при знакомстве с Горьким и он и Горький хором сказали: «Так вот Вы какой. ».
Что опасность миновала, Мальчик теперь спокойно дышал и только я почувствовал, как вошла повивальная бабка. Что в 1937 году он, Трухачёв отправился рассказывал, на вокзал, зная о прибытии Ариадны, увидел, что её встречали люди из НКВД. У которых по приезде в Париж она на короткий срок поселилась, Моя парижская первая встреча с Цветаевой после предшествовавшей ей длительной переписки произошла на квартире ее друзей.
Она высоко ценила поэта и была с ним очень дружна. Эренбург жил тогда недалеко от «Геликона», на Прагер-Плац и забредал к нам почти ежедневно. Туфли, к Цветаевой представитель пришел НКВД и составил опись вещей для передачи Але в тюрьму – ботики, шуба.
Марина Ивановна сама говорила о себе, что умеет только писать стихи и готовить обед (плохой). Но сейчас – некогда. Я стал ее читать по-настоящему.
И ратовал, чтобы её не прописывали». А тут целая поэма. Был даже построен «Профессорский дом» для русских ученых и профессоров, была предоставлена возможность читать лекции (на русском языке), возникало множество всяких культурных организаций и мы «варились в собственном соку» под эгидой чешского правительства. Этот третий экземпляр описи хранился сначала у Марины, потом у Али, потом у меня. Поэт-урод, страстная подруга – непризнанный и непонятный мать своих и детей жена своего мужа любовница молодого эфеба человек сказочного прошлого бард обреченного на гибель войска ученик и друг, Она поддавалась старому декадентскому соблазну придумывать себя. Наверху прямо находилась большая комната (бывшая детская), налево комната с красными обоями, которую так любила марина и где обычно, когда она была девушкой, она, говорят, принимала макса волошина. «Заранее подготовленных позиций» у него не было и у поэта его судьбы и темперамента быть не могло.
Цветаева об этом не знала. Походка и все движения Марины Ивановны вообще были быстры и решительны. Там я училась, летом приезжала в Париж. С этими дневниками она сверялась, когда писала. Хочется рассказать об одном стихотворении Марины, Заканчивая воспоминания первом о периоде моего знакомства с Мариной, сохранившемся в моей памяти.
Вот пишет он в свой день рождения 4 мая 1899 г. письмо к профессору И. В. В Эстонию много лет ездила летом отдыхать и окуналась в холодный источник святой в Пюхтицком женском монастыре. «Новый мир» в те годы по праву считался ведущим толстым журналом страны и на фоне обширного мелкотравья тогдашней советской литературы даже фрагменты столь живой искренней, тёплой и, одновременно, тонко импрессионистической прозы вызвали множество восторженных откликов. Тогда и родителей надо давать так, как их воспринимал детский взгляд и ум.
Именно тогда рядом с великим встало именем никому не известное имя молодой сотрудницы Гослитиздата – Анны Саакянц. Своим «я» за всех противу всех и остротой выражения она часто раздражала многослойную, но в чем-то монолитную группировку русских в Чехии. И. В. Цветаева. Пока близкие были на воле, Кстати, муж и дочь, Марина а Ивановна собиралась в Советский союз, бывшие тогда уже в СССР, арест и заключение Анастасии от неё скрыли, не написали.
Вот этот, чудом дошедший до нас, несколько патетический фрагмент: «О скажи, мама. Но это напоминало ей о советских больницах и она содрогалась при мысли о большой общей палате с тридцатью младенцами, чешских докторах и чешском языке, запрете курить, возможном затягивании пребывания там с девяти положенных дней до двадцати девяти. Что нам делать, если лимитрофные барышни предпочитают Георгия Иванова». Всеобщая нарастающая тревога, переходящая в панику во время авианалётов. Понимая и анализируя, Согласна – ведь но воспоминания Вы пишете в 64 года, родителей, скажем. Профессор иван владимирович цветаев не понимал ни своей первой жены (урожденной иловайской), ни второй жены, как и она его.
Приуроченная к 20-летию елабужской трагедии, в г. вышла 1961 посмертная книга стихов М. Цветаевой. Маруся в гимназию живущей, Все уехали в Москву, папа уехал с Андрей ними, тоже в гимназию, а я до 22 октября жила у Добротворских. Она все еще сердилась, но гнев ее проходил. Она видела огонь. Но издание осуществлено не было, Эренбург обещал опубликовать рукопись эту еще в 1920-е годы. Недаром любимым писателем её был Марсель Пруст.
Что в течение 1926-го или в самом начале 1927 года в жизни семьи Эфронов большая наступила перемена в связи с переездом из Праги в Париж, Думаю. Что не за деньгами ездила Марина Ивановна в Чистополь, Но я ещё тогда узнал, а сочувствием за и помощью. И не физическую только, в раз первый я увидел в Марине Ивановне усталость, душевную, но глубокую, то которой уже человек не может отдохнуть. Не берусь судить, умела ли она вести спор, выслушивать все за и против. А в разговоре больше всего ценила реплику, быстроту ответа Цветаеву никогда нельзя было только слушать, ей всегда надо было отвечать.
Я сочувствовал газете «Евразия», но, к сожалению, вышло всего семь или девять номеров этой газеты. Написанная за несколько дней до самоубийства, Уникальным экспонатом на будет выставке записка Марины Цветаевой. (отъединение)» (254). Всё так называемое ldquoновоеrdquo органически так враждебно так называемому ldquoстаромуrdquo – пока само не превратится в ldquoстароеrdquo.
Которые они посылали друг другу, публикуется Впервые и ряд сохранившихся автографов стихов Цветаевой и Пастернака. Но ее «белогвардейство» и слепота к социальному прогрессу, осуществляющемуся на Родине, были мне чужды. Надменно-равнодушное лицо, у него было жирное, прекрасного ясно-голубого цвета глаза спокойно и не по-детски глядели мудро на окружающих, золотые кудри падали на высокий лоб, Марина Ивановна страстно обожала сына. Девица смеется». Она понимала, что её книга не настолько советская, чтобы иметь положительные отзывы. Встреча эта произошла при многочисленных свидетелях и была окружена оттенком показной «светскости» и с бисквитами к чаю. В этом деле моё мнение остаётся неподвластным впечатлениям каких бы то ни было читателей – даже пусть почитателей, Милая Асенька. Развивался и крепнул, Ее явно талант рос, мужал и обещал раскрыться в очень крупной дарование.
Это довольно трудно сейчас объяснить. Все вело к Муру. Далее в том же письме она добавляет: «Не пытайтесь достать иконку для Мура. Помню, раз Марина Ивановна позвала нас братьев и меня на блины.
После этого я уже ни одной ее сточки не пропускал. вплоть до порядка в дне, в рукописях, на рабочем столе. То только тем, – Если и была Марина больна Ивановна, что окончательно потеряла волю к жизни.
Вот в чём моя винаhellip», – писала она. Но одно время Цветаева попросила, чтобы я пересылал ее письма в Москву для Бориса Пастернака (прямо писать не хочет, чтобы письма не попадали «в руки жены»). Когда Марина Ивановна у встречающих спросила: «А где же Ася. » – тогда и выяснилось, что сестра за свой «идеализм» отбывает срок. Окруженные клубами синевато-серого табачного дыма, Было интересно смотреть со стороны на этих двух необыкновенных женщин, ничего не замечая вокруг, внешностью очень непохожие друг на друга, они увлеченно разговаривали на самые разные темы имевшие не ничего общего с повседневной жизнью, настолько далекие от нее и абстрактные, что, прислушавшись, я часто не понимала ни слова. В настоящем томе переписка двух поэтов впервые представлена в наиболее полном объеме.
В архиве была двухтомная машинопись романа «SOS или созвездие Скорпиона», не пошедшая в печать потому, что автор не согласилась «выпрямить» под «нужную», оптимистическую линию судьбы героев. Последние главы посвящены поездке к Горькому в Сорренто и поиске могилы сестры в Елабуге. Личное состояние (скромное, так как помогал) оставил на школу в Талицах (Владимирская губерния, деревня, где родился). Сколько людей в России выдержали, так как ждали пайку или банного дня.
При каких обстоятельствах я познакомился Эфроном, с Когда я приехал в Париж в июле 1930-го то довольно скоро уж не помню и он позвал меня к себе. Могила её на елабужском кладбище условна. Разговор с Эфроном я хорошо помню. Начало июня 1941 года, канун войны. Сам участвовал в спасении чести – замирения никакого не хотел, Он наоборот, что Белая армия спасла честь России, говорил, против чего я не возражал. Мы жили в вилле «Боженка».
Сёстры Цветаевы обе были сердечно проникновенны к собакам, кошкам – братьям меньшимhellip Книга напечатана через год после написанной по совету архимандрита Виктора Мамонтова книги рассказов «О чудесах и чудесном» (1991). Стихи очень искренние, подлинно патриотические и глубоко волнующие. Марина лежала на постели, пуская кольца дыма, ребенок уже выходил. Подойти не решился, На вокзале Андрей только Борисович со стороны наблюдал за происходящим, встретились они позже. Лирико-философская открытость роднила молодые дневниковые страницы с его собственными книгами – с «Уединённым», с «Опавшими листьями» hellip Не сохранилась книга А. Цветаевой о Розанове, о которой он сам говорил, что запечатлён в ней «как в синематографе», не сохранилась их обширная перепискаhellip И вот – прошли годы – позади революция, унёсшая дым тоски, утопившая многие тонкие печали в лишениях, в тяготах, в ужасающей нищете и её преодолении. Но об этом позже.
142). «кто охал всё – время рассказывая о том, Шукст, кто спал, как видела Марину Ивановну в бомбоубежище. Она необычайно талантливо и «подлинно» передавала взволнованные интонации и чешский акцент Анны Антоновны, сообщавшей о том, как ее приятельница «упала с колеса и разломилася». Ван Гог жил в нищете и был презираем обывателями как бездельник и запойный рисовальщик. Тучи сгущались, началась война, войска вермахта подходили к Москве.
Это меня поразило. А на мягком поясе – фарфоровая с пряжка нарисованной головкой маркизы, На нем коричневый костюмчик. Огромную, Библиотеку, не изъяв одного ни тома, трудо- и трудноприобретенную, отдал в Румянцевский музей" Анастасия Цветаева, писатель-импрессионист, чья проза по природе своей поэтична. «М. А в Петербурге статуя Екатерины Великой окружена фигурами фаворитов, её Как памятник Леонардо да Винчи в Милане окружён статуями учеников, впрочем изображённая в окружении живых людей, так не осталась одинока и Марина Ивановна, а не немых статуй.
Вы были слишком малы сами в тот период, чтобы многое понимать и анализировать. Знакомясь, отворачивала голову и едва отвечала. Она посмотрела на новорожденного и произнесла: «Все неправильно, пуповина и все остальное. Пропал даже пакет с ее книгами, который я ей выслал по ее просьбе. Эта дружба продолжалась полгода и была безумной, неразливной. Вот когда она меня припечатала (о чем я узнал через несколько дней). Но когда прорывались, Женственные ноты в ее прорывались лирике нечасто, то прорывались прекрасно.
Ldquoпочему они ей не дали денег – перед что самоубийством Марина Цветаева ездила в Чистополь к поэту Асееву и писателю Фадееву, Узнав, Пастернак позже ворчал. Младшая, Эрика, остаётся жить» hellip «Воспоминания» Анастасии Ивановны – тоже явление художественное, однако основной их художественный крен – в искренность. Платья были старые и украсить не могли, но был смех, были шутки и крылатые слова Марины: «ситцевые линялости». Что Володя оценил в ее изложении свойственное женскому писательскому изящество таланту мысли и стиля, Помню.
Мне писать Марина Ивановна стала довольно часто. Он вел работу против эмиграции. Подумать жутко» (письмо от 3 декабря 1924г. ). Марина металась, воля к жизни, цветаевская чёткость этой воли постепенно покидали её. Во всяком случае, в карсавинском доме (куда я повадился ходить зимою 27/28 года, перебравшись из Праги в Париж) мне ее встречать не случилось. Это сама я, мы лицо – которой я не могу воспринять отдельно от себя, Но Муся, нужнее, как воспринимаю Андрюшино, – родней, неотъемлемее.
Марина Ивановна была одета всегда предельно скромно, в некое подобие «дирдели-клейд» стилизованную одежду немецких девушек подросткового возраста. Вид её был ужасный. Эфрон был не в связи со своей неудачной «работой» во Франции, о которой следователь ничего не хотел даже слушать, а оттого, что просто нужно было подготовить ещё один громкий политический судебный процесс. В Праге она производила впечатление человека, отодвинувшего свои заботы, полного творческих выдумок, но человека, не видящего себя, не знающего своих жизненных (и женских) возможностей, не созревшего для осознания своих настоящих и будущих реакций. Произошедшую во Франции, Вскоре был он вовлечен в запутанную и темную политическую историю, где и закончил свои дни, после чего бежал в Советскую Россию.
Эфрона. Что каждый из присутствующих должен был вспомнить самое раннее из своего детства, Игра состояла в том и, можно сказать первый вспых сознания, вспомнив, честно нем о рассказать. Впрочем, Мур только по возрасту был ребенком мне он казался чуть ли не стариком, он спокойно и уверенно вмешивался в разговор взрослых, употребляя абсолютно кстати и всегда правильно умные иностранные слова: «рентабельно», «я констатировал», «декаденты». Находивший потерянных детей, Реконструкция психологического состояния начальных дней прямо целебна – ведь ясновидящий В. И. Сафонов, говорил, никогда дотоле их не видя, что для того, чтобы обрести здоровье, надо воскресить в памяти картины и чувства детства и организм начинает, как под гипнозом, вновь работать и дышать так, как будто возвратился он к заре своей жизни. Если бы ты знала, что это за разваливающиеся старики.
Такие милые». Платье на ней было какое-то очень дешевое, без всякой «Элегантности». Ldquoкогда бы мы ни пришли к Рите, писалаhellip Везде лежали рукописи, писала – всегда бабушка работала – писала, Цветаевой вспоминают и павлодарские одноклассницы Риты – Лидия Сотник и Татьяна Кокорева. Фотографии не только плохо передают облик Марины Ивановны, но даже очень меняют его. Я был церковником, для меня все это было несомненно, вот я все и выкладывал. В деле сохранились показания Клепинина 7 янв.
То ли 100 рублей, Год назад он передал для Цветаевой то ли 50, вместе с по Маршаком, случаю и теперь запальчиво говорил об ldquoиждивенческих настроенияхrdquo недавней белоэмигрантки. М. А. Мейн-Цветаева звалась фрау Мария. Надо сильно желать, сильно верить, сильно любить, – и преграды разрушатся.
Кто сквозь игру умел разглядеть настоящего человека и подлинного большого поэта поэта во всем и в жизни, Но те и в ненависти и в чудачествах и в любви, привязывались к ней крепко и надолго. Но и в мемуарном очерке «О брате моём Андрее Ивановиче Цветаеве», Подобное литературное возвращение А. Цветаева продемонстрировала не только в корпусе «Воспоминаний», в 3, опубликованном «Науке и жизни», в 1986 г. В том же популярном журнале выходили и её стихи и рассказы о животных, позже собранные в книгу «Непостижимые» (1992). Очевидно кот. В ответ на мои жалобы он брал у меня рукопись, одним духом прочитывал неразборчивую длинную фразу (начало которой медленно от меня ускользало, пока он доходил до конца) и, не прибавив ни слова, отправлялся в кабинет к Вишняку. Разговор начался с Москвы, с ее приезда. Увлекательные разговоры и чувство молодых товарищества женщин, у меня с ней были добрые дружеские отношения, работающих для того, бедных, чтобы прожить, которым не во что было одеться.
Любовь сильнее смерти. это постоянное, научно обоснованное попрание корней и истоков сегодняшних и завтрашних днейhellip» Есть и ещё письмо А. С. Эфрон, касающееся «Воспоминаний» Анастасии Ивановны, 5 октября (1958 г. ). Созданный в 1819–1921гг., Или старший в роде тигр. » Kater Murr это знаменитый незавершенный роман Э. Т. Гофмана, полное название произведения Житейские кота воззрения Мурра с присовокуплением макулатурных листов с биографией капельмейстера Иоганнеса Крейслера. Что эта встреча навсегда запечатлелась в моей памяти со всеми подробностями, Настолько был резок контраст между прежней Мариной и вновь увиденной. Может быть, только мнила она себя безразличной к времени и пространству, к равнодушию среды из которой ей неминуемо «быть вытесненной».
Что больше она писать не будет и в конце концов переписка оборвалась после письма Марины Ивановны, что мне отвечать ей тягость, в ибо чувствует. Цветаева и Слоним долго не прожили там. Тогда было написано ныне утерянное прощальное Следующая письмо, попытка относится к 1908 г. «День, в которой я вас не видал, день, который я провел не вместе с вами, я считаю потерянным», писал временно уехавший из дому Сергей Марине. В последнюю минуту предупреждают его о своих замужествах молодыми с людьми, Ездят они за границу, с его точки зрения неудовлетворительными. И. была совершенно здорова к моменту самоубийства», – сообщает сын в своем дневнике (31. 08. 41), видимо, говоря о здоровье физическом. Никаких денег я за это не беру.
И чешское правительство всячески шло навстречу нуждам русских беженцев, в Праге сосредоточились наиболее культурные русской люди интеллигенции. Перо писательницы абсолютно свободно в лучшем, самом светлом смысле слова. В самые трудные для Анастасии Ивановны годы – в тюрьме, в лагерях, потом в ссылке – она выдержала испытания и основой твёрдости её было Кроме письменных «пратекстов» существовала и первоначальная устная версия, Анастасия Ивановна рассказывала о детстве старшей внучке, Рите Трухачёвой, об этом сказано в повести «Моя Сибирь» (1976): «Когда я начала рассказывать Рите мое детство. М. Цветаева. И убедили, обольстили чем. Аси и Марины».
При той гимназии был пансион. Теперь я был сторонником замирения России. Особенно взгляд очень близорукого человека невидящий.
Ее воспоминания о детстве и отце вызвали у нее другое воспоминание об одной игре, которая проводилась в небольшом литературном кругу. Мне выплатили за 3 месяца, Они все-таки видели разницу между мной и Мариной Цветаевой я Когда уехал из Чехословакии и больше я ничего не получал, чтобы я катился, а ей продолжали платить. Там действие было перенесено в Германию. Я сейчас карлик, а был всю жизнь среднего роста. Их могилы затеряны.
Да от чувства долга перед неабсолютнолетним сыном. Которую ты звала ldquoпенькиrdquo и которую так любила, Часто я на хожу ту лесную поляну, вспоминаю тебя и глядя на грустные молодые берёзки и осины. Он был одним из редакторов журнала «Версты», газеты «Евразия» (уже после раскола евразийцев). Сергей Яковлевич редко бывал дома и в компании. Познакомился я с Мариной Ивановной. В это время во Франции гостили Чириковы.
Освободить – от чего. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Доказательством служит упомянутое письмо от С. Эфрона к В. Я. Он преследовал потом Марину.
"Отец – сын священника Владимирской губернии, европейский филолог (его исследование «Осские надписи» и ряд других), доктор honoris causa Болонского университета, профессор истории искусств сначала в Киевском, затем в Московском университетах, директор Румянцевского музея, основатель, вдохновитель и единоличный собиратель первого в России музея изящных искусств (Москва, Знаменка). Он ведь первый сказал, что это гениальный поэт. Я шла быстрее этой компании и вскоре приблизилась к ней. Наряду с этими двумя методами воспоминания, «Однако, – широко использован – чаще, – пишет Н. Гус, два чем упомянутых способа – третий, так сказать, смешанный приём. Лет с пяти.
Идите к Марине Ивановне когда – они искали дружеского совета или критики того или другого своего намерения, Мои братья тоже много общались с Мариной Ивановной когда у них возникало какое-нибудь затруднение, поговорите с нею, мать всегда говорила. Которая упала с велосипеда и сломала не себе то руку, Но осуществить это дело не смогла из-за несчастного случая с этой приятельницей, не то ногу. Целиком поглощенная своей литературной деятельностью, Это была замечательная молодая женщина, перепиской друзьями-поэтами с в России, созданием и публикацией ярких и оригинальных стихов, в Германии и во Франции. Опершись на локоть, Она лежала на песке, прищурившись и, смотрела на море глаза у нее были того же цвета, океанские что волны, серо-зелено-голубые и такие же диковато-загадочные и своенравные. Он уже много лет как умер. Вечер.
Неловкая в детстве, Внешне тяжеловесная, круглым, с косичкой, светлой розовым лицом, с близорукими светлыми глазами, на которых носила долгое время очки, Марина характером была неподатливая, грубовата. Невольно вспомнились ее наивные клятвы отказаться от личного счастья, всю себя отдать борьбе за светлое будущее для всего человечества. После 1922 года судьба ее мужа драматически изменилась. К счастью, сохранились в РГАЛИ детские дневники А. Эфрон, где она подробно пишет о матери и далеко не всегда «возвышенно» о её самом близком окружении. Специалист по литературе серебряного века, Принёс их в журнал известный литературовед, добрый Марины, знакомый Е. Б. Тагер, а потом и Анастасии Цветаевых.
Мне приходится спорить и я напоминаю, что Блок и Ремизов очень высоко ценили Некрасова. Ни Сергею Яковлевичу, ни Ариадне Сергеевне она уже ничем помочь не могла. Как бы сказать, Молодые двадцатипятилетние люди даму под 40, как женщину, не воспринимают Как я поэта ее воспринимал, конечно, нет. Взяв за образец хроникально-документальную книгу А. Федорченко «Народ о войне», А. И. Цветаева написал тогда (в Чехии) громокипящий панегирик Пастернаку «Световой ливень».
А сколько действующих и посещаемых музеев хранят память об этой семье. Она на них отвечала, я задавала девочке какие-то вопросы, впечатление какое произвел на меня ребенок, но в памяти моей не сохранилось. По-видимому, он был человеком очень твердым в основных вопросах. Чтобы узнать по-настоящему Марину Ивановну и дружить с нею, Для того, вывести из дому, нужно было оторвать от ее быта, уйти с нею на прогулку. Я спросил его: «Это правда, что она была такая красавица, на фотографиях она необыкновенно красива, ты ее когда-нибудь видел. » «Как же, я слушал ее в Политехническом музее, она делала доклад».
Заметен был в ней ум и с детства собственный внутренний мир. Зазвал её к себе местный уполномоченный НКВД и предложил ldquoпомогатьrdquo, Сразу по Марины приезде Ивановны в Елабугу. Трудной и разной, с разными разной, с одними и теми же разной. В повести «Старость и молодость» Анастасия Ивановна, в частности, замечает: «Демоническое начало в Марине, отчаяние было сильней, чем во мне.
Знаменитая книга «Воспоминаний» Анастасии Ивановны создалась не сразу, у неё были своего рода «предшественники». Что ответ на такое письмо из Советской России тогда просто был опасен и для Анастасии Ивановны и для её близких, Понимала ли она. Поэт – мало кому что говорило, эмигрантка из Парижа – было интересно. А в этом жилище главным персонажем был грубо сколоченный стол. Я думаю, что это одна из разгадок. Аля и Мур называли Марину Ивановну и Сергея Яковлевича на «вы». Но если это несбыточно, если не только мне там не лежать, но и кладбища того уж нет, я бы хотела, чтобы на одном из тех холмов, которыми Кирилловны шли к нам в Песочное, а мы к ним в Тарусу, поставили, с тарусской каменоломни, камень: «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева».
Но она не владела собой, не строила себя, даже не знала себя (и культивировала это незнание). Марина и Анастасия – старшая Беата и младшая Эрика. И погибает. Таруса, Коктебель, да чешские деревни вот места души моей». Мать возражала, но ему удалось убедить ее. С Набережной и ещё приходят эти, когда её нет, рассматривают бумаги, её да меня расспрашивают о ней – что говорит, кто к ней приходит.
Погруженную в невеселые хозяйственные заботы, Много раз потом я встречала Марину Ивановну с базарной сумкой, не дешевле ли будет купить на рынке вместо второсортного мяса эту, вот прикидывающую в уме, давно уснувшую сельдь. Например, Помню, когда кто-то из гостей, однажды у Вильмонтов, сидевших за столом, стал хвалить Lotte in Weimar Томаса Манна, недавно переведенную хозяйкой дома, отличной и тонкой переводчицей, Марина Ивановна вдруг оборвала говорившего ей была не по душе эта вещь, там Гете был не ее Гете – и, должно не быть, замечая декларативности и резкости тона и неловкости, воцарившейся за столом, понеслась в своих доводах. А если, Она тоже не слишком любопытствовала расспрашивать меня о Льве Николаевиче, я рассказывал что-нибудь о Толстом, отвечая больше на ее вопросы мужа, о его последних днях, о Ясной Поляне, то слушала внимательно, но молча. А может быть пришло Елабугу в ldquoделоrdquo семьи Эфрон с указанием на увязанность её с ldquoорганамиrdquo. Отступать он не привык, не умел и не хотел.
Трудно вспомнить. Когда читаешь наиболее полный вариант «Воспоминаний», понимаешь, что А. Цветаева как никто воплотила эту жажду – жажду любви, столь печально и высоко свойственную человечеству. И мы поехали в Прагу. Поэт со своим даром как горбун с горбом, поэт на необитаемом острове или ушедший в катакомбы, поэт в своей башне (из слоновой кости из кирпича из чего хотите), поэт на льдине в океане, все это соблазнительные образы, которые таят бесплодную и опасную своей мертвенностью романтическую сущность. Это стало модной, животрепещущей темой. довольно красивый, с правильными чертами лица и голубыми глазами.
О которой так тосковали обе её дочери, Мария Александровна Цветаева, например о том, видела удивительные сны, как будто бы в их с доме отцом умирает у них на глазах Гёте. Была и сходная по жанру повесть «Санузия», тоже написанная «с натуры» под Москвой, в санатории «Узкое», бывшем имении Трубецких. Он был резидентом НКВД в борьбе против эмиграции.
Предположительно портрет Сергея Эфрона, На обороте этой – акварели карандашный рисунок Шаляпина. Одну дочь она потеряла еще в Москве, от голода, другая была с ней. Подобное литературное возвращение А. Цветаева продемонстрировала не только в корпусе «Воспоминаний», но и в мемуарном очерке «О брате моём Андрее Ивановиче Цветаеве», опубликованном в «Науке и жизни», в 3, 1986 г. В том же популярном журнале выходили и её стихи и рассказы о животных, позже собранные в книгу «Непостижимые» (1992).
Не проронив ни Все звука, это время Марина курила, меня и госпожи Чириковой и не сводила глаз с ребенка. Она смотрела поверх голов спускавшихся по ступенькам людей и как-то «изощренно» улыбалась не то освещенным последними лучами заката листьям деревьев, не то на какую-то свою мыслью, только что высказанную или готовую быть высказанной идущему рядом или сзади собеседнику. Он очень хорош. С тихим голосом, Эфрон Сергей с точки зрения человеческого поведения был антиподом Цветаевой очень сдержанный.
В старом здании бывшей масонской ложи, Это произошло в клубе писателей на Воровского, где в дубовом зале со скрипучей лестницей на хорах был устроен традиционный книжный базар предвоенной последней весною. Получилась семейная хроника. При этом Анастасия Ивановна могла памятью ярко и тонко вернуться в детство. Где-то около Чистых прудов. Муж ее не раз повторял мне, что «Марина работает героически»: ни тяжелые условия жизни без прислуги, ни нужда, ни бедность, ни забота о детях (их было двое у Эфронов) не могли ее отвлечь от литературной работы.
И вот – первое выступление Муси. Отсюда теоретическая готовность – по выражению её старшей сестры – «Творцу вернуть билет». Еще в Праге я услышал о Сергее Эфроне. «я хотела бы умереть, Ещё во Франции она говорила своему другу, но приходится ради жить Мура – Марку Слониму. Цветаева хорошего (для женщины) роста, худое, темное лицо, нос с горбинкой, прямые волосы, подстриженная челка. Человек отравляет себя постепенно мыслью о самовольном уходе из жизни. В нем чувствовалось хорошее воспитание, хорошие манеры.
Жабры должны быть Вообще, красные, спинка у головы должна пружинить при нажатии на нее пальцем, глаза рыбы белые – Марина Ивановна учила меня выбирать свежую селедку по ряду признаков. Пойми, что я дальше не могла жить». Мимоходом забивающего гвоздь там, При этом ее в голосе слышался умный смешок и как бы удары молотка, где нужно.
И это несмотря на разницу их политических симпатий и настроений. Не думаю, что главное украшение сборника Цветаевой эти «Челюскинцы». Вы и ах, Аля (Ариадна Эфрон) в примечаниях привела эти мои слова их письма».
Миша Маклярский честил хама чекиста из Елабуги, Рассказывая мне об этом изящно завербовать, сумевшего не деликатно подойти и следил зорко за моей реакциейhellip» в дневниках сына Георгия, которые ныне опубликованы, к матери, пока она была жива и даже после наблюдается отношение очень отстранённое. Марина Ивановна на газовой плите жарила котлеты. Сначала детский (с двенадцати лет), потом юношеский её дневник. Зашли за кусты на кладбища, краю Ушли мы подальше от дороги, положили себе по тому войны и мира под голову и залегли. Недаром цветаевским чутьем Анастасия Ивановна, в лагере получив письмо от племянника, почувствовала этот холод к матери и её памяти. Когда мы встали из-за стола, то были и смущение и улыбки и сердитые замечания.
Были абсолютно теперь забытые рукописи книг «Сансибор», (о санатории «Серебряный бор» и о людях там отдыхавших), которую создавала ряд лет. Отец был немецкий профессор. к миру. С такими-то неблагоприятными чувствами мне и довелось узреть в раз первый поэтессу летом 1924 года. Эту стипендию чехи давали всем писателям, но с известной градацией.
«что бы вы мне ни говорили и чем о бы ни спрашивали – я ничего об этой деятельности моего мужа не знала, Она сказала. А без Вас это всё – эти все – канули бы в бездонное, безвозвратное. Однообразный, белесовато-желтый цвет лица, шеи, рук.
Мужчины учились или работали в городе. Во всех трёх оставленных ею посмертных записках речь идёт прежде всего о сыне. Они ополчились на нее за скверный уход за жилищем из которого стали выселять ее судом. Все было необыкновенно вкусно. Что сама сознавала и чего не хотела, Но Марина Цветаева крепко стоять на земле не умела ибо все презирала минутное и злободневное. Что она ждет гостей, По количеству котлет я было подумал, ее сын Мур и я. Муру в то время было 14 лет, но мы сели обедать втроем Марина Ивановна, но выглядел он двадцатилетним парнем, огромный, толстый, антитеза странная всего облика Марины Ивановны.
Так что в её отсутствие приходили «с Набережной», так в Елабуге называли здание НКВД. В этом была Марина. спасшая в Германии во время войны сотни тысяч детей. Сама очень умная и образованная, моя мать могла часами беседовать с Мариной Ивановной. «Воспоминания» охватом переросли поставленную первоначально цель. Стыдно сказать, но я, тогда семнадцатилетняя большая девушка, робела перед этим ребенком. Многое помню с маминых слов – и записанного Вами и ещё другого.
Судя по рассказам дочери, Покойная мать Марины Ивановны существо, необыкновенное принадлежала к многочисленным в Европе поклонницам поэтического баварского короля, очень тонкое, строителя замечательных замков и Рихарда покровителя Вагнера красавца ЛюдвигаII, в 1886 году покончившего жизнь самоубийством. Общаться с ней было действительно подлинным платоническим наслаждением. Её музыкальность, Её страстность, её чувство долгаhellip Считается, её стать, что работоспособность, выносливость пришли генетически по отцовской линии, от деда, протоиерея Владимира Васильевича Цветаева, простого владимирского пастыря, нравственно сильного и патриархально-задушевного, оставившего по самую себе добрую память у прихожан. Она отразила трагическую утверждённость любовного чувства.
Когда я увидела Марину Ивановну на пляже, я в первый раз поняла, как ей идет ее имя Марина, что значит «морская». Меня не так зовут» и не из я ста слов выбирала сто первое – а она (вещь) на все сто эпитетов упиравшаяся. Обнажалось илистое дно, Во время отлива вода в бухте сильно убывала, стоявшие у причала барки ложились набок, усеянное гниющими водорослями и всякими отбросами и начинало невыносимо вонять гнилью, тошнотворный запах заставлял нас затыкать нос и чуть ли не бегом преодолевать подъем на гребень дюны еще несколько шагов в сыпучем, мелком, почти белом песке, солнцем, раскаленном и вот в лицо бьет свежий ветер, преодолевший тысячи километров пустынных водных просторов, ветер, настолько напоенный солью, йодом, всеми испарениями океана, что кажется подлинным его дыханием. Хорошо усвоивший отцовские уроки, мальчуган указывает на песика с загнутым крючком хвостиком и узнает в нем «ионическую собачку».
Гладкая смуглая кожа в сочетании со светлыми серо-зелено-синими глазами делала Марину Ивановну очень интересной женщиной. Неуютно, темно: какие-то тусклые лампочки. Я ожидал увидеть даму. Евгений Николаевич Чириков с многочисленной семьей, какие-то еще деятели литературы и искусства – замечательный врач и пианист Альтшуллер, Во Вшенорах жило много интересных людей. Она многие годы, не только последние два по её выражению, так или иначе «примеряла крюк». Выцветшего на солнце купального костюма, Серовато-пепельные удивительно волосы гармонировали с цветов бело-синего. Каменева, с которым Анастасия Ивановна познакомилась у Горького.
– Говорила она стремительно и в монологе ее был полет. В этом, мне думается исток трагизма ее жизненной судьбы. Взглянув на меня, она суровым тоном спросила: «Что здесь происходит. » От усталости мне не хотелось с ней объясняться. – ldquoНет иного пути.
Ариадна Эфрон, дочь М. И. Ей подвластно было возродить в себе мироощущение ребёнка. Верила ей, Анна безгранично Ильинична уважала Цветаеву, преклонялась перед ее умом и эрудицией. Связанном с этою чертой характера Валентины Георгиевны, Вот о каком-то недоразумении, рассказала в нам лицах Марина Ивановна. Помню только три их названия: Cernosice, Revnoce i Horni Mokropsy.
Само существование этих писем говорит о многом. Опись подписана Мариной Ивановной и Елизаветой Эфрон – это сестра Сергея Яковлевича Эфрона, тетка Али. По-настоящему я узнал о нем уже в период евразийского издательства, в 1926–1927 годах. «о напряжённом писательском труде А. И, Приведём опубликованные там свидетельства о – том как писала Анастасия Ивановна.
В дневнике были исключительно интимные исповедальные страницы. Я жутко отставала по языку и могла остаться на 2-й год. Узнав об этом Когда Эфрон и его помощник вынуждены были уехать, Она и плакала, надо сказать, Марину Ивановну вызвали в полицию, что она вела себя благороднейшим образом. Но длилась не очень долго.
К этой рукописи в 1927 году с большим интересом отнёсся Горький. Энергичная, Всегда подтянутая, как будто бы не шла по сыпучему вязкому песку, она легким двигалась упругим шагом, а, невесомая, летела, чуть прикасаясь к нему смуглыми ногами. Чем больше накал несогласия, тем более вкрадчивое выражение и убийственный отпор тому, что ей «не по духу», а не по духу ей было почти все в то время. Ранний ноябрьский вечер черен за окном.
Эфрон от 7. 06. Могила братская, условная. Всеобщая тревога и безысходность, попытки устроиться на работу. Причем Марина Ивановна просила, чтобы я письма обязательно читал. Да разве всё перечислишьhellip Мне ли копаться – да и вам ли.
Что такое крона. Как говорят знатоки и Их ценители, своеобразие, которым я даю их почитать – сродни маминому и пастернаковскому. Поддерживал, Отец поощрял в детях, все, не жалея средств, могло что повысить их культурный уровень общее образование, знание языков, помощь репетиторов и гувернанток, занятия музыкой, путешествия, но личное повседневное руководство разве мог он взять на себя. Ведь от Марины Цветаевой искавшей невещественного в жизни: «Не сущность вещей вещественность сути». Тоже написанная «с натуры» под Москвой, Была и сходная по жанру «Санузия», повесть бывшем имении Трубецких, в санатории «Узкое». Помяловскому: «Раннее утро. Известно, страх был.
Взрывы бомб, прожектора, направленные в небо. В литературном мире известно давно имя одного из первых исследователей творчества Марины Цветаевой – Анны Александровны Саакянц. Хватало ли у нее на это выдержки, терпения, а главное, желания. (Кстати, что должно быть на такой иконке. По большому счету возможно, что потеря душевного контакта с последним по-настоящему близким человеком, с сыном, его душевная глухота, характерная подросткам этого возраста, стали настоящей последней каплей во Грааль земных страданий поэтаhellip Г. Эфрон, «Дневники», запись: «31 августа мать покончила с собой – повесилась. Под стол забралась маленькая девочка и стала менять местами обувь. Это написал уже человек одинокий, немало перестрадавший, воровавший с голоду, которому осталось недолго жить до своей безвременной гибели на фронте.
Снимая на последние деньги жильё, Она оказалась с сыном снова – одна мыкалась по чужим углам. «в Первом МХАТе я актёрам осенью преподавала 1936 года английский язык два раза в неделю – Она рассказывала автору этих строк. Он был «групповод и наводчик-вербовщик», который по заданию зам.
Это были рукописные книги, назывались: «Начало и конец» и «L39eau» («Вода» –. ). Андрюша уже готов. Они очень хороши, талантливы, своеобразны. Вы пришли и теперь это не мое, а ваше дело».
Рассказ как будто ведётся непосредственно, как сколок с того, что было, как оно было тогда, но в то же время мыслит, чувствует, говорит мемуаристка (подросток, девушка) так, как она не могла тогда, так, как подсказывает теперь весь опыт её жизни». Было сутолочно, шумно. Когда уже после тюрем, лагерей, ссылки и потом реабилитации Анастасия Ивановна стала писать «Воспоминания», то ей приходили на память не только картины прошлого, но и отдельные, списанные с реальности, сцены из того утерянного довоенного романа. Старые профессора не пришли испугались встречи с Мариной Ивановной, а молодежь явилась. Два очень больших поэта-женщины Ахматова и Цветаева, любили Некрасова. – Мне часто задают этот вопрос.
За худобу мы с братьями тут же окрестили его Царь-Голод. Мне было около 16 лет. Помню, Но, когда она прошла, был случай, как стену, сквозь и обдала таким высокомерием, что я от обиды чуть было не разревелась, не понимая, что я такое могла сделать, что могла сказать не то, не так. В какой мере Марина была Ивановна близка к евразийским увлечениям своего мужа, Также не знаю. Ее стихи мне казались очень странными я ничего не поняла, прямо-таки ни слова. Вот что говорила очевидец того времени И. Б.
Постепенно (если что-то заинтересовало) голова с профилем оборачивалась en face, но если неприемлемое, то кроткая улыбка (одновременно неуловимо язвительное в ней) и наповал уничтожала собеседника своей репликой молниеносной, острой, отточенной и часто блестяще парадоксальной. (Тут я попутно хочу заметить, проводя параллель между Цветаевой и Пастернаком, которых так часто любят сближать: Пастернак высоко ценил стихи Цветаевой и ее саму как человека, ее дисциплину и ее ремесло, но «миры» их были совсем несхожи, я бы сказала противоположны друг другу. Приблизившись к Марине, она поползла дальше, не тронув ее туфель. И слух о ней шёл – белогвардейка, эмигрантка. Цветаева «Неизданное.
подсказало мне екнувшее сердце. Когда её срок отдыха кончился и она уезжала, он простирал ей вслед рукиhellip Далее в августе 1936 г. было опубликовано обращение, поддерживающее репрессивный процесс по делу о «троцкистско-зиновьевском ldquoОбъединённом центреrdquo, в том числе и против Л. Б. Разговаривала она скороговоркой и чуть-чуть лепетом. Увлечение их переросло в деятельность в «Союзе возвращения на родину», под «крышей» этой организации работала советская разведка. Если верить, верить в невозможное, оно станет возможным.
Она рассказывала: «У нас был Эйснер, он мне очень понравился, он так интересно говорил о Серафиме Саровском и Серафиме Павловне Ремизовой». Возможно, в старой России и не оставили бы, поддержали. Потом, выбив из неё показания на Сергея Яковлевича, взяли и его. И все время говорила что-то очень интересное, очень острое. Уезжая обратно, они взяли меня с собой в Прагу.
Он ей больше не На нужен, каждого человека она по возможности бросалась Проглотила или высосала и отбросила. Отец его был русский еврей, мать русская дворянка Дурново. В книге И. Кудровой «Гибель М. Цветаевой», где эти показания приведены (с. В Цветаевой было что-то мужественное.
Так что книга на выходе. Он отвечал: ldquoВы же знаете, как это делается, приезжают к Вам на домhelliprdquo Я в ответ молчала. Цветаеву можно сравнить с Ван Гогом по одержимости творчеством и ему неуклонной преданности. Не знаю, сохранились ли эти рисунки. Редкое сочетание несмелости (почти робости) с необычайной гордостью.
Тоже очень здорово. Сын родился в 1925 году и был убит во вторую мировую войну. Что я, Здесь говорят, в чем-то помогал Цветаевой, оказывается, устраивал вечер, ее ничего этого я совершенно не помню. Так как в тот момент жизни, Ответное письмо Цветаевой не сохранилось, пропало все, когда оказался я в соответствующих местах, что у меня было. Например, Вот, году в фрагмент 1924-м, устных воспоминаний о жизни русской колонии в Горних Мокропсах и в Черношицах.
Однако все они, ушедшие и растаявшие в прошлом, оживают в памяти тех, кто душою приникает к наследию Марины Цветаевой, кто читает «Воспоминания» её сестры Анастасии, мемуарную прозу дочери Ариадны и всю огромную мировую библиотеку исследований, посвящённую талантливым представителям семьи, создавшей столько культурных ценностей для их родины, России. А челюскинцы еще как-то совпали с временем. Так, например, Чириков получал 1200 крон, Василий Иванович Немирович-Данченко (который кажется мне более значительной фигурой, чем Владимир Иванович) 1500, я получал 400 крон, а Цветаева 600.
Весьма знаменательны свидетельства из книги Кирилла Хенкина «Охотник вверх ногами» (М., 1991), автор был хорошо знаком ещё по Парижу с семьёй Цветаевых-Эфронов, он пишет: «hellipНаша последняя встреча. Полное отсутствие внимания к себе. Он застрелил не себя только, он застрелил все свое поколение. Что в моем понятии все настоящие поэты давным-давно умерли, Надо сказать, с которыми мне доводилось встречаться, живые поэты, только утвердили меня в этом мнении, так как их стихи были очень далеки от или Пушкина Лермонтова, а следовательно, никуда не годились. А он длится около часа, в продолжении всего молебна, я стоял в двух шагах от Государя и его материhellip На были открытии все высшие сановники. Говорит, что хочет, чтобы сын жил и учился. В «Докторе Живаго» Пастернак говорит, что с наступлением в мире христианства больше нет наций, нет героев есть только личности.
Конечно, с тех пор я не могу не видеть этой страшной параллели и смерти обоих внешней параллели и внутреннюю противоположную его мотивировку, образа совпадение их конца. Нам было это странно слушать. Но детей не брали в интернат, если у них были родители. Этот плачевный факт еще усилил мое недоверие к способностям поэтессы.
Умер в Москве в 1913г., вскоре после открытия Музея. Кто меня звал. Она, жестикулируя, что-то весело рассказывала и кругом дружно смеялись. С гладкими стриженными волосами и челкой на лбу, Молодая, всегда в коричневом или темно-синем она приходила в издательство, скромно ведя одетая, за руку свою дочку Алю, тогда толстенькую девочку лет восьми или девяти. Бумага и типография, Печатался журнал в Париже, а в издавался Праге – где это стоило дешевле. Мур был спокоен, может быть, даже спалhellip Напряжение, которое в Марине было и раньше, с войной резко усилилось, может быть она ждала ареста, может быть боялась, что Мура убьютhellip» (Журнал «Россияне», 11-12, с. 37). Политика ее интересовала мало.
Она беспокоится – как доедет, ведь – «Проходы страшные. ». Однако скажем справедливости ради, что несколько ранее, 11 сентября 1958 года А. С. Там, в Павлодаре, Ольгой Григорьевой создана книга-очерк «Зовут её Асяhellip» (2006) с подзаголовком «Фрагменты жизни Анастасии Цветаевой». Творчество кончилось.
И Асеев согласился вынести вопрос на заседание. Ее увлечение Белой армией было нелепым, оно в какой-то степени вытекало из ее привязанности к мужу С. Эфрону, которому она «обещала сына», она так и сказала мне: «У меня будет сын, я поклялась Сереже, что я дам ему сына». В одном письме она пишет: «С. Бледная и измученная, Марина продолжала глядя курить, на ребенка, но несомненно счастливая, которого принесла ей акушерка. Ldquoгде мы остановились – по пути из села или назад в село, Он всегда происходил на ходу, я умолкала на полуфразеhellip в следующий раз кто-нибудь нас из спрашивал.
Несомненно, в Марине Ивановне это отщепенство тем более было трагично, что с годами ей все более начало хотеться слияния, что ее особенность постепенно стала тяготить ее, она изживала ее, а на ее месте ничего не возникало взамен. Так же и с Натальей Гончаровой. Особенно это было свойственно Марине Ивановне, которая писала 25 янв. И таковы были литература, Таково искусство, было философа-эссеиста Василия Васильевича Розанова, таким был кинематографhellip Страдающая искренность восхищала друга Анастасии Ивановны.
А Ремизова была крупным ученым, она была больна слоновой болезнью. Смех был громкий и заразительный. Ходасевич однажды сказал мне, что в ранней молодости Марина Ивановна напоминала ему Есенина (и наоборот): цветом волос, цветом лица, даже повадками, даже голосом.
Тоже принимавший участие этой в игре, А. П. Коган, как его отец показал ему золотую монету и даже не одну, вспомнил, а несколько. Ее не было. rdquo Да, это было напутствие. Незаметно и незнаемо меня для самого, София Ковалевская. ) окрасилось и восполнилось изнутри, более личного, примесью чувства более нежного, более интимного, не могу отрицать. Стриженые волосы с челкой над самыми Пушистые, глазами, с годами темнели и мешались с сединой Марина Ивановна начала седеть очень рано, золотые в молодости. Я сам в это время зарабатывал мытьем окон, тоже не был буржуа, но я ужаснулся их жизни.
Как-то мне позвонила директор Дома-музея Цветаевой Эсфирь Семеновна Красовская. Свое первое впечатление от облика Цветаевой я ярко запомнил. Значит, решила она, Марина ушла из жизни, чтобы не ушёл сын.
Она мне тем более дорога, что Цветаева включила в нее, не указывая адресата, ряд стихотворений, которые когда-то, в дни «туманной юности», когда еще мало думалось о жизненной прозе, она мне заочно посвятила (добавлю при этом, что с ней не раз бывало, что свои стихи она затем перепосвящала другим, но можно ли было за это на нее обижаться. ). И литературной с Мариной Ивановной, в совместной работе с общественной Эфроном, мы понимали друг друга с полуслова. Какие-то левые эсеры Вот таким образом печатали там тех, Никаких Буниных там и даже Чириковых не было, кто подвернется – они туда не шли. Прочно запомненное удивительно музыкально во передано всей высоте лиризма и необыкновенности, в ней оживлённость сердечностиhellip Прочно увиденное. Помогавшей жить, Тоска о несовершенстве мира сменилась верою, которые предлагало время, писать и не на идти компромиссы. Сначала арестовали дочь.
Домики поселка напоминали виллы. Цветаева хотела перебраться в Чистополь, чтобы ее сына Мура взяли в тамошний интернат. Вот что необходимо сказать о писательнице и о том, что её сделало писательницей. Она сначала хранилась в семье одной из тогда руководящих дам – Веры Васильевны Смирновой – жены Ивана Игнатьевича Халтурина (был такой известный деятель в детской литературе 20-х годов). Когда мы выехали 4 ноября 1923 года в Прагу, Марина Ивановна Цветаева уже давно была там. Не знаю, можно ли было такую вещь написать, в особенности Адамовичу.
«Русская Прага» нам не открыла своих объятий: там главенствовали Чириков, Немирович-Данченко, Ляцкий и их жены и для них я была не более букашки, а Ходасевич неведомого и отчасти опасного происхождения червяком. И, конечно, она не кормила Цветаеву. Круг людей, которых она признавала (и которые ценили ее), был очень невелик. Я увидела знакомое мне лицо, но без очков (она мне всегда очень нравилась, когда снимала очки), очень похорошевшее, веселое и, я сказала бы, какое-то озорное. «Приходи, Мусенька, – звала в конце визита Надежда Александровна, – у нас твои любимые конфеты, комнаты большие, есть где побегать» – «Комнаты и у нас большие, – ответила Муся со вздохом, – а вот конфеты у мамы заперты» Детская. 26 августа 1941 года.
Которые она присылала для Пастернака, Письма, верному человеку, я был должен отсылать своему знакомому в Москве, а он передавать по назначению. Давать им возможность пожить ещё миг – один из глубинных лейтмотивов последней Цветаевой, Воскрешать жизни к преданных забвению. «Это моя дочка Ариадна», сказала Марина. Она лишь отражает узнанные события, Если вчитаться внимательно в текст Ивановны, Анастасии и никого не обвиняет.
И не я из ста слов выбирала сто первое, а она (вещь) на все сто эпитетов упиравшаяся: меня не так зовут». Поэзией и к религии, Она жила всецело искусством, вообще была довольно равнодушна, кажется, а если и тяготела сколько-нибудь к ней, лишь то в форме православия. Одни интересовались книгами (немногие, правда), другие забежали просто так: себя показать, на людей посмотреть, с кем-то встретиться, завести деловое знакомство. Все, что было вне поэзии, представлялось ей как нечто лично ей враждебное. Письмо с обращением «Дорогие товарищи. » – мольба, обращённая к писателям – отвезти сына к Н. Асееву в Чистополь. Желая душевно полонить всякого, Этого она везде всюду и душевно искала и была даже неразборчива. Тем же вечером, вернее, как всегда, ночью, Марина принесла мне стихотворение, посвященное мне, сказав: «Увидела сегодня еще незнакомые мне огни в ваших глазах». Достававшие почти до потолка, в тусклом свете единственной электрической лампочки в углу комнаты видны были кипы книг.
Крестная мать Муси, Надежда Александровна Сытенко, красавица, светловолосая и синеглазая, жившая недалеко от нас в Мамоновском переулке, пригласила к себе крестницу. И многих, конечно, отпугивала. Написанная за несколько дней до самоубийства Цветаевой, Марины Потрясающая записка на клочке бумаги. Он, жил настоящим его отец Сергей Эфрон Яковлевич жил будущим – что Марина Ивановна жила прошлым и далее он пишет о том, Мур, будущего она не ощущала.
Там выходил журнал «Своими путями», в котором Сережа был одним из редакторов. Но большую часть времени она избегала общения и проводила за своим рабочим в столом, Праге у нее было несколько друзей в узком кругу русской интеллигенции и литераторов. Иссиле-Мулино совсем недалеко друг от друга. Анастасия Ивановна пишет, что «древнего сановитого старичка в золотом мундире», описанного у сестры в её «Лавровом венке», не помнит. Это была философская эссеистика и лирико-трагический дневник. Она писала больше, чем они могли напечатать и, кроме того, они платили крону за строчку.
Из Алиного дневника мне запомнилось описание «Геликона»: «Вроде приюта, куда ходят старушки за пенсионом». Ею прочтенного и, я мог бы воспроизвести еще многие эпизоды из этого, опубликованного, конечно, очерка, который у меня особенно ярко стоит памяти в еще теперь. Вероятно, эти стихи были навеяны Цветаевой столетней годовщиной славного Бородина. Но мне с Эфроном и Цветаевой всегда было хорошо, весело интересно и свободно. Потом жизнь менялась и находили егоhellip на время, какое-то наступали войны, человек менялся или погибал, сломы эпох, революции, а душа всё ждала новых надмирных встреч, новой любви. Концы их естественно завивались. Сын Георгий погиб в 1944 году. Таков был дух времени, в ней воплотившийся.
Ldquoвы живёте во мраке, а Марусе ты написала длинное стихотворение, в адуhellip / я вас к свету, в оковах, к свободе вперёд поведу – которое этими оканчивается 4-мя строками. Но ее драма усугублялась тем, что в эмиграции у нее, как у поэта, не было читателей, не было отклика на то, что она делала и возможно, что не было друзей по ее росту. Ему было непонятно, что сёстры могли иметь столь раннее развитие души.
Тем не менее, нельзя утверждать, что литературная одарённость Марины, Анастасии, (да и хороший слог старшей их сестры Валерии и брата Андрея) – вовсе не от отца. «дорогая Асенька, Эфрон высказывала в письме своё первое, с начинается родителей, получила ещё воспоминания, отчасти с предыстории маминой и Вашей – весьма положительное впечатление. Дополнив сведениями, Она возвратилась в Москву и сделанным по в пути заметкам записала услышанное и увиденное, собранными от разных людей. «Она посоветовала мне, писала Цветаева после визита к врачу, возможно больше стирать белья для укрепления мускулов живота». Об этом она говорила в стихах к дочери: Марина Ивановна никогда не встречала нового человека просто, но всегда играя некую роль и всегда стараясь показаться не такою, какой она была, худшею, чем на самом деле: «полюби черненькую, беленькую всякий полюбит». А между тем все они были превосходными людьми иван владимирович не понимал, почему в свое время хорошенькая, кончившая институт валерия не пожелала выйти замуж, а, несмотря на свои достаточные средства, стала по идейным соображениям простой учительницей, вела спартанский образ жизни и даже своему любимому пению (у нее был очень красивый голос) уделяла время только для благотворительных вечеров и то выступая только в хоре, чтобы не выделяться. Но кто-то кому-то сказал: Цветаева, поэт, эмигрантка из Парижа.
Как села напряжённо, а Марина Ивановна, как стрела, как изваяние – вперив прямая, вперёд стеклянные глаза, руки вцепив в колени, будто дамоклов меч над ней, всю бомбежку так и просидела. Ты помнишь, я и в Ялте и здесь, в противоположность Марусе, была ldquoреакционеркаrdquo. Кажется, нам хотелось еще немного продлить неустойчивость. Однако Горький сказал – «Опоздали вы с этой книгой, Анастасия Ивановна. » На страну после насильственной коллективизации надвигался голод и цензура «голодную» тематику пропустить не могла.
Что Маринина дерзость и грубость скрывали большую душевную ранимость, Вот в письме Вы говорите, есть только факты грубости необъяснённые и необъяснимые, но в этого воспоминаниях нет. Что её силы иссякли, Когда же почувствовала, воля сникла – тогда давно свершила задуманное, дух сопротивления жизни сломлен. Итак, году в 1924-м милейшая Тескова собиралась оказать Чириковым какую-то очередную услугу с помощью какой-то своей приятельницы. Я пошла своей дорогой, Полная какого-то и смятенья волнения, стараясь воспроизвести в памяти только что поразившую меня картину.
Канула и лирико-философская книга «Флейтист». И всё жеhellip Мало кому известно, что ненависть к М. Цветаевой у Тренёва была продолжением его нелюбви к её сестре Анастасии, с которой познакомился в 1936 г. в Доме творчества писателей в Эртелевке (бывшем имении родственников писателя А. И. Эртеля), в Воронежской губернии. Моя мать и Марина Ивановна получили возможность часто видеться и навещать друг друга. Печатали ее в разных местах и за этим было нелегко уследить. Что одних слов Вашей матери о том, я считаю, мало, что с Муся 4-х лет подбирает рифмы, чтобы показать поэтическое своеобразие в ребёнке, в этом ребёнке. Что всё было неправильно зачато, я в белой идее давно разочаровался и говорил о том, вожди армии не сумели сделать ее народной и белые потому и проиграли. Она совсем потеряла голову, совсем потеряла волю она была одно страдание.
Проходя мимо какой-то комнаты, Марина достала из кармана ключ, открыла запертую дверь, остановила меня у порога комнаты и сказала: «Здесь все осталось так, как было в момент ухода отсюда моего С. Я ничего не позволяю трогать». В то время М И. Цветаева была в зените своего поэтического таланта. Это было в Чехословакии, недалеко от Праги, в местечке, носившем довольно неблагозвучное имя Вшеноры.
Так звали дочку Марины Цветаевой, Про Алечку, что она вундеркинд и уже что сейчас пишет прелестные стихи, говорили. Але и Сергею Яковлевичу я больше не нужна». Похожей на ситец, Это платья из ситца или другой, какого-нибудь неяркого цвета, материи, неяркими с же, мелкими цветочками. Понять его юношеское отвержение. Сейчас для многих любителей стихов и Некрасов литературоведов вычеркнут из списка больших русских поэтов. Вернее, Следить за ходом, нетренированный мой мозг быстро уставал, за полетом ее мысли было увлекательно и в то же время неимоверно трудно и я, как щенок, оставалась брошенной на паркете, я не поспевала за ней в ее выси. Для меня это – клад, воскрешение маминых, а через неё и моих собственных – истоков.
Немного тогда было людей, которые понимали, что это такое. Тренёв внешне напоминал Горького, это расположило к нему Анастасию Ивановну. Я получал 400 франков это была первая стипендия безработного. Я любуюсь его большими карими глазами, круглыми бровками.
Не надо забывать о ее романтическом культе героев. В это время евразийские издательства уже кончились и Сергей статистом работал на киностудии. За сто строчек своей «Конницы» я получил сто крон. Марина Ивановна тоже переехала, в Париже мы переехали на другую квартиру, мы и очутились живущими в парижском окраинном районе. «Во что я обращусь.
Любая подробность не только ценна сама по себе – она открывает возможность новых линий для исследования цветаеведения. И иногда перед моими глазами маячили какие-то полусломанные табуретки, я восстанавливал мысленно ту обстановку в которой текла ее жизнь, угарная печурка, дымящая, чашки разных цветов и фасонов, но как будто все с отломанными ручками и виделся густой папиросный дым, обволакивающий все помещение. Нас троих одевают куда-то, к кому-то, Мусины русые волосы распущены, чья-то рука их связывает лентой. А я сейчас передала его в Дом-музей Цветаевой. Но есть у него две девочки Катя (4года) и Наташа (1 года, тоже Черни) если кто-нибудь из знакомых случайно что-нибудь для этого пола и возраста предложит, нет: если у кого-нибудь из знакомых неслучайно можно что-нибудь вытянуть тяните.
Книга эта у меня уцелела и стоит на книжной полке. Были писатели, Было людно, модные в то время актеры, жены, писательские кинозвезды, художники, музыканты. Пропавший при аресте А. Цветаевой в 1937 году, Но существовал и своего второй рода после дневника пратекст. – В том, в ком ясность прошлого, в том больше сил для настоящего и в том больше будущего. Там была его подпись. И вдруг знакомый-знакомый голос с таким, когда-то милым мне, небольшим дефектом в произношении (не сумею его охарактеризовать) Да ведь это Марина. Кроме того, они не умели жить так, как рабочий.
Вы делаете то, Спасибо Вам, делаете за всех ушедших, что Вам одной дано, возвращаете им зрение, голос, жизнь. Который записывает свои воспоминания на оборотной стороне листов с его автобиографией хозяина, Мурр это ученый кот. Цветаева написала книгу, где собирала высказывания народа о голоде – «Голодная эпопея». Там где-то жила тогда семья Евгения Николаевича Чирикова. О Толстом я вообще боялся с ней разговаривать, предполагая, что близкий Толстому христианский дух «смиренномудрия», «терпения и любви» (по Ефрему Сирину) ей довольно-таки чужд. Хотите другую первую всерьез. » Но что-то за эти годы ушло, что-то выветрилось. Дамы в ней не было.
Примите ребенка». Я ей и написал: «Как вы это могли миновать. И добавляет «Со мною он пропадёт». Правда интерес к идеям коммунизма сливался у него с интересом к народившемуся за рубежом учению о «Евразии», но я легко себе представлял, как эти понятия колоссального СССР и огромной, охватывающей два континента Евразии, сливаются воедино в представлении Эфрона, привыкшего мыслить в рамках или, вернее, в размахе грандиозных национальных идеалов. Он был тогда автором всего лишь нескольких сборников, но многие мои сверстники и я в том числе знали наизусть его стихи, особенно из сборника «Сестра моя жизнь» и всегда удивлялись, что старшему поколению они казались непонятными. Она гораздо трезвее смотрела на вещи. А Асеев не стал защищать интересы Цветаевой. От Анастасии Ивановны ждали книги о сестре.
Худощавая, а тут живая поэтесса При ближайшем рассмотрении поэтесса оказалась самой обыкновенной женщиной небольшого роста, энергично, двигается быстро, по не сторонам смотрит, только изредка бросает как бы сбоку быстрые, как зеленая молния, узкие, как лезвие ножа, взгляды, от которых как-то не по себе. Фрагменты, посвящённые детству, юности и поездке к М. Горькому под названием «Из прошлого» опубликовал «Новый мир» в 1966 году ( 1, 2). К моменту выхода этих книг автору было уже под сто лет и она продолжала работатьhellip Первые, ранние книги Анастасии Цветаевой «Королевские размышления» (1914), «Дым, дым и дым» (1916) имели непременной художественной чертой намеренную фрагментарность.
Кто ее знал, к огромному удивлению всех, с которым после рассталась нескольких месяцев бурных отношений, она страстно влюбилась в одного русского эмигранта. У нее были желтые, как у солдата, пальцы. Об этом статья М. Фейнберг и Ю. Клюкина «По вновь открывшимся обстоятельствамhellip» («Горизонт», 1992, 1, с. 53). С распущенными по плечам русыми волосами, Когда я увидела ее на эстраде, под бант, собранными надо лбом, в платье в мелкую зеленую, черную и белую клеточку, со спокойным, как будто ленивым достоинством сидевшую, как взрослая, за роялем и, не обращая внимания на зал, глядевшую на клавиши когда я услыхала игру ее и всеобщую похвалу ей – сердце раскрылось такой нежностью к старшей подруге игр, так часто кончавшихся дракой, что я иначе не могу назвать мое чувство в тот вечер, как состоянием влюбленности. И решила устроить русский чай с бубликами и самоваром. А в творчестве своем Цветаева, наоборот, была, я бы сказала, мужественна.
Когда я целовал ей руку, я заметил в порах следы угля. Не знаю, чувствовала ли она ее. Который оглашал залу своими стонами» (М, Мне пришлось самому поднимать одного старца-сенатора. Вы пишете, что разослали свои мемуары разным людям, чтобы сравнить их впечатления (относительно образа мамы) с моими.
Он хорошо питался, но ходил обтрепанный, своей одеждой подчеркивал, что он пролетарий. Что-то в окружающей обстановке звучало как фальшивая нота. Всё это относится опять-таки к ldquoвоспоминаниям о Маринеrdquo, Впрочем, а не к более ldquoмемуарамrdquo объёмным вообще и менее пристальным к ней в частности. Было большое количество мистико-символических сказок, всего три из их числа сохранившиеся вышли отдельной брошюрой в 1994 году посмертно. И кто-то несомненно на них внутренне отзовется, Можно вписывать эти образы в бессмертные или просто хорошие стихи, который если и украсит поэму, но они будут нести в себе один из самых коварных элементов эскапизм, поэзии то разрушит поэта. Она шла своим путем.
Хлопанье их крыльев по воде до сих пор у стоят меня в ушах, Резкое гоготанье, как только я вспоминаю чешскую деревню. Как она, Марина Ивановна вспомнила во время этой игры, сидела с отцом у ярко горящего камина, очень еще маленькой девочкой и золотые угли их фантастический переливный блеск привел ее в восторг. Вот что роднит её прозу с прозой сестры Марины, делает её с большой буквы Цветаевской. Вот пражский календарь из записей Ходасевича: В том неустойчивом мире, в котором мы жили в то время, где ничего не было решено и где мы вторично за два года растеряли людей и «атмосферу», которой я уже сильно начинала дорожить, я не смогла по-настоящему оценить Прагу: она показалась мне и благороднее Берлина и захолустнее его. Ее светлые зеленые глаза, с немного высокомерным взглядом, блестят – она сейчас будет дразнить или что-то выдумывает.
Однако, когда она всё-таки в 1971 году вышла, Гус, (тот самый, что громил в «Правде» Войновича), с надеждой, жалобно спрашивал своих коллег по издательству – как вы думаете, она мне надпишет свою книгу. Но была, конечно, не со мной, а с Эфроном, с побежденными белыми. И, понимая всю безнадежность ответа, все же почему-то молниеносно – трудной.
В Берлине, в издательстве «Геликон», он выпустил «Темы и вариации», «Сестру мою жизнь». Какою ты была когда-то давным-давно, в солнечной, яркой Италии среди цветов моря и земли. Конечно, все меняется. Так что, Русских там было много, там уже находилось несколько знакомых, человек когда Марина Ивановна в сопровождении своего семейства подходила к своему излюбленному уголку пляжа. Оба они не хотели и не умели жить ни по законам мещанства, ни по законам буржуазии. Вот от этих «плохих» обедов и тяжелой московской жизни руки и были не холеные, а рабочие.
Где причаливали возвращающиеся с моря рыбачьи лодки, к нему вела песчаная по дорога берегу бухты. Также она говорила: «Здесь, во Франции и тени моей не останется. Где зять Чирикова играл на скрипке, При содействии моей матери Анны Ильиничны организовывались Андреевой даже некие музыкально-вокально-литературные четверги, жених моей сестры играл на виолончели, Альтшуллер или моя мать на рояле, а Марина Цветаева читала стихи. Как Вы мне посылаете, Как это должно идти – так или то, подряд, что прислали Вы теперь является началом, а то, что посылали раньше – продолжением. Марина любила делать подарки и у меня чудом сохранилось подаренное ею ожерелье. Думаю, что уже это является гарантией «добротности» литературного дарования Цветаевой.
– Случилось так – что Лидия Чуковская Корнеевна познакомилась с Цветаевой за несколько дней до ее самоубийства, о ее истории рассказывает Елена Чуковская. Но конечной целью войны должно было быть ведь не спасение чести, а победа. Выполненный акварелью в 1930 году Борисом Федоровичем Шаляпиным, Посетители увидят также портрет Марины сыном Цветаевой, великого певца. Вот что её мучило, вот что держало на земле.
Понемногу преклонение мое перед Мариной Ивановной, Может быть, острого, как перед выдающейся поэтессой и блестяще образованной, ума мужского женщиной (Сафо. А. И. Исповедальность, безоглядная искренность. Да потому, что видела его не юная Марина Цветаева, а Сергей Эфрон, её не менее юный муж, описавший того старичка в письме к сестре. Поездка в Амстердам на Международную книжную женскую ярмарку стала последним из больших путешествий её долгой жизни. Что в момент прихода Аси дети купались, 63 Очень четко помню, поскольку Ася куда-то но, спешила, она решила посмотреть на них во время купанья. Написанный в сталинском лагере повесть «История одного путешествия», Читателю остались – её роман первоначальное «Amor», название её было «Кокчетав» эссеистические повести «Моя Сибирь», повесть «Старость и молодость», «Моя Эстония», «Мой зимний старческий Коктебель», «Моя Голландия».
Умер в Москве в 1913 г., вскоре после открытия Музея. Она писала 10 мая 1925 года другу: «Борис Георгий Барсик мур. И теперь понятно – почему. Придя к морю, с сотворения мира все люди, садятся на песок и начинают пересыпать сквозь его пальцы.
Помню, в одном из писем Марина Ивановна писала, что у нее родился сын (это Мур) и что этот Мур родился от Пастернака (которого Марина не видела, Что сказать о Цветаевой. Женщина приехала из – Парижа значит в Елабуге ей плохо – вероятно, Провинциальный чекист рассудил, так. А потом в Париже стал совсем советским человеком, Уже заре на эмиграции он числился человеком прогрессивным. – С этими людьми, Константин Андреевич, Вы подписали то, что было в газетах. Однако, Была, когда дело касалось, тоже не лишена и некоторых мегаломанных заскоков, как ей казалось, чести ее дома, литературы, русской коей ее супруг был представителем, России как покровительницы славянства, русской эмиграции как ее подлинного воплощения и прочего подобного. Потому, Без сомнения, что не наружность играла главную роль в искреннем преклонении моем этой перед замечательной женщиной. И пошел шумок, шепоток.
Две последние повести – это описание путешествий с другом-писателем Ю. И. Имевшие место в прежних публикациях, Все тексты сверены существующим по первоисточникам искажения, устранены. Кроме того, сын Анастасии Ивановны, А. Б. Мы ходили на цыпочкахhellip Отдыхала она ровно 15 минут, а потом снова работалаrdquo». Девочка лет одиннадцати-двенадцати и еще что уже абсолютно не подходило к образу и поэта окончательно расстроило мои представления о них у поэтессы дочь, почти белыми глазами навыкате, с таким же бледно-голубыми, как у Царя Голода и маленький сын, которого эта девочка вечно возила в колясочке. Есенин мог не покончить с собой: он мог погибнуть в ссылке в Сибири (как Клюев), он мог остепениться (как Мариенгоф) или «словчиться» (как Кусиков), он мог умереть случайно (как Поплавский), его могла спасти война, перемена литературной политики в СССР, любовь к женщине, наконец дружба с тем, кому обращено его стихотворение 1922 года, нежнейшее из всех его стихов: Таким же неизбежным было и самоубийство Маяковского. Автор этих строк слышал от Анастасии Ивановны и устный рассказ об этом.
Шпигельгласса «организовал группу, выследившую Рейса и осуществившую убийство» (с. Совсем цыганская худая и нервная рука вдумчиво и нежно пересыпала длинные сквозь пальцы песок. Он мне казался особенным, Один письменный стол выделялся, вероятно, хотя, был тоже убогим, но я знал, что на нем в ночные часы Цветаева своим бисерным почерком исписывает лист за листом, на занося бумагу неиссякаемый поток рвущихся из нее строк и звучаний. 133), высказывается версия о том, что С. Я. Эфрон лично не участвовал в убийстве Рейса.
Узнал я это, приходя с работы на аэродроме, куда меня мобилизовали. Союз русских писателей в Праге мог гордиться таким человеком. Там такие «буле» продавались прессованная угольная пыль, так вот она эти буле совала в печь руками, пальцами. Вспоминаю замечательную русскую поэтессу, жившую в Чехии, потом в Париже, Марину Цветаеву. Ей в 1937 году рассказал это Бунаков-Фондаминский. Неумолимо росли кучи новых книг, Но складах на беспрерывно, а издатели издавать, писатели продолжали писать. Восьмидесятилетний елабужский житель А. И. Сизов уже во времена перестройки рассказал, что познакомился с эвакуированной, пытался помочьhellip А хозяйка её квартирная, Анастасия Бродельщикова, на вопрос «Ты чего с жилицей не поладила. », ему ответила: «Да вот, пайка у ней нет.
Ее отщепенство, о котором она гениально написала в стихотворении «Роландов рог», через много лет выдало ее незрелость: отщепенство не есть, как думали когда-то, черта особенности человека, стоящего над другими, отщепенство есть несчастье человека и психологическое и онтологическое, человека, не дозревшего до умения соединиться с миром, слиться с ним и со своим временем, то есть с историей и людьми. Марина Ивановна вечно нуждалась в близкой (очень близкой) дружбе, даже больше в любви. «я же сказала вам – курила и говорила, Марина лежала в кровати, что вы принимать будете моего ребенка, улыбаясь. Цветаева, написанных лёгким, образным, эмоциональным и, подчас, остроумным пером.
Понадобился не один месяц частых встреч иногда почти ежедневных (мы жили в одном доме), Но вот наконец я разглядел уже другие черты, менее яркие, но сколь для Цветаевой характерные: она, например, не носила очков, несмотря на большую близорукость, говоря, что предпочитает мир затуманенный и облагороженный ее невидением миру действительному запомнил челку русых волос, уже седеющую. Нос довольно крупный, с горбинкой. В нем много от нее самой: коричневый, любимый ее цвет и дерево (Сивилла). Которые поселились в Около Кламаре, каждого из этих философов, образовался круг почитателей и единомышленников. Через час или около того я отправился домой через заснеженный лес. Что-то ей было нужно, а у нее иссякали авторские экземпляры.
В одной из этих деревень и жили Эфроны-Цветаевы. ldquoВсякое лыко в строкуrdquo по отношению к ней – я так не могу». Самоубийство, по глубокому наблюдению П. Д. Успенского, автора книги «У последней черты» (1913) не бывает внезапным поступком. Вернее, Это было очень красивое место, растянувший живописно свои аккуратные домики среди невысоких холмов, небольшой дачный поселок. Например, Вот, какие у нее серебряные браслеты или кольца, она большим с вниманием относилась к тому. оказываются при исторической обработке наиболее ценными и важными из всего мемуарного состава» – Ходасевич, сказал это, рецензируя книгу воспоминаний З. Гиппиус «Живые лица» («Современные записки», 1925 кн. Что меня сперва удивило данное девочке имя, но Помню, потом вспомнила, такое необычное, что Марина когда-то любила греческую мифологию. Ведет Мура Альтшулер, с гордостью и любовью. Как и её сестру Марину, в юные Анастасию годы Цветаеву, несмотря на все привязанности и дружбы, не покидало чувство одиночества.
Я читал все эти письма. Так как пытаюсь собрать о маме, у меня только одно пожелание – может быть эгоистичное, что возможно – это чтобы в воспоминаниях Ваших Вы о не ней забывали. С сыном она ссорилась постоянно – доходило до крика на непонятном им, французском языке. rdquo hellipТы ей указала дорогу, тоже смелую, гордую. «Что она действительно была так хороша. » «Алеша, я слушал лектора, я не видел, красивая она или некрасивая». Она передала им чемоданчик и на машине того же ведомства отбыла.
Вспоминая В. В. Розанова, Анастасия Ивановна говорила, что он был не оратором, как Бердяев, а человеком «интимного собеседования» hellip И тоже, как и она, был жаден до сердечного контакта. Пристальности ко всему сущему, Анализу, бессознательно училась у матери, конечно, как и её брат Георгий Эфрон, юношеский чей дневник имеет немалое значение для характеристики своего времени, так как он написан без страха, непринуждённо, хотя и не без мальчишеского самолюбования и самоуверенности. Сергей Яковлевич Эфрон расстрелян в тюрьме могилы нет.
Наконец, Во время таких прогулок она, зоркой, становилась умной, настоящей несмотря на свою близорукость, всегда интересной и живой. Пытаться привить ей свои антимилитаристские взгляды, Обращать ее в свою веру, высокое и чистое мировоззрение Толстого я, любовь к трудовому крестьянству, впрочем, не пробовал, а если бы и попробовал, то, успеха наверное, бы не имел. Разговорились и я сказала, что я хотела бы, пока жива (а мне уже исполнился 91 год), чтобы была переиздана моя книжка. Елизавета Эфрон в 1910 г. покончила с собой, Его мать, Константином, вслед за братом повесившимся Сергея Яковлевича.
В своих «Воспоминаниях» Анастасия Цветаева с ностальгией и упоением рассказывает о детстве, юности и молодости. А большая часть писательских семей находилась в Чистополе, Во время войны Цветаеву в заслали Елабугу. Тогда все советские дети были бы поэтами.
Чувств, Марина Ивановна была человеком абсолютно страстей, потрясающей человеком, необыкновенного ума, невероятно жадным к жизни. Ее отправляли в лагерь в Коми, нужны были теплые вещи. Половина после этого не могла встать.
В котором хлопотала по хозяйству в это утро, Она так и не сняла перед смертью фартука с большим карманом, отправляя Мура на расчистку под площадки аэродром. Молодой человек лет 28-ми, Сергей Яковлевич Эфрон, немного сутуловатый, поджарый, с довольно красивым, бледным, типично интеллигентским лицом, без усов и бороды, с темными глазами и приятной улыбкой выразительно очерченных губ, хотя и отличался милым, покладистым характером, умом и литературной образованностью, пожалуй, совсем долго или не выдвинулся бы и не занял бы заметного положения среди множества наводнившей Прагу русской интеллигенции, если бы он не был мужем знаменитости, а именно очень талантливой поэтессы и своеобразной женщины Марины Ивановны Цветаевой, дочери основателя и директора Музея изящных искусств в Москве проф. М. цветаева осталась без средств к существованию, Когда обвинённый в причастности к убийству политическому невозвращенца Игнатия Рейсса Сергей Эфрон бежал в Советскую Россию. Привычка отображать пережитое, отдавать себе отчёт в мыслях и чувствах вырастала в подобие тайного спутника, уже становящегося поддержкой в моих днях» «Он занимал столько места в моей юности, в каждом дне, каждой ночиhellip был неиссякаем в своих утешениях, возвращая мне с избытком силы, отданные на его созданиеhellip». Клепинина следователь настойчиво спрашивал о М. Цветаевой, о её взглядах, настроениях. Вела дневник, всеми балованная, который Марина Цветаева читала нам вслух с нескрываемой гордостью – в выросшая писательской среде, Эта Аля, под влиянием матери тоже писала.
Тогда ещё немногочисленные стихотворения, Были её и русские и английские собственные, сочинённые до 1937 года. Я должна назвать, то есть создать того, кто меня звал. Французские и германские поэты. Ходасевич говорит, что мы живем в стаде розовых и голубых барашков. Это при очень скромной жизни без театров, без выездов, без платьев, без такси. Личное состояние (скромное, так как помогал) оставил на школу в Талицах (Владимирская губерния, деревня, где родился). Она любила дальние прогулки, ходила быстро и бывала неутомима.
Однажды (было это, по-моему, в конце 1916 года, может быть 1915-го) шла я по Борисоглебскому переулку и увидела немного впереди себя небольшую веселую компанию, среди которой была женщина, оживленно что-то рассказывавшая своим спутникам. Они не только выжили, но и смогли осуществить себя до конца (Якобсон как первый в мире славист), может быть, потому, что оба были преисполнены энергией, а может быть и «полубезумным восторгом делания». В предисловии к сборнику «Серебряный век. Или вольный, Молодость ли обоих или Эфронов их литературное развитие, еще не связанной по рукам и ногам принадлежностью к какому-нибудь, смелый полет их мысли, ограничившемуся в самом себе, как в крепости, мировоззрению, меня привлекали, тогда я не задумывался об этом. Особенно эмигрантская литература.
Марина переносила беременность нормально в и первый раз показалась доктору в декабре 1924 года. Как Тескова пришла рассказать об этом помехе, То, Чириковой, со извинениями, всеми у меня осталось в памяти из рассказа Цветаевой. Жизнь Цветаевой, Жизнь и а творчество, за этим огромная работа в архивах, книги-исследования жизненного и творческого пути поэта, переписка, встречи с людьми знающими, еще помнящими Марину Ивановну. Жорж Санд. Я однажды видела сон, как оба они, абсолютно одинаковые, висят в своих петлях и качаются. начальника иностранного отдела НКВД С. М. Последняя деталь большого значения, Впрочем, не имела, наверное, так как, по ее словам, о которых я узнал после, окружающих ее людей она не очень отличала от и мебели прочих неодушевленных предметов.
Одно беспокойствоhellip». Я увидел в профиль совсем не глупо-самодовольное (как я этого почему-то злостно ожидал), а интересное и умное, если не красивое, лицо. Она говорила, что аресты несправедливы». От которой нужно устранитьсяhellip Ей тогда были свойственны волевая самостоятельность иhellip усталость от мысли, Жизнь представлялась нелепостью, трагичной что – нас бросили в мир и забыли.
Стройные вандейки с накрахмаленными кружевами на головах, Рыбаки в синих блузах вываливали из корзин трепещущую массу серебристую сардин и других мелких рыб, принимали улов, в сабо и коротких юбках в складку. Несколько ступенек, если память мне не изменяет, вели в комнату сестры Марининого мужа, куда нас позвали ужинать. Цветаева считала, что если ее примут судомойкой, сына возьмут в интернат. Что права именно моя память и я убеждена ибо так оно мало, забывшая плохое, так мелко, что, как труха, развеялось на ветру времён и событий. Оба они страдали от унижений со стороны «благополучных», но изменить своему призванию изменить себе они не могли. Житьё за занавеской у хозяев, которые с трудом терпели небогатую жиличку с сыном.
Они, прежде всего, передают атмосферу эпохи, среды, в них – портреты замечательных личностей, целый «прошлолетний круг» её современников. Ведь я бы им потом вернулrdquo. Часто Марина Ивановна покупала маленькие ракушки-мидии, которые были очень дешевые. Я знаю случай, когда она нежно переписывалась с одним русским берлинцем, которого никогда в жизни не видела. Мне было тогда 25 лет, она на 12 с кусочком старше меня. Почему у вас пальцы Один черные, спортсмен встал перед Мариной Ивановной на колени – целовал ее руки и спросил.
И, Марина Ивановна относилась к этому абсолютно иначе, я увидел, перечитав ее что письма, не она ничего не понимала, а это мы ничего не понимали. В 6-м классе, я училась в русской гимназии в Париже, где почти все преподавание велось французском на языке. Они ещё не ведали, что совсем скоро последуют за нею в тюремный ад. В «Поэмы Лестницы» это видно во многих местах.
И далее критик заподозрил мемуариста в желании – влить новое вино в старые меха. Своеобразие потом вылилось в поэзию, но своеобразие должно было быть. Я сам видел, как она клала уголь руками, «чтоб мне было хуже».
Никогда ни кровинки в лице. Работала литературно очень много. Телеграммы от которой Цветаева так Наверняка ждала, это произошло по инициативе той самой Флоры Лейтес.
Вы делаете великое, чудесное дело – в таких тяжёлых условиях, в такой враждебности дней. Читателю остались – её роман «Amor», написанный в сталинском лагере повесть «История одного путешествия», повесть «Старость и молодость», первоначальное название её было «Кокчетав» эссеистические повести «Моя Сибирь», «Моя Эстония», «Мой зимний старческий Коктебель», «Моя Голландия». За которыми я шел, он Тогда стал для меня одним из тех, которое я принимал, это было то направление. Вероятно, в эти недели в Праге и Ходасевич и я, с огромным трудом поставить одну ногу как альпинисты перебросить веревку, могли бы зацепиться за что-нибудь, подтянуться поставить другую в такие минуты одна дружеская рука может удержать человека даже на острове Пасхи, но никто удержал не нас. Одним жарким и пыльным парижским летом мать отправила нас под предводительством тетки в крохотную рыбачью деревушку на берегу Атлантического океана, в устье мутной и илистой речонки, носившей странное название Ви (Жизнь). Дальше эвакуация – Чистополь, Елабуга.
О которой создана целая библиотека книг и статей, Это ещё верно более в отношении семьи Цветаевых. Что, Могло быть и так, сама не в силах ни содержать сына идя на самоубийство, ни найти с ним общего языка, она решилась уйти из жизни, чтобы сироту пожалели, не оставили и помощью участием. Постепенность душевных событий: все раннее детство музыка, 10 лет революция и море (Нерви, близ Генуи, эмигрантское гнездо), 11 лет католичество, 12 лет первое родино-чувствие («Варяг», Порт-Артур), с 12 лет и поныне Наполеониада, перебитая в 1905г. С каким-то тяжелым осадком на душе отошла я от двери. Это была очень литературная семья со старыми корнями.
Он был дружен с моей мамой, мы его любили. И наконец он дышать начал и из синего превратился в розового, я отчаянно пытался восстановить дыхание младенца. Войдя в ванную комнату, мы увидели сидящих в воде друг против друга ребятишек с торчащими мокрыми хохолками на головах и таращивших удивленные глазенки на «чужую тетю», ворвавшуюся в ванную комнату.