Они танцевали с проститутками и при помощи ножа или пистолета в темных соседних уличках – район «Мулен» пользовался дурной славой – сводили счеты друг с другом. Карандашом, обуглившейся спичкой в записной книжке, на клочке бумаги, на чем попало, он одной линией передавал контур фигуры, головы, не переставая рисовать, пил, продолжая пить, рисовал и все время не спускал глаз с людей, которые толпились в зале, смотрел на вызывающие жесты женщин, на налитые кровью лица мужчин и от его взора не ускользало ни их перемигивание, ни возникавшие на его глазах романы, ни заключавшиеся здесь же сделки, ни мимика лиц, ни циничные позы танцующих. Тулуз-лотрек был приятным собеседником, часто прибегал к говоря самоиронии, о своём недуге – а, Свой маленький рост художник компенсировал потрясающим чувством юмора. Эдмон Эзе и доктор Луи Шуке, Франсис Журден, охотно поделились со мной своими воспоминаниями о Лотреке и его некоторых друзьях, зять Адольфа Альбера. И вообще Лотрека не очень тянуло к поэзии, к литературе, к писательским дискуссиям, к тому, что главным образом и привлекало в «Ша-Нуар» большинство посетителей.
Рисовал и пил. Ничто не ускользало от него, все останавливало его внимание, все интересовало. Он никогда не обманывался. Но разве такое же шумное оживление – единственное, с точки зрения Лотрека, очарование «Ша-Нуар» – не царило во многих других заведениях Монмартра. И не обольщал себя напрасной надеждой.
Мсье и мадам Экстеенс дали мне интересные о сведения Гюставе Пелле и других близких художнику людях. Впрочем, «Мулен-де-ла-Галетт» тоже не вызывал у Лотрека особого восторга. Выражаю всем им свою искреннюю признательность. Смотреть. Он великодушно предоставил в мое распоряжение записи своих бесед со свидетелями жизни Лотрека, Роменом Коолюсом, в частности с Авриль, Джейн Дега, Максимом Детома, Альфредом Эдвардсом, Феликсом Фенеоном, Фоти, мадам Айрем, Шарлем-Эдуаром Люка, Л. -О – которые он вел в течение многих лет, Немалую помощь оказал мне Серей д'Эрвиль (Сильвен Бонмариаж).
Как он парился в затхлых Вот кабачках, уже тридцать пять лет, отчего лицо его напоминало кусок вываренного мяса. Бывший гвардейский музыкант, толстый, жизнерадостный, апоплексического сложения, дирижер Луи Дюфур, который, тяжело дыша, обливаясь потом, неистовствовал на своем помосте исступленно размахивая палочкой, поощряя жестами, взглядами, всем своим телом сидящих перед ним сорок музыкантов и танцующие пары. Но уже как бы положении на вольнослушателя, //-- --// Лотрек продолжал посещать мастерскую Кормона. Что вся жизнь Лотрека прошла на людях и потому известна, первый На взгляд может показаться, но это впечатление обманчиво. Лучше, За нарочито беспечным весельем он, Монмартра угадывал горькие слезы, чем кто-либо другой.
С превосходным чувством ритма, Не зная усталости, он заставлял свою партнершу подчиняться малейшему его движению. Тоже родственник Лотрека, Робер де Монкабрие, был настолько любезен, к тому одно же время считавшийся его учеником, что письменно подробно ответил на мои вопросы. Трудно найти человека, Пожалуй, который бы так предельно ясно осознавал участь свою и относился к ней так трезво. Свойственной народным танцулькам, – простоволосые женщины шаркали по полу комнатными туфлями, Здесь царила атмосфера непринужденности, пристежные воротнички и галстуки, а мужчины от снимали жары пиджаки. (так его называл Вийетт), в котором проскальзывала самоуверенность, его лакейство, пронизанное самодовольством преуспевающего торговца лимонадом («Я плюю в пиво хамов, которые пренебрежительным тоном заказывают его мне»), его шарлатанство, его алчность, его выспренние речи, за которыми скрывалась скаредная душонка (ходили слухи, что Сали даже присваивал забытые у него зонтики), – все это вызывало у Лотрека глухое раздражение.
Высокий, худой, поразительно гибкий, с непомерно длинными ногами и руками (он славился во всех танцевальных заведениях Второй империи – в «Эрмитаж», «Тур Сольферино», «Рен-Бланш», «Шато-Руж»), провозглашенный королем вальса, которого в «Тиволи-Воксхолле» торжественно несли на руках в присутствии трех тысяч зрителей. Но и без жесткости, За вечер много Лотрек раз брался за карандаш и без нежности, с ледяной точностью, с иронией, с откровенностью человека, которому нечего себя обманывать, нечего терять, он спокойно подводил итог своим неудачам, делая наброски всего, что он видел. Его пленяло это людское дно.
Он делает ее внешние черты менее резкими, Для того чтобы все внимание зрителя было сконцентрировано на внутреннем мире его модели использует абстрактный фон, расплывчатыми, а в более поздних картинах - пейзаж или некоторые предметы быта обстановки и раскрывающие истинную сущность своих персонажей. Давным-давно убедившись, что его присутствие бесполезно, комиссар с грустью и унынием поглядывал на взлетающие юбки и стоило ему повернуться спиной к девицам, как они, воспользовавшись этим, задирали свои ножки в черных ажурных чулках, на которых красовались нежного цвета подвязки, немножко повыше Девчонки из предместий, которые приходили сюда познакомиться с развратом («Мама, нас задержали в мастерской»), сутенеры в поиске добычи Валентин Бескостный, маэстро, который днем торговал вином на улице Кокийер, а по вечерам танцевал в первой паре кадриль, знаменитый Валентин Бескостный. Возбужденный, он смотрел и рисовал. Которые, Танцовщицы, вспенивали свои воздушные нижние юбки и иногда, дрыгая ногами, перед тем как распластаться паркете на в шпагате, ловким и легким ударом ноги сбивали головной убор у кого-нибудь из зрителей. Да, все интересовало Лотрека.
Мишель-Анж Бернар разрешил мне пользоваться архивом его отца, Эмиля Бернара. Она же рассказала мне о художнике, показала замок Боск. Он упорно возвращался сюда, дно навсегда завладело им. Яркий искусственный свет Монмартра чаще всего искажал облик Лотрека. Насколько иначе все было в «Элизе-Монмартр», где профессиональные танцовщицы под горящими взглядами мужчин высоко вскидывали ноги.
Под оглушительные звуки порывистой музыки менялись фигуры кадрили, При свете газовых рожков, в вихре танца взлетали юбки и на мгновение мелькало розовое пятно – обнаженного кусочек тела. Детстве и юности мне дала ценные сведения его родственница – мадемуазель Мэри Тапье де Селейран, семье о художника, чьи труды не имеют себе равных. Которая досталась на его долю, Здесь он играл страстно ту единственную роль, роль наблюдателя. В том числе и в «Элизе-Монмартр», Вместе со своими друзьями Лотрек ходил в танцевальные залы, на той же стороне Рошешуар, бульвара который находился по соседству с «Ша-Нуар», в доме номер 80 (именно в «Элизе-Монмартр» возродился эксцентричный танец, бывший в моде в 30-х годах именуемый теперь – под влиянием Золя – «натуралистической кадрилью») или же забирался в верхнюю часть улицы Лепик – как доставалось его бедным ногам. В этом храме движения, Здесь, что волновало исстрадавшуюся его душу, было сосредоточено все. Дешевую комедию, Во всем этом он видел что снобизм, она была так тщательно подготовлена заранее, тем более неприятную. Его глаза художника с наслаждением (что можно было бы принять за извращенность, если бы по отношению к себе самому он не был так же беспощаден) и с глубоким пониманием всматривались в посеревшее лицо с темными кругами под глазами, синеватую тень, которая смягчает сгиб руки у локтя, лихорадочный блеск больших, грубо подведенных глаз, зеленоватый тон щеки.
Вместе со своими друзьями Лотрек ходил в танцевальные залы, в том числе и в «Элизе-Монмартр», который находился по соседству с «Ша-Нуар», на той же стороне бульвара Рошешуар, в доме номер 80 (именно в «Элизе-Монмартр» возродился эксцентричный танец, бывший в моде в 30-х годах именуемый теперь – под влиянием Золя – «натуралистической кадрилью») или же забирался в верхнюю часть улицы Лепик – как доставалось его бедным ногам. И, наконец, я должен принести свою глубокую благодарность мадам дю Феррон-Анкетен, невестке Луи Анкетена, профессору Анри Мондору и профессору Логру, докторам Семеленю-сыну, Пьеру Валлери-Радо, Р. Шантемессу, Шарлю Лорану, Андре Девешу, Морису Ламбийотту, Арману Готу и Люсьену Ноэлю, которые помогли мне обогатить собранный мною материал и уточнить ряд фактов. Он сидел за столиком, смотрел, пил вино и делал наброски. Мэр Виллье-сюр-Морен, Эмиль Потье, связанные с пребыванием Лотрека в этом помог местечке, мне восстановить многие детали. Ранние работы художника, на которых изображены в основном его близкие друзья и родственники (Графиня Тулу-Лотрек за завтраком в Мальроме, 1883 Графиня Адель де Тулуз-Лотрек, 1887 – обе в Музее Тулуз-Лотрека, Альби), написаны с использованием импрессионистической техники, но стремление мастера максимально правдиво иногда даже беспощадно, передать индивидуальную характеристику каждой своей модели говорит о принципиально новом понимании им образа человека (Молодая женщина, сидящая за столом, 1889, Собрание Ван Гога, Ларен Прачка, 1889, Собрание Дортю, Париж).
– и шел в «Мулен-де-ла-Галетт» выпить там горячего вина с корицей и гвоздикой – фирменный напиток кабачка. Лотрек ни на минуту не забывал о своей трагедии, но скрывал это, боясь вызвать жалость. Доктор Гастон Леви рассказал мне о болезни Лотрека, предопределившей его судьбу. Смотреть. Зато по понедельникам, вечерами, «Мулен» наводняли всякие подозрительные личности, хулиганы, сутенеры, бездельники.
Немалую помощь оказал мне Серей д'Эрвиль (Сильвен Бонмариаж): он великодушно предоставил в мое распоряжение записи своих бесед со свидетелями жизни Лотрека, которые он вел в течение многих лет, в частности с Джейн Авриль, Роменом Коолюсом, Дега, Максимом Детома, Альфредом Эдвардсом, Феликсом Фенеоном, Фоти, мадам Айрем, Шарлем-Эдуаром Люка, Л. -О. Здесь Лотрек сталкивался с животной, ничем не прикрытой человеческой натурой и в зале не было другого такого страстного наблюдателя, как он. Танцевал он, полузакрыв глаза, его цилиндр был чуть надвинут на лоб, костлявое и мрачное лицо выражало полную невозмутимость, «голову он держал прямо, тонкая, длинная шея оставалась неподвижной и только кадык, казалось, выдавал какие-то чувства». Ни в ком и ни в чем. Музыканты, захваченные безумием танца, притоптывающие на эстраде. Он фактически отказался признавать современную живопись и обратился к классицизму, Таким образом, что вызвало большинства негодование художников и негативную реакцию арт-критиков. В этих женщинах и мужчинах, на лица которых наложили свой отпечаток разврат и пороки, он видел отражение своей собственной жизни исковерканной жизни.
Отказ от техники рисования маслом, отсутствием знаний в области анатомии и недопониманием основных принципов техники самой масляной живописи, объяснялся недостатком таланта – по его словам, Луи Анкетен думал иначе. Служащей в инспекции психиатрических больниц, Исследования мадам Дюшмен, Марсель многое добавили к собранному мною материалу о пребывании Лотрека в лечебнице доктора Семеленя в Нейи. Мсье Роми допустил меня к своей редчайшей документов коллекции и указал нужные источники информации. Помощник хранителя Кабинета эстампов, Жан Адемар, с большой готовностью предложил мне свою помощь, труды которого являются ценным вкладом в литературу о Лотреке, равно и как мадам Тюлар, заведующая архивом префектуры полиции. во второй она представлена в привычной для себя обстановке, отражающей ее повседневные занятия, профессию или привычки (Гостиная в Шато де Мальроме, 1886-1887 Дезире Дио (Чтение газеты в саду), 1890 – обе в музее Тулуз-Лотрека, Альби Портрет Мадам де Гортцикофф, 1893, частная коллекция). Если бы целый ряд лиц, Работа над книгой была бы для меня непосильной, не пришли мне на помощь, в той или степени иной имевших отношение к художнику. Парочки, обнявшись, в беспорядке топтались, наслаждаясь танцем.
Его жизнь была короткой и драматичной. Комиссар полиции нравов Кутла дю Роше, прозванный «Папаша Целомудрие», в обязанности которого было вменено следить, чтобы танцовщицы все же не преступали определенные рамки приличия. И над всем этим гремел голос кассира: «Гоните монету. » За вальс платили по два су, за кадриль – четыре. По воскресеньям этот сарай, пыльный и темный, хотя в нем и прорубили окна, заполняли приказчики из галантерейных лавок, девушки на побегушках, прачки, мелкие лавочники, нищие, ремесленники, работницы из квартала Батиньоль, которые приходили сюда под охраной своих мамаш, девчонки, удравшие из отчего дома, предварительно при помощи оливкового масла приклеив себе на лоб вызывающий завиток волос (этих девчонок «ждали их возлюбленные на углу тупика Жирардон»), жилетницы, разные кустари, бледнолицые служащие, которые радостно и чинно танцевали под трубные звуки музыки вальсы и польки или же благопристойную кадриль «посемейному». Он прохаживался по залу в своем черном Заложив фраке, руки за спину, со стальной цепочкой часов на животе. Полностью восстановить его биографию, Благодаря им мне удалось раскрыть многие дотоле неизвестные факты из жизни Лотрека, уточнить некоторые иногда очень важные подробности и глубоко проникнуть в душу моего героя. И многие, Обиженный судьбой калека был истинным аристократом духа, даже самые ему близкие люди не всегда догадывались о его мучительной ране. Наблюдателя.
Кто полагает, Глубоко ошибаются те, чтобы понять Лотрека, что достаточно мысленно себе представить феерическую атмосферу Монмартра того времени. Монмартр для него был не только декорацией, на ее фоне он умел видеть людей в их обнаженной сути. В котором проскальзывала самоуверенность, (так его называл Вийетт), пронизанное самодовольством преуспевающего торговца лимонадом («Я плюю в пиво хамов, которые пренебрежительным тоном заказывают его мне»), его лакейство, его шарлатанство, его алчность, его выспренние за речи, которыми скрывалась скаредная душонка (ходили слухи, что Сали даже присваивал забытые у него зонтики), – все это вызывало у Лотрека глухое раздражение. Возбужденной, Вот в этой лихорадочной, накаленной атмосфере дышалось Лотреку легко и радостно.
Ракеном, Амбруазом Волларом и другими. Всем своим существом он погружался в эти игры танца и любви, доходящее Нет, до пароксизма эротическое возбуждение, в чувственное и нервы у него напрягались до предела. ).
Поскольку техника рисования маслом вышла из моды и считалась слишком примитивной, к этому времени большинство художников перешли уже на технику рисования пастелью. Но у Лотрека не вызывали восторга ни воскресные посетители «Мулена», ни тот сброд, который собирался там по понедельникам.