Книга Семена Афанасьевича Чуйкова "Образы Индии" не является простым описанием поездки в Индию, совершенной в 1952 году, когда художник был в составе делегации с выставкой советского изобразительного искусства. В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Чуйков. Семен ЧуйковСемен Чуйков. Семен ЧуйковСемен Чуйков.
Чуйков семен афанасьевич Большой Энциклопедический словарь ЧУЙКОВ Семен Афанасьевич (1902-80) российский живописец, народный художник. Семен Афанасьевич Чуйков принимал активное участие в становлении изобразительного искусства Киргизии. 1945. имя при рождении:Семен Афанасьевич ЧуйковДата рождения:30 октября 1902Место рождения:Пишпек, .
Публикуется по книге: Семен Чуйков: Документальная повесть. Семен Афанасьевич Чуйков, родившийся и выросший у подножия Ала-Тоо, создал чудесный живописный мир, наполненный удивительными красками природы Киргизии и образами жителей этого необычного края. Чуйков Семен Афанасьевич ЧУЙКОВ Семен Афанасьевич ЧУЙКОВ Семен Афанасьевич (1902-80) – российский живописец, народный художник СССР (1963), .
И не я тому зачинщик. Неудивительно, что репродукции картин Чуйкова постоянно печатались в таких популярных изданиях, как «Огонек», «Юность», «Работница», «Искусство», «Художник», «Творчество», «Советский экран», «Вокруг света», а также в «Литературной газете», в «Советской культуре», в «Комсомольской правде» и в других газетах, начало чему положили статья Я. Тугенхольда «Искусство народов СССР» («Печать и революция», 1927 г., 8), корреспонденция Н. Чекменева «Семен Чуйков», в которой это имя впервые появляется на страницах кыргызстанской прессы («Советская Киргизия», 1929 г., 15 августа), репортаж А. Эфроса «По художественным выставкам» («Прожектор», 1929 г., 22). Да еще и кое-как. Художник знал, чем это кончится и все же позвонил. О тех, Издательство ЖЗЛК продолжает выпуск серии книг о людях замечательных Кыргызстана, кто своей судьбой явил образец достойного служения Отечеству, кто внес ощутимый вклад в историю страны.
Учился в Ташкентской художественной школе (1920-1921). А Чуйков внимательно рассмотрел портрет, сказал просто: «Портрет хороший». Феерических красок его гималайских мистерий, Нет Николая Рериха, монгольских юрт тибетских и монастырей. А зимой Чуйков во Фрунзе не приезжал и, Но дело было зимой, не мог сам вести корректуру цветных, значит, да и черно-белых вклеек, что он обязательно и самым тщательным образом проделывал в о Москве, чем, в частности, тоже шла речь в моей рукописи.
Однако познание Чуйкова в процессе работы над фильмом не оставило места для домыслов об официальном ангажировании и об оглядке живописца политическую на коньюнктуру. Это не для него. Из которого женщина утоляет жажду, Прекрасно выписанный кувшин с водой играет свою определенную роль в внутреннего раскрытии содержания картины. И документальная короткометражка «Художник Семен Чуйков», снятая юным ассистентом оператора, но тем не менее настроенная на эстетику и нравственность киргизских, а затем и индийских полотен замечательного живописца и уроженца земли Ала-Тоо, через четверть века обернулась философскими и гуманистическими высотами фильмов «Джавахарлал Неру» и «Индира Ганди». В картине «Утро» (1947 г. ) – вновь монументальная фигура женщины с ребенком в платье теплого розового цвета, контрастном холодному небу. А утром – отец ничего не помнил.
Советский художник. Как он тогда заразительно смеялся, приглашающе поглядывая на местных экзархов, как вытирал слезы, как примирительно взмахивал платком, дескать, ну хватит, ну потешил, а потом вдруг появился на третьем этаже кафе «Сон-Куль», где Джамбул и прочие молодые за кружкой пива продолжали витийствовать на вечные не только для художников вопросы образца «ты за кого. », «За третий интернационал или за второй. », «За красных или за белых. », «За Малевича или за Шишкина. » Подошел, подсел, ничуть не тяготясь дистанцией возраста и положения. И он тут же невольно ощетинивался и его ответы были такими же щетинистыми и непримиримыми. Так как вокруг солнце – источник света и самой жизни на земле.
И как лучший посылался ученик в Бухару или Самарканд на ежегодно проводившиеся там состязания лучших чтецов Корана, Отец когда-то учился в знаменитой андижанской медресе. Бабушка говорила на украинском. С аппаратом, слайдами и даже небольшим экраном. И в других местах и так у вас было множество раз, выдав Италии целую порцию восторженных эпитетов и тут, вы начинаете говорить том, о что никакие красоты, никакие сокровища не могут заменить то, что есть родное.
Даже теснит картины. Многие окатыши были в известняковой, глинистой, охряной «рубашке», но где накипь отслаивалась и обнажался чистый бочок, – там блестела благородная шпинель, завораживали своими сферами агаты, ярко пылали неправдоподобно чистой чернотой морионы и турмалины. Массивный серебряный браслет на запястье, подчеркнуто простой и грубый. Углубленная проработка и изучение темы, строгий учет функций каждой части здания и каждой вещи, знание и учет психологии, профессиональных особенностей, культурного уровня и интересов общественной группы – потребителя, а также математический расчет при оперировании масштабами и композиционная, пространственная и цветовая увязка живописного холста со средой и всей серии, оформляющей данный архитектурный кусок, внутри себя – все это очень быстро выбьет из головы легенды «Латинского квартала» и заставит всерьез и надолго заинтересоваться и литературой и многими науками, в первую очередь общественными. Я бы предпочел для единственной цветной репродукции этого издания что-нибудь более значимое, более выразительное, как это делали московские издательства «Искусство», Академии художеств СССР и Третьяковской галереи, представляя живопись Семена Афанасьевича Чуйкова наиболее громко прозвучавшими работами. Еще бы.
Когда всякие надежды были уже утрачены и только за несколько до дней отъезда, вернее, во время посещения одного художественного колледжа он увидел это лицо, нужное ему выражение, которое уже давно, оказывается, жило в его воображении. Прятались у соседей, по садам, в огородах. Весь первый план – плоская глинобитная крыша с верхней ступенькой приставленной к ней лестницы, посредине – полосатый домотканный палас.
Мне кажется, что та густая тень, которую отбрасывала в искусстве, да и просто за домашним столом такая могучая личность, как Семен Афанасьевич Чуйков, Евгению Алексеевну несколько тяготила. Дело было осенью, цветов никаких, конечно, не было, но по краям проселка вставали непроходимые заросли высохшего за долгое лето татарника. Кстати, ему приходится заниматься «размещением заказов», почему, собственно, он и побеспокоил многоуважаемого Семена Афанасьевича. Затем я получил предложение составить компанию в поездке на этюды, в частности, на речку Кашка-Суу, где и расположено его «самое любимое местечко». Передавая состояние предмета в пленэре, Она усиливается голубоватыми рефлексами на освещенных частях фигуры и создает сложную живописную структуру, локальную меняя окраску на сложную живописную ткань. Чуйкова.
Зная технические возможности местных типографий, согласовав И, этот деликатный вопрос с Чуйковым – как же так, решили не давать цветных репродукций, книжка о живописи и без цвета. Исследователи пишут о «киргизском Кузнецове», о задачах, которые «стояли перед ним в Киргизии». Это посреди-то города. В голову не приходило.
Оказывается, это редкий дым и вы его почти забыли, но теперь вдруг вспомнили. Ведь речь идет не о том, чтобы постичь ремесло изображения натуры – тут все благополучно, вплоть до профессионального, у лучших педагогов, образования и проблемы «как сказать» не должно, по всей видимости, существовать. Он учил молодежь не только рисунку и композиции, он воспитывал художника. «Что сказать» – вот художническая доминанта, с какого бы боку к этому извечному спору ни подходить. Когда у Чуйковых были их старые друзья – его давний биограф Дмитрий Владимирович с Сарабьянов женой, я почувствовал это на одном из вечерних чаепитий.
На их загорелых ногах, босых и закатный багрянец на лицах и выгоревшей одежонке детей и растворившиеся в ней предгорья и подсвеченная этим багрянцем палевая дымка и небо, высокое, постепенно, сквозь неясные разводья, переходящее к зениту в остывающую прозелень и синеву. Новая цель – монументальная картина (или серия картин), насыщенная социальными идеями, которая, активно воздействуя, формирует сознание зрителя в плане идеологии пролетариата, определяет и новые изобразительные средства (форму). Чуйков родился в Пишпеке (ныне Бишкек, Киргизия). Надо было сразу обратиться ко мне. Не могли только посоветовать – каким образом. Когда взрывы хохота поутихли, он внимательно посмотрел в зал, откашлялся извинился за оговорку и сказал: «Я повторяю, не надо огально охуивать молодежь».
Постучались к Подхапову. Пыльная мешковина, Обычная, от которой холодом несло и затхлым духом запущенного помещения. Поясняя, Тут вы начинаете размышлять о дыме и, а широкий смысл, что Грибоедов вкладывает в это понятие не буквальный, начинаете все-таки рассуждать о дымах конкретных и, в частности, о дыме горящего камыша. Нисколько. Не получилось и через два, Но на следующий день не удалось, все что-нибудь мешало и через три дня, хотя днем художник мог сколько угодно любоваться натурой, своей которая днем, в дневном режиме освещения, была ему абсолютно не нужна. Очень деловой товарищ.
Сам не думая об этом, Не вот таким образом ли он, под небом которой смог увидеть не слащавые миражи, невольно настроился на чуйковскую волну восприятия этой полуденной страны, так сказать индийской экзотики, а ту тот Азию, Восток, где родился и вырос сам. Что увидел, о том, дает представление выдающегося кинорежиссера А. П, а затем отобразил в произведениях своих художник. И что за радость была услышать скрип открываемых ворот, с поля он приезжал к вечеру, увидеть расторопную, смиренное пофыркивание усталой лошади, шуструю фигуру, рыжеватую бороденку, а на брички дне – то сноп благоухающего клевера, то плетенку пупырчатых огурцов, еще хранящих тепло земли. В такой стилистике он и работал. Самая высокая часть Киргизского хребта, На небольшой картонке размером 26х34 была изображена срединная, расположенная междуречье в Аламедина – Ала-Арчи. Малеиной поступает во ВХУТЕМАС на живописный факультет в мастерскую Р. Фалька. И теперь протекающий по нынешнему бульвару Эркиндик, Тот же арык, в котором ничего не стоило за полчаса какие-нибудь наловить ведро крупной рыбы. Только тогда сообразил дать деру.
Он разглядывал потрепанный край занавеса со следами осыпавшейся краски, отогнул угол. Подразумевалось, Наверное, а кто этого не понимает без слов, что это и без слов понятно то всем, это тем более не объяснить ему на словах. В Чуйкове поражало все.
Портреты, Им созданы значительные исторические и жанровые «Охотник с беркутом» композиции, (1938), пейзажи – «Киргизское восстание против царизма в 1916 году» (1936), «Портрет Калыка Акиева» (1939), «Токтогул среди народа» (1939-1941), «Осенний джайлоо» (1945), «Дочь Советской Киргизии» (1948), «Прикосновение к вечности» (1974). Да такого, что колючек не почувствовал, хотя минуту назад они не давали ступить и шагу. Белые подушки в изголовье. В картинах зрелого мастера – раздумья, многоплановость, философия жизни, любовь к детям и восхищение (. ) окружающим миром, красотой природы.
Все то, что привлекает тысячные толпы туристов и отдыхающих, он видел, знает. Другие говорят, что, дескать, события и образы революции еще слишком новы и слишком близки для охвата, что они, дескать, еще «не отстоялись». Что они – одной крови, Вот когда Джамбул понял, а живописцем дано быть не каждому художнику, они художники, как не живописцу каждому дано быть художником в общепринятом значении этого слова. Конечно, министра не было. Станковая живопись должна как-то внутренне переродиться, т. е.
Да и на родине, во Фрунзе, никто его особенно не ждал. При самом беглом прочтении таких книг Чуйкова, как «Записки художника», «Образы Индии», «Итальянский дневник», невольно обращаешь внимание на то обстоятельство, что весьма существенная часть работы над картиной приходится у него на этюды, хотя многие художники, считающие себя современными, этот подготовительный этап считают глубоким анахронизмом. Если только это действительно возможно – помочь стать художником. Красное, в желтых цветах одеяло. Уважаемые депутаты. Так и не найдешь, Те же начинавшиеся прямо за мазанкой деда непроходимые заросли джерганака теленок – убежит. Как вспоминает художник Давид Флекман, однажды С. А.
Мекка русской культуры на переломе ХIХ и ХХ веков. Слово «цивилизация» он произносил иронически, с подковыркой. Правда, есть какая-то древняя на вид икона. Да и все у них в доме говорили по-киргизски, а Васька, младший сын деда и значит, приходившийся Семену дядей, так тот и русский стал забывать – все дни пропадал «в киргизах». А в центре этой нехитрой композиции – мальчишка с курджуном через плечо. Как любил изображать все самое земное и обыденное, Чуйков любил изображать эти простые единички из но чего состоит мир.
Причем тень на платье доходит до горячих коричнево-красных тонов, лепит плотную форму. По которому надо будет начальнику позвонить управления коневодства, Секретарша передала телефон и все сделает, он в курсе. Это резкий тычок, Да это и прикосновение, не набухшее от вобранной с палитры краски, от которого острие кисти, превращается в шпатель, щедро намазывающий масло на загрунтованный картон. Левитана и братьев Коровиных, Здесь все граничит с именами Репина и Сурикова, Станиславским, с Ермоловой, Шаляпиным, Антокольским, Поленовым. Парадокс. И однажды в Союзе художников при обсуждении годовой выставки его вдруг прорвало и он совсем в духе азартных и не признающих никаких авторитетов яростных споров на творческой базе на озере Сенеж вдруг обрушился на «касту неприкасаемых», то есть на так называемых ведущих мастеров кисти, в адрес которых местные искусствоведы позволяли себе лишь почтительное поглаживание по шерстке, но уж никак не против.
Впереди – рослая девочка с охапкой свеженарванной травы в руках, сзади, обхватив сестренку обеими руками, примостился мальчишечка в заломленном на затылок картузе – что в киргизских селах можно видеть чуть ли не на каждом шагу – летний вечер и на обложке – нечто ну самое такое заурядное, а переднем на плане – охряное от предзакатного света поле пшеницы, гаснущие в вечерней дымке дальние предгорья, сквозь волны которого размеренно плывет белая неказистая лошадь, привычно несущая на своей спине двух сельских ребятишек. Так не видит ли он по-верещагински киргизские юрты. Пионер, Только эти Адыгине, едва проступающим сквозь марево жаркое любимой с детства Байтикской долины миражом прохлады и высоты, Комсомолец выступали у него отдаленным, контрапунктом неба над желто-зелеными коврами полей картины «Хлеба созрели» над пыльной, щебнистой дорогой Чон-Арыка в картине «Шоссе в горах» над широкой галечниковой поймой Ала-Арчи полотен «У подножья Тянь-Шаня» и «Киргизский хребет». Задешево. Сурикова, Красноярск, ГМИ РК им. Даже самые чуткие и серьезные, Множество искусствоведов и журналистов и все как один, вновь и в вновь, одни и те же очки не без умиления рассматривали одну и ту же пожизненную пастораль киргизского подвижничества С. Чуйкова, а через нее – и открытия материка индийского материала.
Академик может позволить себе такое удовольствие – каждое лето тратиться на чуть дорогу ли не через всю страну, Конечно, но ведь он не всегда был академиком. И очень кстати была рассказанная как-то отцовская байка о большой чалме. Одни спрашивали так по бездумию и душевной глухоте. Тяжелые бусы из подобранного когда-то на черноморском берегу сердолика. Пушкина и задумал изобразить великого русского поэта в цыганском таборе.
В поисках этого «монументального» метода (а они начались в последнее время среди молодежи) могут быть опасные тенденции вульгаризации его и мы уже сейчас можем их заметить. Не полуденное марево, Это не излюбленный художником вечер с его меркнущей дымкой и багряным на заревом платках снегов и на гранях скал, а та предвечерняя, не утренняя светоносная свежесть, предосенняя пора, когда все устоялось и отстоялось и исходит своим собственным свечением, холодноватым и ясным. Но он вернулся. Его неумелость, неуклюжесть, его бесхитростная вера в то, что мир прекрасен. Сюиту продолжает полотно «Колхозная страда» (1949 г. ).
Когда шум речки Ала-Арча подчеркивал свежесть и тишину горной природы, тихие Эти вечера, не забудутся никогдаВ работе и звездное небо осеняло нас, в творчестве находил забвение и утешение. Здесь Серов написал свою знаменитую «Девочку с персиками», здесь были задуманы «Видения отроку Варфоломею» Нестерова и серия картин-сказок Виктора Васнецова. hellipВскоре он вовсе перестал заниматься такими упражнениями, а в блокноте все чаще стали появляться наброски то гор, виднеющихся из окон дома, то проселочной дороги к архиерейской даче, по которой из города можно было попасть к горам, то скудно одетых казахов, везущих по этой дороге на базар вязанки хвороста или курая. Какую именно девушку он ищет, Принимавшие Чуйкова индийские друзья не раз допытывались, но он не мог бы и ответить самому себе. Я и сам нисколько не сомневался, что Да говорить, в том, например, что Семен Афанасьевич в совершенстве знает киргизский язык.
Фаворского. А потом та же проблема встала и перед младшим Чуйковым – Василием. Даже скромнейший Борис Николаевич Яковлев, верхний «сосед» Чуйкова по списку лауреатов Сталинской премии второй степени 1948 года и благожелательный рецензент чуйковской картины «Ночевала тучка золотая», написал свою «Красную площадь зимой» стылой, почти безлюдной, в пастельных, неброских тонах, такую не похожую на шумную, цветастую, всегда заполненную войсками и демонстрантами Красную площадь Константина Юона. Один пейзаж у Евгении Алексеевны так и называется – «Лето», где подсолнух, величественный, как генерал, на первом плане, а стога свежей соломы и людские фигурки – поодаль. На суперобложке изданного в Москве альбома «Молодые художники 70-х годов» среди многочисленных и очень разных молодых лиц, озаренных верой в свое призвание, портрета Чуйкова, понятно, нет. На первой послевоенной выставке в Москве у этой картины долго стояли и «слушали» тишину люди в военном и штатском.
Печальной отрешенности «мирискуснических», «голуборозовских» степей и столь же отрешенных от всего земного их обитателей – номадов. Здесь глубина и верность передачи впечатления первого от страны свидетельствуют о большой зрелости и мощи таланта Чуйкова». Тем умнее правительство в Предоставленный глазах самому себе, Чем тупее школьная программа, он нередко исчезал из дома.
Что язык он и я немало был удивлен однажды его признанием, почти не знает, к сожалению, знает какие-то разрозненные слова и потому только понимает, о чем речь. С захлестами типографской краски по неровным краям, к тому же репродукция обрезана была небрежно. Но для меня со временем этот безымянный этюд все больше и больше становился своеобразным кодовым ключом ко всему творчеству художника в противовес, возможно, самым известным его полотнам, где свободу восприятия самой живописи начинают «давить» сюжетные или какие-то еще умозрительные наслоения. Да-да именно оно.
В одной из поездок на Кашка-Суу я видел, как она собирала себе в Москву букет. Костя с детства был о наслышан знаменитом соседе, Конечно, мастерская которого, живом лауреате Сталинской и Джавахарлала Неру премий, куда художник каждое лето приезжал из самой Москвы, действительно, была рядом, на улице Южной, в квартале от улицы Боконбаева, где жил Костя. Вот один из них. Скорей всего, а выражение ее лицаhellip Нет, не изумление, это не восторженность, она глядит на утро, на землю своего аила с какой-то своей, особенной высоты и видит потому не только это прекрасное мгновение рождающегося дня, но и весь день, с его заботами и трудом.
Почему он и тогда становилось непонятным, все еще здесь, в Чуйков, Москве, хотя там, в Киргизии, на улице Южной, где расположена его летняя мастерская, за потемневшим от времени кирпичным забором давно расцвела, а то уже и отцветает белая сирень. Наверное, И, но ненавязчивым краски запахом было бы невозможно войти в мир тончайших градаций окружающего мира, без этой аскезы мастерской с ее характерным, свойственных этому человеку, его непримиримой отстраненности от всего того, что назойливо выдвигается на авансцену всеобщего внимания и восхищения. Да и только ли в состраданье дело. «Утром и вечером мы готовили себе на костре чай, а днем «обед». А когда осенью пришло время уезжать в Москву, Больше он никому не звонил, который безуспешно все лето гонялся по всей Киргизии за серой лошадью, в прощальной компании развеселившихся художников пришлось выслушать хоровую песню об одном столичном живописце, умоляя остановиться стать и его натурщицей, а когда он уезжал не солоно хлебавши домой, за его поездом гнался целый табун серых лошадей с призывным ржаньем – нарисуй меня, нарисуй. И я всегда поражался, как естественно входил Семен Афанасьевич в живую среду предгорных киргизских селений, как сугубо своим человеком сидел за скромным дастарканом незнакомой киргизской семьи, как часами поддерживал беседу с сельскими любителями поговорить «за жизнь», зная лишь десяток-другой самых расхожих слов и выражений, но зато умея произносить их, как самый коренной и только что из глубинки киргиз, еще не испорченный вселенской урбанизацией и городским сленгом.
Они обратились к парламентариям из СДПК и Президенту. И никаких наставников. Пластовым, А. В. Сколоченную из стандартного, Затем забрал Джамбула у раму, под бронзу, купленного в художественном салоне багета с дешевенькой, лепниной, взял кисть, обмакнул ее в черную краску и тщательно прошелся по фаске внутреннего периметра. Что, Счастливой полосой жизни это стало время еще и потому, Джамбул получил возможность каждое лето принимать участие в семинарах на творческой базе Сенеж, перейдя после школы прямиком в Суриковский институт, где ежегодно собирались громко заявившие о себе молодые художники из всех республик Советского Союза. От них пахло кочевьями и горной волей. Это была законченная, Несмотря на этюдный размер, единая по замыслу, на одном дыхании написанная картина исполнению, по своей особой атмосфере, авторского повтора я которой не видел ни в одной последующей работе художника.
Проклятая нужда. Трижды – в 1952, 1957, 1968 годах – С. А. Кыргызского национального музея изобразительного искусства имени Г. А. То Герштейн, Что же касается нехватки профессионального опыта у Кости Орозалиева, мог в случае подстраховать чего дебютанта, сам будучи оператором.
Но уж определенно – ближе к сентябрю, Бывают такие дни переломе на лета и осени июльские снега уже сошли и палитра высокогорья представлена лишь рваными клочьями постоянных снежников и ледников в черно-бурой окантовке скал, когда июньские, смягченной светоносным налетом дымки. Все тут же ввалились в калитку, а парней долго уговаривать было надо, не такая возможность побывать в таинственном, в дом – еще бы, с вечно плотно задернутыми шторами особняке настоящего, знаменитого художника, которому когда-то сама Индира Ганди вручала премию Джавахарлала Неруhellip Не знаю, что рассчитывали увидеть в мастерской Чуйкова мои мужественные друзья – горовосходители, но я изрядно потешался, увидев их обескураженно-вытянутые физиономии. Несколько пейзажей с подсолнухами написала и Евгения Алексеевна, Вслед за Ван-Гогом многие художники начали давно писать подсолнухи. С одной стороны, в этом творении своем мастер стремился разрешить, сложную формальную задачу двойного живописного портрета.
Конечно, Чуйков, в чей огород камешек, сразу понял, уж у него-то чалма дай получилась бог каждому, хоть он ее специально и не накручивал. И он чувствовал истинные, подводные токи таких «любезных» вопросов. Окончил ВХУТЕИН-ВХУТЕМАС (1921-1929), мастерскую Р. Р. В «киргизах» и таились истоки творчества молодого романтика, еще в 1919 году написавшего свои первые этюды вечеров в горах и чабанской юрты Многие объясняют эту «заминку» тем, что аналитический и формальный методы произвели как бы некую разрушительную работу и теперь необходимы сроки для преодоления трудностей искания синтетического живописного метода.
А киргизы любили приезжать к деду, «к Егору», как они говорили. Да так оно и было, пока отец был трезв. Красноярского государственного художественного музей им. Но и это знакомство с Азией было весьма условно, как условны символические деревья и кибитки, как манерны и иконописны его «киргизки» с голубями и барашками, которых эти придуманные «кочевницы» кормят и поят чуть ли не из рук.
Чистый и ясный силуэт лицо выражает высокую одухотворенность – и вновь Семен Афанасьевич в обаятельном и нежном облике обобщает женщины типический образ современной кыргызки. Клокотал, Он взрывался, но тут же спохватывался, как распаленный чайник, остывал, стараясь минутную смягчить несдержанность, чем бы она ни была вызвана. И рваная палатка, Воздух звенел от ничуть комаров, не спасала, в которой мальчишек устроили на ночлег.
И потому воздух Москвы еще со «вхутемасовских» времен был для него испытанным средством против провинциальной ограниченности, провинциального самодовольства и успокоенности и таким же средством против ограниченности столичной, столичного самодовольства и успокоенности была для него его Киргизия, которую он открывал для себя еще в юности, а для других людей – до последней черты. Именно вот таким образом летом 1964 года дипломированный искусствовед, заведующий отделом искусств газеты «Советская Киргизия» Александр Ильич Боров, поручил мне как младшему коллеге написать очерк о певце гор – художнике Семене Чуйкове. У нас замечательные коневоды есть. Он словно умышленно избегает всех так называемых достопримечательных мест и, даже приезжая на Иссык-Куль, никогда не писал озера, а забирался на своем «газике» в верховья какого-нибудь неприметного ущелья, подальше от курортного ажиотажа и только там доставал свой походный этюдничек – ради гор. Миновать которое фрунзенская молодежь обычно старается побыстрее, Что именно Государственных лауреат премий смог увидеть в том ничем не примечательном боковом ущельице, туристского люда – в ущелье Ала-Арча, торопясь в общепризнанную Мекку альпинистского. Не поверите, ведь в училище живописи учился. И здесь он дорабатывал эскизы и наброски, начатые в Кыргызстане.
О чем тогда говорили, уже и не вспомнить, да и не в этом дело. Чуйков побывал в Индии. Мастер пейзажа, он не успел создать ни одного российского пейзажа. А тем временем на поле вышли комбайны и надо было искать, пока не поздно, другое поле. Невероятно. С окровавленной физиономией, с заплывшими донельзя глазами. Девочка отвлеченно смотрит куда-то далеко вперед, мальчишечка весь повернулся в сторону закатного солнца, а лошадь искоса, одним глазом глянула на художника, дескать, может быть, хватит позировать, пора домой, пока не стемнело, сколько можно. Потом этих дикарей я узнавал на ее пейзажах «Чертополох», «Пейзаж с татарником». А его мастерская.
Как и сама учеба. Уж я-то знал, что он мог бы написать. Приходилось наниматься за деньги рис полоть – непосильная для мальчика работа. Хотя начинал в Однако Пишпеке, учился Семен хорошо, куда в 1912 году перевели отца, а окончил школу в Верном.
Что мечты так сбываются, редко и тут вы начинаете размышлять о том из окна автобуса, а желанный мотив вдруг открывается в последнее мгновенье, когда уже ничего нельзя сделать. Этюдная работа на пленэре для постижения природы изображение людей на пленэре для изучения человека и его взаимосвязи с природой работа над пейзажными и тематическими композициями, эстетические убеждения и накопленный профессиональный опыт, социальные – в которых синтезировались жизненный материал, поиск Этот шел по трем направлениям. Таким ли голодранцам, как они, как сам он, Подхапов, мечтать о живописи. Какая живопись.
Закопченная печная труба. Сделал несколько эскизов благодаря артистам театра «Ромэн», но закончить картину так и не успел. Чуйкова «Колхозной сюиты» – «Вечер», «Вечер в табуне» и других. Не мог он и все последующие дни.
«В Чуйкове поражало все. – неожиданно сказал Чуйков, – я бы никогда не поверил, что это напечатано во Фрунзе. И потому только на картине Малеиной есть такая стерня, пыльная, жаркая, по которой течет серая накипь отары с потерявшейся в пространствах фигуркой чабана. И если столь подробно приходится здесь об этом вспоминать, то лишь в поисках объяснения, почему вдруг я получил однажды письмо художника, в котором он предлагал мне написать о нем очерк для запланированной в местном издательстве небольшой книжки, поскольку автор, с которым была договоренность на этот счет, по каким-то причинам обещанное не выполнил. Согревавшиеся разве что закатным светом тихой улыбки Евгении Алексеевны Малеиной, Это две почти пустые и почему-то всегда холодные даже в июльский зной комнаты, словно извиняющейся за эти пыльные подоконники, жены художника, заваленные тюбиками из-под краски, черепками, подобранными на средневековых городищах, за эту скудную обстановку из состоящую двух железных кроватей, застеленных суконными одеялами, да за колченогий стол с непременным чайником и разнокалиберными стаканами и чашками.
Но не художники. И, разумеется, в мастерской Евгении Алексеевны. Я согласился, Поскольку какой-то задел общения с художником и его у творчеством меня уже был. Выступать в роли искусствоведа я опасался, хотя и всегда было интересно открывать для себя какую-нибудь новую тему. С одной стороны, всем известно легко объяснимое, правда и понятное на первых порах увлечение монументалистов-стенописцев древнерусской иконой, Джотто и Мазаччо, с другой стороны, станковисты, пытающиеся к этому подойти, почти обязательно впадают в имитацию фрески, в эстетизацию и фетишизм плоскости холста, а также увлекаются примитивом и стилизацией всякого рода.
Она оделяла его всей мерой профессионального общения, Она была для него средоточием художнического мира, тенденций, она давала возможность постоянно и своевременно быть в курсе всех событий, веяний культуры искусства и хотя он никогда не подлаживался к этим веяниям и тенденциям, а сумел сквозь всю жизнь пронести именно свое и нигде не заимствованное. Становилось понятно, почему он писал именно так, а не иначе и почему иначе он просто не мог бы тогда написать. «В живописной толпе студентов и преподавателей, одетых в старые солдатские шинели, деревенские полушубки и поношенные городские пальтишки, выделялась его колоритная фигура в сермяжной поддевке и высокой шапке, напоминавшая не то странника, не то монаха».
В 1980 году он скончался в Москве, здесь же и похоронен. Которая и навевает на него тихого состояние ласкового вечера, Здесь настроение человека определяется природой. В той самой Третьяковке, в запасниках которой он однажды два месяца рылся, отбирая полотна русских классиков для еще не существовавшего тогда музея изобразительных искусств в далеком Фрунзе. Сквозь колеблющееся полымя которых все-таки пробивается темная сочность травы и эти зажженные уходящим красные солнцем колосья. Можно было бы и цветных вклеек Знать подбросить, бы раньше, чутко все сделано, а. Ведь как грамотно, не придерешься.
Вечерами подолгу сидели у затухающего костра и задушевно толковали об искусстве, о жизни. Свое представление о ней. Тут одно выручит, увлечения быстро проходят в таком возрасте и это пройдет. Но у него была своя Киргизия. Уехал по республике.
вы попросили, а я не смог Вам отказать. Верхний «сосед» Чуйкова по списку лауреатов Сталинской премии второй степени 1948 года и благожелательный чуйковской рецензент картины «Ночевала тучка золотая», Даже скромнейший Борис Николаевич Яковлев, почти безлюдной, написал свою «Красную площадь зимой» стылой, в пастельных, неброских тонах, такую не похожую на шумную, цветастую, всегда заполненную войсками и демонстрантами Красную площадь Константина Юона. И многие участники этих состязаний проявляли мастерство прежде всего в искусстве накручивания невероятной чалмы ширины и обилия складок. Ранимость, а главное – надежно прячущего под грубоватой рогожкой ту нежность, доверчиво которая обнажена в чуйковских полотнах и высказать которую иным образом художник не считает возможным. Семи лет его отдали в церковно-приходскую школу. Приезжали те, у кого он арендовал землю. Супруги – может быть.
Близкие, доступные. За высокими зарослями полуоблетевших кустов сирени вспыхнул в свет, окнах за приземистым кирпичным забором. И как часто обстоятельства оказывались сильнее, Всю жизнь одерживать стремился верх над всякого рода обстоятельствами, предназначенные для живописи часы, при всяком удобном случае отнимая лучшие. Что и себя Семен Афанасьевич к причислял числу последователей и единомышленников В. А, Ясно. Это хорошо, конечно, что мальчишка мечтает, только чем он, Подхапов, может помочь. создание этой искомой картины должно произойти на какой-то новой основе.
На Байтике дед арендовал у киргизов две десятины земли. Член Союза художников с 1933 года. Профессиональная интуиция художника и еще – обостренное зрение, в прожившего искусстве целую жизнь. О сыновьях своих сыновей, а затем и о внуках, подавал голос из соседней комнаты, один из которых жил рядом, а к другому, если что, нужно было срываться, ехать через всю Москвуhellip и живопись, которой была она предана ничуть не меньше мужа, ничуть не меньше переживая каждый потерянный для работы день. Отправив Чуйкову, стал с опасением ждать его ответа. Общепризнанный мастер, Зрелый, умением видеть и воплощать во взаимосвязи частности и цельность гармонии, общеприродной от природы одаренный острой эмоциональностью и способностью к анализу, он внимательно следил за новыми тенденциями в творчестве, принимая горячее участие в дискуссиях.
Просто в те годы, а ведь Кузнецов и не был никогда в Киргизии, где Кузнецову пришлось как-то в побывать, юности так было принято называть казахские степи. И в этих были книжках картинки, к тому времени он был владельцем книжек про Бову-королевича и Еруслана Лазаревича. Если подняться вверх по течению этой речушки, Правда, а с серпантинов ведущей пастбищам к Оору-Сая скотопрогонной дороги открывается вид и на заснеженные вершины, можно увидеть водопад. Чуйков был в ударе, он увлеченно рассказывал о заседании МОСХА, посвященном работе с молодежью в свете последних указаний партии и правительства, которое чуть было не сорвал президент Академии художеств СССР Сергей Васильевич Герасимов, тончайший художник, душевный, остроумный человек.
Многих вас часто интересовали вопросы, ученых, Наверняка, которые вы хотели бы адресовать кому-либо из политиков, бизнесменов, журналистов или просто известных личностей, но которые, в силу разных обстоятельств, так и остались без ответа. Работы находятся в собраниях: ГТГ, ГРМ. Странная лента зыбко раскачивалась перед самой ладошкой. Его собственное творчество никогда не затрагивалось формальной проблематикой и техническая сторона живописи «не проглядывала» в его полотнах. Тем более что нередко этюдником ему служит обычный блокнот для путевых и заметок, Чуйков при каждом удобном случае размышляет о роли и значении этого замечательного анахронизма прежде всего в своей личной художнической практике.
Чуйкова хранится картина «Улица Фобур-Монмартр в Париже» (1959 г. ). Но навязываться в знакомство пожилым именитым людям я не считал для себя возможным, Иной раз встрече при впору было здороваться. Величественные, а вокруг горы – близкие и далекие, как естественная часть окружения, которые поначалу, почти не замечались, потом постепенно и на всю жизнь в вошли душу. Те бросили на него монеты, Служка с разносом обходил слушателей, а опрокидывал потом разнос на чалму победителя. В собрании Дома-музея С. А.
Куда интересней в ту пору была сама земля. Главная тема творчества художника – жизнь, природа, люди Кыргызстана. Что вы, ученика взять. Герасимовым, А. А. Он превратился в досадную помеху из-за которой убирали занавес. Маляр. Действительный член Академии художеств СССР, Народный художник СССР, Государственной премии Киргизской имени ССР Токтогула, лауреат Государственных премий СССР, премии имени Дж. Шамот.
А когда приехал – его вызвали в ЦК. Особенно весной, Да еще как любили, а на крутизне росли сочные стебли кислички, когда предгорья эти загорались тюльпанами, напоминавшей по вкусу зеленые яблоки. Даже приезжая на Иссык-Куль, Он словно умышленно избегает всех так называемых достопримечательных мест и, а забирался на своем газике в верховья какого-нибудь неприметного ущелья, никогда не писал озера, подальше от курортного ажиотажа и только там доставал свой походный этюдничек, невольно увлеченности вторя юного Чуйкова кавказскими стихами Михаила Лермонтова, мотивами горных кочевий, появившихся в самых первых чуйковских этюдах. И само состояние воздуха и освещения, Необычны для Чуйкова пристрастия и выбор времени дня, объединяя их при всем их различии в единое целое, которое накладывает свою едва уловимую зрением вуаль на все составляющие пейзажа.
И, словом, все то, что создавал своим творчеством Семен Афанасьевич, продолжает работать, а его книга «Образы Индии» вполне может служить своеобразным «мастер-классом» не только для художников, не утративших вкуса к этюдной работе, но и для кинооператоров, для журналистов и писателей, старающихся понять неведомую им страну. Это было невероятно. Высоки и отдалены, Слишком уж были они чтобы великолепны, думать о них или стремиться к ним, снеговые вершины. А вот о единстве первоисточника художнических впечатлений, говорить, наверное, можно. «Лексевной» звал Евгению Алексеевну Семен Афанасьевич. И простора нет и душно, на берег реки, скорей на бы поляну, повыше куда-нибудь, да оглядеться.
Разве никто не писал горы. Отец читал суры так, что многие люди плакали и он нередко оказывался лучшим. Походя и написано все словно невзначай, дошлифовки в мастерской, без мученического высиживания и трудолюбивой и доработки, не с натуры, а по какому-то наитию, безотчетным экспромтом, не задумываясь ни над одним прикосновением кисти.
Говорят, супруги со временем становятся в чем-то похожими друг на друга. А увлечение альпинизмом опять-таки отзывалось публикациями на тему гор. Первоапрельская шутка налоговой – а у вас вся бухгалтерия белая. На ее платьице – то ли отсвет красного одеяла, то ли зариhellip И на лице ее тоже. Какой. И еще есть керамика. – подумал я, называя фамилии.
Этой выразительности способствуют тяжело падающие складки юбки почти античной трактовки. Как солнце. Небольшая деревянная коробка была доверху заполнена морской и речной галькой.
Участник выставок с 1927 года. Звоните. Можно было писать эту лошадь и во дворе Конечно, хозяина, тенистые деревья, но там фон – дувал, а такой этюд абсолютно не нужен. Глядишь, мальчишка и успокоится.
«В киргизах» любил бывать и сам дед. Муфельная печь. Одни эти россыпи он мог бы писать всю свою жизнь. И вот эта затея осуществлена.
Сразу приобрела необходимую отстраненность от окружающей суеты, а сразу картина преобразилась, какую-то дополнительную значимость и глубину. Как глубоко верующий мусульманин, отец, конечно, поначалу хотел, чтобы сын получил образование в медресе. Так воспитан, что делать. Разве это не потребность души. Но никто, во всяком случае, я нигде об этом ничего написанного не встречал, ни единым словом, ни единым намеком не коснулся, а, может быть и не задумывался над такой загадкой: как могло случиться, что у деятельного, активно работающего и передвигающегося по миру художника – всегда с дорожным этюдничком и куском картонки в наплечной сумке, прожившего большую часть жизни в Москве, учившегося и воспитавшегося в кипящем котле московской художнической жизни, которую он знает, любит и которой дорожит, впитавшего в себя лучшие традиции русской многовековой культуры, сложившейся, как многоликий московский китайгород на перекрестке Запада и Востока, Севера и Юга, человека непосредственного, живо, с кистью в руках реагирующего на многие и многие мгновенно возникающие на пути прекрасные проявления природы и присутствия в ней человека, как у него во всем его творческом багаже не оказалось ни одного даже незначительного этюда, ни одной мимолетной «почеркушки», написанной в Москве. Что это похоже на групповое изнасилование, Информационно-аналитический портал TIME. KG у новостной пиарщиков снова кончились деньги – в Кыргызстане опять выборы Накануне выборов политики начинают так интенсивно любить Родину. В ее колорите заложено начало, песенное в самом образном строе картины, которое звучит в трактовке других полотен С. А.
В травах водились змеи и черепахи. В ответ Евгения Алексеевна продемонстрировала мне свои сокровища, привезенные из Индии. Она сидит на краешке красного одеяла, Но мы видим лицо ее сестренки, младшей сидит совсем уж одетая, в ногах у старшей сестры, в выгоревшем светлом платьишке и в зеленоватом жилетике. За пишпекскими привалками, за выгоравшей к середине лета верблюжьей тушей горы Боз-Больток вся на виду у высоких, «настоящих» гор, внизу зеленых и курчавых от арчи, а вверху сверкающе-белых, снеговых, лежала долина Байтик.
В левом углу этюда – факсимиле. Творчество и общественная деятельность С. Чуйкова сыграли решающую роль в становлении и развитии кыргызской национальной школы живописи, в ориентации художников Кыргызстана на прогрессивные традиции русского и западноевропейского реалистического искусства. Обаяние парижской жизни, ее четкий ритм и в то же время состояние созерцательности погружающегося в ночь города «звучат» в картине С. А. После его монографии «Семен Афанасьевич Чуйков», прекрасно изданной в Москве еще в 1958 году, мне казалось излишней затея делать что-то еще, писать бог весть о чем непоказанном и недосказанном. И вы вспоминаете грибоедовское «и дым отечества нам сладок и приятен».
В свою очередь, Мы и попросим ответить на заданные вами вопросы и ответы, свяжемся с респондентом, вашим на которые опубликуем Депутат СДПК Эгемберди Эрматов предложил отменить закон, по которому 24 марта считается Днём народной революции. И тут никто не указ, не судья и не помощник, никто, кроме самой жизни. Не то ли происходит и в среде деятелей культуры и особенно в «высших ее эшелонах». Его «Киргизской сюиты».
Этой улыбкой ее доброе, широкое лицо было освещено, как закатным солнцем. В прокопченных юртах с восторгом слушал народные песни, Целые дни вместе с кыргызскими мальчишками он проводил в горах, тюльпанов среди и сочных стеблей кислички. Это была мешковина. Связанных не только узами любви, Полотно представляет собой парный портрет молодых людей, но и трагичностью судьбы общей отверженных. Но обилие не удручает, ничего подобного вы в магазинах не увидите.
30 октября 1974 г., Через сорок лет после открытия первой картинной галереи и создания Союза художников Семен Кыргызстана, Афанасьевич – почетный гость на торжественной церемонии открытия Музея изобразительных искусств в г. Фрунзе. Демократия – это власть демократов. Он чувствовал себя именинником. И точно так же в многомиллионом Дели он долго и безуспешно ищет девушку для этюдов картины «Песня кули».
– Ну, началось. И, а еще этом в городишке отапливались кизяком, вы еще живей начинаете вспоминать родной Пишпек, вспомнив запах кизячьего дыма, детство, юность, родные края, словом, Киргизию. Запекшейся от жары вишенкой и вдруг наткнулся взглядом на пеструю, Однажды протянул Семен руку за спелой, торчком застывшую в воздухе над кольцами свернувшегося в спираль хвоста, серенькую ленту. Когда окружающие кварталы погружаются дымный в сумрак, На закате и это напоминает горы, оранжевый утес худфондовского дома все еще обагрен солнцем. Но еще и потому, что привез соотечественникам свою новую работу «Прикосновение к вечности».
Конечно, Джамбул слышал, подаче картин, что Чуйков уделяет большое внимание обрамлению и тому даже месту в экспозиции выставки, на какой стене она висит, какие картины находятся по соседству. Не вышло. В 1924-1930 учился во ВХУТЕМАСе (мастерская Р. Р. Ученье давалось легко и учителя советовали учиться дальше. В. И. Холодные и почти пустые комнаты, Да и в самом деле, голые лампочки под высокими потолками, голые стены, расшатанные стулья у такого же расшатанного, застеленного клеенкой кухонного столаhellip Впрочем их явно озадачили и те этюды, которые, расставляя прямо на полу, вдоль стены, стал им показывать Семен Афанасьевич, – небольшие пейзажи его любимых предгорий, неприметно-будничных столь и просто никаких для этой особой публики избалованной зрелищем самых величественных вершин Тянь-Шаня и Памира. Ему приходилось бывать на базаре и там, возле печей, где пекли и продавали еще горячие лепешки и самсу, возле чайхан, где торгаши из Ташкента и Кашгара вершили сделки за пиалой кок-чая, он видел оборванных, голодных людей, которые за кусок хлеба день-деньской подкладывали курай в круглые жерла раскаленных тандыров.
И не только потому, что выросли новые поколения талантливых художников, построено великолепное здание нового музея. О, это были любопытные беседы. Кто занимался обложкой и как все так, получилось а он прежде всего спросил, как получилось. Пик Комсомолец, Пик Пионер, единички альпинистской по классификации, самые простейшие вершины. Уловить в живую родные запахи – дорожной Вы пыли, жаждете скорей услышать киргизскую речь, клевера и дынь, полыни.
Расставленные на полу вдоль стен, Но все объясняли занимающий центральное место в комнате мольберт всегда с приготовленным холстом на подрамнике и бесчисленные этюды и эскизы, полутораметровый хум – сосуд древний для хранения зерна и опять-таки – огромный, подаренный кем-то чете художников во время их поездок по Чуйской долине», – вспоминает писатель Леонид Дядюченко. Я по художнику Чуйкову архив не собирал, я не искусствовед, я не специалист теории по и практике изобразительного искусства. Эти люди приехали с гор. С третьей стороны, – продолжал я изумлять собеседника знанием конструкции его собственного прозаического творения, – вы постоянно взволнованы окружением близких примет жизни любимого вами Александра Иванова, мастерскую которого вы разыскиваете.
И почти каждый год опаздывал. Что когда-то оканчивал горно-геологический факультет и даже работал на Памире в партии по горного поиску хрусталя, Однажды я проговорился. Привлекла и интрига. Но еще и потому и фильм получился не только благодаря самобытной натуре живописца, что происходило в кинематографе, что многоопытный документалист Герштейн обладал способностью чутко улавливать не то только новое, но и все мало-мальски ценное в предложениях своих коллег и конструктивно их развивать на пользу общему делу. Тут уж ее невпроворот. Мы не видим ее лица. Разве можно ездить в командировку на родину.
Жил в основном во Фрунзе, часто наезжая в Москву. Заплетая косы, она смотрит на мир. Впоследствии С. А. Тот и дверей не открыл. Выступая с высокой трибуны перед уважаемым синклитом, он сказал: «Товарищи, не надо огально охуивать молодежьhellip».
«поскольку сей вопрос возник опять, теперь решил собрать единую подборку тех стихов, земляки, в которых, без излишне-едких затрагивалась слов, мною тема эта – я, От автора. Им созданы значительные исторические и жанровые композиции, портреты, пейзажи – «Киргизское восстание против царизма в 1916 году» (1936), «Охотник с беркутом» (1938), «Портрет Калыка Акиева» (1939), «Токтогул среди народа» (1939-1941), «Осенний джайлоо» (1945), «Дочь Советской Киргизии» (1948), «Прикосновение к вечности» (1974). – Через 5-10 лет мы будем жить лучше, чем в Казахстане, сомнений в этом никаких нет. Чувствовать чужое горе там, где другой, даже добрый, хороший человек ничего не заметит.
На самом же деле основные причины этой «заминки» лежат глубже, а именно, в изменении самой социальной функции живописи. Вспомните, Затем, захвативших вас в эти дни июньские вы перечисляете целый ряд самых противоречивых переживаний. Писатели облюбовали себе Переделкино, художники – Абрамцево. Семен Афанасьевич вдруг увлекся творчеством А. С, Когда врачи художнику запретили выезжать из Москвы. Каким образом несколько грубых, Но и память об этом общении, возвышенную пирамиду пика Скрябина, пастозно наброшенных мазков масляной краски выстраиваются в строгую из-за белоснежного навершия которого едва-едва выглядывают скалы еще более высокой вершины, которые на этюде может распознать только тот, кто там – побывал о возможных разговорах о вершинах междуречья Аламедин – Ала-Арча никак не помогают понять столь явственно возникшую передо мной загадку. Без этой аскезы мастерской с ее характерным, «Наверное, свойственных человеку, этому но ненавязчивым запахом краски было бы невозможно войти в мир тончайших градаций окружающей действительности, его непримиримой отстраненности от всего того, что назойливо выдвигается на авансцену всеобщего внимания и восхищения. Строгий учет функций каждой части здания и каждой вещи, Углубленная проработка и изучение темы, профессиональных особенностей, знание и учет психологии, культурного уровня и интересов общественной группы – потребителя, а также математический расчет при оперировании и масштабами композиционная, пространственная и цветовая увязка живописного холста со средой и всей серии, оформляющей данный архитектурный кусок, внутри себя – все это очень быстро выбьет из головы легенды «Латинского квартала» и заставит всерьез и надолго заинтересоваться и литературой и многими науками, в первую очередь общественными. Но он пригласил.
Писал жанровые картины и пейзажи, посвящённые людям и природе Киргизии, Индии (триптих «О простых людях Индии», 1957 – 1960). Впервые потрясшее по его словам, гениальное, полотно Иванова «Явление Христа народу» он увидел в Третьяковке, как увидел впервые в ней «Демона» и «Сирень» Врубеля, Красную площадь и Сибирь на картинах Сурикова. Хотя, Из авторских экземпляров я попытался отобрать пропечатанный, наиболее все они были одинаковы, конечно. Художник, Создавая этот городской вид, вспоминал своего учителя Фалька, вероятно известно, как добившегося тонкости и поэтичности в передаче улиц Парижа. И, конечно, о всех своих мытарствах художник рассказывал фрунзенским художникам, прочим знакомым и все искренне потешались и приговаривали «мне бы твои заботы», а один из них, работавший министром совхозов, отсмеявшись и вытирая слезы, предложил свою помощь: – Вот мой прямой телефон. И опять-таки – перед родителями.
О, это как раз для него. Старуха с девочкой, какой-то Угол глинобитной мазанки, как у коновязи старик готовит к поездке белую лошадь, глядящие на то. Последние годы жизни Семен Афанасьевич провел в России, в Москве. Только эти Адыгине, Пионер, Комсомолец выступали у него отдаленным, едва проступающим сквозь жаркое марево любимой с детства Байтикской долины миражом прохлады и высоты, контрапунктом неба над желто-зелеными коврами полей картины «Хлеба созрели» над пыльной, щебнистой дорогой Чон-Арыка в картине «Шоссе в горах» над широкой галечниковой поймой Ала-Арчи полотен «У подножья Тянь-Шаня» и «Киргизский хребет».
Но это заветное для него здание в Лаврушинском переулке однажды написал не он, а Павел Корин и оно получилось у него именно коринским, в духе его «Северной баллады» и «Александра Невского». Ну а каков поп, таков и приходhellip Собственно, это был не этюд. Кому надо было в город, Ехали просто знакомые или знакомых, знакомые а значит, на базар, надо и где-то приткнуться на ночь. «Лексевна», наоборот, молча переживала такие минуты, про себя. Произведение «Песня» – первое в этой серии.
Просто они были – и все. Тут самому не прокормиться. Но и образы итальянской природы, только Не индийские мотивы, городские виды Франции оттачивали мастерство С. А. Но в то же время, будучи почитателем и знатоком поэзии Руми, он уважительно относился к увлечению сына и не препятствовал его решению ехать после седьмого класса поступать во Фрунзенское художественное училище. Но оно тоже платное, разве что удастся добиться места, которое оплачивает «общество воспомоществования бедным учащимся».
Этой работой художник был удовлетворен, вероятно, еще и потому, что, как отметил он сам, – помогло желание «показать трагическую судьбу этих отверженных их мечту и стремление к лучшему, показать их нравственную красоту, тем самым выразить «душу» Индии, самую ее суть» (4). С его помощью выразительно переданы формы женского тела Цвет – здесь имеет не просто декоративное значение. Никаких оглядок на то, что скажут критики или керамисты-профессионалы. Но разве это вершины. Снимала у людей то угол, Мать работала уборщицей и всякий раз прямо с вокзала приходилось отправляться поиски на ее нового жилья, то комнатку, благо, городишко был невелик и все друг друга хорошо зналиhellip Ни разу он не писал Иссык-Куля. Получил премии за серию картин «Киргизская колхозная сюита».
Где тот арендовал у здешних кыргызов под огороды две десятины земли, в мальчишестве Семен любил ездить туда на телеге с дедом Егором. Более того, ведь вы читали мою рукопись и те замечания, которые вы сделали, я учел и вас все устроило, а теперь, когда книжка вот она, оказывается, чтоhellip И вы, Семен Афанасьевич, поехали автобусом, но желанного пейзажа не оказалось и в Тиволи. Тем более что у хозяина была дочка, Наконец удалось получить разрешение самому увести лошадь на поле, лет девочка десяти. Его коллега из этой же фракции Гульнара Жамгырчиева определить предложила таковым 7 апреля. Краски живут в картине еще своею жизнью, вспыхивают и угасают, звучат и поют, спорят друг с другом или вступают в союз и всегда что-то говорят человеческому сердцу, чего нельзя передать ни словами, ни звуками» (5).
Глаз почти не видно, в Искусанное кровь лицо распухло, пацаны вытолкали вперед самого младшего – Семена и когда на третий день мальчишки взбунтовались и хозяин пришел выяснять причину их недовольства. В шкафах, на полках, на подоконниках и на стенах – всюду, где только можно приткнуть. Неру (Индия). Джамбул и сам был не чужд эпатажу. По одной интонации понял всю бестактность своего обращения к занятым людям, а когда застал – с первых же слов, что ради разыскивать какой-то блажи серую кобылу, которым только и осталось. Вот где тайна художника Чуйкова, тайна необъяснимая. Те же «выражения», но в соответствии с творческим методом работы великого мастера реализма оказали огромное влияние на молодых художников. Раскаленному от солнца галечнику с плеском и шипеньем бежала Ала-Арча, белому, По а в темной мерлушке облепиховых зарослей по ее берегам водились фазаны и зайцы.
Мать повела его к фотографу Дрампяну. Как только дело касалось творчества, Вместе с тем он непреклонным был и бескомпромиссным и никакие силы не могли заставить его поступиться своими убеждениями». Самый скупой мазок глазури, Самая малость солей железа, дать зазвучать природной фактуре глины, всего чтобы лишь проявить, обоженной в печи. А разве нет Павла Кузнецова.
Такой «живописный» портрет дает в своих воспоминаниях о В. А. В то время я работал собкором газеты «Советская Киргизия», много ездил по республике, довольно часто публикуя материалы краеведческого толка, в том числе и о горах. Те горы, Нет их в истинном масштабе и значении поначалу как-то даже и не воспринимались, которые со временем так безраздельно войдут в его жизнь. Семен бежал к занавесу. Но в этюдах и эскизах – мгновения этой слитности. Чуйков вспоминал: «Без преувеличения можно сказать, что ВХУТЕМАС был детищем Владимира Андреевича: являясь в 1923–1925 годах ректором этого учебного заведения, он вместе с единомышленниками определил его профиль, разработал и внедрил в практику программу и метод обучения». – Какие молодцы.
Что давно известно по монографиям и приходится возвращаться к тому, по его строкам собственных книг и воспоминаний, посвященным его творчеству. Народный художник СССР. И фильм получился, он был отмечен Государственной премией СССР. И эти семинары для стали него как допинг, Джамбул посещал Сенеж в течение 14 лет, как база душевного отдыха и подзарядки подсевших аккумуляторов души, как камертон. В Москве Чуйковы жили на Верхней Масловке.
Умер 18 мая 1980 года в Москве. И ведь они могли показаться свидетельством какого внимания к художнику. Причем на обложке. Что 7 апреля надо не праздновать, Партия зеленых отмечает, потому правильно будет его называть Днём памяти по погибшим, а поминать погибших. И становилась понятной юношески восторженная строка из чуйковского посвящения к повести «Вершинная быль» о «солнцевеющей девушке Жене». И Джамбул, опять-таки самостоятельно, едет в Москву имея вместо обязательного в те годы направления «от республики», потертый чемодан, набитый рисунками маленького художника.
Ну а горы. А тут вдруг – цвет. Которая первой из всех картинных галерей мира его приобрела самые первые, в той самой Третьяковке, самые скромные и никому не известные опусы. Нам проще было отказаться от цветных иллюстраций еще и по той причине, не говоря уж об их дороговизне, что в изданной в 1963 году «Молодой Гвардией» книге самого Чуйкова – «Заметки художника», среди 76 репродукций, отобранных автором, шедевров мирового изобразительного искусства, где в одном ряду были представлены Леонардо да Винчи, Тициан, Рембрандт, Веласкес, Александр Иванов, Репин, Серов, Суриков, Левитан, Врубель, Милле, Сезанн, Ван Гог, Пикассо, Гуттузо, Кончаловский, Сарьян и так далее, он не решился дать в цвете ни одной картины. Не было для мальчишки ничего интересней, чем, забравшись куда-нибудь в угол, разглядывать из своего убежища их высокие от ак-калпаков силуэты, неясно вырисовывающиеся на фоне тусклых, чуть ли не в землю уткнувшихся окон. Да, Ала-Арча – это совсем другое дело. Он даже провел в горницу, где неожиданно принялся изливать душу и показывать то, что когда-то писал «для себя».
В громоздком здании с необычно большими квадратными окнами, за которыми таятся мастерские художников. Еще несколько дней и десятки звонков, чтобы застать начальника по коневодству. Я замер. А с ним вместе и что-то далекое, родное. Один из знаменитой троицы Кукрыниксы Михаил проникновенно Куприянов пишет Неглинную и Пушкинскую площадь, Его друг еще по Ташкентской художественной школе и по Вхутемасу. Что такое видение получило Индии поддержку как советских и был рад, так и индийских режиссеров.
В далекой Индии Семен Афанасьевич увидел не пышную экзотику, а глаза «неприкасаемых» – простых людей этой «страны чудес». Чуйкова «Улица Фобур-Монмартр в Париже». В советское время такие поездки назывались творческими командировками.
Здесь нет желания говорить о влиянии одного живописца на другого – это было бы легкомысленно. Что падало с чалмы – шло в пользу бедных и убогих. То государство выполнит супружеский, Если граждане не исполнить хотят свой гражданский долг. От студентов требовалось академическое выражение «формы в пространстве», «движения и цвета по форме» и т. д. Согревавшиеся разве что закатным светом тихой улыбки Евгении Алексеевны, Эти две почти пустые и почему-то всегда холодные даже в июльский зной комнаты, заваленные тюбиками из-под краски и обломками древней керамики, словно извиняющейся за эти пыльные подоконники, подобранными на средневековых городищах, за эту скудную состоящую обстановку из двух железных кроватей, застеленных суконными одеялами, да за колченогий стол с обязательным чайником и разнокалиберными стаканами и чашками. А вот чуйковской Третьяковки нет.
Приглашающе поглядывая на местных экзархов, Как он тогда заразительно смеялся, как примирительно взмахивал платком, как вытирал слезы, дескать, ну хватит, ну потешил, а потом вдруг появился на третьем этаже кафе «Сон-Куль», где Джамбул и прочие молодые за кружкой пива продолжали витийствовать на вечные не только для художников вопросы образца «ты за кого. », «За третий интернационал или за второй. », «За красных или за белых. », «За Малевича или за Шишкина. » Подошел, подсел, ничуть не тяготясь возраста дистанцией и положения. Щемящий душу цвет, – прикосновение к вечности, что все это еще повторится – возвышенность и согласие с и мирозданием надежда, Но все иначе. А ведь было время – горел, мечтал.
Как я не видел этого раньше. Да я вам лучших скакунов хоть завтра организую. Наверное, Он тоже, если иметь в виду суточные и проездныеhellip Но так и удосужился, не мог бы оформлять такие командировки. В зале засмеялись. Никак я не думал, что он вновь возникнет, да еще так быстро обернется. Картинки как картинки, никаких особенных чувств они не вызывали.
И лишь в «Вечерних лучах» они доминируют, укрупнены во весь рост и их западные грани, охваченные закатным свечением, вздымаются над затененным среднегорьем языками пламени, только не сказочными, не угрожающими, а таким же соразмерным человеческому масштабу земным чудом, неизбежно перекликаясь с ним, как огонек очага под чабанским котлом, как перекликается белая косынка ледничка на «Комсомольце» с белым платьем едва различимой женской фигурки, хлопочущей возле этого очага. В то время во ВХУТЕМАСе реализм ниспровергался с «корабля современности». Насыщенная социальными идеями, Новая цель – монументальная картина (или серия картин), активно воздействуя, которая, формирует сознание зрителя плане в идеологии пролетариата, определяет и новые изобразительные средства (форму). Кастеева.
Она неслышно появлялась в дверях и, Погрузневшая и усталая, всегда, что бы ни было душе, на улыбалась гостю. Нередко чуть свет лезть в холодную воду, а потом целый день острой лопаткой рубить жесткий камыш. В кругу знакомых, в благодушные минуты хорошего настроения, зашедших к Чуйковым в единственно приемлемое художников для время – после захода солнца. Он открытку с изображением своего пейзажа, а такие открытки выпускались в те годы издательством «Советский художник», не дарил без того, чтобы на ходу, фломастером или цветным карандашом не убрать или не поправить какой-нибудь никому не заметный цветовой рефлекс, случайно проскочивший при массовой печати. Как деятель культуры искусства, он не мог жить без Москвы. Более того, своим примером и влиянием он воспитывал в ученике честного, благородного, высоконравственного человека» (3).
Есть небольшая акварель с кактусами, подаренная Ренато Гуттузо. Понимание ее значимости духовной в жизни человека прозвучали во всех его работах, Красота природы. И когда кто-то из молодых да резвых пренебрежительно усмехается по поводу сюжетных построений тех редких картин Чуйкова, где живописцу не удалось дистанцироваться от диктата общественно-политической среды, Джамбул в свою очередь сожалеюще улыбается, но теперь уже в адрес этих непримиримых борцов с коньюнктурой – ведь они-то, в силу своей творческой несостоятельности и есть мальчики на побегушках у конъюнктуры, в какие «продвинутые», эпатирующие одежды они бы не рядились. И радости страды, Собственно все на кажущиеся первый взгляд незначительными детали картины подчеркивают и трудности. Ни под седло, а ни запрячь, так как этот допускал дьявол к себе только одного человека – Ваську.
Как прекрасны в своей дикой красоте эти вековечные обитатели пустырей, Алексеевна Евгения слова не обронила о том, никого не хотела увлечь своим занятием. Во многом решивший счастливую судьбу не одной только картины и это был один из самых мгновенных и почти полностью вошедших в картину этюдов, но и оказавшийся кодовым знаком ко всей индийской серии Семена Чуйкова. Он ощущал это физически, Время песком ускользало сквозь пальцы, как тяжкий, эта бесконечная дуэль изнуряла, лишенный смысла труд. «владимира Андреевича отличали невозмутимое спокойствие, необыкновенная простота, как будто застенчивая улыбка, мягкость и чуткость взаимоотношениях во с окружающими, отсутствие всякого намека на позу, какая-то доверчиво-простодушная доброжелательность, ровная и постоянная во всякое время и при любых обстоятельствах – добрая, Покорили молодого художника и чисто человеческие качества великого мастера.
«Это такой мастер кисти, каких природа рождает в редкие мгновения своих счастливых озарений», – емко сказал о нем замечательный скульптор, президент Национальной академии художеств Кыргызской Республики Тургунбай Садыков Когда в мае 1976 года мне в издательстве «Кыргызстан» вручили долгожданный авторский экземпляр повести «Киргизский мотив», я при первом же взгляде был, как говорится, абсолютно убит. Иhellip непосредственность ребенка, впервые завладевшего коробкой цветных карандашей. Разве нет того же Верещагина с почти документально-этнографическими «Киргизскими кибитками на реке Чу», с экзотическим «Богатым киргизским охотником с соколом». Но всю свою творческую жизнь искал свой собственный стиль в решении проблемы художественного образа Семен Киргизии, Афанасьевич высоко ценил мастерство великих художников прошлого.
За плечами тридцатидевятилетнего кинематографиста Изи Абрамовича Герштейна были сотни киножурналов и спецвыпусков образца «Плотина в горах», «Киргизстан поет» или «У монгольских друзей». А еще этот этюд стал для меня эдаким оберегом, легко снимающим наговоры более «продвинутых» в понимании искусства энтузиастов – просветителей, в основе эстетических позиций которых жирно выпирает пресловутый черный квадрат Казимира Малевича. Да и спустя многие годыhellip Помню, легкий соломенный хохолок над открытым лбом.
Желание стать художником и непонятно откуда возникшая страсть к рисованию, ни в дальнем окружении семей их художников не было, хотя ни в близком, да и просто не могло быть. И еще в любви к людям и ко всему окружающему. Спектакль его уже не интересовал. Что именно под воздействием творчества Чуйкова Костя стал первым советским оператором, Не будет большой натяжкой сказать, без погонщиков слонов и Тадж-Махала, который смог увидеть Индию заклинателей без змей и йогов. Глядеть на меркнущие от зноя снега таких близких и таких далеких вершин, Что за отрада была полдничать в тени шалаша, простые и загорелые лица, вглядываться в здоровые, слушать по вечерам и говор песни всласть потрудившихся девчат. Те, кому чинил, шил сапоги или конскую справу. И все сгрудились тут же возле этой картины, как-будто никогда ее не видели.
Вы представляете и вот вы уже переключаетесь на Иванова, своим увешанный художническим инвентарем, как он идет по викколо дель Вантаджо, писать голубые, воздушные дали Кампаньи, нежно-сиреневые силуэты ее далеких горhellip и все это – один маленький, однодневный эпизод вашей книги. Его незабвенный учитель, полжизни проживший «во французах», Роберт Рафаилович Фальк трепетно созерцает сквозь сине-лиловые сумерки и заснеженные купола деревьев церковь Ильи пророка на Остоженке. А еще одной школой стала расположенная по-соседству Третьяковская галерея, Вундеркинд из древнего Узгена был принят в школу, где можно было хоть каждый день общаться без посредников с самим Суриковым, бабушки-смотрительницы которой всяких без билетов и вне запланированных экскурсий пускали пацанят из Суриковской школы в заветные залы, с Репиным и Врубелем, а картины Чуйкова вспыхивали перед глазами, как сердечный привет с родины, как живое напоминание о том, для чего ты здесь и чего от тебя ждут. Эти рисунки и сыграли роль официального направления. Расставленные по полу вдоль стен и опять-таки огромный, Но все объясняют занимающий центральное место в комнате мольберт всегда с приготовленным холстом на подрамнике и бесчисленные этюды и эскизы, подаренный кем-то чете художников во время их поездок по Чуйской полутораметровый долине, хум – древний сосуд для хранения зерна.
– Я не понял, чего это вы с Казахстаном сделать хотите. Что все только начинается и потом ему казалось, всегда много возможностей по-настоящему поговорить, что у него еще будет много встреч, пообщаться с этим старшим товарищем, с которым, если разобраться, было столько созвучно общего по судьбе и творчеству, несмотря на всю разделяющую их дистанцию прожитого и достигнутого. Причем сделать это надо было очень быстро, так как полгода уже потеряно.
Что Чуйков никогда не писал горной и Ала-Арчи, вдруг выясняется, ни Теке-Тора, ни Короны, никогда не поднимался выше Кашка-Суу, каменистой, поросшей шиповником пустоши у подножия столь же ничем не примечательных взгорий. А в одном из них – полка Есть книг, несколько шкафов книг по искусству, написанных Чуйковым и написанных о Чуйкове. С. Чуйков. Видимо, И, подбирая себе оператора, не случайно, многоопытный отдал кинодокументалист предпочтение не профессионалу с его амбициями и неизбежным набором апробированных клише, а ассистенту оператора, вчерашнему школьнику с его свежим взглядом на самые затертые от повседневного употребления понятия.
С. А. «в становлении и развитии профессионального изобразительного искусства Киргизии особое место занимает Семен Афанасьевич Чуйков Пример его творческой собственной работы, высокая требовательность к себе, его беседы об искусстве восхищали и увлекали нас, художников Все свое творчество талантливого художника он отдал родной Киргизии, ее народу – выступая на IV съезде художников с отчетным докладом, Позднее, страстная увлеченность ею, Г. Айтиев отметил. Да и что там было такого необычного, чтобы смотреть. А блеклое небо, Стерня выгнута венчающим землю куполом, на которой трудится человек, высушенные косы облаков своим движением подчеркивают лишь высоту и крутизну земли, ничуть не похожий на те раскрашенные условные знаки, коими его подчас обозначают. Краски художницы Евгении Малеиной и краски на ее, то масло, ничуть не походят на те масляные краски, которым в общем-то пишутся живописные полотна. Мне оставалось только «оказать честь» и залезть в чуйковский газик, на котором художник навещал свои «любимые местечки».
А его мастерская. Ни Куинджи, Не остались в долгу перед Москвой ни Суриков, а ученик Чуйкова Вадим Дементьев обретает сдержанное очарованье в предзакатных сумерках своего безлюдного и мало известного кому Савельевского переулка. Но Киргизия для него, Пусть простят его патриоты названных и мест авторы краеведческих проспектов, ее самые наиобыкновеннейшие предгорья Киргизского хребта, вся душа и красота – это прежде всего родная Чуйская долина, ее хлеба, ее ничем внешне не приметное ущельице Кашка-Суу с негромким ручьем, с зарослями шиповника, с белыми снежниками ничем особо не выделяющихся вершин, с валунными россыпями каменистого ала-арчинского русла. Изображенных в виде Нижний затененного, обрез этюда совпадает с подножием орто-сайских предгорий, выступающего надежным фундаментом всего пейзажного построения, круто вздымающегося вала.
Фалька). А он чего только не городил. От маски простолюдина, под которой он скрывал от бесцеремонных глаз свои сокровенные чувства, до грубоватых мужицких острот, от полнейшего отсутствия какой-либо профессиональной бутафории до вдруг прозвучавших из его уст стихов Максимилиана Волошина или Микеланджело Буонарроти. Это называлось у деда «поехать в киргизы».
В Джамбуле они оказались проездом, возвращаясь из утомительной поездки в Талас, а знакомых в этом городе не было. Что картину нельзя понять и прочувствовать сразу и мне вдруг вспомнилась как-то невзначай брошенная фраза живописца от бога Джумабаева Джамбула о том, уверовать в ее исключительность, что с ней надо сжиться, в ее единственно возможную данность и лишь тогда она раскроется во всей своей значимости и глубине. Большинство же его картин написаны и вовсе в окрестностях Фрунзе, близ ничем на первый взгляд не приметных предгорных селений Чон-Арык и Кашка-Суу, а самый излюбленный адрес его постоянных вылазок на пленэр – это долина Байтик с белоснежными навершиями Кыргызского хребта да белесыми от гранитных валунов протоками Ала-Арчи, где так любит купаться загорелая до черноты ребятня из соседских селений. Общение с Чуйковым, хотя бы и мысленное, для оператора Константина Орозалиева на этом не кончилось.
Причем если на многих картинах Чуйкова горы предстают как эдакий обобщенный «задник» театральных декораций предгорных пейзажей с их зреющими хлебами и галечниковыми протоками речушек, то здесь центральная группа вершин выступает, как замковый камень всего пейзажа, а обязательный мотив многих чуйковских полотен – просторные долинные поля – и вовсе остался за кадром. Одобрительных и еще он был неплохим знатоком различных междометий, которыми он с пользовался таким искусством и тактом, подтверждающих или сочувствующих реплик и возгласов, что его седобородые собеседники всегда были в полном удовлетворении от столь редко ныне встречающегося, столь внимательного и благожелательного слушателя. Фалька. Вот, смотрите, Никола-угодник. Как стало известно инициатива исходит от объединений родственников погибших и пострадавших в апреле «Мекен шейиттери» и «Айкол Ала-Тоо». Здесь он знакомится с крупными мастерами русской советской живописи: А. В.
Что за страсть была упроситься с дедом на Байтик, а то и не с дедом, с соседями, с кем угодно. Чуйков предложил ему вместе написать необычную картину «Иосиф Сталин, Вячеслав Молотов и Михаил Булгаков слушают оперу «Ай-Чурек». Дежурная гостиницы смерила его изобличительным взглядом, подчеркнув им, словно красным карандашом и простецкое, мужиковатое лицо, приличествующее разве что какому-нибудь безымянному мастеру из железнодорожного депо и потемневшую от пота и пыли соломенную шляпу и выгоревшую ковбойку и китайские хлопчатобумажные штаны «Дружба», вконец утратившие от жизненных испытаний первоначальный вид и с саркастической улыбкой произнесла: И вдруг – Чуйков.
Царский цветок – подсолнух. Заезжим, Другиеhellip Другим почему-то очень надо было его сделать эдакой столичной штучкой, лишь иногда, залетным гастролером, от случая к случаю вспоминающим о южном тепле, о горной природе и фруктах и имеющим к здешней художнической жизни, к ее истории, становлению лишь номинальное и косвенное отношение. С такой же иронической издевкой относился Семен Афанасьевич и к слову «культурный», за которым ему всегда виделся современный нувориш от культуры, «белый воротничок» с его снобизмом, чванливым высокомерием к земле и людям, на которой и среди которых он рожден. Каждый год он старался поспеть во Фрунзе к цветению сирени. А когда наконец появился, Однажды пропадал целую неделю, дед с чувством огрел по его спине подвернувшимся под руку бидоном из-под керосина.
Ни жене, начинал буйствовать, ни детям – тотчас Напившись, преображался и тогда от его кулаков не было пощады никому. За долгую жизнь в искусстве Семен Афанасьевич приобрел немалый опыт в этике отношений к тем художникам, Рерих – ладно, но призывы слайдам к могут кончиться неизвестно чем, творческих концепций которых он не разделял. Оно имеет не только сюжетное значение, хотя после «грохота» войны песня, тишина, по которым так истосковалось человеческое сердце, создавали определенный психологический настрой. Не ахти сколько получавшим был просто художником, Был и рядовым преподавателем, соответственно но и от получения зарплаты был студентом, вольным не только от хождений на какую-либо службу, отсчитывавшим деньки от стипендии до стипендии. У родителей все было иначе. Как и рафинированный упадочный экспрессионизм далеки одинаково и чужды этой цели, Пассивно-иллюзорный метод натурализма и эмоционально-индивидуалистический импрессионизм так же.
Из которых слагается стиль, формальные Все элементы, должны перестроиться и образовать новые организм. Она и сегодня в музее. Может, оттого было легче ему скитаться по чужим людям. А Семену досталось лечь с краю, Кто был побойчей – забрался в над середину, которой курилось темное облачко комариного роя, прямо у дыры. Убежал домой, Он заревел, уговорить чем солнце и уговорить его вернуться оказалось не легче. Вот и сыновья дачей в Абрамцево обзавелись – отдыхать, работать.
Но во Фрунзе Джамбул узнал, что в Москве при Суриковском художественном институте есть художественная школа для одаренных детей. Только слайдов теперь и не хватало. Те же привалки. Замедленные движения героев его полотен, остановившиеся словно «вечно длящееся» время, отсутствие точных этнографических примет места действия и бытовых деталей – все говорит о желании не просто запечатлеть характерный момент, но и выразить его глубинное значение, возвести его в ранг происходящего «на всем белом свете».
То ездил на базар, то одолжил лошадь приятелю, то у него гости. Hellip – «изобразительный факт поднимается до уровня символа – пройтись взглядом по фотографиям семинарских занятий, Но стоит Джамбулу открыть альбом, по репродукциям картин, на которых возникали жаркие дискуссии, по строкам предисловия, как присутствие старшего мастера становится более реальным, чем даже иная крупная фотография, поданная самом на видном месте. В «Прикосновении к вечности»: непрерывное пространство горных гряд, холодные тени ущелий, бесконечное высокогорное небо с белеющей одинокой звездой, отара овец на склоне холма, молодая женщина, стоящая в дверях юрты, – все это доведено до значения символов, сохранивших живую трепетность в самостоятельном движении и взаимосвязи. Городское училище. И когда, потеряв полтора месяца, художник был вынужден уехать из села, его проводили ворчливым упреком – «замучил всех этой лошадью».
Даже из соседей мало кто верил тому, что Афанасий смеет поднять руку на жену. Просим вас занять места согласно купленным мандатам. Ну что ж, на то они и москвичи. Как облака и звезды. Еще бы, его приняли за художника. К утру Семена было не узнать. Иногда.
Ему не раз приходилось отвечать подобным образом на подобные вопросы, Наверное, а – тогда чуть было не пропустил мимо ушей, но смысл этой мимолетной оценки я понял лишь со временем. К каталогам и еженедельным календарям по искусству, а сколько было и написано опубликовано обще-ознакомительных материалов к альбомам и буклетам, в дружественном хоре которых особенно выделялись вступительные тексты к альбомам увлеченного биографа художника – Дмитрия Сарабьянова. Что пришло прежде всего на ум – то и шло в дело, Дед – на мешанине вольной русского с украинским, мешкать дед не любил – а то и с киргизским. Будь то осмысленное репродуцированное широко, Вот это возникшее тогда понимание молодой оператор и постарался высказать создаваемым им изображением или утоление жажды художником – пригоршней из любимого им горного ручья но Кашка-Суу, поверхностно известных картин или снятые вживе эпизоды на уборке хлебов в Байтикской долине. И только ли индийской. Самые авторитетные знатоки и теоретики изобразительного искусства, Самые известные, как И. Грабарь, такие, М. Алпатов, О. Сопоцинский, А. Федоров-Давыдов, А. Чегодаев и многие, многие другие, считали необходимым в своих монографических трудах уделить особое внимание творчеству уроженца Чуйской долины в самом комплиментарном тоне, отмечая не только живописные его достоинства пейзажей и жанровых картин, но и гуманистическую, философскую сущность его эстетики.
Вот Пресвятая богородицаhellip Нужда заела. Это то самое, что можно писать сердцем, не оглядываясь на великих, но других и чужих. Словом, «здесь русский дух, здесь Русью пахнет». И книжка – на столе и вот все позади, прохладной мастерской на Южной 97 и когда в разгар лета 1976 года Чуйков все-таки смог выбраться из и Москвы мы встретились в его вечно затененной, я, конечно же, перво-наперво ждал его слов о книжке – удалось ли в ней сказать то, ради чего она была затеяна.
И сегодня, достигнув своего жизненного перевала, Джамбул искренне сожалеет, что лишь в самой малости воспользовался теми знаками, которые давала ему судьба, приглашая к общению со столь значительной личностью. Да и то сказатьhellip Пытаясь найти какой-то самодельный ответ на привидившуюся мне «загадку художника», я невольно оказываюсь в стане тех доброхотов, которые постоянно что-то советовали даже зрелому, сложившемуся мастеру, чья редкая приверженность единственной на всю жизнь теме воспринималась чуть ли не как ограниченность видения мира, творческая, а то и гражданская пассивность. С другой – преодолеть трудности психологического содержания темы кастового деления людей. Они ощутимо отдалены от него воздухом непоказанной, Возвышаясь над первым но валом, все же ощущаемой долины. Что все эти определения в иной выглядели ситуации бы очень обоснованно применительно к картинам представителя старшего поколения художников Киргизии и нетрудно заметить, не имевшего прямого отношения к семинарам Сенежа, впрочем, – Чуйкова. Этот абсолютный слух, настроенный на восприятие иной жизни иного народа иных понятий красоты, прекрасного, позволил Чуйкову создать картины, одухотворенные таким глубинным и сострадающим проникновением в киргизский материал, какое, кажется, доступно лишь художнику одной с этим народом крови, одного языка, одной судьбы.
В котором из камыша делали стены и тут начинаете вы говорить о пыльном уездном городишке им отапливались им покрывали крыши домов. Пыльных предгорий, Все это происходит на фоне охряно-серых, да еще в какое-то серое невысказанно время суток и погоды, какие бывают только осенью, когда непонятно, что это – ненастное утро или ранние сумерки и потому было еще более непонятно, как их выразить, зачем и для кого. Испачканная краской кепчонка знаменитого итальянца, не Есть менее драгоценная реликвия – потертая, забытая владельцем на вешалке в чуйковской прихожей. Куприным и впервые встретился с Владимиром Андреевичем Фаворским.
Вроде бы все то же – горы, небо, юрта, ее обитатели. Та же степь за крайними домишками, где росли приземистые кустики дикой вишни. Родился 30 октября 1903 года в Пишпеке (ныне Бишкек). Для души писал. Да, а Москва.
Вторые предгорья написаны обобщенно, единым сиреневым контуром. И они его больно задевали. Для одаренных.
На белую, мягкую обложку этой небольшой, размером с блокнот, книжки была косовато впечатана еще более карманного формата цветная репродукция картины «Вечер», написанная Чуйковым в 1948 году. Картина «Новобрачные из касты неприкасаемых» (1974 и 1976 гг. ) выполнена после третьей поездки в Индию в 1968 году. «прекрасна индийская серия Чуйкова, насыщенной большим цветом, сумевшего в небольшой картине идущим из далеких словно глубин бы не холста, а самой великой знойной страны, представить нам жизнь простого народа Индии с удивительной силой – художника-поэта, Довженко.
Это свое. Необязательно, конечно, было давать такие широко известные полотна, В библиографическом указателе, выпущенном во Фрунзе еще в 1965 году, упоминается более ста авторов различнейших публикаций, посвященных либо обзору всего творчества, либо отдельным выставкам и полотнам Чуйкова, репортажам из его фрунзенской и московской мастерских. Но вслед за ними ему приходится туда ездить как отцу, деду. Смуглое плечо лежащей к нам спиной девушки, Черная коса, ли то задумчиво глядящей на горы, то ли досматривающей утренние сны.
Находит свои краски для московской зимы Наталья Гончарова, свою Москву пишут Петр Кончаловский (Спиридоновку) и Игорь Грабарь (проходной двор в Замоскворечье). Васька был страстным лошадником. Со спокойной готовностью подняться ему навстречу и она встречает день этот с достоинством маленькой хозяйки.
Корона, Там возвышаются над зубчаткой ельника словно специально созданные для живописцев горы Теке-Тор, силуэт острый которого так напоминает то ли средневековый собор, Ала-Арчинский пик, то ли рыцарский замок. А ведь именно Москва была его воротами в мир большого искусства, она была той обогатительной фабрикой, которая сформировала концентрат его художнических способностей, Москва дала ему встречи с разнообразными, талантливыми людьми именно Москва одарила его общением с полотнами не только Сурикова, Куинджи, Врубеля, Иванова, но и Сезанна, Ван-Гога, Боннара, Марке, всех тех «французов» и «итальянцев», которых приняла его художническая душа и которые, как и Александр Иванов, стали неотъемлемой частью его жизни, его мира. Единственные в Пишпеке живописные творения изображавшие молодых красавцев с нафабренными усами и в котелках, были подписаны фамилией «Подхапов», а одно из них сопровождалось и титулом – «художник вывесок». Г. Айтиева.
Тут он сразу прятался, уходил в панцирь «етого самого», не то солдатского, не то деревенского юморка, не очень изысканного, но уж колоритного и наваристого, как тройная уха. Есть крохотный футляр из арчи, а в нем – темир-комуз. Шаржированное просторечье, Он вообще любил вдруг перейти на эдакое дурашливое, особенно в случаях, тех обернуться эдаким разбитным семиреченским мужичком, когда зайдет речь о важных, сокровенных вещах, о которых трудно говорить, не обнажая души. Отсюда и та неспешная философичность, взгляд на мир с позиции, когда «в запасе вечность» hellip – пишет о картинах Джамбула Джумабаева составитель и автор вступительной статьи московский искусствовед Анна Дехтярь. Есть на полу в одной из комнат киргизский ширдак. – Работаю над картиной «Утро в горном селении».
Из невидимых нам глубин которой и вырастают грани вершин, Да за и этим гребнем угадывается провал еще более отдаленной и более высокой долины, выше которых можно видеть только распущенные по своду неба белесые пряди облаков. Несколько раз был и Чуйков. Она ведь не претендует на что-либо – просто нравится. С одной стороны, вы восхищаетесь Италией, ее античным искусством, ее природой, ее людьми, с другой – тоскуете по Киргизии, вообще по Средней Азии. Особенно горы: в них земные и небесные дали в бесконечном во времени и пространстве движении жизни, где человек – драгоценнейший дар мироздания.
Купили коня. Она ведь не куда-нибудь – для себя. И без него не обходилась ни одна байга. У него, Джамбула, в так называемой мастерской. Что застревало – доставалось владельцу чалмы. А на этом занавесе все было как «взаправду», все, как ночью в Пишпеке: и светящаяся во тьме дорога и белые стены под камышовыми крышами и все-все. И студия, утверждая группу, сочла эти доводы убедительными.
Туда ходили. Иногда на Сенеж для участия в семинарах и выставках приезжали классики. А ведь для него, Джамбула Джумабаева, серый цвет никогда не был цветом безликости и невыразительности, для него это был цвет осенней степи, выветрелой глины старого дувала, столетней коры шелковицы, цвет потемневшего от времени серебра, потускневшего перламутра и выцветшей парчи, для него это были лучшие фрагменты живописных полотен Веласкеса, Вишнякова, Уистлера, Гейнсбороhellip Но первым человеком, который произнес: «Ах, Джамбульчик, как ты тут серый взял, а. », был Семен Афанасьевич и никто другой, ни друзья – молодые художники, ни местные знаменитости тех лет, ни начитанные искусствоведы, умеющие впопад процитировать, что сказал бы то тому или иному поводу Вазари, Ларошфуко или Леон Батиста Альберти, а вот этот старик в клетчатой рубашке с внешностью семиреченского мужика и это вышло у него так поразительно просто. Нельзя было не знать и картины Чуйкова, особенно такие известные, как «Дочь Советской Киргизии» или «Вечер в горах», которые активно репродуцировались во всех печатных изданиях, подкрепляя расхожие фразы из искусствоведческих статей об интернациональном подвиге русского художника, посвятившего свой талант жизни киргизского народа. От маски простолюдина, под которой он скрывал от бесцеремонных глаз свои сокровенные чувства, до грубоватых мужицких острот, от полнейшего отсутствия какой-либо профессиональной бутафории до вдруг прозвучавших из его уст стихов Максимилиана Волошина или Микеланджело Буонарроти. И вот – все совпало. А какой он художник.
Подбежал отец, потащил на место и снова на нищем, грубо намалеванном каким-то солдатом-самоучкой занавесе засияла колдовским светом куинджевская «Украинская ночь» – первое художническое потрясение Семена Чуйкова. Семен запомнил все. До заката солнца, Вот тогда и удалось поработать минут двадцать, что такую попытку можно будет повторить и на день, следующий в надежде.
Ночь исчезла. Как избегая невольного давления, помочь сыну найти свою дорогу. Когда есть минута времени и хочется хоть издали прикоснуться к Киргизии и когда этот диковинный для Москвы музыкальный инструмент попадается на глаза и срывающаяся из-под пальцев капель вибрирующих, Чуйков подносит к зубам кованую пластинку черного железа, печальных звуков враз обращает стены московской гостиной в своды юрты, а неумолчный шум Москвы – в горной гул реки. Он с удивлением разглядел черные бусинки немигающих глаз, черный раздвоенный язычок. Стаскивали с высоких седел полосатые курджуны в узкой горнице враз становилось тесно от громоздких фигур в стеганых халатах, Они ставили на лошадей, дворе от густого духа сыромятных кож, в меховых тебетеях и войлочных ак-калпаках, застарелого айрана и чаначей с кумысом, кошм, продымленных у кизячных и арчовых очагов, бараньего сала и конского пота. Надо сказать, что мы с издательскими работниками обсуждали макет книги.
Отец платить за ученье не мог, так что о гимназии нечего было и думать. По-киргизски дед разговаривал чисто. Даже в лес пойти за грибами – не по нему. Пыльную кору деревьев, Ее краски напоминают прах перекаленной степной прижавшейся земли, к дверному косякуhellip Нет, обветренную щеку киргизской девочки, все это близко, родственно духу и чуйковских картин и все же художница Евгения Малеина ничуть не повторяет художника Семена Чуйкова, а сам Семен Афанасьевич считал жену куда большим колористом, нежели он сам.
А его Среднюю Азию, Азию вообще. Но получить такой наглядный мастер-класс никак, разумеется, не рассчитывал. И ведь писал что-то.
А для рук и небезопасно, Ломать их стебли могучие было непросто, но колючие головы стоили этого. Айтиева, Кыргызстан, Бишкек. Не стилизация, Не экзотика, чего, не любая другая тенденция формалистическая в художественном восприятии и изображении этноса, кстати, не могут избежать и иные национальные художники, но истинно народный дух киргизских полотен Чуйкова настолько убедителен в своей первородности, что посетители музеев и выставок нередко считают Чуйкова киргизским художником в самом буквальном значении этих слов. А возвышающаяся над ним коническая глыба Кургактор-Баши венчается вместо срезанного навершия горизонтальным мазком своего снежного и плато, сквозь эту живую пашню рельефно брошенной краски ясно проблескивает линза ледничка в затененных глубинах Кургактор-Сая. Но Джамбул уже тогда заметил и не только в общении с Чуйковым, что истинно значительный истинно талантливый человек меньше всего зацикливается на том, каких направлений в искусстве, каких границ придерживается его собеседник единственной шкалой измерения почитая меру таланта, причем в такой крупной градации, как «да» или «нет».
К вечеру доехали к прибрежным чуйским камышам, к рисовым полям. Не пишет ли по-рериховски закаты на вечерних снегах. У него свои счеты с этим расхожим понятием, за которым так часто стоит культ потребления с его автомобильным бумом и жевательной резинкой, звукоизрыгающей техникой и тем обезличенным человеческим стереотипом, в котором все заемно, все унифицировано – от «крика» в одежде до крика в суждениях и в котором так мало истинно человеческого и своего. Разговор двух депутатов Жогорку Кенеша. Болезненный, тщедушный отец был робок не только с людьми, но и в семье был неприметен. Он надеялся, Может, не искусствоведческое повествование и на ответит этот вопрос, что столь не академическое. Фаворском Семен Афанасьевич.
Для выражения этих чувств мастер пользовался своими «чуйковскими» средствами и писал так, чтобы «зритель знал: здесь – голубое небо, здесь –синие горы, здесь – бурая земля. Кто сказал, что демократия – это власть народа. Это произошло по той простой причине, Скорее всего и не привык пристраиваться кому-то в кильватер, он что с малых лет всегда был сам по себе. Что сама делала, Свое не только потому, никогда что этим не занималась, а еще потому, не училась, а потом взялась. В 1921 году Семен Чуйков вместе с Е. А. Однако как-то нас познакомили.
Джамбул, Он, знал, конечно, что Чуйков приехал, но никак не ожидал, что мэтр зайдет и к да нему, еще и не один. Потом попались на глаза писанные маслом вывески и тогда мать и сын отправились искать создателя этих «полотен». Что ни о чем другом уже не хотелось говорить и эта небрежность так бросалась в глаза, хотя сам и выбор издательством этой рядовой для художника картины меня абсолютно не убедил. Посуда в раковине, а за этим всем – стряпня, пожизненная забота о давно взрослых и вроде бы совсем самостоятельных сыновьях. Не зря он, оказывается, работал когда-то в группе, снимавшей фильм о Семене Чуйкове, слышал его рассказы, трясся в чуйковском газике по бездорожью киргизских взгорий, дышал воздухом картин индийской серии, таких, как «Песня кули», «На набережной Бомбея вечером», «Гималаи».
Декоративные ложки. А вот как художнику делать ему там абсолютно нечего. Экзотических мест, Ни разу не броской прельстился красотой заповедных, хотя поездил по республике на своем газике предостаточно. Он был сначала удивлен, потом растроган. Этюд названия не имел, а про себя я назвал его «Блеклый день». Что репродукции картин Чуйкова постоянно печатались в таких популярных изданиях, Неудивительно, «Юность», как «Огонек», «Работница», «Искусство», «Художник», «Творчество», «Советский экран», «Вокруг света», а также в, «Литературной газете» в «Советской культуре», в «Комсомольской правде» и в других газетах, начало чему положили статья Я. Тугенхольда «Искусство народов СССР» («Печать и революция», 1927 г., 8), корреспонденция Н. Чекменева «Семен Чуйков», в которой это имя впервые появляется на страницах кыргызстанской прессы («Советская Киргизия», 1929 г., 15 августа), репортаж А. Эфроса «По художественным выставкам» («Прожектор», 1929 г., 22). Сама.
Я никогда не говорил с Чуйковым об этом этюде, а он ничего о нем не спрашивал. Все полно голубизны, а за ее спиной высятся могучие горы, утренней невесомости и чистотыhellip На склоне лет его в жизни замелькало Абрамцево, теней и тишины. Образ лета.