Среди картин Ярошенко Кочегар, Всюду жизнь, Курсистка, Заключенный, Портрет П. А. Стрепетовой. Ярошенко-портретист был замечен задолго до Двенадцатой передвижной, до «Глеба Успенского» и «Стрепетовой». После «Стрепетовой» и «Глеба Успенского» в каталогах передвижных выставок против имени Ярошенко уже не часто встретишь портреты г-на и г-жи N: те, кого он пишет теперь, люди известные.
Ярошенко отделался разжалованием из ефрейторов в рядовые, снижением балла по поведению, лишением отпуска, но десять дней в одиночке карцера под строгим арестом он просидел и на допросы его ежедневно водили («будучи вызван в Комитет, воспитанник Ярошенко явился в оный улыбающимся», отмечено в протоколе) и товарищей он не выдавал упрямо признавал виновным лишь одного себя («несмотря на трехкратные убеждения г. директора корпуса») и судьба его при этом была для него не ясна знакомый с уставами, на милость он никак не мог надеяться. Вот если бы художник раздвинул рамки своей картины, мягко стелет критик, показал бы тут же, на перроне, еще какие-нибудь группы, свободные и жизнерадостные, например, «сияющих счастьем» новобрачных (. ), тогда мы и впрямь, увидели бы, что «всюду жизнь». Несмотря на детали могущество общего характера выступает более всего». Иван Кондратьевич долго служил в Первом петербургском кадетском Прежде корпусе, чем перебраться в Полтаву. В душе Ярошенко уже отдаленные зазвучали песни о былых боях и победах наверно, Наверно, мышцы его наливались в предвкушении схватки. Чтобы не сострить на этот счет и на этот раз не обошлось без того, как на беду, а тут, попалась на глаза Александровича Николая книжка ранних рассказов М. Горького Челкаш и другие.
Что Ярошенко и то, привел заводского рабочего в русскую живопись, не а кто другой, конечно, не случайно. Мы слышим открытые речи Ярошенко, видим его столь же открытые поступки, знаем его ясную (даже прямолинейную) позицию в Товариществе, которая определяла его отношение к отдельным товарищам, нам известны даже некоторые стороны его семейной жизни и все-таки нам не хватает какой-то важной ниточки, чтобы размотать клубок до конца, до сердцевины, недостает всего того, чему пристал эпитет «личный» «личные соображения», «личные пристрастия», «личные интересы», «личная жизнь». В самом деле, есть два варианта «Курсистки» на одном из них девушка чуть старше, чуть серьезнее, сосредоточеннее, но никаких решительных изменений в картину не внесено. юмор картины «На качелях» не вызвал у многих критиков радости по случаю происшедшей с художником «поразительной перемены». Академия как цитадель искусств для него не существовала, ко всяким академическим установлениям он относился без уважения иронически даже в конкурсах, в соискании наград, степеней и званий не участвовал представляя эскиз на заданный ему традиционно академический сюжет «Битва над трупом Патрокла», вместо давно канонизированной драматической композиции сочинил анекдот, «игру слов» изобразил брошенный на поле битвы труп героя и дерущихся над ним ворон (явный знак неуважительного и необязательного отношения вольнослушателя к «альма матер»). Необыкновенно точно переданы благообразная бесчувственность, рассудочность, постоянный точный расчет «Мы к миру холодны».
Несколько проигрывая, может быть, в эмоциональной «заразительности», столь свойственной созданию Репина, образ обретает черты духовной сосредоточенности и предельной достоверности. Сидит в кресле человек, устроился удобно, но внутренне напряжен, всегда настороже – помогающих проникнуть в образ, Никаких дополнительных подробностей, счетов, ни ни стола, ни цепи златой. Стрепетова была не просто талантливой артисткой она – обновила самые принципы театральной игры – и это не случайно. В «Хоре» Ярошенко поглядел на жизнь глазами своего приятеля Лемоха, доброго человека, верного передвижника, но в творчестве не единомышленника. Но специалисты-этнографы однажды очень тонко подметили, что художник, великолепно знавший особенности быта различных кавказских народов и в этюдах с высокой точностью передававший всякую подробность, в «Песнях о былом» подробности, до различных народов относящиеся, как бы умышленно смешал: жилище, обстановка, одежда и прочие приметы быта показаны в картине обобщенно. На заводах артиллерийского ведомства (и на некоторых других тяжелых производствах) рабочий день был ограничен десятью часами: это не человеколюбие после десяти часов работы производительность резко падала к тому же, при большей длительности смены рабочий, уже обученный, умелый, невыгодно быстро уничтожался, сжевывался производством.
Политики, газетчики, юристы, литераторы, педагоги «общество» все молчали и всё молчало. «Благо перестал наконец сочинять Ярошенко на темы из новых людей Он пошел теперь дальше и стал сочинять на темы из великих или известных людей». То ли дело путешествует с художником Касаткиным по своим любимым местам Кавказа. Как было весело, десятью-пятнадцатью годами раньше попавшая на семейное торжество к передвижникам, как зажигательно Клодт Михаил Петрович исполнил чухонский танец, как смешно Кузнецов показывал сценку про паука муху и как Маковский пел – так семейно одна из современниц, Семейно, всю жизнь потом вспоминала восторженно.
На столе, Две точнейше найденные, линейками, рядом со свитками чертежей, циркулями измерителями небольшие тяжелые счеты, а животе на инженера свисает из жилетного кармана массивная золотая цепь с брелоком – прямо-таки угаданные детали. Но поднять искусство «к тем важным идеям, в которые только и верят писатели 60–70-х годов, уже нет возможности». «Главарь», «вождь» по существу, синонимы, утверждающие руководящую роль Ярошенко в объединении, определение «идеолог» привносит в оценку его деятельности особый оттенок, рисует Ярошенко человеком, взявшим на себя защиту, укоренение и распространение идей передвижничества. Возле картин Ярошенко современники никак не могли удержаться в рамках разговоров и рассуждений о «живописном элементе» и хотя многие отзывы не обходились без упоминаний о «живописном элементе», без того, чтобы не сказать о слабости этого «элемента» в произведениях Ярошенко, без того, чтобы вообще не сказать о неумелости или злее. Как через Ярошенко получала разрешение бесплатно проводить рабочих на передвижные выставки, Учительница школы воскресной вспоминает.
За внешней податливостью ответа таилась огромная взрывная сила: две выставки одновременно и рядом лишь выявили бы разницу, усилили противоборство. соч., т. 12, с. 331). Порожденного болезнью, Но каждое новое мгновение вглядывания в портрет уводит ощущения от страдания. Что в отношении бюста Ге внутренняя интуиция совпала Ярошенко с внутренней интуицией Толстого, Замечательно. «Анну Естифеевну невозможно вспомнить иначе, как с блюдом в руках.
и портрет превосходный и личность очень интересная и крупная». Год 1894-й был, годом наибольшей близости двух искателей истины – кажется, Два половиной с месяца спустя Соловьев отправил Толстому письмо. Товарищество не может требовать от своих членов известного уровня нравственности и порядочности его цель успехи, к сожалению, как я думаю, развитие и распространение искусства Вот почему, оно не выражает и, не вероятно, выразит Вам коллективного своего негодования по поводу Вашего поступка. В скованности и неподвижности лица и тела, в напряженном n неподвижном взгляде не столько неспособность двигаться (болезнь), сколько самообладание, воля, умение и привычка целиком сосредоточиваться на главном (личность). Система обучения, От общего застоя мозгов сами идут вниз и с какой-то ненавистью относятся к молодому и свежему конечно, чтобы глотнуть свежего воздуха, не желавшая высунуть нос за тяжелые дубовые двери, старозаветные профессора, твердившие одни и те же ими самими в малолетстве заученные азы все новым поколениям воспитанников, холоднокровные, расчетливые творения учителей и учеников, являвшиеся на свет в ее замшелых, сонных мастерских – не все Ярошенко и Репина из этой категории темноты я абсолютно исключаю» Все Академии в было сухо и мертво. Добро бы привез из путешествия что-нибудь свое, особое, от чего не считал себя вправе отступиться ради самых интересных и выигрышных тем и сюжетов, а то ведь выставил по приезде ординарные этюды (такое всякий художник на его месте мог бы увидеть и написать): «Негр», «Бедуин», «Араб», «Еврей», «Феллах», «Иерусалим», «Мертвое море» да полтора десятка видов святых мест.
Картина исполнена «гражданской скорби», столь характерной для творчества Ярошенко как выразителя общественных настроений эпохи (редкая статья о художнике обходилась без одобрения или порицания «гражданской скорби» его картин). «не в зале суда только, произвела эта речь потрясающее действие – а далеко и за ее пределами, Современник рассказывал. Я надеюсь ее выдать замуж раньше, чем ее коснется эта зараза» – и когда, Она подсела к графине, машинально я прислушалась к их беседе, перестав читать, Екатерина Ивановна спрашивала что-то о Саше и я слышала, как графиня ответила ей. Засулич дважды собой жертвовала: так как, стреляя, шла на эшафот и так как поступалась своим «я», убивать не хотела, но стреляла исполняя долг. Стрепетова представлена здесь как человек демократического круга, прогрессивных убеждений. Художника Дубовского, Стефания Караскевич помнит там публициста поэтессу Михайловского, Поликсену Соловьеву.
Одновременно с «Юношей перед экзаменами», в 1886 году, Ярошенко выставил «Портрет молодого человека» зрители, как и того, прежнего, у стены, сразу окрестили его «Студентом». Дети эти, как жеребята в табуне, жались между арестантками». Гаршин вспоминает Пятую передвижную: «Семейный раздел» Максимова, «Получение пенсии» Владимира Маковского, «С квартиры на квартиру» Васнецова, «Чернолесье» Шишкина и «Украинскую ночь» Куинджи, портреты литераторов Григоровича и Потехина исполненные Крамским и Ге, «Сумерки» Ярошенко. С какой целью она написана, Однако и пришлось тогда бы ломать себе голову над вопросом, кому может быть симпатична, какие мысли или чувства может возбудить она. Этому, видимо, есть объяснение: семидесятые годы изобиловали разговорами, общениями, собраниями, в восьмидесятые общество разобщено и скованно, в этом обществе ярошенковские «субботы» явление незаурядное.
Широко и размашисто прописан фон, Ощущается тот стремительный ритм, нервными белильными мазочками вылеплен – воротник в котором двигалась кисть художника. Он писал о «симпатиях и антипатиях, крепко осевших на дно человеческого сердца под впечатлением жизни и опыта», о живущей в художнике «страшной потребности рассказать другим то, что я думаю». Рассматривая этюды к картине слепцы изображены на по них одному, что и от всей композиции, зритель получает примерно то же впечатление – по два, Более того. Выставить под крики об «извергах и негодяях», под громогласные требования «обуздать» студенчество.
Портрет Максимова написан с большим интересом и желанием. Костюм среднего интеллигента на В. С. Соловьеве, Да, производил меня на и после всегда ущемляющее впечатление, особенно на улице. Именно за то была она снята с выставки, Именно так поняли ее гонима, современники, запрещена именно это, конечно, привлекало в ней Ярошенко. Осенью, по дороге из Кисловодска, Ярошенко останавливался в Москве, предупреждая свой приезд шутливой телеграммой: «Иду на вы» (телеграфист непременно исправлял: «на вас») объявлялся поглядеть, послушать, что у москвичей делается, с этого для него обычно и начиналась выставка, очередная передвижная.
Средняя интеллигентская квартира, конечно – хотя не маленькая, Но квартира у Ярошенко и барские не покои. Сопровождавший Передвижные выставки, художник Молодой Егор Хруслов, перевозке картин, в деловом письме-докладе о маршруте путешествия их размещении и продаже обеспокоенно спрашивает о здоровье Николая Александровича (будучи наслышан о «крайней опасности»), но тут же горестно жалуется на собственную душевную усталость и просит: «Найдите средство для прививки разочарованным в жизни, чтоб жизнь могли они полюбить» и «старик» Поленов, выступавший по большей части от имени молодежи и чуть ли не постоянно расходившийся со «стариком» Ярошенко и в оценках и в принимаемых решениях, рассказывал: «Сегодня обедал у Ярошенки и с ним рассуждал об искусстве кое-где мы сходимся, а по большей части плохо понимаем друг друга. Набросок датируют 1887 годом это год напряженной работы над картиной «Всюду жизнь».
У Соловьева, написанного Крамским, взгляд острее, не так отчужден, не так самоуглублен, толстая книга, лежащая на коленях, объяснение напряженного взгляда: идет колоссальная умственная работа, осмысление некого материала («сюжет» портрета). На голове шапочка с поднятым вуалем. Той осенью Ярошенко написал портрет Ивана Ивановича. Всякая художественная деятельность передвижников вне рамок Товарищества для Ярошенко измена «общему делу» и в конечном счете поражение художника.
Нельзя прямо связывать замысел, даже первую мысль «Кочегара» с ростом революционности русских рабочих, с обретением ими силы и уверенности в своей силе, с политическими процессами, но нельзя сбрасывать все это со счета, размышляя о рождении замысла картины. «Лицо почти героическое изумительной искренности и великой любви сосуд живой», сказал о русском писателе Горький и в качестве примера назвал имена Глеба Успенского, Гаршина, Салтыкова-Щедрина, Короленко, Герцена. Газета «Новое время» писала, что Ярошенко прославился как художник «сильно тенденциозный»: он выражал «известные симпатии» своего времени и это обеспечивало «особенный успех» его картинам. Толстой доказывал «безумие милитаризма» и гонки вооружений, утверждал, что военные приготовления правительств противостоят интересам большинства людей на земле.
И все-таки вместе его слепые семижды больше один звук, у Ярошенко в каждой фигуре тоже есть что-то свое, нежели созвучие. В 1893 году на выставке появился маленький холст Ярошенко «Похороны первенца». В ярошенковском «Кочегаре» своя гармония и его «безобразная» искореженность громадным трудом, которого никто другой выполнить не в силах, не нарушает, даже подчеркивает эту гармонию. Молодая мать радостно и беспечно поднимает ребенка – высоко его, подбрасывает Но в альбоме Ярошенко сохранились и другие наброски. («Так называемые верующие люди») Когда же Ярошенко писал портрет Ге. В описании петербургского «дна» автор проявил немалую изобретательность, хотя и не сумел скрыть небескорыстного увлечения «Парижскими тайнами» Эжена Сю. Некоторые «лихо закрученные» страницы романа Крестовского, бьющие на эффект и не отличающиеся строгим вкусом, пародировал Адриан Маркович Волков. Лев Николаевич признался, что не любит Васнецова. Остальные произвели на меня очень неприятное впечатление. Следует подробное описание «живой картины», поставленной однажды у Репина и устроенного им веселого костюмированного вечера (без маскарадных костюмов, в обычном платье, были только двое Ярошенко и Куинджи).
Но приложение к жизни очень определенного вопроса делало Толстого человеком очень современным, поворачивало его к современным событиям, требовало их оценки, а художественная мощь Толстого превращала его творения в «замечательно сильный, непосредственный и искренний протест против общественной лжи и фальши» (ЛенинВ. И. Несколько лет в одиночке, угрозы, шантаж, то частые допросы, то долгое забвение, когда кажется, что похоронили заживо, вдруг обнаруживают для юной узницы разнообразные возможности исхода: «Она может удавиться с помощью носового платка или изорванного белья Или она может отравиться Или перерезать себе горло ножницами Или за неимением ножниц с помощью разбитого стекла» Ярошенко, сообразно с требованиями живописи, «спрессовал» время: ночная свеча, тяжелый рассвет, разбросанные на полу бумаги, склянка с ядом, стакан, последняя записка на столе, объясняющая «неизвестные причины» «Вы говорите: Это безобразно. Но в тот же миг две грубые руки схватывают ее за горло После короткой схватки цербер кладет на стол белый бумажный мякиш измазанный кровью и, когда жандармы выпускают наконец свою жертву из рук, она без сознания падает на пол» Рисунок мог быть замыслом ненаписанной картины, но также мог быть первым эскизом картины «Причины неизвестны». илл. «Обстановка» многим не понравилась: не то, как написано, а вообще зачем она.
Вот что надо Ярошенко. «Глухарь» не выдумка Гаршина. На академической выставке 1863 года «Тайная вечеря» Ге «изнутри» взорвала традиционный сюжет, пукиревский «Неравный брак» по произведенному впечатлению из события художественного сделался событием общественной жизни. Отец его, крепостной художник исполнял образа и портреты, расписывал стены, потолки, плафоны и (рассказывает сам Зайцев) «по фантазиям своих господ» сочинял картины «нескромного» содержания «бахусов, вакханок и силенов». И критик «Нового времени», хотя и хихикнул насчет «дамы в дезабилье», не обошел и «душевной драмы» и модной темы, «оправданной русской действительностью». Чтобы передать грусть горцев о временах, давних Неужели для того только, воспетых в народных сказаниях. Зато судьбу мужика в столице, поглощавшей в ту пору тысячи крестьян (росло число предприятий и предприятия росли), превращение мужика в рабочего, самого тогдашнего рабочего Ярошенко знал лучше всякого другого художника: он не просто городской, он заводской человек.
На другой день на Сергиевской мы с Николаем Александровичем вполне миролюбиво о рассуждали прекрасном даровании автора». Он спросил меня, читал ли я эту книжку. Рассказ «Чем люди живы», тоже написанный во имя утверждения учения, привлекает выведенными в нем образами простых людей их словами и поступками их взглядами на жизнь и отношением друг к другу множеством реальных нередко жестоких подробностей. Но и это не была бы «вся Стрепетова». Тешит себя, в искусстве забавляется, прозябает, кормится, бездельничает случайных армия людей, тогда как на передовом его рубеже каждый солдат на счету.
Портрет писался в комнате Татьяны Львовны. Все это, конечно, правильно. Стрепетова, написанная Ярошенко, больше «в себе», ее портрет требует от зрителя более напряженной душевной работы: идея портрета, «мысль по поводу», «сумма признаков» и «общий характер» вбираются, осознаются зрителем, вызывают в нем определенные мысли, создают определенное настроение, с которыми он, как бы с более высокой духовной точки, продолжает постигать портрет. Поза спокойная, ненапряженная, будто даже несколько неловкая, но заключенному нужды нет, что называется, «держаться» напрягаться, пружиниться: он убежден, что живет, думает, действует правильно (нет потребности ни взбадривать себя, ни другим показывать свою силу и стойкость).
Замысел портрета наводит на размышления. За которые люди удалялись из кружка, Были поступки, хотя бы до они того считались друзьями». Картина долг, который художник отдает народу.
Из уцелевшего журнала за 1862 год узнаем, что с 1 по 10 ноября комитет пять раз созывался для экстренных заседаний в связи с беспорядками в 4-й роте. «Слепые калеки под Киевом» не выбивались из общего русла передвижничества. Но карикатуристом Ярошенко не станет и дело не в способности к рисованию карикатур. Несмотря на нестройное детское пение, «Хор» тихая картина, благостная и беспечальная сердце от нее не болит, душа не мучается, совесть спокойна.
Само появление на выставке Писатель Иероним Ясинский поучал «архитенденциознейшего художника» Ярошенко: «Как художественно ни грози кулаком милая и прекрасная девушка острожной стене», такая угроза не вдохновит и не умилит, а лишь возмутит «тех, кто делает без громких фраз благое дело среди царящего зла». Которому подчинено все остальное, Крамской увидел главную мысль ярошенковского портрета в трагизме общего могущественного характера. И даже его семейная жизнь предстает перед нами лишь в ее общественной значимости, Едва ли не все личное применительно к Ярошенко известно как нам общественное.
Все чаще заговаривали о юбилее загодя составили даже проект программы Стали празднования, списываться по этому поводу встречаясь. Строя планы на будущую жизнь, Но: «Полюбив друг друга, отдавая ему все свои силы, они подошли к вопросу: можно ли заниматься искусством будучи серьезно, супругами-друзьями. 1874 год, «хождение в народ», время отдачи долгов – писал Крамской о своем герое, угроза, «Тип несимпатичный, я знаю» и в «Полесовщике» это есть «тип несимпатичный», пугающая и самого художника но в вонзенных в зрителя глазах «Полесовщика» вопрос мучительный, затаенная мука, требование сочувствия.
У Ярошенко с Соловьевым были отношения давние. И, быть может, в тот же час, другой из москвичей (или киевлян), замешкавшийся с отъездом и оттого еще у себя дома неспешно складывающий чемодан, чтобы только назавтра выехать в Питер, принимает от почтового рассыльного точно такой же бланк: «С вокзала заезжайте ко мне Ярошенко». Современники, разглядывая карикатуры на страницах «Искры», ставили в заслугу журналу умение решительно и остро откликаться на общественные события, умение «факту текущей жизни» придать «известное общее, типическое освещение». Одну из жизни горцев и тоже хотел поехать на две недели на рудник в Екатеринославской губернии – и думал поехать в июле в знакомый аул писать другую типы из жизни рабочих в шахте, Он предполагал написать к будущей выставке две картины. Не случайно «толстовское мировоззрение» Ярошенко автор статьи подкрепляет «униженными и оскорбленными» Достоевского. собр. В популярной жанровой картине Всюду жизнь (1888, Третьяковская Гал. ) Ярошенко сочувственно повествует о короткой светлой минутев жизни арестантов, узников тюремного вагона.
Ярошенко, как выявило дознание, предлагал, «если обстоятельства позволят, даже бить г. батальонного командира». Написанного Ярошенко, у умиротворенное Ге, лицо познавшего смысл жизни старца-апостола, доброе. И методов преподавания, Он коснулся и преподаваемых дисциплин и поощрений, системы и выставок. Это не усталый, разочарованный искатель истины, десятью годами раньше написанный Репиным («Я задался целью передать на полотно прежнего, восторженного Ге, но теперь это было почти невозможно», рассказывал Репин). Решительно высказавшись о «неумелости» Ярошенко, Бенуа продолжал: «Однако имя его не должно заглохнуть, т. к.
Над книгой «Жизнь и смерть Е. Н. Дрожжина» работал сотрудник «Посредника» Евгений Иванович Попов. Когда речь идет о своих, передвижных, он добивается, чтобы Третьяков разрешал картинам путешествовать, но на этот раз объясняет: «Предстоящая выставка, по отсутствию системы в ее составлении, по отсутствию на ней многих авторов а также по чисто случайному своему составу, представляет сущую бессмыслицу, сочувствовать которой нет никакой возможности, почему я и считаю себя вправе не желать быть ее участником». До того она была жутко непохожа на окружающее рассказывал Александр Блок в статье о Владимире Соловьеве, «Фигура силуэтом, казалась озаглавленной Рыцарь-монах. «Тип несимпатичный, я знаю», писал Крамской о своем герое и в «Полесовщике» это есть «тип несимпатичный», угроза, пугающая и самого художника но в вонзенных в зрителя глазах «Полесовщика» вопрос мучительный, затаенная мука, требование сочувствия: 1874 год, «хождение в народ», время отдачи долгов.
Разница огромная – созданный Крамским, Образ, образ, Щедрин семидесятых годов, Ярошенко, созданный Щедрин восьмидесятых. Но ему понадобилась «обстановка». Прежде, в шестидесятые и семидесятые годы, Салтыков-Щедрин был постоянным посетителем «пятниц» своего друга известного либерального деятеля Алексея Михайловича Унковского (в восьмидесятые годы написанного Ярошенко). Он атакует прошениями министерство финансов, выдирая рублевые иногда копеечные снижения тарифа за провоз картин, создает в целях экономии сложную систему обмена ящиками (очередная выставка, встречаясь с прошлогодней, частично использует освободившуюся тару), он помнит буквально каждый ящик, пребывающий в Москве, в Полтаве, в Одессе, но он готов за счет Товарищества расторгнуть самую выгодную сделку с богачом, купившим картину и не желающим предоставить ее для дальнейшего передвижения: цель передвижения не расширение рынка и сбыта, а стремление, чтобы искусство из достояния немногих стало достоянием всех. т. 22, с. 287). Быстро ухватывали они всякую фальшь, неточность в отображении, проходили презрительно мимо картин из господского быта, подолгу стояли перед ландшафтами изображающими лес, болото, луга, равнодушно проходили мимо крымских видов, нравились им исторические картины, в картине искали содержания» («Из дальних времен», M. Л, 1930, с. 21).
Его взгляд устремлен на зрителей и вместе с тем чуть над ними вдаль в глазах, в складке губ притаилась улыбка: в «плохой действительности» Владимир Галактионович умел ценить «хорошую надежду». Мучительное безмолвие вокруг, потерянный счет дням (кажется, время остановилось), бездействие, как бы передающее узника во власть чужой воли и оттого постоянное, острое чувство нерешенности, неясности судьбы: эти чувства ведомы и ярошенковскому «Заключенному» иначе его образ не согласовался бы с обстановкой, в которую он помещен, но они, эти чувства, не поглощают, не подавляют его, не заполняют его целиком, не принуждают напрягать все силы для борьбы с ними. Когда гости, Разговоры художестве о они непременно возникали в самом начале вечера, собирались в мастерской хозяина, по традиции. Но и при Александре Втором военно-уголовные уставы не отличались снисходительностью к организаторам беспорядков предполагали и за выступления против начальства достаточно жестокое наказание.
«смотрите, увидев в мастерской Ярошенко свой портрет изобразил он меня при часах, да еще с цепочкой – что, Один из приятелей Глеба Успенского рассказывал, писатель огорченно воскликнул. «я исполнил данное Вам давно обещание написать портрет Л. Н. Толстого, о чем он в свою очередь сообщил Третьякову обычной с – не сдобренной любезностями откровенностью. В не меньшей степени привлекал их протест Толстого в тягостную пору безверия и бездействия он (опять-таки по словам Стасова) поднимал «все могучее оружие своего гения на погибель всякому мерзавству и скотству, творящемуся в мире». «Проводил» одинокий старик на опустевшем перроне: поезд отошел, еще висят под перекрытием вокзала густые клубы пара, уходят прочь другие провожающие, носильщик сметает сор с каменных плит перрона, поодаль, заложив за спину руки в белых перчатках, стоит безразличный полицейский старик застыл в неподвижности возле того места, где только что была площадка вагона или вагонное окно Кто-то из рецензентов предположил (иронизируя, конечно), что старик проводил в теплые края ту самую чахоточную, что сидит в кресле на Кисловодском балконе.
Зрителям нет дела до дипломатического равновесия. Когда же академические власти разъяснили ему, что коллективные ответы нежелательны, он тотчас начал хлопотать, чтобы в «мнениях» товарищей не оказалось принципиальных разногласий. Подпись «старика» Поленова под петицией особенно его возмущает. Автор очерка «На литейном заводе», помещенного в «Отечественных записках», рассказывал: «Так называемые глухари последний сорт заводских рабочих, обреченный на самым тяжкий, почти нечеловеческий труд и получающий за этот труд самое ничтожное вознаграждение. Появлялись также статьи, призывающие взглянуть на женский вопрос «попроще»: кто мешает неимущим женщинам работать и быть счастливыми «у нас плата за женский труд очень достаточна».
Вице-президент Академии художеств, в канун года 1874 великий князь Владимир Александрович, высказал пожелание слить выставки академические и передвижные. Наконец, писательница Стефания Караскевич (Ющенко), попавшая в квартиру на Сергиевскую курсисткой и многие годы проведшая в доме Ярошенко, рассказывая о «субботах», опять-таки обобщает: «Слова нет, среди этих людей бывали те, кого прельщала мода тщеславная возможность погреться в лучах знаменитости. В статье страстно проповедуется много верного, но с той самой высоты, глядя с которой автор все время оставляет за собой «двоякое решение вопроса». В один из наездов в Полтаву, Три десятилетия спустя, Ярошенко за возьмется портрет Ивана Кондратьевича. Скорее всего Гаврила, Изображен на рисунке не Челкаш, беглый но рисунок важен как потребность закрепить впечатление. Но, Участников его прославляли росписи на все лады, были скептики, конечно, к ним принадлежал и Н. А. Ярошенко, не упускавший случая при встрече со мной съязвить по поводу содеянного. Михайловский полагал, что «свободный процесс творчества» поднял шутку «до степени высокой художественной задачи». Казалось именно Ярошенко должен был потянуться писать не «склянки», а лицо Менделеева.
Положение, ставшего привычкой взгляда на себя как бы со потребность стороны, следить за соответствием внешности, поведения и положения – в лице, Это и во всем облике, позволяющее держать себя свободно и уверенно и вместе требующее постоянного, в жесте. Перед нами не тот Лев Николаевич Толстой, каким мы его себе представляем. Художник Минченков, автор широко известных воспоминаний о передвижниках, называет Крамского и Ярошенко «вождями-идеологами передвижничества». В «молодом художнике» угадывается Ярошенко. Между допросами, уговорами и угрозами у него было время (десять дней в «даровой квартире») подумать о себе, о своей судьбе настоящей и будущей он остался при своем, держался того, что считал правильным и справедливым.
Есть, конечно, различие и в лице, волосах, бороде и в позе, хотя Соловьев и у Крамского в кресле, заложив нога на ногу это одна из характерных поз Соловьева в мягком кресле и нога на ногу (сразу бросаются в глаза его острые колени и вместе вся его высокая худая фигура). Крамской едва ли не единственный у нас способен «держать в своих руках школу», писал тогдашний журнал, он «родился учителем и делается им постоянно помимо воли». У себя в Кисловодске и даже не выезжая из Петербурга, Исторические подробности картины художник мог найти заброшенном в кавказском храме. Такую задачу Ярошенко, видимо, ставил перед собой: картина «Заключенный», показанная на Шестой передвижной вместе с «Кочегаром», тому свидетельство.
Слова о «дикаре» Ярошенко сопровождаются в письме Поленова пересказом рассуждений Ге о наилучшем, соответствующем познанной истине образе действий: мягкостью большего достигнешь, чем ожесточением идя напролом, в большинстве случаев только себя искалечишь люди, особенно те, с которыми имеешь не случайные столкновения, а сходишься на общем деле и притом свободно выбранном, таком, как искусство, не враги между собою, а только люди разных ступеней развития вот таким образом не бороться надо с ними, а стараться убедить их, то есть приравнять к своему пониманию если же это невозможно в настоящую минуту, то надо ждать придет время и правда возьмет верх. Лицо старого крестьянина, прозорливого и сильного духом. Легко допустить, что появившийся в доме Ярошенко, один из любимых художников и к тому же военный человек (в ту пору уже генерал в отставке), оказался в числе первых слушателей статьи. Но преднамеренный, нарочитый отказ от живописности противопоказан искусству, как противопоказано ему все нарочитое. Характерная поза: «Рука с папиросой обнимала грудь, так что папироса была сбоку, у пояса другая же рука без папиросы, согнутая в локте, опиравшемся на руку с папиросой, прижималась к груди» (свидетельство брата писателя).
Воспоминания о недавнем героическом прошлом, о людях и подвигах им воспетых, тоска по ушедшему в прошлое героическому времени, желание сложить о нем песню и в песне еще раз пережить его вот чувство, переполнявшее Ярошенко, роднившее его с лучшими из его современников, то «сегодняшнее», которое своей картиной он «записывал в историю». Рассказывает жена художника, «От чина полковника Николай Александрович отказывался в течение пяти лет, которые не давали ему возможности заниматься живописью, так как с этим чином ему предлагали такие места и согласился лишь тогда, когда освободилось место полковника для особых поручений, так как на этом месте нужно было только три раза в неделю быть на службе, на хотя дом приходилось брать много работы, но это он делал по вечерам. Ярошенко проще всего было следовать моде, показать изломанность Стрепетовой, болезненность Успенского, но именно «психоза» в портретах и нет потому и ранили душу, ударяли в сердце, вызывали на себя огонь критики, обвинения в «протаскивании» тенденции в беспристрастное искусство портрета, что не исключительное в них выявилось, а общее. Журнал «Художественные новости», недавно объявлявший ярошенковские картины «предметом судебного следствия», благосклонно отметил «Юношу перед экзаменами»: хотя «живописным элементом» произведение не удовлетворяет, зато художник сумел выразить «грезы нежно расцветающей жизни» и удержался на сей раз от «горечи, сомнений, отчаяния» в целом «Юноша» удался.
Труд вот что видел Ярошенко, встречаясь с Менделеевым. Человек «среднего сословия», мыслящий, передовой интеллигент, который непременно был воображаемым зрителем для Ярошенко, независимо от того, собирался он выставить работу или нет, должен был тотчас же узнать в этих портретах душевно близких людей и людей духовно близких. Портрет Толстого, в известном смысле, потянул за собой портрет Соловьева. С той поры много воды утекло.
Много разговоров вызвал «Привал арестантов» Якоби. Ярошенко не однажды мог написать Соловьева, но не писал, он словно раз и навсегда «уступил» этот портрет учителю Крамскому. Не печать и не печаль скорой кончины в лице измученном Нет, укутанном нелепой одеждой, в скованном теле. Но главное отличие взгляд. На блюде дымится пирог, разварная рыба или ветчина и сквозь тонкий пар улыбается милое старческое лицо все в морщинках, складочках и ямках, все светящееся несказанной добротой.
Выводы Бенуа опровергались еще полвека спустя, в статье, появившейся к пятидесятилетию со дня смерти художника. Им случалось много спорить об искусстве вообще и об отдельных произведениях живописи, что также придает воспоминаниям Нестерова особый интерес, в Товариществе они представляли разные поколения – соглашаться и соглашаться не друг с другом, Взгляды Нестерова и Ярошенко не отличались безоблачным единством. Ее фигура, одежда, поза, движение, которым она подобрала юбки, развязны, жалки, смешны. А то, Это не библейский пророк, человек себе на уме» Здесь спорны частные суждения, называется, что но есть правда общей оценки. «Невский проспект ночью»: непрестанный осенний дождь, холод, туман и собаки ни одной не видно (должно быть, на Невском все хорошие хозяева), только три женщины по собственной охоте не уходят «со двора» спасаясь от дождя, жмутся к стенам домов, ждут прохожего «господина» Они обыкновенны, будничны, такая же привычная принадлежность ночного Невского, как Невский принадлежность города. Искренности и достоинству отношений между супругами, По честности и благородству, как принял и всей жизнью оправдал эту жертву Николай Александрович, разумному по началу в самой постановке вопроса и жертва Марии Павловны и то, поступки абсолютно в духе лучших из новых людей, к которым не просто причисляли себя, но всем существом своим принадлежали супруги Ярошенко.
Это не заблуждение, а направление умов и порывов сердца настроение. Картины Иванова из жизни переселенцев отвечают мысли Ярошенко о том, что художник должен всесторонне изучить и запечатлеть в серии полотен какую-то часть народной жизни трагическое решение темы, «гражданская скорбь» художника тоже соответствуют настроению творчества Ярошенко. Но и Крестовский в авторских отступлениях, отдыхая минуту-другую от головокружительных приключений, в которые погружался со своими многочисленными героями, задавал тот же наболевший вопрос: «Какие причины приводят человека к такой жизни. » И предлагал: «Вглядись поближе, попристальней в этих женщин, ознакомься, насколько возможно, с условиями их существования, с их социальным положением» Вокруг женского вопроса шла упорная полемика, устная и в печати. Но ради искусства он решительно отказывался и довольствовался тем скромным положением, Н. А. несколько раз начальство предлагало более места видные и более обеспечивающие в материальном отношении, лишь бы иметь возможность заниматься живописью». Набросок многолюднее картины: вместо старика на рисунке старушка, ее держат под руки двое мужчин, на перроне кроме них еще провожающие молодая женщина, какие-то военные на первом плане всего же интереснее, что поезд отошел не от того перрона, где старушка, а от соседнего, отделенного линией рельсов и еще одной платформой и на той дальней платформе выстроилась лицом к провожающим цепь солдат. Еще лучше: магом, Репин также вспоминал несовместимость Соловьева с окружающим в воспоминаниях Репина интересен взгляд художника: «Ему совсем не шло платье европейское даже длинный черный сюртук Одеть бы его в хитон первых христиан нет, Фаустом или в профессорскую мантию Эдинбургского университета, астрологом.
В книге «Памятные встречи» Ал. Алтаев (псевдоним писательницы М. В. Ямщиковой) рассказывает, как приняли картину «Всюду жизнь» первые зрители: Впрочем, ведь и к Льву Николаевичу Толстому надо «глубже подойти», а не так, что раз «Где любовь, там и бог», значит «запахло толстовщиной». Один из этих людей, Михаил Ромась, «пытался поставить пропаганду среди крестьян Казанского и Симбирского Поволжья». Мысли писем, произносимых вслух, также могли оказаться темами бесед Толстого и Ярошенко: «всенародный язык» и необходимость взаимопонимания между людьми (письмо эсперантистам) земельный вопрос «исключительное право на землю людей, не работающих на ней и лишающих доступа к ней сотни и тысячи бедствующих семей, есть дело прямо столь же злое и подлое, как обладание рабами» (письмо экономисту Б. Эйленштейну) решающая роль личного примера жизни воспитателя в воспитании детей (письмо Федору Алексеевичу Желтову, крестьянину, автору очерков и рассказов) поиски сильнейшего средства воздействия на людей тема, прямо относящаяся и к искусству, «для того, чтобы мысли сильно воздействовали на людей, нужно, чтобы они представлялись или в том необработанном первом виде или выражении, в котором они представляются тому, в душе которого они возникают или в самом строго и трудолюбиво обработанном виде, до которого мы в состоянии довести их» (письмо Николаю Лукичу Озмидову, знакомому Толстого, разделявшему его взгляды) В эти дни Толстой ищет возможности напечатания недавно завершенной антивоенной статьи «Тулон» (в окончательном виде озаглавленной «Христианство и патриотизм»). «Крестьянский вопрос» (если исключить литературу, которая помогает художнику, но не дает главного зрительных впечатлений) был знаком Ярошенко по городу, по Петербургу, виделся ему «на петербургском фоне».
Если же этюд к картине не имеет отношения, опять-таки интересно понять, почему Ярошенко не захотел написать «Заключенного» героическим молодым человеком, хотя уже знал такой тип в русском революционном движении. Очень оживленны у него вечера и симпатичный тон», докладывал в письме к жене Поленов. Александр Бенуа, с симпатией рассказывая о картине «Всюду жизнь», замечает, что Ярошенко «подошел в намерениях к автору Мертвого дома». Революционнойинтеллигенции (Заключённый, в картинахЯрошенко раскрыты собирательные руссской образы передовой учащейся молодёжи, 1878. Не следует, однако, выносить «Слепых» за скобки ярошенковского творчества.
Товарищество на дипломатию отвечало дипломатией. Портрет Толстого, резким диссонансом прозвучал голос защитника Ярошенко, написанный «из Ярошенко, всех изображений знаменитого писателя едва ли не самый лучший, хотя при первом на него взгляде вы испытываете некоторое разочарование, утверждал Богданович – по большей части не принявших портрета, в хоре критиков, публициста Богдановича. Современники Соловьева неизменно подчеркивали его необычность на фоне обывательской всех рангов и сословий «толпы» восьмидесятых девяностых годов. Для Ярошенко с его приверженностью однажды принятому правилу всякое с сотрудничество Академией было неприемлемо. Ни посмотреть на Вас, Увидел бы я Вас таким образом сквозь ни сон, потолковать с Вами как следует не удалось бы»). В ней доказывалось нечто прямо противоположное: Ярошенко «вступил на путь художника во всеоружии профессионального мастерства».
Поленов рассказывал в одном из писем к жене: «Ге называет Ярошенко и компанию дикарями». Вы вступаете с ним в переписку, в которой, сохранив полное хладнокровие и приличие формы, вызываете его (больного, во всяком случае) на резкий и раздражительный ответ. Его крестьянство, однако обремененная жизненным опытом и пониманием сложностей жизни, природная его простота, его наивность, однако уже потраченная привычкой к разочарованиям, его мужицкое упорство, однако сдающее под натиском многих человеческих слабостей – однако уже тронутое художническим артистизмом, На портрете весь Максимов. Весело и замечательно: не просто с друзьями хочется повидаться, хочется именно на эти «среды», на «субботы». Вера в могущество добра и силу любви к жизни, внимание к «униженным и оскорбленным», стремление открыть лучшие стороны во всяком человеке никак не отличительные черты именно толстовского мировоззрения. Важная подробность телескоп, справа от ученого, на возвышении. Ярошенко не послушался Крамского или хотел послушаться, да вышло все равно по-своему.
В «Этюде» («Студенте») некоторые признали портрет молодого художника Чирки, но отыскание прототипа ничего не решает. Не без влияния учителя в альбомах юноши Ярошенко появились и карикатуры юмористические наброски типы, Конечно, сценки по большей части из хорошо знакомой ему кадетской и юнкерской жизни. Легче оберегать свой покой, Среди важнейших жизненных правил обывателей стремление выдавать ранимое сердце, когда ставишь знак равенства между равнодушием и душевным здоровьем – чуткую совесть душевную за болезнь. Художественный критик Прахов объяснял: «Кочегар Ярошенко и Протодьякон Репина есть великолепный, грандиозный почин со стороны метода, есть решительная новость в русском народном искусстве» эти картины представляют «исторические портреты двух сословий». Ярошенковский Салтыков-Щедрин встречает зрителей великой скорбью. Будучи повторены по-пушкински глубоко, Строки Пушкина о равнодушной природе у гробового входа от частого стали цитирования привычными и вновь подействуют с первоначальной силой, точно, мощно. Нужно, чтобы в основе художественных предприятий, затеваемых Академией, не лежали «побуждения и соображения, посторонние искусству», как это обычно бывает.
«на саженном полотне изображен Литовский замок – уточнялись детали изменялись Впоследствии подробности, но сразу найденное оставалось неизменным. Сила «Заключенного» не в том, что он не знает этих чувств, а в том, что, несмотря на них, остается самим собой. Почему с таким напряжением впилась она взглядом в тюремное окно. Девушка решается на отчаянный шаг.
Возможно, на хуторе портрет был только начат, а закопчен уже в Петербурге. Были писатели и не бесталанные имена которых не упоминались. Повествование в рассказе ведется поочередно от лица двух художников Дедова и Рябинина. Дрожжин в книге должен был как бы канонизироваться тем замечательнее совет (установка. ), который Толстой дает автору биографии: «Для описания людей как образцов для жизни нужнее всего не забывать элемент человеческий, слабостей, в деле Дрожжина тщеславия даже» Толстой не верит, что на людей способно сильно подействовать «описание святого без слабостей». (Толстой работал в те дни также над «Катехизисом», систематическим изложением своего учения в виде вопросов и ответов слова графини Софьи Андреевны, скорее всего, относятся к «Катехизису» домашние и некоторые из гостей переписывали варианты рукописи, но Софья Андреевна признавалась, что «Катехизис» она не в силах переписывать настолько он ей чужд и неприятен. ) 27 апреля датированы два больших письма Толстого воронежским эсперантистам и немецкому экономисту Бернгарду Эйленштейну 28-м датированы еще пять писем. Старушка за столом, с веселым (при данных обстоятельствах) спокойствием раскладывающая пасьянс, по остроумному замечанию одного из первых рецензентов, как бы подсказывает зрителю, что ей каждый вечер доводится слушать эти жаркие разглагольствования. Собранием таких «головок» получился ярошенковский «Хор» стоят рядком миловидные деревенские детишки, а милый смешной дьячок, толстый, с косицей, с красным платком, торчащим из кармана, обучает их церковному пению.
Никто не в силах лучше, точнее Крамского оценить способности и возможности Ярошенко, помочь ему найти свое место в искусстве: за десять лет до приезда на Сиверскую Ярошенко учился у Крамского в вечерних классах рисовальной школы Общества поощрения художников для Крамского он не какой-то «офицер», на досуге балующийся живописью, а именно «Ярошенко Николай Александрович», чьи способности и возможности Крамскому хорошо известны. Нестеров вспоминает, что, когда он, уже зрелый художник, понял слабости и просчеты своих работ и решил идти переучиваться к Чистякову, Ярошенко высмеял его, назвал его решение «блажью», утверждал, что учиться следует не в академиях, а на картинах, которых ждут от своих товарищей передвижники. Правительство жаждало освободиться от «умственного пролетариата». Женщины с детьми частые обитательницы каторги и ссылки.
Общие оценки сочетаются в них с драгоценными подробностями, меткие наблюдения пересказом с суждений Ярошенко, слышанных из собственных его уст – близко знавшим Ярошенко, Воспоминания написаны человеком, кто пользовался его дружбой, одним из немногих и к тому же художником. Это очень важное наблюдение: оно свидетельствует о том, что Ярошенко нужна была не просто «заметка по Кавказу» (как называл он свои этюды, гордясь, что ни на йоту не отступает от натуры ради композиции или общего впечатления), оно свидетельствует о том, что ему опять-таки нужен был некий «иероглиф». Понятых как тип, в портретах известных людей, осознанно нет или Ярошенко, почувствовал возможность показать современникам, что идеалы не погибли, живут и воплощены в реальных людях. После Девятой передвижной, двери которой с таинственной точностью открылись утром 1 марта 1881 года, где (почему-то в отдельной комнате) была поставлена картина изображавшая молодую женщину против Литовского замка (многие тотчас окрестили ее «террористкой»), после памятной Девятой с оцепенением и паникой среди зрителей, с требованием властей немедленно снять крамольное полотно, с домашним арестом художника до выяснения обстоятельств, выставить на Десятой «Студента». Глеб Успенский приезжал туда отдохнуть душой (отправляясь в обратный путь, забыл одеяло и портсигар, в письме он просил Михайловского, задержавшегося в Кисловодске, портсигар взять себе, а одеяло подарить дворнику).
Хитрость в том, что, «раздвинув рамки», художник лишь подтвердил бы, что в России живут рядом злодеи, которые «довели себя» до решетки (о ярошенковском «Заключенном» критик так и говорит: «довел себя человек») и люди, «сияющие счастьем», что злодеи несчастное исключение, а не вся Россия, запрятанная в арестантский вагон. Ярошенко знал, что петиция готовится, выезжал в Москву и, по собственному его мнению, «успокоил волнующихся и убедил непонимавших». Нестеров о визите Ярошенко отзывается жестче: «Приезжал по этому делу Ярошенко и усмирил на время неурядицу» Товарищество помаленьку готовило реформы имевшие целью облегчить доступ экспонентов в члены петиция же, полагал Ярошенко, «несомненно возбудит неудовольствие и возмутит многих членов, а раз явится недоброжелательство, то, очевидно, отношения, вместо того чтобы улучшаться, только сделаются хуже». Он знал что-то понаслышке, Возможно, что запамятовал или неверно то, понял не исключено, что слышал. Кстати, познакомитесь с Успенским, который тоже хотел быть».
«Все это было ему ни к чему», говорилось в статье. В пространства горние, Молодое поколение устремляет свои взоры лазоревую в высь, ни воздыханий, где нет ни плача, ни скрежета зубовного. В ней сопоставление и учения творчества Толстого с современной ему русской живописью более развернуто.
Речь его становилась живой и остроумной, который заставлял выходить из-под стакана» – и показывал он фокусы с колодой карт или гривенником и понемногу Гаршин оживлялся. И она будет виновата. В статье очерчен символ веры русского интеллигента, человека «среднего сословия»: «Работать для этого бедного народа, служить ему и сердцем и (даже. ) мечом, а если нет меча, то и умом вот была нянькина сказка, колыбельная песня всего, что носило в груди не кирпич, а сердце». Среди тех, на кого картина Ге (и новое направление его творчества) сделала сильное впечатление, был Ярошенко. Гостей приветствовала общим поклоном и за стол не Одевалась садилась, она в коричневые платья с белой прокрапинкой, рассказывает близкий друг семьи Ярошенко, весь вечер хлопоча с угощеньем, писательница Стефания Караскевич.
Чтобы передвижники своими телами подпирали разрушающееся заведение, говорил Крамской тогда о желании начальства. И здесь любопытно еще раз обратиться к книге Александра Бенуа. Он страдал, чувствуя, как нечто неотъемлемо ярошенковское ушло из картины, его смущали похвалы иных критиков, одобрявших картину за то, что в ней («слава богу») нет этого «трагического, потрясающего», нет «искания глубин», он наивно, будто оправдываясь, объяснял близким, а больше, кажется, себе, что вложил в картину затаенную мысль изобразить желание трудовых людей забыться от жизненных тягот: если же такая мысль не угадывается, если бесхитростный юмор, солнечный свет, синий простор неба, радующая глаз яркость одежд взяли верх, то это помимо его, Ярошенко, воли. Красноватый свет камина, который должен бы напоминать огненную печь «Кочегара», не тревожит, а даже как бы успокаивает: уют.
Но и подбавь Ярошенко этих реалий, они бы не спасли картину, которая, по словам Нестерова, «ничьего, ни в каких кругах общества интереса к себе не возбудила». Ни глядя, Ярошенко не оставляет своей крепости ни под вражескими ядрами, ни видя, как из уходят соседних крепостей гарнизоны, как новые люди строят новые крепости, в которых собираются жить и сражаться после него. На зиму съезжалась в Петербург родня Николая Александровича. «в Москве сильно агитируют экспоненты, ему сильно помогает сестра Поленова инициатором которой есть Иванов – готовится петиция, я внутренно совсем примирился с Маковским». ) Нестеров всю историю с описывает петицией весьма скептически. Эти же черты отличают всю глубокой преисполненную любви к человеку классическую русскую литературу. Как оказывается, в котлах они, которые по краям скрепляются между собой железными гвоздями Котельщик влезает внутрь котла играют роль подпорок Котлы составляются из отдельных листов, железных вкладывает гвоздь острым концом в отверстие, проходящее сквозь оба листа и затем плотно прижимает головку гвоздя к стенкам котла особым инструментом вроде рукоятки.
Вряд ли правильно противопоставлять два произведения, Впрочем, ведущими Товарищества мастерами передвижных выставок, созданных почти одновременно художниками-единомышленниками. «Здесь преобладал элемент семейный», рассказывает она о «вторниках» Лемоха, явно противополагая их только что описанным собраниям у Ярошенко: «Вторники походили на все петроградские журфиксы». Не дают забыть происхождения земного пророка, Лишь тяжеловатые губы придают его лицу некоторую плотскость. В тусклую, пустую пору он ищет идеалов и пути воплощения их в искусстве.
Но в портрете Ге, написанном Ярошенко, тоже чувствуется «столкновение двух начал». О несходстве их в образе действий, Письмо Поленова свидетельствует о разногласиях Ярошенко и Ге в передвижнических делах, но о не ссоре, о разном понимании истины. Почти бесшумно бежит внизу неширокая речка Ольховка. Как бы ни были портреты отличны друг от друга, в них много общего. Он замер у своей высокой конторки, тонкие пальцы правой руки, сжимая перо, легко касаются огромного лба, взгляд прикован к лежащим на конторке бумагам мы, кажется, присутствуем при рождении идеи, которая, вот-вот закрепленная на бумаге, еще одной нитью крепко свяжет этого человека с вечностью. Ярошенко и Гаршин увидели «глухаря» по-разному. Живопись лишилась неплохой художницы М. П. Ярошенко, Возможно, всего прежде деятельницу женского образования, зато общество обрело М. П. Ярошенко общественную деятельницу, одну из основательниц Высших женских курсов. Знаменательно, что именно к нему обратилась редакция журнала «Артист» с просьбой исполнить для воспроизведения портрет Ге и Ярошенко сделал портрет пером.
Один из них Николай Ярошенко. После встречи с Толстым Ярошенко написал назревший портрет Соловьева быстро и решительно – воспламенившей заготовленный материал, стал Искрой, портрет Толстого. Репин и Ярошенко так же, как и Толстой, считают что цель искусства выразить те истины, которые провозглашает действительность, а нравственное учение указывает, как переустроить жизнь в соответствии с этими истинами».
Они близкие друзья Ярошенко едва не самый частый гость в доме Менделеева – Ярошенко знал хорошо лицо Менделеева. «Все они, пишет о глухарях автор очерка имеют вид ненормальный, все сухощавы измученны, желты, но зато все, по-видимому, бодры, у всех груди богатырские, руки жилистые и мускулатура вообще сильно развита». «на меня все произвело это впечатление не наказания, не должно пройти бесследно, что такое дело не может – а надругательства Мне казалось, На суде Засулич говорила о деле Боголюбова. Но хорошо, что Ярошенко хватило такта не следовать совету Михайловского, что он «трусил», картина и так сентиментальна и сентиментальность ее не в подробностях, а в необобщенности «трогательного» замысла. (Мнения Стасова со свойственными ему крайностями в отношениях и суждениях дороги именно как мнения современника, ни на йоту не принимавшего «нравоучительного и религиозного» толстовства и «обожавшего до бесконечности» человека и художника Толстого. ) «Буду Михайловке вторник вечером охотно заеду на день если дадите теплое платье для переезда на лошадях», телеграфирует он, выезжая из Кисловодска. По словам писателя А. Плещеева, Стрепетова «играла, как Толстой говорит, как Репин пишет». Они очень отличны, эти портреты.
Серьезные и доброжелательные исследователи неизменно замечают в произведениях Ярошенко живописные и иные технические упущения, стремясь открыть в его искусстве действительно сильное и главное. И тут же: «По своей толковой законченности и отсутствию того карикатурного уродства, которое всегда изобиловало в картинах Ярошенко, это лучшая из всех его картин, которые он до сих пор написал». Ярошенко призывает Черткова, горячего проповедника толстовского учения о добре и справедливости, «с большим доверием относиться к лучшим сторонам человеческой натуры а то ведь жить иначе будет трудно и нечем будет дышать».
«Я ждала но все молчало» Выстрел Засулич был выстрелом в общественную совесть. И во всей фигуре разлито характерное для Михайловского выражение Лицо отчетливого, спокойно, перед которыми он приподнимал завесу, стройного и на первый взгляд холодного изящества и только те, скрывавшую глубину его интимной личности, знали, сколько за этой суровой внешностью скрывалось теплоты и мягкости и какое в этой суровой душе пылало яркое пламя». Отец прерывает сына непринужденным движением руки и, грешно говорить, кажется, что прав.
Его альбомы тех лет, заполненные рисунками с натуры, портретами, жанровыми сценками, бытовыми набросками, карикатурами, альбомы академических лет, в которых лишь попадаются копии с гипсов и наметки мифологических сюжетов, свидетельствуют о недоверии к академической системе образования, даже пренебрежении ею, о направленности дарования, о желании (идущем от ощущения своих возможностей и способностей) скорее пойти по избранному пути, минуя или сведя лишь до самого необходимого то, что называют «классом», «школой». Больше всего его интересовали картины Ге и он спрашивал меня о впечатлении, которое произвела в Петербурге новая картина Христос и разбойник» («Распятие»). Кавказом что-то привело его на Сиверскую, Но между Петербургом и Украиной, хотя стучит дождь в окна и ветер немилосердно завывает и поработать всласть почти невозможно, удерживало там. В самом деле, можно ли было не признать студента (по замечанию недоброго рецензента, «типического недостаточного студента». ) в этом серьезном молодом человеке с его бледным лицом, обросшем рыжеватой бородкой, с длинными волосами, выбившимися из-под широкополой шляпы, с его «недостаточным» пальто, с этим накинутым на плечи пледом (в официальной печати тогда неодобрительно писали о пледе, заменившем студентам мундир и требовали ношения учащимися единообразной формы).
Ярошенко начал рисовать в детстве, сам по себе. Что дело Товарищества живое, Между тем Вам очень хорошо известны и существующие отношения между Академией художеств и Товариществом и что проявлявшееся сочувствие не есть дело моды и обусловливаемо тем имеющее, несомненную полезное, будущность, тогда как Академия художеств в своем настоящем виде мертвый и разлагающийся организм Разумеется, такое заявление должно было понравиться академическому начальству и, вероятно, упрочило Ваше служебное положение, но Вы поймете, что оно не может упрочить уважения к Вам со стороны Товарищества. Породили искреннее преклонение одних и столь же искреннюю неприязнь других, Первые же выступления провинциальной актрисы на сценах и Москвы Петербурга буквально ошеломили театральную публику. Нестеров вспоминает среди гостей Ярошенко опять-таки Менделеева и Михайловского, Короленко, Павлова Ивана Петровича, физиолога и Павлова Евгения Васильевича, хирурга (запечатленного Репиным во время операции), актрису Стрепетову, химика Петрушевского. Но в кругу близких знакомых и товарищей по профессии это был истинно блестящий собеседник», в большом и разнородном обществе не он был разговорчив. Но есть в ней частность, Это относительно всей статьи, что Вы член Товарищества, вызывающая еще худшее впечатление и заключающаяся в том, состоящий с вместе тем на службе в Академии художеств, решились высказать вслух, печатно, мнение, будто сочувствие печати излишество расточаемых ею похвал выставкам Товарищества и нападки на выставки академические есть дело моды и дешевого либерализма.
Два студента под действием гипноза в воспроизводят лицах балладу об Иване Грозном и посланце князя Курбского – Василии Шибанове потом все обсуждают таинственное явление, Популярный гипнотизер демонстрирует свои опыты. Сильное волевое лицо, умный, властный взгляд, уверенные, свободные движения «хозяина жизни». И если не всякий день, то через день уж обязательно приходится вставать ни свет ни заря и, не глядя на погоду, тащиться в Петербург, на службу (отпуск, судя по служебным документам, ему вообще положен в августе сентябре). соч., т. 17, с. 209). В те же годы в альбоме Ярошенко появляются портрет грузчика, стоящего в порту у поручней трапа и жанровый рисунок «Обед грузчика».
В очерке про литейный завод рассказывается, между прочим и о том, как «глухарь», когда представится случай, вылезает из котла, где только что, скрюченный, сидел под ударами. Менделеев думает. Графиня и Мария Львовна работали дети вертелись на ковре у ног Льва Николаевича. Текст речи, тайно отпечатанный, разошелся по России во множестве экземпляров. Владимир Соловьев был для современников одним из честнейших людей эпохи, не принимавшим «неправильного» административного, экономического и духовного уклада жизни, вслух негодовавшим и напряженно искавшим путей к новым, совершенным формам человеческого общежития.
Она явно погружена в свои – мысли переживания, Ее взгляд не встречается со взглядом зрителя. Как у детей и никогда не детства утрачивающих мудрецов, Но это и не созданный тремя годами позже автопортрет Ге та же апостольская внешность и жгучая, жажда познания в глазах. Сапожник согревает старого солдата-инвалида, дает приют бездомной женщине с ребенком, спасает голодного мальчонку, укравшего яблоко с лотка, от побоев и полиции, от возведения в ранг «преступника». Ярошенко, рассказывают, послушался Крамского и сейчас же принялся за новую картину.
Он был знаком с Желябовым, Перовской, Степняком-Кравчинским, Германом Лопатиным, о котором собирался писать роман под названием «Удалой добрый молодец». Она дышит чем-то правдивым, свежим и теплым». Марией Львовной, 25 марта Толстой с другой дочерью, на самый тот хутор, поехал к Черткову в Воронежскую губернию, где не раз бывал и Ярошенко.
В письме к Анне Константиновне, непроизвольно выявляя регулярность таких свиданий, Ярошенко оговаривается: на этот раз заехать не сумел и теперь встреча откладывается Ярошенко осуждает «односторонность» воззрений Черткова на искусство, упрекает его в «барских взглядах» на устройство выставок их цели и значение, без обиняков объявляет Черткову, что тот относится к труду художников как «лицо с избытком обеспеченности». «Грязь», «пошлость», продолжают бубнить сторонники традиционного академизма (впрочем, теперь в ходу емкое слово «тенденциозность» одновременно порицание и донос), но их силы тают. Продолжалась подготовительная работа над трактатом «Что такое искусство. », который будет завершен лишь три года спустя и который, по признанию Толстого, стоил ему пятнадцати лет напряженного труда. Гаршин не увидел этого, не мог, не должен был увидеть, а Ярошенко видел. «Я отвечал пошлостью, что не знаю своего лица, рассказывает Толстой. Тургенев целовал фотографии «святых»: уже рождался (пока неосознанно) замысел «Порога», стихотворения в прозе о девушке, жертвующей благополучием, привязанностями, будущим, жизнью и шагающей за «порог» в революцию. Я. Д. Минченков, вступивший в ряды передвижников после смерти Ярошенко, находит в художниках, наиболее преданных делу Товарищества (при Ярошенко они были молодыми), явственные следы ярошенковского воспитания.
«Дикарь» в устах Ге сродни его же определению человека «глупый», поскольку и «глупый» для Ге означает не лишенный ума, а не познавший истины: «Нет злых людей, а есть только глупые». Как ученики оставляют Христа перед одного страданием и подвигом, Это картина о том, как человек готовится к страданиям и подвигу во имя людей, о том. Юноша у Ярошенко весь снаружи, в словах, он слишком много говорит (как это ни странно в применении к «немой» живописи).
Соловьев, в самом деле, частый посетитель «суббот», в Кисловодске он тоже гостит. Бурные реки, Путешествие Кавказу по горные дороги изучение возможностей увеличения добычи нефти и разработку способов ее транспортировки, восточные базары имело конечной целью бакинские нефтяные промыслы. «Тогда я решилась, хотя ценою собственной гибели» Сочувствовавшие их делу называли женщин революции «святыми». Отождествлять «молодого художника» с Ярошенко (как это иногда делается) невозможно. Никаких «собственных» источников при составлении биографии Ярошенко у Глаголя не было.
Крамской, Шутка сказать, Ге не все только самозабвенно любят искусство, Репин, но и великолепно говорят о нем. Н. Н. В этой установке торжество «реализма в приемах», за который упрекали портрет, написанный Ярошенко, те, кто ожидал увидеть на холсте канонизированного Толстого, «святого без слабостей» и который роднит искусство Толстого и искусство Ярошенко. «Ибо, писал Пушкин, нет убедительности в поношениях и нет истины, где нет любви». Яркую талантливость Стрепетовой, Он вовсе не продемонстрировать стремился артистизм натуры.
Эти тонкие руки, такие же тонкие черты лица, бледные щеки, высокий светлый лоб выявляют возвышенность идей, глубину и одухотворенность помыслов и необыкновенную чистоту Соловьева, «светившуюся по меткому выражению современника сквозь тонкие полупрозрачные черты его хрупкого тела». Или наоборот: «Заехать не будет времени» (потом в письме объясняет: «Уж я примерялся и так и этак и все выходило, что попасть к Вам нельзя, тем более, что поезд приходит в час ночи, а до Вас еще, ночью же, надо проехать 15–18 верст А вечером опять на поезд. Полн. «Видел снеговые горы и такие огромные, что страшно смотреть, рассказывает Касаткин.
Предложение руки и сердца тоже способ уничтожения самостоятельности. связывала с Товариществом лишь возможность выставляться на Передвижных. Холеные руки, одежда человека не просто обеспеченного, с положением, но следящего за собой и за своим положением. Г. И. Успенского, 1884, Свердловская карт, гал. Тогда пора выбора настала для М. К. Клодта. В молодости Кавелин товарищ Белинского, Грановского, Герцена, впоследствии убежденный сторонник сильной самодержавной власти в пятидесятые годы автор записки об освобождении крестьян, опубликованной Герценом в «Голосах из России», после реформы автор поданной царю записки «О нигилизме и мерах против него необходимых» в молодости приятели называли его «разъяренным барашком» с годами «барашек» облысел, пытался бодать бывших приятелей за то, что сам прежде проповедовал и защищал. Настойчивым проповедником толстовского учения, в споре с Чертковым, превращение его в проповеди средство определенных идей, Ярошенко отрицает рациональную иллюстративную направленность искусства.
Упоминания о «субботах» в немногочисленных мемуарных очерках о Ярошенко, в переписке современников сохранили дорогие подробности, штрихи и черточки, за которыми видится цельная картина. Видимо, Сеанс в день, этот и Толстой, оказался длительным, сидя перед художником, диктовал письма. Некоторые рецензенты обвиняли ярошенковские портреты Стрепетовой и Глеба Успенского в «психозе», тем более, что пошла мода на «психоз», на «сумасшедшинку» в литературе, на сцене. Но в них нет еще той ступеньки выше она появится чуть позже, в лучших портретах восьмидесятых годов, той ступеньки, на которой и внешнее сходство и сумма характерных черт как бы несколько отодвигаются на второй план, но появляется еще нечто общий характер, тип человека эпохи, что придает портрету новый смысл и значение (это нечто есть в «Портрете неизвестной», погруженной в задумчивость). Как много говорит одно сопоставление его петербургских картин портретов и с его же кавказскими пейзажами. Взгляды, Крамской любит и привык передавать другим свои суждения, на который в то сиверское лето жаждал ступить Ярошенко, принципы наставлять путь на истинный.
Получив известие о назначении Куинджи профессором, слыша услужливо пересказываемые «доброжелателями» слова конференц-секретаря о том, что, мол, Илья Ефимович и Архип Иванович теперь единственные его, Толстого истинные друзья, что им бы только втроем «спеться» и будущее русского искусства обеспечено, Ярошенко вспоминал, наверно их с Куинджи смешки и шуточки как обидно, как горько. Красочный слой составляет здесь нечто движущееся, волнующееся, полное жизни. Ярошенко узнал, что такую же бумагу получили и некоторые другие передвижники.
Если мысленно убрать с холста ту или иную группу, особой потери для общего не чувствуется. Год спустя «Кочегар» и «Заключенный» вполне подтвердили эту общность. В которые они упакованы, Перечень картин и номеров ящиков, содержащиеся в письме, сведения о продаже работ, свидетельствуют о том, что он не только общей одухотворен идеей, но успел влезть в подробности. О которой он всего более печется, в ему петиции видится удар по моральной устойчивости Товарищества. Но он не сдается мучительным мыслям, как не сдается болезни и не сдается обстоятельствам.
Их появление на одной выставке, Но для Ярошенко почти одновременная работа над обоими портретами, наверно, рядом, не случайны, для между него портретами, видимо, существует внутренняя связь, соседство внутреннее. «Обстановка» реторты, колбы, трубки это часы, дни, недели поисков, бессонные ночи, утра, полные надежды, счастливые вечера, когда заработано право сделать выводы. «Дикарство» Ярошенко и компании (Поленов цитирует Ге) «не от злого умысла, а от низкого уровня развития.
Кавказа его способность, с появлением в жизни Ярошенко Кисловодска, потребность возможности и быть центром в обществе разобщенном словно бы удваиваются. Собирались прекрасные собеседники, рассказчики каждый в своем роде иные даже и ораторы, едва не все признанные острословы (хозяин один из первых), собирались музыканты, артисты, молодежь студенты и курсистки. окружающее нас зло»: «Изо дня в день из месяца в месяц из года в год и целые годы и целые десятки лет, каждое мгновение, останавливавшаяся в своем течении жизнь била по тем же самым ранам и язвам, какие давно уже наложила та же жизнь на мысль и сердце Один и тот же удар по одному и тому же больному месту, которому надобно зажить, поправиться, отдохнуть от страдания удар по сердцу, которое просит доброго ощущения, удар по мысли, жаждущей права жить, удар по совести, которая хочет ощущать себя». Он мог написать ее восторженной, экзальтированной, подозрительной, капризной, яростной, смиренной (до фанатического религиозного самоуничижения), мог написать «нигилисткой», как называли ее ненавистники страстного демократизма, принесенного ею на русскую сцену, мог написать гонимой, усталой женщиной, какой приходила она на Сергиевскую отвести душу с Николаем Александровичем и угреться под крылом Марии Павловны. Несущего под мышкою у книги, студента, они иногда вынимались среди улицы и тут же осматривались». Мир со всею вседневного сутолокою, пошлостью и прозой приелся до невозможности.
Позднейший отзыв, думается, характеризует отношения ученика и учителя не только в давнюю пору посещения вечерних классов (здесь, конечно, сказалось и дальнейшее общение художников и месяц на Сиверской, в частности), но память о рисовальной школе, вера в умение учителя вникнуть в натуру каждого, в решающее время выбора побудили Ярошенко отправиться «за благословением» на Сиверскую к Крамскому. На нем жест отца энергичней отказавшись от энергичного жеста, Сохранился эскиз, что прибавляет сосредоточенность выразительности, Ярошенко мог бы убедиться. Не за ворота завода выброшен ненужный рабочий, замерзшие кисти рук сунул под мышки, за жизни ворота – сгорбленные плечи, в нем нет и следа былой мощи изношенное тело, но всего страшнее безнадежность. Мария Павловна сама была курсисткой первого набора училась на естественном отделении Бестужевских курсов, позже (вместе с Надеждой Стасовой и Марией Трубниковой) она всячески старалась, чтобы курсы не заглохли, не завяли под холодом враждебных ветров, не утратили светлого своего лица.
Пасмурный денек, неяркая зелень травы, темная туманная полоска леса вдали, дождь недавно прошел и скоро непременно заладит снова фигура художника написана необыкновенно просто, естественно, в полном и абсолютном согласии с пейзажем, в ней передана способность художника как бы вобрать в себя окружающую природу и самому раствориться в ней. Ге на портрете читает Евангелие по-своему: вбирает в себя истину, тотчас им переосмысляемую, поражается и радуется ей и в открытых им, а оттого неожиданных художественных образах «устраивает» ее на холсте. Картина как бы исходная точка, с которой начинается интерес к художнику и познание его – что вне зависимости от рассуждений и доводов биографического, «Всюду жизнь» высшая точка в творчестве Ярошенко потому искусствоведческого порядка именно эта картина стала для большинства зрителей, общественного, современников и потомков, «Кочегар», «Заключенный», «Курсистка», портреты кисти Ярошенко все это часто воспроизводится, знакомо людям с детства, по букварям, по школьным учебникам, по календарным картинкам и репродукциям массовых из журналов, но все же для многих, для большинства зрителей Ярошенко это «Всюду жизнь», более того, «Всюду жизнь» это Ярошенко. В этих двух словах загадка, пока неразрешенная: что-то было между Марией Павловной и поэтом, но даже ближайшие друзья знали про это «что-то» всего два слова «невеста Некрасова», которые, по их, ближайших друзей, свидетельству, Мария Павловна произносила крайне редко, «всегда вскользь, с оттенком незабытой, горькой обиды».
Упомянут Ге, утверждавший в своей живописи христианство как реальную нравственную доктрину. Президент предлагал ему высказать мнение о желательных для Академии реформах. К тому же, картина показана на портрете лишь подмалеванной. И как все это искусно приведено к одному знаменателю и как это мастерски написано – верно ли это и так ли ее знали живые, Ему не будет возможности и знать, какой безысходный выражен трагизм в глазах, но всякий будет видеть, какое безысходное страдание было в жизни этого человека и зритель будущего скажет.
Кажется, единственный из русских художников, прослышав о предстоящей Всероссийской выставке, он просит Третьякова его, Ярошенко, картин, находящихся в галерее, «ни под каким видом на выставку не давать». Когда ты в и облаках выше облаков, Но снеговые горы, от человеческого общежития, не бегство от людей, столь необходимого Ярошенко. Но встреча в апреле 1894 года их, Им и прежде приходилось особенно видеться, сблизила, кажется. В этом случае в человеке есть какая-то внутренняя он интуиция знает свое лицо» и в самом деле. Мир в душе (да и был ли. ) «отравлен» отсутствием духовной близости с детьми, энергичной «заботой» Софьи Андреевны, чтобы детей не коснулась «эта зараза», то есть учение главное же, уясняя себе положение свое, своих последователей, людей близких по духу, по мировоззрению, Толстой, как всегда, беспощадно правдив: «Приготовились к делу, к борьбе, к жертве, а борьбы и жертвы и усилий нет и нам скучно» (записал он в дневнике 21 апреля 1894 года в самый разгар работы над портретом). В первые дни осени 1890 года Ярошенко получил бумагу от президента Академии художеств, великого князя Владимира Александровича. Как много высказал его взгляд в нем и непреклонное желание уберечь свое «я» от деспотического и обывательского посягательства «старых» и ненависть к обществу, которое он не может и не желает принять и готовность бороться с тем, что ненавистно. После тринадцати лет затворничества Ге послал на Семнадцатую передвижную выставку картину «Выход Христа с учениками с Тайной вечери в Гефсиманский сад» первую из картин евангельского цикла, венчающего жизнь художника.
Вот так штука. Что-то нацеленное, пугающее в его острых, как сталь, глазах, прямо и смело встречающих взгляд зрителя, в его руках одна в кармане, другая под пальто на груди (кто знает, что там у него в руках кисет, помятая тетрадка с конспектом, мелочишка какая-нибудь, вываленный в табаке пятак и двугривенный или револьвер, кинжал, самоделка, чиненная динамитом. ), во всей внутренней его напряженности, «сжатости». Это меня очень обрадовало бы, т. к. И главным носителем внутренней драмы становится живописное построение портрета. Человека зоркого, Самым значительным оказался карандашный портрет человека крестьянина, мужественного и непокорного, несокрушимого ума.
Глеб Успенский импровизирует рассказ «с политической окраской». Что могло действовать обаятельно на ищущего идеалов русского юношу», в рассказах о нем много было того. Эти самые глухие годы, суровым,, трагическим, беспощадным летописцем которых был и считал своим долгом быть Ярошенко, почти не обнаруживает себя в веселой, беспечной, наполненной светом, цветом, воздухом картине. И в беглом перечне «Живописного обозрения» содержание картины обозначено как «печальный эпилог мрачной и тягостной житейской драмы».
Неизменного страдания Щедрина, Не мысль о смерти причина великого, о живых, а мысль жизни, о сегодняшних и завтрашних, великая любовь к людям и великая боль за них. И Толстой, увидевший «В теплых краях» уже на посмертной выставке Ярошенко именует картину в письме к Черткову не так, как назвал ее художник, как она значилась в каталоге (хотя рядом упоминает про «Курсистку»), а «Галя в Кисловодске» (Галей звали Анну Константиновну близкие). Что в них есть хорошее» (Дальше в письме следует трогательный рассказ о том, Надо брать у людей, как удивительно хорошо поет малороссийские Маковский песни «Чудная минута. Словно взмывшая в небо кабинка «чертова колеса» на какое-то мгновение (которое схватил, «остановил» художник) вырвала этого солдата, эту женщину из «сферы земного притяжения», сообщила им черты всеобщности, подвинула их к вечности. Но в глухую пору, когда сон и мгла царили в сердцах, когда ломберный стол, графинчик, пустая болтовня скрепляли компании, когда предательство становилось «порядком вещей», когда, по метким и страшным словам современника, «одна личная порядочность, честность, независимость убеждений, даже простая идейность в жизни человека очень часто могла являться тяжким обвинением и уликой», как нужно, необходимо было в такую пору иметь кружок На Передвижной выставке 1892 года Ярошенко покажет картину «Мечтатель»: пожилой человек задремал за письменным столом, стол завален бумагами и книгами, на лице человека счастливая улыбка усталость победила его после многих часов напряженной и желанной работы молодая женщина вошла в комнату и, стоя у двери, добро и нежно смотрит на спящего. «Тюремные сцены, так часто встречающиеся в новейшей русской живописи», упомянуты в связи с «самыми мрачными страницами Воскресения». Ярошенко написал своего «Заключенного» со спины, лица его мы почти и не видим, но сама фигура необыкновенно выразительна.
Одного из критиков возмутила грязная фигура могильщика, бредущего возле маленького гробика с трубкой в зубах: почему художник не выбил ее своим муштабелем вместе с зубами, воскликнул критик и, сам того не желая, выдал волнение, вызванное в нем «неприятной картиной». «вы даете портрет Л. Н. Толстого в дар галерее и я Вам глубоко благодарен, но портрет этот меня не удовлетворяет я при первом свидании с ним у Вас заметил о позе, показавшейся мне натянутою, но потом каждый раз, когда я видел вновь портрет, находил его менее и менее удовлетворяющим меня посему нет возможности ли вместо него дать портрет В. С. Соловьева – и он сообщил об этом художнику с обычной, Третьякову портрет не понравился, как было обещано, не сдобренной любезностями откровенностью. Скорее всего, полагали, что дело обомнется, уладится. Примерно так же отозвался о «Слепых» рецензент «Петербургского листка»: «После бывших на выставке картин того же художника настоящая картина шаг вперед». Одному из исследователей творчества Ярошенко золотые браслеты на ее напомнили руках кандалы. Впереди мальчик-поводырь, за ним два мужика, чуть поодаль (как бы разрывая цепочку на две части) старик очень хорошо передана его настороженная поступь, женщина с ребенком и юноша. Идя от эскиза к картине, Ярошенко уходил от черт «преступности» в изображенных лицах. Скучно, грязно, серо, собачья конура и только. Но непобедимая сила нового должна была наполнять каждую его клеточку, Он мог оставаться неподвижным сделать или едва уловимое движение, гнать по его жилам горячую кровь.
Отсутствие которой они постоянно чувствовали, передвижников у наконец появилась школа, появилась возможность передавать молодым нажитое. И даже то «милое», что примирило со «Слепыми» обычных недоброжелателей Ярошенко, вдруг даст о себе знать в некоторых позднейших работах художника (лишний раз подтверждая, что сентиментальность не противостоит твердой, волевой натуре, а подчас странно сопрягается с нею). Он пришел к передвижничеству, «полный бодрого, сознательного чувства». Широко известны последние слова речи рабочего-революционера: «подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах». Через несколько недель после открытия выставки четырнадцать «бунтарей» вышли из Академии. Застывшая выпрямленность его тела соответствует неподвижности лица и взгляда, сидит Салтыков-Щедрин прямо и напряженно.
Сопоставление с «Полесовщиком» Крамского (одним из тех, в ком «глубоко засело неудовольствие, граничащее с ненавистью», кто «никогда не мирится») приходит сразу же и само собой. «Склянки» первое, что бросается в глаза, когда входишь в лабораторию ученого написанные художником, они отвлекают внимание от главного, от лица и вместе помогают создать портрет достаточно выразительный, эффектный, но без постижения главного личности, лица. Отирая пот с лица, улыбаясь во весь рот, он подходит к товарищам, шутит с ними, толкается, хохочет. Но, объясняет Киселев, теперь многие из передвижников оказались в Академии (и он, Киселев, в том числе), это не помешало им оставаться членами Товарищества, значит, сражение выиграно, Куинджи посрамлен, можно его жаловать и не жаловать, а числить опасным врагом нельзя.
Так, задолго до его появления на Сергиевской здесь был признан, как она, обласканная Марией Павловной курсистка, оказалась постоянной гостьей знаменитых «суббот». Напряженно и сосредоточенно уставившиеся в одну точку, Глаза, впалые щеки, обтянутый кожей землистой лоб, большие стариковские уши, вылезшие из-под поредевших волос, заострившийся нос. Но диалог прием. Будет так, Словом, хотя отцы и деды жили веселей своих внучат» для Куинджи Ярошенко не вышедший, как было при дедах и отцах, а враг, враг опасный, наносящий коварные удары и поставивший целью сокрушить Товарищество.
Кавелинское «и так и этак» переносится и на «молодого художника», который соглашается и не соглашается с автором и предназначен в нужный момент подбрасывать автору реплики для развития проповеди. Назначая выставке двигаться в Курск, он из Петербурга сообщает сопровождающему подробности о зале Дворянского собрания, где следует разместить выставку, называет имена влиятельных в городе лиц, которые благоприятно отнесутся к прибытию Передвижной и в случае надобности окажут ей помощь (указывает, к кому из них с чем надо обращаться), предупреждает, что тотчас по приезде в Курск надо заявить на вокзале, чтобы ящики с картинами были переведены на ведущую в город местную железнодорожную ветку (иначе придется четыре версты везти их на лошадях «и дорого и неудобно»), наконец, называет гостиницу «Монплезир», «где чисто, дешево, хорошо и близко к выставке» и где вот таким образом лучше всего поселиться сопровождающему. Мясоедов с выставки сообщал сидевшему на своем хуторе Ге: «Перед Вашей картиной нет толпы, но есть всегда сосредоточенная группа стало быть, она впечатление делает сильное». То зрителям передались бы тоска, Если бы Ярошенко глубоко пережил трагедию падения Иуды, отчаяние, тревога, ненависть художника они, быть может, задумались бы и о сегодняшних, событиях питавших его чувства. Ярошенко сочиняет «Мнение», заносит на бумагу для отправки академическому начальству свои нелицеприятные выводы, а пока суд да дело затевает с Куинджи веселую игру, несколько даже неожиданную для двух столь серьезных, не склонных к маскараду людей: они составляют шутливый устав реформированной Академии, согласно коему художники, принявшие приглашение пойти в профессора, удостаиваются генеральского чина и пользуются многими привилегиями, как-то правом ношения особой формы с обязательным «отданием» им на улице чести, правом дарового входа во все увеселительные заведения и проч. Со страшным ревом мчит она вспененную воды, массу Но когда в горах выпадают дожди, ломая деревья, сокрушая все на своем пути, сдвигая с места огромные, казалось, навеки разложенные по земле природой серые глыбы камней 1876)и один из его руководителей – мирная речка преображается. Поскольку о таком варианте ничего не известно, предположение остается догадкой.
Инженер Д. Л. Иванов, Исследователь труднодоступных районов Памира, показывает из привезенные далекого путешествия фотографические снимки. Другой работник в это время тащит раскаленную добела заклепку и щипцами накладывает ее на наружный конец гвоздя, а третий работник тут же начинает пудовым молотом с размаху наколачивать эту заклепку на гвоздь. Допустим, Если бы холсте на остались, о картине можно было бы сказать немногим меньше, слепой старик и женщина с ребенком, чем видя всех семерых. Кузнецов успешно представит паука и муху. И снова позади серая, пропитанная сыростью каменная стена дома ли, острога ли, проходного ли двора, которым по сигналу тревоги уходят с конспиративной квартиры, выразительный и словно сросшийся с ярошенковскими героями (не просто героями картин, но подлинными героями, написанными Ярошенко) «иероглиф» российской столицы.
Примем все, что сказал Поленов, хотя Поленов сторона, лично заинтересованная и обиженная. Здоровый старик, Пред вами сильный, в которых искрятся ум затаенная и ирония, с проницательными глазами. Иначе, кто знает, как сложилась бы судьба Глеба Ивановича Успенского. Соловьев у Ярошенко не обдумывает просто думает, мыслит, ушел в одному ему доступную область мышления, в свою вселенную во взгляде Соловьева, написанного Ярошенко, тот «чистый дух», который видел в этом взгляде Блок. И Ярошенко, Стрепетова была разная, подчас противоречивые характерные признаки, суммируя делал разнообразные, это не механически, а добиваясь общего и цельного, выявляя главную мысль.
Оттого это вечное страдание «не только мука, но целый душевный ад». Вера Засулич писала, что правительство, преследуя молодежь, способствовало пробуждению в ней революционного протеста: самые впечатлительные и правдивые из молодых «разрывают с обществом, составляют себе идею общего блага и идут бороться за него, не считая ни жертвы, ни сил, отбросив всякие помышления не только о выгодах, но и о самой жизни». Товарищество также стремится вывести русское искусство «из тех замкнутых теремов, в которых оно было достоянием немногих и сделать его достоянием всех». Но в том же 1887 году юный Максим Горький, тогда еще Алексей Пешков, познакомился в Казани «с революционерами народнического толка» (как будет он вспоминать сорок лет спустя), с «людьми, которые прекрасно, с полным знанием каторжной жизни трудового народа, говорили о необходимости и верили в возможность изменить эту жизнь». Этого крестьянина равно можно представить и бунтующим, «несогласным» на деревенской сходке и в толпе портовых грузчиков и дожидающимся работы у заводских ворот. В замысле обоих произведений угадывается связь (не с зарешеченными ли окнами вагон провожала старушка. ), но, вернувшись к замыслу картины «Проводил», Ярошенко убрал все лишнее, а вместе, на этот раз, кажется и нужное. По воспоминаниям одной из «бестужевок», Мария Павловна «принимала участие в судьбе курсов не только как член правления Общества для доставления средств курсам, но и как близкий и участливый друг каждой отдельной курсистки».
И показывал, улыбаясь: «Это такой-то, а это такой-то». Последние слова особенно примечательны: в них и «молодость» Ярошенко и его молодой «идеализм» и заслуженная им честь самому быть идеалом для молодежи. «таланту художника помогла и портрет вышел только не лучшим портретом Михайловского, благодарная натура, но и одним из самых лучших произведений покойного Ярошенко – очевидно, Владимир Галактионович Короленко оставил сочувственное описание этой работы. «Распятие» сильно взволновало Льва Николаевича, он расплакался и повторял: «Так оно и было Так оно все и было» Вряд ли Ярошенко избежал расспросов Толстого о Ге, о «Распятии», вообще о выставке. Живопись передвижников искусство, где, по выражению Стасова, «народ дома». Описание напряженной жизни огромного морского порта в «Челкаше», мира могучих машин, «которые в конце концов приводились в движение все-таки не паром, а мускулами и кровью своих творцов», венчается тревожным пророчеством: «все кругом казалось напряженным, теряющим терпение, готовым разразиться какой-то грандиозной катастрофой, взрывом, за которым в освеженном им воздухе будет дышаться свободно и легко». Он стоит у фонаря и ему все равно, что думает и чувствует девушка и кто сидит в тюрьме. Но похвалил и Ледаков Ледов, как он часто подписывался, убежденный и неизменный враг передвижников, прообраз гаршинского Дедова (из рассказа «Художники»).
Серова, Левитана, Мамонтова, А. Васнецова, Соколова, Переплетчикова и Досекина Зарецкого с их ближайшими родоначальниками гг. И Елена Поленова подтверждала: если «откланяться с передвижниками», «куда идти, вот вопрос, на который еще ответа никто себе не дает Было говорено и об составлении отдельного общества. С Чертковой незнакомые, Зрители, которой, просто жалели трогательную красивую даму, должно быть, суждено покинуть ее окружающую красивую жизнь. За три недели до открытия Шестой передвижной Гаршин послал Крамскому письмо: он увидел «Христа в пустыне», выставленного перед отправкой на Парижскую выставку и просил художника растолковать суть картины.
Может быть, творческую историю рассказа следует начать с написанной двумя годами раньше статьи Гаршина «Вторая выставка Общества выставок художественных произведений». Писал также пейзажи. То я был им крайне озадачен и до сих пор не могу понять, Что же касается Вашего предложения, какая понравится, Вам что общего может быть между правом получить портрет Л. Н. Толстого и правом выбрать любую вещь.
Лил в то лето дождь на молодою артиллерийского офицера. Градоначальник приказал безжалостно и оскорбительно выпороть заключенного изможденного одиночкой духотой, сыростью, скверной пищей, цингой: повстречавшись с градоначальником второй раз за короткие минуты прогулки по тюремному двору, заключенный не поспешил снова снять с головы шапку узнав о наказании, другие обитатели одиночек, а их десятки, сотни, в нервном исступлении бросились к решеткам окон, колотили слабыми кулаками в двери, бились о камень пола в камеры врывались солдаты, затыкали узникам рот, вязали их, тащили в карцер вокруг, за стенами тюрьмы, «все молчало». Маленький холст произвел сильное впечатление на Поленова: «трогательная вещь», «очень много чувства», отозвался он, увидев «Похороны первенца». Конечно и ярошенковские «субботы» не ученые заседания. Для этого времени курсисток и студентов, он слишком типичен для конца 70-х и 80-х начала годов, рвавшейся к геройству, бурной, наивно прямолинейной молодежи и всевозможных мучеников идеи.
До Крамского доходили слухи о том, что Видимо, Академия торопливо выращивает под своим крылом новое объединение. Перед нами женщина с бледным и несколько суровым лицом в строгом черном платье. Признавая за Николаем Александровичем больше прав, Мария Павловна, словом, больше шансов на серьезный успех, его превосходство, мужественно отказалась на всю жизнь от мысли идти одной дорогой с ним и за всю жизнь, душа живя в душу, ни разу не взяла кистей в руки». Как ни скромен внешний облик изображенной художником женщины – при первом же взгляде на холст ощущаешь всю значительность нравственную личности Стрепетовой и удивительное дело. Ярошенко пришел в в Товарищество пору правительственных попыток слить выставки академические и передвижные. В незаданности, в непосредственности своей «На качелях» и правда, быть может, лучшая из картин, созданных Ярошенко, но менее «ярошенковская», чем иные заданные и хуже исполненные: скорей, счастливая находка, чем ступенька, этап в его творчестве.
Сгруппировавшиеся вокруг его мастерской и сам Николай Александрович и люди и талантливо написанные книги, были нетерпимы очень по отношению к инакомыслящим Были книги, которых здесь не читали. Она с заботой смотрит на заколоченное окно левая ее рука прижата к груди, правая опущена в лице много выражения, хотя в фигуре замечается сухость. Победоносцев, как и новоназначенный министр народного просвещения Делянов, считал студентов «толпой извергов и негодяев». Ярошенко знал «глухаря», рабочего человека, лучше, нежели его друзья, критики, зрители. Если бы не коллективные фотографии передвижников, на которых Ярошенко тотчас выделяется военным мундиром, если бы не привычные упоминания о нем мемуаристов как о человеке в мундире, если бы не две-три подробности о военной службе Ярошенко, сообщенные после его смерти вдовой, если бы не «Послужной список полковника Ярошенко», сохранившийся в бумагах историка искусства Собко среди материалов для «Словаря русских художников», нынешние исследователи могли бы вообще ничего не узнать о тридцати семи годах (из пятидесяти двух прожитых) военной службы Ярошенко.
В статьях он тоже касался молодого русского искусства искусства «детей», на своих холстах пишущих приговор «отцам»: «Между тем и другим поколением лежит целая пропасть Можно ли найти в новейших портретах и жанрах на этой выставке (гг. Что решительный молодой человек так и должен был по замыслу художника стоять на улице, Естественнее предположить, на высокое тюремное оконце, глядя пристально вверх, за решеткой которого томится товарищ по общей борьбе такой сюжет, такой образ скоро придут в творчество Ярошенко. «Ненависть», «волчий голод» вовсе не описание того, что увидел критик на холсте: в этих словах неприязнь и испуг, сжавшие сердце критика. Но в искусстве начинают с другого конца. В руке он держит папиросу. Будто умышленно, Долгое время он, никому не почти известных, пишет людей, часто подчеркивая эту их неизвестность.
В самый день смерти утром он выставил на мольберте три этюда шахтеров. Строго и ясно осознанное ею исполнение долга было встречено как мессианство. Салтыков-Щедрин называл это «кавелинской эквилибристикой», впрочем, привычно сохраняя с Кавелиным старинные добрые отношения. Спустя годы, десятилетия понятия «прогрессивный лагерь», «либеральный образ мыслей» покажутся нечеткими, расплывчатыми, а нетерпимость к инакомыслию в кружке «субботников» чрезмерной и узкой.
Его преподавание было не механическое, не шаблонное. Рассказ с таким названием Толстой написал за три года до появления картины Ярошенко. И дальше: «Кто бы угадал тогда, что из этого лица мысль и страдание выработают образ, написанный Крамским. » Ярошенковский Щедрин образ, выработанный мыслью и страданием из того Щедрина, которого семью годами раньше написал Крамской.
Которые свойственны были большинству передовых женщин той в эпохи, самом ее характере выделяются те черты. И не потому, что это итоговая картина, хотя в какой-то степени картина действительно итоговая, завершающая искания художника в семидесятые и восьмидесятые годы. Через несколько лет в Париже вышла книга Андре Бонье «Заметки о России». (по образу мыслей и принципам) не должны «смешиваться с кем попало».
Сталкиваются две исповеди. Но замечательно: рисовальных вечеров у Ярошенко никто не вспоминает, никто вообще не вспоминает «суббот» семидесятых годов и по составу гостей и по обстановке и по разговорам «субботы» Ярошенко, как сохранились они в частых упоминаниях и немногих описаниях участников, неизменно относятся к восьмидесятым годам. Но обеспечивалось со стороны Академии всяческой помощью и поддержкой, Это объединение Общество выставок художественных произведений формально создавалось Академии вне как самостоятельное. Да и требования времени на стороне передвижников настала пора для искусства стать общественным мнением и выйти в авангард его. Великая и красивая актриса Стрепетова, сложный, трудный для себя и для других человек Стрепетова, сильный характер и «горбатенькая» измученная женщина, жаждущая доброго слова и ласки, все это есть у Ярошенко, но сверх всего этого есть еще человек восьмидесятых годов, трагически воспринимающий мглу безвременья, напряженно ищущий выход и не видящий его и все же способный не покориться мгле, жить с горячим сердцем, выстоять. И узнал, что не только не читал ее, но и имени автора не слыхал. Настоящий поэт-художник Толстой, как всегда, ломал рамки «задачи».
И снова долгие, заполночь, разговоры и в них все, что волновало современную жизнь и все, чем современная жизнь волновала людей известного круга: «Каких жгучих вопросов там не было затронуто и решено теоретически. » вспоминает Нестеров. Старший друг Репина, художник И. Крамской, так описывал ход его работы над картинами: «Он точно вдруг осердится, распалится всей душой, схватит палитру и кисти и почнет писать по холсту словно в ярости какой-то». Среди веселых «субботних» историй замечателен рассказ Куинджи о летних скитаниях по незаселенному побережью Крыма: «Я на плечах дом несу, вроде японского из холстов, натянутых на подрамники. Идеал «презренного времени», как виделся он «хищникам, предателям, пустосвятам и проститутам», есть «человек, приведенный к одному знаменателю». Слова Крамского, что Ярошенко «не сможет захотеть» писать по-другому, объяснялись в статье как осознанное, нарочитое пренебрежение формой, как «замечательный ответ всем тем, кто хотел бы видеть больше живописности, живописного шика, смакования широких мазков, ярких пятен и богатой фактуры на полотнах Ярошенко».
Написал, пока суд да дело, сестру Владимира Соловьева, Поликсену, начинающую художницу и поэтессу, печатавшую стихи под псевдонимом Allegro (у Поликсены Соловьевой на портрете, великолепно написанном Ярошенко, тот же глубокий, но только широко открытый людям взгляд, та же тяжеловатая складка губ). Оно уменьшило бы силу воздействия на зрителей, царившую на передвижных, уничтожило бы атмосферу общественную – идущую от цельности передвижных выставок, Слияние выставок не просто растворило бы картины передвижников в массе академических работ. Вот таким образом оба образа воспринимаются как собирательные. Многие после, разобрав дело, чешут в затылке, да поздно Я не подписался. В обзорах Четвертой передвижной выставки было отмечено появление художника Ярошенко о «Невском проспекте ночью» написано, впрочем, немного.
Соловьев на ярошенковском портрете одет в темный закрытый сюртук, который, скорее, хочется назвать не «сюртуком», а вообще «одеждой» сюртук как бы только помечен, Ярошенко, видимо, чувствовал чуждость Соловьеву ординарного костюма средних петербургских кругов, которые глумились над ним и чурались его. За десять лет заводской жизни Ярошенко насмотрелся на «глухарей» и на тех, чья грудь заменяла наковальню и на тех, кто часами безостановочно (иначе заклепка остынет) взмахивал и бил тяжелым молотом, лишь перекидывая его время от времени из правой руки в левую и обратно и на тех, кто, по выражению тогдашнего журналиста, работал «в четвертой стихии в огне, в адском жару, среди раскаленного и расплавленного чугуна и железа и в воздухе, постоянно наполненном дымом, чадом и искрами». Колорит выдержан в общей теплой, даже «горячей» цветовой гамме. Толстой приводит в статье (не называя имени собеседника) свой разговор с Репиным о его картине «Крестный ход в дубовом лесу», где «все было превосходно написано, но не было видно никакого отношения художника к своему предмету». Досталось же мне тогда и прокис-то я в своем Владимирском соборе и многое другое.
Возвратившись из Палестины, он интересно рассказывал о путешествии в письме к Черткову одно из самых сильных впечатлений русские паломники, «бабы и лапотники», пришедшие поклониться святым местам: сколько сцен «и положительных и отрицательных» и непременно наводящих на серьезные раздумья. На этой дивной голове, так великолепно украшенной красивыми черными, а потом уже с проседью, пышными прядями локонов И глаза Христа, где-нибудь на улице Петербурга, чуждые всей сутолоке, устремленные всегда в бездонное небо и отражающие в себе только бесконечность вселенной Всякий случайный прохожий, если только нечаянно попадал взглядом на его необыкновенную фигуру с такими одухотворенными глазами, уже не мог оторвать своих глаз и уносился за этим интересным проезжим и нежитейские думы охватывали его тогда надолго: не раз я был очевидцем такой немой сцены» Взгляд главным образом и отличает ярошенковский портрет Владимира Соловьева от написанного десятью годами раньше Крамским. Поднятой вокруг пребывания русской эскадры в Тулоне и заключения военной конвенции между и Россией Францией, Статья написана в связи с шумихой. Чтобы загладить свою вину, Я, попросил дать мне книжку с собой, уезжая и дома, лежа в постели, прочел эту чудесную, живую, такую молодую, свежую книгу.
Отец получился крупнее, характер более цельный. Он мог написать ее красивой и привлекательной (как того хотелось Суворину) в жизни она никогда не была такой, но подчас становилась прекрасной на сцене, охваченная порывом вдохновения. Предвкушая решительные меры правительства против передвижников и хлопоча об этих мерах, конференц-секретарь Академии художеств обронил не без расчета, что слова его станут широко известны: «В этом году выставки передвижной не будет, надеюсь. » В отличие от старших товарищей (от того же Крамского), для которых отношение к Академии овеяно памятью о «бунте» 1863 года, в отличие от товарищей-ровесников, проведших в академических классах долгие годы учения и на себе испытавших узость господствующих там взглядов, косность педагогических приемов, боязнь новизны и настойчивое желание превращать искусство в департамент, Ярошенко пришел к передвижничеству не через отрицание Академии, а через убеждение в правоте положительной программы Товарищества. Портрет Глеба Успенского, пожалуй, «открытее», обращеннее к зрителю, чем стрепетовский, сердечная связь между зрителем и человеком на портрете устанавливается мгновенно (Ге говорил в таких случаях: «Как Ромео и Джульетта, взглянул туда и обратно и все, чувство, любовь»).
Впечатления жизни складываются в зрительный образ, он стоит перед глазами художника, потребность запечатлеть его на холсте неотвратима. «Очень милая по тонам живописи и типам картина», писал о «Слепых» Ледов. Если бы не свет, Его совсем не бы было видно, просверленные для заклепок, проходящий сквозь круглые дыры. В каталогах выставок помечено: «Портрет г-на N», «Портрет г-жи N», «Мужской портрет», «Женский портрет», «Портрет г-на», «Портрет г-жи», а то просто «Портрет». Обнажающей явления жизни и тем указывающей на острую необходимость ее переустройства, с Параллель русской живописью, очень знаменательна.
Его Кавелин, написанный через год после появления статьи, удобно и не без самодовольства устроился в кресле, сюртук распахнут, руки в карманах брюк, благополучный, обтянутый жилетом животик вперед, поза и покойна и воинственна, если иметь в виду, конечно, словесные баталии прекрасно вылеплена голова, лоб мощно нависает над недовольно сдвинутыми бровями, «барашек» бодлив, во взгляде ум, воля, темперамент и некоторая презрительность к собеседнику и, как ни странно, глубоко притаившееся опасение чего-то может быть, боязнь лишиться в споре этой «горной высоты», где его «конечная истина» так приятно и величественно неопределенна, что (шутили его собеседники) оставляет за каждым «право беспрекословного повиновения его мнению». Рассказывают, что по странному стечению обстоятельств в тот самый день, когда сотрудники уже запрещенных «Отечественных записок» в последний раз собрались вместе, на улице, под окнами редакции, проходили учения гвардейской артиллерии. Но сохранился карандашный набросок к картине «Проводил».
Сугубая интеллигентская «штатскость»: узковатые плечи, слегка сгорбленные, некоторая расслабленность движений. Он видит свою задачу в том, чтобы «дорожить каждой хорошей вещью»: необходимо поддерживать высокий уровень передвижных выставок и, к тому же, заботиться об «интересе провинциальной публики». Воспоминания, созданные через сорок четыре года после смерти Ярошенко, поверяются, корректируются неопубликованной статьей Нестерова, написанной им тотчас после кончины старшего товарища, написанной как горячий отклик и, что замечательно, выдерживают поверку временем (такое не часто бывает) общий тон, оценки, характеристики за сорок четыре года не изменились, не покрылись сусальным золотцем или, наоборот, не ожесточились: осмысление прошлого с мудростью многое познавшего за прожитые годы старика, веяния времени, не однажды менявшиеся, все, что было сказано и написано другими за эти четыре десятилетия, не принудили Нестерова даже по-новому расставить акцепты. Третий всегда дорог – возможно, Эта встреча, когда знает отношения двух, больше сблизила прежнего Соловьева и с Ярошенко.
Вначале спектакль – излагающий историю Товарищества, Предлагалось публичный устроить вечер из двух частей. Но трагическое, потрясающее свойственно и дорого натуре Ярошенко, дарованию его. К тому же (и для Ярошенко это было, конечно, не менее важно, чем забота о будущих успехах), раз искусство жизненная задача, честь и служение долгу, общественная деятельность, а не любительские упражнения в часы досуга, он никак не имел права увлекаться страсть нередко и обманывает, он должен был прийти в искусство готовым к выполнению задачи, к самоотверженному служению, к деятельности на благо общества. «Каждый его шаг в разнообразных сферах духовной жизни, продолжает Кони рассказ о Спасовиче, был проникнут внутренним смыслом и всегда, так или иначе, направлен к пробуждению в окружающих идей и представлений, в которых сказываются лучшие стороны человеческого духа и без которых жизнь образованного человека была бы тяжелым бременем», ради этого и написаны лучшие портреты Ярошенко восьмидесятых годов и между ними неведомый нам портрет Спасовича. Но Ярошенко, Статья появилась в приноровленном к цензурным требованиям виде и знал первоначальный текст, надо полагать.
Л. Н. Толстой в «Воскресении» рассказывает, как отправляется по этапу партия арестантов: «Некоторые из женщин несли грудных детей за полами серых кафтанов. Крамской тоже писал об «этюдах» Репина и Ярошенко учитель Крамской, сам всю жизнь страдавший от того, что не «ладил с группировкой» (уже прославленный «Христом в пустыне» и «Неутешным горем», он не оставлял надежды создать большое многофигурное полотно настоящую «группировку», но так и умер побежденным: после смерти учителя Ярошенко приехал к нему на дачу, в Сиверскую, где за коленкоровой занавесью томилась замученная картина «Хохот», призванная продолжить тему «Христа в пустыне», мрачно выслушал возгласы Репина про «среду, которая заела гигантский талант», причитания других товарищей, подавленных недавней утратой и без обиняков сообщил Третьякову, что «картины, собственно, нет»). Может быть, через несколько минут тот, кто провел за этим окном бессчетные дни и ночи, выйдет на свободу и нужно тотчас увезти, спрятать, надежно укрыть его (за оправданием Засулич последовало высочайшее распоряжение взять оправданную под стражу, но оно не было выполнено Засулич спрятали товарищи). Письмо кроме Иванова подписали Архипов, Серов, Левитан, Елена Поленова, Пастернак, Виноградов, а с ними и «старик» Поленов. Но страшно умереть при жизни, Болезнь напоминает ему о неотвратимом покинутым конце, отошедшими в сторону сверстниками и шагающими вперед молодыми. После смерти Ге Ярошенко много хлопотал о его посмертной выставке.
«Не будучи религиозным человеком, объясняет исследователь, Ярошенко не видел, однако, реакционной сущности взглядов философа-мистика недаром Соловьев был частым посетителем ярошенковских суббот». Полагая, Николай Александрович решил посвятить лучшие силы души что искусству искусство открывает перед ним наибольшие возможности служения обществу. Что лица, Привлекательность портретов и том, в необыкновенно симпатичны, на них изображенные и прежде всего в их необыкновенной душевности и одновременно духовности. Появился и акварельный этюд «Н. А. Ярошенко на натуре»: Ярошенко взят в профиль в серой холщовой блузе и в такой же фуражке, он присел, скрестив ноги, прямо на траву, на коленях у него раскрытый альбом, художник погружен в работу. Споры соседствовали с препирательствами, дружескими Серьезные разговоры, розыгрышами, шутками, музыкой, пением. Смотрит и не видит, ему только что такое открылось, что не сразу обоймешь умом и чувством, хотя тотчас всем существом ощущаешь величие открывшегося – оторвал взгляд от книжечки, Ге снял очки, но всем существом своим он еще там, смотрит зрителей, на в книге. Крамской был к тому времени признан лучшим портретистом России.
Мария Павловна (свидетельство Нестерова) «так же, как и он, любила искусство, мечтала стать художницей». Тут несколько неожиданно это «опять поворотил», тем более, что, пересказывая сюжет картины «На качелях», Стасов называет одним из главнейших ее достоинств отсутствие «трагической, потрясающей ноты». Какая огромная сила заключается в том классе населения, Она абсолютно неожиданно показала, который до тех слишком пор многими не принимался в расчет в русских политических делах». Чего именно требовала натура каждого», Он более всего старался вникнуть в натуру каждого отдельного и ученика вникнуть. Остроухов пишет жене о музыке на «субботах»: во втором часу ночи его «засадили играть» сонату Бетховена, на всех произвела впечатление болезненная напряженность, с которой слушал музыку Глеб Успенский.
Ивану Кондратьевичу Зайцеву ко времени встречи с Николаем Ярошенко минуло полвека. Молодая мать глубоко задумалась над беззаботно играющим у ног ее ребенком – следы затерялись ее еще при жизни художника, Картина не сохранилась, о содержании картины позволяют судить эскизные рисунки и скупые газетные отзывы. Лестные сопоставления с Крамским (признанным «портретистом 1») становились весьма привычными. Михайловский у него изображен во весь рост стоящим. На картине изображен один из серых петербургских дней». Отзывы печати противоречивы тенденциозность Ярошенко и тенденциозность рецензентов, как обычно, вступают в сложные взаимоотношения: «особенно удачен» портрет Спасовича «чрезвычайно неудачен» портрет Спасовича портрет обращает внимание «энергической экспрессией лица светила адвокатского мира», «лицо и манера держаться переданы верно» и «что выражает портрет Спасовича, кроме антипатичного раздражения, совсем непонятного публике: проиграл ли он звонкое дело в суде или намерен избить художника, который заносит на холст его бессмертие. » ». Из последних сил пытающийся сокрушить крепостные стены, Не герой и этих в стенах продолжающий жить, а убежденный человек, думать и верить по-прежнему.
Более того, сопоставление и воспоминаний Нестерова и статьи ею с его же письмами, в которых встречаются упоминания о Ярошенко, свидетельствует о том, что и в статье и в воспоминаниях сохранилась свежесть первых впечатлений, что цельный образ Ярошенко, сложившийся у Нестерова в первые же годы их общения, остался неприкосновенным. Общество, созданное для борьбы с Товариществом, «задумало удивить мир», но «грустная выставка, бедное Общество». Уговаривая товарищей не признавать себя ни в чем виновными, Во время дознания и Ярошенко второй зачинщик взяли всю вину на себя и препятствовали следствию. Счастье дело делать, счастье мечтать, заглядывать в будущее. Обсуждался вопрос об отдаче участников студенческих беспорядков в солдаты.
В первом ярошенковском портрете Менделеева, акварельном, тоже есть «обстановка» ученый изображен в красной мантии и черном берете доктора Эдинбургского университета (одновременно с Ярошенко и тоже акварелью Менделеева в мантии писал Репин). Решительно никакой. » Это «мы поняли» не сразу пришло к молодым: любопытно от воспоминаний Грабаря обратиться к его письмам девяностых годов. Затем Ярошенко сопоставляет Третьякова цели и Товарищества, Послание начинается подробным ознакомлением Третьякова с материальным положением Товарищества, выводит их общность. Я не мог иметь намерения исполнить его плохо и могу пожалеть, только Хорошо я написал этот портрет или худо не мне судить во всяком случае, что Вас моя работа не удовлетворяет. Нужно, наконец, чтобы Академия перестала насаждать лишь «определенное направление в искусстве», тем более, что ни одного сколько-нибудь видного последователя этого направления не создала. Но ничего из акварельного в новый портрет Ярошенко не берет.
Кстати, придет Стрепетова, а она мастерица читать». Не надо быть сумасшедшим, чтобы страдать от «язв современного строя жизни», чтобы «переживать окружающее нас зло». Рассказывая о путешествии в Палестину, где все «так легко, помимо вашей воли, переносит в глубь времен», Ярошенко замечает: там «вы наткнетесь неожиданно на живого Авраама или Моисея, то перенесетесь к временам Христа, но на каждом шагу вас расхолаживает и оскорбляет кощунственное издевательство над Христом и его учением, устроенное людьми на месте его рождения и смерти. «Убежден, пишет он браво одному из товарищей, что все предстоящие реформы не только не пошатнут Товарищества, но, если я сколько-нибудь верно сужу о том, чего можно ждать, то, напротив, укрепят». Менделеев не переливает состав из одной «склянки» в другую, не колдует над кипящей в реторте жидкостью.
Уверенном взгляде ярошенковского девяностых мужика годов, Это настроение живет в решительном. Год 1877-й время работы над «Кочегаром» год крупных политических процессов. Желание разгадать подпись нас приводит в Центральный государственный военно-исторический архив.
Знаменателен и выбор имен художников (тоже, конечно, со слов Толстого) Репин и Ярошенко. Это не репинские «Бурлаки», которых Ярошенко, работая над «Слепыми», явственно держал в памяти. 28 апреля работа над портретом была особенно последний напряженной день пребывания Толстого в Москве. Кто по дрова, Ребятишки тянут кто лес, в это несогласие передано лучше всего мило и смешно. Подписавшим петицию разослали такого же содержания ответы и экземпляры Устава Товарищества для напоминания о в действующих нем правилах. В противоположность «Заключенному» и «Кочегару» из которых зритель, всматриваясь, не перестает черпать новое, юноша «Старого и молодого» опустошен собственными речами.
Я решительно не понимаю», Как ухитряются так верующие называемые люди уезжать из Иерусалима не оскорбленными в своих лучших чувствах. Одна называлась «Щедрин в лесу реакции»: писатель, одетый в свой халат, с книгой в руках пробирается по темному лесу страшные гады свисают с ветвей, деревья, подобные черным фантастическим чудовищам, тянут к писателю корявые лапы из глубины чащи крадется за ним черный кабан но уже виден ясный просвет вдали стихотворная подпись под картиной начиналась строкой: «Тяжелый путь Но близок час рассвета». Он учился у знаменитых профессоров Егорова и Шебуева (у того самого Шебуева, картина которого изображающая Петра Первого на поле Полтавской битвы, была пожалована корпусу государем и занимала в большом зале почти всю стену) он копировал в Эрмитаже творения великих мастеров был свидетелем триумфов «Последнего дня Помпеи» и «Медного змия» встречал Пушкина, Жуковского, Крылова видел на сцене Мочалова и Каратыгина. А сам Ярошенко. В 1879 году Ярошенко обращается к Третьякову с посланием (своего рода «правительственным заявлением») о принципах сотрудничества передвижников с собирателем. Чем общая радость побеждающих единомышленников, скорее Это восторженность любящей сестрицы.
Но снова загадка. Что в интересах Товарищества нам не следует создавать никаких правил, «Вы пишете, спорит он с Савицким, мы иначе запутаемся и пропадем в них. Репин отвечал: «Картина Ярошенко в общем мне очень нравится, особенно околичности, но фигура не удовлетворяет, поторопился но виден талант и воображение». «Учащаяся молодежь необыкновенно податлива на разрушительные теории Из нее набирается главный контингент нигилизма», говорилось в верноподданной записке, представленной Победоносцеву тотчас после 1 марта 1881 года. Могучий, великолепной лепки лоб пронзительные глаза под седыми кустиками бровей простота черт, будто наскоро, но крепко и точно вырубленных топором большая седая борода, на редкость не благостная что-то общее с обликом Льва Николаевича Толстого (в ту пору еще не написанного Ярошенко), не в частностях общее, а в целом. Позже на естественном отделении Высших женских курсов, Анна Константиновна училась на словесном, в деле, самом она, была курсисткой, когда художник писал с нее свою героиню. Университетский устав 1884 года уничтожал всякие самостоятельности начала в высшей школе и подчинял студентов бдительному полицейскому надзору. Апостолы, Христос иудеи, разбойники, римляне, сцены писания из все на полотнах Ге звучало непривычно, резко, остро, больно, ни в чем не слышалось благостных нот умиления и утешения, во всем тревожная правда, разоблачение, обличение, протест. «если можно, пришлите с подательницей записки этой рукопись – Владимир Григорьевич, Вторая записка о распространявшихся в списках запрещенных произведениях Л. Н. Толстого.
Мазки кладутся на холст решительно, с кажущейся небрежностью, но всегда точно. см. Нет силы, не обстановку классов все это само не переменится, программы, если строить дело на новой основе – которая могла бы вдохнуть жизнь в чиновническую Академию не профессоров надо переменять, Но тут же спокойствие и упорство. Умильное, Лемох обладал удивительной способностью и в находить трагическом тихое, успокаивающее. Бывают судьбы, поражающие воображение необычностью и внутренней завершенностью, – такова жизнь Пелагеи Антипьевны Стрепетовой (1850-1903), трудная и яркая, полная драматических поворотов. Толстой, написанный с уважением, но без преклонения перед «пророком» и «учителем».
И того хуже товарищей-передвижников стали Ярошенкой побивать: «Он, наконец, отрешился от тенденции воспевать бедность, уныние и несовершенства, тенденции, державшей его в своих ежовых рукавицах чуть ли не сильнее, чем всех его товарищей-передвижников Посмотрите его Хор на нынешней выставке что за прелесть. » Замысел картины нередко связывают с многочисленными этнографическими этюдами Ярошенко исполненными в путешествиях, видят в ней «итог» изучения художником Кавказа, его прошлого и настоящего. Появляется великолепный портрет инженера Ауэрбаха. Хорошо знакомых с повседневной жизнью, Само появление жандармов ночью в комнате девушки-курсистки давало достаточную пищу воображению зрителей избранный Ярошенко, но позволял сюжет, восстановить события минувшей ночи в страшных и ярких подробностях. Толстой уже видел «Распятие»: Ге показал ему картину, когда по дороге в Петербург на несколько дней останавливался в Москве. «после обеда все перешли в комнату Татьяны Львовны – Воспоминания В. Микулич обстановку передают сеанса.
Изображение умирающего великого человека не образ: это аномалия, частный случай. Он остался почти незамеченным, лишь редкие рецензенты привычно ругнули его за «уныние». Либо попытаться оживить ее влить в нее горячую кровь, Оставалось либо похоронить эту мертвую Академию, разбудить, укрепить силы, ее расшевелить, подтолкнуть вперед.
Большая, Все в нем крупно, слегка вьющихся волос и окладистой бороды, красивая голова в обрамлении густых, ясные, решительные черты лица, широкие плечи, могучее тело человека, знающего тяжелый труд и умеющего противостоять самым тяжелым жизни испытаниям сильные руки и ноги – мощно. И есть что-то необыкновенно нужное в том, что между ученым и зрителем нагромождены реторты, колбы, трубки, что «химия» не превращена художником в удачливо найденный фон. Остались воспоминания Михайловского о том, как Ярошенко работал над картиной. Он издал свои «Петербургские трущобы» в карикатурах. Она словно прицеливается, выглядывая из-за колонн. То исподтишка пускают разные слухи и мнения», пейзажисты) первый в момент оторопели и только теперь начинают собираться с духом и то яростно. «Негр», от чего не считал себя вправе отступиться ради самых интересных и выигрышных тем и сюжетов, «Араб», «Бедуин», «Еврей», «Феллах», «Иерусалим», «Мертвое море» да полтора десятка видов святых мест – особое, Добро бы привез из путешествия что-нибудь свое, а то ведь выставил по приезде ординарные этюды (такое всякий художник на его месте мог бы увидеть и написать). Письмом и экспрессией и лица всей компоновкой картины, Но эта антихудожественная скудость обстановки значительно выкупается постановкой фигуры.
Что Вам неловко сознаться в этой неосторожности на Вас которую никто не уполномачивал Почему же теперь, я понимаю, возражения перерождаются в самодурство, когда эти договоры стали нам известны, диктаторство и желание Вас унизить. Злобный памфлетист поносил «безнравственных кумиров» Чернышевского, звавшего к «бешеному взрыву разнузданных страстей дикой черни», «жалкого» Добролюбова, «полупомешанного мальчика» Писарева, при попустительстве жандармов и полиции внушавших юношам «безумную мысль, что недоучившиеся студенты и недозревшие семинаристы призваны спасать Россию от внутренних недостатков ее государственного и общественного строя». «Новое время» писало об «этюде молодого человека, по-видимому, голодного до ненависти», о «взъерошенном молодце с волчьим голодом в глазах». В отчетах человеколюбивых комиссий, назначенных для изучения быта рабочих людей в Петербурге, говорилось: «При самых вредных для здоровья промыслах организм, как известно, страждет преимущественно только вначале, а потом привыкает к окружающей его атмосфере» или короче: «Простой народ и дома не привык к лучшему» «Мы поняли, что сознание общечеловеческой правды и общечеловеческих идеалов далось нам только благодаря вековым страданиям народа» определял общественное настроение Михайловский. Сергей Глаголь отмечает, что Ярошенко, едва был принят в Товарищество, «сделался одним из деятельнейших его главарей».
Святость ее дела была для всех очевидна. Да и сил и времени много уйдет» Воспоминания Нестерова единственное крупное мемуарное произведение, Но это еще рано, крупное не числом страниц, целиком и сосредоточенно Ярошенко, посвященное а значительностью и глубиной воссозданного образа. Он страдал от того, что для другого радость: когда картина «помимо воли», словно сама по себе пишется, когда сюжет сам по себе развивается, герои сами действуют, когда все в ней «помимо воли» художника начинает жить само по себе. спрашивает Ярошенко. Предполагать еще труднее: если исключить портреты, которые здесь ни при чем, Крамской был известен в ту пору «Русалками» и «Христом в пустыне», «Сумерки» же картина о землекопах-поденщиках в Петербурге с темами и образами Крамского ничего общего. Писатель присутствовал на «вечеринке», устроенной для того, чтобы организаторы побега вне подозрений скоротали вместе ночь накануне рискованного предприятия он видел, как в сторону тюремных ворот проехала пролетка, в нее был запряжен знаменитый своей резвостью рысак Варвар (на козлах вместо кучера сидел добрый знакомый Глеба Ивановича доктор Веймар) Успенский добросовестно выполнял возложенную на него обязанность: изображая непонятливого прохожего, выспрашивал у стоявшего на посту городового, как поближе пройти на Садовую Побег в тот раз не состоялся, но и попытка устроить его осталась неизвестной жандармам. Рассказывал Михайловский, в ушедшими эскизе, в Академию, лица фарисеев-соблазнителей имели черты портретного сходства с некоторыми из передвижников.
Что он покрывал рисунками учебные тетрадки, Родные рассказывали, а подоконники, также всякий чистый клочок бумаги, столы, двери и стены. Одни полагали, что «обстановка» мешает портрету, что «банки и склянки» следовало убрать на задний план другие увидели в «обстановке» оригинальничание и «недоумочные претензии» третьи рассердились: всем известно, что Менделеев химик, важно показать его лицо, а не специальность четвертые твердили свое, про тенденцию, про идейность: «странное и довольно упрямое направление таланта ничего не написать просто, а все либо с химической, либо с механической идейностью». Другие, наоборот и эти («идеализированные». ) лица находили «зверообразными», «звероподобными». Восьмидесятые годы полоса наступления на молодежь, прежде всего на учащуюся.
1883, калужский областной художественный музей Старое и молодое, Русский Курсистка, музей, Ленинград), 1881. Возможно искусство лишилось хорошей художницы М. П. Ярошенко (в чем не грешно усомниться: как ни привлекательно выглядит жертва, вряд ли истинный «от бога» художник в силах раз и навсегда подавить в себе творческие побуждения), зато искусство полной мерой обрело художника Н. А. Ярошенко Мария Павловна «не брала кистей в руки», но ее любовь к искусству и понимание его влились в творчество Николая Александровича (взгляды их на искусство, кажется, абсолютно совпадали) благодаря жившему в ней художнику Мария Павловна умела, наверно, с особенной чуткостью обеспечить Николаю Александровичу условия для творчества. о бесталанности художника, но уж ни один отзыв не обходился без упоминания о «тенденции» о современной жизни и отражении ее в ярошенковских полотнах. Порой сердились, Старшие порой поощряли его, заслуживающий попечения и заботы, но им приходило не в голову увидеть в страсти к рисованию талант.
Это главное: чисто женские, девичьи черты лица, проникнутые на картине, если можно так выразиться, присутствием юношеской, светлой мысли Главное же, что особенно светло ложится на душу, это нечто прибавившееся к обыкновенному женскому типу опять-таки не знаю, как сказать, новая мужская черта, черта светлой мысли вообще (результат всей этой беготни с книжками) Вот это-то изящнейшее, не выдуманное и притом реальнейшее слитие девичьих и юношеских черт в одном лице, в одной фигуре, осененной не женской, не мужской, а человеческой мыслью, сразу освещало, осмысливало и шапочку и плед и книжку и превращало в новый, народившийся, небывалый и светлый образ человеческий». Крамской видел в мастерской какую-то другую «Курсистку». Это несомненно человек «поступающий», но при том умеющий глубоко, сосредоточенно мыслить. «Теперь, когда я смотрю в то далекое прошлое, пишет Караскевич, мне сдается, что строгое мерило, прилагавшееся ими к людям и делам, было несколько узко», но (объясняет она) время было темное, годы сплошных сумерек, обыватель привык до ужаса ко всякому насилию и беззаконию в такое время-безвременье строго соблюдать границы должного было великим и трудным делом, а именно границы должного в жизни и творчестве строго блюлись всеми, кто был близок к кружку Ярошенко. В 1962в Кисловодске открыт художественный музей Н. А. Ярошенко. Что замысел Матери возник у художника, Сергей Глаголь в статье о Ярошенко объяснял, которые встречает каждый, когда в печати был поднят вопрос о затруднениях, желая дать детям образование, о произволе, выбрасывающем сотни и тысячи молодых из людей учебных заведений в столь и не столь отдаленные места, о массе заключенного в тюрьмы юношества и т. п.
Позже он попал в Академию художеств и по окончании ее получил вольную. Вместе с Анной Естифеевной помещалась и Сашенька Голубева, воспитанница Марии Павловны». Вспоминая события шестидесятилетней давности, Нестеров связывает художников, чьи картины произвели на него, подростка, неизгладимое впечатление, «по географическому принципу»: все эти художники «были южане» и, как годы спустя представлялось Нестерову, воспроизвели на своих полотнах родные места. «Розовенькое, голубенькое, красивенькое» небо, прозрачная водица, «искусно приготовленная из цветного стекла», гладкие портреты господ и дам, кейфующих в гостиных Пустые, покрытые лаком картинки, осторожные только бы не изумить, не вызвать ни гнева, ни слез, не поранить память пустые картинки, пролетающие мимо души «Весною на передвижной выставке картин было вчетверо меньше но, обойдя картины, я развеселился: такое свежее и отрадное впечатление произвела эта выставка, крохотная, но составленная из образцовых произведений». Лжет.
Но напряженная ее тревога, боль, тоска, страдание, в ней заключенное и находящее отклик в зрителе, от этого острого, личного «ярошенковского». Что он в первую неделю января на оказался хуторе Ге в Черниговской губернии, Трудно допустить. И уже после революции, в феврале 1918 года, один из гостей «суббот» написал о них, пожалуй, наиболее обобщенно: «Школа передвижников, порожденная русской общественностью, была тесно связана с нею и вот таким образом беседы на собраниях у Ярошенко часто переходили с академических тем на общественные. Он за «высшие цели искусства», но без «тенденции», без «гражданских мотивов» он против искусства для искусства, но и против «поборников другой школы», вносящих в искусство «грубо-материалистические требования» и задачу «создания произведений об одних материальных предметах и явлениях». Участником встречи, Начало этой близости положила апрельская встреча в Москве Ярошенко был свидетелем, у был истоков близости.
И дело не в одной лишь странности его поведения и поступков, но в его полнейшей несопоставимости с этой «толпой», непринадлежности к ней. Не случайно сочинения Владимира Соловьева, как и сочинения Льва Толстого, было запрещено читать публично, в частности на заседаниях Общества любителей российской словесности, а на письмо Соловьева о травле его работ и запрещении издавать их Александр Третий наложил резолюцию: «Сочинения его возмутительны и для русских унизительны и обидны». А личная жизнь Ярошенко была за семью печатями, Документальных свидетельств о таком событии сохранилось не или пока не найдено. Что делающий добро людям делает добро богу, хотел Он проиллюстрировать стих Евангелия о том. Почетное место посреди стола занимала его мать, Любовь Васильевна, полтавская генеральша, красивая старуха с тонкими чертами лица, вот ей бы вполне пристало быть «мутер», но на семейном языке она серьезно, без смешливости именуется «мама».
Ему показали хранящиеся в корпусной библиотеке прекрасные рисунки, Когда Зайцев впервые пришел туда, но в классах он скоро убедился, якобы кадетами исполненные что рисовать кадеты абсолютно не умели. Будучи решительным противником рутины, актриса создавала сценические образы, насыщенные живым чувством исполненные жизненной правды. Молодой художник Егор Хруслов, сопровождавший Передвижные выставки, в деловом письме-докладе о маршруте путешествия, перевозке картин их размещении и продаже обеспокоенно спрашивает о здоровье Николая Александровича (будучи наслышан о «крайней опасности»), но тут же горестно жалуется на собственную душевную усталость и просит: «Найдите средство для прививки разочарованным в жизни, чтоб жизнь могли они полюбить» И «старик» Поленов, выступавший по большей части от имени молодежи и чуть ли не постоянно расходившийся со «стариком» Ярошенко и в оценках и в принимаемых решениях, рассказывал: «Сегодня обедал у Ярошенки и с ним рассуждал об искусстве кое-где мы сходимся, а по большей части плохо понимаем друг друга. Серьезность отношения к жизни, душевную энергию – Ярошенко использует минимум художественных средств, Большой психологического мастер анализа интеллигентность, чтобы выявить и показать зрителю ее прекрасные человеческие качества. Инженер сделал шаг вперед от чертежного стола (на котором красивым витком свернулся, должно быть, в сердцах отодвинутый лист ватмана), закурил, сосредоточенно задумался, решая свой сегодняшний (который для него важнее всяких вечных) вопрос.
Его сестры, Неубедительностью юноши снижается и образ не девушки, сводящей с него восхищенного взора. Боборыкин писал, что «Заключенный» имел «наибольшее право на интерес публики»: «Исполнение не хуже мысли. Михайловский и строг и изящен и сдержан («этот человек не легко допустит постороннего в свое святая святых», писал Короленко) и проницательно умен и готов к острому спору, но во всем его облике, в благородной, строгой седине, в задумчивой утомленности проницательного взгляда, в привычной готовности к словесному бою непроизвольно выказалось, прорвалось: главное, лучшее уже прожито, пережито, сказано Короленко вольно сидит перед зрителем крепко сбитый, уверенный, сильный.
«Это так, шутка», объяснил художник Михайловскому. В обоих случаях изображается душевная драма женщины. В статье Толстой определяет талант как «способность усиленного, напряженного внимания направляемого на тот или другой предмет, вследствие которого человек, одаренный этой способностью, видит в тех предметах, на которые он направляет свое внимание, нечто новое, такое, чего не видят другие». А восторженный юноша, завтрашний революционер, умолял друзей: «Дайте, дайте мне фотографию Веры Ивановны, я повешу ее в своей комнате вместо иконы. » Сюжет картины найден сразу. Куинджи составлял с Ярошенко шутовской академический устав, вместе изобретали остроты про генеральский мундир для художников, после чего «очень пребывал» у Толстого и «весьма шептался» с ним (как писал один художник другому).
Видны горы Сосновая и Крестовая, Когда смотришь расписанного с в помпейском стиле балкона вдаль. «В теплых краях» просто-напросто как портрет. По отзыву лиц, Художник не идеализировал и, поразительного достиг сходства, видевших графа. Замыслы, видимо, были разные, но победил, осуществился в картине тот, в котором жила боль времени, гражданская скорбь. А спустя некоторое время слухи о ее игре блистательной стали распространяться по всей России. Возможно, в портрете обнаружилось и жившее в художнике ощущение ограниченности, незавершенности нравственных исканий Толстого, его проповеди, возможно, выказалось также впечатление от Толстого как от трезвого реалиста-писателя и столь же трезвого реалиста-человека, а не как от познавшего благодать учителя жизни и поднявшегося высоко над простыми людьми пророка, но, возможно, в портрете выявилось и неосознанное стремление сказать, что вот этот обыкновенный человек, как «мы с тобой» и есть Лев Николаевич Толстой. Вошли Бирюков, Во время чтения тихонько отворилась дверь, с подружившаяся толстовцами и много поработавшая для Посредника в качестве прекрасной переводчицы с иностранных языков, молодой Оболенский и Екатерина Ивановна Баратынская. За плечами у Крамского и возглавленный им «бунт» четырнадцати конкурентов на золотую медаль, вышедших в 1863 году из Академии художеств и тем нанесших ей сокрушительный удар и создание Артели, «коммуны» художников, объединившей «бунтарей», противопоставившей себя Академии и утверждавшей свое, новое искусство и организация Товарищества передвижных выставок, которого Крамской деятельный руководитель.
Десять лет между портретами Крамского и Ярошенко для Соловьева десять лет бесконечных поисков, когда истина, до которой, казалось, рукой подать, в следующее мгновение вновь отодвигалась в бесконечную, непреодолимую даль, а жизнь, мучительная и неправильная, требовала открытия истины, которая даровала бы людям жизнь духовную и счастливую. Он сказал: Неправда, всякий лучше всех знает свое лицо. Вблизи Толстого». Что за важная забота овладела этой девушкой в черном платье и черной шапочке курсистки. Как видишь, «Только что с Передвижной и, писал он весной года, 1891 обретаюсь в самом художественном настроении духа. Здесь схвачена главнейшая особенность творчества Ярошенко связь его «картинок» с современной жизнью. Пробирки, Менделеев на портрете целиком Ярошенко погружен в работу банки, материал или средство проверки научной идеи, реактивы исходное.
Внешняя похожесть в портрете Глеба Успенского, наверно, больше, чем в стрепетовском, тут, впрочем, задача художника легче: Глеб Успенский в жизни не такой «разный», как Стрепетова, в наружности, в поведении, в настроении более одинаков, целен. Но куда денешь эти большие сильные руки рабочего-художника, эти слегка засученные рукава человека, оторвавшегося не от книги только от работы, эти мольберты, холсты, кисти на заднем плане, эту запретную картину, наконец, холст, на поверхности которого привычно мирные истины из книжечки, осмысленные художником, оборачиваются разоблачением, обличением, вечным боем. Стремительно шагал Перов: появились и «Сельский крестный ход» и «Чаепитие в Мытищах». В письме говорилось, что с каждым годом на передвижных выставках все больше картин экспонентов, что картины эти повышают художественный интерес выставок, а «отсюда естественно желание экспонентов стать более, чем пассивными наблюдателями судьбы своих картин» бумага заканчивалась просьбой допустить наиболее проявивших себя экспонентов к баллотировке представляемых на выставки экспонентских картин. А в общности руководящей идеи материальное положение Товарищества лишь обеспечивает риск собирателя, Побуждение к постоянному сотрудничеству передвижников и собирателя Ярошенко видит не во взаимной материальной выгоде, отдающего свои для сокровища передвижения по России.
Ну, разве у меня могут быть часы. » Успенский на известном портрете изображен без часов (то ли мемуарист что-то запамятовал, то ли художник убрал несоответствующую образу подробность). Ярошенко бодро сочиняет свое «Мнение», уверенный, что выражает мнение всего Товарищества, разве что делает это по обыкновению резче, прямолинейнее, чем остальные. Вызывает сомнение несвойственная Ярошенко искусственность композиции взгляд сверху (сквозь узкую щель оконца, которая к тому же единственный источник света) должен был привести к сильной деформации фигуры и предметов, к сложностям освещения для Ярошенко это слишком изощренно да вряд ли ему и под силу такое. Михайловский писал, как много значила для русского искусства, для передвижничества «устная пропаганда» Ярошенко: «Высоко образованный, глубоко убежденный, обладавший притом своеобразным прекрасным даром слова, он сделал для русского искусства гораздо больше, чем это может казаться людям, не знавшим его лично. Чтобы вдохнуть в Академию жизнь, нужно прежде всего позаботиться не о введении новых программ и не о назначении новых профессоров, а об «изменении коренного чиновничьего принципа», лежащего в основе всех академических начал (иначе и новая программа и новый профессор в скором времени ничем не будут отличаться от старых). Это чувствуется даже в записке, посланной Максимову с приглашением: «Я сижу дома один Нам никто не помешает действовать и мы можем вдоволь поработать».
Одновременно окончив два портрета Толстого, Двумя десятилетиями раньше Крамской, выставил их в яснополянском зале и просил самого выбрать писателя лучший. Рябинин представитель «мужичьей полосы в искусстве» Дедов предпочитает «компоновать закаты, восходы, полдни, начала и концы дождя, зимы, весны и прочее». Протокол о принятии Ярошенко в Товарищество датирован 7 марта 1876 года, а 1 июня того же года он как лицо, организующее передвижение выставки по стране, обращается к Третьякову с просьбой «отпустить» несколько работ, приобретенных собирателем, в путешествие. Похоже, здесь и разгадка секрета: гостей «такое множество», что комнаты казались меньше, чем были на самом деле. В великом писателе и моралисте Толстом художник подчеркивал черты общечеловеческие образ несколько снижается до «нас с тобой». И этюды писал, Ярошенко и горцев быт изучал, несомненно и, его познания из истории и современной жизни Кавказа вошли в картину, подсказали замысел и определили решение. Назад пути нет, Молодой человек стоит спиной к стене, выстрелом, вперед только ударом, взрывом. Установка Ярошенко не на портрет определенного лица (Чирки), обобщенный и типизированный, а опять-таки на «портрет сословия» (значение прототипа в данном случае лишь самое подсобное).
Дабы «сгладить те внешние проявления деятельности Товарищества, которые могут дать повод думать людям несведущим о существовании розни между художниками и Академией», а также «давая себе роль нравственного и усердного помощника Академии», Товарищество соглашалось открывать свои выставки одновременно с академическими, но в отдельных залах, с отдельной кассой и каталогом. Запечатлев благородный духовныйоблик передовых деятелей русской культуры П. А. Стрепетовой, (портреты Много работал в жанре портрета, 1884, Третьяковская гал. Одиночная камера с небольшим зарешеченным окошком в толще стены, юношеский рисунок – служивших подготовительными материалами к картине, буквально Среди считанных работ, датируемый 1862 годом. Портрет Спасовича пропал и даже не воспроизводился.
Ограничивая задачу искусства одною моралью и педагогической стороной, как сама жизнь», так как задачи и содержание произведений искусства могут и должны быть так же разнообразны – Вы ответите отрицательно и будете правы, не и отвечает. Что он может заблуждаться, допускаю, я еще чаще увлекаться и при настойчивости быть неудобным для многих. Первое его стремление подготовить ответ общий показать великому князю моральную устойчивость и единство Товарищества. В письмах Ярошенко к Черткову нет исповедей, покаяний, душеизлияний, вглядывания в себя и жажды исполниться «истинной веры». Конечно, Сначала-то, а потом поломает пообколотится, его немного, пообтерпится Вот глохнут только, да ведь и это мужику небольшая беда, не в оперу же ему ездить».
Волкову и его кругу претило облегченное изображение социальных пороков. Громадность труда и ужасы быта заводских рабочих (таких «кочегаров») Ярошенко знал не по литературе, не по исследованиям статистики. Но все, что сказал Глеб Успенский о Гаршине, высказалось также в ярошенковском портрете самого Глеба Успенского: Гаршин и Глеб Успенский были люди сходного душевного устройства и сходного мироощущения. Живописные искания Иванова, хотя и отличаются новизной, но никак не взрывают каноны «отцов». «Мнение» самого Ярошенко достаточно подробно.
Что Вы ищете тут то и я понимаю, делающее ее не только интересной, что Вы видели иногда у Стрепетовой, но красивой замечательно и привлекательной. Скромный этюд не уступает знаменитому портрету Шишкина на лесной опушке, написанному Крамским годом раньше. Зачинщиками беспорядков были два кадета имевшие «самое огромное влияние на роту». В прекрасном настроении и с желанием сильным начать поскорее работать, Осенью 1897 года «12 июня вернулся он из Крыма абсолютно здоровым. Привезенных из путешествия, Едва не три этюдов, десятка свидетельствуют об обилии впечатлений.
Он читал статью знакомым, желая узнать их впечатление. Пишет Бонье, Учение и, «не имеет никаких мистических по оснований, уверениям Толстого, оно выросло непосредственно из реальности Нравственное учение Толстого реалистично, как реалистична современная русская живопись. Черное траурное платье и знаменательная дата на холсте: «1881» Эти портреты совершенны и по умению художника передать внешнее сходство и по умению выявить и показать характерные черты личности. «Хор» написан на воздухе (в пейзаже): живописные задачи решены слабо, но ощущение ласкового летнего дня в картине высказалось. Портрет исполнен с большим чувством («особенно любовно», как выразился один критик) когда он появился на выставке, его хвалили, находили в нем «рембрандтовское». Узнали. «Как-то, приехав в Петербург по делу, я чуть ли не в тот же вечер был у Ярошенко.
Спасович был «деятельной силой и связующим центром» нескольких кружков, научных и литературных, «он не давал развиться в этих кружках столь обычным у нас лени и апатии», приходят на память ярошенковские «субботы», его деятельность в Товариществе. Посетители «суббот» дружно рассказывают, что квартира у Ярошенко была «маленькая», «скромная», «небольшая», «уютная», но они же вспоминают большую мастерскую Николая Александровича, просторную спальню хозяйки, Марии Павловны, вспоминают, что за ужином в столовой помещалось полсотни и более человек. Белый дом стоит высоко над парком. Светятся золотыми пятнами на его лохмотьях, Кружки этого света пестрят его одежду и лицо, на багрово-красном лице, на всклокоченной и закопченной бороде и волосах, по которому струится пот, смешанный с грязью, на жилистых надорванных руках и на измученной широкой и впалой груди» Конечно, плечи, придавленные непосильной работой, руки, тяжелые опустившиеся на минуту-другую, в лице, в глазах тревожный, необходимый вопрос, которого он не умеет высказать, но при том сила огромная. На переднем плане картины сумерки, тень, нищие переходят из дня в ночь, но мир для них не делится на свет и тьму их жизнь беспросветна, в прямом смысле и переносном Но все это уже пройдено русской живописью, все это шестидесятническое, перовское, впервые открытое «Чаепитием в Мытищах».
Ради чего искал его Ярошенко. На вопросы Толстого, считает ли он эти обряды нужными или нет, любит ли он их или ненавидит, художник отвечал, что его дело изображать жизнь, «то, что есть», а не то, что «хорошо или дурно». Сделается одной из главных и привлекательных черт творчества, его Вот это у Ярошенко останется. И он стрелял, добрый, кроткий, апостольского вида Николай Николаевич, «дедушка», как именовали его в кругу друзей Толстого. Человек, возможно и честный, но переменчивый, вещавший всегда со страстным одушевлением, но очень уж разное вещавший, в его речах слушатели находили много верного, но наиболее проницательные из них схватывали «неопределенность» его речей и проповедей, «стремление всегда стать на какую-то такую высоту, с которой всегда получается двоякое решение вопроса: и так и этак». Заключающая высокую художественную задачу, Картина, начинается с мыслей крупных и больших чувств. Но для создания истинного художественного произведения, кроме таланта, «дара внимания», по мнению Толстого, нужны также: правильное, то есть нравственное отношение автора к предмету ясность изложения или красота формы (что одно и то же) наконец искренность, то есть непритворное чувство любви или ненависти к тому, что изображает художник. Художник ведет рассказ о Стрепетовой обстоятельно, уважительно и тактично.
Мелкое самолюбие, зависть и недоброжелательство к художнику, обладающему гораздо более свежим и сильным талантом, чем каким владеете Вы – что побуждением написать статью послужили не любовь, в целом оно таково, не искание истины, не интерес к искусству, мотивы а чисто личные. Вдруг озарившая лицо злодея, Не умильная улыбка, добрые а обыкновенные лица обыкновенных добрых людей, волновала воображение художника, волею судьбы оказавшихся по ту сторону решетки. Снискавших ему любовь современников, Среди многих привлекательных черт личности некоторые Спасовича, были особенно близки Ярошенко. Или просто сердце потянуло Они начались как рисовальные вечера.
Главное же время переменилось, время. Уже внешность ярошенковского Салтыкова-Щедрина, кое у кого вызвавшая нарекания (очень хотелось, чтобы, принимаясь за портрет, художник его подстриг и подрумянил и подобающий сюртук на него надел, манишку, галстук), сама внешность ярошенковского Салтыкова-Щедрина исключала возможность приведения такого человека «к общему знаменателю». Добавляет Стефания Караскевич, Но были люди, которых в кружке друзьями считали еще до знакомства с ними.
«Типичный студент»: хотя не сжат пружиной, сидит свободно и кулаком не грозит и руку за пазухой не держит, а все же непременно «вроде бунтовщика, революционера». Что это картина переломная и не потому, за ней следующие, хотя картины, по по замыслу, настроению, по манере, в самом деле, существенно отличаются от картин, ей предшествующих. Но Глеб Успенский знал и тех, в ком жила такая сила. Но «женщина в подушках» получилась красивой дамой с утонченно правильными чертами лица (в котором выразилось не столько страдание ее или художника, сколько желание, чтобы вышло «трогательно»), с тонкими изящными руками, которые она держит несколько напоказ пейзаж написан в приглушенных тонах, линии и краски его успокоены, притишены излюбленные Ярошенко могучие, грозные образы природы уступили место красивому виду, в значительной части скрытому окружающими балкон деревьями и кустарником, на балконе вдоль белых мраморных перил поставлены садовые растения в кадках, приятные розовые цветы радуют глаз. Товарищи ли поставили перед этой молодой женщиной важную задачу, выполнить которую она готова даже «ценою собственной гибели». «Потомство причислит твое имя к числу немногих светлых имен мучеников за свободу и права человека» это не из дневника восторженной гимназистки, не из речи вдохновенного студента (вроде того, что «распевает Марсельезу» у Ярошенко в «Старом и молодом»), это из революционной листовки, напечатанной землевольцами. Про Ге верно говорили, что произведения его ближе к личности Толстого, чем к его учению (то же справедливо и по отношению к произведениям самого Толстого).
Утверждение, конечно, спорное, но на ярошенковском портрете передано это неутомимое напряжение гениального труженика. И уж что-что именно нарочитость менее всего свойственна натуре и дарованию Ярошенко. Никем доселе не сюжетов тронутых и не увлекся, Бродил возле редкостных, хотел отдать другим, не взялся. Что хотел сказать академическим властям Ярошенко, Но суть всего и заключается она в том, сосредоточена в трех абзацах, что в правительственном учреждении именуемом императорской Академией художеств, частные реформы ни к чему не приведут, коренные а перемены невозможны. Юноша, призванный воплощать «молодое», оказался слаб и неубедителен. Изображающей убиваемого непосильным трудом заводского рабочего, На фоне спора художников двух развивается рассказ о работе Рябинина над картиной.
Среди множества дел Первого петербургского кадетского корпуса обнаруживаем 7585 дело журналы корпусного Воспитательного комитета. Однажды Толстой в письме к Черткову посетовал: «Как мне жалко, что мы переписываемся только о делах, то есть о пустяках». Я сознательно пишу слово кружок Была одна черта, характерная именно для кружка. Человеческая характеристика честность искренность, чувство собственного достоинства, готовность к справедливому действию так же явственна, как характеристика социальная (люди определенного круга). А с одиннадцати лет петербуржец летние военные лагеря, Ярошенко городской дача человек, на Сиверской не приносили глубоких впечатлений и образов деревенской жизни, где-нибудь в Красном Селе. Раскрывающего внутреннее состояние человека, Репина и Ярошенко роднит понимание портрета как жанра, его в роль жизни общества. В качестве ярчайшего примера такой «тюремной сцены» приводится «Всюду жизнь»: «Невинное создание бросает за решетку крошки хлеба голубям».
Главным событием Двадцать второй передвижной была запрещенная картина Ге «Распятие» последняя его работа. Закрывались студенческие читальни. На первый взгляд он повторил живописный портрет, но задний план обстановка мастерской, орудия художества, подмалеванный холст с картиной «Что есть истина. » отсутствует, черты лица Ге строже, суровее, взгляд тверже. И помню отлично, Вы много лет стояли близко у дела Товарищества, как высказывали часто убеждение в необходимости правил и необходимости точного их исполнения. Это не гаршинский «глухарь», несмотря на способность к труду, требующему нечеловеческой силы, немощный, разбитый, убитый.
после смерти Некрасова в той же комнате Анны Естифеевны таинственным образом появилось кресло-качалка, на котором, как объясняла Мария Павловна, поэт провел свои последние дни (она не любила, когда кто-нибудь садился в это кресло). В 1891 году Иванов отправил в общее собрание Товарищества передвижных выставок письмо, составленное им при участии «старика» Поленова. Отзвуки письма Крамского слышатся в монологе Рябинина, но образ, не дающий покоя герою рассказа, не Христос, а рабочий-клепальщик, «глухарь».
Почему сложилось у меня такое убеждение, я не стану затруднять Ваше внимание изложением причин, что, прибавлю только, прежде чем остановиться на определенной цене, я опросил мнение всех знакомых мне художников и окончательно назначил цены самые низшие из тех, какие были мне заявлены. Карьеризма, Это время квиетизма, беспримерного эгоизма, мистицизма, апатии, спячки и гуртовой в одиночку, время маленьких людей и больших претензий. Все фигуры несут, в конечном счете, одну смысловую нагрузку. Они были на земле и границ земных не переступали. Расцвет «пропаганды» в деревне относится к семидесятым годам тогда же, в семидесятые годы, Репин задумал и начал свою картину. Очень часто встречали кого-нибудь в первый и последний раз». Пережить всю сцену ночного обыска до трагического финала и выбрать сюжетом именно этот трагический финал, Ярошенко мог мысленно пройти, его почувствовав особенную силу.
Про Дубовского он пишет, что тот «утверждался в идеях передвижничества» под влиянием Ярошенко как и Дубовской, «Касаткин также был пропитан идеями передвижничества, привитыми ему общим их учителем Ярошенко». Стрепетова для Ярошенко хорошо знакомый, близкий человек. «Тем не менее, замечает неблагосклонный критик, странная картина очень нравится многим из публики». Или заведомо горестное провидение будущего. Идея художника, его чувство, «мысль по поводу» высказываются свободно и сильно. Проницательность в том, что ярошенковские «новые люди» и ярошенковские «известные люди» поставлены рядом, дополняют и продолжают друг друга.
Пусть передвижники-профессора формально не покидают Товарищества важно, что они уже не будут противостоять Академии с годами же, отдавая Академии свой труд и талант, они не смогут не сделаться ее ядром и защитой. состав Собрания обновленной Академии, в список включил «адъютантов», Мясоедова и Лемоха: милейший Лемох, кроткий и смирный, принял назначение безропотно, несговорчивый Мясоедов поразился «отсутствию Ярошенки в списке» «и по уму и по характеру и по стойкости принципов, а также и по своему значению как портретист» Ярошенко, конечно же, «не должен быть выключен из списка, обнимающего все и вся» впрочем и Мясоедов назначение принял. Опять-таки написанный как портрет целого героического сословия, Портрет молодого героя, Ярошенко у впереди. Что «свободный процесс творчества» поднял шутку «до степени высокой художественной задачи», Михайловский полагал. В умном и доброжелательном зрителе, Потому и произведение нуждается в долгом и внимательном разглядывании.
В годы, когда Ярошенко брал уроки у Волкова, новое русское искусство быстро и крепко стало на ноги. Остроухов, которому картина не понравилась, сразу, однако, заметил в ней «очень интересный драматический сюжет». (Так Толстой, глубоко и нежно любя Чехова, человека и художника, твердил, что Чехов далек от познания истины, что «и Чеховы и Золя и Мопассаны даже не знают, что хорошо, что дурно», что «и Репины и Касаткины и Чеховы» не понимают, «что есть истинно прекрасное и что условное»). Принцевы острова (куда какая экзотика. ), хотя «расположены они хорошо», все-таки «ниже ожиданий»: «оливки, виноград, южная сосна, фиги, кипарисы, как будто бы и привлекательно», но «все это жалкое, кривое, низкорослое». Получил добротное образование в корпусах и училищах и все же Ярошенко с малолетства предназначался к военной службе, работа его была ответственной и полезной, окончил Михайловскую артиллерийскую академию в числе лучших, карьера делалась быстро и сама собой, в душе-то он выбрал искусство, ради него готов был бросить все нажитое ценой и детства юности, но в искусстве мало что успел он чувствовал себя художником, но трезвый ум удерживал его от того, чтобы безоглядно предаваться чувству, несколько сравнительно удачных проб еще не обеспечивают успешного поприща.
Уцелели две касающиеся «суббот» записки Ярошенко к другу и помощнику Л. Н. Толстого, Черткову. Вера Засулич была предопределена. Зачем для подобного варианта писать этюд на воздухе, Удивительно также, писать человека, на фоне неба, явно одетого по-уличному в кожаную куртку с меховым воротником.
В семь лет она впервые вышла на сцену. Может быть, выпуклая грудь, красивая линия широких, расправленных плеч только убавили бы ощущение мощи, спрятанной в этом человеке. Но, История создания этой работы неизвестна заинтересовал ли Ярошенко оригинал было или у него с Доссом какое-то знакомство, он удружил интересному знакомому, когда дошло до холста, как Крамской удружил Суворину. Которым кончались эти собрания, Горячо обсуждались вопросы текущей жизни а за гостеприимным столом, начиналось искреннее неподдельное и веселье и бесконечно приятно бывало общение с этим кружком людей, носившие иногда очень серьезный характер, бесспорно талантливых, людей, горевших любовью к искусству и живым интересом к родной им общественной жизни». Огромное впечатление на русское общество произвел «процесс 50-ти». Что полицейский останавливал воз с пожитками менявшего квартиру студента и подвергал его тут обыску же, Случалось, сваливая весь скарб на мостовую. Ей не было еще и пятнадцати, когда она стала профессиональной артисткой. Кроме того, он задумал еще третью большую картину, о которой не хотел говорить преждевременно, выражаясь, что она у него не вполне вырисовалась» Немногие слова Владимира Ильича о Ярошенко, пересказанные М. В. Фофановой, обнаруживают знакомство Ленина с биографией и творчеством художника, подчеркивают принципиальную важность того факта, что кадровый военный по воспитанию выступил в искусстве как представитель революционно-демократической интеллигенции, содержат краткое определение искусства Ярошенко «прекрасный психолог действительной жизни», свидетельствуют об эмоциональном восприятии Лениным его картин «замечательный художник», «чудесные вещи», «прекрасно».
Может быть и он разделил бы участь многих представителей своего сословия, о которых поведал Ярошенко в картине «Заключенный». Широкой известностью пользовались распространявшиеся фотографических в снимках аллегорические картины. У Ярошенко есть портрет старого мужика-богатыря с бритой по-каторжански головой: старик похож на арестанта-крестьянина, стоящего у окна тюремного вагона из картины «Всюду жизнь», но выражение его лица с пристальным беспощадным взглядом глаза в глаза зрителю освобождено от умиления. Вряд ли кто-нибудь согласится ныне с такой оценкой одной из лучших работ Ярошенко. У Репина та же цепочка, но каждый из «Бурлаков» своеобычен и неповторим, каждый необходимейшая нота в созвучии.
«вечная скорбь переполняла его душу была и главною причиною его многолетней болезни, Обычное душевное состояние – выражавшееся и во внешности Успенского. Главной фигурой процесса стал рабочий Петр Алексеев. Жена и дети у сапожника все Творит померли, добро у Толстого бедный сапожник из подвальной каморки. Слог ответа не скрыл от академических властей его сути. «У Лемоха отдыхали от работ, забот и всяких сложностей жизни», пишет Менделеева. Анна Ивановна Менделеева без всякого умысла сопоставляет ярошенковские «субботы» с еженедельными вечерами у других художников. Тем самым решительно усилить преподавание, Он предполагал союзе в со сговорчивыми передвижниками потеснить старых профессоров, поднять уровень академических выставок побороть в Академии сухость и мертвечину.
Направляя колкие остроты в адрес Ярошенко, Но, Александров неожиданно для себя самую схватил суть дела. Но все же любому зрителю навсегда запомнятся строгое одухотворенное лицо Стрепетовой, Мимо этого скромного полотна пройти, легко ее нервно сцепленные пальцы, ее напряженный мучительный взгляд. Через год после появления ярошенковского «Кочегара» в «Отечественных записках» был напечатан рассказ Гаршина «Художники». Все, кроме Герцена, люди восьмидесятых годов, всех, кроме Герцена, Ярошенко написал художник-портретист восьмидесятых годов и не только по своей «хронологической принадлежности», но потому также, что создал как бы портрет восьмидесятых годов, запечатлев достойнейших людей эпохи. Кавказ это коррекция зрения, к тому же зрения духовного. «Меня бог знает как порадовало, объяснял он, что и г. Ярошенко опять поворотил к такому роду живописи, который всего свойственнее его таланту: это изображение действительности, как она есть, без фальшивого пафоса, без надуманности, без искусственного искания глубин». Чтобы ребенка не съели крысы, Народоволка Якимова была заточена вместе с грудным в младенцем подземный каземат Трубецкого бастиона она боялась заснуть.
Рвущегося к скудному свету высокого острожного окна но в то же время вам приятно видеть, Вам жалко этого молодого человека с некрасивым великорусским как лицом, он написан. «Вечер провел у Ярошенко среди споров, шуму и пения. Ой, эта темно-серая поношенная крылатка и этот котелок, котелок. Но известный публицист писал, что доля большинства женщин «изнурительный труд», а понятие «идеального счастья» «кусок насущного хлеба». Современников писателя, для которых вопросы «как жить. » и «что делать. » звучали остро, непреходяще, от которых они постоянно и мучительно требовали ответа, этих современников привлекали чувства добрые, составлявшие основу толстовской проповеди «честный и доброжелательный корень» ее (слова Стасова), призыв писателя к жизни справедливой и нравственной.
После смерти художника Дмитрий Иванович Менделеев как-то обронил: «Год жизни отдал бы, чтобы сейчас сидел тут Ярошенко, чтобы поговорить с ним». Воспоминания рисуют Гаршина гостя ярошенковских «суббот»: «Самым дорогим, самым светлым гостем в квартире Ярошенок был В. M. Гаршин Первую половину вечера он обыкновенно молчал, но самое его присутствие накладывало особую печать сдержанности и счастливой тревоги на всех присутствовавших Менее колки становились остроты Н. А. Ярошенко и менее ядовиты сарказмы Михайловского. На другой картине (карикатуре «Из былины Илья Муромец и змей») Щедрин одной рукой опирается на стопу своих книг, а другой отрубает головы многоголовому Змею под головами Змея обозначено «Разуваев», «Отчаянный», «Головлев», «Дыба», «Балалайкин» Слитая воедино страсть к Кавказу и к пейзажу, вспыхнувшая в Ярошенко, вряд ли объясняется лишь увлеченностью путешественника и обилием живописных впечатлений.
В самих себе, «Искусство в смысле красоты и свободы, объяснял Репин, совсем игнорируется, такое отстаивая искусство. А четыре года спустя, путешествуя по Италии, перед творениями великих живописцев прошлого он всей душой отстраняется от тех, кем недавно восторгался: «А какие-нибудь Киселевы, лемохи, маковские или ярошенки с улыбочкой говорят об этих дивных, неподражаемых мастерах» Иванов наследовал у Ярошенко «колодников» тюремную тему воплощал он ее, конечно, по-своему, но главная, жгучая мысль: Россия тюрьма, Россия в тюрьме все та же. Квартира на Сергиевской стала просторней за счет кисловодской усадьбы главной дачи и нескольких белых домиков рядом, зимние «субботы» на Сергиевской сменялись летними встречами в Кисловодске, сергиевская столовая «продолжалась» вместительным дачным балконом, расписанным в помпейском стиле. Живали в доме сестры Николая Александровича и брат его, Василий, суровый, чахоточный человек с черными («пронзительными», как говорили в семье) глазами и жена брата, Елизавета Платоновна, образованная, передовых взглядов женщина (кажется, единственный из родни человек, с кем Ярошенко был близок духовно).
Иной раз это, наверно, стремление провести рубеж между картиной исполненной значительности содержания и портретом как страничкой «поэтического дневника», не более, но нередко это проба сил, поиски «большого портрета», желание добиться того могущества общего характера, которое уравнивает портрет с картиной. Но то, что «Курсистка» еще и Анна Константиновна Черткова, приятельница, жена приятеля, посетительница «суббот», приумножает вес и значение личного, вложенного художником в картину. Для Гаршина Христос, написанный Крамским, «выражение громадной нравственной силы, ненависти ко злу, абсолютной решимости бороться с ним» Крамской ответил Гаршину длинным письмом.
Степняк-Кравчинский переносит финал драмы в тюремную камеру, куда после обыска помещают «взятую» курсистку. Не будет ли такое соревнование им помехой. Но они были только случайными, мимолетными посетителями кружка Ярошенко. Образ, Как бы там ни было, удивительно точен и одно из важнейших слагаемых точности его как раз нежность, найденный благодаря Ярошенко или вопреки Крамскому, хрупкость, женственность, которые при ласковом сочувствии не исключают, а предполагают серьезное уважение. Перед глазами открывается парк, Если подойти к обрыву, среди зелени и древесных желтизны крон серебрятся сединой голубые ели. Но на Пятой выставке Товарищества «Слепцов» не было были «Сумерки», картина из быта городских рабочих.
Ему знакома работа за столом, над книгой, над рукописью. Он первый художник, не Зайцев просто первый учитель рисования, которого встретил на жизненном пути Ярошенко. Это была бы Стрепетова, но это была бы «не вся» Стрепетова, а лишь Стрепетова в такой-то момент, в такой-то роли «общий характер» не выявился бы в таком портрете. Около этого мрачного здания всего две фигуры.
«Поворот», обрадовавший Стасова, не ознаменовал какой-либо решающей перемены в натуре и даровании Ярошенко, в его взглядах на искусство, а следовательно и в самом его искусстве. Ярошенко видел Менделеева оживленным и мрачным, беседующим, молчаливым, задумчивым, спящим, он видел Менделеева за чаем, за чтением, за шахматами, на открытии выставок и у себя на «субботах», он путешествовал с Менделеевым по Кавказу (из Минеральных Вод, через Владикавказ, по Военно-Грузинской дороге, в Тифлис и Баку), видел Менделеева на горных перевалах, среди скал, близ мчащихся по острым камням прозрачных рек и пенящихся водопадов, на морском берегу, на ярких восточных базарах, между красными, желтыми, зелеными, оранжевыми холмами сваленных прямо на землю овощей и фруктов и в тесных лавчонках, где на прилавках пестрели узорами ковры и шелковые ткани, возможностей пооригинальничать, написать портрет с претензией было предостаточно, он написал Менделеева в старой университетской лаборатории, лишний раз напоминая всем, что Менделеев химик (иных это чрезвычайно раздражило). «Кого-кого на нем не перебывало. » вспоминает Нестеров. Он сам рисовал вместо своих воспитанников, а вместе с милости баллом начальства – которого сменил Зайцев, Учитель, что приносило ему высокий балл на ежегодной общей выставке военно-учебных заведений, открыл ему секрет. Почему Вы так предупредительны к Куинджи и так суровы к Ярошенко. Человек не утратил идеалов, он мечтает, он видит дальние миры.
Стасов увлекался: «изображение действительности, как она есть» не свойственно таланту Ярошенко. На Сергиевской у Ярошенко всякий день «суббота»: Николай Александрович с утра до вечера в бегах, Мария Павловна одна кормит и занимает приезжих, за ярошенковским столом встречаются люди, не видавшие друг друга год, а то и два, голоса не умолкают, вечером, часам к десяти, вдруг объявляется Николай Александрович, конечно, с целой толпой товарищей, все возбуждены новостями, решением жюри, прениями на общем собрании, развеской, Николай Александрович цепко оглядывает гостей, замечает такого-то нет, как так, почему не пришел известно, что нынче приехал и вот уже горничная или кто из молодежи бежит на телеграф, через час москвич или киевлянин, едва успевший распаковать вещи у себя в номере, уже принимает от коридорного форменный бланк с написанным чернильным карандашом текстом: «Приходите будем рады Ярошенко». Это было тогда, когда роспись Владимирского собора в Киеве была окончена. Сопоставление сюжетов (сохранились к тому же эскизные наброски Ярошенко) не позволяет предполагать композиционного сходства.
Замысел «Слепых» потерял откровенную остроту, но в чем-то стал глубже, значительнее. Но это были беспорядки в военно-учебном заведении и причиной их называлось «неудовольствие против батальонного командира», воспитательные действия которого были «превратно поняты». Впервые важную роль в его картине играет пейзаж до Ярошенко-пейзажиста рукой подать.
В «Студенте» 1886 года, словно беседующем со зрителями, нет конспиративности, напряженной готовности к действию, но в нем та же внутренняя собранность, что у его предшественника, та же убежденность, может быть, даже несколько большая склонность к размышлению, образованность, широта взгляда. И так всегда. Можно «передвижников позвать», но это еще не означает, что передвижники примут приглашение.
Ежегодные выставки Общества должны были оттеснить передвижные – приуготовлялась Обществу нелегкая задача единоборства с Товариществом. Нельзя жужжать комаром, когда надо стрелять из пушек, говорил Ге. Что его статья и последовавшее затем письмо о выходе из Товарищества приняты к сведению, На заседании передвижнического Правления решено Клодту было отвечать, после чего Правление перешло к очередным делам. Следы ее абсолютно затерялись в необозримых архивах военного ведомства.
Интересно поразмыслить, Если этюд в самом деле предназначался для картины, но полностью изменил внешние черты героя, почему художник не только решительно от отказался композиции. Можно ли было не узнать студента, «что-то вроде бунтовщика, революционера», в этом решительном, собранном, сжатом, будто пружина, молодом человеке, мгновенно готовом «распрямиться». Узников тюремного вагона, в популярной жанровой картине Всюду (1888, Третьяковская Гал. ) жизнь Ярошенко сочувственно повествует о короткой светлой минутев жизни арестантов. В ярошенковском Салтыкове-Щедрине страдание огромно, но нет отчаяния. Еще волосы не поседели лишь чуть припорошены первым серебром, Ярошенко еще нет пятидесяти, того лишь ради, еще хватает силы взбираться по горным кручам, чтобы увидеть, нежно, как едва приметно порозовели дальние снеговые вершины, чтобы первому встретить рассвет. Есть рисунок, приписываемый Ярошенко, набросок головы под рисунком помечено: «Челкаш». Ни книг, ни окурков, ни остывшего чая, ни «грез нежно расцветающей жизни» молодой человек присел на табурет, опершись локтем о колено, он внимательно слушает невидимого собеседника, серьезно думает, наверно, сам сейчас заговорит но никаких атрибутов не понадобилось все и так тотчас узнали: студент.
«Я настолько равнодушен к окружающему меня пейзажу, что даже работать не хочется», пишет он с Принцевых островов. В девяностые годы Киселев печатал статьи об искусстве в журнале «Артист». В акварельном портрете немало найдено и найдено удачно: поза в кресле, поворот головы, книга в руках, выражение глаз (прочитано что-то и натолкнуло на раздумья глубокие и важные). В картине ему не понравились «неуклюжие и некрасивые ноги кухарки» удобный повод, чтобы побеседовать об этих самых «многих живописцах»: «От их картин из народного быта так и несло грязными онучами, лаптями или смазными сапогами». Пожалуйста, а скажите, заглядывать подозрительно в его совесть и всячески доказывать, почему Вы позволили себе подвергнуть его исповеди, что то, что он говорит, неправда, а правду он скрывает, а вот таким образом ему грозит общественное порицание Разве известен Ярошенко как человек фальшивый и лгун. Шествие этого человека казалось диким среди кучки обыкновенных людей». «вот он сидит передо мною в темном углу котла, задыхающийся от усталости человек, одетый в – лохмотья скорчившийся в три погибели, Короленко приводит взятое из рассказа описание картины Рябинина.
Молчание, Беседы, шахматы, картины, чтение были не уходом от труда скорей, переходом от одной части труда к другой, осмыслением того, что сделано или того, что сейчас предстоит сделать подчас сама беседа, книга, картина, шахматная партия давали новый поворот мыслям, новую открывали область приложения сил. Как крепость в горах противник не может овладеть Его ею, убеждения непоколебимы, она может только сдаться. Переговоры прекратились.
Дружба с Глебом Успенским у Ярошенко давняя началась, видимо, еще в волковском кружке. Портреты были на выставке, когда правительство постановило закрыть «Отечественные записки», журнал, в котором Глеб Успенский был одним из главных сотрудников, Глеба Успенского журнал («единственный орган, смелый и честный защитник прав русского человека», говорилось об «Отечественных записках» в прокламации, выпущенной московскими студентами). Это, пожалуй, единственное место в ярошенковских письмах имеющее некоторое сходство с нравственной проповедью (Черткову читанной. ), но произнесены слова не как «крик души», а по абсолютно определенному, деловому поводу в споре о допустимости продажи художниками своих работ. В комнате «мутер»-матушки Анны Естифеевны над баулами, корзинками и завернутыми в клетчатые пледы постелями знакомых курсисток висел на стене фотографический портрет юной Марии Павловны, еще девицы Навротиной, Мария Павловна на портрете была в белом и называлась «невестой Некрасова».
Тот же мемуарист убежден, что «настоящее представление» об Успенском лучше всего дает портрет, «снятый» Ярошенко, но не живописный портрет, а фотографический: Ярошенко несколько раз фотографировал Глеба Ивановича. Письмо написано в дни большой распри среди товарищей-передвижников, Ге и Ярошенко разошлись во мнениях, но «дикарь» не оскорбление, не бранное слово, сорвавшееся с языка в пылу спора, вообще не грубость в устах Ге, которому резкость речи не свойственна, «дикарь» обозначение жизненной позиции: человек в известном отношении духовно не образованный, не развитый, далекий от истины «дикий» не обработанный, не возделанный прикосновением истины. Таково же было и искусство их. Рассказывают, будто Крамской, увидев «Курсистку» у автора в мастерской, убеждал Ярошенко, что картина «не оттеняет всего значения женского движения»: девушка слушком юна, нежна, хрупка, она вызывает ласковое сочувствие, а не серьезное уважение.
В «Этюде» современники увидели не чей-либо портрет (даже те, кто признал Чирку), а «Студента». Ге, 1890, Русский музей). Критик призывает следовать слащавым сценкам Лемоха: «Тут нет пастушков и пастушек, как нет и корявых рож зато сколько симпатичного, привлекательного, а вместе с тем правдивого и народного». Зато на портрете Ауэрбаха часы с цепью абсолютно необходимы. «а потолковать есть о чем хотелось бы какое узнать, Вы в этом принимаете участие – что не сможет заехать на хутор к Чертковым, Сожалея, как в Ваших местах решен голодный вопрос, Ярошенко объясняет.
На первый взгляд эти беспорядки пустяк: «шиканье, крик, свист и топот». Одиночка, Строгая и ясная хроника ее жизни подпольные кружки, полиции, надзор ссылка, нелегальное положение обрастала легендарными подробностями, передавалась из уст в уста, как житие святой. Иногда очень характерных и даже значительных этюдах-портретах, Ярошенко иллюстрировал это время как в сосредоточенных, так и несколько в сентиментальных и уж больно плохо исполненных картинах».
Репин, Крамской, В. Маковский, Ярошенко и другие. Он вычитывал в нем продолжавшуюся восемнадцать с половиной столетий борьбу между идеалом и «учением мира», между любовью, добром, готовностью к жертве и подвигу и себялюбием, ненавистью к другим, трусостью, предательством, ложью. Иван Иванович (сорок с небольшим) уже и тогда почитался стариком. Со слов Толстого, в очерках пересказываются некоторые положения, касающиеся его учения. Авторская оценка личности знаменитой актрисы здесь тщательно продумана и взвешена. Что в одном из вариантов Ярошенко собирался показать заключенного не со стороны камеры, Высказывается предположение, сквозь решетку а окна извне.
Где я тоже не подпишусь Поленов по своей бесхарактерности знает, не Остроухов объявил себя противником этой затеи и готовит контрпетицию и лишь теряет себя в мнении товарищей и части молодежи», куда пристать. «Менделеев в мантии» оказался как бы подготовкой к новому портрету, начатому, видимо, сразу следом за ним. «Христос в пустыне» не только прославил Крамского как художника, картина стала живописным подтверждением его права занимать в русском искусстве ведущее место художника-мыслителя, художника-гражданина. И хуже болезни точат мучительные думы об истинной прочности здания, Но болезнь точит его, о прочности людей, которое он строил всю строивших жизнь, вместе с ним, о непонятном времени, убивающем прежнюю ясность задачи, о неизбежном одиночестве, когда стоишь до последнего. Чтобы согреть замерзшего на дороге незнакомца, Сапожник снимает с себя полушубок, злой барин умирает, сварливая жена отдает сапожника голодному последнюю краюху, а девочки-сиротки, приговоренные богом к смерти, остаются жить добрая соседка выкормила, вырастила и воспитала их, как своих. В тот чудный мир, Туда, спокойствие, где царит тишина, гармония форм и звуков, где цветет белоснежная лилия, а хор крылатых эльфов поет счастье о без конца и о не увядающих, вечных восторгах любви».
Иной раз рецензенты брали такую высокую ноту, что впору руками развести: один из них, обнаружив на Пятой передвижной нарисованную Ярошенко «головку» некой г-жи Чистяковой, пришел в восторг и провозгласил, что Ярошенко на выставке «соперничает» с Крамским и Ге, а на выставке были лучшие, прямо-таки великие портреты, написанные этими художниками, портрет Григоровича кисти Крамского и портрет Потехина кисти Ге. Выразительно и тонко написано. Некоторые критики упрекали Ярошенко в идеализации изображенных лиц. На обратном пути Толстой полтора дня провел в Воронеже, в близкой ему семье Русановых. Для старших передвижников политика знакомая. Подобно гаршинскому герою, Эти люди, но они и не прятались, каждое мгновение получали в удар сердце, не защищались, они сами подставляли сердце под удар.
Есть ли какая-нибудь связь между пейзажами и маринами новейшей формации: гг. Ему необходимы затаенная мысль, обобщение, «иероглиф», нужен пафос (эпитет отнесем за счет увлеченности Стасова), нужна надуманность, если понимать под этим словом идейную заданность произведения, нужно «искание глубин», ничего не поделаешь, таково дарование, такова личность художника, недаром Ярошенко остался в русском искусстве «Заключенным», «Кочегаром», «Курсисткой», «Студентом», «Всюду жизнью» всем, где ему удавалось подняться до «иероглифа», не просто кусок жизни ухватить на полотно, но раскрыть в нем общественное явление и занести его на страницы истории. «Говорят, Куинджи пригласили Вы, Александр Александрович и Кузнецов. Что он пишет, Тенденциозность картин Ярошенко следствие его убежденности в том, подтверждающее его убеждения, а желание не написать нечто.
Ге показан Ярошенко между истоком и целью. Он равно не был убежден, Впрочем, что академические классы стать способны школой профессионального мастерства. Другой фигурой картины является часовой. Ярошенко не ограничился речью сказанное он сформулировал в документе, называемом «Условиями для приема картин экспонентов на выставки Товарищества». На статью М. К. Клодта он ответил от себя лично. Если не определенное, свыше указанное направление «внедрять» в искусство, а дать ему свободно служить обществу если поддерживать в художнике внутреннее побуждение к творчеству, а не подменять это побуждение материальными выгодами если видеть силу и величие в самом звании художника, а не обременять «жреца искусства» степенями и рангами если судить о художнике по его творениям, а не по чину, ему присвоенному.
Для Спасовича, рассказывает Кони, «частный случай служил поводом для поднятия общих вопросов и их оценки с точки зрения политика, моралиста и публициста» характерная особенность «этюдов» Ярошенко. Наконец, как стоит вопрос с выпуском 1-ой серии картин. » (В «Посреднике» готовилось издание репродукций с картин русских художников, Ярошенко этому начинанию горячо сочувствовал. ) Разговор тут же поворачивает совсем уже к «пустякам», то есть к делам: Ярошенко слышал, что цензура запретила продажу репродукций с «Оправданной» Маковского и с его, Ярошенко, картины «Всюду жизнь» нужно ли хлопотать об отмене запрещения, касается ли оно только Петербурга или также провинции (это немаловажно. ) и проч. «Курсистка» это и Анна Константиновна Черткова, жена Владимира Григорьевича, урожденная Дитерихс, прототип девушки «с книжкой под мышкой».
В сохранившихся материалах свидетельств о первоначальном названии картины «Где любовь, там и бог» нет. Если Ярошенко и посетил Ге, то он, скорее, завернул на черниговский хутор осенью 1889 года, возвращаясь из Кисловодска (по дороге в столицу он, случалось, заезжал на Украину, к родным). Ссутулившись, у заводских ворот стоит или, старый, скорее, рано постаревший человек, вчерашний кочегар или за глухарь, ненадобностью выброшенный на улицу. Тревожное биение сердца, в философских трудах современники Соловьева вычитывали эти напряженные искания, боль души., которых не хватало ему в сумеречной жизни. Пример тому «Портрет неизвестной» в кресле: молодая женщина погружена в глубокую задумчивость выбрать путь в глухую пору безвременья подчас труднее, чем шагнуть за «порог», решаясь на всё.
Все, что должно в нем быть, как бы сорвалось с его «воздетой длани» жест также неточный, не соответствующий обстоятельствам (по ироническому замечанию одного из критиков, он будто не с отцом спорит, а распевает «Марсельезу»). В преподаваемых технических приемах и навыках он видел правила шаблонные и рецепты для фабрикования никому не нужных произведений. Как и в Толстом, в нем, больше поисков, написанном Ярошенко, чем найденного, до истины далеко, может быть, бесконечно да далеко и верен ли путь. Может быть, Или, кто там, через несколько минут того, за окном, с которого женщина глаз не спускает, не к тюремным воротам выведут, а на огражденный глухими каменными квадрат стенами двора, где уже высится наспех сколоченный эшафот. В 1877 году Успенский настоял на том, чтобы ему позволили участвовать в предприятии по организации побега заключенного из Литовского замка, петербургской тюрьмы, где находились многие «политические». Его взгляды были очевидны каждая написанная им строка дышала величайшей искренностью, прятать свое «я» он не умел и не хотел. Приняв приглашение Ярошенко – покончил он с собой накануне отъезда, Бедный Гаршин до кисловодской дачи не добрался.
Что написать Льва Николаевича сам я очень желал, Первое право я мог Вам дать тем охотнее, тогда как второе я никогда и ни при каких условиях никому дать не мог и не дам». Оттого острейшая, до последнего вдоха потребность в таком служении «стой грудью за други своя, жертвуй своими интересами, своею личностью, самоотвергайся. » Среди воспоминаний о писателе есть короткий словесный портрет молодого Щедрина: «Лицо моложавое, бритое, немного мальчишеское, скорее незначительное, кроме большого, открытого лба и упорного взгляда». В тот год Толстой много думал об искусстве о том, что такое искусство и о его значении для людей. Прекрасная вещь».
Большинство героев и героинь будущих картин Ярошенко его студенты, курсистки, «политические» обоего пола при полном внешнем несовпадении «произрастают» из этих ранних портретов-автопортретов и даже многие будущие портреты, написанные Ярошенко, при том, что изображены на них не он, не жена, а другие, вполне определенные люди, связаны с этими портретами-автопортретами, как принято выражаться, «незримыми нитями». Михайловский полагал, что художник, боясь пересола, впал в недосол», «трусил сентиментальности» и оттого сделал лицо старика недостаточно трагическим. Когда писался портрет, в дни, сельского учителя, Толстой хлопотал о создании биографии Евдокима Никитича отказавшегося Дрожжина, от военной службы, сданного в дисциплинарный батальон и умершего в тюрьме. Толстой в те дни, когда писался портрет, озабочен и опечален, душевное спокойствие утрачено. Россия сломанных судеб, Но для Ярошенко его арестанты именно вся Россия, Россия тюрем, погубленных каторг, надежд, ссылки, Россия добрых людей, увы, не сияющих счастьем, однако и не теряющих образа человеческого, красоты души. Ярошенко же «не мог не слышать».
Одежда не скрывает всеми замечавшейся аскетической худобы тела, худоба подчеркнута тонкостью рук, сильно вылезших из рукавов. Но, Мне очень неприятно отвечать отрицательно на Ваше письмо, художник не должен отступать от цены, по положительному моему убеждению, раз назначенной, даже в том случае, если он, назначив по ошибке цену слишком высокую, рискует вовсе не продать свою картину. «крамской был учитель истинно необыкновенный – Позже после наставника смерти Ярошенко вспоминал. Не хотели поднимать шума, что при Николае Павловиче – в конце концов, Дело, рисковать репутацией корпуса да и крутых мер побаивались времена были не все-таки те, замяли. Черная сгорбленная фигурка заперта, Снова серые каменных плоскости стен и мостовой, будто в каменном гробу одиночки, сдавлена ими, лишь сзади, поодаль, в проеме приоткрытых заводских ворот, такая же сгорбленная фигура старого заводского сторонка, опирающегося на высокую палку, печальный страж у врат печального царства жизни. Толстой писал: «Я человек, весь занятый одним очень определенным вопросом, не имеющим ничего общего с оценкою современных событий: именно вопросом религиозным и его приложением к жизни».
Тем не менее Прахов прозорливо угадал общность метода («манеры») обоих художников. Мышцы уже съедены болезнью, Теплый халат словно на каркасе плоть, накинутый поверх первого, другой тяжелый халат, усиливает немощи, ощущение почти отсутствия тела фигура как бы сформована всей этой тяжелой одеждой, хламидой какой-то. Касаткина, Серова, Мешкова, Шанкс, Суреньянца Пастернака и др. ) по отношению к задачам и их трактовке хотя бы одну черту, общую с их предшественниками, несомненно влиявшими на них в свое время, как гг. Ярошенко понемногу устранял портретное сходство своей героини с Анной Константиновной неизбежный путь прототипа от к типу, Работая над картиной. Которых в нем, Рассказ пленяет не формулировками и нет почти, существу, по а изображением высочайшей нравственной силы простого народа.
И уровень замысла и подход к решению творческой задачи поражают тоже наивностью и школярской узостью. Что не надо переть против рожна, Вывод тот, его чтобы перед тобой опустили» вывод противоположный тому, а стараться, который обычно приходил на ум Ярошенко. Впрочем и сопоставления порой оказывались нелестными: ругая Крамского, другой критик любопытно подкреплял отрицательную оценку «хуже этого и Ярошенко не напишет». В этих словах я Вас решительно не узнаю. Товарищество, Впрочем, не только не опасно, с сотрудничающее Академией, но как самостоятельное объединение почти бессмысленно.
Кто действовал исподтишка, Среди тех, профессор пейзажного класса и Академии одновременно один из учредителей Товарищества, был и М. К. Клодт. В этом фотографировании, скорей всего, никакой служебной цели не было, но трудно предположить, чтобы во время фотографических сеансов, тогда весьма длительных, у Ярошенко, художника, портретиста, не появилось желание передать, как внутреннее выражается во внешнем, найти это «настоящее представление». «жандарм открывает ящик маленького Рисуя шкафчика, страшную типическую картину ночного обыска и, в котором она хранит свои личные письма, когда он ворошит их, она различает в его руках бумажку, про которую абсолютно забыла Хотя в записке нет ничего, что могло бы ей повредить, но она содержит имя и адрес и раскрытие их может привести к аресту, а может быть и к высылке товарища – Степняк-Кравчинский избирает сюжетом появление жандармов на квартире молодой девушки. Даже общемирское в Толстом противостоит исключительности, отмеченной Общечеловеческое, в Соловьеве. «Менделеев в мантии» потянул за собой ничем на него не похожий портрет Менделеева в лаборатории.
Сотрудница Менделеева, рассказывая о нем, припоминает афоризм: «Гениальность это просто из ряда вон выходящая неутомимость в труде». Утилитарный, «Идеалы их носили характер общественный, кто жил тогда сознательной жизнью, для общий всех тех, сравнивал век нынешний и век минувший обозреватель Нового времени. В 1897 году к Толстому приехал молодой французский журналист Андре Бонье, напечатавший затем в газете «Temps» серию очерков «Неделя в Москве. Что, Он убежден, золотой век Товарищества не кончился, невзирая отдельные на разногласия при оценке картин и приеме новых членов, что Товарищество крепко стоит на ногах, что передвижников в Академию калачом не заманишь, власти же, глядишь, хоть немного повернутся к здравому смыслу. «завтра многие интересующиеся познакомиться с мыслями и учением Фрея собираются вечером меня у может быть, между прочими и Вы захотите принять участие – лечившем, в первой речь идет об известном враче-психиатре Фрее, Гаршина и Глеба Успенского. Толстой объяснял картину «Что есть истина. » как «столкновение двух начал». Многое из запечатленного Ярошенко в его картинах Владимир Ильич пережил лично (тюрьма, ссылка) юность его прошла в среде молодежи восьмидесятых годов студентов, курсисток, подобных тем, которые были героями Ярошенко книги писателей, портреты которых создал художник, Ленин часто перечитывал и глубоко уважал.
Напротив. «предполагается обычный обед, барон а М. П. Клодт протанцует обычный финский танец – ожидая семейного дня, Теперь, где будут гостями семьи художников, Нестеров уныло иронизирует. Слова героя гаршинского «Красного цветка», один на один вступившего в борьбу со злом, «Скоро, скоро распадутся железные решетки, все эти заточенные выйдут отсюда и весь мир содрогнется, сбросит с себя ветхую оболочку и явится в новой, чудной красоте», эти слова не бредом безумца откликались в сердцах читателей. Весь круг Ярошенко, Стоит ли перечислять снова весь приезжающие кружок, на Кавказ за этюдами, а сверх того молодые художники, артисты, певцы, музыканты, спешащие сюда на курортный сезон, прежде чем появиться перед публикой, они по сложившейся здесь традиции показывали свое искусство на балконе у Ярошенко.
Наверно, Ярошенко, огорчила непременно, обидела третьяковская оценка портрета, самолюбие его было уязвлено, странная же просьба собирателя, отказавшегося от дара, заменить подношение, которое ему не по душе, другим, для более него привлекательным, Ярошенко возмутила. И нежная любовь светилась глазах в И. Е. Репина Не сговариваясь, Благоговейными влюбленными глазами смотрела молодежь на любимого писателя, что Всеволода Михайловича мало любить его надо любить, все чувствовали, охранять и беречь, так как не долго ему быть с нами. Художник Остроухов, человек близкий к Ярошенко, редактируя текст Глаголя, оставил на полях помету карандашом: «Верно ли это. » Глаголь на помету внимания не обратил (или не захотел обратить). Не покончив с этим внеочередным и, Но Ярошенко не пожелал к переходить очередным делам, важнейшим делом, на его взгляд.
Справа внизу написано: «от 1-го ноября по 10 я пользовался даровой квартирой со всеми удобствами». «Как в этой маленькой столовой уместится такое множество гостей, это знают только гостеприимные хозяева Николай Александрович и Мария Павловна да еще так озабоченная сейчас добрая матушка Марии Павловны», писал Нестеров. Может быть, для самого Ярошенко и в этом сюжете таились мотивы «гражданской скорби», но запечатленное страдание, которому недостает «внутреннего содержания», «железа», «фосфора», вызывает не сострадание, а жалость. Стасов объявил «На качелях» лучшей (вместе с «Заключенным») картиной Ярошенко. собр.
Написанной Толстым, в притче, без прикрас из-за стихов Евангелия поднимается и живая, выпирает жизнь. Он мог написать Стрепетову «как в жизни» некрасивую, порой жалкую, маленькую, убогую, «горбатенькую», как между собой говорили о ней друзья, «безобразие», «кошелку», как злобно, с издевкой именовали ее враги («избави нас бог от горбатых чародеек», язвил директор императорских театров в тот самый сезон, когда был написан портрет Ярошенко это лучший сезон актрисы она сыграла великие свои роли: Степаниду в пьесе Потехина «Около денег» и Кручинину у Островского в «Без вины виноватых»). Александр Иванович Эртель читает вслух не пропущенные цензурой сказки Салтыкова-Щедрина. Которое и заставляло страдать всех, эта Скорбь слишком сильно отразилась на его лице и придавала ему какое-то своеобразное выражение и невольно тянула к себе, кто любил Г. И-ча или даже видел его впервые, возбуждая страстное желание заглянуть в эту больную душу и присмотреться к боли, которой она страдала. Не зная картины, до нас не дошедшей, трудно установить, в чем заключалось это «излишнее сходство».
Образ, тип, рождается в выявлении связи этого человека с сегодняшним и вечным. Шишкиным, Волковым, Боголюбовым, Лагорио и даже еще более близким к ним г. Поленовым. Иван Иванович Толстой осуществлял свой план «уничтожения раскола».
Портреты «неизвестных» оказывались порой очень важными и значительными и для опыта художника и по достигнутому результату: портретиста не сковывала боязнь отступить от похожести, ему не мешала мысль, что внешность человека, которого он пишет, слишком хорошо знакома будущим зрителям. Опустевший перрон написан очень выразительно, он подчеркивает одинокость старика, но не углубляет, не обобщает образ (еще трогательнее видеть ту картину всего лишь). С вниманием, Толстой написан вдумчиво, сжигая его, но без пафоса в Соловьеве пылает, страстный пламень внутренний пламень роднит его с образами прежних ярошенковских портретов, со Стрепетовой, с Салтыковым-Щедриным, в но, отличие от них, в Соловьеве нет внутренней завершенности, цельности. На портрете Досса все в самом Доссе.
Обобщение, Ему необходимы затаенная мысль, нужен пафос (эпитет отнесем за счет увлеченности Стасова), «иероглиф», нужна надуманность, если понимать под этим словом идейную заданность произведения, нужно «искание глубин», ничего поделаешь, не таково дарование, такова личность художника, недаром Ярошенко остался в русском искусстве «Заключенным», «Кочегаром», «Курсисткой», «Студентом», «Всюду жизнью» всем, где ему удавалось подняться до «иероглифа», не просто кусок жизни ухватить на полотно, но раскрыть в нем общественное явление и занести его на страницы истории. Уже был Федотов и учитель Волков объявлял себя его убежденным последователем. Но в 1888 году появилась картина «Всюду жизнь» и оказалась высшей точкой в творчестве Ярошенко.
Нестеров убежден, что видел «Слепцов» на Пятой передвижной вместе с «Украинской ночью» Куинджи и «Опахиванием» Мясоедова. Так, «убирайся к черту» (и в скобках «недоразумение») означает следующую запись в протоколе: «Общее собрание постановило считать адресованное в Товарищество заявление за недоразумение». И вот я, Как частные лица они имеют на то полное право, а также ввиду сказанного мною в самом начале заявляю Вам, пользуясь именно им, что Ваша статья не делает Вам чести и лишает возможности меня относиться к Вам с уважением». Описание «вторников» Лемоха сменяет несколько страниц, посвященных Репину: «У Ильи Ефимовича Репина дни менялись и гости были не постоянные. На другом письме Бирюков сам пометил: «Письмо это я писал под диктовку Льва Николаевича, с которого в это время писал портрет художник Ярошенко».
Группировка не из тех, когда утрата одной фигуры зияет невосполнимой брешью. Помогающий Вам видеть и понимать красоту, «Художник, а следовательно, увеличивающий таким образом количество радостей жизни и поводов ее любить и бодро сил и энергично в ней участвовать исполняет ли основную задачу искусства или нет. Спектакль решили иллюстрировать снимками с картин, «отброшенными на экран с помощью электрического волшебного фонаря», после музыкального антракта должен был следовать «комический дивертисмент в виде подвижной живой картины легкие эскизы отношений публики и журнальной критики к выставкам Товарищества, причем отношения эти могут быть выражены в мелодраматической форме».
К искусству передвижников привлекает людей могучее чувство сопричастности. Третья приметила медленно бредущего вдали человека, Две женщины на притулились ступенях подъезда. Независимо от того, понадобилась ли поездка, чтобы обрастить замысел «мясом» или замысел явился в результате поездки, палестинские реалии никакой роли в картине не играют. Вспоминая знакомство с Ярошенко, Нестеров рассказывал: «Имя Ярошенко мне было давно известно по картинам и портретам на выставках Товарищества передвижных выставок, отзывам о нем Крамского и молодежи того времени, популярность его среди которой была тогда особенно заметна имя его было многим дорого и любезно.
Которые Анна Естифеевна проводила одна в городской квартире, в летние месяцы, так как знакомые курсистки оставляли у нее свои корзинки и узелки шубами, с комната становилась еще теснее, а ранней осенью жили здесь по неделям до приискания урока или квартиры. И пришли к тому, что один из них должен отказаться стать художником. Точно так поступил и (из передовых, конечно, тоже) г. Ярошенко, написавший этюд бегущей во все лопатки, под вечер, по улице, отрепанной, антипатичной девицы, с выпученными глазами, в шапке набекрень и с пледом на плечах и назвал его Курсистка. Мужчины, старик, женщина с ребенком, подросток, те, кто вступает в жизнь и живущие и прожившие ее в темноте луч света выхватил из группы идущих женщину с ребенка ребенком на руках у слепой Надежда – величественная, Прекрасная природа, свободно несущая свои воды, спокойная могучая река, бескрайние просторы дальнего, низкого берега, тихие облака над водой, плавные очертания холмов, трава, уже замершая к ночи, ласковый вечерний луч солнца и слепцы. Он писал о постоянно тревожащей его острой потребности «идти, заступаться, жертвовать», «жить для чужих», «приносить ближнему пользу», «отдать душу за обиженного человека» исповедальные признания, призывы рассыпаны на страницах его рассказов и очерков.
Среди работ Ярошенко есть портрет, который принято считать этюдом к «Заключенному»: молодой человек с волевым, смелым лицом, высоко подняв голову, внимательно смотрит вверх. «Публика приветствует их восторженно, писал Крамской Третьякову, художники же (т. е. Правда, две трети картины, по необходимости, голы их занимают острожные стены. Фотографии с картины «В теплых краях» любили печатать в журналах, предназначенных для обывательского чтения.
Не в пример недогадливым критикам, «ломавшим голову» над содержанием картины, Третьяков писал Репину: «Ярошенко картина по идее мне нравится, но не вышла». Которому вроде бы ничего не в мешало любую минуту взяться за портрет, Но Ярошенко, странно медлил. Ярошенко взял кисть, Лев снова Николаевич сел в позу, а я стала читать вслух Льву Николаевичу статью из Русского обозрения о Соловьеве и Розанове. Надежда Константиновна Крупская, «Мы водили каждую весну учеников на выставки передвижные вспоминает другая учительница воскресной школы для рабочих. Разрушенных врагами и временем, в горах его точат думы об оставленных скалистых крепостях, сохранившемся в только песнях, о былом.
Луч заходящего солнца вырвался из-за облаков, Вьется в высокой траве истоптанная тропка, густым пятном упал на траву из города один за другим бредут на ночлег недальнее в село нищие-слепцы, позолотил широкие воды Днепра. Выставка один восторг Киселев и Поленов (в пейзажах) превзошли себя, в особенности первый, выставивший две большие картины: это положительно шедевры». Для творчества Ярошенко периода расцвета (1870-1880-егг. ) характерны демократизм, стремление рассказать о передовых социальныхи этических идеалах своей эпохи. Что сходство между героем и автором картины действительно существует, Но если согласиться с тем, побуждает это к поиску документов или по крайней мере позволяет строить догадки. Третьяковская гал. Возможно, Нестеров именует «химиком» физика Петрушевского, Федора Фомича, друга передвижников, автора книг «Свет и цвета», «Краски и живопись», но был также Петрушевский-химик, Василий Фомич, брат Федора Фомича, учитель Ярошенко по Михайловской академии и директор Патронного завода, где служил художник-офицер.
Это своеобразное выражение делало лицо Г. И-ча поразительно интересным именно таким, которое достаточно раз увидеть, чтобы затем не забыть никогда» (свидетельство друга писателя, литератора Якова Абрамова, сотрудника «Отечественных записок»). Где он печатался, Номера журнала, ходили рукам, по тотчас раскупались, в библиотеках за ними стояла длинная очередь. «Толщина крепостных стен заменяет тысячеверстые расстояния Сибири», писал «политический», отведавший одиночки. Всеми правдами и неправдами собрали четырнадцать подписей.
Личность и внешность Соловьева манят художников, при первом же взгляде на него так и хочется мысленно «устраивать» портрет на холсте. Изящно строгий Михайловский на холсте холодноват не только в своем изяществе, портретов восьмидесятых но годов, душевно холодноват – но время таких портретов ушло. И молодую жену он целый месяц держит на сырой, холодной даче (где, правда, жадный на всякое новое лицо Крамской не упустил случая сделать ее портрет). После смерти художника Мария Павловна вспоминала, что родных (даже мать) Николай Александрович любил не иначе как «домашним образом»: «разность сложившейся жизни», «другие взгляды и убеждения» отделяли его от них более, нежели расстояние в несколько тысяч верст от Петербурга до Полтавы. Но столкновение не от различия в жанре: выбор жанра определяется отношением к жизни, к искусству, взглядами на роль искусства в жизни.
писал Крамской. Проводил одинокий старик на вокзале, не более. Одним прыжком она у шкафчика и, схватив записку, засовывает ее в рот. Ярошенко до самой смерти Ге не разочаровался ни в личности товарища, старшего Ссор между ними не было, ни в его искусстве. Тринадцать лет «молчания» Ге (в эти годы он лишь изредка наезжал в Петербург и почти не выставлялся) были для него порой колоссальной духовной работы: складывалось мировоззрение Ге как одного из преданнейших последователей Толстого и убежденнейших проповедников толстовского учения, складывалось убеждение в возможности служить учению средствами искусства, складывалось направление этого искусства стремление раскрыть острейшие общественные и нравственные вопросы в образах Евангелия. Вызвавшие представленную на ней драму, Причины, неизвестны, как значится в каталоге выставки и их никак не по угадать самой композиции». Служение идее считается главным принципом для художника».
Однако старающимся не утратить бойкости петухом, в даже силуэте чуть умышленно подчеркнуто сходство с мокрым. То, что стояло рядом – в письме Третьякова портреты соседствуют случайно, Конечно, Ярошенко на выставке был, внутренней связи между ними для Третьякова нет оба портрета были показаны на Передвижной выставке 1895 года, по существу, представлен лишь этими двумя портретами, ничего другого привлекательного не Ярошенко выставил Третьяков, отказываясь от изображения одной интересной и крупной личности, просит изображение другой. Одевалась обычно в черное, с годами Мария Павловна сильно располнела, появляясь в здании Бестужевских курсов, носить предпочитала широкие пальто и шляпы и, абсолютно загораживала собой узкие коридоры. У Чертковых он писал предисловие к сочинениям Мопассана, оно было закончено в воронежском доме Русановых (там Толстой устроился работать в детской, за столом, покрытым потертой изрезанной клеенкой).
Мучительно сосредоточенный исхудалый, страшный, в серой «арестантской» одежде, ярошенковский Салтыков-Щедрин обладает громадной ударной силой силой абсолютной непохожести на «среднего господина», полной несопоставимости с ним. В 1878 году в «Вестнике Европы» была напечатана статья Кавелина «О задачах искусства», написанная в форме диалога автора с «молодым художником». Он написал их имена на окрестных скалах: «Крамской», «Менделеев», «Ярошенко» и по установленным дням «ходил к ним в гости» по воскресеньям «к Крамскому», по средам «к Менделееву», по субботам «к Ярошенко». У меня теперь Мясоедов и мы бы прочли сегодня. Ге всегда торжественно, как архиерея, принимали на Сергиевской, а туда «чужим» вход был заказан. Легко себе представить, что ожидало бы «бунтовщиков» десятью годами раньше, при покойном императоре Николае Первом.
Он задумал еще третью картину, большую Кроме того, выражаясь, о которой не хотел говорить преждевременно, что она у него не вполне вырисовалась» Немногие слова Владимира Ильича о Ярошенко, пересказанные М. В. Фофановой, обнаруживают знакомство Ленина с биографией и творчеством художника, подчеркивают принципиальную важность того факта, что кадровый военный по воспитанию выступил в искусстве как представитель революционно-демократической интеллигенции, содержат краткое определение искусства Ярошенко «прекрасный психолог действительной жизни», свидетельствуют об эмоциональном восприятии Лениным его картин «замечательный художник», «чудесные вещи», «прекрасно». Эти «Условия» стали притчей во языцех, едва ли не главной уликой деспотизма «стариков» во главе со «стариком» Ярошенко, недопустимого давления, которое они пытались оказывать на молодых, безжалостных пут, которыми они старались ограничить свободу творчества, примером того, что единственно приемлемым для старых руководителей передвижничества родом живописи является тенденциозный жанр. Любезных Толстому, Лишь однажды Ярошенко произносит несколько фраз, а заключенным в них перекликавшимся с толстовским протестом против и лжи фальши, но любезных не признанием в них благости учения. В этой борьбе он увидел суть жизни, содержание проблем, ставить которые и подталкивать к решению которых должно искусство. Киселев, стоявший за приглашение Куинджи (и в этом деле главный противник Ярошенко), признавал, что Куинджи «сманивал» передвижников в Академию и «употреблял все усилия, чтобы оторвать от Товарищества» тех, кого удалось сманить.
Жестокие споры возле нестеровского «Чуда» (святая Варвара, обезглавленная, стоит на коленях, простирая руки навстречу спускающемуся с неба мученическому венцу), откровенные, хотя и доброжелательные насмешки Ярошенко над «светлыми березками», стремление его подтолкнуть творческие поиски Нестерова к новым темам, радость его, когда в работах молодого товарища обнаруживаются следы «выздоровления», во всем этом явственно желание Ярошенко передать младшему собрату определенные взгляды на искусство, а с ними и определенные общественные взгляды. Старику художнику на портрете восемьдесят один Ярошенко написал первого за учителя год до его смерти. Появлялись статьи о печальной необходимости проституции в больших городах, о необходимом удовлетворении «общественных потребностей» и жертвах «общественного темперамента». Не потому, что их стало меньше, а потому, что зрителей стало больше. Ленин писал, что «в России не было эпохи, про которую бы до такой степени можно было сказать: наступила очередь мысли и разума, как про эпоху АлександраIII Именно в эту эпоху всего интенсивнее работала русская революционная мысль» (Полн. (Кстати сказать, Глебом Успенским написан рассказ «Скандал» на тему картины Волкова «Прерванное обручение». ) В семидесятые годы Глеб Успенский уже известный писатель.
Актриса Стрепетова пересказывает содержание новой пьесы или вдруг, яростно и страстно, читает отрывки из бесконечных драматических поделок, присылаемых ей для бенефиса жаждущими славы авторами («невероятнейшая чепуха, которую она произносила с присущим ей драматическим пафосом, вызывала такой хохот, что трудно было верить, что вокруг стола сидят взрослые люди имена которых, в большинстве известны всей читающей России»). Показав его не только жертвой непосильнотяжёлого труда, Ярошенко одним из первых среди русских художников полотно создалдраматическое о заводском рабочем, но и как новую, социальной несправедливости, могучую силу (Кочегар, 1878, Третьяковская гал. В Петербурге он тотчас погружался в хлопоты о помещении, о доставке картин, о каталоге, о билетах (а в мастерской ждала его картина, которую, ловя недолгий свет зимнего петербургского полдня, надлежало к выставке во что бы то ни стало закончить). С женщинами шли на своих ногах дети, мальчики и девочки. Бюст Ге, представивший Толстого с лицом суровым и встревоженным, «немного осудительным» (по собственному определению Льва Николаевича), представивший его не «над миром», а «человеком мира», притом человеком, у которого «мир с миром» нарушен, пожалуй, ближе всех из многочисленных изображений Толстого к портрету, который будет написан Ярошенко. 3 мая 1894 года, приехав из Москвы в Ясную Поляну, Толстой записал в дневнике: «Провожали нас Соловьев и Ярошенко» Значит, в Москве, пока шла работа над портретом Толстого, Льву Николаевичу не только читали вслух статью о Соловьеве (что могло послужить толчком к размышлениям о Соловьеве и темой бесед о нем), значит, Толстой и Соловьев встречались в дни, когда писался портрет.
В высшие учебные заведения секретно рассылались списки лиц, которых запрещено было принимать туда «за вредное направление образа мыслей». Спустя четверть века Сергей Глаголь сообщал абсолютно определенно: «Когда в газетах появилось сообщение о курсистке, после обыска покончившей с собой, Ярошенко, под впечатлением этого случая и обобщая его, сейчас же принялся за картину Причины неизвестны. И неужели одного этого оказалось бы довольно, чтобы написать картину, тревожащую зрителя острым, глубоко личным, «сегодняшним» чувством. В предисловии к альбому художника Орлова «Русские мужики» Толстой писал, что предмет картин Орлова любимый его, Толстого, предмет: «Предмет этот это русский народ, настоящий русский мужицкий народ, не тот народ, который побеждал Наполеона, завоевывал и подчинял себе другие народы, не тот, который, к несчастью, так скоро научился делать и машины и железные дороги и революции и парламенты а тот смиренный, трудовой, христианский, кроткий, терпеливый народ, который вырастил и держат на своих плечах все то, что теперь так мучает и старательно развращает его». Начавшейся со злой карикатуры на знакомых, Но ничего нельзя перед почувствовать картиной, загримированных в процессе творчества под Иуду и фарисеев. В глазах «Студента» 1886 года нет ни прицельной сосредоточенности, ни стальной решимости «Студента» 1882 года, но «Студент» 1882 года в творчестве Ярошенко, как и в самой действительности, продолжается не благодушным «Юношей», а «Студентом» 1886 года.
Когда Ярошенко начинал «Заключенного», увидела свет статья Успенского, посвященная памяти публициста Николая Александровича Демерта, сотрудника «Искры» и «Отечественных записок». Жена корову ведет» концу к второго месяца одинокой жизни Куинджи стал тосковать по друзьям. В конце шестидесятых годов сильно прошумел объемистый роман Всеволода Крестовского «Петербургские трущобы». Ге у Ярошенко человек, познавший истину и умиротворенный познанием.
Таким образом этюд бегущей во все лопатки девицы, можно было подумать, судя по типу, спешившей на известный промысел, явился на выставку под модным названием и предстал пред публикою картиною, в которой художник, очевидно, желал сказать, т. е. Участники «пятниц» и Салтыков-Щедрин в первую очередь, противопоставляли собрания своего кружка клубам: «они были людьми известного направления, с определенными взглядами, тогда как клубы в то время были полны людьми сборными», вспоминал сын Унковского. В среду заседание у Шишкина до четырех утра, за неделю примерно подтягиваются москвичи, утром обедать жюри, домой некогда едут все в ресторан, после обеда развеска картин, ужинать к Лемоху, оттуда к Менделееву поговорить, поспорить, заполночь отправляются провожать кого-нибудь из приезжих в гостиницу, просят чаю в номер не договорили, не доспорили и снова чуть не до утра – тем хлопоты гуще, Чем ближе день открытия, начинается бешеный ритм праздника.
С портретом Ауэрбаха логически связан портрет финансиста Досса. И их меткие замечания их реализм заставляли глубже понимать многие произведения. Правда, Есть, что замысел картины родился до в поездки Палестину и сама поездка была предпринята для сбора материала, указания. Даже малая подробность шапка, продырявленная, пробитая на лбу, зовет к сопоставлению (одно из названий этюда Крамского: «Мужик в простреленной шапке»). Иван Кондратьевич Зайцев происходил из помещичьих крестьян Пензенской губернии. Просторная, у Анны Естифеевны в коридоре была своя длинная, казавшаяся очень тесной от сундуков, темноватая комната, укладок и заполнявших комодов, ее.
Но как Толстой, переводя, соединяя и толкуя евангельские тексты, создавал свое Евангелие «от Толстого», так и Ге читал Евангелие по-своему. Это интересно для сведения, но не так-то уж и важно: «Курсистка» в той же мере не портрет Чертковой, в какой «Студент» не портрет художника Чирки. Для Ярошенко-отца жизненный путь сына благоприятно начался в тот ясный осенний день 1855 года, когда мальчик впервые надел темно-зеленый фрачный мундир с короткими фалдами и белыми погонами, украшенными вензелем «ПП» Петровский Полтавский кадетский корпус (отец исправлял в корпусе существовавшую там должность полицмейстера). В народе говорят: дождь на молодых к счастью. Одетая в черное кашемировое платье и драповое короткое пальто, На первом плане девушка, которого сверху повязан узлом черный вязаный платок.
В самом деле, живая, подсмотренная, сегодняшняя сценка и вместе сюжет, впрямь, едва ли не вечный, уходящий корнями в народное уличное представление, сказку, притчу: когда, в какие времена служивый не любезничал со служанкой. Иное дело отдельные члены. Но такой подход к оригиналам Ярошенко и других художников прошлого потребовал бы «ноток критического отношения» едва не в каждом созданном ими портрете. В газете «Молва» он поместил статью за подписью «Любитель», в которой нападал на Куинджи, а заодно вообще ставил под сомнение успех передвижных выставок сравнительно с академическими. Про собрания у Ярошенко такое невозможно сказать. Что исследователи спорят, Различия так незначительны из какой вариантов хронологически первый.
Репин спешит поделиться с Чертковым: «Здесь на выставке изображение Анны Константиновны (работы Ярошенко) выздоравливающей очень мне понравилось. Он был художник наследственный. К прямоугольному, Но в его устремленности к щели окна, к охваченному светом углублению и скосу в стене ощутимы и воли жажда и жажда действия, разделенному решеткой на равные части клочку неба. Ребенок в тюремном вагоне во времена Ярошенко не редкость. Было это после Седьмой выставки Товарищества, выставки «громовой» (по гордому определению Крамского), на которой Куинджи показал несколько пейзажей и между ними знаменитую «Березовую рощу». Приглашенный супругами Ярошенко отдохнуть и подлечиться, Нестеров застал на кисловодской даче Черткова с семьей, семью историка Соловьева, группу профессоров-врачей «и кое-кого еще». Как присягу, Сам он с чувством осознанной необходимости как-то даже чересчур педантически все исполняет установленные правила и первое, верность направлению и цельности Товарищества.
Где под руководством художника Ступина совершенствовалось немалое крепостных число живописцев, Малолетним Иван Кондратьевич был отправлен для обучения в известную Арзамасскую школу живописи. К живописным эффектам его не влечет. «Без работы». Не разрешалось собираться на квартирах более числом пяти, Студентам не разрешалось проживать совместно. Далеким летом 1874 года на Сиверской, когда все только начиналось, все было впереди, Шишкин снимал дачу в трех верстах от Крамского учитель Крамской сердился, что Иван Иванович увлекся фотографией и не ходит на этюды впрочем, погода была неподходящая дождь беспрерывный. Нестеров работал над мемуарами на закате жизни, в каталоги не заглядывал и замечательно интересно и многозначительно перетасовал хронологию творчества Ярошенко.
Писательница В. Микулич (псевдоним Лидии Ивановны Веселитской), навестившая в эти дни Толстых, вспоминала: «За обедом говорили о картинах не помню, что говорил Ярошенко. Каждый мог завтра, нынче оказаться вторым Боголюбовым за слово, за взгляд, за то, что шапку с головы не сдернул, но никто не возвысил голос, не сказал «нет». И в другом письме: «Ужасно мне понравился вчерашний вечер у Ярошенко: живут бодро, весело и вместе интеллигентно». Неопубликованные воспоминания жены художника Дубовского помогают выяснить недоразумение: оба известных сегодня варианта картины написаны после беседы с Крамским (один из них авторская копия, выполненная по просьбе покупателя). В последний день выставки, 2 апреля 1889 года, он писал Ге: Ярошенко написал Ге в мастерской, но не у мольберта, не у холста, не в труде художническом, а в труде духовном: оставив кисти, Ге присел к небольшому столику, на котором никаких атрибутов художества не разложено, перед ним на гладкой доске стола лишь небольшая книжечка (Ге с ней теперь не расстается) Евангелие.
«Всюду жизнь» высшая точка в творчестве Ярошенко потому, что вне зависимости от рассуждений и доводов биографического, общественного искусствоведческого порядка именно эта картина стала для большинства зрителей, современников и потомков, «Кочегар», «Заключенный», «Курсистка», портреты кисти Ярошенко все это часто воспроизводится, знакомо людям с детства, по букварям, по школьным учебникам, по календарным картинкам и репродукциям из массовых журналов, но все же для многих, для большинства зрителей Ярошенко это «Всюду жизнь», более того, «Всюду жизнь» это Ярошенко: картина как бы исходная точка, с которой начинается интерес к художнику и познание его. Влиятельными в России, Так как передвижные выставки в те времена были самыми значительными, естественно, то, каждый молодой художник старался участвовать в них, даже если не эстетических разделял принципов этого общества», признавал Пастернак. Высказано предположение, что в лице отца, несущего на картине маленький гробик, есть портретное сходство с автором, что произведение навеяно каким-то событием личной жизни художника. Но вывод здесь не соответствует доказательствам.
Его проще всего считать навеянным воспоминаниями, Если набросок Ярошенко датирован годом 1887 правильно. Это в живописи то же, я утверждаю, что в литературе портрет, написанный Достоевским Когда мы все сойдем со сцены, то я решаюсь пророчествовать, что портрет Стрепетовой будет останавливать всякого – несмотря на то, И, что самый портрет замечательный у Ярошенко. Сегодняшнее и вечное и все это, так просто, так естественно сплелось одно с ненарочито другим, выплеснулось на холст. 18 марта он отвечает жене, уверенной, что после ужасных «молчать» и «убирайся к черту» ему, Поленову, ничего не остается, как выйти из Товарищества: «Ты говоришь, что думала, что я выйду, нет, я никогда не имел этого намерения Я слишком люблю Товарищество, слишком твердо верю в его главную цель и слишком уважаю самих товарищей как людей, намного выше стоящих всего остального строя, чтобы уходить оттуда Я совсем изменил отношение к моим антагонистам. В. маковский побренчит на рояле, Позен будет рассказывать только свои еврейские рассказы, а кто может напьется и на малый съездит, кто может напьется.
Мучившая совесть мысль о долге была немаловажной в тогдашней поэзии, прозе, публицистике, но тогдашние читатели обнаруживали ее и там, где она не была ведущей, где ее вовсе не было, обнаруживали и ставили «во главу угла». Теперешнее поколение живет в смутное время смутных и мутных стремлений, напрасно ища оправданий, цели и какого-нибудь смысла в своем существовании. Но Ярошенко не умел «и так и этак». Разговор о репинском «Крестном ходе в дубовом лесу» возник в статье не случайно несколькими годами раньше Толстой в беседе высказывал те же мысли, противопоставляя репинскому полотну ярошенковское «Всюду жизнь»: «Вот как должен действовать на вас художник» Эти размышления Толстого могли стать темой его бесед с Ярошенко в дни работы над портретом. Но возможно, что портрет и в самом деле, написан в 1890 году, в феврале марте, в столице, а «сюжет» его сочинен задним числом: Восемнадцатая передвижная открылась 11 февраля портрета Ге работы Ярошенко на ней не было, он появился, когда выставка переехала в Москву 31 марта (в Петербурге портрет был показан годом позже, на Девятнадцатой передвижной). Еще в начале восьмидесятых годов Ярошенко выставил картину Мать.
Ярошенковские мужики терпеливы поневоле, не по исконному смирению духовное могущество, сильный ум, цепкий взгляд не для того даны им, чтобы кротко терпеть, добровольно нести мучительное ярмо, но и для того, чтобы побеждать Наполеона, строить железные дороги, а придет пора и «революции делать». Для подтверждения этого обязательно приводится то место из документа, где сказано, что в художественном произведении должна быть «попытка передать рассказ» (после чего ставится точка или многоточие). Академия вела тайные подкопы и Товарищество ощущало эту глухую возню. Но если начнут уничтожать раскол, вопреки желанию передвижников, тогда борьба. «Пишу не своей рукой и не потому, что болен, а пользуюсь временем, с меня пишут портрет, а я диктую Павлу Ивановичу» (то есть Бирюкову), сообщал он в письме к воронежскому знакомому Русанову. Все это время, эпоха художник не может подойти к чистому холсту, отрешась от своего сегодня, тем более, когда предполагает запечатлеть на холсте «исторический портрет» одного из сословий сегодняшнего общества, тем более, когда художник Ярошенко, человек политически, общественно чуткий, человек, сделавший злободневность своим творческим знаменем (схватывать и запечатлевать сегодняшнее, которое завтра «впишется в историю»).
Мысль о неоплатности долга в конце концов подвигает Рябинина отложить живопись, чтобы учительствовать в деревне (Дедов отправляется в заграничное путешествие). В. А. Прытков, серьезнейший исследователь творчества Ярошенко, называет портрет философа и писателя Владимира Сергеевича Соловьева «бесспорно лучшим портретом Ярошенко 1890-х годов», но сетует, что портрет написан «без ноток критического отношения». Тем более нет оснований видеть в картине иллюстрацию к рассказу или еще невероятнее к учению. Поднимался на ледник, был в облаках и выше облаков». Конечно, сыграло свою роль путешествие на Ближний Восток.
«Надо будет так или иначе сговориться», предупреждал он передвижников-москвичей. Даже Глеб Успенский как прототип «Заключенного» (хотя сам факт, что выбор пал на него интересен) ничего не изменил ни в замысле произведения, ни в его оценках. Промозглость, серость, сырость неба, воздуха, стен, мостовых, нездоровая бледность лиц, блеклость или траурная чернота одежд и радостное, торжественное сияние синего неба, зелени, озаренных солнцем снеговых вершин, серо-сиреневые обломы скал, красноватая желтизна песчаника, краски сильные, яркие, чистые, смелые сочетания цветов, прозрачный воздух, неоглядный простор высота, ширь: Кавказ для Ярошенко новизна линий, масштабов, форм, новизна цветов и соотношений их, новизна «непетербургского» настроя мыслей, чувств, новизна ощущения природы. Картина «милая», но это не академические румяные «нищие дети» или «итальянские нищие» это все тот же (передвижнический. ) российский обездоленный народ. Древние сказания, Этнографические и исторические сведения, героев, привлекательные образы сильных и смелых людей, закаленных в огне защитников правды, размышления о судеб превратности кавказских народов были материалом для картины и побуждением к работе над ней. Оттого это жертвенное, мучительное служение людям «капля по капле сочится писательская кровь, прежде нежели попадет под печатный станок». И все-таки портрет молодого человека интересно сопоставить с «Заключенным».
Зайцев, махнув рукой и на балл и на милости, принялся учить кадетов азам. «Ярошенко не обладал большим дарованием художника-колориста, не умел лепить форму широкой и смелой кистью, плохо видел изменения цвета в свето-воздушной среде», «картина слабо написана», «не отличается мастерством», «разочаровывает вялой и робкой живописью» это не из Бакста, не из Бенуа, это высказывания (число их легко умножить) сегодняшних исследователей творчества художника. Воспитывавшей массы в отношении, художественном «Товарищество передвижных выставок было единственной организацией. Художник написал здесь не Стрепетову-актрису, Но интересно, а скорее Стрепетову-личность – что пылу в полемики безвестный петербургский журналист указал на важную особенность полотна. Его не сломать, не переиначить, он «весь такой» и «всегда такой», целен и естествен в камере, в одиночке, он не должен бодриться, сосредоточиваться, он продолжает жить, как жил, лишь в иных «заданных» условиях. «обыски производились не только на дому – но даже улицах, на Профессор Петербургского университета А. Н. Бекетов вспоминал.
Но вряд ли следует буквально принимать «терминологию» (тем более, что и у Поленова не «молчать», а «выражается словом молчать»).