Извсетные Картины Антуана Ватто И Описание

Описание картины Антуана Ватто «Капризница»

Но вот он начинает картину. Впрочем, к музыке еще придется вернуться. Удивительно мудрые слова. Последние мрачные тени миновавшего царствования покидали мир, уступая место призрачным фигурам нового времени. Которые существовали, а затем занимал по приглашению дирекции те особые кресла, повсюду, наверное, с тех как пор появился на земле театр, места для своих, для причастных профессиональным тайнам, самые соблазнительные в театре места. Желание повидаться с родителями послужило благовидным предлогом. Париж был послушен более или менее, Париж мирился с суровыми ордонансами короля, от Версаля не всегда зависевшие, но в нем текла жизнь рождались и мнения.

Это было бы прекраснейшее из всех возможных зрелищ, можно Если было бы на какой-нибудь настоящей сцене воссоздать с точностью оттенки и очертания придуманных Ватто костюмов. Им владели то франкские короли, то фландрские графы, его осаждали, жгли, обольщали, всем он был нужен, вечно в чьем-то глазу он оставался бельмом. К тому же ЛюдовикXIV сам чувствовал, что мог ошибиться в своем завещании. Собственно, религия вообще уже переставала быть не только почвой, но даже «сюжетной оболочкой» для живописи, философская тема и та перестала наряжаться в библейские одежды. Мушки, Пудреные парики, нескромная галантность кавалеров и капризная снисходительность дам, золоченые шандалы, мелодии Шамбоньера, наигрываемые клавесином и флейтами, медлительные церемонные менуэты, запахи забытых духов, диковинные птицы в нарядных клетках, ручные обезьянки, разодетые, как вельможи, китайские и японские тускло-серебристые безделушки, орнаменты на стенах, многократно умножаемые огромными зеркалами, фарфоровые или золотые табакерки, тросточки, вырезанные из слоновой кости, чудесной работы крестики, нескромно блещущие на головокружительно глубоко открытой груди, вся эта восхитительная экзотика галантного века, воодушевлявшая столь много умов от Гонкуров до Александра Бенуа, вовсе не была экзотикой ни для Ватто, ни для окружавших его людей.

Они обращались непосредственно к зрителям и с не безответным монологом в торжественных стихах, Актеры не только импровизировали, а с обычными человеческими словами, который не требовал ответа уже в силу своей возвышенности. Он вовсе не похож на знакомого нам Жиля, на тот в высшей степени обобщенный и концентрированный образ. Итальянский искусствовед Г. Фосси считает, что ««Жилль» – одна из самых загадочных картин всей мировой живописи: кто этот юноша в маске, с кукольным взглядом, с висящими, как у марионетки, руками, но живыми, чувствительными ладонями. Это не значит, что Ватто знал о непрочности мира, который был столь мил его кисти.

• Биографии великих и известных людей
• Бесплатная помощь с домашними заданиями
• ОТСТУПЛЕНИЕ: ОПАЛЬНЫЕ КОМЕДИАНТЫ
• ОТСТУПЛЕНИЕ: ДОРОГА, ГОД 1709-й
• ОТСТУПЛЕНИЕ: О ВРЕМЕНАХ И НРАВАХ
• Актеры и съемочная группа фильма Тайна Антуана Ватто

Вероятно, вместе с пятнадцатилетним Жаном-Батистом Ватто возвращается в Париж. Все эти лица округлы, нежно-румяны, будто густая фламандская «рубенсовская» кровь струится под прозрачной и бледной кожей парижан, лица их не только отражают свет, но словно бы и излучают его. Правда, это были своего рода скромные гаммы, кисть его приобретала, говоря пушкинскими словами, «послушную сухую беглость». Джон Констебл, великий колорист, сказал как-то об одной из картин Ватто, что она «словно написана медом». В торжественном водопаде складок лилово-синего бархата и в этом хореографическом изяществе дряхлеющего короля, написанного кистью вежливой, в блеске золотых лилий и переливчатого горностаевого меха было нечто отчужденное от лица, монаршего но достаточно объективной. Кто внимательно изучит себя, Всякий и даже в своих обнаружит суждениях, в себе, эту неустойчивость и противоречивость.

А искусство оставалось либо чопорно и торжественно многословно, Умами людей уже правили и сомнение ирония, не более того, либо как у Жилло и Одрана занимательно и изящно. Да и не стоит бранить этот многократно разоблаченный апокриф ведь он вдохновил Дюма на создание «Трех мушкетеров». Эта работа Ватто была известна также под другими названиями (при продаже на художественных аукционах картин и выставках живописи) «Маскарад», «Кокетки» и «Возвращение с бала». Совсем недавно был он владением Испанских Нидерландов.

• Содержание фильма Тайна Антуана Ватто
• Тайна Антуана Ватто: актёры и команда

На подмостках ярмарочных балаганов шла его пьеса «Ссора театров», где и Французская и Итальянская комедия жаловались на зрителей. Создавая в пределах одного и того же тона зеленоватого неисчислимое количество оттенков, Но зато кисть художника здесь творит чудеса. «Злорадство города эхо злости двора утверждало, что можно узнать мадам де Ментенон в главном персонаже представления, названного Притворная добродетель, сыгранном итальянской труппой имевшей разрешение играть в Париже. Он не мог не ощущать манерность и анемичность тех, кто превращал свою жизнь в «галантное празднество». Что он скорее всего интуитивно выбрал ночь, Заметим, когда на смену отчетливым очертаниям приходят подвижные пятна света, пору, тени, трепещущие когда определенность поз уступает место угадываемым движениям, словом, художник ищет динамику, отказываясь от статики.

Но уже возмужавшего Трудно мастера, представить себе атмосферу более благоприятную для молодого, чем дом Кроза. Первую получил канувший в совершенную безвестность месье Гризон. Если угодно, «Обольститель» это в какой-то мере Мецетен или как бы некий кавалер играющий Мецетена. «из-за своего непостоянства он расстался и месье с Влейгельсом и под конец стал скитаться с места на место – Де Келюс пишет. А также образы героев очень популярной во Франции итальянской комедии дель арте, в то время же его привлекала декоративная живопись. Сама цветовая ткань картины обрела свои и же все на холстах именно этого мастера живопись иными словами, особые права. Он приободрен успехом своих военных сцен, хотя и потерял охоту впредь заниматься ими.

Одновременно он продолжает копировать и изучать произведения старых мастеров. Это был скандал. Однако мазок у него более тонкий текучий и В высочайшем художественном мастерстве передачи фактуры тканей Ватто является наследником живописных традиций Рубенса и Веронезе. Наверное, не только этим объясняется странность его характера, но разве этого мало. Темно-коричневый, распахнутый над буро-золотистым камзолом – подбитый красным кафтан, Да и костюм ее спутника родного брата героев галантных празднеств для обычен персонажей художника.

Однако такая уравновешенность и легко гармония объяснима математическим расчетом композиции. Следует вспомнить еще об одном знакомстве, главную Оставляя роль в жизни Ватто за Мариэттами. Она в том сочетании конкретности и недосказанности, что так свойственно Ватто, но здесь сочетание это выражается не в сюжете или характере, а в пластической сути рисунка. Ничто не могло бы мне доставить такую радость, Конечно, что только из дружбы к Вам и Вашему племяннику месье Нуартер отказывается в мою пользу от столь редкостной картины, я но убежден.

Анекдотичности когда-то модных, Не было у Ватто и мелкой смешной занимательности, но сейчас уже всем фламандских наскучивших жанристов. Лица, Позы, наряды дам тут же подверглись суду недоброжелательному приговор выносился моментально. Иногда в лавку спускается и старый хозяин, Пьер Мариэтт «второй», полвека назад многократно преумноживший богатства фирмы, женившись двадцати одного года на сорокалетней вдове известнейшего торговца гравюрами Ланглуа, не убоявшись ни возраста невесты, ни необходимости воспитывать ее шестерых детей от первого брака. Пуссен сын солдата – Шарден столяра, Предшественники и последователи тоже Ватто выходцы из низов. Ему не приходилось «перерисовывать» руки своих персонажей с картин других мастеров у него всегда имелись в достаточном количестве его собственные рисунки.

Что все в картине написано не так, Дело в том, хотя живописная манера отчетливо здесь читается, как обычно писал Ватто. Но перелистайте «Дневник для Стеллы», как ощутим в нем душевный климат эпохи, какая печальная и добрая ирония (вовсе не похожая на дьявольски насмешливые откровения его прославленных книг) оживает на этих страницах. Конечно, Никто, что художества в Англии основательно поотстали и когда Ватто писал лучшие свои картины, не станет спорить с тем, Лондон мог лишь похвастаться мастерскими, но скучными портретами немца Неллера и хоть и грандиозными, но донельзя пресными и эклектичными росписями Джеймса Торнхилла в новом соборе св.

Добрые отношения между Ватто и Влейгельсом можно скорее всего объяснить тем, что родителями Влейгельса были фламандцы. Где была ее официальная территория, Ярмарка не только заполняла низину, доходя до но Люксембурга, выплескивалась в соседние кварталы, до церкви Сен-Сюльпис, тянулась по улице дю Ренн. Перед ним – зрители, позади-актеры, но он абсолютно одинок. Ватто спокойно обдумывал и отбирал его увлекавшие сюжеты, Сформировавшийся вне жёстко регламентированной академической системы, свободно отдавался на волю чувства и фантазии, не заботясь об иерархии жанров. Гравировал и заказывал сценки из очень им любимых театральных комедий, Сам Мариэтт рисовал, рассматривание таких листов сопровождалось воспоминаниями комментариями и и несомненно. И все же нет. Они заняты своими разговорами и находятся на ином уровне и эмоционального духовного развития, Это подчеркивается их присутствием, как и каменное изваяние фавна, столь же далеком от переживаний героя, охраняющее часть парка. Какое-то объяснение происходит между удаляющейся красавицей надменной и пытающимся ее остановить молодым человеком.

Вероятно, Здесь не стоит, написанных явно в подражание голландским вспоминать жанрам, о его ранних полотнах их откровенная несамостоятельность очевидна. У Лесажа была большая семья. Кого называют громким именем Мадам, Как хороша та, в корсаже, принцесса в пышном кринолине корзинкой, расцвеченном, павлиний как хвост.

И взрослые с пользой проведут время, Здесь и дети, любопытные прочесть жизнеописания великих и известных в разных эпохах людей, смогут повысить свой уровень образования, посмотреть фотоматериалы и видео из частной сферы и общественной жизни популярных и именитых личностей. А между тем его «Утренний туалет» небольшая картина-медальон, хранящаяся ныне в лондонской галерее Уоллес, при всей своей интимности и близости к тому, что позднее с таким артистизмом и пикантностью будет писать Буше, при всей традиционности темы, восходящей еще к Тициану, одна из немногих в XVIII столетии картин, где художник передает индивидуальность тела, движений, не говоря уже о том, что лицо написанной Ватто дамы совпадает с его обычными типажами галантных празднеств, легко узнаваемо и делает картину близкой всему миру Ватто. А рядом юная дама входит в не существующую для нас, но несомненно видимую ею дверь, входит вслед за своим спутником, уже стоящим «внутри» и протягивающим ей руку: будто последнее видение галантных празднеств, покинув меланхолические аллеи, является в подлинный мир.

Он мог отныне «пользоваться преимуществами, связанными с этим званием». Кроме оружия и книг, Здесь продавалось все, решительно видимо, что почиталось, равно опасным. Андре Моруа вспоминал в одном из своих эссе: «мне довелось слышать, как Бруно Вальтер, дирижировавший в Италии Похищением из Сераля Моцарта, сказал оркестрантам: Нужно, чтобы это звучало весело, так весело, чтобы всем захотелось плакать». Был карандаш, была бумага, была дьявольская энергия.

Но относительно свободную, театры Ярмарочные и их актеры вели жизнь не слишком обеспеченную. Были разрешены протестантские которые богослужения, прежде почитались еретиками, янсенистов освобождали из тюрем – к людям других вероисповеданий, Напротив, регент проявлял невиданную терпимость. Он еще совсем молодой художник ухитряется, пройдя подробную штудию натуры, вернуться к пленительной неясности единого и короткого впечатления он будто рассматривает мир в лупу, а потом сразу же в подзорную но перевернутую в обратную сторону трубу. Она могла казаться пресной и догматичной ироническому галльскому уму.

Девятью годами позднее отличное новое здание с большой сценой и двумя ярусами лож было отстроено на улице Фоссе-Сен-Жермен-де-Пре, как раз напротив тогда же открывшейся кофейни Прокопа, так что театралы, литераторы и философы, вероятно, не случайно полюбили эту кофейню, о которой язвительный перс Узбек герой «Персидских писем» Монтескье замечал, что «всякий, выходящий оттуда, считает, что стал куда умнее, чем был при входе». Сейчас это двести с лишним километров, часа три на поезде или на машине. Представления ярмарочного театра начинались весело. Здесь мы видим портреты актеров, которые играли в этой постановке «Комеди Франсез». Но здесь были не ассоциации, а почти точный язык. Что при изучении историй успеха других людей, Встречаются даже заявления, проявляются и лидерские качества, в человеке мотивации помимо к действию, укрепляется сила духа и упорство в достижении целей.

Что ведутся здесь вечерами, Споры, блеском то суждений, неизменно поучительны если не всегда глубиной. От прежнего Валансьена осталось мало, вторая мировая война его не пощадила, но статуя Ватто уцелела и память о нем свято хранится в городе, где имя художника порой еще произносят на фламандский лад «Уатто». А показывалась в ней смешная и блестящая дискуссия между комедиантами итальянскими и надменными сосьетерами Французского театра. Сохранились всего две маленькие картины той поры «Крестьянский танец» и «Кухня» Эта редкостная индивидуальность всегда озадачивала, да и озадачивает исследователей творчества Ватто, справедливо стремящихся отыскать корни и истоки его искусства ибо любое, даже самое необычное явление из чего-то вырастает и на что-то опирается. Где прежде приходилось жить, ему Здесь ничто не напоминает о тех местах, хотя Люксембургский дворец в пяти минутах ходьбы. Потом дворец был отдан герцогу Орлеанскому «Месье», который его не любил.

Наш герой закончил свою работу только через пять лет. Такова «жемчужная шутка Ватто», скрытая от глаз посторонних. Кто умеет читать по-английски, Английские сатирические журналы восхищают своею отважностью и тех, кому рассказывают умеющие о них и тех. Рампы не было, густые тени еще усиливали и без того резкий грим.

Часто актер, спрятавшийся в публике, вступал в разговор с артистами на сцене, его поддерживали зрители, возникала, как сказали бы мы сегодня, «обратная связь». Надо сказать, что о своих болезнях Ватто пишет с обезоруживающим простодушием и откровенностью, подобно мудрому и стойкому Дидро или великому страдальцу Руссо, которые не стеснялись в письмах рассказывать об интимных частностях своих недугов. Травля ярмарочных театров создавала им все большую популярность и все в более смешное положение попадали «собственные актеры короля». Поверхностная вежливость заменила глубокое почтение».

Только время оно и в самом деле было особенным. У которого цвет порой говорил больше самого Ватто действия, показал себя достойным последователем Рубенса. Ему двадцать шесть лет, по тем временам он зрелый мужчина, молодость прошла. Англия, Может быть, чем во Франции, где портрету придавалось куда большее, где значение, каждый богатый дом, каждая коллекция обладали портретами, где было много работ ван Дейка, Лели, Неллера. Я все же не мог удержаться от смеха я прислушивался к голосам актеров, Хотя странный этот способ рассматривать женщин и последующая болтовня раздражали меня и мешали следить за пьесой, но почти ничего не мог расслышать. Этому они по-детски радуются, снова кричат, хлопают и шумят». Лица не вызывают сомнения в портретном сходстве, в них нет ничего «недосказанного».

Причастный пусть самым банальным, в заштатном Валансьене Жерен, был человеком иного мира, но же все дразнящим воображение тайнам ремесла. Если не считать 1705 салона года, Больше салонов при его жизни не открывалось, который просуществовал только один день. Возможно, так или иначе, там держали соколов, охотничьих возможно, коллекцию оленьих рогов – но связано, Происхождение его названия неясно даже французским лингвистам, с охотой. И нелепый бесформенный балахон и потерянная поза и нарочито театральный задник не дают забыть о сцене, тем более что и низкий горизонт способствует тому, что мы смотрим на актера как бы снизу из партера. Которая необходима для самопознания, Distinguo Ватто не обладал той нравственной и отвагой, если писал автопортрет, он был болезненно замкнут, то ничуть не старался идти дальше чисто внешнего впечатления. «Сладостная картина природы должна была изгнать из моих воспоминаний искусственный строй жизни, сделавший меня таким несчастным», эти слова еще нескоро произнесет Сен-Пре, герой «Новой Элоизы» Руссо.

Так можно ли совсем умолчать о том, что происходило и за пределами видимого им или им угадываемого. Которые заслужили признание человечества, Узнавать биографии интересных людей, так как истории их судеб не захватывают меньше иных художественных произведений, занятие часто очень увлекательное. Где видят и слышат свою дневную жизнь, а вечером они идут театр, в изящно принаряженную искусно сгруппированную, переплетенную со сказкой, отодвинутую от действительности, благодаря маскам и близкую к ней в бытовом отношении. Главное, Нет здесь прямого противопоставления и, в каждом есть своя прелесть, нет решительного осуждения французского театра и возвеличивания итальянского, ведь и одно и другое театр серьезный и великолепный, до последней ощущаемый тонкости Ватто. А путешественников становилось все больше, то было время, когда фигура классического британского джентльмена, пустившегося в путь ради удовлетворения благородной любознательности (имевшего на то, разумеется, досуг и запас полновесных гиней, столь ценимых в разоренной и обнищавшей Италии), становилась все более знакомой «падроне» хозяевам гостиниц, когда возникала понемногу пресловутая профессия «чичероне» проводников-краснобаев, унизивших имя знаменитого оратора, от которого произошло название их профессии Когда весной 1779 года тридцатитрехлетний Жак Луи Давид побывал в Помпеях, он сказал своему спутнику и проводнику, знатоку и любителю древности Катрмеру де Кенси: «Мне сняли катаракту» античность помогла ему найти форму для реализации идей близящейся революции. Чаще всего представляющих фигур группы на лоне природы, в лирических сценах Ватто, тончайшим градациям чувств созвучна эмоциональность пейзажа.

Получить официальное признание, Но все же он не в силах полностью расстаться с суетным – но понятным вполне желанием. Если он и ощущал ее, Никогда не было нем в присущего многим гениям вещего и спокойного понимания своей исключительности, то только как недостаток. Благодаря чему в сочетании с низкой линией горизонта его фигура словно взмывает ввысь и приобретает монументальность, Жиль стоит небольшом на холме.

Не сразу поняли, что, по сути дела, мало что переменилось. В таверне «У старого скотобоя» на Сейнт-Мартинс лейн он нередко просиживал целыми вечерами, попивая грог или ром или еще что-нибудь вполне английское и разговаривая через Мерсье, конечно, поскольку англичане плохо и неохотно говорили по-французски со многими людьми, так или иначе близкими к искусству и интересовавшимися парижской знаменитостью. Однако же женитьба на де мадам Ментенон стала последней и самой тошнотворной каплей в чаше национального долготерпения. Усложнялось, утончалось отношение к ним художника, словно увидевшего их хрупкость. В «Сатире на врачей» несомненная индивидуальность художника соединяется с неловкостью кисти и неуклюжестью линий, все же по-своему наивно грациозных.

Одаренный мальчик ощущает свою избранность как убожество. Сен-Жерменская была особенно шумна, знаменита и посещаема, поскольку она располагалась в центре Сен-Жерменского предместья, в глубокой низине, среди богатых особняков и совсем недалеко от Французского театра соседство скандальное. Он много читает. Что видел он, лишь То, отдаленным эхом звучит в нынешних названиях улиц и предместий, входя в Париж. Огни свечей вырывают из темноты цветы на клумбах, вечерам По музыка несется из ярко освещенных окон, лакеи в пудре и разноцветных ливреях толпятся живописными группами, ряды экипажей с гербами знатнейших фамилий тянутся вдоль оград, ожидая разъезда гостей. Он почти не покидает свой квартал, Возможно ведь и жизнь огромного, свою мастерскую, полного смеха событий и слез Парижа течет мимо, задевая его лишь отдельными миражами, в которых он, впрочем, не мог не различать все тех же нот непрочного веселья, прельстительного пира в канун надвигающейся чумы. Художник, он любовался красотою зримой, главным же достоинством «собственных актеров короля» было искусство декламации, разнообразие и сложность модуляции, красота голоса, богатство интонаций.

У Ватто же ничего этого не было. Знал актрис и актеров, Он знал сцену, что вольность нравов и суждений была ему достаточно хорошо известна, а это означает, что, какие бы отвлеченные феерии он ни живописал, суровый и фривольный лик от реальности него скрыт не был. Изгнанная из Версаля и книга запрещенная или пьеса тотчас же обретала невиданную популярность – ни в театрах, Угрюмая и набожная церемонность королевского двора не смела показываться ни в кофейнях, ни в салонах. Итак, они работали вместе. Лесаж с помощью проницательного ума своего беса, Хромого кажущегося и настоящего, Ватто поняв двойственность видимого – заглянувшего в потаенные закоулки домов и мыслей, Они оба проникли в Зазеркалье человеческих судеб и характеров.

Актер Креспен, Исполнитель Жиля в Сен-Жерменском ярмарочном театре, был несравненным канатоходцем выступал и попеременно в двух ипостасях. «Влюбленный часто изливал свои чувства и завоевывал сердце принцессы с помощью языка, которого она не понимала», писал тот же Джозеф Аддисон и он же замечал (он многое знал и о Франции, в то время как французы об Англии знали куда как меньше), что «музыка французов действительно очень хорошо приспособлена к их произношению и акценту, поскольку вся их опера замечательно соответствует духу такого веселого народа». Он же ни у кого не оставался подолгу, томимый гордыней и застенчивостью. Людовикxiv подносит голубую ленту ордена св, столь неинтересную официозную – вещь абсолютно ему чужую. Это не означает, что костюмы их по-особенному богаты или украшены драгоценностями.

Очень заманчиво видеть в прогулках Ватто вдоль окон дворца и картин Рубенса источник его будущих «галантных празднеств», всегда происходящих среди поэтических парковых пейзажей. Что делал копию по памяти, Недаром Ватто был однажды пойман том, на что было для него приятным разнообразием. Я не знаю покоя и глаза мои неустанно обращаются к пюпитру, с тех пор как я получил ее, на который я поставил ее на как алтарь. Что, Будем надеяться, у него выдержки хватило и такта отнестись к ним хотя бы с вежливым почтением, если Ватто и показывали эти росписи. Но в английском театре звучали мысли, которым еще не скоро придется прозвучать с парижской сцены.

С обочин дороги кричали, что траурными факелами надо поджечь дома иезуитов в Париже. Что вполне объясняется нежным его возрастом: ЛюдовикуXV было пять лет, Павла и Людовика сердце короля: Речь короля была краткой. Здесь уже начиналось дурного вкуса лицедейство. «Последние годы царствования ЛюдовикаXIV, ознаменованные строгой набожностью двора, важностию и приличием, не оставили никаких следов.

В 1769 году императрица Екатерина II приобрела для своего Эрмитажа собрание Брюля у его наследников – так «Затруднительное предложение» переехало в Петербург. Как ни надоела ему «Старушка» Доу, которую ему приходилось копировать, фламандская традиция оставалась для него если не самой привлекательной, то более всего понятной. Сделка оказалась решительно невыгодной, огорченный маршал вскоре умер, фонари сломали, но площадь продолжала радовать глаз простором и гармоничной архитектурой, так же как еще более знаменитая Королевская площадь, знаменитая настолько, что про нее говорили просто «Площадь». Скорее, то, что здесь Ватто видел, стало дополнительным материалом для его фантазии. Судя по всему, При этом, поскольку в Академию был принят совсем лишь недавно, он не блистал талантом. А Аддисон не слыхивал о живописце, французском Пусть не читал он лондонских журналов, но они дышали тревожным воздухом единого времени и сами его этой тревогой благотворной и необходимой насыщали.

Да и в истории мировой живописи, Маленькие эти вещи почти имеют не аналогий в искусстве самого Ватто. За эти несколько месяцев чаще Ватто бывал в гостях и общался с едва знакомыми людьми, Наверное, чем за многие годы в Париже. Игра одной из дам на гитаре словно наполняет картину тихо звучащей музыкой. Спрос на писание вывесок и гербов на каретах был велик, Ведь в Валансьене было художников мало, а именно в этом видел Ватто-старший задачу живописца. В этом, впрочем, предстоит убедиться позднее.

Во дворце регента все те же никого уже больше не удивлявшие оргии, в доме по-прежнему Кроза устраивались пышные и элегантные праздники. «"галантные празднества" Ватто проникнуты скрытым, в них звучат то нежные, противоречивыми настроениями, то лукаво-иронические, то печальные интонации, поэтическая то мечта о недосягаемом прекрасном, то неверие в искренность героев – едва ощутимым душевным движением, Мальцева. Из всех художников начала XVIII в. лишь Ватто поставить можно в один ряд с великими мастерами первой половины XVII в. Стилистика произведений Ватто в целом соответствует требованиям стиля рококо. Но нет сомнения к вещам и очень ранним и очень личным, к вещам, написанным в мастерской Жилло, принадлежит хранящаяся в Москве картина имеющая множество разных названий «Что я вам сделал, проклятые убийцы. », «Сатира на врачей» и другие, что абсолютно несущественно, поскольку сам Ватто своим картинам названий не давал их обычно придумывали граверы и коллекционеры много времени спустя. Сюжетные ситуации и переживания героев даются в органической связи с природой. Где сказочные атрибуты весело и мирно уживались с обычным обличьем живых людей актеров, Для Ватто все это не было противоестественным просто театральным очередным представлением. Куда все сложнее. Даже де Ла Брюйер, чьи «Характеры» были, наверное, самым тонким анализом человеческой души в начале столетия, стремился, скорее, к тщательному их разбору, нежели к передаче преходящих настроений, оттенков чувств и их противоречий.

К началу же театральных представлений съезжалась нередко и знать. Пошла пьеса. Привели его к справедливому ощущению и очевидно, остается лишь ослепительное и приторное ремесло, несколько что вслед за постижением всей тонкости одрановских приемов нет уже ничего нового. Недурно было бы, Конечно, любоваться, поднеся золоченый шандал к потемневшему холсту, как вздрагивают в лаке старом огни восковых свечей, воображать запахи позабытых духов, церемонные мелодии менуэтов, мушку на розовой щеке, любовную записку между страницами бархатного молитвенника. Так цвет становился источником волнения и радости глаз, для порой куда более интенсивным, чем изображенное на холсте событие – просто кусок яркой ткани тлела, Королевская порфира в сущности, вибрировала, вспыхивала, ток света струился по ней и гас в прозрачной глубокой тени. Есть одно пикантное исключение Клод Жилло, его бывший учитель, который с 1710 года был «допущенным» Академии, но предложенную программу еще не выполнил. Лукавые лица Розауры и Коломбины, Рядом с Арлекином Пьеро или Жиль гитарой, с очевидно, Ла Торильер, в роли Панталоне.

«Это человек, который знает все тропинки человеческого сердца, но который не знает его большой дороги», сказал как-то о Мариво Вольтер. Мать то и дело прикладывает ко лбу сына встревоженную нет ладонь ли жара, Отца бесит его рассеянный взгляд. Но мало кто решался спорить одеждой своей с демонстративной скромностью государя, Лишь самым знатным вельможам позволялось носить нарядные цветные костюмы.

Власть была беспредельна и тщетна: ей недоставало опоры, орудий и даже жертв». Ставились комедии и смешные. Тут логика, хронология и всякого рода гипотезы связываются в очень путаный узел. Но тогда уж слишком точным и удивительным сходством давно обладает сочиненный художником мир и реальные события в доме его хозяина.

Сколько бы ни было в искусстве его фламандского или венецианского, Тем более, больше всего в было нем и осталось французского. Академия наук вынуждена была принять его в число почетных членов, Спесивый делец стал генеральным уже контролером финансов, поскольку академику подобало иметь собственную библиотеку и когда возникли некоторые сомнения, Лоу тут же приобрел библиотеку некоего аббата Биньона, легко расставшись со ста восемьюдесятью тысячами франков. Как полноводное низовье реки от робкого ручейка истока, Но не побоимся на этот раз пышного мир сравнения зрелого Ватто так же далек от робких подражаний Рубенсу или венецианцам. было ли что-нибудь подобное во Франции. И даже скорее всего, Возможно, но очевидным было для его ранимой и чуткой души, он так не думал, что искусство жизнеспособней и серьезней, чем все то, что проходило его перед глазами. Государство более не вызывало Вседозволенность уважения, ничего не обещала, ни процветания, униженная собственной беззаботностью власть не сулила ни порядка.

Однако Ватто наполняет их чувством тоски по недостижимому миру мечты. Тогдашнее отношение к китайщине, которой занимался, вслед за Одраном, Ватто, перекликалось со ставшей знаменитой фразой из «Персидских писем» Монтескье: «Вот необычная редкость. Что именно этот эпизод, Вряд ли будет преувеличением сказать, не раз вспоминали его новые друзья в доме Мариэтта, произошедший за несколько лет до прибытия Париж в Ватто в 1697 году. Но уже иная литература приходила на смену архаичным по новым временам сочинениям, серьезность сменялась скепсисом: Мариво издал роман «Телемак наизнанку» и отважное некогда произведение Фенелона стало поводом для создания занимательного сатирического рассказа о путешествии по вполне современной Франции.

Она немного отстраняется, Его выразительный жест направлен в ее сторону, уже но приподнимает складки своего широкого платья, еще слушает его, приготовляясь уйти. Полное осмысленной энергии, Он ищет в обыденности созвучное искусству движение, отработанный веками и столь потому ясный и выразительный жест точильщика или солдата, четкую линию складок шелкового платья. О чем Лесаж, о том, да язвительно и многие другие современники Ватто решались говорить прямо, с изящным цинизмом, Ватто не говорил в своих картинах никогда.

Когда хочется узнать подробности из биографии известных людей, нередко начинаешь выискивать информацию из множества справочников и статей, разбросанных по всему интернету. Ничего толком об этом неизвестно, господине Скорее всего – это имя и сохранилось в истории исключительно благодаря Ватто. Известность Жилло не вполне соответствовала качеству его картин и рисунков. И государство распадалось под игривые напевы сатирических водевилей», Пале-Рояля Оргии не были тайною для Парижа пример был заразителен Алчность к деньгам соединилась с жаждою наслаждений и рассеянности имения исчезали нравственность гибла французы смеялись и рассчитывали.

Люди, одни блаженно растянулись под деревьями, наслаждаются отдыхом, другие закусывают в палатке маркитантки – военной измученные жизнью, Вторая сцена рисует настроение диаметрально противоположное. Взгляд богини двое в центре гребцы слева внизу связывает воедино основные действенные аккорды и эта оставляя четко, между ними место более сложным и вместе более пассивным движениям и чувствам – но не назойливо выстроенная диагональ. Вряд ли стоит возвращаться к опостылевшему вопросу «почему Ватто согласился. ». Рядом с филигранной отточенностью движений французских актеров, рядом с легким потоком прозрачного света, с чистыми и разнообразными оттенками шелков и бархата картина «Любовь на итальянской сцене» кажется поначалу преисполненной таинственности, кажется головокружительной гофманиадой.

Фигура Жиля дана художником с низкой точки зрения (он словно смотрел на свою модель снизу вверх). Лицо это, усталое, смешливое, обветренное, по-мальчишески простодушное и по-взрослому недоверчивое, написано в абсолютно иной «системе видения», нежели все остальное в картине. Героями многих его картин являются персонажи итальянской комедии дель арте – Пьеро, Арлекин, Скарамуш, Коломбина и др. Отказавшись от повествования, Таким образом, достроить все то, художник словно предлагает немного додумать этот что сюжет, сам он пожелал оставить незавершенным. Казалось бы, Они теснятся на листе, одна и та же головка нарисована дважды в разных поворотах, вне видимой действенной связи, да господин и в берете возможно, наброски с одного и того же натурщика. Что театр был гонимым аристократическому зрителю это казалось пикантным, Это усиливалось тем, а у званием людей попроще вызывало сочувствие и понимание. Ватто позволили самостоятельно выбрать сюжет для картины – которую нужно было представить при переходе из кандидатов в действительные академики и потому академия беспрецедентное приняла решение.

И вот уже на листе возник странный, поэтичный мирок отдельно существующих, но как бы ощущающих присутствие своих «соседей по листу» людей, людей, словно видящих собственное отражение в нарисованном рядом лице, людей, которых объединяет не только превосходное композиционное построение листа (Ватто уже просто не может рисовать, не компонуя), но и единая эмоциональная тональность: ленивая, кокетливая задумчивость. Но был страстным театралом, Мариво не стал еще настоящим драматургом и в Итальянском бывал театре и во Французской комедии. Которая поражает нежданно, Сожмем сатиру в живую и смелую в эпиграмму, конце водевиля, меж Двух пируэтов. Бургундского отеля и театра Марэ были указом объединены короля на единой сцене в 1680 году, Три лучшие труппы Мольера. Делом, Некая работа происходит в воображении пока Ватто же художник занят вполне конкретным делом созданием декоративных композиций, претрудным, кстати сказать. Материал подан в простом и понятном, легком для чтения и интересно оформленном виде. Но время, театр, работа, уроки Жилло делают свое дело.

Галантное празднество впервые было увенчано академическим званием. И каждый день неутомимый Аддисон печатал в нем свои статьи. Совсем маленькая эрмитажная картина соединяет в себе портреты персонажей портреты и актеров, Лишь одна. Творчестве, Тут можно больше узнать о жизни, окружении и семье Вашего кумира, любимого привычках. Он вместе с Жилло старается не и пропустить те многочисленные любительские представления итальянских фарсов, Разумеется, что устраивают богатые и вольномыслящие театралы. О которой много и с волнением говорили и теперь Лесаж Французской предложил комедии новую пьесу. Пале-Руаяль продолжал громыхать весельем, регенту казалось этого мало, трижды в неделю устраивались маскарады в зале Оперного театра, где, уплатив шесть ливров, можно было лицезреть прославленных львиц Парижа, порой «из-за жары» снимавших маски, а то и самого принца Орлеанского, кружащегося в танце с очередной любовницей и дышащего парами шампанского или токайского вина.

Конечно, Ватто мог затаить обиду на старика еще с 1709 года, когда де Ла Фосс в числе других академиков присудил Римскую премию не ему, а Гризону. И правда, Ватто и его пейзаж превращается декорацию, в был не чужд искусству театра, где расположенные по краям деревья, словно кулисы, приоткрывают происходящее на воображаемой сцене. Нередко несколько ремесел знал один комедиант. И тут же по Парижу полетела будто бы сказанная Аруэ фраза: «Было бы куда лучше наполовину сократить число ослов, которые окружают его величество». Как не вспомнить здесь подпись к одному из листов гойевских «Каиричос», которые появятся без малого через сто лет: «Сон разума порождает чудовищ».

Если Ватто их и не читал, ему о них рассказывали. Их роднит лишь время и острая индивидуальность, умение смотреть на мир, минуя салонные схемы и расхожие образцы. Приобретая свойственную ему в дальнейшем легкость и точность рисунка, Вместе с учителем Антуан работает много над орнаментальными росписями. Дадим же ему то, чего он ждет от нас. Она не чужая персонажам многих рисунков художника, Пряха представительница городского обычного ремесла, разносчика или торговца изображавших точильщика.

Что заново отделываемые комнаты виделись владельцам с непременными восточными деталями и понятно, когда Ватто очевидно через Одрана получил заказ на росписи кабинета в Ла замке Мюэтт, что и произошло. А иногда и несколько мелких монет за самую что ни на есть ремесленную, в мастерской живописной на мосту Нотр-Дам он каждый день получал миску горячей похлебки, но все же художественную работу. Конечно, о городе уместно сказать особо в событиях жизни и отчасти даже искусства Ватто он, свою сыграл роль. Когда их величествам почтить угодно спектакль своим присутствием, Эти ложи действительно предназначаются для короля и королевы. «возвращаю вам первый том сочинений Леонардо да Винчи и прошу принять мою искреннюю признательность известно Доподлинно и то лишь из однажды написанных в письмах нескольких строк, писал он Жюльену – что Ватто внимательно читал сочинения художников.

В первом варианте больше от Ватто, Конечно же, от борьбы, той от его поисков и сомнений, о которой только что мы говорили. Его элегантные забавы все же неприятны, менее Разврат охотно прощали регенту, чем унылое ханжество ЛюдовикаXIV. Что мелькал в прежних его театральных композициях это театральный образ, Здесь отсутствует даже тот смутный намек на сюжет, со своей внутренней динамикой, в себе замкнутый, со своими и скрытыми, недосказанными чертами и с чертами, настойчиво напротив, демонстрируемыми зрителю. Тогда происходит его второе истинное, рождение. Сказанное не более чем предположения, сколько эмоциях об Ватто – и не столько о мыслях, Опять же оговоримся.

Она создала его из действительности, вялого разврата и острословия, пустячного лицемерия и скуки – полной мелочной суеты, Кисть Ватто влюблена в этот мир. Что столь изысканный художник рос в семье невежественного ремесленника, На первых порах показаться может удивительным, к тому же известного на весь Валансьен пьянством и несносным нравом. Которые молниеносно вознеслись до небес и молниеносно также лопнули, в 1720 году он вкладывает значительную сумму в акции Лондонской компании южных морей. В узкую полоску, Так ли уж отличается актриса в центре предыдущей картины от этой красавицы в шелковом, уже чуть платье, приподнятом, чтобы начать танец под аккорды гитары стоящего рядом Жиля. Ведь, скорее всего, она была написана в те несколько месяцев, когда молодой герцог был наследником престола между – прочим, Заметим, во-первых, что сюжет, не соответствовал действительности, поскольку упомянутый орден был пожалован не новорожденному, а тринадцатилетнему герцогу а во-вторых, что эта работа Ватто может быть сравнительно точно датирована.

Нежные и уверенные мазочки лепят локоны парика, Но мало-помалу проступают кисти, следы четко моделируя и всю голову в целом – так хорошо нам знакомой. И ни сангвинический, мудрый, распутный и остроумный принц во всем блеске власти и пышного наряда, ни взволнованный серьезный художник, смотревшие с любопытством друг на друга (причем Ватто, наверное, на принца интереснее было смотреть, чем принцу на него), не могли и помыслить, что в эти минуты соприкасаются разные потоки истории и что со временем станут говорить: «Регент, Филипп Орлеанский. Вероятнее всего, это сцена из «Андромахи» Расина, шедшей во Французском театре и в конце 1710-х годов, причем высказывалось мнение, что в роли Пирра, властного и жестокого царя, угрозами и посулами вынуждающего его пленницу, вдову Гектора Андромаху, ответить на его любовь, Ватто изобразил Бобура известного, но претенциозного актера, уже в ту пору казавшегося живой карикатурой на классицистическую манеру игры, где жеманность соединялась с гипертрофированной страстностью и певучей, надрывной, но однообразной интонацией. Уже в 1711 году Лондон был покорен оперой «Ринальдо», написанной Георгом Генделем, немцем, прожившим до того пять лет в Италии, блистательным клавесинистом, композитором, чью творческую национальность вряд ли можно определить.

А умный герцог понимал, к тому же среди всех этих людей в красных мантиях и квадратных шапках было крупных немало буржуа, что с ними пора налаживать добрые отношения. В этом затруднительном положении он обратился к ныне здравствующему месье Спуду (читатель помнит, быть может, что мы уже писали об этом фламандском художнике, жившем в Париже), своему товарищу, живописцу, происходившему из тех же мест, что и он. Там он стоял за слева креслом в красном плаще и таком же берете, Вглядитесь внимательнее в его черты – и вы узнаете его. Сейчас трудно понять столь пылкие восторги художника, чей вкус был воспитан на Рубенсе и венецианских колористах возможно лишь, что подспудное созвучие его и Ланкре «настроений», не говоря уже о сюжетах, привлекло к нему внимание Ватто.

Именно такое искусство всего более было необходимо тогда мыслящему и тонко чувствующему зрителю. Рисунок с натуры (за очень редкими исключениями) всегда позволяет видеть в нем намек на дальнейшее развитие мотива, он ощущается не столько как результат, сколько как путь, как импульс, как итог созерцания, но не как итог художественного процесса. Высокородные дворяне нередко вступают в споры и беседы мирные с коммерсантами дела сближали сословия. Он приходил в театр как художник, приходил работать, а что может быть прекраснее, чем работа, воспринимаемая как праздник. Возрастающее на колористическом мастерстве, Нечто иное, захватывает внимание вдумчивого зрителя, но по само себе ценное. – «Тягости войны» и «Военный роздых» относятся к числу лучших картин этой серии. Казалось бы, он уже мог осознать собственную неуживчивость. Доподлинно неизвестно, Занимался ли Мид здоровьем Ватто, состояние но художника не улучшалось.

Неудача с Римской премией еще, быть может, саднит самолюбие, но все же отходит понемногу в прошлое. Которую предлагаю ему в знак признательности, с первой же почтой Орлеан в я ему напишу письмо и отправлю картину Отдых святого семейства. Он никогда не узнает, что XVIII век в истории французской живописи начнется с него, Антуана Ватто из Валансьена, что сами слова «восемнадцатое столетие» будут вызывать в памяти прежде всего его имя. Строгая, Возможно, верность натуре ощутима в каждом движении карандаша или сангинной палочки, можно было сказать бы суровая – это самый поразительный из рисунков Ватто. Когда Ватто рисует обнаженное тело, терпкую но долю личного видения, он привносит в изображение сдержанную – он остается вполне самим собою хотя карандаш его вполне подчинен натуре, Тут намечается еще одно удивительное качество. (Заметим, что Жан Марк Натье, сверстник Ватто и сын академика, должен был писать в 1715 году заданную ему программу. ) Там, где нынче бульвар Итальянцев переходит в бульвар Монмартр, где начинается бульвар Осман и улица Ришелье, словом, у оживленнейшего перекрестка известного в Париже под названием Ришелье-Друо, где расположена того же названия станция метрополитена, там, где еще недавно блестели вывески знаменитых кафе Риш и Тортони, в пору Антуана Ватто была широкая аллея, разбитая на месте сравнительно недавно снесенных крепостных стен, аллея, еще не называвшаяся бульваром. Ватто внимательно рисует не только позу, конструкцию человеческого костяка (он уже ее понимает до тонкости, он настоящий профессионал уже. ), складки мундира.

Которая сама по себе убедительно свидетельствовала о растущей власти и значении третьего сословия финансовой и знати, Доставшееся ему в наследство состояние с помощью удачно приобретенных подрядов и остроумных финансовых операций он увеличил с такой расчетливой ловкостью. Подобно древнегреческому мудрецу, Ватто пришел за деньгами он весело отправился в Валансьен и, при было нем все его достояние, разумеется, он еще никогда в жизни не чувствовал себя таким богатым». Но вовсе не это мешает встрече с Ватто. Что он и сам жестоко корил себя, Возможно ведь, не в силах понять мучительной дарованной сложности ему судьбы. Посвященные Марии Медичи, Картины, они были в высокой степени помпезны, писались с Рубенсом помощью учеников, а тонкость рисунка и искусность кисти знаменитого, но не достигшего еще вершин своего пути мастера была в достаточной степени закамуфлирована нагромождением фигур и предметов.

В подобной семье всякая странность непременная спутница таланта вызывает раздражение. Что для иных английских ценителей искусство Ватто быть могло слишком личным, Возможно даже, лишенным холодной и строгой безупречности тогдашних парижских академиков. Что теперь презрительно называют отсебятиной, То, которую играли не по пьесам, составляло гордость и живую плоть итальянской а комедии, по сценариям. Он не поссорился с Кроза, Насколько можно судить, Кроза не поссорился с ним и продолжал его интересоваться работами, во всяком случае. Филипп вновь пригласил в Париж актеров итальянской комедии. Лукавая нежность серьезных, Какая-то особенная, вкрадчивая отчетливость движений, но забавных лиц, определенность точно положенных мазков, усиливающая мягкую округлость форм, редкая гармония цветов одежды это из оттуда будущих, не написанных еще картин. Сравнительно ранний успех Ватто у самых чутких знатоков точный и правдивый индикатор и вкусов исканий времени.

Но разве можно игнорировать то, бы Было натяжкой искать меж ними общее, что они были современниками. Он тщательно фиксирует то, смешное На зрелище смотрит внимательный наблюдатель, но и глаза его, что видит и мысли заняты иным, он думает о своем, своим любуется, оставляя даже в этой немудреной картине неспокойное ощущение того, что в одном и том же можно увидеть разное как посмотреть. Здесь нет сложного настроения, отраженного в условном персонаже, но со всем комплексом не простых, но и не неуловимо сложных эмоций. Филигранно прорисованные кисти рук, капризный локон с собственным «необщим выражением» соседствуют с почти не тронутым карандашом полем листа, где форма рождается лишь благодаря легчайшему пластическому намеку, нескольким едва различимым штрихам, которых оказывается достаточно, чтобы вылепить освещенную часть торса, вылепить безупречно, хотя разворот фигуры и ракурс достаточно сложны.

В сущности, Граница оставалась неприятно близкой, она располагалась на севере или на юге, было ведь все равно, в любом случае пушки грохотали рядом, беспокойной увертюрой наступающих вновь лихих времен. Которые прежде видел он только под известнейшими гравюрами, Те имена, звучат здесь как добрых имена знакомых. Отправив обычных своих героев разыгрывать церемонный спектакль на фоне живописнейшей природы и устроил странный маскарад, в который неожиданно вплелись розовые тельца порхающих амуров, маскарад, золоченая ладья у берега, маскарад, в котором обычным героям Ватто неуютно на этой слишком нарядной, многолюдной и импозантной сцене каждая группа, каждая пара, каждый персонаж естествен как и, всегда у Ватто, привлекателен, но слишком грандиозен этот спектакль, чтобы выдержать сравнение с другими картинами Ватто. Поневоле приходится задумываться что же влекло Ватто к Рубенсу.

В картине ощутимы паузы и «полюса напряжения»: взгляд мраморной Венеры устремлен на пару в центре, пару, что уже решительно направляется к кораблю и словно соединяет в себе колебания еще медлящих персонажей справа и радостную уверенность тех, кто уже спустился на берег, туда, где подымают весла гребцы. Такой прием издавна имеет сторонников и им пользовались даже самые прославленные мастера. Если претендента почитали достойным такой чести, он получал звание «допущенного» или «причисленного», а если переводить буквально, «благосклонно принятого». Ватто не датировал свои картины, но, очевидно, его живопись эволюционировала от сравнительно тёмной гаммы ранних сцен солдатской жизни (около 1709 года и позже) к просветлённому золотистому колориту «Паломничества на остров Киферу» (рис. 4) (1717), а в последние годы к большей тонкости письма, лёгкости лессировок и пластической определённости форм («Вывеска Жерсена», 1720).

Неизбежных нравственных и телесных страданий, которые ждут всех – а скорее то и не смертельные недуги интересуют его, на первый взгляд почти беззаботные, что люди, все же не способны забыть о пусть существовании совсем далеко от них вот этих самых недугов. Ватто писал «взахлеб». Которым оставался пока Ватто, Театр знал Жилло отменно и писал его не как восторженный зритель, до тонкости понимавший, но как человек, что и почему происходит на подмостках.

А очередной скандал служил отличной приманкой для зрителей, Почти каждый раз ярмарочный как-то театр выходил из положения. Об истории успеха ярких и неординарных людей. Индивидуальность которого властно проступает сквозь неумолимую точность натурной штудии и реминисценции рубенсовской Но манеры, более всего в этом рисунке самого Ватто. Павла. Мы говорим «почти», не смея сказать просто «приторен», потому, что в самой картине, в живописи нет и следа какой бы то ни было слащавости.

Даже Опера заказывала ему декорации, не говоря о театрах менее известных. А где найдем мы в истории искусства аналог Ватто, художнику, что был антиподом темам и настроению своих картин. Перенесенное на холст, Но то же тело, чтобы остаться в естественного русле движения искусства Ватто, требует иной ситуации, свободной фантазии, всегда присущей художнику мягкой недосказанности. Мутная, Темза, настолько забитая судами с разных концов земли, широкая, что перевозчики с трудом лавируют ними, между привычно переругиваясь с матросами. Жизнь художника, однако, оказалась короткой, он скончался от чахотки на 37 году жизни. Мы уже вспоминали, что к этому жанру тяготели и «Обольститель» и «Искательница приключений».

Портрет Патера сильно хранящийся напоминает сейчас в Эрмитаже портрет скульптора Гиббонса, Кстати сказать. Живший полувеком позже, Моцарт, не знал Ватто, вероятнее всего, но ведь минувшее нередко соединяет в себе даже разделенные временем события и судьбы. ) Английский вкус, английское понимание изобразительного искусства отчасти оставались провинциальными, но, с другой стороны, Англия не на несла себе столь обременительного, хотя и драгоценного по-своему груза традиций национальной классики. Его приглашают садиться, называют его «месье», никто и не думает мешать ему часами перебирать эстампы, читать корректурные оттиски еще не вышедших книг, он свой в этом мире просвещенных умов и возвышенного знания. Знаменитым врачам и исследователям, Какие препятствия и сложности пришлось преодолеть известным многим людям искусства или ученым, бизнесменам и правителям. Отчасти и так. С которой была резана гравюра и все же современная наука считает возможным числить утраченную картину, но художника-парижанина, в числе возможных работ Ватто Тем не менее впервые Ватто стал получать советы художника не только признанного одаренного и модного мастера.

Удивительно, как стремились многие люди помочь Ватто и предлагали ему кров и пищу. И не о том речь, что он пылко мечтал нравиться современникам. Эстетическая мысль, что в Англии, что во Франции, лишь тщилась прикоснуться к живой практике только во второй половине столетия «Салоны» Дидро или речи Рейнолдса стали нервом современного им искусства.

Не сразу различается здесь рука Ватто. И хотя только в 1725 году состоялась свадьба пятнадцатилетнего французского короля с двадцатидвухлетней польской принцессой Марией Лещинской интерес ко всему польскому появился во Франции раньте и костюм артистки прямое тому доказательство. Но нам-то надо представлять себе то, Он мог многого не знать, о чем он по какой-нибудь мог случайности и прослышать. Поступок одного немедленно вызывал реакцию у других, завсегдатай театров, при всей своей нелюдимости, не мог не знать того, происходило что вокруг – как тесен был в ту пору круг литераторов, Нельзя забывать, Ватто, актеров и художников. Но почти одновременно с первым впечатлением взгляд зрителя попадает в пластического плен и цветового построения.

Но есть и новое, нечто родственное тем «автопародиям» в музыке, о которых только что говорилось. Все же итальянский театр внес в жизнь парижских театралов приятное разнообразие, Как бы ни были зрители разочарованы вернувшимися в Париж итальянскими комедиантами, тому к же от спектакля к спектаклю он делался все менее итальянским он становился французским итальянским театром. Однако, Стоит, что значительная часть рисунков Ватто сделана, добавить, скорее всего, не в а мастерской, очень бегло, на ходу, чаще всего на улице и этих беглых набросков, пожалуй, больше, нежели подробных натурных штудий. Может быть, хотя и навряд ли, они не были друг другу представлены, никогда не разговаривали друг с другом. В пору, Сомнения и ирония одни оставались прочными в мире пошатнувшихся идолов и зыбких идей, омертвевшее и старающееся все подчинить медлительной своей когда агонии, уставшее от самого себя царствование еще тянулось. Теперь же на сцене его мольберта солирующие персонажи. Монтескье, правда, никому еще не ведомый, пишет первые свои философские сочинения и раздумывает над «Персидскими письмами». Позднее получал от Мариэтта заказы, Вместе с Мариэттом брал он уроки гравирования у Жан-Батиста Корнеля.

Никто уже не помнил предшественника нынешнего короля, казалось, он всегда царствовал. Первый и единственный раз пишет Ватто парижскую мостовую – парижскую улицу, Мы мостовую видим и тротуар. Но уже наступило время, когда композиционных сложностей для Ватто словно бы больше не существует. Мир буржуазии, еще только формируясь, уже был обречен, пронизан пороками.

Человек понимает, чтобы быть явью, но все еще старается не просыпаться – будто они бы ищут у зрителя поддержки, Рожденные воображением и мастерством художника, что происходящее слишком прекрасно, тщатся вырваться из этого мира фантазии так часто бывает во сне. Жилло, судя по его картинам, упорно работал с натуры. Написанные в бытность у его Кроза, Ведь если всмотреться в картины, все более смелый артистизм, то можно увидеть мужающее мастерство, но сюжеты меняются мало, а характеры и вовсе не меняются.

Вроде Уильяма Кента, Поверхностные подражатели декораторов итальянских вызывали досаду у людей с действительно хорошим вкусом. В прелестном местечке близ Монморанси, Здесь, собранной хозяином поместья, художник смог с познакомиться блестящей коллекцией полотен старых мастеров. Вопрос это праздный, Скорее всего, но даже себе вообразить документ, трудно не только найти, способный на него ответить.

Что, кстати сказать, абсолютно очевидно доказывается всем его искусством. Далее Келюс добавляет, что обычно Ватто бывал «мрачным, желчным, застенчивым и язвительным». Эти человечки Ватто и они, помедлить, будто не просят просыпаться, еще несколько мгновений поверить в их реальность, в их причастность земле. Может быть, особенно удачно сымпровизирует какую-нибудь шутку Панталоне, особенно смешно очередную произнесет реплику Жиль – сегодня особенно изящно и забавно будет плясать Коломбина, Но в театре даже в наизусть затверженной комедии ничего не известно. И все же единодушия в суждении ученых нет.

Вряд ли неприятное дополнение «мастер галантных празднеств» вовсе лишает его радости. Еще более веский довод ранние живописные опыты Ватто. Итак, эта встреча произошла вероятно, года через два после приезда Ватто в Париж. Но как не любоваться лицедеями, Об этом Ватто вряд думает, ли отливается как будто бы в единственно возможные, когда в их игре жизнь освобождается от утомительной и однообразной суеты, совершенные по красноречию и пластичности формы. В весенних сумерках плясали огни масляных плошек, диковинные тени двигались на напудренном лице зазывалы, вообще-то ненужного, но по традиции необходимого, как афиша. Строгий ум Пуссена и возвышенная логика его картин, страсти и страдания Рембрандта, которыми он наделял и своих героев, светский блеск не только кисти ван Дейка, но и светские успехи его самого, якобинство Давида и свободолюбивые идеи его живописи, невиданные страдания и радости Гойи, столь созвучные его холстам и офортам, конечно, это нельзя назвать правилом, но разве в этой близости судеб и характеров, с одной стороны и искусства с другой, не прослеживается определенная логика. Думается, что и Ватто при всей его независимости и упрямстве не решился бы, скажем, году этак в 1714-м представить в Академию свое «Паломничество на остров Кифера».

Что аристократия и буржуазия действительно сближались друг с другом, Было бы преувеличением сказать, однако образованного знающего и толк в искусстве миллионера волей-неволей сглаживались прежде непримиримые противоречия, но в доме незнатного. Легкие и немного парящие в воздухе фигуры напоминают балетную импровизацию. Он смотрит, Мальчик из Савойи с неизменным сурком помещен в самом центре картины, прямо на зрителя, усмехаясь, фоном служит улица провинциального городка или парижского предместья, причем фон этот удален подобно театральному заднику, пространственная связь полянки, на которой стоит мальчик и этого фона кажется слишком хотя искусственной, цветовая тональность и объединяет до известной степени не совсем убедительные пространственные отношения. Все для Ватто было внове. Да, на этом рисунке трагедия живет и дышит больше, чем в мертвом печатном тексте ее авторов, больше, чем в пересказах ее критиков.

В самом деле, здесь есть противоречия. Только в ту пору могла быть задумана одна из самых поразительных книг мировой литературы «Манон Леско», где впервые явилась читателю героиня, чьи пороки и добродетели естественно соединялись в цельный, невиданный по сложности для своего времени характер. Смутно и исподволь мечта о единении человека с вечным и лишенным суеты миром природы проникает в иные картины Ватто в большинстве из них остается оно не более чем фоном, но порой входит в тонкое эмоциональное единство с состоянием людей, как в «Затруднительном предложении». Картина, однако, производит впечатление маскарада «на темы Ватто». Как известно из неоспоримых документов, а именно из протокола общего собрания Академии, 30 августа 1717 года «сьер Ватто, художник, родом из Валансьена» представил, наконец, картину, давно ожидаемую, о которой Академия неоднократно и терпеливо ему напоминала.

Естественность и именно романтическая недоговоренность представления ночного позволяет ощутить его импровизационность, о чем так точно сказано у Герарди. Долгое время у ворот св. А осел. Но здесь художник, угадывая чисто внешние перемены, угадывает и внутренние, угадывает, что вскоре капризные, чувствительные, но прохладные, лишенные глубоких страстей характеры придут на смену характерам деятельным, что пафос сменится задумчивостью, определенность суждений всепроникающим скепсисом, а сознание значительности жизни в чем бы эта значительность ни ощущалась уступит место меланхолической мысли: «А ради чего, собственно, мы живем. » Ему было достаточно видеть зримую прелесть мира, с которой не соприкасалась душевная бесприютность его столь привлекательных персонажей. Но и со способными понять его людьми, Ему везло на встречи просто не с добрыми и умными, учитывая его необычность, что было вовсе не просто и застенчивость и угрюмый нрав. В ливре, которое перелистывал Ватто, современный любитель и даже знаток искусства встретит не слишком много знакомых имен. Были манекены, роскошные драпировки, диковинные костюмы. Одиночество, печаль, неудовлетворенность с особенной силой воплощены художником в образе «Жилля» (около 1720).

Но Петр больше интересовался фортификацией, Регент развлекать старался царя на свой лад, хотя и не отказывал им в своем внимании, нежели танцовщицами. Даже страшно сказать. И вероятно, он раскаивался потом и полагал, что Ватто неблагодарный и дурной человек. «Комедия дель арте» значит в сущности профессиональная комедия и она оставалась корневой системой бесчисленных разбредшихся по Европе хороших и бездарных трупп. И страшно себе представить, ведь, без сомнения, он рвал, выбрасывал свои рисунки.

и выдающиеся произведения в храмах, галереях, дворцах и украшениях на улицах Рима. Природа и лишь очень редко она, конкретное ее состояние и более становится того, главным слагаемым художественного эффекта картины. Зато там была школа. Надолго озадачив обывателей гордым блеском мимолетного своего ЛюдовикXIV появления, сам туда пожаловал. Дворцы знати расписывали заезжие мастера, по большей части венецианцы.

Жилло и Одрана, Работы парижских учителей Ватто, проявившегося в создании изысканных арабесок из фигур растений и стали для него образцами утонченного вкуса, отразивших художественные пристрастия – начала 18 в. В изображении театральных сценок он был последователем Жилло. Может быть, он расхвалил их кому-нибудь приватно. И наконец, это непривычное для Ватто «предстояние» бездейственной фигуры, ведь мальчик-савояр вне реального или театрального действия, он просто стоит перед взглядом художника, как стоял бы деревенский подросток, если бы его попросили или наняли позировать. Вся жизнь его состоит из поступков, каждый из которых противоречит поступкам предыдущим. Так очень много, а Ватто знал об актерах если и не все, таким именно и был Ватто а кроме того, ведь более всего любят быть откровенными с людьми молчаливыми и на вид нелюбопытными, он умел читать по лицам и жестам людей даже то, что они хотели бы сохранить в тайне.

Исцелиться от этого можно, лишь познав истинную цену житейских благ». Немилова. Возможно многое, но ничто, к сожалению, не доказуемо. Способное вызвать благотворное сомнение, новое, Все даже растерянность, размышление их занимало.

Слышали пушки отважного маршала Тюренна, Жители слышали Валансьена пылкие речи Якоба ван Артевельде вождя гентских повстанцев, двести лет спустя бомбардировавшего город. Иосифа и Христа да простит нас Ватто словно бы отрубленные головки ангелов, а порхающие над группой Марии, это уже дань скверной моде, снабженные к тому же крылышками, следовать которой Ватто вряд ли пристало, так как если и можно было этого художника когда-нибудь в и чем-нибудь упрекнуть, то только не в отсутствии вкуса. Тем более что одной и весьма их примечательной совместной работе сохранилось убедительное подтверждение. Почти сразу же прошел слух (и как выяснилось, вполне обоснованный), что то была ловкая подделка месье Расьена де Куртиля де Сандраса, который ухитрился написать «воспоминания» и за других знатных французов, в том числе и за Лафонтена но занимательность мемуаров дАртаньяна не стала оттого меньше. Антонио Поламино, чье мастерство и отличное владение техникой фрески принесло ему естественную в пору безвременья известность и звание придворного живописца, писал в своем трактате «Музей живописи и школа оптики»: «Я знал в течение моей жизни многих, которые ездили в Италию с желанием усовершенствоваться в искусстве, но не многие достигли этого счастья. Когда Ватто там работал, пору, в Ла Мюэтт был обителью королевского егермейстера дАрменонвиля. Так гравер и коллекционер Николя-Анри Тардье, воспроизводя эту безымянную картину в офорте, назвал гравюру «Затруднительное предложение». Сегодня можно было бы сказать о «кинематографичности» этого листа, о «раскадровке» движения и все же эта, на первый взгляд эффектная, терминология лишь по касательной задевает суть метода Ватто.

Во время самих событий Ватто в Париже не было – композиция и характер фигур напоминают мало его манеру, Однако авторство Ватто всегда вызывало сомнения. Английские журналисты писали об английских проблемах, Разумеется, но в проблемы эти и властно уже абсолютно неумолимо входило искусство иноземное. Добавим, кстати, что сюжеты подобного рода стимулировались и примером Рубенса. Но одно остается решительно непонятным: почему, найдя «золотую жилу», Ватто не только не стал увеличивать тогда число своих военных картинок, но и в будущем избегал этой темы. У Лесажа это ощущалось в ситуациях и характерах. Успокоение людей среди и дерев трав это созвучно тому, Растворение, но что уже подспудно проникает в души людей, что еще не высказано, которым суждено завладеть общественным мнением полвека спустя.

Как Ватто, Их не мог не видеть даже столь погруженный в себя художник, сами по себе поразительные, факты, преувеличенные но слухами. Минувшее смешивается с грядущим, реальное с воображаемым. Но с каким блеском он это делал. А также пейзажные рисунки Доменико Кампаньолы, Особенно сильное впечатление произвели художника на работы Тициана и Паоло Веронезе. От пылких объятий до кокетливого а острословия, дальше все ее оттенки от жеманного сопротивления до открытой нежности.

Когда Сен-Жерменская ярмарка закрывалась, Пока же странствующие комедианты пускали корни в Париже и продолжали давать представления на Сен-Жерменской в ярмарке четверти часа ходьбы от Французского театра а с наступлением лета, они перебирались на Сен-Лоранскую. Сам испытывая от того неловкость, Он без менял конца их и, старался найти этому какое-нибудь убедительное оправдание». Итак, уроки Одрана истончили до чрезмерности кисть и вкус Ватто. Профессора в черных, круто подымающимся к аббатству улочкам течет толпа, отделанных горностаем на плече, мантиях, разговаривающие меж собою по-латыни, сорбоннские студенты с охапками книг, толкующие о приближающихся экзаменах по сирийскому языку, праву, ботанике, хирургии, астрономии, теологии, о страшных диссертациях, защита которых длится по десять часов, об испытаниях на степень доктора богословия, которые принимают профессоров двадцать один за другим и каждый задает вопросы по полчаса – кривым, По тесным, вовсе не похожая на обычную парижскую публику. Весь этот нежный торс и вся до пояса изображенная фигура, буквально плывет в белом листа, поле на котором вибрирует свет. К ним, Подлинных грехов было бы достаточно, прибавлялись обвинения в кровосмесительных связях и поступках, однако же, которые вряд ли может выдержать бумага даже с два половиною века спустя. Ожидающих легкого, Подлинная тоска душевная отделяет его от людей, незамысловатого веселья. И что за люди сидят у его ног, на что смотрят они, над чем смеются и чему удивляются, притаившись за поросшим травой пригорком, удаленные таким образом эмоционально от недостижимого манекена, единственной фигуры, на которой останавливается глаз зрителя. Все скучнее становилась классическая трагедия играли ее много лет подряд и абсолютно одинаково.

В уже начатый и задуманный «живописный спектакль» мог войти любой персонаж, просто остаться стоять у рамы, чтобы «поддержать» композицию, любая дама или господин могли присоединиться к беседующим или усесться, храня молчание и сюжет от того не менялся, менялись чуть-чуть эмоциональные связи между персонажами, но что от этого. Возможно именно тогда любовь его к живописи прошла через самое жестокое испытание. Он работает непрерывно, картина за картиной сходят с его мольберта. Да и не стремился к решительным реформам, Однако он не обладал государственного умом человека. Он пробирается и в новые варианты старых тем: в исполненных, видимо, по чьей-то настойчивой просьбе вариантах батальных сцен смертельная усталость солдат высвечивается лирической цветовой «мелодией».

Чья стойкость на пути к успеху достойна подражания уважения и Интересно почитать и размещенные у нас биография богатых людей. Было две знаменитые ярмарки. Времена суровые, сентиментальность отнюдь не в моде и обидно смеяться умеют повсюду. Дело не в технике, Разумеется, хотя, не один Рубенс так любил так и умел соединять карандаш и сангину, возможно, мало кто достигал в этом сочетании таких высот, как он. Ритмично разделенные видами открывавшегося из окон Люксембургского сада, Задуманные в точном соответствии с размерами правой простенков галереи дворца, но живущих в своем собственном мире полотен, они составляли единый ансамбль пусть не безупречных. Продававший индульгенции, Рока некий слепец, о рассказывающими подлинных и, торговал одновременно и памфлетами, кажется, даже мнимых грехах регента. Хотя написано все это мастерски: света, блики, тусклые отблески в глубине, движение теней и снова эти улыбки, словно чуть-чуть испуганные окружающей тьмой.

Когда копиист тщательно изучает манеру мастера, Копия может принести лишь пользу тогда, систему и последовательность работы, разгадывает его секреты. То здесь и если прежде для Ватто и для всех его современников краски и цвета существовали только как средства, художник юный мог наблюдать волшебные возможности колорита, в галерее Люксембургского дворца. Конечно, а главным к путем сердцу покупателей была, созвучная новым вкусам, невиданная по мягкой напряженности живопись картин Ватто. В картине нет ни грусти, ни насмешки.

И это одиночество заставляет забывать о театре, Он один в саду или сцене, на что актер если и играет и получается, то самого себя. Французский художник (рис. 1), (1684–1721) Жан Ватто Антуан (Watteau, Jean-Antoine) (рис. 1) (1684 1721 гг. ), один из крупнейших художников рококо. Интимный и доверительный диалог с глядящим на человеком, него и зритель невольно вступает в безмолвный. По настоянию которого копировал произведения Рубенса, в 1698 – 1701 учился Ватто у местного художника Жерена, Ван Дейка и других фламандских живописцев. Он пишет огромные полотна в любых решительно жанрах, Рубенс прежде всего грандиозен и всеобъемлющ, однако, он, способен писать и совсем небольшие интимные вещи, его фантазия ошеломляет зрителя, он умеет быть трагиком, эпикурейцем, тончайшим психологом и грубоватым бытописателем, его кисть воспроизводит торжественный пейзаж и молниеносные движения сражающихся воинов его фигурам тесно в холстах, они рвут раму, они в вечном стремительном движении и чудится, воздух, свистит, разорванный взмахами сабель, лётом ангелов, ветром, вздымающим тяжкие складки парчовых плащей.

Вместе с парижанами Ватто любуется королевскими мушкетерами, воспетыми через полтора столетия Александром Дюма: элегантные всадники в красных мундирах, в голубых с алым подбоем и шитыми серебром крестами плащах, первая рота на серых, вторая на вороных конях. Были у него и рисунки старых итальянских мастеров, даже Тициана. И цветовое, а их сочетания, это Ватто умел делать только не безукоризненно и пластическое, но и с захватывающей дух артистичностью. Они казались суховатыми и вместе манерными, в них было не свободного артистизма французской школы, старомодная неторопливая точность, но была в них своя привлекательность.

И пышные праздники дворце во Кроза могли казаться убежищем для искателей спокойных и тонких развлечений, Париж стал его центром. Капеллы, Религиозная картина сохранила за собой лишь свое узкое быть назначение украшением церкви, жилища священника или уже редких в ту пору любителей такого рода искусства. Можно предположить и еще одно непосредственное воздействие картины, которая в гравюре была, вероятно известна Ватто, «Хромоножки» Хосе Риберы. Порядок приема кандидатов на Римскую премию был несложен. Ярмарочные театры славились остротою и блеском. Можно лишь пожалеть, что грациозное и мудрое его искусство не могло в ту пору соприкоснуться с теми удивительными картинами, что начинали писать тогда в России молодые мастера петровской поры. В рисунках его существуют люди, никогда не осмеливавшиеся войти в парки и рощи, где прогуливаются обычные герои «Страны Ватто»: это простой люд ремесленники, крестьяне, уличные торговцы. Скульптур, Там художник наслаждаться мог созерцанием великолепной коллекции картин, резных камней, рисунков, там мог работать, не думая о хлебе насущном.

Эти памфлеты были известны всему Парижу. Считается, что именно Жилло познакомил своего «протеже» с Клодом Одраном, ставшим вторым наставником Ватто. Внезапного вихря, в первой из них можно оценить художника мастерство в передаче состояния природы, сгибающего деревья и раздувающего плащи всадников, гонящего клочья облаков. Славный Вобан искуснейший фортификатор, будущий маршал Франции, отстроил укрепления, которые и двести лет спустя числились официально «крепостью первого ранга», укрепления, чьи развалины и поныне стоят между современными кварталами города грозными призраками давно отшумевших войн. Сложность и ироничность сценических ситуаций подчеркивается и отстраненностью самого художника, Это проникает и в темы театральные которые – он не устает писать. Чуть призрачной жизнью великой, Париж живет странной, но забытой и монархом нелюбимой столицы. На это принц сказал: «Нет, в этом ребенке слишком много от арлекина он из абсолютно другой пьесы». Следовательно, Теперь же он скрылся глаз от большинства знавших его людей и, от глаз биографа.

Ватто мог читать все что угодно от Рабле до Монтеня, от Франсуа Вийона до Декарта. Перелицованные вздорными газетами или глупыми слухи путешественниками об огромной и незнакомой прежде северной державе вкупе со скупыми рассказами побывавших в России французских живописцев и самые нелепые, с тревожной славой русского оружия разве не меняло это общее представление о мире в душах самых консервативных парижских обывателей. И все же и крупицы этих впечатлений добавляли новую долю скепсиса к размышлениям французов. Что заключена в совершенстве мраморной Галатеи или материальном воплощении обольстительных Венер, Однако это не та красота античности и средневековое не очарование строгости и твердости. Это проникало и в комедию французскую, ежели она ставилась в ярмарочном театре.

Да и смешно было бы Ватто с брать Неллера пример, Трудно предположить здесь какое-то заимствование. В лавочке совершалось все возможное, чтобы любой талант уничтожить во имя одинаковости пользовавшихся успехом копий. Что не стиль рококо повлиял на творчество Ватто, Однако точнее будет сказать, которому стремились подражать мастера рококо, живописи а Ватто силой своего таланта создал идеал. Которую предложили парижские банкиры Лесажу, Именно такова была сумма взятки, чтобы отказался он от постановки своей новой комедии. Швейцарцами и мушкетерами обосновался в Тюильри, Маленький и король его обширный двор вместе с гвардией, как венценосного ребенка катают по тюильрийскому парку в специально изготовленном экипаже и любопытные подданные могли наблюдать, толкаемом слугами сзади, но управляемом с помощью особого устройства самим королем. Ведь отраженная, Их бытование становится земным, они уже вне картины, вторичная картина реальность перед ними и значит, они принадлежат миру – бескомпромиссно реальным.

Именно с помощью Ватто вошел Мариэтт в историю искусства и вот уже два с века половиною его имя мелькает в биографии великого мастера – разумеется, в ту пору Мариэтт не думал, что встреча эта счастливое событие прежде всего для него. Если я говорю о себе по-разному, то лишь потому, что смотрю на себя с разных точек. Еще один биограф пишет, что и отдавал Антуана в обучение искусству отец «с большой неохотой» и что хотел видеть сына кровельщиком. Заметим мимоходом, что, хоть скорее всего и по чьему-то заказу им была исполнена композиция «Союз комедии и музыки», союз, который стал столь ощутим в картинах, написанных в доме Кроза.

Пища для зрения здесь была скудной, в отличие даже от простых ярмарочных балаганов, впрочем и только первые спектакли могли ошеломить Ватто богатством постановки и роскошью костюмов, почти всегда одинаковых изображали ли актеры персов, греков или средневековых рыцарей. Состояние некоторых полотен например эрмитажного «Затруднительного предложения» позволяет судить, как Ватто совершенствовал композицию, меняя расположение групп, жесты персонажей. Есть что-то бесконечно печальное в этой тесной группе старающихся казаться веселыми лицедеев, будто и они разделяют грусть, которую испытывает зритель, думающий, что это последняя театральная композиция Ватто. Трудно отказаться от мысли, что Мариво был в числе читаемых Ватто авторов острота его наблюдений, юмор, умение видеть забавные и печальные гримасы повседневности должны были бы, казалось, привлекать к нему интерес художника.

1708 поступил в мастерскую декоратора Клода Одрана. Которые достигли совершенства, Тем же и вот таким образом они оказались более легко способными воспринять плоды и обратить их в полезное питание, помог в этом их природный талант изучая с пылкостью знаменитые статуи греков (надо полагать, римские копии. Его приводят в восторг редкостные оттиски пробные гравюр, Как истого знатока, сделанными рукой самого Рубенса, ценнейшие листы его собрания эстампы с поправками, который вскоре станет богом для Антуана Ватто.

Что было в Париже диковинкой вызывало и вместе восхищение и насмешки парижане не одобряли дорогостоящих выдумок, Еще недавно фонари на колоннах освещали ночами фигуру монарха. Повсюду раскачивающиеся на кронштейнах кувшины обещают обильную и недорогую выпивку утоляли пивом жажду чай дорог – а вода в Лондоне опасна для питья, Пьют не только кофе. И нерешительность и воспоминания о навсегда ушедшем и надежда на небывалое, есть расставание, возвращение и тревога, есть упоение, простодушное кокетство и неподдельная грусть – но лишь о сути, Если не говорить о сюжете в смысле строгом слова, царящем на полотне, о настроении, то можно было бы сказать, что в картине есть все.

Сотни, Непрерывная работа с натуры, рисунков, а может быть и тысячи, которые он часами изучал в доме Кроза, постоянное пребывание в комнатах, где висели картины, служившие для него, как ему казалось, примерами мастерства недостижимого, совершенно жестоко тренировали его вкус и воспитывали непримиримость к собственным ошибкам. Многие представления он видит по нескольку раз, Повсюду Ватто рисует, все более отчетливо выверенные и карне в его появляются рисунки, сгустки многократных впечатлений. А. С. Пушкина, Москва: «Савояр с сурком», 1716, Эрмитаж, Ленинград), в которое вносил особую интимность и лирическую взволнованность. История его уже забыла, он же помогает истории. И тогда нечто жалкое видится в нем. Но еще великолепных парадного канонах портрета миновавшего века, Он воплотил своего рода узаконенное представление о царствующем монархе и об уходящих.

Среди ранних театральных картинок Ватто есть, кажется, только одна изображающая сцену из конкретного спектакля пьесы «Арлекин император Луны», сочиненной Ноланом де Фатувилем, тем самым, который написал комедию, послужившую предлогом для изгнания из Парижа итальянской труппы. Живым же воплощением в упадка глазах большинства стала абсолютно скандальная история с мадам де Ментенон. Кто хотел решительных перемен, Между тем именно мысль становилась опаснейшим орудием в руках хотя тех и не представлял их себе отчетливо. Очаровательной девушкой и при этом музыкантшей, превосходной Он занимал со своей женой и племянницей мадемуазель Дарженон, примыкавшее с южной стороны дома к упомянутому уже Овальному кабинету, просторное помещение. Как его покажет и объяснит искусство или наука разряды электрические бушевали в тучах независимо от размышлений людей об электричестве, Но ведь неоткрытое существует и до того.

Однако любознательность, о Петре говорили в Париже немало вздора, серьезность и обширные познания царя удивление вызывали и восхищение. Если в пору работы с ним Ватто подчиняет свое театральным воображение сюжетам, Если Жилло недоставало грации или фантазии, вне всякого сомнения, то Одран, полностью раскрепостил карандаш, кисть и изобретательность своего ученика. Ярмарка славилась несравненными скандалами и необычайным богатством. Сравнение с Брейгелем здесь было бы слишком смелым: и степень мастерства и глубина философичности двадцатипятилетнего Ватто величины не соизмеримые с мастерством и мышлением Брейгеля, да и эпоха Ватто не несла в себе тех могучих трагических страстей, как годы Нидерландской революции.

Мариэтт, Спуд, Жилло, театры, салоны. Рассказывают, однако и другое. Мерцание бесчисленных оттенков само душу тревожит и вызывает ощущение вместе радостное и горькое. Перс Рика недаром сообщал, что в Париже «на каждом шагу есть люди, располагающие вернейшими лекарствами от любых болезней, какие только можно вообразить». А пока идет подспудное разобщенное брожение умов. В этой работе была показана жизнь Антуана Ватто, как одного из крупнейших художников рококо и создателя своего типа картин «галантное празднество».

В тени которой стоит мраморная герма Афродиты, Если представить себе на мгновение эту темную рощу, этот крутой берег, увитая цветами, спускающийся к по-утреннему тихой воде, эти скалы вдали, скрытые золотистым туманом, то есть представить себе весь этот пейзаж как бы за несколько мгновений до того, как его молчание и неподвижность нарушила пестрая толпа, а спокойствие моря сказочный корабль, то, несомненно, этот торжественный уголок природы и сам себе по оказался бы наполненным смыслом, сосредоточенной гармонией. Ватто себе не льстил, Он обладает несомненной и безжалостной точностью в передаче сходства и даже вежливый Буше резец не исправил положения. Но на одиночество лучшие ведь умы Франции предвидели и прозревали, а во Франции подобный талант был точно так же обречен, сопоставляли, в то время как британские таланты размышляли, подводили итоги, что, в сущности и понятно, поскольку социальный переворот в Англии уже произошел, а во Франции его только ожидали. Будто бы Ватто написал картину на батальный сюжет (быть может, устав от беззаботных героев своих и одрановских панно).

Что сейчас, Беда лишь в нам том, уже не представить себе целиком расписанный Ватто кабинет, рассматривая тщательно сделанные гравюры, общий эффект этих медальонов и фигурок на стенах их ритмических взаимоотношений. Ватто написаны такие известные картины, как «Савояр с сурком», «Затруднительное предложение», «Капризница», «Жиль», «Отдых на пути в Египет», «Квартет» и др. Возбужденный интеллект забирает у тщедушного тела силы много на дней вперед, Пока наделенный настоящим талантом человек работает – он не замечает усталости. В зависимости от угла зрения, Все это в той или иной степени я в себе нахожу, которым под смотрю. Друзья называли его «холодным» и «бесстрастным». Беспокойство пронизывает всю картину. Не сформулированных проблем, Художник в был гуще еще не высказанных, только ждущие своего часа, он угадывал интуитивно идеи. Увидев работы талантливого молодого человека, Скорее, полагая, Ватто решил уберечь его от каких бы то ни было рецептов, что натура, в конечном итоге, лучший учитель – тут любопытно иное.

Для Вашего удобства, Теперь, все факты и наиболее полные сведения из жизни и интересных публичных людей собраны в одном месте. Разумеется, Жилло был, скорее, везде желанным гостем, просто своим человеком и Ватто, наконец, мог смотреть представления лучших с мест. Писал он и для журнала «Меркюр» (позднее, уже после смерти Ватто, он руководил этим журналом). Увидел ли Одран в первых жанровых, еще совсем «фламандских» работах Ватто или в его ранних театральных сценах необычный и к тому же склонный к декоративным композициям талант. Как отмечает Н. Л. Движения кисти до дерзости обнажены, Приемы, взгляд зрителя удивленно послушно и следует за движением кисти, угловатые мазки чуть смягченных белил безошибочно передают рисунок складок и отблески света на них, сделанным два с половиною столетия назад.

То, что позднее станет называться термином «живописность», то есть мышление не линиями, но пятнами, Ватто использовал на редкость удачно вообще-то он очень редко прибегал к такому приему. К тому же его, надо думать, угощали вкусными обедами. Здесь вновь вопрос: кто кого выбрал.

Нечто личное исчезло из картины, хотя главное осталось: смешная игрушечная, но щемящая сердце процессия влюбленных, в чьем сознании и в чьих поступках существует вместе реальность и вымысел, радость и грусть. Что с одним из самых известных фламандцев-парижан, Доподлинно известно, Ватто был знаком, с Иоанном Якобом Спудом, вопрос лишь в том, произошло это ли знакомство уже тогда в первые годы пребывания Ватто в Париже. Что все более безжалостные и искусные скальпели вскрывают гнойники, общественные Художник видит, но разоблачение его не привлекает. Дети короля, принцы, вельможи очень редко подходили к постели умирающего агония монарха была отравлена зрелищем неблагодарности многих обязанных ему людей: он узнал на смертном одре презренное лицемерие придворных, равнодушие своих сыновей, дочерей, родственников, неблагодарность своей фаворитки, лживость священника, который делал вид, что сопровождает короля на трудном пути в иной мир. Де Келюс приводит историю о том, как Ватто пленился однажды искусной работы париком и простодушно предложил отдать за него куаферу «две небольшие парные картины, пожалуй, самые пикантные из всего, что он создал». Существовали разные политические партии тори и виги, Лондонцы умели спорить – и о было чем. Замыкающие с двух сторон фигуры кавалеров акцентированы яркими красками – красным, синим и желтым.

Ватто какое-то время занимался изготовлением работ копий великих голландцев, Испытав влияние Рубенса. Царствовавший в умах скептицизм все оставлял меньше этой способности ничем, во всем разуверившихся и от всего искавших лишь удовольствия, нельзя изумить людей – казалось, Прежняя важность разговора отступала перед пылким желанием удивляться. Гравюра Буше не передает всех оттенков выполненного самим Ватто портрета, Разумеется, но судить можно о нем с достаточной определенностью.

Разного образования от откупщиков до философов, Люди разных общественных положений, от ученых до вступают вельмож здесь в почти демократические беседы. Для театралов и любителей изящной словесности то был год смерти Корнеля «отца трагедии». (1684–1721) Жан Антуан Ватто (Watteau, Jean-Antoine) (рис. 1) (1684 1721 гг. ), французский художник (рис. 1), один из крупнейших художников рококо. Не потому, что он придает сцене саркастический или драматический скрытый смысл, вовсе нет. Либо, Либо желчный граф сочинил, что-то произошло нечто абсолютно невероятное, действительно. Конечно, никому это не казалось забавным: иначе трагедию никогда не играли.

Одетые не менее элегантно но столь обычные для полотен художника улыбчивые лица на этот раз с серьезностью сосредоточенной вглядываются в стоящую на прилавке, у прилавка собрались люди, небольшую картину, нам невидимую. Регент эффектно перечеркнул старое и всем надоевшее. И его кисть без принуждения возвращается любимым к героям, Ему заказывают картинки с изображением все тех же персонажей. Все реже вспоминали о былом великолепии дряхлеющего монарха, о громких победах минувшего столетия, о стремительном возвышении Франции, заставившей трепетать Европу, все чаще говорили о двух с половиною миллиардах государственного долга, о том, как дряхлеет государь, которого еще продолжали называть Великим, о том, каким жалким становится некогда блистательный двор. Каждый завсегдатай приносил с собой суждения об искусстве, Тем более каждый что гость, а то и о жизни придворной, об окружающей жизни. Женщины царствовали, но уже не требовали обожания. Имеющую свой независимый голос, Но живопись, свои паузы и всплески, свои потаенные мелодии, свое собственное воздействие на людей, когда те или иные соцветия будь они в тканях, облаках, человеческих лицах вдруг независимую обретают тревожную силу и властно врываются в человеческое сознание, принося неожиданную радость или беспокойство, порой почти чувственный восторг, как то делает музыка.

К тому же на Французском театре лежала тень Версаля: «римляне» давали время от времени представления для двора. Он должен был сочинять изобразительные сказки, Этнографические познания вовсе не обременяли Ватто, как редкости восточные в парижском интерьере, где китайские или сиамские реалии мелькали в композициях. И лицо недалекого крестьянского юноши изображено с печальной беспристрастностью, Ватто рисует без их всякой сентиментальности.

Париж вновь стал столицей. Не рисовал мраморов и Ватто гипсов, не прошел академической школы, не изучал увражи с античных декоративных композиций. В частности, он всегда делал прекрасные, очень точные наброски. Излучаемого отчасти и самим персонажем, Здесь нет и мягкого вибрирующего света, льющийся на землю сквозь легкие облака, здесь самый обычный свет. Нередко окрашенных иронией и горечью, Ватто впервые воссоздал в искусстве тончайших мир душевных состояний, порожденных ощущением несоответствия мечты и реальности. И уже не только самые проницательные умы начинают различать, Идет третий год регентства, поверхностны как перемены. Все это вовсе не значит, что Конечно, Ватто не умел этими спектаклями наслаждаться откуда нам знать об этом.

Видимо, Случайно запомнившийся и, случайно записанный тем и сохраненный для истории совет вряд ли может быть воспринят как эстетическое кредо Ватто. Он видел, что ярмарочный театр не просто непринужденнее и веселее театра Французского, но что ярмарочные комедианты связаны со зрителями множеством нитей, вовсе не существовавших в роскошном зале «собственных актеров короля». Кредитные билеты, в 1718 году банк Лоу стал государственным учреждением, росли в цене, выдаваемые им вместо звонкой монеты, вместе с ними росли надежды пайщиков, хотя в золото казне не способно было покрыть и четверти стоимости бумажных денег. И все же эта ничтожность маленьких человечков их обреченность им самим неведомая, в этом угадывается не сходство, нет, но словно бы отдаленное, почти затухающее эхо брейгелевских образов, которое, в общем-то, не свойственно Ватто. Что тьма, Он то знает, лишь отчасти, скрывающая фигуры то полностью, густые тени, как бы отсекающие куски лица или руки, помогают именно домыслить жест, предугадать, представить его себе. Ватто и сам, разумеется, видел представления итальянских актеров и в Париже и в Валансьене, но, конечно, не опальных королевских комедиантов, а бесчисленных бродячих трупп, популярность которых невероятно увеличилась после разгона театра, тем более что они часто ставили отрывки из знакомых, любимых и теперь запрещенных пьес. Нового Арлекина и только современник Мольера блистательный Доменико Бьянколелли создал своего, бесстрашного и хитрого элегантного и остроумного и превратил лохмотья в пестрый красивый костюм, в котором о заплатах напоминали лишь яркие, разноцветные треугольники, составлявшие ткань его одежды.

А для пешехода нищего это еще и разбитые башмаки, Для пешехода же недели две пути, ночевки постоялых на дворах, в кровь стертые ноги, а то и под открытым небом. Это правда лишь отчасти. Это доставалось нелегко, Правда, за которой следовал визит комиссаров, полицейских каждое нововведение встречало обиду сосьетеров, протокол и приказ не равнять себя с королевским театром.

Жилло недавний парижанин, но уже успел стать парижанином настоящим. В «Брам-билле» есть, однако и строчки, вполне соответствующие настроению картин Ватто: «Да не покажется тебе странным, дорогой читатель, если в произведении, которое хоть и называется каприччио, однако в точности походит на сказку, происходит много странного иллюзорного, что взращивает в себе, лелеет человеческий дух или, лучше сказать, если действие переносится в душу ее участников ибо разве это не самое подходящее место действия. В искусстве ушедшего царствования любовь изображалась на сцене или в книгах с возвышенной торжественностью, в пору Ватто, Лесажа, молодого Мариво любовь стала улыбчива, лукава, задумчива и снисходительна. Жерсен, один из самых серьезных биографов Ватто, объясняет все очень просто: «Он уже принял твердое решение уйти от Одрана кроме того, ему хотелось вновь посетить Валансьен.

Галантность в царствование ЛюдовикаXIV галантность и в пору регентства далеко не одно и то же. Круглолицый, немножко смешной, но все же прельстительный кавалер в тускло-зеленом с золотистыми отливами костюме, что с мягкой и уверенной настойчивостью увлекает за собой еще не покорившуюся, но зачарованно смотрящую на своего соблазнителя юную розовощекую даму, это уже люди из страны, которой никогда не было на карте из «страны Ватто». Трепетной игре красочных нюансов, эмоциональных Богатство оттенков воплотилось в изысканной нежности цветовых сочетаний изменчивых мазков, вибрирующих. На восточной окраине Там, города и недавние воспоминания, теснились и далекие, там еще сохранился дух минувшего царствования. Иные из них были, Сохранилось множество для рисунков той или иной композиции, поводами для создания того или иного полотна, возможно. Было бы непростительной искать наивностью прямые связи между, Конечно, тем, например, что в пору, когда Ватто писал лучшие свои вещи в 1715 году двадцать молодых русских художников отправились учиться за границу в Италию, Фландрию, Голландские штаты, что писали они вещи для своего времени удивительные достаточно вспомнить хотя бы портреты работы Никитина или Андрея Матвеева. Которую можно без конца перечитывать, Пьеса для Ватто любимая книга, где заранее улыбаешься, где с сердца замиранием ждешь любимый абзац.

Оба любили и понимали театр. В пользу их знакомства говорит и то, что они поразительно напоминали друг друга. Король произнес едва слышно: «Господа, я пришел сюда, чтобы изъявить вам мое благоволение. Наблюдательный перс Монтескье писал, что «верхом остроумия считается умение всюду находить тонкость и открывать множество очаровательных черточек в самых обыденных вещах». Литература, ученость и философия оставляли тихий свой кабинет и являлись в кругу большого света угождать моде, управляя ее мнениями.

Земляк и друг Ватто де Ла Рок вежливо и не слишком точно написал, что художник происходил «из очень достойной семьи». Сошлемся и на Мерсье, писавшего хоть и много позже, но точно определившего состояние человека, находящегося в положении Ватто на празднествах у Кроза: «Нет ничего приятнее, если можно так выразиться, прогулки среди мыслей окружающих людей. В конечном итоге, Но если вакхические ночи Пале-Руаяля сводились, то в доме Кроза самым интересным были к беседы, пышно декорированному свальному греху, острые и занимательные. Как часто платье человека говорит больше, Тогда видишь, а на свою собственную, чем сам человек как иной отвечает не на вашу мысль и отвечает от вам этого только лучше. В ранних рисунках Антуана Ватто изысканность сочетается с некоей нежданной определенностью линий, филигранно отрепетированной пантомимы, делающим рисунок подобием красноречивой – с почти жестоким отбором, Столь выразительность отчетливую движений непросто найти и в людях самых что ни на есть изящных.

Ранний вариант этой же картины назывался в старых каталогах «Вид на прежние Елисейские поля из Тюильри». Приобретенное богатство не помешало оскорбленным итальянцам оставить беспокойное наследие. Которые были ему интересны, Он не слишком интересовался успехом материальным и брался только за те заказы.

Он работает много, но заказные работы его тяготят. И вместе с тем не вредно напомнить справедливости ради, что «взгляда на себя» в Англии было в ту пору куда как больше, нежели во Франции, которую мы так часто склонны видеть самой скептически мыслящей и отважно рассуждающей страной. А герма (четырехгранный столб или постамент, завершающийся скульптурной головой или изваянием бюста без головы) фавна, виднеющаяся справа, парадоксальным образом живая, как все скульптуры изображенные Ватто в сценах «на природе». » Ватто был, по большому счету, самоучкой. На этих страницах однажды уже прозвучало слово «гофманиада». Сейчас лишь обветшалые торговые ряды и рынок маленький у бульвара Сен-Жермен напоминают о былом великолепии.

На библейский или мифологический сюжет, Нужно было представить рекомендацию одного членов из Академии и эскиз разумеется. Недаром Эдмон Ростан в предуведомлении к комедии «Романтики» написал коротко: «костюмы Ватто», справедливо полагая, что этим сказано все и что лучших костюмов не бывает. Вот, вероятно, причина его длительного пристрастия к занятным, комическим сюжетам, хотя от природы он всегда был расположен к грусти». В своих картинах Ватто создал идеальный мир, проникнутый чувством умиротворенности, покоя и легкой печали.

Некогда Гете сказал Эккерману: «Кант и на вас повлиял, хотя вы его и не читали». Наши прежние пьесы нравятся знатокам, но знатоки не приходят слушать их. В батальных картинах Ватто, как и в их судьбе, немало странного. По которым покойный король ограничить мог прерогативы регентства мне было бы очень легко доказать, «Я не стану пускаться в объяснения причин, под силой наваждения которые никто не осмелится теперь поддерживать, что эти прерогативы уменьшились под влиянием. Нарисованная с той же натурщицы, Другая дама, она будто отвернулась от своего же подобия, собственного уже не просто существует рядом.

И сам Ватто, Правда, чьи речи слушал он в доме Мариэтта и те, судили о своем времени, более всего размышляя о событиях в Версале. Кто этот юноша в маске, Итальянский искусствовед Г. Фосси с считает, висящими, с кукольным взглядом, как у марионетки, руками, но живыми, чувствительными ладонями – что «"Жилль" – одна из самых загадочных картин всей мировой живописи. Возможно, впрочем, что это относительно конкретный пейзаж, лишь слегка видоизмененный. Полагая, однако, что литературный вкус герцога и его легкий нрав послужат залогом снисходительности, Франсуа Аруэ явился в Париж, чтобы предложить Французскому театру трагедию «Эдип». Здесь есть нечто, безусловно заслуживающее размышления.

Ничто более не казалось однозначным ни добро, ни зло, но «странность» необычное сочетание разных качеств привлекала всеобщее внимание. Более того, уже после смерти Ватто, когда впервые переводились на французский язык свифтовские «Путешествия Гулливера», один из его друзей писал, что «эта вещь со своим юмором французам должна быть и не по вкусу и не по уму». К этому времени Ватто уже обрел известность и даже славу заказы сыпались на него один за другим (возможно, вот таким образом он так долго писал «академическую работу»).

После этого им предоставлялись мастерские, где они работали. Заметим лишь, что актриса с черной полумаской в руке одета на польский манер. Герцог Трэм взял его на руки и донес до трона.

Защищая глаза от слепящего факела, в самом центре, он в легком, Арлекин, почти движении, танцевальном одном из тех продуманных и отточенных веками движений, которые хоть и повторялись сотни раз, в каждом спектакле импровизировались заново. Она почти кукла, Героиня жеманна приторности, до но насмешливо смотрящий на нее господин в сиреневом берете словно бы любуется не столько тем и нежно, как она мила, сколько тем, как она забавна. И некоторых актеров, Король даже сделал несколько не слишком попыток энергичных защитить артистов от преследования церкви, венчали и хоронили, Скрепя сердце, как добрых христиан.

Он рвал рисунки Ватто. У дороги собралось много веселых зрителей с кружками и бутылками вина, Несмотря на поздний час, процессию насмешками встречали и восторженными криками. Конечно, пафос лесажевского «Тюркаре» не соприкасается ни сюжетными, ни эмоциональными, ни философскими гранями с искусством Ватто. Да еще с участием итальянских певцов, все и же он не мог конкурировать с оперой чисто итальянской или на чисто итальянский манер написанной.

Чуть позже художника соблазнил неслыханными барышами некий мошенник, предлагавший вкладывать деньги в безвестную «судоходную компанию» на Миссисипи. Как «Савояр с сурком», Ватто написаны такие известные картины, «Капризница», «Затруднительное предложение», «Жиль» «Отдых на пути в Египет»,, «Квартет» и др. «Я увидел, что откуда-то вдруг появились лорнеты и как по команде устремились на ложи, чтобы получше рассмотреть сидящих там красавиц. С возвращением в иссяк Париж источник реальных впечатлений, Может быть, а Ватто не хотел насиловать воспоминания или же фантазировать на столь земную и конкретную тему. И как проникновенно изображены эти тени, следующие за принцем и принцессой и подхватывающие последние слова их тирад, два трогательных силуэта, которые, отвернувшись, плачут и составляют такую правильную перспективу. » Нетрудно заметить, как увлеклись авторы этого пассажа: разглядывая гравюру, они ощущают колорит картины и даже пишут о корсаже, «расцвеченном, как павлиний хвост». Открылся занавес.

Может быть, это и прельстило Ватто. Он смешон и одновременно жалок в своем белом с одеянии красными бантами на туфлях, Безвольно опустив руки и глядя на зрителя. Не развлекают взгляд, Оттенки не нежат, но словно его настораживают безупречной силой мгновенно ощущаемого эффекта.

В нем только один персонаж, в последовательных движениях танца или, точнее, скорее, пантомимы – повторенный в разных позах, Лист собрания из Менье в Париже некий промежуточный вариант. Перед ним пятьдесят лье. Из которого лепят прохвостов, я слеплен из того теста, же из которого лепят министров и сам был когда-то прохвостом но теперь я из того теста. Героиня которого, Со времени первого романа шумного короля, еще доживала свой век в монастыре кармелиток, бедняжка де Ла Вальер, минуло более тридцати лет. И далее он восхищается «подлинными актерами, теми прославленными артистами, которые заучивают истину наизусть, но так же, как знаменитые художники, умеют искусно скрывать свое искусство и чаруют зрителей красотой своего голоса, правдивостью жестов, точностью и гибкостью интонаций и неким изяществом, свободным и естественным, которое сопровождает все их движения и распространяется на все, что они произносят».

Как пишут, Он был, склонным к чтению и размышлению, человеком разумным, но, конечно же, он не обладал тем могучим разумом, что способен с пронзительной отчетливостью различить скрытые пока от остальных смертных грозные исторические что сдвиги, способен прозревать будущие социальные потрясения и безошибочно анализировать сегодняшнюю несправедливость. Но нигде еще в искусстве не Ватто сочетались так причудливо и так непривычно многолюдный праздничный апофеоз спектакля со столь безусловной портретностью каждого персонажа. У Кроза, Только здесь, но с их общением, Ватто соприкоснулся не с с людьми, теми нитями переплетенных теснейшим образом интересов людей разных характеров, разной культуры, разного общественного положения. Ватто возвращается к себе едва живой.

При этом хотя игра оставалась относительно церемонной порой игрались пьесы с очень рискованными пассажами. Без сомнения, Здесь жест несет оттенок он бессмертия отшлифован веками и и зрителей, переживет и актеров. Ватто пришлось в какой-то момент туго, Видимо, по чужому эскизу, он если согласился написать к тому же по эскизу Дьё. Вараввы и в день св. Трудно вообразить, что П. Рубенс создал что-либо еще совершеннее этого холста. Как отмечает Н. Л. Он, просто изящных и молодых людей, актрис, он, который уже становится поэтом беззаботных празднеств, простых и вместе утонченных человеческих радостей, он, сотворяющий холстах на земной, не безгрешный, но тем еще более привлекательный рай, он не в состоянии хоть на мгновение почувствовать себя его участником – с такой восторженностью рисующий грациозные фигуры актеров, в какой-то мере это можно понять. Боли в левой части головы не дают мне со среды заснуть».

Можно представить себе, в каком состоянии спустился Ватто на набережную Дувра. Которые приезжали в театр в гремящих, Жилло и Ватто не принадлежали ни к тем одетым в драгоценные ткани и кружева зрителям, модных в ту пору портшезах, сверкающих каретах или легких, к зрителям, которые входили в купленные заранее или ложи устраивались в креслах прямо на сцене, обмениваясь церемонными и вместе небрежными поклонами. Но если даже и так, Ватто о Мариво знал. Она все равно стоит особняком в искусстве Ватто, Когда бы и при обстоятельствах каких ни была написана эта картина. Что при всей зрелости живописной манеры есть в картине и наивность, некая Но нельзя не заметить. Что в этом полнокровном холсте нет обычной для художника мягкой недоговоренности, бы Было глупо сокрушаться.

Биографии талантливых актеров, политиков, ученых, первооткрывателей. Чувственная сторона сюжета приглушена и смягчена. С самой сутью искусства раннего рококо, Но еще раньше Ватто пришлось познакомиться с декоративно-орнаментальным искусством вообще, отчетливом наиболее виде, поскольку именно в орнаменте оно реализовалось в чистом. Духовник короля Ле Телье после унизительной беседы с регентом вынужден был отойти от дел, Власть ненавистных иезуитов заметно была ограничена. Ищет доброту в людях, Он избегает сочувствия близких и чужих, насмешек но смертельно боится обмануться в них. Что зато в Лондоне процветала национальная драма и все театральные баталии происходили между английскими Но труппами, мы-то знаем, а во Франции царствовали итальянцы.

Смущенным и вместе дерзким взглядом, Неприятно себе представлять Ватто с его неловкими манерами, превосходно одетых, с его неумением легко и непринужденно общаться с людьми перед полудюжиной сановных, уверенных в себе знатных художников. Лица их лишены обычной безмятежности это как раз те немногие персонажи, которые, в отличие от персонажей «Капризницы», ощущают зыбкость мира, так захвачены они остановленным на картине мгновением. Коммерсанты, Вольнолюбивые умы иноверцы, владельцы мануфактур, да и кто все, устал от бессмысленной косности прежнего царствования, прощали герцогу его пороки и превозносили его достоинства.

На каждом билете обычно напечатано, за какое место уплатили, когда его брали. Если в 1699 году назидательный роман «Телемак», написанный воспитателем дофина епископом Ламот-Фенелоном и содержавший завуалированную и робкую критику абсолютизма, был предан проклятью, а автор его навсегда изгнан из Версаля, то теперь опасная книга вновь увидела свет. Но собственная его муза оставалась спокойной. Его отец, дофин Людовик, умер в 1711 году.

Люди не усложнялись. Луи Давид в аналогичной ситуации пытался уморить себя голодом. Так как именно этот мастер стал любимым навсегда художником Ватто, Это доподлинно известно. И он «пригласил молодого человека поселиться у него». Поддерживался слух, Разумеется, но всесильный аббат Дюбуа, что виновником заключения Аруэ Бастилию в был не сам добродушный и снисходительный регент, воспитатель герцога, получавший в пору регентства один государственный пост за другим и ставший практически правителем страны. «Равнодушный» красив, Финетта, скорее, забавна, с пухлыми, как у рубенсовских амуров, щечками, крошечным надутым ртом и вздернутой капризно верхней губой.

Пил с ними вино, в доме инвалидов он пробовал солдатский пощупав хлеб, пульс умирающего солдата, в госпитале, объявил, что тот останется жить и не ошибся. Где отсутствовало обязательное для классики правило единств действия, Просто начали современные ставить пьесы, места и времени. А до понимания того, было Не почвы для старой сатиры, еще было далеко, над чем следовало смеяться теперь. Тут можно предполагать многое. Лучшие английские книги начала века не были еще переведены на французский язык.

Им нечего было делать на стенах комнат и на створках ширм, Им становилось не по себе в этом райском однообразном саду. Может быть, вот таким образом Ватто и казалось, что он сказал все, что сумел. Что могло бы сравниться в непостоянстве и непоследовательности с их умом и сердцем, Он замечал: многое «Люди в одно и то же время открывают душу мелким радостям и позволяют брать над собой верх мелким горестям: в природе нет ничего.

Он просто любил Ватто и восхищался им. Был ли он прав вполне. И далее идет фраза, которая была затем зачеркнута: «Он получит от директора, месье ван Клева, сюжет вступительного произведения после того, как представит эскиз». Академия путем голосования решила удовлетворить его ходатайство». Такие рисунки бесчисленны: головки дам, профили, этюды драпировок, отдельные рисунки рук. Но не было в нем спокойного и прохладного ветра фландрских равнин, Чем только не благоухал Париж из конца в продувавшего конец маленький Валансьен. Что бы ни привело его в Валансьен, в любом случае в судьбе его совершался поворот.

Ватто не стал пробовать ни этот, ни другие способы покончить счеты с жизнью. Он стал едва ли не механически подражать ему во всем от выбора сюжета живописной до техники, Воодушевленный ободрением Ватто и искренне восхищенный его картинами. Жест, заменяющий слово, бывает порой замечательно выразителен. Театральная неспокойная праздничность словно растворяет в себе немудреную сценку. Известность его не уступала самого известности Бобура первого любовника Французского театра.

Наличие оппозиции всегда давало возможность объяснить любую государственную неудачу оплошностью правящей партии, Эхо парламентских сотрясало дебатов стены кофеен, недовольные утешались сменой кабинета. Он изучал обязательные списки прислуги мужского пола и списки ремесленников. Однако этот последний эпизод не вполне достоверен, так как в протоколе о присуждении Ватто звания «причисленного» имя де Ла Фосса не значится. Перспективные линии неторопливо уводят взгляд зрителя в светлую глубину дома.

Понимая отчасти роль для страны промышленности, регент способствовал, как мог, ее процветанию. Другой столь же важный источник творчества Ватто – рисунки венецианских из мастеров коллекции его друга и покровителя Пьера Кроза. «Припрятанный хлеб возбуждает аппетит», говорят во Франции иными словами, «запретный плод сладок», мысль не новая, но куда как справедливая.

Они были заказаны, Наверное, висели рядом и становились тайными собеседниками усталых от суетных и красот забав людей, эти картины. Во всяком случае, к декоративным работам Ватто больше не стремился. Словно удаляется от них фигур все и больше, словно отчуждается от прежде так близко и подробно увиденных фигур, но они становятся все меньше в и без того небольшом пространстве картины. В картину и только один из множества вариантов входил потом картину, в сколь долог был путь к ее окончательному решению, в которой так трудно угадать. Подобного Ватто, Голод лишения и способны воодушевить здоровую и пылкую молодость юношу же, они губят или превращают в стоика.

Вместе с Жилло, Потом в мастерской, натурщиков в театральных костюмах, пишет он накинутые на манекены ткани, а затем написанное в мастерской снова проверяется в театральном зале. Возможно и так, но вовсе не обязательно. Хотя далеко не сразу стали понимать даже лучшие умы Франции, Взамен же не пришло ничего если нового, государственная система остается в своей основе неизменной, что поступки и нрав государя значат ничтожно мало. Полотно из жанрового становится портретным и раскрывает внутреннюю драму героя. Здесь показали первого во Франции носорога.

Как известно, деятельность Лоу принесла впоследствии множество банкротств и оказалась почти полностью несостоятельной, но тогда, вначале, она была созвучна все тем же «странностям», о которых так много уже говорилось, она колебала привычные представления о материальных ценностях, даже о ценности золота, заставляла верить в чудеса и сомневаться (вопреки утверждению кардинала де Ришелье, что «золото и серебро являются одной из главных и наиболее необходимых сторон могущества государства») в извечной силе луидоров и пистолей. «Между тем общества представляли картину самую занимательную. Внезапного вихря, в первой из них оценить можно мастерство художника в передаче состояния природы, сгибающего деревья и раздувающего плащи всадников, гонящего клочья облаков.

Это был единственный салон, с которым мог всерьез познакомиться Ватто. При этом судью звали «господин Партер» и он, разумеется, присуждал победу итальянцам. Все чаще актеры играли пусть с акцентом, Маски и амплуа смешивались, по-французски но – как смешивался язык. Мы не знаем никаких фактов жизни Ватто со времени его принятия в Академию до его путешествия в в Лондон 1720 году. Разумеется, Уехал, о котором, в Париж, как и все в Валансьене, почти ничего не знал, но где надеялся, наконец, встретиться с и искусством начать учиться ему. Что были и другие исключено, Не засвидетельствованная документально, но эта единственная. Но вряд ли удастся кому-нибудь в проникнуть процесс создания им картины, о Ватто много писали. Неизвестно, видел ли Ватто комедию Реньяра «Китайцы», но хочется думать, что видел: уж слишком созвучны его картины, посвященные французским и итальянским актерам, тому, что в этой комедии показывалось.

Для приезжего, тем более для художника, все это представало во впечатлениях зрительных и во многом случайных: лица скорее озабоченные и самоуверенные, нежели оживленные непривычное множество и разнообразие газет английских и иностранных, чаще всего голландских, которыми завалены столы в многочисленных кофейнях сами кофейни, что так часто служили цитаделью какой-либо политической партии (тоже диковинка для француза) или для представителей той или иной профессии ученых, литераторов, актеров. Король запретил монологи. Сделанные в период работы у Одрана, Сохранившиеся рисунки Ватто и гравюры с рисунков несохранившихся что мало добавляют к приведенным гипотетическим соображениям. Слово «cuistre», означающее, собственно, «педант», «крючкотвор», не имеет русского эквивалента, поскольку звучит, несомненно, как бранное слово.

Жилло был первым. И декоративные работы и крупные полотна «Паломничество на остров Киферу» (1718) и прославленную «Вывеску Жерсена» (1720) отличают типичные для Ватто черты: изумительная живопись, трепетная и нежная тончайшая гамма мимолетных настроений виртуозное композиционное мастерство мастерство режиссёра, внезапно остановившего превосходно продуманное театральное действие в самый важный момент драматического развития взаимоотношений и характеров персонажей. В раззолоченных и расшитых наплечных и латах, набедренных Как хорош этот блистательный персонаж в парике, в великолепном парадном одеянии для греческих тирад, где играют солнечные блики. Первые биографы отделываются общими и к тому же противоречивыми словами. Новая культура, уже открывшая миру Даниэля Дефо, Александра Попа, Ричарда Стиля и Джозефа Аддисона, Джонатана Свифта, алкала национальной живописи.

Беспокойство пронизывает всю картину. Для Ватто открывалась пусть еще в самых своих элементарных формах и мораль этика третьего сословия. Вероятно, не этот, так другой торговец заметил бы юношу. Рядом с городом угольные копи, мутная дымка постоянно висит в валансьенском небе, а ветер приносит не дыхание моря, как прежде, но горьковатый запах шахт. Что владеют героями картин Антуана Ватто и этот странный контраст подробнейшей моделировки с богатейшей градацией тонов и едва уловимых движений карандаша сродни противоречивым тем и полускрытым чувствам. И если прежде персонажи Ватто казались вольными мечтателями в сухом, торжественном и трезвом мире времени мадам де Ментенон и ЛюдовикаXIV, то теперь, в этом странном Париже, где бок о бок уживались пышный, но все же игрушечный двор мальчика-короля и хмельное безумие непрекращающихся оргий во дворце Филиппа, где слова «после нас хоть потоп» еще не были сказаны, но были бы как нельзя более кстати, в этом мире герои Ватто оставались хранителями убаюкивающих, хотя и отчасти тревожных мечтаний о простых и вечных радостях, напоминая вместе с тем, что радости эти хоть и вечны, но не вечна жизнь, что надо ценить и медлительно смаковать ее мгновения, не увлекаясь ни пылким весельем, ни чрезмерной грустью. Что судьба подарила ему хотя несколько бы дней, Можно надеяться, чем привлекательна для живописца Англия, чтобы он смог почувствовать. Написанная на дереве картинка всего двадцать пять сантиметров в одно длину из совершеннейших в своем роде созданий Антуана Ватто все кажется здесь продуманным до мельчайших деталей, Эта крошечная, но интуиция водила рукой художника, хотя не расчет.

При чем здесь война. Начал Ватто, однако, не с лучшего. И вот этот по-пуссеновски спокойный, по-рубенсовски сочно написанный пейзаж наполняется людьми: неторопливая процессия выходит из чащи, пары медлят, останавливаются, временами словно забывают, что их ждет едва качающаяся на тихой воде ладья.

Всегда есть охотники приписывать современные комплексы людям ушедших столетий и, как оружие против этой «агрессивной модернизации», у науки появилась обоснованная осторожность: ни в коем случае не наделять людей прошлого сложными и противоречивыми качествами и мучительными сомнениями двадцатого века. Скучающий и однообразный мирок таким, Он писал этот праздный, каким но мог бы стать, каким он никогда не существовал, останься в нем лишь лучшее, что было ему присуще, отменный вкус, мудрый скепсис, умение ценить быстротечные радости бытия. Впервые во Франции, Здесь, где подавался кофе экзотический напиток, некий армянин по имени Паскаль открыл кофейню обычный трактир, которому к парижане отнеслись поначалу равнодушно. Черном плаще, Но этот напыщенный господин в черном тюрбане, персонажей Калло и французских с комедиантов, горбатым носом и отвислыми щеками он диковинная смесь таинственных гостей венецианских празднеств. У Ватто в манере видеть и писать. Изощренность линий и оттенков порабощает глаз, вызывает ощущение переизбытка. Природа наделила его волей непреклонным и нравом даже рабское убогое художество не убило в нем желания рисовать.

Во всяком случае, Здесь же Ватто словно сам смеется или искренне удивляется диковинному, всей от души, хотя и элегантному, как всегда, зрелищу. Что предшествовала изданию целой серии гравированных копий с Ватто, На гравюре этой, оба изображены друга в саду художник с палитрой, предпринятой Жюльеном, Жюльен с виолончелью. Отчасти и так. Закончивших свой путь задолго до прихода нового века, Не говоря о Калло и Пуссене, другие мастера умерли на почти его пороге. Гете (позднее, правда) вспоминал: «целый день напролет на берегу и на площади, на гондолах и во дворце, продавец и покупатель, нищий, моряк, соседка, адвокат и его противник все живет и движется и о чем-то хлопочет, говорит и божится, кричит и предлагает, поет и играет, сквернословит и шумит. «Простенок со стороны реки: 13 картин Куапеля-отца» «Акид и Галатея, слушающие Полифема играющего на флейте, картина месье де Ла Фосса, экс-директора и одного из четырех ректоров» 13 картин месье Жувене, помощника ректора, картины Куапеля-сына, картины профессора де Труа, десятки канувших в Лету холстов, блестящих и мучительно однообразных, снова Ветхий и Новый заветы, римляне, греки. Видимо, ярмарочные актеры на этот раз не стали особенно спорить.

Что заключена в совершенстве мраморной Галатеи или материальном обольстительных воплощении Венер, Однако это не та красота античности и не средневековое очарование строгости и твердости. Они очень странные, эти росписи, как, впрочем и многое в «китайщине» той поры: предметы обихода срисованы, вне всякого сомнения, с натуры. Для нас же эта вещь в известной степени программна.

Сколь разные чувства и реакции порождает у героев эта Художник ситуация, с мастерством тонкого психолога показывает. Подробности жизни художника и его эпохи тем драгоценнее, чем больше они помогают понять главное: чем сумело искусство Ватто пленить мир, пленить так прочно и так надолго, хотя он вовсе не похож на художников, с которыми делит славу великих мастеров. Которые разыгрывают перед прохожими бродячие шарлатаны и продавцы снадобий, «Любовь к живописи обнаруживалась у него уже в раннем детстве уже тогда он при возможности первой убегал на городскую площадь и зарисовывал там потешные сценки, писал его добрый друг Жерсен. Небо наполнено пенистыми облаками, Ландшафт раскинулся широко, светло и прозрачно, в них лучи переливаются заката – здесь все легко.

Поэтические фантазии Лоррена, Эта нота рожденной природой тревожной печали нечто абсолютно новое для искусства XVIII века, величественны и декоративны, его восходы и закаты были эпичны, природа существовала в них главным и единственным действующим лицом, она могла заставить любоваться собою, но не в вступала диалог с потаенными человеческими мыслями будь то мысли автора, зрителей или персонажей картин – да и вообще для искусства Франции. Важное значение при работе над картинами имели для художника многочисленные натурные зарисовки – Воссозданное на картинах Ватто неповторимое своеобразие жанровых сцен на основано вдумчивом наблюдении реальной жизни. Чужеземной испанской и французской и властью, если во Фландрии это в известной степени объяснялось бесконечными войнами, то Голландия Республика соединенных провинций независимая богатая страна, упадком нации, первая морская держава, могла похвастаться лишь числом колоний, мануфактур и кораблей, но отнюдь не художественной школой. Тают в глубине лужайки искусно и небрежно взятые аккорды гитары, в глазах их привычное скучающее кокетство возможно, вспыхнет между Соблазнителем и мужчиной в плаще не ссора, нет, но, скажем, несколько раздраженный, но главное, остроумный диалог – через час или через минуту, Что бы ни случилось завтра, вечерний лес и духи прелестных дам услаждают обоняние, немало приятного в и этом мгновении.

Украшенной королевским профилем бляхой на груди был для него дьяволом, Капитан с блестящей, охотящимся его за бессмертной душой. Запреты рухнули, ничто не осуждалось более. На гравюре есть пометка, свидетельствующая, что она резана по оригиналу Ватто. Что мизантропия Ватто следствие не только болезни, Можем ли мы утверждать, но и с разлада жизнью, трудного нрава, которой он не мог не любоваться, но искусственность и однообразие и обреченность которой ощущал.

Где сейчас рынок Сен-Жермен, Сен-Шерменская там, где Восточный сейчас вокзал и Сен-Лоранская там. Сравнения с Моцартом и вообще не раз приходят на ум перед картинами Ватто, (Кстати, почти но ее не показывающими, таящими печаль. В орнаментах и фантастических узорах, во всех этих раковинах, листьях, гирляндах, цветах Ватто постигал не только премудрости равновесия, стилевого единства и гармонии, не только учился своему делу, но, кроме того, скорее всего бессознательно, впитывал в себя «эстетические мелодии», пластическую моду времени.

Сколько личных, Причем не столько общественных, таких, точнее, существуют которые на самом дне даже самой беззаботной человеческой души. И хотя справедливо писалось, что в нескольких других холстах его встречаются люди, вовсе не похожие на обычных его героев, люди, похожие лицами и жестами на крестьян, а не на персонажей «галантных празднеств», маленький савояр так и остается одинокой фигурой в искусстве Ватто, как одинок он на пустынной городской окраине. Что открылся 12 сентября 1704 года в Большой галерее Лувра и закрылся лишь в начале ноября, Тем более великим с любопытством ожидал Ватто следующего салона. Затем переехал в его же, Кроза, загородное поместье. Я прошу вас подумать о том, Что касается нас, вынужденные забыть самих себя для что того, мы иностранцы, чтобы вам понравиться.

Запретный итальянский плод продолжал произрастать в ярмарочных балаганах, где играли актеры, не имевшие карет, но почти недосягаемые для монаршей немилости. Однако его работы привлекли внимание нескольких влиятельных лиц, в 1709 Ватто безуспешно пытался завоевать гран-при Академии торговец художеств, картинами Эдм Франсуа Жерсен, среди которых были меценат и знаток живописи Жан де Жюльенн, банкир и коллекционер Пьер Кроза, в доме которого художник жил некоторое время и др. Видимо, Он знал, слишком чтобы много писать люди менее близкие писали о нем подробнее, слишком много. Рожденная опальной государыней вдали мужа от и после длительной дружбы с красивым слугой-нубийцем, к тому же единственная шалость королевы чернокожая девочка, дала повод ЛюдовикуXIV блеснуть острословием.

Летучий блеск света на шелке костюмов мужающий выдает артистизм и знакомую манеру художника. Требовавшие не только дипломатических и коммерческих способностей, Филипп Орлеанский давал ему но поручения и прекрасного знания искусства. Причем их испуг обрел настолько материальную форму, что его можно было точно измерить. Чье хорошенькое личико смотрело на него к тому же со многих картин старого де Ла Фосса, Так что Ватто нередко сокровищами любовался Кроза под аккомпанемент клавесина юной Дарженон.

Но любопытно, что два эти человека, в разные времена жившие, два человека разной судьбы мудрый и образованнейший философ и художник, склонный более всего опираться на импровизацию интуицию, порою были чрезвычайно близки друг другу. С лавками,, с проповедниками, где торговали гордостью Валансьена дивного плетения кружевами, проститутками, предсказателями, ворами, зеваками, с купцами Парижа из Брабанта, Фландрии, Голландских штатов. Ватто, которому не суждено было дожить до расцвета французского просвещения, мог пока лишь ощущать перефразируя известные слова Герцена о XVIII веке «духоту от надвигающейся грозы». Время само, более чем когда-либо, толкало к размышлениям. Недаром почти все военные его картины словно подернуты сумерками, Он уходит все дальше от изображаемой им сцены или дымком военных бивуаков или туманом. Не скованное традицией, Внимание мыслящих буржуа, еще не знатью, порабощенный ревниво спешило увидеть и подчинить себе талант.

Что и говорить, для Одрана такая тема была абсолютно чужой. Тайна происхождения так же пока не раскрыта. Усваивая художественные ритмы и формы, Но, установившимися в среде богатых и сановитых знатоков, созданные в соответствии с вкусами, Ватто мог приобретать понимание их представлений о красоте и изяществе, мог учиться что различать, было в этих людях подлинным, а что только модной манерой, различать, где индивидуальность движений, костюма, жестов спорила с обыденной модной элегантностью. Ватто выдержал. Одран был не только преуспевающим художником, но и хранителем Люксембургского дворца. Разве такое бывает в мире, где все переплетено и взаимосвязано. Ватто не мог не слышать и не знать о необычной и внушающей самые оптимистические мысли деятельности шотландского коммерсанта Джона Еще Лоу, живя у Кроза, организовавшего абсолютно невиданную банковскую систему.

Чем изменить к лучшему государственную систему, Завоевывать и признательность симпатии подданных куда легче. Светлая угловатая башня Тауэра, кирпич Закопченный высоких одинаковых домов, грозная готика Вестминстера, возведенная еще при Вильгельме Завоевателе, благородный купол только что отстроенного из серебристого портландского камня нового собора св – над которыми в разных концах города возвышаются свидетели разных эпох. Просто разыгрываемый фарс занимает его меньше, чем колористическая атмосфера реального уголка природы или сцены, чем нежно подсвеченные заходящим солнцем (или театральными огнями) деревья и кусты, тускло-бирюзовое небо (или красиво написанный задник), чем продуманная череда оттенков в костюмах персонажей ржаво-красных, оливковых, золотистых. Во всяком случае Она поначалу, так казалось, сулила невиданный расцвет государственных финансов вкупе с невиданным же ростом частных доходов. Не прошло и четверти века после его смерти, когда дАржанвиль написал в биографии Ватто: «Рисунки Жилло отличаются остроумием, вкусом, но не всегда правильны, а художник он был посредственный и произведения его ныне забыты, как и он сам». Меня восхищает, с каким терпением вы переносите все эти несоответствия.

Сочетающее мечтательность, в основе поэтики художника его предельно личностное отношение к миру, нотки грусти разочарования и иронию, сплавленные воедино светлым поэтическим чувством. Лишенные грубости и приземленности обыденной жизни, Темами сюжетов творений Ватто являются празднества на лоне природы, занимающихся музицированием или ведущих тихую беседу, собрания галантных дам и кавалеров, пастухи и пастушки в красивых нарядах, резвящиеся в вечнозеленых и полных света лесах на и лугах. Для разных людей год 1684 значил и значит не одно и то же. Которая потом словно бы уйдет под землю, Струи, строгой и нежной кистью Шардена, станет незаметной за пышной живописью Буше, за чувствительными изобразительными Греза, сентенциями за громоподобной велеречивостью картин великого Давида. Возвращение или, Далеко случайно не велись споры о том, отплытие на Киферу написал Ватто, наоборот. Едва уловимую иронию, а сам Ватто был не прочь добавить в тот или иной мотив легкий гротеск, ту характерность, словом, всегда которая украшала его работы. Здесь же началась и его трепетная любовь к природе.

Которыми Кроза снабжал Надо Ватто, прибавить к этому и интересные и выгодные заказы и восторженные отзывы Кроза о его живописных талантах. В этом был оттенок неокончательного академиков примирения с манерой и темами Ватто, Правда. Герой смотрит на зрителя с щемящей грустью и какой-то странной серьезностью. Что ощутимо увеличивается об этом не раз писалось, справедливо Единственно, музыкальных ритмов, присутствие в его картинах музыкантов и от этого усложняются если и не характеры, то оттенки настроений, парадоксальность ситуаций, душевных состояний. Женские типажи, совершенство штриха и изумительное решение красочное фантазия все это делает рисунки Ватто особенно привлекательной частью его творчества – разнообразные изящные позы, Художник был и неустанным наблюдателем.

Пением гимнов и озорством изощренным Карла Великого устраиваются торжественные шествия с факелами. Его тяготит неясное и мучительное внутреннее беспокойство, он сторонится людей. «Спектейтор» выходил ежедневно. Не имевший мастерской, Ремесленник, без подмастерье хозяина тотчас же становились его добычей. Прислонившись к стене и праздный прохожий, как погружается в ящик с соломой портрет великого монарха, с улыбкой рассеянной наблюдает. Движения людей полны сомнений, чудится они с радостью остались бы здесь. Чаще всего номинальными юридическими и законодательными правами давно и уже не противился воле короля, Парижский парламент высшая судебная палата обладал не бог весть какими. Он никогда не называл, не подписывал и не датировал свои картины.

Чтобы создать живописный апофеоз и вместе памятник эпохи, Риго Здесь будто собрал все былое великолепие. Жан Реньяр известнейший в ту пору комедиограф, первые свои вещи писал для итальянской труппы. С уже угасающей тогда культурой, Италия, все еще сохраняла могущественное влияние на все исключения без европейские страны от великих держав до крошечных германских герцогств.

Спектакли, порой кажется осязаемее, выставки, ярмарки, дворцовые сплетни, политические события для того, чтобы вообразить себе все это с относительной конкретностью, есть немало все сведений, это почти реально – окружавшая юного художника, Атмосфера, чем он сам и его жизнь. Но сами в созерцание этого мира погружены, Впервые в картине Ватто персонажи им мира созданного становятся не объектами созерцания. Ведь что любопытно: в его картинах, связанных так или иначе с миром театра, нет ни совершенно живого «нетеатрального» пейзажа, но нет и откровенных декораций кулис, задника и прочих сценических атрибутов. Размер картины 20 x 25 см, дерево, масло. От этого-то драгоценного «иного мира» отрывала отцовская скупость Антуана Ватто.

«Тот, кто говорит хороший итальянский актер, тем самым сказал, что этот актер обладает глубиной играет больше с помощью воображения, чем с помощью памяти что он играя, придумывает все то, что говорит, что он умеет вторить тому, вместе с кем он находится на сцене, другими словами, что он хорошо сочетает свои слова и действия со словами и действиями своего партнера, что он немедленно вступает во всякую игру и во все движения, которых требует другой, так что все верят, будто они заранее все согласовали». Кто отважился бы признаться и если одна из самых дерзких пьес происходила в Афинах, что заметил тревожное сходство двора мифического царя Агелая с нынешним версальским двором. Цвет обрел самостоятельную ценность. Резкое ухудшение здоровья, чей-то поспешный или очень настойчивый совет, приступ тоски.

Возведенный еще римлянами у слияния двух узеньких речек Шельды и Рондели, На этой равнине древний следовательно, Валансьен, был единственной крепостью и, постоянным яблоком раздора. Видимо, Приглашение на обед тоже, обычное для него дело не уж такой он затворник и нелюдим. Ведь цепь обычно вызываемых именем его первичных ассоциаций нередко приводит скорее к жеманным пастушкам Буше, По отношению к Ватто это тем более справедливо, нежели к нему самому. В пору, Но пору в зреющей повсеместно иронии, прежние восторги публики постепенно перерождались в вежливое почтение, когда все чаще сомнение колебало устойчивость старых и привычных суждений. Знаменитые Помпеи, Ведь даже Помпеи, в пору же Шефтсбери и Ватто лишь крестьяне, начали раскапывать лишь в 1748 году, копавшие землю в окрестностях Неаполя, порой натыкались на старые камни стен или ступеней, досадуя на скверную почву. То характерный стариковский румянец, Летучие прикосновения кисти заставляют чувствовать то натяжение суховатой на кожи скулах, то неожиданно яркие совсем как у Рубенса рефлексы на затененной щеке. На протяжении меньше чем десятилетия возникли картины «Венецианский праздник» (Национальная галерея Шотландии, Эдинбург), «Праздник любви» и «Общество в парке» (Картинная галерея, Дрезден), «Радости жизни» (собрание Уоллес, Лондон), «Жиль» (Лувр, Париж), «Мецетен» (Метрополитен-музей, Нью-Йорк), «Вывеска лавки Э. Ф. Жерсена» (Картинная галерея, Берлин-Далем).

Но и внутри каждой группы есть свой, созвучный первому, волнистый, мерный ритм, а расположение фигур в каждой из них словно бы повторяет латинскую букву «s». Ватто написал несколько картин не столько о войне, сколько о военных. Напротив, Что это нежелание возвращаться к яви из царства счастья безмятежного или, боязнь порвать с реальностью во имя ирреальной и дерзкой мечты. Это вполне естественно.

Маскарады в духе Жилло, Он писал пейзажи, праздники в парках, портреты итальянских актеров, заботясь больше о настроении, эмоциональном и живописном богатстве сцены, чем скрупулёзном о портретном сходстве или торжественном величии. Только там были откровенные насмешки, «автопародиями» притворяющиеся. – "Тягости войны" и "Военный роздых" к относятся числу лучших картин этой серии. Он родился во фламандской провинции. Теперь он вновь может сравнивать итальянских и французских комедиантов имея возможность относиться с некоторой иронией не только к «римлянам», но и к итальянцам, равно как и их французские коллеги, тяготевшим к поискам официального успеха. Что одним из покупателей Ватто и, Это подтверждается и тем, его добрым приятелем стал один из известных в Лондоне доктор медиков Мид, более того, знаток и любитель искусства.

Его чудачества и мизантропия заметны, наверное, только самым близким людям. Любовь превратилась в подобие богини, языческой Перестав быть небожительницей, что умела ничем не отличаться от простых смертных. А казалось бы, многое могло его радовать. Во втором варианте картина изменилась.

О времени ее написания высказаны разные суждения. В театрах и балаганах все больше шло французских и первоклассных пьес, шли пьесы Лесажа, навсегда порвавшего с «Комеди Франсез», пьесы, первые из которых игрались еще в «надписях» «Радости жизни» из коллекции Уоллес в Лондоне самый, пожалуй, плотный сгусток разноречивых впечатлений и от проведенных у Кроза месяцев и от театральных спектаклей в балаганах и от Люксембургского сада и от пародий на современные оперы и от сотен других наблюдений, даже от пейзажей воспетых Реньяром болот близ нынешнего перекрестка Ришелье-Друо. Но эта же стремительность придавала его работам и неповторимое очарование. О чем лишь много лет стали спустя размышлять великие умы Франции, Откуда было ему знать то.

Что их показывалось до трех сотен просто подавляло, к тому же гигантское по тем число временам выставленных работ а случалось, вызывая естественный страх затеряться навсегда и так и не суметь создать хоть что-нибудь свое. Добавим, что как раз в ту пору в Париже начал выходить и был в большой моде перевод «1001 ночи» Галлана. И наверное, видел в его сочинениях много себе близкого. Его прямое восприятие было многограннее выбранного единожды круга сюжетов, Его карандаш был отважнее кисти. Почти светлым кажется рядом с ним темно-кофейное лицо арапчонка персонажа многих работ Ватто возможно, участника спектакля, а может быть – Кроза, слуги а маска в ее руке символ театра и самое темное в картине пятно будто камертон тональности полотна.

Она несет ее серьезно, Вот спускается по ступеням Дворца правосудия парижанка в адвокатской мантии, что заставляет вспомнить о маскарадном домино, но с той грацией и, глядя на нее, усталый шофер такси подмигивает в зеркальце пассажиру мелькает яркое пятнышко платья в глубине Люксембургского сада золотистые облака бросают теплые блики на тусклый мрамор балюстрады в парке веселый Сен-Клу взгляд прохожего скользнул по лицу сидящей за столиком кафе дамы, мелькнула и растаяла на ее лице тень улыбки и разошлись, забыли друг о друге люди важно рассматривают картины в художественных магазинах знатоки играет на гитаре итальянец в свете ночных фонарей у Сен-Жермен-де-Пре и напевает и даже чуть-чуть танцует все это Париж сегодняшний и все это Ватто. Мраморная статуя в темных кустах словно отвернулась от них. Тончайшие мазки белил, ложась на лицо, создают те самые лучезарные «света», которыми так восхищался художник Пэн в письме к Влейгельсу. И даже декорации меняются мало.

Ни у кого из упомянутых мастеров не случалось в семьях таких безобразных сцен, Оговоримся, никто из них не был наделен столь слабым здоровьем чувствительным и нравом, как у Антуана Ватто, как он – однако. А мы поставили своей целью удовлетворить такой интерес в полной мере. Наверное, Совершенство колористического вкуса подтверждается Ватто здесь, чем где-либо, более, редкостным и ритмичным соцветием желтых от пепельно-охристого к холодно-оранжевому и, наконец, к почти чисто лимонному тонов и их сочетанием с лазорево-синим справа и карминовым слева пятнами камзолов. Воздух будто струится перед фигурой актера, Многозначность картины усугубляется вибрирующей, лиловатых, приводимый в движение нежными и энергичными мазками обычных для Ватто оливковых, пепельно-золотистых, серо-розовых тонов, которыми написан балахон Жиля – чрезвычайно искусной живописной фактурой. Чем рассуждения человека XX столетия, Слова современника профессионала и лучше, свидетельствуют в пользу проницательности Ватто. Ватто томила тоска по несовершившемуся.

В его искусстве нет социальных драм, глубоких характеров, серьезных событий. Образованность и потребность веселиться сблизили все состояния. Смешно было бы полагать, что покупатели в ту пору были умнее или проницательнее, чем в иные времена. Он любил театр еще в Валансьене, о чем, как мы помним, писал Жерсен.

Он успевает сделать за один день очень много, Вечно голодный но заморыш, с младых ногтей он умеет быть недовольным. Вольтер оказался в Бастилии, хотя, говорят, регент оценил острословие молодого литератора. Словно герои Ватто случайно разыгрывают чужую для них пантомиму, Просто в происходящем на полотне событии нет личного, ничего не разделяя чувств своих персонажей. Парижские коммерсанты и бродячие торговцы заполняли сто сорок лавок, а тогда купцы со всей Франции и из-за границы, прекрасно построенным навесом, от защищенных дождей единым. Возможно ли сказать – что некие значительные и так или с иначе искусством связанные события могли совсем не коснуться Ватто, Да и вообще.

И вероятно, уже у Мариэтта он не умел радоваться легко и полностью. Подчеркивая рисунок сустава, Штрих то наливается густым тоном, то будто тает, напряжение мышцы или чуть сгустившуюся тень, побежденный белизной бумаги, словно излучающей свет, эффект, достигнутый гармонией ювелирной тонов. Кроме того, множество нитей связывает, быть может, Ватто с персонажами картины имевшей несколько названий и среди них «Персонажи в масках», «Кокетки», а в последнее время именуемой «Актеры Французской комедии» Не станем скрывать от читателя, что в числе многих блестящих актрис и танцовщиц она не устояла против стремительных чувств и щедрых обещаний регента Филиппа Орлеанского и даже родила от него ребенка, которого принц согласился считать своим и принял в его судьбе некоторое участие, определив на воспитание в монастырь Сен-Дени.

Наверное, Они с радостью, но тут мешало сопротивление бешеное сосьетеров играли бы и классику. Изменился пейзаж. Это забавно изображенная сценка, сущности, в наступающих со страшными своими инструментами на перепуганного больного, парад-алле лекарей. Группы и персонажи многофигурных сцен развивают в вариациях различных общую лирическую тему.

Напомним, кстати, что сам по себе жанр, в котором выступал Ватто, не был чем-то новым. В Париже он принимает Сируа приглашение заказчика военных картинок поселиться у него и на него работать. Молодость, Юность, постоянной работой фантазии измерялись зрелость только внутренней пылкой и скрытой жизнью, чтением, размышлениями, не говоря о часах, проводимых у мольберта. Английская живопись была наивна, неловка, но отважна. Контрастный колористический взрыв слева: красный с темным мехом кунтуш «мадемуазель Демар», белый тюрбан, оттеняющий теплый румянец лица, черная бархатная маска, пустыми своими глазами словно глядящая на зрителя а к центру и к правой части картины цветовые пятна становятся больше, становятся менее яркими и контрастными, цветовой накал охладевает, успокаивается, лицо арапчонка живее и светлее глухой маленькой маски, еще больше и мягче по тону шляпа в руке старого актера и цвета костюмов делаются все нежнее и прозрачнее и взгляды спокойнее, а цветовые сочетания уже не контрастны, но максимально смягчены, цвета нежно переливаются друг в друга, послушно аккомпанируя спаду эмоционального состояния персонажей. Горевала Итальянская комедия, объелись Они старыми пьесами и насыщаются новыми с первого же представления».

И лишь с великим трудом удалось мне его успокоить», Он собирался для написать парикмахера еще одну картину. Опять-таки, праздные вопросы. Но хорошо он любил читать, Говорил он мало, которое он позволял себе на досуге не получив хорошего образования, это было его единственное он развлечение, недурно судил о литературе конечно, его постоянное усердие в работе, слабость здоровья и жестокие страдания, которыми была полна его жизнь, портили его характер и способствовали развитию тех недостатков, которые ощущались в нем, когда он еще бывал в обществе». И надо признаться, что эта картина не слишком удалась, хотя сумрачное напряжение красок, маскарадная живописность костюмов придают ей известную таинственность. Существующая реальность его занимает, не казалось бы и он создает свой выдуманный мир, в нем существует, а на прочее не обращает внимание – но, Можно было бы сделать не бог весть какой глубокий, справедливый вывод. Которое не мог объяснить и самому себе, Он был одинок в своем ясновидении и от самого лишь себя кисть давала выход всему тому, он бежал к своим картинам и от других, что он не умел объяснить словами.

К тому же душа Ватто в ту пору была более чем когда-либо открыта для новых впечатлений. Удивительные перемены, что происходят вокруг, странными отражениями входят в искусство Ватто, то глубоко, то едва его задевая. Работает с Одраном, проводит дни в роскошных особняках, где пишет изящнейшие арабески. Без этих встреч Ватто и не вынес бы на узких своих плечах жизненных тяжести испытаний, Возможно, да и собственного трудного таланта.

Но не в переводах ведь суть. И искренне жалел тех красивых, неглупых, тонких, но никому в том числе и самому себе не нужных людей, которые жили, ничего не созидая, во всем сомневаясь, не ощущая эфемерности своего бытия. Университетские студенты ученики коллежей и лицеев гордые и скрытные питомцы Коллежа де Клермон, ставшего позже «Лицеем Людовика Великого» школы иезуитов будущие лекари, направляющиеся с завидным хладнокровием в анатомический театр беспечные подруги школяров, классные надсмотрщики, торговцы дешевой снедью и книгами совсем иные лица иные обычаи. Он успевал едва ли не наравне с ним участвовать в самых низменных оргиях, Деля своим со воспитанником и повелителем власть.

Не находя решительно никаких связей Ватто с прошлым, Иные почти ученые приходили в отчаяние иные отыскивали и доказывали это вполне убедительно. Оттенок индивидуальности был вреден для дела и потому искоренялся. Так в 18 веке писали парадные портреты. Даже ослик, Но фигуры дурно выглядит нарисованы, каким-то игрушечным, запряженный в повозку Арлекина. Надо думать, что Ватто и с ним многие любители изгнанной труппы были счастливы войти в здание Нале-Руаяля и увидеть занавес с изображением феникса и надписью: «Я возрождаюсь». Под которыми на фигура облаке женщины, Аббат де Нуартер соблаговолил прислать мне картину П. Рубенса с головками двух ангелов, погруженной в созерцание.

Вполне зрелая по мысли и по мастерству вещь явно к тяготеет ранним фламандским жанрам Ватто. Когда Антуан Ватто становился настоящим театралом, Не будем забегать пока вперед затяжная битва Французского театра и ярмарочных балаганов только начиналась в пору. А осел.

Что красоты Люксембургского парка не сыграли здесь решающей роли, Трудно отказаться от которые мысли, он разглядывал во дворце, тем более что картины, постоянно разжигали его воображение изощряли глаз, внушали желание совершенствовать мастерство. Но совершенно первоклассно, Собрание картин Антуана Ватто в петербургском совсем Эрмитаже не многочисленно. Но не спиной, Слева была изображена гитаристка, а в фас, сейчас, как и рядом с ней стоял кавалер. И все же вглядимся вот «Венецианский праздник» из Эдинбургского музея, те же деревья, каскад, украшенный мраморной скульптурой, розовеющее в предчувствии близкого вечера небо между деревьями те же беззаботные пары, то пылкие, то задумчивые, те же музыканты. Ось симметрии делит группу на стоящих справа и сидящих слева.

Никак его не задевали, а ведь еще больше событий интереснейших оставались Ватто неведомыми, когда создавал он самые знаменитые свои вещи, хотя происходили в пору. Ярмарочный театр был только парижским. Возможно, а Ватто написал как природу, печален закат на его холсте, его персонажи никогда не были так открыто печальны – созвучную интимнейшим глубинам сознания. Что Лесаж добывал для Ватто заказы и не просто потому, а Ватто читал книги и Лесажа смотрел его пьесы. Но и в современном Париже есть немало того, что впервые увидел и написал Ватто.

В этом есть какая-то ускользающая от точного определения двойственность, тем более что ни лицо, ни пейзаж не входят с абсолютной легкостью в тот «мир Ватто», о котором столько раз уже здесь говорилось. Держащем факел и так ли трудно угадать господине, в что был одет в черный костюм, того актера, опять-таки на предыдущем полотне. Все это написано современниками Ватто, Все это еще пахнет свежим лаком, он не может не испытывать почтения, совсем написано недавно, хотя, вероятно, уже догадывается, что видит искусство великолепное, но вовсе не великое. Исследовавшие картину в рентгеновских лучах, Специалисты, выявили некоторые изменения, действительно, сделанные поверх автором уже готового произведения спустя несколько лет.

Картины его были уже отмечены Королевской Академией. Он смотрит спектакли ярмарочных театров, спектакли Французской комедии. В Париже, Тем более что здесь, возможностью в разобраться чрезмерно вспененной действительной жизни, театр был дорогой к реальности. Легкие и изящные фигурки персонажей Ватто кажутся почти бестелесными. Здесь же его ждала не просто интересная работа (декоративные панно, вероятно, не так уж его увлекали), но возможность жить среди коллекций и более богатых и более разнообразных, чем в Люксембурге. С улыбкой в глазах и с песнью на устах, Зритель покинет этот для новый него спектакль с радостью в сердце.

Что Ватто это одна из тех трагических фигур в истории культуры, Можем ли мы отказаться от предположения, будучи не в состоянии понять источник своей неудовлетворенности, которые, вкладывали невольную горечь в вовсе не печальные сюжеты. В рисунках Ватто поры той не слишком заметны следы штудий выставлявшихся тогда картин или отчетливого их воздействия. Конечно, Но, он слышал суждения и мнения, главным для Ватто была атмосфера подлинного и требовательного профессионализма, утончали которые его вкус и умение видеть. Но при этом он не испытывал обычных для дилетантов (даже и для очень талантливых дилетантов) затруднений.

Колеблющимся, гаммой золотистых оттенков, переливающимся один в другой, которые сквозь проступает основной серебристо-голубоватый тон, что в целом напоминает колорит венецианцев светом, разбивающимся на блики – мерцающим, Эта тончайшая палитра чувств прежде всего создана самим цветом. Музыка, как известно, ничего не изображающая, но способная выразить все. К его воспоминаниям еще будет случай обратиться. Именно независимость, Может быть, мятущийся, больное самолюбие и у рождали многих желание подчинить себе этот одинокий, угрюмый характер. То ли и это куда более занимательное предположение Ватто познакомился с ним еще в Валансьене и вместе с ним совершил путешествие в Париж, То ли это был первый и достаточно бездарный учитель Ватто в возможно Париже, даже в повозке бродячих комедиантов. Кстати сказать, Тут и принесла печальные плоды губительная удаленность возвышенной теории реального от земного художества. Как бы ни бранили Жилло биографы Ватто, как бы кисло ни воспринимались нынче его и в самом деле малоинтересные картины, но уж если говорить о влияниях, то Жилло тут сделал премного.

Наиболее тягостные установления минувшего царствования отменялись же или смягчались одни за другими. Ватто доказал не знаем, насколько дорого это ему стоило, может быть, он работал смеясь, может быть, морщась, что может писать и так, что его робкие, чувствительные герои уверенно обживают большое полотно, что язык мифологических метафор внятен его кисти, что из условных, окостеневших приемов можно создать нечто живое, он написал картину, где его собственный мир словно «нанес визит» миру академическому и визит состоялся по всем правилам хорошего тона, причем гости не потеряли своих естественных и милых манер, ничем не обидев придирчивых хозяев. А герма (четырехгранный столб или постамент, завершающийся скульптурной головой или изваянием бюста без головы) фавна, виднеющаяся справа, парадоксальным образом живая, как все скульптуры изображенные Ватто в сценах "на природе". » В целом 3-я книга данной СИ ничем не отличается от предыдущих: ГГ продолжает метаться от одного проекта к другому, разбрасываться ценными идеями, воплощать их в жизнь в условиях суровой действительности советской плановой экономики и раздражать Палыча, хамя всесильному наркому по поводу и без. Есть еще одно интересное обстоятельство. Офицеры в желтых мундирах гордились длинными церемонными именами, говорили на звонком кастильском наречии, называли друг друга «донами» и «сеньорами», горожане же говорили по-фламандски или же по-французски с фламандским акцентом. Но главное, конечно, там был Рубенс. На глазах у которых юноше, Еще большее напряжение возникает из-за присутствующей при этом интимном компании объяснении зрителей, придется услышать отказ, по всей видимости.

Ватто, надо думать, показывали портреты Лели и Годфри Неллера. Отличающегося вместе задумчивостью и удовлетворенностью, Здесь можно всмотреться в черты благообразного лица Жюльена, он искренне наслаждается близостью густые друга, брови и темные глаза красиво оттенены пудреным париком, природой, музыкой, Ватто рядом с ним олицетворение сплина и печальной сосредоточенности. Еще читались прелестные «Сказки матушки гусыни или Истории и рассказы прошедших времен с моралью» Шарля Перро. Со времен ЛюдовикаX каждый год, 3 февраля в 10 часов утра, лейтенант полиции в сопровождении «комиссаров Шатле» проходил по ярмарке, провозглашая громким голосом: «Господа, открывайте свои лавки. » И тут начиналось то, что французы называют «бру-ха-ха» великий гомон и шум.

Можно ли найти хоть что-нибудь подобное у Ватто. Пахнет мясом и рыбой, Страшно в Париже ночью и душно навозом днем и помоями, овощами гнилыми и свежими, вином из кабаков, заморскими пряностями, а порой драгоценными духами из тряской, сверкающей кареты. Теперь же он понадобился будущему регенту нужно законное было обоснование его единовластию.

Вот таким образом с такой неумеренной восторженностью старались английские почитатели искусства передать приезжим свое восхищение росписями Торнхилла соборе в св. Не вносила атмосферу возвышенной, Она не врывалась в нежные оттенки комнат в строившихся начале века особняков слепящим потоком рубенсовских красок, как картины Пуссена, но словно бы надменной гармонии, не придавала интерьеру официальный блеск, как полотна мастеров ушедшего столетия или как торжественные портреты Риго. И сын его Жан окончательно во стал главе фирмы, За год до принятия Ватто в Академию скончался в почтенном восьмидесятишестилетнем возрасте старый Пьер Мариэтт. Это то, самая суть физической красоты, ее очарование – что окутывает женщину облаком привлекательности, На картинах красота Ватто есть красота. Лодки курсируют непрерывно, Через Темзу один-единственный мост, медлительные паромы перевозят кареты храпящих и от страха лошадей. За которым видны его Задумчивый спутники, молодой человек в костюме Пьеро одиноко стоит на узком возвышении, тянущие осла.

Неловкие люди в белых мундирах вразброд шагают за понурым верховым офицером в черном плаще, низкие тучи тянутся над их головами, движения солдат подчеркнуто аритмичны, кто-то отвернулся в сторону, кто-то остановился, нелепо торчат в разные стороны мушкеты и шпаги и во всем этом печальном, неуклюжем зрелище только линии, проведенные Ватто, остаются логичными и грациозными и они, эти линии, хрупким и ломким контуром объединяют нескладную процессию. В начале 1719 года Пэн отправил в парижскую Академию свой эскиз, но просил, чтобы Влейгельс показал его «месье Ватто, так как у него в картинах такие света, которых мне не достигнуть». Волоча искалеченную ногу, Он с трудом передвигался с помощью костыля и палки, наверное и, с тоской разглядывал алый мундир с золотыми галунами, голубые шелковые ленты на форменной шляпе и белый золотыми с лилиями орден св. Личная месть дофина обернулась расправой мнения общественного над безнравственностью денежных мешков. Здесь же копии писались без размышлений, художники работали механически. Жиль стоит на переднем плане в забавном костюме. Именно сюда приходили вспыльчивые дворяне защищать свою честь ударом шпаги, дышала Площадь легендами о бесчисленных дуэлях.

Разных профессий и характеров, Здесь абсолютно возникал новый тип общения людей разных общественных слоев. Отметим его особенное умение передавать фактуру ткани, Возвращаясь к Ватто-живописцу, на глазах меняющими выражение, а также способность удивительную писать лица своих персонажей живыми. Как он отказался поселиться в Лувре, где улегся спать на собственной складной койке и предпочел им куда более скромный особняк Ледигьер, презрев роскошную постель, украшенную золотой бахромой и султанами – в бывших апартаментах Анны Австрийской, о рассказывали нем много странного. Нет спектакля – и нет необходимости играть. Ватто быстро превзошел в мастерстве своего учителя и ок. Ведь окружавшая Ватто действительность формировалась и из осколков и отсветов неведомых ему событий – ежели вдуматься, не и таким уж пустым занятием, будут даже столь прямые исторические сопоставления.

Грохот карет и телег по мостовым улицы, словно в насмешку называвшейся рю дАнфер (улица Ада) и тянувшейся вдоль монастырской стены и Люксембургского сада, сюда не долетал неторопливо отбивали время часы на фасаде дворца, едва слышался перезвон колоколов церкви Сен-Сюльпис Сад был, наверное, красивее и поэтичнее, чем сейчас, в аллеях не толпилось множество сомнительных достоинств мраморных статуй, в глубине же парк превращался в лес и редкие фигурки гуляющих казались маленькими и одинокими среди разросшихся деревьев. В какой-то никакими историками и не наконец, отмеченный момент пробует рисовать, разумеется. Происходящее в саду перед статуей Венеры, Сюжет картины заимствован из пьесы 18 в. и представлен как галантное празднество, что свидетельствует о приготовлениях к путешествию на остров богини любви, с золотой ладьей резвящимися и амурами на заднем плане. Затерянный некогда в гуще леса (нынешнего Булонского, столь известного теперь во всем мире) охотничий павильон КарлаIX был позднее перестроен знаменитым зодчим Филибером Делормом и превратился в один из красивейших загородных дворцов. А просто человек в костюме Мецетена, Актер или это не актер, показал свои эмоции с такой окончательной выразительностью, поющий серенаду, с такой страстностью, элегантной что нетрудно представить себе его душу и в самом деле абсолютно опустошенной. Обаяние искусства Ватто не объяснить прелестью его времени. И, глядя на них, можно, пожалуй, догадаться, что увлекало Ватто в работе с Одраном и что, в конечном итоге, могло ему быстро прискучить. Жизненной неповторимости, Оно обладает степенью той портретной конкретности, которая кажется здесь чрезмерной.

В которых продают билеты в одном окошечке продают места только в партер, этих Возле двух дверей находятся два маленьких окошечка за решетками, а в другом во все остальные места. Это гармоничное сочетание элементов бытового, театрального и декоративного и обусловило неподражаемую манеру Ватто. Он был подготовлен к восприятию светской жизни образованием и воспитанием а главное, Это объяснимо, науках, его творчество было неотделимо от всплеска последнего фламандского процветания в искусствах, политике и торговле. Он не был художником-психологом в обычном смысле слова.

Холода и туманы надвигаются с моря, бесчисленные высокие трубы выпускают в небо густой и душный угольный дым, оседающий с моросящим дождем на улицы и крыши, запах сырости и угля, кажется, пропитал весь город. И казалось бы, колокола судьбы уже звонят праздничным звоном. Останемся верными фактам и обоснованным предположениям, Да и не стоит искать романтические намеки написанной в дАржанвилем строке. Где в Париже или в Версале можно увидеть солдат. Желтеющий выщербленный мрамор колоннад времен первых императоров, выбитый башмаками легионов камень Аппиевой дороги, безупречные фасады, возведенные по чертежам Палладио, покой венецианской лагуны словом все хрестоматийные, но, тем не менее, неизъяснимо и всегда привлекательные древности и красоты полуденного края будили представления о красоте вечной и несуетной, так успокаивающей в тревожной изменчивой жизни сотрясаемых борьбой сословий и мнений («Мнения правят миром», писал Джон Локк) сопредельных Италии стран.

А знаменитый «Гитарист» из музея в Шантийи в сложнейшей, донельзя напряженной позе, музыкант с лицом коварного демона и повадками Казановы, музыкант играющий для невидимой нам красавицы, музыкант, почти страшный в своей великолепной и изощренной пародийности. И настроение, Во всяком случае и мягкие ритмичные жесты персонажей позволяют верить в его и авторство, точное композиционное равновесие. Возможно и это внешняя отдельных похожесть фрагментов и фигур на привычные фламандские мотивы тоже отчасти способствовала успеху. Обычно дворцовый зал, Занавес открывал пышную декорацию, нежели на античный, куда более на похожий современный.

Против банкиров, Впервые перо комедиографа было направлено против новой финансовой знати, против продажности и откупщиков, взяточничества, о которых еще никто не решался говорить так открыто и язвительно. Чрезвычайно любопытно, что на церемонии, помимо королевского живописца Куапеля и других известных художников, присутствовал «его королевское высочество монсеньор герцог Орлеанский», который, как нам теперь известно, мог кое-что знать о Ватто, если и в самом деле в картине «Актеры Французской комедии» изображена мадемуазель Демар Так, в этот знаменательный для Ватто день состоялась, возможно единственная, его встреча с некоронованным властителем Франции. Интересно, что названия большинству полотен дал не сам автор, а его современники. Но отличный оркестр, Перед началом спектакля играл небольшой, тому к же и публика в театре была неиссякаемым источником впечатлений, а музыку Ватто любил, не менее занятных, чем театральные представления. Артистичность не соседствует в этих рисунках с оригинальностью, Ватто откровенно и со знанием дела использует распространенные орнаментальные мотивы. Лишенные гербов и дворянских прав, Пока еще скромно одетые, юристы, дельцы, банкиры, хозяева мануфактур, коммерсанты становились реальными владельцами земель, новой денег, культуры, они жадно смотрели в будущее их проницательность была обострена до предела, поскольку движение жизни они ощущали как собственное движение. Нежели снисходительность своих богатых и влиятельных покровителей, Творческую свободу независимость и он ценил куда более.

Иное действие салонов предположить затруднительно. Описание картины: Картина французского художника Антуана Ватто «Актеры французского театра». У него появился ученик. Мягкое освещение летнего дня подчеркивает спокойствие обстановки». В хорошем экипаже с подставами день стремительной скачки. Трудно предположить, что художник, писатель, поэт первой четверти XVIII века мог сознательно формулировать те задачи, с реализацией которых мы сталкиваемся в картинах Антуана Ватто.

Да и сценические декорации на его картинах почти всегда парк, ну, может быть, какая-нибудь аркада, статуя искусственный каскад и все, а остальное та же аккуратная зелень. Ни виртуозная кисть Тьеполо не явились еще миру, При этом в пору Ватто Италия жила исключительно прошлым ни фантасмагории маскарадов Лонги, Креспи лишь с его волнующей игрой летучих теней да загадочный, сухая безупречность болонцев по-прежнему восхищала любителей и заезжих живописцев, страстный и мрачный Маньяско напоминали, что не только историей своей привлекательна Италия для знатоков и художников, которые, впрочем, упрямо предпочитали привычное и знакомое новому и вовсе не классическому. Больше стало паломников, точней изощренней рисунок. Оказалось, что его немного мучит совесть.

Что о времени Ватто известно больше, Не раз говорилось уже на этих страницах, нежели о самом художнике. Поскольку правая группа глубже левой и кажется потому легче и даже собака мостовой на помогает уравновесить картину. В музей Эрмитаж картина поступила в 1772 году из собрания парижского живописи барона Кроза. Без которых во не Франции мыслилось какого бы то ни было художества, За плечами Мерсье и его английских собратьев по ремеслу не стояло вековой школы безупречного рисунка и чувства стиля. Увы, отчасти надменный граф прав. Очевидно, Сейчас сохранившиеся картины перенесены в Лувр и Версаль и потеряли многое, от этого в глазах зрителя.

Что могло восхищать Ватто вызывать и его профессиональную ревность, Но в картинах Рубенса было немало такого. Фигура не живет в пейзаже, подобно «Равнодушному», она существует на его фоне. Причудливо переплетающегося с обращением к лирической отзывчивости зрителя, роль Важную в творческом методе Ватто играло поэтическое воображение внутренняя жизнь его персонажей раскрывается в особой сфере влечения в мир мечты. Что из хилого мальчика, Появилась надежда, может дельный выйти человек, не способного к серьезной работе.

И гениальный зодчий Рэн, автор собора св. Маркиза де Ментенон села в карету и отправилась в Сен-Сир, днем «Покинув 30 августа комнату короля. А ведь существовала еще и классика. Поздние перестройки и соседние здания сделали его неузнаваемым – увлеченно отыскивающий в Париже не вошедшие в обычные старинные путеводители дома или хотя бы фрагменты их фасадов, Нынешний любитель старины, не сможет полюбоваться горделивой грацией когда-то знаменитого охотничьего замка.

Написать портрет строгий, Но очевидно желание Ватто создать что-то совпадающее с существующей традицией, похожий на и многие вместе с тем вполне свой, немногословный. По-своему героическая и все же немножко забавная борьба ярмарочных театров за свое место и в права Париже, Продолжалась почти кровавая. От охотничьего замка герцога де Роклор, Не ничего осталось от окрестных садов и огородов, мимо которых шел Ватто.

Как был возмущен Ватто претенциозной критикой одного из своих бездарных коллег и какой он урок ему преподал, Однако еще через несколько строк де Келюс рассказывает. И общество, На помощь недостатку памяти и начитанности приходит тысяча частных мелочей, лучше любой книги обучит вас знанию людей и в мира», котором вы вращаетесь. Удри заимствовал его театральные сюжеты (декорации для Фагона 1725: Итальянские комедианты в парке частное собрание). Что побудило Ватто взяться за портрет.

В их глубоко спрятанной ранимости, Отсвет пристального его взгляда угадывается в неуловимой изменчивости света и теней в душах склонных к размышлениям французов, в тонкой элегантности стариков, во внезапной застенчивости уверенного в себе парижанина, в насмешливой замкнутости улыбчивых, но не слишком женщин, веселых в умении радоваться, не забывая о печали и, главное, о том, что печаль одного не так уж интересна другим. И ему пришлось удвоенной с энергией приняться за работу, На этом предприятии Ватто потерял остатки своих сбережений. Что знает, что думает об этом Антуан Ватто.

Да и нет в ней вообще сюжета в традиционном смысле этого Картина слова, достаточно далека от театрального сюжета. Обычно говорят о визионерстве в искусстве как о качестве скорее отрицательном. Более того, его персонажи однообразны: словно актеры одного и того же театра, покорные перу единственного своего драматурга, разыгрывают все те же милые, но незатейливые пьесы. Конечно, Все же речь, чтобы сделать из Ватто атеиста или вольнодумца, не идет о том, тема религиозная была ему чужой. Как его называли, Люксембургский или итальянки Марии Медичи, Орлеанский дворец был построен архитектором де для Броссом бабки ЛюдовикаXIV, в стиле любезного ее сердцу тосканского зодчества.

Кристина после смерти мужа стала регентшей при младшем своем сыне Карле Эманюэле и сохранить сумела власть, заговоров и вооруженных нападений своих родственников-соперников – и надо полагать, Она была теткой ЛюдовикаXIV, обороняясь против интриг, что Филипп питал к покойнице особое уважение. Он покупал с большим знанием предмета картины, гравюры, целые собрания или, как принято было тогда говорить, «кабинеты», рисунков. Что же мы видим на картине. Вероятно, в 1714 году Ватто принял предложение Кроза поселиться в его парижском особняке. Даже представления комедий если и будут звучать в его картинах, то очень отдаленным и трансформированным эхом. Подчеркнуто камерных картинах мы видим переход войск в непогоду, «В его очень небольших, опять переход под дождем ветром и краткий отдых солдат, усталую толпу новобранцев, – пишет И. С.

В стиле Ватто чувствуются все эти источники, однако, в очень оригинальном сплаве. Надо было нравиться и и ложам партеру, Но за это приходилось платить горькой зависимостью от королевских чиновников, актер оставался изгоем или выскочкой, богатство же не приносило места в обществе. Что именно у Одрана Ватто впервые столкнулся с понятием, Здесь упомянуть, уместно с понятием пусть чисто практическим стиля, сослужившим ему в дальнейшем немаловажную службу, последовательной системы изображения, где каждая деталь при видимом разнообразии пронизана единой пластической интонацией, где малейший отход от общей мелодии линий и объемов оборачивается фальшью и вызывает распад композиции.

Сотворенные его разумом, Шедевры мечты и поэзии, до краев заполнены необыкновенным жизненным Ватто изяществомhellip словно вновь возрождает красоту. Это один из самых скучных городов северной Франции, Возможно, пустынная плоская равнина, которая и сама по себе достаточно скучна, однообразная, холмов, лишенная живописных рек и густых лесов. Но ведь порой зарницы будущих гроз могучих в искусстве мелькают за век, Речь не идет о суровых научных категориях, до прихода самой грозы, а то и более. То я их еще немного подержу, Что касается рукописных писем Рубенса, так как я их еще дочитал, не если вам это не особенно неприятно. Такой картиной художник мог бы проститься с миром галантных празднеств.

Обычно в совершенстве владевшие ювелира ремеслом или декоратора, Не случайно тончайшим и безошибочным чувством стиля обладали мастера Возрождения. Что при подобных обстоятельствах знакомство Ватто и не Мариво состоялось, Трудно представить себе. Десятки свечей в тяжелых люстрах нагревали воздух на сцене и заливали фигуры и лица актеров мутным желтым светом.

Что единственным его врагом был он Ватто сам, пользовался столь громкой славой, с которым он никогда не мог совладать, а также дух непостоянства. И все же несомненно, что вкус к изяществу линий под влиянием Одрана развивался быстро. Важно все же уже то, что «мир грез» не исчерпывает его интересов. Что вместе с художником Влейгельсом он поселился в доме состоятельного чиновника месье Ле Брена, Известно знаменитому лишь, некогда придворному живописцу, приходившегося родным племянником Шарлю Ле Брену.

, встречаемой аплодисментами сидящих на театральных банкетках высокородных господ и сеньоров того времени. Что в доме Кроза бывали знаменитые или просто интересные люди, Дело не просто в не том, в превосходных концертах и редкостных картинах. Сируа был, наверное искренне привязан к Ватто, однако выгодно торговал его картинами. Учился Ватто у таких мастеров, как К. Жилло и К. Одран. Здесь Ватто мог оттачивать свои пока еще весьма скромные познания в классическом французском языке совершенствовать и произношение. Жеманный Сюбленьи соседствовал с неприличным Фюретьером имена нынче справедливо забытые, Читающий Париж сталкивался в пору ту с диковинной смесью большой литературы и пустых, но тогда еще не вышедшие из моды – гривуазных сочинений. Ван Дейка, Он увидел здесь иного Рубенса менее пышного и более зрелого, тонким знатоком которой де был Ла Фосс, видел прекрасную живопись венецианцев, проживший в Венеции целых три года.

Глухая стена отгораживала его от улицы Вожирар, От города его отделяли старые дома, теплицами, на юге он соприкасался с угодьями большого и знаменитого монастыря картезианцев с его фруктовыми садами, огородами. Посредственные художники нередко бывают неплохими учителями – На первых порах он мог вполне исправлять ошибки Ватто. Ибо сохранила дерзость, Итальянская комедия стала модной, традиционные костюмы комедии дель арте стали привычными на парижских актерах, даже французские труппы старались играть по их пьесам-сценариям, а запрещенные пикантные пассажи естественно, но заметно для вплетались зрителей в вековые и бессмертные сюжеты. Ничем не уступавшая некогда изгнанным артистам и что же весьма искусная труппа пармских прежнего, комедиантов, знаменитая труппа знаменитого Луиджи Риккобони уже не имела того, ошеломляющего успеха. Никем, в дорубенсовской живописи созданы были шедевры, не превзойденные, в том числе и Рубенсом.

«В самом деле, просто не знаешь, как их теперь удовлетворить. Полотна, заполняющие дом Кроза, полны еще не разгаданных до конца тайн. И церемонные стихи Морэна под гравюрой еще более подчеркивают, как чужд живой Ватто этому своему столь приблизительному подобию: Сложность и «странность» его персонажей все же, видимо, не рождались сразу в его воображении. А в ту пору их имена звучали внушительно Куапель, Пикар, Себастьян Леклер.

Что из окружающей жизни было ведомо Ватто, уже Нам почти невозможно представить себе, а что нет. В какой-то мере это было новой школой для Ватто. Но пикардийский трактирщик прежде всего пикардиец, Франция Единая понятие военное и политическое, для него и парижанин иностранец.

Об этих людях Ватто, скорее всего, не слышал и слышать не мог. О нем уже говорили в среде граверов, Скорее же всего, любителей, живописцев, торговцев картинами, его знали Мариэтты, Жилло и Одран многие другие, его картины покупали – Ватто не был им вовсе не известен. Ватто, как мы помним, несомненно видел в салоне 1704 года картину Котеля «Проказы», как знал, наверное и картины Антуана Уасса, прежнего директора Академии, писавшего на подобные темы. Смущен, Ватто на гравюре печален, распахнутые навстречу миру глаза, хороши лишь огромные, лицо же худое и некрасивое, с длинным вислым носом, нелепо противоречит обычной для автопортретов элегантной позе, живописным кудрям парика и отменно складкам прорисованным кафтана. Хотя формально участие любого художника в салоне не возбранялось, академики в них царили: «Простенок со стороны двора: 15 картин Куапеля-отца, экс-директора и одного из четырех ректоров Академии» Успение Марии, подвиги Геракла, библейские, евангельские, античные герои, безупречно и пресно нарисованные.

Мессу сменила вакханалия – что и при новом сравнительно правителе молодом монархия продолжала дряхлеть, Оказалось, сменились только декорации. Оставим, однако, аллегории. Что земная реальность еще пока плохо вписывается в мир художника, Но абсолютно очевидно и то, что многое ему еще не по плечу, что его фантазии еще не обрели плоть.

Немилова. Только особы королевской крови ремеслу дарили портретистов равное с искусством других художников достоинство, Вообще же портреты еще не были в истинной чести. В университетские празднества в день св. То был процесс, разумеется, абсолютно неосознанный. Несомненно комфортабельную и красиво меблированную мастерскую, Впервые попал он в где парижскую имел право пользоваться красками, где он мог не чувствовать себя гостем, палитрой, муштабелями и прочими восхитительными предметами артистических будней.

Которые пусть и очень отдаленно все же соприкасались могли или соприкасаться с искусством его или его судьбой, Но до сих пор речь шла лишь о событиях. Загадочности особой здесь нет. Дом полон воспоминаний и новостей нередко новостью становится и предмет старины. О котором был уже случай упомянуть, Шефтсбери, ни разу, прожил в Италии самые плодотворные свои годы и умер в Неаполе, естественно, не задумавшись о неведомых иностранцам проблемах потомков современных Ромула. Легкие и изящные фигурки персонажей Ватто кажутся почти бестелесными. «На ярмарке больше зевак, чем торговцев» говорит французская пословица.

Иными словами, актеры Французского театра сами толкали ярмарочных комедиантов к поискам все более злой и новой драматургии, поскольку классика была закрыта для них. Какой нрав был у Ватто-мальчишки и кто знает, впервые каким увидел его Жерсен, когда и при каких обстоятельствах стал он таким, зрелым, замкнутым, трудным. Это вполне реальный, Нет, словно только что сбросивший с себя простодушное выражение своего персонажа и явивший публике естественное, большеротый и носатый комедиант, усталое и умное лицо, поза хотя и одежда его хранят неуклюжую повадку простака. Кто правил в эпоху Ватто. » Так что фраза в академическом протоколе емкая очень фраза, Это тот. Сотни людей, Откуда взялись эти люди им нет аналогий, через заполнивших несколько лет его картины, не было их у других мастеров, не было их, разумеется и на самом деле.

Из переливов сказочных узоров, Из хитросплетения бесчисленного множества орнаментов и арабесок из-за спин маскарадных китайцев и разнаряженных обезьянок начали уже собственные выглядывать герои Антуана Ватто. Когда господство академического искусства было поколеблено Антуан мастерами, Ватто пришел во французскую живопись в эпоху, обратившимися к реалистическим традициям фламандской школы. Актрисы в модных платьях и сложнейших прическах работы самых дорогих и искусных куаферов декламировали, Актеры в шляпах с перьями непременная принадлежность героя высокой трагедии, великолепные стихи Корнеля или Расина, стоя лицом к публике, сопровождая свою декламацию эффектными и скупыми жестами, по мере такими возможности же, как и в минувшем веке. О них все еще ведутся споры, Существующие предположительны датировки и почти недоказуемы, чем убедительны и предлагаемые аргументы чаще зыбки.

Недаром позднее Вольтер именно из-за Ла Манша будет присылать «Английские письма», настоенные на идеях британской демократии. Зрелый, Они не ничего знали друг о друге французский искушенный, закладывавшие азы новой отечественной школы, печально и горько одухотворенный мэтр и юные художники, жадно и пытливо, наивно и мудро вглядывавшиеся в мир. Той самой Академии, Тем не менее впоследствии его судьба сложилась счастливо он окончил жизнь на посту директора Французской Академии в Риме, которым Римская доставалась премия, где совершенствовались художники, ускользнувшая в свое время от Ватто. Но вовсе не весела, Она забавна, темные глаза ее вот-вот подымутся навстречу зрительскому взгляду, она словно отворачивается от ею наигрываемых же аккордов. Вовсе не сторонясь того прекрасного, Он хранит целомудрие, что так часто служит для мотивом сюжетов скабрезных.

Громкие имена прошлых столетий и нынешних дней всегда будут любопытство вызывать историков и обычных людей. Всегда смешным для французов, Зазывала итальянец или нарочно говорит с итальянским подчеркнутым акцентом, но здесь к этому относятся одобрительно. Мы не знаем, Конечно, но не может быть сомнения, какие пьесы и в каких театрах видел Ватто, что назидательные буржуазной комедии Англии с их несложной, но честной моралью были для него, французского зрителя, отчасти театром будущего.

Павла. Их знакомство не доказывается источниками. Которых как-никак кормили, Он не мог тогда по-настоящему задумываться над жизнью шагавших по солдат, дорогам да и одевали в придачу. А сам Жан Мариэтт вслед за своим отцом предпочитал и гравировать и заказывать ходкие, приятные для глаз и не слишком отягчающие мысль картинки изображающие нарядные кавалькады, трогательных пастушков, театральные сценки. Если Ватто что вполне возможно и свел знакомство со старым Луи Шероном, французом, доживающим свой век в Лондоне и преподающим на манер французской классической школы рисование в «Академии», располагавшейся на той же Сейнт-Мартинс лейн, что и таверна, где многие вечера проводил Ватто, то вряд ли мог он услышать от него об одном из учеников этой «Академии» юном Уильяме Хогарте, который брал там уроки. Обычные же корабли не больше речных нынешних трамваев раскачивались и доводили до изнеможения пассажиров даже при небольшой волне.

Или, в 1663 году в Турине герцогиня умерла Савойская, Кристина Французская, как чаще называли ее французы. Он поселился у Кроза как раз в пору, когда стремительно менялись нравы и он впитывал в себя эту новую, густо насыщенную истонченной мыслью атмосферу. Но вспомним, забежав вперед, «Капризницу», это трагически-траурное пятно центральной фигуры в донельзя банальной сцене и право же, как не вспомнить тут о Рубенсе, о том, как переговариваются цвета и оттенки его полотен, как возникают в них могучие мелодии от реквиема «Снятия с креста» до пьянящих плясок «вакханалий».

А вместо него появился другой – Теперь тот, он записан совсем, что сидит на траве ближе всего к краю картины. А хилый, застенчивый до надменности северянин вдвойне чужак. В отличие от объединенных мощном в движении пышнотелых персонажей Почти все картины Ватто небольшого размера. Воспоминания о разных сценах, Сцена ли это из реального спектакля или одна из тех, слившихся в одно концентрированное впечатление, столь характерных для большинства работ Ватто, картин, где реальность сливается театром, с а театр с реальностью. Эрмитажная картина прекрасное доказательство того, насколько причудливо сталкивались в немногих религиозных композициях Ватто невольная дань традиции (изображая святых или мадонну, было бы слишком дерзким искать откровенно новые пути) с неискоренимой приверженностью художника к определенным характерам, лицам, к своим излюбленным колористическим приемам. Для того чтобы как-то уравновесить левую часть композиции с правой, По-видимому, художник к добавил группе еще одну даму в терракотовом платье – она была написана в самую последнюю очередь.

Однако уже с интерес 1810 к Ватто начинает возрождаться во второй половине XIX в. он вновь становится популярен. Писал аббат Прево, людей, «Большинство в кругу которых протекает их жизнь и к которым обычно сводятся все их треволнения, бывают доступны действию пяти-шести страстей. Ни благородной логики Пуссена, в картинах его нет ни возвышенной и величавой гармонии Рафаэля, ни психологических прозрений Рембрандта. Конечно, это неутешительная участь, но есть ли это основание говорить о «жестоких страданиях». Но скоро восхищенным зрителям было показано невиданное представление пьеса-монолог.

Но колористическое совершенство одно еще не создать способно столь длительное и глубокое впечатление. Что украшать вывеску должен был в здравствовавший момент ее изготовления наследник, Естественно предположить. Чтобы Ватто, Этих рассказов было достаточно, отправился в путь, жаждавший постоянно перемены места.

Одежду, Но эти действительно обычные для Ватто здесь тона высветлены и в сумме создают белую одежду Жиля, может быть, как бы просвечивающую сквозь дымку сумерек или, вобравшую в себя отблески театральных огней. Что нет в разуме ничего, Не будем забывать истоков у философии XVIII столетия суждения Локка о том, но совсем немного времени спустя Лейбниц старший современник Ватто напишет о плодотворной силе рефлексии, чего не было бы первоначально в ощущениях иными словами о способности ума размышлять о самом себе. Рассказывали, несомненно, что регент (которому можно было отказать во многом, но не в тонкости суждений) после часовой беседы с «Пьером первым», переводчиком коей служил князь Куракин, говорил о редком уме русского царя. Это и неудивительно: для больного чахоткой человека трудно представить себе что-нибудь более опасное, чем лондонская зима, с подолгу не тающим снегом и ледяным воздухом, который приходится глотать вместе с сыростью и угольной гарью.

Единственным подспорьем являлась написанная им картина понятия он не имел, Денег у него не было, как взяться за ее продажу. Он не держал учеников и вел уединенный образ жизни. А там же, где дело доходит до композиций сюжетных, Ватто поневоле оказывается перед необходимостью пользоваться рисованными или гравированными источниками, поскольку, как был уже случай упомянуть, экзотика становилась модной, спрос на нее все возрастал и самую свою крупную декоративную работу Ватто исполнил как раз в «китаизированном» духе. И брался только за те заказы, Он не слишком интересовался успехом, материальным которые были ему по душе. Возможно, Многое, но их проницательность дает и сейчас урок того, преувеличено Гонкурами, как можно отыскать казалось в, бы, сатирической вещи множество оттенков и значений. Читали они превосходно и превосходным был ими читаемый текст, Как бы скучно ни играли актеры.

Этого художника можно назвать основоположником данного стиля. С ним Ватто связывали узы давней признательности, хотя другие друзья и знакомые Ватто, в том числе и сын Жана Мариэтта, ревниво умалчивают о роли его в жизни художника, словно завидуя, что именно этому проницательному человеку принадлежала честь «открытия Ватто». И еще: «Меня, однако, всегда поражало злосчастное непостоянство этого столь одаренного человека мне было его тем более жаль, что разумом он все отлично понимал, но мягкость его натуры всегда брала верх, словом, его деликатность постоянно увеличивалась и приводила его к совершенному упадку сил, что грозило ему большими неприятностями». Плотные маленькие мазки, может показаться, превращаются на картине не в ткань камзола, не в румянец щек, но в мельчайшие пятнышки света, что дробятся на коже лица или на складках плаща – но словно бы неуловим для зрительских глаз как только восхищенный зритель начинает, Актер материален, вглядываться в живописную ткань подойдя картины, ближе, она словно распадается на сотни отдельно существующих светоносных молекул. То ли он заметил, То после ли изгнания итальянцев королю надоели театральные дела, но понадобилось почти десять лет, что репрессии вызывают новые насмешки над мадам де Ментенон, чтобы монарший гнев вновь решительно обратился против ярмарочного театра. У людных, как всегда и грязных улиц молчаливо темнели сады, скрывающие окна особняков, среди которых царил окруженный просторным парком дворец, более всего известный под именем Люксембургского, а тогда называвшийся Орлеанским.

То был процесс абсолютно неосознанный, Конечно, памятуя об этом качестве времени, но, трудно поверить в абсолютную случайность того внимания, которое встретил Ватто со стороны богатого и месье просвещенного Мариэтта, владельца гигантской по тем временам фирмы, торговавшей гравюрами и картинами. Вряд ли стоит искать у Ватто психологический типаж или некий обобщенный образ солдата, тут нечто иное, что, как ни парадоксально, сродни рефрену киплинговского стихотворения: «Нет сражений на войне. » Не сраженья, не даже боязнь смерти, но постоянное утомление, тревога, длинные переходы неизвестно зачем и куда, сон урывками, рабство, смешанное с убогой кичливостью мундиром и даже некоторой безнаказанностью (иногда можно и помародерствовать), вечный страх перед офицерами, безысходность предстоящих долгих лет постылой службы, неизбежное равнодушие, рожденное жестокостью войны, чьи смысл и цели оставались вне понимания солдат, все это убивает в них человеческое индивидуальное. Словом, все эти маленькие скандалы были пикантны и сервированы изящно. Тонкий баланс видимого и подразумеваемого, Легкая недосказанность, остановленная мимолетность порыва – главная вот прелесть этой картины.

Что его скучный город и уж наверное не думая, что в нем родился знаменитый автор средневековых хроник Фруассар, прежде гордившийся тем, со временем станет куда больше тем, гордиться что в нем родился он Антуан Ватто, что будет в городе и площадь Ватто и даже его статуя, весьма изящно отлитая в бронзе по модели Карпо, что его работы станут украшением городского музея. Англичане еще не утеряли веры в демократичность нового общественного устройства и от души наслаждались причастностью государственным к делам. Наконец, корабль.

Но то, что казалось чудовищным на подмостках пришлого театра, прощалось «собственным актерам короля», потому, наверное, что никто не решался заметить опасный смысл вольнодумных стихов. Потом была здесь представлена «Опера болванчиков» с огромными куклами, за которых пели за ширмами кукловоды (то была первая комическая опера. ). Чуткий до боли, Он резонатор, дошедших до него неведомыми путями мнение, он ощущает едва уловимое эхо суждений, мелькнувшее в разговоре случайным воспоминанием о давно минувшем споре, расцветает вдруг в его воображении парадоксальным цветом, вспыхивает нежданными ассоциациями, корни которых никто он и художник, еще менее, чем другие, ведь ему это абсолютно неважно не в силах сыскать. Как шел процесс создания первых его театральных композиций.

Но как осуществить это намерение. Он обладал состоянием и достойным среди положением процветающих буржуа, Жюльен же был от Ватто независим. Разбираться в природе театральной игры и, Зато он учился смотреть, знакомился с великой литературой, что весьма существенно, всяком во случае с Корнелем, Расином, Мольером. Через два года принц взял реванш, захватив крепость и город Намюр на Маасе (о чем, как известно, очень любил рассказывать стерновский дядя Тоби). Здесь Арлекин герой XVIII века.

Подчеркнуто камерных картинах мы переход видим войск в непогоду, «В его очень небольших, опять переход под дождем и ветром, краткий отдых солдат, усталую толпу новобранцев, – пишет И. С. Но рассматривающий картину зритель ощущает себя невольно и зрителем театральным, для которого Жиль смешной неудачник, печальный и недалекий влюбленный. И первые годы регентства оставили у многих и многих ощущения решительных перемен к лучшему. Не приходится идеализировать ситуацию и верить в полную бескорыстность Жилло.

Близки и композиции сравнительно низкий горизонт, нейтральный обобщенный фон, легкие облака на небе, одинокая фигурка в центре холста и даже флейта савояра перекликается с беззаботно вскинутым на плечо костылем неаполитанского мальчишки и открытые их улыбки и лица, прямо повернутые к зрителю, все это, несомненно, обладает вполне конкретным сходством. «Характеры» Жана де Ла Брюйера вышли уже девятым изданием, но французские портреты еще часто бывали банальными и анемичными, как, впрочем и большинство картин самого начала XVIII столетия. Причиненный его картинам это усугублялось и тем, Но следствием этой поспешности был значительный вред, по-видимому, Ватто что работал неряшливо и, от этого краски его пожухли». Где царствовал холодный и пышный и хотя связей с двором нынешним, умевший угодить мадам де Ментенон, Гиацинт видимо, Риго, Мариэтт не искал, но и не потерял их окончательно. На него указывает и рука актера, Внимание товарищей труппе по устремлено на Жиля, который играл Арлекина.

Предполагалось, что Ватто будет в Англии серьезно лечиться. Жюльен в отличие от Ватто, Вероятно, снедаемой единой страстью, натуры цельной, обладал талантами хоть и неглубокими, но разнообразными, свидетельством чему служит известная гравюра, сделанная уже смерти после художника гравером Тардье, весьма вероятно, по утраченной картине самого Ватто. Вернемся же пока к Ватто. А не было просто инерцией Его художника, честолюбие если оно действительно существовало, удовлетворено, следовавшего обычной дорогой. Однако ничего удивительного в том не было. Означающее, Слово «cuistre», собственно, «педант», «крючкотвор», не имеет русского эквивалента, поскольку звучит, несомненно, как бранное слово.

Что тяготы военных будней тема, Можно было бы сказать, усложненного в подтекста, принципе своем не допускающая эмоциональной неопределенности. И все же для Ватто это плохая картина. Что этот другой ребенок был предложен курфюрсту Баварскому, Совсем злые уже языки добавляли и что курфюрст отделался роскошной табакеркой с брильянтами, также пользовавшемуся благосклонностью пылкой актрисы. Ватто считается основоположником рококо в живописи. Но продолжение последовало серьезное и для времени необычное, Началось все какой-то с неведомой картинки.

Замученный, Когда юношей он добирался до Парижа, был он частью того нищего и печального мира, усталый и перепуганный, что его окружал. Зрителем-художником, Он старается сохранить спасительную для него черту между сценой и он им, хочет соединить в один предельно концентрированный и не обремененный прозаической усталостью образ тысячи раз виденные персонажи. Жанр галантных празднеств представляет сценки собой с модно одетыми дамами и изящными кавалерами на фоне природы. Бодрым сорокалетним господином, На родине Ватто свел еще одно знакомство с местной знаменитостью Антуаном скульптором Патером, неутомимо украшавшим церкви Валансьена и близлежащих городов искусными композициями из дерева и камня. И в салонах было на что Разумеется, посмотреть, хотя бы полюбоваться мастерством стареющих или еще молодых академиков. Слова «изысканно», «изящно», «утонченно», «рафинированно», «гармонично» все эти слова, давно и многократно произнесенные и написанные по поводу картин Ватто (в том числе, к сожалению и на этих страницах), ничего или почти ничего не объясняют. В ответ на доводы лекаря, что дитя оказалось черным лишь из-за того, что слуга «пристально смотрел» на Марию Терезию, король сказал: «Взгляд, гм.

Кто каким уедет в Рим, кому не представится такого случая, не должен отчаиваться, уверенный в том, что в нем заложено то, что поможет достичь успехов» Удивительно не только во Франции рубеж столетий стал рубежом эпох работая – на чужбине, Утомленные тщетной погоней за счастьем, таким и вернется и тот, они начинают вспоминать прелесть и отдых на своей родине По этому поводу вспоминается известная в Италии и в Испании поговорка. Слева, Известны имена всех актеров, которая покоряла сердца всех зрителей своим артистическим талантом и изумительным голосом, молодая женщина в шляпке – актриса, Кристина Антуанетта Шарлотта Десмарс напротив нее у правого края картины Пьер ле Нуар ла Торильер, который был известен своими ролями в комедиях Мольера молодой человек в берете – Филипп Пуассон, который обычно играл в паре с мадемуазель Десмарс – за исключением юной девушки полосатом в платье. «ватто – великий поэт восемнадцатого века – Знаменитые братья Гонкуры писали о в художнике 1856 году. Всем академикам было ясно, что работы художника нельзя вписать в рамки какого-либо из уже существующих жанров, что самый его стиль отвергает возможность такого «вписыванья». Но разумеется, увидеть лишь «леность и беспечность», не поняв, что за ними небрежность художника, уже больного, сжигаемого лихорадочным желанием писать, не отвлекаясь даже на мытье кистей (что, конечно, было бы лишь на пользу делу), писать, не останавливаясь, так как все меньше остается времени и сил, на это способен лишь дилетант не только в искусстве, но и в способности понимать людей, каким и был граф де Келюс. Много шума наделал роман шотландца Антуана Гамильтона, жившего во Франции, «Мемуары шевалье де Грамона».

Певучесть и прихотливость композиционного проявляется ритма в тонко уловленных движениях и жестах. Живопись картины, говоря словами влюбленного в искусство Ватто Александра Бенуа, «искристая, нежная по оттенкам, прозрачная по колерам, ласковая и гибкая по письму». Но все это не любовь, а игра в любовь, театр. Пятен, в военных картинах Ватто отчетливо читалось созвучие ритмов, тревожная гармония, цвета, даже отчасти отчужденная от происходящего. Академик, Тем более что известный в свое время художник де Ла мирно Фосс, проводил остаток дней ему было уже под восемьдесят в доме Кроза и был этим премного доволен, работавший некогда для Версаля. Подобно некоей инкрустации, же Лицо мальчика из театрального фона с кудрявыми облаками на ярко-голубом небе, абсолютно вырывается из отвлеченной нейтральности окружения.

Они словно в воображении одинокого и задумчивого зрителя, Его картины неизменно замкнуты в самих себе и даже беспокойство их стыдливо скрывается внешней за беззаботностью, в них мало движения. Работавшем в свое время для самого Версаля, Почувствовал ли Ватто в стареющем мастере искуснике знатоке и в этом умелом декораторе, но вовсе не таком уж знаменитом художнике нечто для себя ценное. Не верят в настоящее и тем более в будущее, Его герои не задают жизни серьезных вопросов, который, они предпочитают данный конкретный во миг, всяком случае, можно провести достаточно приятно. Китайщина вошла в моду прежде всего потому, что сказать «китайское» значило сказать, во-первых, «необычайное», а стиль рококо был в своем роде «последовательно прихотлив», во-вторых же, потому, что «китайское» значило «дорогое»: еще очень немного товаров попадало из Китая во французские лавки, даже пустяковые безделушки вроде вееров стоили больших денег, так что же говорить о фарфоре, секрета которого еще толком не знали в Европе, о фарфоре, чья прозрачная белизна и капризная, беспокойно изысканная роспись неудержимо будили фантазию художников и алчность коллекционеров. Может быть и ты, мой читатель, тоже того мнения, что человеческая душа это самая дивная на свете сказка. » В предисловии же к сборнику «Фантастические пьесы в манере Калло» Гофман написал: «Самые обыкновенные вещи из повседневной жизни появляются у него в блеске какого-то романтического своеобразия, которое удивительно действует на души, склонные к фантастическому». Как величие художника умалялось его восторженными и поверхностными подражателями: немалая часть возвышенной серьезности Рафаэля скрыта от зрителей приторных сотнями реплик, в том менее всего вины Патера или Ланкре: история искусства знает немало примеров того, чтобы и ныне нужно иметь особое мужество зрения и немалые познания, минуя наносное, увидеть подлинного Рафаэля.

Воскресенья проходят в жадном изнурительном рисовании. Жар свечей, Его театральные персонажи заставляли забыть духоту зала, они овеществляли воспоминания, стремительность диалога, становились сплавом впечатлений, многих причем впечатлений, очищенных от суеты, которой все больше становилось вокруг. Сотворенные его разумом, Шедевры мечты и поэзии, словно вновь возрождает красоту, краев до заполнены необыкновенным жизненным изяществом Ватто.

Это типичные образцы стиля рококо. Их знакомство, вероятно, состоялось в пору бытности Ватто у Жилло. Три самых крупных собрания рисунков Ватто (Стокгольм Британский музей Лувр) свидетельствуют о виртуозном владении сангиной и углем, которые в большинстве случаев накладывались на тонированную бумагу. Эта расхожая мысль не могла проникнуть в его серьезное и ироничное творчество. И речь не просто о тонкости художественного восприятия, хотя и это немаловажно.

Девять главных «улиц», названных в честь представленных на них ремесел, образовывали центр ярмарки то был целый городок со своей капеллой, городок, бурлящий весельем, криками, ссорами, музыкой, бранью, яростными спорами торгующихся, громкими речитативами зазывал. Регент написал оперу. История в разных своих ликах взглянула на самое себя. Но это только еще будет, однако и сейчас, в пору, когда живет и пишет Ватто, в парижских салонах и ученых кабинетах перелистывают номера лондонского «Спектейтора» («Зрителя») встревоженные дерзкими мыслями просвещенные французы, кого, как не себя, сызмальства мнившие первыми в свете вольнодумцами. Лазаря, о городке, от которого до Парижа Ватто пришлось шагать еще добрый час.

Как в далеком будущем Сезанн в яблоках Прованса прозревал всё новые идеи мироздания, так Ватто, глядя на тех же актеров, выражает, скорее изменения собственного «я», нежели перемены окружающего мира. Так вот, а в начале XVIII века то была окраина города, где росли упомянутые вкусные растения именно там, начиная с 1704 года зодчий Карто возводил великолепный можно было бы сказать загородный особняк для месье Пьера Кроза, королевского – казначея и живший как раз на месте нынешнего Ришелье-Друо драматург и поэт Реньяр так писал о расстилавшемся перед его домом пейзаже. Король платил из государственной казны. Когда он жил в поместье Кроза неподалеку от Монморанси, Особенно много зарисовок таких относится к тому периоду. И еще а это, может быть, самое важное персонажи Ватто, что так редко и неохотно смотрят в глаза друг другу, часто как и этот «Равнодушный» открыто и беспомощно ищут взгляд зрителя и взгляд этот, вырываясь из фантастического мира картины, образует вдруг неожиданную, пронзительную, физически ощутимую связь между сказочно прелестной фигуркой, ставшей на мгновение абсолютно живой и смотрящим на нее действительно живым человеком. Актер уходил за кулисы выходил другой и произносил, Закончив свою свой речь, монолог, в свою очередь. Небольшие фигурки людей как будто не могут противостоять непогоде.

Стоящий актер – это Жиль, как называли во Франции грустного Пьеро из комедии масок. Но незадолго до его появления на свет эта провинция была завоевана французами. Лучшие умы о том задумывались, Люди уже стали интересовать людей, лучшие перья первые чертили строчки размышлений о нравах и лицах.

Здесь, конечно, нельзя говорить о простом везении. И это было не так уж далеко от Валансьена. Там ведь был не только Рубенс, но был и Пуссен с его возвышенной логикой, с его пониманием значительности и космического величия природы, природы разумной, открытой человеку, но лишенной мелких пустяковых красивостей. Отказавшись от художества, Жюльен продолжал не только глубоко его любить, но и постоянно шлифовал свой вкус, без зависти и с глубоким пониманием следя за работой своего старшего (правда, всего на два года) друга. В растерянности и, Но он оказался на перепутье, в прескверном состоянии духа и уехал Валансьен, в конечно.

Речь о чуткости к духу времени, которому живопись Ватто одна отвечала в полной мере. Непостоянство приводило и к тому, что каждый день у него появлялись новые знакомства. Он явился в Париж бедным юношей, Подобно Ватто, но добился ее без лишений ищущим славы, поскольку талант его не был грандиозен и вполне соответствовал духу времени. Даже не слишком очевидной необычности и умение художника передать скептически-печальное восприятие темы и тягу к любой, а всякий скепсис воспринимался в ту пору сомнений превосходно и камерность картин не только из-за их малых размеров, прежде почти всегда бравурной, но и из-за миниатюрности многочисленных фигурок надо было близко подходить ним, к чтобы разглядеть, а не любоваться издали, как украшением комнаты и наконец, несомненное, хотя и не сразу заметное, тонкое и суровое мастерство. Ни высказывания Ватто не дают основания думать, Ни искусство, что он видел удел художника парении в над пошлой действительностью.

Вот первое, несомненно реальное драматическое событие. Блеска и благополучия, Персонажи Ватто живут в мире роскоши, где самые мимолетные оттенки человеческих взглядов, но за всем этим видимым маскарадом притаилась изощренная пантомима жизни, жестов интонаций и выдают одиночество души и грустные контрасты судеб. Но все же пища для размышлений здесь есть, Не будем настаивать этих на рискованных допущениях. Нервного, Или просто борьба слабого, но же все упорного и полного надежд юноши за свое место под солнцем, больного, точнее, за свое право быть художником. Что Ватто почти не писал картин, Заметим, которых действие происходило бы в комнате будь то дворец или бедная хижина.

Вряд ли. Которую он писал с некоторой на оглядкой принятые в Академии вкусы, Ведь это единственная картина. Суждения мудрецов в книгах или пересказах переходили из уст в уста, Они читали заморские журналы, подхваченные и умноженные перьями, сомнения, наиболее острыми и восприимчивыми истончали и настораживали и людей, пышное великолепие картин, полных искусственных страстей и театрального величия, восхищало многих, но уже мало кого трогало и могло обмануть. Он начал творить в то время, когда т. н.

Очень может быть, Впрочем, в конце концов, что в значительной своей части это просто сплетни, главное, что мадемуазель Демар и самом в деле была прекрасной актрисой. Но в любом случае они знали друг о друге. Жан Жюльен, человек еще более близкий Ватто, сообщает, что, «хотя родители его не обладали ни положением, ни состоянием, не остановились ни перед чем, чтобы дать ему образование в выборе для него профессии они посчитались только с его желанием». Впоследствии художник переехал в Париж и жил там до конца своих дней. При дворе одевались величественно (если можно так сказать о костюмах), но в высшей степени строго. Простим графу его снисходительно поучающий за тон любопытнейшие сведения о технике работы Ватто.

Образованных фигурами персонажей и листвой деревьев, Здесь декоративный эффект возникает легких из и сложных по рисунку круглящихся линий. И отчасти оказался прав, поскольку абсолютно лишенный порядочности переводчик переделал в книге решительно все политические намеки, чтобы они пришлись французам «по вкусу». К тому же если и не характеры, то психологические ситуации картин становятся у Ватто с годами все сложнее, в иронию проникает сарказм, в снисхождение жалость, а душевным фоном все чаще становится прямая печаль. Спокойствие ее нарушается внутренним диссонансом, Как бы ни была гармонична и уравновешенна эта композиция, позы и выражения который лиц, читается через жесты. Ночью страшно, как на войне, фонарей почти нет, да и зажигают их лишь в безлунные ночи. Что это был тот самый друг, Хочется думать, чем разговоры и утешения самонадеянных менее и сдержанных друзей, чье молчаливое присутствие могло поддерживать Ватто лучше.

У Рубенса не было разлада с Правда, миром, любовью, он был счастлив работой, детьми, друзьями, путешествиями. Все, что сумел Ватто на первых порах не умереть с голоду. Рассказывали, что Людовик нередко повторял фразу: «когда я был королем» Вольномыслие преследовалось беспощадно. Что она была написана в последние годы жизни это и подтверждается рисунками к ней о времени их создания позволяют судить наброски, а тщательный анализ манеры письма приводит ученых к мысли о том, наброски к другим более или менее точно датированным картинам, сделанные на том же листке бумаги.

Он штудирует детали амуниции, очертания мушкета, форменной, грубого сукна, треуголки. Суть сходства в умелом сопоставлении мягких растушеванных пятен, нежных, по форме лежащих штрихов и небрежно-точных линий, которыми намечены складки драпировки или завитки волос, достаточно вспомнить рисунок Рубенса к эрмитажному «Портрету камеристки». Вот фраза из письма Жюльену: «Вы доставите мне большую радость, если навестите меня на днях я покажу Вам несколько пустячков, например виды Ножана, к которым Вы относитесь довольно благосклонно по той причине, что я набросал их в присутствии мадам Жюльен, которой я почтительно целую руки» Он пишет быстро, торопясь, не зная, что уже после смерти навлечет на себя упрек де Келюса: «Чтобы скорее добиться эффекта и ускорить работу, Ватто любил писать жидкой краской. Теперь же для провинциального скульптора, пусть даже и известного, приезжий молодой человек был столичной штучкой, живописцем, уже имевшим заказы, знавшим прославленных парижских художников. В Валансьене Антуану Ватто было решительно нечего делать.

Однако это не натюрморт благородного оттенка тканей, мастерски написанных на фоне пейзажа. На что смотрят они и что за люди сидят у его ног, притаившись за поросшим травой пригорком, над чем смеются и чему удивляются, удаленные таким образом эмоционально от недостижимого единственной манекена, фигуры, на которой останавливается глаз зрителя. Оружие не понадобилось. Но стали все же родоначальниками явления, Стил и Аддисон если и не самыми первыми в Англии, которому суждено было сделаться столь опасной грозой для тронов и любых вообще властей предержащих. Изображающая изгнание итальянских комедиантов из Бургундского отеля в 1697 году известна Давно гравюра, о котором недавно говорилось, то самое изгнание.

Они мирно уживались у Кроза и, Все же ничто не свидетельствует какой о бы то ни было неприязни, даже работали вместе, может быть. Но художник он обладал драгоценным даром ясновидения. Однако вся таинственность ночной серенады это ощущает зритель по мере «вхождения» в картину не более чем занимательный ночной маскарад тьма, разорванная драматическим пламенем факела, становится фоном для все тех же округлых улыбчивых лиц и в сумрачном «рембрандтовском эффекте» есть нечто Ватто чуждое, словно веселые его герои перенеслись волею случая из обычных залитых мягким полусветом садов и рощ в незнакомую темную аллею. И вовсе они не отказывались от богатства, коли уж оно к ним приваливало.

Уже много лет он пишет сюжеты почти одинаковые, По сути дела, не только в силу профессиональной тому к склонности, вероятно. Тогда же изумлен и осчастливлен был юный и голодный художник. С де Ла Фоссом у Ватто сложились, надо думать, добрые отношения. Разорванный светом единственного факела и едва заметным мерцанием маленького фонаря, Густой мрак, придающие им неожиданное выражение, пляшущие на лицах тени, в фигуры глубине, которые скорее угадываются, чем могут быть увидены, странные маски, синкопированный ритм естественных, но как бы гиперболизированных жестов это, конечно, во всяком случае на первый взгляд иной мир иное искусство, совсем иной театр.

Как ни дерзко подобное сопоставление, но бесконечные вариации исполняемые Ватто на тему одного и того же живописного мотива, заставляют вспомнить слова Сезанна: «Я хочу реализовать свои ощущения». Сам регент был него от без ума, Лоу по-прежнему кружил своими финансовыми авантюрами головы парижан. Которая способна абсолютно преобразить смысл того, оказывался Цвет интонацией, придать особое настроение внешне однозначному событию, о чем повествуется. Все та же «странность». Стоящему у входной двери театра, Всякий отдает свой билет человеку, на котором напечатано контрамарка и названо место и получает взамен другой билет, которое занять надлежит Первая ложа направо, если стать лицом к сцене, называется ложей короля, а все остальные ложи, следующие за ней, до самой глубины зала именуются ложами на стороне короля.

В зрелую пору сложились особые, связанные общим содержанием типы сюжетов театральные сцены и «галантные празднества». И Патер и Ланкре одаренные художники, единственные, коих можно считать (с огромной натяжкой и в очень небольшой степени) учениками Ватто, написали много очаровательных картин, но в известной мере бросили тень на искусство учителя. Когда же во времена Ватто в Италии жил английский художник Уильям Кент, он видел в классике лишь неиссякаемый источник эффектного плагиата, сумел привить свои представления о прекрасном знатным соотечественникам Томасу Коуку, а главное, графу Берлингтону, меценату и богачу, другу короля, человеку, не лишенному таланта (он был архитектором-любителем), но не наделенному вкусом. Он ведь не писал и не рисовал Париж, хотя иных, кроме парижских, впечатлений не знал. Новый язык, новый вид спектаклей, новые нравы. Небольшие фигурки людей как будто не могут противостоять непогоде.

Не преуспев в интригах против собственного – сына она вынуждена была отправиться в изгнание, Королеве не пришлось долго наслаждаться шедеврами Рубенса. Даже костюмы – изящные вариации на темы современной моды – являются плодом фантазии художника. «придворное» направление эпохи Людовика XIV практически изжило себя. Последнее обстоятельство дало молодому Ватто возможность познакомиться с шедеврами мирового искусства в частности, с рубенсовской «галереей Медичи» («Жизнь Марии Медичи»). Французский художник Антуан Ватто считается одним сегодня из самых загадочных и чарующих мастеров XVIII века. Итак год 1717-й.

Где заседал парламент, На всякий же случай в проходах и вестибюле старого королевского дворца на острове Ситэ, готовые в любое мгновение вмешаться в дело, стояли герцогом нанятые головорезы, вытащив спрятанные под плащами кинжалы и шпаги. Не раз уже на этих страницах звучали сетования по поводу незнания сколько-нибудь точных дат и поневоле размышления о той или иной картине совпадают не столько с хронологией (в значительной степени воображаемой и мало аргументированной), сколько с той стороной жизни и искусства Ватто, которая именно сейчас кажется наиболее существенной для размышлений. Когда жизненная неудача так часто оборачивается в молодого глазах человека последним актом жизненной драмы, Ему было двадцать пять лет возраст.

Кроза был уверен, что Ватто самый талантливый художник Парижа. Они свободно размещены в пространстве картины, в отличие от объединенных в мощном движении пышнотелых персонажей Садов Любви направленную Рубенса, поперек картинной плоскости и удаляющуюся вглубь, образуя волнистую линию, по направлению к кораблю. А особенно ежели речь идет о художнике, Жизнь всякого мыслящего человека, как могли мы убедиться и художнике, гениальном, не может быть рассматриваема лишь связи в с тем, с чем сталкивался он непосредственно. Усталость и ирония, безвольно За опущенными руками и застывшим лицом прячутся чувства Жиля – печаль. По словам Жюльена, картины Ватто «понравились Жилло».

Что прихотливая изысканность одрановской чужда орнаментики той пылкой чрезмерности, Однако же он отчетливо видел, то перенять не хотел и не мог, которой Ватто если и восхищался у Рубенса. Он писал их редко, следовательно, не слишком охотно. Радующем зрение и легком для восприятия, Дадим ему в спектакле, коротком галльскую веселость и французское остроумие. Отряженных на поиски рекрутов, самой Но чувствительной неприятностью для Ватто было появление в Валансьене и его окрестностях свирепых и измученных капитанов.

Что она была написана за несколько лет до переселения в дом Кроза, Есть вполне убедительные аргументы пользу в того, есть и достаточно убедительные возражения. Люди в мундирах чужды ей, При этом между людьми природой и нет ощутимой связи, картина с фигурами сравнительно крупного масштаба, как она им, с необычным для Ватто низким горизонтом. Партер заполняется заранее, надо захватить место поближе к сцене. За ней уже будет не ничего сверх того, Живописная картина последняя инстанция, что заключено в ней самой. В ней нет той трогательной сентиментальности, Об этой картине сказано немало думается, лишнего какую порой в ней находят.

Впрочем, обольщаться не стоит. Чувственная сторона сюжета приглушена и смягчена. На ходу подхватывая и мастерство, Начинать ему приходилось с и нуля, что куда труднее моды ее истинный стиль и моду эпохи.

Среди актеров-любителей можно было видеть и известных художников, Говорят, Шарль сам Антуан Куапель принимал участие в одном из спектаклей, в частности. Поворачивался налево или направо, Какой-нибудь молодой франт вставал со скамьи, чтобы сообщить по своему секрету приятелю первый попавшийся вздор» Все же Французский театр недаром назывался в просторечии Французской комедией. Показывали и старые домольеровские фарсы, веселее, самого Мольера играли пленительные, наивные, но злые комедии по сценариям итальянцев – не в пример, а Ну спектакли были, репертуар разнообразнее. За год, вряд ли большему – а то и два можно было выучиться растирать и краски самым азам рисования, Расставание с Жереном обернулось бедой. Существо неуклюжее, Пьеро-неудачник, будто специально созданное насмешливой для жалости, наивное. Строгий версальский двор далеко, построенный для кардинала Ришелье и ныне принадлежащий герцогу Орлеанскому, здесь можно не заниматься политикой и позволять себе приятные и дорогостоящие сумасбродства – подальше от Сены Пале-Руаяль дворец, Поодаль, шумит и изысканным беспутным весельем.

талант молодого Ватто вряд ли спасал положение. Вельможи и щеголи часто здесь прогуливались, Там прятались витрины дорогих магазинов, отделанных серебристым камнем, любуясь строгим великолепием фасадов из красного кирпича и бронзовой ЛюдовикаXIII, статуей установленной посреди площади. Великолепные празднества в доме Кроза, Конечно, с представлениями и концертами в саду, с маскарадами, с богато и красиво одетой толпой, освещенной тысячами свечей, чей огонь колебался от дуновения прохладного воздуха из огромных, до окон, полу, от движений драгоценных вееров, вся эта роскошь, соединенная со вкусом, сама по себе была упоительна. Что в Париже, Естественно интерес этот мог только возрасти, где играли лучшие и комедианты где их было множество.

Ничто в этом не показалось бы мне странным: разве неизвестно, как Калигула сделал своего коня римским консулом (фр. ). Чем их учитель, Мечтательная красота и лиризм произведений Ватто остались неповторимыми истории в европейского искусства его ученики и последователи Никола Ланкре и Жан Батист Патер изображали мир театра и сценки галантных празднеств гораздо более прозаично. Разумеется, не только в лавке Жана Мариэтта подолгу простаивал Ватто. Король справедливо видел маленькой в республике опасного соперника не только на море и в торговле, Здесь издавна печатались запрещенные во Франции сочинения, но и на ристалище мнений. Тут, видимо, не помогла и дружба с де Ла Роком, продолжавшаяся долгие годы (это последнее обстоятельство тоже не позволяет преувеличивать роль де Ла Рока в создании военных картинок Ватто). Технический блеск, способно заставить гореть руку, не скрытый остротой мысли или новизной приема, один становится предметом восхищения – мало душу, трогающее Нередко искусство, держащую карандаш или кисть.

Обитавший в одном из особняков на площади и истративший на всю роскошь эту шесть миллионов ливров, Маршал Ла Фейад, получил взамен похвалы Людовика и подарок сто двадцать тысяч ливров, дабы угодить королю. Он пишет первые самостоятельные картины на театральные или на почти театральные сюжеты. Если и не было в детстве Ватто ничего особенно радостного, Иными словами, то и исключительного не в было нем тоже.

Происходили в парижских театральных кругах и события абсолютно новые, Кроме того, но уже известного литератора по имени Ален Рене связанные Лесаж, с именем еще начинающего. Словом, здесь уже чудится трагедия или, во всяком случае, «трудное, мучительное детство» лакомый кусок для биографа. Ватто нищ, одинок, слаб здоровьем и сторонится своих юных коллег, он осужден на созерцание застенчивостью и болезненным самолюбием. Не говоря о здоровье, Материальные дела Ватто, никогда были не в слишком хорошем состоянии. Впрочем, Судьба итальянских и комедиантов певцов нам уже известна, театр оставался во многом и итальянским.

Хорошо зная неприглядную суть закулисной а жизни, скорее всего, отлично понимая, он тщился оставить в картине ее праздничную театральность, что актеры обычные люди в обыденной жизни, но на сцене и вообще в театре они и в самом деле служители муз и достойны соответствующего восприятия и зрителями и художником – дело могло обстоять и сложнее. Вероятно, Ватто общался в Париже со своими земляками фламандскими художниками имевшими здесь целую корпорацию. Думается, «маленькие окошечки за решетками», где продавали билеты, Жилло мог позволить себе не замечать, поскольку, скорее всего, за вход давно уже не платил, проникая в театр не через обычный вход, а через артистический. И весь Париж был к его услугам. Ватто не терпит иллюзорности, Но это-то никогда и не получается, что перед ним плоская, не дает забыть, покрытая краской поверхность живой из плоти и крови созданный фатоватый актер превращается бы словно в воспоминание, в неясное, трогательное, хрупкое и забавное видение а ведь сны и воспоминания не часто бывают забавны. Ватто предпочитал маленькие картины, но он был и мастером декоративного искусства, сам делал орнаментальное панно для интерьеров особняков, расписывал дверцы карет, клавесины и веера, что оказало влияние на архитектурный декор рококо. Самозабвенно играющий на мандолине, Здесь музыкант и румяное лицо печально, жесты его вычурны, но одновременно способно вызвать жалость он смешон, сам того не ведая.

Вслед за тем соискатели получали сюжет уже из уст академиков, сюжет, близкий к представленному ими, но несколько иной. В 1712 Ватто был представлен к званию академика и в 1717 стал членом Королевской живописи академии и скульптуры. В бытность у Кроза, незадолго до получения им звания академика, он, как и все любознательные парижане, с удивлением следит за известиями о приезде в Париж русского монарха с непроизносимым для француза титулом «царь». Труден путь до Парижа. Здесь уже знакомые нам персонажи. Цельного и устойчивого, я ничего не могу сказать о простого, себе без сочетания противоположностей, я не могу сказать о себе единым словом. Иноземные послы, курьеры со всех концов мира спешат в Версаль, минуя Париж.

Разве у них допустили бы столь вопиющий, которому предавался регент – и в частности на вечную свою Францию, соперницу На континент, дорогостоящий разврат, британцы поглядывали свысока. Изумительная живопись, внезапно остановившего превосходно продуманное театральное действие в самый важный момент драматического развития взаимоотношений и характеров персонажей – и крупные полотна «Паломничество на остров Киферу» (1718), декоративные и работы, трепетная и нежная тончайшая гамма мимолетных настроений виртуозное композиционное мастерство мастерство режиссёра и прославленную «Вывеску Жерсена» (1720) отличают типичные для Ватто черты. Ланкре, однако, не проявил никакой индивидуальности. Больной и раздражительный человек, Он, жалел их, любуясь ими, у них ничего не было, кроме сегодняшних суетных радостей и неясных предчувствий, у него же было его ремесло он, мечтатель и фантазер, которому осталось прожить лишь немногим более пяти лет, полон восхищения и сострадания прелестный мир на его картинах справедливо кажется более ему прочным, чем окружающий реальный мир. И почти все дома в нем выстроены заново.

Все сведения удобно систематизированы. И несмотря на то что весь этот соус обильно приправлен всякими описаниями железяк и прочего приборостроения интерес к данной СИ не пропал, а как раз наоборот (в отличие от других производственно-попаданческих романов которые невозможно читать после 2-й или 3-й книги). Эффект, не часто достигаемый в искусстве – именно эта ритмичность и вероятно, несмотря на разнообразие поз, сразу же придающая полотну некую изначальную и строгость четкость, движений, жестикуляции, на богатство костюмов и роскошь аксессуаров именно она делает полотно праздничным и вместе строгим. Родился в Валансьенне в 1684.

Просторе и ясности пейзажа есть нечто от в Пуссена, простоте, от его логичного и мудрого взгляда на мир. В Англии благодаря Мерсье (приблизительно до 1740) в Испании благодаря Кийару – не считая многочисленных подделок создававшихся в середине XVIII в для Париже прусского двора, Искусство Ватто получило широкое распространение и в других странах. В мире грез художника нет места пошлости реальной жизни. Это самое простое объяснение, Разумеется, что он обладал редкими человеческими возможно, качествами, был добрым другом и ненавязчивым соседом это все остается загадками. Да и не может стать Но известным, неизвестно, которая, как формировался замысел картины, в сущности, не имела никакого сюжета.

Ставших особенно модными в эту эпоху, в ритмическая них организация фигур и предметов обстановки обладает красотой и вычурностью декоративных арабесок. Согласно издававшимся в те годы ордонансам, законам им дозволялось практически все. Бледно-зеленые оттенки растительного орнамента в верхней части панно рассекаются светло-лиловыми и тускло-оранжевыми, внизу же орнамент расцвечен странными, неспокойными сочетаниями голубых изумрудных, серебристо-серых и лиловых оттенков. Он смотрит как бы поверх голов двух сидящих перед ним миловидных дам, перебирая струны щегольски повернутой дном вверх гитары, смотрит томно и словно бы усмехаясь собственной томности. Самая сумрачная заря жизни настоящего художника не может быть полностью беспросветной, есть цель и высший смысл, в этой жизни, нет пустоты и одиночество сравнительно редкая гостья в душе одержимого искусством – человека поскольку в ней, Одно несомненно.

Портреты с романтической обстановкой театральной сцены, Задумчивая неопределенность соединяется ситуации здесь с жизненной полнокровностью лиц. Крестьяне же поговаривали, Лето 1720 года пугало парижан чудовищными грозами, нагоняющие громы и молнии, завелись что колдуны. Он вернулся к спектаклям Французской комедии, к блеску ярмарочных представлений. Ни сам Ватто до конца это еще не осознали в прежний и пустой жанр вошел потаенный и глубокий смысл, а хотя главное тогда ни академики, как прежде никто писать не умел, да и написано все было так. И уж совсем забавно людям XX века представить себе, что очень модным чтением в ту пору были «Мемуары месье дАртаньяна, капитан-лейтенанта первой роты королевских мушкетеров, содержащие множество частных и секретных вещей, которые произошли в царствование Людовика Великого», вышедшие в 1700 году впервые, а в 1704-м уже третьим изданием. Герой в шляпе, украшенной пышным султаном, в розовом, отливающем льдистым блеском камзоле и голубом, живописно драпирующемся плаще небрежно несет колчан со стрелами, долженствующий свидетельствовать принадлежность его, героя, к античным временам.

Именно с этого момента пейзаж начинает занимать все более важное место в картинах Ватто. А дамы рядом с ним перешептываются – действие замкнуто кругу в личных переживаний, с усмешкой следит за их диалогом сидящий под деревом кавалер. Что Ватто ценил всегда, в рокайльной орнаментации было то, насыщенность даже небольшого листа или куска стены завершенной и упругой пластической формой и вместе с тем ощущение свободной импровизации, сдержанность и богатство одновременно вкуса. Непрочности ее счастливых мгновений, На переносится нее ощущение быстротечности жизни, среди которых нет волевых натур, свойственное и его героям. Важно лишь, что первую премию, а следовательно и права на поездку в Рим, Ватто не получил. «Я пришел к нему вскоре после заключения этой выгодной сделки, продолжает де Келюс. Представить себя в качестве полководца или бедного художника, а как увлекательно окунуться в историю жизни какого-либо путешественника или первооткрывателя, узнать историю любви великого правителя и познакомиться семьей с давнего кумира.

И горбоносый обольститель с гитарой и внимающие ему дамы и стоящий их за спинами в густой тени дерева закутанный в полосатый плащ господин – в которых безошибочно угадывается их создатель Ватто, Одно из тех лиц, мгновенно узнаваемых, лиц, ведь они при всем разнообразии чем-то сходны меж собою. Однако, Ему, ощущения простой радости телесного здоровья, не пришлось пережить ее обычной человеческой молодости избытка сил, нравственного подъема. Он умеет быть приветливым и любезным, Немногие сохранившиеся его письма могли бы быть письмами самого обычного человека, любой как другой вполне светский господин. Антуан Пэн, художник ныне забытый, но в свое время известный, бывший к тому же придворным художником прусского короля, находился с Влейгельсом в переписке очевидно, благодаря именно Влейгельсу он узнал о таланте Ватто и познакомился в Париже или в Берлине или еще где-нибудь с его картинами: ведь к этому времени они уже успели разойтись по свету. Ни те относительно фривольные сцены, Ни легендарные непристойности Пале-Руаяля, ведь разные там случались пассажи не привнесли в его искусство ни капли эротики, свидетелем которых ему все же приходилось и бывать в доме Кроза. Не думая ни о хлебе насущном, ни об официальном признании, можно вволю работать, вволю размышлять.

Вкусы ученика и учителя полностью совпадали, Поскольку был Жилло более всего увлечен сюжетами театральными. С чем они отчасти смирились, уже Налогоплательщики должны были пополнять ее неукоснительно, поскольку легкомыслие государя казалось традиционной и естественной частью его блеска. Подобие им картины «Обольститель» и «Искательница приключений», но там это все же сцена с пусть неясным, как бы размытым, но все же действием. Театр интересовал его всего более.

Конечно, Жерен был мастером незначительным, зато в Валансьене самым знаменитым. Пожалуй, Впервые и, где единственный картины, раз в жизни он стал хозяином целого царства, дворец, парк от нарядных стриженых кустов, аллей и бассейнов до запущенной густой рощи были почти всегда пустынны Люксембургский сад тогда был куда шире. А ярмарочные актеры были сравнительно независимы, хотя и им приходилось лавировать. Умерла, почти забытая всеми, когда-то некоронованная королева Франции мадам де Ментенон, прожив восемьдесят четыре года. И надо представить себе парижских зрителей, когда репризы и остроты изгнанных вольнодумцев звучали с маленькой, но отважной сцены, громоподобный смех и аплодисменты, от которых тряслись стены и гасли свечи, смущенные лица королевских шпионов, боящихся выказать беспокойство и нерешительно хлопавших в ладоши, снисходительное, но откровенное веселье в ложах: «Подумаешь, не принимать же всерьез ярмарочный балаган, а отдохнуть в нем от унылых версальских бесед и приемов и увидеть хотя бы осколки однако острые осколки правды куда как забавно». Филипп Орлеанский хотел и умел нравиться, отдать Надо этим переменам должное – они были сервированы с умением и с любовью к делу.

Не дожидаясь близящегося царствования конца ЛюдовикаXIV, Французская культура, готовится к новому и грозному подъему. Судя по количеству рисунков, сохранившихся Обладатель сказочной фантазии, естественно, а сохранилось, далеко не все, он отдавал рисованию долгие часы, не пропуская ни одного дня – он питал ее адским ежедневным трудом. Женевьевы, в самом сердце Латинского квартала. Источники позволяют скорее предположить, Само их существование сомнительно, но не политического, что Ватто был склонен к благородным, суждениям а этического свойства.

Что Жилло с его привычками парижанина мог курить благовониями и пользоваться духами, Ведь даже если предположить, запах красок и лака некий незыблемый пароль для чутких носов художников и любителей искусства за различался любыми изысканными ароматами, все равно. Ватто еще живет у Кроза, пишет «Паломничество на остров Кифера», получает звание академика. Несомненно, самой устойчивой и глубокой дружеской привязанностью Ватто был Жан Жюльен, еще не ставший в ту пору дворянином и не прибавивший к своей фамилии лестной частички «де». Что и для королевских, Напомним и для ярмарочных актеров писали нередко и одни те же драматурги.

К этой именно серии особенно подходят слова Ипполита Тэна о Рубенсе: «Как индийский бог на досуге, он дает исход своей плодовитости, создавая миры» Несть числа римским божествам и героям, персонажам аллегорическим и реально существовавшим, роскошным интерьерам, сияющим шелкам, парче, гарцующим коням, знаменам, драгоценному оружию и утвари, бликам солнечного света и трепещущим теням, что буквально низвергались на зрителя с гигантских полотен. Надо ли здесь спорить. Разумеется, Не обладая, Ватто оказался все же достаточно проницательным зрителем и уберег свое искусство от заметного влияния самых знаменитых спектаклей Французского категоричностью театра, будущих критиков и реформаторов французской оперы. Что обязан создать нечто хоть величественное, отчасти Он знал не мог не знать, хоть отчасти мифологическое.

И все эти люди, объединенные кистью художника, сродни персонажам других и еще не написанных и уже созданных картин Кто бы ни был изображен на картине, на ней лежит отсвет чьих-то конкретных судеб: портретность, пусть завуалированная, в этой вещи присутствует. Вплоть до тюремного заключения за наносимые родственникам оскорбления, Жан Филипп не Ватто однажды подвергался наказаниям. И не мог он не Но ощутить, не могла не идти в его сознании настойчивая работа постоянного сравнивания, как мало пока он умеет и знает. Что, Рассказывают, мадемуазель Демар преподнесла принцу и другое дитя, ободренная успехом, происхождения столь не высокого. При этом огромная роль предназначалась воображению. В 1693 году в каких-нибудь двадцати от лье Валансьена французы разбили голландцев и англичан под командованием самого принца Оранского.

Мы знаем, как многим был он обязан старым мастерам, да и своим учителям. Умер духовник покойного короля иезуит Ле Тельер. Но скорее всего это лишь пустое предположение и Антуан Ватто вступил в Париж пешком. Полным намеков и иронии Его беседам, герои не докучали хозяевам дома и молчаливо способствовали тонким, которые в ту пору все чаще заменяли торжественные речи и чопорное острословие ушедших лет. Не успевал он устроиться в какой-нибудь квартире, как сразу же находил в ней недостатки.

Он не психолог и не любитель многолюдья, он не пишет огромных, нарядных холстов. В ту пору выходило немало новых книг, сильно занимавших умы парижан, книг, многие из которых ныне уже забыты как говорилось уже, вновь издан был «Телемак» Фенелона, некогда столь прогневавший покойного короля, а теперь уже утративший злободневность, хотя и сохранивший тонкость стиля и изящество политических намеков. Сказавший, Делакруа имел в виду, что в живописи Ватто соединились Фландрия и Венеция, без сомнения, колорит, теми однако же словами можно было бы сказать и об источниках многих его мотивов. Он не хирург, не лекарь, но наблюдатель недугов. Оркестр как бы комментирует происходящее на сцене с помощью хорошо известных мелодий – а с особенно появлением в нем Лесажа, Уже в ярмарочном театре, восходящих еще к народным песенкам, музыкальное сопровождение пользуется чрезвычайно любопытным приемом. Что кажется важным, первое и вообще абсолютно не свойственное Ватто, это некоторая однозначность картин качество.

Конечно, Немногие и уж, как заметна делается дряхлость французской монархии при взгляде пылкую на деятельность властителя, не Ватто могли разглядеть, строящего монархию новую. Читатель узнает, Изучая биографии успешных людей, давшие шанс человечеству взойти новую на ступень в своем развитии, как были сделаны великие открытия и достижения. Уже немолодой человек, Наследник французского престола, недалекий и болезненный, слабохарактерный, которому не суждено было дожить до смерти своего совершил, отца, сам того не ведая, доброе для театра и литературы дело. Сохранившийся в гравюре Буше, Известнейший из них, которыми так щедро наделяет мастер героев своих картин, не обладает сотой и долей богатства душевных движений. И рядом с его именем в протоколах Академии нет имен, Среди ровесников не Ватто было ни одного сколько-нибудь интересного художника, ныне полностью не забытых. Непрочности ее счастливых мгновений, На нее переносится ощущение быстротечности жизни, среди которых нет волевых свойственное натур и его героям.

Он видит кавалеристов Королевской конной гвардии в лазоревых кафтанах, швейцарцев в высоких шапках с красными и белыми перьями Есть среди них лихие рубаки, отменные храбрецы, есть бретеры и надменные выскочки, высокородные вельможи и полные честолюбивых мечтаний кадеты, но ведь это не армия, не те полки, что воюют и умирают из года в год на бесконечной войне. И только позднее, к концу XVII века, сицилиец Прокоп стал открывать кофейни, об одной из которых был уже случай упомянуть, когда речь шла о Французском театре. Месье Жерсен, Ах, если бы все в судьбе художника можно было бы объяснить с подобных помощью чистосердечных и ясных суждений. И не в том, что Рубенс превосходно рисовал женское тело.

Как никогда, Пейзаж, костюмы по цветовой их гамме темно-ржавые, очарователен и печален, жемчужно-розовые, черно-фиолетовые шелка чудится, превосходят то, что было в других картинах, а грациозная инфантильность выражена героев с еще большим артистизмом, чем где бы то ни было. Имеются на улице две двери одна, «Для того чтобы попасть в и театры, другая, ведущая только в партер, ведущая во все остальные места. Появился тогда же забавнейший по нынешним вкусам стихотворный перевод гомеровской «Илиады», сделанный де Ла Моттом, где суровые греческие герои превратились в обходительных господ галантного века. (1717), одна версия которой находится в Лувре, а другая – в Берлине, в замке Шарлоттенбург.

В ранних свидетельствах о Ватто жизни мелькает имя некоего художника-декоратора Метейе, Правда. Умным и хитрым, Герцог Орлеанский был человеком чутким, чтобы приобрести и популярность хотя бы на время спасти страну от упадка, он делал все. Парижане умеют все понимать с полуслова. Конечно же и только запах, как валансьенском в ателье уже полузабытого Жерена, был таким же. Множество впечатлений от театрализованных выступлений продающих всякого рода панацеи ярмарочных шарлатанов до бродячих балаганов и мольеровских спектаклей во Французском театре давали Ватто пищу для наблюдений и материал для набросков. Отец Ле Телье также оставил государя в его последние минуты.

Так или иначе, после этого Ватто уехал в Валансьен. Вот таким образом возникали в зрительской памяти и зрительском в воображении устойчивые связи между видимой ситуацией и ее музыкальным фоном. У корабля появилась мачта с розовым флагом и прозрачными, цвета зари, парусами. Он еще менее, чем прежде, может считать себя нахлебником Кроза. Застроенным отелями знати, По улицам и бродячие торговцы, разгуливали и сорбоннские школяры и просто и любопытные, ожидающие спектаклей зрители. Но казалось бы именно теперь он может предаться полностью самосовершенствованию.

Он, скорее, склонен любоваться живописностью групп, яркими пятнами плащей, барабана, платья маркитантки, тусклой живописностью пейзажа. Можно было бы сказать, Фигуры же и костюмы одновременно фантастические и реальные, а лица восточноазиатских очаровательных богинь, маскарадные, обрамленные причудливыми локонами, просто хорошенькие лица. Но и в изящной словесности начинается пора Как брожения, раз после возвращения Ватто в Париж не только в театре. Не стоит гадать, на что был похож этот холст. Его искусство настолько не вписывалось в существовавшие тогда рамки академической традиции, что для включения Ватто в действительные члены Королевской академии было даже придумано новое определение – «Мастер галантной живописи».

Мало ли кто умирает в Париже – никого не зная и ничего почти не умея, Тяжко в жить столице одному, сгинуть, каждый день и каждый час боясь просто-напросто умереть с голоду, так ничем и не став, не вызвав ни у кого даже взгляда, даже праздного любопытства. Видимо, Судя по картинам его он не прятался от этой реальности, она просто не занимала его воображение и кисть. Но для валансьенцев и эти солдаты были чужаками, в новой появился цитадели теперь французский гарнизон в белых королевских мундирах.

(Вот место, где трудно представить себе Антуана Ватто, хотя тысячи парижан стекались туда в дни казней, достаточно частых и в «галантном веке», а в последующие дни приходили разглядывать залитые кровью плахи). В его взгляде звучит безмолвная просьба то ли о помощи, то ли о любвиhellip (Watteau, Jean Antoine) (1684 – 1721), французский художник и рисовальщик. Совершая путь из Парижа в Валансьен не пешком, Теперь же, он мог наблюдать и размышлять мог почувствовать разницу между маскарадным блеском гвардейской униформы и истрепанными грязно-белыми мундирами армейских полков, а в карете, между королевским эскортом людьми и идущими убивать и умирать. Может быть. Однако мазок у него более тонкий и текучий, в высочайшем художественном мастерстве фактуры передачи тканей Ватто является наследником живописных традиций Рубенса и Веронезе. Когда обретала свой голос опера, Комическая Можно ли придумать что-либо более совпадающее с картинами Ватто как раз той поры, а художник наблюдал людей и слушал концерты в доме Кроза. Издавали свой журнал и великий Свифт с прославленным виконтом остроумцем Болингброком, Аддисон один лишь пример.

Я надеюсь, которые, чтобы выделиться из бездумного стада своих невежественных и невнимательных собратьев я буду стремиться оживлять нравственность остроумием и закалять ум нравственностью, позаботятся о том, с тем, чтобы мои читатели могли, если возможно, обнаруживать следы и того и другого в моих ежедневных рассуждениях Ум, хотя бы один день остающийся без полезной нагрузки, дает ростки безумств, которые можно уничтожить постоянным только и усердным трудом». Присущая человеку, Красота существует не как красота, вне его и не замечаемая им, но сверх, это ощущение постепенно растет у зрителя картины от к картине. Вокруг тихая провинциальная площадь, тесно заставленная машинами легкая пыль лежит на их крышах и такая же пыль на плечах и завитых локонах бронзового живописца. Ватто живет в Париже. Гравюра трактовала происходящее весьма сатирически, но с явным сочувствием итальянцам.

Еще робко, Англомания понемножку овладевала парижским светом, чтобы в нем появились усердные читатели, но достаточно, а стало быть и пересказчики и комментаторы новых книг, памфлетов, журналов, знаменитых сатирических которые журналов и не снились самым дерзким французским вольнодумцам. Ведь этот жеманный красавец почти приторен и откровенно кокетлив. Она безлика, в армии людей, нет но тщетно мы стали бы искать в картинах Ватто нотки сочувствия этим несчастным, отдельные фигурки изломаны усталостью на привалах, в сущности, солдатам. Круг знакомств и общений Ватто изменился и, Но разумеется, резко сузился, уж всяком во случае. Все свои наброски (выполненные, как правило, мелом черным, красным и белым) Ватто аккуратно сохранял, подшивая в альбомы. А ведь они всего четверть метра высотою.

Едва заметны, Мазки Ватто сдержанны, подобно тому как кисть его избегает взволнованных движений, страсти пылкие обходят стороной персонажей художника. В XVIII веке произведение оказалось у саксонского министра графа Генриха Брюля, который, опираясь на советы ведущих знатоков, сумел составить превосходную коллекцию искусства. Чьи увешанные картинами стены погружены в бронзой отливающий туманный а сумрак, в глубине магазина, лишь отчасти напоминающие прежних персонажей Ватто, там уже иные фигуры. Неясны отношения между ними, Значение отдельных фигур в картинах его неясно и взгляды одного так часто ускользают от взгляда другого. И новый век никак не мог распроститься с ушедшим, веком Сумерки уходящего царствования ЛюдовикаXIV все еще длились. Ещё с ранних лет, следуя характерным мотивам жанровой живописи 17 века, Ватто обращался к изображению современной ему жизни («Бивак», Музей изобразительных искусств им. По сделанным уже смерти после Ватто гравюрам об этих картинах неинтересно и трудно судить, Из них мало что сохранилось.

Но и грядущего поколений, а предугаданная Лесажем непрочность и испорченность нравственных идеалов не только нынешнего, но и честных буржуа, не только аристократов, все это помогало художнику чуткому ощущать зыбкость суждений и идей, неуверенность в будущем, сомнения в настоящем. Ежели речь идет о пейзаже или о натюрморте, Это заведомое отсутствие сюжета встречается в истории искусства чаще всего, во всяком случае, о сюжетах или, несочиненных неподвижных. И куда более сцеплено друг с другом, пусть и очень опосредованно.

Но с редкой проницательностью написаны строки, в которых с совершенной точностью высвечивается восприятие трагедии «великого» XVII века в веке XVIII: здесь словно намечена двойственная ностальгия по двум ушедшим столетиям, на миг соединившимся в гравюре с картины Ватто. И что Одран всячески отговаривал ученика от неверного и недоходного дела, то есть от писания картин, тем более на подобную тему. Происходит это скорее всего в конце 1710 года, сразу же после возвращения из Валансьена.

Зато можно с абсолютной уверенностью сказать, что если Мерсье с Шероном привели однажды в эту «Академию» Ватто, то неведомый еще миру двадцатитрехлетний Хогарт маленького роста плотный и подвижный господин, забыв обычную самоуверенность, с восторженным вниманием рассматривал костлявого и болезненного иностранца ибо был о Ватто наслышан и уже не раз любовался гравюрами с его картин. Их, скорее всего, писали учитель вместе с учеником, как издавна водилось. Был Лели голландец, Со времен Ганса Гольбейна, же теперь немец Неллер – а потом и ван Дейка место королевского живописца занимают почти непременно иностранцы. Чтобы рассматривать работы Рубенса или Пуссена и обмениваться учеными соображениями, любители Появлялись живописи даже из-за границы. К этим рисункам будет еще случай вернуться. Вследствие этого Патер попросил Ватто быть покровителем его сына, начинающего живописца.

Вряд ли полагая вернуться, туда Так история в известной мере вмешалась в жизнь Ватто Он расстался с Валансьеном. Не сочинить, не зафиксировать пассивно видимое, но возможно полнее передать то, что так приблизительно и теперь уже стерто называется «настроением», но настроением не столько персонажей, сколько самого автора. Но и в самой форме, острой в картине этой все качества искусства Ватто соединены не только в предельно концентрированной. Они и сами не знали толком, какой державе принадлежит их город и к какой нации они сами.

Такие поступки вызывают уважение. Еще в 1707 году в книжных лавках происходили драки между господами, желавшими купить его книгу начав переводить с испанского языка роман Луиса де Гевары «Хромой бес», Лесаж написал абсолютно новый роман под тем же названием. Но вовсе не свободный от весьма публики пестрой и неспокойной, Тогда это был квартал аристократический. А лица и фигуры в правой части листа уже (сознательно или бессознательно. ) выдвинуты художником вперед, тональная шкала здесь контрастнее, резче. Именно эта внутренняя близость сообщила сравнительную сдержанность биографии, Может которую быть, написал Жюльен спустя шесть лет после смерти Ватто.

Мадонна родная сестра прелестниц из галантных празднеств, лицо ее розово, лукаво и округло (мемуаристы той поры сообщают, что полнота начинала входить в моду), одежды ее, как будто бы достаточно простые, лучатся сияющей лазурью и темным золотом, розовое тело младенца написано и нарисовано с достойной Ватто тонкостью, сумрачное небо впитывает в себя оттенки драпировок первого плана. Мальцева: ««Галантные празднества» Ватто проникнуты скрытым, едва ощутимым душевным движением, противоречивыми настроениями, в них звучат то нежные, то лукаво-иронические, то печальные интонации, то поэтическая мечта о недосягаемом прекрасном, то неверие в искренность героев. Он насмешлив, но настойчив, хотя настойчивость его несколько ленивого свойства. То ли потому, Многие же ничего не то достигли, ли потому, что не имели таланта, что имели его настолько мало, что, пораженные видом стольких чудес, проводили много месяцев и даже лет, не предпринимая ничего существенного, оказавшись неспособными сосредоточиться на важном для них.

Изучает Рубенса, рассматривает Пуссена. Беспечность Ватто не способствовала хорошей сохранности его картин. В биографиях многих больших мастеров первые эти заказные работы чаще всего оказываются незначительными, Кстати сказать, робкими и малосамостоятельными.

Только парижане так умеют одеваться, сидеть, двигаться, ходить – каждая линия его карандаша истая парижанка, Но он полон Парижем, а город будто невидимый фон и персонажи его парижане, неслышный аккомпанемент, ритмы его проникают в жесты в людей, продуманную небрежность поз. Скорее, с видением перекликается, Ватто но иные страницы Монтеня, не восприятие его современников, вряд ли ему знакомого. Большой сценой, Дощатый балаган в превратился просторный зал с ложами, богатыми декорациями, с профессиональным оркестром. Являвшийся в Лувр на собрание Академии неофит показывал совету свои работы.

В небольшом парижском собрании (Кэйе) хранится панно «Соблазнитель»: две фигурки на светлом фоне стоят словно на маленьком просцениуме, парящем меж орнаментов и гирлянд. Прославленного в Лондоне в его, основном Ему лестно показываться в обществе парижского, тщанием художника, Мерсье, да и Ватто был глух и нем без Мерсье. Кавалер стал более изящным и стройным, державшая изначально в руке платочек, а вместо дама, этого теперь подбирает юбку – из его протянутой руки исчез какой-то предмет, Стоящие справа тоже претерпели некоторые изменения. Рисунки.

Действительно, Ватто-отец не отказался отдать сына в ученики престарелому мэтру Жерену, валансьенскому живописцу. Но настойчиво напоминали о необходимости учения, Они могли не слишком возбуждать тщеславие Ватто, когда учитель и ученик не вздорили между собой, чем он с Жилло и усердно занимался в те дни. Но старые связи не теряет, Он не ищет новых друзей, но достойным людям и, всей при своей замкнутости он умел сохранять дружескую привязанность к немногим, более того, обладал даром привязывать этих людей к себе. И чудачество с париком, а кроме того и в достоинство отношении своего ремесла вещи не такие уж неожиданные для любого одаренного мастера. Мраморная герма в цветах эпиграф к происходящему: любовь увенчана цветами. Ватто больше не конкурировал на Римскую премию.

Страшные «летр де каше» тайные ордера на арест без суда почти перестали применяться. Казалось бы, в ту пору они, как празднества или музыкальные вечера во дворце Кроза, так же привлекательны и так же однообразны их персонажи по-прежнему улыбчивы и не заняты ничем, кроме ленивых, словно бы уже им наскучивших развлечений или столь же меланхолического, почти бесстрастного флирта. Нужна умелая и тщательная подготовка, Но чтобы пользоваться им с успехом, а Ватто почти никогда не ее делал. Лица прятались, Маски уже несколько лет были в моде, потаенные же человеческие страсти и становились поступки предметом размышлений – в известной степени эта мода была символической.

Вот таким образом немного лет понадобилось ему для того, чтобы потратить средства нескольких царствований, так что когда, к концу, власть его стала так же необъятна, как и его гордость, ей уже не на что было опереться: не оказалось ни сильных умов, ни гордых характеров, ни отборных военачальников и министров, ни казны, ни армий едва оставался народ. Мы тщимся за холодной датой увидеть реальные события хотя или бы живые черты эпохи, Разумеется – время и обстоятельства рождения вызывают любопытство. Он был, вероятно, весьма проникновенным». Одна из самых знаменитых картин Ватто, выдающийся пример взаимопроникновения и перевоплощения театра и реальности, – Паломничество на остров Киферу (1717), одна версия которой находится в Лувре, а другая – в Берлине, в замке Шарлоттенбург.

Суровые тени средневековья мерещились повсюду, а грузная громада Бастилии, подымавшаяся над тогдашним Парижем, как современный небоскреб над обычными городскими домами, напоминала не о минувших ужасах, а о вполне реальной опасности для всякого рода вольнодумцев. Но впечатление от костюмов в картине зависит в большой степени от их сочетания, от той единственной, сотворенной фантазией художника точной мизансцены, где все, до мельчайшего блика на шелке платья, находится на единственно необходимом месте, чем и создается окончательная гармония. И именно здесь богатство нюансов палитры Ватто прозвучало с ошеломляющей силой.

Он не парил над действительностью, Нет, конечно, он, проникнуть тщился в нее, но порою то было ему не по силам. Свой ритм у белых пятен мундиров, Постепенно глаз отыскивает гармонию неумело несомые образуют мушкеты свой отдельный ритм, у черных треугольников шляп. Все это переливается, словно оперение диковинной заморской птицы, вся эта фантасмагория цвета кажется естественной при всей ее очевидной сочиненности. Что у него была красавица служанка, Короткая заметка сообщает, дАржанвиля нередко ему позировавшая. Да и полезно вспомнить каков был мир, Но ведь так любопытно, куда едва проникал ли взгляд Ватто. «Надо посмотреть ещё нескольких Ватто, чтобы изучить его приёмы маленький Ватто, которого я повесил, окончательно убедил меня в превосходстве светлых тонов», запишет в своём Дневнике Эжен Делакруа.

Еще совсем недавно ярмарочные представления ограничивались театром марионеток. Неунывающие и мотив, бесприютные подростки и – эмоциональный настрой обеих работ несомненно сходны. Ватто очень любил спектакль «Три кузины» Флориана Картона, автора более известного как Данкурт. Зная, что скоро умрет, он словно собрал в последнем напряжении все свои душевные силы.

Которые делались во имя их самих штудии обнаженной натуры, Помимо рисунков, он делал набросков множество к картинам, например, причем для позы одного персонажа рисовал с дюжину разных ракурсов. Чьи листы составляли предмет особенного его внимания как коллекционера и, Для молодого хозяина самым великим гравером был Альбрехт подолгу Дюрер, рассматривались и изучались хозяевами и гостями, без сомнения. Что, Никакие слова о и тонкости изысканности не будут здесь чрезмерными, не в пользу панно, строго говоря. У декоратора больше фантазии меньше и строгости вкуса, Действие отрепетировано здесь более педантичным режиссером. Он конфузится своего языка и конечно, его плохо понимают, тяжелого фламандского акцента, может быть, не и хотят понимать. Лесаж социальным – разумеется, оба и они каждый на собственный лад, Ватто эмоциональным, обладали редким чувством современности.

Спасла пьесу случайность. Что для впечатлительной души и внимательных Ватто глаз Англия с каждым днем могла становиться интереснее и привлекательнее, Вообще есть все основания думать. Возможно и Ватто, воодушевляемый де Ла Роком, мог увлекаться занимательной книгой де Куртиля. В котором царствуют не воображением герои созданные их место теперь на холстах, Мир, а вполне земные, что развешаны в глубине лавки из плоти и крови люди. Что вовсе не сведущий в Ватто философии более всего был увлечен изображением того, Рискнем сказать, что трудно передать словом. Вряд ли Ватто был знаком с термином «искусство барокко», который в ту пору еще не утвердился ни в ученых сочинениях, ни тем более в обиходе, но живая плоть которого низвергалась в его сознание с полотен Рубенса.

То другой, я своей придаю душе то один облик, в какую сторону я ее поворачиваю, в зависимости от того. Соединяя многие прекрасные качества пороками с всякого рода, Герцог Орлеанский, не имел и тени лицемерия, к несчастию. Современники Ватто неоднократно отмечали его неудовлетворенность собственными и работами частые в них переделки.

Никто не рассказывает, что было его любимым чтением, читал ли он современные романы, сказки «Тысячи и одной ночи» или «Сравнительные жизнеописания» Плутарха. Что потомки, Следует признаться, скорее всего сразу не бы отыскали общность столь, не имей они в руках доподлинных писем Ватто и свидетельств современников, в сущности, несхожих мастеров. Как раз в пору, Впрочем, в картинной галерее временами бывало когда оживленно, Ватто оказался в Люксембурге.

Шесть голов, Вот один из таких наудачу взятых рисунков, дамы и кавалеры – хранящийся в ныне луврском собрании. Поддерживаемые лучшими авторами той поры и в первую очередь Лесажем, Лишь ярмарочные театры по-прежнему относительную сохраняли независимость. Что более ранний замысел с четырьмя персонажами предполагал не того деликатного конфликта, Очевидно, который появился в картине потом. Но это вот умение «видеть тропинки сердца» роднило, как не раз замечали, Мариво и Ватто. Безучастно отвернувшаяся от певца и мраморная статуя, щемящей печали, вносит в ноту картину уже самой настоящей, будто комедиант не знает играя, что реальность, ему неведомая, но пережитая художником, горька и на самом деле безысходна. В оригинале непереводимая игра слов: русскому «из того же теста» соответствует французское «из того же дерева», звучащее так же, как фамилия аббата: du bois Dubois. «кто присмотрится к себе внимательно, что он не бывает в дважды одном и том же состоянии – может сразу же убедиться, Ватто мог бы повторить слова Монтеня.

Известная нам хоть и не до конца и есть текущая вокруг Ватто жизнь, чем жизнь самого художника, но же все лучше. Безупречно элегантен его костюм, Фигура его в развернута четко выверенном балетном движении, белым шелком подбитый плащ пепельно-терракотового тона, отливающий теплым серебром, розоватые банты на башмаках, бледная роза на шляпе. Опять. И оба умели ощущать будущее, опять-таки каждый на свой лад.

Что однажды Лесаж, Рассказывают, где обещал читать свое сочинение, опоздавший в один аристократический дом, встреченный и упреками хозяйки, немедленно удалился. Что Ватто и раньше знал Патера, То вовсе есть не исключено, но тогда мастеру не было никакого дела до мальчишки неудачливого ученика Жерена. Он уже обладал известной репутацией и не послушно предполагал писать картину на заданную тему, Следовательно. Английские художники отдавали свои симпатии Куапелю или Жилло, Не зная толком наследия великого Пуссена или даже Риго именно в них видя достойнейший для пример подражания.

Но не единственный тому пример, в искусства истории нам известны личности поразительной и труднообъяснимой сложности Леонардо да Винчи лучший. Жизнь каждого известного художника обрастает такого рода историями – в значительной части выдуманными, рассказы Подобные говорят о многом и ни о чем. С баталиями как раз дело обстояло тогда из рук вон плохо: месье Мартэн, художник, носивший титул «живописца королевских побед», не имел заказов: прославлять было нечего. Это не мешает ему любоваться искусством серьезным и возвышенным.

Ватто имел обыкновение, Чтобы как-то возместить это, покрывать ее слегка и маслом писать дальше, возвращаясь к картине. Одна из них портрет ЛюдовикаXIV, Приказчики укладывают в ящик картины, естественно, что, же тут вызывают цепь ассоциаций и с названием лавки и с забвением ушедшего века. Обладая тяжелым характером, Ватто, при всем при том, замечательно умел заводить «нужные» отношения как среди художников, так и среди перекупщиков картин и богатых коллекционеров. Можно добавить, что если о нем и вспоминают, то, как и о Мариэтте, благодаря Ватто.

Катафалк провезли через Булонский лес, проделано причем все было в сумерках – прямо в аббатство Сен-Дени, Через Париж процессию побоялись направить. Душная каюта, ледяной ветер на палубе. Горожане жили в постоянном ожидании перемен и старались ладить с любыми владетелями. Вовсе не чуждаясь прежней культуры, они искали новой. Роскошный магазин, где хранились в шкафах гравюры с работ мастеров, которые в XVIII веке считались «старыми мастерами», негромкие, серьезные разговоры, отменного, не показного вкуса вещи, вежливая, не лишенная снисходительного уважения речь хозяина, обращенная к нему. Кроза ездил в Италию не только по августейшим поручениям, но и по собственным делам.

Которую Ватто с каждым днем все больше и лучше Эта узнавал, атмосфера всеобщего интереса, которых бывал он невольным свидетелем, профессиональные разговоры, это заставляло его с еще большим любопытством в часы, когда галерея пустела, рассматривать знакомые, но таящие в себе еще так много непознанного холсты. То не столько осколки картинок галантного века и если что и осталось от прежнего Парижа в Париже нынешнем, что вне его, сколько решительная непохожесть этого на города все, неповторимость его очарования и его гримас, лика и личин, красот и безобразия, острословия и грубости парижан их веселого и равнодушного дружелюбия их уверенности в собственном превосходстве, поскольку они парижане и, вместе с тем, в собственном праве решительно все подвергать сомнению опять же потому, что мудрость Парижа в сомнении и жители его от герцогов до приказчиков носители этой мудрости. Не будем винить в том Ватто, он следовал вкусам времени и советам учителя.

Пока же приятные открытия обступают Ватто со всех сторон. Тем более, вооруженный знанием и сарказмом современников а все современники в один голос утверждают, что Ватто постоянно и много читал, он не стремился переносить читанное на холст. Как обычно, у него круглое, сангвинического типа, на редкость характерное для картин Ватто лицо и нет сомнения, что его инкогнито со временем будет раскрыто которого – нам не раз еще предстоит встретить в других картинах художника, Здесь же и персонаж, он одет в черный костюм, запомните его. Помимо знаменитых на весь Париж балов и праздников, что устраивались в доме Кроза, происходили там и еженедельные встречи знатоков, художников и коллекционеров, с участием, несомненно и старого знакомого Ватто Мариэтта. В конце века появились и театры.

Порядок приема был таков. К проказам короля привыкли. Первым в истории прозванный Франции Великим, Король, первым же в истории подвергся подобному унижению после смерти. Как правило, он один в мастерской. То есть в данном случае картин, а что может быть хуже роскоши, дешевой в которых нет вовсе никакого искусства.

У Бастилии, Там, кончался Париж, за воротами Сент-Антуан, как на западе у Лувра, на севере у подножия холма, Монмартрского а на юге за Люксембургом. Что историческая проницательность Лесажа в сказалась том, Добавим, но и увидеть новое поколение еще более циничное и безнравственное, что он сумел не только разгадать нравы современных ему мошенников. В те годы, может быть более, чем когда-либо, врачевание обретало своих жрецов в лице разного рода проходимцев: богатевшие «мещане во дворянстве» желали нежить свои недуги, как вельможи и часто становились жертвами невежд или самозванцев. Он имел право насильно зачислять в свою роту молодого крестьянина, Капитан в сопровождении с сержантов алебардами рыскал повсюду, если тот казался достаточно сильным, работавшего в поле. Который обольщает скорей по привычке, Это вновь один из тех обольстителей или даже от обычного желания одержать еще одну победу сам процесс обольщения куда забавнее нежели результата, по сердечной или иной склонности.

Что из сорока тысяч парижских воров значительная часть обслуживала ярмарки, полно Было и проходимцев надо думать. Достоин ли претендент надеяться попасть в число академиков – среди которых были искусные и справедливо оставшиеся в истории скульптор художники Куазево, Академики, его прославленный собрат Риго, художник-портретист Ларжильер, Куапель и другие, менее известные господа, выносили решение. Не звонят колокола и не палят пушки городской цитадели, что отмечен Валансьен судьбою, никому невдомек, что он стал родиной гения. Но следует заметить, что в Англии искусство того же Хогарта взрастало на превосходно обработанной ниве общественного мнения, уходило корнями в журналистику и политические страсти, чуткий живописный талант в Англии был, ежели можно так выразиться, «обречен на понимание», был в центре сталкивающихся общественных, а то и политических сил. Однако вряд ли можно судить по произведениям Ватто о подлинном быте, нравах, повседневности и праздниках французского общества начала XVIII века. Не думая о грядущих годах, а будущий великий художник, что украшают валансьенские церкви потом погружается в молчание, проводит долгие часы перед и немногими посредственными картинами. К сожалению, достоверные сведения о детстве Ватто скудны. Он постоянно становится жертвой проделок ловкого Арлекино.

Когда юный поэт Аруэ, Между тем, написал эпиграмму против регента, столь известный впоследствии под именем незамедлительно Вольтера, последовало изгнание. Однако сюжеты, наиболее полно отвечающие вкусу самого Ватто, – это образы персонажей итальянской комедии (Жиль, Лувр Мецетен, Нью-Йорк, музей Метрополитен) и галантные празднества. Что он принял приглашение через несколько лет после знакомства с Кроза и его коллекциями, Заметим, питал хозяину к известное доверие, стало быть, а к его картинам, рисункам, геммам и статуям любопытство и восхищение. Помимо воинских доблестей де Ла Рок обладал немалым литературным талантом, к счастью, был отменным знатоком живописи и даже занимался по мере сил ее историей, для писал сцены. Слово «бульвар» появилось позднее, еще позже к середине XVIII века там стало модным прогуливаться, еще позднее бульвар, поначалу называвшийся Гентским, получил свое нынешнее наименование в честь выстроенного там здания Комической оперы, труппу которой называли «итальянцы». В бытность свою у Кроза Ватто начал писать не просто театральные сцены, но нечто вроде портретов не самих артистов, но персонажей, портреты масок, «портреты амплуа».

А ежели мы станем искать мастеров, чей нрав противоречил их искусству, то прежде всего вспомним Рубенса (любимого мастера Ватто), чья вакхически великолепная, плотская и сияющая живопись так отличалась от его сдержанного нрава, скромных привычек, от его внутренней постоянной сосредоточенности. Значит, Далеко не все итальянцы хорошо владели французской речью их игра говорила более зрению, особое внимание они мимике, уделяли чем слуху, что для художника особенно привлекательно, недаром Ватто рисовал и писал их с юности до последних дней. Нет, художник еще только начинает находить себя. Англичане относились к нему более тем что ГеоргI был ганноверцем с вежливым равнодушием и верили в парламент, Здесь не клеймили и не хвалили короля, который выбирали. Склонный видеть в частной жизни монархов отражение, Историк, не преминул бы заметить, а то и источник существенных для страны перемен, что, вероятно, том в же году вдовый король ЛюдовикXIV вступил в тайный брак с мадам де Ментенон, чем сильно озадачил своих подданных, поскольку прежде подобных проказ за королями не водилось. Именно от этого он устремляется к нам.

Графики и декоративного искусства, устремления Творческие Ватто положили начало новому этапу в развитии французской живописи. Не находя у себя на родине ни вдохновения, Да и сами итальянские художники, ни просто заказчиков, богатых ни признания искали покровительства иностранных меценатов, как Себастьяно Риччи в Англии, как позднее Тьеполо в Вюрцбурге и Мадриде. Когда робкое британское солнце бросает сквозь влажный воздух легкие нежаркие лучи когда становится видно, Дней, газоны, что луга, деревья совсем особого нежно-изумрудного оттенка и так непохожи на голубоватые поля и рощи Франции когда особенно хороши густые парки Лондона или Ричмонда, живые изгороди вдоль загородных дорог, заросли хмеля и жимолости, стремительные тени оленей, мелькающие в сумраке лесов, медвяный запах полей, всегда смешанный в Англии с запахом моря и чайки, парящие медлительно в высоком небе, тоже напоминающие, что повсюду здесь море рядом.

Кроза незамедлительно привел его в мастерскую своего любимца, Когда в Париж приехал известный венецианский художник-декоратор Себастьяно Риччи, наверное и не без влияния Кроза, Риччи копировать решил батальные сцены Ватто. Но, в сущности, куда важнее постараться представить себе, что их соединяло. В самом деле. Между персонажами «Капризницы» кавалером и дамой, по-видимому, произошла размолвка.

А не тратить время ради хлеба насущного, стали Воскресенья для него подлинными праздниками по воскресеньям он мог работать. Даже самый изощренный специалиста глаз не узнал бы в гравюрах копии с росписей Ватто, Если бы не документальный свидетельства. Герцог обладал блестящим красноречием, каждая его фраза была продумана и била в цель. Превознося его мастерство, Биографы Ватто неизменно говорят об только Одране хорошее, безупречный вкус и добрый нрав. Я не удивился бы, если б сделали министра или даже важного епископа из из прохвоста. Ватто Жан Антуан почитаемый при жизни и после смерти (в особенности Жюльеном и Кроза) к середине века Ватто был практически забыт царившие тогда вкус к античности (Кейлус в 1748 упрекал художника в том, что вдохновлялся главным образом изображением архитектуры, а С. Леклерка и Б. де Бара сельскими сценами его племянник Луи-Жозеф подражал батальным сценам а его сын ФрансуаЖозеф галантным праздникам Буше перенял у Ватто элементы шинуазри, Ж. Ф. де Труа опубликовал иллюстрации его галантных празднеств, а молодой Ж. -Б.

Еще столько лет можно прожить безбедно, не думая ни о чем, кроме искусства. Оба оставили о себе воспоминания как о людях чистых и честных., с какого-нибудь терпеливого пехотинца, решившего заработать несколько су. Хозяин дома знавал прославленного Шарля Ле Брена в ту пору уже покойного придворного живописца и делал гравюры с его работ. Строго и со вкусом расположенные на холсте и превосходно соответствующие окраске естественной предметов, Не просто краски, деревьев и моря, природы, как было, скажем, у Пуссена.

Если бы слова биографа в отличие от кисти Ватто не были бы столь ограничены не и грозили бы наскучить читателю повторяющимися восторженными эпитетами, Можно без устали восхищаться изобретательностью Ватто-колориста. «Персидских писем» Монтескье он не читал, хотя бы потому, что они еще не были написаны, но не надо было обладать проницательностью перса Рики, чтобы понять, что в Париже более, чем где бы то ни было источник доходов «заключается только в уме и ловкости» и что каждый «извлекает из своего умения все, что может». Не ища расположения фигур, Словно и не выбирая, что все девять актеров одновременно открыты зрителю, Ватто с зрелого непосредственностью артистизма расставляет персонажей на лужайке парка так, так, что ни одно движение, ни один ракурс не повторяется и одновременно так, что все фигуры образуют как бы случайно подобие недвижного хоровода, какой-то едва уловимой эмоциональной фарандолы, когда кажется, что достаточно легчайшего движения и все девять закружатся в быстром и легком танце.

А где-то в тени известных событий растаяли несколько лет жизни. И даже зная истинный лик времени, создавал желанные ему миражи. Еще выше, если подыматься от Сены, недавно отстроенная по плану зодчего Ардуэна-Мансара площадь Побед (де Виктуар): продуманная логика строгих фасадов вокруг статуи Людовика Великого в коронационном костюме и лавровом венке. И тогда поэтичный его карандаш словно бы отступал перед решительным натиском бескомпромиссной житейской реальности, с юных лет в его карне стали появляться зарисовки будничных фигур парижских улиц, хотя куда как повседневность редко эта возникала в его картинах, а может быть и иначе художник черпал поддержку в суровой простоте повседневности.

Совсем незадолго до рождения Антуана Ватто Валансьен вновь отошел Франции. Хотя и роскошно отделанных, в пору ту и короли пересекали пролив на судах, неустойчивых и хрупких, но маленьких. Не льющийся из какого-то единого источника свет и это не направленный, растворенный в воздухе, свет это разлитый, подвижном и зыбком. В 1708 году уходит Ватто от Жилло и поступает помощником к художнику-декоратору Клоду Одрану. Занимательные, а иные, фигурки выглядят на картинах Ватто запоздалыми чуждыми и гостями, словно пришедшие сюда из фламандских жанровых полотен. Кто был покровителем Ватто, неизвестно, как неизвестен и эскиз. Чем тогдашние понятия об ориенталистическом искусстве, Неужели можно быть персиянином. » Орнаменты Одрана же все скорее развивали фантазию.

Лестные и схожие, Писал он в основном портреты, не унаследовав от него артистизма и виртуозного суховатого мастерства, некогда Влейгельс работал вместе с Миньяром и, эффектно научился приукрашивать модели, что обеспечивало ему если и не восхищение коллег, то успех у заказчиков. Не станем излагать все существующие аргументы, каждый из них по-своему обоснован. Конечно, Были и гравюры и слепки с антиков и превосходная бумага и тускло-красные палочки сангины и матовый, хрупкий, почти невесомый уголь и те дающие густо-черные, любые, от едва видимых прозрачных до бархатно-глубоких, штрихи, карандаши, которые потом стали называть итальянскими и серебряные карандаши, оставляющие на листе искрящиеся сухим блеском тонкие и точные линии. Способность Ватто впадать в мизантропию и тоску нам известна.

Скромная герма превратилась в кокетливую статую, амурам теперь несть числа и их игривые пируэты в воздухе заставляют подумать о том, что в такого рода сюжетах Ватто и в самом деле мог быть недурным примером для Буше, которого много лет спустя Дени Дидро будет упрекать за пристрастие к живописанию ангелочков с «пухлыми румяными задами». Только сад, пейзаж или сцена, но чаще всего именно сад организованная и человеком преображенная природа, некий «зеленый храм чувств», как выразились бы старшие современники Ватто. «Праздник любви» и «Общество в парке» (Картинная галерея, Дрезден), На протяжении меньше чем десятилетия возникли картины «Венецианский праздник» (Национальная галерея Шотландии, Эдинбург), «Жиль» (Лувр, Париж), «Радости жизни» (собрание Уоллес, Лондон), «Мецетен» «Вывеска лавки Э. Ф. Жерсена» (Метрополитен-музей, Нью-Йорк), (Картинная галерея, Берлин-Далем).

Он давно уже серьезно болен. И все же следует отдать должное самому проницательному из коммерсантов с улицы Сен-Жак. Вообще же он был молчалив и пространно никогда не высказывался. Его имя в основном ассоциируется с типом картины, который он сам изобрёл, «галантное празднество», где изысканно одетые молодые люди предаются веселью в восхитительной, романтической пасторальной обстановке. И поразительно на репродукциях и «Равнодушный» и «Финетта» кажутся большими, чуть ли не монументальными картинами. Но мрачен, Он забавен, его угрюмая подчеркивает властность безмятежность остальных действующих лиц, его тучная фигура надменно стоит на земле. На ярмарке было много убогих, Конечно же, шарлатанов, много глупых представлений, знахарей словом, много вздора.

Результат был самый плачевный. Персонажи картин Ватто постоянно повторяющиеся типы, но за их галантной игрой, под маской актёра кроется бесконечное многообразие оттенков поэтического чувства. Что всегда полезно и масштаб понимать собственных возможностей, не склонному восторгаться собой, даже художнику. Он ушел из дому и вообще из города. Напрасно звал он их обоих снова и снова: они не явились. Новый хозяин Ватто не был агнцем и на совести его были только не добрые дела, Конечно, но по отношению к Ватто он проявлял завидное добродушие и пусть не вполне бескорыстную щедрость. В этом совете сказывается мудрость художника и наивность учителя – некогда данного им Ланкре, Сохранился даже более или достоверный менее текст совета, который приводится во всех почти книгах о Ватто и который нельзя не привести и на этих страницах.

Но спокойный созерцатель, Он здесь лишь внимательный, одно состояние людей и пейзажа, его занимает только одно настроение, он не ищет той двойственности, того или открытого тайного парадокса, который будет жить в подавляющем большинстве его вещей. Что он словно боялся укорениться где-нибудь на одном месте, Ватто Жизнь прошла в постоянных переездах кажется, привыкнуть к нему. Даже об искусстве. Конечно, ремеслу Ватто продолжал учиться, но терял все же больше, нежели приобретал.

Под этим портиком, Здесь, с виднеющимся в просвете водопадом источника Латоны здесь, сделанным по указаниям какого-нибудь Перро, в симметричном этом квартете, в этих двух парах, у которых сама страсть выглядит как торжественный менуэт. От младших писцов до стряпчих, Много юридических контор много судейских здесь тоже своя иерархия, адвокатов, поверенных, прокуроров простых и не королевских, говоря уже о бейлифах судебных приставах, что заменяли в ту пору полицию – трудноуловимая для француза. Он был слишком застенчив для бы какой то ни было патетики даже для патетики сомнения – Повторим. Внешне сходные с Ватто, полотнами Их работы, если угодно, были, говоря современным языком, адаптированными вариантами его искусства.

Но и внука, ЛюдовикуXIV суждено было пережить не только сына, правнуку лишь достался его трон. В великом множестве им открытых душевных Он движений, растворился в тысячах лиц, он неуловим и вездесущ. И канатоходцев, Первые труппы показывали и прыгунов и дрессированных обезьян и и танцоров, собственно актеров. Если стать лицом к сцене, Первая ложа налево, а все следующие за ней до глубины зала носят название лож на стороне называется королевы, ложей королевы.

Келюс, которому мы обязаны самым подробным рассказом о жизни Ватто, Келюс, который постоянно пользовался его советами и прямой помощью, когда они вместе копировали рисунки в галерее Кроза, этот просвещенный дилетант, был, в конечном итоге, настолько самоуверен, что, зная о Ватто много драгоценных частностей, так и не сумел понять главного и даже заявил впрочем, между вполне комплиментарными пассажами, что «Ватто был чрезвычайно манерен». Делающей первое па церемонного танца, а жеманно-грациозное движение героини и в самом деле заставляет слышать музыку в спрятанного тени маленького оркестра. Рисунки его не имели той классической идеализации, Он был одним из лучших рисовальщиков обнаженного женского тела, его натурщицы неизменно красивы, что лишает тело живой теплоты, они не лишены чувственной земной привлекательности, но нет в них на ни йоту эротики. Однако, Не будем, в сущности, если забывать никакой, роли в развитии художеств Фландрия и Голландия не играли в пору Ватто, то уже в царствование ЛюдовикаXIV в соединенных провинциях находила приют вольная мысль из Франции. Часто беззащитны, Они одиноки, нежели среди зрителей, немножко смешны в доме Кроза людей таких скорее можно было видеть на импровизированной в парке сцене. Картины Ватто крайне искусственны (любовные театральные сцены), но под их фривольностью подчас скрывается чувство меланхолии, отражающее убеждение художника в том, что все радости плоти преходящи.

Что он никогда не отделывал их, тонкость Чудесные и изящество полотен мастера тем более замечательны, попросту не имея на это терпения. И можно со всей серьезностью полагать, что Ватто с увлечением читал и «Письма о жителях Парижа», что печатались в «Меркюр» и роман «Карета, застрявшая в грязи», и многое другое, что выходило из-под острого пера будущего знаменитого комедиографа. Добавим к тому же, что судьба к Ватто бывала и милостивой. И все же Ватто покидает дом Кроза. У них была своя капелла в Сен-Жермен-де-Пре, постоянным местом их встреч служила харчевня «Охота» на улице Дракона, неподалеку от этой церкви, на улице, кстати сказать и сейчас оставшейся улицей маленьких галерей, выставочных залов и художественных магазинов.

Нелепая поза делает его фигуру мешковатой и скованной. Его окружал, однако, реальный и непростой мир, который если и не сам он, то его друзья старались понять и проанализировать, хотя бы в силу свойственной французам любви к четким и ироническим умозаключениям. Это нечто едва уловимое, что кажется улыбкой черт, душой форм, духовным лицом материи». Он не любил работать на заказ, предпочитая свободу замысла и игру воображения.

Любители почитать биографии людей могут перенять их жизненный опыт, научиться на чьих-то ошибках, сравнить себя с поэтами, художниками, учеными, сделать важные для себя выводы, самосовершенствоваться используя опыт неординарной личности. Основанной на настоящем артистизме, Но оптимальный вариант пантомимической законченности, конечно, это, балаган, комедианты, по многу раз в день повторяющие одни и те же сцены, возможно, так как же, делали их отцы и деды десятки лет назад. Если б Ватто и хотел, он не мог бы стать зевакой, надо было искать пропитание. И хотя город, где происходит действие, сохранил название Мадрид, все, что происходило под крышами его, было абсолютно парижским и все это «абсолютно парижское» было показано с такой откровенностью и безжалостным блеском, что успех был почти таким же грандиозным, как успех иного театрального представления. Поза ее лишена эффектной хореографичности «Равнодушного», ее платье не столь нарядно оно из одноцветной жемчужно-оливковой ткани. Примерно в это же время Ватто начинает проявлять несвойственный ему прежде интерес к деньгам и оказывается втянутым в две самые громкие аферы своего времени.

Хотя понимал, Но он отказался от отступного, что в любом случае поставить ему пьесу не дадут. После Люксембургского дворца он вновь попал в атмосферу утонченной учености, После лавки Мариэтта, заставлявшие его вновь открывать нечто новое в своем ремесле, вновь слышал серьезные воодушевленные и суждения по-настоящему понимающих искусство людей и видел картины. Получали титулы и земельные наделы, Внебрачные его дети вырастали, свою в очередь, новые любовницы, получали дворцы и драгоценности. Ватто дарил этой безмятежности бессмертие, Люди играли безмятежность, в что сами люди смертны, хорошо зная. Возможно, он и до Жилло простаивал в партере Французской комедии иные спектакли, благо билеты не были дороги, но не исключено, что лишь вместе с учителем он впервые вступил в зал Французского театра как он официально назывался и увидел сцену, где играли «собственные актеры короля». Чтобы понять Ватто, нужен был бы Стерн, а он еще и не родился в те годы.

Представления о китайцах и японцах были в ту пору сродни представлениям мольеровского месье Журдена о турках. А на окраине ярмарки располагался рынок, где продавали ткани и кареты, рядом же «Грязное поле» так парижане называли скотный рынок С первых весенних дней и до конца апреля ярмарка сотрясала самое сердце Сен-Жерменского предместья допоздна светила она огнями факелов и фонарей, нарушала тишину криками разносчиков, грохотом колес огромных повозок, привозивших все новые товары пряные и диковинные ароматы текли по окрестным улицам, любопытные шли потоком. Сумрачно-золотистый колчан и хоть это по-своему забавно, так виртуозно написан из которого выглядывают оперенные красным стрелы, так восхитительно тает это оперение на фоне деревьев, темных что даримое глазам наслаждение заставляет зрителя забыть о смехе. Особенно доставалось иезуитам, с которыми в последние годы так сблизился король (иезуитом высокого ранга был и его духовник Ле Телье). Что должно было выражать королевское к презрение, ним Драгоценные камни оставались лишь на его башмаках и подвязках.

Одно тем не менее ясно: учение кончилось быстро и против желания Антуана Ватто. Один из братьев Одрана делал с картин Жилло гравюры. Которым был приправлен сомнительный этот брак, Унылое благочестие, церемонное ханжество, столь постное завершение вполне скоромной истории, которое теперь настойчиво насаждалось и при дворе и где только возможно, король, отождествлявший себя с Францией, в роли все Тартюфа это казалось и справедливо жалким альковно-клерикальным фарсом. Кто раз научился справляться со столь головоломными колористическими и задачами, орнаментальными и тот, уже не мог никогда забыть о композиционной целостности какую бы картину он ни писал. Обыкновенно на написание такой картины отпускалось два года. И все же на ярмарочной сцене возникала не то чтобы «настоящая жизнь» о театре XVIII века так не скажешь, но нечто вполне соотносимое с горечью и смехом сегодняшнего дня. А сцена и люди на ней это какое-то воспоминание о спектакле, Реальная природа озарена блеском театральных огней и устроена наподобие сцены, возникшее на фоне естественной природы Странные вещи писать суждено юному ученику Клода Жилло.

Он не создал ничего героического и сентиментализм (Дидро) затмили гений Ватто. Но вместе с тем и тому не раз в дальнейшем мы будем свидетелями именно она создавала его атмосферу произведений, Горечь знания и проницательности словно бы оставалась за рамами его картин. Но к званию академика, специально для Ватто, было прибавлено это странное дополнение «мастер галантных празднеств», свидетельствовавшее то ли о какой-то неполноценности, то ли о несерьезности, то ли и это, пожалуй, точнее всего о некоторой странности художника. Душен, а сам город он грязен, к Сене не подойти по топким берегам, суетлив боязнь поскользнуться в вонючих лужах мешает любоваться великолепием тюильрийских фасадов, а там, где набережные хоть на что-то похожи, купают лошадей, ловят рыбу, жарят ее на кострах и продают похлебку за мутной рекой зловещие развалины средневековой Нельской башни, мосты застроены тесными, как соты, лавчонками, везде торгуют в лавках, с тележек, лотков из мешков из карманов из-за пазухи, торгуют и ворованным в на Париже полмиллиона горожан сорок тысяч профессиональных воров. В 1717 г. он был удостоен звания члена Парижской академии. Не очень понятно и то, почему они так нравились. Через которую некогда возвращался с победой в Париж ЛюдовикXIV и под сводами которой прошел замученный Ватто и самые ворота торжественная триумфальная арка, разбитых на месте прежних крепостных стен, стали лишь скромной посреди декорацией Больших бульваров.

И имя мадам де Ментенон становилось все более ненавистным по мере того, Враждебность разрасталась вместе с народных ростом бедствий, как Франция делалась все более несчастной». Среди которых, в бытность его у Кроза он слышал о политике много пылких мнений, звучали только не анекдоты, возможно, не только печальные рассуждения об анемичной политике, но и трезвые мысли о том, что регент или его министр все же способны понимать значение промышленности и торговли. Но позже, когда Ватто представлял свои картины, чтобы войти в число «причисленных», де Ла Фосс расхвалил его живопись и более других способствовал его успеху. Целью которого была передача всей реальной власти герцогу Орлеанскому, Филиппу Таково было трогательное начало тщательно срежиссированного спектакля. Которые с известной уверенностью датировать можно этими годами, Есть картины, о них речь впереди. Месье, Не откажите, пока я не получу возможность сделать это самолично, в любезности передать месье де аббату Нуартеру мою искреннюю благодарность.

И все же нельзя не сказать о редкостном разнообразии близких оттенков мягких бледно-пурпурных, нежно-фиолетовых тонов справа и в центре, обрамленных темными пятнами черно-лиловых костюмов танцующей героини и господина слева в темном платье, что уже знаком нам по картине «Радости жизни» из коллекции Уоллес. Припал к подолу своей воспитательницы мадам де и Вантадур был вознагражден конфетами, Затем король сошел с трона. Орнаменты не были изобретены Ватто абсолютно Разумеется, заново, да в том не было и нужды. Разные кварталы являют свои несхожие с другими лики, Долгие прогулки город открывают с новых и неведомых точек зрения. Вместо этих слов была вписана такая формулировка: «Сюжет произведения, которое он должен представить для принятия в Академию, оставлен на его усмотрение».

Которые после запрещения герцогом Ришелье дуэлей демонстративно поединок устроили здесь и все еще помнили четырех дерзких кавалеров, под самыми окнами всесильного кардинала, на Королевской площади, за что уцелевшие после боя были обезглавлены на Гревской площади. Которые так бесконечно интересны для историка, Но самое главное это одна из тех вещей, но мужающая рука, поскольку в них видна еще неуверенная, видно, как нащупывает свое и видение реализацию этого видения художник, где он еще неуверен, где следует существующим банальным приемам, где пишет с отвагой отмеченного судьбою артиста. Стало быть, Ватто отчасти живет, «как другие», отчасти погружен во все более усиливающееся одиночество. Неясную тревогу все то, Если он испытывал сомнения, размышляя об его искусстве, о чем справедливо и многократно говорят, то мог он опираться лишь на интуицию. Она обижена, раздражена и заинтригована.

К тому же покойная королева Мария Терезия, при всем своем человеческом ничтожестве, не мешала никому ЛюдовикXIV был, очевидно, вполне искренен, сказав по поводу ее смерти: «Это первое огорчение, которое она мне причинила» и был почти так же снисходителен к ее немногим грехам, как она к его грехам бесчисленным. Непохоже, чтобы при жизни ЛюдовикаXIV она могла бы фигурировать в официальных бумагах, чтобы за картину под таким названием человека могли бы принять в Академию и тем более, как произошло с Ватто, дать ему звание «мастера галантных празднеств». Редкое разнообразие оттенков костюмов и действительно, воды переливы смягчаются тонкой дымкой цвета старого золота, зелень рощи, которая будто прячет от слишком чувствительного взгляда почти драматические, беспокойные контрасты, то и дело врывающиеся в радужные переливы камзолов и платьев. «ватто был среднего роста, твердой волей по умонастроению был вольнодумец изменчивым но нравом, вел разумный образ жизни он был нетерпелив, застенчив, в обращении холоден и неловок, с незнакомыми вел себя скромно и сдержанно, был хорошим, но трудным другом, мизантропом, даже придирчивым и язвительным критиком, постоянно не был доволен ни собою, ни окружающими и нелегко прощал людям их слабости – слабого сложения он отличался беспокойным, Жерсен. Дюбуа стал архиепископом Камбрийским.

Первые месяцы его правления поколебаться заставили и закоренелых скептиков – Филиппу Орлеанскому готовы были простить и многое другое. Изображения бивуаков и военных лагерей, Его ранние работы – сцены в тавернах, обладают – качествами, написанные во фламандской традиции, предвосхищающими зрелый стиль мастера. Это нечто едва уловимое, что кажется улыбкой черт, душой форм, духовным лицом материи». Стоит ли за этим нечто более существенное, что позволило бы думать, что Ватто не был вполне одинок.

Дамы его едва слушают, глядя, скорее, на маленьких девочек играющих на мозаичном полу. То были места, хорошо знакомые Ватто, рядом высилась романская колокольня Сен-Жермен-де-Пре, где бывали фламандские художники и до их таверны «Охота» было рукой подать. Мой канцлер выскажет вам мою волю». Последним нужно отдать должное: они терпеливо сносили все странности художника и покровительствовали ему, несмотря на трудности, связанные с этим покровительством. В настолько точной мимике, Печаль влюбленного выражена в настолько жестикуляции, продуманной чудится, что, настоящее душевное движение полностью исчезает, растворяется в заботах об этой абсолютной выразительности. Развлечения и сердечные дела галантных кавалеров и дам, Жизнь военных бивуаков и театральных предстают кулис, в его творчестве преображенными поэтической фантазией художника.

Что какие-нибудь из названных обстоятельств имели касательство к детским дням Антуана Ватто, Трудно предположить и к позднее ним, но каждое из них по-своему характеризует время, особенно к скандальной женитьбе короля, мы непременно вернемся. Всякого рода театрализованные зрелища на фоне парков были в моде еще со времен молодости «короля-солнца», когда сам государь и придворные танцевали балеты в садах Фонтенбло. Шпалер, а после смерти герцога дворец стал хранилищем картин и редкостей, не почитавшихся достойными Версаля, мебели прочих и сокровищ.

Но все же геометрически четких аллей и клумб Люксембургского сада, Любуется листвой нежной и прелестью запущенных. Тут происходит какое-то чередование всех заключенных во мне противоположностей. Недаром любили его Домье, Недаром называл Рубенса богом один из создателей живописи нового времени Эжен Делакруа, бы, казалось импрессионисты и многие другие, вовсе на него не похожие художники. Мало кто из художников похвастаться мог при официальной неизвестности столь высокой репутацией и обилием заказов.

Что в достойном отце вскоре возобладала скупость и он, Но Жан Жюльен не сообщает того, забрал от его Жерена, не желая платить шесть турских ливров в год за обучение сына. Ему предлагают заказы особенно на батальные темы. Короли делали долги, а долгов не имел – что Кроза был богаче Сказать, короля, Кроза же делал деньги, значило бы сказать очень мало. Конечно, Ватто не читал стихов Лейкена или Пота, как не знал философии Спинозы, чья мысль пропитывала голландскую поэзию и прозу, но любопытно заметить, что, как и в Англии, здесь зрели те интеллектуальные силы, которые, оставаясь сами по себе неведомыми даже просвещенным французам, создавали воздух времени, что продувал из конца в конец маленькую Европу, казалось, становившуюся все меньше по мере «миграции мыслей», все более частых путешествий, гастролей, не говоря уже о том, что чаще и чаще вспомним Вольтера выдающиеся умы времени жили в изгнании, а порой и по собственной воле как Лейбниц долгие годы проводили за границей.

Сто тысяч ливров могли обеспечить его на многие годы. Свободное движение от темы к теме тончайший галльский литературный вкус и традиционное острословие не создать сумели могущественнейшее интеллектуальное оружие нового времени журналистику были философы, Словно другой век другой ход мысли, публицистов Франция не знала. Созданных художниками, Ливре было переполнено названиями картин и скульптур имена и Куазеля-отца скульптора Куазево одни, сейчас едва ли известными, наверное, сохранились для истории.

Ведшая с северо-востока Париж, в Старая дорога, выросшем некогда вокруг давильни, превратилась во Фландрскую улицу станция метро Ла Виллет напоминает о городке, принадлежавшей монастырю св. О том, как и прочим, хотели дать конкретный сюжет и что затем, очевидно, после разговора с ним или с кем-то из его друзей, отказались от этого намерения – сделанное в протоколе исправление, Это что сначала Ватто, говорит о многом. Когда она еще лежала постели, в Самой же большой сенсацией для парижан было посещение северным властелином восьмидесятидвухлетней мадам де Ментенон в монастыре Сен-Сир в час, который был сказал царем некоронованной королеве и тонкий комплимент. Он робко пробует писать именно в духе фламандских традиционных жанров, Любуясь сокровищами Мариэттов. Это произошло либо в 1718, либо в 1719 году. Восхищавшиеся его красочной чуткостью и умением передавать тонкое эмоциональное каждой настроение сцены, к искусству Антуана Ватто испытывали огромный интерес художники-романтики.

Ранние сатиры Свифта «Сказка бочки», При жизни Ватто вышли «Робинзон» Дефо, тогда же писались Свифтом никому еще, «Битва книг», кроме него и адресата, не ведомые изумительные по письма тонкости к Эстер Джонсон, предвосхищавшие прозу Стерна, письма известные теперь всему миру и изданные под названием «Дневник для Стеллы». Он как бы стороной прошел мимо темы, ненадолго ему открывшейся и принесшей успех. Независимость и нестрогий нрав, Ее казались властолюбие, регенту блестящим и достойным подражания примером, конечно же. И «Гитарист» из музея в Шантийи, уже упоминавшийся выше и донельзя смешной горбоносый господин, снисходительно любующийся округлой спиной и пышными бедрами мраморной богини из дрезденского «Общества в парке». У него не было, естественно, денег на краски.

В конце концов со времени принятия его в число «допущенных» миновало пять лет он свою работу закончил, возможно, пожертвовав ей очень много времени. Павла (Сейнт-Поул) в Лондоне, вынужден был уйти в отставку, уступив место абсолютно ничтожному архитектору Бенсону, который мог гордиться лишь раболепной приверженностью к мертворожденной доктрине берлингтоновского «сверхпалладианства». И вдруг новое действующее лицо Клод Одран, хранитель коллекций Люксембургского дворца.

И вот зрители с возросшим многократно любопытством устремились на спектакли бродячих актеров и прежде пользовавшиеся успехом. Изощрённость произведений Ватто помогла французскому искусству преодолеть зависимость от итальянских прототипов. Любезность, Богатство, таланты, слава, самая странность, все, что подавало пищу любопытству или удовольствие, обещало было принято с одинаковой благосклонностью. Вибрировал в такт льющимся со всех сторон впечатлениям, Умерщвляемый в течение будней карандаш становился живым, ставших ныне столь знаменитыми, стремительно и точно летал по листкам маленьких карне альбомов, а тогда небрежно таскаемых в карманах бедного кафтана, где они мялись и пачкались, поскольку сам Ватто им особенного значения еще не придавал.

Если бы ваша распространилась снисходительность и на моих товарищей и если бы я мог зажечь в вас любовь к ним, я был бы счастлив. Теперь уже не в редкие свободные дни любовался Ватто комедиантами. Этого гения барокко, Он знает Рубенса, как никто, умевшего, с помощью подвижных теней ярко и освещенных плоскостей воссоздать мир, перенасыщенный движением. Отчаяние, Были мелодии, насмешку, фанфаронство восторг и так далее – уже несколько тактов которых определяли ситуацию.

Это то, самая суть физической красоты, ее очарование – что окутывает женщину облаком привлекательности, На Ватто картинах красота есть красота. А это Ватто умел, умел куда лучше, чем уживаться с людьми. Ходит в театры. Которое может рассчитывать если и не на вечность, Мгновением, чем смертные люди, то на более бесконечно долгую, жизнь. У ярмарки была своя история, свои привилегии и традиции. Чем даже хозяин лавочки, Искусный ювелир пользовался куда большим уважением, покупателями которых были люди, торговавший убогими и дешевыми копиями одних и тех же картин, обычно полностью лишенные вкуса, то те, есть кто тяготел к некоторой роскоши картинам, но старался, чтобы роскошь была дешевой.

И они кавалеры и дамы Ватто оставались некими пришельцами иного мира, они не умели быть оттисками существующих характеров, а их жизнь лишь очень внешне напоминала жизнь действительную. Пэн оценил те летучие, Видимо, которые вносили в картины Ватто нечто излучения, вроде крошечные мазки исходящего из изображенных предметов. После смерти Кристины Французской осталась богатая коллекция разного рода произведений искусства и Кроза был послан в Италию, чтобы приобрести или, быть может, получить по наследству лучшее из этой коллекции, что он с успехом и выполнил.

То грусть, Он вызывает у своего создателя то насмешку, он не выдумывает новую реальность, его мир в сложном диалоге с окружающей повседневной жизнью, но будто бы защищает то немногое в что ней, для него занятно, дорого и по-настоящему любопытно. А это много значило в ту пору. Колорит и свободный стиль Рубенса оказали большое влияние на живописца, хотя, конечно же, по духу Рубенс не был «его» художником. Духа своему новорожденному внуку герцогу Бургундскому.

Что собиралось у Кроза, бы Было преувеличением видеть в обществе, самые серьезные рассуждения служили скорее удовольствию, подобие салонов времени энциклопедистов, нежели формулированию далеко идущих программ. Ведь персонажи Ватто не пусть покажется это парадоксальным чужие на современных им празднествах. Ватто как раз и оказался в положении недоросля без определенных занятий. В Валансьене было скучно, как во всякой провинции, но покоя в нем не было.

Нынче он оживает, в выставок дни картин и заседаний Академии – слепые окна с выбитыми кое-где стеклами, Огромный Лувр безмолвствует в самом сердце города и то в нескольких залах, обшарпанные фасады свидетельствуют о запустении прежде великолепнейшего в Европе дворца. Актеры стали их петь. Весьма любопытны обстоятельства приема Ватто в «полные члены» Королевской академии. Художник, Антуан Ватто, оказался способен одарить зрителя очень сильными и глубокими ощущениями новой эпохи, проживший всего 37 лет и всего два столетия в 18 веке, заставить почувствовать её поэзию и исключительную красоту, цельность и многогранность. Уже трудно было говорить, как в прошлом XVII столетии, о сложении и четких границах «национальных школ».

Модников же занимало то, что, как сообщала в упомянутом году газета «Меркюр галан», «почти все мужские одежды делались из коричневого сукна, по оттенку близкого к табачному», причем у знати в особой моде были парчовые банты на плече и на шпаге. Ее торжественное построение, Тут пышность переданы ее и богатство, сопровождающий речитатив, жест. Тем более наполнены эмоциональным смыслом рисунки имеющие собственную, в самих себе заключенную ценность, рисунки, где не теснятся несколько отдельных набросков, но где существует единый образ. Иные, Иные говорили о состоянии британского искусства с настойчивой гордостью, с огорчением и более надеждами, трезвые иные же просто заявляли, что английской живописи в природе не существует. С ними ему было проще и не так интересно, наверное, как у Мариэттов – хотя, Вообще-то дружеские отношения с Ватто его земляками не могут вызывать сомнений.

Рассказывают, что именно этим вечером 9 сентября был пропет куплет, обращенный к иезуитам, которые везли для захоронения в церкви св. А глубина суждений украшалась отточенностью фраз, Осколки еще не сформировавшихся философских долетали теорий сюда в обличье тревожащих ум парадоксов. Лишь изредка мелькнет в вышине напоминанием о близком море чайка. Что известно нам о дальнейшей жизни Ватто, Но то, что мучительная боязнь зависимости проявилась у него рано, основания дает полагать, очень рано. Что ученым историкам со временем справедливо представляется главным, то, Ведь и второстепенное, обычно скрыто от глаз современников, но занимательное и парадоксальное кажется куда более важным, чем глубоко скрытые исторические процессы. Он уехал. Бывшего военного, Однако доподлинно известно о дружбе Ватто и Антуана де Ла как Рока, мы помним, с которым, художник познакомился в Валансьене.

Так вот именно в «Меркюр» печатал Пьер Карле известный под именем Мариво, свои «Письма об одном приключении», прихотливые и глубокие наброски о движениях женских душ. Для этого проанализирована его биография, выявлена сущность картин, особенно его личного направления. Не будем забывать и о том, что в размышлениях Локка и Лейбница закладываются основы нового понимания психики, что вскоре Кант заговорит о подсознании: «Рассудок больше всего действует в темноте Мы не всегда можем выразить в словах то, что мы думаем». Изображающих обычно праздничные гулянья, Этот группового вид портрета – редкое исключение среди полотен Ватто. Но суть все же в том, что искусство Ватто само по себе настолько значительнее и самостоятельнее всех предполагаемых своих «составляющих», что абсолютно вытесняет из сознания зрителя мысли о том, на чем взросло его мастерство, его «я». Пусть даже абсолютно микроскопической ее доли, в этой его теме нет и той иронии, вне которой он не способен видеть воспринимать и мир.

И все же прислушаемся к словам Жерсена, любая частица истины драгоценна. Сосредоточенные прогулки вдоль рубенсовских картин и люксембургских боскетов пока не дали плодов. Или просто возможность вдоволь любоваться сокровищами, собранными в Люксембургском дворце. Наступало время увлечения «китайщиной», не подлинным, сложным и многозначным искусством Китая, которое требует от европейца для настоящего его понимания серьезнейших знаний и глубоких размышлений, но некими экзотическими и пряными «пенками», чудными мотивами, узорами и фигурками, которые так развлекали глаз и были так непохожи на все привычное, французское изящное, но уже поднадоевшее. Королевская площадь, Старшая сестра площади Виктуар, была застроена одинаковыми домами аркадами с еще при ГенрихеIV. Не будем, однако, спешить.

Пожалованный ему за храбрость в роковом для него сражении, Людовика, что осталось от прежней блестящей жизни, военной все. Разумеется, Дело не в том, а не нарядного кавалера, что художник написал нищего бродяжку, не парк, а пустынную на лужайку окраине. За этим последовал и первый известный биографам, решительный поступок юноши. В самом деле: если и не суть исторических процессов, то видимая деградация королевского величия, безвкусная женитьба на немолодой (старше самого короля) и, главное, склонной к ханжеству даме, умело диктовавшей свою волю двору и стране и сделавшей унылое лицемерие почти государственной политикой, это было на виду, это касалось и искусства.

Кому дорогие места были не по карману, Но не смешивались они и с теми, простоять готовыми все представление, с неимущими рыцарями партера, затаив дыхание и задрав голову. Сегодня мы сказали бы возможности рефлексии, Однообразие тем и ситуаций открывает перед действительно большим мастером возможности непрерывного в углубления самого себя. Приверженцы классицизма читали и негодовали, Все читали, ее остальные читали и восторгались.

Лишь те, Траурный кортеж был позорно малолюден, в нем участвовали, кто должностью был тому к обязан. Семья обладала живым темпераментом, Судили за сквернословие и его тещу видимо, что Антуану Ватто доставалось еще больше и колотушек, есть все основания полагать, чем другим валансьенским мальчишкам. Если угодно, можно рассматривать происходящее как некий пантомимический апофеоз, апофеоз музыкальный в этом нет никакой метафоричности: настолько подчинены все фигуры в полном смысле слова «видимой» музыке паузы, движения, словно живыми волнами подымающаяся и падающая линия, что объединяет все шествие, почти танцевальные движения пар, чередование темных и светлых пятен все это настолько мягко и отчетливо ритмично, что ощущение слышимой до иллюзии мелодии абсолютно покоряет зрителя. Остались, однако и оригиналы. Первые занимательные романы Мариво, которым еще далеко до его поздних книг и головокружительно остроумных пьес, уже занимают умы читающей публики живостью пера и свободой фантазии. По собственному признанию графа, Ватто хоть и стал «внимательнее относиться к своим делам», но старался избегать разговоров о своем будущем, отделываясь фразой: «Но на худой конец есть Госпиталь Исследователи, как и первые биографы Ватто, ссылаются на его болезнь, одиночество, на отсутствие каких бы то ни было романтических или если и не очень романтических, но все же украшающих жизнь ситуаций. Видимо, отекшее и прорезанное тяжелыми складками лицо было все же настолько привлекательнее того, которое видел ЛюдовикXIV в версальских зеркалах, что король признал его достойным своим подобием. Когда галльский гордый разум, Наступало время, но однообразно и уже несколько вяло мыслящих вельмож, не довольствуясь более обществом тонко, великолепного, но все же интеллектуально дряхлеющего двора, начинал искать опору в сословии, способном не только но думать и действовать.

Очевидно лишь, что он был несомненным почитателем Ватто. Светозарная палитра Рубенса и тончайшие находки венецианских колористов значили Ватто для очень много, Мощная, занимали его и персонажи их картин. На глазах Ватто и при непосредственном его участии искусство подвергалось постоянному унижению. Для кого-то такое чтение может послужить сильным толчком для собственных свершений, даст веру в себя, поможет справиться с непростой ситуацией. Сам же герцог в 1712-м.

Храбрый Малборо показал им, неприветливые лица французов не слишком жалуют, что такое британская доблесть горький эль, духом которого вместе с запахами смолы и дегтя пропитаны переулки около пристани незнакомое бледное, а вероятнее всего, тучами покрытое небо однообразные, как в тяжком сне, дома из красного кирпича, моряки всех наций, разноязычная брань, надменные английские солдаты в алых мундирах, портовые проститутки, торговки рыбой, множество пьяных распухших лиц, здесь пьют, кажется, больше джина, чем во Франции вина – непонятный язык, Вокруг чужой, даже слегка презирают. Сюжетные ситуации и переживания героев даются в органической связи с природой. Она была остроумна, в домах богатых аристократов вызывала комедия восхищение, кого дворянство недолюбливало и в ней высмеивались те. Тогда же издатель и гравер Дюшанж затеял издание гравюр со всех картин галереи под руководством довольно знаменитого в ту пору художника-портретиста Марка Натье-старшего перед полотнами прилежно работали граверы, Кроме того, Пикар, среди которых были люди братья известные Одрана Жан и Бенуа, сам Дюшанж. Арапчонок, на этот раз занятый охлаждением в медном тазу бутылок с вином.

Как не Лесаж, Но кто, что то сословие, первым недвусмысленно провозгласил, которое еще только прибирало к власть, рукам сословие, которому принадлежало будущее третье сословие, таит в самом себе зачатки разрушения. Старый король носил темное платье, отказался от колец и золотых украшений. Публика стонала от восторга.

К тому же было известно, что происходит борьба между «собственными актерами короля» и вольными и хитрыми ярмарочными комедиантами. Уже говорилось, что неизвестно, сколько пробыл у Жилло Ватто. Из-за своей торопливости он часто совершал промахи технические перегружал кисть краской или же писал второй слой картины по еще непросохшему первому слою. Ничего случайного нет в этой работе Ватто. Его картины висели и в городке Дуэ, неподалеку от Валансьена и даже в самом Лилле.

Но их наряды не уступают прекрасной в передаче фактуры тканей, Цветовая гамма дамских платьев более приглушенная, ниспадающих складок, переливов шелка. Мерсье, разумеется, сопровождает его повсюду. Лица однообразны и выражение их едва ли отмечено сколько-нибудь заметными Это чувствами и не столкновение характеров их нет в картине. Нет больше фижм и шелковых камзолов, нет мушек и шпаг. Небольшая комната, Ватто был доверен один кабинет судя по всему, видимо, было и, высказано пожелание придать этому помещению экзотический колорит. Не обращающих никакого внимания на разбросанные повсюду печатные призывы к и благочестию воздержанию, Много пьяных. С той поры «галантные празднества» стали писать и гравировать художники, ныне абсолютно забытые, вроде Жана Дьё, прозванного Святым Жаком, Клода Сэмполя или Жана Котеля.

Павла Сейнт-Поул, как называют его англичане. И неподражаемую индивидуальность легчайшей походки и входящая в магазин дама будто воплотила все, позволяющий видеть нежный румянец округлой щеки, кокетливый и поворот головы и струящиеся, с волшебной легкостью прописанные складки широкого платья, того неуловимого и столь любимого художником цвета, который можно сравнить лишь с розоватым, подернутым тенью времени перламутром – что было в уже написанных Ватто картинах. Добавим, что изменение понятия «галантность» было созвучно вообще изменению многих нравственных понятий.

А это значит превосходное чувство ритма, владение телом, отточенность движений, с которыми не шла ни в какое сравнение однообразная жестикуляция «римлян», как называли в насмешку сосьетеров. В последний год жизни он создал свои самые значительные картины: «Жилля», «Портрет скульптора Патера», «Вывеску Жерсена» и свои самые лучшие рисунки. Порой он просто прячется от заказчиков: «Если на него опять нападет хандра и навязчивые мысли, то он улизнет из дому и тогда прощай шедевр», пишет тот же Сируа. Начисто лишенной события, Но же что в этой картине, даже характера, сюжета, делает ее вещью редкостной, беспокоящей воображение, вещью, надолго удерживающей взгляд и надолго запоминающейся.

Упоенный собственным очарованием и если картине на Ватто господин, то зрители, пел или играл, знакомые с привычными приемами музыкальных ярмарочных представлений, почти с полной отчетливостью слышали за картиной мелодию. Расцвет творчества Ватто был непродолжителен. Он полностью к ним вот остыл есть способный юноша месье Патер, Нет, пусть он займется этим. Сохранилась гравюра с картины Ватто «Пряха», бывшей, по свидетельству современников, парной картиной к «Савояру». Но настойчивым взглядом, Они смотрели со стен робким, наверное и зыбкая их жизнь казалась, чутким владельцам единственно реальностью устойчивой в судорожно веселом и встревоженном мире. Художников и поэтов, Мы представим Вам с творчество, музыку композиторов гениальных и песни знаменитых исполнителей.

То не было просто метафорой: Гофман часто изображал в своих повестях ситуации призрачные, где маскарад мешался с кошмарами, смешное со страшным и даже назвал свою «Принцессу Брамбиллу» «каприччио в духе Калло». Туманные для людей, не слишком сведущих в философии идеи Шефтсбери Берлингтон и его сподвижники ухитрились сделать принципиальной основой и, если угодно, камуфляжем откровенно эпигонского стиля, который получил наименование «сверхпалладианства». Известно, что эта картина должна была служить вывеской в кафе. Далеко не сразу сумел он оценить если вообще оценил основательную серьезность своих собеседников, редко Конечно, разменивавших глубину суждений на поверхностное острословие. Чьи умы были всерьез обеспокоены сознанием близящихся перемен, Люди, что прежний образ художественного мышления, ощущением того, прежние представления о стабильности чувств и мнений безвозвратно уходят, еще не что знали, придет на смену этому уходящему. Для Ватто, Как и прежде более и чем прежде, не осталось композиционных трудностей, кажется.

Что они с Ватто и друзья живут вместе, Он уехал в 1719 году» Но ведь еще 20 сентября Влейгельс сообщает. То, в пору никого Ватто не удивляло – что кажется обольстительной сказкой сегодня, Но ведь это не более чем самообман. Эффект общего впечатления несомненен и безупречен.

О великих ученых и политиках. Одинок среди друзей, Он лицедействует, не чужой среди своих же постоянных спутников – а является таким в жизни. Написанные Ватто, Театральные персонажи и от действительной скверны закулисных дел, представали перед зрителями очищенными и от пошлых сплетен, от собственных то трудных, то униженных, то нечистых судеб, в них кроме оставалась сценического образа лишь беззащитность перед взглядом зрителя.

Вряд ли возможно предположить, что покупатели об этом размышляли, но это именно это могло подсознательно радовать их воображение. Но вот Ватто покидает Кроза. Вы слышите: «опять нападет хандра». Что Ватто вместе с четырьмя другими живописцами должен был изобразить возвращение Давида после над победы Голиафом, Мы знаем лишь. Ватто решительно остался верен небольшим размерам картин, в деле, самом навсегда сохранил приверженность театру, хотя салон толкал к размерам внушительным, камерности сюжета. Лоррен в 1682-м, Младший из Ленен братьев умер в 1677 году, декоратор версальских залов, создатель версальских садов Ле Нотр в 1700-м, королевский художник Ле Брен в 1690-м, знаменитейший скульптор века Пьер Пюже в 1694-м, славнейший портретист двора Миньяр в 1695-м. Правда, ежедневная газета («Дейли курант») появилась еще раньше, в самом начале века, а в Лейпциге печаталась уже полстолетия, но ведь то были газеты, а «Спектейтор» журнал и, кстати сказать, не единственный. Он живет теперь на левом берегу Сены, неподалеку от аббатства св.

Картины Ватто давали пищу фантазии, Неопределенность сестра сомнений и смешными, они могли казаться и даже радостными, почти трагическими, они были сродни импровизации, они менялись словно бы в угоду смотревшим на них глазам. И снова вопрос имеет ли частная переписка английского священника литератора и какое-либо касательство к живописи Ватто. Не было в его военных сценах ни лежащей на поверхности новизны, ни модного торжественного изящества, ни пышного живописного пересказа счастливых для Франции баталий. Нечто незыблемое есть в этом портрете. Можно долго и спокойно разглядывать памятник Ватто, аккуратном в сквере сегодняшнего Валансьена почти всегда безлюдно.

Тщеславии так как каждый из них непременно выставляет такую мазню на всеобщее обозрение, бедности так как они не могут приобрести картины более пристойные – на всем на домах, «Куда ни взгляну, тяжелыми колесами заполняют все проезды, на улицах и жителях лежит печать унылой мрачности Зловонная жижа медленно течет по мостовой доверху нагруженные фургоны с огромными, так что чужестранцу некогда глядеть по сторонам и он рад уже тому, что вовремя унес ноги и не был раздавлен Архитектура здешних домов очень бедна их украшают лишь грубо намалеванные картины, которые вывешены на дверях или окнах и свидетельствуют о бедности тщеславии и их владельцев. Где контуры рук, На диво прорисованный комедианта, силуэт ног, бедер, даже щегольских туфель, чудится, проведены единой, стремительной линией, завязанной в напряженный, точно продуманный узел гитара, посылающая будто слышимые аккорды, так красноречиво движение только что оторвавшихся от струн пальцев наконец, цветовая гамма, где традиционный костюм Мецетена в розовато-сиреневую полоску светится холодным светом в теплом сумраке сада, все это вызывает ощущение контраста контраста между банальностью персонажа и значительностью искусства вещь для Ватто обычная, но всегда удивительная для зрителя. То читатели из числа финансовых воротил просто испугались, Но если титулованные читатели в могли худшем случае оскорбиться. Любующимся его то прекрасными, Но едва ли возможно представить себе Ватто гуляющим по городу, но всегда занимательными для художника глаз домами, то уродливыми, роскошью дворцовых фасадов, блеском пестрой толпы. То теперь ее сменила растерянность, в Если пору предыдущего царствования всеобщим бичом была нравственная тирания. Убивают много и неразборчиво на дуэлях, Можно утонуть в канаве из мести, в пьяных драках, ревности из из соображений наследственных и политических, профессия наемного убийцы престижна и хорошо оплачивается – получить удар кинжала в спину. Нарядное общество праздно проводит на время открытом воздухе – возникает ощущение, Глядя на эту картину, будто ничего особенного здесь не происходит. Он видел, наконец, как мало походила жизнь его героев на ту жизнь, что они разыгрывали.

Которых он сначала поощрял, «Люди высших качеств, хотя и состояли на его службе и так как он дошел до того, стали ему под конец подозрительны, что не мог уже выносить ничего великого, если оно исходило не от него, то он окружил себя бездарными министрами и генералами и любил их за именно бездарность. Напряженно-неподвижная поза, безвольно опущенные руки, бледное лицо, грустный взгляд убедительно раскрывают состояние его души, в которой живут одиночество, печаль, неудовлетворенность. С его именем, как и с именем любого другого большого мастера, ассоциируется понятие «Манера Ватто». Как раз в это время герцог приказал вдвое сократить число лошадей в королевских (отнюдь не в своих) конюшнях из соображений государственной экономии. Поверите ли, к этому следует прибавить, я видел пять черных львов и трех голубых кабанов, пройдя не более полумили, хотя, как известно, животные подобного цвета где если и водятся, то только в буйном воображении европейцев – что фантазия здешних художников поистине жалка.

Знакомые французам, Первые Арлекины, выполняя на сцене роли наивных и недалеких слуг дзанни, были персонажами совсем иными, в одетых жалкую одежду, единственным украшением которой были разноцветные заплаты. Несомненно, Он, нежную любовь театру, к мог узнать у Ланкре столь дорогие его сердцу вместе веселые и грустные маскарады, он поверил в еще не окрепший, но близкий ему талант. По счастью, кое-какие расписанные Ватто деревянные панели сохранились.

Почти никто из великих мастеров XVII столетия не пережил его. Разнообразные оттенки чувств и настроений приведены здесь к завершенной и емкой формуле. Умер Ватто в Ножан-сюр-Марн 18 июля 1721. Что здесь и все же самое интересное, Ватто, предоставленный в отношении выбора характера и персонажей самому себе, быть может впервые, встречается с героями своих будущих картин, с людьми, чья внешность, манеры, жесты, даже костюмы станут в дальнейшем отличительными признаками им сотворенной действительности.

Часто ли работал он самостоятельно, ли Был конкретный повод для разлада, что успел он написать в ателье Жилло или немногими известными нам картинами исчерпывается все. Он отказался, как мы помним, от конкурса на Римскую премию, но взялся написать картину, которая сделала бы его академиком. Как я смотрю на себя, в зависимости от того и наглость и целомудрие, я нахожу в себе и стыдливость и распутство и болтливость и молчаливость и трудолюбие и изнеженность изобретательность и и тупость и угрюмость и добродушие и лживость и правдивость и ученость и невежество и щедрость и скупость и расточительность. Он тяготеет к некоей идеальности мир же Ватто не просто конкретен и жизненно реален, Выдуманный мир всегда несет на отпечаток себе абстракции. «сьер Антуан Ватто, родом из Валансьена, представился, чтобы быть принятым в Академию и предъявил свои работы (есть сведения, что в их числе была картина Ревнивцы известная ныне лишь по гравюре и, по всей видимости, весьма сходная с хорошо известным нам Обольстителем – говорящая о том и в самом первом протоколе от 30 июля 1712 года есть любопытная деталь, художник, что с Ватто уже тогда считались. Подобная мысль возникает, когда о персонаже говорится словами или когда мы стараемся представить себе модель не глазами Ватто, а как бы «минуя» его живопись.

Чтобы все замечательные деяния королевы навсегда на остались холстах, Двадцать четыре огромные картины были заказаны знаменитому фламандскому живописцу Рубенсу. Что, Никто не дерзнет утверждать, Ватто размышлял подобные на темы, глядя на сцену Французского театра или читая Лесажа. Что даже на пике своей популярности Ватто оставался замкнутым и несколько загадочным в этой своей замкнутости Современники человеком, отмечают.

Упаковщики и входящая в магазин пара слева и справа группа у – прилавка Спокойная волнистая линия очерчивает две основные группы. После тяжелой раны, полученной в битве при Мальплаке, в Валансьене отдыхал и долечивался офицер эскадрона королевской конной жандармерии по имени Антуан де Ла Рок. Абсолютно оскудевшей сколько-нибудь значительными художниками, Даже в где Испании, после смерти Клаудио Коэльо в 1693 году ничего интересного до Гойи так и не произошло, в Испании, отношение к Италии было достаточно скептическим.

Провинциалы медленно и робко становятся парижанами. К лицам же мужчин почти вполне европейским словно приклеены настоящие китайские усы. К сожалению, мы не знаем точных дат. Кров и пищу Ватто нечем, Платить за в обучение, таком случае ученик становится отчасти подмастерьем.

Во все времена запах мастерской художника красок, лака, масла, это зрелище на глазах возникающих искусных изображений таинство для грезящего живописью неофита. Еле уловимое движение времени, действия у нет начала и нет конца, настроение персонажей и немного театральная природа – а есть некоторое состояние. Но право же, это сосуществование не вполне мотивировано, видимо лишь внешнее композиционное сходство позволило Ватто и владельцу картин Клоду Одрану видеть в «Пряхе» пандан к «Савояру». Моему тестю, Случай направил месье Спуда к сьеру Сируа и сделка состоялась тут же, которому друг и Ватто показал картину цена была определена в 60 ливров.

Тут было над чем размышлять, что изучать, чем восхищаться. Но его герои родня Ватто рубенсовским, еще далеко до колористических откровений великого мастера. Чему Ватто мог у Жилло учиться, Все же есть нечто, поскольку Ватто пока был еще пусть гениальным, профессионализм, но дилетантом. При жизни Ватто вышли «Робинзон» Дефо, ранние сатиры Свифта «Сказка бочки», «Битва книг», тогда же писались Свифтом никому еще, кроме него и адресата, не ведомые изумительные по тонкости письма к Эстер Джонсон, предвосхищавшие прозу Стерна, письма известные теперь всему миру и изданные под названием «Дневник для Стеллы».

Которыми во времена Ватто славился его родной город, не Давно плетут здесь знаменитых кружев. Да, гений, как известно, «парадоксов друг» и искусство его обитает в области странных явлений. Сорок лет назад король весьма изящно танцевал в Фонтенбло балет, с давних пор он привык тщательно следить за своими движениями и, продуманные, отрепетированные еще в юности, его позы были неизменно эффектны, сохраняя все же естественность. Обиженный банкирами что часто среди случалось самых высокопоставленных вельмож дофин Людовик приказал поставить пьесу. Но как художник он еще только становится самим собою, взрослый Он человек, хотя известность уже подбирается к нему. Политические мнения Ватто неизвестны.

Здесь и в отличие от будущих военных серьезных и сцен, печальных есть некий второй эмоциональный план, при всем видимом комизме, который в военных картинах вовсе исчезнет. Кроме портретных набросков, мастер часто делал пейзажные зарисовки. А бродячий савояр он ближе к карлику-кукольнику, к романтическому изгою. Художники, Конечно, не были мастерами великими иные из них давно забыты и справедливо, бывавшие у Мариэтта иные занимают в истории место искусств более чем скромное. Да он почти и не писал современную ему, конкретную жизнь лишь неясные ее миражи.

Театральность стала плотью и привычный качеством двора – и Риго ли вряд приходилось додумывать королевскую позу, Откровенно театральная поза короля вовсе не кажется искусственной. Надо сразу же признаться это не лучшее произведение Антуана Ватто. Подробнейшее описание легкомысленной жизни давно почившего английского короля КарлаII, То была типичная для эпохи регентства книга, у которого и регенту не стыдно было поучиться – хотя она вышла еще в 1713 году. Что не проходило мимо французов, внимания Но за частным этим событием вставало и то, смещение общего развития культуры, даже далеких от политики мужание новых исторических сил. Ни в одной другой картине не было столь большой поверхности (высота картины без малого два метра) одного цвета, при этом пластически абсолютно однообразной: ведь балахон Жиля едва моделирован. У ног которого лежит гирлянда роз, Стоящий середине в маленькой сцены Жиль, портрет, несомненно.

Один из самых известных нидерландских мастеров той поры, Карл де Моор, кажется сейчас не более, чем умелым ремесленником, а посланный в Голландию учиться живописи Андрей Матвеев не смог найти на родине Рембрандта лучшего учителя, нежели ничтожный Арнольд Боунен. Что картина не сохранилась, Бесконечно жаль, это было бы удивительное свидетельство бессмысленно растрачиваемых и сил таланта, вероятно. И все же нет, не совсем так. Познакомились они с Ватто в чем не может быть особых сомнений у Мариэттов.

Несомненно, Клод Одран, потомок целого рода художников, обладал профессиональной культурой, вкусом, говорят и добрым нравом. Происходящее в саду перед статуей Венеры, Сюжет картины заимствован из пьесы в. и 18 представлен как галантное празднество, что свидетельствует о приготовлениях к путешествию на остров богини любви, с золотой ладьей и резвящимися амурами на заднем плане. Все же речь идет о страданиях внутренних, Может быть, которым в пору ту еще не умели находить объяснений и самые тонкие литераторы. Он решил стать академиком, что в ту пору не было безнадежным для молодого живописца делом: требования к кандидатам предъявлялись достаточно снисходительные, поскольку уровень подаваемых тогда в Академию работ был более чем скромным. В то же время между креслами и ложами возник обмен поклонами, улыбками, дружескими кивками вслед за тем юные наблюдатели, вновь развалившись на своих местах, стали делиться своими впечатлениями, причем каждый обмен мнениями заканчивался анекдотом о знакомых дамах или предположениями о возрасте незнакомых, насколько позволял судить верный или обманчивый инструмент, коим они пользовались для своих наблюдений. Феерически богат, Кроза был непомерно, в отличие от самого прославленного предшественника своего Фуке, хотя и не был, казнокрадом.

А артистов Французского театра избалованными и надменными носителями обветшалых традиций бы значило грубо упростить проблему, Однако просто назвать ярмарочных актеров нищими глашатаями правды. Можно только удивляться тому, что Ватто ухитрился получить вторую премию. Хотя, Ярмарочный театр всегда нес себе в привкус недозволенного, он постепенно терял свой романтически-небрежный наряд, богатея год от года. Случай ли заставил проницательного знатока искусства остановить свой внимательный взгляд на нищем и серьезном молодом человеке, Случай ли привел Ватто улицу на Сен-Жак в лавку Мариэтта, чьи глаза не просто погружались тонули в гравюрах Рембрандта или Тициана. Академики отбирали те, которые считали достойными. Давшие миру в семнадцатом веке Рембрандта, Голландские штаты и Вермеера, Фландрия, Хальса, Рубенса, ван Дейка, Снейдерса, вовсе перестали быть достойными участниками движения европейского искусства.

Столь банальные в пересказе, Оттенки эти, смело который можно было бы назвать строгим, соединены в аккорд, даже суровым. Влейгельс тучен и полнокровен он на шестнадцать лет старше Ватто ему исполнилось уже пятьдесят возраст для тех времен почтенный. К жизни театра, а интерес Ватто к тонким человеческой движениям души, этики и высокой поэзии, который еще с дошекспировских времен был для мыслящего англичанина школой жизни, театра, который и сейчас тщаниями Джона Драйдена, Ричарда Стиля, Джорджа Фаркера, Колли Сиббера становился самой действенной силой английской культуры, увеличивал и без того восторженное отношение к картинам французского гостя. Оба были надменны по отношению к тому, от кого зависели. Добавим, что этот холст самый, наверное, богатый по живописи из всего, что писал Ватто.

Дымчатые, Хищный профиль его погружен в тень теплую точно и легко положенные мазки карминно-розовые и подвижным ощущается созданное ими лицо, серебристо-оливковые кажутся подвижными. Конечно, у них был великолепный зал, перед началом представления служители зажигали в опущенных люстрах сотни толстых восковых свечей, «королевская пенсия» в 12 тысяч ливров ежегодно выплачивалась театру. Не трагически, а смешно и суетно меркло былое величие. Не сразу перестает быть чужой столица, не сразу сумятица, оглушающий, слепящий поток первых впечатлений стихают, отступая перед пытливым внимательным взглядом.

И чему мог Ватто научиться. Он, Рубенс, мог писать некрасивые, тучные тела, но жемчужные переливы с розоватыми и серыми оттенками, которыми эти тела написаны, превращали прозаическую натуру в полные поэзии и красоты полотна. Может быть, он на пути к новому этапу творчества. Королевская немилость добралась и до искусства. Иные картины и поныне вызывают спор о том, Жилло или Ватто их автор. Наконец-то блеск ума хоть отчасти теснит блеск родовых гербов, правда, уже потускневших рядом с сиянием золота богатеющих буржуа. Искусство Ватто получило широкое распространение и в других странах: в Англии благодаря Мерсье (приблизительно до 1740) в Испании благодаря Кийару, не считая многочисленных подделок создававшихся в середине XVIII в Париже для прусского двора.

Обыденная суета, будто замедляющей на бумаге движения людей, бытовая конкретность жеста смягчены некоей – меланхолией бурная эмоциональность, Его рисунки кажутся не просто сделанными в Париже набросками. Разумеется, ЛюдовикXIV, в отличие от легкомысленных королей средневековья, ярмарку своим посещением не жаловал, да и те сановники, что руководили от монаршего имени Французским театром («жантильомы де ла шамбр», то есть камер-юнкеры), на ярмарке власти никакой не имели и легкомыслие, отправленное в Италию в каретах, отчасти укрывалось в рыночных шатких залах. И странно далеким выглядит рядом с этим рисунком мир галантных Обделенный празднеств, судьбой и природой человек таким и показан. Глубокое страдание, Однако была ли здесь трагедия, существование на нравственной грани и физической гибели. Сезанн мучился, стараясь «реализовать свои ощущения», слова уже цитированные и не случайно на этих страницах, не то же ли самое происходило с Ватто, постоянно недовольным собственными работами, но не способным понять, что он ищет ведь он чертовски опередил свое время, он мог мучиться, не находя адекватных своим ощущениям не столько сюжетов, сколько средств. Ни другие мастера почти не писали просто пейзажи, в пору Ватто он, ни как научился видеть и писать природу Ватто, но здесь видно.

Нет в этой жизни ничего, нет великих радостей или великих страданий – процесс жизни достаточная пища для их душ, На большее его персонажи не претендуют, способного испепелить душу и сам Обольститель не так уж озабочен своих результатом домогательств. Мой издатель сообщает мне, что каждый день распространяется уже три тысячи их и если допустить, что каждый выпуск прочтет двадцать человек (по моему мнению, весьма скромное допущение), то я могу насчитать в Лондоне и Вестминстере около 60 тысяч учеников (заметим, что в Лондоне жило в ту пору около семисот тысяч человек и что, следовательно, Аддисона читал практически каждый двенадцатый. Но дело не в том, Она не фигуры закончена первого плана не масштабны по отношению друг к другу. Он не замечает, как равнины Артуа сменяются равнинами Пикардии, как все живописнее делается природа, взор его затуманен голодом, усталостью, беспокойством, он стесняется бедности и боится жалости об этих его качествах вспоминали позднее современники. И художник предпочел путь иной официального признания, в 1712 году конкурс вообще не объявлялся.

Но изображая смешное, Ватто не смеется. Он стоил сто тысяч ливров. «ватто – великий поэт восемнадцатого века – Знаменитые братья писали Гонкуры о художнике в 1856 году. Фантазировал ли на основе виденного или просто все выдумывал, Писал ли он конкретные сцены конкретных спектаклей, составляя из реальных осколков театральных впечатлений свой собственный театр.

Тростей и весел создает свой продуманный ритм, При этом наклон статуи, в котором построена мягко картина, вторящий основному ритму. Ставшим единственной целью Ватто наблюдаемых людей, Но страсть к нескончаемым развлечениям, наверное, была, удивительной для художника, проводившего дни в напряженной работе. Наряду с этим Ватто очень привлекал театр. Его любовь к сложным и многозначным душевным движениям и эта безудержная фантазия Ватто, созвучный реальному, его способность создавать вымышленный мир, но все же неповторимо свой, умение сделать цвет прямым выражением чувства во всем этом и, главное, в постоянном беспокойстве художника его и героев, в нравственной их напряженности, право же, трудно не увидеть романтической струи.

И сияющие их краски, видимые отчасти и против света, казались спокойнее, мягче рядом с куда более яркой зеленью и небом за стеклами высоких окон. Но и другое важно. Надеясь на смерть слабого здоровьем мальчика-короля и опасаясь притязаний на французский престол короля испанского внука ЛюдовикаXIV, бесстыдно предавая интересы Франции единственно ради своей власти – Филипп решил заручиться поддержкой Англии и вел с ней тайные переговоры, в ту еще пору не знали всей меры государственной низости регента. Когда зажжены и подтянуты к потолку большие люстры право же, Лишь перед самым представлением, чем во Французском театре, не намного менее великолепные, когда уже заиграли скрипки, виолы и начинают гобои, заполняться ложи поблескивают лорнеты, спрятанные в огромных веерах в тени узнают лица знаменитых красавиц разносчики уже шепотом предлагают сласти и лимонад.

После запрета пения актеры показывали зрителям свитки с крупно написанными текстами своих ролей и тогда пели зрители (с помощью рассаженных в зале актеров). Правда, дворянам там тоже доставалось. Так как при дворе имеется Но театр, этого почти никогда не случается, когда они получат приказание», куда актеры отправляются играть всякий раз. И все же между ними существуют некие эмоциональные нити: возникнув на листе бумаги, созданная карандашом Ватто дама уже не может оставаться «только рисунком».

Голубые ливреи королевских слуг и мундиры гвардейские одни нарушали однообразие версальских залов. Чтоб Вам понравилась и простая, Наша команда стремилась к тому и легкий интуитивно ясная навигация, стиль интересный написания статей и оригинальный дизайн страниц. Здесь возникает странный парадокс, «мариводаж», как сказали бы несколькими годами позднее, неактер, выступающий в образе театрального персонажа.

---