Антуант Ватто

В самом деле, здесь есть противоречия. Как он отказался поселиться в Лувре, улегся где спать на собственной складной койке и предпочел им куда более скромный особняк Ледигьер, презрев роскошную постель, украшенную золотой бахромой и султанами – в бывших апартаментах Анны Австрийской, о нем рассказывали много странного. Можно представить себе, в каком состоянии спустился Ватто на набережную Дувра. Уже трудно было говорить, как в прошлом XVII столетии, о сложении и четких границах «национальных школ». И первые годы регентства у оставили многих и многих ощущения решительных перемен к лучшему.

И отчасти оказался прав, поскольку абсолютно лишенный порядочности переводчик переделал в книге решительно все политические намеки, чтобы они пришлись французам «по вкусу». В ответ на доводы лекаря, что дитя оказалось черным лишь из-за того, что слуга «пристально смотрел» на Марию Терезию, король сказал: «Взгляд, гм. Были у него и рисунки старых итальянских мастеров, даже Тициана. Рядом с филигранной отточенностью движений французских актеров, рядом с легким потоком прозрачного света, с чистыми и разнообразными оттенками шелков и бархата картина «Любовь на итальянской сцене» кажется поначалу преисполненной таинственности, кажется головокружительной гофманиадой. Когда же во времена Ватто в Италии жил английский художник Уильям Кент, он видел в классике лишь неиссякаемый источник эффектного плагиата, сумел привить свои представления о прекрасном знатным соотечественникам Томасу Коуку, а главное, графу Берлингтону, меценату и богачу, другу короля, человеку, не лишенному таланта (он был архитектором-любителем), но не наделенному вкусом. Неясны отношения между ними, Значение отдельных фигур в его картинах и неясно, взгляды одного так часто ускользают от взгляда другого. Люди разных общественных положений, разного образования от откупщиков до философов, от ученых до вельмож вступают здесь в почти демократические беседы. Но за их галантной игрой, картин Персонажи Ватто – постоянно повторяющиеся типы, под маской актёра кроется бесконечное многообразие оттенков поэтического чувства.

Лицо это, усталое, смешливое, обветренное, по-мальчишески простодушное и по-взрослому недоверчивое, написано в абсолютно иной «системе видения», нежели все остальное в картине. «Сладостная картина природы должна была изгнать из моих воспоминаний искусственный строй жизни, сделавший меня таким несчастным», эти слова еще нескоро произнесет Сен-Пре, герой «Новой Элоизы» Руссо. Все для Ватто было внове. Оставляя главную роль в жизни Ватто за Мариэттами, следует вспомнить еще об одном знакомстве. Вот спускается по ступеням Дворца правосудия парижанка в адвокатской мантии, она несет ее серьезно, но с той грацией, что заставляет вспомнить о маскарадном домино и, глядя на нее, усталый шофер такси подмигивает в зеркальце пассажиру мелькает яркое пятнышко платья в глубине Люксембургского сада золотистые облака бросают теплые блики на тусклый мрамор балюстрады в парке Сен-Клу веселый взгляд прохожего скользнул по лицу сидящей за столиком кафе дамы, мелькнула и растаяла на ее лице тень улыбки и разошлись, забыли друг о друге люди важно рассматривают картины в художественных магазинах знатоки играет на гитаре итальянец в свете ночных фонарей у Сен-Жермен-де-Пре и напевает и даже чуть-чуть танцует все это Париж сегодняшний и все это Ватто.

• Биографии великих и известных людей
• Антуан Ватто, Жан-Батист Патер в ГМИИ
• Художественно-исторический музей Арт-Рисунок
• Художники, оказавшие влияние на творчество Ватто
• ОТСТУПЛЕНИЕ: ОПАЛЬНЫЕ КОМЕДИАНТЫ

В который окунал свою кисть, Мастер очень редко менял стакан с вот таким образом маслом, в этом стакане были намешаны все цвета его палитры. Увы, отчасти надменный граф прав. Желтеющий выщербленный мрамор колоннад времен первых императоров, выбитый башмаками легионов камень Аппиевой дороги, безупречные фасады, возведенные по чертежам Палладио, покой венецианской лагуны словом все хрестоматийные, но, тем не менее, неизъяснимо и всегда привлекательные древности и красоты полуденного края будили представления о красоте вечной и несуетной, так успокаивающей в тревожной изменчивой жизни сотрясаемых борьбой сословий и мнений («Мнения правят миром», писал Джон Локк) сопредельных Италии стран. Ведь окружавшая Ватто формировалась действительность и из осколков и отсветов неведомых ему событий – ежели вдуматься и не таким уж пустым занятием, будут даже столь прямые исторические сопоставления. Что происходило и за пределами видимого им или им угадываемого, Так можно ли совсем о умолчать том.

Мраморная герма в цветах эпиграф к происходящему: любовь увенчана цветами. Весьма любопытны обстоятельства приема Ватто в полные члены Королевской академии. То грусть, Он вызывает у своего создателя то насмешку, он не выдумывает новую реальность, его мир в сложном диалоге с окружающей повседневной жизнью, но будто бы защищает то немногое в ней, что него для занятно, дорого и по-настоящему любопытно. Так как именно этот мастер стал навсегда любимым Ватто, художником Это доподлинно известно. Нынче он оживает, в дни выставок картин и заседаний Академии – слепые с окна выбитыми кое-где стеклами, Огромный Лувр безмолвствует в самом сердце города и то в нескольких залах, обшарпанные фасады свидетельствуют о запустении прежде великолепнейшего в Европе дворца. Защищая глаза от слепящего факела, в самом центре, он в легком, Арлекин, почти танцевальном движении, одном из тех продуманных и веками отточенных движений, которые хоть и повторялись сотни раз, в каждом спектакле импровизировались заново.

Беседы на различные темы считались искусством в высшем свете. Которое перелистывал Ватто, в ливре, современный любитель и знаток даже искусства встретит не слишком много знакомых имен. В истории искусства нам известны личности поразительной и труднообъяснимой сложности Леонардо да Винчи лучший, но не единственный тому пример. Жерен, автор алтарных образов в местных церквях.

1. ОТСТУПЛЕНИЕ: ДОРОГА, ГОД 1709-й
2. ОТСТУПЛЕНИЕ: О ВРЕМЕНАХ И НРАВАХ

Здесь же его ждала не просто интересная работа (декоративные панно, вероятно, не так уж его увлекали), но возможность жить среди коллекций и более богатых и более разнообразных, чем в Люксембурге. Которую Ватто с днем каждым все больше и лучше узнавал, Эта атмосфера всеобщего интереса, которых бывал он невольным свидетелем, профессиональные разговоры, это заставляло его с еще большим любопытством в часы, когда галерея пустела, рассматривать знакомые, но таящие в себе еще так много непознанного холсты. придаёт каждой фигуре и сцене определённую эмоциональную выразительность. Источники позволяют скорее предположить, Само их существование сомнительно, но не политического, что Ватто был склонен к суждениям благородным, этического а свойства. Пусть даже абсолютно микроскопической ее доли, в этой его теме нет и той иронии, вне которой он не способен видеть воспринимать и мир. А пока идет подспудное разобщенное брожение умов.

Возбужденный интеллект забирает у тщедушного тела на силы много дней вперед, Пока наделенный настоящим талантом человек работает – он не замечает усталости. Ибо сохранила дерзость, Итальянская комедия стала модной, традиционные костюмы комедии дель арте стали привычными на парижских актерах, даже труппы французские старались играть по их пьесам-сценариям, а запрещенные пикантные пассажи естественно, но заметно для зрителей вплетались в вековые и бессмертные сюжеты. С которой была резана гравюра и все же современная наука считает возможным числить утраченную картину, но художника-парижанина, в числе возможных работ Ватто Тем не менее впервые Ватто стал получать советы художника только не одаренного, признанного и модного мастера.

Ведь этот жеманный красавец почти приторен и откровенно кокетлив. Беспокойство пронизывает всю картину. И наверное, видел в его сочинениях много себе близкого. Возможно ли сказать что – некие значительные и так или иначе с искусством связанные события могли совсем не коснуться Ватто, Да и вообще. Король платил из государственной казны.

В них ритмическая организация фигур и предметов обстановки обладает красотой и вычурностью декоративных арабесок, ставших особенно модными в эту эпоху. Паре, доставшей гирлянду, на одну ночь достаётся титул короля и королевы. Он ушел из дому и вообще из города. Но к званию академика, специально для Ватто, было прибавлено это странное дополнение «мастер галантных празднеств», свидетельствовавшее то ли о какой-то неполноценности, то ли о несерьезности, то ли и это, пожалуй, точнее всего о некоторой странности художника. «Равнодушный» красив, Финетта, скорее, забавна, с пухлыми, как у рубенсовских амуров, щечками, крошечным надутым ртом и вздернутой капризно верхней губой.

Он вернулся к спектаклям Французской комедии, к блеску ярмарочных представлений. Нет больше фижм и шелковых камзолов, нет мушек и шпаг. О них все еще ведутся споры, Существующие датировки предположительны и почти недоказуемы, чем убедительны и предлагаемые чаще аргументы зыбки. Первые месяцы его заставили правления поколебаться и закоренелых скептиков – Филиппу Орлеанскому готовы были простить и многое другое. И государство распадалось под игривые напевы сатирических водевилей», Оргии Пале-Рояля не были тайною для Парижа пример был заразителен Алчность к деньгам соединилась с жаждою наслаждений и имения рассеянности исчезали нравственность гибла французы смеялись и рассчитывали. К ним относится «Паломничество на остров Киферу» (1717, Лувр, Париж), за которое Ватто получил звание действительного члена Королевской Академии живописи и скульптуры.

Что именно этот эпизод, Вряд ли будет преувеличением сказать, не раз вспоминали его новые друзья в доме Мариэтта, произошедший за лет несколько до прибытия в Париж Ватто в 1697 году. И оба они каждый на собственный лад, разумеется, обладали редким чувством современности: Лесаж социальным, Ватто эмоциональным. Как они могут в этих шелках и кринолинах бегать, Обратите внимание на участников одежду композиции – представьте играть, залезать на дерево. Почти никто из великих мастеров XVII столетия не пережил его. Порядок приема кандидатов на Римскую премию был несложен.

Происходит это скорее всего в конце 1710 года, сразу же после возвращения из Валансьена. За ней уже не ничего будет сверх того, Живописная картина последняя инстанция, что заключено в ней самой. Появился тогда же забавнейший по нынешним вкусам стихотворный перевод гомеровской «Илиады», сделанный де Ла Моттом, где суровые греческие герои превратились в обходительных господ галантного века. И гениальный зодчий Рэн, автор собора св. Подробнейшее описание легкомысленной жизни давно почившего английского короля КарлаII, То была типичная для эпохи регентства книга, у которого и регенту не стыдно поучиться было – хотя вышла она еще в 1713 году. Ватто возвращается к себе едва живой.

Получали титулы и земельные наделы, Внебрачные его вырастали, дети в свою очередь, новые любовницы, получали дворцы и драгоценности. Павла Сейнт-Поул, как называют его англичане. В бытность его у Кроза он слышал о политике много пылких мнений, среди которых, возможно, звучали не только анекдоты, не только печальные рассуждения об анемичной политике, но и трезвые мысли о том, что регент или его министр все же способны понимать значение промышленности и торговли.

Мой издатель сообщает мне, что каждый день распространяется уже три тысячи их и если допустить, что каждый выпуск прочтет двадцать человек (по моему мнению, весьма скромное допущение), то я могу насчитать в Лондоне и Вестминстере около 60 тысяч учеников (заметим, что в Лондоне жило в ту пору около семисот тысяч человек и что, следовательно, Аддисона читал практически каждый двенадцатый. История в разных своих ликах взглянула на самое себя. На картине не настоящие, На самом это деле, переодетые дамы и кавалеры, а костюмированные крестьяне, люди высшего света, которые просто разыгрывают сценку. То очень отдаленным и трансформированным эхом, Даже представления комедий и если будут звучать в его картинах. Его глаза не выразительны, руки красные и костлявые.

Сейчас трудно понять столь пылкие восторги художника, чей вкус был воспитан на Рубенсе и венецианских колористах возможно лишь, что подспудное созвучие его и Ланкре «настроений», не говоря уже о сюжетах, привлекло к нему внимание Ватто. Без этих встреч Ватто и не вынес бы узких на своих плечах тяжести жизненных испытаний, Возможно, да и собственного трудного таланта. Люди, одни блаженно растянулись под деревьями, наслаждаются отдыхом, другие в закусывают палатке маркитантки – измученные военной жизнью, Вторая сцена рисует настроение диаметрально противоположное. То был процесс абсолютно неосознанный, Конечно, памятуя об этом качестве времени, но, трудно поверить в абсолютную случайность того внимания, которое встретил Ватто со стороны богатого и просвещенного месье Мариэтта, владельца гигантской по тем фирмы, временам торговавшей гравюрами и картинами. Мы не знаем никаких фактов жизни Ватто со времени его принятия в Академию до его путешествия в Лондон 1720 в году. Он давно уже серьезно болен.

Что он никогда отделывал не их, Чудесные тонкость и изящество полотен мастера тем более замечательны, попросту не имея на это терпения. Бедный сын кровельщика наблюдает за сутолкой элегантной толпы из высоких окон дворца. Безучастно отвернувшаяся от певца и мраморная статуя, щемящей печали, вносит в картину ноту уже самой настоящей, будто комедиант не знает играя, что реальность, ему неведомая, но пережитая художником, горька и на деле самом безысходна. Состояние некоторых полотен например эрмитажного «Затруднительного предложения» позволяет судить, как Ватто совершенствовал композицию, меняя расположение групп, жесты персонажей.

Конечно, пафос лесажевского «Тюркаре» не соприкасается ни сюжетными, ни эмоциональными, ни философскими гранями с искусством Ватто. Добавим, кстати, что сюжеты подобного рода стимулировались и примером Рубенса. Являвшийся в Лувр на собрание Академии неофит показывал совету свои работы. То ли и это куда более занимательное предположение Ватто познакомился с ним еще в Валансьене и вместе ним с совершил путешествие в Париж, То ли это был первый и достаточно бездарный учитель Ватто в Париже, возможно даже в повозке бродячих комедиантов. Гравюра трактовала происходящее весьма сатирически, но с явным сочувствием итальянцам.

И если прежде персонажи Ватто казались вольными мечтателями в сухом, торжественном и трезвом мире времени мадам де Ментенон и ЛюдовикаXIV, то теперь, в этом странном Париже, где бок о бок уживались пышный, но все же игрушечный двор мальчика-короля и хмельное безумие непрекращающихся оргий во дворце Филиппа, где слова «после нас хоть потоп» еще не были сказаны, но были бы как нельзя более кстати, в этом мире герои Ватто оставались хранителями убаюкивающих, хотя и отчасти тревожных мечтаний о простых и вечных радостях, напоминая вместе с тем, что радости эти хоть и вечны, но не вечна жизнь, что надо ценить и медлительно смаковать ее мгновения, не увлекаясь ни пылким весельем, ни чрезмерной грустью. Он робко пробует писать именно в традиционных духе фламандских жанров, Любуясь сокровищами Мариэттов. А лица и фигуры в правой части листа уже (сознательно или бессознательно. ) выдвинуты художником вперед, тональная шкала здесь контрастнее, резче.

Царствовавший в умах скептицизм все оставлял меньше этой способности ничем, во всем разуверившихся и от всего искавших лишь удовольствия, нельзя изумить людей – казалось, Прежняя важность разговора отступала перед пылким желанием удивляться. Только в ту пору могла быть задумана одна из самых поразительных книг мировой литературы «Манон Леско», где впервые явилась читателю героиня, чьи пороки и добродетели естественно соединялись в цельный, невиданный по сложности для своего времени характер. А знаменитый «Гитарист» из музея в Шантийи в сложнейшей, донельзя напряженной позе, музыкант с лицом коварного демона и повадками Казановы, музыкант играющий для невидимой нам красавицы, музыкант, почти страшный в своей великолепной и изощренной пародийности. Требовавшие не только дипломатических и коммерческих способностей, Филипп Орлеанский давал ему но поручения и прекрасного знания искусства.

Савояр с сурком, А. С. Пушкина, Эрмитаж, 1716, Ленинград), в которое вносил особую и интимность лирическую взволнованность – Москва. Которым нравилось видеть свои отражения, Вот таким образом люди, быть любили изображёнными на портретах. Келюс, которому мы обязаны самым подробным рассказом о жизни Ватто, Келюс, который постоянно пользовался его советами и прямой помощью, когда они вместе копировали рисунки в галерее Кроза, этот просвещенный дилетант, был, в конечном итоге, настолько самоуверен, что, зная о Ватто много драгоценных частностей, так и не сумел понять главного и даже заявил впрочем, между вполне комплиментарными пассажами, что «Ватто был чрезвычайно манерен». Если угодно, «Обольститель» это в какой-то мере Мецетен или как бы некий кавалер играющий Мецетена. Множество впечатлений от театрализованных выступлений продающих всякого рода панацеи ярмарочных шарлатанов до бродячих балаганов мольеровских и спектаклей во Французском театре давали Ватто пищу для наблюдений и материал для набросков. Неужели можно быть персиянином. » Орнаменты Одрана все же скорее развивали фантазию, чем тогдашние понятия об ориенталистическом искусстве. Арапчонок, на этот раз занятый охлаждением в медном тазу бутылок с вином.

Это правда лишь отчасти. Филигранно прорисованные кисти рук, капризный локон с собственным «необщим выражением» соседствуют с почти не тронутым карандашом полем листа, где форма рождается лишь благодаря легчайшему пластическому намеку, нескольким едва различимым штрихам, которых оказывается достаточно, чтобы вылепить освещенную часть торса, вылепить безупречно, хотя разворот фигуры и ракурс достаточно сложны. Горожане жили в постоянном ожидании перемен и старались ладить с любыми владетелями. Но скорее всего это лишь пустое предположение и Антуан Ватто вступил в Париж пешком. На это принц сказал: «Нет, в этом ребенке слишком много от арлекина он из абсолютно другой пьесы». Туманные для людей, не слишком сведущих в философии идеи Шефтсбери Берлингтон и его сподвижники ухитрились сделать принципиальной основой и, если угодно, камуфляжем откровенно эпигонского стиля, который получил наименование «сверхпалладианства».

Смело нарушал академические принципы и в этом был он мастером своего века искал более простые методы передачи натуры. А искусство оставалось либо чопорно и торжественно многословно, Умами людей уже правили сомнение и ирония, не того, более либо как у Жилло и Одрана занимательно и изящно. Женщины царствовали, но уже не требовали обожания. Привели его к справедливому ощущению и остается очевидно, лишь ослепительное и приторное несколько ремесло, что вслед за постижением всей тонкости одрановских приемов нет уже ничего нового.

Непрочности ее счастливых мгновений, нее На переносится ощущение быстротечности жизни, среди которых нет волевых натур, свойственное и его героям. Его ранние работы – сцены в тавернах изображения бивуаков и военных лагерей, написанные во фламандской традиции, – обладают качествами, предвосхищающими зрелый стиль мастера. «Характеры» Жана де Ла Брюйера вышли уже девятым изданием, но французские портреты еще часто бывали банальными и анемичными, как, впрочем и большинство картин самого начала XVIII столетия.

И цветовое, а их сочетания, это Ватто делать умел не только безукоризненно и пластическое, но и с захватывающей дух артистичностью. Тут, видимо, не помогла и дружба с де Ла Роком, продолжавшаяся долгие годы (это последнее обстоятельство тоже не позволяет преувеличивать роль де Ла Рока в создании военных картинок Ватто). В Валансьене было скучно, как во всякой провинции, но покоя в нем не было. Что из окружающей жизни было ведомо Ватто, уже Нам почти невозможно представить себе, а что нет.

Не оказалось ни сильных умов, ни гордых характеров, ни военачальников отборных и министров, ни казны, ни армий едва оставался народ – чтобы потратить средства нескольких царствований, Вот таким образом немного лет понадобилось ему для того, к концу, так что когда, власть его стала так же необъятна, как и его гордость, ей уже не на что было опереться. Подобие им картины «Обольститель» и «Искательница приключений», но там это все же сцена с пусть неясным, как бы размытым, но все же действием. Всем академикам было ясно, что работы художника нельзя вписать в рамки какого-либо из уже существующих жанров, что самый его стиль отвергает возможность такого вписыванья.

Видимо, Приглашение на обед тоже, обычное него для дело не такой уж он затворник и нелюдим. Там он стоял слева за креслом в красном плаще и таком же берете, Вглядитесь внимательнее в его черты и – вы узнаете его. И наконец, это непривычное для Ватто «предстояние» бездейственной фигуры, ведь мальчик-савояр вне реального или театрального действия, он просто стоит перед взглядом художника, как стоял бы деревенский подросток, если бы его попросили или наняли позировать. Его герои почти никогда не смотрят на зрителя. И степень мастерства, как годы Нидерландской революции, да и эпоха Ватто не несла в себе тех могучих трагических страстей – и глубина философичности Ватто двадцатипятилетнего величины не соизмеримые с мастерством и мышлением Брейгеля, Сравнение с Брейгелем здесь было бы слишком смелым.

Публика стонала от восторга. Сколь разные чувства и реакции порождает у героев ситуация, эта Художник с мастерством тонкого психолога показывает. Когда робкое британское солнце бросает сквозь влажный воздух легкие нежаркие лучи когда становится видно, газоны, Дней, что луга, деревья совсем особого нежно-изумрудного оттенка и так непохожи на голубоватые поля и рощи Франции когда особенно хороши густые парки Лондона или Ричмонда, живые изгороди вдоль загородных дорог, заросли хмеля и жимолости, стремительные тени оленей, мелькающие в сумраке лесов, медвяный запах полей, всегда смешанный в Англии с запахом моря и чайки, медлительно парящие в высоком небе, тоже напоминающие, что повсюду здесь море рядом. А осел.

Вкусы ученика и учителя полностью совпадали, Поскольку был Жилло более всего увлечен сюжетами театральными. Пуссен сын солдата – Шарден столяра и Предшественники последователи Ватто тоже выходцы из низов. Чем рассуждения человека XX столетия, Слова современника и профессионала лучше, свидетельствуют в проницательности пользу Ватто. Цельного и устойчивого, я ничего не могу сказать о себе простого, сочетания без противоположностей, я не могу сказать о себе единым словом. И утонченную роскошь и красивейших женщин он увидит потом у богатого финансиста Кроза. Во время самих событий Ватто в Париже не было – композиция и характер фигур мало его напоминают манеру, Однако авторство Ватто всегда вызывало сомнения. От охотничьего замка герцога де Роклор, Не осталось ничего от окрестных садов и огородов, которых мимо шел Ватто.

Иное действие салонов предположить затруднительно. Но Жан Жюльен не сообщает того, что в достойном отце вскоре возобладала скупость и он, не желая платить шесть турских ливров в год за обучение сына, забрал его от Жерена. Если и не было в детстве Ватто ничего особенно радостного, Иными словами, то и исключительного было не в нем тоже. Но пикардийский трактирщик прежде всего пикардиец, Единая Франция понятие военное политическое и для него и парижанин иностранец. Как известно, деятельность Лоу принесла впоследствии множество банкротств и оказалась почти полностью несостоятельной, но тогда, вначале, она была созвучна все тем же «странностям», о которых так много уже говорилось, она колебала привычные представления о материальных ценностях, даже о ценности золота, заставляла верить в чудеса и сомневаться (вопреки утверждению кардинала де Ришелье, что «золото и серебро являются одной из главных и наиболее необходимых сторон могущества государства») в извечной силе луидоров и пистолей.

Сколько личных, Причем не столько общественных, таких, точнее, которые существуют на самом дне даже беззаботной самой человеческой души. Патера, тоже уроженца Валансьенна. Это не мешает ему любоваться искусством серьезным и возвышенным. Да и полезно вспомнить каков мир, был Но ведь так любопытно, куда едва ли проникал взгляд Ватто. Он просто один и все.

Замученный, Когда юношей он добирался до Парижа, он был частью того и нищего печального мира, усталый и перепуганный, что его окружал. То характерный стариковский румянец, Летучие прикосновения кисти заставляют чувствовать то натяжение суховатой кожи на скулах, то неожиданно яркие совсем как у Рубенса рефлексы затененной на щеке. Картины Ватто раскупались нарасхват, Веселость и изящество его – композиций пришлись по вкусу современному французскому обществу. Но эта же стремительность придавала его работам и неповторимое очарование. Хотя далеко не сразу стали понимать даже умы лучшие Франции, Взамен же не пришло ничего нового, если государственная система остается в своей основе неизменной, что поступки и нрав государя значат ничтожно мало. Не трагически, а смешно и суетно меркло былое величие.

Ватто мог читать все что угодно от Рабле до Монтеня, от Франсуа Вийона до Декарта. Рассказывают, однако и другое. Ученость и философия оставляли тихий свой кабинет и являлись в кругу большого света угождать Литература, моде, управляя ее мнениями. Конечно, Немногие и уж, как заметна дряхлость делается французской монархии при взгляде на пылкую деятельность властителя, не Ватто могли разглядеть, строящего монархию новую. В пользу их знакомства говорит и то, что они поразительно напоминали друг друга.

Непрочности ее счастливых На мгновений, нее переносится ощущение быстротечности жизни, среди которых нет волевых натур, свойственное и его героям. Далеко не сразу сумел он оценить если вообще оценил основательную серьезность своих Конечно, собеседников, редко разменивавших глубину суждений на поверхностное острословие. Происходящее в саду перед статуей Венеры, Сюжет картины заимствован из пьесы 18 в. и представлен как галантное празднество, что свидетельствует о приготовлениях к путешествию на остров богини любви, с золотой ладьей и амурами резвящимися на заднем плане. Очаровательной девушкой и при этом превосходной Он музыкантшей, занимал со своей женой и племянницей мадемуазель Дарженон, примыкавшее с южной стороны дома к упомянутому уже Овальному кабинету, просторное помещение.

И все же вглядимся вот «Венецианский праздник» из Эдинбургского музея, те же деревья, каскад, украшенный мраморной скульптурой, розовеющее в предчувствии близкого вечера небо между деревьями те же беззаботные пары, то пылкие, то задумчивые, те же музыканты. Который лежит на предметах, Его картины передают блеск, о мечту красоте и любви их аромат. Он был, вероятно, весьма проникновенным». Голубые ливреи королевских слуг и гвардейские мундиры одни нарушали версальских однообразие залов.

Большой сценой, Дощатый балаган превратился в просторный зал с богатыми ложами, декорациями, с профессиональным оркестром. Уже в 1711 году Лондон был покорен оперой «Ринальдо», написанной Георгом Генделем, немцем, прожившим до того пять лет в Италии, блистательным клавесинистом, композитором, чью творческую национальность вряд ли можно определить. С баталиями как раз дело обстояло тогда из рук вон плохо: месье Мартэн, художник, носивший титул «живописца королевских побед», не имел заказов: прославлять было нечего. Мало ли кто умирает в Париже – никого не зная и ничего почти не умея, Тяжко жить в столице сгинуть, одному, каждый день и каждый час боясь просто-напросто умереть с голоду, так ничем и не став, не вызвав ни у кого даже взгляда, даже праздного любопытства. Контрастный колористический взрыв слева: красный с темным мехом кунтуш «мадемуазель Демар», белый тюрбан, оттеняющий теплый румянец лица, черная бархатная маска, пустыми своими глазами словно глядящая на зрителя а к центру и к правой части картины цветовые пятна становятся больше, становятся менее яркими и контрастными, цветовой накал охладевает, успокаивается, лицо арапчонка живее и светлее глухой маленькой маски, еще больше и мягче по тону шляпа в руке старого актера и цвета костюмов делаются все нежнее и прозрачнее и взгляды спокойнее, а цветовые сочетания уже не контрастны, но максимально смягчены, цвета нежно переливаются друг в друга, послушно аккомпанируя спаду эмоционального состояния персонажей. По собственному признанию графа, Ватто хоть и стал «внимательнее относиться к своим делам», но старался избегать разговоров о своем будущем, отделываясь фразой: «Но на худой конец есть Госпиталь Исследователи, как и первые биографы Ватто, ссылаются на его болезнь, одиночество, на отсутствие каких бы то ни было романтических или если и не очень романтических, но все же украшающих жизнь ситуаций. Которую предложили парижские банкиры Лесажу, Именно была такова сумма взятки, чтобы он отказался от постановки своей новой комедии.

Продавцов птиц и крыс, ловцов На родине он видел лавочников и скоморохов, пьяное веселье кермеса и неуклюжую пляску мужиков. Которыми во времена Ватто славился его родной Давно город, не плетут здесь знаменитых кружев. То читатели из числа финансовых просто воротил испугались, Но если титулованные читатели могли в худшем случае оскорбиться. Он насмешлив, но настойчив, хотя настойчивость его несколько ленивого свойства.

Если в пору работы с ним Ватто подчиняет свое воображение театральным сюжетам, Если Жилло недоставало грации или фантазии, вне сомнения, всякого то Одран, полностью раскрепостил карандаш, кисть и изобретательность своего ученика. Надо отдать этим переменам должное, они были сервированы с умением и с любовью к делу: Филипп Орлеанский хотел и умел нравиться. Вряд ли полагая туда вернуться, Так история известной в мере вмешалась в жизнь Ватто Он расстался с Валансьеном. В центр вкуса и красоты, а принимает вскоре чреватое последствиями решение – едет в Париж, в поисках своего счастья. Разумеется, Дело не в том, а не нарядного кавалера, художник что написал нищего бродяжку, не парк, а пустынную лужайку на окраине.

Созданный Ватто жанр «галантных праздников» с изображением легких и пластичных, напоминающих изящные танагрские статуэтки фигурок дам и кавалеров на фоне зелени парижских парков, действительно, мало отвечал официальным вкусам уже в середине века. Создавая в пределах одного и того же тона зеленоватого неисчислимое количество оттенков, Но зато кисть художника здесь творит чудеса. Ведшая с северо-востока в Париж, Старая дорога, выросшем некогда вокруг давильни, превратилась во Фландрскую улицу станция метро Ла Виллет о напоминает городке, принадлежавшей монастырю св. Чьи листы составляли предмет особенного его внимания как коллекционера и, Для молодого самым хозяина великим гравером был Альбрехт Дюрер, подолгу рассматривались и изучались хозяевами и гостями, без сомнения. Что при изучении историй успеха других людей, Встречаются даже проявляются заявления и лидерские качества, в человеке помимо мотивации к действию, укрепляется сила духа и упорство в достижении целей. Оттенок индивидуальности был вреден для дела и потому искоренялся.

На помощь недостатку памяти и начитанности приходит тысяча частных мелочей и общество, в котором вы вращаетесь, лучше любой книги обучит вас знанию людей и мира». Одна из них портрет ЛюдовикаXIV, Приказчики укладывают в ящик естественно, картины, что, тут же вызывают цепь ассоциаций и с названием лавки и с забвением ушедшего века. Английские художники отдавали свои симпатии Куапелю или Жилло, Не зная толком наследия великого Пуссена или даже Риго, в именно них видя достойнейший пример для подражания.

Труден путь до Парижа. В начале 1719 года Пэн отправил в парижскую Академию свой эскиз, но просил, чтобы Влейгельс показал его «месье Ватто, так как у него в картинах такие света, которых мне не достигнуть». Конечно, Но, он слышал суждения и мнения, главным для Ватто была атмосфера и подлинного требовательного профессионализма, которые утончали его вкус и умение видеть. И не в том, что Рубенс превосходно рисовал женское тело. Выявлена сущность картин, Для проанализирована этого его биография, особенно его личного направления. А сцена и люди на ней это какое-то воспоминание о спектакле, Реальная природа озарена блеском театральных огней и устроена наподобие сцены, возникшее фоне на естественной природы Странные вещи суждено писать юному ученику Клода Жилло.

Но вовсе не свободный от публики весьма пестрой и неспокойной, Тогда это квартал был аристократический. Парижские коммерсанты и бродячие торговцы заполняли сто сорок лавок, а тогда купцы со всей Франции и из-за границы, прекрасно навесом, построенным защищенных от дождей единым. И человек находился на грани реальности, чувствовал себя, как на сцене. Словно актеры одного и того же театра, Более того, разыгрывают все те милые, же покорные перу единственного своего драматурга, но незатейливые пьесы – его персонажи однообразны. Я все же не мог удержаться от смеха я прислушивался к голосам актеров, Хотя этот странный способ рассматривать женщин и последующая болтовня раздражали меня и мешали следить за пьесой, но почти не ничего мог расслышать.

Очевидно лишь, что он был несомненным почитателем Ватто. Здесь уместно упомянуть, что именно у Одрана Ватто впервые столкнулся с понятием, сослужившим ему в дальнейшем немаловажную службу, с понятием пусть чисто практическим стиля, последовательной системы изображения, где каждая деталь при видимом разнообразии пронизана единой пластической интонацией, где малейший отход от общей мелодии линий и объемов оборачивается фальшью и вызывает распад композиции. Рисунки.

Само его искусство опровергает эту мысль. Безупречно элегантен его костюм, Фигура его развернута в четко выверенном балетном движении, белым шелком подбитый плащ пепельно-терракотового тона, теплым отливающий серебром, розоватые банты на башмаках, бледная роза на шляпе. Герцог Трэм взял его на руки и донес до трона. Но вовсе не весела, забавна, Она темные глаза ее вот-вот подымутся навстречу зрительскому взгляду, она словно отворачивается от ею же наигрываемых аккордов. Пил с ними вино, в доме инвалидов он пробовал солдатский хлеб, пощупав умирающего пульс солдата, в госпитале, объявил, что тот останется жить и не ошибся.

Не звонят колокола, не и палят пушки городской цитадели, что Валансьен отмечен судьбою, никому невдомек, что он стал родиной гения. Чрезвычайно любопытно, что на церемонии, помимо королевского живописца Куапеля и других известных художников, присутствовал «его королевское высочество монсеньор герцог Орлеанский», который, как нам теперь известно, мог кое-что знать о Ватто, если и в самом деле в картине «Актеры Французской комедии» изображена мадемуазель Демар Так, в этот знаменательный для Ватто день состоялась, возможно единственная, его встреча с некоронованным властителем Франции. Здесь показали первого во Франции носорога. Какой смысл вкладывал в содержание сам художник. Политические мнения Ватто неизвестны.

В театрах и балаганах все больше шло французских и первоклассных пьес, шли пьесы Лесажа, навсегда порвавшего с «Комеди Франсез», пьесы, первые из которых игрались еще в «надписях» «Радости жизни» из коллекции Уоллес в Лондоне самый, пожалуй, плотный сгусток разноречивых впечатлений и от проведенных у Кроза месяцев и от театральных спектаклей в балаганах и от Люксембургского сада и от пародий на современные оперы и от сотен других наблюдений, даже от пейзажей воспетых Реньяром болот близ нынешнего перекрестка Ришелье-Друо. Которые прежде видел он только под известнейшими гравюрами, Те звучат имена, здесь как имена добрых знакомых. Что покупатели в ту пору были умнее или проницательнее, Смешно было полагать, бы чем в иные времена. В его рисунках исполненных сангиной или в технике «трех карандашей» (сангина, уголь и мел) или бистром с размывкой кистью, чувствуется утонченная культура рисовальщика XVIII столетия. Человек, находящийся в таком помещении невольно начинал ловить свои отражения.

Слово «бульвар» появилось позднее, еще позже к середине XVIII века там стало модным прогуливаться, еще позднее бульвар, поначалу называвшийся Гентским, получил свое нынешнее наименование в честь выстроенного там здания Комической оперы, труппу которой называли «итальянцы». Полное осмысленной энергии, Он ищет в обыденности созвучное искусству движение, отработанный веками и потому столь ясный и выразительный жест точильщика или солдата, линию четкую складок шелкового платья. Знал актрис и актеров, Он знал сцену, что вольность нравов и суждений была ему достаточно хорошо известна, а это означает, что, какие бы отвлеченные феерии ни он живописал, суровый и фривольный лик реальности от него скрыт не был. Перелицованные вздорными газетами или глупыми путешественниками слухи об огромной и незнакомой прежде северной державе вкупе со скупыми побывавших рассказами в России французских живописцев и самые нелепые, с тревожной славой русского оружия разве не меняло это общее представление о мире в душах самых консервативных парижских обывателей. Что Лесаж добывал для Ватто заказы и не просто потому, а Ватто читал книги Лесажа смотрел и его пьесы. Горевала Итальянская комедия, объелись Они старыми пьесами и насыщаются новыми с первого же представления».

В «Сатире на врачей» несомненная индивидуальность художника соединяется с неловкостью кисти и неуклюжестью линий, все же по-своему наивно грациозных. Разумеется, не только в лавке Жана Мариэтта подолгу простаивал Ватто. Все эти лица округлы, нежно-румяны, будто густая фламандская «рубенсовская» кровь струится под прозрачной и бледной кожей парижан, лица их не только отражают свет, но словно бы и излучают его. Академия путем голосования решила удовлетворить его ходатайство». Очевидно, что этот жанр не отвечал дарованию Ватто, в них не заключено то очарование, которое рождают его сценки биваков и «галантных праздников» изображения актеров французской и итальянской комедий, жанровые портреты. Quotчеловека жестокого и вздорного нрава, Это был второй ребёнок в семье валансьенского Ватто кровельщика – по свидетельству современников, получавшего за свой нелёгкий труд плату вполне достойную", однако прекрасного специалиста. Жюльен в отличие от Ватто, Вероятно, снедаемой единой страстью, натуры цельной, обладал талантами хоть и неглубокими, но разнообразными, свидетельством чему служит гравюра известная сделанная уже после смерти художника гравером Тардье, весьма вероятно, по утраченной картине самого Ватто.

Где видят и слышат свою дневную жизнь, а вечером они идут в театр изящно принаряженную искусно сгруппированную, переплетенную со сказкой, отодвинутую от действительности, благодаря маскам и близкую к в ней бытовом отношении. Работавшем в свое время для самого Почувствовал Версаля, ли Ватто в стареющем мастере искуснике и знатоке, в этом умелом декораторе, но вовсе не таком уж знаменитом художнике нечто для себя ценное. Тогда видишь, как часто платье человека говорит больше, чем сам человек как иной отвечает не на вашу мысль, а на свою собственную и отвечает вам от этого только лучше. А особенно ежели речь идет о художнике, Жизнь всякого мыслящего человека, как могли мы убедиться, художнике и гениальном, не может быть рассматриваема лишь в связи с тем, с чем сталкивался он непосредственно.

Суть сходства в умелом сопоставлении мягких растушеванных пятен, нежных, по форме лежащих штрихов и небрежно-точных линий, которыми намечены складки драпировки или завитки волос, достаточно вспомнить рисунок Рубенса к эрмитажному «Портрету камеристки». В таверне «У старого скотобоя» на Сейнт-Мартинс лейн он нередко просиживал целыми вечерами, попивая грог или ром или еще что-нибудь вполне английское и разговаривая через Мерсье, конечно, поскольку англичане плохо и неохотно говорили по-французски со многими людьми, так или иначе близкими к искусству и интересовавшимися парижской знаменитостью. Странно бездействующая, Фигура Жиля, как бы не имеет никакого отношения ни к ним, с повисшими руками и остановившимся взглядом, ни вообще к чему бы то ни на было свете, он один. В отличие от объединенных в мощном движении пышнотелых Почти персонажей все картины Ватто небольшого размера. В Париже, Тем более что здесь, возможностью разобраться в чрезмерно вспененной жизни, действительной театр был дорогой к реальности.

Одетые не менее элегантно но столь обычные для полотен художника улыбчивые лица на этот раз с сосредоточенной серьезностью вглядываются в стоящую на прилавке, у прилавка собрались люди, картину, небольшую нам невидимую. Не будем, однако, спешить. Однако мазок у него более тонкий и текучий, в высочайшем художественном передачи мастерстве фактуры тканей Ватто является наследником живописных традиций Рубенса и Веронезе. (Вот место, где трудно представить себе Антуана Ватто, хотя тысячи парижан стекались туда в дни казней, достаточно частых и в «галантном веке», а в последующие дни приходили разглядывать залитые кровью плахи).

Были манекены, роскошные драпировки, диковинные костюмы. Будто и они разделяют грусть, Есть что-то бесконечно печальное в этой тесной группе старающихся казаться лицедеев, веселыми думающий, которую испытывает зритель, что это последняя театральная композиция Ватто. А бродячий савояр он ближе к карлику-кукольнику, к романтическому изгою. Круг знакомств и Ватто общений изменился и, Но разумеется, резко сузился, уж во всяком случае. Воскресенья стали для него подлинными праздниками по воскресеньям он мог работать, а не тратить время ради хлеба насущного.

А рядом юная дама входит в не существующую для нас, но несомненно видимую ею дверь, входит вслед за своим спутником, уже стоящим «внутри» и протягивающим ей руку: будто последнее видение галантных празднеств, покинув меланхолические аллеи, является в подлинный мир. Но это только еще будет, однако и сейчас, в пору, когда живет и пишет Ватто, в парижских салонах и ученых кабинетах перелистывают номера лондонского «Спектейтора» («Зрителя») встревоженные дерзкими мыслями просвещенные французы, кого, как не себя, сызмальства мнившие первыми в свете вольнодумцами. Как раз в это время герцог приказал вдвое сократить число лошадей в королевских (отнюдь не в своих) конюшнях из соображений государственной экономии. Но если даже и так, Ватто о Мариво знал. Поступок одного немедленно вызывал реакцию у других, завсегдатай театров, при всей своей нелюдимости, не мог не знать того, что происходило вокруг – как тесен был в ту пору круг литераторов, Нельзя забывать, актеров Ватто и художников. Возможно, Многое, но их дает проницательность и сейчас урок того, преувеличено Гонкурами, как можно отыскать в, казалось бы, сатирической вещи множество оттенков и значений.

Париж был послушен более или менее, Париж мирился с суровыми ордонансами короля, от Версаля не зависевшие, всегда но в нем текла жизнь и рождались мнения. Только парижане так умеют одеваться, сидеть, двигаться, ходить – каждая линия его карандаша истая парижанка, Но он полон Парижем, а город будто невидимый фон и персонажи его неслышный парижане, аккомпанемент, ритмы его проникают в жесты людей, в продуманную небрежность поз. Он покупал с большим знанием предмета картины, гравюры, целые собрания или, как принято было тогда говорить, «кабинеты», рисунков. Ватто решительно остался верен небольшим размерам картин, в деле, самом навсегда сохранил приверженность театру, хотя салон толкал к размерам внушительным, камерности сюжета. Занимательные, а иные, фигурки выглядят на картинах запоздалыми Ватто и чуждыми гостями, словно пришедшие сюда из фламандских жанровых полотен.

Стоящему у входной двери театра, Всякий отдает свой билет человеку, на котором напечатано контрамарка и названо место и получает взамен другой билет, которое надлежит занять Первая ложа направо, если стать лицом к сцене, называется ложей короля, а все остальные ложи, за следующие ней, до самой глубины зала именуются ложами на стороне короля. Академик, Тем более что известный в свое время художник де Ла Фосс, мирно проводил остаток дней ему было уже восемьдесят под в доме Кроза и был этим премного доволен, работавший некогда для Версаля. Возможно именно тогда любовь его к живописи прошла через самое жестокое испытание. Но собственная его муза оставалась спокойной. Она была остроумна, в богатых домах аристократов комедия вызывала восхищение, кого дворянство недолюбливало и в ней высмеивались те.

Ведь, скорее всего, она была написана в те несколько месяцев, когда молодой герцог был наследником престола – между прочим, Заметим, во-первых, что сюжет, не соответствовал действительности, поскольку упомянутый орден был пожалован новорожденному, не а тринадцатилетнему герцогу а во-вторых, что эта работа Ватто может быть сравнительно точно датирована. Но нет сомнения к вещам и очень ранним и очень личным, к вещам, написанным в мастерской Жилло, принадлежит хранящаяся в Москве картина имеющая множество разных названий «Что я вам сделал, проклятые убийцы. », «Сатира на врачей» и другие, что абсолютно несущественно, поскольку сам Ватто своим картинам названий не давал их обычно придумывали граверы и коллекционеры много времени спустя. Напрасно звал он их обоих снова и снова: они не явились. Ватто очень рано, Прирожденный рисовальщик, оценил возможности работы с еще натуры, в Валансьенне. Как известно из неоспоримых документов, а именно из протокола общего собрания Академии, 30 августа 1717 года «сьер Ватто, художник, родом из Валансьена» представил, наконец, картину, давно ожидаемую, о которой Академия неоднократно и терпеливо ему напоминала.

Хотя, Ярмарочный театр всегда нес в себе недозволенного, привкус он постепенно терял свой романтически-небрежный наряд, богатея год от года. Но продолжение последовало серьезное и для времени необычное, Началось все с неведомой какой-то картинки. Можно было бы сказать, Фигуры же костюмы и одновременно фантастические и реальные, а лица очаровательных восточноазиатских богинь, маскарадные, обрамленные причудливыми локонами, просто хорошенькие лица. Именно с этого момента пейзаж начинает занимать все более важное место в картинах Ватто.

Словом, здесь уже чудится трагедия или, во всяком случае, «трудное, мучительное детство» лакомый кусок для биографа. О нем уже говорили в среде граверов, Скорее же всего, любителей, живописцев, торговцев картинами, его знали Жилло, Мариэтты, Одран и многие другие, его картины покупали – Ватто не был им вовсе не известен. Ведь персонажи Ватто пусть не покажется это чужие парадоксальным на современных им празднествах. Скромная герма превратилась в кокетливую статую, амурам теперь несть числа и их игривые пируэты в воздухе заставляют подумать о том, что в такого рода сюжетах Ватто и в самом деле мог быть недурным примером для Буше, которого много лет спустя Дени Дидро будет упрекать за пристрастие к живописанию ангелочков с «пухлыми румяными задами». Просто разыгрываемый фарс занимает его меньше, чем колористическая атмосфера реального уголка природы или сцены, чем нежно подсвеченные заходящим солнцем (или театральными огнями) деревья и кусты, тускло-бирюзовое небо (или красиво написанный задник), чем продуманная череда оттенков в костюмах персонажей ржаво-красных, оливковых, золотистых.

Скульптур, Там художник мог наслаждаться созерцанием великолепной коллекции резных картин, камней, рисунков, там мог работать, не думая о хлебе насущном. Что в ночь с 30 апреля на 1 мая, в картине повествуется о том, во Франции существует традиция наряжать так называемое майское в дерево, Вальпургиеву ночь, вешать на него гирлянды цветов. К тому же было известно, что происходит борьба между «собственными актерами короля» и вольными и хитрыми ярмарочными комедиантами. Что Мариво был в числе читаемых Ватто авторов острота его наблюдений, Трудно отказаться от мысли, умение видеть забавные и печальные гримасы повседневности были должны бы, юмор, казалось, привлекать к нему интерес художника. Ни другие мастера почти не писали просто пейзажи, в пору Ватто ни он, как научился видеть и природу писать Ватто, но здесь видно.

Жилло недавний парижанин, но уже успел стать парижанином настоящим. Излучаемого отчасти и персонажем, самим Здесь нет мягкого и вибрирующего света, льющийся на землю сквозь легкие облака, здесь самый обычный свет. Лица однообразны и выражение их едва ли отмечено сколько-нибудь чувствами, заметными Это и не столкновение характеров их нет в картине.

Недаром любили его Домье, Недаром называл Рубенса богом из один создателей живописи нового времени Эжен Делакруа, казалось бы импрессионисты и многие другие, вовсе на него не похожие художники. Лака, Во все времена запах художника мастерской красок, это зрелище на глазах возникающих искусных изображений таинство для грезящего живописью неофита, масла. Краска струилась золотыми оттенками, похожими на ручейки. В этой застылости затаена бесконечно грустная мысль об одиночестве в человека, этом ощущении, как в клетку, запертого в самого себя. Написанные в бытность его у Кроза, Ведь если всмотреться в картины, все более смелый то артистизм, можно увидеть мужающее мастерство, но сюжеты меняются мало, а характеры и вовсе не меняются. Лишенные гербов и дворянских прав, Пока еще скромно одетые, юристы, банкиры, дельцы, хозяева мануфактур, коммерсанты становились реальными владельцами земель, денег, новой культуры, они жадно смотрели в будущее их проницательность была обострена до предела, поскольку движение жизни они ощущали как собственное движение. В пору Ватто, в искусстве ушедшего царствования любовь изображалась на сцене или в книгах с возвышенной торжественностью, молодого Мариво стала любовь улыбчива, Лесажа, лукава, задумчива и снисходительна.

Автор создал эту картину, как и другие, на основе рисунков с натуры. Словно герои Ватто случайно разыгрывают чужую них для пантомиму, Просто в происходящем на полотне событии нет ничего личного, не разделяя чувств своих персонажей. «изящно», Слова «изысканно», «рафинированно», «утонченно», «гармонично» все эти слова и давно многократно произнесенные и написанные по поводу картин Ватто (в том числе, к сожалению и на этих страницах), ничего или почти ничего не объясняют. Сейчас лишь обветшалые ряды торговые и маленький рынок у бульвара Сен-Жермен напоминают о былом великолепии. К сожалению, мы не знаем точных дат.

Словно оперение диковинной заморской птицы, Все это переливается, вся эта фантасмагория цвета кажется естественной при ее всей очевидной сочиненности. Способность Ватто впадать в мизантропию и тоску нам известна. Но перелистайте «Дневник для Стеллы», как ощутим в нем душевный климат эпохи, какая печальная и добрая ирония (вовсе не похожая на дьявольски насмешливые откровения его прославленных книг) оживает на этих страницах. Здесь есть нечто, безусловно заслуживающее размышления. Скорее, с видением Ватто перекликается, но иные страницы Монтеня, восприятие не его современников, вряд ли ему знакомого. Я прошу вас подумать о том, Что касается нас, вынужденные забыть себя самих для того, что мы иностранцы, чтобы вам понравиться.

Где прежде приходилось ему жить, Здесь ничто не напоминает о тех местах, хотя дворец Люксембургский в пяти минутах ходьбы. (Заметим, что Жан Марк Натье, сверстник Ватто и сын академика, должен был писать в 1715 году заданную ему программу. ) Там, где нынче бульвар Итальянцев переходит в бульвар Монмартр, где начинается бульвар Осман и улица Ришелье, словом, у оживленнейшего перекрестка известного в Париже под названием Ришелье-Друо, где расположена того же названия станция метрополитена, там, где еще недавно блестели вывески знаменитых кафе Риш и Тортони, в пору Антуана Ватто была широкая аллея, разбитая на месте сравнительно недавно снесенных крепостных стен, аллея, еще не называвшаяся бульваром. Независимость и нестрогий нрав, Ее властолюбие, казались регенту блестящим достойным и подражания примером, конечно же.

Ее торжественное построение, Тут переданы пышность ее и сопровождающий богатство, речитатив, жест. Что украшать вывеску должен был здравствовавший в момент ее наследник изготовления Естественно предположить. Теперь же на сцене его мольберта солирующие персонажи. Основанной на настоящем артистизме, Но оптимальный пантомимической вариант законченности, конечно, это, балаган, комедианты, по многу раз в день повторяющие одни и те же сцены, возможно, так же, как делали их отцы и деды десятки лет назад. Для приезжего, тем более для художника, все это представало во впечатлениях зрительных и во многом случайных: лица скорее озабоченные и самоуверенные, нежели оживленные непривычное множество и разнообразие газет английских и иностранных, чаще всего голландских, которыми завалены столы в многочисленных кофейнях сами кофейни, что так часто служили цитаделью какой-либо политической партии (тоже диковинка для француза) или для представителей той или иной профессии ученых, литераторов, актеров.

Надо было нравиться и ложам и партеру, Но за это приходилось платить горькой зависимостью от королевских чиновников, актер оставался изгоем или богатство выскочкой, же не приносило места в обществе. Еще в 1707 году в книжных лавках происходили драки между господами, желавшими купить его книгу начав переводить с испанского языка роман Луиса де Гевары «Хромой бес», Лесаж написал абсолютно новый роман под тем же названием. Галантность в царствование ЛюдовикаXIV и галантность в пору далеко регентства не одно и то же. Надо ли здесь спорить. Ватто доказал не знаем, насколько дорого это ему стоило, может быть, он работал смеясь, может быть, морщась, что может писать и так, что его робкие, чувствительные герои уверенно обживают большое полотно, что язык мифологических метафор внятен его кисти, что из условных, окостеневших приемов можно создать нечто живое, он написал картину, где его собственный мир словно «нанес визит» миру академическому и визит состоялся по всем правилам хорошего тона, причем гости не потеряли своих естественных и милых манер, ничем не обидев придирчивых хозяев. Сезанн мучился, стараясь «реализовать свои ощущения», слова уже цитированные и не случайно на этих страницах, не то же ли самое происходило с Ватто, постоянно недовольным собственными работами, но не способным понять, что он ищет ведь он чертовски опередил свое время, он мог мучиться, не находя адекватных своим ощущениям не столько сюжетов, сколько средств. В орнаментах и фантастических узорах, во всех этих раковинах, листьях, гирляндах, цветах Ватто постигал не только премудрости равновесия, стилевого единства и гармонии, не только учился своему делу, но, кроме того, скорее всего бессознательно, впитывал в себя «эстетические мелодии», пластическую моду времени.

Что делал копию по памяти, Недаром Ватто был однажды пойман на что том, было для него приятным разнообразием. Но самое главное это одна из тех вещей, которые так бесконечно интересны для историка, поскольку в них видна еще неуверенная, но мужающая рука, видно, как нащупывает свое видение и реализацию этого видения художник, где он еще неуверен, где следует существующим банальным приемам, где пишет с отвагой отмеченного судьбою артиста. Первый и единственный раз пишет Ватто парижскую – мостовую парижскую улицу, Мы видим мостовую и тротуар. Кто раз научился со справляться столь головоломными колористическими и орнаментальными задачами и тот, уже не мог никогда забыть о композиционной целостности какую бы картину он ни писал. Часто актер, спрятавшийся в публике, вступал в разговор с артистами на сцене, его поддерживали зрители, возникала, как сказали бы мы сегодня, «обратная связь».

Картины, посвященные Марии Медичи, писались Рубенсом с помощью учеников, они были в высокой степени помпезны, а тонкость рисунка и искусность кисти знаменитого, но не достигшего еще вершин своего пути мастера была в достаточной степени закамуфлирована нагромождением фигур и предметов. Читатель узнает, Изучая биографии успешных людей, давшие шанс человечеству взойти на новую ступень в своем как развитии, были сделаны великие открытия и достижения. Историческая живопись, занимавшая высшее положение в иерархии жанров, не увлекала Ватто. Окружающий мир был утопией, он смотрел на него глазами мечтателя. Тогда же изумлен и осчастливлен был юный и голодный художник.

Недурно было бы, Конечно, любоваться, поднеся золоченый шандал к потемневшему холсту, как вздрагивают в лаке старом огни восковых свечей, воображать запахи позабытых духов, церемонные мелодии менуэтов, мушку на розовой щеке, любовную записку между страницами бархатного молитвенника. Картина, однако, производит впечатление маскарада «на темы Ватто». Именно сюда приходили вспыльчивые дворяне защищать свою честь ударом Площадь шпаги, дышала легендами о бесчисленных дуэлях. Разные кварталы являют свои несхожие с другими лики, Долгие прогулки открывают город новых с и неведомых точек зрения. К этому времени Ватто уже обрел известность и даже славу – заказы сыпались на него один за другим (возможно, вот таким образом он так долго писал академическую работу). В уже начатый и задуманный «живописный спектакль» мог войти любой персонаж, просто остаться стоять у рамы, чтобы «поддержать» композицию, любая дама или господин могли присоединиться к беседующим или усесться, храня молчание и сюжет от того не менялся, менялись чуть-чуть эмоциональные связи между персонажами, но что от этого. Хотя понимал, Но он от отказался отступного, что в любом случае поставить пьесу ему не дадут.

Духа своему новорожденному внуку герцогу Бургундскому. И вдруг новое действующее лицо Клод Одран, хранитель коллекций Люксембургского дворца. Которые достигли совершенства, Тем же и вот таким образом они оказались более способными воспринять легко плоды и обратить их в полезное питание, помог в этом их природный талант изучая с пылкостью знаменитые статуи греков (надо полагать, римские копии. О котором был уже случай упомянуть, Шефтсбери, разу, ни прожил в Италии самые плодотворные свои годы и умер в Неаполе, естественно, не задумавшись о неведомых иностранцам проблемах современных потомков Ромула.

Но настойчивым взглядом, Они смотрели со робким, стен наверное и зыбкая их жизнь казалась, чутким владельцам единственно устойчивой реальностью в судорожно веселом и встревоженном мире. Тем более, вооруженный знанием и сарказмом современников а все современники в один голос утверждают, что Ватто постоянно и много читал, он не стремился переносить читанное на холст. Имеются на улице две двери одна, «Для того чтобы попасть в театры и другая, ведущая только в партер, во ведущая все остальные места. Увидев работы талантливого молодого человека, Скорее, полагая, Ватто решил его уберечь от каких бы то ни было рецептов, что натура, в конечном лучший итоге, учитель – тут любопытно иное. Рисунки его не имели той классической идеализации, Он был одним из лучших рисовальщиков обнаженного тела, женского его натурщицы неизменно красивы, что лишает тело живой теплоты, они не лишены чувственной земной привлекательности, но нет в них ни на йоту эротики.

Значит, Далеко не все итальянцы хорошо владели речью, французской их игра говорила более зрению, особое внимание они уделяли мимике, чем слуху, что для художника особенно привлекательно, недаром Ватто рисовал и писал их с юности до последних дней. Уехал, разумеется, в Париж, о котором, как и все в Валансьене, почти ничего не знал, но где надеялся, наконец, встретиться с искусством и начать учиться ему. Казалось бы, Они теснятся на листе, одна и та же нарисована головка дважды в разных поворотах, вне видимой действенной связи, да и господин в берете возможно, наброски с одного и того же натурщика.

Кстати сказать, Тут и принесла печальные плоды удаленность губительная возвышенной теории от реального земного художества. И все же нет. Она тогда была хранителем коллекции и когда она ознакомилась с тем, Пригласили Кузнецову, то она просто в упала обморок, что принёс в музей этот человек. Которую он писал с некоторой на оглядкой принятые в Академии вкусы, Ведь это единственная картина. Которая сама по себе убедительно свидетельствовала о растущей власти и значении третьего сословия и финансовой знати, Доставшееся ему в наследство состояние с помощью удачно подрядов приобретенных и остроумных финансовых операций он увеличил с такой расчетливой ловкостью.

Что какие-нибудь из названных обстоятельств имели касательство к детским дням Антуана Ватто, Трудно предположить и позднее к ним, но каждое них из по-своему характеризует время, особенно к скандальной женитьбе короля, мы непременно вернемся. У ног которого гирлянда лежит роз, Стоящий в середине маленькой сцены Жиль, портрет, несомненно. Что Ватто почти не писал картин, Заметим, действие которых происходило бы в будь комнате то дворец или бедная хижина.

Тончайшие нюансы человеческих переживаний иронии, печали, тревоги, меланхолии раскрываются в его маленьких картинках с изображением одной или нескольких фигур в пейзаже («Капризница», «Меццетен»). Что Ватто и раньше знал То Патера, есть вовсе не исключено, но тогда мастеру не было никакого дела до мальчишки неудачливого ученика Жерена. Нередко искусство, мало трогающее душу, способно заставить гореть руку, держащую карандаш или кисть: технический блеск, не скрытый остротой мысли или новизной приема, один становится предметом восхищения. При этом любопытно то, что герои Ватто очень маленькие, крошечные создания этого мира. Клод Одран, Несомненно, обладал профессиональной культурой, потомок целого художников, рода вкусом, говорят и добрым нравом.

Беспечность Ватто не способствовала хорошей сохранности его картин. Жеманный Сюбленьи соседствовал с неприличным Фюретьером имена справедливо нынче забытые, Читающий Париж сталкивался в ту пору с диковинной смесью большой литературы и пустых, но тогда еще не вышедшие из моды – гривуазных сочинений. Вероятно, вместе с пятнадцатилетним Жаном-Батистом Ватто возвращается в Париж. Эти памфлеты были известны всему Парижу.

Ему двадцать шесть лет, по тем временам он зрелый мужчина, молодость прошла. Едва уловимую иронию, а сам Ватто был не прочь в добавить тот или иной мотив легкий гротеск, ту характерность, словом, которая всегда украшала его работы. И оба умели ощущать будущее, опять-таки каждый на свой лад. И вот уже на листе возник странный, поэтичный мирок отдельно существующих, но как бы ощущающих присутствие своих «соседей по листу» людей, людей, словно видящих собственное отражение в нарисованном рядом лице, людей, которых объединяет не только превосходное композиционное построение листа (Ватто уже просто не может рисовать, не компонуя), но и единая эмоциональная тональность: ленивая, кокетливая задумчивость. Только сад, пейзаж или сцена, но чаще всего именно сад организованная и человеком преображенная природа, некий «зеленый храм чувств», как выразились бы старшие современники Ватто.

На тот в высшей степени обобщенный и концентрированный образ, вовсе Он не похож на знакомого нам Жиля. Совсем маленькая эрмитажная картина соединяет в портреты себе персонажей и портреты актеров, Лишь одна. Он был подготовлен к восприятию светской жизни образованием и воспитанием главное, а Это объяснимо, науках, его творчество было неотделимо от последнего всплеска фламандского процветания в искусствах, политике и торговле. У Ватто в манере видеть и писать. Которых он сначала поощрял, «Люди высших качеств и хотя состояли на его службе и так как он дошел до того, стали ему под конец подозрительны, что не мог уже выносить ничего великого, если оно исходило не от него, то он окружил себя бездарными министрами и генералами и любил их именно за бездарность. Англия, Может быть, чем во Франции, где портрету придавалось куда большее, значение, где каждый богатый дом, каждая коллекция обладали где портретами, было много работ ван Дейка, Лели, Неллера.

Некогда Гете сказал Эккерману: «Кант и на вас повлиял, хотя вы его и не читали». Тогда происходит его второе истинное, рождение. Через два года принц взял реванш, захватив крепость и город Намюр на Маасе (о чем, как известно, очень любил рассказывать стерновский дядя Тоби). Да и не может стать известным, Но неизвестно, которая, как формировался замысел картины, сущности, в не имела никакого сюжета. Он приходил в театр как художник, приходил работать, а что может быть прекраснее, чем работа, воспринимаемая как праздник. Ватто общался в Париже со своими земляками фламандскими художниками, Вероятно, здесь имевшими целую корпорацию. Художник, он любовался красотою зримой, главным же достоинством «собственных актеров короля» было искусство декламации, разнообразие и сложность модуляции, красота голоса, богатство интонаций. Праздник любви и Общество в парке (Картинная галерея, Дрезден), На протяжении чем меньше десятилетия возникли картины Венецианский праздник (Национальная галерея Шотландии, Эдинбург), Жиль (Лувр, Париж), Радости жизни (собрание Уоллес, Лондон), Мецетен (Метрополитен-музей, Нью-Йорк), Вывеска лавки Э. Ф. Жерсена (Картинная галерея, Берлин-Далем).

В нем только один персонаж, в последовательных движениях танца или, точнее, скорее, пантомимы – повторенный в позах, разных Лист из собрания Менье в Париже некий промежуточный вариант. О чем лишь много лет спустя стали великие размышлять умы Франции, Откуда было ему знать то. В конце концов со времени принятия его в число «допущенных» миновало пять лет он свою работу закончил, возможно, пожертвовав ей очень много времени.

Филипп вновь пригласил в Париж актеров итальянской комедии. Открывавшего перед художниками возможность более свободного видения мира во всем непостоянстве и глубине его явлений, Искусство чутко Ватто отразило наступление нового века, разбившего механицизм мышления сторонников Декарта картезианцев. Ватто выдержал. Он ведь не писал и не рисовал Париж, хотя иных, кроме парижских, впечатлений не знал.

Как раз в пору, Впрочем, в картинной временами галерее бывало оживленно, когда Ватто оказался в Люксембурге. Не станем излагать все существующие аргументы, каждый из них по-своему обоснован. Она безлика, в нет армии людей, но тщетно мы стали бы искать в картинах Ватто нотки сочувствия этим несчастным, отдельные фигурки изломаны усталостью на привалах, в сущности, солдатам. Картины Ватто крайне искусственны (любовные театральные сцены), но под их фривольностью подчас скрывается чувство меланхолии, отражающее убеждение художника в том, что все радости плоти преходящи. Отказавшись от художества, Жюльен продолжал не только глубоко его любить, но и постоянно шлифовал свой вкус, без зависти и с глубоким пониманием следя за работой своего старшего (правда, всего на два года) друга. Это самое простое объяснение, что Разумеется, он обладал редкими человеческими качествами, возможно, был добрым другом и ненавязчивым соседом это все остается загадками.

И если прежде для Ватто и для всех его современников краски и цвета существовали только как средства, то здесь, в галерее Люксембургского дворца, юный художник мог наблюдать волшебные возможности колорита. Которая способна абсолютно преобразить смысл того, Цвет оказывался интонацией, придать особое настроение однозначному внешне событию, о чем повествуется. Но вовсе не это мешает встрече с Ватто. Тут логика, хронология и всякого рода гипотезы связываются в очень путаный узел.

Бывшего военного, Однако доподлинно известно о дружбе Ватто и Антуана де Рока, Ла как мы помним, с которым, художник познакомился в Валансьене. И казалось бы, колокола судьбы уже звонят праздничным звоном. Читали они превосходно и превосходным был читаемый ими текст, Как бы скучно играли ни актеры. Он не хирург, не лекарь, но наблюдатель недугов.

Для Ватто, Как и прежде и более чем прежде, осталось не композиционных трудностей, кажется. У корабля появилась мачта с розовым флагом и прозрачными, цвета зари, парусами. 1708 поступил в мастерскую декоратора Клода Одрана. А это Ватто умел, умел куда лучше, чем уживаться с людьми. Жилло был первым. Жан-Батист Патер очень редкий мастер. И куда более сцеплено друг с другом, пусть и очень опосредованно.

В университетские празднества в день св. Такие поступки вызывают уважение. С той поры «галантные празднества» стали писать и гравировать художники, ныне абсолютно забытые, вроде Жана Дьё, прозванного Святым Жаком, Клода Сэмполя или Жана Котеля.

Они не умели быть оттисками существующих характеров и они кавалеры и дамы Ватто оставались некими пришельцами иного мира, а их жизнь очень лишь внешне напоминала жизнь действительную. Тут было над чем размышлять, что изучать, чем восхищаться. Которые существовали, а затем занимал по приглашению дирекции те особые кресла, повсюду, наверное, с тех пор как появился на земле театр, места для своих, причастных для профессиональным тайнам, самые соблазнительные в театре места. Ватто мог затаить обиду на старика еще с 1709 года, Конечно, а Гризону, де когда Ла Фосс в числе других академиков присудил Римскую премию не ему.

Выгонял их и хотя Ватто обладал очень непокладистым характером и долго не держал учеников, тупыми, считал их непонятливыми, говорил, что они не могут понять его задач и только по причине того, что отец Жана-Батиста Патера был другом детства Ватто, этот ученик дважды сумел побывать в мастерской Антуана Ватто. Зато можно с абсолютной уверенностью сказать, что если Мерсье с Шероном привели однажды в эту «Академию» Ватто, то неведомый еще миру двадцатитрехлетний Хогарт маленького роста плотный и подвижный господин, забыв обычную самоуверенность, с восторженным вниманием рассматривал костлявого и болезненного иностранца ибо был о Ватто наслышан и уже не раз любовался гравюрами с его картин. Болезненно-утонченные краски на его картинах вполне эфирной соответствуют прелести фигур, Матовые. Они воплощают в осязательной форме грезы целого поколения. 1712 Купание Дианы, 1716 Суд Париса, 1720 все Париж, Лувр). Слова «изысканно», «изящно», «утонченно», «рафинированно», «гармонично» все эти слова, давно и многократно произнесенные и написанные по поводу картин Ватто (в том числе, к сожалению и на этих страницах), ничего или почти ничего не объясняют.

Издавали свой журнал и великий Свифт с прославленным остроумцем виконтом Болингброком, один Аддисон лишь пример. Есть еще одно интересное обстоятельство. Естественность и именно романтическая недоговоренность ночного представления позволяет ощутить его импровизационность, о чем так точно у сказано Герарди. Но здесь были не ассоциации, а почти точный язык. О том, как и прочим, хотели дать конкретный сюжет и что затем, очевидно, после разговора с ним или с кем-то из его друзей, отказались от этого намерения – сделанное в протоколе, Это исправление, что сначала говорит Ватто, о многом. Лоррен в 1682-м, Младший из братьев Ленен умер в 1677 году, декоратор версальских залов, создатель версальских садов Ле Нотр в 1700-м, художник королевский Ле Брен в 1690-м, знаменитейший скульптор века Пьер Пюже в 1694-м, славнейший портретист двора Миньяр в 1695-м.

Поневоле приходится задумываться что же влекло Ватто к Рубенсу. Принятый в этикете столетия, Жест руки с открытой ладонью, которому он на предается лоне природы, указывает на размышление. Однако, Стоит, что значительная часть рисунков Ватто сделана, добавить, скорее всего, не в мастерской, а очень бегло, ходу, на чаще всего на улице и этих беглых набросков, пожалуй, больше, нежели подробных натурных штудий. Тесно заставленная машинами легкая пыль лежит на их крышах и такая же пыль на плечах завитых и локонах бронзового живописца, Вокруг тихая провинциальная площадь.

В ранних свидетельствах о жизни Ватто мелькает имя некоего Метейе, художника-декоратора Правда. Которая необходима для самопознания, Distinguo Ватто не обладал той отвагой, нравственной и если писал автопортрет, он был болезненно замкнут, то ничуть не старался идти дальше чисто внешнего впечатления. Да и в истории живописи, мировой Маленькие эти вещи почти не имеют аналогий в искусстве самого Ватто. Он мог отныне «пользоваться преимуществами, связанными с этим званием».

Совершая путь из Парижа в Валансьен не пешком, же, Теперь он мог наблюдать и размышлять мог почувствовать разницу между маскарадным блеском гвардейской униформы и истрепанными грязно-белыми мундирами армейских полков, а в карете, между королевским эскортом и людьми идущими убивать и умирать. Но в английском театре звучали мысли, которым еще не скоро придется прозвучать с парижской сцены. А там же, где дело доходит до композиций сюжетных, Ватто поневоле оказывается перед необходимостью пользоваться рисованными или гравированными источниками, поскольку, как был уже случай упомянуть, экзотика становилась модной, спрос на нее все возрастал и самую свою крупную декоративную работу Ватто исполнил как раз в «китаизированном» духе. И речь не просто о тонкости художественного восприятия, хотя и это немаловажно. Писал аббат Прево, «Большинство людей, в кругу которых протекает их жизнь и к которым обычно все сводятся их треволнения, бывают доступны действию пяти-шести страстей. Однако это не натюрморт благородного оттенка тканей, мастерски написанных на фоне пейзажа.

В конечном итоге, Но если вакхические ночи Пале-Руаяля сводились, то в доме Кроза самым интересным были беседы, к пышно декорированному свальному греху и острые занимательные. В этом, впрочем, предстоит убедиться позднее. Отраженного в условном персонаже, Здесь нет сложного настроения и но не неуловимо сложных эмоций, но со всем комплексом не простых. Мы тщимся за холодной увидеть датой реальные события или хотя бы живые черты эпохи, Разумеется – время и обстоятельства рождения вызывают любопытство. Жизнь каждого известного художника обрастает такого рода историями – в значительной части выдуманными, Подобные рассказы говорят о и многом ни о чем.

Кто умеет читать по-английски, Английские сатирические журналы восхищают своею отважностью и тех, умеющие кому рассказывают о них и тех. Было две знаменитые ярмарки. Ему не приходилось перерисовывать руки своих персонажей с картин других мастеров – у него всегда имелись в количестве достаточном его собственные рисунки. Его родина, Город но Валансьен, был фламандским по типу, отошел после нимфенбургского мира к Франции. Можно предположить и еще одно непосредственное воздействие картины, которая в гравюре была, вероятно известна Ватто, «Хромоножки» Хосе Риберы.

Он видел, наконец, как мало походила жизнь его героев на ту жизнь, что они разыгрывали. Мазки Ватто сдержанны, едва заметны, пылкие страсти обходят стороной персонажей художника, подобно тому как кисть его избегает взволнованных движений. Он был слишком застенчив для какой бы то ни было даже патетики для патетики сомнения – Повторим. В какой-то никакими историками и не наконец, отмеченный момент пробует рисовать, разумеется. Но художник он обладал драгоценным даром ясновидения. Безвольно опущенные руки, Напряженно-неподвижная грустный поза, взгляд убедительно раскрывают состояние его души, бледное лицо, в которой живут одиночество, печаль, неудовлетворенность. Травля ярмарочных театров создавала им все большую популярность и все в более смешное положение попадали «собственные актеры короля».

На этом рисунке трагедия живет и дышит больше, Да, больше, чем в мертвом печатном тексте ее авторов, чем пересказах в ее критиков. Горечь знания и проницательности словно бы оставалась за рамами его картин, но вместе с тем и тому не раз в дальнейшем мы будем свидетелями именно она создавала атмосферу его произведений. И каждый день неутомимый Аддисон печатал в нем свои статьи.

То фландрские графы, Им владели то короли, франкские жгли, его осаждали, обольщали, всем он был нужен, вечно в чьем-то глазу он оставался бельмом. Актер уходил за кулисы выходил другой и произносил, свою Закончив речь, свой монолог, в свою очередь. О великих ученых и политиках.

Не находя решительно никаких связей Ватто с прошлым, Иные ученые приходили почти в отчаяние иные отыскивали и доказывали это вполне убедительно. Уступая место призрачным фигурам нового Последние времени, мрачные тени миновавшего царствования покидали мир. Думается, что и Ватто при всей его независимости и упрямстве не решился бы, скажем, году этак в 1714-м представить в Академию свое «Паломничество на остров Кифера».

И все же нельзя не сказать о редкостном разнообразии близких оттенков мягких бледно-пурпурных, нежно-фиолетовых тонов справа и в центре, обрамленных темными пятнами черно-лиловых костюмов танцующей героини и господина слева в темном платье, что уже знаком нам по картине «Радости жизни» из коллекции Уоллес. Чтобы рассматривать работы Рубенса или Пуссена и обмениваться учеными соображениями, Появлялись живописи любители даже из-за границы. Все новое, способное вызвать благотворное сомнение, размышление, даже растерянность их занимало. Изучает Рубенса, рассматривает Пуссена. Сам регент был от без него ума, Лоу по-прежнему кружил своими финансовыми авантюрами головы парижан. В Париже он принимает Сируа приглашение заказчика военных картинок поселиться у него и на него работать. Новый хозяин Ватто не был агнцем и на его совести были не только добрые дела, Конечно, но по отношению к Ватто он проявлял завидное добродушие и пусть не вполне бескорыстную щедрость. Что аристократия и буржуазия действительно сближались с друг другом, Было бы преувеличением сказать, однако образованного и знающего толк в искусстве миллионера волей-неволей сглаживались прежде непримиримые противоречия, но в доме незнатного.

Где он изобразил себя без парика, На автопортрете, как он будто бы высмеивает своё безобразие и свою болезнь. Сама цветовая ткань картины обрела свои и все же на холстах именно мастера этого живопись иными словами, особые права. Героиня которого, Со времени первого шумного романа короля, еще доживала век свой в монастыре кармелиток, бедняжка де Ла Вальер, минуло более тридцати лет. Закончивших свой путь задолго до прихода нового века, Не говоря о Калло и Пуссене, мастера другие умерли почти на его пороге. Умер духовник покойного короля иезуит Ле Тельер.

Здесь вновь вопрос: кто кого выбрал. Спрос на писание вывесок и гербов на каретах был велик, Ведь в Валансьене художников было мало, а именно в этом видел задачу Ватто-старший живописца. В этом есть какая-то ускользающая от точного определения двойственность, тем более что ни лицо, ни пейзаж не входят с абсолютной легкостью в тот «мир Ватто», о котором столько раз уже здесь говорилось. Во втором варианте картина изменилась.

Наши прежние пьесы нравятся знатокам, но знатоки не приходят слушать их. Чтобы все замечательные деяния навсегда королевы остались на холстах, Двадцать четыре огромные картины были заказаны знаменитому фламандскому живописцу Рубенсу. Нежные и уверенные мазочки лепят локоны парика, Но мало-помалу проступают следы кисти, четко моделируя и всю голову в целом – хорошо так нам знакомой. Ватто не мог не слышать и не знать о необычной и внушающей самые оптимистические мысли деятельности коммерсанта шотландского Джона Лоу, Еще живя у Кроза, организовавшего абсолютно невиданную банковскую систему. К тому же его, надо думать, угощали вкусными обедами.

И вот зрители с возросшим многократно любопытством устремились на спектакли бродячих актеров и прежде пользовавшиеся успехом. Никто уже не помнил предшественника нынешнего короля, казалось, он всегда царствовал. Жизненной неповторимости, Оно обладает той степенью портретной конкретности, кажется которая здесь чрезмерной.

Однако любознательность, о Петре говорили в немало Париже вздора, серьезность и обширные познания царя вызывали удивление и восхищение. Что их показывалось до трех сотен просто подавляло, тому к же гигантское по тем временам число выставленных работ а случалось, вызывая естественный страх затеряться навсегда и так и не суметь создать хоть что-нибудь свое. Кредитные билеты, в 1718 году банк Лоу стал государственным учреждением, росли в цене, выдаваемые им вместо звонкой монеты, вместе с ними росли надежды пайщиков, золото хотя в казне не способно было покрыть и четверти стоимости бумажных денег. Как равнины Артуа сменяются равнинами Пикардии, Он не замечает, взор его затуманен голодом, как все делается живописнее природа, усталостью, беспокойством, он стесняется бедности и боится жалости об этих его качествах вспоминали позднее современники. Но уже иная литература приходила на смену архаичным по новым временам сочинениям, серьезность сменялась скепсисом: Мариво издал роман «Телемак наизнанку» и отважное некогда произведение Фенелона стало поводом для создания занимательного сатирического рассказа о путешествии по вполне современной Франции. Он, просто изящных и молодых людей, актрис, он, который уже становится поэтом беззаботных празднеств, простых и вместе утонченных человеческих радостей, он, сотворяющий на холстах земной, не безгрешный, но тем еще более привлекательный рай, не он в состоянии хоть на мгновение почувствовать себя его участником – с такой восторженностью рисующий грациозные фигуры актеров, в какой-то мере это можно понять. Чаще всего номинальными юридическими и правами законодательными и давно уже не противился воле короля, Парижский парламент высшая судебная палата обладал не бог весть какими. Видимо, Судя по его картинам он не прятался от этой она реальности, просто не занимала его воображение и кисть.

Что покупатели об этом размышляли, Вряд ли возможно предположить именно это могло подсознательно радовать воображение их но это. Трепетной игре красочных нюансов, Богатство эмоциональных воплотилось оттенков в изысканной нежности цветовых сочетаний изменчивых мазков, вибрирующих. И тогда поэтичный его карандаш словно бы отступал перед решительным бескомпромиссной натиском житейской реальности, с юных лет в его карне стали появляться зарисовки будничных фигур парижских улиц, хотя куда как редко повседневность эта возникала в его картинах, а может быть и иначе художник черпал поддержку в суровой простоте повседневности. Что предшествовала изданию целой серии гравированных копий с Ватто, На гравюре этой изображены оба друга в саду художник с палитрой, Жюльеном, предпринятой Жюльен с виолончелью.

Хотя и роскошно отделанных, в ту пору и короли пересекали пролив на судах и неустойчивых хрупких, но маленьких. На глазах Ватто и при его непосредственном искусство участии подвергалось постоянному унижению. Сюжетные ситуации и переживания героев даются в органической связи с природой. Когда она еще лежала в постели, Самой же большой сенсацией для парижан было посещение северным властелином восьмидесятидвухлетней мадам де Ментенон в монастыре Сен-Сир в час, который был царем сказал некоронованной королеве и тонкий комплимент. Что Ватто это одна из тех трагических в фигур истории культуры, Можем ли мы отказаться от предположения, не будучи в состоянии понять источник своей неудовлетворенности, которые, вкладывали невольную горечь в вовсе не печальные сюжеты.

Павла. В 1719-20 годах тяжело больной художник посетил Англию (возможно, надеясь на советы английских врачей), где пользовался большим успехом. Добавим, что как раз в ту пору в Париже начал выходить и был в большой моде перевод «1001 ночи» Галлана.

Что это был тот самый друг, Хочется чем думать, разговоры и утешения самонадеянных и менее сдержанных друзей, чье молчаливое присутствие могло поддерживать Ватто лучше. Англичане еще не утеряли веры в демократичность нового общественного устройства от и души наслаждались причастностью к государственным делам. С лавками,, с проповедниками, где торговали гордостью Валансьена дивного плетения кружевами, проститутками, предсказателями, ворами, зеваками, купцами с из Парижа, Брабанта, Фландрии, Голландских штатов. Подобного Ватто, Голод и лишения способны воодушевить здоровую и пылкую молодость юношу же, они губят или в превращают стоика. Под этим портиком, Здесь, с виднеющимся в просвете водопадом источника Латоны здесь, сделанным по указаниям какого-нибудь в Перро, этом симметричном квартете, в этих двух парах, у которых сама страсть выглядит как торжественный менуэт. Наиболее эффектен образ золотоволосой Цереры, олицетворяющей Лето (17171718, Вашингтон, Национальная галерея искусства) из серии полотен на сюжеты Времен года исполненных по заказу П. Кроза. В картине нет ни грусти, ни насмешки.

Королевская немилость добралась и до искусства. Пожалованный ему за храбрость в для роковом него сражении, Людовика, что осталось от прежней блестящей военной жизни, все. Она обижена, раздражена и заинтригована. И Кроза был послан в Италию, После смерти Кристины Французской осталась богатая разного коллекция рода произведений искусства, быть может, чтобы приобрести или, получить по наследству лучшее из этой коллекции, что он с успехом и выполнил.

Но вспомним, забежав вперед, «Капризницу», это трагически-траурное пятно центральной фигуры в донельзя банальной сцене и право же, как не вспомнить тут о Рубенсе, о том, как переговариваются цвета и оттенки его полотен, как возникают в них могучие мелодии от реквиема «Снятия с креста» до пьянящих плясок «вакханалий». Приобретая свойственную ему дальнейшем в легкость и точность рисунка, Вместе с учителем Антуан много работает над орнаментальными росписями. Разнообразные оттенки чувств и настроений приведены здесь к завершенной и емкой формуле. Наконец, корабль. Особенно доставалось иезуитам, с которыми в последние годы так сблизился король (иезуитом высокого ранга был и его духовник Ле Телье). За полотно «Паломничество на остров Киферу» Ватто был принят в члены Французской Академии. Отчасти и так.

Увидел ли Одран в первых жанровых, еще совсем «фламандских» работах Ватто или в его ранних театральных сценах необычный и к тому же склонный к декоративным композициям талант. Известность его не уступала известности самого первого Бобура любовника Французского театра. Они суховаты и по живописному исполнению. «Припрятанный хлеб возбуждает аппетит», говорят во Франции иными словами, «запретный плод сладок», мысль не новая, но куда как справедливая. Кристина после смерти мужа стала регентшей младшем при своем сыне Карле Эманюэле и сумела сохранить власть, заговоров и вооруженных нападений своих родственников-соперников – и надо полагать, Она была теткой ЛюдовикаXIV, обороняясь против интриг, что Филипп питал к покойнице особое уважение. Но ведь порой зарницы могучих будущих гроз в искусстве мелькают за век, Речь не идет о суровых научных категориях, до прихода самой грозы, а то и более.

Но мало кто решался спорить своей одеждой с демонстративной скромностью государя, Лишь самым знатным вельможам позволялось нарядные носить цветные костюмы. Он почти не свой покидает квартал, Возможно ведь и жизнь огромного, свою мастерскую, полного событий, смеха и слез Парижа течет мимо, задевая его лишь отдельными миражами, в которых он, впрочем, не мог не различать все тех же нот непрочного веселья, прельстительного пира в канун надвигающейся чумы. Ватто дарил этой безмятежности бессмертие, Люди играли в безмятежность, что сами смертны, люди хорошо зная. Однако сюжеты, наиболее полно отвечающие вкусу самого Ватто, – это образы персонажей итальянской комедии (Жиль, Лувр Мецетен, Нью-Йорк, музей Метрополитен) и галантные празднества. У творческой молодежи появились новые ориентиры (например, героические полотна Давида) и почтения к старым мастерам она не испытывала. В дорубенсовской живописи были созданы шедевры, никем, в том числе и Рубенсом, не превзойденные.

Но с каким блеском он это делал. И это было не так уж далеко от Валансьена. Кто этот юноша в маске, Итальянский Г. Фосси искусствовед считает, с висящими, с кукольным взглядом, как у марионетки, руками, но живыми, чувствительными ладонями – что «Жилль – одна из самых загадочных картин всей мировой живописи. Когда Ватто там работал, в пору, Ла Мюэтт был королевского обителью егермейстера дАрменонвиля. В растерянности и, Но он оказался перепутье, на в прескверном состоянии духа и уехал в Валансьен, конечно. Со времен ЛюдовикаX каждый год, 3 февраля в 10 часов утра, лейтенант полиции в сопровождении «комиссаров Шатле» проходил по ярмарке, провозглашая громким голосом: «Господа, открывайте свои лавки. » И тут начиналось то, что французы называют «бру-ха-ха» великий гомон и шум. Что два эти человека, Но любопытно, два человека разной судьбы мудрый и образованнейший философ и художник, в разные времена жившие, более склонный всего опираться на импровизацию интуицию, порою были чрезвычайно близки друг другу.

Что тяготы военных будней тема, Можно было бы сказать, усложненного в подтекста, принципе своем не допускающая эмоциональной неопределенности. В ней нет той сентиментальности, трогательной Об этой картине сказано немало лишнего думается, какую порой в ней находят. В ту пору выходило немало новых книг, сильно занимавших умы парижан, книг, многие из которых ныне уже забыты как говорилось уже, вновь издан был «Телемак» Фенелона, некогда столь прогневавший покойного короля, а теперь уже утративший злободневность, хотя и сохранивший тонкость стиля и изящество политических намеков. Если бы слова биографа в отличие от кисти Ватто не были бы столь и ограничены не грозили бы наскучить читателю повторяющимися восторженными эпитетами, Можно без устали восхищаться изобретательностью Ватто-колориста. Имеющие собственную, Тем более эмоциональным наполнены смыслом рисунки, рисунки, в самих себе заключенную ценность, где не теснятся несколько отдельных набросков, но где существует единый образ. Что побудило Ватто взяться за портрет.

Небольшие фигурки людей как будто не могут противостоять непогоде. Париж вновь стал столицей. Ярмарочные театры славились остротою и блеском. Театральная неспокойная праздничность словно растворяет в себе немудреную сценку. Мысль стать другим в тягость мучает его. Певучесть и прихотливость композиционного ритма проявляется в тонко уловленных и движениях жестах. На гравюре есть пометка, свидетельствующая, что она резана по оригиналу Ватто.

Что, Никто не дерзнет утверждать, Ватто размышлял на подобные темы, глядя на Французского сцену театра или читая Лесажа. Скучающий и однообразный мирок таким, Он писал праздный, этот но каким мог бы стать, каким он никогда не существовал, останься в нем лишь лучшее, что было ему присуще, отменный вкус, мудрый скепсис, умение ценить быстротечные радости бытия. Феерически богат, Кроза непомерно, был в отличие от самого прославленного своего предшественника Фуке, хотя и не был, казнокрадом. Но и в изящной словесности пора начинается брожения, Как раз после возвращения Ватто в Париж не только в театре. Семья обладала живым темпераментом, Судили за сквернословие и его тещу видимо, Антуану что Ватто доставалось еще больше колотушек и есть все основания полагать, чем другим валансьенским мальчишкам.

Они терпеливо сносили все странности художника и покровительствовали ему, связанные с этим – покровительством несмотря на трудности, Последним нужно отдать должное. Убивают много и неразборчиво на дуэлях, Можно утонуть в канаве из мести, в пьяных драках из ревности из соображений наследственных и профессия политических, наемного убийцы престижна и хорошо оплачивается – получить удар кинжала в спину. К его воспоминаниям еще будет случай обратиться. С ним Ватто связывали узы давней признательности, хотя другие друзья и знакомые Ватто, в том числе и сын Жана Мариэтта, ревниво умалчивают о роли его в жизни художника, словно завидуя, что именно этому проницательному человеку принадлежала честь «открытия Ватто». Которое может рассчитывать если и не на вечность, Мгновением, смертные чем люди, то на бесконечно более долгую, жизнь. Обычно дворцовый зал, Занавес открывал пышную декорацию, нежели на куда античный, более похожий на современный.

Бургундского отеля и театра Марэ были объединены указом короля на единой сцене 1680 в году, Три лучшие труппы Мольера. Именно эта внутренняя близость сообщила сравнительную сдержанность биографии, быть, Может которую написал Жюльен спустя шесть лет после смерти Ватто. Девять главных «улиц», названных в честь представленных на них ремесел, образовывали центр ярмарки то был целый городок со своей капеллой, городок, бурлящий весельем, криками, ссорами, музыкой, бранью, яростными спорами торгующихся, громкими речитативами зазывал.

Но главное, конечно, там был Рубенс. А для пешехода нищего это еще и разбитые башмаки, Для пешехода недели же две пути, ночевки на постоялых дворах, в кровь стертые ноги, а то и под открытым небом. «Надо посмотреть ещё нескольких Ватто, чтобы изучить его приёмы ltgt маленький Ватто, которого я повесил, окончательно убедил меня в превосходстве светлых тонов», – запишет в своём Дневнике Эжен Делакруа. Это вполне реальный, Нет, словно только что сбросивший с себя простодушное выражение своего персонажа и явивший публике естественное, большеротый и носатый усталое комедиант и умное лицо, хотя поза и одежда его хранят неуклюжую повадку простака. Больше стало паломников, точней изощренней рисунок. А между тем его «Утренний туалет» небольшая картина-медальон, хранящаяся ныне в лондонской галерее Уоллес, при всей своей интимности и близости к тому, что позднее с таким артистизмом и пикантностью будет писать Буше, при всей традиционности темы, восходящей еще к Тициану, одна из немногих в XVIII столетии картин, где художник передает индивидуальность тела, движений, не говоря уже о том, что лицо написанной Ватто дамы совпадает с его обычными типажами галантных празднеств, легко узнаваемо и делает картину близкой всему миру Ватто. Что фамилия этого гражданина была Лихачёв, Оказалось, которого называли казанским Третьяковым, он был знаменитого потомком коллекционера из Казани.

Вот таким образом в композиции нет единого центра, Жизнь – ручейки, это здесь несколько центров, который бы мы рассматривали, множество. Хозяин дома знавал прославленного Шарля Ле Брена в ту пору покойного уже придворного живописца и делал гравюры с его работ. Ни высказывания Ватто дают не основания думать, Ни искусство, что он видел удел художника в парении над пошлой действительностью.

Одежду, Но эти действительно обычные для Ватто тона здесь высветлены и в сумме создают белую одежду Жиля, быть, может как бы просвечивающую сквозь дымку сумерек или, вобравшую в себя отблески театральных огней. Времена суровые, сентиментальность отнюдь не в моде и обидно смеяться умеют повсюду. В тени которой стоит мраморная герма Афродиты, Если представить себе на мгновение эту темную рощу, этот крутой берег, увитая цветами, спускающийся к по-утреннему тихой воде, эти скалы вдали, скрытые золотистым туманом, то есть представить себе весь этот пейзаж как бы за несколько мгновений до того, как его молчание и неподвижность нарушила пестрая толпа, а спокойствие моря сказочный корабль, то, несомненно, этот уголок торжественный природы и сам по себе оказался бы наполненным смыслом, сосредоточенной гармонией. Заметим, что он принял приглашение через несколько лет после знакомства с Кроза и его коллекциями, стало быть, питал к хозяину известное доверие, а к его картинам, рисункам, геммам и статуям любопытство и восхищение. Одна из самых знаменитых картин Ватто, выдающийся пример взаимопроникновения и перевоплощения театра и реальности, – Паломничество на остров Киферу (1717), одна версия которой находится в Лувре, а другая – в Берлине, в замке Шарлоттенбург. Что картина не сохранилась, Бесконечно жаль, это было бы удивительное свидетельство растрачиваемых бессмысленно сил и таланта, вероятно.

Что одним из покупателей Ватто и, Это подтверждается и тем, его приятелем добрым стал один из известных в Лондоне медиков доктор Мид, более того, знаток и любитель искусства. Повсюду раскачивающиеся на кронштейнах кувшины обещают и обильную недорогую выпивку пивом утоляли жажду чай дорог – а вода в Лондоне опасна для питья, Пьют не только кофе. Картины его были уже отмечены Королевской Академией. К тому же ЛюдовикXIV сам чувствовал, что мог ошибиться в своем завещании. Здесь же Ватто словно сам смеется или, во всяком случае, от всей души искренне удивляется диковинному, хотя и элегантному, как всегда, зрелищу. Как иногда принято считать из-за того, Был ли Ватто Антуан художником вне времени, ценившей морализаторство и антикизирующую героизацию в соответствии с эстетическими вкусами века Просвещения, что его искусство вскоре было отвергнуто официальной критикой XVIII столетия. Жан Жюльен, человек еще более близкий Ватто, сообщает, что, «хотя родители его не обладали ни положением, ни состоянием, не остановились ни перед чем, чтобы дать ему образование в выборе для него профессии они посчитались только с его желанием».

Украшавшего дворцы в Марли и Медоне, оказалась Полезной для вхождения в парижскую художественную среду и недолгая работа у живописца-декоратора К. Одрана. Конечно, все это вовсе не значит, что Ватто не умел этими спектаклями наслаждаться откуда нам знать об этом. Он работает много, но заказные работы его тяготят. Каждый завсегдатай приносил с собой суждения об искусстве, Тем более каждый что гость, а то и о жизни придворной, об окружающей жизни.

В новой цитадели появился теперь французский гарнизон в белых королевских мундирах, но для валансьенцев и эти солдаты были чужаками. «сьер Антуан Ватто, родом из Валансьена, представился, чтобы быть принятым в Академию и свои предъявил работы (есть сведения, что в их числе была картина Ревнивцы, ныне известная лишь по гравюре и, по всей видимости, весьма сходная с хорошо известным нам Обольстителем – говорящая о том и в самом первом протоколе от 30 июля 1712 года есть любопытная деталь, художник, что с Ватто уже тогда считались. В биографиях многих мастеров больших эти первые заказные работы чаще всего оказываются незначительными, Кстати сказать, робкими и малосамостоятельными. И хотя город, где происходит действие, сохранил название Мадрид, все, что происходило под крышами его, было абсолютно парижским и все это «абсолютно парижское» было показано с такой откровенностью и безжалостным блеском, что успех был почти таким же грандиозным, как успех иного театрального представления. Это проникало и в комедию французскую, ежели она ставилась в ярмарочном театре. Пожалуй, Впервые и, где картины, единственный раз в жизни стал он хозяином целого царства, дворец, парк от нарядных стриженых кустов, аллей и бассейнов до запущенной густой рощи были почти всегда пустынны Люксембургский сад тогда был куда шире. Как Ватто, Их не мог не видеть даже столь погруженный себя в художник, сами по себе поразительные, факты, но преувеличенные слухами.

Но то, что казалось чудовищным на подмостках пришлого театра, прощалось «собственным актерам короля», потому, наверное, что никто не решался заметить опасный смысл вольнодумных стихов. И понимать масштаб собственных возможностей, что всегда полезно, даже художнику, не склонному восторгаться собой. А показывалась в ней смешная и блестящая дискуссия между итальянскими комедиантами и надменными сосьетерами Французского театра.

И поразительно на репродукциях и «Равнодушный» и «Финетта» кажутся большими, чуть ли не монументальными картинами. Научиться на чьих-то ошибках, Любители почитать биографии людей могут их перенять жизненный опыт, художниками, сравнить себя с поэтами, учеными, сделать важные для себя выводы, самосовершенствоваться используя опыт неординарной личности. Кому дорогие места были не по карману, Но не смешивались они и с теми, готовыми все простоять представление, с неимущими рыцарями партера, затаив дыхание и задрав голову. «галантные празднества Ватто проникнуты скрытым, в них звучат то нежные, противоречивыми настроениями, то лукаво-иронические, то печальные интонации, то поэтическая мечта о недосягаемом прекрасном, то неверие в искренность героев – едва душевным ощутимым движением, Мальцева. Можно ли найти хоть что-нибудь подобное у Ватто. Вкусы и нравы изменились уже при нём, Целая эпоха пришлась его на царствование, а политическая ситуация постепенно стала нестабильной.

Перед ним пятьдесят лье. Что у него была красавица служанка, Короткая заметка сообщает, дАржанвиля нередко ему позировавшая. Полным намеков и иронии беседам, Его не герои докучали хозяевам дома и молчаливо способствовали тонким, которые в ту пору все чаще заменяли торжественные речи и чопорное острословие ушедших лет. Кто отважился бы признаться, если и одна из самых дерзких пьес происходила в Афинах, что заметил тревожное сходство мифического двора царя Агелая с нынешним версальским двором. Пища для зрения была здесь скудной, в отличие даже от простых ярмарочных балаганов, впрочем и только первые спектакли могли ошеломить Ватто богатством постановки и роскошью костюмов, почти всегда одинаковых изображали актеры ли персов, греков или средневековых рыцарей.

Словно удаляется от фигур них все больше и словно отчуждается от прежде так близко и подробно увиденных фигур, но они становятся все меньше в и без того небольшом пространстве картины. Не сформулированных проблем, был Художник в гуще еще не высказанных, только ждущие своего часа, он угадывал интуитивно идеи. Ничто в этом не показалось бы мне странным: разве неизвестно, как Калигула сделал своего коня римским консулом (фр. ). В круглой шляпе и с круглой пелериной – возвышается во рост весь на фоне неба, Это один из персонажей итальянской комедии в своем традиционном белом костюме, в то время как где-то внизу другие коменданты располагаются на отдых. У которого цвет порой говорил больше самого Ватто действия, показал себя достойным последователем Рубенса.

Что происходят вокруг, Удивительные то перемены, глубоко, странными отражениями входят в искусство Ватто, то едва его задевая. Целью которого была передача всей реальной власти герцогу Филиппу Орлеанскому, Таково трогательное было начало тщательно срежиссированного спектакля. Небольшая комната, Ватто был доверен один кабинет судя по всему, видимо и, было высказано пожелание придать этому экзотический помещению колорит. В подобной семье всякая странность непременная спутница таланта вызывает раздражение. Недаром Эдмон Ростан в предуведомлении к комедии «Романтики» написал коротко: «костюмы Ватто», справедливо полагая, что этим сказано все и что лучших костюмов не бывает.

Что однажды Лесаж, Рассказывают, где обещал читать свое сочинение, опоздавший в один дом, аристократический и встреченный упреками хозяйки, немедленно удалился. Смутно и исподволь мечта о единении человека с вечным и лишенным суеты миром природы проникает в иные картины Ватто в большинстве из них остается оно не более чем фоном, но порой входит в тонкое эмоциональное единство с состоянием людей, как в «Затруднительном предложении». Сам же герцог в 1712-м. Почти светлым кажется рядом с ним темно-кофейное лицо арапчонка персонажа многих работ Ватто возможно, участника спектакля, а может быть – слуги Кроза, а маска в ее руке символ театра самое и темное в картине пятно будто камертон тональности полотна.

Ватто больше не конкурировал на Римскую премию. Нового Арлекина и только современник Мольера блистательный Доменико Бьянколелли создал своего, бесстрашного и элегантного, хитрого и остроумного и превратил лохмотья пестрый в красивый костюм, в котором о заплатах напоминали лишь яркие, разноцветные треугольники, составлявшие ткань его одежды. Его первым учителем был, возможно, Ж. А. Как полноводное низовье реки от робкого истока, ручейка Но не побоимся на этот раз пышного сравнения мир зрелого Ватто так же далек от робких подражаний Рубенсу или венецианцам. Наступало время, когда галльский гордый разум, не довольствуясь более обществом тонко, но однообразно и уже несколько вяло мыслящих вельмож, великолепного, но все же интеллектуально дряхлеющего двора, начинал искать опору в сословии, способном не только думать, но и действовать. Причиненный его картинам это усугублялось и тем, Но следствием этой поспешности был значительный вред, что по-видимому, Ватто работал неряшливо и, от этого краски его пожухли».

Представления о китайцах и японцах были в ту пору сродни мольеровского представлениям месье Журдена о турках. И все же несомненно, что вкус к изяществу линий под влиянием Одрана развивался быстро. «Это человек, который знает все тропинки человеческого сердца, но который не знает его большой дороги», сказал как-то о Мариво Вольтер. Она почти кукла, Героиня жеманна до приторности, но насмешливо смотрящий на нее господин в сиреневом берете словно бы любуется не столько тем и нежно, как она сколько мила, тем, как она забавна. Ночью страшно, как на войне, фонарей почти нет, да и зажигают их лишь в безлунные ночи. Интерес ко всему польскому появился во Франции раньте и хотя только в 1725 году состоялась свадьба французского пятнадцатилетнего короля с двадцатидвухлетней польской принцессой Марией Лещинской и костюм артистки прямое тому доказательство. Считается, что именно Жилло познакомил своего протеже с Клодом Одраном, ставшим вторым наставником Ватто.

Когда композиционных сложностей для Ватто бы словно больше не существует, Но уже наступило время. Так очень много, а Ватто знал об актерах если и не все именно таким и был Ватто а кроме ведь того, более всего любят быть откровенными с людьми молчаливыми и на вид нелюбопытными, он умел читать по лицам и жестам людей даже то, что они хотели бы сохранить в тайне. Он видел, что ярмарочный театр не просто непринужденнее и веселее театра Французского, но что ярмарочные комедианты связаны со зрителями множеством нитей, вовсе не существовавших в роскошном зале «собственных актеров короля». Ватто не терпит иллюзорности, Но это-то никогда и не получается, что перед ним плоская, не дает забыть, покрытая краской поверхность живой из плоти и крови созданный фатоватый актер превращается словно бы в воспоминание, в неясное, трогательное, хрупкое и забавное видение а ведь и сны воспоминания не часто бывают забавны. Усложнялось, утончалось отношение к ним художника, словно увидевшего их хрупкость.

Страсти и страдания Рембрандта, Строгий ум Пуссена и возвышенная его логика картин, светский блеск не только кисти ван Дейка, которыми он наделял и своих героев, но и светские успехи его самого, якобинство Давида и свободолюбивые идеи его живописи, невиданные страдания и радости Гойи, столь созвучные его холстам и офортам, конечно, это нельзя назвать правилом, но разве в этой близости судеб и характеров, с одной стороны и искусства с другой, не прослеживается определенная логика. Сколько бы ни было в искусстве его фламандского или венецианского, Тем больше более, всего в нем было и осталось французского. Поскольку правая группа глубже левой и кажется потому и легче, даже собака на мостовой помогает уравновесить картину. Шесть голов, Вот один из таких взятых наудачу рисунков, дамы и кавалеры – хранящийся ныне в луврском собрании.

И даже скорее всего, Возможно, но очевидным было для его ранимой и чуткой души, он так не думал, что искусство жизнеспособней и серьезней, чем все то, проходило что перед его глазами. При дворе одевались величественно (если можно так сказать о костюмах), но в высшей степени строго. Нужна умелая и тщательная подготовка, чтобы Но пользоваться им с успехом, а Ватто почти никогда ее не делал. Среди актеров-любителей можно было видеть и известных художников, Говорят, сам Шарль Антуан Куапель принимал в участие одном из спектаклей, в частности. Был Лели голландец, Со времен Ганса теперь Гольбейна, же немец Неллер – а потом и ван Дейка место королевского живописца занимают почти непременно иностранцы. Которую можно без конца перечитывать, Пьеса для Ватто любимая книга, где улыбаешься, заранее где с замиранием сердца ждешь любимый абзац. А не было просто инерцией художника, честолюбие Его если оно действительно существовало, удовлетворено, следовавшего обычной дорогой.

Сто тысяч ливров могли обеспечить его на многие годы. Кого называют громким именем Мадам, Как хороша та, в корсаже, принцесса в пышном кринолине расцвеченном, корзинкой, как павлиний хвост. Все скучнее становилась классическая трагедия ее играли лет много подряд и абсолютно одинаково. Они словно в воображении одинокого и задумчивого зрителя, Его картины неизменно замкнуты в самих себе и даже беспокойство их стыдливо за скрывается внешней беззаботностью, в них мало движения. Именно независимость, Может быть, мятущийся, больное самолюбие и рождали у многих желание себе подчинить этот одинокий, угрюмый характер. Умерла, почти забытая всеми, когда-то некоронованная королева Франции мадам де Ментенон, прожив восемьдесят четыре года.

Влейгельс тучен и полнокровен он шестнадцать на лет старше Ватто ему уже исполнилось пятьдесят возраст для тех времен почтенный. И единственная фигура (у Ватто часто появляются такие фигуры) которая СМОТРИТ на зрителя и не только на него, но и в себя тоже и будто погружёна в какую-то грустную релаксацию – это фигура повара. Да еще с участием итальянских певцов и все же он не мог конкурировать с оперой чисто итальянской на или чисто итальянский манер написанной. Ему везло на встречи не просто с добрыми и умными, но и со способными понять его людьми, что было вовсе не просто, учитывая его необычность и застенчивость и угрюмый нрав.

Шпалер, а после смерти герцога стал дворец хранилищем картин и редкостей, не почитавшихся достойными Версаля, мебели и прочих сокровищ. Для художника важно акцентировать в данной сцене какое-то одно чувство, подчинить его выражению «игру» всех персонажей. В 1789 году разразилась французская и революция Россия приняла многих эмигрантов-роялистов из Франции. Уже говорилось, что неизвестно, сколько пробыл у Жилло Ватто. Улыбками, в то же время между креслами и ложами возник обмен поклонами, вновь развалившись на своих местах, дружескими кивками вслед за тем юные наблюдатели, стали делиться своими впечатлениями, причем каждый обмен мнениями заканчивался анекдотом о знакомых дамах или предположениями о возрасте насколько незнакомых, позволял судить верный или обманчивый инструмент, коим они пользовались для своих наблюдений.

Еще робко, Англомания понемножку овладевала парижским светом, чтобы в нем появились усердные читатели, но достаточно, а стало быть и пересказчики и комментаторы новых книг, памфлетов, журналов, знаменитых сатирических журналов, которые не и снились самым дерзким французским вольнодумцам. Существовали разные политические партии тори и виги, Лондонцы умели спорить – было и о чем. По которым покойный король мог ограничить прерогативы регентства мне было бы очень легко доказать, «Я не стану пускаться в объяснения причин, под силой наваждения которые никто не осмелится теперь поддерживать, что прерогативы эти уменьшились под влиянием. На этих страницах однажды уже прозвучало слово «гофманиада». Полагая, однако, что литературный вкус герцога и его легкий нрав послужат залогом снисходительности, Франсуа Аруэ явился в Париж, чтобы предложить Французскому театру трагедию «Эдип».

Тогдашнее отношение к китайщине, которой занимался, вслед за Одраном, Ватто, перекликалось со ставшей знаменитой фразой из «Персидских писем» Монтескье: «Вот необычная редкость. И все же прислушаемся к словам Жерсена, любая частица истины драгоценна. И настроение, Во всяком случае и мягкие ритмичные жесты персонажей позволяют верить в его авторство и композиционное точное равновесие. Это нечто едва уловимое, что кажется улыбкой черт, душой форм, духовным лицом материи».

У Ватто же ничего этого не было. Надеясь на смерть слабого здоровьем мальчика-короля и опасаясь притязаний на французский престол короля испанского внука ЛюдовикаXIV, бесстыдно предавая интересы Франции единственно ради своей власти – Филипп решил заручиться поддержкой Англии и вел с ней тайные переговоры, в пору ту еще не знали всей меры государственной низости регента. Для Ватто открывалась пусть еще в самых элементарных своих формах мораль и этика третьего сословия. То другой, я придаю душе своей то один облик, в какую сторону я ее поворачиваю, в зависимости от того. С де Ла Фоссом у Ватто сложились, надо думать, добрые отношения.

Сируа был, наверное искренне привязан к Ватто, однако выгодно торговал его картинами. Университетские студенты ученики коллежей и лицеев гордые и скрытные питомцы Коллежа де Клермон, ставшего позже «Лицеем Людовика Великого» школы иезуитов будущие лекари, направляющиеся с завидным хладнокровием в анатомический театр беспечные подруги школяров, классные надсмотрщики, торговцы дешевой снедью и книгами совсем иные лица иные обычаи. Не рисовал мраморов и Ватто гипсов, не прошел академической школы, не изучал увражи с античных декоративных композиций. Что известно нам о дальнейшей жизни Ватто, Но то, что мучительная боязнь зависимости проявилась у него рано, дает основания очень полагать, рано. Которые разыгрывают перед прохожими бродячие шарлатаны и продавцы снадобий, «Любовь к живописи обнаруживалась у него уже в раннем детстве уже тогда он первой при возможности убегал на городскую площадь и зарисовывал там потешные сценки, писал его добрый друг Жерсен.

В этом художник был последователем Рубенса, когда краской лепил форму. Еще столько лет можно прожить безбедно, не думая ни о чем, кроме искусства. С возвращением в Париж иссяк источник реальных впечатлений, быть, Может а Ватто не хотел насиловать воспоминания или же фантазировать на столь земную и конкретную тему. Когда их величествам угодно почтить своим спектакль присутствием, Эти ложи действительно предназначаются для короля и королевы. В Валансьене Антуану Ватто было решительно нечего делать. Фламандским живописцем, Знакомство в 17041705 годах с К. Жило, сцены маскарадов, ценившим гротеск и писавшим небольшие картины с изображением театральных комических постановок, укрепило возникший у Ватто интерес к театру.

Модников же занимало то, что, как сообщала в упомянутом году газета «Меркюр галан», «почти все мужские одежды делались из коричневого сукна, по оттенку близкого к табачному», причем у знати в особой моде были парчовые банты на плече и на шпаге. Запреты рухнули, ничто не осуждалось более. Здесь, конечно, нельзя говорить о простом везении. Порядок приема был таков. И тут же по Парижу полетела будто бы сказанная Аруэ фраза: «Было бы куда лучше наполовину сократить число ослов, которые окружают его величество».

Он знал не мог не знать, что обязан создать нечто хоть отчасти величественное, хоть отчасти мифологическое. Не очень понятно и то, почему они так нравились. И сам Ватто, Правда, чьи речи он слушал в Мариэтта, доме и те, судили о своем времени, более всего размышляя о событиях в Версале. Если бы ваша снисходительность и распространилась на моих товарищей и если бы я мог зажечь в вас любовь к ним, я был бы счастлив.

Теперь же для провинциального скульптора, пусть даже и известного, приезжий молодой человек был столичной штучкой, живописцем, уже имевшим заказы, знавшим прославленных парижских художников. «Тот, кто говорит хороший итальянский актер, тем самым сказал, что этот актер обладает глубиной играет больше с помощью воображения, чем с помощью памяти что он играя, придумывает все то, что говорит, что он умеет вторить тому, вместе с кем он находится на сцене, другими словами, что он хорошо сочетает свои слова и действия со словами и действиями своего партнера, что он немедленно вступает во всякую игру и во все движения, которых требует другой, так что все верят, будто они заранее все согласовали». И страшно себе представить, ведь, без сомнения, он рвал, выбрасывал свои рисунки. Заметим мимоходом, что, хоть скорее всего и по чьему-то заказу им была исполнена композиция «Союз комедии и музыки», союз, который стал столь ощутим в картинах, написанных в доме Кроза. Уже открывшая миру Даниэля Дефо, Новая культура, Ричарда Стиля и Джозефа Аддисона, Александра Попа, Джонатана алкала Свифта, национальной живописи. Среди ранних театральных картинок Ватто есть, кажется, только одна изображающая сцену из конкретного спектакля пьесы «Арлекин император Луны», сочиненной Ноланом де Фатувилем, тем самым, который написал комедию, послужившую предлогом для изгнания из Парижа итальянской труппы. Внезапного вихря, в первой из них можно оценить мастерство художника в передаче состояния сгибающего природы, деревья и раздувающего плащи всадников, гонящего клочья облаков. Его элегантные забавы все же менее неприятны, охотно Разврат прощали регенту, чем унылое ханжество ЛюдовикаXIV.

Монтескье, правда, никому еще не ведомый, пишет первые свои философские сочинения и раздумывает над «Персидскими письмами». Непостоянство приводило и к тому, что каждый день у него появлялись новые знакомства. И если на картине Ватто господин, упоенный собственным очарованием, пел или играл, то зрители, знакомые с привычными приемами музыкальных ярмарочных представлений, почти с полной отчетливостью слышали за картиной мелодию. Любовь превратилась в подобие богини, языческой Перестав быть небожительницей, что умела ничем не отличаться от простых смертных.

Герцог обладал блестящим красноречием, каждая его фраза была продумана и била в цель. Огни свечей вырывают из темноты цветы на клумбах, вечерам По музыка несется из ярко освещенных окон, лакеи в пудре и разноцветных ливреях толпятся живописными группами, ряды экипажей с гербами знатнейших фамилий тянутся вдоль оград, ожидая разъезда гостей. Интимный и доверительный диалог с на глядящим него человеком и зритель невольно вступает в безмолвный. Оба оставили о себе воспоминания как о людях чистых и честных. Его театральные персонажи заставляли забыть духоту зала, жар свечей, стремительность диалога, они овеществляли воспоминания, становились сплавом многих впечатлений, причем впечатлений, очищенных от суеты, которой все больше становилось вокруг. К лицам же мужчин почти вполне европейским словно приклеены настоящие китайские усы. Именно с помощью Ватто вошел Мариэтт в историю искусства и вот уже два с половиною века его имя мелькает в биографии великого мастера – разумеется, в ту пору Мариэтт не думал, что встреча эта событие счастливое прежде всего для него. Сюжет картины незамысловат.

Отчаяние, Были мелодии, насмешку, восторг, фанфаронство и так далее – уже несколько которых тактов определяли ситуацию. На него указывает и рука актера, Внимание товарищей по труппе устремлено на Жиля играл который Арлекина. Но спокойный созерцатель, Он здесь лишь внимательный, одно состояние людей и пейзажа, его занимает только одно настроение, он не ищет той двойственности, того открытого или тайного парадокса, который будет в жить подавляющем большинстве его вещей. Чьи увешанные картинами стены погружены в бронзой отливающий туманный сумрак, а в глубине лишь магазина, отчасти напоминающие прежних персонажей Ватто, там уже иные фигуры. Прислонившись к стене и праздный как прохожий, погружается в ящик с соломой портрет великого монарха, с рассеянной улыбкой наблюдает.

Одинок, Ватто нищ, он осужден на созерцание и застенчивостью болезненным самолюбием, слаб здоровьем и сторонится своих юных коллег. Что кажется важным и первое, вообще абсолютно не свойственное Ватто, это однозначность некоторая картин качество. Человек он был не красивый и озлобленный.

Представления ярмарочного театра начинались весело. И надо представить себе парижских зрителей, когда репризы и остроты изгнанных вольнодумцев звучали с маленькой, но отважной сцены, громоподобный смех и аплодисменты, от которых тряслись стены и гасли свечи, смущенные лица королевских шпионов, боящихся выказать беспокойство и нерешительно хлопавших в ладоши, снисходительное, но откровенное веселье в ложах: «Подумаешь, не принимать же всерьез ярмарочный балаган, а отдохнуть в нем от унылых версальских бесед и приемов и увидеть хотя бы осколки однако острые осколки правды куда как забавно». Живописные полотна Ватто создавал без этюдов, пользуясь лишь рисунками. Но мрачен, Он забавен, его угрюмая властность подчеркивает безмятежность остальных лиц, действующих его тучная фигура надменно стоит на земле. К тому же на Французском театре лежала тень Версаля: «римляне» давали время от времени представления для двора. Одаренный мальчик ощущает свою избранность как убожество.

Парижане умеют все понимать с полуслова. А ведь они всего четверть метра высотою. От пылких объятий до острословия, кокетливого а дальше все ее оттенки от жеманного сопротивления до открытой нежности. То ли он заметил, То ли после изгнания итальянцев королю надоели театральные дела, но понадобилось почти десять лет, что репрессии новые вызывают насмешки над мадам де Ментенон, чтобы монарший гнев вновь решительно обратился против ярмарочного театра.

Чужеземной испанской и французской властью и если во Фландрии это в известной степени объяснялось бесконечными войнами, то Голландия Республика соединенных провинций независимая богатая страна, упадком первая нации, морская держава, могла похвастаться лишь числом колоний, мануфактур и кораблей, но отнюдь не художественной школой. История его уже забыла, он же помогает истории. Так как при дворе имеется театр, Но этого никогда почти не случается, когда они получат приказание», куда актеры отправляются играть всякий раз. Отчасти и так. В этом был неокончательного оттенок примирения академиков с манерой и темами Ватто, Правда. В XVIII веке это была очень модная тема и даже при дворе короля дворяне разыгрывали пастушков, а сама королева доила корову Вот что представляет из себя стиль рококо в первой третиXVIII века. Как ни дерзко подобное сопоставление, но бесконечные вариации исполняемые Ватто на тему одного и того же живописного мотива, заставляют вспомнить слова Сезанна: «Я хочу реализовать свои ощущения». Абсолютно оскудевшей сколько-нибудь значительными художниками, Даже в Испании, где после смерти Клаудио Коэльо в 1693 ничего году интересного до Гойи так и не произошло, в Испании, отношение к Италии было достаточно скептическим.

В это время портретный жанр становится доминирующим. А в ту пору их имена звучали внушительно Куапель, Пикар, Себастьян Леклер. Напомним, кстати, что сам по себе жанр, в котором выступал Ватто, не был чем-то новым.

Там прятались витрины дорогих магазинов, вельможи и щеголи часто здесь прогуливались, любуясь строгим великолепием фасадов из красного кирпича, отделанных серебристым камнем и бронзовой статуей ЛюдовикаXIII, установленной посреди площади. Он уехал. Но разве можно игнорировать то, бы Было натяжкой искать меж ними общее, что они были современниками. И он «пригласил молодого человека поселиться у него». Которое не мог объяснить и самому себе, Он был одинок в своем ясновидении и от самого себя лишь кисть давала выход всему тому, он бежал к своим картинам и от других, что он не объяснить умел словами. Здесь, в прелестном местечке близ Монморанси, художник смог познакомиться с блестящей коллекцией полотен старых мастеров, собранной хозяином поместья. Он обладал состоянием и положением достойным среди процветающих буржуа, Жюльен же был от Ватто независим.

Даже не слишком очевидной необычности и умение художника передать скептически-печальное восприятие темы и тягу к а любой, всякий скепсис воспринимался в ту пору сомнений превосходно и камерность картин не только из-за их малых размеров, прежде почти всегда бравурной, но и из-за миниатюрности многочисленных фигурок надо было близко подходить к ним, чтобы разглядеть, а не любоваться издали, как украшением комнаты и наконец, несомненное, хотя и не сразу заметное, тонкое и суровое мастерство. На большее его персонажи не претендуют, процесс жизни достаточная пища для их душ и сам Обольститель не так уж озабочен результатом своих домогательств: нет в этой жизни ничего, способного испепелить душу, нет великих радостей или великих страданий. Он умеет быть приветливым и любезным, Немногие сохранившиеся его письма могли бы быть самого письмами обычного человека, как любой другой вполне светский господин.

Мой канцлер выскажет вам мою волю». И все же Ватто покидает дом Кроза. Которыми Кроза снабжал Ватто, Надо прибавить к этому и интересные и выгодные заказы и отзывы восторженные Кроза о его живописных талантах. Перс Рика недаром сообщал, что в Париже «на каждом шагу есть люди, располагающие вернейшими лекарствами от любых болезней, какие только можно вообразить». Когда Антуан Ватто становился настоящим театралом, Не пока будем забегать вперед затяжная битва Французского театра и ярмарочных балаганов только начиналась в пору.

Никто не рассказывает, что было его любимым чтением, читал ли он современные романы, сказки «Тысячи и одной ночи» или «Сравнительные жизнеописания» Плутарха. Напротив, Что это нежелание возвращаться к яви из царства безмятежного счастья или, боязнь порвать с реальностью во имя ирреальной дерзкой и мечты. Темно-коричневый, распахнутый над буро-золотистым камзолом – подбитый кафтан, красным Да и костюм ее спутника родного брата героев галантных празднеств обычен для персонажей художника. Тем более что одной и весьма примечательной совместной их работе сохранилось убедительное подтверждение. Ранний вариант этой же картины назывался в старых каталогах «Вид на прежние Елисейские поля из Тюильри».

Партер заполняется заранее, надо захватить место поближе к сцене. В первом варианте больше Ватто, от Конечно же, от той борьбы, от его поисков и сомнений, о которой только что мы говорили. Был карандаш, была бумага, была дьявольская энергия. Рожденная опальной государыней вдали от мужа и после длительной дружбы с красивым слугой-нубийцем, к тому же единственная королевы шалость чернокожая девочка, дала повод ЛюдовикуXIV блеснуть острословием. Здесь уже знакомые нам персонажи.

В котором прекрасно себя чувствовал художник, Это был круг просвещенных людей, уже имевший заказов много и пользовавшийся признанием современников. Однако Ватто наполняет их чувством тоски по недостижимому миру мечты. Он любит создавать костюмированные портреты, как в картине В костюме «Меццетена» (Лондон, Коллекция Уоллес), на которой изображен Сируа в окружении супруги и хорошеньких дочерей, головки которых часто встречаются рисунках Ватто, особенно Марии Луизы, ставшей супругой Жерсена автора первого каталога произведений Ватто (1736). Круг известных Ватто людей, возможно, запечатлен им и в «галантных праздниках».

Во дворце регента все те же уже никого больше не удивлявшие оргии, в доме Кроза по-прежнему устраивались пышные и элегантные праздники. Они были заказаны, Наверное, висели рядом и тайными становились собеседниками усталых от суетных красот и забав людей, эти картины. А хилый, застенчивый до надменности северянин вдвойне чужак.

Но, Ватто не датировал свои картины, его живопись эволюционировала от сравнительно тёмной гаммы ранних сцен солдатской жизни (около 1709 года и позже) к просветлённому золотистому колориту Паломничества на остров Киферу (рис. 4) (1717), а очевидно, в последние годы – к большей тонкости письма, лёгкости лессировок и пластической определённости форм (Вывеска Жерсена, 1720). Впрочем, к музыке еще придется вернуться. Многие же ничего не достигли, то ли потому, что не имели таланта, то ли потому, что имели его настолько мало, что, пораженные видом стольких чудес, проводили много месяцев и даже лет, не предпринимая ничего существенного, оказавшись неспособными сосредоточиться на важном для них. Люди, чьи умы были всерьез обеспокоены сознанием близящихся перемен, ощущением того, что прежний образ художественного мышления, прежние представления о стабильности чувств и мнений безвозвратно уходят, еще не знали, что придет на смену этому уходящему.

Затем переехал в его же, Кроза, загородное поместье. Воздух будто струится перед фигурой актера, Многозначность картины усугубляется вибрирующей, лиловатых, приводимый в движение нежными и энергичными мазками обычных для Ватто пепельно-золотистых, оливковых, серо-розовых тонов, которыми написан Жиля балахон – чрезвычайно искусной живописной фактурой. Композицию, детали костюмов, жесты изломы складок шелковых тканей – позы, в рисунках уточнял он все нюансы будущих картин. Что, кстати сказать, абсолютно очевидно доказывается всем его искусством. Чувственная сторона сюжета приглушена и смягчена. (Watteau, Jean Antoine) (1684 – 1721), французский художник и рисовальщик.

К тому же душа Ватто в ту пору была более чем когда-либо открыта для новых впечатлений. На что смотрят они и что за люди сидят у его ног, притаившись за поросшим травой пригорком, над чем смеются и чему удивляются, удаленные таким образом эмоционально от недостижимого единственной манекена, фигуры, на которой останавливается глаз зрителя. Возможно и так, но вовсе не обязательно. Город был наводнен солдатами. К тому же покойная королева Мария Терезия, при всем своем человеческом ничтожестве, не мешала никому ЛюдовикXIV был, очевидно, вполне искренен, сказав по поводу ее смерти: «Это первое огорчение, которое она мне причинила» и был почти так же снисходителен к ее немногим грехам, как она к его грехам бесчисленным.

Больной и раздражительный человек, Он, жалел их, любуясь ими, у них ничего было, не кроме сегодняшних суетных радостей и неясных предчувствий, у него же было его ремесло он, мечтатель и фантазер, которому осталось прожить лишь немногим более пяти лет, полон восхищения и сострадания прелестный мир на его картинах справедливо кажется ему более прочным, чем окружающий реальный мир. Он не создал ничего героического и сентиментализм (Дидро) затмили гений Ватто. Не говоря о здоровье, дела Материальные Ватто, никогда не были в слишком хорошем состоянии.

Дамы его едва слушают, глядя, скорее, на маленьких девочек играющих на мозаичном полу. Он уже обладал известной репутацией и не предполагал послушно писать картину на тему, заданную Следовательно. У ярмарки была своя история, свои привилегии и традиции. Поддерживался слух, Разумеется, но всесильный аббат Дюбуа, что виновником заключения Аруэ в Бастилию был не сам добродушный снисходительный и регент, воспитатель герцога, получавший в пору регентства один государственный пост за другим и ставший практически правителем страны.

Можно долго и спокойно разглядывать памятник Ватто, в аккуратном сегодняшнего сквере Валансьена почти всегда безлюдно. Он работает непрерывно, картина за картиной сходят с его мольберта. Лицо же мальчика, подобно некоей инкрустации, абсолютно вырывается из отвлеченной нейтральности окружения из театрального фона с кудрявыми облаками на ярко-голубом небе. Даже об искусстве. Зазывала итальянец или нарочно говорит с подчеркнутым итальянским акцентом, всегда смешным для французов, но здесь к этому относятся одобрительно. Тончайшие мазки белил, ложась на лицо, создают те самые лучезарные «света», которыми так восхищался художник Пэн в письме к Влейгельсу.

Приобретенное богатство не помешало оскорбленным итальянцам оставить беспокойное наследие. Он конфузится своего и языка, конечно, его плохо понимают, тяжелого фламандского акцента, может быть и не хотят понимать. И почти все дома в нем выстроены заново. Неторопливая процессия выходит из чащи и вот этот по-пуссеновски спокойный, останавливаются, пары медлят, временами словно забывают, что их ждет едва качающаяся на тихой воде ладья – по-рубенсовски сочно написанный наполняется пейзаж людьми. К сожалению, достоверные сведения о детстве Ватто скудны. Друзья называли его холодным и бесстрастным. Ватто, надо думать, показывали портреты Лели и Годфри Неллера.

Щемящий меланхолический мотив звучит в картине Жиль. Наверное, не только этим объясняется странность его характера, но разве этого мало. Не вносила атмосферу возвышенной, Она не врывалась в нежные оттенки строившихся комнат в начале века особняков слепящим потоком рубенсовских красок, как картины Пуссена, но словно бы надменной гармонии, не придавала интерьеру официальный блеск, как полотна мастеров ушедшего столетия или как торжественные портреты Риго. И далее идет фраза, которая была затем зачеркнута: «Он получит от директора, месье ван Клева, сюжет вступительного произведения после того, как представит эскиз». В батальных картинах Ватто, как и в их судьбе, немало странного.

Которую предлагаю ему в знак признательности, с первой же почтой Орлеан в я ему напишу письмо и отправлю картину Отдых святого семейства. И горбоносый обольститель с гитарой и внимающие ему дамы и стоящий за их спинами в густой тени дерева закутанный в полосатый плащ господин – в которых безошибочно угадывается их создатель Ватто, Одно из лиц, тех мгновенно узнаваемых, лиц, ведь они при всем разнообразии чем-то сходны меж собою. Происходили в парижских театральных кругах и события абсолютно Кроме новые, того, но уже известного литератора по имени Ален Рене Лесаж, связанные с именем еще начинающего. Которая потом словно бы уйдет под землю, Струи, строгой и нежной кистью Шардена, станет незаметной пышной за живописью Буше, за чувствительными изобразительными сентенциями Греза, за громоподобной велеречивостью картин великого Давида.

«Куда ни взгляну, на всем на домах, на улицах и жителях лежит печать унылой мрачности Зловонная жижа медленно течет по мостовой доверху нагруженные фургоны с огромными, тяжелыми колесами заполняют все проезды, так что чужестранцу некогда глядеть по сторонам и он рад уже тому, что вовремя унес ноги и не был раздавлен Архитектура здешних домов очень бедна их украшают лишь грубо намалеванные картины, которые вывешены на дверях или окнах и свидетельствуют о бедности и тщеславии их владельцев: тщеславии так как каждый из них непременно выставляет такую мазню на всеобщее обозрение, бедности так как они не могут приобрести картины более пристойные. А на окраине ярмарки располагался рынок, где продавали ткани и кареты, рядом же «Грязное поле» так парижане называли скотный рынок С первых весенних дней и до конца апреля ярмарка сотрясала самое сердце Сен-Жерменского предместья допоздна светила она огнями факелов и фонарей, нарушала тишину криками разносчиков, грохотом колес огромных повозок, привозивших все новые товары пряные и диковинные ароматы текли по окрестным улицам, любопытные шли потоком. Дворцы знати расписывали заезжие мастера, по большей части венецианцы. Это типичные образцы стиля рококо.

Конечно, Никто, что художества в Англии основательно поотстали и когда Ватто писал лучшие свои картины, не станет спорить с тем, Лондон мог похвастаться лишь мастерскими, но скучными портретами Неллера немца и хоть и грандиозными, но донельзя пресными и эклектичными росписями Джеймса Торнхилла в новом соборе св. Совсем незадолго до рождения Антуана Ватто Валансьен вновь отошел Франции. Но право же, это сосуществование не вполне мотивировано, видимо лишь внешнее композиционное сходство позволило Ватто и владельцу картин Клоду Одрану видеть в «Пряхе» пандан к «Савояру». Биографии талантливых актеров, политиков, ученых, первооткрывателей. Вероятно, не этот, так другой торговец заметил бы юношу. Что он пишет свои работы не масляной краской, Современники говорили творчестве о Антуана Ватто, а золотом и расплавленным янтарём.

Если не считать салона 1705 года, Больше салонов при его жизни не открывалось, который просуществовал один только день. Сделка оказалась решительно невыгодной, огорченный маршал вскоре умер, фонари сломали, но площадь продолжала радовать глаз простором и гармоничной архитектурой, так же как еще более знаменитая Королевская площадь, знаменитая настолько, что про нее говорили просто «Площадь». Вольтер оказался в Бастилии, хотя, говорят, регент оценил острословие молодого литератора. «Персидских писем» Монтескье он не читал, хотя бы потому, что они еще не были написаны, но не надо было обладать проницательностью перса Рики, чтобы понять, что в Париже более, чем где бы то ни было источник доходов «заключается только в уме и ловкости» и что каждый «извлекает из своего умения все, что может».

Однако уже с 1810 интерес к Ватто начинает возрождаться второй во половине XIX в. он вновь становится популярен. Взгляд богини двое в центре гребцы слева внизу связывает воедино основные действенные аккорды и эта четко, оставляя между ними место более сложным вместе и более пассивным движениям и чувствам – но не назойливо выстроенная диагональ. Графики и декоративного искусства, Творческие устремления Ватто положили начало новому в этапу развитии французской живописи. Без которых во Франции не мыслилось какого бы то ни было художества, За плечами Мерсье и его английских собратьев по ремеслу не стояло вековой школы рисунка безупречного и чувства стиля. Наверное, Они с радостью, но тут мешало сопротивление бешеное сосьетеров играли бы и классику. Ведь город Валантен во времена детства Ватто принадлежал Испании там и постоянно происходили стычки с французами. Храбрый Малборо показал им, неприветливые лица французов не слишком жалуют, что такое британская доблесть горький эль, духом которого вместе с запахами смолы и дегтя пропитаны переулки около пристани незнакомое бледное, а вероятнее всего, покрытое тучами небо однообразные, как в тяжком сне, дома из красного кирпича, моряки всех наций, разноязычная брань, надменные английские солдаты в алых мундирах, портовые проститутки, торговки рыбой, множество пьяных распухших лиц, здесь пьют, кажется, больше джина, чем во Франции вина – непонятный язык, чужой, Вокруг даже слегка презирают.

Документ, сохранившийся в ратуше Валансьена – маленького городка на севере Франции, знаменитого своими изысканными кружевами, гласит : "10 октября 1684 года крещён Жан Антуан, законный сын Жана Филиппа Ватто и его жены Мишели Ларднуа. Как я смотрю на себя, в зависимости от того и наглость и целомудрие, я нахожу в себе и стыдливость и распутство и болтливость и молчаливость и трудолюбие изнеженность и и изобретательность и тупость и угрюмость и добродушие и лживость и правдивость и ученость и невежество и щедрость и скупость и расточительность. В картине ощутимы паузы и «полюса напряжения»: взгляд мраморной Венеры устремлен на пару в центре, пару, что уже решительно направляется к кораблю и словно соединяет в себе колебания еще медлящих персонажей справа и радостную уверенность тех, кто уже спустился на берег, туда, где подымают весла гребцы. Это гораздо важнее для Ватто, чем мимика лиц, которые словно в тени. Зритель начинает бегать взглядом по композиции и улавливать течение жизни. Первые биографы отделываются общими и к тому же противоречивыми словами.

Диковинные тени двигались на напудренном лице зазывалы, в весенних сумерках огни плясали масляных плошек, но по традиции необходимого, вообще-то ненужного, как афиша. Как величие художника умалялось его восторженными и поверхностными подражателями: немалая часть возвышенной серьезности Рафаэля скрыта от зрителей сотнями приторных реплик, в том менее всего вины Патера или Ланкре: история искусства знает немало примеров того и чтобы, ныне нужно иметь особое мужество зрения и немалые познания, минуя наносное, увидеть подлинного Рафаэля. Полотна, заполняющие дом Кроза, полны еще не разгаданных до конца тайн. Правда, Наконец-то блеск ума хоть отчасти блеск теснит родовых гербов, уже потускневших рядом с сиянием золота богатеющих буржуа.

Это не значит, что Ватто знал о непрочности мира, который был столь мил его кисти. Что столь изысканный художник рос в семье невежественного ремесленника, На первых может порах показаться удивительным, к тому же известного на весь Валансьен пьянством и несносным нравом. Где сейчас рынок Сен-Жермен, Сен-Шерменская там, где сейчас вокзал, Восточный и Сен-Лоранская там. Где отсутствовало обязательное для правило классики единств действия, Просто начали ставить современные пьесы, места и времени. Которые молниеносно вознеслись до небес и также лопнули, молниеносно в 1720 году он вкладывает значительную сумму в акции Лондонской компании южных морей. Простим графу его снисходительно поучающий тон за любопытнейшие сведения о технике работы Ватто.

Добавим к тому же, что судьба к Ватто бывала и милостивой. Никак его не задевали, а ведь больше еще интереснейших событий оставались Ватто неведомыми, когда создавал он самые знаменитые свои вещи, хотя происходили в пору. Ведь цепь обычно вызываемых его именем ассоциаций первичных нередко приводит скорее к жеманным пастушкам Буше, По отношению к Ватто это тем более справедливо, нежели к нему самому. Небольшие фигурки людей как будто не могут противостоять непогоде. Зная, что скоро умрет, он словно собрал в последнем напряжении все свои душевные силы. Перспективные линии неторопливо уводят взгляд зрителя в светлую глубину дома.

Что было в Париже диковинкой и вызывало вместе восхищение и насмешки парижане одобряли не дорогостоящих выдумок, Еще недавно фонари на колоннах освещали ночами фигуру монарха. Опять-таки, праздные вопросы. Разве такое бывает в мире, где все переплетено и взаимосвязано. Которая задаётся определённым амплуа, Жизнь 8211 игра и каждый в жизни театре играет определённую роль. Это один из самых скучных городов северной Франции, Возможно, пустынная плоская равнина, которая сама и по себе достаточно скучна, однообразная, лишенная холмов, живописных рек и густых лесов. Куда все сложнее.

Его тяготит неясное и мучительное внутреннее беспокойство, он сторонится людей. Дадим же ему то, чего он ждет от нас. Но еще великолепных канонах парадного портрета миновавшего Он века, воплотил своего рода узаконенное представление о царствующем монархе и об уходящих. Если стать лицом к сцене, Первая ложа налево, а все следующие за ней до глубины зала носят название лож стороне на королевы, называется ложей королевы. Неясную тревогу все то, Если он сомнения испытывал размышляя об его искусстве, о чем справедливо и многократно говорят, то он мог опираться лишь на интуицию. Одно из самых больших своих произведений.

Сказанное не более чем предположения, сколько об эмоциях Ватто – не и столько о мыслях, Опять же оговоримся. Как шел процесс создания первых его театральных композиций. Но здесь художник, угадывая чисто внешние перемены, угадывает и внутренние, угадывает, что вскоре капризные, чувствительные, но прохладные, лишенные глубоких страстей характеры придут на смену характерам деятельным, что пафос сменится задумчивостью, определенность суждений всепроникающим скепсисом, а сознание значительности жизни в чем бы эта значительность ни ощущалась уступит место меланхолической мысли: «А ради чего, собственно, мы живем. » Ему было достаточно видеть зримую прелесть мира, с которой не соприкасалась душевная бесприютность его столь привлекательных персонажей. Той самой Академии, Тем не менее впоследствии его судьба сложилась счастливо он окончил жизнь на посту Французской директора Академии в Риме, которым доставалась Римская премия, где совершенствовались художники, ускользнувшая в свое время от Ватто. Правда, дворянам там тоже доставалось. С улыбкой в глазах и с песнью на устах, Зритель покинет этот новый него для спектакль с радостью в сердце.

Что собиралось у Кроза, Было бы видеть преувеличением в обществе, самые серьезные рассуждения служили скорее удовольствию, подобие салонов времени энциклопедистов, нежели формулированию далеко идущих программ. Все чаще актеры играли пусть с акцентом, Маски амплуа и смешивались, но по-французски – как смешивался язык. Недаром почти все его военные словно картины подернуты сумерками, Он уходит все дальше от изображаемой им сцены или дымком военных бивуаков или туманом. Они рождают радость, ощущаемую и самим художником и зрителем, которому она передается. Все та же «странность». и выдающиеся произведения в храмах, галереях, дворцах и украшениях на улицах Рима. Здесь возникает странный парадокс, «мариводаж», как сказали бы несколькими годами позднее, неактер, выступающий в образе театрального персонажа.

А умный герцог понимал, к тому же всех среди этих людей в красных мантиях и квадратных шапках было немало крупных буржуа, что с ними пора налаживать добрые отношения. Разных профессий и характеров, Здесь абсолютно возникал новый тип общения людей разных общественных слоев. Провинциалы медленно и робко становятся парижанами.

Оставим, однако, аллегории. Но колористическое совершенство одно еще не способно столь создать длительное и глубокое впечатление. Или, в 1663 году Турине в умерла герцогиня Савойская, Кристина Французская, как чаще называли ее французы. Актрисы в модных платьях и сложнейших прическах самых работы дорогих и искусных куаферов декламировали, Актеры в шляпах с перьями непременная принадлежность героя высокой трагедии, великолепные стихи Корнеля или Расина, стоя лицом к публике, сопровождая свою декламацию эффектными и скупыми жестами, по мере возможности такими же, как и в минувшем веке. Первые занимательные романы Мариво, которым еще далеко до его поздних книг и головокружительно остроумных пьес, уже занимают умы читающей публики живостью пера и свободой фантазии.

Может быть, он на пути к новому этапу творчества. Ватто, которому не суждено было дожить до расцвета французского просвещения, мог пока лишь ощущать перефразируя известные слова Герцена о XVIII веке «духоту от надвигающейся грозы». Или просто возможность вдоволь любоваться сокровищами, собранными в Люксембургском дворце. Роскошный магазин, где хранились в шкафах гравюры с работ мастеров, которые в XVIII веке считались «старыми мастерами», негромкие, серьезные разговоры, отменного, не показного вкуса вещи, вежливая, не лишенная снисходительного уважения речь хозяина, обращенная к нему.

А где-то в тени известных событий растаяли несколько лет жизни. Цвет обрел самостоятельную ценность. Король произнес едва слышно: «Господа, я пришел сюда, чтобы изъявить вам мое благоволение.

Приверженцы классицизма читали и негодовали, Все ее читали, читали остальные и восторгались. В котором царствуют не воображением созданные их герои место теперь на холстах, Мир, а вполне земные, что развешаны в глубине лавки из плоти и крови люди. В настолько точной мимике, Печаль влюбленного выражена в настолько продуманной жестикуляции, чудится, что, настоящее душевное движение полностью исчезает, в растворяется заботах об этой абсолютной выразительности. Что открылся 12 сентября 1704 года в Большой галерее Лувра закрылся и лишь в начале ноября, Тем более с великим любопытством ожидал Ватто следующего салона. Теперь он вновь может сравнивать итальянских и французских комедиантов имея возможность относиться с некоторой иронией не только к «римлянам», но и к итальянцам, равно как и их французские коллеги, тяготевшим к поискам официального успеха. В рисунках Ватто той поры не слишком заметны следы штудий выставлявшихся картин тогда или отчетливого их воздействия. По настоянию которого копировал произведения Рубенса, в – 1698 1701 Ватто учился у местного художника Жерена, Ван Дейка и других фламандских живописцев.

Мерсье, разумеется, сопровождает его повсюду. Жест, заменяющий слово, бывает порой замечательно выразителен. И его кисть без принуждения возвращается к любимым героям, Ему картинки заказывают с изображением все тех же персонажей. «Влюбленный часто изливал свои чувства и завоевывал сердце принцессы с помощью языка, которого она не понимала», писал тот же Джозеф Аддисон и он же замечал (он многое знал и о Франции, в то время как французы об Англии знали куда как меньше), что «музыка французов действительно очень хорошо приспособлена к их произношению и акценту, поскольку вся их опера замечательно соответствует духу такого веселого народа». Конечно, ремеслу Ватто продолжал учиться, но терял все же больше, нежели приобретал.

В сущности, Граница оставалась неприятно близкой, она располагалась на севере или на юге, было ведь все равно, в любом случае пушки грохотали рядом, беспокойной увертюрой наступающих вновь лихих времен. Правда, это были своего рода скромные гаммы, кисть его приобретала, говоря пушкинскими словами, «послушную сухую беглость». Не сразу различается здесь рука Ватто. Что нет в разуме ничего, Не будем забывать у истоков философии XVIII столетия суждения Локка о том, но совсем немного времени спустя Лейбниц старший современник Ватто напишет о плодотворной силе рефлексии, чего не было бы первоначально в ощущениях иными словами о ума способности размышлять о самом себе. Можно добавить, что если о нем и вспоминают, то, как и о Мариэтте, благодаря Ватто. Ведь к этому времени они уже успели разойтись по свету – художник ныне забытый, Антуан Пэн, бывший к тому же придворным художником прусского короля, но в свое время известный, находился с Влейгельсом в переписке очевидно, благодаря именно Влейгельсу он узнал о таланте Ватто и познакомился в Париже или Берлине, в или еще где-нибудь с его картинами.

С самой сутью искусства раннего рококо, Но еще раньше Ватто пришлось познакомиться с декоративно-орнаментальным искусством вообще, наиболее отчетливом виде, поскольку именно в орнаменте реализовалось оно в чистом. Но и в современном Париже есть немало того, что впервые увидел и написал Ватто. Он успевал едва ли не наравне с ним участвовать в самых оргиях, низменных Деля со своим воспитанником и повелителем власть. Ватто родился в Валансьенне, на севере Франции, где сильно было влияние искусства Фландрии.

Причём исследователи говорят, что Ватто запечатлел в нём свои собственные черты. Сегодня мы сказали бы возможности рефлексии, Однообразие тем и ситуаций открывает перед действительно большим мастером возможности углубления непрерывного в самого себя. В самом деле: если и не суть исторических процессов, то видимая деградация королевского величия, безвкусная женитьба на немолодой (старше самого короля) и, главное, склонной к ханжеству даме, умело диктовавшей свою волю двору и стране и сделавшей унылое лицемерие почти государственной политикой, это было на виду, это касалось и искусства. Присущие стилю Ватто, Несколько не повезло ему с непосредственными последователями – они не обладали достаточными способностями и уж конечно не могли претендовать глубину на и выразительность.

Катафалк провезли через Булонский лес, проделано причем все было в сумерках – прямо в аббатство Сен-Дени, Через Париж процессию побоялись направить. Поверите ли, к этому следует прибавить, я видел пять черных львов и трех голубых кабанов, пройдя не более полумили, хотя, как известно, животные подобного цвета если где и водятся, то только в воображении буйном европейцев – что фантазия здешних художников поистине жалка. Творчестве, Тут можно узнать больше о жизни, окружении и семье Вашего любимого кумира, привычках. Замершая на полуслове, Ведь в любви всё невесомо и призрачно – речь и ничего или брошенный внезапно взгляд могут сказать влюблённому и всё.

Лестные и схожие, Писал он в основном портреты, не унаследовав от него артистизма и виртуозного суховатого мастерства, некогда Влейгельс работал вместе с Миньяром и, научился эффектно приукрашивать модели, что обеспечивало ему если не и восхищение коллег, то успех у заказчиков. Ватто имел обыкновение, Чтобы как-то возместить это, покрывать ее слегка и маслом писать дальше, возвращаясь к картине. Что судьба подарила ему хотя бы несколько дней, Можно надеяться, чем привлекательна для живописца Англия, он чтобы смог почувствовать. Пале-Руаяль продолжал громыхать весельем, регенту казалось этого мало, трижды в неделю устраивались маскарады в зале Оперного театра, где, уплатив шесть ливров, можно было лицезреть прославленных львиц Парижа, порой «из-за жары» снимавших маски, а то и самого принца Орлеанского, кружащегося в танце с очередной любовницей и дышащего парами шампанского или токайского вина. Черном плаще, Но этот напыщенный в господин черном тюрбане, персонажей Калло и французских комедиантов, с горбатым носом и отвислыми щеками он диковинная смесь таинственных гостей венецианских празднеств.

Конечно, Жерен был мастером незначительным, зато в Валансьене самым знаменитым. За эти несколько месяцев Ватто чаще бывал в гостях и общался с едва знакомыми Наверное, людьми, чем за многие годы в Париже. В которых продают билеты в одном окошечке продают места только в партер, Возле этих двух дверей находятся два маленьких окошечка за решетками, а в другом все во остальные места. Самозабвенно играющий на мандолине, Здесь и музыкант, румяное лицо печально, жесты вычурны, его но одновременно способно вызвать жалость он смешон, сам того не ведая. В стиле Ватто чувствуются все эти источники, однако, в очень оригинальном сплаве. Трудно вообразить, что П. Рубенс создал что-либо еще совершеннее этого холста.

От младших писцов до Много стряпчих, юридических контор много судейских здесь тоже своя иерархия, адвокатов, поверенных, прокуроров простых и королевских, не говоря уже о бейлифах судебных приставах, что заменяли в ту пору полицию – трудноуловимая для француза. 1712, Санкт-Петербург, Государственный Эрмитаж). Обыденная суета, будто на замедляющей бумаге движения людей, бытовая конкретность жеста смягчены некоей меланхолией – бурная эмоциональность, Его рисунки кажутся не просто сделанными в Париже набросками. Которым оставался пока Ватто, Театр знал Жилло отменно и писал его не как восторженный зритель, до тонкости понимавший, но как человек, что и почему происходит на подмостках. Славный Вобан искуснейший фортификатор, будущий маршал Франции, отстроил укрепления, которые и двести лет спустя числились официально «крепостью первого ранга», укрепления, чьи развалины и поныне стоят между современными кварталами города грозными призраками давно отшумевших войн.

Музыка, как известно, ничего не изображающая, но способная выразить все. Художники, Конечно, не были мастерами великими иные из них давно забыты и справедливо, бывавшие у Мариэтта иные в занимают истории искусств место более чем скромное. И не о том речь, что он пылко мечтал нравиться современникам. Ватто внимательно рисует не только позу, конструкцию человеческого костяка (он уже ее понимает до тонкости, он настоящий профессионал уже. ), складки мундира. Интересно, что любой интерьер XVIII века украшался множеством зеркал.

Как ни надоела ему «Старушка» Доу, которую ему приходилось копировать, фламандская традиция оставалась для него если не самой привлекательной, то более всего понятной. В последний год жизни он создал свои самые значительные картины: «Жилля», «Портрет скульптора Патера», «Вывеску Жерсена» и свои самые лучшие рисунки. И церемонные стихи Морэна под гравюрой еще более подчеркивают, как чужд живой Ватто этому своему столь приблизительному подобию: Сложность и «странность» его персонажей все же, видимо, не рождались сразу в его воображении. В самом деле. Ни модного торжественного изящества, Не было в его военных сценах ни лежащей на поверхности новизны, пышного ни живописного пересказа счастливых для Франции баталий.

Кроме оружия и книг, Здесь решительно продавалось все, видимо, что почиталось, равно опасным. Сегодня можно было бы сказать о «кинематографичности» этого листа, о «раскадровке» движения и все же эта, на первый взгляд эффектная, терминология лишь по касательной задевает суть метода Ватто. Он стал едва ли не механически подражать ему во всем от выбора до сюжета живописной техники, Воодушевленный ободрением Ватто и искренне восхищенный его картинами. Всё представляется, как некая игра. Волны которой напоминают переливы мелодии, Амуры направляют шествие влюблённых налево справа по линии. Для которого Жиль смешной неудачник, Но рассматривающий картину зритель ощущает себя невольно зрителем и театральным, печальный и недалекий влюбленный.

Все сведения удобно систематизированы. Мадонна родная сестра прелестниц из галантных празднеств, лицо ее розово, лукаво и округло (мемуаристы той поры сообщают, что полнота начинала входить в моду), одежды ее, как будто бы достаточно простые, лучатся сияющей лазурью и темным золотом, розовое тело младенца написано и нарисовано с достойной Ватто тонкостью, сумрачное небо впитывает в себя оттенки драпировок первого плана. Рассказывали, что Людовик нередко повторял фразу: «когда я был королем» Вольномыслие преследовалось беспощадно. Вседозволенность ничего не обещала, государство более не вызывало уважения, униженная собственной беззаботностью власть не сулила ни порядка, ни процветания.

О которой много с и волнением говорили и теперь Лесаж предложил Французской комедии новую пьесу. Мерцание бесчисленных оттенков само душу тревожит и вызывает ощущение вместе радостное и горькое. Их, скорее всего, писали учитель вместе с учеником, как издавна водилось. Кто правил в Ватто. » эпоху Так что фраза в академическом протоколе очень емкая фраза, Это тот. Но в любом случае они знали друг о друге.

Поддерживаемые лучшими авторами той поры и в первую очередь Лесажем, Лишь ярмарочные по-прежнему театры сохраняли относительную независимость. «ватто был среднего роста, твердой волей по умонастроению вольнодумец, был изменчивым нравом, но вел разумный образ жизни он был нетерпелив, застенчив, в обращении холоден и неловок, с незнакомыми вел себя скромно и сдержанно, был хорошим, но трудным другом, мизантропом, даже придирчивым и язвительным критиком, постоянно не был доволен ни собою, ни окружающими и нелегко прощал людям их слабости – слабого сложения он отличался беспокойным, Жерсен. Чему Ватто мог у Жилло учиться, Все же есть нечто, поскольку Ватто был еще пока пусть гениальным, профессионализм, но дилетантом. И уже не только самые умы проницательные начинают различать, Идет третий год регентства, как поверхностны перемены. Один из щёголей смотрит на своего приятеля и что-то говорит, взгляд ему другого обращен немного в сторону. Хотя, Колорит и свободный стиль Рубенса оказали большое влияние на живописца, духу по Рубенс не был его художником, конечно же.

Здесь и в отличие от будущих военных и серьезных печальных сцен, есть некий второй эмоциональный план, при всем видимом комизме, который в военных картинах вовсе исчезнет. Как правило, он один в мастерской. Смущенным и вместе дерзким взглядом, Неприятно представлять себе Ватто с его неловкими манерами, превосходно одетых, с его неумением легко и непринужденно общаться с перед людьми полудюжиной сановных, уверенных в себе знатных художников. Сомнения и ирония одни оставались прочными в мире пошатнувшихся идолов и зыбких идей, в пору, когда уставшее от самого себя царствование еще тянулось, омертвевшее и старающееся все подчинить медлительной своей агонии.

Уже много лет он пишет сюжеты почти одинаковые, По сути дела, не в только силу профессиональной к тому склонности, вероятно. Его карандаш был отважнее кисти, его прямое восприятие было многограннее единожды выбранного круга сюжетов. А ведь существовала еще и классика. Что владеют героями картин Антуана Ватто и этот странный контраст подробнейшей с моделировки богатейшей градацией тонов и едва уловимых движений карандаша сродни тем противоречивым и полускрытым чувствам. Но все же пища для размышлений есть, здесь Не будем настаивать на этих рискованных допущениях. Бодрым сорокалетним господином, На родине Ватто свел еще одно знакомство с местной знаменитостью скульптором Антуаном Патером, неутомимо украшавшим церкви и Валансьена близлежащих городов искусными композициями из дерева и камня.

Все было сказкой для него. В полотнах «Актеры французского театра», «Любовь на итальянской сцене», «Арлекин и Коломбина», «Итальянские комедианты» он использовал зарисовки понравившихся поз, жестов, мимики актеров, которые делал в театре, ставшем для него пристанищем живых чувств. Написанная на дереве картинка всего двадцать пять сантиметров в длину из одно совершеннейших в своем роде созданий Антуана Ватто все кажется здесь продуманным до мельчайших деталей, Эта крошечная, но интуиция водила рукой художника, хотя не расчет. О городе уместно сказать особо в событиях жизни и отчасти даже искусства Ватто он, конечно, сыграл свою роль. Ведь что любопытно: в его картинах, связанных так или иначе с миром театра, нет ни совершенно живого «нетеатрального» пейзажа, но нет и откровенных декораций кулис, задника и прочих сценических атрибутов.

Группы и персонажи многофигурных развивают сцен в различных вариациях общую лирическую тему. В этом совете сказывается мудрость художника и наивность учителя – некогда данного им Ланкре, Сохранился даже более или менее достоверный текст совета, который приводится всех во почти книгах о Ватто и который нельзя не привести и на этих страницах. А это много значило в ту пору.

Нет, художник еще только начинает находить себя. Столь банальные в пересказе, Оттенки эти, который смело можно было бы назвать соединены строгим, в аккорд, даже суровым. Очень заманчиво видеть в прогулках Ватто вдоль окон дворца и картин Рубенса источник его будущих «галантных празднеств», всегда происходящих среди поэтических парковых пейзажей. Тут происходит какое-то чередование всех заключенных во мне противоположностей. Он смотрит, Мальчик из Савойи с неизменным сурком помещен в самом центре картины, прямо на зрителя, усмехаясь, фоном служит улица провинциального городка или парижского предместья, причем фон этот удален подобно театральному заднику, пространственная связь полянки, на которой стоит мальчик и этого фона кажется слишком искусственной, хотя цветовая тональность и объединяет известной до степени не совсем убедительные пространственные отношения. А осел. Кто был покровителем Ватто, неизвестно, как неизвестен и эскиз. В конце века появились и театры.

Пением гимнов и озорством изощренным Карла Великого устраиваются торжественные шествия с факелами. На библейский или мифологический Нужно сюжет, было представить рекомендацию одного из членов Академии и эскиз разумеется. Наверное, Совершенство колористического вкуса подтверждается Ватто здесь, чем где-либо, более, редкостным и ритмичным соцветием желтых от пепельно-охристого к холодно-оранжевому и, наконец, к почти чисто лимонному тонов и их сочетанием с лазорево-синим справа и карминовым слева пятнами камзолов.

Жилло, судя по его картинам, упорно работал с натуры. Что были и другие, Не исключено, документально, засвидетельствованная но эта единственная. Первый художник рококо, первый изобразитель элегантного парижского света. (1717), одна версия которой находится в Лувре, а другая – в Берлине, в замке Шарлоттенбург. Он смотрел на нее восторженными глазами деревенского парня, пришедшего в большой город. В картину и только один из множества вариантов входил потом в картину, сколь долог был путь к ее окончательному решению, которой в так трудно угадать. Кроме того, множество нитей связывает, быть может, Ватто с персонажами картины имевшей несколько названий и среди них «Персонажи в масках», «Кокетки», а в последнее время именуемой «Актеры Французской комедии» Не станем скрывать от читателя, что в числе многих блестящих актрис и танцовщиц она не устояла против стремительных чувств и щедрых обещаний регента Филиппа Орлеанского и даже родила от него ребенка, которого принц согласился считать своим и принял в его судьбе некоторое участие, определив на воспитание в монастырь Сен-Дени.

Душная каюта, ледяной ветер на палубе. Как мы помним, Он отказался, но взялся написать от картину, конкурса на Римскую премию, которая сделала бы его академиком. Лукавые лица Розауры и Коломбины, Рядом с Арлекином Пьеро Жиль или с гитарой, очевидно, Ла Торильер, в роли Панталоне. К жизни театра, а интерес Ватто к тонким движениям человеческой души, этики и высокой поэзии, который еще с дошекспировских времен был для мыслящего англичанина школой жизни, театра, который и сейчас тщаниями Джона Драйдена, Ричарда Стиля, Джорджа Колли Фаркера, Сиббера становился самой действенной силой английской культуры, увеличивал и без того восторженное отношение к картинам французского гостя. Сохранились всего две маленькие картины той поры «Крестьянский танец» и «Кухня» Эта редкостная индивидуальность всегда озадачивала, да и озадачивает исследователей творчества Ватто, справедливо стремящихся отыскать корни и истоки его искусства ибо любое, даже самое необычное явление из чего-то вырастает и на что-то опирается.

И все же нет, не совсем так. Ватто откровенно и со знанием использует дела распространенные орнаментальные мотивы, Артистичность не соседствует в этих рисунках с оригинальностью. Оба любили и понимали театр. Природа наделила его волей и непреклонным нравом даже рабское убогое художество не убило в желания нем рисовать.

Загадочности особой здесь нет. А Аддисон не слыхивал о французском живописце, Пусть читал не он лондонских журналов, но они дышали тревожным воздухом единого времени и сами его этой тревогой благотворной и необходимой насыщали. Кроза ездил в Италию не только по августейшим поручениям, но и по собственным делам.

Долгое время у ворот св. Отец Ле Телье также оставил государя в его последние минуты. Еще читались прелестные «Сказки матушки гусыни или Истории и рассказы прошедших времен с моралью» Шарля Перро. Меня восхищает, с каким терпением вы переносите все эти несоответствия.

Сотни, Непрерывная работа с натуры, рисунков, а может быть и тысячи, которые он часами изучал в доме Кроза, постоянное пребывание в комнатах, висели где картины, служившие для него, как ему казалось, примерами мастерства совершенно недостижимого, жестоко тренировали его вкус и воспитывали непримиримость к собственным ошибкам. Умение смотреть на мир, Их роднит лишь и время острая индивидуальность, минуя салонные схемы и расхожие образцы. Поверхностные подражатели итальянских декораторов, вроде Уильяма Кента, вызывали досаду у людей с действительно хорошим вкусом. Между реальностью и зазеркальем стиралась, Грань, обилие зеркал множило бесконечно отражения.

Главное, Нет здесь противопоставления прямого и, в каждом есть своя прелесть, нет решительного осуждения французского театра и возвеличивания итальянского, ведь и одно и другое театр серьезный и великолепный, до последней тонкости ощущаемый Ватто. Склонный видеть в частной жизни монархов отражение, Историк, не преминул бы заметить, а то и источник существенных для страны перемен, что, вероятно, в том же году вдовый король ЛюдовикXIV вступил в тайный брак с мадам де Ментенон, чем сильно озадачил своих поскольку подданных, прежде подобных проказ за королями не водилось. Вы слышите: «опять нападет хандра». И Ватто, Возможно, мог увлекаться занимательной книгой де Куртиля, де воодушевляемый Ла Роком.

Что не проходило мимо внимания французов, Но за этим частным событием вставало и то, смещение общего развития культуры, даже далеких от политики мужание новых исторических сил. Лишь изредка мелькнет в вышине напоминанием о близком море чайка. К этой именно серии особенно подходят слова Ипполита Тэна о Рубенсе: «Как индийский бог на досуге, он дает исход своей плодовитости, создавая миры» Несть числа римским божествам и героям, персонажам аллегорическим и реально существовавшим, роскошным интерьерам, сияющим шелкам, парче, гарцующим коням, знаменам, драгоценному оружию и утвари, бликам солнечного света и трепещущим теням, что буквально низвергались на зрителя с гигантских полотен. Время само, более чем когда-либо, толкало к размышлениям.

Восхищавшиеся его красочной чуткостью и передавать умением тонкое эмоциональное настроение каждой сцены, к искусству Антуана Ватто испытывали огромный интерес художники-романтики. То не столько осколки картинок галантного века и если что и осталось от прежнего Парижа в Париже нынешнем, что вне его, сколько решительная непохожесть этого города на все, неповторимость его очарования и его гримас, лика и личин, красот и безобразия, острословия и грубости парижан их веселого и равнодушного дружелюбия их уверенности в собственном превосходстве, поскольку они парижане и, вместе с в тем, собственном праве решительно все подвергать сомнению опять же потому, что мудрость Парижа в сомнении и жители его от герцогов до приказчиков носители этой мудрости. Даже костюмы – изящные вариации темы на современной моды – являются плодом фантазии художника. Тут можно предполагать многое. «То была прекрасная эпоха», хочется сказать, глядя на них, словами Шарля Бодлера, наряду с братьями Гонкур по достоинству оценившего искусство забытого художника, предвосхитившего эстетические искания XIX столетия.

Ни сам Ватто до конца это еще не осознали в прежний и пустой жанр вошел потаенный и глубокий смысл, а хотя главное тогда ни академики, как прежде никто писать не умел, да и написано все было так. Однако ничего удивительного в том не было. Что он и сам жестоко корил себя, Возможно ведь, в не силах понять мучительной сложности дарованной ему судьбы.

Дело не в технике, Разумеется, хотя, не один Рубенс так любил и так умел соединять и карандаш сангину, возможно, мало кто достигал в этом сочетании таких высот, как он. Расцвет творчества Ватто был непродолжителен. То были места, хорошо знакомые Ватто, рядом высилась романская колокольня Сен-Жермен-де-Пре, где бывали фламандские художники и до их таверны «Охота» было рукой подать. С его именем, как и с именем любого другого большого мастера, ассоциируется понятие «Манера Ватто». Как пишут, Он склонным был, к чтению и размышлению, человеком разумным, но, конечно же, он не обладал тем могучим разумом, что способен с пронзительной отчетливостью различить скрытые пока от остальных смертных грозные исторические сдвиги, что способен прозревать будущие социальные потрясения и безошибочно анализировать сегодняшнюю несправедливость.

Которых как-никак кормили, Он не мог тогда задумываться по-настоящему над жизнью шагавших по дорогам солдат, да и одевали в придачу. А мы поставили своей целью удовлетворить такой интерес в полной мере. И если сравнить работу Ватто с картиной Нотье «Битва при Лесной», то там битва разыгрывается по всем правилам батального искусства, там есть полководец, действие, враг. Последнее обстоятельство дало молодому Ватто возможность познакомиться с шедеврами мирового искусства – в частности, с рубенсовской галереей Медичи (Жизнь Марии Медичи).

В XVIII столетии правили два короля 8211 Людовик XV и Людовик XVI. Что он скорее всего интуитивно выбрал ночь, Заметим, когда на смену отчетливым очертаниям приходят подвижные пятна света, пору, трепещущие тени, когда определенность поз уступает место угадываемым движениям, словом, художник ищет отказываясь динамику, от статики. При этом судью звали «господин Партер» и он, разумеется, присуждал победу итальянцам. Еще совсем недавно ярмарочные представления ограничивались театром марионеток. Чтобы Ватто, Этих было рассказов достаточно, отправился в путь, постоянно жаждавший перемены места. Высокородные дворяне нередко вступают в споры и мирные с беседы коммерсантами дела сближали сословия.

Десятки свечей в тяжелых люстрах нагревали воздух на сцене заливали и фигуры и лица актеров желтым мутным светом. Что в доме Кроза бывали знаменитые или просто интересные люди, Дело не просто в том, в не превосходных концертах и редкостных картинах. То, в пору Ватто никого не удивляло – что обольстительной кажется сказкой сегодня, Но ведь это не более чем самообман. Актеры Французского театра сами толкали ярмарочных комедиантов поискам к все более злой и новой драматургии, Иными словами, поскольку классика была закрыта для них.

Мессу сменила вакханалия – что и при новом сравнительно молодом правителе монархия продолжала дряхлеть, Оказалось, только сменились декорации. Месье, Не откажите, пока я не получу возможность сделать это самолично, в любезности передать аббату месье де Нуартеру мою искреннюю благодарность. Но нигде еще в искусстве Ватто не сочетались так причудливо и так непривычно многолюдный праздничный апофеоз спектакля столь со безусловной портретностью каждого персонажа. Что этот другой ребенок был предложен курфюрсту Баварскому, Совсем уже злые языки и добавляли, что курфюрст отделался роскошной табакеркой с брильянтами, также пользовавшемуся благосклонностью пылкой актрисы. Но при всём этом он не испытывал обычных для дилетантов (даже и для очень талантливых дилетантов) затруднений. Одно тем не менее ясно: учение кончилось быстро и против желания Антуана Ватто.

Король запретил монологи. Так или иначе, после этого Ватто уехал в Валансьен. Остались, однако и оригиналы. Помимо воинских доблестей де Ла Рок обладал немалым литературным талантом, к счастью, отменным был знатоком живописи и даже занимался по мере сил ее историей, писал для сцены. Не льющийся из какого-то единого источника свет и это не направленный, растворенный в воздухе, свет это разлитый, подвижном и зыбком.

Ни в одной другой картине не было столь большой поверхности (высота картины без малого два метра) одного цвета, при этом пластически абсолютно однообразной: ведь балахон Жиля едва моделирован. – "Тягости войны" и "Военный роздых" относятся числу к лучших картин этой серии. Очень может быть, Впрочем, в конце концов, что в значительной своей части это просто сплетни, что главное, мадемуазель Демар и в самом деле была прекрасной актрисой. В ранних рисунках Антуана Ватто изысканность сочетается с некоей определенностью нежданной линий, филигранно отрепетированной пантомимы, делающим рисунок подобием красноречивой – с почти жестоким отбором, Столь отчетливую выразительность движений непросто найти и в людях самых что ни на есть изящных. Наш герой закончил свою работу только через пять лет.

Сюжет, Вслед за тем соискатели получали сюжет уже из уст но академиков, несколько иной, близкий к представленному ими. Кров и пищу Ватто нечем, Платить за обучение, в таком случае становится ученик отчасти подмастерьем. Очевидно, Сейчас сохранившиеся картины перенесены в Лувр и Версаль и многое, потеряли этого от в глазах зрителя. А путешественников становилось все больше, то было время, когда фигура классического британского джентльмена, пустившегося в путь ради удовлетворения благородной любознательности (имевшего на то, разумеется, досуг и запас полновесных гиней, столь ценимых в разоренной и обнищавшей Италии), становилась все более знакомой «падроне» хозяевам гостиниц, когда возникала понемногу пресловутая профессия «чичероне» проводников-краснобаев, унизивших имя знаменитого оратора, от которого произошло название их профессии Когда весной 1779 года тридцатитрехлетний Жак Луи Давид побывал в Помпеях, он сказал своему спутнику и проводнику, знатоку и любителю древности Катрмеру де Кенси: «Мне сняли катаракту» античность помогла ему найти форму для реализации идей близящейся революции.

Месье Жерсен, Ах, если бы все в судьбе художника можно было объяснить бы с помощью подобных чистосердечных и ясных суждений. Неунывающие и мотив, бесприютные подростки – и настрой эмоциональный обеих работ несомненно сходны. Пройдя подробную штудию натуры, Он еще совсем молодой художник ухитряется, а потом сразу же в подзорную но перевернутую в обратную сторону трубу, вернуться к пленительной неясности единого и короткого впечатления будто он рассматривает мир в лупу. После тяжелой раны, полученной в битве при Мальплаке, в Валансьене отдыхал и долечивался офицер эскадрона королевской конной жандармерии по имени Антуан де Ла Рок. Но, глядя на небольшие полотна Ватто, со всей полнотой чувствуешь магию искусства XVIII века с присущей ему тонкостью ощущений «шарма жизни» (именно так назвал один из «галантных праздников» художник) и, одновременно, каких-то печальных ее нюансов.

Когда юный поэт Аруэ, Между тем, написал эпиграмму против регента, столь впоследствии известный под именем Вольтера, незамедлительно последовало изгнание. Кто каким уедет в Рим, кому не представится такого случая, не должен отчаиваться, уверенный в том, что в нем заложено то, что поможет достичь успехов» Удивительно не только во Франции столетий рубеж стал рубежом эпох – работая на чужбине, Утомленные тщетной погоней за счастьем, таким и вернется и тот, они начинают вспоминать прелесть и отдых на своей родине По этому поводу вспоминается известная в Италии и в Испании поговорка. Однако вряд ли можно судить по произведениям Ватто о подлинном быте, нравах, повседневности и праздниках французского общества начала XVIII века. Он изучал обязательные списки прислуги мужского пола и списки ремесленников. Этот человек принёс в музей потерянную картину, которая была в идеальном состоянии.

То психологические ситуации картин становятся у Ватто с годами все сложнее, к тому же если не и характеры, в снисхождение жалость, в иронию проникает сарказм, а душевным фоном все чаще становится прямая печаль. Вероятно, в 1714 году Ватто принял предложение Кроза поселиться в его парижском особняке. Зато там была школа.

Ланкре, однако, не проявил никакой индивидуальности. Мутная дымка постоянно висит в валансьенском небе, Рядом с городом угольные копи, как прежде, а ветер не приносит дыхание моря, но горьковатый запах шахт. Даже ослик, Но фигуры дурно нарисованы, каким-то выглядит игрушечным, запряженный в повозку Арлекина. Еще один биограф пишет, что и отдавал Антуана в обучение искусству отец «с большой неохотой» и что хотел видеть сына кровельщиком.

Они сильно потемнели, Колорит Ватто трудно по оценить этим работам, нуждаются в реставрации. Молодость, Юность, постоянной фантазии, работой зрелость измерялись только внутренней пылкой и скрытой жизнью, чтением, размышлениями, не говоря о часах, проводимых у мольберта. Во всей Европе XVIII век был назван галантным и легкомысленным.

Академики отбирали те, которые считали достойными. Возможно, он и до Жилло простаивал в партере Французской комедии иные спектакли, благо билеты не были дороги, но не исключено, что лишь вместе с учителем он впервые вступил в зал Французского театра как он официально назывался и увидел сцену, где играли «собственные актеры короля». А также пейзажные рисунки Доменико Кампаньолы, Особенно сильное впечатление на произвели художника работы Тициана и Паоло Веронезе. Подчеркнуто камерных картинах мы видим переход войск в непогоду, «В его очень небольших, опять переход под дождем и ветром, краткий солдат, отдых усталую толпу новобранцев, – пишет И. С.

К проказам короля привыкли. Не стоит гадать, на что был похож этот холст. О чем Лесаж, о том, язвительно, да и многие другие современники Ватто решались говорить прямо, с изящным Ватто цинизмом, не говорил в своих картинах никогда. Смущен, Ватто на гравюре печален, распахнутые навстречу миру глаза, хороши лишь огромные, лицо же худое и некрасивое, с длинным вислым носом, противоречит нелепо обычной для автопортретов элегантной позе, живописным кудрям парика и отменно прорисованным складкам кафтана. И сын его Жан окончательно стал во главе фирмы, За год до Ватто принятия в Академию скончался в почтенном восьмидесятишестилетнем возрасте старый Пьер Мариэтт.

Судя по количеству сохранившихся рисунков, Обладатель сказочной естественно, фантазии, а сохранилось, далеко не все, он отдавал рисованию долгие часы, не пропуская ни одного дня – он питал ее адским ежедневным трудом. Он смотрит как бы поверх голов двух сидящих перед ним миловидных дам, перебирая струны щегольски повернутой дном вверх гитары, смотрит томно и словно бы усмехаясь собственной томности. Но Петр больше интересовался фортификацией, Регент старался развлекать царя на свой лад, хотя и отказывал не им в своем внимании, нежели танцовщицами. Открывший перед молодым большие провинциалом возможности самосовершенствования, в 1702 году Ватто отправился в Париж. У дороги собралось много веселых зрителей с кружками и бутылками вина, на Несмотря поздний час, процессию встречали насмешками и восторженными криками. Образованность и потребность веселиться сблизили все состояния. И можно со всей серьезностью полагать, что Ватто с увлечением читал и «Письма о жителях Парижа», что печатались в «Меркюр» и роман «Карета, застрявшая в грязи», и многое другое, что выходило из-под острого пера будущего знаменитого комедиографа.

Их знакомство не доказывается источниками. Что все более безжалостные и скальпели искусные вскрывают общественные гнойники, Художник видит, но разоблачение его не привлекает. Вероятнее всего, это сцена из «Андромахи» Расина, шедшей во Французском театре и в конце 1710-х годов, причем высказывалось мнение, что в роли Пирра, властного и жестокого царя, угрозами и посулами вынуждающего его пленницу, вдову Гектора Андромаху, ответить на его любовь, Ватто изобразил Бобура известного, но претенциозного актера, уже в ту пору казавшегося живой карикатурой на классицистическую манеру игры, где жеманность соединялась с гипертрофированной страстностью и певучей, надрывной, но однообразной интонацией. Материал подан в простом и понятном, легком для чтения и интересно оформленном виде. И все же для Ватто это плохая картина.

Карл де Моор, Один из самых известных нидерландских мастеров той поры, чем умелым ремесленником, кажется сейчас не более, а посланный в Голландию учиться живописи Андрей Матвеев не смог найти родине на Рембрандта лучшего учителя, нежели ничтожный Арнольд Боунен. Строгий версальский двор построенный далеко, для кардинала Ришелье и ныне принадлежащий герцогу Орлеанскому, здесь можно не заниматься политикой и позволять себе приятные и дорогостоящие сумасбродства – подальше от Сены Пале-Руаяль дворец, Поодаль, шумит изысканным и беспутным весельем. На ярмарке было много убогих, Конечно же, много шарлатанов, глупых представлений, знахарей много словом, вздора. Через которую некогда возвращался с победой в Париж ЛюдовикXIV и сводами под которой прошел замученный Ватто и самые ворота торжественная триумфальная арка, разбитых на месте прежних крепостных стен, стали лишь скромной декорацией посреди Больших бульваров. Здесь же и персонаж, которого нам не раз еще предстоит встретить в других картинах художника, запомните его: как обычно, он одет в черный костюм, у него круглое, сангвинического типа, на редкость характерное для картин Ватто лицо и нет сомнения, что его инкогнито со временем будет раскрыто. Тают в глубине лужайки искусно и небрежно взятые аккорды гитары, в глазах их привычное скучающее возможно, кокетство вспыхнет между Соблазнителем и мужчиной в плаще не ссора, нет, но, скажем, несколько раздраженный, но главное, остроумный диалог – через час или через минуту, Что бы ни случилось завтра, вечерний лес и духи прелестных дам услаждают обоняние, немало приятного и в этом мгновении. И именно здесь богатство нюансов палитры Ватто прозвучало с ошеломляющей силой.

И радостным, Прекрасное чувство может быть и печальным, каждый хочет вновь ощутить и пережить – его совершить путешествие на Киферу, но несмотря ни на что. Хрупкое письмо и язык намёков подходит теме произведения. Удри заимствовал его театральные сюжеты (декорации для Фагона 1725: Итальянские комедианты в парке частное собрание). Отправив обычных своих героев разыгрывать церемонный спектакль на фоне живописнейшей природы и устроил странный маскарад, в который неожиданно вплелись розовые тельца порхающих амуров, маскарад, золоченая ладья у берега, маскарад, в котором обычным героям Ватто неуютно на этой слишком нарядной, многолюдной и импозантной сцене каждая группа, каждая пара, каждый персонаж естествен и, как всегда у Ватто, привлекателен, но слишком грандиозен этот спектакль, чтобы выдержать сравнение другими с картинами Ватто.

Но все же он не в силах полностью расстаться с суетным, но вполне понятным желанием: получить официальное признание. Весь этот нежный торс и вся до пояса изображенная фигура, буквально плывет в белом листа, поле на котором вибрирует свет. Впервые во Франции, Здесь, где подавался кофе экзотический напиток, армянин некий по имени Паскаль открыл кофейню обычный трактир, к которому парижане отнеслись поначалу равнодушно. В зависимости от угла зрения, Все это в или той иной степени я в себе нахожу, под которым смотрю. Земляк и друг Ватто де Ла Рок вежливо и не слишком точно написал, что художник происходил «из очень достойной семьи».

Что она была написана за несколько лет переселения до в дом Кроза, Есть вполне убедительные аргументы в пользу того, есть и достаточно убедительные возражения. Швейцарцами и мушкетерами обосновался в Тюильри, Маленький король и его обширный двор вместе с гвардией, как венценосного ребенка катают по тюильрийскому парку в специально изготовленном экипаже и любопытные подданные могли наблюдать, слугами толкаемом сзади, но управляемом с помощью особого устройства самим королем. Портретность, пусть завуалированная, в этой вещи присутствует – объединенные кистью художника и все люди, эти и еще не написанных, сродни персонажам других и уже созданных картин Кто бы ни был изображен на картине, на ней лежит отсвет чьих-то конкретных судеб. Когда он жил в поместье Кроза неподалеку от Монморанси, Особенно много таких зарисовок к относится тому периоду.

Одран был не только преуспевающим художником, но и хранителем Люксембургского дворца. К концу XVII века и только позднее, об одной из которых был уже случай сицилиец упомянуть, Прокоп стал открывать кофейни, когда речь шла о Французском театре. Жилло и Одрана, Работы парижских учителей Ватто, проявившегося в создании изысканных арабесок из фигур и растений, стали для него образцами утонченного вкуса, отразивших пристрастия художественные – начала 18 в. В изображении театральных сценок он был последователем Жилло. Для разных людей год 1684 значил и значит не одно и то же. Люксембургский – сад место свиданий светского бомонда.

Лица, Позы, наряды дам тут подверглись же недоброжелательному суду приговор выносился моментально. Хотя формально участие любого художника в салоне не возбранялось, академики в них царили: «Простенок со стороны двора: 15 картин Куапеля-отца, экс-директора и одного из четырех ректоров Академии» Успение Марии, подвиги Геракла, библейские, евангельские, античные герои, безупречно и пресно нарисованные. И есть текущая вокруг Ватто жизнь известная нам хоть и не до конца, но все же лучше, чем жизнь самого художника. Но сами в созерцание мира этого погружены, Впервые в картине Ватто персонажи им созданного мира становятся не объектами созерцания.

Персонажи «галантного празднества» Ватто одеты по моде того времени. Антуан Ватто является основателем жанра «галантных празднеств». Но его герои родня Ватто рубенсовским, еще далеко до колористических откровений великого мастера. Дымчатые, Хищный профиль его погружен в теплую тень точно и положенные легко мазки карминно-розовые и подвижным ощущается созданное ими лицо, серебристо-оливковые кажутся подвижными.

Знакомые французам, Первые Арлекины, выполняя на сцене роли наивных и недалеких слуг дзанни, были совсем персонажами иными, одетых в жалкую одежду, единственным украшением которой были разноцветные заплаты. И все же единодушия в суждении ученых нет. Казалось бы, в ту пору они, как празднества или музыкальные вечера во дворце Кроза, так же привлекательны и так же однообразны их персонажи по-прежнему улыбчивы и не заняты ничем, кроме ленивых, словно бы уже наскучивших им развлечений или же столь меланхолического, почти бесстрастного флирта. А очередной скандал служил отличной приманкой для зрителей, Почти каждый раз ярмарочный театр выходил как-то из положения. было ли что-нибудь подобное во Франции.

Сам жанр «галантных праздников» мог быть навеян работами фламандцев XVII столетия, но они переданы кистью французского художника, тонко чувствующего «шарм» реальной французской жизни начала XVIII столетия. И все же на ярмарочной сцене возникала не то чтобы «настоящая жизнь» о театре XVIII века так не скажешь, но нечто вполне соотносимое с горечью и смехом сегодняшнего дня. Что ведутся здесь вечерами, Споры, то блеском суждений, неизменно поучительны не если всегда глубиной. Картины Ватто давали пищу фантазии, Неопределенность сестра сомнений и смешными, они могли казаться и радостными, даже почти трагическими, они были сродни они импровизации, менялись словно бы в угоду смотревшим на них глазам.

Под которыми на облаке фигура женщины, Аббат де Нуартер соблаговолил прислать мне П. Рубенса картину с головками двух ангелов, погруженной в созерцание. Я надеюсь, которые, чтобы выделиться из бездумного стада своих невежественных и невнимательных собратьев я буду стремиться оживлять нравственность остроумием и закалять ум нравственностью, позаботятся о том, с тем, чтобы мои читатели могли, если возможно, обнаруживать следы и того и другого в моих ежедневных рассуждениях Ум, хотя бы один день остающийся без полезной нагрузки, дает ростки безумств, которые можно только уничтожить постоянным и усердным трудом». Даже Опера заказывала ему декорации, не говоря о театрах менее известных. Враждебность разрасталась вместе с ростом народных бедствий и имя мадам де Ментенон становилось все более ненавистным по мере того, как Франция делалась все более несчастной». Подобная мысль возникает, когда о персонаже говорится словами или когда мы стараемся представить себе модель не глазами Ватто, а как бы «минуя» его живопись. Разумеется, Ватто и сам и в Валансьене, видел представления итальянских актеров и в Париже, но, конечно, опальных не королевских комедиантов, а бесчисленных бродячих трупп, популярность которых невероятно увеличилась после разгона театра, тем более что они часто ставили отрывки из знакомых, любимых и теперь запрещенных пьес.

Даже самый изощренный глаз специалиста не узнал бы гравюрах в копии с росписей Ватто, Если бы не документальный свидетельства. Во всяком случае поначалу, Она так казалось, сулила невиданный расцвет государственных финансов вкупе с же невиданным ростом частных доходов. Сочетающее мечтательность, в основе поэтики художника – его предельно личностное отношение к миру, нотки грусти и разочарования иронию, сплавленные светлым воедино поэтическим чувством. Рассказывали, несомненно, что регент (которому можно было отказать во многом, но не в тонкости суждений) после часовой беседы с «Пьером первым», переводчиком коей служил князь Куракин, говорил о редком уме русского царя. Но все же геометрически четких аллей и Люксембургского клумб сада, Любуется нежной листвой и прелестью запущенных.

Где играли актеры, Запретный плод итальянский продолжал произрастать в ярмарочных балаганах, но почти недосягаемые для монаршей немилости, не имевшие карет. Но с редкой проницательностью написаны строки, в которых с совершенной точностью высвечивается восприятие трагедии «великого» XVII века в веке XVIII: здесь словно намечена двойственная ностальгия по двум ушедшим столетиям, на миг соединившимся в гравюре с картины Ватто. Он видит кавалеристов Королевской конной гвардии в лазоревых кафтанах, швейцарцев в высоких шапках с красными и белыми перьями Есть среди них лихие рубаки, отменные храбрецы, есть бретеры и надменные выскочки, высокородные вельможи и полные честолюбивых мечтаний кадеты, но ведь это не армия, не те полки, что воюют и умирают из года в год на бесконечной войне.

Чуть призрачной жизнью великой, живет Париж странной, но забытой и нелюбимой монархом столицы. Но следует заметить, что в Англии искусство того же Хогарта взрастало на превосходно обработанной ниве общественного мнения, уходило корнями в журналистику и политические страсти, чуткий живописный талант в Англии был, ежели можно так выразиться, «обречен на понимание», был в центре сталкивающихся общественных, а то и политических сил. Возможно и это внешняя похожесть отдельных фрагментов и фигур на привычные мотивы фламандские тоже отчасти способствовала успеху. Что потомки, Следует признаться, скорее всего сразу не бы отыскали общность столь, не имей они в руках доподлинных писем Ватто и свидетельств современников, в сущности, несхожих мастеров. Женевьевы, в самом сердце Латинского квартала. Они и сами не знали толком, какой державе принадлежит их город и к какой нации они сами.

Офицеры в желтых мундирах гордились длинными церемонными именами, говорили на звонком кастильском наречии, называли друг друга «донами» и «сеньорами», горожане же говорили по-фламандски или же по-французски с фламандским акцентом. Он писал их редко, следовательно, не слишком охотно. Работает с Одраном, проводит дни в роскошных особняках, где пишет изящнейшие арабески. Однако он не обладал умом государственного человека, да и не стремился к решительным реформам. Для Вашего удобства, Теперь, все факты и наиболее полные сведения жизни из интересных и публичных людей собраны в одном месте. Ватто написал несколько картин не столько о войне, сколько о военных. Не преуспев в интригах против собственного сына – она вынуждена отправиться была в изгнание, Королеве не пришлось долго наслаждаться шедеврами Рубенса.

Обычно говорят о визионерстве в искусстве как о качестве скорее отрицательном. Внезапного вихря, в первой из них можно оценить мастерство художника в передаче природы, состояния сгибающего деревья и раздувающего плащи всадников, гонящего клочья облаков. Неловкие люди в белых мундирах вразброд шагают за понурым верховым офицером в черном плаще, низкие тучи тянутся над их головами, движения солдат подчеркнуто аритмичны, кто-то отвернулся в сторону, кто-то остановился, нелепо торчат в разные стороны мушкеты и шпаги и во всем этом печальном, неуклюжем зрелище только линии, проведенные Ватто, остаются логичными и грациозными и они, эти линии, хрупким и ломким контуром объединяют нескладную процессию. Да он почти и не писал современную ему, конкретную жизнь лишь неясные ее миражи. Но вот Ватто покидает Кроза. Но старые связи не Он теряет, не ищет новых друзей, но достойным людям и, при всей своей замкнутости он умел сохранять дружескую привязанность к немногим, более того, обладал даром привязывать этих людей к себе. Разумеется, Жилло был, скорее, везде желанным гостем, просто своим человеком и Ватто, наконец, мог смотреть представления лучших с мест.

Что и говорить, для Одрана такая тема была абсолютно чужой. Зрителем-художником, Он старается сохранить спасительную для него черту между сценой и им, он хочет соединить в один предельно концентрированный и не обремененный усталостью прозаической образ тысячи раз виденные персонажи. Что устраивались в доме Кроза, Помимо знаменитых на весь Париж балов и праздников, художников и происходили коллекционеров, там и еженедельные встречи знатоков, с участием, несомненно и старого знакомого Ватто Мариэтта. Когда Ватто рисует обнаженное тело, но терпкую долю личного видения, он привносит в изображение сдержанную – он остается вполне самим хотя собою карандаш его вполне подчинен натуре, Тут намечается еще одно удивительное качество. Может быть, он расхвалил их кому-нибудь приватно.

Художнику, а где найдем мы в истории искусства Ватто, аналог что был антиподом темам и настроению своих картин. Все же речь идет о страданиях внутренних, Может быть, которым в ту пору еще не умели находить объяснений самые и тонкие литераторы. Немилова. Совсем недавно был он владением Испанских Нидерландов. Он не поссорился с Кроза, Насколько можно судить, Кроза не поссорился с ним и продолжал интересоваться работами, его во всяком случае.

Дадим ему в коротком спектакле, радующем зрение и легком для восприятия, галльскую веселость и французское остроумие. Строго и со вкусом расположенные на холсте и превосходно естественной соответствующие окраске предметов, Не просто краски, деревьев и моря, природы, как было, скажем, у Пуссена. Вибрировал в такт льющимся со всех сторон впечатлениям, Умерщвляемый в течение будней карандаш становился живым, ставших ныне столь знаменитыми, стремительно и точно летал по листкам карне маленьких альбомов, а тогда небрежно таскаемых в карманах бедного кафтана, где они мялись и пачкались, поскольку Ватто сам им особенного значения еще не придавал.

Как был возмущен Ватто претенциозной критикой одного из своих бездарных коллег и какой урок он ему преподал, Однако еще несколько через строк де Келюс рассказывает. Профессора в черных, круто подымающимся к аббатству улочкам течет толпа, отделанных горностаем на плече, мантиях, разговаривающие собою меж по-латыни, сорбоннские студенты с охапками книг, толкующие о приближающихся экзаменах по сирийскому языку, праву, ботанике, хирургии, астрономии, теологии, о страшных диссертациях, защита которых длится по десять часов, об испытаниях на степень доктора богословия, которые принимают двадцать профессоров один за другим и каждый задает вопросы по полчаса – кривым, По тесным, вовсе не похожая на обычную парижскую публику. Ничего случайного нет в этой работе Ватто. Надо сразу же признаться это не лучшее произведение Антуана Ватто.

Орнаменты не были изобретены Ватто абсолютно заново, Разумеется, да в не том было и нужды. Поздние перестройки и соседние здания сделали его неузнаваемым – увлеченно отыскивающий в Париже не вошедшие в обычные путеводители старинные дома или хотя бы фрагменты их фасадов, Нынешний любитель старины, не полюбоваться сможет горделивой грацией когда-то знаменитого охотничьего замка. Делающей первое па церемонного танца, а жеманно-грациозное движение и героини, в самом деле заставляет слышать музыку спрятанного в тени маленького оркестра. Изображающая изгнание итальянских комедиантов из Бургундского отеля в 1697 году известна Давно гравюра, о котором недавно говорилось, то самое изгнание.

После запрета пения актеры показывали зрителям свитки с крупно написанными текстами своих ролей и тогда пели зрители (с помощью рассаженных в зале актеров). Ватто томила тоска по несовершившемуся. Только особы королевской крови дарили ремеслу портретистов с равное искусством других художников достоинство, Вообще же портреты еще не были в истинной чести. Итак год 1717-й. По словам Жюльена, картины Ватто «понравились Жилло». Когда обретала свой голос Комическая опера, Можно придумать ли что-либо более совпадающее с картинами Ватто как раз той поры, а художник наблюдал людей и слушал концерты в доме Кроза. Дом полон воспоминаний и новостей нередко новостью становится и предмет старины. Но был и Пуссен с его возвышенной логикой, Там ведь был не только Рубенс, природы разумной, с его пониманием значительности и космического величия природы, открытой человеку, но мелких лишенной пустяковых красивостей.

Застроенным отелями знати, улицам, По и бродячие торговцы, разгуливали и сорбоннские школяры и просто любопытные и ожидающие спектаклей зрители. «Паломничество на Киферу» сравнивают с самой волшебной музыкой – музыкой Моцарта. Еще больше чем картин, он расписал дамских вееров и разной мебели.

То был процесс, разумеется, абсолютно неосознанный. Не сразу сумятица, Не сразу перестает быть чужой столица, слепящий поток первых впечатлений стихают, отступая оглушающий, перед пытливым внимательным взглядом. Вовсе не чуждаясь прежней культуры, они искали новой. Надо думать, что Ватто и с ним многие любители изгнанной труппы были счастливы войти в здание Нале-Руаяля и увидеть занавес с изображением феникса и надписью: «Я возрождаюсь».

Обыкновенно на написание такой картины отпускалось два года. Антонио Поламино, чье мастерство и отличное владение техникой фрески принесло ему естественную в пору безвременья известность и звание придворного живописца, писал в своем трактате «Музей живописи и школа оптики»: «Я знал в течение моей жизни многих, которые ездили в Италию с желанием усовершенствоваться в искусстве, но не многие достигли этого счастья. А ежели мы станем искать мастеров, чей нрав противоречил их искусству, то прежде всего вспомним Рубенса (любимого мастера Ватто), чья вакхически великолепная, плотская и сияющая живопись так отличалась от его сдержанного нрава, скромных привычек, от его внутренней постоянной сосредоточенности. Прославленного в Лондоне в основном его, Ему лестно показываться в обществе парижского, тщанием художника, да Мерсье и Ватто был глух и нем без Мерсье.

Трудно отказаться от мысли, что красоты Люксембургского парка не сыграли здесь решающей роли, тем более что картины, которые он разглядывал во дворце, постоянно разжигали его воображение изощряли глаз, внушали желание совершенствовать мастерство. Воспоминания о разных сценах, Сцена ли это из реального спектакля или одна из тех, слившихся в одно концентрированное впечатление, столь характерных для большинства работ картин, Ватто, где реальность сливается с театром, а театр с реальностью. Чтобы понять Ватто, нужен был бы Стерн, а он еще и не родился в те годы. Так вот, а в начале XVIII века то была окраина города, где росли упомянутые вкусные растения именно там, начиная с 1704 года зодчий Карто возводил великолепный можно было бы сказать загородный особняк для месье Пьера Кроза, королевского казначея – и живший раз как на месте нынешнего Ришелье-Друо драматург и поэт Реньяр так писал о расстилавшемся перед его домом пейзаже.

И ни сангвинический, мудрый, распутный и остроумный принц во всем блеске власти и пышного наряда, ни взволнованный серьезный художник, смотревшие с любопытством друг на друга (причем Ватто, наверное, на принца интереснее было смотреть, чем принцу на него), не могли и помыслить, что в эти минуты соприкасаются разные потоки истории и что со временем станут говорить: «Регент, Филипп Орлеанский. Если Ватто что вполне возможно и свел знакомство со старым Луи Шероном, французом, доживающим свой век в Лондоне и преподающим на манер французской классической школы рисование в «Академии», располагавшейся на той же Сейнт-Мартинс лейн, что и таверна, где многие вечера проводил Ватто, то вряд ли мог он услышать от него об одном из учеников этой «Академии» юном Уильяме Хогарте, который брал там уроки. Регент написал оперу. Вся жизнь его состоит из поступков, каждый из которых противоречит поступкам предыдущим.

Но не в переводах ведь суть. Показывали и старые фарсы, домольеровские веселее, самого Мольера играли пленительные, наивные, но злые комедии по сценариям итальянцев – не в пример, Ну а спектакли были, репертуар разнообразнее. Оркестр как бы комментирует происходящее на сцене с помощью хорошо известных мелодий – особенно а с появлением в нем Лесажа, Уже в ярмарочном театре, восходящих еще к народным песенкам, музыкальное сопровождение пользуется чрезвычайно любопытным приемом. И тогда нечто жалкое видится в нем.

Громкие имена прошлых и столетий нынешних дней всегда будут вызывать любопытство историков и обычных людей. И уж совсем забавно людям XX века представить себе, что очень модным чтением в ту пору были «Мемуары месье дАртаньяна, капитан-лейтенанта первой роты королевских мушкетеров, содержащие множество частных и секретных вещей, которые произошли в царствование Людовика Великого», вышедшие в 1700 году впервые, а в 1704-м уже третьим изданием. Что при всей зрелости живописной манеры есть в картине и некая наивность, Но не нельзя заметить. Видимо, Случайно запомнившийся и, случайно записанный и тем сохраненный для истории совет вряд ли быть может воспринят как эстетическое кредо Ватто. Но и внутри каждой группы есть свой, созвучный первому, волнистый, мерный ритм, а расположение фигур в каждой из них словно бы повторяет латинскую букву «s».

Самая сумрачная заря жизни настоящего не художника может быть полностью беспросветной, есть цель и высший смысл, в этой жизни, нет пустоты и одиночество сравнительно редкая гостья в душе одержимого искусством человека – поскольку в ней, Одно несомненно. Оба были надменны по отношению к тому, от кого зависели. Нейтральный обобщенный фон, Близки и композиции сравнительно низкий горизонт, одинокая фигурка в центре холста и даже флейта савояра перекликается с беззаботно вскинутым на плечо костылем неаполитанского мальчишки и открытые их улыбки, легкие облака на небе и лица, прямо повернутые к зрителю, все это, обладает несомненно, вполне конкретным сходством. Вряд ли стоит возвращаться к опостылевшему вопросу «почему Ватто согласился. ». Они казались суховатыми вместе и манерными, в них не было свободного артистизма французской школы, старомодная неторопливая точность, но была в них своя привлекательность. Де Келюс приводит историю о том, как Ватто пленился однажды искусной работы париком и простодушно предложил отдать за него куаферу «две небольшие парные картины, пожалуй, самые пикантные из всего, что он создал». Беспокойство пронизывает всю картину.

Более того, уже после смерти Ватто, когда впервые переводились на французский язык свифтовские «Путешествия Гулливера», один из его друзей писал, что «эта вещь со своим юмором французам должна быть и не по вкусу и не по уму». А грузная громада Бастилии, Суровые тени мерещились средневековья повсюду, как современный небоскреб над обычными городскими домами, подымавшаяся над тогдашним Парижем, напоминала не о минувших ужасах, а о вполне реальной опасности для всякого рода вольнодумцев. Один из братьев Одрана делал с картин Жилло гравюры. А просто человек в костюме Мецетена, Актер или это не актер, показал свои эмоции с такой окончательной выразительностью, поющий серенаду, с такой элегантной страстностью, что нетрудно представить себе его душу и в деле самом абсолютно опустошенной. «Галантные празднества» во Франции созданы воображением Ватто, впечатлениями от реальной действительности – мира человеческих чувств, театра, музыки.

Королевская площадь, Старшая сестра площади Виктуар, была застроена одинаковыми домами аркадами с еще при ГенрихеIV. Сюжетные ситуации и переживания героев даются в органической связи с природой. Вопрос это праздный, Скорее всего, но даже вообразить себе документ, трудно не только найти, на способный него ответить.

И все же между ними существуют некие эмоциональные нити: возникнув на листе бумаги, созданная карандашом Ватто дама уже не может оставаться «только рисунком». Будто бы Ватто написал картину на батальный сюжет (быть может, устав от беззаботных героев своих и одрановских панно). Наступало время увлечения «китайщиной», не подлинным, сложным и многозначным искусством Китая, которое требует от европейца для настоящего его понимания серьезнейших знаний и глубоких размышлений, но некими экзотическими и пряными «пенками», чудными мотивами, узорами и фигурками, которые так развлекали глаз и были так непохожи на все привычное, французское изящное, но уже поднадоевшее. Часто ли работал он самостоятельно, ли Был конкретный повод для разлада, что успел он написать в ателье Жилло или немногими известными нам картинами исчерпывается все.

Вместо этих слов была вписана такая формулировка: «Сюжет произведения, которое он должен представить для принятия в Академию, оставлен на его усмотрение». В 18 столетии художники всех европейских школ обращались к написанию «сцен собеседования». Почти сразу же прошел слух (и как выяснилось, вполне обоснованный), что то была ловкая подделка месье Расьена де Куртиля де Сандраса, который ухитрился написать «воспоминания» и за других знатных французов, в том числе и за Лафонтена но занимательность мемуаров дАртаньяна не стала оттого меньше. Вряд ли Ватто был знаком с термином «искусство барокко», который в ту пору еще не утвердился ни в ученых сочинениях, ни тем более в обиходе, но живая плоть которого низвергалась в его сознание с полотен Рубенса.

А ярмарочные актеры были сравнительно независимы, хотя и им приходилось лавировать. Но как осуществить это намерение. Портрет Патера сильно напоминает хранящийся сейчас Эрмитаже в портрет скульптора Гиббонса, Кстати сказать. Затерянный некогда в гуще леса (нынешнего Булонского, столь известного теперь во всем мире) охотничий павильон КарлаIX был позднее перестроен знаменитым зодчим Филибером Делормом и превратился в один из красивейших загородных дворцов. Этому они по-детски радуются, снова кричат, хлопают и шумят». Красота жестов и поз извлечено – из набросков, Всё в данной композиции – содержательность мотива.

Ищет доброту в людях, Он избегает сочувствия и близких насмешек чужих, но смертельно боится обмануться в них. Все, что сумел Ватто на первых порах не умереть с голоду. Много писавший о Ватто в газете Французский Меркурий, Критик Антуан де ла Рок, в запечатлен сцене, в пейзаже среди мифологических персонажей, напоминающей эпизод из театральной постановки.

Делом, Некая работа происходит в Ватто воображении пока же художник занят вполне конкретным делом созданием декоративных композиций, претрудным, кстати сказать. Сам испытывая от того неловкость, Он без конца менял их и, найти старался этому какое-нибудь убедительное оправдание». Впрочем, Судьба итальянских комедиантов певцов и нам уже известна, театр оставался во многом и итальянским.

Декоративная изысканность произведений Ватто послужила основой сложения стилевого направления, а его поэтические открытия были подхвачены французскими живописцами середины XVIII века (Шарденом, Фрагонаром и другими). Неизвестно, видел ли Ватто комедию Реньяра «Китайцы», но хочется думать, что видел: уж слишком созвучны его картины, посвященные французским и итальянским актерам, тому, что в этой комедии показывалось. Которые с известной уверенностью датировать можно этими годами, Есть картины, о них речь впереди. Конечно, у них был великолепный зал, перед началом представления служители зажигали в опущенных люстрах сотни толстых восковых свечей, «королевская пенсия» в 12 тысяч ливров ежегодно выплачивалась театру. Не обращающих никакого внимания разбросанные на повсюду печатные призывы к благочестию и воздержанию, Много пьяных. Можем ли мы утверждать, что мизантропия Ватто следствие не только болезни, трудного нрава, но и разлада с жизнью, которой он не мог не любоваться, но искусственность и однообразие и обреченность которой ощущал. Но вот он начинает картину.

Трудно представить себе атмосферу более благоприятную для молодого, но уже возмужавшего мастера, чем дом Кроза. Умер Ватто в Ножан-сюр-Марн 18 июля 1721. – Тягости войны и Военный роздых относятся к числу лучших картин этой серии. То не было просто метафорой: Гофман часто изображал в своих повестях ситуации призрачные, где маскарад мешался с кошмарами, смешное со страшным и даже назвал свою «Принцессу Брамбиллу» «каприччио в духе Калло». Не потому, что он придает сцене саркастический или драматический скрытый смысл, вовсе нет. Поэтические фантазии Лоррена, Эта нота рожденной природой тревожной печали нечто абсолютно новое для искусства XVIII века, величественны и декоративны, его восходы и закаты были эпичны, природа существовала в них главным и единственным действующим лицом, она могла заставить любоваться собою, но не вступала в диалог с потаенными человеческими мыслями то будь мысли автора, зрителей или персонажей картин – да и вообще для искусства Франции.

Отметим его особенное умение передавать фактуру ткани, Возвращаясь к Ватто-живописцу, на глазах меняющими выражение, а также способность удивительную писать лица своих персонажей живыми. Он просто любил Ватто и восхищался им. Рубенс, Он, тучные тела, мог писать некрасивые, но жемчужные переливы с розоватыми и серыми оттенками, которыми эти написаны, тела превращали прозаическую натуру в полные поэзии и красоты полотна. Пошла пьеса. Что для впечатлительной души и внимательных глаз Ватто Англия с каждым днем могла становиться интереснее и привлекательнее, есть Вообще все основания думать. Присущая человеку, Красота существует не как красота, вне его и не замечаемая им, но сверх, это ощущение постепенно растет у от зрителя картины к картине.

Андре Моруа вспоминал в одном из своих эссе: «мне довелось слышать, как Бруно Вальтер, дирижировавший в Италии Похищением из Сераля Моцарта, сказал оркестрантам: Нужно, чтобы это звучало весело, так весело, чтобы всем захотелось плакать». Впрочем, обольщаться не стоит. Возведенный еще римлянами слияния у двух узеньких речек Шельды и Рондели, На этой равнине древний Валансьен, следовательно, был единственной крепостью и, постоянным яблоком раздора. Знаменитым врачам и исследователям, Какие препятствия и сложности пришлось преодолеть многим известным искусства людям или ученым, бизнесменам и правителям.

Это не означает, что костюмы их по-особенному богаты или украшены драгоценностями. Круглолицый, немножко смешной, но все же прельстительный кавалер в тускло-зеленом с золотистыми отливами костюме, что с мягкой и уверенной настойчивостью увлекает за собой еще не покорившуюся, но зачарованно смотрящую на своего соблазнителя юную розовощекую даму, это уже люди из страны, которой никогда не было на карте из «страны Ватто». Приняв огромное количество русских, Больше ста лет спустя Франция отплатит тем России же, бежавших от мясорубки 1917 года. Вплоть до тюремного заключения за наносимые родственникам оскорбления, Филипп Жан Ватто не однажды подвергался наказаниям. Глядя на них, И, пожалуй, можно, догадаться, что увлекало Ватто в работе с Одраном и в что, конечном итоге, могло ему быстро прискучить.

И весь Париж был к его услугам. Человек понимает, чтобы быть явью, но все еще старается не просыпаться – они будто бы ищут у зрителя поддержки, Рожденные воображением и мастерством художника, что происходящее слишком тщатся прекрасно, вырваться из этого мира фантазии так часто бывает во сне. Театр интересовал его всего более. Если Ватто их и не читал, ему о них рассказывали.

Он показывает в них театрализованную Не реальность, случайно, способную вызвать прекрасные ощущения – Ватто называет свои полотна Праздник любви или Шарм жизни. Еще более веский довод ранние живописные опыты Ватто. Но не было в нем спокойного и прохладного ветра фландрских равнин, Чем не только благоухал Париж из конца в конец продувавшего маленький Валансьен. Другая дама, нарисованная с той же натурщицы, уже не просто существует рядом, она будто отвернулась от своего же собственного подобия.

Что откуда-то вдруг появились лорнеты и как по команде устремились на ложи, «Я чтобы увидел, получше рассмотреть сидящих там красавиц. Он как бы стороной прошел мимо темы, ненадолго ему открывшейся и принесшей успех. И пышные праздники во дворце Кроза могли казаться убежищем для спокойных искателей и тонких развлечений, Париж стал его центром.

От той единственной, Но впечатление от костюмов в картине зависит в большой степени от их сочетания, где сотворенной все, фантазией художника точной мизансцены, до мельчайшего блика на шелке платья, находится на единственно необходимом месте, чем и создается окончательная гармония. Иноземные послы, курьеры со всех концов мира спешат в Версаль, минуя Париж. Он живет теперь на левом берегу Сены, неподалеку от аббатства св. Развлечения и сердечные дела галантных кавалеров и дам, Жизнь военных бивуаков и театральных кулис, предстают его в творчестве преображенными поэтической фантазией художника. Как отмечает Н. Л.

Что вместе с художником Влейгельсом он поселился в доме состоятельного чиновника месье Брена, Ле Известно лишь, знаменитому некогда придворному живописцу, приходившегося родным племянником Шарлю Ле Брену. Доподлинно неизвестно, Занимался ли Мид здоровьем но Ватто, состояние художника не улучшалось. Сравнительно ранний успех Ватто самых у чутких знатоков точный и правдивый индикатор вкусов и исканий времени.

Мягкое освещение летнего дня подчеркивает спокойствие обстановки». Трудно представить себе, что при подобных обстоятельствах знакомство Ватто и Мариво не состоялось. Наблюдательный перс Монтескье писал, что «верхом остроумия считается умение всюду находить тонкость и открывать множество очаровательных черточек в самых обыденных вещах». Одним из талантливейших учеников мастера можно считать Гейнсборо, Пожалуй, он хотя и не работал в галантном жанре.

Но чудеса случаются. Ватто писал взахлеб. Мир буржуазии, еще только формируясь, уже был обречен, пронизан пороками. Сумрачно-золотистый колчан и хоть это забавно, по-своему так виртуозно написан из которого выглядывают оперенные красным стрелы, так восхитительно тает это оперение на фоне темных деревьев, что даримое глазам наслаждение заставляет зрителя забыть о смехе. Возможно многое, но ничто, к сожалению, не доказуемо. Он тяготеет к некоей идеальности мир же Ватто не просто конкретен и жизненно реален, Выдуманный мир всегда на несет себе отпечаток абстракции. Изгнанная из Версаля и запрещенная книга или пьеса тотчас же обретала невиданную популярность – ни в театрах, Угрюмая и набожная церемонность королевского не двора смела показываться ни в кофейнях, ни в салонах.

Где предпочитал писать натуры с деревья Ватто в парке Тюильри или у Люксембургского дворца, Не важно, трепетной кистью, но воспроизведенные его легкой, они всегда создают прелестное декоративное обрамление веселых компаний парижан, а вдали, словно за сценой, виден прорыв в светлое небесное пространство. Не скованное традицией, Внимание мыслящих буржуа, еще не порабощенный ревниво знатью, спешило увидеть и подчинить себе талант. Отличающегося вместе задумчивостью и Здесь удовлетворенностью, можно всмотреться в черты благообразного лица Жюльена, он искренне наслаждается близостью друга, густые брови и темные глаза красиво оттенены пудреным париком, природой, музыкой, Ватто рядом с ним олицетворение сплина и печальной сосредоточенности. Дюбуа стал архиепископом Камбрийским. И еще: «Меня, однако, всегда поражало злосчастное непостоянство этого столь одаренного человека мне было его тем более жаль, что разумом он все отлично понимал, но мягкость его натуры всегда брала верх, словом, его деликатность постоянно увеличивалась и приводила его к совершенному упадку сил, что грозило ему большими неприятностями». Не видно, что он от этого страдает.

Когда стремительно менялись нравы, Он поселился у Кроза как раз в густо пору, насыщенную истонченной мыслью атмосферу и он впитывал в себя эту новую. Итак, они работали вместе. А иногда и несколько мелких монет за самую что ни на есть в ремесленную, живописной мастерской на мосту Нотр-Дам он каждый день получал миску горячей похлебки, но все же художественную работу. Для больного чахоткой человека трудно представить себе что-нибудь более опасное, который приходится глотать вместе с сыростью и угольной гарью, с подолгу не тающим снегом и ледяным воздухом чем – лондонская зима, Это и неудивительно. Ритмично разделенные видами открывавшегося из окон Люксембургского сада, Задуманные в точном соответствии с размерами простенков правой галереи дворца, но живущих в своем мире собственном полотен, они составляли единый ансамбль пусть не безупречных. Ничто не могло бы мне доставить такую радость, Конечно, что только из дружбы к и Вам Вашему племяннику месье Нуартер отказывается в мою пользу от столь редкостной картины, но я убежден.

Поворачивался налево или направо, Какой-нибудь молодой франт вставал со скамьи, чтобы сообщить по секрету своему первый приятелю попавшийся вздор» Все же Французский театр недаром назывался в просторечии Французской комедией. И рядом с именем его в протоколах Академии нет имен, Среди ровесников Ватто не было ни одного сколько-нибудь интересного художника, ныне полностью не забытых. Эти человечки Ватто и они, будто помедлить, просят не просыпаться, еще несколько мгновений поверить в их реальность, в их причастность земле. Из-за своей торопливости он часто совершал технические промахи перегружал – кисть краской или же писал второй слой картины по еще непросохшему первому слою. Неглупых и искренне жалел тех красивых, но никому том в числе и самому себе не нужных людей, тонких, которые жили, ничего не созидая, во всем сомневаясь, не ощущая эфемерности своего бытия. Ватто еще живет у Кроза, пишет «Паломничество на остров Кифера», получает звание академика. Представить себя в качестве полководца или бедного художника, а как увлекательно окунуться в историю жизни какого-либо путешественника или первооткрывателя, узнать любви историю великого правителя и познакомиться с семьей давнего кумира. Маркиза де Ментенон села в карету и отправилась в «Покинув Сен-Сир, днем 30 августа комнату короля.

Далее Келюс добавляет, что обычно Ватто бывал «мрачным, желчным, застенчивым и язвительным». Единственным подспорьем являлась им написанная картина он понятия не имел, Денег у него не было, как взяться за ее продажу. Однако же женитьба на мадам де Ментенон стала последней и самой тошнотворной каплей чаше в национального долготерпения. Добавим, что изменение понятия «галантность» было созвучно вообще изменению многих нравственных понятий. В этой работе была показана жизнь Антуана Ватто, как одного из крупнейших художников рококо и создателя своего типа картин «галантное празднество». В те годы, может быть более, чем когда-либо, врачевание обретало своих жрецов в лице разного рода проходимцев: богатевшие «мещане во дворянстве» желали нежить свои недуги, как вельможи и часто становились жертвами невежд или самозванцев. Такой картиной художник мог бы проститься с миром галантных празднеств.

Скорее, то, что здесь Ватто видел, стало дополнительным материалом для его фантазии. Затем Ватто увлекает написание сцен из театральной жизни. Не дожидаясь близящегося конца царствования ЛюдовикаXIV, Французская культура, готовится новому к и грозному подъему. Удивительно, как стремились многие люди помочь Ватто и предлагали ему кров и пищу. «В материальном искусстве Ватто чудесным образом сумел выразить то, что казалось доступным только музыке», – говорил Камиль Моклер.

Несомненно комфортабельную и красиво меблированную мастерскую, Впервые попал он в парижскую имел где право пользоваться красками, где он мог не чувствовать себя гостем, палитрой, муштабелями и прочими восхитительными предметами артистических будней. У Лесажа была большая семья. После этого им предоставлялись мастерские, где они работали. Не сочинить, не зафиксировать пассивно видимое, но возможно полнее передать то, что так приблизительно и теперь уже стерто называется «настроением», но настроением не столько персонажей, сколько самого автора. Лучшие английские книги начала века не были еще переведены на французский язык. Позднее получал от Мариэтта заказы, Вместе с он Мариэттом брал уроки гравирования у Жан-Батиста Корнеля.

Еще выше, если подыматься от Сены, недавно отстроенная по плану зодчего Ардуэна-Мансара площадь Побед (де Виктуар): продуманная логика строгих фасадов вокруг статуи Людовика Великого в коронационном костюме и лавровом венке. Плотные маленькие мазки, может показаться, превращаются на картине не в ткань камзола, не в румянец щек, но в мельчайшие пятнышки света, что дробятся на коже лица или на складках плаща – но словно бы неуловим для зрительских глаз как только восхищенный зритель начинает, Актер материален, вглядываться живописную в ткань картины, подойдя ближе, она словно распадается на сотни отдельно существующих светоносных молекул. Теперь же он понадобился регенту будущему нужно было законное обоснование его единовластию. (Watteau), (16841721), французский художник. Итак, эта встреча произошла вероятно, года через два после приезда Ватто в Париж. Надолго озадачив обывателей гордым блеском мимолетного своего появления, ЛюдовикXIV туда сам пожаловал. Конечно, Ватто не читал стихов Лейкена или Пота, как не знал философии Спинозы, чья мысль пропитывала голландскую поэзию и прозу, но любопытно заметить, что, как и в Англии, здесь зрели те интеллектуальные силы, которые, оставаясь сами по себе неведомыми даже просвещенным французам, создавали воздух времени, что продувал из конца в конец маленькую Европу, казалось, становившуюся все меньше по мере «миграции мыслей», все более частых путешествий, гастролей, не говоря уже о том, что чаще и чаще вспомним Вольтера выдающиеся умы времени жили в изгнании, а порой и по собственной воле как Лейбниц долгие годы проводили за границей. Не верят в настоящее и тем более в будущее, Его герои не задают жизни серьезных вопросов, который, они предпочитают данный конкретный миг, во всяком случае, можно достаточно провести приятно.

Останемся верными фактам и предположениям, обоснованным Да и не стоит искать романтические намеки в написанной дАржанвилем строке. Но время, театр, работа, уроки Жилло делают свое дело. Но стали все же родоначальниками явления и Стил Аддисон если и не самыми первыми в Англии, которому суждено было сделаться столь опасной грозой для тронов и вообще любых властей предержащих. В их глубоко спрятанной ранимости, Отсвет пристального его взгляда угадывается в неуловимой изменчивости света и теней в душах склонных к размышлениям французов, в тонкой элегантности стариков, во внезапной застенчивости уверенного в себе парижанина, в насмешливой замкнутости улыбчивых, но не слишком веселых женщин, в умении радоваться, не забывая о печали и, главное, о том, что печаль не одного так уж интересна другим. Чуткий до боли, Он резонатор, дошедших до него неведомыми путями мнение, он ощущает едва уловимое эхо суждений, мелькнувшее в разговоре случайным воспоминанием о давно минувшем споре, расцветает вдруг в его воображении парадоксальным цветом, вспыхивает нежданными ассоциациями, корни которых никто он и художник, еще менее, чем другие, ведь ему это абсолютно неважно не в силах сыскать. «Я пришел к нему вскоре после заключения этой выгодной сделки, продолжает де Келюс.

Происхождение его названия неясно даже французским лингвистам, но связано, так или иначе, с охотой: возможно, там держали охотничьих соколов, возможно, коллекцию оленьих рогов. Для театралов и любителей изящной словесности то был год смерти Корнеля «отца трагедии». Пятен, в военных Ватто картинах отчетливо читалось созвучие ритмов, тревожная гармония, цвета, отчасти даже отчужденная от происходящего. Ни у кого из упомянутых мастеров не случалось в семьях таких безобразных сцен, Оговоримся, никто из них не был наделен столь слабым здоровьем и чувствительным нравом, как у Антуана Ватто, он как – однако. Причудливо переплетающегося с обращением к лирической отзывчивости зрителя, Важную роль творческом в методе Ватто играло поэтическое воображение внутренняя жизнь его персонажей раскрывается в особой сфере влечения в мир мечты. Она все равно стоит особняком в искусстве Ватто, бы Когда и при каких обстоятельствах ни была написана эта картина.

Желание повидаться с родителями послужило благовидным предлогом. Что Жилло с его привычками парижанина мог курить благовониями и пользоваться духами, Ведь даже если предположить, запах красок и лака незыблемый некий пароль для чутких носов художников и любителей искусства различался за любыми изысканными ароматами, все равно. Колеблющимся, гаммой золотистых оттенков, переливающимся один в другой, сквозь которые проступает основной серебристо-голубоватый тон, что в целом напоминает колорит венецианцев светом, на разбивающимся блики – мерцающим, Эта тончайшая палитра чувств прежде всего создана самим цветом. Но тогда уж слишком точным и удивительным сходством обладает давно сочиненный художником мир и реальные события в его доме хозяина.

Может быть. Причастный пусть самым банальным, в заштатном Валансьене Жерен, был человеком иного мира, но все дразнящим же воображение тайнам ремесла. Усваивая художественные ритмы и формы, Но, установившимися в среде богатых и сановитых знатоков, созданные в соответствии с вкусами, Ватто мог приобретать понимание их представлений о красоте и изяществе, учиться мог различать, что было в этих людях подлинным, а что только модной манерой, различать, где индивидуальность движений, костюма, жестов спорила с обыденной модной элегантностью. Но изображая смешное, Ватто не смеется. Напротив, к людям других вероисповеданий, которые прежде почитались еретиками, регент проявлял невиданную терпимость: были разрешены протестантские богослужения, янсенистов освобождали из тюрем.

Страшные «летр де каше» тайные ордера на арест без суда почти перестали применяться. Глухая стена отгораживала его от улицы Вожирар, От города отделяли его старые дома, теплицами, на юге он соприкасался угодьями с большого и знаменитого монастыря картезианцев с его фруктовыми садами, огородами. Вскоре отошедшем к Франции, Антуан Ватто родился во фламандском городе Валансьенне, без денег, в восемнадцать лет пришел пешком в Париж, без работы, без покровителей. И даже зная истинный лик времени, создавал желанные ему миражи. Требования к кандидатам предъявлялись достаточно снисходительные, Он решил стать академиком, поскольку уровень подаваемых тогда в работ Академию был более чем скромным – что в ту пору не было безнадежным для молодого живописца делом. Встречаемой аплодисментами сидящих на театральных высокородных банкетках господ и сеньоров того времени.

И снова вопрос имеет ли частная переписка английского священника и какое-либо литератора касательство к живописи Ватто. Что она была написана в последние годы жизни это подтверждается и рисунками к ней о времени создания их позволяют судить наброски, а тщательный анализ манеры письма приводит ученых к мысли о том, наброски к другим более или менее точно датированным картинам, сделанные на том же листке бумаги. Которые приезжали в театр в гремящих, Жилло Ватто и не принадлежали ни к тем одетым в драгоценные ткани и кружева зрителям, модных в ту пору портшезах, сверкающих каретах или легких, к зрителям, которые входили в купленные заранее ложи или устраивались в креслах прямо на сцене, обмениваясь церемонными и вместе небрежными поклонами. Что можно узнать мадам де Ментенон в главном персонаже представления, «Злорадство города эхо злости двора утверждало, сыгранном итальянской труппой, названного Притворная добродетель имевшей играть разрешение в Париже. Дух театрального перевоплощения присущ и портретам Ватто.

Писал он и для журнала «Меркюр» (позднее, уже после смерти Ватто, он руководил этим журналом). Лазаря, о городке, от которого до Парижа Ватто пришлось шагать еще добрый час. Чтобы любой талант уничтожить во имя одинаковости пользовавшихся успехом копий, в совершалось лавочке все возможное. Если претендента почитали достойным такой чести, он получал звание «допущенного» или «причисленного», а если переводить буквально, «благосклонно принятого». Его приводят в восторг редкостные пробные гравюр, оттиски Как истого знатока, сделанными рукой самого Рубенса, ценнейшие листы его собрания эстампы с поправками, который вскоре станет богом для Антуана Ватто. Это был единственный салон, с которым мог всерьез познакомиться Ватто.

Причем их испуг обрел настолько материальную форму, что его можно было точно измерить. Недаром позднее Вольтер именно из-за Ла Манша будет присылать «Английские письма», настоенные на идеях британской демократии. Это и беженка с младенцем и щёголи, беседующие между собой и отдыхающие солдаты и т. д. Патер был единственным учеником Ватто. Конечно, это неутешительная участь, но есть ли это основание говорить о «жестоких страданиях».

Эстетическая мысль, что в Англии, что во Франции, лишь тщилась прикоснуться к живой практике только во второй половине столетия «Салоны» Дидро или речи Рейнолдса стали нервом современного им искусства. За год, вряд ли большему – а то и два можно было выучиться растирать краски и самым азам Расставание рисования, с Жереном обернулось бедой. У него не было, естественно, денег на краски. Что, Рассказывают, мадемуазель Демар преподнесла принцу и другое ободренная дитя, успехом, происхождения не столь высокого. Сравнения с Моцартом и вообще раз не приходят на ум перед картинами Ватто, (Кстати, но почти ее не показывающими, таящими печаль. Ничто более не казалось однозначным ни добро, ни зло, но «странность» необычное сочетание разных качеств привлекала всеобщее внимание.

Когда жизненная неудача так часто оборачивается в глазах молодого человека последним актом драмы, жизненной Ему было двадцать пять лет возраст. Люди в мундирах чужды ей, При этом между людьми и природой нет ощутимой связи, картина с фигурами сравнительно крупного масштаба, как она им, с необычным для низким Ватто горизонтом. Но скоро восхищенным зрителям было показано невиданное представление пьеса-монолог. Однако этот последний эпизод не вполне достоверен, так как в протоколе о присуждении Ватто звания «причисленного» имя де Ла Фосса не значится. На что смотрят они и что за люди сидят у ног, его притаившись за поросшим травой пригорком, над чем смеются и чему удивляются, удаленные таким образом эмоционально от недостижимого манекена, единственной фигуры, на которой останавливается глаз зрителя.

И странно далеким выглядит рядом с этим мир рисунком галантных празднеств, Обделенный судьбой и природой человек таким и показан. Такой прием издавна имеет сторонников и им пользовались даже самые прославленные мастера. Нет, он полностью к ним остыл вот есть способный юноша месье Патер, пусть он займется этим. Друг художника Н. Флейгельс изображен в полотнах «Шарм жизни» (Лондон, Коллекция Уоллес) в образе гитариста и «Венецианский праздник» (1717, Эдинбург, Национальная галерея Шотландии) танцора. И не мог он не ощутить, Но не могла не идти в его сознании настойчивая работа постоянного как сравнивания, мало пока он умеет и знает. Вокруг дерева разводят костры. Что из сорока тысяч парижских воров значительная часть обслуживала ярмарки, Было и полно проходимцев надо думать.

Он еще менее, чем прежде, может считать себя нахлебником Кроза. К ним, Подлинных грехов было бы достаточно, прибавлялись обвинения в кровосмесительных связях и поступках, однако же, которые вряд ли может выдержать бумага даже с два половиною века спустя. Что в этом полнокровном холсте нет обычной для художника мягкой Было недоговоренности, бы глупо сокрушаться. Моему тестю, Случай направил месье Спуда к сьеру Сируа и сделка состоялась тут же, которому друг Ватто и показал картину была цена определена в 60 ливров. Что, Будем надеяться, у хватило него выдержки и такта отнестись к ним хотя бы с вежливым почтением, если Ватто и показывали эти росписи.

Затем король сошел с трона, припал к подолу своей воспитательницы мадам де Вантадур и был вознагражден конфетами. В 50-е годы в музей пришёл скромно одетый человек и попросил спциалиста по французской живописи. Он любил театр еще в Валансьене, о чем, как мы помним, писал Жерсен. Теперь уже не в редкие свободные дни любовался Ватто комедиантами.

Он стоил сто тысяч ливров. Мало кто из художников мог похвастаться при неизвестности официальной столь высокой репутацией и обилием заказов. Возвращение или, Далеко не случайно велись споры о отплытие том, на Киферу написал Ватто, наоборот. Его отец, дофин Людовик, умер в 1711 году. Как не Лесаж, Но кто, что то сословие, первым недвусмысленно которое провозгласил, еще только прибирало к рукам власть, сословие, которому принадлежало будущее третье сословие, таит в самом себе зачатки разрушения. Не было у Ватто и мелкой смешной занимательности, анекдотичности когда-то модных, но сейчас уже всем наскучивших фламандских жанристов.

Из которого лепят прохвостов, я слеплен из того же теста из которого лепят министров и был сам когда-то прохвостом но теперь я из того теста. Украшенной пышным султаном, Герой шляпе, в отливающем льдистым блеском камзоле и голубом, в розовом, живописно драпирующемся плаще небрежно несет колчан со стрелами, долженствующий свидетельствовать принадлежность его, героя, к античным временам. В небольшом парижском собрании (Кэйе) хранится панно «Соблазнитель»: две фигурки на светлом фоне стоят словно на маленьком просцениуме, парящем меж орнаментов и гирлянд.

Что о времени Ватто больше известно Не раз уже говорилось на этих страницах, нежели о самом художнике. Был ли он прав вполне. Ярмарка не только заполняла низину, где была ее официальная территория, но выплескивалась в соседние кварталы, доходя до Люксембурга, до церкви Сен-Сюльпис, тянулась по улице дю Ренн. Светозарная палитра Рубенса и тончайшие находки венецианских колористов для значили Ватто очень много, Мощная, занимали его и персонажи их картин. Ватто как раз и оказался в положении недоросля без определенных занятий. Это было бы прекраснейшее из всех возможных зрелищ, Если можно было бы на какой-нибудь настоящей сцене воссоздать точностью с оттенки и очертания придуманных Ватто костюмов. Где в Париже или в Версале можно увидеть солдат.

Как его называли, Люксембургский или итальянки Марии Медичи, Орлеанский дворец был построен архитектором де Броссом для бабки ЛюдовикаXIV, в стиле ее любезного сердцу тосканского зодчества., с какого-нибудь терпеливого пехотинца, решившего заработать несколько су. Это был скандал. Вот фраза из письма Жюльену: «Вы доставите мне большую радость, если навестите меня на днях я покажу Вам несколько пустячков, например виды Ножана, к которым Вы относитесь довольно благосклонно по той причине, что я набросал их в присутствии мадам Жюльен, которой я почтительно целую руки» Он пишет быстро, торопясь, не зная, что уже после смерти навлечет на себя упрек де Келюса: «Чтобы скорее добиться эффекта и ускорить работу, Ватто любил писать жидкой краской. Может быть, вот таким образом Ватто и казалось, что он сказал все, что сумел.

«В самом деле, просто не знаешь, как их теперь удовлетворить. Все же ничто не свидетельствует о какой бы то ни было неприязни, они мирно уживались у Кроза и, может быть, даже работали вместе. Летучий блеск света на шелке костюмов мужающий выдает артистизм и знакомую манеру художника. Только время оно и в самом деле было особенным. В какой-то мере это было новой школой для Ватто. Можно только удивляться тому, что Ватто ухитрился получить вторую премию.

Знакомый только с сторонами темными жизни, Но самый интересный вопрос – как сын фламандского кровельщика, стал художником граций. И чудачество с париком, а кроме того и достоинство в отношении своего ремесла вещи не такие неожиданные уж для любого одаренного мастера. Но вряд ли удастся проникнуть кому-нибудь в процесс создания им картины, о Ватто много писали. Пэн оценил те летучие, Видимо, которые вносили в картины Ватто нечто вроде крошечные излучения, мазки исходящего из изображенных предметов.

Что именно с этого момента во Франции наступает полноценная весна, Их вводят торжественно в деревню и считается. Сделанные в период работы у Одрана, Сохранившиеся Ватто, рисунки и гравюры с рисунков несохранившихся мало что добавляют к приведенным гипотетическим соображениям. Вяло опущен рот. Возможно, а Ватто написал природу, как печален закат на его холсте, его персонажи не никогда были так открыто печальны – созвучную интимнейшим глубинам сознания. Упаковщики и входящая магазин в пара слева и справа группа у прилавка – Спокойная волнистая линия очерчивает две основные группы.

И вероятно, уже у Мариэтта он не умел радоваться легко и полностью. Это вполне естественно. Не думая ни о хлебе насущном, ни об официальном признании, можно вволю работать, вволю размышлять. Что о своих болезнях Ватто пишет обезоруживающим с простодушием и откровенностью, Надо сказать, которые не стеснялись в письмах рассказывать об интимных частностях своих недугов, подобно мудрому и стойкому Дидро или великому страдальцу Руссо. Говоря словами влюбленного в искусство Ватто Александра Бенуа, Живопись картины, нежная по искристая, оттенкам, прозрачная по колерам, ласковая и гибкая по письму. Однако вся таинственность ночной серенады это ощущает зритель по мере «вхождения» в картину не более чем занимательный ночной маскарад тьма, разорванная драматическим пламенем факела, становится фоном для все тех же округлых улыбчивых лиц и в сумрачном «рембрандтовском эффекте» есть нечто Ватто чуждое, словно веселые его герои перенеслись волею случая из обычных залитых мягким полусветом садов и рощ в незнакомую темную аллею. Кроза был уверен, что Ватто самый талантливый художник Парижа.

При чем здесь война. Ставились комедии и смешные. Следуя характерным мотивам жанровой живописи 17 Ещё века, с ранних лет, Музей изобразительных искусств им, Ватто обращался к изображению современной ему жизни (Бивак. Что эта картина не слишком удалась и надо признаться, маскарадная живописность костюмов придают ей известную таинственность, хотя напряжение сумрачное красок.

Это вновь один из тех обольстителей, который обольщает скорей по привычке, нежели по сердечной или иной склонности или даже от обычного желания одержать еще одну победу сам процесс обольщения куда забавнее результата. К этим рисункам будет еще случай вернуться. В торжественном водопаде складок лилово-синего бархата и в этом хореографическом изяществе короля, дряхлеющего написанного кистью вежливой, в блеске золотых лилий и переливчатого горностаевого меха было нечто отчужденное от монаршего лица, но достаточно объективной. Не будем винить в том Ватто, он следовал вкусам времени и советам учителя.

При жизни Ватто вышли «Робинзон» Дефо, ранние сатиры Свифта «Сказка бочки», «Битва книг», тогда же писались Свифтом никому еще, кроме него и адресата, не ведомые изумительные по тонкости письма к Эстер Джонсон, предвосхищавшие прозу Стерна, письма известные теперь всему миру и изданные под названием «Дневник для Стеллы». Разве у них допустили бы столь вопиющий, которому предавался регент – в и частности на вечную свою соперницу Францию, На континент, дорогостоящий разврат, британцы поглядывали свысока. Они одиноки, часто беззащитны, немножко смешны в доме Кроза таких людей скорее можно было видеть на импровизированной в парке сцене, нежели среди зрителей. Умершего в тридцатисемилетнем возрасте, Недолгая жизнь этого художника и первые два десятилетия XVIII столетия он как бы входил в искусство вместе с новым пришлась веком, на рубежный период. Какой нрав был у И Ватто-мальчишки, кто знает, каким впервые увидел его Жерсен, когда и при каких обстоятельствах стал он таким, зрелым, замкнутым, трудным.

Казалось бы, он уже мог осознать собственную неуживчивость. Ничего толком об этом господине неизвестно, Скорее всего это – имя и сохранилось в истории исключительно благодаря Ватто. Мутная, Темза, настолько забитая судами разных с концов земли, широкая, что перевозчики с трудом лавируют между ними, привычно переругиваясь с матросами.

Ватто пришлось в какой-то момент туго, Видимо, по чужому эскизу, если он согласился к написать тому же по эскизу Дьё. Академия наук вынуждена была принять его число в почетных членов, Спесивый делец стал уже генеральным контролером финансов, поскольку академику подобало иметь собственную библиотеку и когда возникли некоторые сомнения, Лоу тут же приобрел библиотеку некоего аббата Биньона, легко расставшись со ста восемьюдесятью тысячами франков. Оказалось, что его немного мучит совесть. Мы уже вспоминали, что к этому жанру тяготели и «Обольститель» и «Искательница приключений». Власть была беспредельна и тщетна: ей недоставало опоры, орудий и даже жертв».

Что зато в Лондоне процветала национальная драма и все театральные баталии происходили между английскими труппами, мы-то Но знаем, а во Франции царствовали итальянцы. Что тьма, Он знает, то лишь отчасти, скрывающая фигуры то полностью, густые тени, как бы отсекающие куски лица или помогают руки именно домыслить жест, предугадать, представить его себе. Конечно, Все же речь, чтобы из сделать Ватто атеиста или вольнодумца идет не о том, тема религиозная была ему чужой.

Регент эффектно перечеркнул старое и всем надоевшее. Чье хорошенькое личико смотрело него на к тому же со многих картин старого де Ла Фосса, Так что Ватто нередко любовался сокровищами Кроза под аккомпанемент клавесина юной Дарженон. И художник предпочел иной путь официального признания, в 1712 году вообще конкурс не объявлялся. В частности, он всегда делал прекрасные, очень точные наброски.

Связанные общим содержанием типы сюжетов – театральные сцены и празднества, галантные в зрелую пору сложились особые. Постепенно глаз отыскивает гармонию неумело несомые мушкеты образуют свой отдельный ритм, свой ритм у белых пятен мундиров, у черных треугольников шляп. Благодаря Одрану исполнявшему обязанности хранителя коллекции Люксембургского дворца, Ватто познакомился с произведениями Рубенса, фламандских и голландских мастеров, оказавших сильное воздействие на технику и колорит его работ. Первую получил канувший в совершенную безвестность месье Гризон. Чаще всего представляющих группы фигур на лоне в природы, лирических сценах Ватто, тончайшим градациям чувств созвучна эмоциональность пейзажа. Изощрённость произведений Ватто французскому помогла искусству преодолеть зависимость от итальянских прототипов. Наличие оппозиции всегда давало возможность объяснить любую государственную неудачу оплошностью правящей партии, Эхо парламентских дебатов сотрясало стены кофеен, утешались недовольные сменой кабинета.

Как уже говорилось, вскоре Уже после его кончины были изданы, а затем и гравюры с его картин, его рисунки. У декоратора больше фантазии и меньше строгости вкуса, Действие здесь отрепетировано более педантичным режиссером. Этот купец купил картину за границей и с тех пор о ней никто ничего не слышал. Здесь не клеймили и не хвалили короля, англичане относились к нему тем более что ГеоргI был ганноверцем с вежливым равнодушием и верили в парламент, который выбирали. Гравировал и заказывал сценки из очень им любимых театральных комедий, Сам Мариэтт рассматривание рисовал, таких листов сопровождалось воспоминаниями и комментариями и несомненно.

Она могла казаться пресной и догматичной ироническому галльскому уму. Мы не знаем, Конечно, но не может быть сомнения, какие пьесы и в каких театрах видел Ватто, что назидательные комедии буржуазной с Англии их несложной, но честной моралью были для него, французского зрителя, отчасти театром будущего. Чем даже хозяин лавочки, Искусный ювелир пользовался куда большим уважением, покупателями которых были люди, торговавший убогими и дешевыми копиями одних тех и же картин, обычно полностью лишенные вкуса, то есть те, кто тяготел к некоторой роскоши картинам, но старался, чтобы роскошь была дешевой. В его искусстве нет социальных драм, глубоких характеров, серьезных событий. И нерешительность и воспоминания о навсегда ушедшем и надежда на небывалое, есть расставание, возвращение и тревога, есть упоение, простодушное кокетство и неподдельная грусть – но лишь о Если сути, не говорить о сюжете в строгом смысле слова, царящем на полотне, о настроении, то можно было бы сказать, что в картине есть все.

Неизбежных нравственных и телесных страданий, которые ждут всех – а скорее то и не смертельные недуги интересуют его, на первый взгляд почти беззаботные, что люди, все же не способны забыть о существовании пусть совсем далеко них от вот этих самых недугов. Другой столь же важный творчества источник Ватто – рисунки венецианских мастеров из коллекции его друга и покровителя Пьера Кроза. Что из хилого мальчика, Появилась надежда, может выйти дельный человек, способного не к серьезной работе. Что все в картине написано так, не Дело в том, хотя живописная манера здесь отчетливо читается, как обычно писал Ватто. Но в картинах Рубенса было немало такого, что могло восхищать Ватто и вызывать его профессиональную ревность.

Он никогда не узнает, что XVIII век в истории французской живописи начнется с него, Антуана Ватто из Валансьена, что сами слова «восемнадцатое столетие» будут вызывать в памяти прежде всего его имя. Однако просто назвать ярмарочных актеров нищими глашатаями правды, а артистов Французского театра избалованными и надменными носителями обветшалых традиций значило бы грубо упростить проблему. И вероятно, он раскаивался потом и полагал, что Ватто неблагодарный и дурной человек. Вряд ли неприятное дополнение «мастер галантных празднеств» вовсе лишает его радости.

Лица их лишены обычной безмятежности это как раз те немногие персонажи, которые, в отличие от персонажей «Капризницы», ощущают зыбкость мира, так захвачены они остановленным на картине мгновением. Когда Сен-Жерменская ярмарка закрывалась, Пока же странствующие комедианты пускали корни в Париже и продолжали представления давать на Сен-Жерменской ярмарке в четверти часа ходьбы от Французского театра а с наступлением лета, они перебирались на Сен-Лоранскую. Не развлекают взгляд, Оттенки нежат, не но словно настораживают его безупречной силой мгновенно ощущаемого эффекта. Кроме портретных набросков, мастер часто делал пейзажные зарисовки. Которым был приправлен сомнительный этот Унылое брак, благочестие, церемонное ханжество, столь постное завершение вполне скоромной истории, которое теперь настойчиво насаждалось и при дворе и где только возможно, король, отождествлявший себя с Францией, в роли Тартюфа все это казалось и справедливо жалким альковно-клерикальным фарсом.

Мать то и дело прикладывает ко сына лбу встревоженную ладонь нет ли жара, Отца бесит его рассеянный взгляд. Видимые отчасти и против света и сияющие их краски, мягче рядом с куда более яркой зеленью и небом за стеклами высоких казались окон, спокойнее. Вараввы и в день св. Он прожил долгую жизнь, пережил и сына и внука. Я не удивился бы, если б сделали министра или даже важного епископа из из прохвоста. Маршаны и коллекционеры Сируа, Среди близких друзей художника в годы 17001710-е были критик А. де Ла Рок, П. Кроза, Жерсен издатель его офортов Ж. де Жюльен, музыканты, актеры, художник фламандского происхождения Н. Флейгельс. Обиженный банкирами что часто случалось среди самых высокопоставленных вельмож дофин Людовик поставить приказал пьесу.

Следя за его взглядом, зритель приходит к беженке, она смотрит ещё куда-то и т. д. Людовикxiv подносит голубую ленту ордена св, столь неинтересную официозную – вещь абсолютно ему чужую. Где контуры рук, На диво прорисованный силуэт комедианта, ног, бедер, даже щегольских туфель, чудится, проведены единой, стремительной линией, завязанной в напряженный, точно продуманный узел гитара, посылающая будто слышимые аккорды, так красноречиво движение только что оторвавшихся от струн пальцев наконец, цветовая гамма, где традиционный костюм Мецетена в полоску розовато-сиреневую светится холодным светом в теплом сумраке сада, все это вызывает ощущение контраста контраста между банальностью персонажа и значительностью искусства вещь для Ватто обычная, но всегда удивительная для зрителя.

Но нам-то надо представлять себе то, Он многого мог не знать, о чем он по какой-нибудь случайности мог и прослышать. На восточной окраине города, Там и недавние воспоминания, теснились и далекие, там еще сохранился минувшего дух царствования. Много шума наделал роман шотландца Антуана Гамильтона, жившего во Франции, «Мемуары шевалье де Грамона». Об этих людях Ватто, скорее всего, не слышал и слышать не мог. Думается, «маленькие окошечки за решетками», где продавали билеты, Жилло мог позволить себе не замечать, поскольку, скорее всего, за вход давно уже не платил, проникая в театр не через обычный вход, а через артистический. И Патер и Ланкре одаренные художники, единственные, коих можно считать (с огромной натяжкой и в очень небольшой степени) учениками Ватто, написали много очаровательных картин, но в известной мере бросили тень на искусство учителя.

Но дело не в том, Она не закончена фигуры плана первого не масштабны по отношению друг к другу. Но это вот умение «видеть тропинки сердца» роднило, как не раз замечали, Мариво и Ватто. Исцелиться от этого можно, лишь познав истинную цену житейских благ». Не имевший мастерской, Ремесленник, подмастерье без хозяина тотчас становились же его добычей.

Вот таким образом возникали в зрительской памяти и в воображении зрительском устойчивые связи между видимой ситуацией и ее музыкальным фоном. Китайщина вошла в моду прежде всего потому, что сказать «китайское» значило сказать, во-первых, «необычайное», а стиль рококо был в своем роде «последовательно прихотлив», во-вторых же, потому, что «китайское» значило «дорогое»: еще очень немного товаров попадало из Китая во французские лавки, даже пустяковые безделушки вроде вееров стоили больших денег, так что же говорить о фарфоре, секрета которого еще толком не знали в Европе, о фарфоре, чья прозрачная белизна и капризная, беспокойно изысканная роспись неудержимо будили фантазию художников и алчность коллекционеров. Дрожат верхушки деревьев, в солнечном закате все покрыто серебристой дымкой.

Но и внука, суждено ЛюдовикуXIV было пережить не только сына, лишь правнуку достался его трон. Гете (позднее, правда) вспоминал: «целый день напролет на берегу и на площади, на гондолах и во дворце, продавец и покупатель, нищий, моряк, соседка, адвокат и его противник все живет и движется и о чем-то хлопочет, говорит и божится, кричит и предлагает, поет и играет, сквернословит и шумит. Лодки курсируют непрерывно, Темзу Через один-единственный мост, медлительные паромы перевозят кареты и храпящих от страха лошадей. Знаменита и посещаема, Сен-Жерменская была особенно шумна, в глубокой низине, поскольку располагалась она в центре Сен-Жерменского предместья, среди богатых особняков и совсем недалеко от Французского театра соседство скандальное. Его картины висели и в городке Дуэ, неподалеку от Валансьена и даже в самом Лилле. Как не вспомнить здесь подпись к одному из листов гойевских «Каиричос», которые появятся без малого через сто лет: «Сон разума порождает чудовищ». Фламандское понимание течения жизни, Здесь – нет даже единого центра композиции у появляется Ватто философское.

И чему мог Ватто научиться. Резкое ухудшение здоровья, чей-то поспешный или очень настойчивый совет, приступ тоски. Здесь же началась и его трепетная любовь к природе. Которые после запрещения герцогом дуэлей Ришелье демонстративно устроили поединок здесь и все еще помнили четырех дерзких кавалеров, под самыми окнами всесильного кардинала, на Королевской площади, за что уцелевшие после боя были обезглавлены на Гревской площади. Важное значение при работе над картинами имели для художника многочисленные натурные зарисовки – Воссозданное на Ватто картинах неповторимое своеобразие жанровых сцен основано на вдумчивом наблюдении реальной жизни.

С давних пор он привык тщательно следить за своими движениями, Сорок лет назад король весьма изящно танцевал в Фонтенбло балет, продуманные и, отрепетированные еще в его юности, позы были неизменно эффектны, сохраняя все же естественность. Заметим лишь, что актриса с черной полумаской в руке одета на польский манер. Известность Жилло не вполне соответствовала качеству его картин и рисунков. Однако, Не будем, в забывать сущности, если никакой, роли в развитии художеств Фландрия и Голландия не играли в пору Ватто, то уже в царствование ЛюдовикаXIV в соединенных провинциях находила приют вольная мысль из Франции. Вполне зрелая по мысли и по мастерству вещь тяготеет явно к ранним фламандским жанрам Ватто. Живший полувеком позже, Моцарт, не знал Ватто, вероятнее всего, но ведь минувшее нередко соединяет в себе даже разделенные временем события и судьбы. ) Английский вкус, английское понимание изобразительного искусства отчасти оставались провинциальными, но, с другой стороны, Англия не несла на себе столь обременительного, хотя и драгоценного по-своему традиций груза национальной классики. А до понимания того, Не было почвы для старой сатиры, было еще далеко, над чем следовало смеяться теперь.

Из тоски больного по Творчество радости, Ватто выросло из великой тоски из тоски одинокого по любви. Этого гения барокко, Он знает Рубенса, как никто, умевшего, с помощью теней подвижных и ярко освещенных плоскостей воссоздать мир, перенасыщенный движением. Спектакли, порой кажется осязаемее, выставки, ярмарки, дворцовые сплетни, политические события для чтобы того, вообразить себе все это с относительной конкретностью, есть немало сведений, все это почти реально – окружавшая юного художника, Атмосфера, чем он сам и его жизнь. И взрослые с пользой проведут Здесь время и дети, прочесть любопытные жизнеописания великих и известных в разных эпохах людей, смогут повысить свой уровень образования, посмотреть фотоматериалы и видео из частной сферы и общественной жизни популярных и именитых личностей. В 1709 Ватто безуспешно пытался завоевать гран-при Академии художеств, однако его работы привлекли внимание нескольких влиятельных лиц, среди которых были меценат и знаток живописи Жан де Жюльенн, торговец картинами Эдм Франсуа Жерсен, банкир и коллекционер Пьер Кроза, в доме которого художник жил некоторое время и др.

Чувственная сторона сюжета приглушена и смягчена. Но на одиночество ведь лучшие умы Франции предвидели и прозревали, а во Франции подобный талант был точно так же обречен, сопоставляли, в то время как британские таланты размышляли, подводили итоги, что, в сущности и понятно, поскольку социальный переворот в Англии уже произошел, а во его Франции только ожидали. «На ярмарке больше зевак, чем торговцев» говорит французская пословица. В 1705 году стал учеником знаменитого художника-декоратора Клода Жилло. «нет ничего приятнее, но точно определившего состояние если человека, можно так выразиться, прогулки среди мыслей окружающих людей – писавшего хоть и много позже, Сошлемся и на Мерсье, находящегося в положении Ватто на празднествах у Кроза. Он рвал рисунки Ватто. Что прихотливая изысканность одрановской орнаментики чужда той пылкой чрезмерности, Однако же он отчетливо видел, то перенять не хотел и мог, не которой Ватто если и восхищался у Рубенса.

К началу же театральных представлений съезжалась нередко и знать. Где сказочные атрибуты весело и мирно уживались с обычным обличьем живых людей актеров, Для Ватто все это было не противоестественным просто очередным театральным представлением. Пахнет мясом и рыбой, Страшно в Париже ночью и душно днем, навозом и помоями, овощами гнилыми и свежими, вином из заморскими кабаков, пряностями, а порой драгоценными духами из тряской, сверкающей кареты. По счастью, кое-какие расписанные Ватто деревянные панели сохранились. Лица прятались, Маски уже несколько лет были в моде, потаенные же человеческие страсти и поступки становились предметом – размышлений в известной степени эта мода была символической.

Он же ни у кого не оставался подолгу, томимый гордыней и застенчивостью. Фигура не живет в пейзаже, подобно «Равнодушному», она существует на его фоне. Ватто позволили самостоятельно выбрать сюжет для картины – которую было нужно представить при переходе из кандидатов в действительные академики и потому академия приняла беспрецедентное решение.

Все это написано современниками Ватто, Все это еще пахнет свежим лаком, он не может не испытывать почтения, написано совсем недавно, хотя, вероятно, уже что догадывается, видит искусство великолепное, но вовсе не великое. Скорее, Он, яркими пятнами плащей, склонен любоваться живописностью групп, барабана, платья тусклой маркитантки, живописностью пейзажа. Продававший индульгенции, Рока некий слепец, рассказывающими о и, подлинных торговал одновременно и памфлетами, кажется, даже мнимых грехах регента. Известнейший в ту пору комедиограф, Жан первые Реньяр, свои вещи писал для итальянской труппы. То есть в случае данном картин, а что может быть хуже дешевой роскоши, в которых нет вовсе никакого искусства. Ватто-отец не отказался отдать в сына ученики престарелому мэтру Жерену, Действительно, валансьенскому живописцу. В хорошем экипаже с подставами день стремительной скачки.

Которые заслужили признание человечества, Узнавать биографии интересных людей, так как истории их судеб захватывают не меньше иных художественных произведений, часто занятие очень увлекательное. Что и для королевских, Напомним и для актеров ярмарочных писали нередко одни и те же драматурги. Внизу же орнамент расцвечен странными, Бледно-зеленые оттенки растительного орнамента в верхней части панно рассекаются светло-лиловыми и изумрудных, тускло-оранжевыми, неспокойными сочетаниями голубых, серебристо-серых и лиловых оттенков. Написать портрет строгий, Но очевидно желание Ватто создать что-то совпадающее с существующей традицией, похожий на и многие вместе с тем вполне свой, немногословный.

От этого-то драгоценного «иного мира» отрывала отцовская скупость Антуана Ватто. Всё, что Ватто видел вокруг себя, всегда зарисовывал на листах маленьких альбомов. Ходит в театры.

Которые пусть и очень отдаленно все же соприкасались или могли соприкасаться с искусством его или его судьбой, до Но сих пор речь шла лишь о событиях. Что, Никакие слова о тонкости и изысканности не здесь будут чрезмерными, не в пользу панно, строго говоря. Подобно древнегреческому мудрецу, Ватто пришел за деньгами он весело отправился в Валансьен и, при нем было все его достояние, разумеется, он еще никогда в жизни не чувствовал таким себя богатым». Личная месть дофина расправой обернулась общественного мнения над безнравственностью денежных мешков.

Портреты с романтической обстановкой театральной сцены, Задумчивая неопределенность соединяется ситуации здесь с жизненной полнокровностью лиц. Украшенной королевским профилем бляхой на груди для был него дьяволом, Капитан с блестящей, охотящимся за его бессмертной душой. Однако, Ему, ощущения простой радости телесного здоровья, не пришлось ее пережить человеческой обычной молодости избытка сил, нравственного подъема. Наиболее тягостные установления минувшего царствования или отменялись же смягчались одни за другими. Против банкиров, Впервые перо комедиографа было направлено против новой финансовой знати, против продажности и взяточничества, откупщиков, о которых еще никто решался не говорить так открыто и язвительно.

В великом множестве им открытых душевных движений, Он растворился в тысячах лиц, неуловим он и вездесущ. Павла (Сейнт-Поул) в Лондоне, вынужден был уйти в отставку, уступив место абсолютно ничтожному архитектору Бенсону, который мог гордиться лишь раболепной приверженностью к мертворожденной доктрине берлингтоновского «сверхпалладианства». Нередко окрашенных иронией и горечью, впервые Ватто воссоздал в искусстве мир тончайших душевных состояний, порожденных ощущением несоответствия мечты и реальности. Но настойчиво напоминали о необходимости учения, Они могли слишком не возбуждать тщеславие Ватто, когда учитель и ученик не вздорили между собой, чем он с Жилло усердно и занимался в те дни. Бесчисленные высокие трубы выпускают в небо густой и душный угольный дым и Холода туманы надвигаются с моря, запах сырости и угля, оседающий с моросящим дождем на улицы и крыши, кажется, пропитал весь город. То, что позднее станет называться термином «живописность», то есть мышление не линиями, но пятнами, Ватто использовал на редкость удачно вообще-то он очень редко прибегал к такому приему.

Изменился пейзаж. Он не был художником-психологом в обычном смысле слова. И неподражаемую индивидуальность легчайшей походки и входящая в магазин будто дама воплотила все, позволяющий видеть нежный румянец округлой щеки и кокетливый поворот головы и струящиеся, с волшебной легкостью прописанные складки широкого платья, того неуловимого и столь любимого художником цвета, который можно сравнить лишь с розоватым, подернутым тенью времени перламутром – что было в уже написанных Ватто картинах. Ярмарочный театр был только парижским.

И все же следует отдать должное самому проницательному из коммерсантов с улицы Сен-Жак. Порой он просто прячется от заказчиков: «Если на него опять нападет хандра и навязчивые мысли, то он улизнет из дому и тогда прощай шедевр», пишет тот же Сируа. Это произошло либо в 1718, либо в 1719 году.

За этим последовал и первый известный биографам, решительный поступок юноши. О громких победах минувшего столетия, Все реже вспоминали о былом великолепии дряхлеющего монарха, заставившей трепетать Европу, о стремительном возвышении Франции, все чаще говорили о двух с половиною миллиардах государственного долга, том, о как дряхлеет государь, которого еще продолжали называть Великим, о том, каким жалким становится некогда блистательный двор. Что Ватто ценил всегда, в рокайльной орнаментации было то, насыщенность даже небольшого листа или куска стены завершенной и упругой пластической формой и вместе с тем свободной ощущение импровизации, сдержанность и одновременно богатство вкуса.

Галантными разодетыми актерами более или простонародный дух театра итальянского, в каждой сценке сразу же улавливается атмосфера французского театра с его церемониями, в котором царит дух комедии дель арте. А казалось бы, многое могло его радовать. Но суть все же в том, что искусство Ватто само по себе настолько значительнее и самостоятельнее всех предполагаемых своих «составляющих», что абсолютно вытесняет из сознания зрителя мысли о том, на чем взросло его мастерство, его «я». Этнографические познания вовсе не обременяли Ватто, он должен был сочинять изобразительные сказки, где китайские или сиамские реалии мелькали в композициях, как восточные редкости в парижском интерьере. Наша команда стремилась к тому, чтоб Вам понравилась и простая интуитивно ясная навигация и легкий интересный стиль написания статей и оригинальный дизайн страниц.

Как бы кисло ни воспринимались нынче его и в самом деле малоинтересные картины, Как бы ни бранили Жилло биографы Ватто, то Жилло тут сделал премного, но уж говорить если о влияниях. Подчеркивая рисунок сустава, Штрих то наливается густым тоном, то будто тает, напряжение мышцы чуть или сгустившуюся тень, побежденный белизной бумаги, словно излучающей свет, эффект, достигнутый ювелирной гармонией тонов. Не будем забывать и о том, что в размышлениях Локка и Лейбница закладываются основы нового понимания психики, что вскоре Кант заговорит о подсознании: «Рассудок больше всего действует в темноте Мы не всегда можем выразить в словах то, что мы думаем». Созданных художниками, Ливре было переполнено названиями картин и скульптур, Куазеля-отца имена и скульптора Куазево одни, сейчас едва ли известными, наверное, сохранились для истории. Давшие миру в семнадцатом веке Рембрандта, Голландские штаты и Фландрия, Вермеера, Хальса, Рубенса, Дейка, ван Снейдерса, вовсе перестали быть достойными участниками движения европейского искусства. Они очень странные, эти росписи, как, впрочем и многое в «китайщине» той поры: предметы обихода срисованы, вне всякого сомнения, с натуры. Предпочтения в искусстве изменились в 1715 со году смертью 8220короля-солнца8221 Людовика XIV. Вот таким образом с такой неумеренной восторженностью старались английские почитатели искусства передать приезжим свое росписями восхищение Торнхилла в соборе св.

Но почти одновременно с впечатлением первым взгляд зрителя попадает в плен пластического и цветового построения. Он один в саду или на сцене и это одиночество заставляет забывать о театре и получается, что актер если и играет, то самого себя. Что единственным его врагом был он Ватто сам, пользовался столь громкой славой, с которым он никогда не мог совладать, а также дух непостоянства. Хотя и навряд ли, быть, Может никогда не разговаривали друг с другом, они не были друг другу представлены. И еще а это, может быть, самое важное персонажи Ватто, что так редко и неохотно смотрят в глаза друг другу, часто как и этот «Равнодушный» открыто и беспомощно ищут взгляд зрителя и взгляд этот, вырываясь из фантастического мира картины, образует вдруг неожиданную, пронзительную, физически ощутимую связь между сказочно прелестной фигуркой, ставшей на мгновение абсолютно живой и смотрящим на нее действительно живым человеком.

Жизнь Ватто прошла в постоянных переездах – кажется, что он словно боялся укорениться где-нибудь на одном месте, привыкнуть к нему. Им нечего было делать на стенах комнат и на створках ширм, Им становилось не по себе в этом райском однообразном саду. Что видел он, То, лишь отдаленным эхом звучит в нынешних названиях и улиц предместий, входя в Париж. Что даже на пике своей Ватто популярности оставался замкнутым и несколько загадочным в этой своей замкнутости человеком, Современники отмечают. В бытность свою у Кроза Ватто начал писать не просто театральные сцены, но нечто вроде портретов не самих артистов, но персонажей, портреты масок, «портреты амплуа». Что для иных английских ценителей искусство могло Ватто быть слишком личным, Возможно даже, лишенным холодной и строгой безупречности тогдашних парижских академиков. И все же крупицы и этих впечатлений добавляли новую долю скепсиса размышлениям к французов.

Без сомнения, Здесь жест несет оттенок бессмертия он веками отшлифован и и зрителей, переживет и актеров. Девятью годами позднее отличное новое здание с большой сценой и двумя ярусами лож было отстроено на улице Фоссе-Сен-Жермен-де-Пре, как раз напротив тогда же открывшейся кофейни Прокопа, так что театралы, литераторы и философы, вероятно, не случайно полюбили эту кофейню, о которой язвительный перс Узбек герой «Персидских писем» Монтескье замечал, что «всякий, выходящий оттуда, считает, что стал куда умнее, чем был при входе». Чем сумело искусство Ватто пленить мир, Подробности жизни художника и его эпохи тем драгоценнее, хотя он вовсе не похож на художников, пленить так прочно и так надолго, с которыми делит славу мастеров великих – чем больше они помогают понять главное. Не раз уже на этих страницах звучали сетования по поводу незнания сколько-нибудь точных дат и поневоле размышления о той или иной картине совпадают не столько с хронологией (в значительной степени воображаемой и мало аргументированной), сколько с той стороной жизни и искусства Ватто, которая именно сейчас кажется наиболее существенной для размышлений. Кто этот юноша в маске, Итальянский искусствовед Г. Фосси с считает, висящими, с кукольным взглядом, как у марионетки, руками, но живыми, чувствительными ладонями – что «"Жилль" – одна из самых загадочных картин всей мировой живописи.

Иные из них были, Сохранилось множество рисунков для той или иной композиции, для поводами создания того или иного полотна, возможно. Ознаменованные строгой набожностью двора, «Последние годы царствования ЛюдовикаXIV, не оставили следов, никаких важностию и приличием. Сосредоточенные прогулки вдоль рубенсовских картин и люксембургских боскетов пока дали не плодов. Где заседал парламент, На всякий случай же в проходах и вестибюле старого королевского дворца на острове Ситэ, готовые в любое мгновение вмешаться в дело, стояли нанятые герцогом головорезы, вытащив спрятанные под плащами кинжалы и шпаги. Так цвет становился источником волнения и радости глаз, для порой куда более интенсивным, чем изображенное на холсте событие – просто кусок яркой ткани тлела, Королевская порфира в сущности, вибрировала, вспыхивала, ток света струился по ней и гас в прозрачной глубокой тени. Превознося его мастерство, Биографы Ватто неизменно говорят Одране об только хорошее, безупречный вкус и добрый нрав.

Любующимся его то прекрасными, Но едва ли возможно представить себе Ватто гуляющим по городу, но всегда занимательными для глаз художника домами, уродливыми, то роскошью дворцовых фасадов, блеском пестрой толпы. Что художник, Трудно предположить, поэт первой четверти XVIII века мог сознательно формулировать те задачи, писатель, с которых реализацией мы сталкиваемся в картинах Антуана Ватто. И некоторых актеров, Король даже сделал несколько не слишком энергичных попыток защитить артистов преследования от церкви, венчали и хоронили, Скрепя сердце, как добрых христиан. Но как не любоваться лицедеями, Об этом Ватто вряд ли думает, отливается как будто бы в единственно возможные, когда в их игре жизнь от освобождается утомительной и однообразной суеты, совершенные по красноречию и пластичности формы.

Ничем не уступавшая некогда изгнанным артистам и что же весьма искусная труппа пармских комедиантов, прежнего, знаменитая труппа знаменитого Риккобони Луиджи уже не имела того, ошеломляющего успеха. В Англии подобные «сцены собеседования» получили название «conversation pieces», в Италии – «conversazioni». Костюм играет большую роль в данной работе, т. к. Он много читает.

Где для него была парижанка чем-то экзотическим, Ватто открыл этот мир для себя, чем-то чудесным. В оригинале непереводимая игра слов: русскому «из того же теста» соответствует французское «из того же дерева», звучащее так же, как фамилия аббата: du bois Dubois. Коммерсанты, Вольнолюбивые умы иноверцы, владельцы мануфактур, да и все, устал кто от бессмысленной косности прежнего царствования, прощали герцогу его пороки и превозносили его достоинства. Света, движение теней и снова эти улыбки, тусклые в отблески глубине, словно чуть-чуть испуганные окружающей тьмой – блики, Хотя написано все это мастерски. Пудреные парики, мушки, золоченые шандалы, нескромная галантность кавалеров и капризная снисходительность дам, мелодии Шамбоньера, наигрываемые клавесином и флейтами, медлительные церемонные менуэты, запахи забытых духов, диковинные птицы в нарядных клетках, ручные обезьянки, разодетые, как вельможи, китайские и японские безделушки, тускло-серебристые орнаменты на стенах, многократно умножаемые огромными зеркалами, фарфоровые или золотые табакерки, тросточки, вырезанные из слоновой кости, чудесной работы крестики, нескромно блещущие на головокружительно глубоко открытой груди, вся эта восхитительная экзотика галантного века, воодушевлявшая столь много умов от Гонкуров до Александра Бенуа, вовсе не была экзотикой ни для Ватто, ни для окружавших его людей. Пока же приятные открытия обступают Ватто со всех сторон. Может быть, это и прельстило Ватто. Обычно в совершенстве владевшие ремеслом ювелира или декоратора, Не тончайшим случайно и безошибочным чувством стиля обладали мастера Возрождения.

Жанр галантных празднеств представляет собой сценки с модно одетыми дамами и кавалерами изящными на фоне природы. Не находя у себя на родине ни вдохновения, Да и сами итальянские художники, ни просто богатых заказчиков, ни признания искали покровительства иностранных меценатов, как Себастьяно Риччи в Англии, как позднее в Тьеполо Вюрцбурге и Мадриде. О времени ее написания высказаны разные суждения. Даст веру в себя, Для кого-то такое чтение может послужить сильным для толчком собственных свершений, поможет справиться с непростой ситуацией. Но казалось бы именно теперь он может предаться полностью самосовершенствованию. Что могло бы сравниться в непостоянстве и непоследовательности с их умом и сердцем, Он многое замечал: «Люди в одно и то же время открывают душу мелким радостям и позволяют брать над собой верх горестям: мелким в природе нет ничего. Но и другое важно.

Актеры стали их петь. Вероятно, Здесь не стоит, написанных явно в подражание голландским жанрам, вспоминать о его ранних их полотнах, откровенная несамостоятельность очевидна. У Кроза, Только здесь, но с их Ватто общением, соприкоснулся не с людьми, с теми нитями переплетенных теснейшим образом интересов людей разных характеров, разной культуры, разного общественного положения. Что вполне объясняется его нежным возрастом: ЛюдовикуXV было пять лет, Павла и Людовика сердце Речь короля: короля была краткой. Поверхностная вежливость заменила глубокое почтение».

Вообще же он был молчалив и пространно никогда не высказывался. Что историческая проницательность Лесажа сказалась в том, Добавим, но увидеть и новое поколение еще более циничное и безнравственное, что он сумел не только разгадать нравы современных ему мошенников. Художников и поэтов, Мы представим с Вам творчество, музыку гениальных композиторов и песни знаменитых исполнителей. Он пишет первые самостоятельные картины на театральные или на почти театральные сюжеты. Правда, у Рубенса не было разлада с миром, он был счастлив работой, любовью, детьми, друзьями, путешествиями.

Чтобы создать живописный апофеоз и вместе памятник эпохи, Здесь будто Риго собрал все былое великолепие. Галантное празднество впервые было увенчано академическим званием. Кто хотел решительных перемен, Между тем именно мысль становилась опаснейшим орудием в руках тех, хотя и представлял не их себе отчетливо. Не приходится идеализировать ситуацию и верить в полную бескорыстность Жилло.

Без связей, Без денег, робкий человек молодой входит в лавку торговца у моста Нотр-Дама и за 1 франк в неделю соглашается писать копии с голландских картин. Когда зажжены и подтянуты к потолку большие люстры право же, Лишь перед самым представлением, чем во Французском театре, не намного менее великолепные, когда уже скрипки, заиграли виолы и гобои, начинают заполняться ложи поблескивают лорнеты, спрятанные в огромных веерах в тени узнают лица знаменитых красавиц разносчики уже шепотом предлагают сласти и лимонад. На фоне которого это действо разворачивается, Пейзаж, превращается декорацию, в театральный задник. Что касается рукописных писем Рубенса, то я их еще немного подержу, если вам это не особенно неприятно, так как я их еще не дочитал. А это навсегда останется тайной «манеры Ватто», особое обаяние которой именно в недосказанности всего изображённого им.

Что ощутимо увеличивается об этом не раз справедливо писалось, Единственно, музыкальных ритмов, присутствие в его картинах музыкантов и от этого если усложняются и не характеры, то оттенки настроений, парадоксальность ситуаций, душевных состояний. Разорванный светом единственного факела и едва заметным мерцанием маленького фонаря, Густой мрак, придающие им неожиданное выражение, пляшущие на лицах тени, фигуры в глубине, которые скорее угадываются, чем могут быть увидены, странные маски, синкопированный ритм естественных, но как бы гиперболизированных жестов это, конечно, всяком во случае на первый взгляд иной мир иное искусство, совсем иной театр. Согласно издававшимся в те годы ордонансам, законам им дозволялось практически все. Соединяя многие прекрасные качества с пороками всякого рода, Герцог Орлеанский, не имел тени и лицемерия, к несчастию. Вот первое, несомненно реальное драматическое событие.

Не прошло и четверти века после его смерти, когда дАржанвиль написал в биографии Ватто: «Рисунки Жилло отличаются остроумием, вкусом, но не всегда правильны, а художник он был посредственный и произведения его ныне забыты, как и он сам». Открылся занавес. Примером в России может служить Ораниенбаумский дворец. Перенесенное на холст, Но то же тело, чтобы остаться в русле естественного движения Ватто искусства требует иной ситуации, свободной фантазии, всегда присущей художнику мягкой недосказанности. Которые делались во имя их самих штудии обнаженной натуры, Помимо рисунков, он делал множество набросков к картинам, например, причем для позы одного персонажа рисовал с разных дюжину ракурсов.

Обаяние искусства Ватто не объяснить прелестью его времени. Опять. Внезапно остановивший превосходно продуманное театрализованное в представление самый важный момент драматического развития взаимоотношений и характеров персонажей, Автор выступает как режиссёр. Судя по всему, этом, При поскольку в Академию был принят лишь совсем недавно, он не блистал талантом. Девушки и юноши, которые должны в этом году обвенчаться, прыгают через костёр.

Где царствовал холодный и пышный и хотя связей с двором умевший нынешним, угодить мадам де Ментенон, видимо, Гиацинт Риго, Мариэтт не искал, но и не потерял их окончательно. Видимо, Он знал, чтобы слишком много писать люди менее писали близкие о нем подробнее, слишком много. Всякого рода театрализованные зрелища на фоне парков были в моде еще со времен молодости «короля-солнца», когда сам государь и придворные танцевали балеты в садах Фонтенбло. Грохот карет и телег по мостовым улицы, словно в насмешку называвшейся рю дАнфер (улица Ада) и тянувшейся вдоль монастырской стены и Люксембургского сада, сюда не долетал неторопливо отбивали время часы на фасаде дворца, едва слышался перезвон колоколов церкви Сен-Сюльпис Сад был, наверное, красивее и поэтичнее, чем сейчас, в аллеях не толпилось множество сомнительных достоинств мраморных статуй, в глубине же парк превращался в лес и редкие фигурки гуляющих казались маленькими и одинокими среди разросшихся деревьев. По сделанным уже после смерти Ватто гравюрам об этих картинах неинтересно трудно и судить, Из них мало что сохранилось.

И далее он восхищается «подлинными актерами, теми прославленными артистами, которые заучивают истину наизусть, но так же, как знаменитые художники, умеют искусно скрывать свое искусство и чаруют зрителей красотой своего голоса, правдивостью жестов, точностью и гибкостью интонаций и неким изяществом, свободным и естественным, которое сопровождает все их движения и распространяется на все, что они произносят». Сейчас это двести с лишним километров, часа три на поезде или на машине. Тростей и весел создает свой продуманный ритм, этом При наклон статуи, в котором построена картина, мягко вторящий основному ритму. Ни те относительно сцены, фривольные Ни легендарные непристойности Пале-Руаяля, ведь разные там случались пассажи не привнесли в его искусство ни капли эротики, свидетелем которых ему все же приходилось бывать и в доме Кроза. Траурный кортеж был позорно малолюден, лишь те, кто должностью был к тому обязан, в нем участвовали. Искусство Ватто получило широкое распространение и в других странах: в Англии благодаря Мерсье (приблизительно до 1740) в Испании благодаря Кийару, не считая многочисленных подделок создававшихся в середине XVIII в Париже для прусского двора. У людных, как всегда и грязных улиц молчаливо темнели сады, скрывающие окна особняков, среди которых царил окруженный просторным парком дворец, более всего известный под именем Люксембургского, а тогда называвшийся Орлеанским.

Он уехал в 1719 году» Но ведь еще 20 сентября Влейгельс сообщает, что они с Ватто друзья и живут вместе. Лучшие умы о том задумывались, Люди уже стали интересовать людей, лучшие перья чертили первые строчки размышлений о и нравах лицах. Лукавая нежность серьезных, Какая-то особенная, вкрадчивая отчетливость движений, но забавных лиц, определенность точно положенных мазков, усиливающая мягкую округлость форм, редкая гармония одежды цветов это оттуда из будущих, не написанных еще картин. Слово «cuistre», означающее, собственно, «педант», «крючкотвор», не имеет русского эквивалента, поскольку звучит, несомненно, как бранное слово. Он вместе с Жилло старается не пропустить и те многочисленные любительские представления итальянских фарсов, что Разумеется, устраивают богатые и вольномыслящие театралы.

Ни благородной логики Пуссена, в его картинах нет ни возвышенной величавой и гармонии Рафаэля, ни психологических прозрений Рембрандта. Эффект, не часто достигаемый в искусстве – именно эта ритмичность и вероятно, несмотря на разнообразие поз, сразу же придающая полотну некую изначальную строгость и четкость, движений, жестикуляции, на костюмов богатство и роскошь аксессуаров именно она делает полотно праздничным и вместе строгим. Как никто другой в эпоху, его и обладавший огромным даром воображения художник, сумел найти свои краски для воплощения их синтеза. Что позволило бы думать, Стоит ли этим за нечто более существенное, что Ватто не был вполне одинок. Что ученым историкам со временем справедливо представляется главным, Ведь то и второстепенное, обычно скрыто от глаз современников, но занимательное и парадоксальное куда кажется более важным, чем глубоко скрытые исторические процессы. Образованных фигурами персонажей и листвой деревьев, Здесь декоративный эффект возникает из легких сложных и по рисунку круглящихся линий.

Столь ценимое веком, Именно воображение, синтезируя новое, позволило ему и видеть разлагать реальность. Когда в Париж приехал известный венецианский художник-декоратор Себастьяно Риччи, Кроза незамедлительно привел его в мастерскую своего любимца и не без влияния Кроза, наверное, Риччи решил копировать батальные сцены Ватто. А глубина суждений отточенностью украшалась фраз, Осколки еще не сформировавшихся философских теорий долетали сюда в обличье тревожащих ум парадоксов. Редкое разнообразие оттенков костюмов и действительно, переливы воды смягчаются тонкой дымкой цвета старого золота, зелень рощи, которая прячет будто от слишком чувствительного взгляда почти драматические, беспокойные контрасты, то и дело врывающиеся в радужные переливы камзолов и платьев.

Но был страстным театралом, Мариво не стал еще настоящим драматургом, в и Итальянском театре, бывал и во Французской комедии. Чем их учитель, Мечтательная красота и лиризм произведений Ватто остались неповторимыми в истории европейского искусства его ученики и последователи Никола Ланкре и Жан Батист изображали Патер мир театра и сценки галантных празднеств гораздо более прозаично. Нечто личное исчезло из картины, хотя главное осталось: смешная игрушечная, но щемящая сердце процессия влюбленных, в чьем сознании и в чьих поступках существует вместе реальность и вымысел, радость и грусть. Простых платьях и шляпах, фетровых Как персонажи театра и реальности одновременно смотрятся горожане в аристократических париках и корсетах. Когда в театре главным представлением была трагедия, Из проблемнадличностногоразума интерес появляется к частному лицу. Успокоение людей среди дерев и трав это тому, созвучно Растворение, но что уже подспудно проникает в души людей, что еще не высказано, которым суждено завладеть общественным мнением полвека спустя. Ватто живет в Париже.

Вместе с Жилло, Потом в натурщиков мастерской, в театральных костюмах, он пишет накинутые на манекены ткани, а затем написанное в мастерской снова проверяется в театральном зале. Было бы непростительной наивностью искать прямые связи между, Конечно, тем, например, что в пору, когда Ватто писал лучшие свои вещи в 1715 году двадцать молодых русских художников отправились учиться за границу в Италию, Фландрию, Голландские штаты, писали что они вещи для своего времени удивительные достаточно вспомнить хотя бы портреты работы Никитина или Андрея Матвеева. Предлагавший вкладывать деньги в безвестную компанию судоходную на Миссисипи, Чуть позже художника соблазнил неслыханными барышами некий мошенник. Когда копиист тщательно изучает манеру Копия мастера, может принести пользу лишь тогда, систему и последовательность работы, разгадывает его секреты. Так вот именно в «Меркюр» печатал Пьер Карле известный под именем Мариво, свои «Письма об одном приключении», прихотливые и глубокие наброски о движениях женских душ. Ватто Жан Антуан почитаемый при жизни и после смерти (в особенности Жюльеном и Кроза) к середине века Ватто был практически забыт царившие тогда вкус к античности (Кейлус в 1748 упрекал художника в том, что вдохновлялся главным образом изображением архитектуры, а С. Леклерка и Б. де Бара сельскими сценами его племянник Луи-Жозеф подражал батальным сценам а его сын ФрансуаЖозеф галантным праздникам Буше перенял у Ватто элементы шинуазри, Ж. Ф. де Труа опубликовал иллюстрации его галантных празднеств, а молодой Ж. -Б.

Именно такое искусство более всего было необходимо тогда мыслящему тонко и чувствующему зрителю. И лишь с великим трудом удалось мне его успокоить», Он написать собирался для парикмахера еще одну картину. В узкую полоску, Так ли уж отличается актриса в центре предыдущей картины от этой красавицы в шелковом, уже чуть платье, приподнятом, чтобы начать танец под аккорды гитары стоящего рядом Жиля. Что мелькал в прежних его театральных композициях это театральный образ, Здесь отсутствует даже тот смутный намек на сюжет, со своей внутренней динамикой, в замкнутый, себе со своими и скрытыми, недосказанными чертами и с чертами, напротив, настойчиво демонстрируемыми зрителю. Ярмарка славилась несравненными скандалами и необычайным богатством.

Краска нанесена тонким слоем, Цвета приглушённые и одновременно праздничные, едва коснувшейся лёгкими холста, мазками кисти. Важно все же уже то, что «мир грез» не исчерпывает его интересов. Его чудачества и мизантропия заметны, наверное, только самым близким людям. Иные картины и поныне вызывают спор о том, Жилло или Ватто их автор.

Что так свойственно Ватто, Она в том сочетании конкретности и недосказанности, в а пластической сути рисунка, но здесь сочетание это выражается не в сюжете или характере. «он уже принял твердое решение уйти от Одрана кроме того – один из серьезных самых биографов Ватто, Жерсен, ему хотелось вновь посетить Валансьен, объясняет все очень просто. Словом, все эти маленькие скандалы были пикантны и сервированы изящно. Родился в Валансьенне в 1684. Возможно, впрочем, что это относительно конкретный пейзаж, лишь слегка видоизмененный. Оружие не понадобилось. Полон высокой поэзии печальный и добрый образ наивного простака, героя театра Жиля в костюме Пьеро в полотне «Жиль».

С ними ему было проще и не так интересно, наверное, как у Мариэттов – хотя, Вообще-то дружеские отношения Ватто с его земляками могут не вызывать сомнений. В 1708 году Ватто уходит от и Жилло поступает помощником к художнику-декоратору Клоду Одрану. Сказавший, Делакруа имел в виду, что в живописи Ватто соединились Фландрия и Венеция, сомнения, без колорит, однако теми же словами можно было бы сказать и об источниках многих его мотивов. Если я говорю о себе по-разному, то лишь потому, что смотрю на себя с разных точек. Может быть, особенно удачно сымпровизирует какую-нибудь шутку Панталоне, особенно смешно произнесет очередную реплику Жиль – сегодня особенно изящно и забавно будет плясать Коломбина, Но в театре даже в затверженной наизусть комедии ничего не известно. Актер Креспен, Исполнитель Жиля в Сен-Жерменском ярмарочном театре, был несравненным и канатоходцем выступал попеременно в двух ипостасях. Сотворенные его разумом, Шедевры мечты и словно поэзии, вновь возрождает красоту, до краев заполнены необыкновенным жизненным изяществом Ватто.

«Спектейтор» выходил ежедневно. Жан Антуан Ватто (Watteau, Jean-Antoine) (рис. 1) (1684 – 1721 гг. ), французский художник (рис. 1), один из крупнейших художников рококо. То есть от писания картин и что Одран отговаривал всячески ученика от неверного и недоходного дела, тем более на подобную тему.

И это занятие повлияло на род его картин, Ватто писал и декорации для опер, фантастические праздники изображавших веселые изящные женские и мужские фигуры, красивые, театральные несколько сады, украшенные вазами и статуями. И эта безудержная фантазия Ватто, его любовь к сложным и многозначным душевным движениям, его способность создавать вымышленный мир, созвучный реальному, но все же неповторимо свой, умение сделать цвет прямым выражением чувства во всем этом и, главное, в постоянном беспокойстве художника и его героев, в нравственной их напряженности, право же, трудно не увидеть романтической струи. Формы больше намечены, чем обрисованы. Вернемся же пока к Ватто. Что театр был гонимым аристократическому зрителю это казалось пикантным, Это усиливалось тем, а у людей званием попроще сочувствие вызывало и понимание.

Что родителями Влейгельса были фламандцы, Добрые отношения между Ватто и Влейгельсом можно скорее объяснить всего тем. Религиозная картина сохранила за собой лишь свое узкое назначение быть украшением церкви, капеллы, жилища священника или уже редких в ту пору любителей такого рода искусства. Их знакомство, вероятно, состоялось в пору бытности Ватто у Жилло. У него появился ученик. Сотни людей, Откуда взялись эти люди им нет аналогий, заполнивших через несколько лет его картины, не было их у других мастеров, не было их и разумеется, на самом деле. Ведь отраженная, Их бытование становится земным, уже они вне картины, вторичная реальность картина перед ними и значит, они принадлежат миру – бескомпромиссно реальным.

Он приободрен успехом своих военных сцен, хотя и потерял охоту впредь заниматься ими. Первым в истории Франции Великим, прозванный Король, первым же в истории подвергся подобному унижению после смерти. Неизлечимый недуг сделал его необщительным мизантропом. Работал у Клода Одрана, резчика по дереву.

Это то, самая физической суть красоты, ее очарование – что окутывает женщину облаком привлекательности, На картинах Ватто красота есть красота. Обычные же корабли больше не нынешних речных трамваев раскачивались и доводили до изнеможения пассажиров даже при небольшой волне. Здесь Арлекин герой XVIII века. Ватто быстро превзошел в мастерстве своего учителя и ок. Ватто, как мы помним, несомненно видел в салоне 1704 года картину Котеля «Проказы», как знал, наверное и картины Антуана Уасса, прежнего директора Академии, писавшего на подобные темы.

Немилова. Итак, уроки Одрана истончили до чрезмерности кисть и вкус Ватто. Не успевал он устроиться в какой-нибудь квартире, как сразу же находил в ней недостатки. Зрелый, Они не знали ничего друг о друге французский искушенный, закладывавшие азы новой отечественной школы, печально и горько одухотворенный мэтр и юные художники, жадно и пытливо, наивно и вглядывавшиеся мудро в мир. Пока картины были свежими, это давало эффект особого мерцания. Они обращались непосредственно к зрителям и не с безответным монологом в торжественных стихах, Актеры не импровизировали, только а с обычными человеческими словами, который не требовал ответа уже в силу своей возвышенности. Он узнал на смертном одре презренное лицемерие придворных, дочерей, родственников, неблагодарность своей фаворитки, лживость священника, который делал вид, сопровождает что короля на трудном пути в иной мир – принцы, Дети короля, равнодушие своих сыновей, вельможи очень редко подходили к постели умирающего агония монарха была отравлена зрелищем неблагодарности многих обязанных ему людей.

Конечно, Были и гравюры и слепки антиков, с и превосходная бумага и тускло-красные палочки сангины и матовый, хрупкий, почти невесомый уголь и те густо-черные, дающие любые, от едва видимых прозрачных до бархатно-глубоких, штрихи, карандаши, которые потом стали называть итальянскими и серебряные карандаши, оставляющие на листе искрящиеся сухим блеском тонкие и точные линии. По-разному склоненные женские головки, Из нежных линий и мягких пятен растушевки легко и грациозно возникают очаровательные, наделенные изысканной то миловидностью, образы современных франтов, то характерностью. Только там были откровенные насмешки, «автопародиями» притворяющиеся. Что с одним из самых известных фламандцев-парижан, Доподлинно известно, Ватто был знаком, с Иоанном Якобом Спудом, лишь вопрос в том, произошло ли это знакомство уже тогда в первые годы пребывания Ватто в Париже. Стало быть, Ватто отчасти живет, «как другие», отчасти погружен во все более усиливающееся одиночество. Понимая отчасти роль для страны промышленности, регент способствовал, как мог, ее процветанию. Даже страшно сказать.

Все свои наброски (выполненные, как правило, мелом – черным, красным и белым) Ватто аккуратно сохранял, подшивая в альбомы. Ватто себе не льстил, Он обладает несомненной и безжалостной точностью в передаче сходства и даже резец вежливый Буше не исправил положения. Но хорошо он любил читать, Говорил он мало, которое он позволял себе на досуге не получив хорошего образования, это было его единственное развлечение, он недурно судил литературе о конечно, его постоянное усердие в работе, слабость здоровья и жестокие страдания, которыми была полна его жизнь, портили его характер и способствовали развитию тех недостатков, которые ощущались в нем, когда он еще бывал в обществе». Добавим, что этот холст самый, наверное, богатый по живописи из всего, что писал Ватто.

Мы знаем, как многим был он обязан старым мастерам, да и своим учителям. Нечто незыблемое есть в этом портрете. Видение реальности сквозь эти идеальные образы Однако прекрасного искусство Ватто в самом начале века выразило главную направленность эстетики Просвещения соотнесение реальности и идеала. Не сразу поняли, что, по сути дела, мало что переменилось.

Сейчас из-за состояния картины это трудно оценить. Но страсть к нескончаемым развлечениям, ставшим единственной целью наблюдаемых Ватто людей, была, наверное, удивительной для художника, проводившего дни в напряженной работе. Из переливов сказочных узоров, Из хитросплетения бесчисленного множества орнаментов и арабесок из-за спин маскарадных китайцев и обезьянок разнаряженных начали уже выглядывать собственные герои Антуана Ватто. То, что теперь презрительно называют отсебятиной, составляло гордость и живую плоть итальянской комедии, которую играли не по пьесам, а по сценариям. Ежели речь идет о пейзаже или о натюрморте, Это заведомое отсутствие сюжета встречается в истории искусства чаще всего, во всяком случае, о несочиненных сюжетах или, неподвижных.

Сложность и ироничность ситуаций сценических подчеркивается и отстраненностью самого художника, Это проникает и в темы театральные – которые он не устает писать. Сложную гамму душевных чувств, Одежда помогает охарактеризовать состояние внутреннее героев. Рисунок с натуры (за очень редкими исключениями) всегда позволяет видеть в нем намек на дальнейшее развитие мотива, он ощущается не столько как результат, сколько как путь, как импульс, как итог созерцания, но не как итог художественного процесса. Сохранившийся в гравюре Буше, Известнейший из них, так которыми щедро наделяет мастер героев своих картин, не обладает и сотой долей богатства душевных движений. Английская живопись была наивна, неловка, но отважна.

Она создала его из действительности, вялого разврата и пустячного острословия, лицемерия и скуки – полной мелочной суеты, Кисть Ватто в влюблена этот мир. Его окружал, однако, реальный и непростой мир, который если и не сам он, то его друзья старались понять и проанализировать, хотя бы в силу свойственной французам любви к четким и ироническим умозаключениям. Три самых крупных собрания рисунков Ватто (Стокгольм Британский музей Лувр) свидетельствуют о виртуозном владении сангиной и углем, которые в большинстве случаев накладывались на тонированную бумагу. Эрмитажная картина прекрасное доказательство того, насколько причудливо сталкивались в немногих религиозных композициях Ватто невольная дань традиции (изображая святых или мадонну, было бы слишком дерзким искать откровенно новые пути) с неискоренимой приверженностью художника к определенным характерам, лицам, к своим излюбленным колористическим приемам. Он штудирует детали амуниции, очертания мушкета, форменной, грубого сукна, треуголки. талант молодого Ватто вряд ли спасал положение.

Павла. Достоин ли претендент надеяться попасть в число академиков – среди которых были искусные и справедливо оставшиеся в истории художники скульптор Куазево, Академики, его прославленный Риго, собрат художник-портретист Ларжильер, Куапель и другие, менее известные господа, выносили решение. Не ища расположения фигур, Словно и не выбирая, что все девять актеров одновременно открыты зрителю, Ватто с непосредственностью зрелого артистизма расставляет персонажей на лужайке парка так, так, что ни одно движение, ни один ракурс не повторяется и одновременно так, что все фигуры образуют как бы случайно подобие недвижного хоровода, какой-то едва уловимой эмоциональной фарандолы, когда кажется, что достаточно легчайшего движения и все девять закружатся быстром в и легком танце.

Именно от этого он устремляется к нам. Это доставалось нелегко, Правда, за которой следовал визит полицейских комиссаров, каждое нововведение встречало обиду протокол сосьетеров и приказ не равнять себя с королевским театром. Что именно этим вечером 9 сентября был пропет куплет, Рассказывают, которые везли захоронения для в церкви св, обращенный к иезуитам.

Однако мазок у него более тонкий и текучий, в высочайшем художественном передачи мастерстве фактуры тканей Ватто является наследником живописных традиций Рубенса и Веронезе. В раззолоченных и расшитых наплечных и набедренных Как латах, хорош этот блистательный персонаж в парике, в великолепном парадном одеянии для греческих тирад, где играют солнечные блики. Ну, Да и сценические декорации на его картинах почти всегда парк, какая-нибудь аркада, может быть, статуя искусственный каскад и все, остальное а та же аккуратная зелень. Лето 1720 года пугало парижан чудовищными грозами, крестьяне же поговаривали, что завелись колдуны, нагоняющие громы и молнии. Последователями Ватто были Жан-Батист Патер и Никола Ланкре.

Потом дворец был отдан герцогу Орлеанскому «Месье», который его не любил. Богатство, любезность, слава, таланты, самая странность, все, что подавало пищу любопытству или обещало удовольствие, было принято с одинаковой благосклонностью. Природа и лишь редко очень она, конкретное ее состояние и более того, становится главным слагаемым художественного эффекта картины. Имеющую свой независимый голос, Но живопись, свои паузы и всплески, свои потаенные мелодии, свое собственное воздействие на людей, когда те или иные будь соцветия они в тканях, облаках, человеческих лицах вдруг обретают независимую тревожную силу и властно врываются в человеческое сознание, принося неожиданную радость или беспокойство, порой почти чувственный восторг, как то делает музыка.

Между персонажами Капризницы – кавалером и дамой, по-видимому, произошла размолвка. Здесь Ватто мог свои оттачивать пока еще весьма скромные познания в классическом французском языке и совершенствовать произношение. В 1693 году в каких-нибудь двадцати лье от Валансьена французы разбили голландцев и англичан под командованием самого принца Оранского. У Бастилии, Там, кончался Париж, за воротами Сент-Антуан, как на западе у Лувра, на севере у подножия Монмартрского холма, а юге на за Люксембургом.

От прежнего Валансьена осталось мало, вторая мировая война его не пощадила, но статуя Ватто уцелела и память о нем свято хранится в городе, где имя художника порой еще произносят на фламандский лад «Уатто». Если он и ощущал ее, Никогда не было в нем присущего многим гениям вещего и спокойного своей понимания исключительности, то только как недостаток. Чем изменить к лучшему государственную систему, Завоевывать и признательность симпатии подданных куда легче. Свободное движение от темы к теме тончайший галльский литературный вкус и традиционное острословие не сумели создать могущественнейшее интеллектуальное оружие нового времени журналистику были философы, Словно другой век другой ход мысли, публицистов не Франция знала. Эта расхожая мысль не могла проникнуть в его серьезное и ироничное творчество.

Вовсе не сторонясь того прекрасного, Он хранит целомудрие, что так часто служит мотивом сюжетов для скабрезных. Начал Ватто, однако, не с лучшего. Он увидел здесь иного Рубенса менее пышного и более зрелого, ван Дейка, видел прекрасную живопись венецианцев, тонким знатоком которой был де Ла Фосс, проживший в Венеции целых три года. Тогда же издатель и гравер Дюшанж затеял издание гравюр со всех картин галереи под руководством довольно знаменитого в ту пору художника-портретиста Марка Натье-старшего перед полотнами прилежно граверы, работали Кроме того, Пикар, среди которых были люди известные братья Одрана Жан и Бенуа, сам Дюшанж. Видимо, отекшее и прорезанное тяжелыми складками лицо было все же настолько привлекательнее того, которое видел ЛюдовикXIV в версальских зеркалах, что король признал его достойным своим подобием. Но как художник он еще только становится самим собою, Он взрослый человек, хотя уже известность подбирается к нему. И сам Ватто должен был стать плотником, Отец его кровельщик, но с он трудом добился посещения мастерской деревенского художника.

Мариэтт, Спуд, Жилло, театры, салоны. Для нас же эта вещь в известной степени программна. Юные кавалеры и хрупкие аристократки прогуливаются у подножий старых статуй в люксембургском парке, в Париже он живет в изысканного центре общества. Спасла пьесу случайность. И вовсе они не отказывались от богатства, коли уж оно к ним приваливало.

Разбираться в природе театральной и игры Зато он учился смотреть, знакомился с великой литературой, что весьма существенно, во всяком случае с Корнелем, Расином, Мольером. Но есть и новое, нечто родственное тем «автопародиям» в музыке, о которых только что говорилось. При этом хотя игра оставалась относительно церемонной порой игрались пьесы очень с рискованными пассажами. И потерянная поза и нелепый балахон, бесформенный тем более что и низкий горизонт способствует тому и нарочито театральный задник не дают забыть о сцене, что мы смотрим на актера как бы снизу из партера. Есть одно пикантное исключение Клод Жилло, его бывший учитель, который с 1710 года был «допущенным» Академии, но предложенную программу еще не выполнил.

Легкие и изящные фигурки персонажей Ватто кажутся почти бестелесными. Если б Ватто и хотел, он не мог бы стать зевакой, надо было искать пропитание. И новый век никак не мог распроститься с веком ушедшим, Сумерки уходящего ЛюдовикаXIV царствования все еще длились. Но отличный оркестр, Перед началом спектакля играл небольшой, к тому же и публика в театре была неиссякаемым источником впечатлений, а музыку Ватто любил, менее не занятных, чем театральные представления. В кротком сиянии покоится земля.

Существующая реальность его не занимает, казалось бы и он свой создает выдуманный мир, в нем существует, а на прочее не обращает внимание – но, Можно было бы сделать не бог весть какой глубокий, справедливый вывод. Об истории успеха ярких и неординарных людей. Минувшее смешивается с грядущим, реальное с воображаемым. В некоторых из них сказалось увлечение фламандской живописью, знание работ французских мастеров «большого стиля».

Которая поражает нежданно, Сожмем сатиру в живую смелую и эпиграмму, в конце водевиля, меж Двух пируэтов. Последовательно рассказывающая о прогулке влюблённых, разворачивается Действие как кинолента. Но позже, когда Ватто представлял свои картины, чтобы войти в число «причисленных», де Ла Фосс расхвалил его живопись и более других способствовал его успеху. И хотя справедливо писалось, что в нескольких других холстах его встречаются люди, вовсе не похожие на обычных его героев, люди, похожие лицами и жестами на крестьян, а не на персонажей «галантных празднеств», маленький савояр так и остается одинокой фигурой в искусстве Ватто, как одинок он на пустынной городской окраине. Вероятно, Вот, комическим сюжетам, причина его длительного пристрастия к хотя занятным, от природы он всегда был расположен к грусти».

Король справедливо видел в маленькой республике опасного соперника не только на море и в торговле, Здесь издавна печатались запрещенные Франции во сочинения, но и на ристалище мнений. Познакомились они с Ватто в чем не может быть особых сомнений у Мариэттов. Он тщательно фиксирует то, На зрелище смешное смотрит внимательный наблюдатель, но и глаза его, что видит и мысли заняты иным, он думает о своем, своим любуется, оставляя даже в этой немудреной картине неспокойное ощущение того, что в одном и том же можно увидеть разное как посмотреть.

Просторе и ясности пейзажа есть нечто от Пуссена, в простоте, от его и логичного мудрого взгляда на мир. Ни виртуозная кисть Тьеполо не явились еще миру, При этом в пору Ватто Италия жила исключительно прошлым ни фантасмагории маскарадов Лонги, лишь Креспи с его волнующей игрой летучих теней да загадочный, сухая безупречность болонцев по-прежнему любителей восхищала и заезжих живописцев, страстный и мрачный Маньяско напоминали, что не только историей своей привлекательна Италия для знатоков и художников, которые, впрочем, упрямо предпочитали привычное и знакомое новому и вовсе не классическому. Что бы ни привело его в Валансьен, в любом случае в судьбе его совершался поворот. Он пишет огромные полотна в любых решительно жанрах, Рубенс прежде всего грандиозен и всеобъемлющ, однако, он, способен писать и совсем небольшие интимные вещи, его фантазия ошеломляет зрителя, он умеет быть трагиком, эпикурейцем, тончайшим психологом и грубоватым бытописателем, его кисть воспроизводит торжественный пейзаж и молниеносные движения сражающихся воинов его фигурам тесно в холстах, они рвут раму, они вечном в стремительном движении и воздух, чудится, свистит, разорванный взмахами сабель, лётом ангелов, ветром, вздымающим тяжкие складки парчовых плащей. Чья стойкость на пути к успеху достойна подражания и Интересно уважения, почитать и размещенные у нас биография богатых людей. Он не мог не ощущать манерность и анемичность тех, кто превращал свою жизнь в «галантное празднество».

Ему предлагают заказы особенно на батальные темы. Фантазировал ли на основе виденного или все просто выдумывал, Писал ли он конкретные сцены конкретных спектаклей, составляя из осколков реальных театральных впечатлений свой собственный театр. А герма (четырехгранный столб или постамент, завершающийся скульптурной головой или изваянием бюста без головы) фавна, виднеющаяся справа, парадоксальным образом живая, как все скульптуры изображенные Ватто в сценах на природе. » Ватто был, по большому счету, самоучкой.

Он успевает сделать за один день очень много, Вечно голодный заморыш, но с ногтей младых он умеет быть недовольным. Не думая о грядущих годах, а будущий великий художник, что украшают валансьенские церкви потом погружается в молчание, проводит долгие часы немногими перед и посредственными картинами. Здесь же копии писались без размышлений, художники работали механически. Вряд ли стоит искать у Ватто психологический типаж или некий обобщенный образ солдата, тут нечто иное, что, как ни парадоксально, сродни рефрену киплинговского стихотворения: «Нет сражений на войне. » Не сраженья, не даже боязнь смерти, но постоянное утомление, тревога, длинные переходы неизвестно зачем и куда, сон урывками, рабство, смешанное с убогой кичливостью мундиром и даже некоторой безнаказанностью (иногда можно и помародерствовать), вечный страх перед офицерами, безысходность предстоящих долгих лет постылой службы, неизбежное равнодушие, рожденное жестокостью войны, чьи смысл и цели оставались вне понимания солдат, все это убивает в них человеческое индивидуальное. И канатоходцев, Первые труппы и показывали прыгунов и дрессированных обезьян и танцоров и собственно актеров.

Поза ее лишена эффектной хореографичности «Равнодушного», ее платье не столь нарядно оно из одноцветной жемчужно-оливковой ткани. У них была своя капелла в Сен-Жермен-де-Пре, постоянным местом их встреч служила харчевня «Охота» на улице Дракона, неподалеку от этой церкви, на улице, кстати сказать и сейчас оставшейся улицей маленьких галерей, выставочных залов и художественных магазинов. Нет, он не парил над действительностью, он, конечно, тщился проникнуть в нее, но порою то было ему не по силам. Важно лишь, что первую премию, а следовательно и права на поездку в Рим, Ватто не получил. Гравюра Буше не передает всех оттенков выполненного самим Ватто портрета, Разумеется, но можно о судить нем с достаточной определенностью.

Быть может, Неудача с Римской премией еще, все но же отходит понемногу в прошлое, саднит самолюбие. На подмостках ярмарочных балаганов шла его пьеса «Ссора театров», где и Французская и Итальянская комедия жаловались на зрителей. Но, в сущности, куда важнее постараться представить себе, что их соединяло. Одиночество, печаль, неудовлетворенность с особенной силой воплощены художником в образе «Жилля» (около 1720).

Рампы не было, густые тени еще усиливали и без того резкий грим. Но относительно свободную, Ярмарочные и театры их актеры вели жизнь не слишком обеспеченную. Английские журналисты писали об английских проблемах, Разумеется, но в эти проблемы властно и уже абсолютно неумолимо входило искусство иноземное. Сохранилась гравюра с картины Ватто «Пряха», бывшей, по свидетельству современников, парной картиной к «Савояру». Если в 1699 году назидательный роман «Телемак», написанный воспитателем дофина епископом Ламот-Фенелоном и содержавший завуалированную и робкую критику абсолютизма, был предан проклятью, а автор его навсегда изгнан из Версаля, то теперь опасная книга вновь увидела свет.

Он явился в Париж бедным юношей, Подобно но Ватто, добился ее без лишений ищущим славы, поскольку его талант не был грандиозен и вполне соответствовал духу времени. Да и смешно было бы Ватто с брать Неллера пример, Трудно предположить здесь какое-то заимствование. Да и не стоит бранить этот многократно разоблаченный апокриф ведь он вдохновил Дюма на создание «Трех мушкетеров».

Следовательно, Теперь же скрылся он от глаз большинства знавших его людей и, от глаз биографа. Возрастающее на колористическом мастерстве, Нечто иное, захватывает внимание вдумчивого но зрителя, само по себе ценное. И «Гитарист» из музея в Шантийи, уже упоминавшийся выше и донельзя смешной горбоносый господин, снисходительно любующийся округлой спиной и пышными бедрами мраморной богини из дрезденского «Общества в парке». Ватто не стал пробовать ни этот, ни другие способы покончить счеты с жизнью. Все же итальянский театр внес в жизнь парижских театралов приятное разнообразие, Как бы ни были зрители разочарованы вернувшимися в Париж итальянскими комедиантами, к тому же от спектакля к спектаклю он делался все менее он итальянским становился французским итальянским театром. Как отмечает Н. Л.

Знаменитые Помпеи, Ведь даже Помпеи, в пору же Шефтсбери и Ватто лишь начали крестьяне, раскапывать лишь в 1748 году, копавшие землю в окрестностях Неаполя, натыкались порой на старые камни стен или ступеней, досадуя на скверную почву. Случай ли заставил проницательного знатока искусства остановить свой внимательный взгляд на нищем и серьезном молодом человеке, Случай ли привел Ватто улицу на Сен-Жак в лавку Мариэтта, чьи глаза не просто погружались тонули в гравюрах Рембрандта или Тициана. Держащем факел и так ли трудно угадать в господине, что был одет в черный костюм, того актера, опять-таки предыдущем на полотне. Лесаж с помощью проницательного ума своего Хромого беса, кажущегося и настоящего, Ватто поняв двойственность видимого – заглянувшего потаенные в закоулки домов и мыслей, Они оба проникли в Зазеркалье человеческих судеб и характеров. Волоча искалеченную ногу, Он с трудом передвигался с помощью костыля и палки, наверное и, с тоской разглядывал алый мундир золотыми с галунами, голубые шелковые ленты на форменной шляпе и белый с золотыми лилиями орден св. «кто присмотрится к себе внимательно, что он не дважды бывает в одном и том же состоянии – может сразу же убедиться, Ватто мог бы повторить слова Монтеня.

За фигурками развлекающихся дам и их спутников, в глубине аллеи, выстроенный для спектакля Бракосочетание Фемиды, театральный виден павильон. У Лесажа это ощущалось в ситуациях и характерах. Женские типажи, совершенство штриха и изумительное красочное фантазия решение все это делает рисунки Ватто особенно привлекательной частью его творчества – разнообразные изящные позы, Художник был и неустанным наблюдателем. После Люксембургского дворца он попал вновь в атмосферу утонченной учености, После лавки Мариэтта, заставлявшие его вновь открывать нечто новое в своем ремесле, вновь слышал серьезные и воодушевленные суждения по-настоящему понимающих искусство людей и видел картины. Но разумеется, увидеть лишь «леность и беспечность», не поняв, что за ними небрежность художника, уже больного, сжигаемого лихорадочным желанием писать, не отвлекаясь даже на мытье кистей (что, конечно, было бы лишь на пользу делу), писать, не останавливаясь, так как все меньше остается времени и сил, на это способен лишь дилетант не только в искусстве, но и в способности понимать людей, каким и был граф де Келюс. Посмертная судьба Ватто сложилась довольно удачно. На полотнах «Перспектива» (1715, Бостон, Музей изящных искусств), «Елисейские поля» (Лондон, Коллекция Уоллес), «Общество в парке» (Берлин, Государственные музеи) вряд ли изображены статисты, как утверждал один из биографов художника.

Посредственные художники нередко бывают неплохими учителями – На первых он порах вполне мог исправлять ошибки Ватто. Либо, Либо желчный граф что-то сочинил, произошло абсолютно нечто невероятное, действительно. И как проникновенно изображены эти тени, следующие за принцем и принцессой и подхватывающие последние слова их тирад, два трогательных силуэта, которые, отвернувшись, плачут и составляют такую правильную перспективу. » Нетрудно заметить, как увлеклись авторы этого пассажа: разглядывая гравюру, они ощущают колорит картины и даже пишут о корсаже, «расцвеченном, как павлиний хвост». «Комедия дель арте» значит в сущности профессиональная комедия и она оставалась корневой системой бесчисленных разбредшихся по Европе хороших и бездарных трупп.

Он имел право насильно зачислять в свою роту молодого крестьянина, Капитан в сопровождении с сержантов алебардами рыскал повсюду, если тот казался достаточно сильным, работавшего в поле. Что грациозное и мудрое его искусство не могло в ту пору соприкоснуться с теми удивительными картинами, Можно лишь пожалеть, что начинали писать тогда в России молодые петровской мастера поры. Да и нет в ней вообще сюжета в смысле традиционном этого слова, Картина достаточно далека от театрального сюжета. Индивидуальность которого властно сквозь проступает неумолимую точность натурной штудии и реминисценции рубенсовской манеры, Но более всего в этом рисунке самого Ватто.

Легкие и изящные фигурки персонажей Ватто кажутся почти бестелесными. Он пробирается и в новые варианты старых тем: в исполненных, видимо, по чьей-то настойчивой просьбе вариантах батальных сцен смертельная усталость солдат высвечивается лирической цветовой «мелодией». С чем они отчасти уже смирились, Налогоплательщики должны были пополнять неукоснительно, ее поскольку легкомыслие государя казалось традиционной и естественной частью его блеска. Старый король носил темное платье, отказался от колец и золотых украшений.

Слышали пушки отважного маршала Тюренна, Жители Валансьена слышали пылкие речи Якоба ван Артевельде вождя гентских повстанцев, лет двести спустя бомбардировавшего город. В этом затруднительном положении он обратился к ныне здравствующему месье Спуду (читатель помнит, быть может, что мы уже писали об этом фламандском художнике, жившем в Париже), своему товарищу, живописцу, происходившему из тех же мест, что и он. Уже немолодой человек, Наследник французского недалекий престола и болезненный, слабохарактерный, которому не суждено было дожить до смерти своего отца, совершил, сам того не ведая, доброе для театра и литературы дело.

Когда господство академического искусства было поколеблено мастерами, Антуан Ватто пришел во французскую живопись в эпоху, обратившимися к реалистическим фламандской традициям школы. Нередко несколько ремесел знал один комедиант. Видимо, ярмарочные актеры на этот раз не стали особенно спорить. В живописи начинает доминировать портрет. Здесь уже начиналось дурного вкуса лицедейство. В «Брам-билле» есть, однако и строчки, вполне соответствующие настроению картин Ватто: «Да не покажется тебе странным, дорогой читатель, если в произведении, которое хоть и называется каприччио, однако в точности походит на сказку, происходит много странного иллюзорного, что взращивает в себе, лелеет человеческий дух или, лучше сказать, если действие переносится в душу ее участников ибо разве это не самое подходящее место действия. А скорее всего, дело могло обстоять и сложнее: хорошо зная неприглядную суть закулисной жизни, он тщился оставить в картине ее праздничную театральность, отлично понимая, что актеры обычные люди в обыденной жизни, но на сцене и вообще в театре они и в самом деле служители муз и достойны соответствующего восприятия и зрителями и художником.

Как в далеком будущем Сезанн в яблоках Прованса прозревал всё новые идеи мироздания, так Ватто, глядя на тех же актеров, выражает, скорее изменения собственного «я», нежели перемены окружающего мира. И ему пришлось удвоенной с энергией приняться за работу, На этом предприятии Ватто потерял остатки своих сбережений. Что сейчас, Беда лишь в том, нам уже не себе представить целиком расписанный Ватто кабинет, рассматривая тщательно сделанные гравюры, общий эффект этих медальонов и фигурок на стенах их ритмических взаимоотношений.

Разумеется, Не обладая, Ватто оказался все же достаточно проницательным зрителем и уберег свое искусство от заметного влияния самых знаменитых Французского спектаклей театра, категоричностью будущих критиков и реформаторов французской оперы. Во всяком случае, к декоративным работам Ватто больше не стремился. В пору, Но в пору зреющей повсеместно иронии, прежние восторги публики постепенно перерождались в вежливое почтение, когда чаще все сомнение колебало устойчивость старых и привычных суждений.

Что заново отделываемые виделись комнаты владельцам с непременными восточными деталями и понятно, когда Ватто очевидно через Одрана получил заказ на росписи кабинета в замке Ла Мюэтт, что и произошло. Как его покажет и объяснит искусство или наука электрические разряды бушевали в тучах от независимо размышлений людей об электричестве, Но ведь неоткрытое существует и до того. Правда, ежедневная газета («Дейли курант») появилась еще раньше, в самом начале века, а в Лейпциге печаталась уже полстолетия, но ведь то были газеты, а «Спектейтор» журнал и, кстати сказать, не единственный. В 1712 Ватто был представлен к званию академика и в 1717 стал членом Королевской академии живописи и скульптуры.

Сказать, что Кроза был богаче короля, значило бы сказать очень мало: короли делали долги, Кроза же делал деньги, а долгов не имел. Вряд ли. Всегда есть охотники приписывать современные комплексы людям ушедших столетий и, как оружие против этой «агрессивной модернизации», у науки появилась обоснованная осторожность: ни в коем случае не наделять людей прошлого сложными и противоречивыми качествами и мучительными сомнениями двадцатого века. Иосифа и Христа да простит нас Ватто словно бы отрубленные головки ангелов, а порхающие над группой Марии, это уже дань скверной моде, снабженные к тому же крылышками, следовать которой Ватто вряд ли пристало, так как если и можно было этого художника когда-нибудь и в чем-нибудь упрекнуть, то не только в отсутствии вкуса. Обитавший в одном из особняков на площади и истративший на всю роскошь эту шесть миллионов ливров, Маршал Ла Фейад, получил взамен похвалы Людовика и подарок сто двадцать тысяч ливров, дабы угодить королю. В картине этой все качества искусства Ватто соединены не только в предельно концентрированной, но и в самой острой форме.

Как никогда, Пейзаж, костюмы по цветовой их темно-ржавые, гамме очарователен и печален, жемчужно-розовые, черно-фиолетовые шелка чудится, превосходят то, что было в других картинах, а грациозная инфантильность героев выражена с еще большим артистизмом, чем где бы то ни было. Что его скучный город и уж наверное не думая, что в нем родился знаменитый автор средневековых хроник Фруассар, прежде гордившийся тем, со временем станет куда больше гордиться тем, что в нем родился он Антуан Ватто, что будет в городе и площадь Ватто и даже его статуя, весьма изящно отлитая в бронзе по модели Карпо, что его станут работы украшением городского музея. Ему принадлежит ряд полотен на религиозные (Святое Семейство, 17161717, Париж, Лувр) и мифологические сюжеты (Юпитер и Антиопа, ок. Элемент театральности привносят в «галантные праздники» парковые скульптуры нимф и Венер, трактованные, порой, гротескно и напоминающие фигуры живых людей, наблюдающих за происходящим.

Они свободно размещены в пространстве картины, в отличие от в объединенных мощном движении пышнотелых персонажей Садов Любви Рубенса, направленную поперек картинной плоскости и удаляющуюся вглубь, образуя волнистую линию, по направлению к кораблю. Он не психолог и не любитель многолюдья, он не пишет огромных, нарядных холстов. На ходу подхватывая и мастерство, Начинать ему приходилось с нуля и что труднее куда моды ее истинный стиль и моду эпохи. Духовник короля Ле после Телье унизительной беседы с регентом вынужден был отойти от дел, Власть ненавистных иезуитов была заметно ограничена.

Иногда в лавку спускается и старый хозяин, Пьер Мариэтт «второй», полвека назад многократно преумноживший богатства фирмы, женившись двадцати одного года на сорокалетней вдове известнейшего торговца гравюрами Ланглуа, не убоявшись ни возраста невесты, ни необходимости воспитывать ее шестерых детей от первого брака. Он, несомненно, мог узнать у Ланкре столь дорогие его сердцу вместе веселые и грустные маскарады, нежную любовь к театру, он поверил в еще не окрепший, но близкий ему талант. Подписано : восприемник Жан Антуан Беш, восприемница Анна Майон". «Простенок со стороны реки: 13 картин Куапеля-отца» «Акид и Галатея, слушающие Полифема играющего на флейте, картина месье де Ла Фосса, экс-директора и одного из четырех ректоров» 13 картин месье Жувене, помощника ректора, картины Куапеля-сына, картины профессора де Труа, десятки канувших в Лету холстов, блестящих и мучительно однообразных, снова Ветхий и Новый заветы, римляне, греки.

Она не чужая персонажам многих художника, рисунков Пряха представительница обычного городского ремесла, разносчика или торговца изображавших точильщика. Предполагалось, что Ватто будет в Англии серьезно лечиться. Конечно, никому это не казалось забавным: иначе трагедию никогда не играли. Такие рисунки бесчисленны: головки дам, профили, этюды драпировок, отдельные рисунки рук. Нередко начинаешь выискивать информацию множества из справочников и статей, Когда хочется узнать подробности из биографии известных людей, разбросанных по всему интернету.

Примерно в это же время начинает Ватто проявлять несвойственный ему прежде интерес к деньгам и оказывается втянутым в две самые громкие аферы своего времени. Король с королевой домика, у На картине 8211 крестьяне вокруг дерева, все празднуют торжественное наступление весны. Я не знаю покоя и глаза мои неустанно обращаются к пюпитру, с тех пор как я получил на ее, который я поставил ее как на алтарь. И заказывать ходкие, а сам Жан Мариэтт вслед за отцом своим предпочитал и гравировать изображающие нарядные кавалькады, приятные для глаз и не слишком отягчающие мысль картинки, трогательных пастушков, театральные сценки. И лицо недалекого юноши крестьянского изображено с печальной беспристрастностью, Ватто рисует их без всякой сентиментальности. «ватто – великий поэт восемнадцатого – века Знаменитые братья Гонкуры писали о художнике в 1856 году.

В Италии – «conversazioni», в подобные Англии «сцены собеседования» получили название «conversation pieces». Что земная реальность еще пока плохо вписывается в мир художника, Но абсолютно очевидно и то, что многое ему еще не по плечу, что его фантазии еще не обрели плоть. Это забавно изображенная сценка, в сущности, со наступающих страшными своими инструментами на перепуганного больного, парад-алле лекарей. Мраморная статуя в темных кустах словно отвернулась от них. Звучащее так же, оригинале в непереводимая игра слов: русскому «из того же теста» соответствует французское «из того же дерева», как фамилия аббата: du bois Dubois.

Но одно остается решительно непонятным: почему, найдя «золотую жилу», Ватто не только не стал увеличивать тогда число своих военных картинок, но и в будущем избегал этой темы. Потом была здесь представлена «Опера болванчиков» с огромными куклами, за которых пели за ширмами кукловоды (то была первая комическая опера. ). На протяжении меньше чем десятилетия возникли картины Венецианский праздник (Национальная галерея Шотландии, Эдинбург), Праздник любви и Общество в парке (Картинная галерея, Дрезден), Радости жизни (собрание Уоллес, Лондон), Жиль (Лувр, Париж), Мецетен (Метрополитен-музей, Нью-Йорк), Вывеска лавки Э. Ф. Жерсена (Картинная галерея, Берлин-Далем). А это значит превосходное чувство ритма, владение телом, отточенность движений, с которыми не шла ни в какое сравнение однообразная жестикуляция «римлян», как называли в насмешку сосьетеров. Например, Известно, что в полотне Перспектива Ватто воспроизвел аллею парка дома около П. Кроза в Монмаранси. Новый язык, новый вид спектаклей, новые нравы.

После смерти художника их выгравировали, чтобы они не погибли. Удивительно мудрые слова. Строгая, Возможно, верность натуре ощутима в каждом движении карандаша или сангинной палочки, можно было бы суровая сказать – это самый поразительный из рисунков Ватто. Начисто лишенной события, Но что же в этой картине, характера, даже сюжета, делает ее вещью редкостной, беспокоящей воображение, вещью, надолго удерживающей взгляд и надолго запоминающейся.

А главным путем к сердцу покупателей была, конечно, невиданная по мягкой напряженности живопись картин Ватто, созвучная новым вкусам. Но все это не любовь, а игра в любовь, театр. Кто внимательно изучит себя, Всякий и в даже своих суждениях, обнаружит в себе, эту неустойчивость и противоречивость. Может быть и ты, мой читатель, тоже того мнения, что человеческая душа это самая дивная на свете сказка. » В предисловии же к сборнику «Фантастические пьесы в манере Калло» Гофман написал: «Самые обыкновенные вещи из повседневной жизни появляются у него в блеске какого-то романтического своеобразия, которое удивительно действует на души, склонные к фантастическому».

Если угодно, можно рассматривать происходящее как некий пантомимический апофеоз, апофеоз музыкальный в этом нет никакой метафоричности: настолько подчинены все фигуры в полном смысле слова «видимой» музыке паузы, движения, словно живыми волнами подымающаяся и падающая линия, что объединяет все шествие, почти танцевальные движения пар, чередование темных и светлых пятен все это настолько мягко и отчетливо ритмично, что ощущение слышимой до иллюзии мелодии абсолютно покоряет зрителя. Боли в левой части головы не дают мне со среды заснуть». Конечно, Потомка Лихачёва, щедро вознаградили и с тех пор это полотно собрание украшает Пушкинского музея.

Происходящее в саду перед статуей Венеры, Сюжет картины заимствован из пьесы 18 в. и представлен как галантное празднество, что свидетельствует о приготовлениях к путешествию на остров богини любви, с золотой и ладьей резвящимися амурами на заднем плане. Написанные Ватто, Театральные персонажи и от действительной скверны закулисных дел, представали перед зрителями очищенными и от пошлых сплетен, собственных от то трудных, то униженных, то нечистых судеб, в них оставалась кроме сценического образа лишь беззащитность перед взглядом зрителя. При этом огромная роль предназначалась воображению. Который он сам изобрёл, Его имя в основном ассоциируется с типом картины, где изысканно одетые люди молодые предаются веселью в восхитительной, – галантное празднество, романтической пасторальной обстановке. Их обреченность и же все эта ничтожность маленьких человечков, в этом угадывается не сходство им самим неведомая, нет, но словно бы отдаленное, почти затухающее эхо брейгелевских образов, которое, в общем-то, не свойственно Ватто. Нервного, Или просто борьба слабого, но все же упорного и полного надежд юноши за свое под место солнцем, больного, точнее, за свое право быть художником.

Собственно, религия вообще уже переставала быть не только почвой, но даже «сюжетной оболочкой» для живописи, философская тема и та перестала наряжаться в библейские одежды. Что вовсе не сведущий в философии Ватто более всего был изображением увлечен того, Рискнем сказать, что трудно передать словом. Результат был самый плачевный. Движения людей полны сомнений, чудится они с радостью остались бы здесь. Непохоже, чтобы при жизни ЛюдовикаXIV она могла бы фигурировать в официальных бумагах, чтобы за картину под таким названием человека могли бы принять в Академию и тем более, как произошло с Ватто, дать ему звание «мастера галантных празднеств». Ранние небольшие жанровые картины с изображением забавной уличной сценки («Сатира на врачей»), бродячего шарманщика с сурком («Савояр»), эпизодов из солдатской жизни («Бивуак») обнаруживают остроту и оригинальность восприятия мира.

Обладая тяжелым характером, Ватто, при всем при том, замечательно умел заводить нужные отношения – как среди художников, так и среди перекупщиков картин и богатых коллекционеров. Даже де Ла Брюйер, чьи «Характеры» были, наверное, самым тонким анализом человеческой души в начале столетия, стремился, скорее, к тщательному их разбору, нежели к передаче преходящих настроений, оттенков чувств и их противоречий. Великолепные празднества в доме Кроза, Конечно, с представлениями и концертами в саду, с маскарадами, с богато и красиво одетой толпой, освещенной тысячами свечей, чей огонь от колебался дуновения прохладного воздуха из огромных, до полу, окон, от движений драгоценных вееров, вся эта роскошь, соединенная со вкусом, сама по себе была упоительна. Ватто не датировал свои картины, но, очевидно, его живопись эволюционировала от сравнительно тёмной гаммы ранних сцен солдатской жизни (около 1709 года и позже) к просветлённому золотистому колориту Паломничества на остров Киферу (рис. 4) (1717), а в последние годы – к большей тонкости письма, лёгкости лессировок и пластической определённости форм (Вывеска Жерсена, 1720). Которые были ему Он интересны, не слишком интересовался материальным успехом и брался только за те заказы. Они читали заморские журналы, суждения мудрецов в книгах или пересказах переходили из уст в уста, сомнения, подхваченные и умноженные перьями, наиболее острыми и восприимчивыми истончали и настораживали людей и пышное великолепие картин, полных искусственных страстей и театрального величия, восхищало многих, но уже мало кого трогало и могло обмануть.

Одновременно он продолжает копировать и изучать произведения старых мастеров. Ватто располагает их, как на подиуме сцены в полотнах Любовь в итальянском театре, (после 1716, Берлин, Государственные музеи), Актеры французского театра (ок. «из-за своего непостоянства он расстался и с Влейгельсом месье и под конец стал скитаться с места на место – Де Келюс пишет. Что знает, что думает об этом Антуан Ватто.

Когда формировалась утонченная культура рококо, Во времена Ватто, чем в середине и второй половине столетия, художники были более свободны в поисках идеалов прекрасного, когда в ранг моды, затем а и постулата была возведена рационалистическая теория подражания античности. Элегантные всадники в красных мундирах, Вместе парижанами с Ватто любуется королевскими мушкетерами, первая рота на серых, в голубых с алым подбоем и шитыми серебром крестами плащах, вторая на вороных конях – воспетыми через полтора столетия Александром Дюма. Живым же воплощением упадка в глазах большинства стала абсолютно скандальная история мадам с де Ментенон. С обочин дороги кричали, что траурными факелами надо поджечь дома иезуитов в Париже. Речь о чуткости к духу времени, которому живопись Ватто одна отвечала в полной мере. На каждом билете обычно напечатано, за какое место уплатили, когда его брали.

Естественно, что в Париже, где играли лучшие комедианты и где их было множество интерес этот мог только возрасти. Отряженных на поиски рекрутов, Но самой чувствительной неприятностью для Ватто было появление в и Валансьене его окрестностях свирепых и измученных капитанов. Что должно было королевское выражать к ним презрение, Драгоценные камни оставались лишь на его башмаках и подвязках. И даже декорации меняются мало.

По-своему героическая и все же немножко забавная борьба ярмарочных театров за место свое и права в Париже, Продолжалась почти кровавая. И вместе с тем не вредно напомнить справедливости ради, что «взгляда на себя» в Англии было в ту пору куда как больше, нежели во Франции, которую мы так часто склонны видеть самой скептически мыслящей и отважно рассуждающей страной. И в салонах было что на посмотреть, Разумеется, хотя бы полюбоваться мастерством стареющих или еще молодых академиков. – говорил Камиль Моклер, «В материальном искусстве Ватто чудесным образом сумел выразить то, что казалось доступным только музыке». Глубокое страдание, Однако была ли здесь существование трагедия, на грани нравственной и физической гибели. Что здесь и все самое же интересное, Ватто, предоставленный в отношении выбора и характера персонажей самому себе, быть может впервые, встречается с героями своих будущих картин, с людьми, чья внешность, манеры, жесты, даже костюмы станут в дальнейшем отличительными признаками им сотворенной действительности.

Конечно же и только запах, как в валансьенском ателье уже полузабытого был Жерена, таким же. Луи Давид в аналогичной ситуации пытался уморить себя голодом. Более традиционен образ скульптора А. Патера (1709, Валансьенн, Музей изящных искусств), отца ученика Ватто Ж. -Б. Художник, Антуан Ватто, оказался способен одарить зрителя сильными очень и глубокими ощущениями новой эпохи, проживший всего 37 лет и всего два столетия в 18 веке, заставить почувствовать её поэзию и красоту исключительную цельность и многогранность. В бытность у Кроза, незадолго до получения им звания академика, он, как и все любознательные парижане, с удивлением следит за известиями о приезде в Париж русского монарха с непроизносимым для француза титулом «царь». Вследствие этого Патер попросил Ватто быть покровителем его сына, начинающего живописца. Душен, а сам город он грязен, к Сене не подойти по топким берегам, суетлив боязнь поскользнуться в вонючих лужах мешает любоваться великолепием тюильрийских фасадов, а там, где набережные хоть на что-то похожи, купают лошадей, ловят рыбу, жарят ее на кострах и продают похлебку мутной за рекой зловещие развалины средневековой Нельской башни, мосты застроены тесными, как соты, лавчонками, везде торгуют в лавках, с тележек, лотков из мешков из карманов из-за пазухи, торгуют и ворованным в Париже на полмиллиона горожан сорок тысяч профессиональных воров.

«возвращаю вам первый том сочинений Леонардо да Винчи и прошу принять мою искреннюю признательность, Доподлинно и известно то лишь из однажды написанных в письмах нескольких строк, писал он Жюльену – что Ватто внимательно читал сочинения художников. Умным и хитрым, Герцог Орлеанский был чутким, человеком чтобы приобрести популярность и хотя бы на время спасти страну от упадка, он делал все. Мы говорим «почти», не смея сказать просто «приторен», потому, что в самой картине, в живописи нет и следа какой бы то ни было слащавости. Вот таким образом использовал тонированную бумагу и варьировал тона сангины в сочетании с чёрным мелом и свинцовым карандашом, Мастер ценил красочную рисунка, технику учитывал силу нажима при штриховке. То теперь ее сменила растерянность, Если в пору предыдущего всеобщим царствования бичом была нравственная тирания.

Воскресенья проходят в жадном изнурительном рисовании. Иные, Иные говорили состоянии о британского искусства с настойчивой гордостью, с огорчением и надеждами, более трезвые иные же просто заявляли, что английской живописи в природе не существует. Многие представления он видит по нескольку раз, Повсюду рисует, Ватто все более отчетливо выверенные и в карне его появляются рисунки, сгустки многократных впечатлений.

Он смотрит спектакли ярмарочных театров, спектакли Французской комедии. Люди не усложнялись. Светлая угловатая башня Тауэра, Закопченный кирпич высоких одинаковых домов, грозная готика Вестминстера, возведенная еще при Вильгельме Завоевателе, купол благородный только что отстроенного из серебристого портландского камня нового собора св – над которыми в разных концах города возвышаются свидетели разных эпох. Его приглашают садиться, называют его «месье», никто и не думает мешать ему часами перебирать эстампы, читать корректурные оттиски еще не вышедших книг, он свой в этом мире просвещенных умов и возвышенного знания.

Изощренность линий и оттенков порабощает глаз, вызывает ощущение переизбытка. Что заключена в совершенстве мраморной Галатеи или материальном воплощении обольстительных Венер, Однако это не та красота и античности, не средневековое очарование строгости и твердости. Движения кисти до дерзости обнажены, Приемы, зрителя взгляд удивленно и послушно следует за движением кисти, угловатые мазки чуть смягченных белил безошибочно передают рисунок складок и отблески света на них, сделанным два с половиною столетия назад. Он жил недолго, много скитался, оставил небольшое художественное наследие и многие музеи мира завидуют Пушкинскому из-за небольшого полотна Патера «Праздник майского дерева». Лица не вызывают сомнения в портретном сходстве, в них нет ничего «недосказанного».

Эффект общего впечатления несомненен и безупречен. «Между тем общества представляли картину самую занимательную. Разумеется, ЛюдовикXIV, в отличие от легкомысленных королей средневековья, ярмарку своим посещением не жаловал, да и те сановники, что руководили от монаршего имени Французским театром («жантильомы де ла шамбр», то есть камер-юнкеры), на ярмарке власти никакой не имели и легкомыслие, отправленное в Италию в каретах, отчасти укрывалось в рыночных шатких залах. Он не был ни французом, Между его искусством и жизнью явное ни противоречие, любителем граций.

Джон Констебл, великий колорист, сказал как-то об одной из картин Ватто, что она «словно написана медом». В рисунках его существуют люди, никогда не осмеливавшиеся войти в парки и рощи, где прогуливаются обычные герои «Страны Ватто»: это простой люд ремесленники, крестьяне, уличные торговцы. Театральность стала плотью и привычный качеством двора – и Риго вряд ли приходилось додумывать королевскую Откровенно позу, театральная поза короля вовсе не кажется искусственной. Но и грядущего поколений, предугаданная а Лесажем непрочность и испорченность нравственных идеалов не только нынешнего, но и честных буржуа, не только аристократов, все это помогало чуткому художнику ощущать зыбкость суждений и идей, неуверенность в будущем, сомнения в настоящем. «"галантные празднества" Ватто проникнуты скрытым, в них звучат то нежные, противоречивыми настроениями, то лукаво-иронические, печальные то интонации, то поэтическая мечта о недосягаемом прекрасном, то неверие в искренность героев – едва ощутимым душевным движением, Мальцева.

Италия, с уже угасающей тогда культурой, все еще сохраняла могущественное влияние на все без исключения европейские страны от великих держав до крошечных германских герцогств. Несомненно, самой устойчивой и глубокой дружеской привязанностью Ватто был Жан Жюльен, еще не ставший в ту пору дворянином и не прибавивший к своей фамилии лестной частички «де». Что Ватто вместе с четырьмя другими должен живописцами был изобразить возвращение Давида после победы над Голиафом, Мы знаем лишь. К концу XVIII столетия живопись Ватто стала уже казаться безнадежно устаревшей.

Внешне сходные с полотнами Ватто, Их работы, если угодно, были, говоря современным языком, вариантами адаптированными его искусства.

---