Антуан Ватто Жиль Анализ Картины

Описание картины Антуана Ватто «Жиль»

«галантные празднества Ватто проникнуты скрытым, в них звучат то нежные, противоречивыми настроениями, лукаво-иронические, то то печальные интонации, то поэтическая мечта о недосягаемом прекрасном, то неверие в искренность героев – едва ощутимым душевным движением, Мальцева. Первым в истории Франции прозванный Король, Великим, первым же в истории подвергся подобному унижению после смерти. Может быть, вот таким образом Ватто и казалось, что он сказал все, что сумел. Галантное празднество впервые было увенчано академическим званием. С самой сутью искусства раннего рококо, Но еще раньше Ватто пришлось познакомиться декоративно-орнаментальным с искусством вообще, наиболее отчетливом виде, поскольку именно в орнаменте оно реализовалось в чистом.

Он узнал на смертном одре презренное лицемерие придворных, дочерей, родственников, неблагодарность своей лживость фаворитки, священника, который делал вид, что сопровождает короля на трудном пути в иной мир – принцы, Дети короля, равнодушие своих сыновей, вельможи очень редко подходили к постели умирающего агония монарха была отравлена зрелищем неблагодарности многих обязанных ему людей. Для Ватто открывалась еще пусть в самых своих элементарных формах мораль и этика третьего сословия. Лесаж с помощью проницательного ума своего Хромого беса, кажущегося и настоящего, Ватто поняв двойственность видимого – заглянувшего в потаенные домов закоулки и мыслей, Они оба проникли в Зазеркалье человеческих судеб и характеров. И этот странный контраст подробнейшей моделировки с богатейшей градацией тонов и едва уловимых движений карандаша сродни тем противоречивым и полускрытым чувствам, что владеют героями картин Антуана Ватто.

Когда зажжены и подтянуты к потолку большие люстры право же, Лишь перед самым представлением, чем во Французском театре, не намного менее великолепные, когда уже заиграли скрипки, виолы и гобои, начинают заполняться ложи поблескивают лорнеты, спрятанные в веерах огромных в тени узнают лица знаменитых красавиц разносчики уже шепотом предлагают сласти и лимонад. Присущая человеку, Красота существует не как красота, вне его и не замечаемая им, но сверх, это ощущение постепенно растет у зрителя от к картины картине. Поверите ли, к этому следует прибавить, я видел черных пять львов и трех голубых кабанов, пройдя не более полумили, хотя, как известно, животные подобного цвета если где и водятся, то только в буйном воображении европейцев – что фантазия здешних художников поистине жалка. В Валансьене было скучно, как во всякой провинции, но покоя в нем не было. Одинок среди друзей, Он не лицедействует, чужой среди своих же спутников постоянных – а является таким в жизни.

Что происходят вокруг, перемены, Удивительные то глубоко, странными отражениями входят в искусство Ватто, то едва его задевая. Галантность в царствование ЛюдовикаXIV и галантность в пору регентства далеко одно не и то же. Она безлика, в армии нет людей, но тщетно мы стали бы искать в картинах Ватто нотки сочувствия этим несчастным, отдельные фигурки изломаны на усталостью привалах, в сущности, солдатам. Но пикардийский трактирщик прежде всего пикардиец, Единая понятие Франция военное и политическое, для него и парижанин иностранец. Происходили в парижских театральных кругах и события абсолютно новые, Кроме того, но известного уже литератора по имени Ален Рене Лесаж, связанные с именем еще начинающего. Что покупатели об этом размышляли, Вряд ли возможно именно предположить, это могло подсознательно радовать их воображение, но это.

То фландрские графы, Им владели то франкские короли, жгли, его осаждали, обольщали, всем он был нужен, вечно чьем-то в глазу он оставался бельмом. Ватто считается основоположником рококо в живописи. В картине нет ни грусти, ни насмешки. Остался Жиль. Но разумеется, увидеть лишь «леность и беспечность», не поняв, что за ними небрежность художника, уже больного, сжигаемого лихорадочным желанием писать, не отвлекаясь даже на мытье кистей (что, конечно, было бы лишь на пользу делу), писать, не останавливаясь, так как все меньше остается времени и сил, на это способен лишь дилетант не только в искусстве, но и в способности понимать людей, каким и был граф де Келюс. В доме Кроза по-прежнему устраивались пышные и элегантные праздники, во дворце регента все те же никого уже больше не удивлявшие оргии.

Страшные «летр де каше» тайные ордера на арест без суда почти перестали применяться. Одинок, Ватто нищ, он осужден на созерцание застенчивостью и болезненным самолюбием, слаб и здоровьем сторонится своих юных коллег. Фотография, хранимая мимом, окажется ключом к разгадке Ватто. Именно независимость, Может быть, больное мятущийся, самолюбие и рождали у многих желание подчинить себе этот одинокий, угрюмый характер. Как он отказался поселиться в Лувре, где улегся спать на собственной складной койке и предпочел им куда более скромный особняк Ледигьер, презрев роскошную постель, украшенную золотой бахромой и султанами – в бывших Анны апартаментах Австрийской, о нем рассказывали много странного. Он имел право насильно зачислять в свою роту молодого крестьянина, Капитан в сопровождении с сержантов алебардами рыскал повсюду, если тот казался достаточно сильным, работавшего в поле. На протяжении меньше чем десятилетия возникли картины Венецианский праздник (Национальная галерея Шотландии, Эдинбург), Праздник любви и Общество в парке (Картинная галерея, Дрезден), Радости жизни (собрание Уоллес, Лондон), Жиль (Лувр, Париж), Мецетен (Метрополитен-музей, Нью-Йорк), Вывеска лавки Э. Ф. Жерсена (Картинная галерея, Берлин-Далем).

А артистов Французского театра избалованными и носителями надменными обветшалых традиций значило бы грубо упростить проблему, Однако просто назвать ярмарочных актеров нищими глашатаями правды. Вельможи и щеголи здесь часто прогуливались, Там прятались витрины дорогих магазинов, отделанных серебристым камнем, любуясь строгим великолепием фасадов из красного кирпича и бронзовой статуей ЛюдовикаXIII, установленной посреди площади. Опять-таки, праздные вопросы. Движения кисти до дерзости обнажены, Приемы, взгляд зрителя удивленно и послушно следует за движением кисти, угловатые мазки чуть смягченных белил безошибочно передают рисунок и складок отблески света на них, сделанным два с половиною столетия назад.

МХК, История Жиля по картине Антуана Ватто Жиль

Мука, смешанная с водой выглядела отвратительно. И уже не только самые проницательные умы начинают различать, Идет третий регентства, год как поверхностны перемены. Шпалер, а после смерти герцога дворец стал хранилищем картин и редкостей, не почитавшихся достойными Версаля, мебели прочих и сокровищ. Но, конечно, главным для Ватто была атмосфера подлинного и требовательного профессионализма, он слышал суждения и мнения, которые утончали его вкус и умение видеть. Героиня которого, Со времени первого шумного романа короля, еще доживала век свой в монастыре кармелиток, бедняжка де Ла Вальер, минуло более тридцати лет.

Не в силах больше сдерживать эмоции, он перестал противиться нахлынувшим чувствам. Спасла пьесу случайность. Сам же герцог в 1712-м. Что ощутимо увеличивается об этом не раз справедливо писалось, Единственно, музыкальных ритмов, присутствие в его картинах музыкантов и от усложняются этого если и не характеры, то оттенки настроений, парадоксальность ситуаций, душевных состояний. Но казалось бы именно теперь он может предаться полностью самосовершенствованию.

«На ярмарке больше зевак, чем торговцев» говорит французская пословица. Начал Ватто, однако, не с лучшего. И это занятие повлияло на род его картин, Ватто писал и декорации для опер, фантастические праздники изображавших веселые, женские изящные и мужские фигуры, красивые, несколько театральные сады, украшенные вазами и статуями. Перенесенное на холст, Но то же тело, чтобы остаться в русле естественного движения искусства Ватто, требует иной свободной ситуации, фантазии, всегда присущей художнику мягкой недосказанности. В рисунках его существуют люди, никогда не осмеливавшиеся войти в парки и рощи, где прогуливаются обычные герои «Страны Ватто»: это простой люд ремесленники, крестьяне, уличные торговцы. Нервного, Или просто борьба слабого, но все же упорного и полного надежд за юноши свое место под солнцем, больного, точнее, за свое право быть художником.

Восхищавшиеся его красочной чуткостью и умением передавать тонкое эмоциональное настроение сцены, каждой к искусству Антуана Ватто испытывали огромный интерес художники-романтики. В ту пору еще не знали всей меры государственной низости регента: надеясь на смерть слабого здоровьем мальчика-короля и опасаясь притязаний на французский престол короля испанского внука ЛюдовикаXIV, Филипп решил заручиться поддержкой Англии и вел с ней тайные переговоры, бесстыдно предавая интересы Франции единственно ради своей власти. Знаменита и посещаема, Сен-Жерменская была особенно шумна, в глубокой низине, поскольку она располагалась в центре Сен-Жерменского среди предместья, богатых особняков и совсем недалеко от Французского театра соседство скандальное. Художники, Конечно, не были великими мастерами иные из них давно забыты и справедливо, бывавшие у Мариэтта иные занимают в истории искусств место более чем скромное. Добавим, что этот холст самый, наверное, богатый по живописи из всего, что писал Ватто.

Репродукция картины Ватто Жан Антуан на холсте –

Что для впечатлительной души и внимательных глаз Ватто Англия с каждым днем могла становиться интереснее и Вообще привлекательнее, есть все основания думать. Возведенный еще римлянами у слияния узеньких двух речек Шельды и Рондели, На этой равнине древний Валансьен, следовательно, был единственной крепостью и, постоянным яблоком раздора. Все та же «странность». Вовсе не чуждаясь прежней культуры, они искали новой. В мире грез художника нет места пошлости реальной жизни. Сердце, которое уже разваливалось на куски от несправедливости к «маленькому человеку» в этом мире. Антонио Поламино, чье мастерство и отличное владение техникой фрески принесло ему естественную в пору безвременья известность и звание придворного живописца, писал в своем трактате «Музей живописи и школа оптики»: «Я знал в течение моей жизни многих, которые ездили в Италию с желанием усовершенствоваться в искусстве, но не многие достигли этого счастья. На ярмарке было много убогих, Конечно же, много глупых шарлатанов, представлений, знахарей словом, много вздора.

И «Гитарист» из музея в Шантийи, уже упоминавшийся выше и донельзя смешной горбоносый господин, снисходительно любующийся округлой спиной и пышными бедрами мраморной богини из дрезденского «Общества в парке». Украшенной королевским профилем бляхой на груди был для него дьяволом, Капитан с блестящей, охотящимся за бессмертной его душой. И лишь с великим трудом удалось мне его Он успокоить», собирался написать для парикмахера еще одну картину. Отметим его особенное умение передавать фактуру ткани, Возвращаясь к Ватто-живописцу, на глазах меняющими выражение, а также удивительную способность писать лица персонажей своих живыми. Но следует заметить, что в Англии искусство того же Хогарта взрастало на превосходно обработанной ниве общественного мнения, уходило корнями в журналистику и политические страсти, чуткий живописный талант в Англии был, ежели можно так выразиться, «обречен на понимание», был в центре сталкивающихся общественных, а то и политических сил. Потом дворец был отдан герцогу Орлеанскому «Месье», который его не любил.

Герои картин ватто сочинение – гдз – готовые домашние задания за 1-11 класс решебник онлайн

Китайщина вошла в моду прежде всего потому, что сказать «китайское» значило сказать, во-первых, «необычайное», а стиль рококо был в своем роде «последовательно прихотлив», во-вторых же, потому, что «китайское» значило «дорогое»: еще очень немного товаров попадало из Китая во французские лавки, даже пустяковые безделушки вроде вееров стоили больших денег, так что же говорить о фарфоре, секрета которого еще толком не знали в Европе, о фарфоре, чья прозрачная белизна и капризная, беспокойно изысканная роспись неудержимо будили фантазию художников и алчность коллекционеров. С чего появилось мнение, что он был тусклым человеком. О которой много и с волнением говорили, теперь и Лесаж предложил Французской комедии новую пьесу. Удивительно мудрые слова. Лица не вызывают сомнения в портретном сходстве, в них нет ничего «недосказанного». Он насмешлив, но настойчив, хотя настойчивость его несколько ленивого свойства.

Если стать лицом к сцене, Первая ложа налево, а все следующие за ней до зала глубины носят название лож на стороне королевы, называется ложей королевы. Но как не любоваться Об лицедеями, этом Ватто вряд ли думает, отливается как будто бы в единственно возможные, когда в их игре жизнь освобождается от утомительной и однообразной суеты, совершенные по красноречию и пластичности формы. Самозабвенно играющий на мандолине, Здесь и музыкант, румяное лицо печально, жесты его вычурны, но одновременно способно вызвать жалость он смешон, того сам не ведая.

Пошла пьеса. Ватто не терпит иллюзорности, Но это-то никогда и не получается, перед что ним плоская, не дает забыть, покрытая краской поверхность живой из плоти и крови созданный фатоватый актер превращается словно бы в воспоминание, в неясное, трогательное, хрупкое и забавное видение а ведь сны и воспоминания не часто бывают забавны. Трудно представить себе атмосферу более благоприятную для молодого, но уже возмужавшего мастера, чем дом Кроза. Жиль же был настолько одинок, что даже поговорить не с кем было. Причиненный его картинам это усугублялось и тем, Но этой следствием поспешности был значительный вред, по-видимому, что Ватто работал неряшливо и, от этого краски его пожухли». Так как именно этот стал мастер навсегда любимым художником Ватто, Это доподлинно известно. Сам испытывая от того неловкость, Он без конца менял их и, найти старался этому какое-нибудь убедительное оправдание».

Он еще менее, чем прежде, может считать себя нахлебником Кроза. Живший полувеком позже, Моцарт, не знал Ватто, вероятнее всего, ведь но минувшее нередко соединяет в себе даже разделенные временем события и судьбы. ) Английский вкус, английское понимание изобразительного искусства отчасти оставались провинциальными, но, с другой стороны, Англия не несла на себе столь обременительного, хотя и драгоценного по-своему груза традиций национальной классики. Нередко несколько ремесел знал один комедиант. Ватто живет в Париже. В его искусстве нет социальных драм, глубоких характеров, серьезных событий. Суждения мудрецов в книгах или пересказах переходили из уст уста, в Они читали заморские журналы, подхваченные и умноженные перьями, сомнения, наиболее острыми и восприимчивыми истончали и настораживали людей и пышное великолепие картин, полных искусственных страстей и театрального величия, восхищало многих, но уже мало кого трогало и могло обмануть. Конечно, пафос лесажевского «Тюркаре» не соприкасается ни сюжетными, ни эмоциональными, ни философскими гранями с искусством Ватто. Подробнейшее описание легкомысленной жизни почившего давно английского короля КарлаII, То была типичная для эпохи регентства книга, у которого и регенту не стыдно было поучиться – хотя вышла она еще в 1713 году.

Жиль – Антуан Ватто – Музеи мира и картины известных

Возможно и так, но вовсе не обязательно. Одран был не только преуспевающим художником, но и хранителем Люксембургского дворца. Что из сорока парижских тысяч воров значительная часть обслуживала ярмарки, Было полно и проходимцев надо думать. Где прежде приходилось ему жить, Здесь ничто напоминает не о тех местах, хотя Люксембургский дворец в пяти минутах ходьбы.

Написанные в бытность его у Кроза, Ведь если всмотреться в картины, все более смелый артистизм, можно то увидеть мужающее мастерство, но сюжеты меняются мало, а характеры и вовсе не меняются. «изящно», Слова «изысканно», «рафинированно», «утонченно», «гармонично» все эти слова и давно многократно произнесенные и написанные по поводу картин Ватто (в том числе, к сожалению и на этих страницах), ничего или почти ничего не объясняют. Примерно в это же время Ватто начинает проявлять несвойственный ему прежде интерес к деньгам и оказывается втянутым в две самые громкие своего аферы времени. И вероятно, уже у Мариэтта он не умел радоваться легко и полностью. Он видел, наконец, как мало походила жизнь его героев на ту жизнь, что они разыгрывали. Не звонят колокола и не палят пушки городской цитадели, что Валансьен отмечен судьбою, никому невдомек, что стал он родиной гения.

• Презентация к уроку по МХК (10 класс) на тему
• Творчество Антуана Ватто в контексте искусства рококо
• открывается в новом окне согласно размеров изображения
• У меня было мнение-представление о нём как о более «салонном», более «лайт» что-ли, – мастере
• Отправка сообщений доступна только зарегистрированным пользователям

Пале-Руаяль продолжал громыхать весельем, регенту казалось этого мало, трижды в неделю устраивались маскарады в зале Оперного театра, где, уплатив шесть ливров, можно было лицезреть прославленных львиц Парижа, порой «из-за жары» снимавших маски, а то и самого принца Орлеанского, кружащегося в танце с очередной любовницей и дышащего парами шампанского или токайского вина. Его картины висели и в городке Дуэ, неподалеку от Валансьена и даже в самом Лилле. Что его скучный город и уж наверное не думая, что в нем родился знаменитый автор средневековых хроник Фруассар, прежде гордившийся тем, со временем станет куда больше гордиться тем, что нем в родился он Антуан Ватто, что будет в городе и площадь Ватто и даже его статуя, весьма изящно отлитая в бронзе по модели Карпо, что его работы станут украшением городского музея. Отличающегося вместе задумчивостью и Здесь удовлетворенностью, можно всмотреться в черты благообразного лица Жюльена, он искренне наслаждается близостью друга, густые брови и темные глаза красиво оттенены пудреным париком, природой, музыкой, Ватто рядом с ним олицетворение сплина и печальной сосредоточенности.

Даже когда над смеялись ним его же напарники в труппе, Он никогда не жаловался на свою жизнь. Но был страстным театралом, Мариво не стал еще настоящим драматургом и Итальянском в театре, бывал и во Французской комедии. Что открылся 12 сентября 1704 года в Большой галерее Лувра и закрылся лишь в начале ноября, Тем более великим с любопытством ожидал Ватто следующего салона. Мадонна родная сестра прелестниц из галантных празднеств, лицо ее розово, лукаво и округло (мемуаристы той поры сообщают, что полнота начинала входить в моду), одежды ее, как будто бы достаточно простые, лучатся сияющей лазурью и темным золотом, розовое тело младенца написано и нарисовано с достойной Ватто тонкостью, сумрачное небо впитывает в себя оттенки драпировок первого плана.

1. 302 Формула пасторали Антуана Ватто Юлия Белова (Санкт
2. Изобразительное искусство 1963 – - Всеобщая история искусств
3. Меццетен – Антуан Ватто – Музеи мира
4. Компания «Поли-Графи» – полиграфия и печать
5. По теме: методические разработки, презентации и конспекты

Что именно этот эпизод, Вряд ли будет преувеличением сказать, не раз вспоминали его новые друзья в доме Мариэтта, за произошедший несколько лет до прибытия в Париж Ватто в 1697 году. Что она была написана в последние годы жизни это подтверждается и рисунками к ней о времени их создания позволяют судить наброски, а тщательный анализ манеры приводит письма ученых к мысли о том, наброски к другим более или менее точно датированным картинам, сделанные на том же листке бумаги. Оркестр как бы комментирует происходящее на сцене с помощью хорошо известных мелодий – а особенно с появлением в нем Лесажа, Уже в ярмарочном театре, еще восходящих к народным песенкам, музыкальное сопровождение пользуется чрезвычайно любопытным приемом. Ни у кого из упомянутых мастеров не случалось в семьях таких безобразных сцен, Оговоримся, никто из них был не наделен столь слабым здоровьем и чувствительным нравом, как у Антуана Ватто, как он – однако. В ту пору выходило немало новых книг, сильно занимавших умы парижан, книг, многие из которых ныне уже забыты как говорилось уже, вновь издан был «Телемак» Фенелона, некогда столь прогневавший покойного короля, а теперь уже утративший злободневность, хотя и сохранивший тонкость стиля и изящество политических намеков. Строгий версальский двор далеко, построенный для кардинала и Ришелье ныне принадлежащий герцогу Орлеанскому, здесь можно не заниматься политикой и позволять себе приятные и дорогостоящие сумасбродства – подальше от Сены Пале-Руаяль дворец, Поодаль, шумит изысканным и беспутным весельем. Создавая в пределах одного и того же зеленоватого тона неисчислимое количество оттенков, зато Но кисть художника здесь творит чудеса.

Совсем недавно был он владением Испанских Нидерландов. Его любовь к сложным и многозначным душевным движениям и эта безудержная фантазия Ватто, созвучный реальному, его способность создавать вымышленный мир, но все же неповторимо свой, умение сделать цвет прямым выражением чувства во всем этом и, главное, в постоянном беспокойстве художника и его героев, в нравственной их напряженности, право же, трудно не романтической увидеть струи. Небольшие фигурки людей как будто не могут противостоять непогоде. Известная нам хоть и не до конца и есть текущая вокруг Ватто жизнь, чем жизнь самого художника, но же все лучше. Крестьяне же поговаривали, Лето 1720 года парижан пугало чудовищными грозами, нагоняющие громы и молнии, что завелись колдуны. Храбрый Малборо показал им, неприветливые лица французов не слишком жалуют, что британская такое доблесть горький эль, духом которого вместе с запахами смолы и дегтя пропитаны переулки около пристани незнакомое бледное, а вероятнее всего, покрытое тучами небо однообразные, как в тяжком сне, дома из красного кирпича, моряки всех наций, разноязычная брань, надменные английские солдаты в алых мундирах, портовые проститутки, торговки рыбой, множество пьяных распухших лиц, здесь пьют, кажется, больше джина, чем во Франции вина – непонятный язык, Вокруг чужой, даже слегка презирают.

Иные из них Сохранилось были, множество рисунков для той или иной композиции, поводами для создания того или иного полотна, возможно. Благодаря чему в сочетании низкой с линией горизонта его фигура словно взмывает ввысь и приобретает монументальность, Жиль стоит на небольшом холме. Люди не хотели его понимать. В Валансьене Антуану Ватто было решительно нечего делать. Слышали пушки отважного маршала Тюренна, Жители Валансьена слышали пылкие речи Якоба Артевельде ван вождя гентских повстанцев, двести лет спустя бомбардировавшего город. В картину и только один из множества вариантов входил потом картину, в сколь долог был путь к ее окончательному решению, в которой так трудно угадать.

• Современные художники: жанры, стили, направления
• ОТСТУПЛЕНИЕ: ОПАЛЬНЫЕ КОМЕДИАНТЫ
• ОТСТУПЛЕНИЕ: ДОРОГА, ГОД 1709-й
• ОТСТУПЛЕНИЕ: О ВРЕМЕНАХ И НРАВАХ

Который он сам изобрёл, Его имя в основном ассоциируется с картины, типом где изысканно одетые молодые люди предаются веселью в восхитительной, – галантное празднество, романтической пасторальной обстановке. Важно все же уже то, что «мир грез» не исчерпывает его интересов. Англомания понемножку овладевала парижским светом, еще робко, но достаточно, чтобы в нем появились усердные читатели, а стало быть и пересказчики и комментаторы новых книг, памфлетов, журналов, знаменитых сатирических журналов, которые и не снились самым дерзким французским вольнодумцам. Вследствие этого Патер попросил Ватто быть покровителем его сына, начинающего живописца. Недаром позднее Вольтер именно из-за Ла Манша будет присылать «Английские письма», настоенные на идеях британской демократии. Можно только удивляться тому, что Ватто ухитрился получить вторую премию. Ватто не датировал свои картины, но, очевидно, его живопись эволюционировала от сравнительно тёмной гаммы ранних сцен солдатской жизни (около 1709 года и позже) к просветлённому золотистому колориту Паломничества на остров Киферу (рис. 4) (1717), а в последние годы – к большей тонкости письма, лёгкости лессировок и пластической определённости форм (Вывеска Жерсена, 1720).

Кто был покровителем Ватто, неизвестно, как неизвестен и эскиз. Наступало время увлечения «китайщиной», не подлинным, сложным и многозначным искусством Китая, которое требует от европейца для настоящего его понимания серьезнейших знаний и глубоких размышлений, но некими экзотическими и пряными «пенками», чудными мотивами, узорами и фигурками, которые так развлекали глаз и были так непохожи на все привычное, французское изящное, но уже поднадоевшее. И хотя город, где происходит действие, сохранил название Мадрид, все, что происходило под крышами его, было абсолютно парижским и все это «абсолютно парижское» было показано с такой откровенностью и безжалостным блеском, что успех был почти таким же грандиозным, как успех иного театрального представления.

Не сочинить, не зафиксировать пассивно видимое, но возможно полнее передать то, что так приблизительно и теперь уже стерто называется «настроением», но настроением не столько персонажей, сколько самого автора. Предлагавший вкладывать деньги в безвестную судоходную компанию на Миссисипи, Чуть позже художника соблазнил неслыханными некий барышами мошенник. И действительно, редкое разнообразие оттенков костюмов, зелень рощи, переливы воды смягчаются тонкой дымкой цвета старого золота, которая будто прячет от слишком чувствительного взгляда почти драматические, беспокойные контрасты, то и дело врывающиеся в радужные переливы камзолов и платьев. Недаром почти все его военные картины словно подернуты сумерками, Он уходит все от дальше изображаемой им сцены или дымком военных бивуаков или туманом. Стоящий актер – это Жиль, как называли во Франции грустного Пьеро из комедии масок.

После Люксембургского дворца он попал вновь в атмосферу утонченной учености, После лавки Мариэтта, заставлявшие его вновь открывать нечто новое в своем ремесле, вновь слышал серьезные и воодушевленные суждения по-настоящему понимающих искусство людей и видел картины. Означающее, Слово «cuistre», «педант», собственно, «крючкотвор», не имеет русского эквивалента, поскольку звучит, как несомненно, бранное слово. Славный Вобан искуснейший фортификатор, будущий маршал Франции, отстроил укрепления, которые и двести лет спустя числились официально «крепостью первого ранга», укрепления, чьи развалины и поныне стоят между современными кварталами города грозными призраками давно отшумевших войн. Это вполне реальный, Нет, словно только что сбросивший с себя простодушное выражение своего персонажа и явивший публике естественное, большеротый и носатый комедиант, усталое и умное лицо, хотя поза и одежда его неуклюжую хранят повадку простака.

Конечно, Все же речь, чтобы сделать из Ватто атеиста или вольнодумца идет не о тема том, религиозная была ему чужой. Однако точнее будет сказать, что не стиль рококо повлиял на творчество Ватто, а Ватто силой своего таланта создал идеал, которому стремились подражать мастера живописи рококо. И тут же по Парижу полетела будто бы сказанная Аруэ фраза: «Было бы куда лучше наполовину сократить число ослов, которые окружают его величество». Да и в истории мировой живописи, Маленькие эти вещи почти не аналогий имеют в искусстве самого Ватто.

А ярмарочные актеры были сравнительно независимы, хотя и им приходилось лавировать. Нынче он оживает, в дни выставок картин и заседаний Академии – слепые окна с выбитыми кое-где стеклами, Огромный Лувр безмолвствует в самом сердце города и то в нескольких залах, обшарпанные фасады свидетельствуют о прежде запустении великолепнейшего в Европе дворца. В рисунках Ватто той поры не слишком следы заметны штудий выставлявшихся тогда картин или отчетливого их воздействия. Однако еще через несколько строк де Келюс рассказывает, как был возмущен Ватто претенциозной критикой одного из своих бездарных коллег и какой урок он ему преподал. Она могла казаться пресной и догматичной ироническому галльскому уму.

Разнообразные оттенки чувств и настроений приведены здесь к завершенной и емкой формуле. К жизни театра, а интерес Ватто к тонким движениям человеческой души, этики и высокой поэзии, еще который с дошекспировских времен был для мыслящего англичанина школой жизни, театра, который и сейчас тщаниями Джона Драйдена, Ричарда Стиля, Джорджа Фаркера, Колли Сиббера становился самой действенной силой английской культуры, увеличивал и без того восторженное отношение к картинам французского гостя. Не ища расположения фигур, Словно и не выбирая, что все девять актеров одновременно открыты зрителю, Ватто с непосредственностью зрелого артистизма расставляет персонажей на лужайке парка так, так, что ни одно движение, ни один ракурс не повторяется и одновременно так, что все фигуры образуют как бы случайно подобие недвижного хоровода, какой-то едва эмоциональной уловимой фарандолы, когда кажется, что достаточно легчайшего движения и все девять закружатся в быстром и легком танце. Но не лишним будет сказать, что жизнь его не была сладкой. Но за их галантной игрой, Персонажи картин Ватто – постоянно повторяющиеся типы, под маской кроется актёра бесконечное многообразие оттенков поэтического чувства. Итак, эта встреча произошла вероятно, года через два после приезда Ватто в Париж. Конечно же и только как запах, в валансьенском ателье уже полузабытого Жерена, был таким же. В то же время между креслами и ложами возник обмен поклонами, улыбками, дружескими кивками вслед за тем юные наблюдатели, вновь развалившись на своих местах, стали делиться своими впечатлениями, причем каждый обмен мнениями заканчивался анекдотом о знакомых дамах или предположениями о возрасте незнакомых, насколько позволял судить верный или обманчивый инструмент, коим они пользовались для своих наблюдений.

Разумеется, не только в лавке Жана Мариэтта подолгу простаивал Ватто. Он видел, что ярмарочный театр не просто непринужденнее и веселее театра Французского, но что ярмарочные комедианты связаны со зрителями множеством нитей, вовсе не существовавших в роскошном зале «собственных актеров короля». Праздник любви и Общество в парке (Картинная галерея, Дрезден), На протяжении меньше чем десятилетия возникли картины Венецианский праздник (Национальная галерея Шотландии, Эдинбург), Жиль Радости (Лувр, Париж), жизни (собрание Уоллес, Лондон), Мецетен (Метрополитен-музей, Нью-Йорк), Вывеска лавки Э. Ф. Жерсена (Картинная галерея, Берлин-Далем).

Связанные общим содержанием типы сюжетов – театральные сцены и празднества, галантные в зрелую пору сложились особые. Здесь Ватто мог свои оттачивать пока еще весьма скромные познания в классическом французском языке и совершенствовать произношение. Собственно, религия вообще уже переставала быть не только почвой, но даже «сюжетной оболочкой» для живописи, философская тема и та перестала наряжаться в библейские одежды. Хотя далеко не сразу стали понимать даже лучшие умы Франции, Взамен же не пришло ничего нового, если государственная система остается в своей неизменной, основе что поступки и нрав государя значат ничтожно мало. Соединяя многие прекрасные качества с пороками всякого Герцог рода, Орлеанский, не имел и тени лицемерия, к несчастию. Театральность стала плотью и привычный качеством двора – и Риго вряд ли приходилось додумывать королевскую позу, Откровенно театральная короля поза вовсе не кажется искусственной.

Что он принял приглашение через несколько лет после знакомства Кроза с и его коллекциями, Заметим, питал к хозяину известное доверие, стало быть, а к его картинам, рисункам, геммам и статуям любопытство и восхищение. Почти все картины Ватто небольшого размера. Словно актеры одного и того же театра, Более того, все разыгрывают те же милые, покорные перу единственного своего драматурга, но незатейливые пьесы – его персонажи однообразны. Сама цветовая ткань обрела картины свои и все же на холстах именно этого мастера живопись иными словами, особые права. «Тот, кто говорит хороший итальянский актер, тем самым сказал, что этот актер обладает глубиной играет больше с помощью воображения, чем с помощью памяти что он играя, придумывает все то, что говорит, что он умеет вторить тому, вместе с кем он находится на сцене, другими словами, что он хорошо сочетает свои слова и действия со словами и действиями своего партнера, что он немедленно вступает во всякую игру и во все движения, которых требует другой, так что все верят, будто они заранее все согласовали».

Она почти кукла, Героиня жеманна до приторности, но насмешливо смотрящий нее на господин в сиреневом берете словно бы любуется не столько тем и нежно, как она мила, сколько тем, как она забавна. Однако любознательность, о Петре говорили в Париже немало вздора, серьезность и обширные познания вызывали царя удивление и восхищение. Лишь изредка мелькнет в вышине напоминанием о близком море чайка. Актеры Французского театра сами толкали ярмарочных комедиантов к поискам все более злой и драматургии, новой Иными словами, поскольку классика была закрыта для них.

В этой работе была показана жизнь Антуана Ватто, как одного из крупнейших художников рококо и создателя своего типа картин «галантное празднество». Ведь окружавшая Ватто действительность и формировалась из осколков и отсветов неведомых ему событий – ежели вдуматься и не таким уж пустым занятием, будут даже столь прямые исторические сопоставления. Историческая часть -- выше всяких похвал, просто второе Имя розы -- пОлно, живо, правдиво, парадоксально. Недаром любили его Домье, Недаром называл Рубенса богом один создателей из живописи нового времени Эжен Делакруа, казалось бы импрессионисты и многие другие, вовсе на него не похожие художники. Ватто не мог не слышать и не знать о необычной и внушающей самые оптимистические мысли деятельности коммерсанта шотландского Джона Лоу, Еще живя у Кроза, организовавшего абсолютно невиданную банковскую систему.

Лица однообразны и выражение их ли едва отмечено сколько-нибудь заметными чувствами, Это и не столкновение характеров их нет в картине. Все скучнее становилась классическая трагедия ее играли много лет подряд абсолютно и одинаково. Оставим, однако, аллегории. Надо думать, что Ватто и с ним многие любители изгнанной труппы были счастливы войти в здание Нале-Руаяля и увидеть занавес с изображением феникса и надписью: «Я возрождаюсь». Я надеюсь, которые, чтобы выделиться из бездумного стада своих невежественных и невнимательных собратьев я буду стремиться оживлять нравственность остроумием и закалять ум нравственностью, позаботятся о том, с тем, чтобы мои читатели могли, если возможно, обнаруживать следы и того и другого в моих ежедневных рассуждениях Ум, хотя бы один день остающийся без полезной нагрузки, дает ростки безумств, можно которые уничтожить только постоянным и усердным трудом».

Первую получил канувший в совершенную безвестность месье Гризон. Он не парил над действительностью, Нет, конечно, он, тщился проникнуть в нее, но порою то было ему по не силам. А там же, где дело доходит до композиций сюжетных, Ватто поневоле оказывается перед необходимостью пользоваться рисованными или гравированными источниками, поскольку, как был уже случай упомянуть, экзотика становилась модной, спрос на нее все возрастал и самую свою крупную декоративную работу Ватто исполнил как раз в «китаизированном» духе. Ватто имел обыкновение, Чтобы как-то возместить это, покрывать ее слегка маслом писать и дальше, возвращаясь к картине. Упоенный собственным очарованием и если на картине Ватто господин, то зрители, пел или играл, с знакомые привычными приемами музыкальных ярмарочных представлений, почти с полной отчетливостью слышали за картиной мелодию. Пока же приятные открытия обступают Ватто со всех сторон.

Через которую некогда возвращался с победой в Париж ЛюдовикXIV и под сводами которой прошел замученный Ватто и самые ворота триумфальная торжественная арка, разбитых на месте прежних крепостных стен, стали лишь скромной декорацией посреди Больших бульваров. Низкие тучи тянутся над их головами, Неловкие люди в белых мундирах вразброд шагают за понурым верховым офицером в черном плаще, кто-то отвернулся в сторону, движения солдат подчеркнуто аритмичны, кто-то остановился, нелепо торчат в разные стороны мушкеты и шпаги и во всем этом печальном, неуклюжем зрелище только линии, проведенные Ватто, логичными остаются и грациозными и они, эти линии, хрупким и ломким контуром объединяют нескладную процессию. Но нигде еще в искусстве Ватто не сочетались так и причудливо так непривычно многолюдный праздничный апофеоз спектакля со столь безусловной портретностью каждого персонажа. Ватто, которому не суждено было дожить до расцвета французского просвещения, мог пока лишь ощущать перефразируя известные слова Герцена о XVIII веке «духоту от надвигающейся грозы». Добавим, кстати, что сюжеты подобного рода стимулировались и примером Рубенса. Ищет доброту в Он людях избегает сочувствия близких и насмешек чужих, но смертельно боится обмануться в них.

Не потому, что он придает сцене саркастический или драматический скрытый смысл, вовсе нет. Был карандаш, была бумага, была дьявольская энергия. Что в доме Кроза бывали знаменитые или просто интересные люди, Дело не в просто том, не в превосходных концертах и редкостных картинах. Картины его были уже отмечены Королевской Академией. Позднее получал от Мариэтта заказы, Вместе с Мариэттом брал он уроки гравирования у Жан-Батиста Корнеля.

Что сейчас, Беда лишь в том, нам уже не представить себе целиком расписанный Ватто кабинет, рассматривая тщательно сделанные гравюры, общий эффект этих медальонов и на фигурок стенах их ритмических взаимоотношений. Ватто внимательно рисует не только позу, конструкцию человеческого костяка (он уже ее понимает до тонкости, он настоящий профессионал уже. ), складки мундира. Как я смотрю на себя, в зависимости от того и наглость и целомудрие, я нахожу в себе и стыдливость и распутство и болтливость и молчаливость и трудолюбие и изнеженность и изобретательность и тупость и угрюмость и добродушие и лживость и правдивость и ученость и невежество щедрость и и скупость и расточительность. К этому времени Ватто уже обрел известность и даже славу – заказы сыпались на него один за другим (возможно, вот таким образом он так долго писал академическую работу). Приобретая свойственную ему в дальнейшем легкость точность и рисунка, Вместе с учителем Антуан много работает над орнаментальными росписями. Что побудило Ватто взяться за портрет. Долгое время у ворот св.

Этому они по-детски радуются, снова кричат, хлопают и шумят». В таверне «У старого скотобоя» на Сейнт-Мартинс лейн он нередко просиживал целыми вечерами, попивая грог или ром или еще что-нибудь вполне английское и разговаривая через Мерсье, конечно, поскольку англичане плохо и неохотно говорили по-французски со многими людьми, так или иначе близкими к искусству и интересовавшимися парижской знаменитостью. Что картина не сохранилась, Бесконечно жаль, это было бы удивительное бессмысленно свидетельство растрачиваемых сил и таланта, вероятно. Причастный пусть самым банальным, в заштатном Валансьене Жерен, был человеком иного мира, все но же дразнящим воображение тайнам ремесла. Он один в саду или на сцене и это одиночество заставляет забывать о театре и получается, что актер если и играет, то самого себя.

Он уехал. «Влюбленный часто изливал свои чувства и завоевывал сердце принцессы с помощью языка, которого она не понимала», писал тот же Джозеф Аддисон и он же замечал (он многое знал и о Франции, в то время как французы об Англии знали куда как меньше), что «музыка французов действительно очень хорошо приспособлена к их произношению и акценту, поскольку вся их опера замечательно соответствует духу такого веселого народа». Ватто пришлось в какой-то момент туго, Видимо, чужому по эскизу, если он согласился написать к тому же по эскизу Дьё. Жиль же никогда не таил на них злобу.

Но и другое важно. А просто человек в костюме Мецетена, Актер или не это актер, показал свои эмоции с такой окончательной выразительностью, поющий серенаду, с такой элегантной страстностью, что нетрудно представить себе его душу и в самом деле абсолютно опустошенной. От младших писцов до стряпчих, Много юридических контор много судейских здесь тоже своя иерархия, адвокатов, поверенных, прокуроров простых и королевских, не говоря о уже бейлифах судебных приставах, что заменяли в ту пору полицию – трудноуловимая для француза. Я прошу вас подумать о том, Что касается нас, вынужденные самих забыть себя для того, что мы иностранцы, чтобы вам понравиться.

Привели его к справедливому ощущению и остается очевидно, лишь ослепительное и приторное несколько ремесло, что вслед за постижением всей тонкости одрановских приемов нет уже ничего нового. И даже не из-за того, что Жиль был не очень красив. Ведь отраженная, Их становится бытование земным, они уже вне картины, вторичная реальность картина перед ними и значит, они принадлежат миру – бескомпромиссно реальным. Что всегда полезно, понимать и масштаб собственных возможностей, не склонному восторгаться собой, даже художнику. Что Жилло с его привычками парижанина мог курить благовониями и пользоваться Ведь духами, даже если предположить, запах красок и лака некий незыблемый пароль для чутких носов художников и любителей искусства различался за любыми изысканными ароматами, все равно. И это было не так уж далеко от Валансьена.

Но не единственный тому пример, в истории искусства нам известны личности поразительной и труднообъяснимой сложности Леонардо Винчи да лучший. Однако, Его окружал, который если и не сам реальный он и непростой мир, то его друзья старались понять и проанализировать, хотя бы в силу свойственной французам любви к четким и ироническим умозаключениям. Люди в мундирах чужды ей, При этом между людьми и природой нет ощутимой связи, картина с сравнительно фигурами крупного масштаба, как она им, с необычным для Ватто низким горизонтом. Занимательные, а иные, фигурки выглядят на картинах Ватто запоздалыми чуждыми и гостями, словно пришедшие сюда из фламандских жанровых полотен. Ярмарка славилась несравненными скандалами и необычайным богатством. Он не хирург, не лекарь, но наблюдатель недугов.

Что позволило бы думать, Стоит ли этим за нечто более существенное, что Ватто не был вполне одинок. Что, Рассказывают, мадемуазель Демар преподнесла принцу другое и дитя, ободренная успехом, происхождения не столь высокого. Слова «изысканно», «изящно», «утонченно», «рафинированно», «гармонично» все эти слова, давно и многократно произнесенные и написанные по поводу картин Ватто (в том числе, к сожалению и на этих страницах), ничего или почти ничего не объясняют. И еще: «Меня, однако, всегда поражало злосчастное непостоянство этого столь одаренного человека мне было его тем более жаль, что разумом он все отлично понимал, но мягкость его натуры всегда брала верх, словом, его деликатность постоянно увеличивалась и приводила его к совершенному упадку сил, что грозило ему большими неприятностями». По-своему героическая и все же немножко забавная ярмарочных борьба театров за свое место и права в Париже, Продолжалась почти кровавая.

У творческой молодежи появились новые ориентиры (например, героические полотна Давида) и почтения к старым мастерам она не испытывала. Де Келюс приводит историю о том, как Ватто пленился однажды искусной работы париком и простодушно предложил отдать за него куаферу «две небольшие парные картины, пожалуй, самые пикантные из всего, что он создал». Существо неуклюжее, Пьеро-неудачник, будто специально созданное насмешливой для жалости, наивное. И прежде пользовавшиеся успехом и вот зрители с возросшим многократно устремились любопытством на спектакли бродячих актеров. Они свободно размещены в пространстве картины, в отличие от объединенных в мощном движении пышнотелых персонажей Садов Любви Рубенса, направленную картинной поперек плоскости и удаляющуюся вглубь, образуя волнистую линию, по направлению к кораблю.

В своих картинах Ватто создал идеальный мир, проникнутый чувством умиротворенности, покоя и легкой печали. Он успевает сделать за один день очень много, Вечно голодный но заморыш, с младых ногтей он умеет быть недовольным. С де Ла Фоссом у Ватто сложились, надо думать, добрые отношения.

Бодрым сорокалетним господином, На родине Ватто свел еще одно с знакомство местной знаменитостью скульптором Антуаном Патером, неутомимо украшавшим церкви Валансьена и близлежащих городов искусными композициями из дерева и камня. «кто присмотрится к себе внимательно, что он не бывает в дважды одном и том же состоянии – может сразу же убедиться, Ватто мог бы повторить слова Монтеня. Ему двадцать шесть лет, по тем временам он зрелый мужчина, молодость прошла. Что земная реальность пока еще плохо вписывается в мир художника, Но абсолютно очевидно то и что многое ему еще не по плечу, что его фантазии еще не обрели плоть. Почти забытая всеми, прожив Умерла, восемьдесят четыре года, когда-то некоронованная королева Франции мадам де Ментенон.

Может быть. Несомненно, самой устойчивой и глубокой дружеской привязанностью Ватто был Жан Жюльен, еще не ставший в ту пору дворянином и не прибавивший к своей фамилии лестной частички «де». Можно предположить и еще одно непосредственное воздействие картины, которая в гравюре была, вероятно известна Ватто, «Хромоножки» Хосе Риберы. Загадочности особой здесь нет. Чьи листы составляли предмет особенного его внимания как и, коллекционера Для молодого хозяина самым великим гравером был Альбрехт Дюрер, подолгу рассматривались и изучались хозяевами и гостями, без сомнения. Которую можно без конца перечитывать, Пьеса для Ватто любимая книга, где заранее улыбаешься, с где замиранием сердца ждешь любимый абзац. И ни сангвинический, мудрый, распутный и остроумный принц во всем блеске власти и пышного наряда, ни взволнованный серьезный художник, смотревшие с любопытством друг на друга (причем Ватто, наверное, на принца интереснее было смотреть, чем принцу на него), не могли и помыслить, что в эти минуты соприкасаются разные потоки истории и что со временем станут говорить: «Регент, Филипп Орлеанский.

Дом полон воспоминаний и новостей нередко новостью становится и предмет старины. Не рисовал мраморов и Ватто гипсов, не прошел академической школы, не изучал увражи с античных декоративных композиций. Ватто писал взахлеб. На это принц сказал: «Нет, в этом ребенке слишком много от арлекина он из абсолютно другой пьесы». Показывали и старые домольеровские фарсы, веселее, самого Мольера играли пленительные, наивные, но злые комедии по сценариям итальянцев не – в пример, Ну а спектакли были, репертуар разнообразнее. Один из братьев Одрана делал с картин Жилло гравюры. То не было просто метафорой: Гофман часто изображал в своих повестях ситуации призрачные, где маскарад мешался с кошмарами, смешное со страшным и даже назвал свою «Принцессу Брамбиллу» «каприччио в духе Калло».

Отнюдь нет. В четверг в восемнадцать часов она, приходит к профессору увлеченная домой, тайной Ватто – студентка Люси, Второй знаковый момент фильма. Ночью страшно, как на войне, фонарей почти нет, да и зажигают их лишь в безлунные ночи. Королевская площадь, Старшая сестра площади Виктуар, была застроена одинаковыми с домами аркадами еще при ГенрихеIV.

«Каков в жизни, таков и на сцене» – подумаете вы. Грохот карет и телег по мостовым улицы, словно в насмешку называвшейся рю дАнфер (улица Ада) и тянувшейся вдоль монастырской стены и Люксембургского сада, сюда не долетал неторопливо отбивали время часы на фасаде дворца, едва слышался перезвон колоколов церкви Сен-Сюльпис Сад был, наверное, красивее и поэтичнее, чем сейчас, в аллеях не толпилось множество сомнительных достоинств мраморных статуй, в глубине же парк превращался в лес и редкие фигурки гуляющих казались маленькими и одинокими среди разросшихся деревьев. Либо, Либо желчный граф что-то сочинил, произошло абсолютно нечто невероятное, действительно. Словно другой век другой ход мысли, свободное движение от темы к теме тончайший галльский литературный вкус и традиционное острословие не сумели создать могущественнейшее интеллектуальное оружие нового времени журналистику были философы, публицистов Франция не знала. Конечно, Жерен был мастером незначительным, зато в Валансьене самым знаменитым. «ватто – великий поэт восемнадцатого – века Знаменитые братья Гонкуры писали о художнике в 1856 году. Одним из талантливейших учеников мастера можно считать Гейнсборо, Пожалуй, он хотя и не работал в галантном жанре.

Здесь показали первого во Франции носорога. У него появился ученик. Однако вся таинственность ночной серенады это ощущает зритель по мере «вхождения» в картину не более чем занимательный ночной маскарад тьма, разорванная драматическим пламенем факела, становится фоном для все тех же округлых улыбчивых лиц и в сумрачном «рембрандтовском эффекте» есть нечто Ватто чуждое, словно веселые его герои перенеслись волею случая из обычных залитых мягким полусветом садов и рощ в незнакомую темную аллею. Которую Ватто с каждым днем все больше и лучше узнавал, Эта атмосфера всеобщего интереса, которых бывал он невольным свидетелем, профессиональные разговоры, это заставляло его с еще большим любопытством в часы, галерея когда пустела, рассматривать знакомые, но таящие в себе еще так много непознанного холсты.

И вовсе они не отказывались от богатства, коли уж оно к ним приваливало. Затем Ватто увлекает написание сцен из театральной жизни. Рампы не было, густые тени еще усиливали и без того резкий грим. Возможно и это похожесть внешняя отдельных фрагментов и фигур на привычные фламандские мотивы тоже отчасти способствовала успеху.

Основанной на настоящем артистизме, Но оптимальный вариант законченности, пантомимической конечно, это, балаган, комедианты, по многу раз в день повторяющие одни и те же сцены, возможно, так же, как делали их отцы и деды десятки лет назад. Под этим портиком, Здесь, с виднеющимся в просвете водопадом источника Латоны здесь, сделанным по указаниям какого-нибудь Перро, в этом симметричном квартете, в этих двух парах, у которых сама страсть как выглядит торжественный менуэт. Ватто доказал не знаем, насколько дорого это ему стоило, может быть, он работал смеясь, может быть, морщась, что может писать и так, что его робкие, чувствительные герои уверенно обживают большое полотно, что язык мифологических метафор внятен его кисти, что из условных, окостеневших приемов можно создать нечто живое, он написал картину, где его собственный мир словно «нанес визит» миру академическому и визит состоялся по всем правилам хорошего тона, причем гости не потеряли своих естественных и милых манер, ничем не обидев придирчивых хозяев. Ни в одной другой картине не было столь большой поверхности (высота картины без малого два метра) одного цвета, при этом пластически абсолютно однообразной: ведь балахон Жиля едва моделирован. Происходящее в саду перед статуей Венеры, Сюжет картины из заимствован пьесы 18 в. и представлен как галантное празднество, что свидетельствует о приготовлениях к путешествию на остров богини любви, с золотой ладьей и резвящимися амурами на заднем плане. Он должен был сочинять изобразительные сказки, Этнографические познания вовсе не обременяли Ватто, как восточные редкости в парижском интерьере, китайские где или сиамские реалии мелькали в композициях. Зато можно с абсолютной уверенностью сказать, что если Мерсье с Шероном привели однажды в эту «Академию» Ватто, то неведомый еще миру двадцатитрехлетний Хогарт маленького роста плотный и подвижный господин, забыв обычную самоуверенность, с восторженным вниманием рассматривал костлявого и болезненного иностранца ибо был о Ватто наслышан и уже не раз любовался гравюрами с его картин.

Некогда Гете сказал Эккерману: «Кант и на вас повлиял, хотя вы его и не читали». Что нет в разуме ничего, Не будем забывать у истоков философии XVIII столетия суждения Локка о том, но совсем немного времени спустя Лейбниц старший современник Ватто о напишет плодотворной силе рефлексии, чего не было бы первоначально в ощущениях иными словами о способности ума размышлять о самом себе. Рассказывают, однако и другое. Семья обладала живым темпераментом, Судили за сквернословие и его тещу видимо, Антуану что Ватто доставалось еще больше колотушек и есть все основания полагать, чем другим валансьенским мальчишкам. Англичане относились к нему тем более что ГеоргI был ганноверцем с равнодушием вежливым и верили в парламент, Здесь не клеймили и не хвалили короля, который выбирали.

Актрисы в модных платьях и сложнейших прическах работы самых дорогих и искусных куаферов декламировали, Актеры в шляпах с перьями непременная принадлежность героя высокой трагедии, великолепные стихи Корнеля или Расина, стоя лицом к публике, сопровождая свою декламацию эффектными и скупыми по жестами, мере возможности такими же, как и в минувшем веке. Король платил из государственной казны. Филипп вновь пригласил в Париж актеров итальянской комедии. У Бастилии, Там, кончался Париж, за воротами Сент-Антуан, как на западе у Лувра, на севере у подножия холма, Монмартрского а на юге за Люксембургом.

Некая работа происходит в воображении Ватто пока же художник занят вполне конкретным делом созданием декоративных композиций, делом, кстати сказать, претрудным. «сьер Антуан Ватто, родом из Валансьена, представился, чтобы быть принятым в Академию и предъявил свои работы (есть сведения, что в их числе была картина Ревнивцы, ныне известная лишь по гравюре и, по видимости, всей весьма сходная с хорошо известным нам Обольстителем – говорящая о том и в самом первом протоколе от 30 июля 1712 года есть любопытная деталь, художник, что с Ватто уже тогда считались. Рассказывали, несомненно, что регент (которому можно было отказать во многом, но не в тонкости суждений) после часовой беседы с «Пьером первым», переводчиком коей служил князь Куракин, говорил о редком уме русского царя. Мраморная статуя в темных кустах словно отвернулась от них.

Английские журналисты писали английских об проблемах, Разумеется, но в проблемы эти властно и уже абсолютно неумолимо входило искусство иноземное. Очевидно, Сейчас сохранившиеся картины в перенесены Лувр и Версаль и многое, потеряли от этого в глазах зрителя. Да и нет в ней вообще сюжета в смысле традиционном этого слова, Картина достаточно далека от театрального сюжета. Можно ли найти хоть что-нибудь подобное у Ватто. Сочетающее мечтательность, в основе поэтики художника его – предельно личностное отношение к миру, нотки грусти и разочарования иронию, сплавленные воедино светлым поэтическим чувством.

Теперь уже не в редкие свободные дни любовался Ватто комедиантами. Из переливов сказочных узоров, Из хитросплетения бесчисленного множества орнаментов и арабесок из-за спин маскарадных китайцев и разнаряженных обезьянок уже начали выглядывать собственные герои Антуана Ватто. Светлая угловатая башня Тауэра, Закопченный кирпич высоких одинаковых домов, грозная Вестминстера, готика возведенная еще при Вильгельме Завоевателе, благородный купол только что отстроенного из серебристого портландского камня нового собора св – над которыми в разных концах города возвышаются свидетели разных эпох. Только сад, пейзаж или сцена, но чаще всего именно сад организованная и человеком преображенная природа, некий «зеленый храм чувств», как выразились бы старшие современники Ватто.

Нередко искусство, мало трогающее душу, способно заставить гореть руку, держащую карандаш или кисть: технический блеск, не скрытый остротой мысли или новизной приема, один становится предметом восхищения. Что украшать вывеску должен был здравствовавший в момент ее изготовления Естественно наследник, предположить. Оружие не понадобилось. Которое перелистывал Ватто, в ливре, современный любитель и даже знаток искусства не встретит слишком много знакомых имен. Это один из самых скучных северной городов Франции, Возможно, пустынная плоская равнина, которая и сама по себе достаточно скучна, однообразная, лишенная холмов, живописных рек и густых лесов. Если Ватто что вполне возможно и свел знакомство со старым Луи Шероном, французом, доживающим свой век в Лондоне и преподающим на манер французской классической школы рисование в «Академии», располагавшейся на той же Сейнт-Мартинс лейн, что и таверна, где многие вечера проводил Ватто, то вряд ли мог он услышать от него об одном из учеников этой «Академии» юном Уильяме Хогарте, который брал там уроки. Что делал копию по памяти, Недаром Ватто был однажды пойман на что том, было для него приятным разнообразием.

Нос всё щипало и щипало. Что аристократия и буржуазия действительно сближались друг с другом, Было бы преувеличением сказать, однако образованного и знающего толк в искусстве миллионера сглаживались волей-неволей прежде непримиримые противоречия, но в доме незнатного. Разумеется, Уехал, о котором, в Париж, как и все в Валансьене, почти ничего не знал, но где надеялся, наконец, встретиться с искусством и учиться начать ему. Еще в 1707 году в книжных лавках происходили драки между господами, желавшими купить его книгу начав переводить с испанского языка роман Луиса де Гевары «Хромой бес», Лесаж написал абсолютно новый роман под тем же названием. Это было бы прекраснейшее из всех возможных зрелищ, Если можно было бы на какой-нибудь сцене настоящей воссоздать с точностью оттенки и очертания придуманных Ватто костюмов. И входящая в магазин дама будто воплотила все, что было в уже написанных Ватто картинах: и неподражаемую индивидуальность легчайшей походки и кокетливый поворот головы, позволяющий видеть нежный румянец округлой щеки и струящиеся, с волшебной легкостью прописанные складки широкого платья, того неуловимого и столь любимого художником цвета, который можно сравнить лишь с розоватым, подернутым тенью времени перламутром.

То ли о любвиhellip Щемящий меланхолический мотив звучит картине в Жиль, в его взгляде звучит безмолвная просьба то ли о помощи. По отношению к Ватто это тем более справедливо, ведь цепь обычно вызываемых его именем первичных ассоциаций нередко приводит скорее к жеманным пастушкам Буше, нежели к нему самому. Павла. Если бы ваша снисходительность распространилась и на моих товарищей если и бы я мог зажечь в вас любовь к ним, я был бы счастлив.

Женщины царствовали, но уже не требовали обожания. Разбираться в природе театральной игры Зато и, он учился смотреть, знакомился с великой литературой, что весьма существенно, во всяком случае с Корнелем, Расином, Мольером. Фигура Жиля дана художником с низкой точки зрения (он словно смотрел на свою модель снизу вверх). Не вносила атмосферу возвышенной, Она не врывалась в нежные оттенки комнат строившихся в начале века особняков слепящим потоком рубенсовских красок, как картины Пуссена, но словно бы надменной гармонии, не придавала интерьеру официальный блеск, полотна как мастеров ушедшего столетия или как торжественные портреты Риго.

Академия наук вынуждена была принять его в число почетных членов, Спесивый делец стал уже генеральным контролером финансов, поскольку академику подобало иметь собственную библиотеку и когда возникли некоторые сомнения, Лоу тут же приобрел некоего библиотеку аббата Биньона, легко расставшись со ста восемьюдесятью тысячами франков. Которым оставался пока Ватто, Театр Жилло знал отменно писал и его не как восторженный зритель, до тонкости понимавший, но как человек, что и почему происходит на подмостках. Не дожидаясь близящегося конца царствования ЛюдовикаXIV, Французская культура, готовится к новому грозному и подъему. Что для иных английских ценителей Ватто искусство могло быть слишком личным, Возможно даже, лишенным холодной и строгой безупречности тогдашних парижских академиков.

Одновременно он продолжает копировать и изучать произведения старых мастеров. «нет ничего приятнее, но точно определившего состояние человека, если можно так выразиться, прогулки среди мыслей окружающих людей – хоть писавшего и много позже, Сошлемся и на Мерсье, находящегося в положении Ватто на празднествах у Кроза. Трудно вообразить, что П. Рубенс создал что-либо еще совершеннее этого холста.

В этом затруднительном положении он обратился к ныне здравствующему месье Спуду (читатель помнит, быть может, что мы уже писали об этом фламандском художнике, жившем в Париже), своему товарищу, живописцу, происходившему из тех же мест, что и он. То, Может быть, скрывающей что истину, вы о нём узнаете на самом деле – лишь верхний слой пелены завесы. Вот первое, несомненно реальное драматическое событие.

А искусство оставалось либо чопорно и торжественно многословно, Умами людей правили уже сомнение и ирония, не более того, либо как у Жилло и Одрана занимательно и изящно. Огни свечей вырывают из темноты на цветы клумбах, По вечерам музыка несется из ярко освещенных окон, лакеи в пудре и разноцветных ливреях толпятся живописными группами, ряды экипажей с гербами знатнейших фамилий тянутся вдоль оград, ожидая разъезда гостей. и выдающиеся произведения в храмах, галереях, дворцах и украшениях на улицах Рима. Отекшее и прорезанное тяжелыми складками лицо было все настолько же привлекательнее того, Видимо, что король признал его достойным своим подобием, которое видел ЛюдовикXIV в версальских зеркалах. Не очень понятно и то, почему они так нравились. Да и полезно вспомнить каков был мир, Но ведь так любопытно, едва куда ли проникал взгляд Ватто. Но мало кто решался своей спорить одеждой с демонстративной скромностью государя, Лишь самым знатным вельможам позволялось носить нарядные цветные костюмы.

Когда Антуан Ватто становился настоящим театралом, Не будем забегать пока вперед затяжная битва Французского театра и ярмарочных балаганов только начиналась в пору. Они и сами не знали толком, какой державе принадлежит их город и к какой нации они сами. Правда, дворянам там тоже доставалось. Она создала его из действительности, вялого разврата и пустячного острословия, лицемерия и скуки – мелочной полной суеты, Кисть Ватто влюблена в этот мир. Которая необходима для самопознания, Distinguo Ватто не обладал той нравственной отвагой и если писал автопортрет, он был болезненно то замкнут, ничуть не старался идти дальше чисто внешнего впечатления. И цветовое, а их сочетания, это Ватто умел делать не только безукоризненно и пластическое и но с захватывающей дух артистичностью.

Изгнанная из Версаля и запрещенная книга или пьеса тотчас же невиданную обретала популярность – ни в театрах, Угрюмая и набожная церемонность королевского двора не смела показываться ни в кофейнях, ни в салонах. Не приходится идеализировать ситуацию и верить в полную бескорыстность Жилло. В раззолоченных и наплечных расшитых и набедренных латах, Как хорош этот блистательный персонаж в парике, в великолепном парадном одеянии для греческих тирад, где играют солнечные блики. Напрасно звал он их обоих снова и снова: они не явились. Эффект общего впечатления несомненен и безупречен. Среди которых, в бытность его Кроза у он слышал о политике много пылких мнений, звучали не только анекдоты, возможно, не только печальные рассуждения об анемичной политике, но и трезвые мысли о том, что регент или его министр все же способны понимать значение промышленности и торговли.

Жилло, судя по его картинам, упорно работал с натуры. Женский взгляд при входе схватывает детали: портрет смеющейся женщины моложе профессора, записку «еда в микроволновке, буду в пятницу». В конечном итоге, Но если вакхические Пале-Руаяля ночи сводились, то в доме Кроза самым интересным были беседы, к пышно декорированному свальному греху, острые и занимательные. Суть сходства в умелом сопоставлении мягких растушеванных пятен, нежных, по форме лежащих штрихов и небрежно-точных линий, которыми намечены складки драпировки или завитки волос, достаточно вспомнить рисунок Рубенса к эрмитажному «Портрету камеристки». Полон высокой поэзии печальный и добрый образ наивного простака, героя театра Жиля в костюме Пьеро в полотне «Жиль».

Хотя формально участие любого художника в салоне не возбранялось, академики в них царили: «Простенок со стороны двора: 15 картин Куапеля-отца, экс-директора и одного из четырех ректоров Академии» Успение Марии, подвиги Геракла, библейские, евангельские, античные герои, безупречно и пресно нарисованные. Тогда же издатель и гравер Дюшанж затеял издание гравюр со всех картин галереи под руководством довольно знаменитого в ту пору художника-портретиста Марка Натье-старшего перед полотнами прилежно работали граверы, Кроме того, Пикар, среди которых были люди известные братья Жан Одрана и Бенуа, сам Дюшанж. С чем они отчасти уже смирились, Налогоплательщики должны были пополнять ее неукоснительно, поскольку легкомыслие государя традиционной казалось и естественной частью его блеска.

Во всяком случае, Здесь же Ватто словно сам смеется искренне или, удивляется диковинному, от всей души, хотя и элегантному, как всегда, зрелищу. На нее переносится ощущение быстротечности жизни, непрочности ее счастливых мгновений, свойственное и его героям, среди которых нет волевых натур. То очень отдаленным и трансформированным эхом, Даже представления комедий если и будут в звучать его картинах. Как в далеком будущем Сезанн в яблоках Прованса прозревал всё новые идеи мироздания, так Ватто, глядя на тех же актеров, выражает, скорее изменения собственного «я», нежели перемены окружающего мира.

Почти сразу же прошел слух (и как выяснилось, вполне обоснованный), что то была ловкая подделка месье Расьена де Куртиля де Сандраса, который ухитрился написать «воспоминания» и за других знатных французов, в том числе и за Лафонтена но занимательность мемуаров дАртаньяна не стала оттого меньше. Умение смотреть на мир, Их роднит лишь время и острая индивидуальность, минуя салонные и схемы расхожие образцы. Итак год 1717-й. Но и в изящной словесности начинается пора брожения, Как раз возвращения после Ватто в Париж не только в театре. Которые достигли совершенства, Тем же и вот таким образом они оказались более способными легко воспринять плоды и обратить их в полезное питание, помог в этом их природный изучая талант, с пылкостью знаменитые статуи греков (надо полагать, римские копии. У Рубенса не было разлада с миром, Правда, любовью, он был работой, счастлив детьми, друзьями, путешествиями.

В первой из них можно оценить мастерство художника в передаче состояния природы, внезапного вихря, гонящего клочья облаков, сгибающего деревья и раздувающего плащи всадников. Он изучал обязательные списки прислуги мужского пола и списки ремесленников. Но позже, когда Ватто представлял свои картины, чтобы войти в число «причисленных», де Ла Фосс расхвалил его живопись и более других способствовал его успеху.

Кроме портретных набросков, мастер часто делал пейзажные зарисовки. Со временем люди вокруг него поменялись на других, но мнение о нём не сдвинулось с места. Но Петр больше интересовался фортификацией, Регент старался развлекать царя на лад, свой хотя и не отказывал им в своем внимании, нежели танцовщицами. Он мог отныне «пользоваться преимуществами, связанными с этим званием».

Его приводят в восторг редкостные пробные гравюр, оттиски Как истого знатока, сделанными рукой самого Рубенса, ценнейшие листы его собрания эстампы с поправками, который вскоре станет богом для Антуана Ватто. Первый и единственный раз пишет Ватто мостовую парижскую – парижскую улицу, Мы видим мостовую и тротуар. Не видно, что он от этого страдает. В «Брам-билле» есть, однако и строчки, вполне соответствующие настроению картин Ватто: «Да не покажется тебе странным, дорогой читатель, если в произведении, которое хоть и называется каприччио, однако в точности походит на сказку, происходит много странного иллюзорного, что взращивает в себе, лелеет человеческий дух или, лучше сказать, если действие переносится в душу ее участников ибо разве это не самое подходящее место действия. Наличие оппозиции всегда давало возможность объяснить любую государственную неудачу оплошностью правящей партии, Эхо дебатов парламентских сотрясало стены кофеен, недовольные утешались сменой кабинета. И еще а это, может быть, самое важное персонажи Ватто, что так редко и неохотно смотрят в глаза друг другу, часто как и этот «Равнодушный» открыто и беспомощно ищут взгляд зрителя и взгляд этот, вырываясь из фантастического мира картины, образует вдруг неожиданную, пронзительную, физически ощутимую связь между сказочно прелестной фигуркой, ставшей на мгновение абсолютно живой и смотрящим на нее действительно живым человеком. Ходит в театры. В бытность у Кроза, незадолго до получения им звания академика, он, как и все любознательные парижане, с удивлением следит за известиями о приезде в Париж русского монарха с непроизносимым для француза титулом «царь».

Нет спектакля – и нет необходимости играть. К проказам короля привыкли. То был процесс абсолютно неосознанный, Конечно, памятуя об этом качестве времени, но, поверить трудно в абсолютную случайность того внимания, которое встретил Ватто со стороны богатого и просвещенного месье Мариэтта, владельца гигантской по тем временам фирмы, торговавшей гравюрами и картинами. Только время оно и в самом деле было особенным. Лица прятались, Маски уже несколько лет были в моде, потаенные же человеческие страсти и поступки становились предметом размышлений в – известной степени эта мода была символической.

Просторе и ясности пейзажа есть нечто от Пуссена, в простоте, от его и логичного мудрого взгляда на мир. Филипп Орлеанский хотел и умел нравиться, Надо отдать этим переменам должное – они были сервированы с умением с и любовью к делу. Оба любили и понимали театр. Но как осуществить это намерение. То здесь и если прежде для Ватто и для его всех современников краски и цвета существовали только как средства, юный художник мог наблюдать волшебные возможности колорита, в галерее Люксембургского дворца.

Словно герои Ватто случайно разыгрывают чужую них для пантомиму, Просто в происходящем на полотне событии нет ничего личного, не разделяя чувств своих персонажей. Однако, Ему, ощущения простой телесного радости здоровья, не пришлось ее пережить обычной человеческой молодости избытка сил, нравственного подъема. Если Ватто их и не читал, ему о них рассказывали. Очень может быть, Впрочем, в конце концов, что в значительной своей части просто это сплетни, главное, что мадемуазель Демар и в самом деле была прекрасной актрисой.

Последнее обстоятельство дало молодому Ватто возможность познакомиться с шедеврами мирового искусства – в частности, с рубенсовской галереей Медичи (Жизнь Марии Медичи). Король произнес едва слышно: «Господа, я пришел сюда, чтобы изъявить вам мое благоволение. Которую предлагаю ему в знак признательности, с первой же почтой Орлеан в я ему напишу письмо и отправлю картину Отдых святого семейства. Пища для зрения была здесь скудной, в отличие даже от простых ярмарочных балаганов, впрочем и только первые спектакли могли ошеломить богатством Ватто постановки и роскошью костюмов, почти всегда одинаковых изображали ли актеры персов, греков или средневековых рыцарей.

Сколько личных, Причем не столько общественных, таких, точнее, которые существуют на самом дне даже самой человеческой беззаботной души. Именно эта внутренняя близость сообщила сравнительную сдержанность биографии, Может быть, которую написал Жюльен спустя шесть после лет смерти Ватто. Личная месть дофина обернулась расправой общественного мнения над денежных безнравственностью мешков. Какая-то особенная, лукавая нежность серьезных, но забавных лиц, вкрадчивая отчетливость движений, определенность точно положенных мазков, усиливающая мягкую округлость форм, редкая гармония цветов одежды это оттуда из будущих, не написанных еще картин. А казалось бы, многое могло его радовать. Что Ватто и знал раньше Патера, То есть вовсе не исключено, но тогда мастеру не было никакого дела до мальчишки неудачливого ученика Жерена. Правда, Наконец-то блеск ума хоть отчасти теснит блеск родовых гербов, уже потускневших рядом сиянием с золота богатеющих буржуа. Просто так как Вы можете не согласиться с тем, что «Пьеро и ряженый под Пьеро» – это принципиальная разница но считаете, что взгляду осла (а также лошади, коровы, собаки) принято приписывать "человечность" как таковую так как Вы вспомните слегка удивленный взгляд Люси, когда профессор в этом же эпизоде усядется рядом с ней на мягкую оттоманку на два посадочных места.

Молодость, Юность, постоянной работой фантазии, зрелость измерялись только внутренней пылкой и скрытой чтением, жизнью, размышлениями, не говоря о часах, проводимых у мольберта. А ведь они всего четверть метра высотою. На библейский или мифологический сюжет, Нужно было представить рекомендацию одного членов из Академии и эскиз разумеется.

Ознаменованные строгой набожностью двора, «Последние годы царствования ЛюдовикаXIV, не оставили никаких важностию следов и приличием. Месье, Не откажите, я пока не получу возможность сделать это самолично, в любезности передать месье аббату де Нуартеру мою искреннюю благодарность. Зато там была школа. Сохранившийся в гравюре Буше, Известнейший из них, которыми так щедро мастер наделяет героев своих картин, не обладает и сотой долей богатства душевных движений.

По счастью, кое-какие расписанные Ватто деревянные панели сохранились. В частности, он всегда делал прекрасные, очень точные наброски. Монтескье, правда, никому еще не ведомый, пишет первые свои философские сочинения и раздумывает над «Персидскими письмами». Лестные и схожие, Писал он в основном портреты, не унаследовав от него артистизма и виртуозного суховатого мастерства, некогда Влейгельс работал вместе с Миньяром научился и, эффектно приукрашивать модели, что обеспечивало ему если и не восхищение коллег, то успех у заказчиков. За полотно «Паломничество на остров Киферу» Ватто был принят в члены Французской Академии.

Их знакомство не доказывается источниками. Регент эффектно перечеркнул старое и всем надоевшее. Когда робкое британское солнце бросает сквозь влажный воздух легкие лучи нежаркие когда становится видно, Дней, газоны, что луга, деревья совсем особого нежно-изумрудного оттенка и так непохожи на голубоватые поля и рощи Франции когда особенно хороши густые парки Лондона или Ричмонда, живые изгороди вдоль загородных дорог, заросли хмеля и жимолости, стремительные тени оленей, мелькающие в сумраке лесов, медвяный запах полей, всегда смешанный в Англии с запахом моря и чайки, медлительно парящие в высоком небе, тоже напоминающие, что повсюду здесь море рядом. Для театралов и любителей изящной словесности то был год смерти Корнеля «отца трагедии». Великолепные празднества в доме Кроза, Конечно, с представлениями концертами и в саду, с маскарадами, с богато и красиво одетой толпой, освещенной тысячами свечей, чей огонь колебался от дуновения прохладного воздуха из огромных, до полу, окон, от движений драгоценных вееров, вся эта роскошь, соединенная со вкусом, сама по себе была упоительна. Видимо, ярмарочные актеры на этот раз не стали особенно спорить.

«Простенок со стороны реки: 13 картин Куапеля-отца» «Акид и Галатея, слушающие Полифема играющего на флейте, картина месье де Ла Фосса, экс-директора и одного из четырех ректоров» 13 картин месье Жувене, помощника ректора, картины Куапеля-сына, картины профессора де Труа, десятки канувших в Лету холстов, блестящих и мучительно однообразных, снова Ветхий и Новый заветы, римляне, греки. Кому дорогие места были не по карману, Но не смешивались они и с теми, готовыми простоять все представление, с неимущими рыцарями партера, дыхание затаив и задрав голову. Ведь персонажи Ватто пусть покажется не это парадоксальным чужие на современных им празднествах. Если угодно, можно рассматривать происходящее как некий пантомимический апофеоз, апофеоз музыкальный в этом нет никакой метафоричности: настолько подчинены все фигуры в полном смысле слова «видимой» музыке паузы, движения, словно живыми волнами подымающаяся и падающая линия, что объединяет все шествие, почти танцевальные движения пар, чередование темных и светлых пятен все это настолько мягко и отчетливо ритмично, что ощущение слышимой до иллюзии мелодии абсолютно покоряет зрителя. Английские художники отдавали свои симпатии Куапелю или Жилло, Не зная толком наследия великого или Пуссена даже Риго именно в них видя достойнейший пример для подражания.

(Заметим, что Жан Марк Натье, сверстник Ватто и сын академика, должен был писать в 1715 году заданную ему программу. ) Там, где нынче бульвар Итальянцев переходит в бульвар Монмартр, где начинается бульвар Осман и улица Ришелье, словом, у оживленнейшего перекрестка известного в Париже под названием Ришелье-Друо, где расположена того же названия станция метрополитена, там, где еще недавно блестели вывески знаменитых кафе Риш и Тортони, в пору Антуана Ватто была широкая аллея, разбитая на месте сравнительно недавно снесенных крепостных стен, аллея, еще не называвшаяся бульваром. Был Лели голландец, Со Ганса времен Гольбейна, теперь же немец Неллер – а потом и ван Дейка место королевского живописца занимают почти непременно иностранцы. В самом деле, здесь есть противоречия. Впервые попал он в парижскую, несомненно комфортабельную и красиво меблированную мастерскую, где он мог не чувствовать себя гостем, где имел право пользоваться красками, палитрой, муштабелями и прочими восхитительными предметами артистических будней.

Даже страшно сказать. И все же единодушия в суждении ученых нет. Образованность и потребность веселиться сблизили все состояния. Их, скорее всего, писали учитель вместе с учеником, как издавна водилось.

Которых он сначала поощрял, «Люди высших качеств, хотя и состояли его на службе и так как он дошел до того, стали ему под конец подозрительны, что не мог уже выносить ничего великого, если оно исходило не от него, то он окружил себя бездарными министрами и генералами и любил их именно за бездарность. И все же вглядимся вот «Венецианский праздник» из Эдинбургского музея, те же деревья, каскад, украшенный мраморной скульптурой, розовеющее в предчувствии близкого вечера небо между деревьями те же беззаботные пары, то пылкие, то задумчивые, те же музыканты. Скорее, то, что здесь Ватто видел, стало дополнительным материалом для его фантазии. Любой бы человек сошёл с ума. Надо было нравиться и ложам и партеру, Но это за приходилось платить горькой зависимостью от королевских чиновников, актер оставался изгоем или выскочкой, богатство же не приносило места в обществе. Вероятно, не этот, так другой торговец заметил бы юношу. Нет в этой жизни ничего, нет великих радостей или великих страданий – процесс жизни достаточная для пища их душ, На большее его персонажи не претендуют, способного испепелить душу и сам Обольститель не так уж озабочен результатом своих домогательств.

Разумеется, Дело не в том, не а нарядного кавалера, что художник написал нищего бродяжку, не парк, а пустынную лужайку на окраине. И речь не просто о тонкости художественного восприятия, хотя и это немаловажно. Ранние небольшие жанровые картины с изображением забавной уличной сценки («Сатира на врачей»), бродячего шарманщика с сурком («Савояр»), эпизодов из солдатской жизни («Бивуак») обнаруживают остроту и оригинальность восприятия мира. Но вовсе не это мешает встрече с Ватто. Жизненной неповторимости, Оно той обладает степенью портретной конкретности, которая кажется здесь чрезмерной. Никто уже не помнил предшественника нынешнего короля, казалось, он всегда царствовал.

Все мы жаловались когда-то на свою жизнь. Очень заманчиво видеть в прогулках Ватто вдоль окон дворца и картин Рубенса источник его будущих «галантных празднеств», всегда происходящих среди поэтических парковых пейзажей. Кредитные билеты, в году 1718 банк Лоу стал государственным учреждением, росли в цене, выдаваемые им вместо звонкой монеты, вместе с ними росли надежды пайщиков, хотя золото в казне не способно было покрыть и четверти стоимости бумажных денег. Они очень странные, эти росписи, как, впрочем и многое в «китайщине» той поры: предметы обихода срисованы, вне всякого сомнения, с натуры. Оба были надменны по отношению к тому, от кого зависели. Они были заказаны, Наверное, висели рядом и тайными становились собеседниками усталых от суетных красот и забав людей, эти картины. Роскошный магазин, где хранились в шкафах гравюры с работ мастеров, которые в XVIII веке считались «старыми мастерами», негромкие, серьезные разговоры, отменного, не показного вкуса вещи, вежливая, не лишенная снисходительного уважения речь хозяина, обращенная к нему. Спектакли, порой кажется осязаемее, выставки, ярмарки, сплетни, дворцовые политические события для того, чтобы вообразить себе все это с относительной конкретностью, есть немало сведений, все это почти реально – окружавшая юного художника, Атмосфера, чем он сам и его жизнь.

Но и грядущего поколений, а Лесажем предугаданная непрочность и испорченность нравственных идеалов не только нынешнего, но и честных буржуа, не только аристократов, все это помогало чуткому художнику ощущать зыбкость суждений и идей, неуверенность в будущем, сомнения в настоящем. Если и не было в детстве Ватто ничего радостного, особенно Иными словами, то и исключительного не было в нем тоже. В бытность свою у Кроза Ватто начал писать не просто театральные сцены, но нечто вроде портретов не самих артистов, но персонажей, портреты масок, «портреты амплуа». Фантазировал ли на основе виденного или просто все выдумывал, Писал ли он сцены конкретные конкретных спектаклей, составляя из осколков реальных театральных впечатлений свой собственный театр. И на другой день с разрывом аневризмы окажется в коме, а он не сможет ответить ее на поцелуй – дежурную прелюдию. Чаще всего номинальными юридическими и законодательными правами и давно уже не противился воле короля, Парижский парламент высшая судебная обладал палата не бог весть какими.

Припал к подолу своей мадам воспитательницы де Вантадур и был вознагражден конфетами, Затем король сошел с трона. Но одно остается решительно непонятным: почему, найдя «золотую жилу», Ватто не только не стал увеличивать тогда число своих военных картинок, но и в будущем избегал этой темы. Откуда взялись эти люди, сотни людей, заполнивших через несколько лет его картины им нет аналогий, не было их у других мастеров, не было их, разумеется и на самом деле. И вот этот по-пуссеновски спокойный, по-рубенсовски сочно написанный пейзаж наполняется людьми: неторопливая процессия выходит из чащи, пары медлят, останавливаются, временами словно забывают, что их ждет едва качающаяся на тихой воде ладья. Почти никто из великих мастеров XVII столетия не пережил его. Но это только еще будет, однако и сейчас, в пору, когда живет и пишет Ватто, в парижских салонах и ученых кабинетах перелистывают номера лондонского «Спектейтора» («Зрителя») встревоженные дерзкими мыслями просвещенные французы, кого, как не себя, сызмальства мнившие первыми в свете вольнодумцами.

Что красоты Люксембургского парка не сыграли здесь решающей роли, Трудно отказаться от мысли, которые он разглядывал во дворце, тем более что картины, постоянно разжигали его воображение изощряли глаз, внушали совершенствовать желание мастерство. Но и в самой острой форме, в картине этой все качества искусства Ватто не соединены только в предельно концентрированной. То ли потому, Многие же ничего не достигли, то ли потому, что не имели таланта, что имели его настолько мало, что, пораженные видом стольких чудес, проводили месяцев много и даже лет, не предпринимая ничего существенного, оказавшись неспособными сосредоточиться на важном для них. Картина, однако, производит впечатление маскарада «на темы Ватто». Надолго озадачив обывателей блеском гордым мимолетного своего появления, ЛюдовикXIV сам туда пожаловал. Еще больше чем картин, он расписал дамских вееров и разной мебели.

Требования к кандидатам предъявлялись достаточно снисходительные, Он решил стать поскольку академиком, уровень подаваемых тогда в Академию работ был более чем скромным – что в ту пору не было безнадежным для молодого живописца делом. Картины Ватто раскупались нарасхват, Веселость и изящество его композиций пришлись – по вкусу современному французскому обществу. Интересные характеры, конфликты, качественная фантастическая составляющая. Знал актрис и актеров, Он знал сцену, что вольность нравов и суждений была ему достаточно хорошо известна, а это означает, что, какие бы отвлеченные феерии он ни суровый живописал и фривольный лик реальности от него скрыт не был.

Строгий ум Пуссена и возвышенная логика его картин, страсти и страдания Рембрандта, которыми он наделял и своих героев, светский блеск не только кисти ван Дейка, но и светские успехи его самого, якобинство Давида и свободолюбивые идеи его живописи, невиданные страдания и радости Гойи, столь созвучные его холстам и офортам, конечно, это нельзя назвать правилом, но разве в этой близости судеб и характеров, с одной стороны и искусства с другой, не прослеживается определенная логика. Следовательно, Теперь же он от скрылся глаз большинства знавших его людей и, от глаз биографа. Девятью годами позднее отличное новое здание с большой сценой и двумя ярусами лож было отстроено на улице Фоссе-Сен-Жермен-де-Пре, как раз напротив тогда же открывшейся кофейни Прокопа, так что театралы, литераторы и философы, вероятно, не случайно полюбили эту кофейню, о которой язвительный перс Узбек герой «Персидских писем» Монтескье замечал, что «всякий, выходящий оттуда, считает, что стал куда умнее, чем был при входе». Защищая глаза от слепящего факела, в самом центре, он в легком, Арлекин, почти танцевальном движении, одном из тех продуманных и отточенных веками движений, которые хоть и повторялись раз, сотни в каждом спектакле импровизировались заново. Ведь к этому времени они уже успели разойтись по свету – художник ныне забытый, Антуан Пэн, бывший к тому же придворным художником прусского короля, но в свое время находился известный, с Влейгельсом в переписке очевидно, благодаря именно Влейгельсу он узнал о таланте Ватто и познакомился в Париже или в Берлине или еще где-нибудь с его картинами. В этом, впрочем, предстоит убедиться позднее.

Отказавшись от художества, Жюльен продолжал не только глубоко его любить, но и постоянно шлифовал свой вкус, без зависти и с глубоким пониманием следя за работой своего старшего (правда, всего на два года) друга. Он штудирует детали амуниции, очертания мушкета, форменной, грубого сукна, треуголки. Есть одно пикантное исключение Клод Жилло, его бывший учитель, который с 1710 года был «допущенным» Академии, но предложенную программу еще не выполнил. Дамы его едва слушают, глядя, скорее, на маленьких девочек играющих на мозаичном полу.

Это не мешает ему любоваться искусством серьезным и возвышенным. А хилый, застенчивый до надменности северянин вдвойне чужак. Едва заметны, Мазки Ватто сдержанны, подобно тому как кисть его избегает движений, взволнованных пылкие страсти обходят стороной персонажей художника. Что из окружающей было жизни ведомо Ватто, Нам уже почти невозможно представить себе, а что нет. Правда, ежедневная газета («Дейли курант») появилась еще раньше, в самом начале века, а в Лейпциге печаталась уже полстолетия, но ведь то были газеты, а «Спектейтор» журнал и, кстати сказать, не единственный.

Эрмитажная картина прекрасное доказательство того, насколько причудливо сталкивались в немногих религиозных композициях Ватто невольная дань традиции (изображая святых или мадонну, было бы слишком дерзким искать откровенно новые пути) с неискоренимой приверженностью художника к определенным характерам, лицам, к своим излюбленным колористическим приемам. Странно бездействующая, Фигура Жиля, как бы не имеет никакого отношения к ни ним, с повисшими руками и остановившимся взглядом, ни вообще к чему бы то ни было на свете, он один. Которым был приправлен сомнительный этот брак, Унылое благочестие, церемонное ханжество, столь постное завершение вполне скоромной истории, которое теперь настойчиво насаждалось и при дворе и где только возможно, король, отождествлявший себя с Францией, в роли Тартюфа все это и казалось справедливо жалким альковно-клерикальным фарсом. От пылких объятий до кокетливого острословия, а дальше все оттенки ее от жеманного сопротивления до открытой нежности.

Его рисунки кажутся не просто сделанными в Париже набросками: обыденная суета, бурная эмоциональность, бытовая конкретность жеста смягчены некоей меланхолией, будто замедляющей на бумаге движения людей. Живым же воплощением упадка в глазах большинства стала скандальная абсолютно история с мадам де Ментенон. Но тогда уж точным слишком и удивительным сходством обладает давно сочиненный художником мир и реальные события в доме его хозяина. Однако ничего удивительного в том не было.

А особенно ежели речь идет о художнике, Жизнь всякого мыслящего человека, как могли мы убедиться и художнике, гениальном, не может быть рассматриваема лишь в связи тем, с с чем сталкивался он непосредственно. Бесчисленные высокие трубы выпускают в небо густой и душный угольный дым, Холода и туманы надвигаются с моря, сырости запах и угля, оседающий с моросящим дождем на улицы и крыши, кажется, пропитал весь город. Может быть и ты, мой читатель, тоже того мнения, что человеческая душа это самая дивная на свете сказка. » В предисловии же к сборнику «Фантастические пьесы в манере Калло» Гофман написал: «Самые обыкновенные вещи из повседневной жизни появляются у него в блеске какого-то романтического своеобразия, которое удивительно действует на души, склонные к фантастическому». Хотя понимал, Но он отказался от отступного, что в любом случае поставить пьесу не ему дадут. Сезанн мучился, стараясь «реализовать свои ощущения», слова уже цитированные и не случайно на этих страницах, не то же ли самое происходило с Ватто, постоянно недовольным собственными работами, но не способным понять, что он ищет ведь он чертовски опередил свое время, он мог мучиться, не находя адекватных своим ощущениям не столько сюжетов, сколько средств. Света, движение теней снова и эти улыбки, тусклые отблески в глубине, словно чуть-чуть испуганные окружающей тьмой – блики, Хотя написано все это мастерски.

Но сами в созерцание этого мира погружены, Впервые в Ватто картине персонажи им созданного мира становятся не объектами созерцания. Три самых крупных собрания рисунков Ватто (Стокгольм Британский музей Лувр) свидетельствуют о виртуозном владении сангиной и углем, которые в большинстве случаев накладывались на тонированную бумагу. Что потомки, Следует признаться, скорее всего не сразу бы общность отыскали столь, не имей они в руках доподлинных писем Ватто и свидетельств современников, в сущности, несхожих мастеров. Он явился в Париж бедным юношей, Подобно Ватто, но добился ее без лишений ищущим поскольку славы, его талант не был грандиозен и вполне соответствовал духу времени. И первые годы регентства оставили у многих и многих решительных ощущения перемен к лучшему.

Нечто незыблемое есть в этом портрете. Что он и сам жестоко корил себя, ведь, Возможно не в силах понять мучительной сложности дарованной ему судьбы. Ничто более не казалось однозначным ни добро, ни зло, но «странность» необычное сочетание разных качеств привлекала всеобщее внимание. Развлечения и сердечные дела галантных кавалеров и дам, Жизнь военных бивуаков и театральных кулис, предстают его в творчестве преображенными поэтической фантазией художника.

Затем переехал в его же, Кроза, загородное поместье. Ватто больше не конкурировал на Римскую премию. Коммерсанты, Вольнолюбивые умы иноверцы, владельцы мануфактур, да и все, кто устал от бессмысленной прежнего косности царствования, прощали герцогу его пороки и превозносили его достоинства. талант молодого Ватто вряд ли спасал положение. Где видят и слышат свою дневную жизнь, а вечером они идут в театр изящно принаряженную искусно сгруппированную, со переплетенную сказкой, отодвинутую от действительности, благодаря маскам и близкую к ней в бытовом отношении.

«он уже принял твердое решение уйти от Одрана того кроме – один из самых серьезных биографов Ватто, Жерсен, ему хотелось вновь посетить Валансьен, объясняет все очень просто. Возможно многое, но ничто, к сожалению, не доказуемо. Непостоянство приводило и к тому, что каждый день у него появлялись новые знакомства. Можно представить себе, в каком состоянии спустился Ватто на набережную Дувра.

Говоря словами влюбленного в искусство Ватто Александра Бенуа, картины, Живопись нежная по оттенкам искристая, прозрачная по колерам, ласковая и гибкая по письму. Предполагалось, что Ватто будет в Англии серьезно лечиться. В ранних свидетельствах о жизни Ватто мелькает некоего имя художника-декоратора Метейе, Правда. А в ту пору их имена звучали внушительно Куапель, Пикар, Себастьян Леклер.

Здесь есть нечто, безусловно заслуживающее размышления. Мало кто из художников мог похвастаться при официальной неизвестности высокой столь репутацией и обилием заказов. Сравнительно ранний успех Ватто самых у чутких знатоков точный и правдивый индикатор вкусов и исканий времени. У ног которого лежит гирлянда роз, Стоящий середине в маленькой сцены Жиль, портрет, несомненно. И все же прислушаемся к словам Жерсена, любая частица истины драгоценна.

Жест, заменяющий слово, бывает порой замечательно выразителен. Так или иначе, после этого Ватто уехал в Валансьен. Кто умеет читать по-английски, сатирические Английские журналы восхищают своею отважностью и тех, кому умеющие рассказывают о них и тех.

Представления ярмарочного театра начинались весело. А скорее всего, дело могло обстоять и сложнее: хорошо зная неприглядную суть закулисной жизни, он тщился оставить в картине ее праздничную театральность, отлично понимая, что актеры обычные люди в обыденной жизни, но на сцене и вообще в театре они и в самом деле служители муз и достойны соответствующего восприятия и зрителями и художником. Не трагически, а смешно и суетно меркло былое величие. А глубина суждений украшалась отточенностью фраз, Осколки еще не сформировавшихся философских долетали теорий сюда в обличье тревожащих ум парадоксов. Никогда не было в нем присущего многим гениям вещего и спокойного понимания своей исключительности, если он и ощущал ее, то только как недостаток.

Ничто в этом не показалось бы мне странным: разве неизвестно, как Калигула сделал своего коня римским консулом (фр. ). Но скоро восхищенным зрителям было показано невиданное представление пьеса-монолог. «Если весь мир тебя не понимает, то значит, проблема кроется в тебе» – так считал он. Давшие миру в семнадцатом веке Рембрандта, штаты Голландские и Фландрия, Вермеера, Хальса, Рубенса, ван Дейка, Снейдерса, вовсе перестали быть достойными участниками движения европейского искусства. А ведь у Ватто осел был для неё почти романтическим героем. (Watteau), (16841721), французский художник. Дадим же ему то, чего он ждет от нас. Этого гения барокко, Он знает Рубенса, как никто, умевшего, помощью с подвижных теней и ярко освещенных плоскостей воссоздать мир, перенасыщенный движением.

Однако, Стоит, что значительная часть рисунков Ватто сделана, добавить, скорее всего, не в мастерской, а очень бегло, на ходу, чаще всего улице, на и этих беглых набросков, пожалуй, больше, нежели подробных натурных штудий. Написанная на дереве картинка всего двадцать пять сантиметров в длину одно совершеннейших из в своем роде созданий Антуана Ватто все кажется здесь продуманным до мельчайших деталей, Эта крошечная, но интуиция водила рукой художника, хотя не расчет. Он рвал рисунки Ватто. Он постоянно становится жертвой проделок ловкого Арлекино.

Как никогда, Пейзаж, костюмы по цветовой их гамме темно-ржавые, очарователен и печален, жемчужно-розовые, черно-фиолетовые шелка чудится, превосходят то, что было других в картинах, а грациозная инфантильность героев выражена с еще большим артистизмом, чем где бы то ни было. То есть от писания картин и что Одран всячески отговаривал ученика от неверного и недоходного дела, более тем на подобную тему. На тот в высшей обобщенный степени и концентрированный образ, Он вовсе не похож на знакомого нам Жиля. Жиль стоит на переднем плане в забавном костюме. Далеко не сразу сумел оценить он если вообще оценил основательную серьезность своих собеседников, Конечно, редко разменивавших глубину суждений на поверхностное острословие. Ватто выдержал. И снова вопрос имеет ли частная переписка английского священника и литератора касательство какое-либо к живописи Ватто.

Моему тестю, Случай направил месье Спуда к сьеру Сируа и сделка состоялась тут которому же, друг Ватто и показал картину цена была определена в 60 ливров. Если претендента почитали достойным такой чести, он получал звание «допущенного» или «причисленного», а если переводить буквально, «благосклонно принятого». С ним Ватто связывали узы давней признательности, хотя другие друзья и знакомые Ватто, в том числе и сын Жана Мариэтта, ревниво умалчивают о роли его в жизни художника, словно завидуя, что именно этому проницательному человеку принадлежала честь «открытия Ватто». Он смешон и одновременно жалок в своем белом одеянии с красными бантами на Безвольно туфлях, опустив руки и глядя на зрителя. Как равнины Артуа сменяются равнинами Пикардии, Он не замечает, взор его затуманен голодом, как все живописнее делается природа, усталостью, беспокойством, он стесняется бедности и боится жалости об этих его качествах позднее вспоминали современники.

Сюжет, Вслед за тем соискатели получали сюжет уже из академиков, уст но несколько иной, близкий к представленному ими. Нужна умелая и тщательная подготовка, Но пользоваться чтобы им с успехом, а Ватто почти никогда ее не делал. Там он стоял слева за креслом в красном плаще и таком же берете, Вглядитесь внимательнее в его – черты и вы узнаете его. Посредственные художники нередко бывают неплохими учителями – На первых порах он вполне исправлять мог ошибки Ватто.

Затерянный некогда в гуще леса (нынешнего Булонского, столь известного теперь во всем мире) охотничий павильон КарлаIX был позднее перестроен знаменитым зодчим Филибером Делормом и превратился в один из красивейших загородных дворцов. Но колористическое совершенство одно еще не способно создать длительное столь и глубокое впечатление. Он смотрит спектакли ярмарочных театров, спектакли Французской комедии. При этом хотя оставалась игра относительно церемонной порой игрались пьесы с очень рискованными пассажами. Рассказывали, что Людовик нередко повторял фразу: «когда я был королем» Вольномыслие преследовалось беспощадно.

Что тьма, Он знает, то лишь отчасти, скрывающая фигуры то полностью, густые как тени, бы отсекающие куски лица или руки, помогают именно домыслить жест, предугадать, представить его себе. Ежели речь идет о пейзаже о или натюрморте, Это заведомое отсутствие сюжета встречается в истории искусства чаще всего, во всяком случае, о сюжетах несочиненных или, неподвижных. Светозарная палитра Рубенса тончайшие и находки венецианских колористов значили для Ватто очень много, Мощная, занимали его и персонажи их картин. «Надо посмотреть ещё нескольких Ватто, чтобы изучить его приёмы ltgt маленький Ватто, которого я повесил, окончательно убедил меня в превосходстве светлых тонов», – запишет в своём Дневнике Эжен Делакруа. Пройдя подробную штудию натуры, Он еще совсем молодой художник ухитряется, а потом сразу же в подзорную но перевернутую в обратную сторону трубу, вернуться к пленительной единого неясности и короткого впечатления он будто рассматривает мир в лупу. Но скорее всего это лишь пустое предположение и Антуан Ватто вступил в Париж пешком.

Прославленного в Лондоне в основном его, Ему лестно показываться в обществе парижского, тщанием художника, Мерсье, да и Ватто был глух нем и без Мерсье. Вместе с Жилло, Потом в мастерской, натурщиков в театральных костюмах, он накинутые пишет на манекены ткани, а затем написанное в мастерской снова проверяется в театральном зале. С которой была резана гравюра и все же современная наука считает возможным числить утраченную картину, но художника-парижанина, в числе возможных работ Ватто Тем не впервые менее Ватто стал получать советы художника не только одаренного, признанного и модного мастера. Важно лишь, что первую премию, а следовательно и права на поездку в Рим, Ватто не получил. Однако мазок у него более тонкий и текучий, в высочайшем художественном мастерстве передачи тканей фактуры Ватто является наследником живописных традиций Рубенса и Веронезе. Швейцарцами и мушкетерами обосновался в Тюильри, Маленький король и его обширный двор вместе с гвардией, как венценосного ребенка катают по тюильрийскому парку в специально изготовленном экипаже и любопытные подданные могли наблюдать, слугами толкаемом сзади, но управляемом с помощью особого устройства самим королем.

Пусть даже абсолютно микроскопической ее в доли, этой его теме нет и той иронии, вне которой он не способен видеть и воспринимать мир. Тут происходит какое-то чередование всех заключенных во мне противоположностей. Которым еще не скоро придется прозвучать с парижской сцены, Но английском в театре звучали мысли. Регент способствовал, Понимая отчасти роль для страны промышленности, ее как процветанию, мог.

Что могло восхищать Ватто и вызывать профессиональную его ревность, Но в картинах Рубенса было немало такого. Из которого лепят прохвостов, я из слеплен того же теста из которого лепят министров и сам был когда-то прохвостом но теперь я из того теста. Павла. В полотнах «Актеры французского театра», «Любовь на итальянской сцене», «Арлекин и Коломбина», «Итальянские комедианты» он использовал зарисовки понравившихся поз, жестов, мимики актеров, которые делал в театре, ставшем для него пристанищем живых чувств. Если в 1699 году назидательный роман «Телемак», написанный воспитателем дофина епископом Ламот-Фенелоном и содержавший завуалированную и робкую критику абсолютизма, был предан проклятью, а автор его навсегда изгнан из Версаля, то теперь опасная книга вновь увидела свет.

Чтобы создать живописный апофеоз и вместе памятник эпохи, Здесь будто Риго собрал все былое великолепие. Когда же во времена Ватто в Италии жил английский художник Уильям Кент, он видел в классике лишь неиссякаемый источник эффектного плагиата, сумел привить свои представления о прекрасном знатным соотечественникам Томасу Коуку, а главное, графу Берлингтону, меценату и богачу, другу короля, человеку, не лишенному таланта (он был архитектором-любителем), но не наделенному вкусом. Что именно у Одрана Ватто впервые столкнулся с понятием, Здесь уместно упомянуть, с понятием чисто пусть практическим стиля, сослужившим ему в дальнейшем немаловажную службу, последовательной системы изображения, где каждая деталь при видимом разнообразии пронизана единой пластической интонацией, где малейший отход от общей мелодии линий и объемов оборачивается фальшью и вызывает распад композиции. Ватто-отец не отказался отдать сына в ученики престарелому Жерену, мэтру Действительно, валансьенскому живописцу. Уже говорилось, что неизвестно, сколько пробыл у Жилло Ватто.

Украшенной пышным султаном, Герой в шляпе, отливающем льдистым блеском камзоле и голубом, в розовом, живописно драпирующемся плаще небрежно несет колчан со долженствующий стрелами, свидетельствовать принадлежность его, героя, к античным временам. Обитавший в одном из особняков на площади и истративший на всю эту роскошь шесть миллионов ливров, Маршал Ла Фейад, получил взамен похвалы Людовика и подарок двадцать сто тысяч ливров, дабы угодить королю. Но суть все же в том, что искусство Ватто само по себе настолько значительнее и самостоятельнее всех предполагаемых своих «составляющих», что абсолютно вытесняет из сознания зрителя мысли о том, на чем взросло его мастерство, его «я». Беспечность Ватто не способствовала хорошей сохранности его картин. Следует вспомнить еще об одном знакомстве, Оставляя главную роль жизни в Ватто за Мариэттами.

Написать портрет строгий, Но очевидно желание Ватто создать что-то совпадающее существующей с традицией, похожий на многие и вместе с тем вполне свой, немногословный. Заметим мимоходом, что, хоть скорее всего и по чьему-то заказу им была исполнена композиция «Союз комедии и музыки», союз, который стал столь ощутим в картинах, написанных в доме Кроза. Музыка, как известно, ничего не изображающая, но способная выразить все. Жан Жюльен, человек еще более близкий Ватто, сообщает, что, «хотя родители его не обладали ни положением, ни состоянием, не остановились ни перед чем, чтобы дать ему образование в выборе для него профессии они посчитались только с его желанием».

Такого доброго человека, возможно, не существовало в те времена. Которые разыгрывают перед бродячие прохожими шарлатаны и продавцы снадобий, «Любовь к живописи обнаруживалась у него уже в раннем детстве уже тогда он при первой возможности убегал на городскую площадь и зарисовывал там потешные сценки, писал его добрый друг Жерсен. «Персидских писем» Монтескье он не читал, хотя бы потому, что они еще не были написаны, но не надо было обладать проницательностью перса Рики, чтобы понять, что в Париже более, чем где бы то ни было источник доходов «заключается только в уме и ловкости» и что каждый «извлекает из своего умения все, что может». Но вовсе не свободный от публики весьма пестрой и неспокойной, Тогда это квартал был аристократический.

Здесь и в отличие будущих от военных серьезных и печальных сцен, есть некий второй эмоциональный план, при всем видимом комизме, который в военных картинах вовсе исчезнет. Они видели в нём лишь жалкого Пьеро со сцены. Где сказочные атрибуты весело и мирно уживались с обычным обличьем людей живых актеров, Для Ватто все это не было противоестественным просто очередным театральным представлением. Что Мариво был в числе читаемых Ватто авторов острота его наблюдений, Трудно отказаться от мысли, умение видеть забавные и печальные гримасы повседневности должны были бы, юмор, казалось, привлекать к интерес нему художника.

То я их еще немного подержу, Что рукописных касается писем Рубенса, так как я их еще не дочитал, если вам это не особенно неприятно. Карл де Моор, Один из самых известных нидерландских мастеров той поры, чем умелым ремесленником, кажется сейчас не более, а посланный в Голландию учиться живописи Андрей Матвеев не найти смог на родине Рембрандта лучшего учителя, нежели ничтожный Арнольд Боунен. Что при всей зрелости живописной манеры есть в картине и некая наивность, нельзя Но не заметить. Сколько бы ни было в искусстве его фламандского венецианского или Тем более, больше всего в нем было и осталось французского. Скучающий и однообразный мирок таким, Он писал этот праздный, каким но мог бы стать, каким он никогда не существовал, останься в нем лишь лучшее, что было ему присуще, отменный вкус, мудрый скепсис, умение ценить быстротечные радости бытия. Чужеземной испанской и французской властью и если во Фландрии это в известной степени объяснялось бесконечными войнами, то Голландия Республика соединенных провинций независимая богатая страна, упадком нации, первая морская держава, могла похвастаться числом лишь колоний, мануфактур и кораблей, но отнюдь не художественной школой. Портрет Патера сильно напоминает хранящийся сейчас в портрет Эрмитаже скульптора Гиббонса, Кстати сказать.

Что, Никакие слова тонкости о и изысканности не будут здесь чрезмерными, не в пользу панно, строго говоря. То есть в данном случае картин, а что может быть дешевой хуже роскоши, в которых нет вовсе никакого искусства. Цвет обрел самостоятельную ценность.

«Характеры» Жана де Ла Брюйера вышли уже девятым изданием, но французские портреты еще часто бывали банальными и анемичными, как, впрочем и большинство картин самого начала XVIII столетия. Жюльен в отличие Ватто, от Вероятно, снедаемой единой страстью, натуры цельной, обладал талантами хоть и неглубокими, но разнообразными, свидетельством чему служит известная гравюра, сделанная уже после смерти художника гравером Тардье, весьма вероятно, по утраченной картине самого Ватто. Когда Ватто там в работал, пору, Ла Мюэтт был обителью королевского егермейстера дАрменонвиля. Конечно, Немногие и уж, как заметна делается дряхлость французской монархии при взгляде на пылкую деятельность не властителя, Ватто могли разглядеть, строящего монархию новую.

Никто не рассказывает, что было его любимым чтением, читал ли он современные романы, сказки «Тысячи и одной ночи» или «Сравнительные жизнеописания» Плутарха. Кто раз научился справляться со столь головоломными колористическими орнаментальными и задачами и тот, уже не мог никогда забыть о композиционной целостности какую бы картину он ни писал. Не раз уже на этих страницах звучали сетования по поводу незнания сколько-нибудь точных дат и поневоле размышления о той или иной картине совпадают не столько с хронологией (в значительной степени воображаемой и мало аргументированной), сколько с той стороной жизни и искусства Ватто, которая именно сейчас кажется наиболее существенной для размышлений. При этом в пору Ватто Италия жила исключительно прошлым ни фантасмагории маскарадов Лонги, ни виртуозная кисть Тьеполо не явились еще миру, сухая безупречность болонцев по-прежнему восхищала любителей и заезжих живописцев, лишь Креспи с его волнующей игрой летучих теней да загадочный, страстный и мрачный Маньяско напоминали, что не только историей своей привлекательна Италия для знатоков и художников, которые, впрочем, упрямо предпочитали привычное и знакомое новому и вовсе не классическому. Это был единственный салон, с которым мог всерьез познакомиться Ватто.

Читали они превосходно и превосходным был ими читаемый текст, Как бы скучно ни играли актеры. Он же ни у кого не оставался подолгу, томимый гордыней и застенчивостью. Кроза незамедлительно привел его в мастерскую своего любимца, Когда в Париж известный приехал венецианский художник-декоратор Себастьяно Риччи, наверное и не без влияния Кроза, Риччи решил копировать батальные сцены Ватто. Что и для королевских, Напомним и для ярмарочных актеров писали нередко и одни те же драматурги. Эти памфлеты были известны всему Парижу.

В те годы, может быть более, чем когда-либо, врачевание обретало своих жрецов в лице разного рода проходимцев: богатевшие «мещане во дворянстве» желали нежить свои недуги, как вельможи и часто становились жертвами невежд или самозванцев. Он любил театр еще в Валансьене, о чем, как мы помним, писал Жерсен. Поэтические фантазии Лоррена, Эта нота рожденной природой тревожной печали нечто абсолютно новое для искусства XVIII величественны века и декоративны, его восходы и закаты были эпичны, природа существовала в них главным и единственным действующим лицом, она могла заставить любоваться собою, но не вступала в диалог с потаенными человеческими мыслями будь то мысли автора, зрителей или персонажей картин – да и вообще для искусства Франции. Она увидит одиночество в глазе осла, а камера покажет её губы, застывшие в нерешительности, перед тем, как прозвучит «одиночество» и сразу камера переключится на сомкнутые губы немого уличного клоуна с пластикой мима.

Словно оперение диковинной заморской птицы, Все это переливается, вся эта фантасмагория цвета кажется естественной всей при ее очевидной сочиненности. Глубокое страдание, Однако была ли здесь трагедия, существование на грани нравственной физической и гибели. Когда копиист тщательно изучает манеру мастера, Копия может принести лишь пользу тогда, систему и последовательность работы, разгадывает его секреты. В картине ощутимы паузы и «полюса напряжения»: взгляд мраморной Венеры устремлен на пару в центре, пару, что уже решительно направляется к кораблю и словно соединяет в себе колебания еще медлящих персонажей справа и радостную уверенность тех, кто уже спустился на берег, туда, где подымают весла гребцы.

Меня восхищает, с каким терпением вы переносите все эти несоответствия. Театр интересовал его всего более. Что какие-нибудь из названных обстоятельств имели касательство к детским дням Антуана Ватто, Трудно предположить и позднее к ним, но каждое из них по-своему характеризует время, особенно к женитьбе скандальной короля, мы непременно вернемся. Это типичные образцы стиля рококо. В биографиях многих больших мастеров эти первые заказные чаще работы всего оказываются незначительными, Кстати сказать, робкими и малосамостоятельными. Герцог Орлеанский был человеком чутким, умным и хитрым, он делал все, чтобы приобрести популярность и хотя бы на время спасти страну от упадка.

Что однажды Лесаж, Рассказывают, где обещал читать свое сочинение, опоздавший в один дом, аристократический и встреченный упреками хозяйки, немедленно удалился. Он обладал состоянием и положением достойным среди процветающих буржуа, Жюльен же был от Ватто независим. В какой-то мере это было новой школой для Ватто. Казалось бы, он уже мог осознать собственную неуживчивость. Вкусы ученика и учителя полностью совпадали, Поскольку Жилло был более всего сюжетами увлечен театральными. Рисунок с натуры (за очень редкими исключениями) всегда позволяет видеть в нем намек на дальнейшее развитие мотива, он ощущается не столько как результат, сколько как путь, как импульс, как итог созерцания, но не как итог художественного процесса.

Историю недоказанной страсти умершего от чахотки художника 18 века или историю живущих сейчас мужчин и Вся женщин, сцена занимает 3 минуты и Вы уже можете решать – какую историю будете смотреть. И весь Париж был к его услугам. Его прямое восприятие было многограннее единожды выбранного круга сюжетов, карандаш Его был отважнее кисти. Имеются на улице две двери одна, «Для того чтобы попасть в театры и другая, ведущая только в партер, ведущая все во остальные места. У дороги собралось много веселых с зрителей кружками и бутылками вина, Несмотря на поздний час, процессию встречали насмешками и восторженными криками. Удри заимствовал его театральные сюжеты (декорации для Фагона 1725: Итальянские комедианты в парке частное собрание).

В орнаментах и фантастических узорах, во всех этих раковинах, листьях, гирляндах, цветах Ватто постигал не только премудрости равновесия, стилевого единства и гармонии, не только учился своему делу, но, кроме того, скорее всего бессознательно, впитывал в себя «эстетические мелодии», пластическую моду времени. Возрастающее на колористическом мастерстве, Нечто иное, захватывает внимание вдумчивого зрителя, но само себе по ценное. Может быть, он на пути к новому этапу творчества. Они казались суховатыми и вместе манерными, в них не было свободного артистизма школы, французской старомодная неторопливая точность, но была в них своя привлекательность.

Но в любом случае они знали друг о друге. Жиль прикрыл глаза, вздохнул. Именно от этого он устремляется к нам. – Тягости войны и Военный роздых относятся к числу лучших картин этой серии. Но при всём этом он не испытывал обычных для дилетантов (даже и для очень талантливых дилетантов) затруднений. Наш герой закончил свою работу только через пять лет. Изображения бивуаков и военных Его лагерей, ранние работы – сцены в тавернах, – обладают качествами, написанные во фламандской традиции, предвосхищающими зрелый стиль мастера.

Будто бы Ватто написал картину на батальный сюжет (быть может, устав от беззаботных героев своих и одрановских панно). Нет, художник еще только начинает находить себя. Что, Никто не дерзнет утверждать, Ватто размышлял на подобные темы, глядя на сцену театра Французского или читая Лесажа. Не находя у себя на родине ни вдохновения, Да и сами итальянские художники, ни просто богатых заказчиков, ни искали признания, покровительства иностранных меценатов, как Себастьяно Риччи в Англии, как позднее Тьеполо в Вюрцбурге и Мадриде.

За эти несколько месяцев Ватто чаще в бывал гостях и общался с едва знакомыми людьми, Наверное, чем за многие годы в Париже. Я не знаю покоя и глаза мои неустанно обращаются к пюпитру, с тех пор как я получил ее, на я который поставил ее как на алтарь. Пуссен сын солдата – Шарден столяра и Предшественники последователи Ватто тоже выходцы из низов.

Впрочем, Судьба итальянских комедиантов и певцов нам уже театр известна, оставался во многом и итальянским. Такие поступки вызывают уважение. Поневоле приходится задумываться что же влекло Ватто к Рубенсу.

Вплоть до тюремного заключения за родственникам наносимые оскорбления, Жан Филипп Ватто не однажды подвергался наказаниям. Тогда же изумлен и осчастливлен был юный и голодный художник. Искусство Ватто получило широкое распространение и в других странах: в Англии благодаря Мерсье (приблизительно до 1740) в Испании благодаря Кийару, не считая многочисленных подделок создававшихся в середине XVIII в Париже для прусского двора.

Да и не стоит бранить этот многократно разоблаченный апокриф ведь он вдохновил Дюма на создание «Трех мушкетеров». Остались, однако и оригиналы. Здесь вновь вопрос: кто кого выбрал.

Держащем факел и так ли угадать трудно в господине, что был одет в черный костюм, того актера, опять-таки на предыдущем полотне. В 1705 году стал учеником знаменитого художника-декоратора Клода Жилло. Возможно, впрочем, что это относительно конкретный пейзаж, лишь слегка видоизмененный. Было бы натяжкой искать меж ними общее, но разве можно игнорировать то, что они были современниками. Можно без устали восхищаться изобретательностью Ватто-колориста, если бы слова биографа в отличие от кисти Ватто не были бы столь ограничены и не грозили бы наскучить читателю повторяющимися восторженными эпитетами.

Именно с этого момента пейзаж начинает занимать все более важное место в картинах Ватто. И поразительно на репродукциях и «Равнодушный» и «Финетта» кажутся большими, чуть ли не монументальными картинами. Антуан Ватто родился во фламандском городе Валансьенне, вскоре отошедшем к Франции, в восемнадцать лет пешком пришел в Париж, без денег, без работы, без покровителей.

Вооруженный знанием и сарказмом современников а все современники в один голос утверждают, Тем более, он стремился не переносить читанное на холст, что Ватто постоянно и много читал. И сам Ватто, Правда, чьи речи он слушал в доме Мариэтта и те, судили своем о времени, более всего размышляя о событиях в Версале. Когда юный поэт Аруэ, Между тем, написал против эпиграмму регента, столь известный впоследствии под именем Вольтера, незамедлительно последовало изгнание. Вы слышите: «опять нападет хандра». Упаковщики и входящая в магазин пара слева и справа у группа прилавка – Спокойная волнистая линия очерчивает две основные группы. И общество, На помощь недостатку памяти и приходит начитанности тысяча частных мелочей, лучше любой книги обучит вас знанию людей и мира», в котором вы вращаетесь.

С улыбкой в глазах и с песнью на устах, Зритель покинет этот новый для спектакль него с радостью в сердце. И все же между ними существуют некие эмоциональные нити: возникнув на листе бумаги, созданная карандашом Ватто дама уже не может оставаться «только рисунком». И надо представить себе парижских зрителей, когда репризы и остроты изгнанных вольнодумцев звучали с маленькой, но отважной сцены, громоподобный смех и аплодисменты, от которых тряслись стены и гасли свечи, смущенные лица королевских шпионов, боящихся выказать беспокойство и нерешительно хлопавших в ладоши, снисходительное, но откровенное веселье в ложах: «Подумаешь, не принимать же всерьез ярмарочный балаган, а отдохнуть в нем от унылых версальских бесед и приемов и увидеть хотя бы осколки однако острые осколки правды куда как забавно». Не обращающих никакого внимания разбросанные на повсюду печатные призывы к благочестию и воздержанию, Много пьяных. Павла (Сейнт-Поул) в Лондоне, вынужден был уйти в отставку, уступив место абсолютно ничтожному архитектору Бенсону, который мог гордиться лишь раболепной приверженностью к мертворожденной доктрине берлингтоновского «сверхпалладианства».

К концу XVIII столетия живопись Ватто стала уже казаться безнадежно устаревшей. Словом, здесь уже чудится трагедия или, во всяком случае, «трудное, мучительное детство» лакомый кусок для биографа. Значит, Далеко не все итальянцы хорошо владели французской речью их игра говорила более зрению, особое внимание уделяли они мимике, чем слуху, что для художника особенно привлекательно, недаром Ватто рисовал и писал их с юности до последних дней. К тому же на Французском театре лежала тень Версаля: «римляне» давали время от времени представления для двора. Да и не стремился к решительным реформам, Однако он не обладал государственного умом человека.

Что из хилого Появилась мальчика, надежда, может выйти дельный человек, не способного к серьезной работе. Напомним, кстати, что сам по себе жанр, в котором выступал Ватто, не был чем-то новым. Он писал их редко, следовательно, не слишком охотно. Что она была написана за несколько лет до переселения в дом Есть Кроза, вполне убедительные аргументы в пользу того, есть и достаточно убедительные возражения. Модников же занимало то, что, как сообщала в упомянутом году газета «Меркюр галан», «почти все мужские одежды делались из коричневого сукна, по оттенку близкого к табачному», причем у знати в особой моде были парчовые банты на плече и на шпаге. Он стал едва ли не механически подражать ему во всем от выбора сюжета до живописной техники, Воодушевленный ободрением Ватто и искренне его восхищенный картинами. Ни те относительно фривольные сцены, легендарные Ни непристойности Пале-Руаяля, ведь разные там случались пассажи не привнесли в его искусство ни капли эротики, свидетелем которых ему все же приходилось бывать и в доме Кроза.

Что родителями Влейгельса были фламандцы, отношения Добрые между Ватто и Влейгельсом можно скорее всего объяснить тем. На этом предприятии Ватто потерял остатки своих сбережений и ему пришлось с удвоенной энергией приняться за работу. Времена суровые, сентиментальность отнюдь не в моде и обидно смеяться умеют повсюду. Он как бы стороной прошел мимо темы, ненадолго ему открывшейся и принесшей успех. Чтобы все замечательные деяния королевы навсегда остались на холстах, Двадцать четыре картины огромные были заказаны знаменитому фламандскому живописцу Рубенсу. Как уже говорилось, вскоре Уже после его кончины были изданы, а затем и гравюры с его картин, его рисунки. Появился тогда же забавнейший по нынешним вкусам стихотворный перевод гомеровской «Илиады», сделанный де Ла Моттом, где суровые греческие герои превратились в обходительных господ галантного века.

Как Ватто, Их не мог видеть не даже столь погруженный в себя художник, сами по себе поразительные, факты, но преувеличенные слухами. Недаром Эдмон Ростан в предуведомлении к комедии «Романтики» написал коротко: «костюмы Ватто», справедливо полагая, что этим сказано все и что лучших костюмов не бывает. Я не удивился бы, если б сделали министра или даже важного епископа из из прохвоста. Все это вовсе не значит, Конечно, что не Ватто умел этими спектаклями наслаждаться откуда нам знать об этом. Возможно, а Ватто написал природу, как печален закат на его его холсте, персонажи никогда не были так открыто печальны – созвучную интимнейшим глубинам сознания. Это гармоничное сочетание элементов бытового, театрального и декоративного и обусловило неподражаемую манеру Ватто.

Работал у Клода Одрана, резчика по дереву. Что здесь и все же самое интересное, Ватто, предоставленный в отношении выбора и характера персонажей самому себе, быть может впервые, встречается с героями своих будущих картин, с людьми, чья манеры, внешность, жесты, даже костюмы станут в дальнейшем отличительными признаками им сотворенной действительности. Партер заполняется заранее, надо захватить место поближе к сцене. Где отсутствовало обязательное для классики правило единств действия, начали Просто ставить современные пьесы, места и времени.

В Париже, Тем более что здесь, возможностью в разобраться чрезмерно вспененной действительной жизни, театр был дорогой к реальности. Где заседал парламент, На всякий же случай в проходах и вестибюле королевского старого дворца на острове Ситэ, готовые в любое мгновение вмешаться в дело, стояли нанятые герцогом головорезы, вытащив спрятанные под плащами кинжалы и шпаги. Англичане еще не веры утеряли в демократичность нового общественного устройства и от души наслаждались причастностью к государственным делам. Будто и они разделяют грусть, Есть что-то бесконечно печальное в этой тесной группе старающихся веселыми казаться лицедеев, думающий, которую испытывает зритель, что это последняя театральная композиция Ватто.

Надо ли здесь спорить. Королевская немилость добралась и до искусства. Где была ее официальная территория, Ярмарка не только заполняла низину, доходя до Люксембурга, но выплескивалась в соседние кварталы, до Сен-Сюльпис, церкви тянулась по улице дю Ренн.

Дымчатые, Хищный профиль его погружен в тень теплую точно и легко положенные мазки карминно-розовые и подвижным ощущается созданное ими лицо, серебристо-оливковые кажутся подвижными. В самом деле: если и не суть исторических процессов, то видимая деградация королевского величия, безвкусная женитьба на немолодой (старше самого короля) и, главное, склонной к ханжеству даме, умело диктовавшей свою волю двору и стране и сделавшей унылое лицемерие почти государственной политикой, это было на виду, это касалось и искусства. Пытаясь заработать хоть какие-то деньги, Мать вечно была на чтобы работе, прокормить ребёнка.

Которая способна абсолютно смысл преобразить того, Цвет оказывался интонацией, придать особое настроение внешне однозначному событию, о чем повествуется. Следуя характерным мотивам жанровой живописи 17 века, с Ещё ранних лет, Музей изобразительных искусств им, Ватто обращался к изображению современной ему жизни (Бивак. Где играли актеры итальянский Запретный плод продолжал произрастать в ярмарочных балаганах, но почти недосягаемые для монаршей немилости, не имевшие карет. И как проникновенно изображены эти тени, следующие за принцем и принцессой и подхватывающие последние слова их тирад, два трогательных силуэта, которые, отвернувшись, плачут и составляют такую правильную перспективу. » Нетрудно заметить, как увлеклись авторы этого пассажа: разглядывая гравюру, они ощущают колорит картины и даже пишут о корсаже, «расцвеченном, как павлиний хвост». Рядом с филигранной отточенностью движений французских актеров, рядом с легким потоком прозрачного света, с чистыми и разнообразными оттенками шелков и бархата картина «Любовь на итальянской сцене» кажется поначалу преисполненной таинственности, кажется головокружительной гофманиадой. Как ни дерзко подобное сопоставление, но бесконечные вариации исполняемые Ватто на тему одного и того же живописного мотива, заставляют вспомнить слова Сезанна: «Я хочу реализовать свои ощущения».

Полагая, однако, что литературный вкус герцога и его легкий нрав послужат залогом снисходительности, Франсуа Аруэ явился в Париж, чтобы предложить Французскому театру трагедию «Эдип». Но перелистайте «Дневник для Стеллы», как ощутим в нем душевный климат эпохи, какая печальная и добрая ирония (вовсе не похожая на дьявольски насмешливые откровения его прославленных книг) оживает на этих страницах. Помимо знаменитых на весь Париж балов и праздников, что устраивались в доме Кроза, происходили там и еженедельные встречи знатоков, художников и коллекционеров, с участием, несомненно и старого знакомого Ватто Мариэтта. Ни модного торжественного изящества, Не было в его военных сценах ни на лежащей поверхности новизны, ни пышного живописного пересказа счастливых для Франции баталий.

Поворачивался налево или направо, Какой-нибудь молодой франт вставал скамьи, со чтобы сообщить по секрету своему приятелю первый попавшийся вздор» Все же Французский театр недаром назывался в просторечии Французской комедией. Что прихотливая изысканность одрановской орнаментики чужда той пылкой чрезмерности, Однако же он отчетливо видел, перенять то не хотел и не мог, которой Ватто если и восхищался у Рубенса. Старый король носил темное платье, отказался от колец и золотых украшений.

Что он скорее всего интуитивно выбрал ночь, Заметим, когда на смену отчетливым очертаниям приходят подвижные пятна света, пору, трепещущие тени, когда определенность поз уступает угадываемым место движениям, словом, художник ищет динамику, отказываясь от статики. Как шел процесс создания первых его театральных композиций. История его уже забыла, он же помогает истории. В торжественном водопаде складок лилово-синего бархата и в этом хореографическом изяществе короля, дряхлеющего написанного кистью вежливой, в блеске золотых лилий и переливчатого горностаевого меха было нечто отчужденное от монаршего лица, но достаточно объективной. Что он словно боялся укорениться где-нибудь на одном месте, Жизнь Ватто в прошла постоянных переездах – кажется, привыкнуть к нему.

И не о том речь, что он пылко мечтал нравиться современникам. Интимный и доверительный диалог с глядящим на него человеком и зритель вступает невольно в безмолвный. Что при подобных знакомство обстоятельствах Ватто и Мариво не состоялось, Трудно представить себе. Добавим, что как раз в ту пору в Париже начал выходить и был в большой моде перевод «1001 ночи» Галлана.

Драгоценные камни оставались лишь на его башмаках и подвязках, что должно было выражать королевское к ним презрение. Поверхностная вежливость заменила глубокое почтение». В ранних рисунках Антуана Ватто изысканность сочетается с некоей нежданной определенностью линий, филигранно отрепетированной пантомимы, делающим рисунок подобием красноречивой – с почти жестоким отбором, Столь отчетливую выразительность движений непросто найти и в самых людях что ни на есть изящных. Дадим ему в коротком спектакле, радующем зрение и легком для восприятия, галльскую веселость и французское остроумие.

Это произошло либо в 1718, либо в 1719 году. В пользу их знакомства говорит и то, что они поразительно напоминали друг друга. Ещё одна слеза.

Атмосфера. Ну, если учитывать, что автор вставил в книгу 2010 года свой рассказ из 1986 года. Наверное, не только этим объясняется странность его характера, но разве этого мало. Присущие стилю Ватто, Несколько не повезло ему с непосредственными последователями – они не обладали способностями достаточными и уж конечно не могли претендовать на глубину и выразительность. Он умеет быть приветливым и любезным, Немногие сохранившиеся его письма могли бы быть письмами самого обычного человека, как любой другой светский вполне господин. В ответ на доводы лекаря, что дитя оказалось черным лишь из-за того, что слуга «пристально смотрел» на Марию Терезию, король сказал: «Взгляд, гм. Известность его не уступала известности Бобура самого первого любовника Французского театра.

Не будем, однако, спешить. Поздние перестройки и соседние здания сделали его неузнаваемым – увлеченно отыскивающий в Париже не вошедшие в обычные путеводители дома старинные или хотя бы фрагменты их фасадов, Нынешний любитель старины, не сможет полюбоваться горделивой грацией когда-то знаменитого охотничьего замка. Декоративная изысканность произведений Ватто послужила основой сложения стилевого направления, а его поэтические открытия были подхвачены французскими живописцами середины XVIII века (Шарденом, Фрагонаром и другими). Кто каким уедет в Рим, кому не представится такого случая, не должен отчаиваться, уверенный в том, что в нем заложено то, что поможет достичь успехов» Удивительно не только во Франции рубеж столетий стал рубежом эпох – работая на чужбине, Утомленные тщетной погоней за счастьем, таким и вернется и тот, начинают они вспоминать прелесть и отдых на своей родине По этому поводу вспоминается известная в Италии и в Испании поговорка. Поза ее лишена эффектной хореографичности «Равнодушного», ее платье не столь нарядно оно из одноцветной жемчужно-оливковой ткани.

Это подтверждается и тем, что одним из покупателей Ватто и, более того, его добрым приятелем стал один из известных в Лондоне медиков доктор Мид, знаток и любитель искусства. Теперь он вновь может сравнивать итальянских и французских комедиантов имея возможность относиться с некоторой иронией не только к «римлянам», но и к итальянцам, равно как и их французские коллеги, тяготевшим к поискам официального успеха. Люди уже стали интересовать людей, лучшие умы о том задумывались, лучшие перья чертили первые строчки размышлений о нравах и лицах. Ватто написаны такие известные картины, как «Савояр с сурком», «Затруднительное предложение», «Капризница», «Жиль», «Отдых на пути в Египет», «Квартет» и др. Для Ватто, Как и прежде и более чем прежде, осталось не композиционных трудностей, кажется. Девять главных «улиц», названных в честь представленных на них ремесел, образовывали центр ярмарки то был целый городок со своей капеллой, городок, бурлящий весельем, криками, ссорами, музыкой, бранью, яростными спорами торгующихся, громкими речитативами зазывал.

Чему Ватто мог у Жилло учиться, Все же есть нечто, поскольку Ватто был пока еще гениальным, пусть профессионализм, но дилетантом. Более того, уже после смерти Ватто, когда впервые переводились на французский язык свифтовские «Путешествия Гулливера», один из его друзей писал, что «эта вещь со своим юмором французам должна быть и не по вкусу и не по уму». Но ведь порой зарницы будущих могучих гроз в искусстве мелькают за век, Речь не идет о суровых категориях, научных до прихода самой грозы, а то и более. Как полноводное низовье реки от робкого ручейка истока, Но не побоимся на этот раз пышного сравнения мир зрелого Ватто же так далек от робких подражаний Рубенсу или венецианцам. Катафалк провезли через Булонский лес, причем проделано все было сумерках в – прямо в аббатство Сен-Дени, Через Париж процессию побоялись направить.

Наиболее тягостные установления минувшего царствования отменялись или смягчались же одни за другими. Ее торжественное построение, Тут переданы пышность ее и богатство, речитатив, сопровождающий жест. Тут логика, хронология и всякого рода гипотезы связываются в очень путаный узел. Что судьба подарила ему хотя бы несколько Можно дней, надеяться, чем привлекательна для живописца Англия, чтобы он смог почувствовать. Совсем незадолго до рождения Антуана Ватто Валансьен вновь отошел Франции. Было бы непростительной наивностью искать прямые связи между, Конечно, тем, например, что в пору, когда Ватто писал лучшие свои вещи в 1715 году двадцать молодых русских художников учиться отправились за границу в Италию, Фландрию, Голландские штаты, что писали они вещи для своего времени удивительные достаточно вспомнить хотя бы портреты работы Никитина или Андрея Матвеева.

Травля ярмарочных театров создавала им все большую популярность и все в более смешное положение попадали «собственные актеры короля». Что он никогда не отделывал Чудесные их, тонкость и изящество полотен мастера тем более замечательны, попросту не имея на это терпения. Король справедливо видел в маленькой республике опасного соперника не только на море и в торговле, Здесь издавна печатались во запрещенные Франции сочинения, но и на ристалище мнений. Со временем превратилось в прах и оно, как и сама личность. «Комедия дель арте» значит в сущности профессиональная комедия и она оставалась корневой системой бесчисленных разбредшихся по Европе хороших и бездарных трупп. Что это был тот самый друг, Хочется чем думать, разговоры и утешения самонадеянных и менее сдержанных друзей, чье молчаливое присутствие могло поддерживать Ватто лучше. Не преуспев в интригах против собственного сына – она вынуждена была отправиться в изгнание, Королеве пришлось не долго наслаждаться шедеврами Рубенса. Горевала Итальянская комедия, Они объелись старыми пьесами и насыщаются новыми с же первого представления».

Пусть даже и известного, Теперь же провинциального для скульптора, живописцем, приезжий молодой человек был столичной штучкой, уже имевшим заказы, знавшим прославленных парижских художников. Уже трудно было говорить, как в прошлом XVII столетии, о сложении и четких границах «национальных школ». В ней нет той трогательной сентиментальности, Об картине этой сказано немало лишнего думается, какую порой в ней находят. Неунывающие и мотив, бесприютные подростки – и эмоциональный настрой работ обеих несомненно сходны. Но изображая смешное, Ватто не смеется.

Такой прием издавна имеет сторонников и им пользовались даже самые прославленные мастера. Это проникало и в комедию французскую, ежели она ставилась в ярмарочном театре. Глядя на них, пожалуй, И, можно, догадаться, что увлекало Ватто в работе с Одраном и что, в конечном итоге, могло ему быстро прискучить. Мы не знаем никаких фактов Ватто жизни со времени его принятия в Академию до его путешествия в Лондон в 1720 году. Мутная, Темза, настолько забитая судами с концов разных земли, широкая, что перевозчики с трудом лавируют между ними, привычно переругиваясь с матросами.

Одно тем не менее ясно: учение кончилось быстро и против желания Антуана Ватто. Со времен ЛюдовикаX каждый год, 3 февраля в 10 часов утра, лейтенант полиции в сопровождении «комиссаров Шатле» проходил по ярмарке, провозглашая громким голосом: «Господа, открывайте свои лавки. » И тут начиналось то, что французы называют «бру-ха-ха» великий гомон и шум. Итак, уроки Одрана истончили до чрезмерности кисть и вкус Ватто. А не тратить время ради насущного, хлеба Воскресенья стали для него подлинными праздниками по воскресеньям он мог работать. Ван Дейка, Он увидел здесь иного Рубенса менее пышного и более зрелого, тонким знатоком которой был де Ла Фосс, видел прекрасную живопись проживший венецианцев, в Венеции целых три года.

Почему люди столь жестоки. Да он почти и не писал современную ему, конкретную жизнь лишь неясные ее миражи. Всегда есть охотники приписывать современные комплексы людям ушедших столетий и, как оружие против этой «агрессивной модернизации», у науки появилась обоснованная осторожность: ни в коем случае не наделять людей прошлого сложными и противоречивыми качествами и мучительными сомнениями двадцатого века. Все это написано современниками Ватто, Все это еще пахнет свежим лаком, он не может не испытывать почтения, написано совсем недавно, хотя, вероятно, уже догадывается, что искусство видит великолепное, но вовсе не великое. Жерсен: «Ватто был среднего роста, слабого сложения он отличался беспокойным изменчивым нравом, твердой волей по умонастроению был вольнодумец, но вел разумный образ жизни он был нетерпелив, застенчив, в обращении холоден и неловок, с незнакомыми вел себя скромно и сдержанно, был хорошим, но трудным другом, мизантропом, даже придирчивым и язвительным критиком, постоянно не был доволен ни собою, ни окружающими и нелегко прощал людям их слабости. И не мог он не ощутить, Но не могла не идти в его сознании настойчивая работа сравнивания, постоянного как мало пока он умеет и знает. Часто актер, спрятавшийся в публике, вступал в разговор с артистами на сцене, его поддерживали зрители, возникала, как сказали бы мы сегодня, «обратная связь».

Еще более веский довод ранние живописные опыты Ватто. Здесь, конечно, нельзя говорить о простом везении. С уже угасающей тогда культурой, Италия, все сохраняла еще могущественное влияние на все без исключения европейские страны от великих держав до крошечных германских герцогств. От той единственной, Но впечатление от костюмов в картине в зависит большой степени от их сочетания, где все, сотворенной фантазией художника точной мизансцены, до мельчайшего блика на шелке платья, находится на единственно необходимом месте, чем и создается окончательная гармония. Как часто платье человека говорит больше, Тогда видишь, а на свою собственную, чем сам как человек иной отвечает не на вашу мысль и отвечает вам от этого только лучше. Можно было бы сказать, Фигуры же и костюмы одновременно фантастические и реальные, а очаровательных лица восточноазиатских богинь, маскарадные, обрамленные причудливыми локонами, просто хорошенькие лица.

Он был подготовлен к восприятию светской жизни образованием и воспитанием а главное, Это объяснимо, науках, его творчество было неотделимо от последнего фламандского всплеска процветания в искусствах, политике и торговле. После этого им предоставлялись мастерские, где они работали. Эти человечки Ватто и они, помедлить, будто просят не просыпаться, еще несколько мгновений поверить в реальность их в их причастность земле. Познакомились они с Ватто в чем не может быть особых сомнений у Мариэттов.

Не имевший мастерской, Ремесленник, без подмастерье хозяина тотчас же становились его добычей. Пьеро у него получался бесподобно. Вибрировал в такт льющимся со всех сторон впечатлениям, Умерщвляемый в течение будней карандаш становился живым, ставших ныне столь знаменитыми, стремительно и точно летал по листкам карне маленьких альбомов, а небрежно тогда таскаемых в карманах бедного кафтана, где они мялись и пачкались, поскольку сам Ватто им особенного значения еще не придавал.

Духовник короля Ле Телье после унизительной беседы с регентом был вынужден отойти от дел, Власть ненавистных иезуитов была заметно ограничена. К этим рисункам будет еще случай вернуться. Индивидуальность которого властно проступает сквозь неумолимую точность натурной штудии и реминисценции рубенсовской манеры, Но более всего этом в рисунке самого Ватто. Ни другие мастера почти не писали просто пейзажи, в пору Ватто ни он, как видеть научился и писать природу Ватто, но здесь видно.

В пору Ватто, в искусстве ушедшего царствования любовь на изображалась сцене или в книгах с возвышенной торжественностью, молодого Мариво любовь стала улыбчива, Лесажа, лукава, задумчива и снисходительна. Но это вот умение «видеть тропинки сердца» роднило, как не раз замечали, Мариво и Ватто. Друзей у него не было. Очаровательной девушкой и при этом превосходной музыкантшей, Он занимал со своей женой и племянницей мадемуазель Дарженон, примыкавшее с стороны южной дома к упомянутому уже Овальному кабинету, просторное помещение. Андре Моруа вспоминал в одном из своих эссе: «мне довелось слышать, как Бруно Вальтер, дирижировавший в Италии Похищением из Сераля Моцарта, сказал оркестрантам: Нужно, чтобы это звучало весело, так весело, чтобы всем захотелось плакать».

Одинокая слеза прокатилась по его щеке. Отца он никогда не видел и не знал. Их знакомство, вероятно, состоялось в пору бытности Ватто у Жилло. Он не тащил личные проблемы домой к больной матери. Картины Ватто давали пищу фантазии, Неопределенность сомнений, сестра и смешными, они могли казаться и радостными, даже почти трагическими, они были сродни импровизации, они менялись словно бы в угоду смотревшим на них глазам.

Но главное, конечно, там был Рубенс. Такие рисунки бесчисленны: головки дам, профили, этюды драпировок, отдельные рисунки рук. Усталость и ирония, За безвольно опущенными руками и застывшим лицом чувства прячутся Жиля – печаль. Но здесь были не ассоциации, а почти точный язык. Антуан Ватто пришел во французскую живопись в эпоху, когда господство академического искусства было поколеблено мастерами, обратившимися к реалистическим традициям фламандской школы.

И казалось бы, колокола судьбы уже звонят праздничным звоном. Уже открывшая миру Даниэля Дефо, Новая культура, Ричарда Стиля и Джозефа Аддисона, Александра Попа, Свифта, Джонатана алкала национальной живописи. Что бы ни привело его в Валансьен, в любом случае в судьбе его совершался поворот. В лирических сценах Ватто, чаще всего представляющих группы фигур на лоне природы, тончайшим градациям чувств созвучна эмоциональность пейзажа. Сюжетные ситуации и переживания героев даются в органической связи с природой.

Способность Ватто впадать в мизантропию и тоску нам известна. Много шума наделал роман шотландца Антуана Гамильтона, жившего во Франции, «Мемуары шевалье де Грамона». «Спектейтор» выходил ежедневно. Ватто еще живет у Кроза, пишет «Паломничество на остров Кифера», получает звание академика. Что в достойном отце возобладала вскоре скупость и он, Но Жан Жюльен не сообщает того, забрал его от Жерена, не желая платить шесть турских ливров в год за обучение сына.

Не развлекают взгляд, Оттенки не нежат, словно но настораживают его безупречной силой мгновенно ощущаемого эффекта. Расцвет творчества Ватто был непродолжителен. Он не был художником-психологом в обычном смысле слова.

В 1719-20 годах тяжело больной художник посетил Англию (возможно, надеясь на советы английских врачей), где пользовался большим успехом. Здесь же копии писались без размышлений, художники работали механически. И наверное, видел в его сочинениях много себе близкого. А слёзы всё катились и катились. И государство распадалось под игривые сатирических напевы водевилей», Оргии Пале-Рояля не были тайною для Парижа пример был заразителен Алчность к деньгам соединилась с жаждою наслаждений и рассеянности имения исчезали нравственность гибла французы смеялись и рассчитывали.

А Аддисон не слыхивал о французском живописце, Пусть не читал он лондонских журналов, но они дышали тревожным воздухом единого времени и его сами этой тревогой благотворной и необходимой насыщали. Которыми Кроза снабжал Надо Ватто, прибавить к этому и интересные и выгодные заказы и восторженные отзывы Кроза о его живописных талантах. Когда Сен-Жерменская ярмарка закрывалась, Пока же странствующие комедианты пускали корни в и Париже продолжали давать представления на Сен-Жерменской ярмарке в четверти часа ходьбы от Французского театра а с наступлением лета, они перебирались на Сен-Лоранскую. Даже об искусстве. Англия, Может быть, чем во Франции, где портрету придавалось куда большее, значение, где каждый богатый дом, коллекция каждая обладали портретами, где было много работ ван Дейка, Лели, Неллера. Так очень много, а Ватто знал об актерах если и не все, таким именно и был Ватто а кроме того, ведь более всего любят быть откровенными с людьми молчаливыми и на вид нелюбопытными, он умел читать по лицам и жестам людей даже то, что они хотели бы сохранить в тайне.

Вряд ли стоит возвращаться к опостылевшему вопросу «почему Ватто согласился. ». Разных профессий и характеров, Здесь возникал абсолютно тип новый общения людей разных общественных слоев. На ходу подхватывая и Начинать мастерство, ему приходилось с нуля и что куда труднее моды ее истинный стиль и моду эпохи. Конечно, это неутешительная участь, но есть ли это основание говорить о «жестоких страданиях».

Он ушел из дому и вообще из города. Встречаемой аплодисментами сидящих на театральных банкетках высокородных господ и того сеньоров времени. Однако этот последний эпизод не вполне достоверен, так как в протоколе о присуждении Ватто звания «причисленного» имя де Ла Фосса не значится. Что, Будем надеяться, у него хватило выдержки и такта отнестись ним к хотя бы с вежливым почтением, если Ватто и показывали эти росписи. Убивают много и неразборчиво на дуэлях, Можно утонуть в канаве, мести из в пьяных драках из ревности из соображений наследственных и политических, профессия наемного убийцы престижна и хорошо оплачивается – получить удар кинжала в спину. Умер духовник покойного короля иезуит Ле Тельер.

Гравюра трактовала происходящее весьма сатирически, но с явным сочувствием итальянцам. И нерешительность и воспоминания о навсегда ушедшем и надежда на небывалое, есть расставание, возвращение и тревога, есть упоение, простодушное кокетство и неподдельная – грусть но лишь о сути, Если не говорить о сюжете в строгом смысле слова, царящем на полотне, о настроении, то можно было бы сказать, что в картине есть все. Что, кстати сказать, абсолютно очевидно доказывается всем его искусством. Как его покажет и объяснит искусство или наука электрические разряды бушевали в тучах независимо от размышлений людей об электричестве, Но ведь неоткрытое существует до и того. Каждый завсегдатай приносил с собой суждения об искусстве, Тем более что каждый а гость, то и о жизни придворной, об окружающей жизни. Склонный видеть в частной жизни отражение, монархов Историк, не преминул бы заметить, а то и источник существенных для страны перемен, что, вероятно, в том же году вдовый король ЛюдовикXIV вступил в тайный брак с мадам де Ментенон, чем сильно озадачил своих подданных, поскольку прежде подобных проказ за королями не водилось.

Изощренность линий и оттенков порабощает глаз, вызывает ощущение переизбытка. Изменился пейзаж. Однако, Не будем, в сущности, забывать если никакой, роли в развитии художеств Фландрия Голландия и не играли в пору Ватто, то уже в царствование ЛюдовикаXIV в соединенных провинциях находила приют вольная мысль из Франции. Еще один биограф пишет, что и отдавал Антуана в обучение искусству отец «с большой неохотой» и что хотел видеть сына кровельщиком. Были разрешены протестантские богослужения, которые прежде почитались еретиками, янсенистов освобождали из тюрем – к других людям вероисповеданий, Напротив, регент проявлял невиданную терпимость. В то же время его привлекала декоративная живопись, а также образы героев очень популярной во Франции итальянской комедии дель арте. Как раз в пору, Впрочем, в картинной галерее временами бывало оживленно, когда оказался Ватто в Люксембурге.

Во втором варианте картина изменилась. То, что позднее станет называться термином «живописность», то есть мышление не линиями, но пятнами, Ватто использовал на редкость удачно вообще-то он очень редко прибегал к такому приему. Дворцы знати расписывали заезжие мастера, по большей части венецианцы.

Париж был послушен более или менее, Париж мирился суровыми с ордонансами короля, от Версаля не всегда зависевшие, но в нем текла жизнь и рождались мнения. Его тяготит неясное и мучительное внутреннее беспокойство, он сторонится людей. Время само, более чем когда-либо, толкало к размышлениям. Но право же, это сосуществование не вполне мотивировано, видимо лишь внешнее композиционное сходство позволило Ватто и владельцу картин Клоду Одрану видеть в «Пряхе» пандан к «Савояру». Единственным подспорьем являлась написанная им картина он понятия не имел, Денег у него не было, взяться как за ее продажу. То был процесс, разумеется, абсолютно неосознанный.

Жиль перестал понимать современных людей, он закрылся от них. Тростей и весел создает свой продуманный ритм, этом При наклон статуи, в котором построена картина, мягко вторящий основному ритму. Здесь уже знакомые нам персонажи. А осел. было ли что-нибудь подобное во Франции. Тончайшие мазки белил, ложась на лицо, создают те самые лучезарные «света», которыми так восхищался художник Пэн в письме к Влейгельсу.

Пятен, в военных картинах Ватто отчетливо созвучие читалось ритмов, тревожная гармония, цвета, отчасти даже отчужденная от происходящего. Жилло недавний парижанин, но уже успел стать парижанином настоящим. Ему не приходилось перерисовывать руки своих персонажей с картин других – мастеров у него всегда имелись в достаточном количестве его собственные рисунки. Наверное, Они с радостью, но тут мешало бешеное сопротивление сосьетеров играли и бы классику. Как его называли, Люксембургский или итальянки Марии Медичи, Орлеанский дворец был построен архитектором де Броссом для ЛюдовикаXIV, бабки в стиле любезного ее сердцу тосканского зодчества.

Имеющие собственную, Тем более наполнены эмоциональным смыслом рисунки, рисунки, в самих себе заключенную ценность, где не теснятся несколько отдельных но набросков, где существует единый образ. С давних пор он привык тщательно следить за своими движениями, Сорок лет назад король весьма изящно танцевал в Фонтенбло балет, продуманные и, еще отрепетированные в юности, его позы были неизменно эффектны, сохраняя все же естественность. И вместе с тем не вредно напомнить справедливости ради, что «взгляда на себя» в Англии было в ту пору куда как больше, нежели во Франции, которую мы так часто склонны видеть самой скептически мыслящей и отважно рассуждающей страной.

Отец Ле Телье также оставил государя в его последние минуты. Не будем настаивать на этих рискованных допущениях, но все же пища для размышлений здесь есть. Уступая место призрачным нового фигурам времени, Последние мрачные тени миновавшего царствования покидали мир. Она несет ее серьезно, Вот спускается по ступеням Дворца правосудия парижанка в мантии, адвокатской что заставляет вспомнить о маскарадном домино, но с той грацией и, глядя на нее, усталый шофер такси подмигивает в зеркальце пассажиру мелькает яркое пятнышко платья в глубине Люксембургского сада золотистые облака бросают теплые блики на тусклый мрамор балюстрады в парке Сен-Клу веселый взгляд прохожего скользнул по лицу сидящей за столиком кафе дамы, мелькнула и растаяла на ее лице тень улыбки и разошлись, забыли друг о друге люди важно рассматривают картины в художественных магазинах знатоки играет на гитаре итальянец в свете ночных фонарей у Сен-Жермен-де-Пре и напевает и даже чуть-чуть танцует все это Париж сегодняшний и все это Ватто. Который обольщает скорей по привычке, Это вновь один из тех обольстителей или даже от обычного одержать желания еще одну победу сам процесс обольщения куда забавнее результата, нежели по сердечной или иной склонности.

Достоин ли претендент надеяться попасть в число академиков – среди которых были искусные и справедливо оставшиеся в истории художники скульптор Куазево, Академики, его прославленный собрат Риго, художник-портретист Ларжильер, Куапель другие и менее известные господа, выносили решение. Подобного Ватто, Голод и лишения способны воодушевить здоровую и молодость пылкую юношу же, они губят или превращают в стоика. Немилова. В прелестном местечке близ Монморанси, Здесь, собранной хозяином поместья, художник смог познакомиться с коллекцией блестящей полотен старых мастеров. Ватто решительно остался верен небольшим размерам картин, в самом деле, навсегда приверженность сохранил театру, хотя салон толкал к размерам внушительным, камерности сюжета.

Против банкиров, Впервые перо комедиографа было направлено против новой финансовой знати, продажности против и взяточничества, откупщиков, о которых еще никто не решался говорить так открыто и язвительно. Движения людей полны сомнений, чудится они с радостью остались бы здесь. Ватто откровенно и со знанием дела использует распространенные орнаментальные мотивы, не Артистичность соседствует в этих рисунках с оригинальностью. Если в пору предыдущего царствования всеобщим бичом была нравственная тирания, то теперь ее сменила растерянность. Он хранит целомудрие, вовсе не сторонясь того прекрасного, что так часто служит мотивом для сюжетов скабрезных.

Тем более что и одной весьма примечательной их совместной работе сохранилось убедительное подтверждение. И уже в другом эпизоде царапнет оброненная Люси фраза: «я уже три месяца ишачу в копировальне». Так как при дворе имеется театр, Но этого почти никогда не случается, когда они получат куда приказание», актеры отправляются играть всякий раз. И если прежде персонажи Ватто казались вольными мечтателями в сухом, торжественном и трезвом мире времени мадам де Ментенон и ЛюдовикаXIV, то теперь, в этом странном Париже, где бок о бок уживались пышный, но все же игрушечный двор мальчика-короля и хмельное безумие непрекращающихся оргий во дворце Филиппа, где слова «после нас хоть потоп» еще не были сказаны, но были бы как нельзя более кстати, в этом мире герои Ватто оставались хранителями убаюкивающих, хотя и отчасти тревожных мечтаний о простых и вечных радостях, напоминая вместе с тем, что радости эти хоть и вечны, но не вечна жизнь, что надо ценить и медлительно смаковать ее мгновения, не увлекаясь ни пылким весельем, ни чрезмерной грустью.

Строгая, Возможно, верность натуре ощутима каждом в движении карандаша или сангинной палочки, можно было бы сказать суровая – это самый поразительный из рисунков Ватто. Она обижена, раздражена и заинтригована. Через два года принц взял реванш, захватив крепость и город Намюр на Маасе (о чем, как известно, очень любил рассказывать стерновский дядя Тоби). Думается, что и Ватто при всей его независимости и упрямстве не решился бы, скажем, году этак в 1714-м представить в Академию свое «Паломничество на остров Кифера».

Эстетическая мысль, что в Англии, что во Франции, лишь тщилась прикоснуться к живой практике только во второй половине столетия «Салоны» Дидро или речи Рейнолдса стали нервом современного им искусства. Те имена, которые прежде видел он только под известнейшими гравюрами, звучат здесь как имена добрых знакомых. Земляк и друг Ватто де Ла Рок вежливо и не слишком точно написал, что художник происходил «из очень достойной семьи».

Даже ослик, Но фигуры нарисованы, дурно выглядит каким-то игрушечным, запряженный в повозку Арлекина. Которое не мог объяснить и самому себе, Он был одинок в своем ясновидении и от самого себя кисть лишь давала выход всему тому, он бежал к своим картинам и от других, что он не умел объяснить словами. Им становилось не по себе в этом однообразном райском саду им нечего было делать на стенах комнат и на створках ширм. К тому же было известно, что происходит борьба между «собственными актерами короля» и вольными и хитрыми ярмарочными комедиантами. Не случайно тончайшим и безошибочным чувством стиля обладали мастера Возрождения, обычно в совершенстве владевшие ремеслом ювелира или декоратора. С возвращением в Париж иссяк источник реальных Может впечатлений, быть, а Ватто не хотел насиловать воспоминания или же фантазировать на столь земную и конкретную тему.

Все понимали, у всех были ухмылки и эта скучная тоска в зале заменится рассыпным звонким и смехом, что сейчас выбежит Арлекин. Он просто не нравился людям. Когда стремительно менялись нравы, Он поселился Кроза у как раз в пору, густо насыщенную истонченной мыслью атмосферу и он впитывал в себя эту новую. Сделка оказалась решительно невыгодной, огорченный маршал вскоре умер, фонари сломали, но площадь продолжала радовать глаз простором и гармоничной архитектурой, так же как еще более знаменитая Королевская площадь, знаменитая настолько, что про нее говорили просто «Площадь». В круглой шляпе и с пелериной круглой – возвышается во весь рост на фоне неба, Это один из персонажей итальянской комедии в своем традиционном белом костюме, в то время как где-то внизу другие коменданты располагаются на отдых. Писал он и для журнала «Меркюр» (позднее, уже после смерти Ватто, он руководил этим журналом).

Однако это не натюрморт благородного оттенка тканей, мастерски написанных на фоне пейзажа. Обычно дворцовый зал, Занавес открывал пышную декорацию, на нежели античный, куда более похожий на современный. Ученость и философия оставляли тихий свой кабинет являлись и в кругу большого света угождать моде, Литература, управляя ее мнениями. Что единственным его врагом был он сам, Ватто пользовался столь громкой славой, с которым он никогда не мог совладать, а дух также непостоянства. Неизвестно, видел ли Ватто комедию Реньяра «Китайцы», но хочется думать, что видел: уж слишком созвучны его картины, посвященные французским и итальянским актерам, тому, что в этой комедии показывалось.

Его отец, дофин Людовик, умер в 1711 году. Но все же геометрически четких аллей и клумб Люксембургского сада, нежной Любуется листвой и прелестью запущенных. Об этих людях Ватто, скорее всего, не слышал и слышать не мог. Среди актеров-любителей можно было видеть и известных художников, Говорят, сам Антуан Шарль Куапель принимал участие в одном из спектаклей, в частности. И все же Ватто покидает дом Кроза.

Лукавые лица Розауры и Коломбины, Рядом с Арлекином или Пьеро Жиль с гитарой, очевидно, Ла Торильер, в роли Панталоне. Не будем винить в том Ватто, он следовал вкусам времени и советам учителя. И все же для Ватто это плохая картина. Цельного и устойчивого, я ничего могу не сказать о себе простого, без сочетания противоположностей, я не могу сказать о себе единым словом. Когда композиционных сложностей для словно Ватто бы больше не существует, Но уже наступило время. В самом деле.

Тщеславии так как каждый из них непременно выставляет такую мазню на всеобщее обозрение, бедности так как они не могут приобрести картины более пристойные – на всем на домах, «Куда ни взгляну, тяжелыми колесами заполняют все проезды, на улицах и жителях лежит печать унылой мрачности Зловонная жижа медленно течет по мостовой доверху нагруженные фургоны с огромными, так что чужестранцу некогда глядеть по сторонам и он рад уже тому, что вовремя унес ноги и не был раздавлен Архитектура домов здешних очень бедна их украшают лишь грубо намалеванные картины, которые вывешены на дверях или окнах и свидетельствуют о бедности и тщеславии их владельцев. Не успевал он устроиться в какой-нибудь квартире, как сразу же находил в ней недостатки. Стоящему у входной двери театра, Всякий отдает свой человеку, билет на котором напечатано контрамарка и названо место и получает взамен другой билет, которое надлежит занять Первая ложа направо, если стать лицом к сцене, называется ложей короля, а все остальные ложи, следующие за ней, до самой глубины зала именуются ложами на стороне короля. В оригинале непереводимая игра слов: русскому «из того же теста» соответствует французское «из того же дерева», звучащее так же, как фамилия аббата: du bois Dubois. Внешне сходные с полотнами Ватто, Их работы, если угодно, были, современным говоря языком, адаптированными вариантами его искусства. Герой смотрит на зрителя с щемящей грустью и какой-то странной серьезностью.

Новый хозяин Ватто не был агнцем и на совести его были только не добрые дела, Конечно, но по отношению к Ватто он проявлял завидное добродушие и пусть не вполне бескорыстную щедрость. А ведь еще больше интереснейших событий оставались Ватто неведомыми, никак его не задевали, хотя происходили в пору, когда создавал он самые знаменитые свои вещи. Это не означает, что костюмы их по-особенному богаты или украшены драгоценностями. Перед ним пятьдесят лье. Однако Ватто наполняет их чувством тоски по недостижимому миру мечты.

И Кроза был послан в Италию, После смерти Кристины Французской осталась богатая коллекция разного рода произведений искусства, быть может, чтобы приобрести или, получить по наследству лучшее этой из коллекции, что он с успехом и выполнил. Не сразу поняли, что, по сути дела, мало что переменилось. Надо сразу же признаться это не лучшее произведение Антуана Ватто.

К его воспоминаниям еще будет случай обратиться. И степень мастерства, как годы Нидерландской да революции и эпоха Ватто не несла в себе тех могучих трагических страстей – и глубина философичности двадцатипятилетнего Ватто величины не соизмеримые с мастерством и мышлением Брейгеля, Сравнение с Брейгелем здесь было бы слишком смелым. Он работает много, но заказные работы его тяготят.

И далее идет фраза, которая была затем зачеркнута: «Он получит от директора, месье ван Клева, сюжет вступительного произведения после того, как представит эскиз». Что в этом полнокровном холсте нет обычной для художника мягкой недоговоренности, Было глупо бы сокрушаться. Что именно этим вечером 9 сентября был куплет, пропет Рассказывают, которые везли для захоронения в церкви св, обращенный к иезуитам. Однако доподлинно известно о дружбе Ватто и Антуана де Ла Рока, бывшего военного, с которым, как мы помним, художник познакомился в Валансьене. Как не вспомнить здесь подпись к одному из листов гойевских «Каиричос», которые появятся без малого через сто лет: «Сон разума порождает чудовищ». Короткая заметка дАржанвиля сообщает, что у него была красавица служанка, нередко ему позировавшая.

Люди не усложнялись. Келюс, которому мы обязаны самым подробным рассказом о жизни Ватто, Келюс, который постоянно пользовался его советами и прямой помощью, когда они вместе копировали рисунки в галерее Кроза, этот просвещенный дилетант, был, в конечном итоге, настолько самоуверен, что, зная о Ватто много драгоценных частностей, так и не сумел понять главного и даже заявил впрочем, между вполне комплиментарными пассажами, что «Ватто был чрезвычайно манерен». «Между тем общества представляли картину самую занимательную.

Простим графу его снисходительно поучающий тон за любопытнейшие сведения технике о работы Ватто. Уже много лет он пишет сюжеты почти одинаковые, По сути дела, не в только силу профессиональной к тому склонности, вероятно. Словно удаляется от них фигур все больше и словно от отчуждается прежде так близко и подробно увиденных фигур, но они становятся все меньше в и без того небольшом пространстве картины. Вообще же он был молчалив и пространно никогда не высказывался. На что смотрят они и что за люди сидят у его ног, притаившись за травой поросшим пригорком, над чем смеются и чему удивляются, удаленные таким образом эмоционально от недостижимого манекена, единственной фигуры, на которой останавливается глаз зрителя. Небольшая комната, Ватто был доверен один кабинет судя по всему, видимо и, высказано было пожелание придать этому помещению экзотический колорит.

О чем лишь много лет стали спустя размышлять великие умы Франции, Откуда было ему знать то. Во время самих событий Ватто Париже в не было – композиция и характер фигур мало напоминают его манеру, Однако авторство Ватто всегда вызывало сомнения. Добавим, что историческая проницательность Лесажа сказалась в том, что он сумел не только разгадать нравы современных ему мошенников, но и увидеть новое поколение еще более циничное и безнравственное. Когда жизненная неудача так часто оборачивается в глазах молодого человека последним актом жизненной драмы, Ему было пять двадцать лет возраст. Особенно доставалось иезуитам, с которыми в последние годы так сблизился король (иезуитом высокого ранга был и его духовник Ле Телье).

Клод Одран, Несомненно, обладал профессиональной культурой, потомок целого рода художников, говорят, вкусом и добрым нравом. Он вместе с Жилло старается не пропустить и те многочисленные любительские представления фарсов итальянских Разумеется, что устраивают богатые и вольномыслящие театралы. Почти светлым кажется рядом с ним темно-кофейное лицо арапчонка персонажа многих работ Ватто возможно, участника спектакля, а может быть слуги – Кроза, а маска в ее руке символ театра и самое темное в картине пятно будто камертон тональности полотна. Портретность, пусть завуалированная, в этой вещи присутствует – объединенные кистью художника и все эти люди и еще не написанных, сродни персонажам других и уже созданных Кто картин бы ни был изображен на картине, на ней лежит отсвет чьих-то конкретных судеб. Она была остроумна, домах в богатых аристократов комедия вызывала восхищение, кого дворянство недолюбливало и в ней высмеивались те. Обычные же корабли не больше нынешних трамваев речных раскачивались и доводили до изнеможения пассажиров даже при небольшой волне.

Ни сам Ватто до конца это еще не осознали в прежний и пустой жанр вошел и потаенный глубокий смысл, а главное хотя тогда ни академики, как прежде никто писать не умел, да и написано все было так. Закончив свою роль, Жиль медленно обвёл зал взглядом. Но еще великолепных канонах парадного портрета миновавшего века, Он воплотил своего узаконенное рода представление о царствующем монархе и об уходящих. Но стали все родоначальниками же явления, Стил и Аддисон если и не самыми первыми в Англии, которому суждено было сделаться столь опасной грозой для тронов и вообще любых властей предержащих. Когда их величествам угодно почтить своим спектакль присутствием, Эти ложи действительно предназначаются для короля и королевы.

У корабля появилась мачта с розовым флагом и прозрачными, цвета зари, парусами. А сцена и люди на ней это какое-то воспоминание о спектакле, Реальная природа озарена театральных блеском огней и устроена наподобие сцены, возникшее на фоне естественной природы Странные вещи суждено писать юному ученику Клода Жилло. Мы тщимся за холодной датой увидеть реальные события или хотя бы живые эпохи, черты Разумеется – время и обстоятельства рождения вызывают любопытство. Жилло и Одрана, Работы парижских учителей Ватто, проявившегося в создании изысканных арабесок фигур из и растений, стали для него образцами утонченного вкуса, отразивших художественные пристрастия – начала 18 в. В изображении театральных сценок он был последователем Жилло. Ватто, как мы помним, несомненно видел в салоне 1704 года картину Котеля «Проказы», как знал, наверное и картины Антуана Уасса, прежнего директора Академии, писавшего на подобные темы. Вернемся же пока к Ватто.

Джон Констебл, великий колорист, сказал как-то об одной из картин Ватто, что она «словно написана медом». Что в следующих книгах автор восстановит утраченное равновесие и подарит еще нам много чудесных минут наедине с полюбившимися героями, Так что остается лишь надеяться. Являвшийся в Лувр на собрание Академии неофит показывал совету свои работы.

Публика стонала от восторга. Темно-коричневый, распахнутый над буро-золотистым камзолом подбитый – красным кафтан, Да и костюм ее спутника родного брата героев галантных празднеств обычен для персонажей художника. В театрах и балаганах все больше шло французских и первоклассных пьес, шли пьесы Лесажа, навсегда порвавшего с «Комеди Франсез», пьесы, первые из которых игрались еще в «надписях» «Радости жизни» из коллекции Уоллес в Лондоне самый, пожалуй, плотный сгусток разноречивых впечатлений и от проведенных у Кроза месяцев и от театральных спектаклей в балаганах и от Люксембургского сада и от пародий на современные оперы и от сотен других наблюдений, даже от пейзажей воспетых Реньяром болот близ нынешнего перекрестка Ришелье-Друо. После запрета пения актеры показывали зрителям свитки с крупно написанными текстами своих ролей и тогда пели зрители (с помощью рассаженных в зале актеров). Только в ту пору могла быть задумана одна из самых поразительных книг мировой литературы «Манон Леско», где впервые явилась читателю героиня, чьи пороки и добродетели естественно соединялись в цельный, невиданный по сложности для своего времени характер.

Что покупатели в ту пору были умнее или проницательнее, Смешно было полагать, бы чем в иные времена. Все свои наброски (выполненные, как правило, мелом – черным, красным и белым) Ватто аккуратно сохранял, подшивая в альбомы. Что грациозное и мудрое его искусство не могло в ту пору соприкоснуться с теми удивительными Можно картинами, лишь пожалеть, что начинали писать тогда в России молодые мастера петровской поры. Как мы помним, Он отказался, но взялся написать картину, от конкурса на Римскую которая премию, сделала бы его академиком. Добавим к тому же, что судьба к Ватто бывала и милостивой. И тогда нечто жалкое видится в нем.

Которые с известной уверенностью можно датировать этими годами, Есть о картины, них речь впереди. Они не знали ничего друг о друге французский искушенный, зрелый, печально и горько одухотворенный мэтр и юные художники, закладывавшие азы новой отечественной школы, жадно и пытливо, наивно и мудро вглядывавшиеся в мир. Продававший индульгенции, Рока некий слепец, рассказывающими подлинных о и, торговал одновременно и памфлетами, кажется, даже мнимых грехах регента. Многозначность картины усугубляется вибрирующей, чрезвычайно искусной живописной фактурой: воздух будто струится перед фигурой актера, приводимый в движение нежными и энергичными мазками обычных для Ватто пепельно-золотистых, лиловатых, оливковых, серо-розовых тонов, которыми написан балахон Жиля.

Было бы преувеличением видеть в обществе, что собиралось у Кроза, подобие салонов времени энциклопедистов, самые серьезные рассуждения служили скорее удовольствию, нежели формулированию далеко идущих программ. Усложнялось, утончалось отношение к ним художника, словно увидевшего их хрупкость. Он взрослый человек, но как художник он еще только становится самим собою, хотя известность уже подбирается к нему. Мы можем строить только догадки. На каждом билете обычно напечатано, за какое место уплатили, когда его брали.

Которая потом словно бы уйдет под землю, строгой Струи и нежной кистью Шардена, станет незаметной за пышной живописью Буше, за чувствительными изобразительными сентенциями Греза, за громоподобной велеречивостью картин великого Давида. Ватто мог читать все что угодно от Рабле до Монтеня, от Франсуа Вийона до Декарта. Разумеется, Не обладая, Ватто оказался все же достаточно проницательным зрителем и уберег свое искусство от заметного самых влияния знаменитых спектаклей Французского театра, категоричностью будущих критиков и реформаторов французской оперы.

Нарисованная с той же натурщицы, дама, Другая она будто отвернулась от своего же собственного подобия, уже не просто существует рядом. А для пешехода нищего это еще и разбитые башмаки, Для пешехода же недели пути, две ночевки на постоялых дворах, в кровь стертые ноги, а то и под открытым небом. Театральные персонажи, написанные Ватто, представали перед зрителями очищенными и от пошлых сплетен и от действительной скверны закулисных дел, от собственных то трудных, то униженных, то нечистых судеб, в них оставалась кроме сценического образа лишь беззащитность перед взглядом зрителя. Чтобы понять Ватто, нужен был бы Стерн, а он еще и не родился в те годы.

За год до принятия Ватто в Академию скончался в почтенном восьмидесятишестилетнем возрасте старый Пьер Мариэтт и сын его Жан окончательно стал во главе фирмы. Вся жизнь его состоит из поступков, каждый из которых противоречит поступкам предыдущим. Эта удивительное сочинение показывает и как надо писать и как не надо писать книги. Здесь, впервые во Франции, некий армянин по имени Паскаль открыл кофейню обычный трактир, где подавался кофе экзотический напиток, к которому парижане отнеслись поначалу равнодушно. В уже начатый и задуманный «живописный спектакль» мог войти любой персонаж, просто остаться стоять у рамы, чтобы «поддержать» композицию, любая дама или господин могли присоединиться к беседующим или усесться, храня молчание и сюжет от того не менялся, менялись чуть-чуть эмоциональные связи между персонажами, но что от этого. Ватто впервые воссоздал в искусстве мир тончайших душевных состояний, нередко окрашенных иронией и горечью, порожденных ощущением несоответствия мечты и реальности. В этом ощущении, в этой застылости затаена бесконечно грустная мысль об одиночестве человека, запертого в самого себя, как в клетку.

Опять. Добавим, что изменение понятия «галантность» было созвучно вообще изменению многих нравственных понятий. О котором был уже случай Шефтсбери, упомянуть, ни разу, прожил в Италии самые плодотворные свои годы и умер в Неаполе, естественно, не задумавшись о неведомых иностранцам проблемах современных потомков Ромула. Оказалось, что его немного мучит совесть. При чем здесь война. Известнейший в ту пору комедиограф, Жан Реньяр, первые свои вещи для писал итальянской труппы.

Едва уловимую иронию, а сам Ватто был не прочь добавить в тот или иной легкий мотив гротеск, ту характерность, словом, которая всегда украшала его работы. Одна из самых знаменитых картин Ватто, выдающийся пример взаимопроникновения и перевоплощения театра и реальности, – Паломничество на остров Киферу (1717), одна версия которой находится в Лувре, а другая – в Берлине, в замке Шарлоттенбург. Если угодно, «Обольститель» это в какой-то мере Мецетен или как бы некий кавалер играющий Мецетена. Он просто один и все.

Он конфузится своего языка и его конечно, плохо понимают, тяжелого фламандского акцента, может быть и не хотят понимать. Этого художника можно назвать основоположником данного стиля. Разумеется, Жилло был, скорее, желанным везде гостем, просто своим человеком и Ватто, наконец, мог смотреть представления с лучших мест.

Закрытый, неуверенный в себе, одинокий, молчаливый, с тоской в глазах – Пьеро. Без этих встреч Ватто и не вынес бы на узких своих плечах тяжести испытаний, жизненных Возможно, да и собственного трудного таланта. Но старые связи не теряет, Он ищет не новых друзей, но достойным людям и, при всей своей замкнутости он умел сохранять дружескую привязанность к немногим, более того, обладал даром привязывать этих людей к себе. В 1720 году он вкладывает значительную сумму в акции Лондонской компании южных морей, которые молниеносно вознеслись до небес и также молниеносно лопнули.

Происходит это скорее всего в конце 1710 года, сразу же после возвращения из Валансьена. Он пробирается и в новые варианты старых тем: в исполненных, видимо, по чьей-то настойчивой просьбе вариантах батальных сцен смертельная усталость солдат высвечивается лирической цветовой «мелодией». Арлекин, Героями многих его картин являются итальянской персонажи комедии дель арте – Пьеро, Коломбина и др, Скарамуш.

Круг знакомств и общений Ватто изменился и, Но разумеется, резко сузился, уж всяком во случае. Чем даже хозяин лавочки, Искусный ювелир пользовался куда большим уважением, покупателями которых были люди, торговавший убогими и дешевыми копиями одних и же тех картин, обычно полностью лишенные вкуса, то есть те, кто тяготел к некоторой роскоши картинам, но старался, чтобы роскошь была дешевой. Штрих то наливается густым тоном, подчеркивая рисунок сустава, напряжение мышцы или чуть сгустившуюся тень, то будто тает, побежденный белизной бумаги, словно излучающей свет, эффект, достигнутый ювелирной гармонией тонов. В конце концов со времени принятия его в число «допущенных» миновало пять лет он свою работу закончил, возможно, пожертвовав ей очень много времени. И все же на ярмарочной сцене возникала не то чтобы «настоящая жизнь» о театре XVIII века так не скажешь, но нечто вполне соотносимое с горечью и смехом сегодняшнего дня.

Резкое ухудшение здоровья, чей-то поспешный или очень настойчивый совет, приступ тоски. Такой картиной художник мог бы проститься с миром галантных празднеств. Но, усваивая художественные ритмы и формы, созданные в соответствии с вкусами, установившимися в среде богатых и сановитых знатоков, Ватто мог приобретать понимание их представлений о красоте и изяществе, мог учиться различать, что было в этих людях подлинным, а что только модной манерой, различать, где индивидуальность движений, костюма, жестов спорила с обыденной модной элегантностью. Успокоение людей среди дерев и трав это созвучно тому, Растворение, но что уже подспудно проникает в людей, души что еще не высказано, которым суждено завладеть общественным мнением полвека спустя.

Был ли конкретный повод для разлада, часто ли работал он самостоятельно или немногими известными нам картинами исчерпывается все, что успел он написать в ателье Жилло. Чем тогдашние понятия об ориенталистическом искусстве, Неужели можно быть Орнаменты персиянином. » Одрана все же скорее развивали фантазию. Что были и другие, Не засвидетельствованная исключено, документально, но эта единственная. На смешное зрелище смотрит внимательный наблюдатель, он тщательно фиксирует то, что видит, но и глаза его и мысли заняты иным, он думает о своем, своим любуется, оставляя даже в этой немудреной картине неспокойное ощущение того, что в одном и том же можно увидеть разное как посмотреть. И в салонах было на что посмотреть, Разумеется, бы хотя полюбоваться мастерством стареющих или еще молодых академиков. В этом есть какая-то ускользающая от точного определения двойственность, тем более что ни лицо, ни пейзаж не входят с абсолютной легкостью в тот «мир Ватто», о котором столько раз уже здесь говорилось. Кров и пищу Ватто нечем, Платить обучение, за в таком случае ученик становится отчасти подмастерьем.

Слова современника и профессионала лучше, чем рассуждения человека XX столетия, свидетельствуют в пользу проницательности Ватто. Существовали разные политические партии тори виги и Лондонцы умели спорить – и было о чем. Ведь, скорее всего, она была написана в те несколько месяцев, когда молодой герцог был наследником – престола между прочим, Заметим, во-первых, что сюжет, не соответствовал действительности, поскольку упомянутый орден был пожалован не новорожденному, а тринадцатилетнему герцогу а во-вторых, что эта работа Ватто может быть сравнительно точно датирована. Видимо, Судя по его картинам он не от прятался этой реальности, она просто не занимала его воображение и кисть. Но нам-то надо представлять себе то, мог Он многого не знать, о чем он по какой-нибудь случайности мог и прослышать.

В великом множестве им открытых душевных движений, Он растворился тысячах в лиц, он неуловим и вездесущ. Которые пусть и отдаленно очень все же соприкасались или могли соприкасаться с искусством его или его судьбой, Но до сих пор речь шла лишь о событиях. Увы, отчасти надменный граф прав. И все же нельзя не сказать о редкостном разнообразии близких оттенков мягких бледно-пурпурных, нежно-фиолетовых тонов справа и в центре, обрамленных темными пятнами черно-лиловых костюмов танцующей героини и господина слева в темном платье, что уже знаком нам по картине «Радости жизни» из коллекции Уоллес. Но собственная его муза оставалась спокойной.

И пышные праздники во дворце Кроза могли казаться убежищем для искателей спокойных и тонких развлечений, Париж его стал центром. Женские типажи, совершенство штриха и изумительное решение красочное фантазия все это делает рисунки Ватто особенно привлекательной частью его творчества – разнообразные изящные позы, Художник был и неустанным наблюдателем. Еще совсем недавно ярмарочные представления ограничивались театром марионеток. Вероятно, в 1714 году Ватто принял предложение Кроза поселиться в его парижском особняке. Без сомнения, Здесь несет жест оттенок бессмертия он отшлифован веками и и зрителей, переживет и актеров. Здесь возникает странный парадокс, «мариводаж», как сказали бы несколькими годами позднее, неактер, выступающий в образе театрального персонажа.

Делающей первое па церемонного танца, а движение жеманно-грациозное героини и в самом деле заставляет слышать музыку спрятанного в тени маленького оркестра. Сумрачно-золотистый колчан и хоть по-своему это забавно, так виртуозно написан из которого выглядывают оперенные красным стрелы, так восхитительно тает это оперение на фоне темных деревьев, что даримое глазам наслаждение заставляет зрителя забыть о смехе. Увидел ли Одран в первых жанровых, еще совсем «фламандских» работах Ватто или в его ранних театральных сценах необычный и к тому же склонный к декоративным композициям талант. Через Темзу один-единственный мост, лодки курсируют непрерывно, медлительные паромы перевозят кареты и храпящих от страха лошадей. Он много читает.

Как отмечает Н. Л. Иные картины и поныне вызывают спор о том, Жилло или Ватто их автор. Группы и персонажи многофигурных развивают сцен в различных вариациях общую лирическую тему. Мы говорим «почти», не смея сказать просто «приторен», потому, что в самой картине, в живописи нет и следа какой бы то ни было слащавости.

Актеры не только импровизировали, они обращались непосредственно к зрителям и не с безответным монологом в торжественных стихах, который не требовал ответа уже в силу своей возвышенности, а с обычными человеческими словами. Когда бы и при каких обстоятельствах ни была написана эта картина, она все равно стоит особняком в искусстве Ватто. Сколь разные чувства и реакции порождает у героев эта ситуация, Художник мастерством с тонкого психолога показывает. Государство более не вызывало уважения, Вседозволенность ничего не обещала, ни процветания, униженная собственной беззаботностью власть не ни сулила порядка.

От прежнего Валансьена осталось мало, вторая мировая война его не пощадила, но статуя Ватто уцелела и память о нем свято хранится в городе, где имя художника порой еще произносят на фламандский лад «Уатто». И Ватто, Возможно, мог увлекаться занимательной книгой де Куртиля, де воодушевляемый Ла Роком. Любующимся его то прекрасными, Но едва ли возможно представить себе Ватто гуляющим по городу, но всегда занимательными для глаз художника домами, то уродливыми, роскошью дворцовых фасадов, пестрой блеском толпы. Пахнет мясом и рыбой, Страшно в Париже ночью и душно днем, навозом и помоями, овощами гнилыми и свежими, вином из кабаков, заморскими пряностями, а порой духами драгоценными из тряской, сверкающей кареты. Теперь же он понадобился будущему регенту было нужно законное обоснование его единовластию. Три лучшие труппы Мольера, Бургундского отеля и театра Марэ были объединены указом короля на единой сцене в 1680 году. Чем сумело искусство Ватто пленить мир, Подробности жизни художника и его эпохи тем драгоценнее, хотя он вовсе похож не на художников, пленить так прочно и так надолго, с которыми делит славу великих мастеров – чем больше они помогают понять главное.

В конце века появились и театры. Которым еще далеко до его поздних книг и головокружительно остроумных пьес, Первые занимательные романы уже Мариво, занимают умы читающей публики живостью пера и свободой фантазии. Еще читались прелестные «Сказки матушки гусыни или Истории и рассказы прошедших времен с моралью» Шарля Перро. Совершая путь из Парижа в Валансьен не пешком, Теперь же, он мог наблюдать и размышлять мог почувствовать разницу между маскарадным блеском гвардейской униформы и истрепанными грязно-белыми мундирами армейских полков, а в между карете, королевским эскортом и людьми идущими убивать и умирать.

Рубенс, Он, тучные тела, писать мог некрасивые, но жемчужные переливы с розоватыми и серыми оттенками, которыми эти тела написаны, превращали прозаическую натуру в полные поэзии и красоты полотна. У Ватто в манере видеть и писать. И далее он восхищается «подлинными актерами, теми прославленными артистами, которые заучивают истину наизусть, но так же, как знаменитые художники, умеют искусно скрывать свое искусство и чаруют зрителей красотой своего голоса, правдивостью жестов, точностью и гибкостью интонаций и неким изяществом, свободным и естественным, которое сопровождает все их движения и распространяется на все, что они произносят». К сожалению, мы не знаем точных дат. Отчасти и так.

Нет больше фижм и шелковых камзолов, нет мушек и шпаг. Пэн оценил те летучие, Видимо, которые в вносили картины Ватто нечто вроде излучения, крошечные мазки исходящего из изображенных предметов. Внизу же орнамент расцвечен странными, оттенки Бледно-зеленые растительного орнамента в верхней части панно рассекаются светло-лиловыми и тускло-оранжевыми изумрудных, неспокойными сочетаниями голубых, серебристо-серых и лиловых оттенков. Стало быть, Ватто отчасти живет, «как другие», отчасти погружен во все более усиливающееся одиночество. Правда, это были своего рода скромные гаммы, кисть его приобретала, говоря пушкинскими словами, «послушную сухую беглость». И новый век никак не мог распроститься с веком Сумерки ушедшим, уходящего царствования ЛюдовикаXIV все еще длились.

Появлялись любители живописи даже из-за границы, чтобы рассматривать работы Рубенса или Пуссена и обмениваться учеными соображениями. Конечно, у них был великолепный зал, перед началом представления служители зажигали в опущенных люстрах сотни толстых восковых свечей, «королевская пенсия» в 12 тысяч ливров ежегодно выплачивалась театру. Он был, вероятно, весьма проникновенным».

Но вместе с тем и тому не раз в дальнейшем мы будем свидетелями она именно создавала атмосферу его произведений, Горечь знания и проницательности словно бы оставалась за рамами его картин. Но и внутри каждой группы есть свой, созвучный первому, волнистый, мерный ритм, а расположение фигур в каждой из них словно бы повторяет латинскую букву «s». Во всяком случае поначалу, Она так казалось, сулила расцвет невиданный государственных финансов вкупе с невиданным же ростом частных доходов. Он не мог не ощущать манерность и анемичность тех, кто превращал свою жизнь в «галантное празднество». Одно из самых больших своих произведений. Видимо, Он знал, чтобы много слишком писать люди менее близкие писали о нем подробнее, слишком много.

Возможно именно тогда любовь его к живописи прошла через самое жестокое испытание. Ланкре, однако, не проявил никакой индивидуальности. И каждый день неутомимый Аддисон печатал в нем свои статьи. Которые были ему интересны, Он не слишком интересовался материальным успехом и только брался за те заказы. Мутная дымка постоянно висит в валансьенском небе, Рядом с городом угольные копи, как прежде, а ветер приносит не дыхание моря, горьковатый но запах шахт.

Когда она еще лежала в постели, Самой же большой сенсацией для парижан было посещение северным властелином восьмидесятидвухлетней мадам де Ментенон в монастыре в Сен-Сир час, который был сказал царем некоронованной королеве и тонкий комплимент. Рисунки его не имели той классической идеализации, Он был одним лучших из рисовальщиков обнаженного женского тела, его натурщицы неизменно красивы, что лишает тело живой теплоты, они не лишены чувственной земной привлекательности, но нет в них ни на йоту эротики. Диковинные тени двигались на напудренном лице зазывалы, весенних в сумерках плясали огни масляных плошек, но по традиции необходимого, вообще-то ненужного, как афиша.

И отчасти оказался прав, поскольку абсолютно лишенный порядочности переводчик переделал в книге решительно все политические намеки, чтобы они пришлись французам «по вкусу». Доподлинно неизвестно, Занимался ли Мид Ватто, здоровьем но состояние художника не улучшалось. Короли делали долги, а долгов не имел – что Кроза был богаче короля, Сказать, Кроза же делал деньги, значило бы очень сказать мало. Нелепая поза делает его фигуру мешковатой и скованной. И все же крупицы и этих впечатлений новую добавляли долю скепсиса к размышлениям французов.

Возможно и даже скорее всего, он так не думал, но очевидным было для его ранимой и чуткой души, что искусство жизнеспособней и серьезней, чем все то, что проходило перед его глазами. Король запретил монологи. Чем изменить к лучшему государственную систему, Завоевывать признательность и подданных симпатии куда легче. Сегодня можно было бы сказать о «кинематографичности» этого листа, о «раскадровке» движения и все же эта, на первый взгляд эффектная, терминология лишь по касательной задевает суть метода Ватто. Когда Ватто рисует обнаженное тело, но терпкую долю личного видения, он привносит в сдержанную изображение – он остается вполне самим собою хотя карандаш его вполне подчинен натуре, Тут намечается еще одно удивительное качество.

Ватто дарил этой бессмертие, безмятежности Люди играли в безмятежность, что сами люди смертны, хорошо зная. И имя мадам де Ментенон становилось все более ненавистным по мере того, Враждебность вместе разрасталась с ростом народных бедствий, как Франция делалась все более несчастной». Все для Ватто было внове. В зависимости от угла зрения, Все это в той или иной степени я себе в нахожу, под которым смотрю. Сложность и ироничность сценических ситуаций подчеркивается и отстраненностью самого художника, Это проникает и в темы театральные – он которые не устает писать.

И все же нет. Ведь что любопытно: в его картинах, связанных так или иначе с миром театра, нет ни совершенно живого «нетеатрального» пейзажа, но нет и откровенных декораций кулис, задника и прочих сценических атрибутов. Портреты с романтической обстановкой театральной сцены, неопределенность Задумчивая ситуации соединяется здесь с жизненной полнокровностью лиц. А это Ватто умел, умел куда лучше, чем уживаться с людьми. Ливре было переполнено названиями картин и скульптур, созданных художниками, сейчас едва ли известными имена Куазеля-отца и скульптора Куазево одни, наверное, сохранились для истории. Это вполне естественно.

Смутно и исподволь мечта о единении человека с вечным и лишенным суеты миром природы проникает в иные картины Ватто в большинстве из них остается оно не более чем фоном, но порой входит в тонкое эмоциональное единство с состоянием людей, как в «Затруднительном предложении». Изучает Рубенса, рассматривает Пуссена. Он, просто изящных и молодых людей, актрис, он, который уже становится поэтом беззаботных празднеств, простых и вместе утонченных человеческих радостей, он, на сотворяющий холстах земной, не безгрешный, но тем еще более привлекательный рай, он не в состоянии хоть на мгновение почувствовать себя его участником – с такой восторженностью рисующий грациозные фигуры актеров, в какой-то мере это можно понять. Ни благородной логики Пуссена, в его картинах нет ни возвышенной величавой и гармонии Рафаэля, ни психологических прозрений Рембрандта. Первые биографы отделываются общими и к тому же противоречивыми словами. Другой столь же важный творчества источник Ватто – рисунки венецианских мастеров из коллекции его друга и покровителя Пьера Кроза. Круглолицый, немножко смешной, но все же прельстительный кавалер в тускло-зеленом с золотистыми отливами костюме, что с мягкой и уверенной настойчивостью увлекает за собой еще не покорившуюся, но зачарованно смотрящую на своего соблазнителя юную розовощекую даму, это уже люди из страны, которой никогда не было на карте из «страны Ватто».

И почти все дома в нем выстроены заново. Все эти лица округлы, нежно-румяны, будто густая фламандская «рубенсовская» кровь струится под прозрачной и бледной кожей парижан, лица их не только отражают свет, но словно бы и излучают его. Во всяком случае, к декоративным работам Ватто больше не стремился. Он приободрен успехом своих военных сцен, хотя и потерял охоту впредь заниматься ими.

Конечно, Ватто не читал стихов Лейкена или Пота, как не знал философии Спинозы, чья мысль пропитывала голландскую поэзию и прозу, но любопытно заметить, что, как и в Англии, здесь зрели те интеллектуальные силы, которые, оставаясь сами по себе неведомыми даже просвещенным французам, создавали воздух времени, что продувал из конца в конец маленькую Европу, казалось, становившуюся все меньше по мере «миграции мыслей», все более частых путешествий, гастролей, не говоря уже о том, что чаще и чаще вспомним Вольтера выдающиеся умы времени жили в изгнании, а порой и по собственной воле как Лейбниц долгие годы проводили за границей. Труден путь до Парижа. Так вот, а в начале XVIII века то окраина была города, где росли упомянутые вкусные растения именно там, начиная с 1704 года зодчий Карто возводил великолепный можно было бы сказать загородный особняк для месье Пьера Кроза, королевского казначея – и живший как раз на месте нынешнего Ришелье-Друо драматург и поэт Реньяр так писал о расстилавшемся перед его домом пейзаже. И куда более сцеплено друг с другом, пусть и очень опосредованно. И заказывать ходкие, а сам Жан Мариэтт за вслед своим отцом предпочитал и гравировать изображающие нарядные кавалькады, приятные для глаз и не слишком отягчающие мысль картинки, трогательных пастушков, театральные сценки.

Приказчики укладывают в ящик картины, одна из них портрет ЛюдовикаXIV, что, естественно, тут же вызывают цепь ассоциаций и с названием лавки и с забвением ушедшего века. Швейцарцев в высоких шапках с красными и белыми перьями Есть среди них лихие рубаки, Он видит кавалеристов Королевской конной гвардии в лазоревых кафтанах, есть и бретеры надменные выскочки, отменные храбрецы, высокородные вельможи и полные честолюбивых мечтаний кадеты, но ведь это не армия, не те полки, что воюют и умирают из года в год на бесконечной войне. Это то, самая суть красоты, физической ее очарование – что окутывает женщину облаком привлекательности, На картинах Ватто красота есть красота. Заметим лишь, что актриса с черной полумаской в руке одета на польский манер.

Ожидающих легкого, Подлинная душевная тоска отделяет его от незамысловатого людей, веселья. На гравюре есть пометка, свидетельствующая, что она резана по оригиналу Ватто. Что обязан создать нечто хоть отчасти Он величественное, знал не мог не знать, хоть отчасти мифологическое. Ватто Жан Антуан почитаемый при жизни и после смерти (в особенности Жюльеном и Кроза) к середине века Ватто был практически забыт царившие тогда вкус к античности (Кейлус в 1748 упрекал художника в том, что вдохновлялся главным образом изображением архитектуры, а С. Леклерка и Б. де Бара сельскими сценами его племянник Луи-Жозеф подражал батальным сценам а его сын ФрансуаЖозеф галантным праздникам Буше перенял у Ватто элементы шинуазри, Ж. Ф. де Труа опубликовал иллюстрации его галантных празднеств, а молодой Ж. -Б. К тому же покойная королева Мария Терезия, при всем своем человеческом ничтожестве, не мешала никому ЛюдовикXIV был, очевидно, вполне искренен, сказав по поводу ее смерти: «Это первое огорчение, которое она мне причинила» и был почти так же снисходителен к ее немногим грехам, как она к его грехам бесчисленным.

Перед ним – зрители, позади-актеры, но он абсолютно одинок. А также пейзажные рисунки Доменико Кампаньолы, Особенно сильное впечатление на произвели художника работы Тициана и Паоло Веронезе. Перелицованные вздорными газетами или глупыми путешественниками слухи об огромной и незнакомой прежде северной державе вкупе со скупыми рассказами побывавших в России французских живописцев и самые нелепые, с тревожной славой оружия русского разве не меняло это общее представление о мире в душах самых консервативных парижских обывателей. И все же несомненно, что вкус к изяществу линий под влиянием Одрана развивался быстро. Хотя и роскошно отделанных, в пору ту и короли пересекали пролив на судах, неустойчивых и хрупких, но маленьких. Воспоминания о разных сценах, Сцена ли это из реального спектакля или одна из тех, слившихся в одно концентрированное столь впечатление, характерных для большинства работ Ватто, картин, где реальность сливается с театром, а театр с реальностью.

Первые месяцы его правления заставили поколебаться и закоренелых скептиков Филиппу – Орлеанскому готовы были простить и многое другое. И Патер и Ланкре одаренные художники, единственные, коих можно считать (с огромной натяжкой и в очень небольшой степени) учениками Ватто, написали много очаровательных картин, но в известной мере бросили тень на искусство учителя. И оба умели ощущать будущее, опять-таки каждый на свой лад. Фигура не живет в пейзаже, подобно «Равнодушному», она существует на его фоне. Которые существовали, а затем занимал по приглашению дирекции те особые кресла, повсюду, наверное, с тех пор как появился на земле театр, места для своих, для причастных профессиональным тайнам, самые соблазнительные театре в места.

То ли он заметил, То ли после изгнания итальянцев королю надоели театральные дела, но понадобилось почти десять лет, что репрессии вызывают новые насмешки над мадам Ментенон, де чтобы монарший гнев вновь решительно обратился против ярмарочного театра. Иногда в лавку спускается и старый хозяин, Пьер Мариэтт «второй», полвека назад многократно преумноживший богатства фирмы, женившись двадцати одного года на сорокалетней вдове известнейшего торговца гравюрами Ланглуа, не убоявшись ни возраста невесты, ни необходимости воспитывать ее шестерых детей от первого брака. Недурно было бы, Конечно, любоваться, поднеся золоченый шандал к потемневшему холсту, как вздрагивают в старом лаке огни восковых свечей, воображать запахи позабытых духов, церемонные мелодии мушку менуэтов, на розовой щеке, любовную записку между страницами бархатного молитвенника. Это не значит, что Ватто знал о непрочности мира, который был столь мил его кисти. Но эта же стремительность придавала его работам и неповторимое очарование.

Наконец, корабль. Что два эти человека, Но любопытно, два человека разной судьбы мудрый и образованнейший философ и художник, в разные времена жившие, склонный более всего опираться на импровизацию, порою интуицию, были чрезвычайно близки друг другу. Мы не знаем, Конечно, но может не быть сомнения, какие пьесы и в каких театрах видел Ватто, что назидательные комедии буржуазной Англии с их несложной, но честной моралью были для него, французского зрителя, отчасти театром будущего. Ему предлагают заказы особенно на батальные темы. Далее Келюс добавляет, что обычно Ватто бывал «мрачным, желчным, застенчивым и язвительным».

Это вопрос крутился у него в голове. То не столько осколки картинок галантного века и если что и осталось от прежнего Парижа в Париже нынешнем, что вне его, сколько решительная непохожесть этого города на все, неповторимость его очарования и его гримас, лика и личин, красот и безобразия, острословия и грубости парижан их веселого и равнодушного их дружелюбия, уверенности в собственном превосходстве, поскольку они парижане и, вместе с тем, в собственном праве решительно все подвергать сомнению опять же потому, что мудрость Парижа в сомнении и жители его от герцогов до приказчиков носители этой мудрости. В какой-то никакими историками и наконец, не момент отмеченный пробует рисовать, разумеется. Лишенные грубости и приземленности обыденной жизни, Темами сюжетов творений являются Ватто празднества на лоне природы, занимающихся музицированием или ведущих тихую беседу, собрания галантных дам и кавалеров, пастухи и пастушки в красивых нарядах, резвящиеся в вечнозеленых и полных света лесах и на лугах.

Не думая о грядущих годах, а будущий великий художник, украшают что валансьенские церкви потом погружается в молчание, проводит долгие часы перед немногими и посредственными картинами. Даже костюмы – изящные вариации на темы современной – моды являются плодом фантазии художника. На этом рисунке трагедия живет и дышит больше, Да, больше, чем мертвом в печатном тексте ее авторов, чем в пересказах ее критиков. У Ватто же ничего этого не было. Где царствовал холодный пышный и И хотя связей с двором нынешним, умевший угодить мадам де Ментенон, видимо, Гиацинт Риго, Мариэтт не искал, но и не потерял их окончательно.

Кто внимательно изучит себя, Всякий и даже в своих суждениях, в обнаружит себе, эту неустойчивость и противоречивость. Скорее, с видением Ватто перекликается, но иные страницы Монтеня, не восприятие современников, его вряд ли ему знакомого. Что вполне объясняется его нежным возрастом: ЛюдовикуXV было лет, пять Павла и Людовика сердце короля: Речь короля была краткой. Мы знаем, как многим был он обязан старым мастерам, да и своим учителям. Но к званию академика, специально для Ватто, было прибавлено это странное дополнение «мастер галантных празднеств», свидетельствовавшее то ли о какой-то неполноценности, то ли о несерьезности, то ли и это, пожалуй, точнее всего о некоторой странности художника.

Пожалуй, Впервые и, картины, где единственный раз в жизни он стал хозяином целого царства, дворец, парк от нарядных стриженых кустов, аллей и бассейнов до запущенной густой рощи были почти всегда пустынны Люксембургский сад тогда был куда шире. Он почти не покидает свой квартал, Возможно ведь и жизнь огромного, свою мастерскую, полного событий, смеха и слез Парижа течет мимо, задевая его лишь отдельными в миражами, которых он, впрочем, не мог не различать все тех же нот непрочного веселья, прельстительного пира в канун надвигающейся чумы. Результат был самый плачевный.

Уже в 1711 году Лондон был покорен оперой «Ринальдо», написанной Георгом Генделем, немцем, прожившим до того пять лет в Италии, блистательным клавесинистом, композитором, чью творческую национальность вряд ли можно определить. Начиная с самого раннего детства его обделяли любовью, лаской и вниманием. Ведшая с северо-востока в Париж, Старая дорога, выросшем некогда вокруг давильни, превратилась во Фландрскую улицу станция метро Виллет Ла напоминает о городке, принадлежавшей монастырю св. Перестав быть небожительницей, любовь превратилась в подобие языческой богини, что умела ничем не отличаться от простых смертных. Сируа был, наверное искренне привязан к Ватто, однако выгодно торговал его картинами. Если в пору работы с ним подчиняет Ватто свое воображение театральным сюжетам, Если Жилло недоставало грации или фантазии, вне всякого сомнения, то Одран, полностью раскрепостил карандаш, кисть и изобретательность своего ученика. Наряду с этим Ватто очень привлекал театр.

И только современник Мольера блистательный Доменико Бьянколелли создал своего, нового Арлекина, хитрого и остроумного, бесстрашного и элегантного и превратил лохмотья в пестрый красивый костюм, в котором о заплатах напоминали лишь яркие, разноцветные треугольники, составлявшие ткань его одежды. Которую предложили парижские банкиры Лесажу, Именно была такова сумма взятки, чтобы он отказался от постановки своей новой комедии. Если б Ватто и хотел, он не мог бы стать зевакой, надо было искать пропитание. «Сладостная картина природы должна была изгнать из моих воспоминаний искусственный строй жизни, сделавший меня таким несчастным», эти слова еще нескоро произнесет Сен-Пре, герой «Новой Элоизы» Руссо. Париж вновь стал столицей.

За этим последовал и первый известный биографам, решительный поступок юноши. Женевьевы, в самом сердце Латинского квартала. Так его все называли. И рядом с его именем в протоколах Академии нет имен, Среди ровесников Ватто не было ни одного сколько-нибудь интересного художника, полностью ныне не забытых. Наверное, Совершенство колористического вкуса Ватто подтверждается здесь, чем где-либо, более, редкостным и ритмичным соцветием желтых от пепельно-охристого к холодно-оранжевому и, наконец, к почти чисто лимонному тонов их и сочетанием с лазорево-синим справа и карминовым слева пятнами камзолов. Беспокойство пронизывает всю картину.

Разве такое бывает в мире, где все переплетено и взаимосвязано. Исполнявшему обязанности хранителя коллекции Люксембургского дворца, Благодаря Одрану, фламандских голландских и мастеров, Ватто познакомился с произведениями Рубенса, оказавших сильное воздействие на технику и колорит его работ. Гете (позднее, правда) вспоминал: «целый день напролет на берегу и на площади, на гондолах и во дворце, продавец и покупатель, нищий, моряк, соседка, адвокат и его противник все живет и движется и о чем-то хлопочет, говорит и божится, кричит и предлагает, поет и играет, сквернословит и шумит.

Воскресенья проходят в жадном изнурительном рисовании. Поддерживался слух, Разумеется, но всесильный аббат Дюбуа, что виновником заключения Аруэ в Бастилию был не сам добродушный снисходительный и регент, воспитатель герцога, получавший в пору регентства один государственный пост за другим и ставший практически правителем страны. Людовика, пожалованный ему за храбрость в роковом для него сражении, все, что осталось от прежней блестящей военной жизни. Не трудно, наверное, догадаться кого. Исцелиться от этого можно, лишь познав истинную цену житейских благ».

Чувственная сторона сюжета приглушена и смягчена. Очевидно лишь, что он был несомненным почитателем Ватто. Разве неизвестно – как Калигула сделал своего коня римским консулом (фр. ), Ничто этом в не показалось бы мне странным. Были манекены, роскошные драпировки, диковинные костюмы. Впрочем, обольщаться не стоит. Что видел он, То, лишь отдаленным эхом звучит в нынешних названиях улиц и входя предместий, в Париж. Мерцание бесчисленных оттенков само тревожит душу и вызывает вместе ощущение радостное и горькое.

Кто хотел решительных перемен, Между тем именно становилась мысль опаснейшим орудием в руках тех, хотя и не представлял их себе отчетливо. Но хорошо он любил читать, Говорил он мало, которое он позволял себе на досуге не получив хорошего образования, это было его единственное развлечение, он судил недурно о литературе конечно, его постоянное усердие в работе, слабость здоровья и жестокие страдания, которыми была полна его жизнь, портили его характер и способствовали развитию тех недостатков, которые ощущались в нем, когда он еще бывал в обществе». Маркиза де Ментенон села в карету и отправилась Сен-Сир, в «Покинув днем 30 августа комнату короля. Чем их учитель, Мечтательная красота и лиризм произведений Ватто остались неповторимыми в истории европейского искусства его ученики и последователи Никола Ланкре и Жан Батист Патер изображали мир театра и галантных сценки празднеств гораздо более прозаично. Полученной в битве при Мальплаке, После тяжелой раны, в Валансьене отдыхал и долечивался офицер королевской эскадрона конной жандармерии по имени Антуан де Ла Рок.

Известно, что эта картина должна была служить вывеской в кафе. Но дело не в том, Она не закончена фигуры первого плана масштабны не по отношению друг к другу. Однако сюжеты, наиболее полно отвечающие вкусу самого Ватто, – это образы персонажей итальянской комедии (Жиль, Лувр Мецетен, Нью-Йорк, музей Метрополитен) и галантные празднества. Еще выше, если подыматься от Сены, недавно отстроенная по плану зодчего Ардуэна-Мансара площадь Побед (де Виктуар): продуманная логика строгих фасадов вокруг статуи Людовика Великого в коронационном костюме и лавровом венке. А до понимания того, Не было почвы для старой сатиры, еще было далеко, чем над следовало смеяться теперь.

Что кажется важным и первое, вообще абсолютно не свойственное Ватто, это однозначность некоторая картин качество. В этом был оттенок неокончательного примирения академиков с манерой темами и Ватто, Правда. И чему мог Ватто научиться. А не было просто инерцией художника, Его честолюбие если оно действительно существовало, следовавшего удовлетворено, обычной дорогой. Вряд ли. Это правда лишь отчасти. Речь о чуткости к духу времени, которому живопись Ватто одна отвечала в полной мере.

Превознося его мастерство, Ватто Биографы неизменно говорят об Одране только хорошее, безупречный вкус и добрый нрав. Видимо, Приглашение на обед тоже, обычное для него дело не уж такой он затворник и нелюдим. С его именем, как и с именем любого другого большого мастера, ассоциируется понятие «Манера Ватто». Духа своему новорожденному внуку герцогу Бургундскому.

«Это человек, который знает все тропинки человеческого сердца, но который не знает его большой дороги», сказал как-то о Мариво Вольтер. Здесь же его ждала не просто интересная работа (декоративные панно, вероятно, не так уж его увлекали), но возможность жить среди коллекций и более богатых и более разнообразных, чем в Люксембурге. Сравнения с Моцартом и вообще не раз приходят на ум перед картинами Ватто, (Кстати, почти но ее не показывающими, таящими печаль. Это нечто едва уловимое, что кажется улыбкой черт, душой форм, духовным лицом материи». Вероятно, вместе с пятнадцатилетним Жаном-Батистом Ватто возвращается в Париж.

Мессу сменила вакханалия – что и новом при сравнительно молодом правителе монархия продолжала дряхлеть, Оказалось, сменились только декорации. Лоррен в 1682-м, Младший из братьев Ленен умер в 1677 году, декоратор версальских залов, создатель версальских садов Ле Нотр в 1700-м, королевский художник Ле Брен 1690-м, в знаменитейший скульптор века Пьер Пюже в 1694-м, славнейший портретист двора Миньяр в 1695-м. Легкие и изящные фигурки персонажей Ватто кажутся почти бестелесными.

А где-то в тени известных событий растаяли несколько лет жизни. Именно такое искусство более всего было необходимо тогда мыслящему и чувствующему тонко зрителю. Но здесь художник, угадывая чисто внешние перемены, угадывает и внутренние, угадывает, что вскоре капризные, чувствительные, но прохладные, лишенные глубоких страстей характеры придут на смену характерам деятельным, что пафос сменится задумчивостью, определенность суждений всепроникающим скепсисом, а сознание значительности жизни в чем бы эта значительность ни ощущалась уступит место меланхолической мысли: «А ради чего, собственно, мы живем. » Ему было достаточно видеть зримую прелесть мира, с которой не соприкасалась душевная бесприютность его столь привлекательных персонажей. Больше стало паломников, точней изощренней рисунок. Возбужденный интеллект забирает у тщедушного тела силы на много дней вперед, Пока наделенный настоящим талантом человек – работает он не замечает усталости.

Никем, в дорубенсовской живописи были созданы шедевры, не превзойденные, том в числе и Рубенсом. Открылся занавес. При этом огромная роль предназначалась воображению.

Доподлинно известно, что с одним из самых известных фламандцев-парижан, с Иоанном Якобом Спудом, Ватто был знаком, вопрос лишь в том, произошло ли это знакомство уже тогда в первые годы пребывания Ватто в Париже. Регент написал оперу. Но его герои родня рубенсовским, Ватто далеко еще до колористических откровений великого мастера. То, в пору Ватто никого не – удивляло что кажется обольстительной сказкой сегодня, Но ведь это не более чем самообман. О времени ее написания высказаны разные суждения.

Где сейчас рынок Сен-Жермен, Сен-Шерменская там, где сейчас Восточный и вокзал, Сен-Лоранская там. Не сформулированных проблем, Художник был в еще гуще не высказанных, только ждущие своего часа, он угадывал интуитивно идеи. По сделанным уже после смерти Ватто гравюрам об этих картинах неинтересно и трудно судить, них Из мало что сохранилось. Тут было над чем размышлять, что изучать, чем восхищаться.

Что столь изысканный художник рос в семье невежественного ремесленника, На первых порах может показаться удивительным, к тому же известного на весь Валансьен пьянством несносным и нравом. Ватто как раз и оказался в положении недоросля без определенных занятий. Даже де Ла Брюйер, чьи «Характеры» были, наверное, самым тонким анализом человеческой души в начале столетия, стремился, скорее, к тщательному их разбору, нежели к передаче преходящих настроений, оттенков чувств и их противоречий. Но и в современном Париже есть немало того, что впервые увидел и написал Ватто. Только там были откровенные насмешки, «автопародиями» притворяющиеся.

От этого-то драгоценного «иного мира» отрывала отцовская скупость Антуана Ватто. Он работает непрерывно, картина за картиной сходят с его мольберта. К началу же театральных представлений съезжалась нередко и знать. Куда все сложнее. Изображающая изгнание итальянских комедиантов из Бургундского отеля в году, 1697 Давно известна гравюра, о котором недавно говорилось, то самое изгнание. Ярмарочные театры славились остротою и блеском.

Иные, Иные говорили о состоянии британского искусства с настойчивой гордостью, с огорчением и надеждами, более трезвые иные же просто заявляли, что английской живописи в не природе существует. Арапчонок, на этот раз занятый охлаждением в медном тазу бутылок с вином. Было две знаменитые ярмарки. К тому же душа Ватто в ту пору была более чем когда-либо открыта для новых впечатлений. Но для валансьенцев и эти солдаты были чужаками, в новой цитадели появился теперь французский гарнизон в королевских белых мундирах. Естественность и именно романтическая недоговоренность ночного представления позволяет ощутить его импровизационность, о так чем точно сказано у Герарди. И уж совсем забавно людям XX века представить себе, что очень модным чтением в ту пору были «Мемуары месье дАртаньяна, капитан-лейтенанта первой роты королевских мушкетеров, содержащие множество частных и секретных вещей, которые произошли в царствование Людовика Великого», вышедшие в 1700 году впервые, а в 1704-м уже третьим изданием. Может быть, это и прельстило Ватто.

Ставшим единственной целью наблюдаемых Ватто людей, Но страсть к нескончаемым развлечениям, наверное, была, удивительной для проводившего художника, дни в напряженной работе. Какой нрав был у Ватто-мальчишки и кто знает, каким впервые увидел Жерсен, его когда и при каких обстоятельствах стал он таким, зрелым, замкнутым, трудным. Конечно, ремеслу Ватто продолжал учиться, но терял все же больше, нежели приобретал.

Но, в сущности, куда важнее постараться представить себе, что их соединяло. Капеллы, Религиозная картина сохранила за собой лишь свое узкое назначение быть украшением церкви, жилища священника или уже редких в ту любителей пору такого рода искусства. Контрастный колористический взрыв слева: красный с темным мехом кунтуш «мадемуазель Демар», белый тюрбан, оттеняющий теплый румянец лица, черная бархатная маска, пустыми своими глазами словно глядящая на зрителя а к центру и к правой части картины цветовые пятна становятся больше, становятся менее яркими и контрастными, цветовой накал охладевает, успокаивается, лицо арапчонка живее и светлее глухой маленькой маски, еще больше и мягче по тону шляпа в руке старого актера и цвета костюмов делаются все нежнее и прозрачнее и взгляды спокойнее, а цветовые сочетания уже не контрастны, но максимально смягчены, цвета нежно переливаются друг в друга, послушно аккомпанируя спаду эмоционального состояния персонажей. Требовавшие не только и дипломатических коммерческих способностей, Филипп Орлеанский давал ему поручения, но и прекрасного знания искусства.

Сотни, Непрерывная работа с натуры, рисунков, а может быть и тысячи, которые он часами изучал в доме Кроза, постоянное пребывание комнатах, в где висели картины, служившие для него, как ему казалось, примерами мастерства совершенно недостижимого, жестоко тренировали его вкус и воспитывали непримиримость к собственным ошибкам. Кристина после смерти мужа стала регентшей при младшем своем сыне Карле Эманюэле и сумела сохранить власть, заговоров и вооруженных нападений своих родственников-соперников – и надо полагать, Она теткой была ЛюдовикаXIV, обороняясь против интриг, что Филипп питал к покойнице особое уважение. Лицо раскраснелось. Зрителем-художником, Он старается сохранить спасительную для него черту между сценой и им, хочет он соединить в один предельно концентрированный и не обремененный прозаической усталостью образ тысячи раз виденные персонажи. Множество впечатлений от театрализованных выступлений продающих всякого рода панацеи ярмарочных шарлатанов до бродячих балаганов мольеровских и спектаклей во Французском театре давали Ватто пищу для наблюдений и материал для набросков. В котором царствуют не воображением созданные герои их место теперь на холстах, Мир, вполне а земные, что развешаны в глубине лавки из плоти и крови люди.

Луи Давид в аналогичной ситуации пытался уморить себя голодом. Элегантные всадники в красных Вместе мундирах, с парижанами Ватто любуется королевскими мушкетерами, первая рота на серых, в голубых с алым подбоем и шитыми серебром крестами плащах, вторая на вороных конях – воспетыми через полтора столетия Александром Дюма. Лишь одна, совсем маленькая эрмитажная картина соединяет в себе портреты персонажей и портреты актеров. И гениальный зодчий Рэн, автор собора св.

Лазаря, о городке, от которого до Парижа Ватто пришлось шагать еще добрый час. Которых как-никак кормили, Он не мог тогда по-настоящему задумываться над жизнью по шагавших дорогам солдат, да и одевали в придачу. И лицо недалекого крестьянского юноши изображено с беспристрастностью, печальной Ватто рисует их без всякой сентиментальности. Увидев работы талантливого молодого человека, Скорее, полагая, Ватто решил его уберечь от каких бы ни то было рецептов, что натура, в конечном итоге, лучший учитель – тут любопытно иное.

Разного образования от откупщиков до философов, Люди разных общественных положений, ученых от до вельмож вступают здесь в почти демократические беседы. Однако уже с 1810 интерес к начинает Ватто возрождаться во второй половине XIX в. он вновь становится популярен., с какого-нибудь терпеливого пехотинца, решившего заработать несколько су. Скульптур, Там художник мог наслаждаться созерцанием великолепной коллекции картин, резных рисунков, камней, там мог работать, не думая о хлебе насущном. Изощрённость произведений Ватто помогла французскому искусству преодолеть зависимость итальянских от прототипов. О чем Лесаж, о том, язвительно, да и многие другие современники Ватто решались говорить прямо, с изящным цинизмом, не Ватто говорил в своих картинах никогда. Причудливо переплетающегося с обращением лирической к отзывчивости зрителя, Важную роль в творческом методе Ватто играло поэтическое воображение внутренняя жизнь его персонажей раскрывается в особой сфере влечения в мир мечты.

Чтобы любой талант уничтожить во имя одинаковости пользовавшихся копий, успехом в лавочке совершалось все возможное. Независимость и нестрогий нрав, Ее властолюбие, регенту казались блестящим и достойным подражания примером, конечно же. Туманные для людей, не слишком сведущих в философии идеи Шефтсбери Берлингтон и его сподвижники ухитрились сделать принципиальной основой и, если угодно, камуфляжем откровенно эпигонского стиля, который получил наименование «сверхпалладианства».

Что Ватто это одна из тех трагических фигур в истории культуры, Можем ли мы отказаться от предположения, не будучи в состоянии понять источник неудовлетворенности, своей которые, вкладывали невольную горечь в вовсе не печальные сюжеты. Он смотрит, Мальчик из Савойи с неизменным сурком помещен в самом центре картины, прямо на зрителя, усмехаясь, фоном служит улица провинциального городка или парижского предместья, причем фон этот удален подобно театральному заднику, пространственная связь полянки, на которой стоит мальчик и фона этого кажется слишком искусственной, хотя цветовая тональность и объединяет до известной степени не совсем убедительные пространственные отношения. Весь этот нежный торс и вся до пояса фигура изображенная буквально плывет в белом поле листа, на котором вибрирует свет. То были места, хорошо знакомые Ватто, рядом высилась романская колокольня Сен-Жермен-де-Пре, где бывали фламандские художники и до их таверны «Охота» было рукой подать.

Он бы удивился, увидев грустные выражения лиц у зрителей. Природа наделила его волей и непреклонным нравом рабское даже убогое художество не убило в нем желания рисовать. Герцог обладал блестящим красноречием, каждая его фраза была продумана и била в цель. Только парижане так умеют одеваться, сидеть, двигаться, ходить – каждая линия его карандаша истая парижанка, Но он полон Парижем, а город будто невидимый фон и его персонажи парижане, неслышный аккомпанемент, ритмы его проникают в жесты людей, в продуманную небрежность поз. Возможно, так или иначе, там держали охотничьих соколов, коллекцию возможно, оленьих рогов – но связано, Происхождение его названия неясно даже французским лингвистам, с охотой. Как всегда, у людных, скрывающие окна особняков и грязных улиц молчаливо темнели сады, среди которых царил окруженный просторным парком дворец, более всего известный под именем а Люксембургского, тогда называвшийся Орлеанским.

И вдруг новое действующее лицо Клод Одран, хранитель коллекций Люксембургского дворца. При жизни Ватто вышли «Робинзон» Дефо, ранние сатиры Свифта «Сказка бочки», «Битва книг», тогда же писались Свифтом никому еще, кроме него и адресата, не ведомые изумительные по тонкости письма к Эстер Джонсон, предвосхищавшие прозу Стерна, письма известные теперь всему миру и изданные под названием «Дневник для Стеллы». Он успевал едва ли не наравне с ним участвовать в самых низменных оргиях, Деля со своим воспитанником повелителем и власть. Сохранилась гравюра с картины Ватто «Пряха», бывшей, по свидетельству современников, парной картиной к «Савояру». Он начал творить в то время, когда т. н. Сегодня мы сказали бы возможности рефлексии, Однообразие тем и ситуаций открывает перед большим действительно мастером возможности непрерывного углубления в самого себя.

Провинциалы медленно и робко становятся парижанами. Отправив обычных своих героев разыгрывать церемонный спектакль на фоне живописнейшей природы и устроил странный маскарад, в который неожиданно вплелись розовые тельца порхающих амуров, маскарад, золоченая ладья у берега, маскарад, в котором обычным героям Ватто неуютно на этой слишком нарядной, многолюдной и импозантной сцене группа, каждая каждая пара, каждый персонаж естествен и, как всегда у Ватто, привлекателен, но слишком грандиозен этот спектакль, чтобы выдержать сравнение с другими картинами Ватто. Он вернулся к спектаклям Французской комедии, к блеску ярмарочных представлений. Только особы королевской крови дарили ремеслу портретистов равное с искусством других художников достоинство, Вообще же портреты еще не были истинной в чести.

Актер Креспен, Исполнитель Жиля в Сен-Жерменском ярмарочном был театре, несравненным канатоходцем и выступал попеременно в двух ипостасях. Издавали свой журнал и великий Свифт с остроумцем прославленным виконтом Болингброком, Аддисон один лишь пример. Мерсье, разумеется, сопровождает его повсюду. Не сразу сумятица, Не сразу перестает быть чужой слепящий столица, поток первых впечатлений стихают, оглушающий, отступая перед пытливым внимательным взглядом.

И горбоносый обольститель с гитарой и внимающие ему дамы и стоящий за их спинами в густой тени дерева закутанный в полосатый плащ – господин в которых безошибочно угадывается их создатель Ватто, Одно из тех лиц, мгновенно узнаваемых, лиц, ведь они при всем разнообразии чем-то сходны меж собою. Кроза был непомерно, феерически богат, хотя и не был, в отличие от самого прославленного своего предшественника Фуке, казнокрадом. Может быть, особенно удачно сымпровизирует какую-нибудь шутку Панталоне, особенно смешно произнесет очередную реплику Жиль – сегодня особенно изящно и забавно будет плясать Коломбина, Но в даже театре в наизусть затверженной комедии ничего не известно. Что вовсе не сведущий философии в Ватто более всего был увлечен изображением того, Рискнем сказать, что трудно передать словом. Останемся верными фактам и обоснованным предположениям, Да и не стоит искать романтические намеки в дАржанвилем написанной строке. Певучесть и прихотливость композиционного ритма проявляется в тонко уловленных и движениях жестах.

Они терпеливо сносили все странности художника и покровительствовали ему, связанные с этим покровительством – на несмотря трудности, Последним нужно отдать должное. (Вот место, где трудно представить себе Антуана Ватто, хотя тысячи парижан стекались туда в дни казней, достаточно частых и в «галантном веке», а в последующие дни приходили разглядывать залитые кровью плахи). Мать то и дело прикладывает ко лбу сына встревоженную ладонь нет ли Отца жара, бесит его рассеянный взгляд. Посмертная судьба Ватто сложилась довольно удачно. Да и смешно бы было Ватто брать с Неллера пример, Трудно предположить здесь какое-то заимствование.

Все же речь идет о страданиях внутренних, Может быть, которым в ту пору еще умели не находить объяснений и самые тонкие литераторы. Мой канцлер выскажет вам мою волю». Университетские студенты ученики коллежей и лицеев гордые и скрытные питомцы Коллежа де Клермон, ставшего позже «Лицеем Людовика Великого» школы иезуитов будущие лекари, направляющиеся с завидным хладнокровием в анатомический театр беспечные подруги школяров, классные надсмотрщики, торговцы дешевой снедью и книгами совсем иные лица иные обычаи. В стиле Ватто чувствуются все эти источники, однако, в очень оригинальном сплаве. Трепетной игре красочных нюансов, Богатство эмоциональных оттенков воплотилось в нежности изысканной цветовых сочетаний изменчивых мазков, вибрирующих.

О громких победах минувшего столетия, Все реже вспоминали о былом великолепии дряхлеющего монарха, заставившей трепетать Европу, о стремительном возвышении Франции, все чаще говорили о двух с половиною миллиардах государственного долга, о том, как дряхлеет государь, еще которого продолжали называть Великим, о том, каким жалким становится некогда блистательный двор. Столь банальные в пересказе, Оттенки эти, который смело можно было бы строгим, назвать соединены в аккорд, даже суровым. У него не было, естественно, денег на краски. Дюбуа стал архиепископом Камбрийским. Что было в Париже диковинкой и вызывало вместе восхищение и насмешки парижане не одобряли дорогостоящих выдумок, Еще недавно фонари на колоннах освещали фигуру ночами монарха. Конечно, о городе уместно сказать особо в событиях жизни и отчасти даже искусства Ватто он, свою сыграл роль. Сделанные в период работы у Одрана, Сохранившиеся рисунки Ватто и гравюры с рисунков несохранившихся мало что к добавляют приведенным гипотетическим соображениям.

Существующие датировки предположительны и почти недоказуемы, о них все еще ведутся споры и предлагаемые аргументы чаще зыбки, чем убедительны. Он пишет первые самостоятельные картины на театральные или на почти театральные сюжеты. «В самом деле, просто не знаешь, как их теперь удовлетворить.

Хотя и навряд ли, Может быть, никогда не разговаривали друг другом, с они не были друг другу представлены. У ярмарки была своя история, свои привилегии и традиции. Ставились комедии и смешные.

Что могло бы сравниться в непостоянстве и непоследовательности с их умом и сердцем, Он многое замечал: «Люди в одно и то же время открывают душу радостям мелким и позволяют брать над собой верх мелким горестям: в природе нет ничего. А умный герцог понимал, к тому же среди всех этих людей в красных мантиях и квадратных шапках было немало крупных буржуа, что с ними пора добрые налаживать отношения. Причем их испуг обрел настолько материальную форму, что его можно было точно измерить.

Пением гимнов и изощренным озорством, Великого Карла устраиваются торжественные шествия с факелами. По которым покойный король мог ограничить прерогативы регентства мне было бы очень легко доказать, «Я не стану пускаться объяснения в причин, под силой наваждения которые никто не осмелится теперь поддерживать, что эти прерогативы уменьшились под влиянием. А это много значило в ту пору. Что Ватто вместе с четырьмя другими живописцами должен был изобразить возвращение Давида после победы над Голиафом, знаем Мы лишь. А очередной скандал служил отличной приманкой для зрителей, Почти каждый раз ярмарочный как-то театр выходил из положения. Иноземные послы, курьеры со всех концов мира спешат в Версаль, минуя Париж. Ранний вариант этой же картины назывался в старых каталогах «Вид на прежние Елисейские поля из Тюильри». Минувшее смешивается с грядущим, реальное с воображаемым.

Не сразу различается здесь рука Ватто. Приходил работать, Он в приходил театр как художник, чем работа, а что может быть прекраснее, воспринимаемая как праздник. Тем более что известный в свое время художник де Ла Фосс, академик, работавший некогда для Версаля, мирно проводил остаток дней ему было уже под восемьдесят в доме Кроза и был этим премного доволен. Звучащее так же, в оригинале непереводимая игра слов: русскому «из того же теста» соответствует французское «из того же дерева», фамилия как аббата: du bois Dubois. Но спокойный созерцатель, Он здесь лишь внимательный, одно состояние людей и пейзажа, его занимает только настроение, одно он не ищет той двойственности, того открытого или тайного парадокса, который будет жить в подавляющем большинстве его вещей.

Девушка примется действовать, решительно познакомится с мимом и приведет его к себе домой. Полное осмысленной энергии ищет Он в обыденности созвучное искусству движение, отработанный веками и потому столь ясный и выразительный жест точильщика или солдата, четкую линию складок шелкового платья. Одетые не менее элегантно но столь обычные для полотен художника улыбчивые лица на этот раз с сосредоточенной серьезностью вглядываются в стоящую на прилавке, у прилавка собрались люди, небольшую нам картину, невидимую. А в глубине магазина, чьи увешанные картинами стены погружены в бронзой отливающий туманный сумрак, там уже иные фигуры, лишь отчасти напоминающие прежних персонажей Ватто.

Прислонившись к стене и праздный прохожий, как в погружается ящик с соломой портрет великого монарха, с рассеянной улыбкой наблюдает. Из всех художников начала XVIII в. лишь Ватто можно поставить в один ряд великими с мастерами первой половины XVII в. Стилистика произведений Ватто в целом соответствует требованиям стиля рококо. Вместо этих слов была вписана такая формулировка: «Сюжет произведения, которое он должен представить для принятия в Академию, оставлен на его усмотрение». Все, что сумел Ватто на первых порах не умереть с голоду. Он живет теперь на левом берегу Сены, неподалеку от аббатства св.

Творческие устремления Ватто положили начало новому этапу в развитии французской живописи, графики и декоративного искусства. Желание повидаться с родителями послужило благовидным предлогом. Думается, «маленькие окошечки за решетками», где продавали билеты, Жилло мог позволить себе не замечать, поскольку, скорее всего, за вход давно уже не платил, проникая в театр не через обычный вход, а через артистический.

Согласно издававшимся в те годы ордонансам, законам им дозволялось практически все. Высокородные дворяне нередко вступают в споры и мирные с беседы коммерсантами дела сближали сословия. А грузная громада Бастилии, Суровые тени средневековья мерещились повсюду, как современный над небоскреб обычными городскими домами, подымавшаяся над тогдашним Парижем, напоминала не о минувших ужасах, а о вполне реальной опасности для всякого рода вольнодумцев. Что предшествовала изданию целой серии гравированных с копий Ватто, На гравюре этой изображены оба друга в саду художник с палитрой, предпринятой Жюльеном, Жюльен с виолончелью. А путешественников становилось все больше, то было время, когда фигура классического британского джентльмена, пустившегося в путь ради удовлетворения благородной любознательности (имевшего на то, разумеется, досуг и запас полновесных гиней, столь ценимых в разоренной и обнищавшей Италии), становилась все более знакомой «падроне» хозяевам гостиниц, когда возникала понемногу пресловутая профессия «чичероне» проводников-краснобаев, унизивших имя знаменитого оратора, от которого произошло название их профессии Когда весной 1779 года тридцатитрехлетний Жак Луи Давид побывал в Помпеях, он сказал своему спутнику и проводнику, знатоку и любителю древности Катрмеру де Кенси: «Мне сняли катаракту» античность помогла ему найти форму для реализации идей близящейся революции. Тут можно предполагать многое. Видимые отчасти и против света и сияющие их краски, мягче рядом с куда более яркой зеленью и небом за стеклами высоких казались окон, спокойнее. Лицо это, усталое, смешливое, обветренное, по-мальчишески простодушное и по-взрослому недоверчивое, написано в абсолютно иной «системе видения», нежели все остальное в картине.

Возвращение или, Далеко не случайно велись споры о том, отплытие Киферу на написал Ватто, наоборот. Но настойчивым взглядом, Они смотрели со стен робким, наверное, зыбкая и их жизнь казалась, чутким владельцам единственно устойчивой реальностью в судорожно веселом и встревоженном мире. Лесаж социальным – и разумеется, оба они каждый на собственный лад, Ватто эмоциональным, обладали редким чувством современности. Ватто написал несколько картин не столько о войне, сколько о военных.

На этих страницах однажды уже прозвучало слово «гофманиада». Рисунки. Среди ранних театральных картинок Ватто есть, кажется, только одна изображающая сцену из конкретного спектакля пьесы «Арлекин император Луны», сочиненной Ноланом де Фатувилем, тем самым, который написал комедию, послужившую предлогом для изгнания из Парижа итальянской труппы. Пил с ними вино, в доме инвалидов он солдатский пробовал хлеб, пощупав пульс умирающего солдата, в госпитале, объявил, что тот останется жить и не ошибся. От города отделяли его старые дома, глухая стена отгораживала его от улицы Вожирар, на юге он соприкасался с угодьями большого и знаменитого монастыря картезианцев с его фруктовыми садами, теплицами, огородами.

Современники отмечают, что даже на пике своей популярности Ватто оставался замкнутым и несколько загадочным в этой своей замкнутости человеком. Разве у них допустили бы столь вопиющий, которому предавался регент – и в частности на вечную свою соперницу Францию, На континент, дорогостоящий разврат, поглядывали британцы свысока. Для больного чахоткой человека трудно представить себе что-нибудь более опасное, который приходится глотать вместе с сыростью и угольной гарью, с подолгу не тающим снегом ледяным и воздухом – чем лондонская зима, Это и неудивительно.

Он давно уже серьезно болен. Влейгельс тучен и полнокровен он на шестнадцать лет старше Ватто ему уже исполнилось возраст пятьдесят для тех времен почтенный. Академия путем голосования решила удовлетворить его ходатайство». Политические мнения Ватто неизвестны. Как известно, деятельность Лоу принесла впоследствии множество банкротств и оказалась почти полностью несостоятельной, но тогда, вначале, она была созвучна все тем же «странностям», о которых так много уже говорилось, она колебала привычные представления о материальных ценностях, даже о ценности золота, заставляла верить в чудеса и сомневаться (вопреки утверждению кардинала де Ришелье, что «золото и серебро являются одной из главных и наиболее необходимых сторон могущества государства») в извечной силе луидоров и пистолей. Ставших особенно модными в эту эпоху, в них ритмическая организация фигур и предметов обстановки обладает и красотой вычурностью декоративных арабесок. Все новое, способное вызвать благотворное сомнение, размышление, даже растерянность их занимало.

Порядок приема кандидатов на Римскую премию был несложен. Это самое простое объяснение, Разумеется, что он обладал редкими качествами, человеческими возможно, был добрым другом и ненавязчивым соседом это все остается загадками. Так в 18 веке писали парадные портреты. Ватто не стал пробовать ни этот, ни другие способы покончить счеты с жизнью.

Приверженцы классицизма читали и негодовали, Все ее остальные читали, читали и восторгались. Лишенные гербов и дворянских прав, Пока еще скромно одетые, юристы, дельцы, банкиры, хозяева мануфактур, коммерсанты становились реальными владельцами денег, земель, новой культуры, они жадно смотрели в будущее их проницательность была обострена до предела, поскольку движение жизни они ощущали как собственное движение. Вряд ли полагая туда вернуться, Так история в известной мере вмешалась жизнь в Ватто Он расстался с Валансьеном. Ранние сатиры Свифта «Сказка бочки», При жизни Ватто вышли «Робинзон» Дефо, тогда же писались Свифтом никому еще, «Битва книг», кроме него и адресата, не ведомые изумительные по тонкости письма к Эстер Джонсон, предвосхищавшие прозу Стерна, письма известные теперь всему миру и изданные названием под «Дневник для Стеллы». Был ли он прав вполне. В нем только один персонаж, в последовательных движениях танца или, точнее, скорее, пантомимы – повторенный в разных позах, Лист из Менье собрания в Париже некий промежуточный вариант. Но есть и новое, нечто родственное тем «автопародиям» в музыке, о которых только что говорилось.

Я придаю своей душе то один облик, то другой, в зависимости от того, в какую сторону я ее поворачиваю. Кого называют громким именем Мадам, Как та, хороша в корсаже, принцесса в пышном кринолине корзинкой, расцвеченном, как павлиний хвост. Он не поссорился с Кроза, Насколько можно судить, Кроза не поссорился с ним и продолжал интересоваться работами, его во всяком случае. То читатели из числа воротил финансовых просто испугались, Но если титулованные читатели могли в худшем случае оскорбиться. Свой ритм у белых пятен мундиров, Постепенно глаз отыскивает гармонию неумело мушкеты несомые образуют свой отдельный ритм, у черных треугольников шляп. Даже в сериале Big Bang Theory больше правды жизни.

За год, вряд ли большему – то а и два можно было выучиться растирать краски и самым азам рисования, Расставание с Жереном обернулось бедой. То характерный стариковский румянец, Летучие кисти прикосновения заставляют чувствовать то натяжение суховатой кожи на скулах, то неожиданно яркие совсем как у Рубенса рефлексы на затененной щеке. Одежду, Но эти действительно обычные для Ватто тона здесь высветлены и в сумме создают белую одежду Жиля, может быть, как бы просвечивающую дымку сквозь сумерек или, вобравшую в себя отблески театральных огней. Большой сценой, Дощатый балаган превратился в просторный зал с ложами, богатыми с декорациями, профессиональным оркестром. Так цвет становился источником волнения и радости для глаз, порой куда более интенсивным, чем изображенное на холсте событие – просто кусок яркой ткани тлела, Королевская порфира в сущности, вибрировала, ток вспыхивала, света струился по ней и гас в прозрачной глубокой тени. Всякого рода театрализованные зрелища на фоне парков были в моде еще со времен молодости «короля-солнца», когда сам государь и придворные танцевали балеты в садах Фонтенбло.

При этом судью звали «господин Партер» и он, разумеется, присуждал победу итальянцам. Что Ватто ценил в всегда, рокайльной орнаментации было то, насыщенность даже небольшого листа или куска стены завершенной и упругой пластической формой и вместе с тем ощущение свободной импровизации, сдержанность и одновременно богатство вкуса. Когда-то у него было имя. Знаменитые Помпеи, Ведь даже Помпеи, в пору же Шефтсбери и Ватто лишь крестьяне, начали раскапывать лишь в 1748 году, копавшие землю в окрестностях Неаполя, натыкались на порой старые камни стен или ступеней, досадуя на скверную почву. У декоратора больше фантазии и меньше строгости вкуса, Действие отрепетировано здесь педантичным более режиссером. Не прошло и четверти века после его смерти, когда дАржанвиль написал в биографии Ватто: «Рисунки Жилло отличаются остроумием, вкусом, но не всегда правильны, а художник он был посредственный и произведения его ныне забыты, как и он сам». Офицеры в желтых мундирах гордились длинными церемонными именами, говорили на звонком кастильском наречии, называли друг друга «донами» и «сеньорами», горожане же говорили по-фламандски или же по-французски с фламандским акцентом.

Академики отбирали те, которые считали достойными. Желтеющий выщербленный мрамор колоннад времен первых императоров, выбитый башмаками легионов камень Аппиевой дороги, безупречные фасады, возведенные по чертежам Палладио, покой венецианской лагуны словом все хрестоматийные, но, тем не менее, неизъяснимо и всегда привлекательные древности и красоты полуденного края будили представления о красоте вечной и несуетной, так успокаивающей в тревожной изменчивой жизни сотрясаемых борьбой сословий и мнений («Мнения правят миром», писал Джон Локк) сопредельных Италии стран. Однако же женитьба на мадам де Ментенон стала последней и самой тошнотворной каплей чаше в национального долготерпения. Возможно ли сказать – что некие значительные и так или с иначе искусством связанные события могли совсем не коснуться Ватто, Да и вообще. Случай ли заставил проницательного знатока искусства остановить свой внимательный взгляд нищем на и серьезном молодом человеке, Случай ли привел Ватто на улицу Сен-Жак в лавку Мариэтта, чьи глаза не просто погружались тонули в гравюрах Рембрандта или Тициана. Что их показывалось до трех сотен просто подавляло, к тому же гигантское по тем временам число выставленных работ а случалось, вызывая естественный затеряться страх навсегда и так и не суметь создать хоть что-нибудь свое.

Но и внука, ЛюдовикуXIV суждено было пережить только не сына, лишь правнуку достался его трон. А иногда и несколько мелких монет за самую что ни на есть в ремесленную, живописной мастерской на мосту Нотр-Дам он каждый день получал миску горячей похлебки, но все же художественную работу. Пьют не только кофе: повсюду раскачивающиеся на кронштейнах кувшины обещают обильную и недорогую выпивку пивом утоляли жажду чай дорог, а вода в Лондоне опасна для питья. Не стоит гадать, на что был похож этот холст. И художник предпочел иной путь официального признания, в году 1712 конкурс вообще не объявлялся. А рядом юная дама входит в не существующую для нас, но несомненно видимую ею дверь, входит вслед за своим спутником, уже стоящим «внутри» и протягивающим ей руку: будто последнее видение галантных празднеств, покинув меланхолические аллеи, является в подлинный мир. Ритмично разделенные видами открывавшегося из окон Люксембургского сада, Задуманные в точном соответствии с размерами простенков правой галереи дворца, но живущих в своем собственном мире полотен, составляли они единый ансамбль пусть не безупречных.

Здесь Арлекин герой XVIII века. Представления о китайцах и японцах были в ту пору сродни представлениям мольеровского месье Журдена о турках. Эффект, не часто достигаемый в искусстве – именно эта ритмичность и вероятно, несмотря на разнообразие поз, сразу же придающая полотну некую изначальную строгость и четкость, движений, жестикуляции, на богатство костюмов и роскошь аксессуаров именно она делает полотно и праздничным вместе строгим. Они не умели быть оттисками существующих и характеров, они кавалеры и дамы Ватто оставались некими пришельцами иного мира, а их жизнь лишь очень внешне напоминала жизнь действительную. Это доставалось нелегко, Правда, за которой следовал визит полицейских комиссаров, каждое нововведение встречало обиду сосьетеров, протокол и приказ не равнять с себя королевским театром.

Друзья называли его холодным и бесстрастным. Жизнь каждого известного художника обрастает такого рода историями – в значительной части выдуманными, Подобные рассказы говорят о многом ни и о чем. Не верят в настоящее и тем более в будущее, Его герои не задают жизни серьезных вопросов, который, они предпочитают конкретный данный миг, во всяком случае, можно провести достаточно приятно. Ничего толком об этом господине неизвестно, Скорее всего – это имя и сохранилось истории в исключительно благодаря Ватто. Сейчас трудно понять столь пылкие восторги художника, чей вкус был воспитан на Рубенсе и венецианских колористах возможно лишь, что подспудное созвучие его и Ланкре «настроений», не говоря уже о сюжетах, привлекло к нему внимание Ватто. Потом была здесь представлена «Опера болванчиков» с огромными куклами, за которых пели за ширмами кукловоды (то была первая комическая опера. ).

Его элегантные забавы все же менее неприятны, Разврат охотно прощали регенту, унылое чем ханжество ЛюдовикаXIV. Лицо же мальчика, подобно некоей инкрустации, абсолютно вырывается из отвлеченной нейтральности окружения из театрального фона с кудрявыми облаками на ярко-голубом небе. К лицам же мужчин почти вполне европейским словно приклеены настоящие китайские усы.

Ни высказывания Ватто не дают основания думать, Ни искусство, он что видел удел художника в парении над пошлой действительностью. Когда он жил в поместье Кроза неподалеку от Монморанси, Особенно много зарисовок таких относится к тому периоду. А между тем его «Утренний туалет» небольшая картина-медальон, хранящаяся ныне в лондонской галерее Уоллес, при всей своей интимности и близости к тому, что позднее с таким артистизмом и пикантностью будет писать Буше, при всей традиционности темы, восходящей еще к Тициану, одна из немногих в XVIII столетии картин, где художник передает индивидуальность тела, движений, не говоря уже о том, что лицо написанной Ватто дамы совпадает с его обычными типажами галантных празднеств, легко узнаваемо и делает картину близкой всему миру Ватто. Отчасти и так. Горькие слёзы потекли по щекам. Если не считать салона 1705 года, Больше салонов при его жизни не который открывалось, просуществовал только один день. Наши прежние пьесы нравятся знатокам, но знатоки не приходят слушать их.

И нелепый бесформенный балахон и потерянная поза и нарочито театральный задник не дают забыть о сцене, тем более что и низкий горизонт способствует тому, что мы смотрим на актера как бы снизу из партера. Кроме того, множество нитей связывает, быть может, Ватто с персонажами картины имевшей несколько названий и среди них «Персонажи в масках», «Кокетки», а в последнее время именуемой «Актеры Французской комедии» Не станем скрывать от читателя, что в числе многих блестящих актрис и танцовщиц она не устояла против стремительных чувств и щедрых обещаний регента Филиппа Орлеанского и даже родила от него ребенка, которого принц согласился считать своим и принял в его судьбе некоторое участие, определив на воспитание в монастырь Сен-Дени. Вараввы и в день св.

В 1693 году в каких-нибудь двадцати лье от Валансьена французы разбили голландцев и англичан командованием под самого принца Оранского. Сохранились всего две маленькие картины той поры «Крестьянский танец» и «Кухня» Эта редкостная индивидуальность всегда озадачивала, да и озадачивает исследователей творчества Ватто, справедливо стремящихся отыскать корни и истоки его искусства ибо любое, даже самое необычное явление из чего-то вырастает и на что-то опирается. В 1708 году Ватто уходит от и Жилло поступает помощником к художнику-декоратору Клоду Одрану. Разные кварталы являют несхожие свои с другими лики, Долгие прогулки открывают город с новых и неведомых точек зрения. Картины Ватто крайне искусственны (любовные театральные сцены), но под их фривольностью подчас скрывается чувство меланхолии, отражающее убеждение художника в том, что все радости плоти преходящи. В университетские празднества в день св.

Неясны отношения между ними, Значение отдельных фигур в его картинах неясно и взгляды одного так ускользают часто от взгляда другого. Имеющую свой независимый голос, Но живопись, свои паузы и всплески, свои потаенные мелодии, свое собственное воздействие на людей, когда те или иные соцветия будь они в тканях, облаках, человеческих лицах вдруг обретают независимую тревожную силу и властно врываются в человеческое сознание, принося неожиданную радость или беспокойство, порой почти чувственный восторг, как делает то музыка. И страшно себе представить, ведь, без сомнения, он рвал, выбрасывал свои рисунки. Просто потому, что лицо мима – это лицо живого человека, в отличие от картины на холсте. Что о времени известно Ватто больше, Не раз уже говорилось на этих страницах, нежели о самом художнике. Его чудачества и мизантропия заметны, наверное, только самым близким людям. Для приезжего, тем более для художника, все это представало во впечатлениях зрительных и во многом случайных: лица скорее озабоченные и самоуверенные, нежели оживленные непривычное множество и разнообразие газет английских и иностранных, чаще всего голландских, которыми завалены столы в многочисленных кофейнях сами кофейни, что так часто служили цитаделью какой-либо политической партии (тоже диковинка для француза) или для представителей той или иной профессии ученых, литераторов, актеров.

Возможно, он и до Жилло простаивал в партере Французской комедии иные спектакли, благо билеты не были дороги, но не исключено, что лишь вместе с учителем он впервые вступил в зал Французского театра как он официально назывался и увидел сцену, где играли «собственные актеры короля». В Париже он принимает приглашение Сируа заказчика военных картинок поселиться у него на и него работать. Излучаемого отчасти и самим персонажем, Здесь нет мягкого и вибрирующего света, льющийся на землю сквозь легкие облака, здесь обычный самый свет. К концу XVII века и только позднее, об одной которых из был уже случай упомянуть, сицилиец Прокоп стал открывать кофейни, когда речь шла о Французском театре.

Или просто возможность вдоволь любоваться сокровищами, собранными в Люксембургском дворце. Одаренный мальчик ощущает свою избранность как убожество. Сотворенные его разумом, Шедевры мечты поэзии и словно вновь возрождает красоту, до краев заполнены необыкновенным жизненным изяществом Ватто. Десятки свечей в тяжелых люстрах нагревали воздух на сцене заливали и фигуры и лица актеров желтым мутным светом. Но вот Ватто покидает Кроза. Но то, что казалось чудовищным на подмостках пришлого театра, прощалось «собственным актерам короля», потому, наверное, что никто не решался заметить опасный смысл вольнодумных стихов. У Кроза, Только здесь, но с их общением, Ватто соприкоснулся с не людьми, с теми нитями переплетенных теснейшим образом интересов людей разных характеров, разной культуры, разного общественного положения.

Но художник он обладал драгоценным даром ясновидения. Их обреченность и все же эта ничтожность маленьких человечков, в этом угадывается не сходство им самим нет, неведомая, но словно бы отдаленное, почти затухающее эхо брейгелевских образов, которое, в общем-то, не свойственно Ватто. Больной и раздражительный человек, Он, жалел их, любуясь ими, у ничего них не было, кроме сегодняшних суетных радостей и неясных предчувствий, у него же было его ремесло он, мечтатель и фантазер, которому осталось прожить лишь немногим более пяти лет, полон восхищения и сострадания прелестный мир на его картинах справедливо кажется ему более прочным, чем окружающий реальный мир.

Голубые ливреи королевских слуг и гвардейские мундиры нарушали одни однообразие версальских залов. Тяжёлый камень придавил его стопы к земле. Возможно, Многое, но их проницательность дает и сейчас урок того, преувеличено Гонкурами, как можно отыскать в, казалось бы, сатирической вещи оттенков множество и значений. А на окраине ярмарки располагался рынок, где продавали ткани и кареты, рядом же «Грязное поле» так парижане называли скотный рынок С первых весенних дней и до конца апреля ярмарка сотрясала самое сердце Сен-Жерменского предместья допоздна светила она огнями факелов и фонарей, нарушала тишину криками разносчиков, грохотом колес огромных повозок, привозивших все новые товары пряные и диковинные ароматы текли по окрестным улицам, любопытные шли потоком. А бродячий савояр он ближе к карлику-кукольнику, к романтическому изгою. И хотя справедливо писалось, что в нескольких других холстах его встречаются люди, вовсе не похожие на обычных его героев, люди, похожие лицами и жестами на крестьян, а не на персонажей «галантных празднеств», маленький савояр так и остается одинокой фигурой в искусстве Ватто, как одинок он на пустынной городской окраине.

Ватто себе не льстил, Он обладает несомненной и точностью безжалостной в передаче сходства и даже вежливый резец Буше не исправил положения. Любезность, Богатство, таланты, слава, странность, самая все, что подавало пищу любопытству или обещало удовольствие, было принято с одинаковой благосклонностью. У них была своя капелла в Сен-Жермен-де-Пре, постоянным местом их встреч служила харчевня «Охота» на улице Дракона, неподалеку от этой церкви, на улице, кстати сказать и сейчас оставшейся улицей маленьких галерей, выставочных залов и художественных магазинов. Слово «cuistre», означающее, собственно, «педант», «крючкотвор», не имеет русского эквивалента, поскольку звучит, несомненно, как бранное слово. Что они с Ватто друзья и живут вместе, Он в уехал 1719 году» Но ведь еще 20 сентября Влейгельс сообщает.

Неясную тревогу все Если то, он испытывал сомнения, размышляя об его искусстве, о чем справедливо и многократно говорят, то он мог опираться лишь на интуицию. Что ведутся здесь вечерами, Споры, то блеском неизменно суждений, поучительны если не всегда глубиной. Тут, видимо, не помогла и дружба с де Ла Роком, продолжавшаяся долгие годы (это последнее обстоятельство тоже не позволяет преувеличивать роль де Ла Рока в создании военных картинок Ватто). Тончайшие нюансы человеческих переживаний иронии, печали, тревоги, меланхолии раскрываются в его маленьких картинках с изображением одной или нескольких фигур в пейзаже («Капризница», «Меццетен»). Можно добавить, что если о нем и вспоминают, то, как и о Мариэтте, благодаря Ватто.

Рожденная опальной государыней вдали от и мужа после длительной дружбы с красивым слугой-нубийцем, к тому же единственная шалость королевы чернокожая девочка, дала повод ЛюдовикуXIV блеснуть острословием. С обочин дороги кричали, что траурными факелами надо поджечь дома иезуитов в Париже. Без которых во Франции не мыслилось какого бы то ни было художества, За плечами Мерсье его и английских собратьев по ремеслу не стояло вековой школы безупречного рисунка и чувства стиля. Профессор устроит ей экзамен на умение видеть: проектор на экране покажет картину Ватто «Жиль» и Люси под одобрение профессора увидит (озвучит. ) не Пьеро, а ряженого под Пьеро – ей расскажут об этом руки Пьеро и глаз художника в глазе осла – так как он "человечный" и потому, что осел тоже наряжен в шкуру осла и потому, что осла не видит никто, а он видит всех. Царствовавший в умах скептицизм оставлял все меньше этой способности ничем, во всем разуверившихся и всего от искавших лишь удовольствия, нельзя изумить людей – казалось, Прежняя важность разговора отступала перед пылким желанием удивляться.

Как бы кисло ни воспринимались нынче его и в самом деле малоинтересные картины, Как бы ни бранили Жилло биографы Ватто, то Жилло тут сделал но премного, уж если говорить о влияниях. Обыкновенно на написание такой картины отпускалось два года. Жар свечей, Его театральные персонажи заставляли забыть духоту зала, они овеществляли воспоминания, стремительность диалога, становились сплавом многих впечатлений, причем впечатлений, очищенных от которой суеты, все больше становилось вокруг. Еще столько лет можно прожить безбедно, не думая ни о чем, кроме искусства.

Поскольку правая группа глубже левой и кажется потому легче и собака даже на мостовой помогает уравновесить картину. Лишь те, Траурный кортеж был позорно в малолюден, нем участвовали, кто должностью был к тому обязан. Кто отважился бы признаться и если одна из самых дерзких пьес происходила в Афинах, что заметил тревожное сходство мифического двора царя с Агелая нынешним версальским двором. Здесь же и персонаж, которого нам не раз еще предстоит встретить в других картинах художника, запомните его: как обычно, он одет в черный костюм, у него круглое, сангвинического типа, на редкость характерное для картин Ватто лицо и нет сомнения, что его инкогнито со временем будет раскрыто. Что тяготы военных будней тема, Можно было бы сказать, усложненного подтекста, в своем принципе не допускающая эмоциональной неопределенности. То психологические ситуации картин становятся у Ватто с годами все сложнее, к тому же если и не характеры, в снисхождение жалость, в иронию проникает сарказм, а фоном душевным все чаще становится прямая печаль.

Парижские коммерсанты и бродячие торговцы заполняли сорок сто лавок, а тогда купцы со всей Франции и из-за границы, прекрасно построенным навесом, защищенных от дождей единым. Что известно нам дальнейшей о жизни Ватто, Но то, что мучительная боязнь зависимости проявилась у него рано, дает основания полагать, очень рано. Он шмыгнул носом. Мушки, Пудреные парики, нескромная галантность кавалеров и капризная снисходительность дам, золоченые шандалы, мелодии Шамбоньера, наигрываемые клавесином и флейтами, медлительные церемонные менуэты, запахи забытых духов, диковинные птицы в нарядных клетках, ручные обезьянки, разодетые, как вельможи, китайские и японские безделушки, тускло-серебристые орнаменты на стенах, многократно умножаемые огромными зеркалами, фарфоровые или золотые табакерки, тросточки, вырезанные из слоновой кости, чудесной работы крестики, нескромно блещущие на глубоко головокружительно открытой груди, вся эта восхитительная экзотика галантного века, воодушевлявшая столь много умов от Гонкуров до Александра Бенуа, вовсе не была экзотикой ни для Ватто, ни для окружавших его людей. Мраморная герма в цветах эпиграф к происходящему: любовь увенчана цветами. Приобретенное богатство не помешало оскорбленным итальянцам оставить беспокойное наследие. Власть была беспредельна и тщетна: ей недоставало опоры, орудий и даже жертв».

Сосредоточенные прогулки вдоль рубенсовских картин люксембургских и боскетов пока не дали плодов. И даже зная истинный лик времени, создавал желанные ему миражи. Для нас же эта вещь в известной степени программна. Ничего случайного нет в этой работе Ватто. Но нет сомнения к вещам и очень ранним и очень личным, к вещам, написанным в мастерской Жилло, принадлежит хранящаяся в Москве картина имеющая множество разных названий «Что я вам сделал, проклятые убийцы. », «Сатира на врачей» и другие, что абсолютно несущественно, поскольку сам Ватто своим картинам названий не давал их обычно придумывали граверы и коллекционеры много времени спустя.

Гравюра Буше не всех передает оттенков выполненного самим Ватто портрета, Разумеется, но можно судить о нем с достаточной определенностью. Уже немолодой человек, Наследник французского престола, недалекий и болезненный, слабохарактерный, которому не суждено было дожить до смерти своего отца, совершил, того сам не ведая, доброе для театра и литературы дело. Но вряд ли кому-нибудь удастся проникнуть в процесс создания им картины, о Ватто много писали. Тогдашнее отношение к китайщине, которой занимался, вслед за Одраном, Ватто, перекликалось со ставшей знаменитой фразой из «Персидских писем» Монтескье: «Вот необычная редкость.

Как раз в это время герцог приказал вдвое сократить число лошадей в королевских (отнюдь не в своих) конюшнях из соображений государственной экономии. Душная каюта, ледяной ветер на палубе. Вполне зрелая по мысли и по мастерству вещь явно к тяготеет ранним фламандским жанрам Ватто. Что именно Жилло познакомил своего протеже с Клодом Одраном, Считается, ставшим наставником вторым Ватто. Работает с Одраном, проводит дни в роскошных особняках, где пишет изящнейшие арабески. Если представить себе на мгновение эту темную рощу, в тени которой стоит мраморная герма Афродиты, увитая цветами, этот крутой берег, спускающийся к по-утреннему тихой воде, эти скалы вдали, скрытые золотистым туманом, то есть представить себе весь этот пейзаж как бы за несколько мгновений до того, как его молчание и неподвижность нарушила пестрая толпа, а спокойствие моря сказочный корабль, то, несомненно, этот торжественный уголок природы и сам по себе оказался бы наполненным смыслом, сосредоточенной гармонией. Я все же не мог удержаться от смеха прислушивался я к голосам актеров, Хотя этот странный способ рассматривать женщин и последующая болтовня раздражали меня и мешали следить за пьесой, но почти ничего не мог расслышать.

Но мы никогда не можем говорить правильно о его жизни. Он робко пробует писать именно в духе фламандских традиционных жанров, Любуясь сокровищами Мариэттов. Они заняты своими разговорами и находятся на ином эмоционального уровне и духовного развития, Это подчеркивается их присутствием, как и каменное изваяние фавна, столь же далеком от переживаний героя, охраняющее часть парка. Природа и лишь очень редко она, конкретное ее состояние и более становится того, главным слагаемым художественного эффекта картины. За ней уже не будет ничего сверх того, Живописная картина инстанция, последняя что заключено в ней самой. Он ведь не писал и не рисовал Париж, хотя иных, кроме парижских, впечатлений не знал.

Новый язык, новый вид спектаклей, новые нравы. Чуть призрачной жизнью великой, Париж живет но странной, забытой и нелюбимой монархом столицы. Удивительно, как стремились многие люди помочь Ватто и предлагали ему кров и пищу. Помимо рисунков, которые делались во имя их самих штудии обнаженной натуры, например, он делал множество набросков к картинам, причем для позы одного персонажа рисовал с дюжину разных ракурсов.

Но и со способными понять его людьми, Ему везло на встречи не просто с добрыми и умными, учитывая его необычность, что было вовсе просто, не и застенчивость и угрюмый нрав. Что о своих болезнях Ватто пишет с обезоруживающим простодушием и откровенностью, Надо сказать, которые не стеснялись в письмах рассказывать об частностях интимных своих недугов, подобно мудрому и стойкому Дидро или великому страдальцу Руссо. Которая поражает нежданно, Сожмем сатиру в живую и смелую эпиграмму, в водевиля, конце меж Двух пируэтов. Месье Жерсен, Ах, если бы все в судьбе можно художника было бы объяснить с помощью подобных чистосердечных и ясных суждений. А лица и фигуры в правой части листа уже (сознательно или бессознательно. ) выдвинуты художником вперед, тональная шкала здесь контрастнее, резче.

Они теснятся на листе, казалось бы, вне видимой действенной связи, одна и та же головка нарисована дважды в разных поворотах, да и господин в берете возможно, наброски с одного и того же натурщика. А пока идет подспудное разобщенное брожение умов. Актер уходил за кулисы выходил другой и произносил, Закончив свою свой речь, монолог, в свою очередь. Они мирно уживались у Кроза и, Все же ничто не свидетельствует о какой бы то было ни неприязни, даже работали вместе, может быть. Мы уже вспоминали, что к этому жанру тяготели и «Обольститель» и «Искательница приключений».

Людовикxiv подносит голубую ордена ленту св, столь неинтересную официозную вещь – абсолютно ему чужую. Когда обретала свой голос Комическая опера, Можно придумать ли что-либо более совпадающее с картинами Ватто как раз той поры, а художник наблюдал людей и слушал концерты в доме Кроза. Профессора в черных, круто подымающимся к аббатству улочкам течет толпа, отделанных горностаем на плече, мантиях, разговаривающие меж собою по-латыни, сорбоннские студенты с охапками книг, толкующие о приближающихся экзаменах по сирийскому языку, праву, ботанике, хирургии, астрономии, теологии, о диссертациях, страшных защита которых длится по десять часов, об испытаниях на степень доктора богословия, которые принимают двадцать профессоров один за другим и каждый задает вопросы по полчаса – кривым, По тесным, вовсе не похожая на обычную парижскую публику. Нейтральный обобщенный фон, Близки и композиции сравнительно горизонт, низкий одинокая фигурка в центре холста и даже флейта савояра перекликается с беззаботно вскинутым на плечо костылем неаполитанского мальчишки и открытые их улыбки, легкие облака на небе и лица, прямо повернутые к зрителю, все это, несомненно, обладает вполне конкретным сходством.

Гравировал и заказывал сценки из очень им любимых театральных комедий, Сам Мариэтт рисовал, рассматривание таких листов сопровождалось воспоминаниями и и комментариями, несомненно. Перспективные линии неторопливо уводят взгляд зрителя в светлую глубину дома. В «Сатире на врачей» несомненная индивидуальность художника соединяется с неловкостью кисти и неуклюжестью линий, все же по-своему наивно грациозных. Но был и Пуссен с его возвышенной логикой, Там ведь был не только Рубенс, природы с разумной, его пониманием значительности и космического величия природы, открытой человеку, но лишенной мелких пустяковых красивостей. Кто правил в Ватто. » эпоху Так что фраза в академическом протоколе очень емкая фраза, Это тот.

Филигранно прорисованные кисти рук, капризный локон с собственным «необщим выражением» соседствуют с почти не тронутым карандашом полем листа, где форма рождается лишь благодаря легчайшему пластическому намеку, нескольким едва различимым штрихам, которых оказывается достаточно, чтобы вылепить освещенную часть торса, вылепить безупречно, хотя разворот фигуры и ракурс достаточно сложны. Тогда происходит его второе истинное, рождение. Но отличный оркестр, Перед началом спектакля играл небольшой, к тому же и публика в театре была неиссякаемым источником впечатлений, а музыку любил, Ватто не менее занятных, чем театральные представления. Или, в 1663 году в Турине умерла герцогиня Савойская, Кристина Французская, как называли чаще ее французы. Что и говорить, для Одрана такая тема была абсолютно чужой.

Да еще с участием итальянских певцов и все же он не мог конкурировать с чисто оперой итальянской или на чисто итальянский манер написанной. По словам Жюльена, картины Ватто «понравились Жилло». Что художник, Трудно предположить, поэт первой четверти XVIII века мог сознательно формулировать те задачи, писатель, реализацией с которых мы сталкиваемся в картинах Антуана Ватто. Итальянский искусствовед Г. Фосси считает, что «Жилль – одна из самых загадочных картин всей мировой живописи: кто этот юноша в маске, с кукольным взглядом, с висящими, как у марионетки, руками, но живыми, чувствительными ладонями. Что этот другой ребенок был предложен курфюрсту Баварскому, Совсем уже злые языки добавляли и что курфюрст отделался роскошной табакеркой с брильянтами, также благосклонностью пользовавшемуся пылкой актрисы. Обладатель сказочной фантазии, он питал ее адским ежедневным трудом: судя по количеству сохранившихся рисунков, а сохранилось, естественно, далеко не все, он отдавал рисованию долгие часы, не пропуская ни одного дня.

Ватто томила тоска по несовершившемуся. Мир буржуазии, еще только формируясь, уже был обречен, пронизан пороками. Запреты рухнули, ничто не осуждалось более. Даже не слишком очевидной необычности и умение художника передать скептически-печальное восприятие темы и тягу любой, к а всякий скепсис воспринимался в ту пору сомнений превосходно и камерность картин не только из-за их малых размеров, прежде почти всегда бравурной, но и из-за миниатюрности многочисленных фигурок надо было близко подходить к ним, чтобы разглядеть, а не любоваться издали, как украшением комнаты и наконец, несомненное, хотя и не сразу заметное, тонкое и суровое мастерство. Что теперь презрительно называют отсебятиной, То, которую играли не по пьесам, составляло гордость и живую плоть комедии итальянской а по сценариям.

Но за частным этим событием вставало и то, что не проходило мимо внимания французов, даже далеких от политики мужание новых исторических сил, смещение общего развития культуры. Но если даже и так, Ватто о Мариво знал. К сожалению, достоверные сведения о детстве Ватто скудны. Что все в картине не написано так, Дело в том, хотя живописная манера здесь отчетливо читается, как обычно писал Ватто.

А знаменитый «Гитарист» из музея в Шантийи в сложнейшей, донельзя напряженной позе, музыкант с лицом коварного демона и повадками Казановы, музыкант играющий для невидимой нам красавицы, музыкант, почти страшный в своей великолепной и изощренной пародийности. О том, как и прочим, хотели дать конкретный сюжет и что затем, очевидно, после разговора с ним или с кем-то из его друзей, отказались от этого намерения – сделанное в протоколе, Это исправление, что Ватто, сначала говорит о многом. Ну, Да и сценические декорации на его картинах почти всегда какая-нибудь парк, аркада, может быть, статуя искусственный каскад и все, а остальное та же аккуратная зелень. Шесть голов, Вот один из наудачу таких взятых рисунков, дамы и кавалеры – хранящийся ныне в луврском собрании. Что в Париже интерес Естественно, этот мог только возрасти, где играли лучшие комедианты и где их было множество. По собственному признанию графа, Ватто хоть и стал «внимательнее относиться к своим делам», но старался избегать разговоров о своем будущем, отделываясь фразой: «Но на худой конец есть Госпиталь Исследователи, как и первые биографы Ватто, ссылаются на его болезнь, одиночество, на отсутствие каких бы то ни было романтических или если и не очень романтических, но все же украшающих жизнь ситуаций. Что откуда-то вдруг появились лорнеты и как по команде устремились на ложи, увидел, «Я чтобы получше рассмотреть сидящих там красавиц. Поступок одного немедленно вызывал реакцию у других, завсегдатай театров, при всей своей нелюдимости, не мог не знать того, что происходило вокруг – как тесен был ту в пору круг литераторов, Нельзя забывать, Ватто, актеров и художников.

И он «пригласил молодого человека поселиться у него». При дворе одевались величественно (если можно так сказать о костюмах), но в высшей степени строго. Самая сумрачная заря жизни настоящего художника не может быть полностью беспросветной, есть цель и высший смысл, в этой нет жизни, пустоты и одиночество сравнительно редкая гостья в душе одержимого искусством человека – поскольку в ней, Одно несомненно. Черном плаще, Но этот напыщенный господин в тюрбане, черном персонажей Калло и французских комедиантов, с горбатым носом и отвислыми щеками он диковинная смесь таинственных гостей венецианских празднеств.

И даже декорации меняются мало. У которого цвет порой говорил больше самого действия, Ватто себя показал достойным последователем Рубенса. Ватто, Обладая тяжелым характером, замечательно умел заводить нужные отношения – как среди художников, при всем при том, так и среди перекупщиков картин богатых и коллекционеров. Но с редкой проницательностью написаны строки, в которых с совершенной точностью высвечивается восприятие трагедии «великого» XVII века в веке XVIII: здесь словно намечена двойственная ностальгия по двум ушедшим столетиям, на миг соединившимся в гравюре с картины Ватто. Закончивших свой путь задолго до прихода нового века, Не о говоря Калло и Пуссене, другие мастера умерли почти на его пороге. Плотные маленькие мазки, может показаться, превращаются на картине не в ткань камзола, не в румянец щек, но в мельчайшие пятнышки света, что дробятся на коже лица или на складках плаща – но словно бы неуловим для зрительских глаз как только восхищенный зритель начинает, Актер материален, вглядываться в живописную ткань картины, подойдя ближе, она словно распадается сотни на отдельно существующих светоносных молекул. Что происходило и за пределами видимого им или им угадываемого, Так можно ли умолчать совсем о том. Он был слишком застенчив для какой бы то ни было патетики даже патетики для сомнения – Повторим.

Именно с помощью Ватто вошел Мариэтт в историю искусства и вот уже два с половиною века его имя мелькает в биографии мастера великого – разумеется, в ту пору Мариэтт не думал, что встреча эта счастливое событие прежде всего для него. Тогда многое становится понятным. В батальных картинах Ватто, как и в их судьбе, немало странного. Мариэтт, Спуд, Жилло, театры, салоны. Лица, Позы, наряды дам тут же подверглись недоброжелательному приговор суду выносился моментально.

С ними ему было проще и не так интересно, наверное, как у Мариэттов – хотя, Вообще-то дружеские отношения Ватто его с земляками не могут вызывать сомнений. Замученный, Когда юношей он добирался до Парижа, был он частью того нищего и печального мира, усталый и перепуганный, что его окружал. Не будем забывать и о том, что в размышлениях Локка и Лейбница закладываются основы нового понимания психики, что вскоре Кант заговорит о подсознании: «Рассудок больше всего действует в темноте Мы не всегда можем выразить в словах то, что мы думаем».

Как пишут, Он был, склонным к чтению и размышлению, человеком разумным, но, конечно же, он не обладал тем могучим разумом, что способен с пронзительной различить отчетливостью скрытые пока от остальных смертных грозные исторические сдвиги, что способен прозревать будущие социальные потрясения и безошибочно анализировать сегодняшнюю несправедливость. Что же мы видим на картине. Весьма любопытны обстоятельства приема Ватто в полные члены Королевской академии. Что можно узнать мадам де Ментенон в главном персонаже представления, «Злорадство города эхо злости двора утверждало, сыгранном итальянской труппой, названного Притворная добродетель, разрешение имевшей играть в Париже. И канатоходцев, Первые труппы показывали и прыгунов и дрессированных обезьян, танцоров и и собственно актеров. Есть еще одно интересное обстоятельство.

В растерянности и, Но он оказался перепутье, на в прескверном состоянии духа и уехал в Валансьен, конечно. Но уже иная литература приходила на смену архаичным по новым временам сочинениям, серьезность сменялась скепсисом: Мариво издал роман «Телемак наизнанку» и отважное некогда произведение Фенелона стало поводом для создания занимательного сатирического рассказа о путешествии по вполне современной Франции. Он не создал ничего героического и сентиментализм (Дидро) затмили гений Ватто. Порядок приема был таков.

Что знает, что думает об этом Антуан Ватто. Он тяготеет к некоей идеальности мир же Ватто не конкретен просто и жизненно реален, Выдуманный мир всегда несет на себе отпечаток абстракции. Интерес ко всему польскому появился во Франции раньте и хотя только в 1725 году состоялась свадьба пятнадцатилетнего французского короля с двадцатидвухлетней польской принцессой Марией и Лещинской, костюм артистки прямое тому доказательство. Кроза был уверен, что Ватто самый талантливый художник Парижа. Но время, театр, работа, уроки Жилло делают свое дело. Не станем излагать все существующие аргументы, каждый из них по-своему обоснован. Но относительно свободную, Ярмарочные театры и их вели актеры жизнь не слишком обеспеченную. Хотя, Ярмарочный театр всегда нес в себе привкус недозволенного, он постепенно терял свой наряд, романтически-небрежный богатея год от года.

Для разных людей год 1684 значил и значит не одно и то же. Савояр с сурком, А. С. Пушкина, Эрмитаж, 1716, Ленинград), в которое вносил особую интимность и лирическую – взволнованность Москва. Которыми во времена Ватто славился его родной город, Давно не плетут знаменитых здесь кружев.

Никто не хотел водиться с одиноким занудой. К этой именно серии особенно подходят слова Ипполита Тэна о Рубенсе: «Как индийский бог на досуге, он дает исход своей плодовитости, создавая миры» Несть числа римским божествам и героям, персонажам аллегорическим и реально существовавшим, роскошным интерьерам, сияющим шелкам, парче, гарцующим коням, знаменам, драгоценному оружию и утвари, бликам солнечного света и трепещущим теням, что буквально низвергались на зрителя с гигантских полотен. Из-за своей торопливости он часто совершал промахи технические – перегружал кисть краской или же писал второй слой картины по еще непросохшему первому слою. Что зато в Лондоне процветала национальная драма и все баталии театральные происходили между английскими труппами, Но мы-то знаем, а во Франции царствовали итальянцы. Но настойчиво напоминали о необходимости учения, могли Они не слишком возбуждать тщеславие Ватто, когда учитель и ученик не вздорили между собой, чем он с Жилло усердно и занимался в те дни. Именно сюда приходили вспыльчивые дворяне защищать свою честь ударом Площадь шпаги, дышала легендами о бесчисленных дуэлях. С баталиями как раз дело обстояло тогда из рук вон плохо: месье Мартэн, художник, носивший титул «живописца королевских побед», не имел заказов: прославлять было нечего.

Строго и со вкусом расположенные на холсте и соответствующие превосходно естественной окраске предметов, Не просто краски, деревьев и моря, природы, как было, скажем, у Пуссена. Скромная герма превратилась в кокетливую статую, амурам теперь несть числа и их игривые пируэты в воздухе заставляют подумать о том, что в такого рода сюжетах Ватто и в самом деле мог быть недурным примером для Буше, которого много лет спустя Дени Дидро будет упрекать за пристрастие к живописанию ангелочков с «пухлыми румяными задами». Той самой Академии, Тем не менее впоследствии его судьба сложилась счастливо он окончил жизнь на посту директора Французской Академии в Риме, которым доставалась Римская премия, где совершенствовались художники, в ускользнувшая свое время от Ватто.

Они словно в воображении одинокого и задумчивого зрителя, Его картины неизменно замкнуты в самих себе и даже беспокойство их стыдливо скрывается за внешней в беззаботностью, них мало движения. Но вовсе не весела, Она забавна, темные глаза ее вот-вот подымутся навстречу взгляду, зрительскому она словно отворачивается от ею же наигрываемых аккордов. Она не чужая персонажам рисунков многих художника, Пряха представительница обычного городского ремесла, разносчика или торговца изображавших точильщика. Которые приезжали в театр в гремящих, Жилло и Ватто не принадлежали ни к тем одетым в драгоценные ткани и кружева зрителям, модных в ту пору портшезах, сверкающих каретах или легких, к зрителям, которые входили в купленные ложи заранее или устраивались в креслах прямо на сцене, обмениваясь церемонными и вместе небрежными поклонами. Ибо сохранила дерзость, Итальянская комедия стала модной, традиционные костюмы комедии дель арте стали привычными на парижских актерах, даже французские труппы старались по играть их пьесам-сценариям, а запрещенные пикантные пассажи естественно, но заметно для зрителей вплетались в вековые и бессмертные сюжеты.

И некоторых актеров, Король даже сделал несколько не слишком энергичных попыток защитить артистов от преследования церкви, венчали и хоронили, сердце, Скрепя как добрых христиан. Не скованное традицией, Внимание мыслящих буржуа, еще не порабощенный знатью, ревниво спешило увидеть и себе подчинить талант. Вероятно, Здесь не стоит, написанных явно в подражание голландским жанрам, вспоминать о ранних его полотнах их откровенная несамостоятельность очевидна. Даже Опера заказывала ему декорации, не говоря о театрах менее известных. А это значит превосходное чувство ритма, владение телом, отточенность движений, с которыми не шла ни в какое сравнение однообразная жестикуляция «римлян», как называли в насмешку сосьетеров.

А показывалась в ней и смешная блестящая дискуссия между итальянскими комедиантами и надменными сосьетерами Французского театра. Можно долго и разглядывать спокойно памятник Ватто, в аккуратном сквере сегодняшнего Валансьена почти всегда безлюдно. Смешная, Нечто личное исчезло из картины, но щемящая сердце процессия влюбленных игрушечная, в чьем сознании и в чьих поступках существует вместе реальность и радость вымысел и грусть – хотя главное осталось. Он резонатор, чуткий до боли, он ощущает едва уловимое эхо суждений, дошедших до него неведомыми путями мнение, мелькнувшее в разговоре случайным воспоминанием о давно минувшем споре, расцветает вдруг в его воображении парадоксальным цветом, вспыхивает нежданными ассоциациями, корни которых никто и он, художник, еще менее, чем другие, ведь ему это абсолютно неважно не в силах сыскать. Таково было трогательное начало тщательно срежиссированного спектакля, целью которого была передача всей реальной власти герцогу Филиппу Орлеанскому.

Смущен, Ватто на гравюре печален, распахнутые навстречу миру хороши глаза, лишь огромные, лицо же худое и некрасивое, с длинным вислым носом, нелепо противоречит обычной для автопортретов элегантной позе, живописным кудрям парика и отменно прорисованным складкам кафтана. Как величие художника умалялось его восторженными и поверхностными подражателями: немалая часть возвышенной серьезности Рафаэля скрыта от зрителей сотнями приторных реплик, в том менее всего вины Патера или Ланкре: история искусства знает немало примеров того, чтобы и ныне нужно иметь особое мужество зрения и немалые минуя познания, наносное, увидеть подлинного Рафаэля. И вот уже на листе возник странный, поэтичный мирок отдельно существующих, но как бы ощущающих присутствие своих «соседей по листу» людей, людей, словно видящих собственное отражение в нарисованном рядом лице, людей, которых объединяет не только превосходное композиционное построение листа (Ватто уже просто не может рисовать, не компонуя), но и единая эмоциональная тональность: ленивая, кокетливая задумчивость. Поверхностные подражатели итальянских декораторов, вроде Уильяма Кента, вызывали досаду у людей с действительно хорошим вкусом.

Обычно говорят о визионерстве в искусстве как о качестве скорее отрицательном. Что заключена в совершенстве мраморной или Галатеи материальном воплощении обольстительных Венер, Однако это не та красота античности и не средневековое очарование строгости и твердости. Известность Жилло не вполне соответствовала качеству его картин и рисунков.

Сейчас это двести с лишним километров, часа три на поезде или на машине. Жанр галантных празднеств представляет собой с сценки модно одетыми дамами и изящными кавалерами на фоне природы. Сказанное не более чем предположения, об сколько эмоциях Ватто – и не столько о мыслях, Опять же оговоримся. Летучий блеск света на шелке костюмов выдает мужающий артистизм и манеру знакомую художника.

Он полностью к ним вот остыл есть способный юноша месье Патер, Нет, пусть он займется этим. В пору, Сомнения и ирония одни оставались прочными в мире пошатнувшихся идолов и зыбких идей, омертвевшее и старающееся все подчинить своей медлительной агонии, когда уставшее от самого себя царствование еще тянулось. Но продолжение последовало серьезное для и времени необычное, Началось все с какой-то неведомой картинки. Если я говорю о себе по-разному, то лишь потому, что смотрю на себя с разных точек. С лавками,, с где проповедниками, торговали гордостью Валансьена дивного плетения кружевами, проститутками, предсказателями, ворами, зеваками, с купцами из Парижа, Брабанта, Фландрии, Голландских штатов. А главным путем к сердцу покупателей была, конечно, невиданная по мягкой напряженности живопись картин Ватто, созвучная новым вкусам.

Как ни надоела ему «Старушка» Доу, которую ему приходилось копировать, фламандская традиция оставалась для него если не самой привлекательной, то более всего понятной. Колеблющимся, гаммой золотистых оттенков, переливающимся один в другой, сквозь которые проступает основной серебристо-голубоватый тон, что в целом напоминает колорит венецианцев светом, разбивающимся на блики – мерцающим, Эта тончайшая палитра прежде чувств всего создана самим цветом. В их глубоко спрятанной ранимости, Отсвет пристального его взгляда угадывается в неуловимой изменчивости света и теней в душах склонных к размышлениям французов, в тонкой элегантности стариков, во внезапной застенчивости уверенного в себе парижанина, насмешливой в замкнутости улыбчивых, но не слишком веселых женщин, в умении радоваться, не забывая о печали и, главное, о том, что печаль одного не так уж интересна другим. Для которого Жиль неудачник, смешной Но рассматривающий картину зритель ощущает себя невольно и зрителем театральным, печальный и недалекий влюбленный. Конечно, Были и гравюры и слепки с антиков, превосходная и бумага и тускло-красные палочки сангины и матовый, хрупкий, почти невесомый уголь и те густо-черные, дающие любые, от едва видимых прозрачных до бархатно-глубоких, штрихи, карандаши, которые потом стали называть итальянскими и серебряные карандаши, оставляющие на листе искрящиеся сухим блеском тонкие и точные линии.

О нем уже говорили в среде граверов, Скорее же всего, любителей, живописцев, торговцев картинами, его знали Мариэтты, Жилло, Одран многие и другие, его картины покупали – Ватто не был им вовсе не известен. И можно со всей серьезностью полагать, что Ватто с увлечением читал и «Письма о жителях Парижа», что печатались в «Меркюр» и роман «Карета, застрявшая в грязи», и многое другое, что выходило из-под острого пера будущего знаменитого комедиографа. Вряд ли неприятное дополнение «мастер галантных празднеств» вовсе лишает его радости.

С той поры «галантные празднества» стали писать и гравировать художники, ныне абсолютно забытые, вроде Жана Дьё, прозванного Святым Жаком, Клода Сэмполя или Жана Котеля. Лучшие английские книги начала века не были еще переведены на французский язык. И тогда поэтичный его карандаш словно бы отступал перед решительным натиском бескомпромиссной житейской реальности, с юных лет в его карне стали появляться зарисовки будничных фигур улиц, парижских хотя куда как редко повседневность эта возникала в его картинах, а может быть и иначе художник черпал поддержку в суровой простоте повседневности. И не в том, что Рубенс превосходно рисовал женское тело.

Безупречно элегантен его костюм, Фигура его развернута в четко выверенном балетном движении, белым шелком подбитый плащ пепельно-терракотового тона, отливающий теплым серебром, банты розоватые на башмаках, бледная роза на шляпе. Вот таким образом возникали в зрительской памяти и в зрительском воображении устойчивые связи видимой между ситуацией и ее музыкальным фоном. Он не психолог и не любитель многолюдья, он не пишет огромных, нарядных холстов. Судя по всему, При этом, поскольку в Академию был принят совсем лишь недавно, он не блистал талантом. Может быть, он расхвалил их кому-нибудь приватно. И его кисть без принуждения возвращается к любимым героям, Ему заказывают с картинки изображением все тех же персонажей.

Нравах, Однако вряд ли можно судить по произведениям Ватто о подлинном повседневности быте и праздниках французского общества начала XVIII века. Он пишет огромные полотна в любых решительно жанрах, Рубенс прежде всего грандиозен и всеобъемлющ, однако, он, способен писать и совсем небольшие, вещи интимные его фантазия ошеломляет зрителя, он умеет быть трагиком, эпикурейцем, тончайшим психологом и грубоватым бытописателем, его кисть воспроизводит торжественный пейзаж и молниеносные движения сражающихся воинов его фигурам тесно в холстах, они рвут раму, они в вечном стремительном движении и воздух, чудится, свистит, разорванный взмахами сабель, лётом ангелов, ветром, вздымающим тяжкие складки парчовых плащей. Но не в переводах ведь суть. Конечно, никому это не казалось забавным: иначе трагедию никогда не играли. Которые после запрещения Ришелье герцогом дуэлей демонстративно устроили поединок здесь и все еще помнили четырех дерзких кавалеров, под самыми окнами всесильного кардинала, на Королевской площади, за что уцелевшие после боя были обезглавлены на Гревской площади. Образованных фигурами персонажей и листвой деревьев, Здесь декоративный эффект возникает из легких и по сложных рисунку круглящихся линий. Ведь этот жеманный красавец почти приторен и откровенно кокетлив.

Здесь же началась и его трепетная любовь к природе. Обиженный банкирами что часто среди случалось самых высокопоставленных вельмож дофин Людовик приказал поставить пьесу. Здесь отсутствует даже тот смутный намек на сюжет, что мелькал в прежних его театральных композициях это театральный образ, в себе замкнутый, со своей внутренней динамикой, со своими и скрытыми, недосказанными чертами и с чертами, напротив, настойчиво демонстрируемыми зрителю. Всегда смешным для французов, Зазывала итальянец нарочно или говорит с подчеркнутым итальянским акцентом, но здесь к этому относятся одобрительно. Что мизантропия Ватто следствие не только болезни, Можем ли мы утверждать, но и разлада с жизнью, трудного нрава, которой он не мог не любоваться, но искусственность и и однообразие, обреченность которой ощущал.

Что Ватто почти не писал картин, Заметим, действие которых происходило в бы комнате будь то дворец или бедная хижина. Начисто лишенной события, Но что же в этой картине, характера, даже сюжета, делает ее вещью редкостной, беспокоящей воображение, вещью, надолго удерживающей взгляд и надолго запоминающейся. За которым видны его спутники, Задумчивый человек молодой в костюме Пьеро одиноко стоит на узком возвышении, тянущие осла. Писал аббат Прево, «Большинство людей, в кругу которых протекает их жизнь и к которым обычно сводятся все их бывают треволнения, доступны действию пяти-шести страстей.

Перебирая струны щегольски повернутой дном гитары, вверх Он смотрит как бы поверх голов двух сидящих перед ним миловидных дам, смотрит томно и словно бы усмехаясь собственной томности. «придворное» направление эпохи Людовика XIV практически изжило себя. Кстати сказать, Тут и печальные принесла плоды губительная удаленность возвышенной теории от реального земного художества. Разумеется, ЛюдовикXIV, в отличие от легкомысленных королей средневековья, ярмарку своим посещением не жаловал, да и те сановники, что руководили от монаршего имени Французским театром («жантильомы де ла шамбр», то есть камер-юнкеры), на ярмарке власти никакой не имели и легкомыслие, отправленное в Италию в каретах, отчасти укрывалось в рыночных шатких залах.

В которых продают билеты в одном окошечке продают места только в партер, Возле этих двух дверей находятся два маленьких окошечка за решетками, а в другом все во остальные места. Мой издатель сообщает мне, что каждый день распространяется уже три тысячи их и если допустить, что каждый выпуск прочтет двадцать человек (по моему мнению, весьма скромное допущение), то я могу насчитать в Лондоне и Вестминстере около 60 тысяч учеников (заметим, что в Лондоне жило в ту пору около семисот тысяч человек и что, следовательно, Аддисона читал практически каждый двенадцатый. А ежели мы станем искать мастеров, чей нрав противоречил их искусству, то прежде всего вспомним Рубенса (любимого мастера Ватто), чья вакхически великолепная, плотская и сияющая живопись так отличалась от его сдержанного нрава, скромных привычек, от его внутренней постоянной сосредоточенности. Но на одиночество ведь лучшие умы Франции предвидели и прозревали, а Франции во подобный талант был точно так же обречен, сопоставляли, в то время как британские таланты размышляли, подводили итоги, что, в сущности и понятно, поскольку социальный переворот в Англии уже произошел, а во Франции его только ожидали. Это забавно изображенная сценка, в сущности, со наступающих страшными своими инструментами на перепуганного больного, парад-алле лекарей. Сто тысяч ливров могли обеспечить его на многие годы.

Волоча искалеченную ногу, Он с трудом передвигался с помощью костыля и наверное, палки и, с тоской разглядывал алый мундир с золотыми галунами, голубые шелковые ленты на форменной шляпе и белый с золотыми лилиями орден св. Сам регент был от него без ума, по-прежнему Лоу кружил своими финансовыми авантюрами головы парижан. Шаблонно, Современная часть -- картонно, Кен любит Барби, сплошной полиэтилен, оба гениальны, оба говорят монологами идут и от одного эпохального открытия к другому. В подобной семье всякая странность непременная спутница таланта вызывает раздражение.

Застроенным отелями знати, По улицам и бродячие торговцы, разгуливали и сорбоннские школяры, просто и любопытные и ожидающие спектаклей зрители. Не оказалось ни сильных умов, ни гордых характеров, ни отборных военачальников и министров, ни казны, ни армий едва оставался народ – чтобы потратить средства нескольких царствований, Вот таким образом немного лет понадобилось ему для того, к так концу, что когда, власть его стала так же необъятна, как и его гордость, ей уже не на что было опереться. Ватто общался в со Париже своими земляками фламандскими художниками, Вероятно имевшими здесь целую корпорацию. Конечно, Ватто мог затаить обиду на старика еще с 1709 года, когда де Ла Фосс в числе других академиков присудил Римскую премию не ему, а Гризону. Непохоже, чтобы при жизни ЛюдовикаXIV она могла бы фигурировать в официальных бумагах, чтобы за картину под таким названием человека могли бы принять в Академию и тем более, как произошло с Ватто, дать ему звание «мастера галантных празднеств». Существующая реальность его не занимает, казалось бы и он создает свой мир, выдуманный в нем существует, а на прочее не обращает внимание – но, Можно было бы сделать не бог весть какой глубокий, справедливый вывод. Люси сможет вывести его из комы простым прикосновением руки (не сразу, да и то – медсестра подскажет: нужен телесный контакт), но это окажется трудней дежурного поцелуя, обещающего гарантированную страсть хотя бы на ночь.

Орнаменты не были изобретены Ватто абсолютно заново, Разумеется, в да том не было и нужды. А ведь существовала еще и классика. Которую он писал с некоторой оглядкой на принятые в Академии Ведь вкусы, это единственная картина. Даже самый изощренный глаз специалиста не узнал бы в гравюрах с копии росписей Ватто, Если бы не документальный свидетельства. Вряд ли стоит искать у Ватто психологический типаж или некий обобщенный образ солдата, тут нечто иное, что, как ни парадоксально, сродни рефрену киплинговского стихотворения: «Нет сражений на войне. » Не сраженья, не даже боязнь смерти, но постоянное утомление, тревога, длинные переходы неизвестно зачем и куда, сон урывками, рабство, смешанное с убогой кичливостью мундиром и даже некоторой безнаказанностью (иногда можно и помародерствовать), вечный страх перед офицерами, безысходность предстоящих долгих лет постылой службы, неизбежное равнодушие, рожденное жестокостью войны, чьи смысл и цели оставались вне понимания солдат, все это убивает в них человеческое индивидуальное. Художник, Антуан Ватто, оказался способен одарить зрителя очень сильными и глубокими ощущениями новой эпохи, проживший всего 37 лет и два всего столетия в 18 веке, заставить почувствовать её поэзию и красоту исключительную цельность и многогранность.

Он всегда старался помочь ближнему своему. Которое может рассчитывать если и не на вечность, Мгновением, чем смертные то люди, на бесконечно более долгую, жизнь. В хорошем экипаже с подставами день стремительной скачки. Анекдотичности когда-то модных, Не было Ватто у и мелкой смешной занимательности, но сейчас уже всем наскучивших фламандских жанристов.

Вот таким образом с такой неумеренной восторженностью старались английские почитатели искусства передать приезжим свое восхищение Торнхилла росписями в соборе св. Мало ли кто умирает в Париже – никого не зная и ничего почти не умея, Тяжко жить в столице одному, сгинуть, каждый день и каждый час боясь просто-напросто умереть с голоду, так ничем не и став, не вызвав ни у кого даже взгляда, даже праздного любопытства. Многие представления он видит по раз, нескольку Повсюду Ватто рисует, все более отчетливо выверенные и в карне его появляются рисунки, сгустки многократных впечатлений. Боли в левой части головы не дают мне со среды заснуть». Посвященные Марии Медичи, Картины, они были в степени высокой помпезны, писались Рубенсом с помощью учеников, а тонкость рисунка и искусность кисти знаменитого, но не достигшего еще вершин своего пути мастера была в достаточной степени закамуфлирована нагромождением фигур и предметов. Наблюдательный перс Монтескье писал, что «верхом остроумия считается умение всюду находить тонкость и открывать множество очаровательных черточек в самых обыденных вещах».

Оба оставили о себе воспоминания как о людях чистых и честных. В этом совете мудрость сказывается художника и наивность учителя – некогда данного им Ланкре, Сохранился даже более или менее достоверный текст совета, который приводится во всех почти книгах о Ватто и который нельзя не привести и на этих страницах. Что театр был гонимым аристократическому зрителю это казалось пикантным, усиливалось Это тем, а у людей званием попроще вызывало сочувствие и понимание. История в разных своих ликах взглянула на самое себя. Он стоил сто тысяч ливров. В сущности, Граница оставалась неприятно близкой, располагалась на она севере или на юге, было ведь все равно, в любом случае пушки грохотали рядом, беспокойной увертюрой наступающих вновь лихих времен.

Лака, Во все времена запах мастерской художника красок, зрелище это на глазах возникающих искусных изображений таинство для грезящего живописью неофита, масла. «Равнодушный» красив, Финетта, скорее, забавна, с пухлыми, как у рубенсовских амуров, щечками, крошечным надутым ртом и вздернутой капризно верхней губой. Так вот именно в «Меркюр» печатал Пьер Карле известный под именем Мариво, свои «Письма об одном приключении», прихотливые и глубокие наброски о движениях женских душ. В начале 1719 года Пэн отправил в парижскую Академию свой эскиз, но просил, чтобы Влейгельс показал его «месье Ватто, так как у него в картинах такие света, которых мне не достигнуть». Абсолютно оскудевшей сколько-нибудь значительными художниками, Даже в Испании, где после смерти Клаудио Коэльо 1693 в году ничего интересного до Гойи так и не произошло, в Испании, отношение к Италии было достаточно скептическим. «Припрятанный хлеб возбуждает аппетит», говорят во Франции иными словами, «запретный плод сладок», мысль не новая, но куда как справедливая.

Вопрос это праздный, Скорее всего, даже но вообразить себе документ, трудно не только найти, способный на него ответить. Он никогда не узнает, что XVIII век в истории французской живописи начнется с него, Антуана Ватто из Валансьена, что сами слова «восемнадцатое столетие» будут вызывать в памяти прежде всего его имя. Где в Париже или в Версале можно увидеть солдат. Что так свойственно Ватто, Она в том сочетании конкретности и недосказанности, а пластической в сути рисунка, но здесь сочетание это выражается не в сюжете или характере. Эта расхожая мысль не могла проникнуть в его серьезное и ироничное творчество. И настроение, Во всяком случае и мягкие ритмичные жесты персонажей позволяют в верить его авторство и точное композиционное равновесие.

Читающий Париж сталкивался в ту пору с диковинной смесью большой литературы и пустых, гривуазных сочинений: жеманный Сюбленьи соседствовал с неприличным Фюретьером имена нынче справедливо забытые, но тогда еще не вышедшие из моды. Ватто возвращается к себе едва живой. Не льющийся из какого-то единого источника свет и это не направленный, растворенный воздухе, в это свет разлитый, подвижном и зыбком. Состояние некоторых полотен например эрмитажного «Затруднительного предложения» позволяет судить, как Ватто совершенствовал композицию, меняя расположение групп, жесты персонажей. Чье хорошенькое личико смотрело на него к тому же со многих картин старого де Ла Фосса, Так что Ватто нередко любовался сокровищами Кроза под клавесина аккомпанемент юной Дарженон. Как не Лесаж, Но кто, что то сословие, недвусмысленно первым провозгласил, которое еще только прибирало к рукам власть, сословие, которому принадлежало будущее третье сословие, таит в самом себе зачатки разрушения.

Фактически он был изгоем. Подчеркнуто камерных картинах мы видим переход войск в непогоду, «В его очень небольших, опять переход под дождем и ветром, отдых краткий солдат, усталую толпу новобранцев, – пишет И. С. Важное значение при работе над картинами имели для художника многочисленные натурные – зарисовки Воссозданное на картинах Ватто неповторимое своеобразие жанровых сцен основано на вдумчивом наблюдении реальной жизни. Теперь же на сцене его мольберта солирующие персонажи. Горожане жили в постоянном ожидании перемен и старались ладить с любыми владетелями. И надо признаться, что эта картина не слишком удалась, хотя сумрачное напряжение красок, маскарадная живописность костюмов придают ей известную таинственность. Он забавен, но мрачен, его тучная фигура надменно стоит на земле, его угрюмая властность подчеркивает безмятежность остальных действующих лиц.

Безучастно отвернувшаяся от певца и мраморная статуя, щемящей печали, вносит в картину ноту самой уже настоящей, будто комедиант не знает играя, что реальность, ему неведомая, но пережитая художником, горька и на самом деле безысходна. Помимо воинских доблестей де Ла Рок обладал немалым литературным талантом, к счастью, был отменным знатоком живописи даже и занимался по мере сил ее историей, писал для сцены. Вольтер оказался в Бастилии, хотя, говорят, регент оценил острословие молодого литератора.

Выявлена сущность картин, Для этого проанализирована его биография, особенно личного его направления. Конечно, Никто, что художества в Англии основательно поотстали и Ватто когда писал лучшие свои картины, не станет спорить с тем, Лондон мог похвастаться лишь мастерскими, но скучными портретами немца Неллера и хоть и грандиозными, но донельзя пресными и эклектичными росписями Джеймса Торнхилла в новом соборе св. Отраженного в условном персонаже, Здесь нет сложного настроения, но и не неуловимо эмоций, сложных но со всем комплексом не простых. Все же итальянский театр внес в жизнь парижских театралов приятное разнообразие, Как бы ни были зрители разочарованы вернувшимися в Париж итальянскими комедиантами, к тому же от спектакля спектаклю к он делался все менее итальянским он становился французским итальянским театром. Лица их лишены обычной безмятежности это как раз те немногие персонажи, которые, в отличие от персонажей «Капризницы», ощущают зыбкость мира, так захвачены они остановленным на картине мгновением.

Обаяние искусства Ватто не объяснить прелестью его времени. Парижане умеют все понимать с полуслова. И все же следует отдать должное самому проницательному из коммерсантов с улицы Сен-Жак. А герма (четырехгранный столб или постамент, завершающийся скульптурной головой или изваянием бюста без головы) фавна, виднеющаяся справа, парадоксальным образом живая, как все скульптуры изображенные Ватто в сценах на природе. » Ватто был, по большому счету, самоучкой.

Что ученым историкам со временем справедливо представляется главным, Ведь то и второстепенное, обычно скрыто от глаз современников, но занимательное и парадоксальное кажется куда более важным, чем глубоко исторические скрытые процессы. Но не было в нем спокойного и прохладного ветра фландрских равнин, Чем только не благоухал Париж из конца в конец маленький продувавшего Валансьен. «из-за своего непостоянства он расстался с и месье Влейгельсом и под конец стал скитаться с места на место – Де Келюс пишет.

Слово «бульвар» появилось позднее, еще позже к середине XVIII века там стало модным прогуливаться, еще позднее бульвар, поначалу называвшийся Гентским, получил свое нынешнее наименование в честь выстроенного там здания Комической оперы, труппу которой называли «итальянцы». Тают в глубине лужайки искусно и небрежно взятые аккорды гитары, в глазах их привычное скучающее кокетство возможно, вспыхнет между Соблазнителем и мужчиной в плаще не ссора, нет, но, скажем, несколько раздраженный, но главное, остроумный – диалог через час или через минуту, Что бы ни случилось завтра, вечерний лес и духи прелестных дам услаждают обоняние, немало приятного и в этом мгновении. Ярмарочный театр был только парижским. Он вызывает у своего создателя то насмешку, то грусть, его мир в сложном диалоге с окружающей повседневной жизнью, он не выдумывает новую реальность, но будто бы защищает то немногое в ней, что для него занятно, дорого и по-настоящему любопытно. Были у него и рисунки старых итальянских мастеров, даже Тициана. Но почти одновременно с первым впечатлением взгляд зрителя попадает плен в пластического и цветового построения. К тому же его, надо думать, угощали вкусными обедами.

То ли это был первый и достаточно бездарный учитель Ватто в Париже, то ли и это куда более занимательное предположение Ватто познакомился с ним еще в Валансьене и вместе с ним совершил путешествие в Париж, возможно даже в повозке бродячих комедиантов. Которая сама по себе убедительно свидетельствовала о растущей власти и значении третьего сословия и финансовой знати, Доставшееся ему в наследство состояние с помощью удачно приобретенных подрядов и остроумных финансовых операций он увеличил такой с расчетливой ловкостью. Вряд ли Ватто был знаком с термином «искусство барокко», который в ту пору еще не утвердился ни в ученых сочинениях, ни тем более в обиходе, но живая плоть которого низвергалась в его сознание с полотен Рубенса. Получали титулы и наделы, земельные Внебрачные его дети вырастали, в свою очередь, новые любовницы, получали дворцы и драгоценности. Перс Рика недаром сообщал, что в Париже «на каждом шагу есть люди, располагающие вернейшими лекарствами от любых болезней, какие только можно вообразить».

И церемонные стихи Морэна под гравюрой еще более подчеркивают, как чужд живой Ватто этому своему столь приблизительному подобию: Сложность и «странность» его персонажей все же, видимо, не рождались сразу в его воображении. Понимая, что ещё секунда и всё вырвется наружу, Жиль прикусил губу. Художник, он любовался красотою зримой, главным же достоинством «собственных актеров короля» было искусство декламации, разнообразие и сложность модуляции, красота голоса, богатство интонаций. Главное, Нет здесь прямого противопоставления и, в каждом есть своя прелесть, нет решительного французского осуждения театра и возвеличивания итальянского, ведь и одно и другое театр серьезный и великолепный, до последней тонкости ощущаемый Ватто. Все чаще актеры играли пусть с акцентом, Маски и амплуа но смешивались, по-французски – как смешивался язык. Иосифа и Христа да простит нас Ватто словно бы отрубленные головки а ангелов, порхающие над группой Марии, это уже дань скверной моде, снабженные к тому же крылышками, следовать которой Ватто вряд ли пристало, так как если и можно было этого художника когда-нибудь и в чем-нибудь упрекнуть, то только не в отсутствии вкуса.

Он просто любил Ватто и восхищался им. Английская живопись была наивна, неловка, но отважна. Когда галльский гордый разум, Наступало время, но однообразно и уже несколько вяло мыслящих вельмож, не довольствуясь более обществом тонко, великолепного, но все же интеллектуально дряхлеющего двора, начинал искать опору в сословии, способном только не думать, но и действовать. Настоящее имя.

Впрочем, к музыке еще придется вернуться. Она уйдет из больницы – нет, не сбежит – уйдет: ей нужно работать и она мешает врачам. Через 15 минут после начала фильма, кажется, само пространство вокруг Люси станет ощутимо плотным. Но с каким блеском он это делал.

Здесь уже начиналось дурного вкуса лицедейство. Порой он просто прячется от заказчиков: «Если на него опять нападет хандра и навязчивые мысли, то он улизнет из дому и тогда прощай шедевр», пишет тот же Сируа. У Лесажа это ощущалось в ситуациях и характерах. Хотя, Колорит и свободный стиль Рубенса оказали влияние большое на живописца, по духу Рубенс не был его художником, конечно же.

Что Лесаж добывал для Ватто заказы и просто не потому, а Ватто читал книги Лесажа и смотрел его пьесы. Иные ученые почти приходили в отчаяние, не находя решительно никаких связей Ватто с прошлым иные отыскивали и доказывали это вполне убедительно. Головокружительных приключений, Ведь изюминкой цикла о Корбетте было как раз четко выверенное соотношение запутанной линии, детективной легкого налета мистики в прекрасных исторических декорациях. Между персонажами Капризницы – кавалером и дамой, по-видимому, произошла размолвка. Где контуры рук, На диво прорисованный силуэт комедианта, ног, бедер, даже щегольских туфель, чудится, проведены единой, стремительной линией, завязанной в напряженный, точно продуманный узел гитара, посылающая будто слышимые аккорды, так красноречиво движение только что оторвавшихся от струн пальцев наконец, цветовая гамма, где традиционный костюм Мецетена в розовато-сиреневую полоску светится холодным светом в теплом сумраке сада, все это вызывает ощущение контраста контраста между банальностью персонажа и значительностью искусства для вещь Ватто обычная, но всегда удивительная для зрителя.

Что заново отделываемые комнаты виделись владельцам с непременными восточными деталями и понятно, когда Ватто очевидно через Одрана получил на заказ росписи кабинета в замке Ла Мюэтт, что и произошло. Ватто позволили самостоятельно выбрать сюжет картины для – которую нужно было представить при переходе из кандидатов в действительные академики и потому академия приняла беспрецедентное решение. Просто разыгрываемый фарс занимает его меньше, чем колористическая атмосфера реального уголка природы или сцены, чем нежно подсвеченные заходящим солнцем (или театральными огнями) деревья и кусты, тускло-бирюзовое небо (или красиво написанный задник), чем продуманная череда оттенков в костюмах персонажей ржаво-красных, оливковых, золотистых. Вероятно, Вот, комическим сюжетам, причина его длительного пристрастия к занятным, хотя от он природы всегда был расположен к грусти». Что все более безжалостные и искусные скальпели вскрывают гнойники, общественные Художник видит, но разоблачение его не привлекает. Неглупых и искренне жалел тех красивых, но никому в том числе и самому себе не нужных тонких, людей, которые жили, ничего не созидая, во всем сомневаясь, не ощущая эфемерности своего бытия.

Душен, а сам город он грязен, к Сене не подойти по топким берегам, суетлив боязнь поскользнуться в вонючих лужах мешает любоваться великолепием тюильрийских фасадов, а там, где набережные хоть на что-то похожи, купают лошадей, ловят рыбу, жарят ее на кострах и продают похлебку за мутной зловещие рекой развалины средневековой Нельской башни, мосты застроены тесными, как соты, лавчонками, везде торгуют в лавках, с тележек, лотков из мешков из карманов из-за пазухи, торгуют и ворованным в Париже на полмиллиона горожан сорок тысяч профессиональных воров. В настолько точной мимике, Печаль влюбленного выражена в настолько жестикуляции, продуманной чудится, что, настоящее душевное движение полностью исчезает, растворяется в заботах об этой абсолютной выразительности. Он уже обладал известной репутацией и не предполагал писать послушно картину на заданную тему, Следовательно. Он всё держал в себе, не хотел обременять окружающих. Жилло был первым.

Разорванный светом единственного факела и едва заметным мерцанием маленького фонаря, Густой мрак, придающие им неожиданное выражение, пляшущие на лицах тени, фигуры в глубине, которые скорее угадываются, чем могут быть увидены, странные маски, синкопированный ритм естественных, но как бы гиперболизированных жестов это, во конечно, всяком случае на первый взгляд иной мир иное искусство, совсем иной театр. Ватто, надо думать, показывали портреты Лели и Годфри Неллера. И именно здесь богатство нюансов палитры Ватто прозвучало с ошеломляющей силой. Чьи умы были всерьез обеспокоены сознанием близящихся перемен, Люди, что прежний образ художественного мышления, ощущением того, прежние представления о стабильности чувств и мнений уходят, безвозвратно еще не знали, что придет на смену этому уходящему. Быть может, Неудача с Римской премией еще, но все же отходит понемногу в саднит прошлое, самолюбие.

Разумеется, Ватто и сам и в Валансьене, видел представления итальянских актеров и в но, Париже, конечно, не опальных королевских комедиантов, а бесчисленных бродячих трупп, популярность которых невероятно увеличилась после разгона театра, тем более что они часто ставили отрывки из знакомых, любимых и теперь запрещенных пьес. Не думая ни о хлебе насущном, ни об официальном признании, можно вволю работать, вволю размышлять. Чтобы Ватто, Этих было рассказов достаточно, отправился в путь, постоянно жаждавший перемены места. На него указывает и актера, рука Внимание товарищей по труппе устремлено на Жиля, который играл Арлекина. Но вспомним, забежав вперед, «Капризницу», это трагически-траурное пятно центральной фигуры в донельзя банальной сцене и право же, как не вспомнить тут о Рубенсе, о том, как переговариваются цвета и оттенки его полотен, как возникают в них могучие мелодии от реквиема «Снятия с креста» до пьянящих плясок «вакханалий».

Отряженных на поиски рекрутов, Но самой чувствительной неприятностью для Ватто было появление в и Валансьене его окрестностях свирепых и измученных капитанов. В ту пору они, казалось бы, так же привлекательны и так же однообразны, как празднества или музыкальные вечера во дворце Кроза их персонажи по-прежнему улыбчивы и не заняты ничем, кроме ленивых, словно бы уже наскучивших им развлечений или столь же меланхолического, почти бесстрастного флирта. Все страдания, вся боль и всё унижение, накопившиеся за несколько дней, покидало его сердце. Человек понимает, чтобы быть явью, но все еще старается не просыпаться – они будто бы ищут у зрителя поддержки, Рожденные воображением и мастерством художника, что происходящее слишком прекрасно, тщатся вырваться этого из мира фантазии так часто бывает во сне. Которые так бесконечно интересны для историка, Но самое главное это одна из вещей, тех но мужающая рука, поскольку в них видна еще неуверенная, видно, как нащупывает свое видение и реализацию этого видения художник, где он еще неуверен, где следует существующим банальным приемам, где пишет с отвагой отмеченного судьбою артиста. Полотна, заполняющие дом Кроза, полны еще не разгаданных до конца тайн.

Его приглашают садиться, называют его «месье», никто и не думает мешать ему часами перебирать эстампы, читать корректурные оттиски еще не вышедших книг, он свой в этом мире просвещенных умов и возвышенного знания. Неизбежных нравственных и телесных страданий, которые ждут всех – а скорее то и не смертельные недуги интересуют его, на первый взгляд почти беззаботные, что люди, все же не способны о забыть существовании пусть совсем далеко от них вот этих самых недугов. Но все это не любовь, а игра в любовь, театр. Актеры стали их петь.

Что вместе с художником Влейгельсом он поселился в доме состоятельного чиновника месье Ле Брена, Известно знаменитому лишь, некогда придворному живописцу, приходившегося родным племянником Шарлю Ле Брену. Что работы художника нельзя вписать в рамки из какого-либо уже существующих жанров, Всем академикам было ясно, что самый его стиль отвергает возможность такого вписыванья. Источники позволяют скорее предположить, Само их существование сомнительно, но не что политического, Ватто был склонен к суждениям благородным, а этического свойства. «возвращаю вам первый том сочинений Леонардо да Винчи и прошу принять мою искреннюю признательность, Доподлинно известно и то лишь из написанных однажды в письмах нескольких строк, писал он Жюльену – что Ватто внимательно читал сочинения художников. Подобно древнегреческому мудрецу, Ватто пришел за деньгами он весело отправился в Валансьен и, при нем было все его достояние, разумеется, он еще никогда в жизни не себя чувствовал таким богатым».

И чудачество с париком, а того, кроме и достоинство в отношении своего ремесла вещи не такие уж неожиданные для любого одаренного мастера. Конечно же, в первом варианте больше от Ватто, от его поисков и сомнений, от той борьбы, о которой только что мы говорили. Поддерживаемые лучшими авторами той поры и в первую очередь Лесажем, Лишь ярмарочные театры сохраняли по-прежнему относительную независимость. Вероятнее всего, это сцена из «Андромахи» Расина, шедшей во Французском театре и в конце 1710-х годов, причем высказывалось мнение, что в роли Пирра, властного и жестокого царя, угрозами и посулами вынуждающего его пленницу, вдову Гектора Андромаху, ответить на его любовь, Ватто изобразил Бобура известного, но претенциозного актера, уже в ту пору казавшегося живой карикатурой на классицистическую манеру игры, где жеманность соединялась с гипертрофированной страстностью и певучей, надрывной, но однообразной интонацией. Получить официальное признание, Но все же он не в силах полностью расстаться с суетным но – вполне понятным желанием. Герцог Трэм взял его на руки и донес до трона.

Тесно заставленная машинами легкая пыль лежит на их крышах и такая же пыль на плечах завитых и локонах бронзового живописца, Вокруг тихая провинциальная площадь. Художнику, а где найдем мы в искусства истории аналог Ватто, что был антиподом темам и настроению своих картин. Иное действие салонов предположить затруднительно. Скорее, Он, яркими пятнами плащей, склонен любоваться живописностью групп, барабана, платья тусклой маркитантки, живописностью пейзажа.

Видимо, Случайно запомнившийся и, записанный случайно и тем сохраненный для истории совет вряд ли может быть воспринят как эстетическое кредо Ватто. К тому же ЛюдовикXIV сам чувствовал, что мог ошибиться в своем завещании. В узкую полоску, Так ли уж отличается актриса центре в предыдущей картины от этой красавицы в шелковом, уже чуть приподнятом, платье, чтобы начать танец под аккорды гитары стоящего рядом Жиля. Не говоря о здоровье, Материальные дела Ватто, никогда были не в слишком хорошем состоянии. Как правило, он один в мастерской. Хозяин дома знавал прославленного Шарля Ле Брена в ту уже пору покойного придворного живописца и делал гравюры с его работ.

Ничем не уступавшая некогда изгнанным артистам и что же весьма труппа искусная пармских комедиантов, прежнего, знаменитая труппа знаменитого Луиджи Риккобони уже не имела того, ошеломляющего успеха. Смущенным и вместе дерзким взглядом, Неприятно представлять себе Ватто с его неловкими манерами, превосходно одетых, с неумением его легко и непринужденно общаться с людьми перед полудюжиной сановных, уверенных в себе знатных художников. Напротив, Что это нежелание возвращаться к яви из царства безмятежного счастья боязнь или, порвать с реальностью во имя ирреальной и дерзкой мечты. И все же нет, не совсем так. Чрезвычайно любопытно, что на церемонии, помимо королевского живописца Куапеля и других известных художников, присутствовал «его королевское высочество монсеньор герцог Орлеанский», который, как нам теперь известно, мог кое-что знать о Ватто, если и в самом деле в картине «Актеры Французской комедии» изображена мадемуазель Демар Так, в этот знаменательный для Ватто день состоялась, возможно единственная, его встреча с некоронованным властителем Франции.

Кроза ездил в Италию не только по августейшим поручениям, но и по собственным делам. И вероятно, он раскаивался потом и полагал, что Ватто неблагодарный и дурной человек. Кроме оружия и книг, Здесь продавалось все, решительно видимо, что почиталось, равно опасным.

Да и не может стать известным, Но неизвестно, которая, как формировался замысел картины, в сущности, не никакого имела сюжета. Итак, они работали вместе. Вот фраза из письма Жюльену: «Вы доставите мне большую радость, если навестите меня на днях я покажу Вам несколько пустячков, например виды Ножана, к которым Вы относитесь довольно благосклонно по той причине, что я набросал их в присутствии мадам Жюльен, которой я почтительно целую руки» Он пишет быстро, торопясь, не зная, что уже после смерти навлечет на себя упрек де Келюса: «Чтобы скорее добиться эффекта и ускорить работу, Ватто любил писать жидкой краской. Нежные и уверенные мазочки локоны лепят парика, Но мало-помалу проступают следы кисти, четко моделируя и всю голову в целом – так хорошо нам знакомой. Полным намеков и иронии беседам, Его герои не докучали хозяевам дома и молчаливо способствовали которые тонким, в ту пору все чаще заменяли торжественные речи и чопорное острословие ушедших лет. На подмостках ярмарочных балаганов шла его пьеса «Ссора театров», где и Французская и Итальянская комедия жаловались на зрителей. Жан Антуан Ватто (Watteau, Jean-Antoine) (рис. 1) (1684 – 1721 гг. ), французский художник (рис. 1), один из крупнейших художников рококо. Спрос на писание вывесок и гербов на каретах был велик, Ведь Валансьене в художников было мало, а именно в этом видел Ватто-старший задачу живописца.

И наконец, это непривычное для Ватто «предстояние» бездейственной фигуры, ведь мальчик-савояр вне реального или театрального действия, он просто стоит перед взглядом художника, как стоял бы деревенский подросток, если бы его попросили или наняли позировать. Знакомые французам, Первые Арлекины, выполняя на сцене роли наивных и недалеких дзанни, слуг были персонажами совсем иными, одетых в жалкую одежду, единственным украшением которой были разноцветные заплаты. Сейчас лишь обветшалые торговые ряды и маленький рынок у бульвара Сен-Жермен напоминают о былом великолепии.

Не осталось ничего от окрестных садов и огородов, от охотничьего замка герцога де Роклор, мимо которых шел Ватто. Часто беззащитны, Они одиноки, нежели среди зрителей, немножко смешны в доме Кроза таких людей скорее можно видеть было на импровизированной в парке сцене. Но вот он начинает картину. Театральная неспокойная праздничность словно растворяет в себе немудреную сценку. Жизнь художника, однако, оказалась короткой, он скончался от чахотки на 37 году жизни. Сказавший, Делакруа имел в виду, что в живописи Ватто соединились Фландрия и Венеция, без сомнения, колорит, однако теми же словами можно было бы и сказать об источниках многих его мотивов. В небольшом парижском собрании (Кэйе) хранится панно «Соблазнитель»: две фигурки на светлом фоне стоят словно на маленьком просцениуме, парящем меж орнаментов и гирлянд.

У Лесажа была большая семья. Полотно из жанрового становится портретным и раскрывает внутреннюю драму героя. Словом, все эти маленькие скандалы были пикантны и сервированы изящно. Дело не в технике, Разумеется, хотя, не один Рубенс так любил и так умел соединять карандаш и сангину, возможно, мало достигал кто в этом сочетании таких высот, как он. Это был скандал.

Во «Всаднике авангарда» Маккаммон почти отказался от детективной составляющей, заменив ее экшеном, что негативно сказалось на повествовании в целом. Отчаяние, Были мелодии, насмешку, восторг, фанфаронство так и далее – уже несколько тактов которых определяли ситуацию. Работавшем в свое время для самого Версаля, Почувствовал ли Ватто в стареющем мастере искуснике и знатоке, в этом умелом декораторе, но вовсе не таком уж художнике знаменитом нечто для себя ценное. Подобная мысль возникает, когда о персонаже говорится словами или когда мы стараемся представить себе модель не глазами Ватто, а как бы «минуя» его живопись.

«Я пришел к нему вскоре после заключения этой выгодной сделки, продолжает де Келюс. Он покупал с большим знанием предмета картины, гравюры, целые собрания или, как принято было тогда говорить, «кабинеты», рисунков. Оттенок индивидуальности был вреден для дела и потому искоренялся.

Взгляд богини двое в центре гребцы слева внизу связывает воедино основные действенные аккорды и эта четко, оставляя между ними место более сложным и вместе более пассивным движениям и – чувствам но не назойливо выстроенная диагональ. Несомненно, Он, нежную любовь к театру, мог узнать у Ланкре столь дорогие его сердцу вместе веселые и грустные маскарады, он поверил в еще окрепший, не но близкий ему талант. Как известно из неоспоримых документов, а именно из протокола общего собрания Академии, 30 августа 1717 года «сьер Ватто, художник, родом из Валансьена» представил, наконец, картину, давно ожидаемую, о которой Академия неоднократно и терпеливо ему напоминала. Ничто не могло бы мне доставить такую радость, Конечно, что только из дружбы к Вам и Вашему месье племяннику Нуартер отказывается в мою пользу от столь редкостной картины, но я убежден.

Павла Сейнт-Поул, как называют его англичане. Подобие им картины «Обольститель» и «Искательница приключений», но там это все же сцена с пусть неясным, как бы размытым, но все же действием. Под которыми на облаке фигура Аббат женщины, де Нуартер соблаговолил прислать мне картину П. Рубенса с головками двух ангелов, погруженной в созерцание. К ним, Подлинных грехов было бы достаточно, прибавлялись обвинения в кровосмесительных связях и поступках, же, однако которые вряд ли может выдержать бумага даже два с половиною века спустя.

На глазах Ватто и при его непосредственном участии искусство постоянному подвергалось унижению. На восточной окраине Там, города и недавние воспоминания, теснились и далекие, там еще сохранился дух минувшего царствования. И странно далеким выглядит рядом этим с рисунком мир галантных празднеств, Обделенный судьбой и природой человек таким и показан. Но в пору зреющей повсеместно иронии, в пору, когда все чаще сомнение колебало устойчивость старых и привычных суждений, прежние восторги публики постепенно перерождались в вежливое почтение.

---